Я свалил землю обратно в развороченную могилу, забросил в кусты лопату и присел рядом на жесткую каменюку. После сотни пройденных миль и горестных дум пришло время взбодриться и поразмыслить. Не то, чтобы я был в этом великим специалистом. Отнюдь. В нашей семье талант решать задачки достался моему брату Озиму. Как уж так получалось, не знаю, но он с первого раза схватывал суть, свивая цепочки логических рассуждений, очевидных для него одного. И почти всегда оказывался прав. Да-а, братишка у меня головастый вырос. Только в это погожее утро он хлебал грог в каком-нибудь дальнем порту на краю континента, не подозревая, что я сижу один у кладбищенской ограды, жую сухарь и гадаю, где искать божье создание, чье имя выбито на камне под моим задом.
Шебуин Иглс.
Коротко и ясно. Только обугленным останкам в новенькой ясневой гробине под камнем до старины Шеба не хватало десятка зубов, хвоста и полсотни годочков в придачу.
Каждый знает, что после смерти всяк возвращается в истинный облик. При жизни оборотень может таскать какие угодно маски, но беззубая старушенция быстро наводит установленный свыше порядок. Поэтому мне хватило одного взгляда на подкопченного покойника, чтобы понять: к Шебу он не имел ни малейшего отношения, - и, следовательно, ничуть меня не интересовал. Позабыв на радостях расспросить беднягу, я засыпал его последнее пристанище, стер с лица траур и уселся поразмыслить: где же теперь искать отца и какого беса тут происходит?
Солнце припекало. Черная клякса квакши ползла по влажному земляному кому. Насмешливо стрекотали в траве букашки.
Гость спустился по склону и остановился у края ограды. Его появление предрек треск сухого валежника и смолкший топор. Я лениво изучал шесть футов бугрящихся мышц, упакованных в загорелую кожу, щедро осыпанную веснушками. С нашей последней встречи Ильмай здорово прибавил в весе, его по-прежнему окружала аура натужной неторопливости и основательности. Ветер трепал рыжие космы.
- Озим? Хтай? Вернар? Пельм? - неуверенно окликнул он, щурясь от бьющего в глаза солнца.
В наших горах не много жителей могли позволить себе безоружными выйти к незнакомцу. Одни - от малого ума, другие - от сознания собственной силы. Ильмай относился к последним. Его обманчивая медлительность начисто исчезала, как только ноги занимали боевую стойку, а пудовые кулаки поднимались на уровень квадратного подбородка. Мне ли не знать? Сколько раз отец отмачивал в купели непутевого сына после воскресных боев на площади! Мы неизменно встречались с Ильмаем в финале. Если, конечно, отсутствовал Хтай. Против этого гоблина даже рыжему Ильму приходилось потеть по полной. Хтай, зеленая рожа, где тебя носит, братишка?
По внешним данным я не годился в подметки ни первому, ни второму: невысокий, жилистый человечишка. Но меня выручало упрямство, извечное человеческое упрямство, которое раз за разом поднимало тело на ноги и бросало в драку: до полной победы или полной отключки. Хтай как-то сказал, что не видел ничего страшнее моих глаз к концу боя, и перестал ходить на площадь. Он все себе доказал. Я уже говорил, что мозги в нашей семье достались Озиму? Так вот, Хтаю тоже чуток перепало.
Я сдвинул на затылок пыльную шляпу, позволяя свету упасть на бледное лицо. Теперь он меня узнал.
- Гррайн? - Ильм остановился, недоверчиво присматриваясь. - Болтали, ты погиб в последней заварушке на границе...
Граница... Чахлая полоска земли меж двух рек, которую никак не могут поделить два владетельных лорда.
- Правильно болтали, Или. Я мертв.
На его вытянувшееся лицо стоило посмотреть, а ругань послушать. Но ложь не имела смысла. Матово-бледная кожа с синюшным отливом, лысый череп и холодная кровь никого не обманут. Так уж случилось. Одних убивают, других отправляют на тот свет. У меня с путешествием не заладилось.
- И какого ты здесь делаешь? - вопросил он, закончив емкую характеристику межрасовых взаимоотношений.
- Прощаюсь с отцом.
- Ну, прощайся. И проваливай, Гррайн. От тебя одни неприятности.
- У меня дела в городе.
Ильмай нахмурился:
- Убирайся. Шебу уже не помочь. А нам без тебя бед хватает.
Он в последний раз оглядел учиненный разгром, развернулся и скрылся в зарослях бузины. Окрестности кладбища были единственным местом, где ее кусты достигали семифутовой высоты и топорщились гроздями пахучих черных ягод.
Я не обиделся. Три года - достаточный срок, чтобы привыкнуть к "неадекватному отношению живых". Это заумное выражение, услышанное от старого мага, мне особенно нравилось. Он утверждал, что в основе лежит извечный страх живого существа перед смертью, который "поклабельно" распространяется на ее "физических носителей". Да, что только не говорили мудрые маги, пытаясь объяснить, кем я стал и почему.
Отец написал проще: "Плюнь и разотри, Гррайн. Ты знаешь. Ты мыслишь. Ешь и болтаешь, как прочие божьи твари. А какой температуры твоя кровь и чем будешь делать себе подобных - сугубо личное дело". Такой у меня старик.
Признаю, весть о его смерти стала ударом. Бросив вольготную жизнь в столице, я отправился обратно в суровые предгорья, потому что оборотни не умирают в своих постелях. Но, судя по реакции Или, на этот раз Шебуин Иглс провел не только меня.
Откатив подальше в жгучку лживую каменюку, я взвалил на плечи нехитрую поклажу и пошел по тропе в сторону Ареберсена, маленького городка, затерянного среди горных вершин.
Глава 2
Крик раздался внезапно. Короткий и полный боли. Я метнулся под защиту ближайших кустов и замер, прижав к плечу арбалет. Взгляд буравил потревоженный лес в поисках опасности. В горах беспечность обходится дорого. Как и равнодушие.
Продолжая держать оружие наготове, я свернул с тропы и пошел через лес в направление, в котором подался рыжий.
- Ильмай?! Или, толстый окорок!
Пришлось изрядно поплутать по зарослям, пока я его нашел. Мужик сидел, привалившись к стволу могучей ели и, молча, наблюдал за моим приближением. Рядом с ним лежала горка камней, один он сжимал в руке, готовясь дорого продать свою жизнь. Из основания шеи, бедра и бока торчали стрелы. Древки он обломил, но выдергивать наконечники из ран не решился. Одежда набрякла кровью. Я настороженно осмотрелся: рядом никого не было.
- Кто стрелял?
Он ответил красноречивым взглядом из серии: "Что, мертвяк, решил испить кровушки?" Я не менее доходчиво кивнул на свой арбалет, заряженный болтом: "Тупица". Закусив губу от боли, Ильм согласился с доводом и опустил камень.
- Со склона стрелял, гад, - выдохнул он. - От кривой сосны.
Стараясь не выходить на открытое пространство, я начал подниматься короткими перебежками, цепко следя за местностью, как учил отец. В горах не стреляют для развлечения. Если лучник твердо решил прикончить рыжего, он сменит позицию и будет ждать подходящего момента. Жертве некуда скрыться.
Прошло достаточно времени, пока я прочесал склон и достиг старой трухлюшки. Здесь никого не было, хотя смятая трава и хлебные крошки, застрявшие среди стеблей, точно указали место, откуда велась стрельба. Лучник выбрал хорошую позицию: достаточно далеко, достаточно высоко. Это не был порыв. Он не торопился, он ждал, когда жертва достигнет центра прострельного пространства.
Я пошел по малозаметному следу. Конечно, будь на моем месте Вернар с его знанием леса, догнать поганца не составило бы труда. Но я не Вернар. Деревья не шепчут мне на ухо свои тайны и не делятся новостями. Моей добычей стал лишь отчетливый отпечаток мужского сапога на свежей кротовине. В две ладони длиной и почти ладонь шириной. С девятью шипами на подошве. Однозначно, не скотовод: шипами за стремя не уцепишься. Дальше следы вели в сторону города и исчезали на каменистой осыпи. Бьюсь об заклад, только мое появление спасло рыжему жизнь, иначе стрелок бы спустился таки вниз и добил раненного в упор. Забавно.
Прекратив поиски, я вернулся на тропу. Ильмай сидел у сосны, безуспешно пытаясь остановить кровь обрывками рубахи.
- На тебя объявили охоту.
- А, может, на тебя? - вяло огрызнулся он.
- Посмотрим, когда выдернем стрелы. Меня бы серебром шпиговали.
Я не стал упоминать, что в солнечный день на открытом месте нас мог перепутать только слепой, а, судя по результатам, стрелок имел приличное зрение. Надрав с деревьев мха и распотрошив свою скатку, я сделал ему плотную перевязку, но дела рыжего были плохи.
- Куда вести? Где живешь?
- Рехнулся, - прохрипел Ильмай, - чтоб я сам... в свой дом... мертвяка привел...
Мне стало смешно. Ох уж эти живые.
- У тебя не большой выбор, Или-Тили, или этим мертвяком стану я, или ты. Выбирай.
Я собрал обратно вещи, ожидая решения. Рыжий не сдавался: он скрипел зубами, пытаясь подняться и идти самостоятельно. На это стоило посмотреть: воля против немощи. Сжалившись, я срезал двулукую палку.
- Не отвяжешься? - Ильмай принял самодельный костыль, признавая поражение, и тяжело оперся на подставленное плечо.
Так мы и ковыляли, переругиваясь и спотыкаясь, вверх по тропе к старой ферме Пипита, которую рыжий выкупил у пасечника.
- Хочу глянуть, что за странь с городком случилась, если одного из основателей закапывают, как последнюю шваль, за кладбищенской оградой.
Ильм выругался. Какое-то время мы шли молча. Он о чем-то усердно думал, экономя дыхание. Я вглядывался в заросшие склоны, от греха подальше.
- Уходи, Гррайн, - прохрипел Ильмай, наконец. - Не... не лезь в это... дерьмо. Закопают.
- Не впервой, - отмахнулся я: самое страшное со мной уже приключилось.
Хозяйка фермы оказалась симпатичной толстушкой. Увидев печальное состояние благоверного, она испуганно всплеснула пухлыми ручками, позвала мать и бросилась привязывать к забору трех огромных собак, поднявших оглушительный лай, едва нас завидев.
- Ох, Иличка! Миленький, держись!
Свалив Ильмая в кровать, я вышел на крыльцо, отдышаться. Тем временем теща, сурово поджав губы, уже колдовала над ранами. Жена бегала между печью, где дымились котлы, и погребом, где хранились склянки с лекарствами. Огнеголовые детки-погодки, загнанные на чердак, встревожено посверкивали из люка темными глазенками.
- Мэм, я могу сходить в город за помощью.
Женщина грустно покачала головой:
- Отец Партипум мертв, другого лекаря еще не прислали. Спасибо вам. СПАСИБО!
Она порывисто обняла меня, мазнув губами по холодной щеке, отскочила, словно испугалась своего порыва, и нервно продолжила:
- Но лучше никому не говорите в городе о случившемся. Пожалуйста. Очень важно, чтобы никто ничего не знал. Прошу вас!
Дождавшись согласия, она пронеслась дальше к стонущему мужу.
Порядком озадаченный, я пытался понять, что может заставить женщину, оставшуюся в горах без защиты, отказаться от помощи. Ильмай проваляется не меньше недели. Дети малы, не помощники, а хозяйство большое и место беспокойное. Я оглядел ферму: добротный дом из струганных бревен, хлев, сарай, дровяник, летний погреб. Во всем чувствовалась крепкая рука рачительных хозяев. Да, поработать Или всегда любил и умел. Жаль - без должного присмотра хозяйство быстро придет в запустение.
Не обращая внимания на рвущихся с привязи псов, я натаскал воды во все бочки и кадушки во дворе; колуном отметился у кучи березовых бревен, сваленных у забора; сложил дрова в сарай, заодно оценив отличный вид на окрестные горы и лежащее ниже кладбище. Неудивительно, что рыжий заметил появление незнакомца у свежей могилы.
Закончив с делами, я подхватил скатку и, не желая тревожить хозяев, отправился вниз по горе: искать отца и выяснять, что за хрень творится в родимом Ареберсене. Эх, братишки, где же вы шляетесь-то, засранцы?
Глава 3
Каждый город с чего-нибудь начинается: первого камня, кирпичика, бревна, сваи. По моей памяти, Ареберсен начался с ямы. Симпатичная ямка, пять на шесть футов, с грязной лужей на дне, в которую свалился Тили Кайлушник. Как он ее не заметил, пробираясь по луговине к ручью, дело прошлого, но факт спасения полуживого гоблина из ловушки навеки запечатлен на каменных скрижалях, установленных на центральной площади нашего городка, а сломанная нога гордо красуется на гербе. Полгода - правая, полгода - левая. Какую точно ногу сломал Тили - никто не упомнит. Единственные очевидцы - отец и Серый Пак - спорили до хрипоты, а горожанам до сих пор приходится дважды в год менять ногу, в попытке соблюсти 'историческую справедливость'. Сам я нежно люблю ворчуна Тили, но уверен, по-настоящему достойна места на гербе отнюдь не нога гоблина, а шишковатая голова, которой он с размаху приложился о камни. В ней зародилась и прочно засела идея основать на достославном месте город. Именно город, ни больше, ни меньше.
В ту пору я был сопливым малолеткой, помогал отцу с компаньонами мыть золото в Сухом ручье. Наша удача вертелась, как шкварка на сковородке, показывая то светлый лик, то обширный тыл. Отлично помню, как, отправив в столицу Пака за одобрением лорда, взрослые мужики, забросив лотки и дробилку, целыми днями ползали по лугу на карачках, размечая колышками будущие улицы, собирали камни и мостили центральную площадь на месте злополучной ямы.
Не знаю, чем Серый покорил лорда Физира: честной орочьей рожей, неизбывным напором или четырьмя мешочками золотого песка, добычей артели за год тяжелого труда, но разрешение было даровано: новый город внесен в государственные реестры и думные книги на зависть более многолюдным деревням да селениям.
Наш город. Его вырастил Шеб. Так, как растил меня, Хтая и остальных братьев. А что было делать? Тили, закинув за спину кайло, сбежал в скалы искать золото. Вернувшийся Пак болтал лишь о чудо-муренках, которых видал у какого-то фермера, да носился по склонам в поисках подходящих пастбищ. Пришлось Шебуину брать меня в охапку и тащиться на перевал встречать переселенцев, жаждущих попытать счастья в суровом Высокогорье.
В те времена гномы еще не пробили подгорный тоннель. Единственный путь из Преземья вился по Смачным скалам, упираясь в горные перевалы - Седой, да Последний, - о которых ходила дурная слава. Вереницы повозок, запряженных мохнатыми быками, тащились вверх по крутым тропам, становясь добычей лавин и камнепадов. Благоразумные поворачивали назад. Отчаянные шли вперед навстречу ураганному ветру, холоду и лиходейству. Всех манила земля, плодородная земля, обещанная благородным лордом любому, кто достигнет цели и закрепит его власть над Высокогорьем. Десять гаков, почти тысяча аров, бесплатно с освобождением на пять лет от налогов и податей, получить которые мог даже ребенок. Да-а-а-а. Они торопились.... Только дети и старики погибали первыми. Перевалы неумолимо отсеивали слабых и неудачливых. Они задыхались, замерзали, сходили с ума. А упрямые быки продолжали тянуть повозки с мертвыми седоками...
Когда-то в одной из таких 'снулых' повозок Шеб нашел меня, зажатого между стылыми телами родителей. В тот раз мы наткнулись на Хтая, привязанного ремнями к спине изможденного тягача. Один из упряжных телеги с гоблинами попал ногой в расщелину и сломал кость. Пришлось им бросать скарб. Самого младшего посадили на оставшегося быка, остальные пошли рядом, держась за длинную бычью шерсть. Что было дальше Хтай никогда не рассказывал, но еще долго рыдал и выл по ночам...
Свободной земли вокруг Ареберсена оставалось полно - не то, что сейчас. Шеб без труда уговорил Маннов, Ривертангов и прочих ее посмотреть. Кто-то ушел, кто-то остался: выбрал участки, начал валить лес, строить дома, торить дороги. Город ожил. Славные дни, тяжелые. Мы вкалывали, как проклятые. Плечом к плечу. Такое не забывается. А тем, кто пришел позднее, не понять, насколько крепко связали нас в узел те первые годы.
Ареберсен стал не просто городом, где мы жили, он стал домом, который мы создали для себя. Можете смеяться над сентиментальным уморышем, но я не хотел, чтобы мой дом вернулся к яме, полной дерьма, с которой он начинался!
Глава 4
Дело близилось к полудню, когда я ступил на деревянные тротуары малой родины. Солнце безжалостно припекало. Скрипели крашеные доски под ногами. Низкорослые горные бегунки уныло махали общипанными хвостами под деревьями у коновязи. Любопытные кумушки лузгали семечки в тени крылечек. Они лениво отмахивались от мошки, перемывая косточки редким прохожим. Босоногая детвора гоняла в дорожной пыли мешок с опилками.
Я спешил, хмуро кивая встречным знакомцам. Наш городской дом стоял на площади между церковью и магистратом.
- Справа - Бог, слева - бес, - говорил отец, - решай сам, с кем разбрасывать кости, Гррайн.
- Главное, целься прямо в лоб, кидай, что есть силы, и уноси ноги, пока цел, - хохотал Тили Кайлушник. - С такими партнерами остаться бы при своих.
Н-да, каких еще шуток ждать от гоблина?
Однако, в этот раз мои кости словили-таки мизер: дома не было. От него остались опаленный пожарищем фундамент, да закопченная дочерна кривоватая махина орочьей печки. Какие-то мужики деловито копошились на пепелище, разбирая завалы из головешек и чудом уцелевшего добра. Ни одного я не знал.
- Тебе надо что, паря? - окликнул меня один из них, закидывая в тачку продымленную сплющенную кастрюлю.
- Думаю, самому вас отсюда выкинуть или по добру пойдете.
Его склонившийся над чем-то товарищ с трудом разогнул спину, стер с лица пот и огрызнулся:
- Кончай болтать, Зу, нам за работу платят.
Будь рядом мой брат Пельм, они бы уже извинились и пошли своей дорогой. Потому что Пельм умеет говорить, как никто: доходчиво, красиво и метко. И поговорить он любит. Очень. Основная проблема с остроухим - заставить того замолчать. В детстве мы выгоняли эльфа спать на чердак, потому что он умудрялся болтать даже во сне. Хтай предлагал решить проблему кардинально, отрезав Пельманэлю язык, но Озим обоснованно возражал: неизвестно, сколько их вырастет взамен через месяц. Да, будь рядом Пельм, он смог бы договориться. Мне же оставалось только сбросить со спины скатку, достать арбалет и взвести пружины.
- Это мой дом, мужики. Валите-ка отсюда.
- Ээээ, - они попятились назад, неуверенно поглядывая на готовое к стрельбе оружие. - Не горячись, парень.
Я и не горячился, с моей физиологией этот фокус давно не проходит, но смотреть, как чужаки топчут полы в гостиной - или то, что от них осталось - малоприятно. Дом - это святое.
- Здесь жил седой Иглс, пока ему не подпустили красного петуха, - попытался Киря воззвать к здравому смыслу. - У него не было законных детей. Магистрат продал участок после похорон.
- Заткнись, Кирдэн, - резко вмешался третий. Он вышел из-за останков печи. Высокий, плотный орк в потертой одежде и широкополой шляпе, отбрасывающей тень на лицо. В его фигуре чудилось нечто до боли знакомое.Разберемся. - Это же Бешеный Гррайн.
- Мне показалось или кто-то назвал меня ублюдком? - уточнил я, улыбаясь.
- Хозяин! - Мужики всерьез заволновались.
Видать обо мне не совсем позабыли...
- Хозяин?
- Хозяин, - подтвердил орк, устало. - Оставь ребят в покое, Гррайн. Нам есть что обсудить между собой, - продолжил он и снял с головы шляпу.
Терри. Терригард Вак. Пружина щелкнула, но болт пролетел мимо цели, отбив изрядный кусок кирпича от печки. Проклятый орк успел уклониться. Воспользовавшись моментом, рабочие метнулись к зданию магистрата. Сзади кто-то закричал. Терри продолжал неподвижно стоять, опустив руки, посреди пепелища. Не спуская с него глаз, я перезарядил арбалет. Он не пытался бежать. Стоял столбом, как последний идиот. А идиотом орк не был. Он был тем, кто меня убил. Мой лучший друг. Мой счастливый соперник. Н-да, отцу он никогда не нравился. Порой тяжело признавать правоту старших, поэтому я никому не рассказывал, кто воткнул нож мне в спину. Тот самый нож, что я выковал собственными руками и подарил лучшему другу. В отличие от Терри, моей селезенке он пришелся не по вкусу. Зараза до сих пор ноет по ночам, напоминая о себе и былых ошибках.
Я хотел его убить. Я мечтал о его смерти три долгих года. Он видел - не мог не видеть! - безносую старушенцию, выглядывающую из моих прищуренных глаз... Но продолжал стоять, чуть склонив набок стриженную голову и пристально изучая меня узкими черными глазами.
Я опустил арбалет. Дерьмо! Лучше быть дураком, чем убийцей. Тем более, что своего дурака я уже основательно вывалял в смоле и перьях, нацепив военную форму.
- Эй, Бешеный, бросай оружие! - рабочие вернулись с подмогой и большими эльфийскими луками. - Мистер Вак! Уходите! Мы его убьем!!
Орк выругался, воздев очи к небу, и в сердцах заорал:
- Кирдэн, тупица, он уже мертв!!
"Тебе ли не знать?"- я ухмылялся, ожидая развития событий.
Спасители, побледнев, отшатнулись.
- Мертвяк в городе?!
Площадь мгновенно обезлюдела.
- Оооо! - орк сжал кулаки, - Гррайн, хватит лыбиться. Через час весь город на ушах стоять будет! Пошли в трактир, поговорим.
Прислушавшись к заунывным руладам, что выводил в животе съеденный утром сухарик, я подхватил скатку, забросил на плечо арбалет и зашагал в сторону трактира. Почему нет? Вернар предрекал, что меня погубит недомыслие. Предсказателей нельзя обижать.
Глава 5
Мы ели молча, сидя за столом на увитой плющом веранде.
Я смаковал расстегайчики, с любопытством разглядывая немногочисленных посетителей, пока Терри терзал рыбный пирог, отрезая от него по крохотному кусочку и чинно отправляя в рот в ожидании похлебки.
За столом в углу заканчивала есть семейка отступников: женщина в годах с чуть изможденным лицом, парень лет девятнадцати и семилетний пацан. Одетые в строгие зеленые одежды, они негромко переговаривались, тщательно пережевывая салатные листья. Отступники искренне верили, что отказавшись от поедания мяса живых существ, можно искоренить в себе тягу к насилию. К счастью, ни один из них еще не встречался с моим братцем Вернаром, убежденным, что растения не менее живы и разумны, иначе сеноедам пришлось бы выбирать между голодом и принципами.
- Шарцы, - коротко пояснил орк, заметив мой интерес. - Купили аптеку у старой Фатьям.
Скрюченную спину мистера Конта, башмачника, я узнал сам без подсказок.
Рядом с проходом на кухню, сидел за столом высокий мужчина с широкими плечами рудокопа. На мой взгляд, симпатичной чернобровой официантке он уделял гораздо больше внимания, чем содержимому тарелки. Юнец-отступник заметно переживал по этому поводу.
Хм, девушка того стоила. Маленькая, стройная, в скромном синем платье и белой косынке, плотно обмотанной вокруг шеи, она встретила мой приход искренней улыбкой, которая пропала, как только в дверях появился отставший орк.
- Аркас, рудознатец, - кивнул Терри в сторону мужчины, - ищет золото. Не верит, что Тили давно все выкопал.
Девушку он не представил, предпочитая не смотреть в ее сторону, даже когда тарелки с заказанной едой с подчеркнутым грохотом опустились перед нами на стол.
- Извини, пропустил твою свадьбу, - не удержался я от подколки, обезглавливая очередной пирожок. Вкусно. Почти, как у Хтая.
- Успеешь, - отмахнулся орк. Он завернул рукав куртки, демонстрируя отсутствие брачного браслета. - Когда я вернулся из армии, Лильта уже выскочила замуж за Кривого Ризтана с лесопилки и таскалась с огромным пузом.
- Бедняга. - Я искренне его жалел: убить друга ради девушки, которая тебя даже не дождалась. В этом была какая-то извращенная справедливость.
- Не жалуюсь. После родов она стала не меньше стога в обхвате.
- Если тебя это утешает...
- Еще как утешает, - заверил орк, зачерпывая ложкой похлебку. - Кстати, у тебя прибавилось братьев.
Я встретил известие спокойно. У всех родителей свои недостатки. Шеб обожал спасать разных заморышей. Кстати, о Шебе...
- Что случилось с моим отцом, Терри?
Ложка на мгновение замерла, а затем продолжила свой путь ко рту. Прежде чем ответить, орк тщательно прожевал гущу. Что-то новенькое, раньше он заглатывал пищу так, словно его норовили догнать и отобрать все, включая уже съеденное.
- Дело прошлого.
- Я сам рассужу.
- Ладно. - В глубине узких темных глаз явственно светилась затаенная насмешка. - Шебуин схлестнулся с местным вампиром.
- И? - Отец не отличался добронравием. Большую часть жизни он прожил в диких горах, где сила считалась единственным действующим законом.
- Его сильно искусали, - орк сделал многозначительную паузу, предлагая мне прийти к определенным выводам. Но каким? В полном недоумении я смотрел на него, ожидая продолжения.
- Гррайн, последние месяцы этот город живет в страхе. Жители боятся выходить по ночам на улицы, боятся задувать фонари. Никто не хочет стать следующей жертвой голодного кровососа. Все попытки его поймать провалились. Мы даже не знаем, кто это, - он нервно забарабанил пальцами по столу. - Погибло восемь жителей. Шебу удалось спасти Виту Манн. Вампирюга уже присосался к ней, когда их заметил твой старик.
- Он его поймал?
- Нет. Еле унес ноги.
Чудно... Конечно, только самые близкие знали об истинной сущности Шебуина Иглса, для прочих он оставался неуступчивым стариком с кучей странностей. Не справиться с вампиром? Вряд ли. Оборотни - опаснейшая раса Преземья. Сильные, умные, коварные, превосходно маскирующиеся. Вампиры быстры, но они не противники для опытного оборотня.
К тому же, сосать кровь людей... Это из области страшных сказок, что рассказывают на ночь глядя выжившие из ума старухи. Да, вампиры пьют кровь. А люди едят мясо. Исключительно животного происхождения. Каннибализм отвратителен любой разумной расе. Ильм прав: от всей истории здорово несло.
Хтай, зараза, сейчас твоя очередь тянуть короткую на чистку уборной...
- Имея двух живых свидетелей, вы не нашли изувера?
В ответ на откровенную издевку, Терри едва заметно скривился.
- Девушка ничего не помнит. Шеб лишился доброй половины горла. А утром расспрашивать стало некого.
- Твой отец был сильным человеком, - продолжил Терри с искренней убежденностью, - он сделал достойный выбор.
- Кто добровольно выберет смерть?
- Тот, кто не хочет стать чудовищем.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы уловить смысл. Но когда понял... О, все эти намеки в начале... Просто поразительно: они верили, что после укуса вампира происходит перерождение. Раз вампир, два вампир. Никакого пыхтения в кровати и семимесячного вынашивания. Идиоты. Будь это так, я бы давно обладал двумя парами острых клыков и лезвиями ногтей: Озим не церемонился в драке, используя весь арсенал средств, которыми его наградила природа, а дрались мы с ним непрестанно с того момента, как тощий чернявый доходяга появился в доме и уселся на мое место за столом...
Я прикусил язык, пытаясь успокоиться и не выпустить наружу рвущийся из груди смех. В конце концов, мне только что поведали об акте благородного самопожертвования. Впору пустить слезу.
Нет, жители определенно сошли от страха с ума, если поверили в самоубийство отца. А они поверили, это единственное объяснение выноса могилы за пределы кладбища. Самоубийца не имел права лежать в освященной земле. Однако вампирские укусы последнее, что могло бы взволновать Шеба. Где же ты, папа? Под какой личиной скрываешься? На кого охотишься? Впервые я задумался, кто похоронен в отцовской могиле. Жаль, не успел потолковать с беднягой. Придется завтра вернуться...
- Скажи, Терри, девушка, Маннова гномка, уже обзавелась клыками? Или ей тоже помогли "сделать правильный выбор"?
Орк предпочел не заметить сарказма.
- Она выжила. К несчастью, - Вак холодно улыбнулся. - Вдова выгнала ее из дома. Жених бросил. Перебивается случайными заработками в трактирах.
Мой взгляд невольно обратился к официантке, появившейся из кухни с заставленным тарелками подносом. Невысокая, фигуристая, она вполне тянула на гномку. Если косынка на шее скрывала шрамы, я бы не отказался на них полюбоваться.
- И кто был ее женихом? - Я хорошо знал Денри Манна, немногословного, работящего гнома, приехавшего в город одним из первых. Будь он жив, никогда не допустил бы такого позора для дочери.
- Я, - признал орк.
В следующее мгновение мой кулак врезался в его скулу. Это был хороший удар, короткий и резкий. Костяшки приятно хрустнули. Не удержав равновесие, Вак опрокинулся назад вместе со скамейкой. Я ждал, когда он поднимется, готовясь к драке. Подлецов надо учить. Трактир затих. Орк вставал медленно, изучая меня колючими щелками глаз, примеряясь, просчитывая ситуацию. И решил отступить: отряхнул одежду, поднял скамью и сел обратно к столу.
- Ты не изменился, Бешеный.
- Ты тоже, Терри, по-прежнему бьешь в спину тех, кто тебе доверяет.
Я забрал свои тарелки и оглядел веранду. Рудознатец уважительно кивнул. Мальчишка-отступник возбужденно шептал что-то побледневшей матери. Юнец хмурился, гномка яростно сверкала синими глазищами.
- Иди ко мне, Гррайн, - сказал башмачник, - здесь вонь не будет тебя беспокоить.
Я принял его приглашение, радуясь, что хотя бы братьев выбирал для меня Шеб. А то с моим-то везением...
Глава 6
Орк ошибся: в час они не уложились. Я уже закончил трапезу и болтал с Контом о последних событиях, когда они появились в конце улицы и двинулись к трактиру - мужиков десять-пятнадцать, мрачных и убежденных в своем праве выгнать из города одного дохлого человечишку.
Да, Ареберсен изменился. Раньше по его улицам не болталось столько бездельников. Нормальный мужик работает, пока светит солнце: крошит руду или уголь, смотрит за скотом, валит лес, а не сидит в городе. Слишком многое ему надо успеть до наступления холодов.
- Выходи, бледун! - потребовал высокий худощавый человек в зеленой одежде отступника. Кажется, он взял на себя руководство грядущей расправой. Непротивленец хмеров.
Я вышел на высокое крыльцо и присел на ступеньку, с интересом изучая собравшуюся кодлу.
- Меня звали?
Кое-кого я узнал, кое-кто узнал меня. С Гаридом Псом мы учились в школе. Курносый гоблин в первом ряду смахивал на младшего сынка Сича Лабазника. Стройный эльф в кожаных крагах пастуха и заткнутым за пояс хлыстом частенько таскался с моим остроухим братцем, хотя вспомнить его имя я, хоть убей, не мог. Рябой мужичок с топориком тоже казался смутно знакомым. Он смущенно переминался с ноги на ногу. На заборах уже расселась любопытная шантрапа.
- Или меня? - раздался негромкий голос за спиной. Конт вышел на крыльцо следом. Старик не собирался отсиживаться в трактире. Его появление смутило борцов за чистоту города - башмачника уважали. - Моя супружница часто повторяет, что с возрастом я стал бледнеть.
- Или меня? - неожиданно звонко раздалось сбоку. У перил веранды стояла раскрасневшаяся гномка. Бледной у нее была разве что косынка.
Орк и Аркас-рудознатец тоже подошли к перилам, но молчали, наблюдая за развитием событий.
- Не время для шуток, - отрезал отступник. - Мертвяк опасен, Конт, или он уйдет из города, или... - человек многозначительно замолчал. Толпа зашумела.
В общем-то, я и сам собирался уходить. Мой новообретенный братец после мнимой смерти отца жил один на старой заимке и давненько не появлялся в городе. Я собирался его проведать. Но у башмачника оказались иные планы.
- И с чего бы это, Миконай Шарц, ты вздумал решать кому жить в городе? - спросил старик, неторопливо свертывая пожелтевшими пальцами самокрутку. - Сегодня ты гонишь Гррайна, кого завтра? Меня? Гарида?
- Не передергивай, Конт, - возразил отступник, явственно багровея. - Нам не нужен в городе убийца!
- А где ты видишь убийцу, Миконай? Это Гррайн Иглс. Я его с молочных зубов знаю. За это время он никого не убил. Колотил многих, согласен, бузил по мелочи, в армию с дури ушел. Что уж там делал - не ведаю. Но то армия, Миконай, - тебе не понять.
- Да он же мертвый! - донеслось из толпы.
Конт пожал сухими плечами:
- И что? Сегодня вам не нравятся мертвые, завтра старые, послезавтра зеленые или хромые, - старик глубоко затянулся. - Ерунда это! Важно, что внутри - железо или труха.
- Мистер Иглс достойный человек! - снова вмешалась гномка.
- Не человек он, дура! - проревел Шарц. - Упырь! Смертоносец! Вампира вам мало??!! Хотите с мертвяком ночью повстречаться??!
- Да знаем мы Гррайна, - неожиданно ухмыльнулся Гарид Пес. - Ночью он только с девчонками встречаться мастак.
Раздались редкие смешки.
- Точно, Лильта Ризтану перед свадьбой клялась, что он ночью совсееееем безопасен...
Мужики нестройно хохотнули, но быстро смолкли под осуждающим тяжелым взглядом отступника. Мозолистые руки с недвусмысленной угрозой покрепче перехватили топорища.
Я невесело усмехнулся, всматриваясь в посуровевшие лица. За время своего 'послесмертия' я перевидал достаточно подобных сборищ. Они возникали стихийно, как только весть о мертвяке облетала округу. Эти, по крайней мере, начали с разговора. В иных местах камни зачастую опережали речи. Было ли у меня право их в чем-то винить? Мертвяки заработали себе отвратную репутацию задолго до моего рождения. Не часто они выползали из могил, но опустошенные города и селения крепко впечатались в память народа, наполняя бессильным ужасом последующие поколения.
Приложа руку к самому дорогому, три года назад я сам стоял бы в первых рядах, готовый избавить город от дерзкого уморыша. Да, жизнь - вроде столичных шлюх - еще та акробатка.
- Да что его слушать?!... - выпалил Шарц, но натруженная в кузнице рука Гарида опустилась ему на плечо и заставила заткнуться.
- Гррайн?
Ясен пень, я уже не мог встать и уйти, как собирался вначале. Какой смысл? Сколько ни отступай - раз, второй, третий - все одно проблему моего пребывания в городе предстояло решить. Так или иначе.
А 'иначе' я уже нахлебался вдостоль в просвещенной столице, где шагу не мог ступить без охраны. То еще счастье.
Я смотрел на людей, орков, эльфов, гоблинов, на всех, кто собрался перед трактиром. По большому счету, на каждого из них в отдельности - невзрачного, пропыленного, встревоженного - мне было плевать. А вот вместе...
Даже такой непуть, как я, понимал, что ответа ждет Город.
- Как хотите, мужики, а я вернулся домой...
Глава 7
Двадцать четыре года мы с Богом успешно игнорировали друг друга. Почему в этот день что-то должно было измениться?
Я остановился на пороге церкви, хмуро оглядывая знакомую обстановку: серые стены из грубо обработанного камня, затертые до блеска лавки, чадящие свечки под потемневшими образами. Пыль серебрилась в полосах света, льющегося из высоких стрельчатых окон-бойниц. Натужно пахло ладаном. Ветер звенел колокольцами, теребил ленты молитвенных колес. Желтые птахи сыто курлыкали в серебряных клетках под потолком. Насупленный мальчонка сосредоточенно возил тряпкой по не струганным половицам, отрабатывая неведомую повинность.
- Иди! - донеслось сзади.
Пакостное предложение Терри, отдать вопрос о моей благонадежности на откуп Высшим силам, неожиданно нашло многочисленных сторонников. По всем бытовавшим в Преземье верованиям, сколь бы разными они не были, ни одно лишенное душевного света создание не способно вынести пребывание на освященной земле. А кто ж поверит клятвам бездушника?
Орк знал, что делал, предлагая свой план. Душа - неотъемлемая часть жизни. В момент смерти она покидает тело, отправляясь в иной мир для следующего перерождения. Откуда ей взяться у мертвого?
Лишь в одном гаденыш сильно ошибся: после бесконечных исследований изумленные столичные маги вынуждены были признать - вопреки всем законам моя утлая душонка-домоседка упрямо цеплялась за хладное тело, отказываясь отправляться в неизвестность другого мира.
Поминая последними словами мерзкого орка, я шагнул под священный свод церкви. Толпа разочарованно выдохнула: кажется, они все-таки надеялись, что упрямый мертвяк рассыпется в прах на пороге, чем разрешит все проблемы.
- Убедились?
Я с трудом сдерживал раздражение. Воистину, отец был прав - проще разговорить молчуна Хтая, чем убедить в чем-то жителей Ареберсена. Казалось, Высокогорье стянуло к себе упрямцев со всего Преземья и прилегающих к нему земель. Полтора часа яростных споров порядком утомили.
Я стоял перед лицом Бога, или Богов - тут уж как посмотреть, церковь -то в городе одна, а молиться в нее приходили каждый своему заступнику, - и ждал, когда стихнет яростное многоголосье за спиной.
Как обычно, богам не было дела до мелких мирских склок. Защитники, к хмеру в пасть.
- Убедились?!
Я прошел вглубь церкви под любопытным взглядом мальчишки-полотера.
- Вы убедились?!
Столпившиеся в дверях неохотно кивали. Конт одобрительно улыбался из-за их спин. Гадский орк продолжал ухмыляться. Отпихнув в сторону низкорослого гоблина, вперед пробился разъяренный отступник:
- Ничего не доказано, аспид! Душа - ничто! Она есть у самого распоследнего насильника и убийцы! А ты несешь смерть, как моровая скотина! Смерть и ужас! Сколько не приручай горную кошку, однажды она вцепится в горло хозяину! Тебе не место в нашем городе! Убирайся! Убирайся прочь, душегуб!
Отец...
Никто из толпящихся во дворе горожан, никто из бивших в набат и швыряющих камни на площадях и проулках других городов и селений не догадывались, что своими никчемными жизнями и здоровьем они по гроб обязаны не великодушным Богам, а угрюмому оборотню. Уж поверьте: смирение и терпимость - не моя стезя. Бешеный Гррайн получил свое прозвище не за то, что избегал стычек и сносил оскорбления. Отнюдь. Мои кулаки всегда были более убедительны, чем речь. И быстрее. А уж после смерти... Просто поверьте, мертвяку много проще устроить своим гонителям внеплановую свиданку с беззубой старухой, чем отступить. До отвращения проще.
Жить хочется всем. К вящей досаде многих: потрепанный полутруп - не исключение!
Может, мое нынешнее существование и лишено определенных прикрас, но оно - мое. В отличие от зверских деяний бездушных предшественников, сколь бы громко не вопили об обратном перепуганные кликуши. Как говаривал Шеб: 'Только глупцы тянут в гору тележку с чужими грехами'. И, клянусь Небом, я устал оправдываться перед каждой вошью, что не остался гнить в вонючей могиле!
- Ты боишься смерти, Миконай Шарц? - прошептал я, и гулкое эхо унесло вопрос под высокие своды церкви. - Ты боишься. Все бояться. Потому что она всегда рядом.
Отступник отпрянул.
- Посмотри туда, Миконай, - потребовал я, резко вытянув руку в сторону самого дальнего угла церкви.
Сквозь плотный сумрак там отчетливо виднелась сгорбленная фигура, закутанная в плотный плащ. Ни одна свеча не озаряла своим светом укрытое капюшоном лицо. Ни один луч солнца не решался лечь на ее одежды.
- У каждого из нас свой Бог, Миконай, но она - одна на всех. Знаешь, почему Смерть носит белые одежды, отступник?
Шарц молчал, упрямо сжав челюсти.
- Мы одели ее в этот цвет, когда армия светорожденных эльфов ворвалась на наш континент с огнем и мечом. Это было давно. Очень давно, Гррайн. - Глухо ответил за него нахмурившийся Конт.
- И что на этом? - язвительно процедил упрямец.
- Загляни под капюшон, Шарц, и скажи - почему пламенеют ее глаза, - попросил я.
Но он не сдвинулся с места.
- Красные точки - последнее, что видели благородные эльфы, когда вампиры ломали их длинные шеи под звуки Набата, - зло усмехнулся в тишине Гарид.
- Скажи ему, Терри, почему Смерть замолчала, когда орочьи орды пришли из пустынных земель запада.
- Им не о чем было говорить с врагом, - нехотя ответил Вак. - Говорило оружие.
- Она потеряла свои острые зубы, Миконай, когда гоблины поднялись из глухих болот. Ради яростного безумия битвы они жевали листья кацувса, превращавшие рты в черные зловонные ямы. Когда первый мертвяк покинул свою могилу, Смерть лишилась волос. Гномы забрали ее длинные уши. Их окровавленные связки они носили на поясе, прославляя собственную доблесть, а зараза, вытащенная на свет из горных глубин, обезобразила спину, - я глубоко вздохнул и продолжил. - Маги вручили ей посох. А когда фурии уничтожили магов, Смерть стала женщиной. Выжившие изгнанники вырубили священные рощи друдов и дали ей их бесшумную поступь, а потревоженные в лесах оборотни - многоликость и животную ненасытность. А теперь скажи, отступник, кто послужил ей больше? Кого надо больше бояться - эльфа, орка, гоблина или человека?
- Бред! - отрезал Шарц. - Древние расы давно потеряли свою агрессивность.
- Разве? - я смотрел ему в глаза. - Тогда почему отступники всех рас отказывают себе в мясной пище? Глупая прихоть? Или оправданные опасения? Что для тебя твоя вера, Миконай? С чем борешься лично ты? С каким запретным желанием?
- Я очищаюсь от скверны! - он внезапно побледнел.
- Значит, есть от чего очищаться, - я устало вздохнул.
- Мразь!
- Хватит, Мико. Мистер Иглс прав. У каждого есть темная сторона, - неожиданно вмешалась стоящая за ним жена. Она оказалась столь же худощава и высока. Из-за ее юбок выглядывал возбужденный мальчонка. Юнец куда-то исчез. - Не важно кто он, важно - по каким заповедям живет.
Голос, полный неприкрытой печали и укора, подействовал на мужчину как хлесткая пощечина. Он вздрогнул, поспешно разжал кулаки и виновато отвел взгляд.
- Ката...
- Пойдем домой, Мико, - она взяла его под руку и настойчиво потянула назад, - мистер Иглс неплохой человек, поверь мне.
![[]](/img/p/pritoga_i/arebersen/arebersen.jpg)