|
Сегодня мне исполнилось тридцать три, и я решил, что пришла пора перестать верить в деда Мороза и начать - во что-нибудь другое. Например, в бога. Ну или в его отсутствие. Да хоть бы и в чёрную кошку в тёмной комнате. Но только не в этого бестолкового деда, складывающего тебе под ёлку всякий никому не нужный хлам, вроде новых рубашек, бритвы, или набора отвёрток.
К чертям собачьим, дружище Мороз, хватит уже! Вот возьмём Бога: тот хотя бы вершил чудеса и делал для верующих в него парней доброе вино из пресной воды. А ты?.. Извини, старик, но у меня этих отвёрток уже полный ящик - у меня нет столько шурупов и столько рук, а не то я давно прикрутил бы тебя к санкам и отправил в долгое плавание по Атлантике.
Родиться тридцать первого декабря - это несомненный профит, делающий морозную новогоднюю фиесту двояковыпуклой и - в противоположность столь же двояковыпуклой заднице - многообещающей. Если бы ещё Фазер Крисмас исполнял свои многочисленные обещания... В общем, пора взрослеть.
Когда я заканчиваю мой спич в честь уходящего, приходящего, и бородатого, жена традиционно многозначительно подмигивает и кивает на ёлку. Мой десятилетний отпрыск с завистью поглядывает на меня: ему-то причитается всего один подарок, а мне - два.
Торопливо проложив пока ещё ровный курс по упругому ковру, от стола до ели, я опускаюсь на колени перед ряженым символом бесконечности. В сладком волнении просовываю голову под пушистые лапы, ощущаю прохладный и плавный запах рассыпанных по "снегу" мандаринов, нашариваю взглядом долгожданный подарок (ну пусть же, наконец, это будет радиоуправляемый вертолёт - я прошу его у жены уже два года!).
- Здравствуй, дедушка Мороз, ты уже поддатый? - напеваю я себе под нос. - Доставай-ка вертолёт, пентюх бородатый.
Небрежно прислонившийся к стволу ватнобородый Йоулупукки, в маске-домино и в колпаке импортного Санты, скалится мне навстречу, поверх зажатой в зубах сигары.
- Буэнас ночес, каброн, - произносит он, вальяжно поднимая на уровень моего лица кольт "Анаконду". - И фелис Ано Нуэво!1
Прежде, чем я успеваю моргнуть и сглотнуть тугой целлулоидный шарик слюны, дедушка Мороз нажимает на спуск и разносит мне башку.
Оказывается, на звук пуля больше всего напоминает бой курантов, а на вкус она почти неотличима от мидий. Но шампанского, чтобы запить эту гадость, мне никто не предлагает...
Теперь я живу на том свете - там, где от трескучего мороза болят и крошатся рога, а северное сияние выжигает душу. Я работаю оленем в упряжке сами знаете кого. Нас, таких идиотов, здесь - целый табун.
Поверьте, ад - это блеф на паре шестёрок! Ледяная плеть, которой чёртов дед погоняет нас, обжигает похлеще адовых сковородок. И когда я несусь во всю прыть, влача сани этого старого педофила, на морде моей нарастают сталактиты от струящихся слёз бесконечного сожаления и боли. Никогда, никогда уже не будет у меня радиоуправляемого вертолёта!..
И вот, с того света, скорбя и рыдая, я заклинаю вас, человеки: будьте как дети! Уверуйте в деда мороза!
1Доброй ночи, козёл. И с Новым годом! (исп.)
|