Cartorisfoncarter : другие произведения.

"Про / За"-2: Учитель албанского

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История о том, как люди выбирают свой жизненный путь. По воле сердца, случая, или по воле Бога. В рассказе есть одна условность, историческая недостоверность: город Скопье в начале 20 века входил в состав Югославии, он никогда не принадлежал государству Албания. Однако Агнес Гонджа Бояджиу, так же известная, как Мать Тереза, появилась на свет именно в Скопье, и её родным языком был албанский.
   В субботнее утро позднего августа дети стояли возле забора и звали Агнес на прогулку. На улице щедро светило южное солнце, тёплый ветерок играл с листвой высоких тополей - листочки шумно, монетно звенели. Как можно в такую погоду сидеть дома?
   Соседи считали Агнес девчонкой с причудами. Но в чем бы ни были причины её странностей, в душе она хотела быть как все. А если вдруг не удавалось, переживала молча. Но дети всё равно её любили и звали с собой - поиграть. Мать Агнес была с ними ласкова, давала гостинцы и терпела шумные забавы. Пусть у девочки будет хоть немного светлого детства, с грустью думала женщина.
   Еще недавно люди города Скопье жили в страхе перед призраком большой войны, терпели унижения со стороны турецкой знати и не смели верить в будущее. Пока Европу раздирали на части непримиримые армии, здесь не взрывались бомбы, не жужжала шрапнель - здесь, на юге Балкан, шла другая, неприметная война - за независимость. И вот настало долгожданное время - в Европе победили Германию, а в Албании сбросили турецкое иго. Соседние державы признали суверенное государство. В этом году городские власти возобновили занятия в школе, и многим детям, так же как Агнес, предстояло вернуться к занятиям.
   - Агнес, спускайся, завтрак давно готов!
   Двенадцатилетняя девочка вздохнула, закрыла книгу и отложила её в сторону. Солнечный луч из окна ярко блеснул крестом на обложке. Агнес прислушалась - на улице звучали голоса, приглушенные зарослями сада и хозяйственной пристройкой.
   - Иду, мама! - откликнулась Агнес.
   Она быстро сменила ночную рубашку на легкое белое платье с синей каймой, сунула ноги в сандалии, кое-как пригладила помятую постель и подбежала к умывальнику. Взглянула в зеркало, увидела себя - серьезную, хмурую, точно чем-то рассерженную. Наскоро умыла руки и лицо, и поспешила на первый этаж.
   Мать посмотрела на старшую дочь и вздохнула - тоненька, худенькая, и в чём только душа помещается? Младшая давно позавтракала и резвилась со сверстниками в заднем дворе, под присмотром соседской бабки. Агнес бы тоже пойти погулять, пока хорошая погода, солнце, и на улицах спокойно, пока друзья зовут - мало ли, что будет завтра. Молодая вдова и мать двух дочерей никак не могла поверить, что в Скопье вернулась тихая, мирная жизнь. Её Никола умер дома, три года назад, на следующий день после того тайного собрания. Вдова была уверена - его отравили предатели сопротивления, одно утешения - смерть была не напрасной, за правое дело. Для семьи это был тяжелейший удар, жена и дочери любили Николу без памяти. С тех пор прошло три года, и всё это время Агнес была безутешна, часто уходила мыслями в себя, жила в каком-то неведомом внутреннем мире. Мать не знала, как помочь своей дочери. Она жила надеждой, что со временем Агнес успокоится.
   Этим утром девочка сидела за столом, ковыряла вилкой в тарелке и ела без аппетита.
   - С понедельника у вас начнутся занятия? - спросила мать.
   Агнес ей вяло кивнула.
   - Я слышала, приедет новый учитель албанского. Интересно, какие еще предметы будут в школе, ты не знаешь?
   Об этом вопросе Агнес не имела ни малейшего понятия. Она умела читать и писать, о том, что ей нужны еще какие-то знания, двенадцатилетняя девочка не думала. Все остальное она знала, где найти - в Святом писании.
   - Ох, зря я говорю сейчас о школе! - опомнилась мама, - До понедельника о ней ни слова. Агнес, ты не слышишь? Там тебя друзья зовут. И ждут уже не меньше получаса.
   Агнес сосредоточенно взглянула в сторону калитки, за которой стояли соседские дети.
   - Вот что, я испекла пирожков, возьми кулек и угости их.
   Агнес медленно подвинула тарелку в сторону. Завтрак остался почти нетронутым.
   - Мам, не сердись, что я не доела, ладно? - девочка встала из-за стола.
   - Я не сержусь, - кивнула мать и подала ей кулек с пирожками. Не так-то просто накормить ребенка завтраком. А матери отрадно. Хоть в чем-то Агнес - обычный ребенок.
  
   - Здравствуй, Агнес, мы тебя долго ждали! - воскликнул Марк, известный задира и хулиган. Многим детям их родители давали строгий наказ - с ним не водиться. И мало кто знал, каким спокойным и покорным мог быть этот вечно непричесанный парнишка в давно не чиненой одежде, с вечными ссадинами на обе коленки.
   - Тебя мама так долго не отпускала? - спросила Вая, девочка из бедной семьи. Таким, как она не любили открывать калитки домов на улицах општин, - Наверное, ты помогала ей?
   Агнес улыбнулась длинноногой, веснушчатой Вае, одетой в обноски от старшего брата, и протянула ей первой кулёк с пирожками.
   - Как дела, Агнес? - спросил Али, красивый смуглый мальчик, чем-то похожий на цыгана. В этой компании он был единственным из мусульманской семьи. На вылазки с участием друзей из христианской общины он выбирался редко и старался не попадаться на глаза в знакомых општинах - в основном жители Скопье были мусульманами, и далеко не всем позволяли свободно общаться с иноверцами.
   - Дела хорошо, - улыбнулась Агнес, - Спасибо, что подождали. Чего будем делать? Только давайте сразу не съедать все пирожки, потом, когда куда-нибудь заберемся, там и перекусим!
   В компании детей Агнес вела себя уверенно и словно забывала о потерянном отце. Друзья взяли по одному пирожку, остальные рассовали по карманам.
   - Я думаю, можно пойти поиграть в индейцев, - предложил Марк и показал рукой в сторону знаменитого каменного моста, - Начнем оттуда, это будут наши пещеры. Я буду ковбоем, Али - индейцем.
   - А может, лучше пойдем кораблики пускать? Устроим регату! Сейчас такой ветер, будет весело, - предложила Вая.
   - Я слышал, у нас будет новый учитель, - заявил Али, - Как раз сегодня приезжает. Я предлагаю пойти посмотреть, а потом можно в индейцев.
   Дети ждали, что скажет Агнес. Девочка не спешила с решением. Второй раз этим утром она услышала об учителе, и какое-то странное предчувствие тронуло ей душу.
   - Пойдем, посмотрим на учителя, - решила девочка.
   - А я не понимаю, зачем нам учить албанский, - возразил Марк, - Мы что, его не знаем? Я на нём разговариваю, умею читать, писать тоже могу, так чему там дальше учиться? По мне так та же арифматика полезней!
   - Арифметика, - поправила марка Али, и дети засмеялись.
   - От школы нам не отвертеться, - вздохнула Агнес, - Они там сами с усам решают, чему нас учить, чему нет. Пошли уже, а то пропустим дневной экипаж из Тираны. Я уверена - на нём он и придет.
   Экипаж, запряженный двумя лошадьми, переехал каменный мост через реку Вордар и оказался на людной площади. Приезжий расплатился с возницей, вышел из повозки и огляделся по сторонам. Он очень давно не был в родном городе, но с той поры, когда тут пролетели его детство и юность, город не сильно изменился. По-прежнему светило яркое балканское солнце, белели стены домов, зеленели стройные тополя. По улицам ходили шумные люди, одетые в белое, черное и красное, мужчины носили невысокие шляпы и турецкие шальвары, а женщины - пёстрые платья. С тех пор, как на албанской земле укрепились турки, национальные костюмы изменились, переняли турецкую моду. Приезжий знал об этом предостаточно - до войны он окончил элитную гимназию, за годы, проведенные на чужбине, не растерял накопленных знаний, и по приезде в Тирану вел переписку с администрацией родного города. На днях он получил нужные письма - его пригласили на должность учителя словесности в одну из новых общественных школ.
   Это и было его целью - вернуться в родные края и заняться каким-нибудь делом. Агим Аргири, в прошлом капрал стрелкового батальона двадцатой армии, сражался на стороне Антанты, побывал в плену у немцев, а после войны прожил несколько лет в Париже. Там он и понял, что на чужбине ему не уютно.
   В отличие от горожан Скопье, Агим щеголял европейским костюмом цвета хаки, на вид - колониального фасона, носил невысокую английскую шляпу и при ходьбе помогал себе тростью - после ранения он сильно хромал на правую ногу. Ему казалось странным и немного непривычным многоголосое людское шевеленье, он сам вдали от дома отвык вести себя так шумно и беспечно. И в то же время он был рад за соотечественников, верил, что когда-нибудь и сам вернет себе типичные албанские манеры - истосковался по такой открытой, душевной жизни. Теперь, когда Албания стала суверенной, а страшная война канула в прошлое, все в жизни будет по-другому. Агим много сил отдал войне - в четырнадцатом, семнадцатилетним юношей он покинул Скопье, и вот теперь, через восемь лет, пытался представить, как сложится мирная жизнь в родном городе. Должность учителя - это начало, а что будет дальше, покажет время.
   На залитой солнцем, толпливой площади люди спешили заняться своими делами, куда-то шли, торговались у ярких прилавков - город бурлил в пестроте выходного дня. На местный взгляд Агим смотрелся не чужим, а просто немного странным. Его худое, загорелое лицо с густыми бровями, темными глазами, прямым носом и аккуратными усами было вполне албанским. Так что никто к нему не приглядывался. И лишь один человек на площади внимательно смотрел на Агима. Это была девочка Агнес.
   Она узнала в нем нового учителя каким-то нелокальным, внутренним чутьем. Али указал на повозку, из которой вышел незнакомец.
   - Так это он и есть? Забавный.
   Агим не мог услышать детские возгласы - четверо друзей стояли в отдалении, их даже разглядеть было не просто - по площади туда-сюда ходили люди, пространство гудело живыми звуками. И все же Агим на миг пересекся взглядом с Агнес. И даже сам он вряд ли мог понять, что шевельнулось где-то в глубине, у самого сердца - напряженный, настороженный взгляд напомнил Агиму взгляд Алисы, его первой любви. Сейчас не известно: где она и что с ней стало, вряд ли она помнит про мальчишку Агима, с которым когда-то играла подле красивого моста через Вордар. Эта незнакомая девочка, чей взгляд так тронул Агима, не могла быть Алисой, не могла быть и её сестрой - они были нисколько не похожи. Приезжий так и не понял шарады со взглядами, да и сама Агнес не сразу осознала смысл происшествия. Незнакомец, возможно, учитель албанского, наполнил ей отца. Мужчины действительно были похожи.
   - Ну, посмотрели? - с нетерпением позвал друзей Марк, - А может это и не он вовсе, что нам тут стоять до вечера? Пошли играть!
   - Это он, - тихо сказала Агнес, и ей никто не возразил.
   Агим Аргири побродил по городу, понаблюдал за суетой и подышал родным солнечным воздухом, немного вспотел в своем плотном европейском костюме и наконец решил пойти к своей кузине Джульетте. Отец оставил ей в наследство большой особняк, и если ничего не изменилось, его там с радостью примут.
   Общественные школы только начали формирование. Какими предстояло им стать потом, когда страна заживет нормальной жизнью, никто пока не знал. Не было четкой программы: как делить детей по классам, какие предметы давать вначале, какие потом. Педагоги понимали, что нельзя так просто взять и повторить модель гимназий: тем, кто не умеет ни читать, ни писать, эта программа будет не по силам.
   Поэтому в первый день осени за парты сели разные ученики - от крошек-семилеток до подростков.
   Агим явился на занятия все в том же европейском костюме. В доме двоюродной сестры его сердечно встретили, и там был выбор мужской одежды. Но Агим волновался, как сложится в школе, и чтобы чувствовать себя уверенней, решил пока привычек не менять.
   Учитель вошёл в просторный класс - один из двух в этой школы. Пятнадцать пар глаз проводили его движение - Агим подошел к столу, снял шляпу и заглянул в окно, как бы примерился - этот пейзаж теперь будет у него перед глазами многие годы. Если всё сложится удачно или если школа не переедет в другое здание.
   После осмотра местности учитель повернулся к детям.
   - Здравствуйте, школьники. Меня зовут Агим Аргири, я буду вести уроки албанского.
   Дети нестройно поздоровались в ответ. Агим, точно командир на поле боя, придирчивым, уверенным взглядом пересмотрел по одиночке детские лица - и девочек и мальчиков тут было приблизительно поровну. В основном - сербы и албанцы из католической општины, ведь это в их районе построили новую школу. Но были и ребята - мусульмане, трое мальчиков. Агим узнал их по спокойным, настороженным взглядам и турецким костюмам.
   На лице одной из девочек Агим задержал свой взгляд чуть дольше. Это была та самая юная незнакомка - он её видел на площади. Но в этот раз Агиму не привиделся образ возлюбленной, и никаким особым почтением он девочку не удостоил.
   Агнес как будто зеркалила Агима, и точно так же как он, подумала, что пару дней назад знакомые черты ей почудились.
   - Пока у нас нет программы, будем учиться по этой вот книге, - Агим поднял на обозрение старый, потрепанный томик грамматики, - Начнем с простого, с чего и все начинают. Я сам когда-то учился по этому учебнику в гимназии, и уж поверьте мне, наука легко не давалась. Но я еще помню, что было трудно, а что шло полегче, поэтому будем учиться вместе. А то вдруг я чего-то забыл? На свете нет таких учителей, которые все знают и всё помнят, по крайней мере, мне такие не встречались. А вам?
   Его расчет был хоть немного рассмешить учеников, уж больно серьезно они его слушали. Агим выждал около минуты, но смеха не было, только разноголосое сопение и недоверчивые взгляды. Учитель решил, что затронул не лучшую тему. Многие из этих ребят были бы рады прогуливать школьные уроки, но этот край совсем недавно жил под тенью войны, и детям, и родителям тут было не до школ. Возможно, многие вообще забыли кто такие - школьные учителя. О том, что кто-то помнит и хранит в себе тайну, какая участь могла постичь учителя в смутное время, о том, как это могло отразиться на детской душе, Агим подумал мельком и тут же решил, надо гнать эти мысли.
   - Многие из вас уже умеют читать и писать, и я надеюсь, вы поможете своим друзьям, а за одно и мне. Как я уже сказал, учиться будем вместе. Вот в общем-то и всё, что я хотел сказать. Прежде, чем мы начнем, я слушаю ваши вопросы.
   Руку поднял веснушчатый парень в бывалом, потрёпанном гуляньями детском костюмчике.
   - Скажи свое имя, я постараюсь запомнить, - улыбнулся Агим, - А если забуду, не обижайся, с первого раза пятнадцать имен не запомнишь.
   - Марк, - представился мальчик, - Скажите, а зачем нам учить язык, если мы и так его знаем? Ну, в смысле, говорить мы все умеем, а надо будет что-то прочитать и написать, прочтем и напишем. Гораздо важнее другие науки. Например, арифметика!
   Алим заметил, как старательно Марк выговорил трудное слово.
   - Арифметика наука нужная, - кивнул учитель, - Без неё и на базаре не сторгуешься, и даже воздушного змея не сделаешь. Но люди общаются не только на базаре, им нужно делиться впечатлениями. К примеру, я хочу сказать: сегодня ярко светит солнце. Вы все меня поняли, но вот, к примеру, ты, Марк, уехал на каникулы в соседний город, там дождь, а хочу тебя позвать сюда, потому, что тут солнце. Я возьму перо, правда, сейчас у меня будет мел, и напишу тебе послание.
   Агим повернулся к доске и с быстрым стуком написал на темной поверхности:
   Сиводня ярка светит сонце.
   Марк прочитал написанное и нахмурился. Некоторые дети засмеялись.
   - Вы заметили - написано с ошибками, да? Молодцы, что заметили. Я написал не так, как надо писать по правилам, а так, как слышу эту фразу. Кто-то, достаточно грамотный, сразу заметит, что здесь ошибки, даже если не сразу поймет, где именно, - Агим кивнул Марку, - Ты можешь исправить ошибку?
   Мальчик неуверенно пожал плечами, покраснел и потупился. Агим одобрительно кивнул ему и снова пригласил к доске. Школьник осторожно взял мел, оперся о доску, немного привстал на носках, показал аудитории забеганные с раннего утра, тёмные пятки. В слове 'ярка' переправил последнюю букву на 'о' и гордо вернул мел учителю.
   - Спасибо, Марк, иди на место, - улыбнулся мальчику Агим, взял в руки тряпку и собрался стереть предложение, но прежде сказал, - А вот представьте, на почте письмо промокло, и почтальон решил спасти послание - переписать его на чистый лист бумаги. Возможно, сделает ещё одну ошибку, а там не далеко и до того, что всё письмо выйдет шиворот навыворот. И никто ничего не поймет. Даже Марк. И мне придется ехать к нему в гости, звать сюда, потому что тут солнце, а там, в другом городе, дождь.
   - А я люблю гулять в дождь! - воскликнул один из учеников.
   Агим любил гулять в дождь. Он помнил дни, когда над фронтом серым, точно каменным на вид, тяжелым, непрерывным эшелоном ползли невысокие, мокрые тучи. Как небо сыпало прохладными каплями, мелко стучала в брезент, молотило по жести походных предметов, смывало копоть с орудий и касок. Струилась по лицам паутина прохладной небесной влаги, смывала с грязной кожи шершавый, назойливый слой избрызганный слякотью, кровью, пропитанный потом, до боли истертый солдатскими пальцами. Вот так живые становились лицами похожими на мертвых - испуганные, бледные, худые от бессонницы и скудного пайка. Дождь порождал размяклые, вихлястые дороги, они глотали колеса повозок, орудий, затягивали заживо людей в просветы между мостков-времянок. До нестерпимой дрожи было холодно в пропитанной со всех сторон шинели, и все-таки дождь был чем-то живым, похожим на бессильный мировой протест. Дождь наполнял Агима верой - война скоро кончится.
   - Да, - учитель нахмурился, подумал: а сколько он так простоял, промолчал? Смотрел в одну точку, в череду живых картин-воспоминаний. Чего он пропустил, чего не услышал?
   Он виновато оглядел учеников, вздохнул и сказал:
   - Да, я тоже люблю, когда дождь. Но начнем-ка урок.
   Он не заметил удивленного, распахнутого тихим вздохом взгляда, с которым за его молчанием следила девочка Агнес. Она не знала, о чем думал учитель, не могла понять деталей его мыслей, но что-то главное она, как ей казалось поняла. Она увидела, что всей душой и мыслями Агим ещё там - на войне. И он, и мирная жизнь, они - чужие друг другу. Таким же отчаянным бойцом-повстанцем был её отец.
   Агнес перепугалась неосознанных, нескромных желаний и предчувствий. Что-то изменилось у неё в душе, а вот что именно, понять она не смела.
   Время текло и летело с неумолимой данностью вселенского закона. Агим учил детей грамматике, и сам пытался научится жить спокойной, мирной жизнью.
   - А вы нам расскажите, как были на фронте? - этот вопрос задала высокая, прямая как струна, и по фигуре и по характеру Вая, одна из тех, кому учеба не давалась просто так.
   Учитель подумал - кто другой таким вопросом мог бы время потянуть, и ждать, а вдруг Агим отложит обещанный диктант на другой урок. Но Вая, при всех своих трудностях, так бы не поступила. Пожалуй, она собрала в себе всё любопытство одноклассников, и ей, как самой смелой, хватило сил задать ему этот вопрос. Дети Скопье пережили многое: и голод, и какой-то иностранный батальон на недолгом постое. Но той жестокой, кровавой войны, в которой безвестные лица под касками в темных бесцветных мундирах шли друг на друга, кололи штыками, разрывали пулеметными очередями или с воем снарядов и грохотом взрывов раскидывали в стороны месиво тел: человечьих, лошадиных, своих, чужих, без разбору - той войны им посчастливилось не видеть. Так о чём он должен им сказать? О том, как шли по перепаханной, изрезанной осколками земле, по трупам, под мутной пеленой химических волн, под горячим жужжаньем картечи? О том, как люди с шагом ловили свинцовую смерть, и до конца незавершенного шага за миг превращались в бессмысленные, безответные трупы? За миг - навсегда, еще до конца недопройденного шага.
   - На войне совсем не весело, - спокойно заговорил Агим, - Там постоянно стреляют, шумно, дымно, по земле не пройдешь, то окопы, то воронки от снарядов. Мне особенно запомнились деревья, их-то никто не щадит, ни пушки, ни танки. Вы только представьте, целые поля обугленных деревьев с обломанными ветками. Жуткое зрелище. Нет, ребята, мне не хочется вспоминать о том, как там было, на фронте, там было тоскливо.
   Он улыбнулся в аудиторию спокойно и грустно, только в глаза старался не смотреть. А если бы посмотрел, то понял. Не все, но многие услышали в его словах гораздо больше сверх того, что он сказал.
   В тот день многие дети вернулись домой под впечатлением короткого рассказа о войне. Их можно понять - Агим в Скопье был чуть ли не единственным из тех, кто побывал под пулями, остался жив и вернулся на родину. Дети сбивчиво и красочно вели свой пересказ, и в каждом доме, где нашлись благодарные слушатели, славная история о том, как бравый Агим не боялся идти мимо жутких черных деревьев, обрастала новыми подробностями.
   - Как дела в школе? - спросила мама Агнес, когда девочка вернулась домой и с аппетитом принялась за обед.
   Мама заметила - старшая дочь переменилась с начала учебного года. К ней стала возвращаться столь долгожданная детская живость. Как будто боль от потери отца наконец-то поблекла в душе Агнес.
   - Ой, мам, да всё так же, задал кучу упражнений. А ещё он намо про войну рассказал.
   - Что же? - вдова с ужасом представила, о чём бы мог рассказать впечатлительным детям военный.
   - Ну как же! О том, как трудно ходить по фронту, всюду окопы, воронки, поваленные деревья! Не пройти, не проехать, жуть, а еще снаряды грохочут, танки там всякие. Там даже ночей не бывает - всегда светло от выстрелов.
   Агнес жевала обед и сбивчиво болтала о каких-то злоключениях на фронте, выдуманных ей самой или подслушанных из детских обсуждений, а мать кивала, слушала и думала о том, что этот учитель совсем не плох, если сумел им всё так описать.
   О том, о чём он умолчал, вдова могла в самых общих чертах догадаться. И ей показалось по взгляду Агнес, что дочка расслышала большее. Об этом большем не думать, иначе память о Николе пробудится с новой силой. И Агнес, и вдова с молчаливого согласия старались избегать этой темы в беседах.
   Джульетта, кузина Агима, помимо яркой, жгучей южной красоты, обладала не только умом, но и глубокой житейской мудростью, и это сочетание из трех отличительных черт, увы, не принесло ей в жизни счастья. Она так и не вышла замуж, сколько бы партий не предлагали от молодежи в гренадерских погонах до седовласых богачей -банкиров. Во времена, когда Албания была под управлением Турции, у неё был долгий и мучительный роман с одним турецким купцом, официально женатым на соотечественнице. Чужестранного турка в Скопье не очень-то любили, как, впрочем, всех других турков, но этот конкретный, пожалуй, был нелюбим заслуженно. Он славился крутым, несговорчивым нравом, и даже умница Джульетта понимала, из этой связи ничего хорошего не выйдет. Но как прикажешь сердцу - не любить? Она любила, родила от него дочь, и неизвестно, чем бы всё закончилось, но ребенок прожил всего два года, и почти в то же самое время Албания стала суверенной. Джульетта усмотрела в совпадениях глубокий тайный смысл, проводила своего турка домой - навсегда, и так же навсегда решила для себя, как жить дальше.
   Первые дни по приезду Агима она сияла от радости - ещё бы, вернулся младший брат, и если раньше он не был любимым, то теперь оказался единственным близким человеком. Но время восторгов прошло и Джульетта и стала здраво рассуждать о насущном.
   - Тебе надо купить дом, - говорила Джульетта и смотрела на брата обеспокоенным, заботливым взглядом. Агим встречал такие взгляды у женщин известного ремесла - это один из способов уговорить мужчину. Но у сестры было не только желание избавиться от постояльца, она действительно о нём беспокоилась. Так было и раньше, а ему не всегда хватало смелости признать её правду.
   - У меня пока невысоко жалование.
   - Это пока. Пару лет назад у нас тут жуть что творилось. Но теперь-то все изменится.
   - Вопрос только - когда? - вздохнул Агим и отхлебнул ароматного чая.
   Джульетта встала со стула, подошла к брату сзади, обняла за плечи.
   Агим вспомнил, как однажды в госпитале точно так же его обнимала сестра милосердия. Это похоже на дружеское объятие, но ему приятно вспоминать о том, что было дальше. Агим почувствовал стыд - сейчас рядом кузина, а не девчонка с фронта, которая, кстати, не знала ни слова по албански.
   - У тебя будет всё хорошо. Обживёшься, возьмёшь кого-нибудь в жёны, появятся дети, ты будешь счастлив, забудешь про свою войну.
   - Не сразу, - отозвался учитель, точно подвел черту подо все её уверения.
   - Я помогу тебе.
   - Не говори ерунду. Налоги, зарплата прислуге, продукты, в конце концов. А то я не знаю, как мало платят художникам.
   - Я каллиграф, - уточнила Джульетта, но остальное, сказанное братом, было правдой.
   Агим в ответ невесело усмехнулся.
   - А я вот верю - скоро жизнь наладится, - шепнула Джульетта и вышла из гостиной.
  
   Перемены наступили неожиданно. После занятий, когда он отпустил детей по домам, возле школы собрались несколько мужчин, это были родители учеников его класса.
   - Что-то случилось? - насторожился Агим и крепче сжал свою трость. Каким бы родным ему не был этот город, учитель тут всё ещё был чужаком. Неужели он как-то нарушил местные порядки?
   - Пока ничего, - пояснил один из местных, - Но мы хотели бы поговорить с вами о том, о чём вы рассказали нашим детям.
   - О грамматике?
   - Нет, о фронте. Тут недалеко закусочная с летней верандой, там варят вкусное пиво. Вы не откажитесь пройти с нами туда и посидеть за кружечкой?
   Агим кивнул и вздохнул с облегчением. Всё выглядит так, словно это им неуютно от его чуждости, и они захотели увидеть его своим, одним из таких же простых албанцев.
   Во многом он верно угадал их настроение, но всё оказалось намного сложнее.
   - У вас есть доказательства, что Ахмет Зогу продался тем, кто не поддерживает нашу независимость? - уточнил Агим после долгого и путанного объяснения.
   О том, что глава государства не спешит с реформами для рядовых албанцев, Агим слышал далеко на впервые. Но поднимать с нуля государство - дело не шуточное, и если люди ждут немедленных чудес, они их, увы не дождутся. Но если Зогу со своими наемными войсками умышленно поставил внутреннюю политику в ущерб народу, это никуда не годится. Не за тем Агим пошел на войну, чтобы вернуться и увидеть свой народ побежденным, пусть даже формально их никто не побеждал.
   - У нас есть доказательства, - кивнул албанец, который назвался руководителем местной ячейки сопротивления, - Я думаю, вы сами понимаете, как нам нужен такой человек, вроде вас. Когда начнется, в дело пойдут не только доски с гвоздями и булыжники. Ружья, пушки, сабли. Мы не хотим гражданской войны, поэтому восстание будет в Тиране, и только там, но мы готовимся в Сколпье и во многих других городах. Мы боимся разоблачения, боимся предателей.
   - А были предатели? - изумился Агим. Он понимал - в таких делах иной может дать слабину, оступиться. Но для того, кто проливал ради родины кровь на войне, мысль о предательстве казалась дикой.
   - Да, были. Они убили отца Агнес.
   - Ах, вот в чём дело, - вздрогнул Агим. Теперь ему стали понятны её недомолвки, угрюмые взгляды в первые учебные дни. Он замечал - она на него смотрит не так, как остальные ребята.
   - Вы нам поможете? - переспросил глава сопротивления.
   Агим признался ему и себе - у него нет выбора.
  
   - Не навоевался, - с укором сказала Джульетта, когда он вернулся домой и поведал ей о разговоре в закусочной.
   - Один раз начал, и уже не смогу остановится, - отмахнулся Агим. Он был слегка навеселе, и эта шутка показалась ему очень смешной.
   - Ну-ну, - сокрушалась Джульетта. Он считала, что должна его отговорить, и в то же время понимала, брат сделал выбор не умом, а сердцем, и если сделать шаг ему наперекор, душа на всю жизнь обретет нестерпимую рану. Джульетта знала одного человека, который мог бы отговорить Агима от опасной затеи, но этим человеком была не она.
   Агим направился в костел повидаться с отцом Джамбренковичем, но он пошел на на исповедь, а с вопросом, насколько можно доверять священнику Фану Ноли, который якобы стоял во главе албанского восстания.
   - А почему я должен говорить с вами о Ноли? - насторожился святой отец при виде Агима. Со слов товарищей учитель знал, что он душой на стороне восстания, но славен своей подозрительностью.
   - Потому, что вы меня знаете, - усмехнулся учитель, - Я - Агим Аргири.
   - Ох ты, Господи, - воскликнул священник; он вспомнил долговязого шумного мальчишку, который много лет назад изрядно докучал ему своими выходками и, будучи подростком, глазел на девочку Алису во время воскресной мессы, - Вот уж не ждал тебя увидеть. Ноли, ну что про него скажешь, мужик толковый, правда, православный, да только в таком деле это не главное. Я думаю, он сделает всё как надо. Выходит, и ты туда же - на баррикады.
   Агим пожал плечами.
   - Расскажи, как ты жил все эти годы.
   - Расскажу. Но прежде я хотел бы задать вам вопрос.
   - Понимаю, - вздохнул священник, - Ты хочешь знать, что стало с Алисой. Она тоже отправилась на войну, и там была сестрой милосердия. Насколько мне известно, это произошло в семнадцатом году где-то на восточном фронте.
   Агим понял священника. И на душе стало легче - чем бы не обернулось восстание, ему больше нечего терять, он свободен. И дай Бог принесет свободу своей стране.
   - Так говоришь, ты приехал в Скопье три месяца назад? - переспросил отец Джамбренкович после того, как Агим закончил рассказ о войне, - И почему же ни разу не был в церкви?
  
   - Ребята, я вас поздравляю, мы начинаем второй год обучения албанскому языку! - обратился к ребятам Агим. С тех пор, как прошёл год его учительской работы, он многому научил своих школьников, и так же много рассказал бойцам подполья, показал их приемы ведения боя, поделился опытом с фронта.
   - Ура! - засмеялись дети, и вместе с ними - красавица Агнес.
   За год она преобразилась. Вместо хмурого, нескладного подростка Агим теперь видел необычайно живую, веселую девушку, всё так же невысокую, тонкую, хрупкую. Но если раньше от неё исходила какая-то угрюмая, недобрая сила, то теперь он она как будто посветлела, переросла свою затаённую грусть. Она всё так же с немой, затаённой тоской смотрела на Агима, но он уже не раз видел её веселую, открытую улыбку, слышал её звонкий, заразительный смех.
   Агим не сомневался, в чём причина её радости. Наконец-то в Скопье появился кто-то, кто вдохнул свежую силу в очаг сопротивления, и вот уже очень скоро будет восстание, её отец тогда будет отомщён, жизнь воспрянет смыслом и радостью.
   Но он не знал, что это была лишь одна из причин её радости. Агнес часто рассказывала маме о том, какой Агим необычный, прекрасный учитель, и говорила всё в таком восторженном мотиве, что вдова немного беспокоилась, а влюбилась ли старшая дочь? И если влюбилась, то чем это им обернется? Можно дождаться восемнадцати лет и отдать её замуж, учитель словесности это не так уж и плохо. Да, у него небольшое жалование, но сейчас у многих и этого нет. Вдова не понимала, что в действительности хочет её дочь. Агнес надеялась, что как-нибудь всё сложится, срастётся, и Агим подружится с её мамой, станет им с сестрою новым отцом. Знала бы мать дочерин замысел, вряд ли Агнес добилась бы большего успеха. Вдова продолжала домыслы о дочкиной влюблённости, и не отдавала отчет тому, что происходит на сердце.
   - У вас есть ко мне вопросы? - спросил учеников Агим.
   - А расскажите нам историю албанского языка! - попросил Али.
   - Попробую, - смутился учитель, - Но я не историк. Считается, что наши предки жили дикими племенами, пока не пришел древнегреческий воин Кадм. Он подчинил себе племена. В те времена у нашего народа не было собственного имени. У Кадма и его жены Гармонии родился сын Иллирик. Однажды мать оставила его на берегу реки в корзине, и туда заползла змея. Но Иллирик был сыном героя, и змея его не тронула, она обвила его кольцами и подарила малышу волшебную силу знаний.
   Артподготовка на закате воспламенила окраину укрепленного района, и перед немцами в окопах ревело свирепое пламя. Чуть позже орудия сменили угол обстрела, а немцы думали, что союзники продолжают обстрел. В тишине пехота подобралась к границе тьмы и света, и только там выпрямилась в полный рост, устремилась в атаку. Сейчас перед мысленным взором Агима вспыхнули силуэты, подсвеченные огненным валом. Крики, топот ног и непрерывный грохот выстрелов смешались в единое, не представимое звуковое море-пространство, в котором каждый отдельный выстрел или крик не мог быть услышан. Ночная атака на немецкий плацдарм была отличной задумкой. Но он не пробежал и десяти шагов, как получил удар в ногу, упал, а через миг его швырнуло взрывом на остатки полосы препятствий, в клочья навитой кольцами проволоки. В последнем порыве держаться сознания Агим услышал, как застучал немецкий пулемет. Атака захлебнулась.
   Немцы выдвинулись из окопов собирать своих раненных. Он оказался ближе всех к немецким окопам, и застонал, когда офицер в угловатой каске перевернул его лицом на свет. Немец взвел курок огромного, тяжелого маузера, поднял ствол к лицу Агима и с недоверием взглянул в распахнутые болью глаза.
   - Deutsche? Nein?
   Офицер и не ждал ответа, только взглянул чуть ниже лица Агима. Там, из-под распахнутого ворота виднелся простенький нательный крест на бесцветной бечевке. Немец опустил пистолет, нахмурился и с непонятной ему самому тихой злобой сплюнул в сторону. Повернулся в темноту к солдатам и закричал:
   - Tragt ihn schnell fort!
   Он понял, что опять провалился из времени в поток воспоминаний, смутился, потёр лицо, откашлялся. Дети ждали, что он скажет.
   - Простите, я задумался.
   Они и не думали сердиться. Им было странно от пауз учительской речи, они пытались его понять и никак не могли это сделать.
   - Многие племена назвали потом иллирийскими, и одно из них, Албанои, дало название нашей стране. Так что в нашем языке много легендарного, я бы даже сказал, мифического. На нём говорили древние герои. А если по-научному, то этот обычный европейский язык, во многом похожий на другие языки балканских народов.
   Агим опять замолчал, но теперь для того, чтобы собраться с мыслями над темой урока. Он взял в руки учебник и улыбнулся детям.
   Лишь Агнес смотрела на него с неподдельной, тоскливой болью. Она вне всякого сомнения зеркалила его, и это было ей неподвластно. Пока Агим на несколько мгновений погрузился в память о фронте, она прочитала в его лице намного больше, чем остальные дети. Ей показалось, что и она пережила мгновения на краю неумолимой смерти.
   Время шло, и подготовка восстания вошла в финальную фазу. В этот день Агим пришел на занятия, одетый в походный плащ поверх своего неизменного костюма, так похожего на солдатскую форму. Он снял свой плащ и дети заметили, что на боку его одежда выпирает сильнее обычного. Повстанцы боялись предательства и облавы, в последние дни никто не расставался с оружием.
   Агим провел урок как обычно, и только когда пришёл черед домашних заданий, ученики насторожились. Он задал целый список упражнений и объяснил - это на несколько недель, пока он не вернется из важной поездки или городской совет не пришлёт на его место другого учителя.
   - Марк, ты спрашивал меня, зачем изучать албанский язык?
   Мальчишка не ответил. Он и забыл, что когда-то задавал этот вопрос.
   - И в мире и на войне есть два языка, на которых можно общаться со всеми, даже с теми, чьего языка ты не знаешь. Это вера в Бога и милосердие. Попробуйте это понять и запомнить.
   Он отвернулся, и тем дал понять - урок окончен. Надел походный плащ, шагнул в сторону двери. Уже в дверях его окликнула Агнес.
   - Господин Аргири!
   Он повернулся к девочке лицом, и в этот миг два взгляда наконец-то сказали друг другу всё, о чём могли поведать их души. И прошлое и будущее, все возможности ответов и решений, всё промелькнуло и расставилось по местам.
   - Пойдем, - кивнул ей Агим, - Проводи меня к своей маме.
  
   Агнес осталась в сторонке. Она могла бы и не прятаться, не стесняться, но всё-таки считала, что так будет лучше, им есть о чём поговорить.
   - Здравствуйте, - Агим приветствовал женщину лёгким поклоном, - Я учитель вашей дочери, и я пришел сказать вам, что сожалею о смерти её отца и вашего мужа. Сегодня ночью мы выступаем в сторону Тираны, и я обещаю сделать всё, что в моих силах. Мы отомстим и надеюсь, навсегда покончим с несправедливостью на нашей многострадальной земле.
   Он говорил, сбивался, в смущении сжимал руками шляпу. Она слушала его слова и с каждым мгновением видела в нём больше и больше черт человека из прошлого, Николы, её покойного мужа. Вдова не смела понять и понимала, что в её сердце поселилась любовь, нежданно и безоглядно вложенная туда душою дочери. Она понимала, что навсегда теряет этого человека, потому, что не сможет приказать ему остаться. И потому, что вряд ли это примут люди в обштине - она на десять лет его старше, и потому, что в душе её Агнес есть та же любовь, и им нельзя будет делить её пополам, как нельзя поделить на две части сердце любимого человека. Она молчала и слушала, и если сердце вдовы кричало от боли, то лицо оставалось спокойным.
   В последний миг она хотела сделать шаг вперед, обнять его, поцеловать, хотя бы на миг прижать к сердцу, но побоялась, что потом не сможет отпустить.
   - Прощайте, - прошептал Агим, кивнул напоследок Агнес и пошел в сторону моста через Вордар, где уже ждали лошади.
  
   Прошли недели, месяцы и годы. Агнес любила повторять: - Когда я вырасту, обязательно стану учить детей. Дети приходили к дому Агнес и звали с собой. Иногда они вместе ходили в церковь. Там ей казалось, что Агим стоит рядом, а его глаза улыбаются и обещают.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"