Сергей был, то, что называется, счастлив в семейной жизни с Оксаной, но это счастье дважды едва не прошло мимо него.
Известный закон диффузии, о том, что материалы, соприкасаясь, проникают друг в друга, царит и над человеческими отношениями. Постоянно находясь на работе, Сергей, тогда ещё холостяк, насмотрелся на падших женщин, и будучи девственником, однако, был пресыщен половой жизнью, наблюдением в её самой грубой, неромантической форме. Этого он насмотрелся во время дежурств. Половая жизнь связалась в его мыслях с запахом перегара и угара, вызывала заранее отвращение. Но молодое тело требовало природного и Сергей постепенно начал свыкаться и присматриваться к пьяным проституткам, вслушиваться в их хабальную речь в надежде уловить хоть что-то, что привлекло бы его, вызвало бы наименьшее отвращение. И не находил. Ни разу ничто не привлекло его. Но...Он был на свободе, однако постоянное общение с задержанными в какой-то мере делало его самого арестантом, он, привыкший вникать во все подробно, желая понять эту среду, рабочую для себя, слишком погрузился в неё. Они занимали его время, его мысли. К тому же молодой организм требовал своего и, как голод манит к простой хлебной корке или сухарику, а мозг делает их незамысловатый вкус все желаннее, и аппетит непреодолимее, так и Сергей: поглядывая в сторону проституток, улучал мгновение, когда иная из них выглядела так, что её вид смирял его влечение с его же моральными принципами. Он даже засмотрелся на одну из них, которая, опустив густо накрашенные глаза и завесив их челкой, была беспомощна, слаба, мила, естественна. Эта простота оправдывала его желание, сдерживать которое ему было все труднее. А так как Сергей практически все время был на работе, эти объедки женского общества и стали единственной коркой голодающего, вызывающей желание. Пока он держался.
Почему он тратил молодое, лучшее время своей жизни на работу, уходя домой только поспать? Он сжал под уздцы свой темперамент и ждал, когда его усердие будет замечено и его направят в более "горячий отдел", туда , где приходится меряться с часто невидимым врагом не только силой нервов и воли, но и напряжением мысли. Когда-то в детстве он навсегда заразился идеализмом от фильма о советской милиции, и захотел быть "хорошим милиционером". Он тогда не понимал, как сложно тащить по жизни эту роль, столь легкобезупречную на экране. Постепенно он начал это понимать по мере службы, но столь же постепенно росло и его упрямство, а бороться приходилось уже не только с обстоятельствами, но и с самим собой. Вот в такой нелучший момент, в отсутствии радостей жизни, голод, везение или провидение привело его в Макдоналдс.
Впервые увидев Оксану, Сергей залюбовался на неё , как на картину, хотя много девушек вокруг ходили и красивее её и ярче, и заметнее. Но, видно, внешность Оксаны был тот крючок, который был заготовлен судьбой именно для него. Она работала в Макдоналдсе, быстро, вписывалась в принятый темп, но тем не менее, она не была винтиком Макдоналдса, она была сама по себе. Макдоналдс был декорацией, театром, на сцене которого она двигалась, разговаривала, взмахивала ресницами, обводила глазами свой зрительный зал. Так казалось Сергею. И он, как преданный поклонник, приходил каждый день. Ему не приходило в голову придти вечером после работы или заговорить с ней, это внесло бы некое беспокойство в безмятежное созерцание, испортило бы то счастливое состояние, которое он внезапно приобрел тут. Он даже никогда не вставал к её кассе, так боялся, что малейшее изменение развеяло то состояние покоя, которое он испытывал, глядя на нее.
Однажды, войдя, он увидел, что она сидит в углу зала и болтает с подругой. Что-то в ней показалось ему непривычным. Вместо обычного спокойно-ласкового света её глаза искрились беспорядочными, шальными искрами. Ему пришлось сесть спиной к ним, так как больше свободных мест не было. Он сидел, медленно жуя гамбургер. Когда, словно вытягивая затекшую спину, он медленно, как бы лениво повернулся, чтобы взглянуть на нее, он неожиданно увидел её рядом, услышал сверху её бархатный голос, обращенный к нему:
-Молодой человек, будьте добры, подвиньтесь, пожалуйста, - и она протиснулась между стульями, на секунду согрев его плечо теплом своего живота. От этого мимолетного тепла его кровь мгновенно вскипела, сердце ухнуло вниз и гамбургер застрял в горле. Так странно: пройдя мимо него, она превратилась из драгоценной неприкасаемой картины эпохи возрождения в женщину из плоти, которая может взбудоражить, вызвать чувства, противоположные безгрешному спокойному созерцанию.
В этот день Сергею больше не работалось. Он не отдавал себе отчет, зачем это делает, но, как только рабочий день закончился, он сел в машину и поехал в медленно двигающейся пробке к Макдональдсу, остановился на стоянке, но не вышел из машины, а стал ждать. Он узнал заранее, когда заканчивается смена, и вот, увидел, как Оксана выходит из дверей, но не одна. Весело улыбаясь, её держал за руку высокий худой парень. Именно, она не держала его под руку, она просто опустила руку, а он неловко касался её локтя. Вдруг она повернула голову и посмотрела, как показалось Сергею, прямо на него. У него даже заломило в животе. Но нет - она лишь скользнула взглядом по всем машинам, выискивая ту, на которую указывал ей высокий парень, красную Аудио. Они стали пробираться к машине. Последнее, что он запомнил: когда она подобрала плащ, чтобы не испачкаться о стоящие почти вплотную машины, обрисовывалась невыносимо изящно-женственная линия её бедра. Сергей не стал больше ничего ждать, развернулся и уехал. Больше он не ходил в Макдоналдс, довольствуясь в обед пирожками с картошкой на сливочном масле, которые приносила краснощекая веселая тетка в очках, бывшая конструктор самолетостроительного завода.
Он почти забыл о Ней, как однажды вдруг снова увидел Её. Тут самообладание изменило Сергею. Он узнал её среди проституток, сидящих в обезъяннике. В отличие от них она не чувствовала себе в своей тарелке, она плакала, некрасиво краснея носом, по щекам её ползли две грязные дорожки, делая её похожей на Пьеро-трансвестита. В обезъянник Сергея привел сержант, говоря, что одна из привезенных проституток просит позвать милиционера Сергея, высокого, красивого блондина с усами.
-Мы решили, что это ты. Она говорит, знает тебя. Ну ты это...разберись.
Сергей подошел и безразличным голосом спросил:- В чем дело?
Все оказалось комично: Оксана вышла в обед в подземный переход, купила сигарет, замешкалась на месте, и там её спросили: -Девушка, Вы работаете? Она недоумевая, ответила: -Да. Спрашивающий тут же крикнул кому-то: Ещё одна,- и тут же её схватил в охапку и потащил в "Газон", оттуда под конвоем, с толпой похабно огрызающихся и зубоскалящих девиц Оксана была переведена в "обезъянник".
-Вот видите, курить вредно, -вставил Сергей. Оксана улыбнулась сквозь слезы и завершила свой рассказ просьбой - всхлипом:
-Сергей, выпустите меня скорее отсюда, а то меня с работы уволят. Я же без уважительной причины...
-Я могу быть Вашей уважительной причиной, -предложил Сергей. - Могу проводить и все объяснить.
-Нет, спасибо, не надо объяснять! Может, все обойдется. -Похоже, произошедшее с ней придало ей отчаянной смелости. -А приходите вечером, после работы? - Сергей замялся, вспомнив тощего лукавого парня, с которым видел её. Но она попросила ещё раз и он согласился, быть может потому, что его плечо снова обожгло воспоминание её тепла.
Вечером он спросил её: - Вы покрасили волосы? Как этот цвет называется? Жгучая блондинка? Вот поэтому Вас и приняли за...
Она удивилась, смутилась, но на следующий день опять была русоволосой, и Сергею снова стало приятно смотреть на неё.
Позже они удивлялись и говорили, сцепив пальцы и глядя друг другу в глаза о том, о том, как они могли разминуться, о том, как чудесные случайности свели их. И одной из этих случайностей была та, что подружка Оксаны работала в парикмахерской рядом с отделением милиции, в котором Сергей был младшим следователем и за долгое время ей удалось накопить ценную информацию: то, что Сергея зовут Сергей. Именно это и помогло им увидеться в тот роковой для Оксаны момент.
Это было давно, несколько лет назад. Сейчас Сергей вспоминал все это, глядя, как жена поливает цветы. Потом она ушла на кухню, а Сергей откинул голову на спинку кресла и полуприкрыл веки. Сколько он видел на этой неделе страшного: мужика, заросшего колючей щетиной, с сальными остатками волос, изрыгающего ругательства с загаженного матраса, женщину, истерически кидающуюся на дверь, за которой забаррикадировался пьяный сожитель, бомжа, вылезшего на канализационный люк погреться на солнышке...Сколько кругом горя, непонимания, злобы. Какая удача, что судьба устроила ему этот оазис, этот тихий, уютный уголок, что бог дал ему эту женщину, такую ласковую, такую нежную. Если бы не она, разве заметил бы он, что на свете существуют комнатные цветы, крошечный кусочек рая...Даже эта лампа, выбранная ею, с абажуром из зеленых и бледно-желтых кусочков стекла, и сначала удивившая его своим появлением здесь, и своей немодностью, казалось, оберегала его своим теплым светом от катастрофы. Она развеивала отвратительные видения сегодняшнего дня. В этом свете могли всплывать радостные моменты: шутка приятеля, одобрение случайного попутчика: "классно ты машину водишь", благодарный взгляд таджика-нелегала, которого он отпустил, проверив документы. Бедняга весь скукожился, растерялся - недавно только приехал. Когда Сергей увидел его мозолистые руки с неотмываемо въевшимся бетоном под ногтями, его вдруг пронзило: за что его выселять, за что штрафовать? За то, что с утра до ночи кладет кирпичи, а потом спит в грязной бытовке, за то, что заваривает кипятком китайскую лапшу, за то, что тут, в чужом городе ему снятся его озорные дети, темноволосая, с надеждой во взгляде, жена? Ему пришлось оставить их, он тоскует оттого, что не может выполнить свой отцовский долг - воспитание, но он должен выполнить свой первый долг - накормить их. За этим он приехал сюда. Не бойся, Саша-Сулейман, я не отберу у твоих детей кусок хлеба. Твой благодарно-удивленный взгляд - вот и весь мой навар с нашей встречи, ну еще, наверное, фраза, которую он скажет своей жене: ты знаешь, в России есть хорошие люди. А может, стоило его оштрафовать? Их всех...Принес бы сейчас Оксане колечко. Она бы вспыхнула от радости, её улыбка затмила бы обреченно-испуганные взгляды таджиков. Но это была бы не та улыбка, что сейчас. Это была улыбка кольцу, а не ему...Черт побери, как трудно делать добро...Даже бесплатно, даже без особых усилий.
Оксана вернулась с кухни , с руками, испачканными в тесте, нежно улыбнулась ему, потом села на колени перед креслом: -Ты устал?
-А что нужно сделать?
-Тебе нужно сделать очень важное дело: выспаться. -Она села на пол и прижала свою щеку к его ладони. -Сережа, милый мой, как тебе это удается?
-Что?
-Ты ни разу, ни разу, никогда не огорчил меня.
-Нет, огорчил. Ты просто не знаешь.
-Чем? - В глазах её вспыхнула настороженность. Она очень ревнива, хоть и ни разу не говорила этого, но он давно понял и никогда, никогда старался не давать повода, "не огорчать".
-Я не принес тебе сегодня кольцо. А мог бы оштрафовать нелегалов и принести.
-И у меня отсох бы палец, - радостно, по-детски рассмеялась она. -Нет, мне такие деньги счастья не приносят. Другим приносят, а мне не принесут. Тебе ведь не нужна другая женщина?
-Не нужна.
-А кто тебе нужен?- Опять по-детски невинно спросила она.
-Ты. -Он куснул тесто с её пальца.
-Когда? -Она снова рассмеялась, но лишь губами: глаза её потемнели , и остановились, дожидаясь его взгляда, и тембр её смеха был уже другим, грудным, глубоким, с придыханием. -Прям сейчас? Сначала выспись.
-Я и так сплю. Это сон, счастливый сон, и я не хочу просыпаться. Мне снится красивая женщина, в синем халатике с розовыми цветами, у которой на руках очень вкусное тесто...
-Да, у которой на кухне сейчас все тесто выползет из кастрюли.