Аннотация: Янош обнаружил его совершенно случайно, когда пришёл домой. Странно, что этот человек не нашёл лучшего места, где повеситься.
Тело в шляпе
Янош обнаружил его совершенно случайно, когда пришёл домой. Странно, что этот человек не нашёл лучшего места, где повеситься.
Тело висело прямо в прихожей, на крюке, который держал лампу. Лампа была снята и аккуратно поставлена на старый комод. И даже пыль с плафона висельник сначала тщательно стёр, чего давно уже не делал Янош. Тут же была аккуратно сложена одежда, принадлежащая телу, а само тело -- совершенно нагое, но в шляпе -- висело на крюку, как уже и было сказано. Шляпа каким-то образом не упала с головы, свесившейся на плечо. Она представляла собой высокий строгий цилиндр, в котором не стыдно было бы явиться и на приём к высокопоставленной особе, не только что повеситься.
Немного пораздумав, что же теперь делать, Янош поднял валявшийся на полу табурет, отброшенный, видимо, в последний момент ногой, принёс из кухни нож и полез снимать тело.
Повешенный был довольно худощав, поэтому обошлось без падения с табурета и лишнего шума. Одной рукой обняв тело за талию, второй он обрезал верёвку и, уже обеими руками прижимая повешенного к себе, кое-как спустился на пол. Правда, шляпа самоубийцы при этом свалилась с головы и закатилась за старый буфет, в котором хранились банки с вареньем. Пришлось лезть и доставать её, то и дело окунаясь лицом в густую паутину и чихая от пыли.
Достав цилиндр, Янош обнаружил внутри его, на подкладке, чернильную полурасплывшуюся надпись "Я. Лепец". Это удивительно: повешенный оказался однофамильцем Яноша.
Во исполнение последней воли самоубийцы натянув ему на голову цилиндр, Янош перенёс тело в комнату и положил на скамью. После чего пошёл поставить на огонь чайник.
- Эй, Янош, ты бы его хоть простынёй накрыл, срамота же, - сказала соседка, Мартина, зашедшая занять охапку дров.
"И то правда, - подумал он. - Неловко как-то". И накрыл тело накидкой, взятой с кровати.
- А ты уже проведал, чьё это тело? - спросил сосед Миклош, который чуть не каждый день заходил на чай. И как это он узнаёт всегда, что у Яноша закипел чайник?
- Нет, - ответил Янош. - Мне это не интересно. Теперь-то оно всё равно никому не принадлежит, кроме как богу.
- А вот и не так! - возразил Миклош, который был известным на всю деревню спорщиком -- ему бы только поперечить. - Ещё как принадлежит!
- И кому же? - поинтересовался Янош.
- Тебе, дурачина! - рассмеялся сосед. - Вот возьмём случай, что нашёл ты на дороге подкову. Чья она будет?
- Моя, - поразмыслив, ответил Янош.
- Вот! - довольно хлопнул его по плечу Миклош. - А тело ты вообще у себя в доме нашёл. Значит, оно хоть как твоё.
- Ну, значит, моё, - равнодушно согласился Янош, скрывая охватившее его чувство гордости. И то сказать: подкову может найти любой. Вон, в прошлую среду Ярудек нашёл такую -- подумаешь. А вот ты попробуй найти тело!
На следующий день уже вся деревня знала о находке Яноша. Целыми семьями приходили посмотреть на повешенца. Качали головой над удивительной шляпой, охали и удивлялись вымытой лампе, щупали тело и заглядывали ему в рот, как коню, словно хотели определить возраст.
- Продай, а? - попросил бочар Втыкл, отозвав Яноша в сени. - Тебе ведь он всё равно без надобности.
Надо сказать, Втыкл был известный на всю деревню охотник поторговаться. Самую ненужную вещь он, бывало, покупал себе за большие деньги, если только хозяин начинал торговаться с ним.
- А тебе на что? - спросил Янош.
Спросил он это не без умысла. Втыкл мог подсказать ему, как можно использовать тело.
- Знаю, на что, - скрытно ответил сосед. - Продай. Хорошо заплачу.
- Нет, - покачал головой Янош. - Очень уж полезная в хозяйстве штука, никак не могу продать.
- Да на что он тебе, - убеждал Втыкл. - Разве что забор станешь им подпирать. Так ведь тело попортится быстро. Тогда уж не продашь хорошо. А я заплачу. И за шляпу отдельно.
- Нет, - качал головой Янош. - Нет, и не проси, сосед, никак не могу продать.
На том и разошлись.
На следующий день Янош вынес тело в огород и подпёр им давно покосившийся забор. Головой подпереть было нельзя, потому что на ней высился цилиндр. Поэтому Янош сложил тело у забора буквой "Г", так, чтобы ноги как раз навалились на плетень. Теперь, проходя мимо огорода Яноша, в любое время дня и ночи можно было наблюдать торчащие над оградой голые ступни сорок четвёртого размера.
- Продай хотя бы одежду! - при следующей встрече пристал Втыкл.
- Нет, сосед, никак не могу, - покачал головой Янош. - Смотрю, она мне самому как раз впору.
На следующий день он щеголял по деревне в черных штанах и чёрном же фраке, под которым белела накрахмаленная рубашка. Правда, Янош немного ошибся -- одёжка была ему великовата, так что рукава и штанины пришлось подворачивать. И цилиндр забрать с головы тела он не решился, поэтому надевал как обычно, по погоде, то свою поношенную рыжую кепку, то старый облезлый малахай. Ботинки тоже были велики и немилосердно тёрли, но Янош крепился.
Как-то зашёл к нему сосед через два дома, Вацек.
- А не займёшь ли, - говорит, - мне, Янош, тело своё на денёк?
- Это для чего же?
- Жениться решил. На Марыське молочнице. Уже сговорено всё и слажено. Хотим, вот, посадить твоё тело свадебным генералом. Оно же в шляпе у тебя, так Марыська говорит, что очень, мол, знатно будет смотреться.
- Кхм... - задумался Янош.
- Да ты не беспокойся, сосед, - поспешил успокоить Вацек, - вернём в лучшем виде, без единой царапины. Ещё и заплатим тебе за подержание, какой разговор.
- Пять грошей возьму, - решил Янош.
Так и пошло. Одни на свадьбу, другие свидетелем при клятве или сделке какой (кто ж при покойнике обманывать-то станет), третьи -- в губернию выехать, для солидности, иные -- так просто, перед соседями покрасоваться, а кто и в карты сыграть, скоротать вечерок. Стали из других деревень приходить. И даже из города барин какой-то приезжал: "Дай, - говорит, - тело своё на денёк. На охоту, - говорит, - едем, так мы его вместо штандарта".
В общем, дела у Яноша пошли в гору. Цена на подержание постоянно росла, скоро он уже меньше тридцати грошей за день и не брал. Мошна его стала тугой, супротив того обыкновения, что болталась на дне её жалкая монета в пять грошей или, в лучшем случае, гривенник.
Так бы и стал он богатеем и женился бы, глядишь, на Даринке швее, на которую уж давно заглядывался, да только тело однажды пропало. Цилиндр остался, а тело -- исчезло. Янош как, скажи, при пожаре бегал вокруг дома своего и охал и руками плескал и спрашивал всех подряд, не видел ли кто его покойника. Никто. И только нашёл он босоногие следы сорок четвёртого размера, что уходили по рыхлой огородной земле от кладовой, где хранился повешенец, вниз, к реке. Тогда понял Янош, что тело вдруг взяло и утопилось.
"Уж чем ему не жизнь-то была, - горестно думал Янош. - Уж, кажется, мало какому телу так свезёт. Я же его и в баню каждое воскресенье, и слова худого не сказал отродясь, и водочки ставил на ужин за помин души, хотя и не полагается самоубивца-то поминать..."
Однако, думай, не думай, а жизнь у Яноша пошла с того дня под откос. Стал он запивать, накопленные деньги быстро разошлись по шинкам, по друзьям-выпивохам, да на подарки Даринке швее, которая подарки-то брала, а нос от Яноша воротила. Скоро на дне мошны его опять валялся одинокий гривенник, в башмаке образовалась дырка, фрак поизносился и всю свою былую представительность утратил.
В общем, ничего другого для себя Янош больше не видел, как взять и покончить разом с неудавшейся жизнью своей.
И покончил. Снял штаны, фрак и белую рубашку, сложил аккуратно на комоде. Там же поставил штиблеты. После чего надел на голову цилиндр, встал на принесённый табурет, да и влез в петлю. Аминь.