Аннотация: Осенние листья похожи На толстые пачки денег, Расбросанных беспощадно, - Как будто бы коммунизм!...
INTERMEZZO Осени
Осенние листья похожи
На толстые пачки денег,
Расбросанных беспощадно, -
Как будто бы коммунизм!...
Мои первые сознательные годы пролетели почти незаметно. Столько было в них внутренней энергетики и самозабвенности. Родители обеспечивали мне тот необходимый, особенно в детстве, уровень комфорта, при котором смена времён года особо и не ощущается. Были друзья, шахматы, лидерство в классе, в первых в моей жизни конкурсах чтецов...
Но вот ближе к старшим классам и окончанию школы стали "прорезаться" совершенно новые ощущения. Я стал замечать смену времён года и ...многое другое, прежде пренебрежительно относимое мной к "сантиментам". Я стал участинком литературной студии при ДК завода ХЭМЗ. Ею руководил настоящий поэт, которому было аж 24 года! И он казался нам, 17-летним, уже недосягаемо... старым.
И пошли, покатились первые стихи, и, конечно, - об осени:
"Хлопают ставни уныло,
Холодного неба просинь,
По небу звезда прокатилась,
Чиркнула по окнам - осень!.."
За полгода до окончания десятилетки мою фамилию называют в числе двух, которым директор прочит золотые медали. Но...тут меня настигают первые удары судьбы.
Накануне назначенного классной дамой утренника, посвященного прославлению нашей Родины, я прихворнул, целую ночь рисовал стенную газету и придумывал к ней стихи. Поэтому, когда "классуха", несмотря на мои протесты, приказала мне читать моего любимого Маяковского, я отказался. Не хотел читать вполсилы. Она не вняла, даже после того, как я пообещал читать, как позволит голос. И таки читал, не так, как обычно мог...
Мне это так не прошло, - как она и предупреждала. На педсовете директор обозвал меня двуличным: "...думает одно, говорит другое, а делает третье...". Иизлишне говорить, что судьба моей медали была предрешена...
И вот ушла из школы девочка, впервые пригласившая меня на незабываемый "белый танец". Это было аргентинское танго
"Серебряная гитара"... И это был наш с ней полёт не по паркету, а над ним. Это был танец-полёт. Я, до сих пор, никогда
не осмеливавшийся танцевать (из-за чего, как я узнал позже, получил прозвище "граф Табуреткин"), чтобы не отдавить
девчонкам ноги, в этот раз даже ни разу не сбился с ритма. Казалось даже, что наши дыхания с Нею замерли на время
этого полёта. И все удивительно лёгкие движения наши стали одним обворожительным целым. Так трудно было смириться с
мыслью, что и этот полёт должен завершиться!..
Об этом эпизоде через много лет я написал:
"Клубятся волосы -
на пиве бигуди,
Струится музыка - "Серебряное танго",
Твоя рука -
бинтом моей груди,
Движенья наши -
что мерцанье Божьей Тайны;
Пускай затем разбились на два "Я",
Хвост распушив, распрыгались, как белки,
И вот - у каждого - своя семья,
Душа ж -
средь томиков -
на суперстенке...
Но иногда -
сквозь сытый пьяный вой,
Но иногда -
сквозь шум дождя усталый,
Накатит танго
белого
прибой,
И школьный
полумрак
ПЕРВОНАЧАЛА..."
И ещё:
Мистика "Белого танго"
На школьном вечере случилось чудо - помню:
Знать - дар Богов судьбою был исполнен:
Как будто Солнца луч, одна, без свиты,
Явилась Дева предо мною:
- Разрешите!
Судьбу для двух вещуньи нам сверстали:
Ни школы, ни Земли для нас не стало,
Был наш полёт в гармонии прелестной,
И средь людей лететь нам стало тесно...
Та сказка-танец понесла меня, что волны, -
Глубоким смыслом жизни дни наполнив, -
Столь глубоко в меня пустила корни:
Всю жизнь ровнял я с танцем-сном невольно:
Судьбу мою, как зал, пересекая,
Пред мной являлась фея молодая!..
...
Меня несут космические волны:
Я танца-тайны назначение исполню!
Но это было потом...
На последней школьной линейке 1 сентября я всё ещё надеялся на чудо - увидеть Её. Но вот уже и команда зайти в классы... Её
нет...
И солнце вдруг окрасилось чёрной краской!
Я ещё, по старой памяти, пытался теперь уже сам, без Неё, пройтись нашим маршрутом. Только раньше Она летела ко мне,
стуча легкими каблучками, а теперь я робко шёл к Её дому. Дошёл до Её преулка. На мгновенье замер на углу, где мы
расстались тогда...
Коснулся железного столба. Стало холодно и...беспомощно.
Стучать в Её калитку я не решился. Я ведь так никогда и не был у них. Да и что сказать?
У Неё было такое строгое и решительное лицо тогда...
И лишь через много лет я узнал, что Её оговорили, а я, дурак эдакий, поверил...
А тогда я возвращался, едва не рыдая, назад, один...
Оставил на мосту, через который мы столько раз ходили с Ней вместе, скромный букет гвоздик из нашего сада, всё ещё надеясь,
что Она обязательно найдёт их и обо всё догадается...
ГВОЗДИКА
На перилах моста
Засыхала гвоздика,
Стебельки распластав,
В полушоковом крике;
Опускались сумерки
Не-
спе-
ша,
Запылённый город
Тяж-
ко
дышал;
Спешили люди,
Словно пираньи -
Упавшую гвоздику
Взглядами раня;
Ей было больно -
Её сорвали,
Несли кому-то,
И не отдали;
Цветок без воды,
Что калека -
Столько людей,
А отдать -
Не-
ко-
му?!..
Но...видимо, не пришла и не догадалась...
А ведь когда мы ещё "встречались", я лишь однажды, страшно смущаясь, извлёк из-под футболки уже успевышие примяться гвоздички из нашего сада:
"Я гвоздики рвал у края стёжки,
Ах, как пахли дикие гвоздики,,
Я гвоздики прятал под одёжку:
Пай-отличник, а душой был дикий!.."
...
И вот теперь мне предстояло пережить мой первый внешкольный сентябрь.
Наш праздничный раздвижной стол, за которым я делал уроки, сдвинут. Плавно падают и спускаются, залетают в открытую
форточку жёлтые "сердечки" - листья соседской липы... За окном моросит дождь. Принято считать, что в такую погоду
хорошо спится. Но мне не до сна. Надо бы готовиться к занятиям в институте. А моя рука выводит:
"Сентябрь!
Пора начала года.
Срывает злобу непогода...
Сидеть - зубрить под "хлюп!" дождей,
Ждать школьных вечеров затей...
Уснули в школах школяры,
"Баюканные" педагогом,
Учтиво дремлют до поры:
Звонок прощанья -
Звон тревоги!..
Златое время! Я уже
прошёл! -
старик! -
сквозь это;
ужель в моём календаре
угас сентябрь, венчавший лето?!.."
После неожиданно постигшей меня катастрофы, я почувствовал себя настолько уязвимым, что избегал даже фильмы о любви смотреть: очень уж больно!.. Ещё больше опасался, что ...новая любовь может просто добить меня! И это чувствовал я, так долго презиравший "сантименты"...
"Какая карма висит над нами? За что мне?"
Неожиданно я дал увлечь себя в подшефном колхозе. Тот заезд был сплошь комсомольским. Девчонки на все вкусы: одна другой краше!
Лиличка, роскошная брюнетка, с косой ниже пояса, откровенно провоцировала меня на... всё!.. Она вовсе не была распутной. Видимо, и я тогда был весьма неплох собой... Но карма был против...
Увлекала меня другая - Ася.
Однажды я всё-таки не выдержал и, после долгого хождения по коридору, вокруг её двери, наконец открыл их. Она сидел с книжкой на подоконнике, накинув занавеску наноги. Отложила книжку и, помедлив, лукаво молвила:
- Что, - грустно Сашенька?
Её не пришлось долго уговаривать пойти пройтись:
- Ага! Я и сама хотела... Но вдвоём веселее...
Мы прошли всё село, которое отдыхало от тяжёлого дня...Я ничего "такого" себе не позволил. Самозабвенно читал Маяковского. Хотя чувствовал на себе Её небезразличные взгляды...
***
Маяковский и бархат ночи...
Голос мой, что ты сделал с ней?
Неприступная стала комочком,
Чёрной лилией - жаркий снег...
Стих гортанный ... внимало село,
Мы по улице медленно шли,
От волнения горло свело,
Но вот ноги - не помнят земли...
Мы на лавочку опустились,
А развивы волос смоляных
Вкруг чела словно ветры струились,
Пахли будто разморенный луг...
Ничего ты мне не говорила,
Глаз не видел луны полукруг...
Подбородок мой пили рыбьи
Поцелуи... О мой испуг!.."
Конечно, я выделил Её давно среди других. Был какой-то магнит, который тянул меня к ней. Особенно, когда в дни отдыха она загорала на маленьком пляжике, прикрыв глаза косынкой. Единственно, что казалось странным - Её не по летам, слегка отягчающие фигуру, груди...
Это же и отпугивало...
И вот вечером, уже перед самым днём отъезда, мы сидели гурьбой у прощального костра, - почти как пионерлагере... Наконец - перепеты все песни, прочитаны наизусть стихи - и классиков, и свои. Ребята разошлись спать...
А мы всё сидели. Я что-то ещё дочитывал - уже Ей одной...
Наконец и Она встала и пошла вдоль речки с милым названием Балаклейка.
В ней мы с Нею однажды выловили поломанную куклу. Она - туловище, я - голову... И назвали мы её Ша-ся Балаклавкин. Имя - по двум последним слогам наших имён...
Наконец я решился - догнал Её. И накинул на Её плечи своё одеяло: "Холодно же!" она понимающе- благодарно улыбнулась...
Мы перешли через речечку по шаткому мостку. Утрення свежесть всё плотнее окутывала нас, вольно или невольно прижимая нас друг к другу...
Не знаю, как это случилось...
Пройдя помидорное поле, перед самими мостками, я привлёк Асю к себе. Поцеловал - впервые по-взрослому...
до э
Я где-то читал, что если крепко целовать Её, то она потеряет голову и...
Но...
Рассвет
Рассвет был акварельно нежен,
Роса парнАя обволакивала ноги
И в тучу впериться в надежде парил туман,
Дремали Боги, -
Куда им мир понять,
Да и меня поднять -
В другое время - только пушкой,
А вот стоЮ: девичье ушко
Прижалось ко груди моей:
Ужель материальна эта дщерь?
Старик-туман послал Эллина
И тот накидку всю облил,
И я дрожу - не от Эллина,
И не от близости земли...
Но это в стихах. А в реальности это не у Неё, а у меня дрожали колени. И мне было стыдно перед Ней. Более того, я был рад, что поцелуй всё-таки завершился и я... не упал!..
Увы-увы, но мы уже не могли вернуться ни к какому прошлому: ни к тому, что свершилось, ни к тому, что было до этого.
Выражаясь метафорично, нваш город, куда мы вернулись, был против...
И вот я стою у раскрытого окна лаборатории рентгеноструктурного анализа металлов и...
"Тыщи записок узорных,
Узорных или изорванных:
снег идёт - первый,
А кто-то наэлектризованны,
А может, - парализоыванный -
Свои длинные письма рвёт -
Сумасшедшие!"
Были разные моменты у нас, очень разные, и, казалось, ну вот теперь всё будет прекрасно, а бывали и совсем иные. И
тогда...:
В старой раме между стёкол
В паутинке - жёлтый лист,
Деревенский складкоокий
Мне приснится гармонист,
Драка в тёмном клубе вспыхнет -
Из-за той, которой нет...
Лишь к утру она утихнет. -
Слёзы. Просьбы. "Ментсовет"...
В общежитии колхозном
На стекле - сквозь пыль - портрет;
И ослепнувшие звёзды
Мне наощупь шлют свой свет...
Как-то мы шли с ней городской улицей. В конце её, в тумане, виднелось дерево. Мы заспорили, подзадоривая друг-друга.