Мониторы и прочая офисная атрибутика, на двух примыкающих друг к другу столах, сдвинуты к стене. Освободившееся место заставлено пластиковыми тарелками. В них, выложенные наспех, - закуски из ближайшего продуктового: колбасные и рыбные нарезки, кусочки селёдки из вакуумной упаковки, магазинный оливье, огурцы из банки, сыр. В промежутках - пакеты с соком и бутылки с минералкой. Один из сотрудников дорезает хлеб, другой - раскладывает одноразовые вилки и достаёт, один из другого, бумажные стаканчики. Сотрудницы домазывают на хлебные ломтики масло и икру.
- Ты расписался на открытке? Нет? Расписывайся. Мы все уже расписались.
- Кто зачитает поздравление? Я не буду.
- А мы разве что-то сочиняли?
- Да ничего мы не сочиняли! На открытке написано! Может ты?
- Не. У меня дикции нет.
- Тогда ты читай. Ты у нас самый умный.
- И что? Если умный, - все шишки на меня? Дай открытку...Ладно, здесь немного...прочту.
- Только с выражением, как будто о перевыполнении годового плана докладываешь. Ты умеешь.
Столы обрастают стульями. За занавеской притаился букет и подарок. Там же прячутся вино и коньяк.
- Тихо вы! Идёт! Давайте, становимся полукругом.
В офис заходит женщина. На коротких ножках - брючки, сверху - пёстрый, бесформенный балахон, скрывающий огрехи тучного тела. На шее - кожаный шнурок. На шнурке - блестящий, размером с яйцо, кулон-стеклярус. Вычурно уложенные волосы и идеальный маникюр указывают, что она только что из салона.
- Здравствуйте, здравствуйте, дорогие мои! Рада вас всех видеть!
- Здравствуйте, Инна Сергеевна! - обступают её сотрудницы.
- Ой, какая у вас причёска! Как вам идёт!
- Ой, какая вы сегодня нарядная!
- Ну, всё, всё. Встали.
"Самый умный" выходит из полукруга.
- Уважаемая Инна Сергеевна! Поздравляем вас с Днём Рождения! Желаем счастья и здоровья! Мы, сотрудники отдела, гордимся, что работаем и добиваемся больших успехов под вашим неустанным руководством.
Зачитывается открыточное четверостишье. Под аплодисменты, возникают и преподносятся цветы, и вручается подарок; купленный вскладчину в сетевом магазине, чайный сервиз в весёленький жёлтый горошек.
- Спасибо! Спасибо, дорогие мои! - в её голове щёлкает: "Пятый". - Дайте я вас всех расцелую.
Она по очереди обходит всех восьмерых. Театральные объятия. Прикладывание щёчками.
- Ну, что дорогие мои, давайте к столу. - Зорким, полководческим взором она осматривает поляну, мысленно калькулируя и сверяя количество и разнообразие закусок с выделенной на их приобретение суммой. - Ай да молодцы! И про икру не забыли. И - полушёпотом - А это дело?
- Две бутылки вина и бутылка армянского коньяка.
- Ай да молодцы! Только с этим делом - она подносит ко рту указательный палец. - Сами знаете. Директор по головке не погладит.
Не раз и не два сдвинуты бумажные стаканчики. Бутерброды с икрой сметены подчистую. На тарелочке с рыбной нарезкой осталось несколько ломтиков. Колбасы, селёдка и огурцы съедены наполовину. Начинающий подсыхать российский сыр лежит в гордой неприкосновенности.
Сыпятся поздравления. Дифирамбы поются без остановки. Лоб и щёки лоснящегося лица виновницы торжества цветут коньячным румянцем: "Какие всё-таки они у меня молодцы". - аллюром проносится в её, звенящей серебряными колокольчиками, голове. Привыкшая держать подчинённых на определённой дистанции, она расслабляется и обмякает; телом и душой.
Разговоры становятся громче и оживлённее.
- Инна Сергеевна! С днём Рождения! Вы... вы такая... уже столько сказано, что мне нечего добавить, какая вы... Давайте с вами чокнемся! - блестя маслянистыми глазками, "самый умный" встаёт и тянется через стол. Край, вылезшей из брюк, рубахи, забирается в лужицу селёдочного рассола.
Сделав глоток, он начинает садиться, но на полдороги передумывает и снова встаёт. По нему видно, что какая-то мысль, всполохом озарив его отуманенный хмелем мозг, застряла в нём колкой занозой.
- Инна Сергеевна, извините, а...можно спросить?
- Можно.
- А вы были маленькой? Тьфу, что я говорю. Я имел в виду, какая вы тогда были? Тьфу, не то. Не вы...ну, в смысле... какое ваше первое детское воспоминание?
Вопрос застаёт её врасплох. Всегда собранная, готовая к любой неожиданности, заковыке, она теряется: "Детство? Это было так давно ...а может и не было вовсе...Помнит ли она?" - В голове - кадры старого, давно забытого, фильма: дедов дом...комната с печкой...кошка Машка... крыльцо... Деда... Мама...- "Тысячу лет об этом не думала".
- Расскажите, Инна Сергеевна! Расскажите!- поддерживают "самого умного" раздухарившиеся сотрудницы. Кто-то хлопает в ладоши; остальные - подхватывают. - Пожалуйста! Просим!
- Первое?.. - взгляд её устремляется вверх -...Открываю глаза...В окне - ветка яблони. С блестящих листьев стекают и падают капли. Видно, за то время, когда я спала после обеда, прошёл дождь.
В платьице и резиновых сапожках на босу ногу выскакиваю в темень коридора; застоялый дух прелого дерева, сена и хлеба. Из чёрной прохлады вылетаю на жаркое, ослепительно яркое крыльцо. Солнечный свет бьёт в глаза; закрываюсь ладошками. Попривыкнув, вижу Деду. В овечьей кацавейке, он, полулёжа, примостился на ступеньках ; пускает сизые облака. Утыкаюсь ему в плечо, пахнущее подкислым мехом и горько-сладкой махоркой. Смотрю на двор: "Вот те на! Тут не дождь прошёл, - ливень. Как же я крепко спала? - Все, поросшие травой, ямки и ямы, вплоть до дальних, полуразрушенных, ворот, превратились в лужи и лужицы. И в каждой из них живёт, отражаясь, своё солнышко! Представляете, на дворе - сто солнц!
Спрашиваю - Деда, можно глубину у луж померить? - он притягивает к себе, гладит по голове - Не можно, а нужно. - и тихонько шлёпает по мягкому месту, задавая направление.
- Слетаю с крыльца и тут же залезаю в ближайшую. Под прозрачной водой - зелёная трава. Вода доходит до середины сапожек. Бегу к следующей - побольше. Иду к середине. Вода обступает сапожки всё выше, прижимая их к голым икрам. Ещё выше; вот уже по самый краешек. Но я упорно иду дальше. Вода заливается в сапожок. Ай! Я испуганно смотрю на Деду: "Не наругает?!" - Он всё видит, но продолжает спокойно курить свою козью ножку; улыбается: "Значит, не наругает." - Тут же заливаю водой второй сапожок.
Ношусь по двору. Подол платья весь мокрый. Подскакиваю к самой большой луже. Тут мысль.
- Деда, а можно искупаться?
- Валяй, коза. - жмурится Деда в ослепительном свете.
Влетаю в лужу и плюхаюсь животом прямо на солнце. Вода тёплая, как парное молоко; почти горячая! Перебираю руками мягкие, шелковистые стебли травы. Вскакиваю и снова ныряю, с головой погружаясь в душистую травяную ванную. Брызги - во все стороны!
В какой-то момент, краем глаза замечаю, - на крыльце появилась мама. Встаю. Смотрю на неё. Обтекаю. По гневному выражению её лица понимаю. - Дело - швах. Сейчас изничтожит.
Деда берёт маму за руку и тянет вниз, усаживая рядом с собой на ступеньку; притянув, совсем как меня, произносит несколько слов. Я не слышу, но вижу - гнев сходит с маминого лица. На смену ему приходит строгость. Энергично водя руками и указывая на меня, она рассерженно тараторит ему. Тогда, Деда обнимает её и шепчет на ушко. Мама затихает; взгляд становится добрым. Она улыбается. А потом и вовсе, неожиданно, прыснув в кулак, - утыкается Деде лицом в плечо; совсем как я.
Ничего не понимаю. Просто чувствую, что деда, каким-то непонятным образом, сделал так, что мне не влетит; чувствую, что сейчас - могу делать всё, что хочу!
Перебегаю от одного солнышка к другому. Веселье - через край! Ношусь, визжу, ору не своим голосом, чупыхтаюсь, песни пою!
Инна Сергеевна замолчала. Детские воспоминания, бережно взяв за ручку, вели дальше; вели в ту, заповедную область, о которой не рассказывают даже самым близким людям:
"Летний душ в саду, у сарая. Сбоку от кабинки - куст красной смороды, грядка с клубникой. За душем - крапивный лес.
Клеёнчатая занавеска. Полумрак. Ступни ощущают шершавость струганных перекладин поддона. Яркие вертикальные щели. Узкие полоски лучей расчерчивают паутинку под угловой полочкой для мыла, саму полочку, полотенце, висящее на крючке. И полочка и полотенце - там, наверху; всё - выше ростом.
Тёплые струйки щекочут кудряшки, шею и плечи. Мамина рука водит мылом по голове. В ушах - тонкий треск лопающихся пузырьков. Стекая, мыло попадает в глаза - Ай, щиплет! - А ты закрой. - Кончики пальцев порхают по волосам. Как рассказать про эти прикосновения? Возможно ли описать, чем пахнет воздух сада после летней грозы? описать запах вечно влажных сосновых перекладин поддона, постоянно поливаемых мыльной водой?
Мочалка ловко скользит по шоколадному от загара телу, не пропуская ни одного уголка. На пол и стены летят, мягко шлёпая, шматы пены.
Огромное махровое полотенце накрывает с головой. Неутомимые руки растирают влажные кудри, тело; пеленают, как младенца, конвертом, - Оп-ля! - подхватывают и отрывают от земли...
Какие подобрать слова, что бы рассказать, какой была мама?"
Произошло маленькое чудо. Сотрудники, вдруг, увидели вместо своего руководителя; этого капрала в юбке; диктатора и тирана, по много раз сделавшего каждому из них больно - маленькую девочку. Изумлённо замерев, все стихли.
- А теперь, - маленькая девочка растворилась в воздухе. - Хочу серьёзно поговорить с вами на предмет опозданий, уходов с работы раньше положенного времени и выплаты квартальных бонусов.