Просвирнов Александр Юрьевич : другие произведения.

Музейная история

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Музейная история

  
   Глава 1 (вторник, 13 октября). "Реактивный" клиент
  
   С таким "реактивным" клиентом мне еще встречаться не доводилось. А ведь пятнадцать лет назад в их заведении наоборот все тянули быньку за пупыньку. И темное дело так и осталось темным. Хотя мне, например, очень хотелось копаться в нем дальше. Но мнение простого опера начальству было до фонаря.
   Так что теперь на телефонное предложение директора музея господина Смурнова, прозвучавшее ни свет ни заря, согласился моментально - хотя почти всю ночь бурно праздновали с Федькой победу российской футбольной сборной над черногорцами. Похоже, Петр Иванович тоже несколько оторопел от моего пионерского "Всегда готов!" Интересно, он и вправду обратился ко мне по рекомендации? Или все-таки помнит меня по старому делу? Тогда... Впрочем, там видно будет.
   За пять минут ожидания директорского автомобиля я по телефону дал указания оторопевшей от раннего звонка Марине - не первый год работает в агентстве, а до сих пор не привыкла к вводным в любое время суток...
   В доисторический зал я ступил уже сотрудником краеведческого музея - договор подписал по пути прямо в машине. Бодро отрекомендовался двум стражам порядка, дежурившим около мертвого тела:
   - Руководитель службы охраны музея Сысой Петрович Серебряков.
   - Хреново у вас служба налажена, господин Серебряков, - лениво ответил длинный худой капитан лет сорока. - Дожили: ночному сторожу голову разбивают прямо на рабочем месте...
   - Приступил к исполнению своих обязанностей только что, - невозмутимо парировал я. - Убийство произошло до моего назначения.
   Довольно некстати оба полицейских заржали. Лопоухий лейтенант, остриженный наголо, с умным видом заметил:
   - Директор, наверное, задницу прикрывает - свои ляпы на вас собирается перебросить. Ни за что бы на вашем месте не согласился...
   - Послужи с мое, лейтенант, - бодро ответил я. - Тогда расскажешь, что это такое - быть на моем месте.
   Тот насупился, а я завел разговор с капитаном - про общих знакомых в полиции. Поначалу тот отвечал неохотно, но постепенно втянулся в треп. Лейтенант при этом нетерпеливо посматривал на часы и недовольно высказывался о застрявшем где-то следователе с группой.
   А я под болтовню тщательно осматривал место происшествия - довольно приличных размеров зал восемь на десять метров. Не был здесь как раз пятнадцать лет. Экспонатов с тех пор добавилось - всяких костей и каменных орудий труда. Тело лежало рядом с чучелом мамонта, окруженном пятью манекенами первобытных охотников в шкурах. До сих пор помню разочарование, когда первоклассником узнал, что доисторический зверь в действительности не чучело, а искусный макет из деревянного каркаса и окрашенных в бурый цвет собачьих шкур. Подлинные только бивни и зубы. Но посетители все равно называли его чучелом.
  Хобот свисал вниз, а кончик был загнут вверх. Примерно на сантиметр оттуда выступала пробка - заткнули, чтобы мальчишки внутрь ничего не совали. В детстве обожал здесь подолгу стоять - даже рисовал эскизы, когда в художественной школе учился. И теперь сразу обратил внимание, что пробку раньше вставляли более тщательно, а один из охотников - разгильдяй со сползшим вниз по ладони каменным топором.
   На вид потерпевшей было от шестидесяти до семидесяти. Аккуратно одетая седовласая женщина среднего роста, она лежала лицом вниз. На затылке - глубокая рана. Рядом с телом - бурая лужа крови.
   От Петра Ивановича я уже знал, что убита Лариса Геннадьевна Крук, бывший научный сотрудник музея. Ушла на пенсию ровно в пятьдесят пять, более десяти лет назад. А нынешней весной вдруг попросилась поработать ночным сторожем. Ее охотно приняли - прежний сторож не раз злоупотреблял спиртным и засыпал. Его терпели - мало желающих работать за такую небольшую зарплату. А Лариса Геннадьевна объявилась, когда тот и вовсе ушел в запой и не появлялся три дня - нарушителя потом сразу уволили. Низкая зарплата женщину не смущала.
   Сегодня в музей, как всегда, первой пришла Ольга Баева, уборщица - в семь утра. Удивилась, что Лариса Геннадьевна дверь не открывает. Позвонила директору - тот сразу приехал и открыл музей. А там труп... Петр Иванович и Ольга Павловна несколько минут не могли отойти от шока. Но потом директор взял себя в руки. Вызвал скорую, позвонил мне и лишь затем - в полицию...
   Я присел у скрюченного тела. Да, женщинам годы не добавляют ничего хорошего - взять хотя бы мою Людку... И Лариса Геннадьевна за пятнадцать лет сильно изменилась, постарела. Не спрашивая разрешения у капитана, я потрогал руку и лоб убитой. Тепло еще чувствовалось: на ощупь, градусов двадцать пять - тридцать.
   - Думаю, убита в полночь, плюс-минус час, - предположил я.
   - Пусть эксперты разбираются, - равнодушно ответил капитан. - Может, и орудие убийства назовешь?
   - Легко. Посмотри, капитан, на этих бравых ребят в шкурах - двое с копьями, трое с каменными топорами. Ничего не замечаешь?
   - Хочешь сказать, это они бабку пристукнули? Шутник, однако...
   - Они соучастники, точнее, один из них. Видишь, двое нормально топоры за палку держат, а один разгильдяй свой топорик почти удушил - слишком близко к каменюке топорище сжал. Тело потерпевшей скрючено - наверняка в момент удара она наклонилась, что-то рассматривала на хоботе мамонта или рядом. А убийца в этот момент вырвал топор из десницы пращура и обрушил бедной женщине на затылок. Потом наскоро вытер от крови и воткнул обратно в руку манекена - получилось неубедительно.
   - Ничего себе! - воскликнул лейтенант. - А я и внимания не обратил, как они топоры держат. Точно, Семеныч, смотри - у тех топоры ниточками к кисти привязаны, а здесь нити порваны - вот и сползла палка.
   Тут наконец-то приехали следователь и эксперты. Началась стандартная процедура осмотра места происшествия, а мы с Петром Ивановичем скромно стояли в сторонке и время от времени отвечали на вопросы следователя - в основном, конечно, отдуваться пришлось директору. Что поделаешь, если ночной сторож обходится гораздо дешевле сигнализации, а с финансированием музейных учреждений дело обстоит неважно... Поэтому более сотни российских музеев не имеют сигнализации, ничего удивительного. Собственно, и красть особо нечего. Для истории города и области экспонаты бесценны, но среди них нет драгоценностей, шедевров живописи или редких икон, хотя до войны, рассказывают... Тут от Петра Ивановича отмахнулись - вспомнил бы еще времена царя Гороха!
   Обошли все залы и запасники - на глазок, ничего не пропало. Директор клятвенно заверил, что немедленно позвонит следователю при обнаружении какой-либо пропажи. А эксперты колдовали с замком. Ключи были только у директора и покойной Крук. Ее связка оказалась на месте. Или злоумышленник имел дубликат, или прятался в музее, а потом ушел другим путем. Эта версия представлялась мне наиболее вероятной. Судя по всему, убийца застал несчастную женщину врасплох. Если бы он отпирал входную дверь запасным ключом, Крук наверняка бы его услышала и увидела.
   Я предложил проверить подвал. Спуск туда находился в коридоре, который вел к грузовому выходу - ворота там были заперты на совесть и на мощные засовы. А вот из подвала явственно тянуло бензином. К удивлению Петра Ивановича, горючего обнаружилась целая лужа. А рядом - канистра. Как не вспыхнуло - удивительно... Рыжий кот, сопровождавший нас в путешествии, понюхал бензин и умчался прочь.
   Под потолком подвала - узкие оконца, выходящие только во двор. Закрыты изнутри на ставни - кроме одного. Там был отперт и шпингалет, а рядом валялась деревянная стремянка. Эксперты тут же набросились на них в поисках отпечатков. Я видел, сняли с рамы какую-то ниточку и положили в пакет.
   Значит, убийца действительно выскользнул в это узкое оконце. Но почему он не воспользовался ключами убитой? Побоялся прикоснуться к мертвому телу, чтобы залезть в карман? Ага, как раз тот случай... Готовился поджечь - не стал. Все как-то бестолково, по-дилетантски. Тем не менее преступник пропал бесследно. Обойдя музей, понял, что злодей предусмотрительнее, чем я думал: главный вход, похоже, попадал под прицел камер наблюдения соседнего магазина. Значит, побег сразу планировался через подвал. Послал СМС Федьке, чтобы моментально бежал торговаться в магазин.
   Кстати, эксперты согласились с моими догадками и о времени смерти Ларисы Крук, и об орудии убийства - каменный топор забрали в лабораторию. Тут уже и лопоухий лейтенант посмотрел на меня с уважением.
  
   Глава 2 (вторник, 13 октября). Встречи и воспоминания
  
   Через несколько часов оперативно-следственная группа закончила работу, а тело увезли несколько раньше. Убитую успел увидеть примчавшийся откуда-то сын - Гоша Крук. Худой шатен среднего роста, возраст под сорок. Младший Крук выглядел совершенно потрясенным и густым басом уговаривал впустить его в катафалк - не разрешили. Перед отъездом следователь настоятельно рекомендовал всем сотрудникам пока не покидать город - могут еще понадобиться в любой момент.
   Затем Петр Иванович собрал всех в кабинете и познакомил меня с коллективом. Штат насчитывал теперь восемь человек. Увы, должность ночного сторожа ночью стала вакантной... Пятнадцать лет назад сотрудников было почти вдвое больше - выходит, и по музеям безжалостно ударила оптимизация численности. Из знакомых мне по старому делу остались только трое.
   Я внимательно наблюдал за людьми и их реакцией. Мое появление, похоже, большинству не понравилось: отвечали односложно, отводили взгляд. Это понятно: только что следователь и полиция их трясли, теперь свой въедливый сотрудник по безопасности невесть откуда появился. Внутренний голос подсказывал: если преступник и чужак, почти наверняка у него есть сообщник или осведомитель в музее. Кто же из этой великолепной семерки?
   Директор - кандидат исторических наук Петр Иванович Смурнов. В свои тридцать семь выглядел на несколько лет старше. На вид типичный руководитель старого типа - в строгом черном костюме, при галстуке, с довольно солидным пузцом и пухлыми щеками на круглом лице.
   Главный бухгалтер - тридцатипятилетняя Лидия Барабанова. Типичная серая мышь и мымра: среднего роста, худая, в очках. Каштановые волосы гладко зачесаны и заколоты в клубок на затылке. Лишнего слова не скажет. Но в настороженном взгляде из-под очков проскальзывал неподдельный интерес к новому мужчине.
   Зам директора по научной работе и главный хранитель музейных предметов в одном лице - доктор исторических наук Тамара Яковлевна Мухина. Полтора десятилетия спустя осталась той же приятной веселой общительной тетенькой. Вполне типично для женщин подобных весьма обширных габаритов. Похоже, только ее не напрягло мое внезапное появление в штате. И сравнительно молодого опера Сысоя она вспомнила - вот что значит цепкий научный ум. Хоть и пошутила, что в ее предпенсионном возрасте пора пить "Гинкоум" для укрепления памяти. А потом заплакала и вышла.
   Старший научный сотрудник - кандидат искусствоведения сорокалетний Владимир Валецкий. На вид - типичный богемный художник-разгильдяй. Невысокий худощавый мужичок. Давно не стрижен, несколько дней не брит, глаза красные. Одет в потертые джинсы и старенький застиранный серый пуловер, местами с дырками. Ужас! Где-то я его мельком видел несколько лет назад, но успел запамятовать. На мое приветствие Валецкий отреагировал ехидной репликой: "Поздравляю, господа, теперь мы все под колпаком у Мюллера!" Потом сидел как на иголках и постоянно посматривал на часы.
   Два смотрителя. На месте сегодня один - пятидесятилетняя Каролина Сильвестровна Иванова. Очень спокойная женщина с русыми волосами и добрым взглядом. В чертах лица что-то тюркское просматривалось. На вид обычная домохозяйка. Ее двадцатипятилетняя напарница Анна Соколова в отпуске за свой счет - в воскресенье уехала в Москву на футбольный матч Россия - Черногория. Должна выйти на работу завтра, сегодня ближе к вечеру только приедет из столицы. Я заочно сразу зауважал энергичную спортивную девушку.
   Уборщица и кассир - шестидесятилетняя Ольга Павловна Баева. Пятнадцать лет назад была главбухом. Похоже, свежее решение Госдумы не индексировать с нового года пенсию работающим пенсионерам взволновало ее куда больше, чем убийство. Но ее расспросы на эту тему я сразу пресек. Произвело впечатление хладнокровие Ольги Павловны: после отъезда полиции она совершенно спокойно, напевая вполголоса: "Сочинял сапожник песни целый день...", вымыла от крови место происшествия.
   Наконец, официальное представление завершилось, и сотрудники музея умчались со скоростью школьников, услышавших звонок на перемену. Мы с Петром Ивановичем остались вдвоем в кабинете.
   Вскоре туда доставили обед на две персоны, плюсом к которому директор извлек из сейфа бутылку коньяка. И тогда уже Петр Иванович начал серьезный разговор:
   - Скажу вам одну кощунственную вещь, Сысой Петрович. Безусловно, мне жаль, что не стало Ларисы Геннадьевны - чисто по-человечески. Надеюсь только, что бедная женщина легко приняла смерть и не мучилась... Однако ее убийство занимает меня гораздо меньше, чем должно бы. Я соврал следствию, что ничего не пропало...
   Петр Иванович замолк и испытующе посмотрел на меня. Пришлось комментировать:
   - Разумеется, полиция ничего не узнает от меня о вашей пропаже. Как я теперь понимаю, моя основная задача, найти этот предмет? Или предметы?
   - Совершенно верно, - директор кивнул и еще более пристально посмотрел мне в глаза: - Кстати, помню вас по одному делу пятнадцатилетней давности. Я только что пришел в музей после института, молодой специалист...
   Я ухмыльнулся - все-таки не забыл тот специалист простого опера! Тем интереснее...
   - Тоже на память не жалуюсь, - пояснил я с хитрой улыбкой. - Поэтому вам утром и ответил по-пионерски, что всегда готов. Не забыл я ни вас, ни предшественника вашего Сан Саныча. И Ларису Геннадьевну помню, и мужа ее бывшего - Трактора Антоновича. В общем, всех, кто тогда работал.
   - А я все гадал, вспомните или нет... Тем более тогдашнее дело с нынешним связано.
   - Я так и думал. Чувствовал же, что Сан Саныч, Трактор и еще кое-кто юлят и недоговаривают. Но наше руководство решило не возиться, раз та миниатюра особой ценности не имела. Не увидел, кстати, "Юдифь" при осмотре. Вы ее тогда выкинули, что ли?
   - И да, и нет, - вздохнул директор. - Но теперь она пропала, точнее, не совсем она. А с ней несколько гемм - из поделочного камня и слоновой кости. Из той же оперы. Этот набор ни разу не выставлялся - находился в запасниках.
   - Долго запрягаете, Петр Иванович, - спокойно заметил я. - Прекрасно понимаю, что вам не особо улыбается раскрывать разные секреты про комбинации с экспонатами. С одной стороны, правильно: в обмане государства и укрывательстве исторических ценностей я участвовать не намерен. Если что-то такое вскроется в ходе расследования, тут же выйду из дела - дальше как хотите. Но не побегу стучать на вас в полицию - сохраню тайну. С другой стороны, чем больше вы дадите мне информации, тем выше шансы на успех.
   - Я сам многого не знаю, Сысой Петрович, - вздохнул директор. - Понятия не имел, куда Сан Саныч девал ту краденую миниатюру пятнадцать лет назад. Кое-что прояснилось совсем недавно, но об этом чуть позже. Украденный сегодня экспонат числился как военно-полевая сумка командира РККА - с сорок восьмого года. Из-за ветхого состояния она не рекомендовалась для постоянной экспозиции, а для тематических выставок хватало другого материала. Сумка хранилась в запертой металлической ячейке номер сто тринадцать. Я принял дела год назад, но не сразу разобрался, что ключ к этой ячейке не подходит. Как-то все руки не доходили. Но вскрывать команду не давал - мало ли, вдруг найдется ключик. Дел и без того хватало.
   Я кивнул: видел в запасниках эти ячейки - примерно такие, как в камерах хранения больших магазинов. Удобно для всякой мелочевки. Конечно, знать всю ее в "лицо" не хватит памяти никакого директора.
   Оказалось, недавно Петр Иванович получил заказное письмо от вдовы своего предшественника - бывший директор Большаков перед смертью так распорядился. В пакете оказался ключ от сто тринадцатой ячейки и длинный рассказ о необычной истории экспоната.
   Петр Иванович положил на стол документ, и я прочитал: "Дорогой Петя! Не хотел тебя впутывать в темное дело, поэтому ключик от 113-й подменил. Если подлинный у тебя в руках, значит, рак уже доел меня. Тогда уж, будь любезен, каким-то макаром разрули ситуацию. Помнишь, пятнадцать лет назад милиция принесла изъятую у квартирного вора миниатюру - вроде бы похожую на работу самого Джорджоне, набросок его будущей "Юдифи". Домушник якобы не помнил, где похитил миниатюру. Но и в милицию никто по поводу пропажи не обращался. В музее такой экспонат тоже не числился. По решению суда музей проводил экспертизу миниатюры. И вот тогда меня бес попутал на авантюру. Мой смертный час близок, и если Бог все-таки есть, скоро я предстану перед его судом... Не стану утомлять тебя подробностями, Петя, как я заказал одному художнику-нелегалу копию миниатюры и подменил подлинник. Лариса Геннадьевна ни о чем не ведала и с чистой совестью выдала заключение, что работа художественной ценности не имеет - подделка. Но я-то знал, что миниатюра наша, музейная!"
   Тут я отложил письмо и надолго задумался. Ныне покойный Сан Саныч Большаков пятнадцать лет назад выглядел этаким добродушным румяным старичком вроде Деда Мороза. Готовился уже на пенсию, а поди ж ты, сколько еще лет потом проработал! А ведь чувствовал я, что юлит директор! Но экспертиза есть экспертиза. Лариса Геннадьевна четко объяснила, что миниатюра исполнена на доске от какого-то забора, краски и лак искусственно состарены - кракелюры фальшивые. Однако я почти наверняка знал, где тот ворюга добыл миниатюру. Никому из музейных работников я этого не говорил - чтобы не спугнуть, а следователь от моей версии отмахнулся. Витя Жареный промышлял только в одном микрорайоне - виртуозно работал с отмычками. При этом память у него оказалась никудышная. Быстро забывал, какие квартиры обчистил - вспомнил едва ли половину. Многое из украденного не успел сбыть - большинство вещей потом вернулось к потерпевшим. Среди невостребованных улик была и кожаная куртка своеобразного фасона. И что любопытно - такую же приметную куртку я видел на одном из снимков в музее. В своего рода красном уголке с дипломами, вымпелами, портретами лучших сотрудников висела и фотогазета: сотрудники музея на субботнике. Зам директора Трактор Антонович Крук, бывший муж Ларисы Геннадьевны, был там в такой же куртке. Намекнул - ему одному! - что аналогичная вещь у нас в одном деле фигурирует. Трактор Антонович философски заметил, что на белом свете много совершенно одинаковых курток. А свою он по пьяной лавочке где-то потерял. Сказано это было несколько неуверенно - и у меня почти не осталось сомнений, что Витя Жареный поживился и в квартире Крука. Но у того самого, очевидно, было рыльце в пушку, так что заявлять в милицию о краже не стал...
   Надо сказать, загадка фальшивой миниатюры не оставляла меня все эти пятнадцать лет. Тут и уязвленное самолюбие, что не удалось довести дело до конца из-за позиции начальства, и шестое чувство, что дело нечисто, и простое любопытство - помогает оно нашему брату-сыщику. Поэтому кое-что я нарыл за это время в неформальном порядке. Неужели письмо с того света прольет свет на загадки?
   Пока я размышлял, Петр Иванович молчал и время от времени барабанил пальцами по столу. Потом налил еще коньячку, мы выпили, и я продолжил чтение: "Дело в том, что я слышал историю об одной ценной довоенной коллекции, конфискованной чекистами у кого-то из местных дворян. Рассказала об этом покойная ныне мама Ларисы Геннадьевны, Елена Пироженко. А та ссылалась на свою маму - Марию Ивановну Пироженко. В общем, в сорок первом при наступлении немцев все музейное имущество пытались в спешном порядке эвакуировать. Несколько ранее чучело мамонта отправили поездом в Москву на реставрацию. А с остальными экспонатами ничего не получилось - транспорта не нашлось. Тем не менее тогдашний директор сумел договориться в колхозе насчет подводы. На ней вывезли самые ценные экспонаты и спрятали за городом в заброшенных карьерах. Ящики засыпали камнями в разных тайниках. Так получилось, что почти все сотрудники музея во время войны погибли - мужчины на фронте или в партизанах, женщины от голода и болезней. В 1946 году, когда решили восстановить музей, в живых оставалась только экскурсовод - старенькая Мария Ивановна. Прятать экспонаты она не ездила. Плана расположения тайников у нее не было, хотя директор составил его заранее - представляла лишь примерно район. Тем не менее в карьерах кое-что нашли. Много или мало - никто не знал. Что находилось в пропавшей конфискованной коллекции, точно неизвестно. Мария Ивановна из-за тяжелой болезни мало чего помнила и вскоре скончалась. А перед смертью несколько раз отчетливо произнесла: "То бог, то бог - директор рек..." Ее дочери Лене было тогда тридцать лет. Своего отца она не знала. Ездила по комсомольским стройкам и тоже вне брака в сорок девятом родила Ларису. После этого жила и работала в городе, никуда не уезжала. Я с ней несколько раз встречался, говорили как-то о пропавших экспонатах. Елена вроде бы слышала еще до войны от матери упоминания, что коллекция принадлежала кому-то из потомков графа Алексея Бобринского, единоутробного брата императора Павла Первого. А Бобринскому миниатюры и геммы из Италии якобы подарил дядя - граф Алексей Орлов. Вроде бы он привез их в Россию из Италии вместе с так называемой княжной Таракановой.
   В девяностом я по дешевке купил несколько гемм на базаре у одной старушки. Она не понимала, что торгует историческими ценностями. Сказала, нашла в ящике в сенях - наверное, сыновья откуда-то притащили. Вот только сыновья те уже умерли от туберкулеза в местах не столь отдаленных. А я к тому времени прочитал в итальянском историческом журнале занятную историю (страничку вырвал, к письму прикладываю). И понял, что коллекция Бобринского - настоящий клад. Вот такая, Петя, длинная предыстория... Через десять лет после гемм я неожиданно заполучил "Юдифь". И решил закурковать ее - в сумке красного командира. Ключ от ячейки только у меня, экспонат неприметный. А потом - как знать? - вдруг получится собрать всю коллекцию... Так я тогда думал. Что дальше? Продать кому-нибудь - зарубежным ли претендентам, государству ли... Вспомни, Петя: тогда только в себя начали приходить после мутных 90-х и дефолта. Но, увы, за эти годы на след "Спящей Венеры" и других миниатюр напасть не удалось. Так что, Петя, делай теперь что хочешь".
   - И как же похититель добрался до сто тринадцатой ячейки? Где ключи взял? - не без удивления поинтересовался я у Петра Ивановича, закончив чтение.
   - Вчера мы получили факс из департамента культуры области, что сегодня приедет комиссия по проверке экспонатов в запасниках. И я забрал сумку в свой кабинет. Пакет с миниатюрой и геммами выложил, а сумку убрать обратно не успел. Лариса Геннадьевна пришла, попросила вызвать в ближайшее время санэпидемстанцию. Сказала, крысы по ночам стали появляться - так шумно бегают, словно толпа людей по музею ходит. Мы с ней это обсудили, и я уехал. Утром обнаружил пропажу экспонатов из стола...
   - Ого! - я удивился еще больше. - Тогда злоумышленника нужно искать в музее или совсем рядом. Это весьма осведомленный товарищ... У вас есть мнение об этой личности, Петр Иванович?
   - Нет, не могу даже вообразить никого из наших людей способным на столь чудовищный поступок...
   - В тихом омуте черти водятся, Петр Иванович, - со вздохом заметило я. - Поверьте, подлость человеческая не знает границ. А перепуганный человек, даже вполне добропорядочный, случается, совершает ужасные дикие поступки.
   - С вашей точкой зрения соглашаться чертовски не хочется, но как ученый такой вариант отвергнуть, увы, не могу. Но... мне не нужен скандал в коллективе. Хочу, чтобы все было очень тихо и строго конфиденциально, Сысой Петрович. Разумеется, это касается только похитителя, а не убийцы. Если это разные личности...
   - Насчет конфиденциальности не извольте беспокоиться, Петр Иванович. Но, боюсь, почти наверняка похититель и убийца один и тот же человек... А где страничка из журнала от Сан Саныча?
   - Почему-то ее в письме не оказалось. Я потом съездил к его вдове. Она сказала, что муж передал ей письмо уже заклеенным. Видимо, из-за плохого самочувствия вложить забыл. А на днях ее тоже не стало - инсульт...
   - В общем, все умерли, - подвел я итог. - А теперь насчет бензина в подвале. Помнится, читал я в газетах, что здание музея исторической ценности не имеет. Его бы перевести в другое место, а территорию освободить под новостройку.
   - Статья заказная! - резко сказал Петр Иванович и сразу побагровел. - Но у нас из-за таких наездов хлопот полон рот. Есть и повторное экспертное заключение, что здание является архитектурной и исторической ценностью. Но оппоненты продолжают оспаривать выводы, настаивают еще на одной экспертизе... Вот ведь парадокс: даже в годы войны здание не сильно пострадало, а нынешние бизнесмены - угроза хуже врага. Я понимаю, что вы имеете в виду - пожар устранил бы все препятствия для того дельца. Господи, что мы за люди! Да отстрой ты свой торговый центр на окраине, организуй систему скидок - и туда тоже потянутся покупатели. Нет, хоть ты тресни, ему нужен исторический центр города!
   - И кто он, позвольте полюбопытствовать?
   - "Купец областной гильдии", как его величают...
   - Степан Иванович Коржов?
   - Он самый...
   - Был несколько лет назад моим клиентом, - пояснил я. - Кстати, сразу вспомнил, где видел вашего Валецкого - как раз в офисе у Коржова. Спокойствие, Петр Иванович! Ничего от вас никто не утаивал. У Коржова тех ООО как конь набрызгал. В одном из них и работал господин Валецкий - в его досье просто одна строка. В конце концов, это может оказаться просто совпадением. Дальше уже моя работа - разберусь. А ночным сторожем у вас пока поработает мой помощник Федька. Дадите ему ключ от кабинета главбуха. Федька тихо изучит личные дела сотрудников, не привлекая внимания. А вы возвращайтесь к работе. Встречайте свою комиссию и все прочее. Только давайте конкретизируем мою задачу и гонорар - официальной зарплаты из государственного кармана здесь не хватит.
   - Пока - вернуть пропажу. Если в процессе нападете на след всей коллекции, будет просто замечательно. А гонорар... - он глянул на написанные мной цифры и слегка побледнел. - У меня есть некоторые накопления, все будет в порядке.
  

Глава 3 (давным-давно, 1920). Слово дворянина

  
   Когда Артура вывели из камеры с заложниками, тот мысленно простился с белым светом. Утешало одно: Мари и дети успели выехать в Крым и, бог даст, не падут жертвами красного террора. А ему, выходит, судьбой уготовано жизнью расплатиться за ошибки молодости - заслужил. Нужно было с самого начала слушать друзей и родных и не примыкать к социал-демократам. Можно сказать, спасибо сибирской ссылке - раскрыла глаза. Иначе так бы и служил большевикам. Хватит того, что когда-то внес свою лепту в их победу...
   Красноармеец с винтовкой втолкнул заложника в холодный прокуренный кабинет и громко выкрикнул:
   - Товарищ Смыслов, арестованный контрреволюционер Артур Бергер по вашему приказанию доставлен!
   - Вы свободны, товарищ, - услышал Артур вроде бы знакомый голос. - А вы, господин Бергер, присаживайтесь.
   Заложник с опаской опустился на край стула, искоса поглядывая на чекиста. На вид тому было немного за сорок. Волосы наполовину поседели. Взгляд внимательный и пронизывающий. Несомненно, когда-то Артур видел это волевое лицо, "рентгеновский" взгляд и, главное, слышал голос - идеальный слух музыканта подвести не мог.
   - Не ожидал, что вы все-таки прислушаетесь к моим советам, - заговорил чекист, и в голосе его угадывалась грусть. - Увидев знакомую фамилию в списках арестованных, я специально приехал сюда - взглянуть на вас. Выглядите, кстати, совсем неплохо для заложника. В тридцать восемь вы мало изменились с тех пор, когда вам было двадцать два... Получается, теперь вы дважды перерожденец, господин барон. Сначала предали интересы своего класса и подались в социалисты. Потом наоборот...
   - А вы, господин корнет? - с презрением откликнулся Артур, наконец-то узнав бывшего жандармского офицера. - Господи, это сколько лет прошло с нашей прошлой встречи? Почти шестнадцать... Но вы тоже - вдвойне перерожденец! Я-то лицо частное, зато вы с необычайным рвением служили государю императору. Но, припоминаю, что-то рассказывали мне по дороге в Сибири о ваших спорах с другими офицерами по крестьянскому вопросу. Значит, примкнули, так сказать, к плебсу?
   - Во-первых, давно не корнет, - холодно ответил чекист, барабаня пальцами по столу. - К семнадцатому я дослужился до штаб-ротмистра. Во-вторых, вы скрупулезно подметили насчет службы государю. Увы, он отрекся, а Временное правительство я не признал. Я всегда оставался честным офицером, Артур Артурович. Судьбе было угодно закинуть меня в жандармерию - я и тогда честно исполнял свой долг. А потом мне стало просто невыносимо видеть разгул преступности и бандитизма. Поэтому сам предложил свои услуги и опыт новой власти. Как видите, для меня сделали исключение - приняли в ВЧК, несмотря на жандармское прошлое.
   - Ну-ну, - злобно буркнул Артур. - Что ж, Михаил Нилыч, радуйтесь - вы действительно видите перед собой налетчика и бандита...
   - Перестаньте, - бывший жандарм Смыслов сморщился. - Вам честно скажу: происходящее в данный момент мне отнюдь не по сердцу. И совсем не хочется, чтобы именно вы пали невинной жертвой большой драки. Увы, гражданские войны всегда нелепы и беспощадны... Я доложил наверх, что в четвертом году вы помогли разоблачить народовольца, который на этапе пересылки хитроумно отравил большевика. Увы, это было так давно... Мои доводы не приняли во внимание - даже с учетом того, что вы добровольно выдали при аресте коллекцию художественных ценностей. И тогда я предложил начальнику губчека одну авантюру - надеюсь, это сохранит вам жизнь. Слушайте внимательно, Артур Артурович. В четвертом году вы ухитрились запомнить мельком увиденную записку, что я нашел в одежде покойного. Более того, вы ее расшифровали. В обмен на ключ к шифру я выполнил ваше условие - оторвал часть записки и сжег. Таким образом я узнал только злоумышленника, а не место хранения спрятанных отцом убитого ценностей. Теперь спрашиваю: вы воспользовались тем кладом?
   - Нет.
   - Странно... А два ваших товарища по ссылке?
   - Тоже нет. Вы, конечно, ловко все устроили, никого не трогали до прибытия на место. Но все равно среди ссыльных потом пошли слухи, что старика вновь судили и перевели отбывать ссылку к уголовным. Ко мне стали относиться с подозрением. Старик, говорили, вскоре погиб в драке. А те двое товарищей не дожили до конца ссылки - один по пьяному делу замерз, другого чахотка скосила... А я не захотел касаться клада, из-за которого прервалось столько жизней. Михаил Нилыч, вашему губчека можно верить?
   - Вы имели возможность убедиться, Артур Артурович, что доверять можно лично мне, - твердо сказал чекист. - Мои представления о чести и достоинстве незыблемы. Мы поедем к указанному вами месту. Увы, если там ничего нет, вас расстреляют немедленно - тут я бессилен. Но я обеспечу ваше освобождение, если клад на месте.
   Смыслов встал, подошел к двери, выглянул в коридор. Потом вернулся к заложнику и негромко произнес:
   - Даю слово дворянина!
  
   Глава 4 (вторник, 13 октября). Исторические экскурсы
  
   Вечером я вернулся в офис с настоящей кашей в голове. Следовало все упорядочить и осмыслить. Что любопытно: комиссия из департамента области так и не приехала. Петр звонил туда - они ни слухом ни духом... Следовательно, кто-то фальсифицировал факс и правильно рассчитал дальнейшее поведение директора. Никакими чужаками тут не пахнет: организатор хищения (возможно, он же исполнитель) - сотрудник музея. Нельзя исключить, хоть такая версия маловероятна, что Петр Иванович и сам темнит. Так что я не стал рассказывать ему про собственные наработки.
   Трудно сказать, что содержалось конкретно в потерянной страничке журнала от покойного Сан Саныча. Но, скорее всего, очередная вариация легенды о пропавшей коллекции - тоже слышал нечто на эту тему несколько лет назад. Тогда я работал некоторое время на Коржова, а также искал антикварное ожерелье его подруги-бизнесвумен.
   Позже она на всякий случай выписала крупного эксперта из Петербурга. Пригласила и меня присутствовать на осмотре ожерелья. Ученый подтвердил подлинность находки и обронил между делом, что наши края богаты на такие раритеты. Оказывается, не так давно в Италии всплыли черновые записи графа Алексея Алексеевича Бобринского, правнука внебрачного сына великой княгини Екатерины Алексеевны и Григория Орлова. Граф был известным этнографом и археологом и скончался в тридцать восьмом году в Италии, будучи бездетным.
   В его неопубликованных трудах обнаружилась семейная легенда. Якобы примерно в 1810 году в тайнике большого дома графов Орловых, который императрица Екатерина Алексеевна передала своему внебрачному сыну, граф Алексей Григорьевич Бобринский обнаружил коллекцию миниатюр и гемм старых итальянских мастеров. Судя по приложенной записке, его дядя граф Алексей Орлов, скончавшийся двумя годами ранее, изъял их у плененной самозванки - княжны Таракановой. А та выманила коллекцию у одного из многочисленных богатых любовников. Граф Орлов будто бы решил утаить собрание от императрицы, будучи недовольным ее охлаждением к брату - Григорию. Граф Бобринский перевез собрание к себе в Богородицк Тульской губернии и присовокупил к коллекции табакерку с самоцветами - предсмертный подарок матери. Таким образом императрица якобы решила несколько искупить свое суровое отношение к расточительному сыну. В 1826 году под следствием по делу декабристов оказался младший сын давно почившего в бозе Бобринского - корнет лейб-гвардии Гусарского полка граф Василий Алексеевич. Во время восстания на Сенатской площади он находился в Париже, так что серьезного наказания в итоге избежал. Но его мать Анна Владимировна, урожденная баронесса фон Унгерн-Штернберг, поначалу не надеялась на благоприятный исход дела и опасалась опалы. Графиня Бобринская передала на хранение коллекцию покойного мужа кому-то из своих родственников. Забрала ли обратно - неизвестно. Следы уникального собрания затерялись в веках...
   После тогдашней беседы с экспертом я встретился с некоторыми старыми приятелями в полиции. Кто отнекивался, кто посмеивался, но через несколько месяцев я получил ксерокопию архивного документа о добровольной передаче ВЧК художественной коллекции бывшим бароном А.Бергером. Описи не было, только общее количество предметов: "Картинки на досках - шесть штук; резные изделия из камня и слоновой кости - три дюжины; коробка деревянная, украшенная самоцветами - одна штука".
   И вот уже третий раз сталкиваюсь с той коллекцией. Теперь я уже не сбоку припека, а работаю на клиента. И просто неприлично будет не справиться с задачей. Даже если коллекция погибла, это нужно установить совершенно точно. А пока в первую очередь необходимо вычислить наиболее вероятного похитителя.
   Предварительно, на глазок, реальных подозреваемых двое: расхристанный старший научный сотрудник Володя и главбух Лидия. Возрастных женщин мне было очень трудно представить вылезающими в узенькое оконце... Но организаторами - почему бы и нет? Я надеялся, что к утру Федька откопает в личных делах необходимые зацепки.
   А пока отправился в лабораторию. Марина сидя застыла перед экраном и, похоже, дремала. Я подкрался сзади и слегка дернул статную девушку за великолепные русые волосы. Результат превзошел все ожидания: моя помощница резко подпрыгнула и матюгнулась. Я поморщился, а она недовольно буркнула:
   - Сам виноват! Загрузил по самое не могу, а теперь пугаешь!
   Я молча извинился - долгим сочным поцелуем в губы. Марина сразу размякла и заулыбалась.
   - Накопала что-нибудь? - поинтересовался я.
   - Кажется, да... Между прочим, Федька жаловался, что долго торговался из-за этих записей...
   - Мариночка, не отвлекайся - он еще сам успеет поплакаться мне в жилетку. Главное - уболтал в конце концов. Показывай!
   Утром Федька по моему заданию скопировал записи камер наблюдения магазина по соседству с музеем - небескорыстно, конечно... В полиции это всплыть не должно, но если что - разберусь и уболтаю. Главное, магазинные камеры захватили и вход в музей.
   Марина весь день портила зрение: анализировала, кто зашел и вышел. Картинка не ахти - достаточно далеко от камеры. Как ни странно, посетителей весь день действительно было достаточно - я-то думал, народ по музеям теперь не ходит. Но господин Смурнов днем пояснил, что в последнюю неделю наплыв -благодаря выставке в их художественном зале компьютерных копий Боттичелли. Марине приходилось что-то просматривать по два-три раза, иногда на замедленной скорости. И в конце концов моя помощница четко установила: кто заходил в музей, тот потом и выходил. Но было одно исключение - колоссальной важности для нас. Музей работал до девятнадцати. В восемнадцать сорок среди посетителей камера зафиксировала одного худощавого паренька среднего роста, который обратно не вышел...
   Полиция наверняка тоже быстро вычислит хитрого посетителя, так что следовало поторопиться. С коньяком я за обедом перехорошил, так что за руль усадил Марину. А вот Ольга Павловна Баева моему визиту совершенно не обрадовалась. Она только что отужинала и плавно перешла от просмотра шоу "Давай поженимся" к "Пусть говорят". Довольно резко и нервно выключила телевизор и буквально выдернула снимок у меня из рук. Раздраженно прокомментировала:
   - Ну и что тут можно рассмотреть, Сысой Петрович? Пол-лица, и то смазано... Зато серая куртка с капюшоном хорошо получилась. Как балахон висит, толком не понять, худой человек или нет. Что я, по-вашему, должна помнить каждого посетителя? Их вчера больше трехсот было... В конце дня? Ну и что! Вроде, промелькнула такая куртка перед глазами. Шмыг - и все. Но в залах никого не оставалось - мы с Каролиной перед закрытием все обошли. Я уже полиции это рассказывала. Вышли с ней и Петей последними. Лариса за нами дверь заперла.
   - Между прочим, она жаловалась Петру Ивановичу на крыс, - припомнил я странное заявление жертвы, ибо в подвале следов их присутствия не обнаружил. - Вам они не досаждали?
   - Первый раз слышу... Мне Лариса ничего такого не говорила. Вы нашего Ваську видели? Мы дверь в служебную зону всегда закрытой держим, чтобы кот в музейные залы не выскочил. Мышек, да, он иногда приносит, показывает работу. А мыши рядом с крысами не живут... Лариса спутала, наверно. Кстати, вспомнила! Васька все-таки в зал выскочил вечером - наверно, кто-то дверь плохо прикрыл. Петя на такие вещи очень ругается. Однажды Васька так пробрался в зал и по мамонту прыгал, как ненормальный, несколько клочьев шерсти выдрал. Вчера вот тоже Петя сразу нахмурился. Лариса перепугалась, сразу побежала в подсобку. Из холодильника капли достала - "Кот Баюн", знаете такие? Кошкам для успокоения дают. Они их как валерьянку любят. Лариса пузырьком по журнальному столику постучала - и Васька пулей к ней примчался. Только потом уже Лариса нас проводила.
   Совсем другой прием ждал меня в квартире Каролины Ивановой. С некоторым смущением она сразу пригласила нового коллегу отужинать с ними по-семейному. Я пытался отказаться, но ее муж Коля приветствовал меня с такой радостью, словно встретил горячо любимого брата после службы в армии. Чуть ли не силой усадил меня за стол, подмигнул и достал из стенки графинчик со светло-коричневой жидкостью. На вид питие напоминало коньяк, но на вкус оказалось натуральным самогоном со жженым сахаром. А закуска - холодные соленые опята и хрустящие огурчики - была так вкусна, что я сдался. Пока Каролина Сильвестровна накрывала на стол, мы с Колей успели хлопнуть по три стопки в качестве аперитива.
   Между делом я узнал краткую историю семьи: как солдат в увольнении познакомился со студенткой, а она оказалась его землячкой из Яльчикского района Чувашии. После защиты диплома Каролину распределили в наш город, и вот они живут здесь душа в душу уже двадцать восемь лет. Обе дочери более или менее повторили путь мамы, но часто приезжают со своими малышами.
   Я искренне порадовался за такую дружную семью и понял, что секретничать с Каролиной нет смысла - все равно Коля будет в курсе событий. Так что прямо за ужином показал снимок таинственного посетителя. Каролина рассмотрела его очень внимательно - ее доброе лицо сразу стало сосредоточенным, губы сомкнулись. Потом кивнула и неуверенно сказала:
   - По-моему, крутился этот мальчик у мамонта. Но я потом его не видела. Постоянно из зала в зал ходила, следила, чтобы не хулиганили. Анечки же не было, на футбол уехала. Вдвоем-то гораздо проще работать...
   Коля уже порядком захмелел и принялся путано и многословно рассказывать, что Аня Соколова училась в институте вместе с их младшей дочерью Лизой. Но до сих пор не повзрослела: на футбол и хоккей постоянно ездит, в пейнтбол играет, хотя давно пора уже замуж. Вот у них в родной деревне двадцатипятилетние незамужние подозрение вызывают... То ли дело их с Каролиной дочки!
   Я с трудом вставил слово и расспросил хозяйку про крыс в музее - Каролина Сильвестровна сама не слышала, но Лариса Геннадьевна ей раза два на серых разбойниц жаловалась. На этом я распрощался с гостеприимным семейством. Особой пользы из разговора не извлек, но неуверенный тон Каролины заставил призадуматься. Не исключено, что она заметила немного больше, чем рассказала, но почему-то не может это четко сформулировать...
   В машине Марина картинно принюхалась и ухмыльнулась:
   - Классный у тебя переход от коньячка к самогоночке! А я до сих пор даже не ужинала... И куда теперь, Сысой?
   Я велел ехать к дому Сан Саныча. От Петра я знал, что детей у покойного директора не было. Насчет его домашнего научного наследия с больной вдовой договориться не успели... Ближайшие родственники - трое племянников. Для них то наследие - мусор. Успеет музей договориться - хорошо. Нет - все окажется на помойке. Вот только Петру Ивановичу сейчас не до переговоров. Что ж, придется мне этим заняться. Но сейчас надо спешить - время дорого.
   Я поднялся к квартире. Похоже, наследнички успели поставить новый замок - металл блестит. Осмотрелся - в глазок из квартиры напротив никто не следит. Минуты две с замком племяшей пришлось повозиться, но отмычка сработала.
   В спальне весь сервант, включая антресоль и пространство над ней до самого потолка, оказался заполнен специальными журналами, папками с газетными вырезками, общими тетрадями с рукописными заметками. Беглый осмотр с фонариком ужаснул: нужно несколько самых усидчивых задниц и минимум неделю, чтобы разобраться с этим кладезем.
   Однако тут же пришла спасительная мысль: вряд ли в этом безбрежном архиве держал Сан Саныч самую ценную информацию - она должна была храниться под рукой. Я принялся за исследование письменного стола. Бегло просмотрел бумаги и письменные принадлежности в ящиках. Не то. А вот верхний ящик оказался многообещающе заперт. Открыть стандартный игрушечный замочек не составило никакого труда. Под запором обнаружилась только одна папка, а в ней - февральский номер журнала Rivista universale storica Italiana за 1985 год. Один лист вырван. Судя по содержанию, там была статья к 210-летию пленения княжны Таракановой графом Алексеем Орловым в Ливорно. Под журналом - рисунок карандашом: нечто вроде пуговиц с рельефным изображением, а внизу надпись - Синьково. Увы, сама статья исчезла: видимо, пожилой больной человек что-то напутал. Но зато я взял след!
   Вернувшись в автомобиль, успел слегка вздремнуть в ожидании Марины: та бегала ужинать в какую-то кафешку. К помощнице уже вернулось привычное добродушное расположение духа, и мы несколько минут с жаром целовались, словно только что познакомились.
   Поехали в офис, и Марина быстро разыскала в архиве сайта Rivista universale storica Italiana вожделенный номер. Вот только странички были представлены сканами, так что мы потом на пару тупо набивали текст на итальянском и получили от Яндекса "гоблинский" перевод. Посмеялись, но суть была понятна.
   Интуиция не подвела: в статье пересказывалась уже известная мне легенда о коллекции миниатюр и гемм Таракановой - Орлова - Бобринского. Список приводился по описи, обнаруженной в библиотеке дворца некоего графа. Реестр был втрое обширнее, чем опись из дела ВЧК - видимо, за век с небольшим коллекция изрядно оскудела. В качестве доказательства подлинности легенды приводился довоенный снимок - о, чудо! - именно нашего краеведческого музея из областной газеты. Оказалось, она попала на глаза итальянскому офицеру, по профессии историку, во время войны - на нашей земле. Тот остался жив и сохранил трофей в своем личном архиве - просто как любопытный экспонат. Осознал его значение много позже - после устного рассказа коллег о черновых заметках графа Бобринского, почившего в тридцать восьмом на Апеннинах.
   Корреспондент снял фрагмент художественного зала. На снимок попал и проход в доисторический зал - частично был виден хобот мамонта. Но главное - две миниатюры Джорджоне на стене: "Юдифь" и "Спящая Венера". Эти проекты несколько отличались от более поздних классических полотен. Левая нога Юдифи покоилась на виске, а не на лбу головы Олоферна - та лежала иначе, боком, так что портрет убитого полководца получился анфас. Рядом со спящей Венерой лежал букетик ромашек, а на лоне вроде бы просматривался волосяной покров. Впрочем, это могло быть дефектом некачественного снимка. Марина грубо выругалась, когда я пытался прояснить данное обстоятельство с лупой:
   - Будто не видел никогда, ...страдалец!
   И я тоже почувствовал некоторое раздражение и недовольство собой. Весь день собираю чужие находки, сам еще не выдвинул ни одной толковой версии. Полез копаться в этих древних цацках, а бензин оставил без внимания. Может, та канистра гораздо важнее! И как она вообще попала в подвал? Связаны ли между собой попытка поджога, хищение и убийство? Вдруг случайно совпали разные преступления? Или одно совершено для прикрытия другого?
   Прикрыв глаза, я несколько минут переплавлял мыслительную руду в коньячных и самогонных парах, кипевших в черепе. Интуиция подсказала: и все-таки нужно сначала залезть в прошлое, чтобы понять настоящее.
   - Ты выяснила, что такое Синьково? - поинтересовался я у Марины.
   - Деревня. Как раз в районе карьеров - смотри схему. А "пуговицы" - геммы. Видимо, твой Сан Саныч их перерисовал, а не сфотографировал.
   - Перестраховывался... Заметь, Мариночка, даже дома эти бирюльки опасался хранить. Петр, кстати, тоже их не стал фотографировать.
   Полицейская база в моем распоряжении имелась, и вскоре я раскопал, что два уроженца Синькова, братья Квасовы, в восьмидесятые действительно умерли от туберкулеза, отбывая срок в колонии. Значит, торговавшая геммами старушка не сочинила жалостливую историю, а рассказала Сан Санычу правду четверть века назад. Увы, и Пелагея Карповна давно нашла вечный приют на сельском кладбище.
   Может быть, в том же Синькове раздобыл "Юдифь" ныне покойный Трактор Крук. Проверил по базе: тот родился в тридцать четвертом году, был старше Ларисы Геннадьевны на пятнадцать лет. Они поженились в семьдесят первом - Трактору было уже тридцать семь. Опомнился старый холостяк... Но, видимо, не смог избавиться от привычки к одиночеству. В семьдесят шестом у них родился сын Игорь. Через два года развелись. Лариса Геннадьевна больше замуж не вышла, ее сын тоже до сих пор не женат... С Гошей совершенно необходимо встретиться, хоть он сейчас не в том настроении - я успел заметить, как он потрясен. Надеюсь, Марина сумеет посочувствовать мужику и между делом разговорить - у нее на такие задания талант. Ей же предстоит разработка Володи Валецкого. Но это уже задания на завтра. А я с утра отправлюсь в Синьково.
  

Глава 5 (очень давно, 1938). Встреча в Париже

  
   В небольшом парижском кафе La feuille d'automne Артур Артурович и Мария Алексеевна тихо отмечали тридцать вторую годовщину свадьбы. Осень тридцать восьмого радовала приятной прохладой. Пианист на эстраде наигрывал лирические мелодии. И поводов для хорошего настроения у немолодой четы было достаточно: позади хлопоты с переездом, рана наконец-то зарубцевалась - снова можно давать концерты. А главное, Бог дал недавно еще одну внучку - прелестную голубоглазую Катрин.
   Супруги негромко переговаривались, отдавая дань вкусному ужину с отличным бордо. Похоже, жизнь на чужбине более или менее наладилась... Вдруг пианист поднялся, указал рукой в сторону четы эмигрантов и громко объявил:
   - Следующая мелодия - для наших дорогих гостей из России - барона Артура Бергера и его очаровательной супруги Мари. Старый друг приветствует их на гостеприимной французской земле и поздравляет с очередной годовщиной свадьбы.
   Музыкант под аплодисменты вернулся к инструменту и заиграл "Вдоль по Питерской". Артур Артурович с недоумением огляделся - кто же тот таинственный старый друг? А к их столику с букетом спешил коренастый немолодой мужчина с суровым волевым лицом. Строгого господина сопровождала симпатичная девушка немногим старше двадцати. Она выглядела озабоченной и сосредоточенной и не была похожа на француженку - скорее, на русскую.
   - Добрый вечер, господин барон! - хрипловато заговорил незнакомец, и Артур Артурович безошибочно узнал его голос. - Мадам Мари, позвольте засвидетельствовать свое почтение...
   - Михаил Нилыч, меньше всего ожидал вас здесь увидеть, - с изумлением ответил Артур. - На это раз мы встретились не через шестнадцать, а через восемнадцать лет. Мария Алексеевна, позвольте вам представить моего старого знакомого дворянина Смыслова...
   - Я догадалась, - рассеянно ответила Мари. - Господин жандарм, он же чекист... В каком ныне обличье пожаловали?
   - Мы впервые за три с половиной десятилетия знакомства не по разные стороны баррикад, господин барон, - сообщил Смыслов. - Я не буду утомлять вас долгими рассуждениями, как и почему я разочаровался и в новой власти. Достаточно того, что количество ленинских "лишних ударов в драке", о которых писал товарищ Горький, в тридцать седьмом превысило все разумные и неразумные пределы. Признаюсь честно: не раз готов был пустить себе пулю в висок. А потом узнал - спасибо Оленьке! - что сие планируют осуществить вышестоящие товарищи. Вспомнили про мое жандармское прошлое, включили в расстрельные списки. Но я решил, что жить все же стоит - им всем назло...
   Артур и Мари с напряженным вниманием выслушали историю, как юная комсомолка, сотрудница аппарата НКВД, предупредила бывшего жандарма о готовящейся над ним расправе. Они вдвоем бежали из СССР с фальшивыми документами и вот уже больше года живут в Париже. Недавно у них родился сын Алексей.
   - Столько лет прожив бобылем, я наконец-то обрел спокойствие в семье, - вздохнул бывший жандарм и улыбнулся. - Это ли не счастье, господа? А недавно до меня дошли слухи, что вы приехали из Германии. И, кажется, господин барон, угодили в неприятную историю - вот уже более месяца не выступаете с концертами по весьма деликатным причинам...
   - Вы уже слышали? - изумился Артур Артурович. - Хотя чему я удивляюсь - ваши навыки и в эмиграции пригодились... Скажу так, Михаил Нилыч: мне было весьма комфортно в Германии после побега из России. Как-никак родина предков. Но после прихода к власти Шикльгрубера и его приспешников меня стало раздражать там буквально все, а особенно недвусмысленные планы "дранг нах остен"... В воздухе пахнет порохом, Михаил Нилыч. Но многие из наших соотечественников, увы, готовы служить Германии, лишь бы избавить Россию от большевиков. Я считаю для себя такой подход немыслимым. Но встретился тут один казачий полковник... Таких много, и они готовы хоть с дьяволом сделку заключить. Припомнил и мое большевистское прошлое, ссылку... Ссора получилась громкой, публичной... У меня не было возможности уйти от дуэли в жандармы, как это сделали в свое время вы, Михаил Нилыч. Но провидение оказалось на моей стороне. К тому же еще в ссылке, будучи в услужении у господина Дождикова, кузена Мари, я довольно сносно научился владеть как охотничьим ружьем, так и пистолетом. Дорогая, успокойся, ты опять побледнела - все же давно позади... Так что, господин штаб-ротмистр, я отделался раной в бедро. Рука не пострадала - могу по-прежнему играть на рояле. А вот мой противник покоится на кладбище - как жертва неизвестных грабителей... Которые и меня ранили... Кажется, местная полиция их еще ищет...
   - Бесконечно рад, что мы наконец-то мыслим одинаково, - заметил Смыслов. - Правители меняются - отечество остается. Господин барон, буду счастлив впервые пожать вашу руку...
   Они еще долго сидели вчетвером, с грустью вспоминая Россию, которую потеряли. Навсегда ли? Между делом вспомнили и конфискованную коллекцию.
   - Оказывается, у этого собрания бурное прошлое, - поведал Артур Артурович. - Наш род сродни супруге знаменитого графа Алексея Бобринского баронессе Анне фон Унгерн-Штернберг. В прошлом году я навестил в Италии дальнего родственника - их правнука графа Алексея Алексеевича Бобринского. Он довольно известный ученый в области истории и археологии. Чрезвычайно заинтересовался моим рассказом и сам поведал о коллекции удивительную историю...
  
   Глава 6 (среда, 14 октября). Синьково и окрестности
  
   Путь в Синьково занял больше времени, чем я рассчитывал - фуры на дороге временами создавали пробки. У меня было достаточно времени, чтобы на смартфоне проанализировать нарытое Ленькой в личных делах и соцсетях.
   Меньше всего сведений о директоре. Как закончил вуз, так и работает в музее. Жена менеджер по продажам в небольшой фирме, сын второклассник. Главбух Лидия Барабанова в свои тридцать пять - дважды разведенная. Дочери тринадцать лет. Судя по снимкам в соцсетях, девочка частенько гостит у бабушки с дедушкой, а мама, видимо, в это время пытается в очередной раз обустроить неудавшуюся личную жизнь. Мне вчера показалось - по подобострастным улыбочкам и прочим едва заметным кокетливым ужимкам - что даже на Петра Ивановича у Лидии имелись некоторые виды - как на резервный вариант. В день убийства она после обеда взяла отгул - написано в заявлении "по семейным обстоятельствам". Директор пояснил мне, что Лидия отпрашивалась к дочери на концерт - та посещает танцевальную студию. Ранее Барабанова поменяла несколько мест работы, у Коржова тоже потрудилась. Интересный факт!
   А бывший главбух, а ныне уборщица Ольга Баева тоже женщина разведенная, причем давно. Дочь с мужем и сыном живут в другом городе. Судя по комментариям к снимкам в соцсетях, не приезжали уже больше года. Пятнадцать лет назад, кажется, у Баевой были отношения с ныне покойным Трактором Круком. Так что Ольга Павловна тоже фигура интересная. Убийство коллеги ее ничуть не огорчило, а довольно невинные вопросы почему-то заставили нервничать.
   Каролина Иванова в соцсетях выглядела типичнейшей домохозяйкой. Состояла во многих группах по рукоделию и кулинарии. Но особой активности там не проявляла. Зато очень много выкладывала семейных фотографий с мужем Колей, дочерями, зятьями, внуками.
   Сразу приятно стало на душе - живут же люди тихо и спокойно! А я всю жизнь рыскаю ищейкой в поисках подонков и мерзавцев. Самое гадкое, что они частенько маскируются под порядочных людей. Вот и теперь - кто-то из этих белых и пушистых на вид сотрудников музея наверняка замешан в убийстве коллеги.
   Напарница Каролины Сильвестровны - полная ее противоположность. На страничках изящной красотки Ани Соколовой сотни снимков из разных уголков страны и самых необычных мест. Где только ни побывала энергичная девушка в свои двадцать пять! Селфи снимала и на крышах вагонов и небоскребов - отдала дань моде. Последние три года летом отдыхала в Европе, в июне этого года - в Париже. Судя по всему, жить на широкую ногу помогали родители - на зарплату смотрителя музея так не пошикуешь. Последние снимки на страничке были сделаны перед отъездом в воскресенье. Аня стояла на платформе у вагона поезда на Москву в футболке российской сборной. Внизу целая борода комментариев, в том числе вчерашний от Каролины Ивановой. Та написала напарнице, когда я уже уехал из гостеприимной квартиры: "Анечка, а когда со стадиона фотки выложишь?" - "Завтра. Только что приехала, некогда".
   Володя Валецкий женат более десяти лет. Два сына. На страничках гораздо больше живописи, чем семьи. Увлеченный человек, художественная натура! Но вчера мне этот мужичок не понравился - какой-то скользкий и ехидный. В понедельник с работы тоже слинял досрочно, после пятнадцати. Отпросился у директора - какие-то дела в банке с кредитом. Теоретически он мог быть тем замаскированным пареньком, который остался в музее - рост и худощавая фактура похожи.
   Любопытно, что оба сотрудника музея, похожих фигурой на неизвестного паренька, трудились в фирмах Коржова. И оба отпросились в день преступления... Не казачки ли засланные - главбух и старший научный сотрудник? Или просто совпадение? Я тут же позвонил Марине, чтобы и к Степану Коржову сегодня заглянула, проинтервьюировала ненавязчиво.
   Но вот, наконец, Синьково. В прохладный пасмурный осенний день впечатление довольно унылое. По пути попадались деревни ухоженные, с новостройками. А Синьково на отшибе от мало-мальски значимых трасс, похоже, почти вымерло. Многие дома заброшены, дворы поросли бурьяном - теперь он пожух и пожелтел. Жизнь теплится лишь в нескольких серых бревенчатых избах - современный Некрасов наверняка вдохновился бы на что-то вроде 'Несжатой полосы у скрюченного домишки'.
   Проехал по единственной улице - раскисшей под дождиком со снегом - и заметил, как в избушках шевельнулись занавески. Естественное сельское любопытство - в деревне могут полчаса обсуждать каждого, прошедшего мимо окна по улице. А тут невесть откуда БМВ...
   Остановил автомобиль, выбрав домик без окружения грязи и луж. Прошел по тропинке из щебня мимо палисадника с засохшими цветами, присыпанными мокрым снежком, и постучал в дверь. Почти сразу открыла тепло одетая сухонькая старушка с шалью на плечах. Вопросительно глянула, а я как ни в чем ни бывало спросил бабу Полю Квасову - жива ли.
   - А ты, паренек, кем ей будешь? - подозрительно поинтересовалась старушенция.
   - Да я по мужу ее дяде Мише родня... Дальняя - что-то вроде Володи...
   - Вовка? Племянник его двоюродный?
   - Во-во, он самый - неужто слыхали?
   - Что-то краем уха... Зачем пожаловал-то, Вовка? Померли все давно, дом Квасихи сгорел... Поди, паразит тебя тот прислал, Коржиков? А вот передай Степке: дулю ему с маком, а не Синьково!
   Нда, вот так аппетиты у "купца областной гильдии" Коржова! Со зданием музея понятно: торговый центр в центре города и на окраине - вещи разные, что бы там ни говорил Петр Иванович. Но зачем нужна Коржову эта полусгнившая и почти вымершая деревушка?
   Мы так и беседовали со старушкой на крыльце - она не давала вставить мне слово, ругая на чем свет богатеев, бандитов, депутатов и американцев. Подтянулась и группа поддержки - еще несколько бабушек и один дед, одетых кто в осеннее пальто, кто в зимнее, кто в фуфайку, обутые в резиновые сапоги или валенки с галошами. Все кричали наперебой и размахивали какими-то газетами.
   Пресса оказалась еще августовской. Мне удалось быстро прочитать одну статью. Чистая предвыборная бульварщина с передергиванием фактов и враньем - политический противник приписывал Коржову все грехи мира. Но я-то знал Степана Ивановича несколько лучше. Мужик резкий, бесцеремонный, но с законом в целом в ладу. И старались противники напрасно: Коржова недавно все же избрали депутатом областной Думы. И теперь немногочисленные жители Синькова опасались, что страшилки из статьи сбудутся: деревенские дома правдами и неправдами скупят за бесценок, разрушат и начнут строить какое-то жутко вредоносное химическое предприятие.
   Мой "жалкий лепет оправдания" никто не слушал: старцам явно требовалось выпустить пар. За "все грехи мира" пришлось отвечать уже мне: ездят тут всякие с холеными мордами из-под топора на крутых иномарках, всю страну разворовали, вот потому у стариков и пенсия жалкая...
   Больше получаса прошло, прежде чем удалось объяснить синковцам, что я все-таки по родственным делам, а не от Коржова. Лишь тогда импровизированный митинг закончился, и старушки разбрелись по своим избушкам. Зато дед Гриша вызвался проводить меня на кладбище. С его галош, конечно, изрядно накапало грязи в салоне, но что поделать...
   На старом кладбище большинство могил уже было заброшено, в том числе стариков Квасовых и их непутевых сыновей. Еле пробрались к ним по грязи, едва прикрытой мокрым снегом. На пронизывающем ветру я положил заранее подготовленные цветы на могилы, сказал несколько слов, а помянуть "родню" предложил деду Грише, ибо сам за рулем.
   Старичок чрезвычайно обрадовался такому повороту событий. Быстренько проехали к его избе, я накрыл "поляну" и усердно пил с дедом минералку - не чокаясь. Как-никак поминали. Дед же от водки становился все словоохотливее, а я "родню" свою знал мало и подкидывал вовремя нужные вопросы. Меня интересовали главным образом лихие "троюродные братья".
   Оказалось, покойная баба Поля с детства намучилась с сынками-лоботрясами. Те предпочитали не работать, а шататься с "черными археологами". Местность-то хорошо знали. А когда с годами "урожаи" гильз, осколков снарядов и гранат, касок и прочих артефактов военных лет стали оскудевать, работать все равно не пошли - предпочли воровать. Прижились в тюрьме - там и сгинули. Баба Поля кое-что из их заначек археологической эпохи находила иногда и продавала вещицы вместе с овощами на рынке - все лишняя копейка. Музейное? А кто ж теперь вспомнит... Наверное, находили. Какой-то музейный работник летом отдыхал у Квасовых несколько дней. Давненько это было, году в семидесятом. Какое-то имя смешное, революционное - в двадцатые-тридцатые так называть любили. Трактор? Может, и Трактор, а может, Дрезин или Аврорий... Правда, показывать прииски "черных археологов" дед отказался наотрез - годы не те. Но на топографической карте охотно показал самые щедрые "месторождения".
   Распрощались дружески. Я потом проехал к пустырю на месте сгоревшей избы Квасовых. Постоял для приличия со скорбным лицом, зная, что деревенские бабки бдительно наблюдают за мной из окошек. Затем неспешно бродил по пожухлому бурьяну. За теплое влажное лето нынче лебеда и полынь выросли в человеческий рост, и продираться через этот лес оказалось непросто.
   Что я там искал? А черт его знает. В нашем деле никогда заранее не угадаешь. Но не зря папаша Пуаро говаривал, что улика длиной в два фута ничуть не хуже той, размеры которой два миллиметра. Инстинкт ищейки привел меня к этим развалинам - значит, что-то могло подвернуться, связанное с потерянными в войну музейными экспонатами.
   Под ногами хрустело битое стекло, в подошву некстати впился торчавший из головешки ржавый гвоздь. Я выругался, но не прекратил поиски. Что-то вдруг зашуршало в бурьяне, и мимо проскочил полосатый кот - я случайно потревожил зверя в логове. Тот, видимо, обитал в остатках не до конца сгоревшего шкафа из ДСП. Я приподнял хрупкое убежище, и в грязь шлепнулись черепки и осколки посуды и обугленная рамка с фотографией - находки для археологов будущего и современного сыщика.
   Видимо, пожар худо-бедно тушили, чтобы не перекинулся на другие дома. Но копаться в головешках ни у кого желания за прошедшие годы не возникло. Если стариков и посещают иногда внуки и правнуки, нынешние пацаны вряд ли полезут в бурьян с крапивой - они предпочтут и у деда с бабкой в гостях на телефоне или нетбуке играть.
   Кто был изображен на снимке, уже не понять - время и жар огня уничтожили изображение. А вот между снимком и картонкой обнаружилась довольно хорошо сохранившаяся двадцатипятирублевая купюра советского времени. Я уже отвык от тогдашних денег - бумажонка показалась смехотворно маленькой по сравнению с нынешними. Хотя по тем временам это была немалая сумма. Не все заначки сыновей нашла баба Поля... На купюре обнаружилась надпись: "Трактор К. 721809" Восемнадцатое сентября семьдесят второго года? Вряд ли шебутным братьям потребовалось записывать дату, да еще не неведомый им западный манер. Скорее, это номер телефона.
   Я тут же позвонил Федьке и услышал жалобный стон - мой помощник отсыпался после ночного бдения в музее. Но я решил, что молодому парню, тем более набивающемуся в зятья - и когда только успела вырасти моя пигалица? - дрыхнуть уже достаточно. Поручил проверить номер - действительно ли Трактора Крука.
   Сам поехал к карьерам на месте заброшенного месторождения мела. Почти все они были наполнены водой и обжиты. Но искать в этом стоге сена иголку в осеннюю распутицу не было смысла. И что искать? До сих пор неизвестно, какая часть коллекции Орлова-Бобринского попала в чьи-то руки, а какая до сих пор покоится в земле. Но если мыслить логически, то это табакерка с самоцветами. Изделие с драгоценными камнями наверняка спрятали отдельно. Геммы и миниатюры, видимо, лежали в другом месте - и "черные археологи" методом тыка до них добрались. Трактор Крук выкупил у братьев предметы живописи, а с геммами что-то не сложилось - остались в тайнике дома Квасовых.
   Я еще побродил вокруг карьеров, глянул на траншеи "черных археологов". Поднялся на высоту - ее долго удерживали бойцы РККА, стояли насмерть. Теперь холм весь изрыт: оружие и снаряжение с поля боя превратились для кого-то в сувениры... Заглянул в несколько темных сырых пещер и вернулся к автомобилю. Нет, никак не обойтись без точного указания, где спрятан драгоценный подарок императрицы Екатерины Алексеевны - но существует ли такое?
   Время было уже обеденное, так что пора возвращаться в город. И тут позвонила Марина: не успела толком поговорить с Володей Валецким, как его забрали в полицию... Ничего себе поворот событий!
   К Коржову она с утра не попала: сильно занят. Но в пятнадцать у него плановый прием как депутата - записал ее первой в очередь. Я тут же позвонил знакомому адвокату - Вальдасу Наумовичу Грачеву. Давно с ним сотрудничаем, с астрологического дела - по бартеру: время от времени я бесплатно помогаю его клиентам, он обслуживает моих. Хотя, конечно, Валецкий относится к ним чисто условно.
   По пути в город я на всякий случай проверил его по полицейской базе и обомлел: на боевом счету старшего научного сотрудника привод в полицию нынешним летом! Просмотрел материалы: на улице задержаны два драчуна, после примирения отпущены. И самое любопытное - дрался Володя Валецкий с Гошей Круком! Какие неожиданные музейные страсти...
   Тут же позвонил Петру Ивановичу - тот в шоке. Валецкого арестовали перед самым обедом. Директору ничего не объяснили.
   - Драка с Гошей Круком? Впервые слышу, Сысой Петрович!
  
   Глава 7 (среда, 14 октября). По следам шести цифр
  
   В музее я наконец-то познакомился с очаровательной Аней Соколовой. Девушка выглядела подавленной - не могла прийти в себя из-за убийства Ларисы Геннадьевны. Другой смотритель, добродушная Каролина Сильвестровна, сегодня была чем-то сильно озабочена. Надолго задумывалась, глядя то в пространство зала, то на напарницу. А Тамара Яковлевна Мухина сегодня и вовсе ушла на больничный - захворала от нервного потрясения. Директор остался без научных сотрудников и сам проводил экскурсии по залу компьютерных копий Боттичелли. А мне пока нечем особо порадовать клиента.
   Расспросил его, где жили Трактор и Лариса Крук с Гошей. Адрес Ларисы Геннадьевны в музее, конечно, был. Она ютилась в однокомнатной квартирке, которую теперь унаследует Гоша. Тот давно жил отдельно от матери, лет пять провел в Сибири на разных стройках. В десятом году вернулся, унаследовав квартиру умершего Трактора Антоновича - там и обитал по сей день. Надеюсь, Марина туда сегодня попадет на встречу с Гошей и выведает что-нибудь интересное.
   Пока мы беседовали с Петром Ивановичем, в музей буквально ворвалась расстроенная симпатичная женщина лет тридцати пяти. Я узнал по снимкам со страничек Валецкого в соцсетях его жену Ингу. В глазах директора промелькнул страх - с огромным облегчением, уловив мой жест, Петр переправил женщину ко мне.
   Поговорил с Ингой в директорском кабинете. Она время от времени начинала рыдать и умоляла спасти ее непутевого мужа. Конструктивный разговор долго не получался. Лишь узнав, что я уже направил в помощь Володе адвоката, Инга посмотрела на меня с уважением и немного успокоилась.
   - Как вовремя вас приняли на работу, Сысой Петрович! - заметила она, вытирая в очередной раз слезы платочком. - С Петром Ивановичем на эту тему говорить было бы не очень удобно. Он эту тварь ценит - опытный работник. Кошка драная и похотливая!
   Я поначалу несколько оторопел, но из дальнейших рассуждений Инги понял, что она считает, что ее мужа вновь забрали за драку. В понедельник она не могла до него дозвониться, связалась с музеем и узнала, что Володя отпросился вроде как по кредитным вопросам. Но она отлично знала, что это вранье - никаких таких дел у них сейчас не было. Поэтому позвонила еще раз, изменив голос, и спросила Лидию Барабанову. Узнав, что и та отпросилась, без промедления поехала к дому предполагаемой соперницы. Дежурила у подъезда. И дождалась - Володя с Лидией примерно в восемнадцать выскочили из такси и шмыгнули в дом.
   Ингу за кустами парочка не увидела, а у несчастной женщины помутилось в голове от потрясения. В полуобморочном состоянии вернулась домой. Нашла в себе силы накормить сыновей ужином, а потом долго лежала и плакала. Володя позвонил около девяти и сказал, что днем телефон разрядился. Теперь вот зарядил и предупредил, что надолго задерживается на творческом симпозиуме. Объявился часа в четыре утра - с запахом спиртного. На работу пошел помятый и невыспавшийся.
   - Я слышала, второй Лидкин муж до сих пор за ней следит. С каждым ее новым хахалем серьезный разговор устраивает. А Володя такой горячий... Он же художник, человек эмоциональный... Увлекается иногда... А такие вот мымры пользуются...
   Инга снова залилась слезами, и я еле успокоил бедную женщину. Если все так, как она рассказывает, Валецкого скоро отпустят. Уточнил, откуда у нее такие подробные сведения о сопернице из музея - вплоть до адреса. Оказалось, через цепочку подруг - город не так велик.
   - В прошлый раз драка у него тоже из-за женщины была? - поинтересовался я.
   - Наверное... - неуверенно ответила Инга. - Он сказал, что по пьяни с Гошей поцапался - о политике заспорили. Но я почти уверена, что из-за той же мымры. Она же всем глазки строит, а Володя такой доверчивый и влюбчивый... Вот увидите, она и перед вами будет крутиться, как кошка загулявшая.
   Я представил себе строгую Лидию, катающуюся по полу по-кошачьи, и еле удержался от приступа смеха. Распрощавшись с Ингой, направил стопы в кабинет главбуха. Та была бледна и сосредоточена.
   - Вы в курсе, Лидия, что Владимир Валецкий арестован? - начал я разговор без всяких предисловий. - Тут до меня дошли кое-какие слухи... Полагаю, своими показаниями вы вполне могли бы помочь коллеге.
   Лицо ее мгновенно залилось краской.
   - Надеюсь, Сысой Петрович, вы не будете пересказывать Петру Иванычу эти гнусные сплетни, - чуть слышно проговорила Лидия. - Я не знаю, как он к ним отнесется, а сейчас так трудно найти работу. Да, Володя ни в чем не виноват, но в полицию я не пойду. Они скажут, что я его выгораживаю - еще и меня привлекут за лжесвидетельство. Это так называется? Думаю, и так все быстро разъяснится. Володю скоро все равно отпустят, вот увидите. Еще и извинятся за ошибку. А вы такой мужественный и проницательный, не ожидала...
   Она лукаво улыбнулась, призывно глядя мне в глаза, и я поспешил покинуть кабинет. В голове сразу зазвучали строки из песни: "Вот за столиком дама, на даме панама, под ней томный взгляд. Но панама упряма, и клюет на панаму уже двадцать седьмой кандидат..." Точно - про Лидию.
   Позвонил адвокат Вальдас Наумович. Оказалось, против Валецкого очень серьезные улики: на пробке канистры из-под бензина его отпечатки пальцев, на оконной раме нитка из его пуловера, в термосе с чаем убитой - снотворное... Сам Валецкий ничего не говорит. Причастность к преступлению яростно отрицает, но не отвечает, где был ночью. Дескать, это его личное дело, никого не касается.
   Я задумался. Лидия в чем-то права. Следствие действительно может не принять всерьез показания любовницы подозреваемого. Но все равно должно будет их проверить - например, найти таксиста, который привез домой Валецкого в четыре утра. Однако не исключено, что эта сладкая парочка действительно в сговоре, так что пусть пока события развиваются своим чередом. Если же Валецкий с Барабановой действительно просто прокувыркались всю ночь на постельном "симпозиуме", значит, кто-то тонко подставил Володю. Нужно думать и искать.
   Мои размышления прервал звонок от Федьки. Тот успел произвести раскопки по номеру телефона на купюре из дома Квасовых в Синькове. Этот номер уже не существовал после замены в середине девяностых старых аналоговых АТС на цифровые. С семидесятого до десятого года номер был зарегистрирован за Трактором Круком по трем разным адресам. Следовательно, после развода Круки разменяли свою двухкомнатную квартиру на две однокомнатные, затем Трактор произвел еще один обмен - в этой квартире теперь жил Гоша. Но, скорее всего, братья Квасовы записали номер городского гостя, когда тот жил на предшествующей квартире. Однако Федька проверил и это: адреса телефона и второй квартиры Трактора Крука не совпали... Почему-то в конце семидесятых зам директора музея установил свой телефон не в своей квартире, а в кооперативной однушке, где жила Ольга Баева - тогда еще совсем молодая женщина немногим старше двадцати. Значит, глаз-алмаз в двухтысячном не обманул меня насчет Трактора и Ольги...
   Ольга Баева сидела за кассой - пока новых посетителей не было. Я пристроился рядом и невинно поинтересовался:
   - Ольга Павловна, говорят, покойный Трактор Антонович был еще тот ходок... Не подскажете, почему во времена стародавние он установил свой телефон в вашей кооперативной однушке?
   - Господи, вам больше делать нечего? - буквально закричала Ольга Павловна, а лицо ее пошло красными пятнами. - Где вы эти доисторические сплетни раскопали?
   - В запасниках... Не сердитесь. Мне нет никакого дела до вашей музейной "Санта-Барбары". Но ваша коллега зверски убита. Каждая мелочь, которая кажется вам несущественной, в действительности может иметь колоссальное значение.
   - Да, я была любовницей Трактора, - нервно ответила Ольга. - Я была тогда молодой корыстной дрянью. Конечно, я не любила женатого мужика, который мне в отцы годился. Но он был щедр. Родители мне ту квартиру купили, чтобы жила одна. Зарабатывала мало, а Трактор помогал. А какая молодая женщина без телефона? Вы-то помните, какой это был тогда дефицит, годами в очереди стояли. А Трактор был льготником - его ж в Германию во время войны угоняли, еще мальчишкой вместе с семьей. Он один в живых остался и вернулся... Вот и помог с телефоном - свой на время подарил. Хотя я сразу предупредила, что наши отношения - временные. Когда замуж вышла, телефонный номер ему вернула.
   - Вы знали, что он промышлял "черной археологией"?
   - Догадывалась. А откуда бы у него деньги взялись? А потом Лариса как-то сразу про все узнала - и про меня, и про его связи с копателями. Тогда ж с этим очень строго было. За продажу исторических ценностей иностранцам можно было солидный срок схлопотать. Развелись, но она его не сдала, конечно. В конце девяностых я под сокращение попала, развелась к тому времени... Трактор мне помог в музей устроиться - по старой памяти. Я была ему очень благодарна, да еще ностальгия проснулась по старым временам... Как это было мило, когда он ко мне в квартирку приходил с кучей подарков и вкусностей... Опять немного пожили вместе. Но как любовник он уже мало чего стоил. Разбежались.
   - Ольга, а в свои темные дела он вас точно не посвящал?
   - А зачем? Меньше знаешь - крепче спишь. Зачем вы разбередили все это, Сысой Петрович? Господи, вот так и жизнь прошла бестолково...
   И она вдруг тихо заплакала. Я почувствовал себя несколько смущенным. Но куда деваться? Работа такая... В некотором роде хороший сыщик - хирург человеческих душ. Иногда полезно вскрыть такие вот нарывы - открыть что-то доброе под наслоениями корысти, черствости и равнодушия.
   - Почему же бестолково? - бодро заметил я. - Дети, внуки, спокойная работа на пенсии. У многих и этого нет. Ольга, все-таки попытайтесь вспомнить о прошлом Трактора - из времени, когда вы были вместе.
   - Разве что про бумажки... Ему однажды пришла к Новому году поздравительная открытка - из ГДР. Написано было по-немецки - я этот язык не знаю. А он многозначительно сказал: "Даже в войну не все немцы были сволочами. Иначе бы я в Германии не выжил". И еще. Как-то он оставил у меня папку с бумагами. Намекнул, что опасается обыска дома. Вскоре мы расстались, он про ту папку не вспомнил, я тоже забыла. Нашла ее только в десятом году, когда после смерти Трактора чемодан с его подарками решила посмотреть. Я толком не поняла ничего в научных тетрадках - какой-то язык тарабарский, хоть и не латинскими буквами... Отдала их Тамаре Яковлевне, да и забыла. Только теперь вспомнила. А, вот еще одна мелочь! Вы говорите - они могут быть важны. В понедельник Лариса на работу только пришла, ей кто-то позвонил. Она сказала: "Обязательно ему сегодня напомню".
   - Это действительно очень важно! - ответил я и поблагодарил Ольгу Павловну.
   Звонил наверняка некий кукловод. Тот самый хакер, который сработал фальшивый факс из департамента. А потом Лариса Геннадьевна должна была отвлечь директора жалобой на крыс - получилось и это. Злоумышленник пошел очень извилистым путем со многими случайностями - как же ему удалось внушить ночному сторожу беспокойство из-за крыс? Неужели включал на ночь запись с шумом от их беготни?
   На мой взгляд, куда проще было подобрать отмычку к ячейке сто тринадцать. Правда, преступник мог не знать, где именно хранится ценный раритет. Тогда действия вполне логичны - пусть директор вытащит ценность из запасников, чтобы скрыть от комиссии. И очень возможно, что злодей с самого начала хотел не только украсть сумку командира с артефактами из коллекции Бобринского, но и убить Ларису Геннадьевну. При этом создать видимость спонтанного убийства и хищения при неудавшемся поджоге. Выходит, Лариса Крук что-то знала или подозревала... Впрочем, в музее мог орудовать исполнитель. А голова находилась в другом месте.
   Я поехал навестить Тамару Яковлевну Мухину. Меня немедленно проводили к больной, вокруг которой хлопотала вся семья. Тамара Яковлевна лежала в постели с высокой температурой, вся красная. Но в доме не чувствовалось никакой скорби - было весело, никто не сомневался в скором выздоровлении. И Тамара Яковлевна слабо улыбалась домочадцам - они словно передавали ей оптимизм и энергию.
   Нас оставили вдвоем, и я негромко сказал:
   - Я вас надолго не задержу. Только один вопрос - куда вы дели папку Трактора Крука, переданную Ольгой Баевой?
   - Неужели она все-таки рассказала? - изумилась Тамара Яковлевна. - Надо же! По тем тетрадкам я окончательно поняла, что Крук был не так прост. Всегда подозревала, что он хитрец с двойным дном, а не просто балабол и бабник. Трактор делал записи каким-то шифрованным языком. Криптографы, наверное, легко разберутся. А я так и не смогла расшифровать. Единственное понятное - открытка из ГДР к новому семьдесят девятому году. Вроде, простое поздравление, но мне почувствовался в нем какой-то скрытый смысл типа "Юстас - Алексу". А папку я в конце концов отдала Ларисе. И через несколько дней она пришла устраиваться на работу в музей. Видимо, что-то расшифровала. Но я Ларису не расспрашивала. Думала, захочет - расскажет, нет - и не надо.
   По времени приближался ужин, а каша в моей несчастной голове загустела еще сильнее по сравнению со вчерашним днем. Я вдруг расхохотался: несколько цифр из развалин сгоревшего дома открыли информацию, которая, оказывается, была под носом. Вот только никто не хотел ей делиться...
   В этот момент позвонила Марина, тоже изголодавшаяся. Я-то и не обедал толком - лишь закусывал с дедом Гришей. Так что договорились встретиться с помощницей в ресторане.
  
   Глава 8 (среда, 14 октября). Шифровки
  
   Ужину мы с Мариной отдали должное. Сегодня уже она могла позволить себе коньячок, а за рулем был я. За едой вдоволь наговорились о нашем деле. Визит Марины к Коржову мало что дал. Степан Иваныч ее не узнал, так что она представилась журналисткой и одолевала его расспросами о здании музея. Тот отвечал, что его компания действует исключительно в рамках закона и без положительного экспертного заключения на покупку здания претендовать не будет. Намек Марины, что в музее действуют его "диверсанты" только рассмешил Коржова - он давно забыл и Валецкого, и Барабанову. Ни разу не встречался с ними после ухода из его компании.
   С Гошей Круком разговор получился и вовсе коротким. Тот был глубоко и искренне опечален смертью матери и на Маринины чары никак не реагировал. О драке с Валецким вспоминать не хотел совершенно: "Из-за женщины. Вам достаточно? Извините, мне сейчас не хочется об этом говорить".
   Из-за женщины... Вряд ли это Лидия. Гоша явно не герой ее романа - ей нужен семьянин, а не бродяга. Тогда кто мог встретиться на пути и Круку, и Валецкому прошедшим летом? Только Аня Соколова. Разве мог Гоша не плениться энергичной красоткой, которую увидел у матери на работе? А Валецкий, получается, имел на нее свои виды...
   После ужина мы поехали с Мариной в офис и внимательнейшим образом принялись на пару шерстить Анины странички в социальных сетях. Догадка косвенно подтвердилась: в июле, через несколько дней после драки, Аня отфрендила обоих буянов - Гошу и Володю.
   - Надо им подсказать: пусть на Аню в суд подадут, - ухмыльнулся я. - В Австралии недавно по иску некой Рейчел Робертс к Лизе Берд суд признал удаление из друзей в Фейсбуке издевательством... Ладно, шутки в сторону. Смотри, Марина, Валецкий с сентября снова в списке ее друзей. Эта девочка далеко пойдет - играет с сорокалетними дядьками как кошка с мышкой...
   - Не только с сорокалетними, - откликнулась Марина. - Вот на парижских снимках мужик за плечи ее обнимает на фоне Эйфелевой башни - ему далеко за пятьдесят, похоже. Ага, вот он же в списке зарубежных френдов - некто Пьер Смыслов, шестидесятого года рождения. Из эмигрантов, значит.
   Марина моментально нашла Пьера Смыслова в форуме сайта генеалогической программы "Древо жизни". Тот разыскивал в России родню по линии Бергеров и Смысловых. Судя по сообщениям, его прадед по матери Катрин, барон Артур Бергер, успевший побывать в рядах партии большевиков, эмигрировал в двадцатом году. Дед по отцу Алексею - Михаил Нилович Смыслов, жандармский офицер, впоследствии чекист, был заочно приговорен к расстрелу после побега из СССР в тридцать седьмом году.
   - Чрезвычайно интересный персонаж, - задумчиво заметил я. - Марина, нужно срочно снова ехать к Гоше - вместе. Что-то не так с этой красоткой Аней. Судя по всему, ее кто-то использует. Она, похоже, знает довольно много, а прикидывается дурочкой.
   И тут позвонил Петр Иванович:
   - Сысой Петрович, что же это делается! - возмущенно кричал он в трубку. - Каролина Иванова полчаса назад попала под машину... Не верю я в такие случайности! К счастью, жива, но состояние тяжелое. Сейчас ее оперируют.
   - Значит, она все-таки заподозрила убийцу, - заметил я. - От души надеюсь, врачи окажутся на высоте. Петр Иванович, получается, я разворошил какое-то осиное гнездо. Я не люблю давать обещания по срокам, но, полагаю, до полуночи дело будет раскрыто. Это покушение очень многое объясняет. Марина, поехали!
   Гоша Крук был явно раздражен при нашем появлении, но я не дал ему толком раскрыть рот:
   - Гоша, ты мужик или кто? Хватит уже блеять "не знаю, не помню". Твоя мать зверски убита. Только что покушались на ее коллегу. Ты можешь оказаться следующим в этом списке...
   - Ну и пусть... - вяло пробасил Крук-младший.
   - Прекрати! - рявкнул я, разозлившись всерьез. - Какая-то тварь из-за несчастной табакерки проливает кровь, а ты как в штаны наложил! Отвечай быстро и четко. Из-за кого дрался с Валецким? Из-за Анны?
   - Да. Я ее у него отбил. Он приревновал.
   - А потом?
   - Суп с котом! Уже я получил от ворот поворот. У нее семь пятниц на неделе. И вообще - она бесстыжая шлюха.
   - Что так?
   - На конкурс эротической фотографии свои снимки голые без всякого стеснения выложила.
   - Ты, что ли, снимал?
   - Нет. Тот козлина. Он же художник...
   Гоша показал нам снимки на сайте эротического фото. Но напрасно он назвал Аню шлюхой. На снимках отнюдь не порнография, а именно эротика высокой пробы - красота женского тела, лишенного всяких покровов, как на полотнах старых мастеров.
   На одном снимке Аня в чем мать родила возлежала в позе "Олимпии" Эдуарда Мане, на другом изображала рембрандтовскую "Данаю" (правда, изрядно похудевшую). В художественном зале музея она стояла рядом с копией "Рождения Венеры" Боттичелли, так же целомудренно прикрывая лоно длинными накладными волосами. И когда только она ухитрилась там сняться? Видимо, после работы с Валецким каким-то образом отвлекли Ларису Геннадьевну. Или просто попросили не мешать по-человечески - что более вероятно. Наконец, на четвертом снимке Аня лежала в позе "Спящей Венеры" Джорджоне, но не классически, а с букетиком ромашек - как на той миниатюре... Вот это номер!
   - Гоша, у тебя не пропадала случайно отцовская заначка - геммы и миниатюры Джорджоне? - поинтересовался я.
   - А как вы узнали? - тот явно растерялся.
   - Давно?
   - Летом. Точно не знаю. Я ж не проверял коллекцию каждый день.
   - Аня жила в твоей квартире?
   - Нет. Я к ней наведывался... Иногда.
   - Об искусстве говорили?
   - Конечно. Она же музейный работник.
   - Тетрадь отца Ане показывал?
   - Вы следили, что ли, за нами? - изумился Гоша. - Мама тетрадь передала, чтобы я расшифровал - не получилось... Подумал - вдруг Аня сумеет осилить своим молодым умом. Тоже не вышло.
   - И где та тетрадь?
   - Пропала вместе с коллекцией.
   - А открытка на немецком?
   - Тоже. Но у меня остался ее скан.
   Мы несколько минут смотрели на изображение открытки. Действительно, невинное поздравление - Марина махом перевела. Однако пожелания из разряда нестандартных. Наконец, я обратил внимание, что часть букв в начале слов написана в печатном варианте. Тщательно выписал их, получилось SIRAPVOLSYMSERREIP.
   Несколько минут мы втроем размышляли, что бы это значило. И тут Марину озарило - всего-навсего прочитать наоборот: Pierre Smyslov, Paris. Выходит, кто-то из немецких друзей Трактора Крука попал в поле зрение Пьера Смыслова и его родни и понял, что Крук может быть им полезен в поисках коллекции Бобринского, изъятой у барона Артура Бергера. Круку прислали шифровку - указали, с кем ученому нужно иметь дело. Однако табакерку Трактор Антонович так и не нашел, с Смысловым, видимо, не связался... Неужели кто-то все же напал на ее след?
   Тут у меня появилась смутная идея. Попросил Гошу снова зайти на сайт эротического конкурса и внимательно рассмотрел снимок обнаженной Ани у "Рождения Венеры". Компьютерная копия находилась на том же месте, где до войны висели миниатюры Джорджоне. И точно так же в проходе был виден доисторический зал и хобот мамонта. Попросил скачать и увеличить снимок.
   - Опять передок будешь с лупой разглядывать? - раздраженно спросила Марина, а Гоша хмыкнул.
   Но я рассматривал хобот мамонта. Пробки в нем на снимке не было видно, хотя теперь она выступала примерно на сантиметр... Мысленно проанализировав расшифровку открытки и предсмертные слова Марии Пироженко, бабушки Ларисы Геннадьевны, я вдруг почти все понял. Судя по положению трупа, поняла это на склоне лет и Лариса Крук - и подписала себе смертный приговор.
   - Марина, поехали! - скомандовал я. - Нельзя терять ни секунды. Под угрозой разоблачения преступник может сейчас же отправиться к кладу в зоне карьеров и сбежать.
   - А разве это не Валецкий? - удивился Гоша. - Сысой Петрович, возьмите меня с собой! Пожалуйста!
  
   Глава 9 (среда, 14 октября). Финита ля комедия
  
   Во взгляде прелестной Ани Соколовой при виде нашего трио в дверях читалось неописуемое изумление. Девушка была в робе камуфляжного цвета и довольно резко сказала:
   - Вообще-то, я вас не приглашала и очень тороплюсь - на пейнтбол. Так что извините.
   Я похлопал ее по плечу и дружелюбно сказал:
   - Это ты извини нас, Анюта. Можешь позвонить тренеру - или как там у вас они называются. А вообще я рекомендую тебе вспомнить слова великого комбинатора: "Куда же вы пойдете? Вам некуда торопиться. ГПУ к вам само придет". Собственно, мы уже здесь: Гоша, Петрович; Ух, какая Марина...
   - Вам не надоело дурачиться? - разозлилась Аня.
   - Надоело. Теперь к делу. Аня, как ты расшифровала тетрадь Трактора Крука? Там упоминались предсмертные слова Марии Ивановны Пироженко?
   - Что за глупости? Убирайтесь немедленно! Я сейчас вызову полицию!
   - Звони, - я протянул разъяренной девушке телефон. - Заодно расскажешь полицейским, как ловко сфабриковала себе алиби. С помпой якобы выехала в Москву на футбол, а по своему паспорту отправила похожую подругу. Найти твою помощницу полиции будет несложно, уверяю. Девушка, конечно, ни сном ни духом - думала, что помогает тебе в каких-то амурных делах. Аня, сколько тебе обещал Пьер Смыслов за коллекцию Бобринского? Неужели это он велел убивать?
   - Чушь! Чушь! Чушь! - завопила Аня. - Убирайтесь!
   - Между прочим, Каролина Сильвестровна, которую ты толкнула под грузовик, осталась жива, - сообщил я. - Она, разумеется, даст показания, что заподозрила тебя в том пареньке, который пришел в понедельник незадолго до закрытия музея. Лицо ты загримировала, фигуру скрыла под безразмерной курткой. Но все равно походка, фактура, движения возбудили у Каролины подозрения. Наверное, она очень сомневалась. Долго и тщательно рассматривала снимок камеры наблюдения. Интересовалась фотографиями с матча, а ты увиливала. Видимо, она сегодня на работе каким-то образом проговорилась о своих подозрениях - и ты решила ее ликвидировать.
   - Убирайтесь! - застонала Аня, но в ее голосе уже не чувствовалось прежней твердости.
   - Итак, ты похитила коллекцию и документы у Гоши - он перед тобой хвост распускал, откровенничал, намеки всякие делал... Сделать дубликаты ключей от его квартиры тебе было несложно. Каким-то образом ты расшифровала записи Трактора Крука. Полагаю, там история, хоть и неполная, поисков коллекции. Вышла через немецкую открытку на Пьера Смыслова в Париже. Видимо, вы с ним придумали план, как тайно вывезти коллекцию из России. Полагаю, находка табакерки резко увеличила бы твой гонорар. И вот тебя озарило, что значили предсмертные слова Марии Пироженко. Видимо, ты осторожно уточнила у Ларисы Геннадьевны последнюю реплику бабушки - и тогда независимо от тебя догадалась и Лариса Крук. "То бог, то бог", - говорил директор старенькой Марии Ивановне Пироженко, чтобы она запомнила слово "хобот" наверняка. А та заговорила только перед смертью. Очевидно, в хобот засунули заранее подготовленный план тайников в карьерах. Надеялись, в Москве он сохранится. Во время реставрации план не нашли - видимо, сделали ее на скорую руку. Так документ и хранился в хоботе с сорок первого года. А ты в понедельник в костюме паренька проскочила в служебную зону - кота Ваську выпустила случайно. Канистру каким-то образом занесла заранее - видимо, через служебный ход. Рассчитывала бросить подозрение на Коржова. Где-то дала потрогать пробку Валецкому. Он, видимо, догадался, кто его подставил - ибо пока по-рыцарски молчит. Но заговорит и Володя, не сомневайся. Итак, ночью ты вошла в зал и увидела, что Лариса Геннадьевна рассматривает хобот мамонта. Подкралась и убила несчастную каменным топором. Вытащила документ из чучела. Наверное, глубоко он был в хоботе, у самой головы. Пробку потом сунула второпях не так, как была - я обратил на это внимание. Бежала через подвал. Сложную комбинацию ты устроила, Аня. И фальшивый факс, и записи с топотом крыс, и звонок насчет них Ларисе Геннадьевне - думаю, с автомата, но полиция вычислит... Многое из твоих задумок сработало. Вполне прокатила бы твоя авантюра. Но ты не предусмотрела, что Петр Иванович обратится ко мне...
   - Тоже мне, Пуаро, расхвастался,- безжизненном голосом произнесла Аня. - А шифр в тетрадке детский. Я за неделю этот птичий язык раскусила, не то что этот дебил Гоша... Пропадите вы все пропадом, подавитесь!
   Она достала из кармана металлический цилиндр и швырнула на пол. Потом медленно сползла по стене, уселась на линолеум, закрыла лицо руками и заплакала.
   - Звоните уже в свою полицию, - услышал я сквозь всхлипывание. - Я готова на явку с повинной...
   - Потерпи чуток, - миролюбиво заметил я. - Посидишь до утра с Мариной под домашним арестом. Кстати, стишок из детства вспомнил - как раз про тебя: "Червоточинка, видно, в нем, в этом яблочке золотом".
  
   Эпилог (четверг, 15 октября)
  
   На следующий день мы с Петром Ивановичем добыли из тайника в пещере злополучную табакерку. Правда, директор с разочарованием сразу обнаружил, что самоцветы на ней заменены на стразы - видимо, драгоценные камни в двадцатые пошли на дело революции. Зато изнутри на крышке красовался покрытый лаком автограф императрицы Екатерины Второй! Петр тут же поведал, что даже на бумажных документах раньше подписи царей покрывали лаком.
   Так что государство получило от Петра Ивановича уникальнейшую коллекцию, а полиция от меня - преступницу.
   А Пьеру Смыслову я написал в Фейсбуке, что собрание предков он сможет всегда посмотреть в нашем краеведческом музее...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"