Аннотация: Главному герою тринадцать лет. Он влюбился в свою учительницу литературы. Он ненавидит своего отчима, которого неожиданно застает с учительницей, и понимает, что между ними роман...
Несколько майских дней.
Я даже не знаю, почему мне вспомнилась эта история, почему несколько дней не выходила из головы и, в конечном итоге, всё же заставила меня уделить себе время, чтобы из обычного воспоминания превратиться в авторское творение, воплощенное на бумаге.
Казалось бы, ну, какая разница. И сколько раз это странное противопоставление посещало меня. Но уж нет разница есть, ибо работа, ибо то, что заставляет память открывать многие давно заархивированные файлы, утраченные, как виделось, уже навсегда. И ведь ничего душераздирающего в этом не было. Много раз казалось, что случилось не со мной. Случилось картинкой из чужой жизни. Поэтому и должно было уйти, не задержаться и не вспомниться. Если бы не время, если бы не его необъяснимое воздействие. Чем-то необъяснимым, несуществующим, сквозь ночь и пространство, сквозь множество и монотонность.
Поэтому начну, поэтому заставлю самого себя еще раз испытать что-то подобное абсолютному блаженству, ведь мне предстоит совершить путешествие во времени. Меня вновь ожидает май месяц тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, когда мне было всего тринадцать лет.
Весна самое чудесное время года, которому подвластно что-то совершенно волшебное. Нет у меня иного определения. Волшебство, магия, и неважными становятся все остальные доводы. Ведь каждый год, как только начнет оживать всё вокруг, тогда и я, повинуясь незримому, становлюсь его же неотъемлемой частью. Вновь, и уже в какой раз, чувствую дурманящий прилив сил, желание отдаться стремительному потоку жизни. Сделать это подобно распускающимся листочкам, подобно первой майской грозе, теплой свежести южного ветра. Неважно сколько мне сейчас лет. Ведь так же было десять лет назад. Ведь такие же порывы блаженства накрывали меня двадцать лет назад. Возраст не имеет здесь своей силы, а воспоминания, они становятся лишь ярче и натуральнее. Не обманывает ощущение, не может этого сделать. Мне вновь тринадцать лет. Я остановился возле крыльца собственного подъезда. Я украдкой, с затаенным дыханием, с пока малообъяснимым чувством, смотрю на Елену Сергеевну, которая на лет десять моложе моей мамы, которая учительница литературы и русского языка в моей школе.
Зачем скрывать, а по истечению многих лет тем более, Елена Сергеевна мне сильно нравилась. Конечно, всё это имело место на том почти детском уровне, исключающим очень многое, что придет позже, значительно позже, и уже не будет таким восхитительным и чистым.
А тогда, тогда я понимал, что влюбился и в это же время отлично давал себе отчет в том, что за этим ничего не следует. Звучит странно, но именно так тогда и было. Просто смотреть на неё, не зная, что такое чувство ревности, совершенно не представляя себе, каким должен быть следующий шаг в плоскости этой неизведанной сущности.
Хотя я прямо сейчас обманываю сам себя. В свои тринадцать лет я уже имел некоторые представления о близких отношениях между мужчиной и женщиной, да, это так, только вот по понятным причинам тогда еще не мог всего этого примерить к себе лично. Сейчас понимаю, что в этом и заключалась особая неповторимость ощущений, та разница восприятия, о которой можно будет лишь с грустью и тоской вспоминать впоследствии.
Елена Сергеевна имела стройную фигуру, красивые глаза. Её светлые волосы спадали ниже плеч. Хорошо обозначавшая себя грудь с каждым разом притягивала к себе мой взгляд. Не скрою, что волновали меня её стройные ноги, губы, ресницы. Но особенно голос, его интонация, мягкие и размеренные окончания предложений, и паузы, бывшие из разряда чего-то волшебного, взятые из того неведомого мира, который незаметно и как-то в одночасье стал мне доступен, о котором еще полгода назад я ничего не знал вовсе.
Однажды, и был один из последних уроков, на дворе чарующим очарованием властвовал месяц май, и было это всего десять дней назад. Елена Сергеевна подошла ко мне, склонилась ближе, чтобы посмотреть, что же я пишу, как я это делаю. А я, я забыл обо всем, в эти секунды я разучился читать и писать. Непередаваемый аромат духов, тепло исходящее от Елены Сергеевны, ощущаемое легким лишь слегка ощутимым прикосновением. Точно, что в этот момент должно было остановиться время. А когда Елена Сергеевна коснулась своей рукой моей руки, то нужно ли говорить, что моё сердце было готово выскочить из груди, но страшнее всего было то, что она заметит происходящее со мной. Ну, слава богу, она ничего не ощутила, не обратила никакого внимание, а просто отошла к следующей парте.
Я же запомнил этот умопомрачительный момент. Эти десять секунд отпечатались в моем сознании, и мысленно, уже не в первый раз, я так же сильно чувствовал тот непередаваемый трепет, который дополнялся, смешивался с образом и обликом моей учительницы литературы, делая восприятие полным и окончательно сводящим меня с ума. Может, что мне так казалось, я боялся этого, ведь я не мог в точности охарактеризовать собственное состояние. Я даже не думал об этом. Всё было настолько атмосферным, что трудно передать словами. Куда легче было чувствовать и стесняться своих же ощущений, боятся того, что кто-нибудь узнает о том, что же творится в моей душе.
И спустя много лет вспомнить о том, что в те дни я не проводил никаких параллелей между Еленой Сергеевной и собственной мамой. Если раньше всё те же полгода назад любая тетенька воспринималась сквозь призму мамы, то сейчас этого не было. Мама была отдельно, Елена Сергеевна была отдельно. Они существовали в разных мирах моего восприятия. Так мне виделось, в те дни я так думал. Но оказалось, что очень скоро всё изменится самым непостижимым образом.
Елена Сергеевна посмотрела на меня и улыбнулась.
- Здравствуйте, Елена Сергеевна - тихо и робко произнес я и тут же ощутил, что начал краснеть, это было совсем уж неожиданно и, уж точно, не входило в мои планы.
- Здравствуй, Сережа - ответила мне Елена Сергеевна - Не забывай читать на каникулах - добавила она.
Я утвердительно кивнул головой. Спустя десять секунд отворилась подъездная дверь, появился сын Елены Сергеевны Димка, бывший значительно младше меня, учился он в первом классе, нет, точнее будет, что почти перешел во второй класс. Елена Сергеевна взяла сына за руку. Они аккуратно преодолели несколько ступенек крыльца. Я же оставался на прежнем месте. Я не мог сдвинуться с места и, стесняясь само себя, продолжал взглядом провожать Елену Сергеевну, которая, пройдя метров тридцать, остановилась, что-то сказала сыну. После чего он бегом бросился в сторону детской площадки, а Елена Сергеевна не торопясь пошла дальше. Я не знаю, что послужило причиной моего странного поведения, но я двинулся следом за ней. Я держался на расстоянии, боялся того, что она, оглянувшись, увидит меня. И чем дальше она отходила от дома, тем сильнее накрывало меня это необычное ощущение. Только Елена Сергеевне не смотрела в обратном направлении, она шла быстро и лишь дойдя до выхода из нашего двора, она осторожно посмотрела налево, затем направо. Мне пришлось прижаться к стволу дерева. Мне казалось, что еще мгновение, и она обнаружит моё присутствие.
Я хотел уйти. Я точно бы это сделал, но совершив два шага в сторону, я вернулся обратно. Потому что увидел то, чего никак не ожидал. Елена Сергеевна повела себя странно, она занималась тем, чем занимался я. Она быстро отскочила, спряталась за грузовой автомобиль. Дальше, и она нервно поправляла волосы, она переносила сумочку из одной руки в другую руку. У меня же захватило дыхание, и всё это почему-то совсем не походило на привычную мальчишескую игру. Я ощущал в себе то, что свойственно взрослым людям, я отлично давал себе отчет в этом. Вот от этого меня и не покидало крайне необычное чувство, ведь спустя минутку я уже точно знал, что стало причиной странного поведения Елены Сергеевны.
Она увидела своего мужа, который находился за рулем своего же автомобиля, смотрел сейчас в другую сторону от Елены Сергеевны. Синий жигуленок сделал поворот, оказался в пределах родного двора, а Елена Сергеевна несколько раз осмотревшись, быстрым шагом пошла дальше.
До сих пор в моей голове раздается стук её изящных каблучков. До сих пор я чувствую тот неповторимый теплый майский воздух. Да и много чего еще, что так трудно передать сейчас, то, чего не может в полном объеме воссоздать память, но при этом она же сохраняет это, как-то необъяснимо, как бы нарушение восприятия и понимания. И как же хорошо, что тогда я видел Елену Сергеевну другими глазами, теми глазами, которые принадлежали юному и совершенно чистому мальчишке. Почему я отвлекся? Потому что не сразу тогда я сопоставил происходящее, но и после этого я еще не был готов принять всей прозы жизни взрослых, их мира, мира, который еще не был мне полностью доступен, а именно в те мгновения я лишь приоткрывал ту незримую дверь в пространство собственного и не лучшего будущего.
Нужно ли говорить о том, что моё положение несколько изменилось. Теперь я был вовлечен в чужую тайну. Я четко и осознано понимал это, продолжая следовать за Еленой Сергеевной. Я вел себя ненормально. Я не должен был этого делать, но что-то тянуло меня, что-то заставляло идти до конца. Оказалось, что не зря.
Его звали Геннадий. Он был уверен в себе. Он был общительным и наглым. И он же был, если так можно сказать, моим новым папой, он уже несколько лет жил с моей мамой. Жил с ними и я, но до этого, не сейчас. Сейчас же уже больше года моим домом стала квартира бабушки. Мама отправила меня туда, и я был рад этому, поскольку мои отношения с новым папой не сложились. Он ненавидел меня. Я отвечал ему взаимностью и совсем не раскаивался в этом, несмотря на просьбы и требования мамы, которая с особой настойчивостью и даже слезами на глазах пыталась изменить моё отношение к своему избраннику.
Она не видела, не замечала того, что видел и понимал я. Этот человек, Геннадий Алексеевич, был лживым и противным. Он был артист. Он был ненастоящий. Я знал это, а моя мама нет. Она не верила, она не хотела меня слушать. Кричала, ругалась и пару раз мне хорошенько всыпала ремнем. Затем плакала, а он её притворно успокаивал, когда я сидел в своей комнате, сжимая кулаки, накапливая ненависть, мечтая отомстить этому отвратительному человеку.
- Так бывает, это обычная ситуация. Пройдет время, он станет старше, его захватят свои подростковые проблемы - шептал маме Геннадий Алексеевич.
Он был старше моей мамы. Мне казалось, что на лет десять, но оказалось, что всего на пять. Он всегда следил за своей одеждой, он одевался по моде и кичился этим. Он, не стесняясь, любовался собой. А она этого не замечала. Еще он не был похож на моего настоящего папу. А она только радовалась этому, повторяя: неужели мне повезло встретить настоящего мужчину.
Но он не был настоящим! Он был фальшивым!
Эти ужасные усики. Эта манера размеренно двигаться, редко повышая голос. И всем всегда улыбаться. Я не зря назвал его артистом. Он умел произвести впечатление. Никто не догадывался о том, что внутри у этого человека. Знал ли я? Доподлинно, что да. Не знаю от чего же, но тогда мне было дано проникнуть глубже. А мама продолжала твердить одно и то же, делала это подобно заевшей пластинке: ты хочешь испортить мне жизнь, ты всё время хочешь, чтобы мне было плохо. А моментами она срывалась: уходи к своему отцу, вот тогда узнаешь, насколько ты ему нужен. Я верил ей в этом вопросе, поэтому частенько думал, меня не покидало горькое ощущение: я никому из них не нужен.
Елена Сергеевна буквально расплылась в улыбке. Геннадий Алексеевич целовал ей руку. Да, это было именно так.
Я же сросся с угловой стеной ближнего дома, наблюдая за ними, не успевая верить собственным глазам. Не было ведь чего-то определенного. Мне нужно было время, чтобы догнать и осознать происходящее.
Он же поцеловал её в губы, сделал это легких касанием, игриво. Только она нисколько не смутилась. Она еще шире улыбалась, когда он галантно открыл перед ней дверцу автомобиля, в котором не один раз сидел и я, на заднем сидении, и совсем тогда не испытывал какой-то радости от того, что теперь у нас есть автомобиль. Хотя ведь до этого с завистью думал о том, что в семье моего лучшего друга Максима есть авто, а у нас нет. Только вот этот жигуленок был мне не нужен. Не нужен был и его владелец. Всё это было для меня чужое.
Елена Сергеевна оказалась внутри, на переднем сидении, на том самом, где всё время размещалась моя мама. И вот в этот момент не позже не раньше я почувствовал это неизведанное чувство, это накрыло меня с головой, это было самой настоящей ревностью. Да, я испытывал ревность к Елене Сергеевне. Мне очень сильно хотелось прогнать этого человека от неё, чтобы он никогда её не касался, чтобы она не смотрела на него такими доверчивыми и влюбленными глазами.
Он обманывает её! Он делает то же самое, что когда-то делал с моей мамой!
Но о маме я подумал позже. Я же говорю, что осознание не успевало за эмоциями, которые с неистовой силой поглощали меня целиком. Этот же человек, он обнял Елену Сергеевну, впился своими губами в её губы, случилось перед тем, как автомобиль тронулся с места. Я же оставался на своём месте еще несколько минут. Огнем горела голова, меня сжигала эта самая ревность, которой я не понимал, еще не знал, каким образом на неё реагировать. И точно помню, что этими вот минутами мама и Елена Сергеевна как-то приблизились друг к другу. Но ревновал я не к маме. Ревновал я к учительнице. Не думал, не анализировал почему, мне было это не нужно, и я бросился в обратном направлении. Первым делом мне нужно рассказать маме о том, что Геннадий Алексеевич её обманывает, что он её не любит, что у него есть другая женщина.
Бежать быть совсем недалеко. Был выходной день, и точно, что мама должна быть дома. Она сейчас на кухне, она обязательно что-то готовит. Я пулей влетел в подъезд, преодолел два этажа, но резко остановился.
"Если мама его прогонит, то он, он останется с Еленой Сергеевной. Ему не составит труда разрушить её семью, оставить её сына без отца. Он хорошо умеет это делать"
Но ведь не это главное, а то, что пришло извне, что было новым и пугающим: я не хочу, я не могу смириться с тем, чтобы Елена Сергеевна, женщина, которая мне нравится, которую люблю, была с этим подонком.
Уже ясно, что ничего подобного до этого я не испытывал. Я уселся прямо на ступеньки, не зная, как мне решить эту проблему, как мне вообще быть. Правда, продолжалось это недолго. Эмоции всё же давали о себе знать, поэтому я быстро пришел к простейшему выводу: я расскажу маме, я найду мужа Елены Сергеевны, тем более я хорошо знал его в лицо, я помнил, что он доброжелательный и общительный человек.
- Что случилось? - такими словами встретила меня мама, скорее, что я слишком долго держал палец на кнопке звонка, может, что у меня был слишком взволнованный, нервный вид.
- Я должен тебе сказать - произнес я.
- С бабушкой что? - мама сразу побледнела, не сводила с меня глаз.
А я, что-то странное происходило, иначе ведь не скажешь, но я тогда впервые увидел собственную маму другими глазами. Я сравнивал её с Еленой Сергеевной, поэтому мама на какое-то время стала посторонней женщиной. И я должен признаться, подтвердить это сейчас много лет спустя, что моя мама была красивой женщиной, стройной, привлекательной. Но всё же она была моей мамой. И, конечно, сейчас, да и до этого, скоро всё встало на свои места.
- Нет, с бабушкой всё хорошо - ответил я, снял кроссовки и уверенно прошел на кухню.
Мама последовала за мной. Я не ошибся, на плите что-то жарилось, что-то варилось, распространяя приятный запах. Тут же я ощутил чувство голода, ведь с самого утра я ничего не ел.
- Так что ты хотел мне сказать? - спокойно спросила мама, подойдя к кухонной плите.
- Этот человек, он тебя обманывает, у него есть другая женщина. Я только что видел его с ней - произнес я, получилось не очень хорошо, всё же сказывалось излишнее волнение.
- Так началось снова. Мы с тобой уже говорили на эту тему. Тебе не нравится Геннадий Алексеевич, ты думаешь только о себе, тебе наплевать на меня, на мою жизнь. Хорошо, я понимаю твои чувства. Хорошо, поэтому я и отправила тебя к бабушке. Ты думаешь, что мне легко это далось. Ты думаешь, что твоей бабушке легко с тобой приходится.
- Она довольна, она не ругает меня - произнес я, перебив маму.
- Пусть, но ей не легко, а просто она не привыкла жаловаться. Так вот, мне хочется, чтобы ты понял меня, чтобы ты стал несколько взрослее и прекратил эти бессмысленные истерики.
Мама замолчала, убрала с конфорки на стол сковороду, а затем села на стул. Я стоял, она смотрела на меня и ждала слов с моей стороны.
- Я не обманываю тебя. Я только что видел его с другой теткой, точнее с... - вот здесь я осекся, я не произнес имени Елены Сергеевны.
- С кем? - спросила мама, но при этом в её голосе чувствовалась усталость, она мне не верила.
- С одной теткой, она живет в соседнем дворе - ответил я.
- Ну, чтобы я сама убедилась в твоих словах, увидела, что Геннадий Алексеевич нашел себе другую женщину.
- Нет, я не могу - как-то само собой вырвалось у меня.
- Сережа, давай прекратим этот разговор. Геннадий Алексеевич, он хороший человек, порядочный, вежливый, надежный. У него приличный заработок, он пользуется уважением в обществе. Зачем я тебе это говорю. Ведь ты еще совсем ребенок, поэтому и устраиваешь мне эти сцены. Если бы твой отец имел такие качества, как Геннадий Алексеевич, то не случилось бы у нас развода. Вырастишь, уже не так долго осталось, тогда поймешь, о чем я сейчас вынуждена тебе говорить - терпеливо и спокойно выговорилась мама.
- Он обманул тебя, он всех обманывает! - выпалил я, теперь точно зная, что мама не хочет знать правду, не воспринимает всерьез ни мои слова, ни меня самого.
- Это я уже слышала. Только почему ты не позволяешь себе прийти к своему отцу и ему устраивать подобные истерики. Расскажи ему, расскажи ему, что его нынешняя пассия его обманывает - произнесла мама, сейчас в её голосе слышалась обида и некоторое раздражение.
- Ты ушла от папы. Ты не захотела с ним жить! - я высказал то, что и было в данный момент у меня на языке, то, что первым пришло мне в голову.
- Так, всё хватит. Нечего тебе лезть во взрослые дела, во взрослую жизнь. Садись за стол, я тебя накормлю - резко сказала мама, её щеки покраснели, и она всё же не походила на Елену Сергеевну, мама была резче, не была такой мягкой и доброй.
- Я не хочу, я докажу тебе, ты сама всё увидишь и узнаешь - выкрикнул я и бросился к выходу.
- Подожди, как ты себя ведешь с матерью! - закричала мама, но я уже летел вниз по лестничным ступеням.
Оказавшись дома, я долго не мог успокоиться. Бабушка пыталась со мной заговорить, но я старательно уклонялся от этого, я просто молчал.
- Что случилось? - спрашивала бабушка - Нет, ты мне скажи, я же вижу, что с тобой что-то не так - продолжала бабушка.
Я же сидел в кухне. Мне сильно хотелось чего-нибудь поесть, вот поэтому я и был вынужден слушать подозрения и беспокойство бабушки, которая собирала мне на стол ужин.
Бабушку я любил. Трудно подобрать правильное выражение, чтобы передать собственные чувства. Даже сейчас спустя много, много лет, когда давно уже не стало моей бабушки. Тогда же я не задумывался и не анализировал. Всё, что было - было само по себе. Я так и не смог найти чего лучше, чего-то еще на эту тему. Пусть бабушка была на стороне мамы. Пусть она так же защищала Геннадия Алексеевича. Понимаю, догадывался и тогда, что на это у неё были свои резоны. Неважно это, для меня это осталось как бы за скобками. Возможно, что виной всему был мой возраст, может что-то еще, но часто мне кажется, что самое главное находилось в глазах бабушки. Она могла кричать, ворчать, ругаться на меня, но при этом её глаза всегда смотрели на меня с особой теплотой, наполненной любовью и добротой. Если хотите, то пониманием и поддержкой. Этим перекрывалась любая вынужденная нервозность, нивелировалось раздражение. Вот и сейчас я понимал, что могу не отвечать, могу за собой оставить право себя вести таким образом.
Я поужинал. Я пытался читать, но из этого ничего не выходило. Суть прочитанного, да и даже абзацы, предложения не закреплялись в моем сознании. Я был вынужден возвращаться обратно. Так случилось несколько раз, а спустя еще пару минут я отложил книгу, я закрыл глаза.
Елена Сергеевна улыбалась Геннадию Алексеевичу. Он смотрел на неё с какой-то особой выразительностью, и всё в его взгляде было ложью. Он сам, его отношение к ней, всё то, что было мне недоступно, жило где-то помимо меня. Но он её не любит. Что-то иное направляет его, что-то мне тогда непонятное, чуждое, но при этом явственно неприятное. И ведь так же и много раз я просто старался не обращать на это внимания, он вел так же себя с моей мамой. А мама, мама была счастлива, ей нравилось эта отвратительная ложь.
Я не заметил, как отключился, как погрузился в область сновидений. Не заметил и не почувствовал я, как сон сменился пробуждением. Просто проснулся. Просто открыл глаза. Через окно вторгалось в комнату огромное количество солнечного света. Повсеместно всё наполнялось его энергией. Не был исключением и я сам. Ни с чем несравнимая сила жизни, бурлящий поток, завлекающий за собой, себе же меня подчиняющий, и я не пытался этому противиться. Вчерашний день остался в стороне. Исчезли переживания, незначительным виделся вчерашний разговор с мамой, ведь еще есть варианты.
К тому же сегодня первым уроком русский язык, и я вновь увижу Елену Сергеевну. Меня уже в какой раз будет изводить странное, ненормальное чувство, поглощающее меня с головой, не дающее мне открыть рта и в тоже время доходчиво говорящее о том, что этого не должно было произойти никогда, что это дано мне в единственном числе, что это и должно остаться лишь моим внутренним миром. Елена Сергеевна будет писать мелом на доске. Я буду стараться не пропустить ничего. Я буду испытывать наслаждение быть прилежным учеником, делать и чувствовать то, чего со мной никогда не было. И еще, да это обязательно придет, мне всё же захочется поведать ей, но не о себе, а о том человеке, о том, что он её обманывает, что он не способен чувствовать того, что чувствую я. Только последнее, связанное со мной лично, нет, оно не прозвучит вовсе.
А солнце через окна кабинета на втором этаже наполнит аудиторию, сделает то же самое, что сейчас случилось с моей комнатой, со мной самим. Май месяц торжествующим теплом, предвкушением долгих, счастливых, летних каникул.
Прошло не более получаса, и я, испытывая легкость движения, оказался на улице. Быстро за спиной остался собственный двор, не замеченным оказался следующий, и я очутился возле ряда кирпичных гаражей. Здесь я сбавил скорость, я видел мужа Елены Сергеевны. Он сухой тряпкой протирал лобовое стекло своего автомобиля. Вот в этот момент ко мне и вернулась мысль, что нужно рассказать ему о Геннадии Алексеевиче, и этим будет решена проблема. И почему же я не испытывал никакой ревности к этому мужчине. Потому что он был мужем Елены Сергеевны? Потому что я считал это должным? Ответа не было. Да и сам вопрос появился не тогда, а сейчас, сейчас спустя долгие прожитые годы.
В школе всё прошло ровно так, как я и предполагал. Ничего меня не удивило и не расстроило. От этого стало еще лучше и легче. Всё окружающее радовало меня, всё наполняло энергией и верой в то, что ничего окромя счастья не существует. Такие разные, противоположные моменты настроения. Но разве может быть иначе, когда тебе всего тринадцать лет.
Друзья убедили меня пойти играть в футбол. Я быстро согласился. Слишком уж сильно соскучился по любимому занятию. То мешала погода, то отвлекало меня всё то, что к этому моменту уже было изложено в этом небольшом рассказе. Но нужно было переодеться. Нужно было что-то перекусить. А дальше наш школьный стадион, дальше игра, которая должна была заставить забыть обо всем на свете. Собственно, на какое-то время так и случилось. И возможно, что я бы окончательно не вспомнил о своем желании поговорить с мужем Елены Сергеевны, возможно, что и не решился бы. Стоит добавить, что это сейчас об этом писать просто и легко, а вот тогда, тогда всё было несколько иначе. Скованность и неуверенность находились на самом переднем плане. Как отреагирует незнакомый человек. Какими глазами он посмотрит на незнакомого пацана, который говорит на столь странные темы.
Но случилось так, что наша игра прервалась, и случилось это по самой банальной причине: явились взрослые мужики, которым так же пришло в голову попинать мяч. И нам не оставалось ничего другого, как освободить им футбольное поле. Вот здесь я вновь вспомнил о своем намерении. К тому же я был разгорячен игрой, хотелось действия. Злости и обиды на взрослых, прогнавших нас с поля, не было. Это так, для нас подобное было привычным явлением. Как-то слилось и совпало. В тот момент я долго не сомневался. Ничего именно сейчас не хотел откладывать. Да и время, ведь я хорошо знал, видел неоднократно, что в одно и то же время муж Елены Сергеевны ставит свой автомобиль в гараж, что он же не сразу отправляется из гаража домой.
Я поднялся на ноги, до этого мы сидя занимали поверхность двух бетонных блоков, смотря, как играют в футбол взрослые дядьки.
- Ты куда? - спросил меня Максим.
- Надо, есть одно дело - ответил я.
- Давай, пойдем вместе - предложил Костя.
- Нет, я один - ответил я, испытывая несомненную уверенность в том, что мои друзья не должны иметь ко всему этому никакого отношения.
- Как хочешь - пробурчал Костя, а я двинулся к гаражам, благо было недалеко.
Мне повезло, автомобиль мужа Елены Сергеевны находился здесь, стоял с открытыми дверцами, напротив въезда в гараж, рядом с распахнутыми настежь воротами, а муж Елены Сергеевны наводил порядок в салоне своей легковушки. На асфальте лежали резиновые коврики. Тут же находилось ведро с водой.
Оказавшись в непосредственной близости, я почувствовал неуверенность, но муж Елены Сергеевны уже обратил на меня своё внимание, он понял, что я хочу к нему обратиться. Поэтому он посмотрел на меня вопросительно. Через секунду улыбнулся, подмигнув мне, спросил.
- Что хотел дружище?
Голос звучал весело, открыто. Муж Елены Сергеевны еще шире улыбнулся, и это мне явно помогло. Я быстро ощутил, что мне стало легче. Теперь я мог говорить спокойно. Ничего страшного и особенного не произойдёт.
- Мне с вами поговорить нужно. Я должен вам сказать - начал я.
- Интересно, наверное, что-то очень важное. Даже не могу себе представить - по-прежнему весело и беззаботно улыбаясь, отреагировал муж Елены Сергеевны.
И это смутило, случилось то, что обратная сторона: он хороший человек, но он может не принять сказанное мной всерьез. Поэтому я замешкался. У меня в горле образовался комок. Вероятно, что я выглядел комично, хотя, скорее, что явно неестественно. Только как бы там ни было, но я отчетливо ощущал, что выгляжу глупо. Истекло секунд десять. Я так и не заговорил. Видя это муж Елены Сергеевны решил мне помочь, спросив.
- Как тебя зовут?
- Сергей - ответил я.
- Алексей Иванович, так меня величают, а ты не волнуйся, говори, если уж решился. Заинтриговал меня, хотя у меня есть версия того, о чем ты мне хочешь поведать - так же по-свойски произнес Алексей Иванович и рукой указал мне на царапину, расположенную на правом крыле автомобиля.
Царапина выглядела внушительно. Я понял, что её появление виделось Алексею Ивановичу той самой версией, тем, о чем я ему собирался сообщить.
- Нет, я не об этом - промычал я.
Алексей Иванович вопросительно смотрел на меня.
- Ну, тогда я сдаюсь - проговорил он и вновь улыбнулся.
- Ваша жена, моя учительница литературы, она встречается с очень противным типом. Вы должны об этом знать - выпалил я и почувствовал, что краска начала приливать к лицу.
- Не ожидал, удивил ты меня, прям не знаю - отреагировал Алексей Иванович, при этом его голос прозвучал не настолько беззаботно.
- Это правда, я не обманываю вас - еще более страстно, так мне казалось, озвучил я.
- Верю, спасибо, только твой интерес - сейчас уже Алексей Иванович говорил серьезно, он достал сигарету, зажег спичку.
- Этот тип, он мой отчим - ответил я.
- Сергей, это, понимаешь, как бы сказать, но у взрослых в жизни не всё так просто. Не всё решается с одной стороны. Я понимаю тебя, ты не любишь этого человека, ты хочешь насолить ему, или как еще. Только всё же не совсем я пойму тебя, ведь если он с моей женой, то уйдет от твоей мамы, а значит, что и ты от него избавишься. Извини, что я начал слишком уж взрослые рассуждения - произнес Алексей Иванович.
- Я понимаю, это вы меня не понимаете. Я хочу, чтобы Елена Сергеевна не встречалась с этим человеком, чтобы у вашего сына была нормальная семья, которой нет у меня, благодаря этому гаду.
Я сам от себя не ожидал таких слов. Я как будто озвучил что-то услышанное со стороны.
- Да, брат, ты уже совсем взрослый. Только вот такие дела. Моя жена сама вправе выбирать, с кем ей быть. Понимаешь, она и я, мы сейчас не живем вместе.
Сейчас Алексей Иванович выглядел совсем иначе. Куда-то исчезла его веселость, пропало хорошее настроение. Видно было, что данная тема была для него болезненной. И уж точно, конечно, он не знал о том, что поведал ему я. Наверное, он мог предполагать, но не знал доподлинно. Только я видел, что ему было тяжело. Точно что многое из того, чего я не знал, чего не знаю и сейчас наполняло мысли Алексея Ивановича. Вряд ли Елена Сергеевна была ему безразлична. Что уж говорить о сыне. Тем более перед ним находился мальчик, которого он уже сейчас мог принять за то, что ожидает его родного сына в недалеком отсюда будущем.
Существовало ли это сопоставление тогда. Мне частенько кажется, что всё это пришло позже. Конечно, не сейчас, а раньше - отрывками, фрагментами, чем-то дополнительным, чтобы раскрыть, раскрасить картинку. Возможно, но и возможно то, что дыма без огня не бывает, и ничего не возникает из ниоткуда. Так и я, так и в те самые дни, стоит ведь приблизиться, как меняется восприятие и куда более объемным видится то, что осталось там, что успело стать воспоминанием.
Когда я видел Димку, когда смотрел, как он беззаботно бегает, прыгает, дурачится в компании своих друзей и сверстников, то я видел самого себя. Понимаю, что это результат накрутки, вовлечения самого себя в тему. Вот поэтому и случились озвученные сомнения. И точно, что не так глубоко и серьезно. Но всё же было. Сына Елены Сергеевны ожидала моя судьба, её же полное повторение. Было ли мне его жаль? Нет у меня однозначного ответа на это. Нюансы потерялись, скрылись, ушли. Только вот в тот день, после того, как состоялся мой разговор с Алексеем Ивановичем, я и наблюдал за Димкой. Между нами, по меркам того возраста, была очень уж большая разница. Мы существовали в разных мирах. От этого на моей стороне имелось некое превосходство, и тогда я не задумывался о том, что, даже в условиях того соотношения, всё было в точности наоборот.
Я минут десять оставался на одном месте. Я сидел на лавочке и, наверное, выглядело это неестественно. Помню, что в моем понимании это было именно так. Потому что не выходил из головы разговор с мужем Елены Сергеевны, потому что этот разговор не дал никаких положительных результатов. Всё оставалось на своих местах. И настойчиво проникал в голову облик ненавистного Геннадия Алексеевича. Не было у меня большего врага, чем этот противный человек. Если бы он давал мне подзатыльники в присутствии мамы, то это было бы хоть как-то приемлемо. Но он делал это паскудно, так, чтобы мама не видела. Делал это зная, что если я начну жаловаться, то моя мама мне не поверит. И ведь не сразу. Он как будто входил во вкус. Он видел, он убедился, что мама мне не верит, не слушает меня, вот поэтому и наслаждался своим превосходством в полной мере.
- Я и сам был таким. Я знаю, что тебе никто не поверит. Было так, что и мне никто не верил. Не бойся, вырастишь, всё будет иначе. Я терпел и ты терпи.
А затем он противно ухмылялся. Но и я долго терпеть этого не стал. Одним поздним осенним вечером я укатил ужасную истерику, после чего сбежал из дома. Прятался неподалеку, в брошенном деревянном доме, до той поры пока окончательно ни замерз. Естественно, что меня искали. Принимал в этом участие и мой недруг. Вот после того дня я и оказался у бабушки. Я сам к ней пришел, случилось в тот же вечер, точнее, что к тому времени на дворе уже была ночь.
Но почему бы и нет. И не один раз мне виделось что-то похожее на зловещую игру со стороны того, кому так беззаветно доверяла моя мама. Вот он, он крадется. Он оглядывается по сторонам. Ему очень нравится то, чем он занят. Он, без всякого сомнения, испытывает наслаждение. Особое удовольствие доставляет ему водить всех за нос, смеяться над всеми. Пусть это образно и по-детски виделось мне. Но ведь не было в этом какой-то ошибки. Да, всё именно так. Только скрыто под толстым слоем грима и лжи.
Отец ушел после скандала, который случился на ровном месте, тогда без особой на это причины. Просто переполнилась чаша непонимания. Просто стало невозможным совместное проживание. Многочисленные упреки и стычки. Постоянное выяснение отношений по мелочам и большему. Я даже не занимал чью-либо сторону, да было особо больно, было так, как будто, по большей части, меня не было вовсе, а когда я для них возникал, то сразу становился предлогом, предметом разногласий.
Тогда и сейчас. Время и пространство. Отец же недолго жил один. Когда я узнал, что рядом с ним, как и с мамой, появился другой человек - это стало для меня почему-то большим ударом, чем появление в нашей квартире Геннадия Алексеевича, тем более в тот изначальный период Геннадий Алексеевич еще не проявлял всех своих отвратительных талантов.
Почему у меня было такое ощущение, я не знал, никогда об этом и не думал. Но сейчас понимаю, что данное чувство сложилось совсем не просто так, пришло это от того, что где-то внутри, наверное, очень глубоко, но я считал в разводе родителей виноватой маму. Был с ней, а не с папой после того, как не стало нормальной семьи. Папа же оставался как бы в стороне, а вместе с ним как-то незримо, и конечно в моей голове, еще существовала часть общего, существовала надежда на то, что всё вернется обратно. Да и когда появилась Наталья Юрьевна, то само её появление стало лишь кратковременным ударом, да, болезненным, сильным, но потихоньку сошедшим на нет. Наталья Юрьевна была ко мне приветлива. Ей хотелось быть для меня другом. Я же этого не хотел, противился установлению хороших отношений. И соблюдение дистанции казалось мне чем-то особенно важным. Помогало расстояние, имело своё место время. Поэтому всё быстро успокоилось. У отца в гостях я бывал не так уж часто. Но всё же не забывал о нем, уделял время. Хотя мама была против нашего общения. За этим стоял Геннадий Алексеевич, и значительно позже не было у меня в этом уже никого сомнения.
Я мог пойти назад. Мне даже хотелось это сделать. В обществе друзей я как-то остывал и начинал забывать о том, что мучало меня уже несколько последних дней. Только, и даже во многом неожиданно для самого себя, принял другое решение. Над головой шумели верхушки тополей и берез, поднялся прохладный ветер, а я, смотря себе под ноги, направлялся в квартиру отца, до которой было не так уж близко. Но так как торопиться мне было не нужно, я подумал, что первоначальная мысль, истратив всего три копейки, воспользоваться трамваем, осталась лишь легким упоминанием. Размышления о том, что мой визит и вовсе может закончиться не начавшись, ведь вполне возможно, что отца могло не быть дома, так же обошли меня стороной. И происходящее со мной было похоже на что-то вроде обязательного дополнения, в котором, как даже тогда виделось, не было никакого смысла. Как-то так ощущалось, но всё же желание поведать отца было, пусть и накрывалось этим трудно объяснимым шлейфом странных сопоставлений и чувств.
Поднявшись на третий этаж, я позвонил в дверь и был удивлен, поскольку открыл мне дверь не отец, а совершенно незнакомый дядька, от которого к тому же исходил сильный запах спиртного, да и взгляд, произнесенные слова, то, что незнакомец покачивался - всё это не давало усомниться в том, что происходит нечто необычное. Ведь отец никогда не любил этого дела, а сейчас, сейчас появился за спиной незнакомца и был еще в худшем состоянии, чем его товарищ.
- Тебе кого? - спросил незнакомец.
- Папу мне - прошептал я, успев, до появления отца, подумать, что может ошибся дверью, что может отец и Наталья Юрьевна успели переехать отсюда.
- Сашка, тут к тебе гости - громко произнес незнакомец, хотя отец уже стоял за его спиной.
- Проходи, сынок - промычал отец и улыбнулся, получилось это у него не очень хорошо, сейчас понимаю, что ему было не по себе от того, что я явился явно не вовремя.
Я молча проследовал внутрь квартиры. Остановился в проходе между зальной комнатой и кухней.
- В комнату проходи - в спину проговорил мне отец.
Я успел увидеть, что в кухне на столе стояла бутылка с водкой, рядом располагалась закуска, а во всей квартире было сильно накурено, несмотря на открытое окно.
- Я сейчас, ты подожди - обратился отец к своему другу.
Я уже успел разместиться на диване. Я сейчас не знал, о чем буду говорить, всё то, что вертелось у меня в голове, к этому моменту испарилось.
- Вот так-то, сынок, ты извини, я малость выпил. Пришел старый друг, ну, в общем, решили посидеть, вспомнить былое - как бы оправдываясь, говорил папа.
- А Наталья Юрьевна? - спросил я, подсознательно понимая, что данное имеет большое значение.
- В том-то и дело, как бы сказать, разошлись мы с ней. Сейчас живу один. Но ты не подумай чего нехорошего - сказал отец, при этом его голос стал серьезнее, он старался нивелировать своё пьяное состояние.
- Я и не думаю ничего - честно озвучил я то, что и было у меня в голове.
- У тебя дело какое или захотел просто отца проведать?
- Да, я давно у тебя не был - ответил я.
- Вот и хорошо - произнес отец.
- Я долго не буду, я пойду скоро - произнес я, и это было то, о чем я сейчас действительно думал.
- Я тебе денег дам, премию получил хорошую - сказал папа и поднялся с дивана.
Я не стал протестовать. Деньги мне были нужны, но всё же я явился не за этим. Мне ведь хотелось пожаловаться. Мне думалось, чем черт не шутит, что возможен вариант, в котором мама и папа вновь будут вместе. Ведь если мама узнает, убедиться в том, что Геннадий Алексеевич её обманывает, то она не станет больше жить, общаться с этим человеком. Мне так думалось. Но сейчас я понял, почувствовал со стороны, что мои мысли в данный момент не имеют под собой никакого основания. Что мне говорило об этом? Трудно, или что скорее невозможно, было понять и вспомнить, какая же субстанция вызывала во мне эти ощущения, но это было, это окутывало меня собою: время ушло, всё хорошее уже не вернется.
Сейчас сидя и смотря на экран телевизора, я чувствую куда большую досаду и грусть, чем это было тогда. Большое и важное чаще видится на расстоянии и ничего нельзя с этим поделать. Может так статься, что всё это и к лучшему. Есть некая защита, которая оберегает несформированную окончательно психику.
- Накорми пацана, чудесное жаркое - из кухни раздался голос друга папы, а спустя несколько секунд он сам появился на пороге зальной комнаты.
- Будешь есть? - спросил папа.
- Нет - ответил я, хотя чувствовал желание подкрепиться.
- Зря - произнес друг папы и оставил нас.
- А она навсегда ушла? - неожиданно спросил я, вернувшись к тому, что мне виделось самым важным.
- Да, сынок, так уж вышло.
- А домой, ты мог бы вернуться домой? - тихо проговорил я, глядя в пол и сам не ожидав данных слов в собственном исполнении.
Только всё оказалось просто. Ничего не случилось из ряда вон выходящего. Папа не ожидал от меня такого вопроса, он выразительно на меня посмотрел и даже на долю секунды смутился. Затем между нами застыла десятисекундная пауза.
- Я не знаю, я, наверное, был бы не против. Но это всё одно невозможно. Твоя мама никогда не согласиться, чтобы мы были вместе, чтобы между нами было всё, как раньше. Я понимаю тебя, знаю, что тебе нелегко из-за всего этого. Просто думал, что уже прошло время, что ты успокоился.
Папа говорил неуверенно, слова давались ему тяжело. Мне же нечего было добавить. Если бы я даже захотел, то всё равно не смог бы подобрать нужных слов.
- Я пойду - произнес я, поднявшись на ноги.
- Да, конечно, подожди - быстро проговорил папа, подошел к серванту, а спустя пару секунд протянул мне десятирублевую купюру.
Это было целое состояние. Но точно помню, что в тот момент, и даже спустя весь оставшийся день и вечер, я ни разу не подумал об этом, а только на следующее утро.
- Это, ты, сынок, маме не говори, что я выпивший, пьяный был - уже в дверях попросил папа.
- Не буду - пообещал я, это было нетрудно, потому что я не собирался чего-то говорить маме вообще.
Куда больше было то, что я хотел, но не стал или не смог рассказать отцу о том, что Геннадий Алексеевич изменяет маме, что, возможно, скоро всё изменится в моей жизни и в жизни мамы.
Я оказался на улице, двинулся в обратном направлении, делая это не торопясь. Помню насколько очаровательным, где-то даже волшебным, виделось мне наступление того майского раннего вечера. Летний, чистый ветерок стремился мне навстречу, наполняя жизнью, заставляя сомневаться и чувствовать сразу несколько воплощений самого себя, которые контрасты, которые смятение. То вниз, то вверх, то замер на одном месте, остановился и только спустя минуту осознал, что не заметил, как оказался в непосредственной близости от собственного дома, в соседнем дворе, где и жила Елена Сергеевна.
И что-то невозможно чарующее было в её облике. Да, я вновь видел Елену Сергеевну. Она разговаривала, находясь возле собственного подъезда, она была в обществе двух пожилых женщин, которые сидела на лавочке. А Елена Сергеевна периодически смеялась и даже что-то изображала, используя мимику и жесты. На её плече висела маленькая сумочка. На ней было красивое, однотонное платье, которое очерчивало её стройную фигуру. А глаза, её привлекательные, восхитительные глаза, они играли искрами, отражали собой отличное настроение и непринужденность и прекрасно сочетались с тем самым чудесным майским вечером. Который успел поглотить меня целиком, который сделал так, чтобы и сегодня оставаться со мной, включая в себе образ Елены Сергеевны, незнакомых женщин, газоны, цветы, деревья, несколько автомобилей и прочее, прочее от чего и сегодня продолжает кружиться голова и так же, как и тогда сжимается трепетом всё моё существо. Ведь не случится больше никогда. Останется только там, только в те несколько майских дней.
Я смог бы сделать какие предположения и анализы, но не нужно, ибо бывает необъяснимое, оно дано, и нет никакого смысла это разбирать, просто что было так. Я был влюблен. Я готов повторять, озвучивать свои чувства до бесконечности. Всего несколько майских дней, хотя было больше, но запомнилось так, и больше ничего подобного. Дальше и почти сразу у меня никогда не будет интереса к женщине значительно старше меня. Будут чувства. Будут одноклассницы и ровесницы, и во дворе, и в школе, и во всей оставшейся жизни. Но уже ничего настолько странного и особо чарующего. Не буду продолжать круговое движение своих сладостных ощущений и воспоминаний.
Елена Сергеевна зашла в подъезд. Я оставался на лавочке. Димка и еще двое пацанов пронеслись мимо меня на велосипедах. Я успел подняться, успел сделать несколько шагов, как увидел Геннадия Алексеевича, идущего медленно, оглядывающегося по сторонам. Я одним прыжком оказался возле красного легкового автомобиля, пригнувшись, спрятался под защиту его кузова и продолжал наблюдение за своим единственным врагом, хотя прекрасно сейчас знал, куда он направляется, в какой подъезд войдет он, и ничего не мог этому противопоставить, совершенно ничего.
Но не это, а то, что предшествовало. Может и так статься, что уже в какой раз меня накрыло облако обмана, поспешившее сверху, явившиеся из тумана минувших лет. Как бы там ни было, но та лучезарная улыбка, то хорошее настроение, неужели всё это было связано с предвкушением встречи с этим отвратительным человеком. Я не мог, я не пытался думать о нем иначе. Если бы даже захотел, не смог бы. Всякие рассуждения и противопоставления здесь излишни. А мой недруг скрылся за подъездной дверью. Я уселся на бордюр. Я смотрел вниз, смотрел на пыльную поверхность асфальта и не заметил, не ощутил сколько минуло минут. Только моего плеча коснулась чужая рука.
- Следишь за мной, так значит получается - Геннадий Алексеевич улыбался злорадной усмешкой.
Он сильно надавил мне рукой на плечо. Я попытался встать, но он надавил еще сильнее, не давая мне подняться.
- Сиди - грубо сказал Геннадий Алексеевич.
- Убери руку - злобно прошипел я, посмотрев ему в глаза.
- Ненавидишь, знаю - засмеялся Геннадий Алексеевич.
- Да - четко и жестко ответил на его слова я.
Всё внутри кипело. Если бы мог, если был бы старше, чтобы соответствовать, то тут же бросился на своего обидчика. Уничтожил бы, убил бы его.
- Похож на меня. Я ведь таким же был нервным засранцем. Сейчас смешно вспомнить, да и не вспоминал бы вовсе, если не ты, твоё поведение. Ты смешон. Если бы ты видел себя со стороны. Нравится она тебе, понимаю. Я когда-то был влюблен в училку математики. Она в соседнем доме жила, через забор с нами. Так я за ней подглядывал. До сих пор ощущаю, как дух захватывало, когда видел её голой. Какие были у неё аппетитные сиськи, какие упругие ляжки. Ну, это еще, ну ладно, всему свое время. Только вот у меня с Леной просто приятельские отношения. Так бывает, пацан. Так что успокойся - с противной насмешкой говорил Геннадий Алексеевич, чувствуя безграничную степень собственного превосходства.
- Врешь! - выкрикнул я ему в лицо.
На долю секунды его лицо перекосилось. И я подумал, что он меня ударит, но истекли мгновения, и Геннадий Алексеевич лишь громко и противно рассмеялся. Провалиться сквозь землю, но сейчас внешний вид этого отвратительного, лживого лицемера был сходен с сумасшедшим.
А почему нет? Если по-своему и как-то неопределенно, много раз приходило мне это в голову. Зачем он сравнивал меня с собой? Что за этим стояло? На все эти вопросы ответа мне узнать было не дано. И тогда, тогда я смотрел на него, ожидая, когда прекратится эта крайне необычная сцена.
- Даже если ты прав, то это ничего не изменит. Слышишь, никто и никогда не верит подросткам, ведь нет ничего более глупого, чем всерьез воспринимать истерики переходного возраста. Только послушай меня, не шучу, послушай и прими к сведению. Запомнится это, запомнится. Не заметишь, пройдет время, и ты станешь таким же, ты будешь походить на меня. Иначе всё будешь воспринимать, совсем всё другим станет - сдавленным шипением озвучил Геннадий Алексеевич.
- Ничего такого не будет! - с прежней эмоциональностью выкрикнул я и вновь попытался подняться с бордюра, но Геннадий Алексеевич снова надавил мне на плечо, вернув к исходному положению.
- Будет, может не в точности, но обязательно будет, если уже сейчас ты распустил слюни на женские прелести - произнес Геннадий Алексеевич, при этом он улыбнулся еще шире, он выглядел странно, но нет, он сейчас был самим собой, он был настоящим.
Одним мгновением, смешавшись с пыльным порывом ветра, в моем воображении промелькнула странная картина. В ней был Геннадий Алексеевич, была его же отвратительная улыбка - сопровождением к теме. И он крался, он озирался по сторонам. Такой вот особенный злодей. Такой вот человек, который наслаждается двуличием, играет им, не испытывая никаких намеков на угрызения совести. Здесь же появляется мама. Здесь же вижу Елену Сергеевну. Они в стороне, они в десяти метрах. Но они наконец-то видят его в истинном обличии.
- Если бы не ты, а так, никогда не буду на тебя походить - на этот раз я проговорил спокойно, я смотрел на свои поношенные кроссовки, я не хотел больше видеть его неприятное лицо.
- Ох, уж, эти детки - раздался женский голос рядом.
- Вы правы - тут же отреагировал Геннадий Алексеевич.
Я же повернулся влево и увидел, что возле нас остановилась объемная тетка, у которой в одной руке была сумка с продуктами, и которая приняла Геннадия Алексеевича за отца, воспитывающего непутевого сына.
- Спасу нет, сколько с ними проблем - продолжила тетка, а я, воспользовавшись моментом, вскочил с места и бегом бросился прочь.
А ведь он был прав. Ведь мама не верила мне. Елена Сергеевна, здесь я осекся, мне было трудно, двоилось всё моё существо. Я ненавидел Геннадия Алексеевича за то, что он с ней. Я ненавидел Геннадия Алексеевича за то, что он с моей мамой, что разрушил мою семью. И если его прогнать от мамы, то он будет с Еленой Сергеевной. Если его выгонит Елена Сергеевна, то он останется с мамой. Я вернулся к тому, с чего начал.
Дорога к дому осталась незамеченной.
- Что опять случилось? - услышал я голос бабушки, но не отреагировал, прошел в свою комнату.
Нужно добавить, что у бабушки была двухкомнатная квартира, на втором этаже, с маленькой кухней. Сама же бабушка занимала зальную комнату, уступив мне меньшую из комнат.
- Уроки, гляжу, совсем не делаешь. Всё знаешь, всё у тебя хорошо - произнесла бабушка, прозвучало то ли вопросом, то ли утверждением.
Только я не отреагировал. Мне не хотелось. Мне сейчас было всё равно. И хорошо, что бабушка не продолжила начатую тему. Лишь глубоко вздохнула и закрыла дверь. Я же просто смотрел в потолок. Я не заметил, как уснул. Но долго спать мне не удалось, потому что пришла мама. Я проснулся от того, что слышал её голос.
- Спит он, наделал делов. Не знаю, что мне с ним делать. Это же надо, на улице встретил Гену и начал того обвинять, собирать всякую чушь. Сначала мне говорил, а теперь Гене. Неужели он думает, что таким образом разрушит мою жизнь с Геной. Нет, ты мне скажи, почему это, когда это прекратится. Я имею право на личную жизнь или не имею. Сколько сил отдала, сколько всего для него делала. Вот и после пошла навстречу, чтобы он жил с тобой. А тебе это сильно нужно. Ничего не понимает. Дела не до кого окромя самого себя у него никакого нет. Вырастила эгоиста. А всё из-за его отца, он во всем виноват, сволочь такая - всё более повышая голос, говорила мама.
Геннадий Алексеевич, он успел её обработать. Она ему слепо верила. Она категорически не хотела слышать, знать, что всё иначе, что он её обманывает.
- Успокойся, это нужно пережить. Еще немножко времени, тогда всё встанет на свои места. Жизнь - штука сложная, и не всегда происходит так, как хочется, моя дорогая - гораздо тише говорила бабушка, её голос не выражал чего-то эмоционального, напротив, звучал примирительно, но при этом я прекрасно знал, что бабушка всегда на стороне мамы, да и разве могло быть иначе.
- Спит он уже - произнесла бабушка, видимо, что в тот момент, когда мама направилась в мою комнату.
- Подниму - уверенно и громко сказала мама, а спустя секунду отворилась дверь.
- И что ты мне скажешь! Когда всё это прекратится! Ты уже взрослый человек, что ты устраиваешь! Какая еще любовница. Ты ведешь себя, как маленький, капризный ребенок. Ты думаешь, что мне легко. Зачем ты хочешь мне испортить жизнь! - видя, что я не сплю, с порога начала мама.
- Я правду говорю. Я хочу, чтобы было лучше - неуверенно промолвил я, на это, наверное, повлиял внешний вид мамы, она была слишком нервной и раздраженной.
- Я просила тебя. Мы говорили на эту тему - прошипела мама, было именно так, её глаза блестели, а губы чуточку вздрагивали.
- Я его ненавижу. Я докажу вам всем, что он подонок, что он всех за дураков держит - проговорил я, отвернувшись к окну.
- Ладно, хватит - проговорила бабушка, появившись за спиной мамы.
- Мама, ты не понимаешь. Я вся на нервах - произнесла мама, а после сильно хлопнула дверью, оставив меня в покое.
Я внимательно вслушивался, хотелось дождаться момента, когда хлопнет еще одна дверь, бывшая входной. Затем привычным звуком встанет на положенное место щеколда, погаснет тускловатая лампочка в маленьком коридорчике. Бабушка вернется на кухню, чтобы через какое-то время вновь оказаться в гостиной, усевшись напротив включенного телевизора.
Я не ошибся, после рандеву со мной мама не стала задерживаться в квартире бабушки, она поспешила к Геннадию Алексеевичу, который вроде должен был уехать в очередную командировку. Сейчас ко мне пришла неожиданная мысль, бывшая лишней и плохо сочетающаяся с настроением и всеми событиями последних дней. Еще я вспомнил, что Геннадий Алексеевич обещал привезти мне кроссовки. Он сам предложил. Я же не стал отказываться, промолчал. Было это месяц назад, когда я видел его и маму в последний раз нормальным образом, когда все были спокойны и уравновешены в словах и настроении. Еще тогда я подумал: было бы неплохо. Сейчас же стало стыдно за свою расслабленность и мысли, и даже за то, что сейчас вспомнил об этом. Поспешная волна злости накрыла меня, я уткнулся лицом в подушку. Тихо и мирно, не о чем не беспокоясь и не в чем не участвуя, тикали над моей головой часы, расположенные на полочке, где находились мои книги, учебники, несколько моделей отечественных автомобилей, штук семь кассет, с записями популярных исполнителей.
И точно, что эти ощущения пришли сейчас. Смешались с тем, что когда-то было на самом деле. Дополнило то, что в этом, как казалось, и не нуждалось. Чудесное майское утро. Огромное количество солнечного света, озаряющего дома, дороги, людей, автомобили, газоны, что там еще. А я медленно, имея в запасе время, направлялся в школу. Чего-то хотелось, что-то наслаивалось, осуществляя неизбежность обмана, перепутав время, меня самого, пространство. Так не бывает, не было всего этого. Только прямо сейчас было, и я переживал минувшее еще один раз, понимая, чего же мне не хватило в то яркое утро, зная, что понимания и не должно было случиться. Уходило детство. Оставались его последние, ускользающие фрагменты, за которые так хочется сейчас вцепиться, сделать это спустя много лет, но ведь не тогда, когда возможно было это сделать.
В просторных коридорах и рекреациях было пусто. Я пришел рано. Я не мог вспомнить, когда такое имело место со мной. Кажется, что не было вовсе. Поэтому остановился, повинуясь странной необычности привычного.
Большие окна были приоткрыты, мои волосы ощущали легкий сквозняк, и я понимал, точно знал, что в кабинете, который ближе ко мне, там за закрытой дверью так же приоткрыто окно. Глазами же я искал кого-то из своих товарищей, но меня ждало разочарование. Каких-то пятнадцать минут. Всего лишь четверть часа, затем и незаметно всё изменится, всё примет знакомую атмосферу. Но сейчас я стоял у подоконника, смотрел в окно, смотрел вниз, туда, где можно было лицезреть школьный стадион. В пространстве которого было еще более пусто, чем рекреации второго этажа, правого крыла, где прямо посередине располагался кабинет литературы.
Я не заметил, как возле меня оказалась Елена Сергеевна.
- Здравствуй, я хотела с тобой поговорить, хотя не знаю, правильно ли я поступаю. История необычная получается. До начала занятий еще двадцать минут - заговорила Елена Сергеевна, и её голос, он как-то сбивался, она говорила неуверенно и странно, и это тут же передалось мне, я ощутил, что начинаю краснеть и дрожать.
- Ты не должен этого делать, это нехорошо. Если бы дело касалось взрослого мужчины, то я бы всё равно попыталась сказать об этом, сейчас же тем более.
В этот момент я не понимал, о чем говорит Елена Сергеевна. Я был подавлен, был крайне растерян. Ведь уже ясно было, что разговор не будет касаться домашних заданий и прочего, связанного с учебным процессом, он о другом, о том, к чему я еще не успел привыкнуть, о том, что по-прежнему являлось чужеродным и новым в моей системе координат. Да и Елена Сергеевна, она воспринималась иначе. Она сейчас была гораздо ближе. Она не виделась той прежней, той привычной учительницей литературы. От неё исходил этот чарующий аромат духов. Пролетят годы, за спиной останется много хороших и плохих событий, а этот аромат останется со мной, останется навсегда и с каждым разом будет возвращать меня в тот изумительный майский день.
- Чего я не должен делать? - проговорил я, не узнавая собственного голоса, стыдясь той жгучей краски, которая накрыла меня целиком.
- Преследовать взрослого человека, с которым я иногда встречаюсь, который мне просто знакомый, бывший коллега по работе.
Елена Сергеевна говорила неправду. У неё ведь плохо это получалось. Возможно, что она бы озвучила всё напрямую, если бы вместо меня был тот самый взрослый мужчина.
Я не ответил сразу.
- Это он вам сказал? - спросил я.
- Да, и это всё очень нехорошо.
- Этот человек, он мой отчим. Он живет с моей мамой. Он уже разрушил нашу семью, он уже сделал это с вашей семьей.
Я не ожидал сам от себя. Нет, речь идет не о словах, а о том, с какой серьезностью я их произнес. Вероятно, что именно это поставило Елену Сергеевну в еще больший дискомфорт. Несмотря на весь драматизм необычного момента, я смог отметить этот нюанс.
- Ты, вероятно, что-то перепутал - тихо прошептала Елена Сергеевна.
Но мне было отчетливо видно: она мне поверила, не может подобное взяться из ниоткуда, не может быть детской или даже подростковой игрой.
- Я докажу вам, если вы сами не хотите проверить - сказал я, стараясь не смотреть на Елену Сергеевну, даже успел сделать шаг в сторону, ведь успела измениться обстановки и сейчас появились те, кто с любопытством смотрел на меня и Елену Сергеевну.
Конечно, никто из них, и это точно, понятия не имели и даже не смогли бы предположить то, о чем разговаривали мы. Думали, что что-то из учебного процесса. Хотя у меня не было особых проблем с предметами русского языка и литературы. Впрочем, каких-то успехов тоже не наблюдалось.
Елена Сергеевна промолчала. Заставив вздрогнуть, громко наполнил о себе звонок. У нас был урок геометрии. Урок литературы шел вторым по счету...
... - Не поверишь, но меня преследует какой-то пацан, видимо, один из твоих учеников, который влюбился в тебя и ревнует тебя ко мне. Никогда бы не подумал, но в наше время. Хотя и сам когда-то был влюблен в учительницу. Только вот это было лишь созерцание и воздыхание - очень весело, беззаботно говорил Геннадий Алексеевич, отвечая на вопрос Елены Сергеевны, которая стала свидетелем небольшого отрывка выяснения отношений между Геннадием Алексеевичем и учеником седьмого класса, фамилию которого сразу вспомнить не смогла.
- С чего ты это взял? - спросила Елена Сергеевна.
- Сам он мне сказал. Обещал убить меня, если я не оставлю тебя в покое - продолжал веселиться Геннадий Алексеевич.
- Ерунда какая-то - произнесла Елена Сергеевна, но при этом её ощущения двоились, потому что прекрасно понимала, что подобное возможно, что переходный возраст способен порой на очень уж многое...
"Может он и влюбился, но если он говорит правду о своей семье. Ведь не каждый способен на такое" - думала Елена Сергеевна.
Геометрия давалась мне совсем уж плохо. Нужно признаться, что и не было какого рвения и интереса. Как получить свою тройку я знал, а более ничего было и не нужно. Зато ближе к концу урока я вспомнил, что сегодня у мамы день рождение, что соберутся гости, что нужно поздравить, зайти сразу после школы.
Случился промежуток. Мой сосед по парте Денис увлеченно рисовал, но не треугольники и формулы, а какую-то ерунду. Ксения Владимировна одернула Дениса, сделала это молча. Помогло лишь на минуту. А мне представилась знакомая картина. Геннадий Алексеевич весел, он встречает гостей, он старается с каждым перекинуться какой забавной шуткой. Мама смеется. Громкие голоса вокруг. Очень много теплых, добрых слов. Приятное ощущение праздника.
Вот тогда-то ко мне и пришла мысль, идея. И я сразу, прям настоятельно, обозначил сам себе, что это последнее, что если ничего, то я смирюсь со своим положением, больше не стану лезть в эту противную область, в пока еще плохо мне доступную взрослую жизнь.
"Сегодня в семь часов вечера приходите по адресу улица Советская 7, квартира 35, если вам интересно узнать, что я говорил вам правду"
Я быстро написал записку. Я не стал её подписывать, и без того всё должно быть ясно. Сердце колотилось сильно, буквально хотело выпрыгнуть из груди. Не о чем окромя своего решения я думать не мог. Мне казалось, что Елена Сергеевна обязательно придет. Приду и я, я специально останусь там, в своей родной квартире. Никто меня не выгонит, напротив, мама даже будет рада, что я не убегаю, что я здесь, что я не забыл об её дне рождения.
На уроке литературы молчал, сидел не двигаясь и всё время смотрел в книгу. Я читал. Делал это, чтобы отвлечься от всего на свете, получалось с трудом. Всё же пару раз поймал на себе взгляд Елены Сергеевны. Только, по большей части, она старалась делать то же самое, что и я - не смотреть лишний раз в мою сторону. Минуты же текли медленно. Ощущение непривычной нетерпимости накрывало меня. Очень уж хотелось, чтобы быстрее раздалась громкая трель школьного звонка, за ней перемена, а на третий урок, которым будет физкультура, я не пойду. Лучше будет провести время за пределами школьной территории, сразу за металлическим ограждением, в уютном небольшом сквере, растительность которого не позволит кому-либо меня увидеть. Да и кому придет в голову меня искать. Всего лишь отметка в журнале, о том, что кого-то не было.
Хорошо, что размышления уводили в сторону. Мне ведь еще нужно подбросить записку, выполнить важнейшую миссию. Что-то схожее с фильмами о разведчиках, которые так страстно любил я, помнил каждый из них наизусть. Наверное, что было не до фильмов сейчас, только тонкой гранью, краешком, всё одно всплыло в сознании - и тут же раздался звонок, он же прервал слова Елены Сергеевны. И мои одноклассники тут же кинулись к выходу, образуя толчею в проходах меж партами. Кто-то был слишком расторопен, кто-то не настолько и продолжал складывать учебники и тетради в сумку. Кто-то кого-то толкал, и в этой суете, левой рукой я положил свою записку на учительский стол. Получилось так, что прямо пред глазами Елены Сергеевны. Она было открыла рот, хотела меня остановить, но не решилась, но всё же взяла в руку скомканный листочек бумаги. Всё это я видел боковым зрением, спеша прочь из кабинета литературы.
Сейчас произошедшее выглядит странным, но тогда отпустило. Вот так и прям сразу, я почувствовал легкость и прилив сил. Совсем другими виделись коридоры, лестницы, деревья на нашем школьном дворе, высокое крыльцо, и безмерный поток майского блаженства. Когда тебе всего тринадцать, когда вся жизнь впереди, и обязательно счастливая, счастливая, счастливая - не может случиться иначе.
День пролетел. Вечер был наполнен еще большим количеством мягкого солнца, спустившегося ниже крыш, касающегося меня, моих мыслей и грез. Я шел в родную квартиру, я был уверен, что сегодня всё закончится, что Елена Сергеевна обязательно придет.
Представление меня не обмануло. В квартире было много народу. Все громко говорили, перебивая друг друга. Шутили и смеялись. Мама выглядела счастливой. Она поцеловала меня, искренно отреагировав на поздравление. Я же, к огромному своему стыду, ни разу не подумал о том, что явился сюда для того, чтобы стать свидетелем того, что испортит маме настроение. Ведь мой возраст и эгоизм имели много общего. Но не было злорадства. Не было какого-то истеричного желания восстановленной справедливости. Всё как бы со стороны, и сейчас это кажется мне чем-то странным и непоследовательным.
Геннадий Алексеевич делал вид, что меня нет. Я отвечал ему взаимностью и частенько глядел на часы, которые сейчас показывали двадцать минут девятого. Елены Сергеевны не было. Я переоценил свои возможности. Вольно или невольно крутилось у меня в голове. Что же придется принять то, что есть.
- Нам пора - произнесла бабушка, одновременно обратившись ко мне и маме.
- Да, пойдем - согласился я, смирившись с тем, что у меня ничего не вышло.
- Побудьте еще часок - возразила мама.
Бабушка в ответ сделала отрицательный жест головой, и мы пошли к входной двери. Долго задерживаться не пришлось. Нужно было всего лишь обуться. Мама стояла рядом, она пошла нас проводить.
- Завтра зайду - сказала мама - и в этот момент раздался звонок в дверь.
- Геннадий Алексеевич, можно спросить - неожиданно и очень громко крикнул я.
- Гена - добавила мама.
Раздался второй звонок. Геннадий Алексеевич подошел к нам.
- Вы кроссовки мне обещали - проговорил я, а мама быстро открыла дверь, полагая увидеть кого из припозднившихся гостей.
На пороге, в проеме открытой двери стояла Елена Сергеевна и переводила свои глаза с меня на Геннадия Алексеевича.
- Ты же в командировке, ты же мне говорил - прошептала Елена Сергеевна.
Мама смотрела на Геннадия Алексеевича, на Елену Сергеевну.
- Получается, что это правда - еще тише прошептала Елена Сергеевна.
- Здесь какая-то ошибка. Я не понимаю, что происходит - пробормотал Геннадий Алексеевич.
- Нет никакой ошибки! - крикнул я и быстро оказался на лестнице, бегом бросился вниз, чтобы через полминуты оказаться на улице.
Прошла неделя, закончился учебный год. Мама рассталась с Геннадием Алексеевичем. Хотя он не хотел смириться со своим провалом сразу, он пытался оправдаться, сгладить случившееся. Можно было бы мучиться угрызениями совести, ведь я стал причиной того, что мама осталась одна. Можно было бы, но к концу году мама и папа стали вновь жить вместе. Я до сих пор не знаю деталей восстановления семьи. Я упустил этот момент. Повлияло собственное участие, я так и не расспросил об этом ни маму, ни папу. Не сделал этого, пока они были живы. А сейчас уже поздно.
В обществе Елены Сергеевны я больше не видел Геннадия Алексеевича никогда. Через год, наверное, что именно так, я увидел Елену Сергеевну с другим мужчиной, нельзя было не заметить, что этот мужчина Елене Сергеевне не тот человек, который лишь знакомый или коллега по работе. Жаль, что она не сошлась с отцом Димки. Об этом я подумал, глядя на неё и её избранника. Еще отметил, что она мне по-прежнему нравится, но вот любовь, нет, это ушло, оставило меня. Время поставило всё на свои места. Я мечтал дружить с симпатичной девчонкой из параллельного класса. Я на полном серьезе ревновал её к одному неприятному пацану, её же однокласснику.