У каждого человека должно быть то, ради чего он живёт. Ради чего встаёт ранним и холодным утром на работу, выкладывается на этой самой работе, терпит занудливых руководителей, сплетни коллег, вечные пробки, стычки в магазинах. Перечислять можно долго, но ни для кого из вас не будет ново узнать, что наша жизнь - хреновая штука. Со своими взлётами и падениями, предательствами и верностью. Что заставляет ребёнка всякий раз вылезать из тёплой кровати, чтобы родители отвели его в детский сад? У детей с этим проще. Ключом его мотивации может стать любимый плюшевый крокодил, любимый суп, друзья, обещания матери купить то, что так давно и слёзно просилось и хотелось. Когда ты взрослеешь, то всё сложнее найти для себя то, ради чего тебе хотелось бы просыпаться каждое утро. Взрослеет не только человек, но и его мечты и цели. То, что в детстве казалось недосягаемым запретным удовольствием, в сознательном, взрослом возрасте становится маленькой шалостью. И постепенно приходит осознание, что все мечты и цели находятся гораздо выше зоны комфорта, выше твоей головы. А кто может прыгнуть выше головы? Вот почему так много серых лиц по утрам в общественном транспорте. При отсутствии мотивации появляется отсутствие интереса к жизни. Каждый день становится точной копией предыдущего, а редкий луч солнца, выглянувший из-за серых туч, кажется не более чем насмешкой судьбы. Ведь взрослые точно знают, что за краткие моменты солнечного тепла потом можно заплатить высокую цену ни одним непохожим днём, когда осадки не кратковременны и не местами, а, кажется, повсеместно и навсегда. Я мог бы быть в числе тех людей, которые не представляют утра без кофе, а вечера без виски не для того, чтобы наслаждаться сладостью момента, а для того, чтобы проснуться или притупить скребущее чувство меланхоличной апатии на душе. Я мог бы быть в их числе, если бы не одна история, которая случилась в моей жизни.
В детстве я не любил понедельники. Сначала я думал, что не люблю их, потому что после целого дня отдыха и воскресных игр и забав наступает понедельник, когда нужно идти в детский сад, есть отвратительную кашу, играть в неинтересные игры с неприятными тётками. Это только с возрастом гораздо позже я понял, что не любил понедельники, потому что их не любили мои родители. Дети вообще удивительно точно умеют копировать то, что их окружает, то, что, по сути, является для них примером для подражания. Но речь сейчас идёт не о моих родителях.
Тот день, я точно помню, был понедельник. И уже по стандартному сценарию у меня с самого утра всё валилось из рук. Я разбил стакан с ледяным апельсиновым соком, не смог найти свою машинку, которую, я был уверен, я оставлял вчера под кроватью, а потом на меня рассердилась мать из-за того, что я слишком долго собирался, много хныкал, и она тогда опоздала на работу. В итоге в детский сад я пришёл злым, промокшим из-за сильного ливня и был совершенно не в настроении отвечать на дурацкие вопросы воспитателей. Даже игрушки, которые они совали мне под нос, не могли вдохновить меня. Наверное, я так бы и провёл день, окружённый чёрной аурой своей детской обиды на весь мир, если бы не услышал Её смех. Точнее, сначала я не знал, что это Она. Я просто сидел на подоконнике один, подальше от всех, болтал свешенной ногой и смотрел на растекающиеся по лужам круги через дешёвый стеклопакет детсадовских окон. А Она засмеялась где-то за моей спиной, засмеялась так открыто, призывно и счастливо, что в первый момент эта искренняя радость вызвала во мне лишь волну раздражения. Я обернулся, собираясь сказать ей всё, что я думаю о её бестактном поведении, и замер, словно поражённый. Как блестели её спелые губы, цвета алой, налитой соком вишни, верхняя - слегка приподнята, нижняя - чуть-чуть припухшая. Но её уста не были полны. Они образовывали собой тонкую полосочку, когда Она уловила мой недовольный взгляд и чуть нахмурилась. А потом она снова рассмеялась, обнажая ряд жемчужных зубов, смотрящихся на фоне её ярко-красных губ, неприлично белыми и чистыми, вызывающе светлыми. Кажется, Она тогда поняла, что моё лицо изменилось под влиянием её улыбки, и кокетливо прикрыла губы ухом плюшевого зайчика, которого держала в руках. А я всё равно не видел ничего кроме этих вишнёвых спелых губ. И щёки мои, наверное, в тот момент были такими же красными, как и её губы. И я понял, что готов взмолиться, упасть на колени, подарить ей все свои машинки, отдать ей все конфеты, сделать всё, что угодно, только бы она позволила мне опять насладиться этим чарующим и опьяняющим вишнёвым цветом. Не знаю, что сделали со мной её губы, но мне стало казаться в тот момент, что в самом воздухе летает едва уловимый запах красных спелых и молодых ягод. Люси (а именно так Её звали, хотя я и вспомнил это гораздо позже, так очаровал меня вид её прекрасных губ) тогда медленно подошла ко мне и протянула своего плюшевого зайчика, тихо спросив с робкой улыбкой:
-Почему ты один? Может, составишь мне с Ушастиком компанию, и выпьем вместе чай?
Я тогда, нервно теребящий верхнюю пуговицу на своей рубашке, едва нашёл в себе силы, чтобы кивнуть, соглашаясь. А взгляд мой был прикован к её губам. И когда говорила она, во мне просыпалось доселе неведомое мне чувство - нервозность вперемешку с невообразимым комфортом и спокойствием. Люси всегда была проницательна, а потому, уловив моё настроение, она медленно убрала своего зайчика от лица, шагнула ко мне и невесомо, легко, почти неощутимо прикоснулась своими шёлковыми губами похожими на крылья бабочки к моей щеке. И, кажется, именно в тот момент мы оба поняли, что нам больше не суждено жить раздельно друг от друга.
С той поры я стал любить понедельники. Понедельники становились началом нашей долгой совместной недели, когда мы могли устраивать чаепития, играть в игрушки, катать её Ушастика на моих машинках. Со временем мы оба полюбили и уикэнды. Когда стали немного старше, нам позволяли гулять вместе на выходных, приходить домой немного позже. И чаепития в детских садах постепенно стали нашими совместными пикниками в домике на дереве в моём саду. В этом домике Люси впервые поцеловала меня по-настоящему. И с той поры я, кажется, ещё сильнее влюбился в её губы. Мне казалось, что у любви нет конца и нет предела её силе. Мне казалось, что я могу полюбить Люси ещё сильнее хотя бы за одни её губы, которые менялись вместе с ней и временем. Время делало её губы ещё чуть более пухленькими, сочными. И я невольно задерживал дыхание, когда она касалась ими краешка чашки, делая глоток чая. А когда Люси была сосредоточена или заинтересована, кончик её языка скользил по её алым губам, тонкий пальчик иногда обводил их по контуру, а белоснежные зубки чуть прикусывали нижнюю. Плюшевый зайчик и мой крокодил с машинками больше не интересовали нас.
Как-то раз Люси принесла в наш домик на дереве старую пластинку, на обложке которой красовались тонкие парни в кожаных куртках. Глаза их были густо обведены чёрным карандашом, а губы замазаны жирной чёрной помадой. И как неестественно выделялось это всё на их выбеленных лицах. Глаза Люси в тот момент горели, и она с порога выпалила мне, что нашла своё призвание в жизни, свою цель и мечту. Она сообщила, что станет готической принцессой, рок-певицей и своими песнями будет воскрешать души всех заблудших и потерянных людей. Я хотел было тогда возразить Люси, что ей просто стоит сфотографировать свои губы и разослать фотки по городу, ибо в них видел я настоящее спасение человечества. Но уже тогда моя Люси стала походить на неуправляемую бунтарку и не слушала никого, кроме себя самой. Так и вышло, что на следующий день она погасила румянец на щеках белой пудрой, выкрасила свои золотистые волосы в чёрный цвет, а свои губы, свои пухленькие сочные губки цвета вишни, замазала на манер её кумиров густой чёрной помадой, отчего они стали выглядеть гораздо тоньше. Впрочем, признаюсь честно, так казалось только на первый взгляд. Когда несколькими днями позже Люси, стоя передо мной на коленях, пьяная в дрова, скользила этими губами по моему члену, размазывая по стволу чёрную помаду, сладко причмокивала, я снова влюбился в них. В эти опасные, страстные, ненасытные и почему-то умелые. Её губы были тёплыми, влажными. И, о, я помню её приоткрытые губы, когда она, облизывая их, резко насаживалась на меня, пропуская в себя, в кабинке туалета нашего местного дешёвого клуба. Как стонали эти губы, как оставляли горячие поцелуи на моей шее и как обессиленно шептали они немного истеричными нотками:
-Только не в меня, не в меня.
Тогда Люси снова начала ненавидеть понедельник за понедельничное похмелье. А я стал ненавидеть его заодно с ней. Но мы росли, время и жизнь менялась, и это было естественно, что мы меняли своё мнение на некоторые вещи. Не менялось одно - моя любовь к её губам.
Эти губы умели уговаривать меня остановиться с алкоголем, не пробовать модную тогда марихуану. Эти губы давали мне советы, направляя меня по жизни. Эти губы спасали холодными зимами мои руки от холода, а по утрам мой член от эрекции. Эти губы настойчиво твердили мне бросить юридическую академию и пойти, наконец, исполнять свою мечту, а не херить свою жизнь в душных помещениях лекционных аудиторий и судов. Эти губы каждый раз знали лучше любого навигатора, в какой момент моей жизни мне лучше свернуть направо, а когда стоит пойти налево, чтобы найти давно потерянное.
Эти губы однажды прошептали мне: "Согласна".
Эти губы стали моим маяком на тёмном жизненном пути, указывая верное направление, спасая, помогая.
Мы снова полюбили понедельники. И вот теперь я, кажется, нашёл именно то, чего так не хватает окружающим меня людям. Да, у нас с Люси больше нет Ушастика и плюшевого крокодила, но у нас есть одно общее утро на двоих, когда она будит меня поцелуем с привкусом перезрелой вишни, колдовски улыбается мне. Эти губы напевают какую-то французскую песенку, пока Люси заваривает мне кофе, и сжимают крепко тонкую лёгкую сигарету. Эти губы желают мне доброго утра и удачного дня. И ради этих губ я спешу по вечерам домой, чтобы услышать, как они скажут мне "с возвращением", увидеть, как украшает их нежная улыбка. Контур этих губ когда-то определил мой жизненный путь. Ещё тогда, давно-давно, когда я сидел на подоконники и ненавидел понедельники, а вишнёвые губы позвали меня пить чай.
Теперь мы пьём кофе, вспоминаем наши общие счастливые моменты, а я просто благодарен этим губам за то, что когда-то они прошептали мне своё нежное "люблю".