В вагон завалили уроды. Стало шумно. Они стали искать свободные места. Их сопровождающий нашел место, где можно было сесть вчетвером, остальные разместились на соседних местах. Один из них, самый шумный, самовлюбленный и слегка возбужденный, сел напротив девушки, которая дремала у окна, и позвал остальных:
Смотрите, какая девушка! Привет! - сказал он ей, но она лишь приоткрыла глаза, чтобы взглянуть на соседа, и опять погрузилась в дрему.
Урод стал играть желтым надувным шариком и растраивался, когда тот выпадал из рук. Он прощался со всеми, кто выходил из вагона. Пересаживался с места на место и тайком пытался дотронуться до дремлющей девушки, и ему это почти удалось, но тут у нее зазвонил телефон и девушка проснулась. Урод испугался и затих, а потом начал что-то рассказывать своим друзьям. Девушка смотрела в окно и хотела сквозь него провалиться; ей было гадко: от урода дурно пахло, у него было изуродованное лицо, маленькие серые глазки, лысина, кривые мелкие зубы и грубый, резкий голос. До конечной остановки еще полчаса. Вдруг урод достал телефон и позвонил отцу, чтобы тот забрал его на станции. "Какая радость!" - подумала девушка с сарказмом: "он выходит за пять минут до конечной станции. Вот уж облегчение!"
За окном мелькали прекрасные виды: речка, горы - зеленые-презеленые, где-то аккуратные белые домики. Был уже вечер, солнце садилось, в речке, которая была почти неподвижна, отражалось голубое, на удивление чистое, без единого облачка, небо. Не было и намека на дождь, серость, сырость и гниль. Девушка думала о том, что ее ждут и вечер будет интересным. Просто потому, что нет дождя. Урод шумел, но уже не раздражал. О чем он думал? О том, что она спасла его желтый шарик, когда он был в туалете. О том, что он урод и ему позволительно так по-хамски себя вести?
Последние его друзья прибыли на свою станцию, а он остался один. Он также сидел, ерзая на сидении, прощался с выходившими и играл с желтым шариком, и все время грусно повторял: ну вот и все! Ну вот и все! Ну вот и все - как будто он говорил это девушке. Прощание с ней было ему тягосно, в его мире она стала неотъемлемой частью. Но поезд остановился, он сказал "пока" и ушел. И стало так тихо, так обычно, как бывает в поездах.
(20.09.2011)