Аннотация: Невообразимая история с хорошим концом.
Уже который день, казавшийся ему бесконечным и по счёту чуть-ли не двадцатый-тридцатый, он, вновь сидя у своей винтокрылой машины, начинал свои думы для решения одного единственного вопроса- почему так вышло? Он вспоминал о минувших событиях; в очертаниях- день, когда он тут очутился, и практически подробно- всё своё житие. Вспоминал как всё знал по землеописанию, по математике. Давно уже определил с помощью знаний по землеописанию насколько примерно далеко от другой суши находится, назвав свой квадрат "злосчастным". Вспоминал с трепетом тот, хоть и не отличающийся от других, день, когда узнал, что такое литры, миллилитры. Он не знал как относиться к таким познаниям, кого винить в этой ситуации. Его не покидала мысль, что тогда он просто недоглядел сколько этих самых литров ему залили. Это оставался единственный вариант, ведь даже с виду его "Скопа" была абсолютно исправной. Ему уже не хотелось есть, не хотелось пить. Ничто, только спать. И, в какой-то момент, закрывая очи и прикладываясь к траве, начал засыпать.
Антигон действительно, когда был ещё ребёнком, являлся достаточно успешным, кроме рисования рисунков и чертежей. Благо, ему не приходилось делать что-то такое в дальнейшем. Ведь Скопа была уже давно раскрашена в цвета почтовиков- сверху они телесного цвета, снизу- красные. Скопы обладали помимо новейшей технологии- подсвечиваемой кабины-, ещё и место на панели для радиостанции. Маленькая, а потому довольно хрупкая, как хрустальная туфелька. Уже из-за этого Антигон считал этот аэроплан своей машиной мечты. Придя в "Уайлер Эйрлайнс" из-за щедрого вознаграждения за связь между людьми в далёких краях и просто права на полёт, он облетал чуть-ли не всю сушу.
Лётчик спозаранку отправился в родной ЦУП, деревянный аэродром, послушал быстрый план полёта от своего механика Ерофея, попутно любуясь своим поршневиком:
-Вижу, стопки меньше обычного.
-Да. И полос всего две будет. Без меня, надеюсь, справишься?
-Думаю, да. Ка-бы сил-то должно хватить. Но это если ты, конечно, сам не хочешь лететь со мной.
-Я на сегодня уже вдоволь налетался. Надо, всё-таки, распределять когда и в какую руку взять массандру , в какую- листовку.
Затем Антигон сел за штурвал, Ерофей завёл двигатель с помощью ручного вращения винта, позже винт начал вращаться сам, погодя пока его полоса станет чистой и попросив разрешения на взлёт, что было последним его сообщением в эфире за этот день, два больших колеса шасси Скопы покатили вперёд, руль поворота заметался налево-направо. За два метра костыль в хвосте самолёта оторвался от земли. Пройдя четыре метра, само это фанерное чудо взмыло ввысь. Уверенный в том, что взлёт пройдёт без проблем, и что аэроплан скоро скроется из виду, Ерофей не стал этого дожидаться- направился к другим севшим пилотам, перевозившим уже грузы и людей.
Когда Скопа поднялась на достаточную высоту, Антигон стал управлять ею только одной рукой, и то чаще убирая её от ручки управления. Он помечал в карте свой маршрут до пунктов. До того момента, пока самолёт не поведёт куда-то в сторону. Но лётчик это мог заметить не всегда; иногда только при чувстве стремительного снижения. Благо, на это ушло не много времени, а из полосок до точек был образован треугольник. В этом квадрате, кстати, ему и не доводилось летать.
Оставалось чуть меньше пути до первой остановки. Он осмотрелся по сторонам и справа увидел тучи, под которыми сверкали молнии. Наклонив свой самолёт вправо, Антигон заметил единственный посреди воды участок суши- маленький остров. В один момент, большая молния сверкнула из туч справа и как прогремит! За мгновение после этого Антигон посмотрел на панель. Топливомер показывал, что топливо на исходе. Замигала с таким значением красная лампочка. Сбавив обороты, пилот тщетно пытался сообщить о чрезвычайном происшествии по радио, но его так никто и не услышал. Приняв единственное видное решение, он снизился, скорость уменьшилась. Шасси коснулось травы на том самом острове.
Посадка выдалась мягкой. Хоть во время неё лётчик наехал на маленькое возвышение, и аэроплан вновь оказался в воздухе, но тут-же вернулся обратно на почву, клюнув в неё уже не вращающимся винтом, а затем задрав нос обратно кверху. Так самолёт окончательно остановился. Отделавшийся лишь ушибами, пилот опять попытался сообщить по радио о своём положении, слыша одни только помехи в ответ. Выпрыгнув из машины, он осмотрелся и заметил, что тучи и молнии начали приближаться, и что он прямо у опушки леса. Тогда он открыл грузовой отсек с письмами и противопожарным инвентарём, взял оттуда топорик и тросы и, хоть и не успев до начала грозы, сконструировал себе шалашик:
-"Несколько больших ветвей поставить под наклоном между двух деревьев,- читал он про себя строки специального справочника из грузового отсека; кто-то кому-то книжку хотел отправить по почте,- сделать им опору из других веток, покрыть всё листьями сверху и под такой кровлей положить матрас".
Сказано-сделано. Но вместо матраса или другого полотна Антигон покрыл землю листвой. Так он и повалился в шалаш с устали, прямо со справочником в руке. Уже небо закрылось, полило как из ведра.
Проснулся Антигон позднее- трава, местами примятая его сапогами, деревья, крыша его нового жилья, Скопа- всё было мокрым, влажным от дождя. Выпавший из его рук и оставшийся лежать на земле справочник представлял из себя просто кучу непонятного разноцветного материала, из которого ещё торчали нитки. Он несмотря на своё положение, которое он даже себе на удивление очень быстро и легко принял, старался сохранить письма и посылки, которых всё равно мало кто ждал и о такой вот задержке не беспокоился. Ждали их здесь и сейчас только работники аэропортов, причём даже больше, чем самолёт. Выдернув компа́с из панели в кабине биплана, он пошёл куда ведут стрелки. Ближайший берег был прямо за ним. Умывшись морской водой, он просто отдыхал сидя под единственной среди лип да яблонь ветлой, глядя на своё любимое небо, куда он сейчас больше всего хотел попасть. Ливень для него был родной, привычный. А вот растительность на острове была для него чуждой, необычной, не такой, как у него дома: чистая, нетронутая ни человеком, ни зверем; трава никем не истоптанная, кроме него, никакими коровами и овцами не погрызанная, даже после дождей не "побледневшая" - из-за неё не всё вокруг казалось таким серым. Хоть из-за голубого неба, лишённого палящего солнца, серым для глаз его мало что являлось.
Внезапно запахло горелым: той ночью, видать, молния угодила в какое-то дерево неподалёку; огонь слабо распространялся по влажным стволам, но удалось поджечь траву. Её-то первым делом в спешном порядке принялся своей кожаной курткой тушить. А для деревьев он, кашляя, надышавшись, использовал штуку поинтереснее: не первой свежести, но всё ещё работающий огнетушитель.
-"Грех такую красоту не сохранить!"
Благо, огонь, будто именно по душу Антигона, направлялся в его сторону. Ещё немного передохнув, часок-другой, он от скуки захотел пройти весь островок и запечатлеть его, нарисовав карту местности:
-"Какой-то болван отправил какой-то Дафне чистый листок по почте"
Так началось создание карты острова, который он за неимением ни одной ровной поверхности назовёт "остров "Бугор"".
С тех пор, Антигон многие дни посвятил именно этому занятию- попутно наедаясь спелыми яблоками, уже позабыв о Скопе, о своей тяге к небу. Ведь он начал делать что-то впервые за многие лета. Его рисунок будет мало сопоставим с настоящими картами, так как он вёл ручкой не отрываясь.
Так проходил десяток дней жизни Антигона на острове. Мало он сидел под своим шалашом тогда, при этом мало что за этот промежуток изменилось. Кроме того, что ему удалось подогнать свою Скопу к лесу, укрывая от дождей, которых он всё равно не ждал теперь; он в очередной раз попытался выйти на связь- тогда в ЦУП, уже похоронившем для себя Антигона, услышали из всей его мольбы о помощи только "Ги...", "Б...", и "С-с-с-с..."; и Антигон написал на песке сигнал о помощи, еле-еле вспомнив как он правильно пишется.
Ближе к десятому дню Антигон уже умирал со скуки. Но десятый всё изменил.
Ходит он как-то раз по лесу и видит, да глазам своим не верит- думает, что уже с ума сходить начинает: в небе летит самолёт!
-"Ба.."- и ринулся обратно к домишке своему, кричать, привлекать внимание. Но вдруг блестящий серебром гидроплан совершает резкий поворот и, не выдержав нагрузок, разваливается на части. Напрягший руки островитянин аж в лице изменился, с горечью наблюдая такую картину. Но вдруг прямо из отвалившийся кабины кто-то выпрыгнул, раскрылся парашют. А кабина продолжала снижаться и нарезать круги. Антигон наблюдал за нею, у него закружилась голова и он плюхнулся наземь. Когда голова прошла, тот вскочил на ноги: пилот уже складывал парашют стоя прямо на надписи SOS. Антигон приблизился к человеку:
- Э-э.. Эй, товарищ! Вы не ушиблись? Осторожнее, буквы не затопчите
Это оказалась женщина:
- О! Здравствуйте. Здесь кто-то живёт? Не можете сказать, где я? Вы- местный? - спросила она.
- Ну-с, можно и так сказать. Я видел, как у вас оторвался хвост- ответил он на её последний вопрос- Меня зовут Антигон. А вас? - протянул ей руку, готовый от шока в обморок упасть. У него глаза от удивления были как две тарелки.
- Я- Араминта. Приятно познакомиться"- вполне спокойно она пожала ему руку. Тут он, ощутив прикосновения живого человека, даже через перчатку, спустя такое долгое время (за эти десять дней Антигон уже заимел растительность у себя на физиономии) вообще на зад сел, не отпуская её руку. У него челюсть отвисла. Он чуть не потянул Араминту за собой.
- Ой, аккуратнее, не спотыкайтесь. С вами всё в порядке?
- Да... Да. Вы поймите, я просто впервые вижу здесь ещё одного человека, кроме меня.
Араминта помогла тому встать:
- Вы что, тут совсем один? Вы- пилот?
- Да. Член почтовой авиационной службы, собственной персоной. Араминта, Араминта, Араминта... Я что-то слышал о такой авиатриссе.
- Я считаю, что именно обо Мне вы и слышали: я не знаю ни одной такой-же с моим именем. А в газете недавно писали, что один почтовый самолёт пропал без вести. Вас уже начинают считать усопшим.
- Да? Но я помощи жду. У меня, видать, радио сломалось
- А где ваш аэроплан?
Антигон показал ей карту, о достоверности которой Араминта ничего не могла сказать, провёл к своему шалашу и Скопе. Вместе они принялись чинить сломанное радио. Долго корпели над этим. В конце Антигон просто подубасил её хвостом топора. В результате радио просто стало лучше ловить сигналы: они слышали, но их- нет. Тогда они прошли до упавшей кабины самолёта Араминты. Та вышла на связь со своим аэродромом, их услышали и даже ответили, что её (забыла она упомянуть, что тут не одна, сделала это спустя некоторое время) начнут искать.
- Ну-с, теперь про нас обоих в газете напишут. А может, не только в газете
- Два блудных сына
Они оба понимали, что ждать помощи сегодня бессмысленно, а потому Антигону пришлось строить второй шалашик для Араминты:
- Извините за нескромный вопрос, не найдётся ли у вас чистой воды?
- Бедненький. Держите, у меня много
Та вынула из-под сиденья флягу и дала ему. Тот напился вдоволь.
- Ну всё. Теперь я точно в большом пред вами долгу!
- Ха! Будьте добры- помогите мне: я уже проголодалась
- У меня есть только фрукты
- Хорошо, давайте
Тогда Антигон и Араминта переквалифицировались в горных исследователей и вместе со всеми холмами острова Бугор успешно забрались и спустились на гору- на ней тоже всё росло, не виднелось никакой каменной породы.
Вместе они прошли весь остров вдоль и поперёк.
Вместе смогли зажечь костёр.
Вместе не давали друг другу скучать. Хорошо хоть до идеи почитать письма в Скопе не дошло. На словах Антигона "А вдруг меня уволят?" всё и закончилось.
Утро понедельника. Двадцатый, а для Араминты десятый, день пребывания на острове. Да, дальнейшие десять дней их пытались найти, нашли на девятый день, а сегодня "Уайлер Эйрлайнс" предпринимает попытку возволения пилотов с этого острова изобилия, где никогда ещё не ступала нога человека. Когда узнали, что вместе с Араминтой ещё и Антигон, да ещё и живой, "Уайлер Эйрлайнс" тут-же приняли участие в спасении. Но из-за этого аэродром пилотессы отозвал свою спасательную группу, - желание тратить средства на это у компании-владельца полосы отпало- первым дали спасти обоих.
Такой-же работник, как и Антигон, - они, может, даже раньше виделись- Мефодий отправился к Ерофею, чинящему очередного севшего лётчика. Когда тот услышал от Мефодия имя Антигона, то сразу помрачнел. Он все эти две недели очень беспокоился за его судьбу, винил в его пропаже только себя одного:
- Как нашли?!
- Да вот, сегодня я должен отправиться за ним. Так он там ещё и не один...
- "Слава тебе, Господи! - перебил его Ерофей и давай обнимать что есть мочи-Спасибо тебе, мой хороший! Спасибо, мой мальчик!"
Мефодий выполз из его объятий:
- Да что ты? Я тут не причём. Тут Бог миловал. Мне как раз нужен бортмеханик. Полетишь со мной?
- Конечно, конечно!
- Не знаешь с какой стороны лучше взлетать? Я перегоню.
- Да вон тут, наверное...- указал Ерофей на ту полосу, с которой взлетал Антигон, но Мефодий повёл его к мостовой (Аэропорт находился на берегу моря, уходящего в океан), где на слабых волнах, пришвартованная, колыхалась его "Куропатка".
- "Господи..!"
К полудню радио в кабине Араминты зашумело. Мефодию удалось уловить её волну.
- Нас летят спасать, товарищ!
- Ура!
Никто из этих двоих не додумался спросить сколько времени ему понадобится, чтобы долететь до них. Они просто начали ждать сидя у костра. Ждали. Долго ждали. Уже темнело, они разожгли костёр. Сначала плюхнулась спать прямо на месте Араминта, потом и Антигон не выдержал.
Когда лётчики проснулись, то увидели, что на пляже приземлилась Куропатка, и рядом с открытой дверкой стоит Мефодий. Тот уже увидел спящих выживших- больше всего он ужаснулся от вида Антигона: он- кожа да кости, слишком исхудал после фруктовой диеты.
Люди завидев его сразу встрепенулись и накинулись на того с объятиями и всеми словами благодарности, которые они знали.
- "Отблагодарите потом.- отнекивался Мефодий- отблагодарите потом директоров, завов и прочих. Тут я не при делах"
Тогда его отпустили. Но когда обнимали, Мефодий руками без труда нащупал у Антигона рёбра, заставив за него беспокоиться ещё больше. Слово-за-слово, они погрузили всю воду, письма, посылки в самолёт, карту- смяли в карман Антигону, и сами сели в гидроплан, где весь день и ночь переглядывались в иллюминаторы. Куропатка незамедлительно, брызжа водой в разные стороны, взлетела, развернулась и начала отдаляться от острова Бугор. Всё это время до самого приземления Ерофей сидел на своём месте за закрытой дверью, не осмелившись подойти к Антигону.
Двадцать один день. Двадцать один день остров, ранее никем в жизни ни разу не слышимый, Богом забытый, вынужденно поселил у себя человека, щедро одарив его своими плодами, показав некоторые свои тайны, дав исходить себя всего. Видимо, Остров начал после выселения оттуда человека "убирать за ним": все следы исчезли, вся примятая трава выпрямилась обратно, обугленное место, где был костёр, заросло, шалашики без тросов развалились. Оранжево-красная Скопа осталась стоять на своём месте. В отсеке аэроплана не осталось писем, их получатели дождались их, их отправили другие люди. Там остались только топорик и огнетушитель. Так она и простояла практически полгода на острове Бугор.
На следующее утро, Куропатка приземлилась на мостовой у порта. Мефодий, Антигон, Араминта и Ерофей поднялись вверх, навстречу неисчислимому количеству фотографов и всяких зевак. Молча пробившись сквозь них, авиаторов ждал сам директор компании "Уайлер Эйрлайнс", Марий Уайлер, который тут-же после небольшого разговора о самочувствии и наград за спасение и выживание отправил всех на сытный завтрак. Да такой был сытный обед; объелись они на сто лет вперёд, всей пятернёй.
На завтра все газеты будут писать об этом и только об этом. Сначала все заостряли своё внимание только на Араминте, но, когда та сказала, что, мол "я-бы не выжила, если-б не ещё трое человек", вместе с вестью о пропаже почтовика, была весть и о возвращении Антигона.
Антигон и Ерофей после завтрака поговорили в стороне по душам, после которой они друг дружку простили, хоть Антигон и добавил, что, мол, "нечего извиняться. Дурачками в этой истории вышли все мы". Тогда Ерофей успокоился и с чистой совестью продолжил работать вместе с ним.
С тех прошло много времени. Антигону и Ерофею пока что только повысили получку и отправили работать на другой аэродром. Антигону дали другой самолёт, новейший. Он продолжил летать, но уже в другие стороны. Успевать он стал больше, по радио можно было связаться чуть-ли не с инопланетной расой. Небо вновь было его, но вот особого удовольствия в полёте он уже не испытывал без Скопы. Даже встречи с людьми, которых связал остров, не до конца помогали.
Однажды после дня рождения Антигона от лица коллектива сделали ему небольшой подарок: повели в ангар, поставили перед чем-то закрытым брезентом и сняли его. Перед ним стояла Скопа. Компания сумела вновь посетить остров и вернуть самолёт. Теперь самолёт был снова у Антигона. В личное пользование. А он как раз жил в селе, испытывающем необходимость в кукурузнике. Он стал несказанно счастлив и радостен. Он поместил его в своё сельское ВПП оборудованным. Пока что им пользовались только жители.
Прошло ещё пару годков. Антигон отправился в длительный отпуск. Это позволило ему опробовать Скопу в полях, чего тот уже не мог дождаться. Не мог он уже без Скопы и не мог он уже без неба. Он привычно сел в кабину, специальная машинка раскрутила ему винт, и он взлетел. Пролетев немного, он занялся орошением полей. Ближе к обеду уже закончил, на славу и так уже уставшим сельчанам. Но обедать Антигон не собирался. Он всё летал и летал,
Наслаждался любимым делом- полётом на своей любимой машине, с которой связана одна немыслимая и большая история.