"В тот роковой день комары, как посланцы ада, проникшие сквозь стекла, бетонные стены мучили меня всю ночь, победно дудя над ушами в свои мизерные иерихонские трубы. Их зуд пронизывал слух, вонзался в мозг. и странно было, что такие ничтожные твари могут так досаждать. Я проснулась уставшей и злой. В таком настроении у меня было одно средство спасения, которое никогда не подводило меня: постель воздыхателя. Удивительный подарок судьбы: однажды в моей жизни появился и остался человек, который всегда меня хотел и ждал. Не обижаясь на постоянные отказы, он терпеливо дожидался, когда я захочу его. Это почти всегда случалось, когда я была не на высоте, в плохом настроении, но он и этому был рад. Его преданность имела границы: он никогда не предлагал выйти замуж или съехаться насовсем. Нет, нам нужны были эти часы, в которые мы могли ощущать друг друга и думать только о своих ощущениях, а не о чем-то другом в присутствии друг друга., что неизбежно случается, если жить вместе.
Я сразу решила, что такого счастья быть не может, что это все случайность и уже кончилось, и не ждала его звонков, а он все звонил, и звонил, годами. И сегодня я решила сделать ему приятное, приехать самой, без звонка.
Я помню все, каждую секунду этой встречи, каждый миг, каждое слово. Лишь один момент я не могу восстановить в памяти.
Он был в квартире один, уже бодрый и свеже пахнущий молодым мужским телом, трогательно смешивающимся с запахом простого мыла. Этот запах сразу защекотал мне ноздри и я обрадовалась, что уже хочу его, из-за этого запаха, из-за этой утренней щетины, из-за этой четкой линии стрижки, где жесткие черные волосы переходят в загорелую кожу, из-за того, как у него сбилось дыхание, когда он увидел меня, из-за его мускул дворового футболиста на ногах, из-за того, что тапочки у него новые, нерастоптанные, за то, что у него в маленькой квартирке так уютно, и даже, казалось, этот желтый, щедрый, теплый солнечный свет, заливающий комнату сквозь шторы, устроил он.
-Дим, вот и я! - я прижалась к нему и обвила его ногу своей ногой. Он тоже обнял меня с силой за талию и отстранил
-Не надо. Я, я думал, ты поняла.
-Что поняла?
-Ведь я давно тебе не звонил.
-Да? Правда? Давно?
-Ты поэтому приехала?
-Да нет, вообще-то меня комары закусали, -пошутила она , пытаясь разжечь в нем костер магией пристального взгляда, -а у тебя комаров нет. А что? Я что-то пропустила?
-Да. Я тут... женился.
-Даааа? И ... Где она?
-Она живет у себя.
-Ну и хорошо, нам ничего не мешает.
Я начала расстегивать кофточку, ожидая, что он посмотрит пожирающим взглядом и этот нелепый барьер будет сметен страстью в одно мгновенье. Но... он смотрел равнодушно, как никогда.
-Я, я не хочу, чтобы наши отношения заканчивались пошло.
-А я не хочу. чтобы они вообще заканчивались. -нет, это ещё хуже, чем комары. Пошло-это ты о чем?
-Да. Раньше я любил тебя и это делало наши отношения возвышенными, а без любви, как толпа...я не хочу.
-Ты меня не любишь?
-Любовь только одна и я её отдал своей жене, навсегда.
-Перестань, любовь это не вещь, это чувство. Разве ты не чувствуешь, как я хочу тебя. И вообще, какая любовь. Я просто хочу сейчас облизать тебя. Ты ведь хочешь.
-Нет,- сказал он и отвернулся.
-Нет, тогда не отворачивайся, смотри. Смотри! - Сказала я с намерением немедленно обнажить свое безупречное тело.
Но он не оборачивался, стоя на фоне залитого солнцем окна и я с чувством панической потери озирала контур его фигуры, очерченный солнцем. Черт, да он идеален. Его только на обложку. Как же она раньше не замечала...Я осматривала Дима с чувством собственника, у которого вот-вот отберут его собственность. Практически, уже отобрали, без предупреждения, без предварительных условий...Как он мог!
И теперь он хочет отобрать у меня все это, навсегда, без предупреждения, без ультиматума, отобрать вот эту тонкую талию, эти плечи, эту кожу оранжевого загара. Без лишних слов совершается грабеж, а я даже не могу закричать: "Караул!" Как же так получилось, как же я упустила...
"Но я другому отдана и буду век ему верна", -вспомнилось мне.
-Ну ты прям Татьяна Ларина в мужских трусах. -Сказала я, ожидая, что он оценит юмор и обернется. Но он стоял, по-прежнему бессмысленно глядя в окно. А там развернулась такая радостная картина! Солнце дразнящее щедро и бескорыстно залило весь двор, лаская все, чего смогло достигнуть. Птички пели свои божественные мелодии. Там, за этой оконной рамой раскинулся и расцвел рай, а здесь вдруг обрушились на меня адские муки и пытки. Я впервые почувствовала свое сердце. Это было так неожиданно, как будто в моей груди вдруг застучал по рельсам поезд.
-Помнишь, ты однажды сказал: "Если я умру, что ты будешь делать одна?"
-Я все помню.
-Ты сказал, что живешь ради меня. А сейчас? Ты бросаешь меня. Это для меня все равно, что ты умер!
-Нет, я всегда помогу тебе. Я в твоем распоряжении. Во всем, кроме секса.
-Дима! Мне больше от тебя ничего и не нужно, кроме секса.- Вот, наконец-то мы совпали, произнесли оба это слово, "секс". -Я ехала сюда с одной мыслью: просто развлечься, порезвиться в постели, но от неожиданности отказа слишком вошла в роль убеждения, и вот уже сама убедила себя в том, что он необходим мне. Я коснулась его плеча. Он перехватил мою руку, а я, все считая, что это шутка, попыталась бороться. О, как напряглись его мускулы. Это напомнило мне интимные ощущения, когда он так же напрягался в моих объятиях и это воспоминание ещё больше усилило ощущение потери. Вот так же близко мы находились, но тогда не боролись, а ласкали друг друга. Вот-вот сейчас и его охватят те же чувства, и он поцелует меня, вопьется горячими губами, уколет щетиной...Но Дим отодвинул меня. Раньше бы он никогда так не сделал. Нет, не может быть, он не мог так охладеть. Его подменили, это не он. И я опять заговорила, надеясь докричаться до того Дима, своего, который где-то прячется в этой чужой, хладнокровной оболочке.
- А помнишь, один раз ты был со мной и я в этот миг сказала: я представляю, что мы на корабле. Ты пират, а я пленница, ты решил меня изнасиловать, а мне сразу понравилось.
Или- что ты- католический священник, а я пришла к тебе исповедоваться и все закончилось на полу исповедальни. Помнишь, когда я это говорила? А помнишь, я говорила, как мне повезло, что я твоя сучка.
Я знала, что если он вспомнит хотя бы одну десятую тех ощущений, что охватывали нас тогда, он задрожит и кинется на меня. Но - он стоял, не двигаясь, более того, он взял с подоконника семечки, и стал грызть, сплевывая шелуху на подоконник. И это деловитое сплевывание вдруг зародило во мне враждебность и вывело меня из себя. Казалось, он плюет в мой адрес, в адрес каждого эпизода наших встреч, которые вспоминает. Я зло спросила:
-Откуда у тебя эта плебейская привычка? Новая семейка, что ли приучила?
Но он не отвечал, а продолжал, методично, как сурок, жевать и сплевывать семечки.
Я почувствовала бешенство. Мысль, неожиданная, как удар света по глазам, поразила меня. Я прозрела, я поняла, в чем дело. Это не Дим . Это кто-то другой в его теле. Кто-то холодный, жестокий, равнодушный, сожравший того горячего, любящего, взволнованного Дима. Мерзкое плотоядное существо, вселившееся в его тело. И оно не вернет его никогда. Я отомстила за своего возлюбленного, и сделала это решительно, как поступала всегда. Я помню все, почти все, кроме... Я, кажется, достала из сумки свой дико дорогой маленький черный гламурный пистолетик "от Шанель", как я его называла, спокойно вытянула прямые руки, представляя точку мишени на затылке, прицелилась и выстрелила ему в голову. Я видимо, сделала это, потому что я тысячу раз делала так в тире ВВС лет десять назад, у меня был второй разряд по стрельбе. Я видела последствия своего выстрела, я помню горячий пистолет в своих руках, я знаю, как это было, но не помню, как это было. Да провалитесь Вы все, кто не понимает разницы между "знаю" и "помню"!
Валерия."
Повествование снова оборвалось, начались комментарии посетителей, в которых Сергей не нашел ничего, кроме острого любопытства, и вакханалии коллективного остроумия.
Даа...Прочтение дневника не осветило ситуацию ни на дюйм. Относится ли эта смерть к той странной цепочке убийств, которая опутала уже все районы города? Пожалуй, если относится, то только по одному признаку: женщина не помнит себя в момент убийства. И вдруг в сознании Сергея молнией сверкнул вопрос: Валерия! Почему последнее сообщение-признание в Живом Журнале подписано: Валерия? Ведь имя убийцы - не Валерия, и ник в Интернете - , тоже не Валерия, а Superwoman? И тут же он схватился за голову, так как получил вторую молнию в сознание: Ведь сегодняшнее убийство тоже связано с этим именем. Подруга заколотого кухонным ножом мужчины, захлебываясь слезами, говорила, что "встречная длинная тощая девица" бросилась на её друга со словами:
-Забыл Валерию? Теперь до смерти не забудешь!"
Это было все, что он нарыл за два часа. Сергей и без скептического взгляда Палыча знал, что этого мало, но больше сообщить начальнику было нечего.
-"Мистика какая-то". Закончил он свой короткий доклад Палычу.
-Поверь мне, Сергей, обычно то, что кажется мистикой, оказывается психиатрией. Не пора ли тебе посетить психиатра? В смысле, узнай, не может ли это быть каким-нибудь массовым помешательством. Может, опять какой-нибудь целитель сеансы по телевизору дает. Проверь кстати, и это.
Сергей отправился к заведующему кафедрой психиатрии медицинского университета. Заведующий оказался милейшим собеседником, говорил много, но тем не менее, не ответил напрямую на вопрос у возможности массового помешательства. Сергей был не настолько прост, чтобы уйти несолоно хлебавши и после длинной речи заведующего о Юнге, Гриндере, Бэндлере и НЛП, снова, как ни в чем не бывало, повторил тот же вопрос.
-Хороший мой! - заведующий обращался так ко всем, даже к женщинам, - многовариантность бытия настолько безгранична и классификации условны, что ответить на поставленный Вами вопрос не под силу одной специализированной отрасли знаний, даже такой прогрессивной и ...., как психиатрия.
-Значит, Вы нам ничем не поможете?
-Ну что Вы, хороший мой! Психиатрия всегда помогала и будет и впредь способствовать органам обеспечения правопорядка на всех фронтах, всеми своими силами, явными и скрытыми.
-Скрытыми? Что Вы имеете в виду?
-В нашей среде есть представители разных школ психиатрии. Мы не отвергаем даже тех, кого в иных отраслях науки назвали бы отщепенцами, чьи "поиски истины" идут вразрез с общепринятыми научными тенденциями. Главное, чтобы это приносило пользу обществу. Я могу Вам дать телефон подобного специалиста.
-Он здесь, на кафедре? Может быть мне его увидеть прям сейчас?
-Хороший мой, запишите телефон.
На выходе из лечебницы, где, собственно, и располагался кабинет заведующего, Альберт позвонил Палычу и передал суть разговора.
-Что за телефон-то? А-а, Модест, как его...Что-то смешное...Ну понятно. Мы с этим человеком как-то работали. Успешно. Но больше не работаем. Он странно влиял на коллектив. Не негативно, но странно. Постой, его ведь уволили с полгода назад. Вроде, занялся частной практикой, хотя посетителей у него нет. Сходи вечерком, это любопытная личность. А в рабочее время займись делами.
Так, Палыч не хочет официально направлять его к этому Модесту. Сергей был заинтригован, когда звонил тому из кабинета , договариваясь о встрече. Он едва дождался конца рабочего дня, перечитывая программу ста двадцати каналов телевидения. Поставив двухсотую галочку на последней передаче о потустороннем, Альберт закрыл кабинет и отправился к Модесту Эрастовичу домой, непривычно волнуясь.