-Я? Ммм...Нну.. женщина, которую ты сильно компрометируешь своим звонком.
-Позволь тебе напомнить, что ты у нас товаровед. А очков от солнца у нас нет. Конечно, зачем нам летом очки? Они у нас будут зимой.
-Вообще-то, я у нас ещё и веб-дизайнер, и отдел кадров. А в воскресенье я просто свободная женщина.
-Правильно. А в понедельник возьми трудовую книжку и прочти, что там написано. Товаровед. Понимаешь? Есть товар - есть товаровед, нет товара -нет товароведа. А у нас заказ на партию очков. Причём, оплаченную. Крутой фирмой. Понимаешь ситуацию? -Кажется, Лика уловила нехитрый ход его мысли.
-А экспедитор что? Вчера же машина пришла
-Он проигрался . Его не будет...Какое-то время
-Он только очки проиграл? Или весь груз?
-Только! Очки. Ты знаешь, сколько они стоят? Одна коробка на три тыс баксов. Так что поедешь за очками на автобусе.
-Да, пожалуйста...Когда ?
-Через два часа отходит от Ипподрома.
-Ёёё..
-Тебе только проследить в Москве, чтобы товар загрузили, и читай всю дорогу.
-Читать? А можно я в карты поиграю? Шучу, шучу...
***************
Поднявшись на ступеньку автобуса, Лика едва не споткнулась от встречного взгляда светлых глаз. Взгляд был необычен. Таким же необычным, как и сама девушка. То ли рёбёнок-женщина, то ли женщина-ребёнок. Лика даже не могла понять, почему девушка показалась ей удивительной. По-настоящему необычным в ней были лишь брови, тоненькие, точно нарисованные карандашом. Это делало взгляд открытым и беззащитным. Это не было лицом, в выражении которого проносятся миллионы оттенков и все они точно держат Вас на расстоянии. На этом лице было одно выражение-женственность. Женственность на детском личике с белой, нежной кожей. И это выражение притягивало и манило. И, точно подчёркивая его открытость, каштановые дразнящие волосы не заслоняли лицо, а были убраны в хвост, кончики волос игривыми волнами расположились сверху. Небольшие груди нежно приподнимали мягкую ткань кофточки со смутным бледным рисунком.
Похоже, она так и поедет, всю дорогу сидя, в то время, как все тётки давно развалились на спалках и готовы бороться за то, чтобы присвоить соседнее лежачее место.
Лика села рядом, в ожидании, когда ей выделят спалку. Девушка медленно повернула голову, посмотрела на неё отсутствующим взглядом и громко произнесла, тщательно выговаривая каждый звук:
-Сегодня тепло.
Лику снова пронзило ощущение нереальности. Черты лица.... были правильны, может, слегка широковаты скулы, что совсем её не портило, а, напротив, усиливало ощущение ясности и открытости лица. Не было резкой подчёркнутости черт кавказской красавицы, и кавказского акцента не присутствовало, но слова были выговорены как-то иначе, не совсем по-русски. Лика замерла, чувствуя себя ещё более озадаченной. Но тут тётки подняли хай, что Марина, хозяйка автобуса, обещала им, что они поедут по одному на спалках и Лике пришлось подойти и под душем неприязненных взглядов и эмоций доказывать одной из них, что она не имеет права претендовать на два места за цену одного билета. Хоть наглая боевитая тётка билась до конца, осталось лишь немного дожать её, но Лике вдруг стало мерзко и она громогласно заявила, что не поедет. Спонтанно она приняла верное решение: удалиться с поля боя, чтобы прощупать, есть ли у неё сторонники и столкнуть их с противниками. Противницей оказалась лишь обороняющая свою спалку бабка, зато послышались реплики сочувствующих:
-Да пусть девчонка едет.
И красивый юноша, занявший место рядом с необычной девушкой, безапелляционно заявил про Лику:
-Она поедет со мной.
После этой фразы Лика почувствовала, что погружается в волны неподвластной ей стихии и уже серьёзно потребовала назад свои деньги у Агаты, раздающей билеты и в ответ на её кривую улыбку произнесла прощальный монолог о том, то Марина недосчитается прибыли из-за той дамы. На протяжении речи она чувствовала, что находится под огнём глаз юноши, занявшего место рядом с красавицей.
Агата прошептала ей на ухо:
-Вы поедете одна на спалке,- и формальных поводов для ухода не стало. Две относительно молодые дамы нерешительно - интеллигентно претендовавшие на особый статус у Марины - хозяйки автобуса, объединились, умещая на одной спалке свои полные зады и сумки и самое престижное место, первое, за водителем, ценой минимальных усилий, отошло Лике.
Она постаралась унять своё боевое настроение, ей это легко удалось, и она уснула.
Лика проснулась то ли от остановки автобуса, то ли от направленного на неё взгляда девушки, которая повернула голову и смотрела на неё в упор. Девушка махнула рукой, призывая её вместе выйти на рыночек в Сызрани, где челночники перехватывали смачно дразнящие бутерброды с сыром, салаты, и прочую снедь, аппетитно разваленную на дощатых прилавках.
Лика безропотно подчинилась этому призыву.
-Как тебя зовут?
-Таня, - опять взгляд и слова, которые как бы протянули связующую нить между детским личиком и искушенным женским взглядом:- Я хочу курить.Я не могу, мне стыдно. Пойдём куда-нибудь.
Они зашли в тень кафешки, Таня нежными пальчиками достала "Парламент". Какие крепкие, - ужаснулась Лика. Они прошли короткий путь, кучка парней возле шашлычницы начали шутить и зазывать их. Да, она необыкновенная, и мужчины, как кобели, особенно дразнимы присутствием этой юной и красивой самки.
-Муж? - спросила Таня, кивая на сигналивший SMS-кой телефон.
-Нет, мы с мужем развелись. Это знакомый. Представляешь, он мне за сотовый заплатил. - Таня смотрела печально и молчала, и Лика не поняла, одобряет ли она её слова, и вообще, прислушалась ли к ним. В кафешке Лика снова попала с Таней под дождь возбуждённого мужского внимания. Юноша за стойкой просиял и засветился каким-то радостным и весёлым светом.
-Парламент, - Таня указала на пачку сигарет, и как-то жалобно посмотрела ей в глаза.
-Может, у неё нет денег? - подумала Лика. - Хочешь есть? Окрошку будешь?
-У меня денег нет. Муж не дал.
-Я заплачу, ты садись. Давайте две окрошки. Блинчики будешь? - спрашивала Лика, слегка удивляясь самой себе, насколько охотно она впервые в жизни платит за женщину. А ведь попроси у меня кто-нибудь пять рублей, ведь не дам.
Они закурили в ожидании блюд. Тут ворвался тот красивый, с большим золотым перстнем, нерусский юноша, и, перегнувшись за стол, жадно глядя на Таню, с напором начал говорить: - На машине поедешь через пост? Диляра поедет, Эльмира... я с одним парнем договорился. Таня молчала, только испуганно смотрела на него, а Лику мгновенно обуяла тревога, она поняла, что Таню хотят снять с автобуса и куда-то увезти.
-Нет, не надо, - решительно и даже грозно сказала она, осознавая, что вступает в прямой конфликт с юношей. Себя бы она так защищать не стала. - Она поедет на автобусе. У неё денег нет. Её успокоило то, что парень не разозлился, а как бы опечалился и вскоре ушёл.
-Что Миша сказал?- Лика почувствовала лёгкое разочарование, оттого, что юношу
так просто зовут, и ей захотелось узнать его родное, нерусифицированное имя.
-Он предложил проехать пост на машине, он с кем-то договорился. Я ему сказала: Зачем? Проверяют только нерусских. А ты.. - она заговорила внушительным голосом: -Ты похожа на русскую. А ты разве не ... из Самары?
-Я из Молдавия. Я еду из Самару к тётя. Ты похожа на мою тётю. Ты красивая. Что это? - Она с недоумением посмотрела на то, что им подали.
-Окрошка. Я же тебя спрашивала, хочешь окрошку? Ты сказала, да. - С осторожностью и опаской Таня попробовала одну ложку. - Нет, я это есть не буду. Я думала, это 50 грамм. -Лика опешила: ребёнок требовал водки.-А шампан есть?
-Шампанское? Вроде нет.
Таня тут же усвоила и громко спросила:
- Шампанское есть?- И снова головы всех мужчин повернулись в её сторону. Но тут вбежал какой-то пожилой и озабоченный азербайджанец и возмущённо заворчал, что их ждёт весь автобус. Смеясь между собой и отшучиваясь на озлобленные замечания пассажиров, которые пеняли им за опоздание, они вошли в автобус.
-Таня, пошли ко мне, - и через минуту Таня расположилась рядом с Ликой на лежаке и Лика смогла беззастенчиво любоваться, как изящные линии стройных ножек переходят в порочную полноту бедер, затем ювелирно обрисовывают тонкую талию и грациозный стан, над которыми столь дерзко и вызывающе находились небольшие, но округлые и красивые груди.
Спустя несколько минут автобус снова остановился, и в него весело ввалились толстые раскрасневшиеся Диляра, Эльмира и другие, успешно преодолевшие пост на легковушке. С ними был и Миша. Он не пошёл на своё место, а сел на лежанку, так, что касался бедер Лики, обнял их и сказал:
-Нуу... Пошли ко мне. Ты обещала.
-Я? Когда?
-Когда ты зашла, ты обещала. Я сказал: ты поедешь со мной, и - ты поехала. Ты едешь благодаря мне.
-Нет. Я на своём месте еду. У меня билет. Там это написано.
-Не ври. Там место не написано.
-Наверняка не написано, - подумала Лика и не стала проверять.
-Тогда я здесь буду сидеть, - сказал Мехарали.
Он меня обнимает. За бёдра, - мысленно возмутилась Лика. Но как обнимает. Жаль, если он уйдёт, - пронзило её тело.
Вчера, когда она ходила кодироваться от курения, психолог сказал: - Вы думаете телом. Тогда Лика мысленно возмутилась. Но теперь она усмехнулась про себя: - Похоже, это правда.
Мехарали обратился к Лике, показывая глазами на Таню:
-Ты знаешь, я зашёл в автобус, смотрю, девушка сидит. Я на неё посмотрел и она "раз", так, глаза опустила и отвернулась. Мехарали слегка выпятил губы, наклонил голову, изображая Таню, томно прикрыл свои глаза тёмным опахалом ресниц и картинно отвернул голову, оставив на обозрение свою красивую смуглую шею с поблескивающей золотом цепью. Цепочка при всём своём изяществе была довольно тяжелой, или при своей тяжести - изящной. Вроде бы она и не была предназначена для того, чтобы кичиться своей массой. Она, казалось, создана, чтобы нежно и любовно обвивать его шею и интимно прятаться за горловиной футболки, но люди посвящённые знали, сколько стоит такая скромная роскошь. Лика оценила вкус Мехарали.
Лике приходилось раньше рассматривать лица индусов. Те из них, которые были очень красивы, были слишком нежны, могли принадлежать и женщине, и мужчине, как на изображениях Кришны. Те же, чьи лица не были изящными, были грубоваты. Мехарали был изящным и мужественным одновременно. Лика сразу разгадала эту загадку. Вся суть заключалась в носе, по-мужски крупному, но с утончёнными очертаниями. Рот был откровенно красив. Лика с удовольствием наблюдала за движениями его губ, которые то и дело изгибались в лукавую улыбку.
-Как тебя зовут? - С интересом спросил Миша у соседки.
-Таня.
-Таня? А по-армянски как? - Таня озадаченно молчала.
-Ты же армянка?
-Нет, я - молдавия.
-Да ладно, у тебя акцент настоящий, армянский.
-Нет, я молдавия.
-Как твоя фамилия?
-Кудриану.
-Ну вот, я же говорю, армянка.
-Нет, Миша, - возразила Лика, -помнишь фильм "Цыган"? Вот там у главного героя такой же акцент. Красивый. Красиво она говорит, да?
Миша посмотрел на неё, как бы вспомнил о её существовании, обнял ещё крепче. Сначала за бёдра, где лежали его руки, затем руки его проскользнули вверх, он обнял её за плечи, прижался грудью к её груди. Лика не успела возмутиться, как он уже сидел с краю, как примерный школьник.
Здравый смысл прошептал Лике нечто невразумительное, она покосилась на соседок, но, увидев, что они, две полные тушки, лежат, вынужденно прижавшись друг к другу, и ступни их переплетены, едва не рассмеялась.
-Потом ещё будут проверять.-Сказал Мехарали, имея в виду гаишников.- Ты не похожа на барыгу. Что это? - Он провел вверх по ноге Тани, пока та почти не хлопнула его по руке. Впрочем, вести дальше уже было некуда. - Вот, посмотри: где сумки? Юбочка такая ...Короткая. А почему рукава длинные?
-Мне муж не разрешил. Я хотела короткие, он не разрешил.
-А где муж? Объелся груш? - Лика видела, что Таня напряженно пытается понять про груши.
-А твой муж где? - Миша обратился к Лике.
-Мы развелись. У меня только чужой муж есть. Любовник.
-Смотри, и не стесняется, - на какой-то миг в глазах Миши появилось выражение, как будто он увидел неприятное решение неприятной задачи.
-Да уж, а ты видно из тех, кто любит нарушать запреты молча и стесняясь, -
мелькнуло в голове Лики.
-А как ты попала в Самару?- Спросил Миша у Тани.
-Я сначала была Москва, 2 года, потом Самару.
-В Самаре.
-Да, Самару.
Они шутя пререкались, а Лике стало смешно, как азербайджанец борется с молдаванкой за чистоту русского языка.
Лика уже слышала её историю:
-Два года в Москва. Я работала на магазин. Потом Тольятти. Работала бар. Миша красивый.
-А как ты с мужем познакомилась?
-Я работала бар. Он первый раз пришёл. Сказал: какой красивый девушка. Потом через месяц пришёл. Опять сказал: какой красивый девушка. Он увёз меня Самару.- Лика и не думала поправлять её, скорее всего тот молдаванин так и сказал: "Какой красивый девушка". Отчего-то она была уверена, что ОН - молдаванин. Тем более, что одна толстая бухгалтерша рассказывала ей, что наутро после ночей со строителем - шабашником, молдаванином "вся матка вибрировала". Ох, уж, эти молдаване. И закралась мысль: Попробовать бы...молдаванина.
Миша целенаправленно продолжал обнажать истину:
-Он у тебя кем работает?
-На стройка.
-Как его зовут? Я его знаю. Я всех знаю.
-Тоже Миша.
-Он русский?
-Таджикистан.
Лика опешила. Таджик, работающий на стройке, без прав, и молдаванка, уже полгода без паспорта. Оба юные, страстные, любят друг друга в чужом, холодном, сдержанном городе.
-Таджик? Миша? Я его знаю. У него брат есть?
-Есть. Маленький. Он уже уехал. -Таня неожиданно повернулась спиной и сделала вид, что спит. Удивительно, но именно не отбивание и наигранное возмущение, а беззащитное подставление Таней своих прелестей остановило Мишу от дальнейших покушений на её тело. Во время, когда она бодрствовала, как бы ответственность за её честь лежала на ней.
Мехарали обратился к Лике:
-Мой брат их крышует.
-Как - крышует?
-Деньги выбивает из заказчиков. Знаешь, они там как? Они договорились: например, они делают заказ и получают деньги. А если заказчику не понравится, он не платит. Один раз таджики сделали такой красивый заказ...Знаешь, на стену такие красивые гипсовые цветы, а вокруг красят.- Лика с удивлением узнала о существовании этого, незнакомого ей мира, где мужчины, гонимые чувством долга перед своими семьями вдаль от них, с утра до вечера заняты тяжёлым трудом, ущемленные в правах, недоласканные, недокормленные, складывают по кирпичику чужие семейные гнёздышки, создают уют, украшают дома, в которых им никогда не жить. Мехарали продолжал :
-Хозяин пришёл, говорит: -Э-э-э, мне не нравится. Они говорят: Как не нравится? Что не нравится? А он:-Не нравится, всё убирай. Они нас позвали, я пришёл, мой брат пришёл, хозяин думал: Кто такие? Думал, мы тоже из них, говорит, давай, убирай всё. А мой брат его так за плечи взял, повернул к себе, и говорит: Тебе не нравится? Смотри: мне нравится, ему нравится, а он никогда не обманывает, он намаз читает. Хочешь, ещё много людей приведу, всем понравится. А тебе одному не нравится. Подумай ещё, посмотри хорошо.- И носом его в этот цветок.- Нравится? А цветок, знаешь, какой? Вот как живой, только из гипса. Эта мода из Турции пришла. Нравится? Ещё посмотри. Тот говорит: -Нравится, и все деньги отдал.
Мехарали продолжал:
-У меня брат горячий. Он тайквандо знает, ушу знает, кунг-фу знает.
-И ты тоже все это умеешь?
- Да, я кунг-фу занимался, кунг-фу знаю. Мне мама говорит: слушай, зачем ты такой горячий? Ты ведь и руками можешь любого "забить". Зачем ты нож достаёшь? Зачем ты его резал?
-Кого резал? Ты?
-Да, я четыре года в тюрьме был.
-Здесь? Или в Азербайджане?
-В Азербайджане. У меня сестра четыре года в трауре была, как меня посадили. И замуж не выходила.
-И жених ждал?
Или Лике показалось, или в глазах Мехарали мелькнуло сомнение.
-Ждал. Помолвка была. Она сказала: пока Мехарали не выйдет, я траур не сниму. Потом я вышел, и подарил ей подарок. У нас принято, что старшие братья сестру замуж выдают. Я её привёл в мебельный салон и сказал: Выбирай, что хочешь. Она спросила: на какую сумму? Я ей ответил: выбирай, что тебе понравится, про деньги не спрашивай. Она выбрала, у продавца спросила: Это сколько стоит? Я говорю: сестра, обижусь. А когда отсчитывал деньги, смотрю, а у неё слёзы потекли.- Длинным тонким безымянным пальцем Мехарали изящно провёл по лицу, обозначая путь крадущейся по лицу слезы.
-Вот это щедрость, -подумала Лика, и протянула Мехарали апельсин.- Какой щедрый, благородный, трогательный, -подумала Лика и , словно в ответ на эти мысли Мехарали обнял её за плечи и стал приближать свои губы к её губам. Его руки были нежны, но сильны и властны, и Лике только оставалось, вытягивая, о поворачивая шею, избегать его поцелуя.
-Сначала женись, -со смехом сказала она,- У Вас в Азербайджане так нельзя, пока не женишься.
-Мы не в Азербайджане.
-Ну и что? Обычаев нужно придерживаться.
В этот момент автобус остановился. Тут же вошёл милиционер и указал на Мехарали:
-Документы.
Мехарали медленно, гордо встал и не спеша направился в конец автобуса, на своё "место для поцелуев", где лежала его сумка. Милиционер быстро прочёл по лицам, кто ещё не имеет регистрации, велел идти на пост всем мужчинам, и озадачил Лику принципом, по которому отобрал из женщин только одну немолодую толстую брюнетку, Диляру. (Галима, Джамиля,Карима, Алия,Лейла, Мариам, Зарифа, Наира, Эльнара, Диляра).Автобус стоял долго. Минут через двадцать появился спокойный, со скептической улыбкой в глазах, Мехарали.
-Шестьсот рублей.
-Шестьсот? -потрясённо протянула Лика.
-Да. Я на дорогу беру "ментовские деньги"-600 рублей. Он все отобрал. Я сначала говорю: -Пятьдесят. А он: -Ты что, издеваешься? У самого такая цепь золотая и перстень, и хочешь 50 рублями отделаться?
-Миш, ну сними их. Мехарали, видимо, был огорчён, так как не остался "играть в любовь", а прошествовал в конец салона. Потом смеясь и галдя, появились и остальные.
Автобус тронулся, от этого Таня проснулась. Узнав, что была проверка паспортов, она пришла в ужас. Лика впервые увидела, как её хорошенькое личико исказилось одной гримасой-страхом. Она даже не поняла юмора, когда второй водитель, ласково глядя на неё, спросил своим зычным голосом:
-А тебя почему не проверяли? - И испуганно сжалась.- В следующий раз мы тебя им отдадим, а сами дальше поедем.- Таня была в шоке, испуганно расширив и без того огромные голубые глаза.
-Где твой паспорт?
-Украли. Тольятти украли. Я была на рынок. Нужно Молдавия. Новый паспорт.
Водитель попытался успокоить её:
- Да никто тебя проверять не будет. И, подумав, добавил: - Ты, главное, молчи.
Но Таня выглядела перепуганным зверьком и на протяжении всей дороги периодически спрашивала:
-Я похожа на русскую?
Мехарали как ни в чём не бывало снова уселся на их постель, и Лике пришла в голову мысль, за которую ей тут же стало стыдно: ну, почему тебя не забрали гаишники и не сняли с автобуса. Мехарали снова принялся теребить Таню вопросами о "муже".
-Свадьбы не было? Это не муж. Это, знаешь, как называется?
Таня поспешила перебить его:
-Мы поженимся . Следующий год. Я поеду к нему домой. У него большой.
- Что большой? - Миша опешил и растерялся.
-Это...дом большой. - Миша рассмеялся.
-Ты его будешь убирать. Ему родители не разрешат на тебе жениться. Ты не мусульманка.
-Ну я и стану мусульманкой. Разрешат, у него родители хорошие. Только старые.
-Вот и будешь за родителями ухаживать, дом убирать и баранов пасти. А он в России другую бабу найдёт.
-Нет, он меня любит.
-Найдёт, найдёт, а ты там батрачить будешь. Будешь ходить с длинными рукавами. Вот в такой юбочке - Миша подергал её за край замшевой юбочки - не походишь.
-Да, я знаю, длинные рукава.
-И ещё в штанах.
-В штанах? Я хочу в платье.
-А сверху на штаны длинное платье.
- Платье на штаны? Неет. Я не буду штаны.
-Там так все ходят.
- Я буду ходить в коротком.
-Далеко не будешь ходить. Тебя сразу побьют на улице. Отдадут его родителям и ещё они тебя побьют.
Тут Таня впервые озадаченно замолчала. Как видно принять решение стать мусульманкой далось ей без всяких сомнений и легко, но запрет носить короткую юбку повлёк за собой тяжёлые раздумья.
И, когда Мехарали ушёл на своё место в конце автобуса, она решила вытащить на свет божий и другие свои сомнения, которые перевесили бы чашу весов, на которой была короткая юбка.
-Я устала. Я готовила плов, целый казан. Всё съели.
-Вдвоём?
-Нет, пришли друзья. Я им готовила. Целый день.
-Пошли бы вечером на набережную, погуляли.
-Набережная? А что это?
Лика искренне вытаращила глаза:
-Таня, ты не была на набережной? Ни разу? Ты что? Там так здорово, так красиво. Я в Интернете читала, что такой даже в Париже нет.
Таня приблизила её лицо к своему и взволнованно заговорила:
-Дай твой номер телефона. Я приеду из Молдавия, и мы пойдём на набережная. Мы с тобой вдвоём пойдём. Муж не узнает.
-А что, он не разрешает?
-Нет. Мы ходим вместе. Я весь день дома сижу. И в магазин ходим вместе, и мусор вынести. Один раз я пошла на магазин днём. Он много ругал. -Подумав, она добавила: - И ударил меня по голова. - Лицо Тани помрачнело - Два раза.
Лика опешила: чья-то рука поднялась ударить по этой милой чудной головке?
-Как? Ты что? Таня! Послушай, если ты сейчас молодая, красивая, он тебя любит, и - бьет? Что будет потом? Когда ты выйдешь за него замуж, будешь старше? Вот поэтому ты и куришь! Ты живёшь, как в тюрьме, в четырёх стенах, ради него, никуда не ходишь, ничего не видишь. И он ещё тебя бьет? Таня, если бы тебе было хорошо, ты бы столько не курила! Ты куришь, потому что тебе плохо.
-Я ему сказала: ты меня ударил по голова. А ты подумал, что я стану из-за этого дурак? Ты не будешь меня любить. А он сказал: я буду тебя любить ещё больше, потому что ты из-за меня стал дурак.
-Кошмар. Таня, зачем он тебе сдался?-Таня умолкла, задавшись мысленно тем же вопросом. Ход её мысли можно стало понять, когда она заговорила.
-Знаешь, что я скажу?- И зашептала:- У них надо перед секс мыться. Каждый раз. Ночью пять-шесть раз секс - пять шесть раз мыться и голову мыть.
- Голову-то зачем?
-У них так. Он говорит, иди, мойся.
-И каждый раз с шампунем?
-Нет, сначала мыла с шампунем каждый раз. Теперь просто вода. Я сказала: не буду шампунем, волосы плохие станут. Он сказал: ну ладно.
-Ну, неудобно же, с мокрыми волосами.
-Я феном сушу.
-Кошмар. Всю ночь волосы феном сушить..
- У меня волосы стали плохие. Раньше были такие длинные, вот такие. Я была, как Барби.
-Ты и сейчас, как Барби. Ты ему скажи: раз ты меня любишь, не заставляй меня каждый раз голову мыть. Ведь ты идёшь на жертвы, ради него, никуда не ходишь, весь день дома сидишь, пусть и он пойдёт тебе навстречу. Слушай, расскажи своей тёте, как Вы живёте. И маме расскажи. Ведь они тебе плохого не посоветуют.
Обе они замолчали и задумались. Лика переваривала "пять-шесть" раз. Результатом Таниных размышлений стало:
-У меня муж красивый. Он мне дублёнку покупал. Я в ней, была красивая, как принцесса.
-Ага, вот останешься без волос, принцесса, -подумала Лика.
-Он тебе покупал? Молодец, щедрый.
-Ещё он мне будет золото покупать. Хочу золото. Такие большие...-она потянула мочки ушей.
-Серёжки?
-Да, и перстень. Это наверное дорого? Двести баксов? - Глаза её слегка округлились, когда она называла эту запредельную цифру.
-Да, наверное.
-Он мне платье покупает, он не жадный.
Лика осеклась в своих нравоучениях. Вот на такие слова она никогда не знала, что ответить. Что лучше: сама ли женщина зарабатывает, имеет впечатления, или лучше когда муж - один свет в окошке, и из этого окошка валятся всякие побрякушки, дублёнки, кофточки, и вот такие модные туфельки, что на Тане, а сама Лика себе ещё такие не купила.
***
Таня начала мечтать вслух, насмешив Лику: - Хочу мужчину. - Миша оторопел и замер, глядя на неё. Она продолжила свою мысль:-Хочу мужчину, чтобы был добрый, не жадный, красивый. Чтобы не ходил... -она не знала, как выразить "изменял" и сопроводив слово широким движением руки, куда-то в конец автобус, протянула -Тудааа. Лика рассмеялась и показала рукой на Мехарали, сидящего рядом и притеснившего её : А вот - Миша. Смотри, и красивый, и вообще туда не ходит.- Мехарали тут же развил шутку.
- Я туда не хочу, я хочу только сюда.
-И ещё он хочет "туда-сюда". - И они все рассмеялись. Тане хватило знания русского языка, чтобы понять эту шутку. Мехарали тоже оценил шутку, потому что в очередной раз прильнул к Лике начал её целовать. Она смеялась, и сопротивлялась ему, всё было так весело - невинно и только предчувствие ночи немного пугало. Предчувствие следующей ночи, когда Таня будет сдана на руки тёте, и её не будет рядом на спалке. Зато будет Мехарали.
Автобус снова остановился на посту. Лика старалась спокойно внушить напряжённо сидящей Тане:- Всё будет нормально. Ты, главное, когда увидишь мента, не прячься, и не отворачивайся.
- Я боюсь. Смотри, как сердце стучит. - Таня схватила руку Лики и прижала к своей груди. - Ну, вот, ещё этого не хватало, что сегодня, все с ума посходили, что все меня лапают, - возмущённо подумала Лика. Мягкая ткань кофточки Тани и вправду содрогалась от ударов под ладонью Лики. Тут автобус опять остановился и в дверях мгновенно материлизовался гаишник. Лика смотрела, как его взгляд скользит по салону. Едва он коснулся Таниного лица, как та резко рухнула на постель, отвернулась, и спрятала лицо в подушку. - Умница, - подумала Лика огорчённо,- хорошо усвоила. Сейчас начнётся... Гаишник целеустремлённо приближался к ним. - Она русская? - спросил он, указывая на Таню. - Конечно!!! Уверенно заявила Лика. Она загадочно призывно помахала ладошкой: - Хотите посмотреть? - Для того чтобы разглядеть лицо Тани, гаишнику пришлось бы нагнуться и над лежащим телом Лики, которая нарочно выпятила грудь, и смотрела на него испытующе - призывно. Он был не настроен расходовать на флирт своё охотничье настроение, смутился, криво осклабился, и отвёл глаза в конец автобуса, где во тьме его ждала беспроигрышная лотерея.
-Ты, ты, и ты, на пост, - скомандовал он, и несколько мужчин побрели к выходу. Первый был не Мехарали, второй тоже, но Лика почему-то была уверена, что его не могли пропустить, и действительно, он шёл последним. Вот недавно он сидел на их лежаке, как король, учил Таню жизни, а сейчас послушно, понурившись, плетётся по мановению пальца человека в погонах.
- А ведь эти деньги кладут карман? Государство ничего не получает? - спросила Таня, подразумевая гаишников, и Лика снова поразилась её детской наивности.
На московский рынок приехали даже раньше, чем планировалось, в четыре часа ночи. Лике не спалось. Она думала, как они будут прощаться с Таней. Таня, наверное, эмоционально обнимет её и поцелует в щёку. Потом запишет в красную записную книжечку телефон тёти, как собиралась всю дорогу. Потом, когда она вернётся из "Молдавия", они созвонятся, и тайком от Таниного таджика сбегут на набережную, глаза Тани расширятся, и будут отражать величавую Волгу.
-Таня, Таня! - Она затрясла Таню за плечо. -Приехали. Возьми телефон, позвони тёте, а то она тебя не найдёт тут. Таня продрала сонные глаза, не понимая, приподнялась, и повернулась к окну.
-Вон, вон моя тётя!
Лика почему-то не ожидала, что стильная молодая блондинка, и стоящий рядом с ней высокий красивый мужчина - и есть тётя Тани с мужем. Она всматривалась в них пристальней и через минуту увидела рядом Таню. Лика хотела помахать ей на прощание, но тётя, её муж, и Таня вскоре быстро скрылись в темноте. На ещё тёплом месте Тани остался только пакетик с апельсиновыми очистками.
День второй.
Лике первой загрузили товар в автобус и она гуляла по огромному рынку, разглядывая маленьких одинаковых вьетнамцев, недружелюбных надменных китаянок, наблюдала в китайском кафе, как ловко, как хорошо налаженные автоматы, двигаются дети плодовитой Chinы, жарят лепёшки, кидают а пластмассовые стаканчики пакетики с чаем, размешивают сахар. Несколько раз вдруг слышала за своим плечом задумчивую мелодичную песню, которая могла быть только о любви, оборачивалась и видела, что это какой-нибудь афганец с томным счастливым видом идёт и громко напевает чистым, хорошо поставленным голосом. Лика немного удивлялась, сопоставляя: она видела, что, кроме китайцев, среди иностранцев работают только мужчины. Она даже засмотрелась на нескольких мужчин азиатского типа: высоких, откормленных, крепких, смуглых, которые весело готовили и тут же продавали шаурму и хачапури с сыром, половинкой которой можно было наесться на целый день. На голове у них были белоснежные тюбетейки с причудливым орнаментом, вязанные крючком. Наподобие тех изящных, накрахмаленных белых салфеток, называвшихся романтическим французским словом "ришелье", которые она видела у прабабушки под горшками с фикусами и на секретере. И - такие же узорчатые, ослепительно белые творения - на мужских чёрных и жёстких до блеска волосах мужчин придавали им особый шарм, контрастно подчёркивая их мужественность. Трепетная нежная женская ручка связала им эти парадно-праздничные тюбетейки, как бы давая понять, что кто-то заботится о том, чтобы они выглядели вот так: трогательно украшенными белоснежной узорчатой шапочкой.
Лика задавалась вопросом обо всех тех женщинах, что наезжали ей на ноги тележками, сцеплялись колёсами и отчаянно материли друг друга: а где ваши мужчины? Почему вам приходится волочить неподъёмные сумки, надрываться, втаскивая их в маршрутные такси, торговаться с продавцами, выпрашивая рубль-два скидки. Ещё надо продать всё это, стоя на холоде, под дождём, или снегом. Ведь не могут эти, одетые в тряпичные дешёвые пальтишки тётки снимать offis. Почему так получилось? Наверняка у каждой из женщин был муж, и есть история, почему она сейчас парится здесь, а не ждёт с работы мужа, украшая и создавая уют в их общем гнёздышке. Что-то не так. Что-то неправильно. Но Лике не хотелось углубляться и думать, почему сама она здесь, и - променяла бы она свободу и возможность ходить вот так, размышляя и удивляясь, философствуя, и уворачиваясь от тяжёлых груженых телег, на долг сидеть дома, в четырёх стенах.
*******
Лика была разрываема двумя чувствами: Мехарали нравился ей, всё её существо жаждало прикоснуться к нему, испытать на ощупь это мускулистое тело, ощутить эту красивую смуглую кожу, и жесткие мускулы под ней, обвить руками этот гибкий, стройный торс, поцеловать эту юную красивую шею, и постоянно чувствовала, как внутренний голос властно командует: - Сидеть! Куда! Не дёргаться!
Да, да, всё правильно, он моложе её намного, отношения бесперспективны. Ей некуда его пригласить потом, после поездки, и она не пойдёт к нему... Всё так...Но вот сейчас...Сейчас...Он так близко, такой красивый, такой желанный, такой юный. Такой страстный... И он так стремится к ней. У него такие горячие чувственные губы. Такие жадные руки. Он, почти насильно, заставил её почувствовать вкус своих губ. Она изо все сил пыталась остановить охватывающее её безумие, войти в режим созерцания (ну, могу же я просто посмотреть?), и Мехарали купался в волнах тайного желания и любования, которые источали её большие голубые глаза. Она не отрывала от него взгляда, как только он появлялся в поле зрения, и он чувствовал это. Он двигался, говорил, поводил плечом, закуривал сигарету, зная, что его единственный зритель не спускает с него глаз. И Лика знала, что он знает, что всё окружающее - лишь сцена, где он выступает для неё, что все его движения рассчитаны на неё. Она знала это, и улыбалась, когда неожиданно, из какой-нибудь неудобной позы или неподходящего наклона головы Мехарали бросал молниеносный взгляд, чтобы удостовериться, любуется ли она. Любуюсь, любуюсь - её полные губы слегка улыбались в этот момент. Лика чувствовала, не могла не чувствовать, что у этих переглядов будут последствия, далеко выходящие за пределы приличий. Но-заглушала она свой внутренний голос - смотреть-то никто не запрещал? Сейчас - то ничего не происходит! Ещё не вечер. Там будет видно. И - продолжала любоваться Мехарали.
Ей нравилось то, что, несмотря на ....., Мехарали не становился её. Он оставался независим, он был самим собой.
Близилась ночь, Мехарали рассказывал про Коран, и Лика старательно поддерживала беседу, оттого, что ей самой было интересно, насколько глубоко юноша, вчерашний атеист по воспитанию, погрузился в религию.
-Напиши что-нибудь по-арабски. Мехарали взял её блокнот и начал справа налево старательно выводить арабскую вязь. Лика задумалась: что заставляет его вкладывать столько труда и желания в посвящение в религию предков? Ведь, живя в Самаре, торговать обувью на рынке, как он, можно, и не утруждаясь изучением Корана.
-Где твой перстень? - спросила Лика.
-Да, где-то там, - Мехарали небрежно кивнул на валявшуюся рядом спортивную сумку. Недурно, подумала Лика, - он уверен, что никто из пассажиров не посмеет украсть тяжелый перстень и массивную цепочку...
Мехарали лёг рядом с ней на лежаке и достал таблетки.
-Что это? - спросила Лика.
-Это очень хорошие таблетки. Лика сразу вспомнила, что бывший муж пил "Кетотифен" пачками, и что они сваливали его с ног, как сильнейшее снотворное и не стала спорить с Мехарали, что они не от кашля, а от аллергии. И тот авторитетно продолжил свою тираду, что "антикварные" таблетки лучше помогают, чем последние достижения фармакопеи. Пей, пей - подумала она с радостью. И, действительно, вскоре Мехарали заснул, укрывшись с ней одной простынёй, которую предусмотрительно взял с собой в рейс. А Лика с ужасом ждала наступления глубокой ночи, которая покроет мраком опасные порывы страсти. Хотя, как она не крутила головой, она не увидела ни одного любопытствующего взгляда, устремлённого на них. Пожилая энергичная татарка, которая решительно выбивала себе в начале рейса занимать лежак одной, спала, укрывшись одним одеялом с серьёзным и строгим "учителем", единственным обладателем паспорта с регистрацией. Во время остановок он первый шёл на пост предъявить свой законный документ, и каждый раз был оштрафован наравне с другими. Весёлые татарки спали, головой к голове Лики, одна из них на ликином диванном пуфике. Когда Лика сказала Мехарали:
-Давай заберём у них подушку, Мехарали ответил в возвышенном стиле: - Не надо. Мусульманин никогда не сделает плохо другому мусульманину. - Лика погрузилась в философское обдумывание этого заявления и осталась без пуфика.
Мехарали спал, повернувшись к Лике спиной. Перед этим он взял её руку и обвил ею своё тело. И Лика, не сопротивляясь, обняла его упругую талию. Потом ей захотелось почувствовать лёгкое жжение между своей ладонью и его кожей, она тихонько, чтобы не разбудить Мехарали, вытянула его рубашку из-под пояса и положила руку на его живот. Она не понимала, что происходит, почему она обнимает этого мальчишку, на виду у всего автобуса, и, к тому же, отражаясь в зеркале водителя. Зато она понимала, что ей хорошо. Поэтому она бросила анализировать, и заснула, дыша Мехарали в шею, и слегка опасаясь надвигающейся темноты, которая не замедлила воцариться.
Лика думала, что ей удастся всю ночь играть в игру: и привлекать Мехарали близостью своего тела, горячей кожи, тонкой талии, длинных ног, и отталкивать его словами: -Мехарали, перестань. Мехарали,ну...Мехарали, убери руку. Нет, Мехарали, нет! Она чувствовала себя, как в юности, когда зажигательные ласки, объятия и поцелуи могли расцветать без страха и длиться бесконечной мелодией упоительного наслаждения, Потому что непреклонное спасительное "нет" стояло на страже их невинности. Удивительно, Лика впервые в жизни упивалась ощущением безнаказанности. Как бы они не шумели, и что бы не вытворяли, ниоткуда ни разу не послышалось ни одного возмущённого окрика, не сверкнуло ни одного негодующего взгляда.
Но, когда Мехарали, изящный, тонкокостный Мехарали потерял терпение, и в одно мгновение скрутил ей руки за спиной, а другой начал расстёгивать брюки, придавив её при этом своим весом, она поняла, что игры кончились, неожиданно грубо прошипела: -Мехарали, прекрати, как-то извернулась, змеиными движениями выползла из-под него, оправила маечку и сбежала на переднее сиденье. Водитель мельком покосился на неё, и вновь завораживающая белая полоса дорожной разметки, слабо освещённая во мраке, и ведущая в таинственную глубокую темь, завладела его вниманием.
Лика вдруг испугалась: до этого, увлёченная любовной борьбой с юношей, она не замечала, что временами, когда водитель привычным движением двигал рычаг скоростей, в автобусе слышался жуткий звук заклинивающего, стучащего, корёжащегося металла. До того, как шофёр переводил рычаг на другую скорость, казалось, взбесившееся железо с огромной силой вырвется из под пола автобуса, разорвёт дно и страшной волей настигнет свою жертву в салоне.
-Что это? - спросила она.
-А, шестая скорость...-спокойно ответил водитель.
Лику всегда удивляло, как легко водилам удавалась такая тяжёлая задача: вести автобус без почти остановок 36 часов. Во время стоянки в Москве, не поспав, они собирали у пассажиров грузы. Лика прикидывала: от 2 до 3 тонн. Потом - снова дорога, а в Самаре опять они же разгружали автобус. По ликиным меркам, которая водила как-то машину под девизом: "ни дня без двух аварий", или, подняв пару коробок, сразу страшно уставала, это была практически невыполнимая задача. Особенно в прошлый рейс, когда оба водителя были поджарые, небольшого роста. Лике казалось, что автобус и грузы движутся какой-то посторонней силой, а два водителя, худощавые и небольшие, лишь направляли эту силу. В этот рейс водители были более впечатляющие: один - высокий, чуть повыше Лики, из тех, кого подруга называла "шкафчик", симпатичный, русоволосый. Лике казалось, что с такой внешностью могут быть лишь надменные качки в фитнесс - клубе, и оттого, что такой характерный типаж вёл автобус, шутил с пассажирами, и даже дал ей свои запасные тапки, когда она, спеша курить, споткнулась, и потеряла каблук на подножке автобуса, это её приятно удивляло.
Но он мерк на фоне второго водителя. О...Второй...Второй был настоящий русский богатырь. Лику всегда удивляло, как нынешние режиссёры отбирают типажей для своих фильмов. Смазливые, отмеченные алкоголизмом особи, по сценарию мужского пола. Они не казались Лике другого с ней пола. Умильные улыбочки, игривые гримаски, картинное округление глаз. И, главное, из этих глаз никогда не вырывается что-то мужественное, мощное, бушующее внутри. Глаза - как ставни, прикрывающие бесполое спокойствие. Нет, пожалуй, ниже пояса у них всё в порядке. Может, даже, они хвастаются друг другу, как много ухоженных, зарумянившихся в солярии, готовых к соитию женских тел они испробовали ( измочалили). Но Лике казалось, что фрикции расслабляют и изнеживают их, а не делают мужчинами. А этот водитель был настоящим мужчиной. "Он младше меня, - сказал Мехарали. Сколько же ему? Двадцать четыре? Лика изучающе пристально посмотрела на водителя, который стоял прямо перед ней. Но тот нисколько не смутился. Он привык к восхищённым женским взглядам и не замечал их. Он был очень высок, и очень складен для такого роста. Лицо его, правильное русское лицо, было уже сейчас, в начале лето, сильно загоревшим, отчего слегка выгоревшие ресницы, и брови, и голубые глаза казалось, светились уверенным и невозмутимым светом. Солнце тронуло и волосы, но они сохранили благородный пшенично-пепельный цвет, которого никогда не добиться экранным модникам. Сами волосы были густыми, крепкими, слегка кудрявыми и Лика с удивлением смотрела на него с мыслью: как такими неяркими красками можно нарисовать столь выразительную мужественную фигуру (красоту). Он спокойно и как бы небрежно вёл автобус, Лике казалось, что он ведёт его своей мускульной силой и волей. Была глубокая ночь, Лике хотелось спать и она с удивлением таращилась на водителя, который, она знала, не спал весь день, а теперь легко, словно играючи, вёл автобус.
Снова пост. Водитель выгреб из бардачка оставшиеся пятидесятирублёвки и ушёл. Через несколько минут он вернулся, и устало, но громко сказал:
-Нерусские, на выход. Сел, откинул голову, и прикрыл веки. Ответом ему было полное молчание.
Через некоторое время он встал и зычным митинговым голосом протрубил:
-Ну что? Будем стоять?- Его призыв вновь рассеялся безрезультатно. Никто не хотел вылезать из спасительного мрака. Водитель вновь разразился неполиткоректной громовой тирадой с перечислением национальностей, с которыми он больше никогда не поедет в рейс. Мрак автобуса уже не выглядел спокойным. Он был разбуженным, настороженным. Автобус стоял. Водитель, истратив все аргументы, молча встал, смотрел вглубь салона, вполголоса выматерился, и снова сел, закурив папиросу. Прошло ещё десять минут. Тишина. Свежий воздух, порывами вносящий запах леса. Лампа над местом водителя светит уютно, как домашний ночник. Всё тихо и спокойно. И хорошо. Кроме одного: автобус стоял. А он должен быть ехать. Водитель снова встал. Лика подсказала ему:
-Скажите, сейчас на штрафстоянку поставят, и товар разгрузят.
Водитель тут же выдал во тьму подброшенный ему свежий аргумент и добавил от себя:
-Кто у Вас главный? Пусть паспорта соберёт, и идёт на пост. Из мрака послышалось:
- Пусть русские идут.
Лику всё происходящее забавляло, но всё же она в тон водителю пронудела:
- Это во сколько же мы приедем.
Женщина, которую уже однажды забирал милиционер за смуглый цвет кожи и широкие сросшиеся брови, всю дорогу сидевшая на переднем месте и чью голову Лика задела однажды ступнёй, отбиваясь от Мехарали, внушительно сказала: -Ты иди. Ты русская, вот и иди.