Противенский Анджей. Твои мертвые тебя берегут

В дверь позвонили, когда Хорь наливал себе чай. Он вздрогнул, и кипяток разлился по столу, попав на штанину и чудом не ошпарив ногу. Вот поэтому Хорь и не любил гостей - в дверь позвонили впервые за полтора года, а ущерб ему уже нанесен. Мужчина выругался сквозь зубы и поставил чайник на плиту. Босую ногу обожгло - это кипяток стремительно закапал с края столешницы. В дверь позвонили еще раз. Хорь, чертыхаясь, бросил поверх горячей лужицы полотенце и пошел открывать.

- Кого нахер несет? - рявкнул он, распахивая дверь, и осекся. На лестничной клетке стояли два человека в серой форме. За ними, в темном углу, маячила курносая физиономия Летчика.

"Сдал, сука!" - молнией пронеслось у Хоря в голове. В следующее мгновение он понял, что Летчик никак не мог его сдать хотя бы потому, что не знал ничего, что могло бы привести на его порог сотрудников Службы охраны спокойствия. К тому же, после того выезда Хорь вообще не покидал город - как-то не было желания, - а дома у него ничего запрещенного не хранилось. Нарезной карабин в стенном сейфе был абсолютно легален, как и две двустволки и прадедовский наградной пистолет. Хорь успел сообразить это за несколько секунд, усмехнулся про себя своей внезапной измене, и поинтересовался у незваных гостей:

- Чем могу быть полезен? - он с удовольствием отметил, что испытанное им потрясение никак не сказалось на голосе: вопрос прозвучал твердо и даже несколько иронично.

- Здравствуйте, Хорь, - сказал тот из охранщиков, что был помоложе. - Меня зовут Холод. Мне нужно с вами поговорить.

Хорь выразительно посмотрел на второго охранщика, потом на Летчика. Тот по-детски повел плечами и немного виновато улыбнулся. Холод истолковал этот взгляд совершенно правильно.

- Со мной капитан Суховей. Моего брата вы знаете.

Хорь приподнял бровь.

- Мы двоюродные, - пояснил Летчик.

- Проходите, - Хорь круто развернулся и пошел на кухню. Мокрая штанина неприятно липла к ноге. Полотенце, разумеется, успело промокнуть насквозь, и Хорь не глядя швырнул его в раковину. Чай в кружке покрылся неприятным блестящим налетом. Паскудная в этом районе вода, как, впрочем, и во всем городе. Хорь выплеснул чай в раковину, забыв про полотенце. Когда вспомнил - было уже поздно. Он пожал плечами и зажег газ, не снимая чайника с плиты. Холод осторожно вошел на кухню, огляделся по сторонам. Кухня как кухня - обшарпанные стены, потрескавшийся от времени и сырости кухонный гарнитур, старая плита и столь же немолодой холодильник, желтоватый от никотинового налета. А посередине - грубо, но крепко сколоченный стол и шесть таких же табуреток.

- Разрешите? - спросил Холод.

- Присаживайтесь, - разрешил Хорь. - Чай будете?

- Пожалуй, да, - ответил за всех троих Холод. Хорь кивнул.

- Летчик, кружки на стол поставь. Ты же у меня не был ни разу? - полу-утвердительно произнес Хорь. Парень покачал головой. - В шкафу над раковиной. Выбери непотрескавшиеся.

Чайник закипел быстро - вода не успела толком остыть с прошлого раза. Хорь поставил его прямо на столешницу, грохнул рядом две жестяные банки, с заваркой и с сахаром.

- Извините уж, один живу, - развел руками он и без перехода спросил: - И о чем со мной хочет поговорить императорский лейб-медиум?

- Фоню? - простецки спросил Холод.

- Есть немного. Кончики пальцев покалывает, - в тон ему ответил Хорь. - И волосы у тебя светлые, татуировка просвечивает.

- Понятно, - Холод щедро сыпанул себе в кружку заварки, положил туда то ли семь, то ли восемь ложек сахара и залил кипятком. Летчик ограничился двумя ложками, охранщик от сладкого вообще отказался. - Летчик действительно мой двоюродный брат.

- Я знаю, - Хорь налил кипятка в свою кружку и отставил ее в сторону - завариваться. - У вас у обоих родинка на внутренней стороне века. Явный признак близкого генетического родства.

- Знаешь, я реально удивлен. Брат о тебе рассказывал, но я ожидал меньшего. Даже меньшего, чем в досье, - если бы у Хоря на кухне стояли стулья, то Холод наверняка откинулся бы на спинку и закинул ногу на ногу. Но сидел он на табуретке, ему приходилось держать спину прямой, и непринужденная поза не получалась никак. Хорь заметил усмешку в глазах молчаливого капитана Суховея и ответил на нее, слегка опустив и подняв ресницы. Императорский лейб-медиум, конечно, не хрен свинячий, но пацан - пацан и есть.

- Дурак ты, Холод, - с удовольствием сказал Хорь, смачно растянув первую гласную. - Я вот сейчас тебе на дверь укажу, и пойдешь ты отсюда... пешком, без всяких разговоров. И поговорить не поговоришь, и злобу на меня затаишь, хотя здесь я в своем праве, а ты - нет. Так, капитан?

- Так, - подтвердил Суховей, уже откровенно ухмыляясь.

- Короче, хорош комедию ломать. О чем говорить хотел, императорский лейб-медиум?

С Холода слетело напускное нахальство, и он, кажется, даже с толикой облегчения чуть свел плечи и налег грудью на край стола.

- Я пришел просить тебя принять участие в одной операции.

- Под эгидой охранки? Прости, капитан.

Суховей поднял ладони, как бы говоря: ничего-ничего.

- Нет. Под эгидой Магистериума.

- А если я скажу "нет" сразу? - усмехнулся Хорь.

- Я не уйду отсюда, пока не уговорю тебя.

- Почему?

- Потому что я уверен, что без тебя все, что я сделаю, не будет иметь смысла, - отчеканил Холод.

- Помоги нам, Хорь, - Летчик смотрел в кружку.

- Нам?

- Моему брату. Если он говорит, что ты нужен...

- Я много кому нужен.

- Выслушай его, Хорь, - внезапно вклинился в разговор Суховей, тем самым прекратив перестрелку короткими колючими фразами. - Просто выслушай, и реши, хочешь ты ему помогать или нет. Расскажи ему, Холод. Просто расскажи - впечатление ты на него уже произвел.

Летчик не удержался, хрюкнул тихо в кулак и тут же спрятал улыбку в кружке с чаем. А капитан-то - матерая контра. Или не контра, кто их там разберет. Но за капитанскими кубариками наверняка стоит должность не ниже полковничьей. Интересный человек капитан Суховей. Хорь вздохнул и посмотрел на поникшего лейб-медиума.

- Давай рассказывай. С самого начала.

Рассказывать Холоду было особо нечего, хотя ситуация, судя по всему, вырисовывалась крайне непростая. При прокладке маршрута будущего транснационального шоссе группа георазведки столкнулась с непредвиденными трудностями. Проблемы начались, когда группа углубилась в приграничные леса, туда, где в начале Последней войны было самое пекло. С одной стороны там люди стояли насмерть, а с другой - так же насмерть прорывались вперед, на простор, к степи, где гибель не ждала за каждым деревом. Геологи двигались по старой, брошенной наспех прямо на землю бетонке, по которой и так было невозможно ехать быстро, а тут еще и техника словно взбесилась - ни дня не проходило без того, чтобы какая-нибудь из машин не начинала вдруг требовать ремонта. На устранение невесть откуда берущихся поломок уходило едва ли не по полдня. Это было неприятно, но не смертельно - пока группу не встретили автоматным огнем. Двое погибли на месте, еще трое были ранены. Геологи спешно отступили, вызвали вертолет медицинской службы, и вот тут-то выяснилось самое жуткое.

- Представляешь, не нашли ни одной пули. Раны настоящие, смерти настоящие - а пуль нет, - Холод криво улыбнулся.

Дело осложнялось тем, что инцидент произошел на территории сопредельного государства.

- До войны это была наша земля. Граница сдвинулась уже потом, - добавил Суховей.

- А геологи шли с их стороны, да? - спросил Хорь.

- Так точно, - кивнул Холод.

- И поэтому этим занимается наш Магистериум, а не их Орден, - Хорь не спрашивал, просто проверял догадку.

- Так точно, - повторил лейб-медиум.

- А почему это дело поручили тебе, а? Сколько тебе лет? Двадцать три? Двадцать четыре?

- Двадцать шесть, - ответил Холод, отводя глаза. - И это мой шанс. Если я справлюсь с этим делом, то войду в Магистериум. Я хороший медиум. Действительно хороший.

Хорь никак это не прокомментировал, и Холод продолжил. Дипломатического скандала не случилось. Отдельные параноики, которых всегда хватает в соответствующих органах каждого государства, попытались было предъявить друг другу обвинения в испытании новых видов вооружения на ни в чем не повинных людях, но прибывшие на место трагедии медиумы с обеих сторон пресекли эти попытки в зародыше. Живые ни при чем, сказали они. Пули прилетели с другой стороны. На закрытом совещании иерархов-медиумов было принято решение передать ситуацию под контроль Магистериума. Орден, со своей стороны, обещал оперативной группе всяческую поддержку. Главой группы был назначен претендент на место в Магистериуме, императорский лейб-медиум Холод, его заместителем и советником - капитан Службы охраны спокойствия Суховей. Холод получил карт-бланш на все свои дальнейшие действия, начиная с формирования группы, в случае неудачи... Неудачи случиться было не должно.

- Так почему именно ты, а? Был сходный опыт? - Хорь намеревался все же получить ответ на свой вопрос.

- Лейб-медиум Холод - специалист по контактам с проявлениями экзоспектральной активности, - Суховей ответил за начальника. - Отлично проявил себя при работе с последствиями землетрясения в Горном три года назад и пожаров прошлого лета. Работал на местах катастроф, несколько раз привлекался к нормализации экзостатического фона на местах массовых убийств.

- А еще меня не жалко, - добавил Холод и вскинул голову, совершенно по-мальчишечьи.

- А почему именно я? - Хорь закурил и откинулся назад, опершись спиной и локтями на подоконник. - Есть возможность заполучить в команду лучших спецов в самых разных областях, а ты приходишь ко мне.

- Без тебя все мои действия не будут иметь смысла, - повторил медиум. - Тут нужны не только и столько специалисты, сколько, как бы это сказать... Нужные люди. Правильные, уместные, что ли. Я, как только задание услышал, сразу вспомнил, что Летчик рассказывал. И тут же понял: без тебя мне не обойтись. Считай это озарением, предвидением, чем угодно. Но без тебя я туда не поеду.

Хорю внезапно и очень сильно захотелось водки. Но спиртного в доме не было - не держал он у себя выпивки, покупая ее только при необходимости. Не то чтобы боялся спиться... А может, и боялся. Он взъерошил ежик седых волос и качнулся вперед, налегая грудью на стол. Пристально посмотрел в глаза Холоду, выдохнул дым в столешницу, практически себе за пазуху.

- Сколько мне лет?

- Сорок пять? Сорок семь? - Холод явно не ожидал такого вопроса, поэтому Хорь его и задал. Юный лейб-медиум, скорее всего, действительно читал досье, но это могло ему и не помочь. Не помогло.

- Тридцать восемь, - краем глаза Хорь заметил, как вскинул глаза Летчик. Они не виделись два года, и за это время копатель заметно сдал. Поседев за одну ночь, он стал выглядеть намного старше, но дело было не только в этом. Возраст накинулся на него, словно голодный зверь. Хорь похудел и осунулся, под глазами залегли тени, казавшиеся еще гуще из-за резко обозначившихся морщин. Пропала мальчишеская легкость движений, благодаря которой в тридцать шесть он выглядел на десять лет моложе. - Мне тридцать восемь, и это само по себе немало, даже без учета последствий (Хорь хмыкнул) контакта с проявлениями экзоспектральной активности. Я - школьный учитель на полторы ставки. Мне уже ничего не надо. Почему ты думаешь, что я с тобой пойду?

На этот вопрос у Холода, по всей видимости, ответа тоже не оказалось. Ответил вместо него Летчик.

- Потому что тогда я стоял рядом с тобой, Хорь. Это я прошу тебя поехать с нами. И я знаю, что ты тоже чувствуешь, что должен там быть.

- Ни хрена я не чувствую! - взорвался Хорь. - У меня М-потенциал - 0, 38, я ни хрена не могу и не должен чувствовать.

- Больше, - тихо сказал Холод. - Точно не скажу, но больше. В районе 0,6 или даже 0,7. С преобладающей чувствительностью по экзоспектру.

Хорь медленно поднялся, недобро прищуривая левый глаз. Он уже готов был выставить всю эту компанию за дверь, но тут вмешался Суховей.

- Мальчики, покурите на лестнице, - сказал капитан, и Холод с Летчиком молча встали и вышли из кухни. Хорь слышал, как они возятся с замком в коридоре. Когда дверь за ними щелкнула, закрываясь, Суховей достал из внутреннего кармана кителя фляжку, открыл ее, сделал большой глоток и протянул Хорю. Тот принял угощение, и крепкая ароматная настойка приятно обожгла горло. Полегчало.

- Мы с тобой одновременно документы в Академию Охраны спокойствия подавали, - вдруг сказал капитан. - Только я столичное училище заканчивал, а ты приморское.

- А еще тебя приняли, а меня нет, - Хорь сделал еще глоток и вернул фляжку. - По части нравственного надзора не прошел. А в общевойсковую академию по здоровью не взяли.

Суховей убрал фляжку обратно, вытащил портсигар, в котором оказались неожиданно дешевые папиросы. Закурил, тут же наполнив кухню клубами горького пахучего дыма.

- От других кашлять начинаю, - пояснил он. - А эти в приличном обществе не больно покуришь. Слушай, Хорь. Ты же хочешь поехать, я вижу.

- Хочу, - не стал отнекиваться Хорь.

- Так за чем дело стало?

- Твой лейб-медиум произвел на меня впечатление, - скривился копатель. - То, что он салага, это еще полбеды. Он людей не чувствует. Экзоспектр, экзостатика - в этом он, наверное, действительно хорош. Только вот люди - это люди, живые они или мертвые.

- Поэтому с ним еду я, - пожал плечами Суховей. - И поэтому с нами должен поехать ты.

- Сколько у меня времени на размышления? - спросил Хорь.

- Нисколько.

- Позвони мне завтра вечером, - вздохнул Хорь. - Мне нужно еще поговорить с Серым. Если он согласится поехать со мной, то завтра вечером мы будем готовы.

- Принято, - Суховей встал. - Удачи тебе, Хорь.

- Удачи, Суховей.

Встретиться договорились прямо на вокзале. Хорь и Серый приехали по старой привычке заранее, и битых сорок минут слонялись по перрону, то и дело ловя на себе настороженные взгляды транспортной охраны. Тем не менее, никто к ним так и не подошел, видимо, решили, что ни один террорист не будет так глуп, чтобы шататься по вокзалу с ружейным чехлом, притороченным к узкому армейскому ранцу. Холод и Летчик появились минут за двадцать до отправления, оба в камуфляже без знаков различия и с объемными туристическими рюкзаками. На Летчике форма была поношенная, на Холоде - новенькая, даже ни разу не стиранная. С их появлением группа сразу стала напоминать то ли походников, то ли охотников, собравшихся за добычей подальше от цивилизации. Правда, ни туристы, ни охотники не ездят в вагонах СВ, хотя кто их знает? Проводница, по крайней мере, нисколько не удивилась тому, что такие дорогие билеты ей протягивают совершенно не представительные типы.

- Серый, а ты в СВ когда-нибудь ездил? - спросил Хорь, вытягиваясь на широкой и довольно мягкой полке.

- Было как-то раз, - ответил Серый, укладывая ранец и чехол с карабином в рундук. - В командировку ездил на приморский завод, а билетов других не было. Люблю за казенный счет кататься!

- С работой-то у тебя все нормально? Без проблем отпустили? - запоздало спохватился Хорь.

- Да нормалек. Охранщик твой все устроил. Официально я в командировке где-то на юге. Где он, кстати? Не юг, охранщик.

- А хрен его знает.

Суховей появился в вагоне буквально за минуту до отправления. Пухлый "министерский" портфель у него в руках выглядел странно и заметно диссонировал с потрепанным камуфляжем старого образца и десантным ранцем. Капитан был чисто выбрит, но темные круги под воспаленными глазами свидетельствовали о том, что он не спал уже как минимум сутки. Холод и Хорь выглянули из своих купе одновременно. Суховей вскинул свободную руку.

- Через четыре часа в моем купе. Извините, но сейчас я нуждаюсь в отдыхе.

В этот момент поезд тронулся. Хорь посмотрел на часы. Четыре шестнадцать, минута в минуту.

- Давай-ка тоже задрыхнем, пока молодежь на общение не потянуло, - предложил Серый.

- А давай, - согласился Хорь, и через несколько минут они уже дремали чутким лесным сном.

Неожиданно для себя Хорь уснул крепко. Снилось ему беспокойное и муторное. Во сне он все шел и шел по лесу, сжимая в руках карабин, а в спину ему смотрел кто-то настороженный и недобрый. В этом взгляде не чувствовалось прямой угрозы, какой-то злонамеренности, что ли, но само ощущение пугало тем, что было совершенно непонятно, кто и откуда смотрит. Ни человеческого, ни звериного во взгляде не было. Спящий Хорь понятия не имел, куда идет, но во сне он знал это абсолютно точно и шел уверенно, с каждым шагом приближаясь к цели. Там его ждали - кто и зачем, снова непонятно, но хорошо известно. Серый шагал метрах в десяти левее и чуть впереди, Хорь все время видел угловым зрением его темный силуэт. И на небольшую - три на четыре шага - полянку Серый вышел первым. "Смотри-ка, кострище", - сказал Серый и присел на корточки над черным пятном на земле. У Хоря вдруг нестерпимо заболело что-то в груди чуть пониже ключиц, он машинально прижал к больному месту ладонь и тут же отдернул: медальон-смертник обжег ее даже через три слоя ткани. И в этот момент ослепительная белая вспышка заставила Хоря отшатнуться назад, и он проснулся. Открыл глаза и некоторое время смотрел в потолок, возвращая себе связь с реальностью. Правая рука сжимала смертник на тонкой цепочке, сплетенной Летчиком из проволоки.

- А я только хотел тебя будить, - сообщил Серый, развалившийся на своей полке с книжкой.

- Что так? - спросил Хорь. - Дергался, что ли?

- Да не. Пять минут назад Суховей заходил, звал к себе. Пойдем?

- Сейчас пойдем. Только давай сначала в тамбур выйдем, покурим.

- Эх ты, деревня, - рассмеялся Серый. - Это ж СВ, тут можно прямо здесь курить.

- Что, правда? - этого Хорь действительно не знал. Информация была несомненно полезной, но сейчас ему хотелось не столько даже курить, сколько отдышаться от паскудного сна. - Я все равно до тамбура дойду, ноги разомну.

После тамбура действительно полегчало. Тем более, что Суховей тоже был помят и взъерошен спросонья, и Хорь со своим слегка оторопелым видом не привлекал к себе излишнего внимания. Охранщик начал с места в карьер, не тратя время на приветственную болтовню.

- Последние двадцать семь часов до отправления поезда я провел в архиве, поднимал информацию, которая может нам пригодится: данные о расположении войсковых соединений в зоне инцидента, о боевых и не только взаимодействиях сторон в этом районе, карты, тактические схемы и прочее. Это хреновы три шкафа, скажу я вам, и большая часть их содержимого вот здесь, - капитан достал из портфеля маленький портативный компьютер и положил его на столик перед собой. - Половину данных я успел перенести на карту, но проблема в том, что я использовал карту времен конца войны, которая довольно сильно отличается от современных не только тем, что на нее нанесено, но и тем, как нанесено. Другая координатная сетка, другие обозначения...

- То есть, кто-то должен совместить твою карту с современной? - спросил Хорь.

- Именно, - сказал Суховей и вздохнул. - А я буду возиться с аутентичной картой дальше - впереди еще двадцать два месяца. Ехать нам почти двое суток, должны успеть. В Вальциге нас должен встретить представитель Ордена, он передаст нам информацию со своей стороны.

- Я так понимаю, кроме тебя и меня, с картами работать никто не умеет? - Хорь тоскливо посмотрел на пухлую стопку бумаг в портфеле Суховея.

- Я немного умею, - сказал Летчик. - Если кто-то будет называть мне координаты, то я смогу делать отметки.

- Тогда вы с Холодом возьмете на себя данные по экзоактивности района, - вынес вердикт Суховей.

- У меня своей работы хватает, - покачал головой медиум. - Мне данные спектрального анализа с места происшествия только сегодня передали, я их даже просмотреть не успел, не говоря уже о том, чтобы поискать совпадения с чем-то уже известным.

- А я что, в одиночку буду водку хлестать? - фыркнул Серый. - Картограф из меня, конечно, тот еще, но хотя бы читать умею. Засядем вон с Летчиком за эту вашу экзоактивность, хоть сколько, да сделаем.

- Отлично, - Суховей притянул было к себе компьютер, но потом отодвинул его к окну и неожиданно предложил: - Только давайте сначала по пиву, а, мужики? У меня башка уже гудит от такого объема информации.

Против пива не возражал никто, кроме Холода, который сперва было скривился, но потом махнул рукой и присоединился к остальным. Купили у проводницы по бутылке светлого вальцигского, протерли рукавами запотевшее стекло, открыли о край столика в купе.

- Ну, командир, говори тост, - Суховей отсалютовал Холоду открытой бутылкой. - Твоя операция, тебе и удачу заклинать.

Медиум встал и замер, глядя в потолок из-под сведенных бровей, - подбирал слова. Его не торопили. Ритуал этот был копателям незнаком, но его смысл лежал на поверхности. Наконец Холод поднял свою бутылку и сказал

- Пусть за правильными словами последуют правильные дела.

Стекло зазвенело о стекло, и атмосфера сразу перестала быть такой напряженной. Разговор, правда, начинать никто не спешил. Пока было не очень понятно, о чем они могут разговаривать - императорский лейб-медиум, капитан охранки, учитель истории, инженер и...

- Летчик, а, Летчик, а чем ты по жизни занимаешься? - Серый первым успел задать этот вопрос, буквально сняв его у Хоря с языка. У них часто так бывало, будто за двадцать с лишним лет дружбы научились читать мысли друг друга. - Тогда не спросил, как-то не до того было, а теперь вдруг интересно стало.

- Я слесарь-механик в аэроклубе. В летное меня не взяли, так я в техучилище пошел.

- Только между этим еще два института бросил, - фыркнул Холод.

- Бросил и бросил, невелика потеря, - неожиданно резко огрызнулся Летчик. - Не у всех же талант от рождения.

- Не ссорьтесь, девочки, обе некрасивые, - миролюбиво прогудел Серый. - Помните, как в школе было? Не бывает недостойных профессий, бывают недобросовестные работники.

- Да где им это помнить, - махнул рукой Хорь. - Они в это время еще пеленки пачкали. У них было "Главным признаком специалиста является его конкурентоспособность".

- Точно, было, - обрадовался возможности сменить тему Холод. - Даже у нас в спецшколе было.

- У всех было. Я как раз тогда практику в Доме юного краеведа проходил на втором курсе, когда девиз правления поменялся. Нас еще заставили стенгазету рисовать про конкурентоспособность эту. А какая, к свиньям, конкурентоспособность у юных краеведов?

- Даже нас в Академии эта шиза зацепила, - улыбнулся Суховей. - Хотя по нашему профилю никакой конкуренции не предполагалось.

- Давайте же восславим эти дни

Счастливых, мать их, преобразований -

Мы водку глушим с пользой для страны,

Мы медалисты спирт-соревнований! - вдохновенно продекламировал Серый. Хорь и Суховей расхохотались, не обращая внимания на недоумевающие лица молодежи. Отсмеявшись, охранщик отхлебнул пива и спросил:

- Сам сочинил?

- Нет, - Серый покачал головой. - Был у нас в университетском турклубе парнишка откуда-то с юга, Скрипачом звали. Кажется, на геологическом учился.

- Не на геологическом, а на геоэкономическом, - поправил Хорь. - В общем, он целую поэму тогда сочинил, она по университету разлетелась тут же. Скандал был жуткий, нравственники весь университет три недели трясли, пока Скрипача не вычислили.

- И что, отчислили его? - спросил Суховей.

- Не успели, - Хорь помрачнел. За него докончил Серый:

- Погиб Скрипач. В Кайлахском ущелье, мы туда добровольцами сорвались в первые же дни. Шальной пулей ночью убило, даже поняли не сразу - спит себе человек у костра и спит. Утром будить начали - а он холодный уже.

Молча выпили по глотку. Потом Холод спросил:

- А что вы там делали, в Кайлахском ущелье? Это ведь не у нас даже.

- Ну ты даешь! - Суховей недоверчиво посмотрел на медиума. - Что, правда не знаешь?

Холод покачал головой.

- Я тоже не знаю, - сказал Летчик.

- Не может быть. Ну, допустим, помнить вы не помните, это лет двадцать назад было. ( - Шестнадцать, - поправил Серый. - Почти семнадцать, - уточнил Хорь) Но хоть слышать-то должны были! В школе там...

- Не рассказывали им этого в школе, - вступился за парней Хорь. - Нет Кайлаха в программе, это ведь не имперская земля и не имперская история. Если в двух словах, то семнадцать лет назад в Кайлахском ущелье произошло сильное землетрясение. Ущелье было густо заселено, счет погибших шел на тысячи. Несколько десятков населенных пунктов было сметено с лица земли, десятки тысяч людей остались вообще без всего. А там - война, причем последние лет двести, и прекращать ее никто не собирается. Только представьте - ранняя весна, горы, холод, у людей ни еды, ни воды, ни лекарств или теплых вещей, кругом грязь, трупы, раненые - и автоматы лупят без передышки. Наши туда войска из приграничных районов перебросили, с гуманитарной помощью машины караванами шли, но людей все равно не хватало - кто в здравом уме туда поедет? Мы молодые были, моложе вас, и то нас сколько тогда набралось? Десять?

- Одиннадцать, - уточнил Серый. - Еще Синица с нами собиралась, но мы ее не пустили. В общаге заперли, а сами уехали. Она, говорят, все пять недель, что нас не было, крыла нас отборнейшим матом, так что дворники краснели. Клялась, что не простит никогда в жизни.

- И что, простила? - с любопытством спросил Летчик.

- Простила, - ухмыльнулся Хорь. - Правда, Серому для этого пришлось на ней жениться.

На этот раз смеялись все.

- Ладно, парни, побалагурили и хватит, - сказал Суховей, когда бутылки опустели. - Пора работать.

Поезд прибыл в Вальциг ранним утром, не погрешив против расписания ни на минуту. Команда Холода вывалилась на перрон, спросонья натыкаясь друг на друга в узком тамбуре. Не успели закурить, щуря опухшие со сна глаза на яркое утреннее солнце, как к ним подошел полноватый мужчина в мятом светлом костюме и попросил следовать за ним.

- Вас ждет машина, чтобы отвезти в гостиницу, - сказал он.

- Очень кстати, благодарю вас, - ответил Суховей так, как будто полноватый подошел к ним совершенно случайно. Мужчины похватали рюкзаки и чехлы с ружьями и двинулись вперед по перрону.

Видавший виды микроавтобус ждал у выхода с вокзала. Водитель с лицом не менее сонным, чем у только что прибывших, не обратил на пассажиров ни малейшего внимания, зато сидевший на переднем сиденье господин очень им обрадовался.

- Чудесно, чудесно, - захлопотал он, выпрыгивая из машины и пожимая руки всем по очереди. Господин был высокий и худой, льняные брюки и светлая рубашка-поло на нем болтались. А вот ладонь у него оказалась на удивление мягкая и вялая. - Надеюсь, Вальциг вам понравится.

По тому, как вытянулся Холод (а еще - по тому, как закололо в кончиках пальцев), Хорь понял, что перед ними важная медиумская шишка, возможно даже, член Магистериума. Но почти двадцать часов над картой, а потом пять или шесть бутылок пива сделали свое дело - слегка отупевший от усталости Хорь не почувствовал ровным счетом ничего, разглядывая холодово начальство. Последние сутки он даже не думал о том, что ждет их в пограничных лесах. Вместо всяческих раздумий, копатель вертел головой, разглядывая изменившуюся за время, что он здесь не был, вокзальную площадь. Картина не радовала - Вальциг мало-помалу утрачивал свой облик позабытого временем купеческого городка и становился все более современным.

- Простите, а вы здесь живете? - невпопад спросил Хорь у худого господина.

- Да, а что... - тот явно был удивлен вопросом.

- Я просто хотел узнать, мостовая на склоне по-прежнему там? Не заменили ее асфальтом?

- Нет, - ошарашенно ответил господин.

- Это самое главное, - с видом генерала, принимающего проверку в части, ответил Хорь и запрыгнул в прохладное - видимо, работал кондиционер, - чрево микроавтобуса. Разговоры начальства его не интересовали.

- Ну ты даешь, - прошипел Холод, когда машина тронулась. Господин с ними не поехал, только передал столичному медиуму объемный сверток, а его место на переднем сиденье занял пухловатый. - Ты хоть знаешь, кто это был?

- Понятия не имею, - беспечно пожал плечами Хорь. - Он с нами в леса пойдет?

- Нет, но...

- Значит, и знать не желаю, - копатель отвернулся к окну, давая понять, что разговор закончен. Холод еще некоторое время возмущенно сопел, но ничего больше не говорил. Хорь подумал, что медиуму и охранщику стоило бы поменяться кличками, по крайней мере, до тех пор, пока будущий член Магистериума не заматереет настолько, что его неуверенность перестанет быть заметной окружающим.

До гостиницы добрались минут за сорок неторопливой езды по узким извилистым улочкам. Один раз встали минут на десять, пухловатый обернулся и извиняющимся тоном доложил:

- Пробки, господа, прощу прощения.

Столичные гости дружно фыркнули. Водитель, видно, торопясь отвезти пассажиров и отправиться досыпать домой или на службу, свернул во дворы, и вскоре выбрался на широкий проспект, в начале которого высилось монументальное здание гостиницы. Хорошо узнаваемый титанически изящный стиль правления "Восстановление и превосхождение". Всего таких зданий планировалось построить пятьдесят в разных частях страны, из них семь - в столице. Успели возвести только тридцать восемь, и по недостроенному остову тридцать девятого, почти на самом берегу моря, лазил с приятелями в детстве Хорь.

В гостинице для них было забронировано пять одноместных номеров. Пухловатый дождался, пока все получат ключи, и будто растворился в воздухе, успев коротко попрощаться. Войдя в номер, оказавшийся на редкость неуютным, Хорь не стал разбирать вещи - Суховей предупредил, что задержатся они тут при благоприятном стечении обстоятельств только на одну ночь, - и только запер карабин во внушительный сейф в углу комнаты. Потом пошел в душ и с наслаждением смывал, отскребал с себя поездной дух, пока не ощутил себя чистым и скрипящим, как новый пластмассовый пупс, побрился, по привычке взбивая помазком мыльную пену и не обращая внимания на шеренгу бутылочек с резко пахнущими гелями и кремами. Взглянул в зеркало и остался почти доволен: да, физиономия у него была, прямо скажем, не первой свежести, и тридцать семь часов в поезде свежести ей не прибавили, зато откровенно уголовной больше не казалась, и на том спасибо. Взъерошив ежик седых волос ладонью - вместо расчески - Хорь ухмыльнулся своему отражению и залихватски цыкнул зубом. Теперь можно было одеться и спуститься в гостиничное кафе позавтракать. Копатель пожалел было, что не взял с собой цивильной одежды, но тут же отбросил сожаления: не хватало еще ради нескольких часов форса неизвестно сколько таскать на себе лишний груз. Он и так зачем-то взял с собой дедовскую форму. Так что Хорь натянул камуфляжные штаны, неприметную пыльного цвета майку, зашнуровал берцы и вышел из номера.

Серый и Летчик уже сидели за столиком, к ним как раз подошла за заказом симпатичная чернявая официантка.

- Красавица, и еще двойной черный кофе, - с улыбкой сказал Хорь, размашисто опускаясь на стул, покрытый кумачовой накидкой.

- Вечно ты влезаешь невовремя, - пробурчал Серый. - Мы тут с девушкой, можно сказать, планы на будущее строим, а ты со своим кофе!

- Девушка, не верьте этому старому греховоднику, что бы он вам не говорил, - доверительно поведал зардевшейся официантке Хорь. - У него дома жена и трое детей!

- Не верьте, девушка, всего двое, - поспешил оправдаться греховодник.

- Вы заказывать будете, женихи? - спросила девушка укоризненно, но видно было, что болтовня двух немолодых мужиков ее не задевает, а наоборот, даже немного забавляет.

- Я не жених, но можно мне сырников? - подал голос Летчик.

- Можно, - заверила девушка. - А вам?

Серый с Хорем переглянулись.

- И нам сырников, - сказал Серый.

- Значит, три порции сырников, один черный кофе, один двойной черный, и один с молоком. Правильно?

- Четыре порции сырников, и два кофе с молоком, - поправил Суховей.

Девушка еще раз повторила заказ, убедилась в его правильности и наконец-то удалилась. Мужчины проводили взглядами ее ладную фигурку.

- Хорошая девушка, - подытожил Серый.

- Ох, расскажу Синице! - поддел друга Хорь.

- Было б что рассказывать, - фыркнул тот. - Вот подошел бы ты минут на десять попозже...

Холод вошел в кафе, когда им уже принесли кофе и по тарелке с горячими, невероятно вкусными даже на вид сырниками.

- Вот вы где, - сказал он хмуро. - Девушка, принесите, пожалуйста, двойной черный кофе и омлет.

- Омлета нет. Возьмете яичницу с гренками?

- Давайте.

Судя по всему, у медиума было паршивое настроение. Правда, ничего, чем оно могло бы быть вызвано, вроде бы не успело произойти. Общее недоумение выразил Летчик.

- Ты чего такой недовольный с утра, а? - спросил он брата.

- Того, - огрызнулся Холод. - Теряем здесь целые сутки.

- Ты же знаешь, чем вызвана эта задержка, - Суховей невозмутимо отправил в рот очередной сырник. Он еще в поезде объявил, что группе необходимо будет задержаться в Вальциге, чтобы дождаться посланца Ордена с результатами их изысканий.

- Знаю, - упрямо мотнул головой лейб-медиум. - Тем не менее, я крайне недоволен тем, что их нерасторопность отнимает у нас время.

- Там у них бюрократия не лучше нашей. Пока все разрешения оформят, - охранщик явно не видел никакой проблемы в сложившейся ситуации.

- А ты в Вальциге раньше был? - спросил Хорь у Холода.

- Нет, - бросил медиум.

- Тогда у тебя есть целые сутки, что посмотреть город. Мы с Серым после завтрака все равно собирались пойти погулять, айда с нами. Тут есть что посмотреть.

- Еще как есть, - подтвердил Серый. - Если по-хорошему, то и недели мало будет.

- Можно с вами? - Летчика известие о прогулке заинтересовало. - Я здесь тоже не был.

- Пойдемте все вместе, - предложил Суховей. - Я в Вальциге лет пятнадцать не был, а город красивый.

- Вы не забыли, кто тут командир группы? - ядовито поинтересовался Холод. Хорь уже хотел ответить, но Суховей успел первым.

- Пойдем-ка отойдем.

Остальные члены группы с любопытством наблюдали за тем, как Суховей что-то эмоционально втолковывает императорскому лейб-медиуму на выходе из кафе. Холод пытался возражать, но, судя по всему, безрезультатно. Похоже, охранщик умел быть таким же резким и неумолимым, как его тезка-ветер. Разговаривали они недолго, и через несколько минут уже подходили к столику.

- Позавтракаем, и пойдем гулять. Все вместе, - сообщил Суховей, немного рассеянно улыбаясь, будто делился прогнозом погоды.

- Добро, - кивнул Хорь, предпочитая не вникать в подробности взаимоотношений начальства. Хотя, все же ему было интересно, чем таким Суховей срезал норовистого медиума.

Пожалуй, они выглядели неуместно в своем разномастном камуфляже на аккуратных улочках Вальцига - оловянные солдатики в пряничном городе. Из гостиницы все выходили немного смурные, но лето брало свое, и напряжение таяло, как лед на солнце.

- Сюда, конечно, нужно весной ехать, когда каштаны цветут, - говорил Хорь, подслеповато щуря глаза на солнце. - В наших широтах они не растут, а тут по весне, будто в сказку попал - идешь, а деревья все в белых огнях. И ленты кругом, яркие, веселые, на ветру полощутся...

Как-то так само собой получилось, что копатель взял на себя роль экскурсовода. Даже насупленный Холод против воли прислушивался к его словам, а вот Летчик откровенно и с жадностью ловил каждое слово, не скрывая своей увлеченности.

- А в день весеннего праздника здесь проводят фестиваль старинных экипажей. Лошади идут нарядные, тоже все в лентах и белых цветах, гривы и хвосты заплетены, ноги вперед выбрасывают, шеи гнут, как лебеди. А в экипажах люди в старинных костюмах, дети хохочут, девчонки молодые улыбаются... Вот, кстати, видите этот дом? В нем раньше шоколадная фабрика была, потом армейский штаб, потом Дворец Детства сделали, а сейчас там музей сладостей. Но мы туда не пойдем, мы лучше в собор на площади сходим, если в него сегодня пускают... Сейчас на набережную спустимся, мимо Дома Горгулий пройдем, мимо Генеральского дома, и на площадь.

И они прошли по набережной, задевая пальцами горячий металл затейливой ковки ограждений, долго разглядывали грустных горгулий, выглядывающих из многочисленных башенок мрачного серого дома - почти замка, пересчитали победные венки на стенах дома генерала Семивоя - ровно девяносто, по числу выигранных сражений, и действительно вышли на площадь, посреди которой возвышался величественный и грозный Собор Победителей. В сам собор, правда, не пошли, зато прокатились на одном из знаменитых вальцигских трамваев, помнящих еще Последний мятеж. У трамвая не было дверей, а борта были не из металла, а из дерева, и древний механизм мелодично звенел, проходя стыки рельс.

Трамвай довез их до начала довольно крутого подъема. Хорь спрыгнул с подножки на булыжники мостовой и с хрустом потянулся, оглядываясь вокруг. Если память не подводила его, то здесь все осталось так же, как прежде.

- Это про эту мостовую ты спрашивал у господина Чайки? - поинтересовался Холод.

- У кого? А, да, про эту.

- А что наверху? - Летчик, сложив ладони козырьком, смотрел на вершину холма.

- Вальцигское военное училище, - ответил вместо Хоря Суховей. - Пойдем?

Хорь кивнул. Идти в гору по неровной мостовой, да еще и на жаре, было непросто, подъем был довольно крутой. Но старшие члены команды двигались вперед с каким-то непонятным упорством, словно там их ждало что-то, что стоило этих усилий. Летчик и Холод недоуменно переглядывались за их спинами, но не отставали. Наконец, подъем остался позади. Взгляду открылся просторный плац, за которым в обрамлении старых раскидистых ив стояло здание училища. Время не пощадило красный кирпич, из которого оно было выстроено, оставив на нем множество отметин. Впрочем, тут постаралось не только время - следов от пуль на стенах тоже хватало. А прямо посреди аллеи, ведущей к крыльцу, стоял памятник.

Двое юношей в кадетской форме сошлись в драке не на жизнь, а на смерть. Они уже с трудом стояли на ногах, их когда-то нарядные мундирчики были порваны - у одного болтался почти оторванный галун, у второго был выдран клок с рукава. Тот, что был покоренастее, кажется, одерживал победу: ему удалось заставить своего худощавого противника потерять равновесие, и одного удара кортика в занесенной уже руке должно было хватить, чтобы закончить этот бой. Но худощавый не собирался сдаваться. Он мертвой хваткой вцепился в свободную руку врага, и неуклюже зажатая в левой руке винтовка с примкнутым штыком уже неслась вперед и вверх, целя в живот. Лица юношей были искажены болью и яростью. Скульптор умудрился сохранить все детали - жилку на виске, кровоподтек на скуле, потеки грязи и пота, губы, сведенные в полузверином оскале...

Пятеро мужчин в молчании стояли перед ними.

- Есть нож? - хрипло спросил Хорь, ни к кому конкретно не обращаясь. Серый молча вытащил из нагрудного кармана маленький стропорез в брезентовом чехле и первым проколол себе руку чуть повыше запястья, так, чтобы кровь брызнула на пьедестал. Хорь и Суховей последовали его примеру. Вдруг стало понятно, что камень, из которого был сделан постамент памятника, был красным не всегда.

- Кто они были? - Холод говорил шепотом, словно боясь кого-то потревожить. Взгляды, которые метнули в него Серый и Суховей, были весьма красноречивы: как можно этого не знать? Но Хорь, вопреки ожиданиям медиума, не стал ерничать.

- Того, что с кортиком, звали Моряк. Второго - Выстрел...

Того, что с кортиком, звали Моряк. Он и прозвище получил за этот кортик, доставшийся ему от кого-то из родни. Парень, выросший в степи и ни разу не видевший моря, бредил парусными кораблями. Второго звали Выстрел. Вот он все детство провел в крошечной рыбацкой деревушке на берегу Янтарного моря, неподалеку от места, где спустя почти сто лет родился Хорь. С самого первого дня в училище они стали лучшими друзьями и делили на двоих комнату, гостинцы из дома, приключения и неминуемые за них взыскания, только девушек не делили. Они и влюбились в один день в одну и ту же девчонку, курносую русоволосую скромницу из женской гимназии у подножия холма, и ни один из них так и не сказал ей ни единого слова. Моряк и Выстрел были не просто друзьями - они стали братьями, смешав кровь у старого валуна, и поклялись не забывать друг друга ни в жизни, ни в смерти. Тогда шла война, и они мечтали закончить училище как можно скорее и наконец отправиться на фронт. И не было двум веселым мальчишкам никакого дела до того, что Империя стоит на грани не просто кризиса - катастрофы.

А катастрофа приближалась с каждым днем. Низовым пожаром, подземным торфяным палом разгорелся на фронте мятеж капитана Самострела, а в тылу все громче начали звучать обвинения в адрес Императора и Министерского совета. Фронту не хватало боеприпасов, пайков, обмундирования, а на плечи гильдий и крестьян ложилось непомерное бремя. Военный министр носился, как курица с отрубленной головой, не успевая даже читать донесения, а в Ставке рычали и крошили зубы от злости, дожидаясь наивысочайших приказов сделать хоть что-нибудь.

- И тогда вспыхнул Последний мятеж, - тихо сказал Холод.

- Да, - кивнул Хорь. - Тогда вспыхнул Последний мятеж.

Словно по всей стране рванули пороховые склады - не осталось ни одной провинции, которую не затронул бы Последний мятеж. Едва ли не в каждом городе Империи шли уличные бои. И Вальциг не был исключением. И в этом кровавом угаре брат шел против брата - Моряк и Выстрел оказались по разные стороны баррикад. Моряк дезертировал из училища одним из первых. Ему удалось собрать боеспособный отряд из гильдейских рабочих, интеллигенции и городской босоты, и его имя не раз гремело над извилистыми улочками Вальцига. А Выстрел с другими кадетами строил уличные баррикады, вместе с полицией выходил против банд мародеров, стоял в живом заграждении, чтобы предотвратить погромы.

Но мятеж катился камнем с горы, а человек всегда остается человеком и стремится выйти из-под удара. В какой-то момент все, кто еще пытался бороться с мятежниками, поместились на территории училища. В ночь до этого умер от ран их последний офицер и командование принял Выстрел. Он знал, что это конец, но отступать не собирался. Под утро мятежники пошли на штурм. До вершины холма их добралось значительно меньше, чем собралось у подножия, - многие просто сбежали, плюнув на все и решив не лезть под пули. Но тех, что дошли, все равно было в два раза больше, чем тех, кто засел в здании училища. И тех, и других остались единицы, что могли стоять на ногах к закату.

Они сошлись, когда уже почти стемнело, - Моряк и Выстрел. За каждым из них стояли люди, которых они привели на смерть. И только смерть могла разрубить узел, в которые они заплели свои судьбы. Бой предложил Выстрел: у них в училище закончились патроны, а значит, и шансы. Он предложил бой и сказал: победитель позволит людям проигравшего уйти. Только им, потому что бой будет до смерти. Он сошел с крыльца, держа в поднятых руках бесполезную уже винтовку, и остановился посреди аллеи. Моряк вышел ему навстречу, поигрывая кортиком. Они не сказали друг другу ни слова. Просто прыгнули одновременно, стремясь закончить это все как можно быстрее.

- И кто победил? - спросил Летчик, опускаясь на одно колено у пьедестала.

- Никто, - ответил Хорь.

Они оба остались лежать здесь, на красном от крови песке. И их руки после смерти так и не смогли разжать. Те, кто пришел с ними, разошлись в молчании. Это было в семнадцатый день весны. Мятеж закончился днем раньше, признанием всех разумных требований, но они этого не знали. Эти два парня были его последними жертвами. Постамент для памятника сделали из валуна, у которого они когда-то давали друг другу клятву на крови. А мятеж назвали Последним.

- Когда я был молодым, сюда приезжали ребята вроде них, - Хорь мотнул головой в сторону замерших в своей теперь уже вечной схватке бронзовых кадетов. - Считалось, что клятва побратимства, данная здесь, особенно священна.

- Мы приехали сюда сразу из Кайлаха, - сказал Серый.

- Мы с побратимом пришли сюда года на четыре позже, - криво улыбнулся Суховей. - Тогда каждый ребенок знал, кто такие Моряк и Выстрел. Книжка даже про них была, потом ее запретили.

- Называлась "Клятва", - Хорь снова посмотрел на памятник. - Из-за нее меня в Академию охранки и не взяли. Срезался в самом конце, на беседе со нравственником. Он сначала стандартные вопросы задавал: кто родители, почему идешь именно сюда... А потом спросил: какая твоя любимая книга? Я ответил. И тогда он спросил: а за кем бы ты пошел, за Моряком или за Выстрелом?

- И что ты сказал? - Суховей посмотрел на него так, будто ответ был для него очень важен.

- Сначала сказал, что предпочел бы застрелиться, чем выбирать между совестью и присягой. Нравственника перекосило слегка, и он настоятельно попросил все-таки выбрать. И тогда я сказал, что пошел бы за Самострелом. Документы мне вернули на следующий день, - Хорь повел плечами, будто его вдруг зазнобило, но потом хмыкнул. - Наверное, оно и к лучшему.

Они еще постояли у памятника, потом, не сговариваясь, повернулись и пошли назад. Пешком вернулись в центр, пообедали в небольшом ресторанчике, в котором столики стояли прямо на улице, под могучими старыми каштанами. Доедая последний кусок, Хорь почувствовал, что его клонит в сон: ранний подъем, длительная прогулка и сытная еда сделали свое дело. На разговоры тоже не тянуло, за время импровизированной экскурсии он отболтал себе весь язык, будто провел восемь уроков кряду. Впрочем, и возвращаться в гостиницу и проводить время в казенной обстановке номера не было никакого желания. В кино бы сходить, подумал копатель. На какой-нибудь старый фильм из тех, что в детстве бегали смотреть через день все время, что его крутили в кинотеатре. Или взять пива и улечься где-нибудь в тенечке на травке, может, подремать на свежем воздухе.

Судя по остальным, их одолевали схожие мысли. Летчик зевал в кулак, Серый курил, расслабленно откинувшись на спинку стула, Суховей рассеянно крутил в руках портсигар, задумавшись о чем-то своем, даже Холод расслабился и украдкой потирал слипающиеся глаза. Идею с пивом и травкой они все-таки воплотили: дошли до маленького сквера, купили у торговки по паре бутылок светлого и растянулись под сенью старых деревьев. Будто они на самом деле приехали в Вальциг только для того, чтобы погулять по старому красивому городу, сходить к памятнику возле военного училища, вкусно поесть и отдохнуть от столичной суеты. Будто меньше, чем через сутки, они не окажутся в забытом на полвека дремучем лесу, где притаилась невидимая и неведомая смерть. Как ни странно, думать об этом было не страшно, напротив, невероятно приятно и легко ощущалась каждая минута, прожитая здесь и сейчас.

По дорожке зацокали копыта: в сквер въехал конный патрульный. Суховей зашевелился было, явно нашаривая в кармане "корочки", но страж порядка не обратил на них ни малейшего внимания. Лежат мужики, отдыхают, никого не трогают, не мусорят, не шумят. Трое в возрасте, двое заметно моложе - кто-то сыновей с собой вытащил. Проезжая мимо, патрульный улыбнулся и взял под козырек. Суховей отсалютовал ему в ответ за всю компанию.

Хорошо, подумал Хорь. Он лежал на спине, закрыв глаза и подставив лицо солнцу. Под левую лопатку упиралась какая-то веточка, но шевелиться, чтобы избавиться от нее, было лень. Лень было даже дотянуться до второй бутылки пива, которая стояла открытой в десяти сантиметрах от руки.

- Мы с Холодом скоро вернемся, - сказал Суховей, поднимаясь и отряхиваясь. - У нас встреча.

- Ага, - не открывая глаз, ответил копатель.

Охранщик с медиумом ушли. Где-то шумели машины, слышались людские голоса и даже щебет каких-то птах, Серого окончательно разморило, и с его стороны доносилось тихое похрапывание. Хорь сквозь закрытые глаза увидел облака, стремительно несущиеся по небу, и понял, что тоже засыпает. Из дремы его выдернул голос Летчика.

- Хорь, ты спишь?

- Не сплю, - сказал Хорь и открыл глаза. Летчик сидел рядом с ним, теребя цепочку жетона на шее. Вид у него был какой-то подозрительно усталый и виноватый. Хорь вздохнул и сел. Он еще на вокзале обратил внимание на то, что парень выглядит подавленным, но тогда списал это на торопливые сборы перед поездкой. Время, однако, шло, а лучше не становилось, и чем дальше, тем мрачнее становился Летчик. С таким настроением не стоило отправляться на выезд, особенно на такой, гм, необычный.

- Я еще раньше хотел поговорить, но случая не было, - Летчик говорил, глядя в сторону. - Прости меня, Хорь.

- Та-а-ак, - копатель потянулся за сигаретами. - И за что же я должен тебя простить?

- За то, что вытащил тебя сюда. Сейчас я начинаю понимать, насколько это опасно. У тебя своя жизнь, а я влез: рассказал про тебя Холоду, привел его к тебе в дом. Я же вижу, что вы с ним друг друга невзлюбили, он сложный человек, да и ты не простой... Но он мой брат, и я иду с ним. А ты не обязан. Я понимаю, что уже поздно, но...

- Послушай, сынок, - Хорь спрятал сигарету в кулак и указательным пальцем потер переносицу. Больше всего на свете он не любил такие разговоры - в первую очередь, за то, что избежать их было никак нельзя, и неизменно приходилось вести до конца. - Ты хочешь сказать, что я не обязан тебе ничем за то, что в ту ночь ты стоял рядом со мной. Это правда. Но и ты мне ничем не обязан. Я поехал сюда не потому, что боюсь Суховея, не ради тебя или твоего брата. Вон дрыхнет Серый, который помнит, что как-то раз один салага встал с нами плечом к плечу. Извиняйся перед ним, когда он проснется, только сразу предупреждаю, береги лицо - пропишет в челюсть, как пить дать. А я поехал ради себя.

И ради них, мог бы добавить Хорь, но не добавил. У него был повод надеяться, что Летчик поймет все сам.

- Отдыхай, парень. Завтра будет тяжко, а пока отдыхай, - он хлопнул Летчика по плечу и снова откинулся назад. Нашарил все-таки бутылку, отхлебнул - теплое.

- Спасибо.

- Спасибо скажешь, когда живыми вернемся, - ухмыльнулся Хорь и закрыл глаза.

В гостиницу они вернулись, когда уже начало темнеть. У Холода и Суховея было с собой по объемистому пакету, в которых, видимо, находились отчеты Ордена, переданные вечером. После неторопливого ужина Суховей попросил всех зайти в его номер - "вроде как на инструктаж", пояснил он. Говорил, правда, в основном, Холод, склонившийся над разложенной на столе карте. Карта была испещрена цветными чернильными пометками.

- Завтра утром придет машина, которая отвезет нас на аэродром. Оттуда полтора часа на вертолете до посадочной площадки по ту сторону границы. Там уже приготовлены для нас две машины с полными баками топлива. Едем без сопровождения, на первой машине - я, Хорь, за рулем Серый, на второй - Суховей и Летчик. Дистанция - на расстоянии голосового контакта. Рации есть, но вряд ли они будут работать, и это значит, что поддержки у нас тоже не будет. Все, на что мы можем рассчитывать, - сигнальные патроны.

- С этим порядок, - кивнул Хорь. - Зеленые и красные, по коробке.

- Отлично. Итак, мы садимся по машинам и начинаем движение по старому шоссе по направлению к нашей границе. Не разгоняемся, идем со скоростью геопартии - около тридцати километров в час. При обнаружении чего бы то ни было - останавливаемся, проводим рекогнисцировку, делаем фотографии.

- Что мы должны обнаружить? - спросил Суховей. - Точнее, что мы должны стараться обнаружить?

- Понятия не имею, - с предельной честностью ответил медиум. - Все, что покажется подозрительным, неправильным или еще каким-то образом недолжным.

- А что по плану дальше? - Серый хмурил брови над картой. - Где конечная точка маршрута, каковы наши действия при ее достижении?

- Это весь план, - Холод навалился на стол. - Мы садимся на машины и медленно едем вперед. Нравится вам это или нет, но единственное, чем мы будем руководствоваться в процессе - это наша интуиция и мое чутье медиума. Если честно, мне самому это ни хрена не нравится, но ничего другого нет.

- Понятно, - бросил Серый, отодвигаясь от стола. - Что с пайками? Закупаем здесь?

- Пайки будут в машинах. Пайки для пятерых человек на неделю, спальные мешки, аптечка, пакеты ПП, запасная палатка и все, что вы назовете сейчас, если это возможно достать в принципе.

Серый кивнул.

- Пять бронежилетов, - неожиданно сказал Суховей. - Облегченных, десантных. Не помешали бы и каски, но если вы думаете, что это чересчур...

- Не чересчур, - отрезал Хорь. - Мы в Кайлахе на таких насмотрелись. Уж лучше недолго выглядеть трусом, чем запомниться всем дураком.

- Это уж точно, - рассмеялся Серый, трогая проступивший на уже начавшей покрываться щетиной щеке кривой шрам.

Холод едва заметно дернул щекой, но записал.

- Что еще?

- Фонари с синими лампами, - подумав, добавил Хорь. - Белый свет слепит и слишком далеко виден.

- Готово.

- Пару лопат на всякий случай, - сказал Летчик, и Хорь готов был поклясться, что они двое и Серый в этот момент подумали об одном и том же.

- Принято. Еще?

- Средства от комаров купите, - зевнул Серый. - И бумаги туалетной. В лес все-таки едем.

Холод вспыхнул, и стало ясно, что кое о чем он не подумал. Какой он еще, в сущности, пацан, подумал Хорь. Салага. А эти, конечно, хороши, что Орден, что Магистериум. Свалили гору ответственности на зеленого мальчишку, всучили "расстрельный патент" - либо вернешься героем, либо не возвращайся - и оставили без настоящей поддержки, отправив на смертельно опасное задание в весьма сомнительной компании. Взвод Рыцарей Безмолвия, "упокойщиков", боевых медиумов Магистериума, был бы, на взгляд копателя, куда эффективнее в сложившихся условиях. После этих точно не осталось бы никакой активности, ни экзо-, ни эндоспектральной, проще говоря - ни мертвого, ни живого. Может, поэтому их и не отправили?

Хорь вздохнул. Под конец дня мысли начали путаться и сталкиваться между собой, порождая в голове тихий, но назойливый гул. В любом случае, от мыслей нужно было избавиться и хорошенько отдохнуть, в полном соответствии с советом, данным им Летчику.

- У вас все? - спросил Холод. Все переглянулись и почти одновременно кивнули. - У меня тоже. Слово за капитаном.

- Я быстро, - предупреждающе выставил перед собой ладони Суховей. - Господа, завтра машина будет ждать нас столько, сколько потребуется. Поэтому рекомендую всем отоспаться за крайние две ночи и еще немного про запас. Вот теперь все.

Встали не так уж и поздно: в пол-десятого утра вся команда уже сидела за столиком в гостиничном кафе. Хорь потихоньку прихлебывал свой кофе, наблюдая за тем, как Холод насыпает в свою чашку сахар, ложку за ложкой.

- Можно спросить?

- М? - медиум поднял голову.

- Ты так сладкое любишь? - спросил Хорь, уже готовясь к резкой отповеди.

- А, это, - Холод, вопреки ожиданиям, немного смущенно улыбнулся. - Говорят, у всех медиумов так. Организм постоянно сахара требует, вроде как топливо для мозга.

- Понятно. Ты извини, если задел, любопытно просто стало.

- Да ничего, - Холод беспечно махнул рукой. Сегодня он был в удивительно мирном расположении духа, видимо, сказывалась близость начала операции. Хорь и сам ощущал, как что-то внутри него меняется, перестраивается на новый лад, заставляя дрожать от веселого возбуждения.

Копатель не мог взглянуть на себя со стороны, поэтому не осознавал того, что было очевидно остальным членам команды, особенно Серому. Прожив два года как будто в коме, он вышел из нее, едва ступив на платформу вальцигского вокзала. И каждый шаг по улицам старого пограничного города делал его все более и более живым. Когда десантный вертолет оторвался от земли, Хорь хохотал от счастья, как мальчишка. Он напросился к пилотам в кабину и восхищенно смотрел сквозь стекло на стремительно удаляющуюся землю. Когда-то давно он летал на самолете, но здесь ощущения были совсем другие. Все два часа полета Хорь проторчал в кабине, а на бетонные плиты аэродрома уже другого государства спрыгнул совсем другой человек. Даже наоборот, другой, старый и угрюмый, уступил место прежнему Хорю, удачливому и ловкому авантюристу. Он наконец-то снова был в деле.

Предоставив Холоду и Суховею общение с принимающей стороной, Хорь сразу направился к машинам. Два открытых внедорожника класса "Вепрь" стояли у выезда со взлетной полосы. Охрана аэродрома недобро косилась на ружейный чехол у него на плече, но копателю было плевать. Он приехал - прилетел! - сюда по такому поводу, что мог протащить с собой через границу хоть установку ПВО. Поэтому вместо того, чтобы обращать внимание на охранников, Хорь полез осматривать автомобили и то, что в них лежало. На первый взгляд, все было на месте. Вот и отлично, усмехнулся он. Понимая, что ведет себя не лучшим образом, он все же не мог отказать себе в удовольствии бесить представителей государства, пусть и не родного, одним своим видом. Когда еще сможешь расхаживать по иностранному военному объекту вот так вот, при оружии и без документов, причем абсолютно безнаказанно? Хорь не сомневался, что Серый испытывает точно такие же чувства. Все-таки привычка - вторая натура, а они уже много лет назад привыкли считать государство если не врагом, то по крайнем мере недругом, и показывать ему фигу при каждом удобном случае. Подошедший Суховей сразу все понял, но промолчал, только посмотрел неодобрительно.

- По машинам, господа! - с воодушевлением скомандовал Холод, бодрой рысью подбегая к внедорожникам. - Выдвигаемся! Расчетное время выхода на начало маршрута - полтора часа.

- Так точно, - фыркнул Серый, садясь за руль и окидывая жадным взглядом нутро армейского транспорта. На "Вепрях" ему ездить не приходилось, и он предвкушал грядущую дорогу с воодушевлением фаната. Хорь задержался на несколько секунд, глядя, как садятся в свой внедорожник Летчик и Суховей, а потом запрыгнул на заднее сиденье, легко перемахнув через борт. Когда они проезжали мимо вышек охраны, он не удержался от соблазна и сделал в их сторону ручкой.

Тяжелые машины катились по чужим дорогам, негромко и ровно урча. Хорь сначала вертел головой по сторонам, но вскоре ему это надоело. Он разлегся на сиденье, закинул руки за голову и прикрыл глаза: все равно пейзаж ничем не отличался от того, который был по ту сторону границы. Те же ровные полосы лесных посадок вдоль дороги, те же аккуратные деревеньки за ними, те же поля и выпасы. Ради чего стоило заливать все это свинцом и кровью в Последнюю? Как историк, Хорь знал, какие причины привели к войне, и почему она была именно такой, но в душе до сих пор не мог понять, зачем все это было нужно. Как будто за воображаемой линией границы что-то меняется - как в старых сказках, где сказочная страна с молочными реками и кисельными берегами начинается сразу за краем уже известной земли. Видимо, чтобы осознать необходимость войны, нужно обладать государственным мышлением, которого у Хоря сроду не было, либо железобетонной уверенностью в том, что ты должен быть, а твои соседи - нет. Так было в Кайлахе, где об окончании войны мечтали лишь старики, которые умудрились пережить свой кусок резни.

Мимо пронеслась вторая машина команды, Хорь услышал веселое гиканье Летчика. Приподнявшись на руках, он успел заметить, как Суховей насмешливо козырнул отстающим. Серый на провокацию не поддался, выдерживая постоянную скорость, а Холод подначивать не стал - наверное, был слишком гордым для дурацких гонок.

- Зря разгоняются, - сказал Серый, будто подслушав мысли побратима. - Эти, на аэродроме, говорят, что нормальная дорога заканчивается где-то здесь, а дальше - только направление.

- Ты хочешь сказать, что не забыл язык потенциального противника? - поинтересовался Хорь.

- Да я его и не знал никогда, - хохотнул Серый. - Там в охране ребята из местных служат, а суржик здешний несильно отличается от того, как в деревнях под Вальцигом говорят.

Вот и язык почти не отличается, добавил Хорь еще одну строку к своим рассуждениям. Небось, и в избах обстановка если не одинаковая, то очень похожая. Дураки мы, люди, все-таки. Останутся от нас только пометки на карте - так нам и надо. Кстати, о карте. Копатель восстановил в мозгу все те пометки, над которыми они с Суховеем часами просиживали в поезде. В глубине души Хорь надеялся, что эта работа даст им хоть какую-то зацепку, хоть немного ограничит район поисков. Не тут-то было: казалось, бои шли за каждый метр этих лесов, и в средствах стороны не стеснялись. За войну здесь погибли десятки, а может, и сотни, тысяч людей, кое-где были уничтожены целые полки, множество лесных деревень было выжжено дотла, причем не только огнем. Пожалуй, за всю историю человечества ни одну зону боевых действий не утюжили таким количеством запрещенного ныне оружия. Газы, напалм, ториевые бомбы, биологическое оружие и медиумские жутенькие примочки - в ход шло все. Что из этого возымело последствия, представляющие опасность и по сей день, можно было только гадать. Хорь пожалел о том, что не попросил у Холода дозиметр. С другой стороны, они не планируют провести там столько времени, чтобы получить серьезное облучение, даже если случайно влезут в очаг радиации. Да уж, здешним лесам и "орлики" не нужны, в здравом уме сюда никто не полезет. Интересно, кстати, почему геопартия поперлась напрямик без сопровождения? У Ордена нет своих "орликов"? Или есть, но Хорь пропустил этот момент? Можно было спросить у Холода, но тут машину затрясло и стало не до того.

Серый свернул с трассы, и тут же нормальная дорога сменилась раздолбанным проселком. Хорь, проморгавший поворот, больно прикусил щеку, клацнув зубами на каком-то ухабе. А Серый, зараза, вместо того, чтобы сбавить скорость, только поддал газу. Зачем - выяснилось через минуту, когда их внедорожник лихо пронесся, гремя и подскакивая, мимо второй машины, которую Летчик, закусив губу, пытался вести аккуратно. Суховей сидел с таким кислым лицом, что даже Холод не удержался от улыбки.

- Ах-ха-ха-ха, родео! - торжествующе прокричал Серый, резко выкручивая руль. Хорь молча с ним согласился: чтобы не вылететь из машины, определенно приходилось прилагать некоторые усилия. Дорога эта хорошей не была никогда, а тяжелая георазведочная техника окончательно превратила ее в глинистое месиво, ощерившееся застывшими комьями. Колея была слишком широкой, и машина заметно кренилась набок, то взлетая на полметра, то едва не зарываясь носом в землю.

- Можно помедленнее? - прокричал Холод сквозь рев двигателя и грохот, изо всех сил цепляясь за борт - никаких поручней во внедорожнике предусмотрено не было.

- Есть помедленнее, - гаркнул Серый, газанул напоследок, взметя за машиной два потока грязных ошметков, и сбавил скорость. Сзади послышались возмущенные вопли не самого цензурного содержания: Летчик практически сократил разрыв между машинами и, чтобы не попасть под "обстрел" из-за последнего маневра Серого, вынужден был довольно резко затормозить. С глухим треском ожила рация в кармане у Холода.

- Отставить шуточки! - рявкнул Суховей. Медиум от неожиданности подскочил. Серый фыркнул, обернулся и проорал:

- Есть, тащ капитан!

Охранщик только рукой махнул: мол, что с дурака взять. Но в рацию все же сообщил:

- Два наряда вне очереди!

Видимо, выходка Серого подняла настроение и ему. Недовольным выглядел только Холод, но Хорь сомневался, что этого парня вообще можно по-настоящему развеселить.

По проселку они ехали около часа. По одометру выходило что-то около двадцати пяти километров - неплохая скорость для эдакого бездорожья. Хорь даже начал подозревать, что по старой бетонке они смогут двигаться даже быстрее, чем рассчитывал Холод, но тут они выехали к бетонке.

Серый выбрался из колеи и заглушил мотор. Спустя пару минут рядом затормозила вторая машина. Пятеро мужчин выбрались из внедорожников и подошли к тому, что раньше было дорогой. До того места, где в бетонку упирался проселок, она представляла собой просто полосу бетонного покрытия, которой не пользовались более полувека: растрескавшуюся, проросшую кое-где травой. Зато от перекрестка и дальше в лес...

- Тут что, танки прошли? - спросил Летчик, с недоверием глядя на вывороченные пласты бетона, торчащие враскоряку дорожные блоки, ржавые ребра арматурин...

- Танки тут как раз нормально прошли, - покачал головой Хорь. - Помнишь те лесопроходческие машины, про которые ты рассказывал? Каждая из них весит как три танка.

- Не больше тридцати километров в час, говоришь? - Серый с ухмылкой посмотрел на Холода.

- Не больше, - растерянно подтвердил медиум.

Суховей расхохотался первым, и через секунду смеялись все, даже Холод. Действительно, смешно получилось.

- Надо было бронемашины просить, - сквозь смех выдавил Суховей.

- Лучше велосипеды, - ответил Серый, чем вызвал новый взрыв хохота.

Смех смехом, а ехать было нужно. Пока позволяла местность, двигались прямо по полю вдоль дороги, но у самого леса пришлось все-таки загонять машины на дорогу. Серый, как самый опытный водитель, взял руководство на себя и первым делом приказал разгрузить внедорожники настолько, насколько это вообще возможно. Потом медленно, на пониженной передаче, по одному выводил "Вепри" на бетонку. Несколько раз приходилось толкать застрявшую машину: колеса то увязали в грязи, то, наоборот, повисали в воздухе, не доставая пары сантиметров до поверхности. Когда, наконец, обе машины оказались на дороге, их нужно было снова загружать, причем желательно так, чтобы внутри ничего не болталось и не гремело. В общем, когда Хорь с чувством, что наработался на месяц вперед, растянулся на своем заднем сиденье, было уже почти семь часов вечера.

- Трогай, - устало махнул рукой Холод, плюхаясь на место рядом с водителем. - Нужно успеть проехать хоть сколько-нибудь до того, как начнет темнеть.

Проехать успели немного - километров пятнадцать, максимум. Серый обещал, что завтра будут двигаться быстрее - машины хорошие, а к этому подобию дороги можно привыкнуть. Лагерь разбили практически на обочине, поставив рядком три маленькие аккуратные палатки без растяжек неброского зеленого цвета. Костер разводить не стали, обошлись газовой горелкой, очень кстати обнаружившейся среди собранного кем-то для них снаряжения. Серый из своего рюкзака достал пакет гречки и пару банок тушенки, что, по общему мнению, было куда лучше пайков. Летчик вызвался кашеварить, возражений не последовало. Не торопясь, поели. К этому времени окончательно стемнело.

- Ну что, караул будем выставлять? - зевнул Хорь, в душе надеясь, что его предложение никто не поддержит.

- Будем, - сказал Суховей. - Я должен еще кое-что рассказать. Простите уж, что так поздно, но теперь я точно уверен, что это не выйдет за пределы нашей группы. В городе говорить не хотелось.

- Не томи, - хмуро сказал Хорь. Ему совсем не понравилось такое начало.

- Да, говори уже. Мне тоже интересно, - раздраженно сказал Холод. - О чем руководитель операции не имел ни малейшего представления до сего момента?

- Я же говорю, простите, что так поздно. Государственная тайна, - развел руками охранщик. - Короче, диспозиция такова. Несколько недель назад на территорию Империи попало химическое оружие. Его привезли откуда-то отсюда, откуда именно - выяснить не удалось. Люди, которых с ним взяли, были неспособны внятно отвечать на вопросы и сейчас находятся в закрытом стационаре с диагнозом "контактное расстройство третьей степени". Единственное, что из них удалось выжать - в здешних лесах осталась половина их группы. Что это значит для нас? Во-первых, вполне может быть, что вовсе не появление здесь геопартии стало катализатором экзоактивности. Во-вторых, где-то здесь находятся запрещенные боеприпасы, и об этом известно в определенных кругах, то есть стоит опасаться еще и падальщиков... Простите, мужики. В-третьих, абсолютно ничем нам эта информация помочь не может, потому что здесь никогда не было никаких химскладов. Максимум - схроны, которые не нанесены ни на одну карту. Вопросы есть?

- Есть, - Летчик поднял руку, как в школе. - Что такое контактное расстройство третьей степени?

- Это полное дерьмо, - сказал Холод, как сплюнул. - Экзоспектральная активность высокой интенсивности создает искажение в... Короче. Иногда та сторона прорывается сюда настолько сильно, что даже просто пребывание в зоне активности может нанести вред человеку. На высоких степенях - необратимый. Контактное расстройство третьей степени - это сумасшествие. Человек как бы зависает между этой стороной и той, причем здесь его держит только какая-то навязчивая мысль или идея...

- Дэнзел, - хором сказали Серый и Хорь.

- Да, скорее всего именно это с ним и произошло, - кивнул Холод. - А дальше начинается уже физическое повреждение мозга. Нейтронные связи в мозгу, что ли, распадаются, как бывает при старческом слабоумии, только намного быстрее.

- Нам это грозит? - быстро спросил Суховей.

Холод пожал плечами.

- Стопроцентной гарантии безопасности я не дам. Но я почувствую зону экзоактивности намного раньше, чем вы, и раньше, чем она станет представлять опасность. А средства защиты от такого рода воздействий у меня есть.

Все притихли, пробуя на вкус ощущение угрозы, повисшее в воздухе. Словно они очутились в зоне действия запрещенного оружия, убивавшего незаметно и исподтишка: газом, болезнями, радиацией. Хорь подумал, что больше всего прорыв той стороны напоминал действие радиации, знакомое его поколению только по учебникам и документальным фильмам. Не хотелось бы заполучить это самое контактное расстройство какой угодно степени, так что приходилось уповать на то, что Холод действительно такой хороший медиум, каким расписал его Суховей. Еще глупее было бы схлопотать пулю от каких-нибудь отчаянных копателей, сунувшихся сюда за запретным хабаром, сулящим с равной вероятностью и безбедную старость, и расстрел.

- Броньки сейчас оденем? - спросил Серый, бросая быстрый взгляд на машины.

- Утром, - покачал головой Суховей. - А вот караульного оставим.

- Серый с Летчиком пусть дрыхнут, - сказал Хорь. - Им за руль завтра. Если ты первую вахту просидишь, я тебя через четыре часа сменю. В машине потом досплю.

- Добро.

- Погоди, - Хорь встал и дошел до палатки, в которую они с Серым бросили свои вещи. Пошуровав немного под тентом, он вернулся, неся с собой длинный брезентовый чехол. - Держи карабин. Спокойней будет.

Суховей коротко поблагодарил и повесил чехол на плечо. Хорь махнул рукой, обозначая пожелание спокойной ночи, и полез в палатку, чтобы хоть немного поспать перед караулом.

Несмотря на то, что ночью в лесу было прохладно, сны Хорю снились на удивление душные. Он то и дело просыпался, открывал глаза и понимал, что дышит тяжело и часто, будто только что бежал. При этом ни одна связная сцена из сна не вспоминалась - будто перед лицом трясли каким-то дурным калейдоскопом. В полуметре рядом мирно сопел в своем спальнике Серый. Некоторое время Хорь слушал мерное дыхание друга, успокаивался и снова проваливался в череду муторных видений. Когда наконец электронные часы у него на руке тихо пискнули, обозначая четырехчасовую отметку, копатель испытал своего рода облегчение от того, что сейчас ему придется вылезти из палатки и еще четыре часа сидеть под открытым небом в одиночестве, вглядываясь в лесную темноту. Выбравшись из палатки и встав в полный рост, он почувствовал себя на удивление бодрым - видимо, телу этих часов хватило на то, чтобы отдохнуть.

Суховей сидел, привалившись спиной к вывороченному из земли бетонному блоку, и курил в кулак. Накинутая на голову и плечи плащ-палатка превращала его силуэт в бесформенную темную груду. Огонек папиросы немного бликовал на вороненом стволе карабина. Хорь подошел, сел рядом, одним легким движением опустившись на скрещенные ноги. Тоже закурил, обшарил взглядом окрестную темноту - ничего.

- Ты это искал на картах? Химсклады?

- Да. Склады, схроны... Ничего.

- Сказал бы сразу, не делали бы зря кусок работы. Никогда газовые бомбы не закладывались в схроны, ни с нашей, ни с их стороны. Слишком высокая вероятность самодетонации.

- Откуда ты знаешь?

- Я, вообще-то, почти кандидат исторических наук, и работал, в основном, с материалами Последней. Я не просто падальщик, я специалист.

- Я же извинился, - Суховей затушил окурок в земле и положил его на плоский камень, рядом с десятком таких же.

- Да я не со зла. Просто напоминаю, в каком качестве я полезнее всего.

Кажется, Суховей хотел что-то сказать, но передумал и снова закурил.

- Ладно, мир. Хочешь мнение специалиста?

- Давай.

- Те ребята, которых повязали с бомбами. Где это было?

- В Хёниге на вокзале. Они пытались купить билеты, транспортники сначала приняли их за наркоманов.

- Хёниге - это почти двести километров на северо-запад от Вальцига, правильно?

- Да. И в тридцати километрах от места, где дорога выходит из леса.

- Вряд ли они были на машинах. Значит, маршрут был не длиннее пятидесяти-шестидесяти километров. И никто из копателей в здравом уме никогда не попытался бы увезти хабар на поезде. Значит, их конечной точкой был не Хёниге. Наверняка их должны были встречать где-то на выходе из леса, но почему-то не встретили.

- Не дождались? Разминулись?

- Скорее всего, они изменили маршрут. Если контактное расстройство третьей степени хоть сколько-нибудь напоминает то, что я видел, они просто бежали так быстро, как только могли, позабыв про все. Вышли к какой-нибудь деревушке, там сели на автобус до Хёниге.

- Похоже на то. По их показаниям, они шли несколько дней, пока их не подобрал рейсовый автобус.

- Слышь, охранка, - сказал Хорь неприятным свистящим шепотом. - Завязывал бы ты со своими играми, а?

Суховей повернулся к собеседнику, явно намереваясь ему возразить, но осекся: Хорь сидел, подогнув под себя одну ногу и положив правый локоть на колено другой. Так сидели горные егеря, поджидая врага в своих уютных "гнездах". Левая рука копателя нежно поглаживала цевье карабина. Суховей и не заметил, как оружие оказалось у Хоря.

- Отяжелел ты на кабинетной работе, - Хорь, улыбаясь, покачал головой, но глаза у него были холодные и злые. Ладонь от карабина он отнял, хотя и не убрал далеко. - Если хочешь найти свою химию, расскажи мне все, что знаешь. И больше не вздумай меня проверять.

- Можно, я схожу за картой? - спросил Суховей.

- Конечно, - Хорь широко улыбнулся и закурил, давая понять, что неприятный разговор окончен. Получилось как-то некрасиво: он совсем не хотел превращать охранщика во врага. Оставалось только надеяться, что Суховей воспримет эту демонстрацию силы правильно. Единственное, чего хотел копатель - это честной игры. Они серьезно вляпались - все пятеро, и каждая мелочь сейчас имела значение. Наверняка Суховей не подумал об этом, выработанная годами привычка молчать о подробностях своей работы оказалась сильнее непривычных обстоятельств. Как же некрасиво получилось...

Охранщик вернулся, на ходу разворачивая карту.

- У тебя фонарь с собой?

- Да, - Хорь отложил в сторону карабин и вытащил из кармана фонарик. Суховей сел рядом, укрыл плечо Хоря краем плащ-палатки, закрыв голубоватый луч от всех, кто мог бы его увидеть. Двое мужчин склонились над картой.

- Они вышли из леса примерно здесь, - грифель цангового карандаша отчертил небольшой овал на плотной бумаге. - Шли пешком через лес трое суток, почти не останавливаясь.

Еще несколько круговых движений карандаша, и на карте расцвела ромашка - примерная зона передвижений неведомых копателей.

- Трое суток от того места, где они потеряли половину команды. Мы так и не смогли узнать, ни что произошло, ни где точно это было. Неизвестно даже, с какой стороны они шли.

- Откуда бы они ни шли изначально, бежали они на север, - задумчиво сказал Хорь. Красный пунктир их собственного маршрута заканчивался где-то в центре одного из лепестков ромашки.

- У тебя есть предположения? - спросил Суховей.

- Я почти уверен, что они нашли брошенный конвой, - копатель смотрел на карту. - Чьи были бомбы, наши?

- Чужие.

- Конвой. Остальные версии слишком уж невероятные, - Хорь выключил фонарик и свернул карту. - Шел бы ты спать. Чего лишний раз глаза ломать? А я посижу, подумаю.

Суховей кивнул, положил плащ-палатку на бетонный блок и ушел к своей палатке. Еще несколько минут Хорь слышал его возню: звук открываемой и закрываемой палатки, шелест спальника, треск "молнии" на нем, потом все затихло. Копатель накинул на плечи тяжелый брезент, уселся поудобнее и перехватил карабин. В то, что в радиусе тридцати километров есть кто-то, кроме них, Хорь не верил, но все равно обшаривал привычным взглядом лесную темень. Умственного напряжения это не требовало никакого, и мысли Хоря были заняты потерянным и не к добру найденным конвоем. У него была хорошая память, и карта будто лежала перед его внутренним взором, пусть на ней сейчас и не было видно подробностей. Главное было понять, почему конвой с химическим оружием остался в этих лесах. Потом уже можно уточнять возможные маршруты - бетонка не была единственной дорогой в этих местах. Либо наоборот - анализировать возможные пути перемещения конвоя и искать место, в котором он остался навсегда.

К утру у Хоря появилось несколько идей, которые стоили того, чтобы поделиться ими с командой, когда все проснутся. Сам копатель ощущал какую-то сверхъестественную бодрость: его ни разу не потянуло в сон, даже перед рассветом. Чтобы занять себя хоть чем-нибудь, он отжался раз тридцать, умылся холодной водой из кружки, раскочегарил горелку и поставил на нее жестяной кофейник. Самому ему кофе не хотелось, но на густой утренний аромат из палатки высунулся Холод.

- Ой, кофе! - по-детски обрадовался медиум. Спросонья, встрепанный и помятый - на лице отпечатался обшлаг кителя и рисунок пуговицы - он выглядел совсем подростком. - А можно?..

- Умойся сначала, - добродушно фыркнул Хорь.

- Ага, - Холод скрылся в палатке, и через несколько мгновений вылез уже целиком. Из нагрудного кармана торчала зубная щетка, а на шее висело белоснежное вафельное полотенце. Ну просто картинка из альманаха "Юный турист". Не обращая внимания, а может, и вправду не замечая широкой улыбки копателя, Холод бодро поскакал умываться.

- Карта, которую Летчик с Серым в поезде рисовали, у тебя? - спросил Хорь, не отрывая взгляда от уже закипавшего по краям кофе.

- Угу, - медиум беспечно бросил полотенце на скат палатки. Забравшись в нее наполовину, он несколько минут шуршал какими-то вещами, а потом вытащил потертый офицерский планшет и термокружку. Добравшись до вожделенного напитка, Холод первым делом бросил в него целую горсть рафинада, размешал, сделал глоток, и только потом протянул планшет Хорю.

- Кофе пьете? - Летчик выбрался из палатки сразу с кружкой в руке. - А печенек нет?

- Распотроши один паек, там должны быть, - посоветовал Холод.

- Блин, ну точно на пикник выбрались, - пробурчал Серый, затягивая шнурки на берцах. Правда, сварливый тон нисколько не вязался с его довольной рожей. - Эй, молодежь, вы кофе не весь вылакали?

- Дурдом, - посетовал Хорь, разглядывая карту. Замечание относилось в равной степени к происходящему вокруг и к тому, что на карту было нанесено. Летчик делал пометки старательно, но так как сам не понимал, к чему они относятся, так и не смог составить хоть сколько-нибудь годную легенду. Ну, в подробностях будет разбираться специально обученный лейб-медиум, а Хорю пока хватит и цветных пятен, обозначавших зоны М-активности. Наверное, хватит. - Холод! Как составляются карты М-активности региона?

- С вертолета, - ответил медиум, хрустнув печеньем. - Дай, посмотрю.

Он заглянул Хорю через плечо.

- Эти данные прошлым летом снимали. Боюсь, что...

- Короче, этой картой можно подтереться, я правильно понимаю? - мрачно спросил Хорь.

- Грубо говоря, да, - подтвердил Холод, казалось, ничуть не расстроенный этим фактом.

Эта атмосфера всеобщего воодушевления начала настораживать Хоря. Несмотря на то, что веселье не выглядело натужным, в нем было что-то неестественное. Ну не должны люди, оказавшиеся в непосредственной близости от непонятной, но неминуемой опасности, находиться в таком приподнятом настроении.

- Мне казалось, что мы - специальная группа, выполняющая задание государственной важности. Кто-нибудь может мне объяснить, почему по прибытии на место выясняется, что мы ни хрена к этому не готовы? - спросил Хорь, ни к кому особенно не обращаясь. Ответил неожиданно Суховей. Охранщик уже вылез из палатки и выглядел так, что ему только парадного мундира недоставало для пущего лоска. Умеют же некоторые, восхитился Хорь мимоходом.

- Добро пожаловать в мир имперской бюрократии, - возвестил Суховей. - Ты не поверишь, но любая операция начинается именно с этого. А можно мне чаю?

Хорь горестно возвел очи горе, но все-таки сполоснул кофейник и налил в него новую порцию воды. Тем более, что ему самому кофе не хотелось совершенно.

После того, как каждый получил свою чашку утреннего пойла, настала пора сворачивать лагерь. Но прежде, чем кто-то успел подняться, Холод откашлялся, привлекая внимание.

- Давайте еще раз все уточним. У нас изменилась вводная, и теперь в наши задачи входит еще и поиск химического оружия, находящегося где-то здесь. В зоне поиска зафиксированы случаи контактного расстройства третьей степени. Помимо этого всего, вероятен контакт с агрессивно настроенными гражданскими, которые ищут то же, что и мы. И это не считая того, что я до сих пор не знаю, с какими именно проявлениями экзоспектра нам придется столкнуться, хоть и перечитал аналитический отчет три раза.

- Примерно это я и называю словом "дурдом", - ядовито заметил Хорь. - Что хоть написано в твоем отчете?

- Да ничего хорошего, - махнул рукой Холод, но под суровым взглядом копателя осекся и продолжил уже серьезно: - Если переводить с медиумского на человеческий, вырисовывается вот что. Когда они вошли в лес, показатели экзостатического фона не превышали норму для данного региона. Это само по себе немало, но ожидаемо и не представляет опасности. По мере их движения фон то усиливался, то ослабевал - с этим они связывают неполадки с техникой. Амплитуда колебаний была непостоянной как по силе, так и по длительности. А перед... инцидентом (медиум замялся, подбирая слово) произошло резкое изменение среды. Я не знаю, как вам объяснить без специальных терминов, наверное, ближе всего будет аналогия с электричеством. Сначала они ощущали что-то вроде статического электричества, рассеянного в воздухе, а потом попали под разряд. Причем разряд был такой силы, что никто из них так и не понял, что и чем долбануло. Тут приводятся попытки анализа по экзоспектру, но это вообще не объяснишь. Главное то, что попытки эти так ни к чему и не привели. Никакого ответа. Никаких отсылок к сходным случаям. Только описание того, что было до того, как все случилось.

- Уже кое-что, - пожал плечами Летчик.

- А у самого у тебя какие-нибудь мысли есть? - спросил Суховей. - Что это может быть?

- Я не уверен, - сказал Холод. - Я не уверен, но у меня стойкое ощущение, что они зря пытались увязать колебания фона со свойствами объекта, его создающего.

- Поясни, - покачал головой Суховей. - Мы не специалисты, нам любое объяснение сгодится.

- Короче. Так не бывает, но мне кажется, что этот самый объект двигался, и в зависимости от того, приближался он или удалялся, усиливался и ослабевал фон. Это самое простое и самое логичное объяснение.

После этих слов все притихли.

- А у вас что-нибудь есть? - спросил Холод, глядя на Хоря с Суховеем. Было видно, что ему очень не хочется оставлять последнее слово за собой - тем более, что ничего хорошего оно команде не сулило.

- Вообще-то есть, - Хорь потер переносицу и посмотрел на охранщика. Тот кивнул: говори, мол, что надумал. - Я тоже ни в чем не уверен, но, похоже, я знаю, откуда взялись газовые бомбы. Эту бетонку строили для тяжелой техники, но это не единственная дорога через лес. Когда-то тут наверняка была целая паутина проселков и просек - здесь же были деревни, люди жили. Времени прошло много, но полностью зарасти эти дороги не могли: на накатанном проселке еще лет сто ничего серьезней травы и мелких кустов не вырастет, а просеки часто выжигали или засыпали солью. На одной из таких тропинок стоит брошенный конвой, на который наткнулись те ребята. И процентов на девяносто, он находится к югу от дороги, то есть для нас - по правому борту. С какой стороны велся обстрел по геопартии?

- Я не знаю, - растерялся Холод. - В моем отчете про это ни слова.

- А жаль, нам бы это здорово помогло. В любом случае, если Суховей прав, и ту сторону сюда вытащили не геологи, а копатели, - Хорь, как и многие другие, старался избегать медиумской терминологии. Тем более, что у любого объекта изучения альтрапартеистики существовало народное, зачастую куда более точное наименование. - Если так и есть, то стоит нам нашарить ниточку к одному - найдем и другое.

- Я тоже ни в чем не уверен, - поспешил поднять руки Суховей, чем вызвал бурное веселье. Даже Хорь, преодолев свое сварливое настроение, рассмеялся.

- Как бы то ни было, нам нужно пройти запланированный маршрут, - подытожил Холод. - А там уже будет возможность проверить все наши догадки. Ну что, снимаемся, влезаем в бронежилеты и по коням?

- По коням, по коням, - пробурчал Хорь, вытаскивая спальник из палатки. - Поскакали.

Перед самым выездом к нему подошел Суховей, немного грузный и неуклюжий из-за непривычной тяжести брони.

- Все-таки ты бандит, Хорь, - сказал он с какими-то странными нотками в голосе.

- Да, - просто согласился копатель.

- Но ты был прав.

- Я специалист, - хмыкнул Хорь, закидывая за спину карабин.

Серый уверял, что они двигаются с весьма хорошей скоростью - в среднем, километров десять в час, иногда удавалось разогнаться до пятнадцати. Трясло, правда, немилосердно. Хорь хотел было подремать, но вскоре бросил эти попытки, как заведомо несостоятельные. К тому же утренняя бодрость и не думала сменяться сонной апатией, как обычно бывает, когда поспишь всего-ничего, а потом несколько часов кряду занимаешься чем-то очень скучным. Таращиться по сторонам было неинтересно, поэтому копатель смотрел на Холода. Императорский лейб-медиум в бронежилете и каске выглядел, как минимум, забавно. Одеваясь, он слишком сильно затянул ремни броньки, подгоняя ее по фигуре, и теперь то и дело ерзал на сиденье - в подмышках терло, и приходилось чуть-чуть растопыривать локти. Каска, напротив, так и норовила съехать на сторону, - то ли недотянул ремешок, то ли не надел подшлемник. Когда остановимся, надо будет одеть ребенка по уму, подумал Хорь. И второго, кстати, тоже. А пока пусть помучаются. Тоже опыт.

Сам Хорь бронежилет на себе практически не чувствовал, хоть и надевал его последний раз лет восемь назад. Да и снаряжение у них тогда было на порядок хуже нынешнего: тяжелое, неудобное, которое и не подгонишь толком. Таскать его приходилось на своих двоих, а не сидючи на заднем сиденье армейского внедорожника. С другой стороны, это было меньшим из зол. Это сейчас две случайно встретившиеся команды копателей чаще всего расходились мирно, разве что облаяв друг друга на прощание. А десять-пятнадцать лет назад было совсем по-другому. В ход шли и ножи, и огнестрел, не гнушались и совсем уж лихими методами, вроде заминированных кострищ. Время было такое, когда любые стреляющие стволы шли нарасхват, особенно, если они не были нигде зарегистрированы. Новое оружие стоило дорого, да и не было гарантии, что за, допустим, пистолетом уже не числится несколько покойничков, так что профессия копателя приносила неплохие барыши. Конкуренция была соответствующая. У Хоря на память о тех годах остался уродливый шрам на левом бедре, который время от времени начинал ныть на погоду. Повезло еще, что пуля прилетела, а не картечь или дробь.

Метрах в пятидесяти перед машиной через дорогу порскнул заяц. Хорь дернулся было, вскидывая к плечу карабин, но тут же опустил его: зверек не стал убегать далеко, а замер неподалеку от обочины. По дичи, которая не убегает, Хорь не стрелял никогда, да и в пище они не нуждались. Пайков им хватит надолго, вдобавок они с Серым по стародавней привычке прихватили с собой кое-каких припасов. Без особых изысков, но немного разнообразить армейскую жратву сгодится. Заяц все так же сидел, провожая машины с людьми настороженным взглядом. Хорь негромко, но протяжно свистнул, ушастый спохватился и припустил вглубь леса.

- Ты чего? - спросил обернувшийся то ли на движение, то ли на звук Холод.

- Так заяц же, - ответил Хорь. - Охотничий инстинкт, наверное, сработал.

- А свистел чего?

- Чтобы со второй машины его не подстрелили... Твою мать!

- Что?! - подхватился медиум, оглядываясь по сторонам. Каска с него опять сползла и закрывала обзор, отчего Холоду пришлось запрокинуть голову. Выглядело это довольно комично, но Хорю было не до того.

- До меня только что дошло, что у нас два ствола на пятерых, и оба в нашей машине!

- У Суховея пистолет есть, - нахмурился Холод, поправляя каску. - И у меня тоже.

- Много ты в лесу с пистолетом навоюешь? - раздраженно спросил Хорь.

- Ты с кем воевать собрался, а? - Серый обернулся и бросил на друга короткий, но тяжелый взгляд. - Я вообще надеюсь ни одного выстрела не сделать, разве что по дичи какой-нибудь пальнуть. А ты, брат, старый параноик!

- Наверное, - пожал плечами Хорь и еще раз посмотрел туда, куда упрыгал заяц. - Тормози, Серый!

- Что? - рявкнул Серый, вжимая педаль тормоза в пол. Машину сильно тряхнуло, Хорь едва успел вцепиться в борт, чтобы не вылететь птичкой через капот, но все равно больно ударился лицом о переднее сиденье. Рядом выругался Холод: его приложило головой об лобовое стекло, спасибо каске, ничего себе не разбил. Лобовуха тоже выдержала, на ней только появилась небольшая паутинка трещины. - Ты охренел, что ли?!

- Твою мать, это кто из нас параноик? - не остался в долгу Хорь. Он говорил немного внятно, челюсть после удара двигалась плоховато и страшно ныла. - Я просто попросил остановиться!

- Да в чем дело-то? - заорал Холод, дико озираясь по сторонам.

В паре метров затормозил второй внедорожник. Суховей стоял в нем в полный рост с пистолетом в руке, пытаясь понять, что происходит.

- Просека вон там, справа, - буркнул Хорь, ощупывая языком зубы: вроде, все были на месте и даже ни один не шатался.

- Блядь, я тебя когда-нибудь собственными руками убью! - Серый зло сплюнул через борт.

- Ну вы и устроили, - покачал головой охранщик, убирая пистолет в кобуру на поясе. Утром ее, кстати, не было.

Хорь собирался возразить, что никто ничего не устраивал, но только рукой махнул. Они вылезли из машин и вернулись на несколько десятков метров назад. Стоя прямо напротив начала просеки, заметить ее было практически невозможно. Она уходила в лес под острым углом относительно дороги, и с этого места выглядела просто небольшой прорехой между деревьями, за которой снова начиналась чаща. Холод рысцой сбегал к машинам и вернулся с двумя фотоаппаратами, один из которых повесил на шею себе, а второй отдал Суховею.

- На всякий случай, - пояснил он. - С техникой тут может что угодно произойти.

Продолжение просеки на другой стороне дороги они тоже нашли. Засняв оба входа на тропу, направились обратно к машинам: углубляться в лес в их планы не входило, по крайней мере, на этом этапе действий. Холод уже открыл дверцу, - лихо сигать через борт в бронежилете не получалось - когда Хорь придержал его за плечо.

- Давай, броньку поправлю.

Медиум снял с шеи фотоаппарат, положил его на сиденье и послушно замер, чуть приподняв разведенные в стороны руки. Хорь обошел его вокруг, подтягивая одни ремни и ослабляя другие. Заставил вдохнуть, выдохнуть, поднять руки, присесть, попрыгать, потом удовлетворенно поцокал языком и спросил:

- Ну как?

Холод пару раз крутанулся всем телом, повел плечами и просиял.

- Здорово! А то там трет, здесь давит, я-то думал, может, так и надо... Спасибо!

- Да на здоровье, - ухмыльнулся Хорь. - Погоди, на вот еще.

Он протянул Холоду шапочку-подшлемник, таки обнаруженную среди багажа. Дождавшись, пока медиум наденет ее и уже поверх нахлобучит каску, Хорь подтянул еще и нащечные ремни.

- Салага, - протянул он добродушно.

- Я бронежилеты раньше только издалека видел, - развел руками Холод. - А каски вообще только в кино.

- Ничего, зато вернешься, будешь перед девчонками хвастаться, - Хорь хлопнул вспыхнувшего парня по плечу и полез в машину. Нужно было отметить просеку на их карте, которая как-то сама собой оказалась у копателя. Привязаться к местности было несложно, только вот делать это было удобнее, когда "Вепрь" не пер напролом через остатки дорожного полотна, рыская и подскакивая на ходу.

До вечера они обнаружили еще две просеки, а у третьей решили остановиться на ночь - темнеть еще не начало, но воздух уже начинал сгущаться сумерками. Отсняв все, что нужно, они проехали еще метров пятьсот, выбирая удобное место для внедорожников и лагеря. Когда Серый заглушил мотор, Хорь с наслаждением потянулся всем телом, выгибаясь назад: тело бурно протестовало против целого дня в машине, требовало хоть какой-то активности. Краем уха услышав щелчок и тихое гудение, он повернул голову и с удивлением увидел Летчика с фотоаппаратом в руках. Камера перекочевала к нему почти сразу же: Суховей сделал пару кадров и сдался, сказав, что у него руки под это не заточены.

- Пусть будет на память, - сказал Летчик, то ли объясняя, то ли оправдываясь. - Пленки много.

- Сфоткай меня за рулем! - загорелся Серый. - С такой тачкой и не сфоткаться?

- Хорошо, - улыбнулся Летчик и обошел внедорожник. - А теперь давайте общий план. Холод, сделай доброе лицо! Хорь, встань, пожалуйста, тебя не видно! Суховей, идите к нам, давайте, я вас вчетвером на фоне "Вепря" сфотографирую!

Перед Суховеем Летчик немного робел. То ли из-за профессии, то ли из-за возраста. С другой стороны, охранщик был одного возраста с Хорем и Серым, но каким-то более серьезным, что ли. Более взрослым, усмехнулся Хорь своим мыслям. Если и есть среди нас взрослый серьезный человек, то это явно Суховей.

- Погоди, погоди, а можно меня тоже за рулем? - спросил взрослый серьезный человек, снимая каску.

- А потом меня! - решился Холод. Ну еще бы, после такого-то примера...

- А, хрен с ним, я тоже хочу! - махнул рукой Хорь.

Следующие полчаса они дурачились, фотографируясь в различных комбинациях и позах на фоне забрызганных грязью по самые стекла машин. Поразмыслив, Хорь решил, что в этой их веселости все же нет ничего противоестественного. Просто психика таким образом защищается от страха. В Кайлахе они тоже постоянно ржали, как подорванные, над вещами, в которых не было ничего смешного.

- Один кадр остался. Давайте все вместе, я на автоспуск поставлю! - Летчик установил фотоаппарат на капот автомобиля. - Встаньте вон там, ага... Поплотнее немного... Хорь, сделай шаг вперед, так, а вы сомкнитесь... Десять секунд!

Нажав кнопку, Летчик бросился к остальным, замершим в ожидании спуска, но, как назло, споткнулся о торчащую из земли арматурину и полетел вперед. Хорь успел поймать его за руку и дернуть на себя, едва не задев локтем стоящего у него за спиной Суховея. В этот момент и прозвучал щелчок затвора.

- Вот блин... - Летчик выглядел расстроенным. - Жалко.

- Да, к официальному отчету не подошьешь, - с улыбкой сказал Суховей. - Может, еще раз?

- Да нет, пленка закончилась. Ну и ладно, - парень взял фооаппарат и нажал кнопку перемотки пленку. Механизм тихо зажужжал, а потом выплюнул отснятую катушку. Летчик бережно уложил ее в непрозрачную баночку и убрал в клапан рюкзака.

Палатки поставили быстро. На этот раз костер все-таки развели: вдоль дороги шел довольно широкий ров, то ли кювет, то ли траншея, то ли канава для стока воды, в любом случае, невысокого огня не было видно ни с дороги, ни из леса. С костром стало намного уютнее - сидеть в темноте в бронежилетах и касках было слишком тревожно, а снимать их до отхода ко сну Суховей запретил. Готовили, впрочем, все равно на горелке, получалось удобнее и быстрее.

- Может, сварим побольше и еще и утром поедим? - предложил Летчик, окончательно взявший на себя роль кашевара. - Ночь постоит, не испортится.

- Зато испортится тот, кто будет в карауле сидеть, когда все лисы округи сбегутся пошамать на дармовщинку, - возразил Серый. - Они, заразы, любопытные и людей совсем не боятся, особенно здесь. Лучше утром свежего сварить, или на дневку остановиться. Староват я стал, целый день голодным баранку крутить.

- Я уже понял, что был чудовищно неправ в этом вопросе, - шмыгнул носом Холод. - Есть хочется ужасно. А еще тушенка есть?

- А как же пайки на неделю? - поддел его Серый, но увидев, как сразу погрустнел медиум, смилостивился. - Есть, конечно. Разбаловались вы, молодежь, с этими пайками. Мы в турклубе раскладки под рюкзаки высчитывали, и ничего. Помнишь, Хорь?

- А то. Маршрут сто двадцать километров, рюкзак сто десять литров, а помещается в него далеко не так много, как кажется. Палатки брезентовые, спальники ватные - романтика! - Хорь причмокнул губами и закатил глаза. Воспоминания были из тех, что кажутся приятными только по прошествии определенного времени, когда перестают ныть ноги и спина. - Помнишь наш первый поход?

- Ну еще бы, - Серый вытащил из палатки "пенку" и разлегся на ней возле костра. - Знаете, как мы с этим типом познакомились?

Никто, разумеется, не знал, но все были не против послушать.

- Познакомились мы с тобой, допустим, раньше, на первом клубном сборе, - поправил Хорь, ухмыляясь. Он мало того, что принимал участие в этой истории, так еще и слышал ее раз двести, а может, и двести пятьдесят. И с каждым новым пересказом выяснялись все новые и новые подробности...

- Я тебе про "познакомились", а ты мне про "увиделись"! Короче, мы оба учились на первом курсе Столичного университета, он на историческом, я на машфаке. Тогда обязательно нужно было иметь общественную нагрузку - то бишь, заниматься в родном универе еще чем-то, помимо учебы. Выбор был довольно большой, и турклуб, по моим наблюдениям, собирал самых упертых, пофигистичных и политически неблагонадежных обдолбанцев со всех факультетов. Так мы оба там и оказались.

- Говори за себя. Я просто любил ходить в походы, - вклинился Хорь.

- Да что ты говоришь! Это, наверное, я подделывал подпись нравственника на бумаге о заселении в общежитии! - не остался в долгу Серый. Эта перепалка тоже была частью байки, неизменно вызывавшей живой интерес у слушателей. - Про его грешки я в другой раз расскажу, а пока - про поход. Приурочен он был ко Дню Труда, и, видимо, именно поэтому сулил аж две с половиной недели без учебы - с учетом дороги туда и обратно. Идти собирались по Мшистым холмам, так что это три дня на поезде в одну сторону, а потом столько же обратно. Для оптимизации процесса руководитель разделил нас на четверки - по палаткам. С этого и все началось. Вот этот вот деятель (Серый ткнул Хоря кулаком в голень) заявил, что может достать палатку и лишние спальники. Мы все были понаехавшие в Столицу откуда только не, так что вопрос снаряжения стоял ребром. У меня вот после армии вообще ни свиньи не было, кроме камуфляжа и берцев.

- Ну да, ну да. И радиостанцию ты оттуда не спер, и АИшек целый мешок не вывез...

- И что, я в радиостанции спать стал бы? Не сбивай. На чем я остановился?

- На том, что Хорь обещал вам палатку и спальники, - с готовностью напомнил Летчик.

- Палатку и два спальника для парней он действительно притащил. Мне же пообещал, что привезет мой спальник уже на вокзал, мол, за ним надо будет ехать в другую общагу.

- Привез? - спросил Суховей. Он слушал с абсолютно серьезным лицом, изредка затягиваясь своей папиросой.

- Привез. В поезд он ввалился за минуту до отправления, за спиной рюкзак, в руке спальник, в зубах билет. До сих пор удивляюсь, как он с такой похмелюги вообще доехал до вокзала.

- Я был не с похмелья! - запротестовал Хорь. - Просто еще пьяный!

- Как последняя сволочь, - согласился Серый. - Впрочем, я к тому моменту уже был не лучше: заправляться мы начали задолго до отправления. Так что я просто запинал этот спальник в рюкзак, подумав мельком, что как-то он тяжеловат, и не вспоминал о нем еще три дня. А потом мы приехали, и пришла пора идти. Честно, я думал, что сдохну под этим рюкзаком. Жара, взгорье, похмелье - все радости жизни в одном флаконе. А потом мы встали на ночевку и я развернул спальник.

Серый взял драматическую паузу. Хорь картинно отсел на метр в сторону.

- И знаете, что было в него завернуто? Пять томов "Политического обоснования девиза "Созидание и развитие"! Я тридцать километров пер по жаре три с половиной килограмма долбаной политграмоты!

Вот это было действительно смешно. Даже по прошествии двадцати с лишним лет Хорь не мог удержаться от смеха, вспоминая перекошенное лицо друга в тот момент.

- Я тот спальник у приятеля забирал вместе с этими книгами, для курсача. Думал, чтобы лишнюю сумку не тащить, заверну их в спальник, довезу до своей общаги и там вытряхну. Но мы тогда так нажрались, что я наутро себя от кровати отдирал два часа, еле успел за рюкзаком заехать и про "Обоснование", разумеется, забыл. А знаете, что самое забавное? Серому объявили благодарность за верность политическим идеалам и грамоту дали по возвращении!

- Да подтереться той грамотой! - рявкнул Серый с притворной злостью. - Я весь маршрут тащил это дерьмо на себе, потому что ни выкинуть, ни сжечь не мог - попробуй, сожги, мигом из универа вылетишь с "волчьим билетом"!

- Не сердись, Серенький, я тебе тысячу раз уже за эти пять томов проставился, - Хорь скорчил жалобное лицо.

- А я вот тебе морду ни разу не набил, - проворчал Серый.

- Так мы и познакомились, - закончил историю Хорь. - Я в первую ночь с ним в одной палатке спать боялся, думал, он меня покалечит. А он ничего. Только достал из рюкзака флягу, налил полную кружку, мне протянул и говорит: "Пей". Я отхлебнул - а там спирт. Но по глазам понял - отказываться не стоит. Сначала думал, сдохну раньше, чем допью. А наутро, как под рюкзак влез, подумал, что лучше бы он мне ноги переломал. Все не так мучительно и больно.

Восторженная публика давилась хохотом и аплодировала в пол-руки.

- А знаете, что самое обидное? Девиз правления через полгода сменили, - Серый уселся на "пенке", скрестив ноги. - Все, давайте жрать! Горячее сырым не бывает, особенно, если так пахнет.

После плотного ужина Хорь, пользуясь правом отсидевшего в прошлую ночь "собачью вахту", собрался спать.

- Оставить тебе карабин? - спросил он Холода. Челюсть уже сворачивало зевотой.

- Лучше не надо, - смущенно ответил медиум. - С карабином мне еще страшнее будет. Я ни разу еще ночью в лесу один не оставался.

- Ты, главное, через костер не смотри, - посоветовал Хорь. - Тени пляшут, хрен знает что привидеться может. Отсядь в сторону, чтобы он у тебя за спиной оказался.

- Спасибо.

- С тобой посидеть? - внезапно предложил копатель. Не то что бы ему так хотелось провести без сна еще несколько часов, но смелость признания требовала ответного шага.

- Не надо. Все же когда-нибудь бывает впервые, да? - Холод улыбнулся, немного нервно, но все же уверенно.

- Скучной ночи, - пожелал ему Хорь и ушел спать.

Все-таки лес удивительно действует на людей, думал он, лежа в палатке. Да и не только лес, вообще открытое небо и чистый воздух. Когда вокруг нет привычной суеты, незаметных в своей привычности костылей цивилизации, в каждом становится чуточку больше его самого. В Холоде, допустим, поубавилось императорского лейб-медиума, которого Хорь едва не вышвырнул из своей квартиры, и прибавилось неплохого, в общем-то, молодого парня, стесняющегося своего возраста и неопытности. И этот парень вызывал у копателя все большую симпатию. Пожалуй, все идет не так уж и плохо, отлично, можно сказать идет, решил Хорь и уснул. В эту ночь он спал крепко и без сновидений.

Проснулся Хорь рано. Ворочаться с боку на бок и пытаться доспать не стал, сразу вылез из палатки навстречу утреннему холодку.

- Будешь чай? - спросил его Суховей.

- Буду, - ответил Хорь, и с облегчением понял, что вчерашний инцидент забыт, окончательно и бесповоротно. Выпил кружку горячего ароматного чая - больше свежих листьев, чем заварки, - умылся и с наслаждением закурил. - Завтрак спроворим?

- Давай, - согласился охранщик. - У вас там в закромах сгущенки не завалялось?

Сгущенка, разумеется, нашлась, как и пакет пшена. Пайки на неделю, снова усмехнулся про себя Хорь. Кто в здравом уме будет жрать пайки, если есть альтернатива? Хотя Холоду с Летчиком армейская еда вполне могла казаться неотъемлемой частью военно-полевой романтики. Хорошо быть молодым.

После завтрака они быстро свернули лагерь и снова расселись по машинам. Обещание Серого сбывалось: и он, и Летчик приноровились к здешнему бездорожью, и группа продвигалась вперед довольно быстро. Хорь, развалившись на сиденье, делал пометки на карте, обозначая попадающиеся по пути просеки и ставя значки-ориентиры, когда взгляд цеплялся за что-то приметное.

В очередной раз подняв голову от карты, Хорь вдруг вздрогнул. Будто сердце пропустило один удар и застучало быстрее, сбивая ритм. Реальность моргнула, словно огромный ящер, затянув глаз неба мутной пленкой третьего века. Перед глазами поплыло, и копатель задышал часто и глубоко, возвращая себе ощущение мира.

- Началось, - прошептал Холод и дал команду остановиться. Через минуту рядом, практически борт в борт, затормозила вторая машина. Летчик с беспокойством посмотрел на брата.

- Началось, - повторил медиум уже в полный голос. - Мы въехали в фон.

- И что значит... в практическом смысле? - спросил Суховей.

- Настроение будет скакать, как пьяная мартышка. Мерещиться может всякое. Так что следите за собой, мужики. Если вдруг захочется на кого-то вызвериться, или страшно станет ни с того ни с сего - это фон.

А еще через час Серый затормозил уже сам, первым заметив впереди жирное черное пятно.

- Что это? - Холод с опаской посмотрел на склонившегося над черной лужей Серого.

- Машинное масло. Да, точно, - Серый мазнул по пятну пальцами, понюхал и вытер руку об штаны. - Видимо, здесь у них приключилась первая серьезная поломка.

- У геологов-то? - уточнил Хорь, присаживаясь рядом на корточки.

- Ну да. Смотри, сколько тут этого добра - ни с одной тачки столько не натечет.

- А почему его дождями не размыло за столько времени? Помнишь, какое месиво на въезде в лес было?

- Да хрен его знает. Вообще да, выглядит оно так, будто час назад разлили, - теперь уже и на лице Серого отразились сомнения.

- Это фон, - устало сказал Холод. - Один из признаков экзостатической аномалии - консервация отдельных объектов. Давай заснимем и поедем дальше.

Темные круги под глазами резко выделялись на его бледном лице. Видимо, сказывался непривычный недосып, накладывающийся на нервное напряжение. Все-таки он слишком молод, подумал Хорь, и тут же возразил себе: сам он к двадцати шести годам успел жениться, взять на руки своего ребенка и продать первый копаный ствол. Наверное, он сам стал слишком старым - как раз вошел в тот возраст, когда начинают ворчать на молодежь. "Старый засранец", - произнес в голове насмешливый голос Серого. Это было так реалистично, что Хорь даже оглянулся на друга, чтобы удостовериться, что тот ничего не говорил.

Брошенный посреди дороги грузовик встретился им около трех часов пополудни. Его бросили во время эвакуации: кабина единственной уцелевшей фарой смотрела в сторону выезда из леса, не замечая двух "Вепрей", остановившихся рядом. Правое переднее колесо было пробито: машина наехала на торчащую из земли арматурину. Тент кузова был наискось пробит очередью, на боковом стекле кабины цвели пулевые пробоины. Серый запрыгнул на подножку и заглянул внутрь. На сиденье валялась брошенная спецовка, обивка кресел была испачкана бурым. Хорь наскоро обшарил кузов. Ничего, кроме малопонятных технических приспособлений. Разве что лебедка могла пригодиться, но установить ее на внедорожник не было никакой возможности. "Едем", махнул рукой Холод, едва осмотр был закончен. Здесь не было ничего, ради чего стоило бы задерживаться.

Еще одно черное пятно на дороге они заметили уже в сумерках. На этот раз рядом валялись какие-то промасленные железки, а остатки бетона были густо истоптаны отпечатками тяжелых ботинок.

- Долго возились, - прокомментировал Серый.

- Слишком долго. Им пришлось здесь заночевать.

Хорь успел обшарить окрестности по обе стороны дороги и вернуться к машинам. Карабин как-то совершенно естественно переместился из-за спины на бок, копатель заметил это, только когда закинул его обратно, подходя к своим товарищам. Сказал бы кто месяц назад, что в товарищах у него будут ходить охранщик и императорский лейб-медиум, - посмеялся бы.

- Давайте, мы тоже здесь заночуем, - предложил Суховей. - У меня, простите, задница форму сиденья приняла.

- Категорически поддерживаю, - Серый с хрустом потянулся. - Мелкий, давай завтра ты порулишь, а?

- Да он и так, - удивленно сказал Холод, не понимая, почему Серый при этих словах громко расхохотался.

- Да на кой мне твой мелкий сдался? У меня свой.

Хорь закатил глаза.

- И не надоело тебе за двадцать лет?

- Неа, - протянул Серый.

Хорь только рукой махнул.

С каждым днем установка лагеря и приготовление еды занимали все меньше времени. Даже с учетом того, что Хорь выкопал для костра довольно глубокую яму и соорудил что-то среднее между навесом и брандмауэром, управились быстрее, чем в предыдущий вечер. Серый удивленно поднял бровь, узнавая нехитрую конструкцию, знакомую им со времен Кайлаха, но ничего не сказал. Хорь в ответ несколько раз шаркнул пальцами по виску, будто зверек почесался, - старый жест, обозначавший смутное беспокойство.

Засиживаться и травить байки не стали - не было особого желания, за день все незаметно для себя вымотались - и после ужина разошлись спать. Только Хорь остался у костра караулить, баюкать на коленях карабин. В лесу было тихо настолько, насколько может быть тихо в ночном лесу. Потрескивали ветки в кронах деревьев, где гулял неощутимый внизу ветер, шуршали в траве мелкие зверушки, посвистывали летучие мыши, резвившиеся над дорогой. Один раз пролетела где-то рядом большая сова, утробно ухая, - сытая. Хорь прикидывал, сколько они успели проехать за день. Выходило, что прилично - около шестидесяти километров, может, чуть больше. Если смогут удержать темп, следующим вечером выйдут к конечной точке маршрута. Надо будет отдать Суховею свой карабин, подумал Хорь. Негоже, что вторая машина без стрелка идет. Если "волчары" устроят засаду...

Копатель потряс головой, избавляясь от наваждения. "Волки" вместе с засадами остались в Кайлахе, до сих пор оскорбляя древние горы самим фактом своего существования. Почему-то Хорю на долю секунду показалось, что он спит, и когда проснется, то снова окажется там, на нелепой чужой войне, среди грязи, крови и мусора. Что-то кольнуло его в грудь под майкой. Звенья цепочки, на которой висел жетон, защемили волосок. Хорь почесал пострадавшее место. Хрен знает что творится с ним на этом выезде. Он налил в кофейник чистой воды из канистры и поставил на горелку. Крепкий сладкий чай окончательно изгнал из организма дурацкие мысли.

В палатке, где спали Холод и Летчик, что-то тихо пискнуло, и через пару минут медиум вылез наружу. Его слегка пошатывало со сна, пока он шел к костру.

- Кофе? - тихо спросил Хорь.

Холод кивнул. Грея руки об железный бок кружки, он вдруг сказал:

- Присмотришь за Летчиком, Хорь?

- В смысле? - опешил не ожидавший ничего подобного копатель.

- Мы с ним поругались сильно, еще в Столице. Поэтому с ним Суховей едет, - Холод поежился под плащ-палаткой, будто замерз. - Я не хотел, чтобы он вообще с нами ехал. Справились бы вчетвером. Мне сон плохой приснился в ночь перед выездом. А медиумам просто сны не снятся. На меня он еще злится, поэтому прошу тебя: присмотри за ним.

- А что Суховей? - только и спросил Хорь.

- А что Суховей? - злым насмешливым эхом откликнулся медиум. - Что я ему скажу? Он той стороны не видел, для него это все на уровне смутных абстракций. Я и тебе не хотел говорить, но когда услышал, как тебя Серый мелким назвал, решил, ты поймешь. Мы с братом не больно-то ладим, но он - мой мелкий. А мне приснилось, что мы с ним по разную сторону мира стоим.

- Обещаю, - сказал Хорь.

- Спасибо.

Хорь надеялся забраться в спальник и отключиться, как и полагается на свежем воздухе, но сон не шел. Вместо того, чтобы уснуть, он провалился в вязкую пыльную дремоту. Так бывает, когда сильно устанешь, - лежишь с закрытыми глазами, и не можешь понять, спишь ты или нет. Вокруг тебя разворачивается перламутрово поблескивающей паутиной неявная и шаткая реальность, которая вращается вокруг тебя лежащего. Входят какие-то люди, говорят о чем-то, за пределами твоего пространства что-то происходит, то ли стреляют, то ли празднуют, и чужие незнакомые голоса постоянно выясняют что-то между собой, довольно громко, но издалека, так что не можешь разобрать ни единого слова, и даже понять, на каком языке говорят. Устав от этого дурного хора, Хорь усилием воли заставил себя проснуться и сесть, а следом и выбраться из палатки. Он был уверен, что уже не спит, иначе сознание сразу зацепилось бы за какое-нибудь несоответствие между видимым и существующим. Все было в порядке: палатки, машины, навес над костром, закутавшийся в плащ-палатку по самые глаза Холод, только бормочущие голоса никак не желали умолкать. Как будто где-то в лесу находилось множество людей, решивших поговорить все одновременно. С тяжелым вздохом Хорь надел бронежилет, подхватил за подбородочный ремень каску и пошел к костру.

- Чай? - спросил Холод бесцветным голосом.

- Сегодня, пожалуй, кофе, - сказал Хорь, потирая переносицу. - Ты ничего не слышишь?

Холод на мгновение замер с кофейником в руке, потом поставил его на горелку и медленно повернулся к Хорю.

- Ты о чем?

- Ну... Ты ничего не слышишь такого... лишнего? Голосов каких-нибудь, например, - говорят это, копатель чувствовал себя на удивление глупо, как будто признавался в чем-то постыдном. Холод, меж тем, даже не улыбнулся, а наоборот, весь подобрался.

- Каких голосов? В смысле, какие они?

- Как будто говорят где-то далеко. Слов не разобрать, я даже не уверен, что по-нашему говорят, но голоса слышны хорошо.

- Я же говорил, у тебя М-потенциал выше, - сказал медиум. - Это голоса с той стороны. Я их со вчерашнего утра слышу.

- Это не...

- Не опасно, просто тяжело. Дать тебе амулет, который их заглушит?

Хорь ненадолго задумался.

- Нет. Пусть будут. Это они говорят? Те, кто здесь лежит?

Холод покачал головой.

- Не совсем. Это просто память воздуха, эфира. Слова, которые когда-то были сказаны, повторяются сами собой. Представь себе множество диктофонов, которые включались через случайные промежутки времени и записывали все звуки, что до них долетали. А потом их все одновременно включили на воспроизведение.

Они просидели вдвоем еще около часа, пока не начали просыпаться остальные. Хорь выпил-таки кофе, но от него стало еще хуже. Начало мутить, будто с похмелья, в виске застучал по ватной подушке крошечный молоточек. Про такое обычно говорят - "сердце", но главная мышца организма работала как раз четко, как метроном. Голоса, кстати, притихли: то ли стали тише, то ли Хорь привык к ним и перестал обращать внимание, как на назойливую мелодию в кабаке. Не спеша, но и не рассиживаясь, позавтракали, свернули лагерь и снова тронулись в путь.

Дорога стала ощутимо лучше и куда больше похожа на дорогу, чем в начале маршрута.

- Технику берегли, ползли еле-еле, - объяснил Серый. - Поэтому полотно практически не покурочило. Сейчас бодрой рысцой пойдем, километров под тридцать.

Сильно разгоняться все равно не стали, чтобы не пропустить ничего важного, но Холоду хватило и этого. В какой-то момент Серый притормозил перед ямой, машину тряхнуло, и медиума, с самого утра обмякшего на сиденье кулем мокрой шерсти, стошнило. Он успел только расстегнуть ремень каски и качнуться вправо, наваливаясь всем телом на дверь. "Вепрь" резко остановился, но Холод, кажется, этого не заметил: он висел, наполовину высунувшись из машины и цепляясь за борт побелевшими пальцами, и его выворачивало на дорогу кашей, кофе и белесой резко пахнущей слизью. Рядом завизжал колодками и покрышками второй внедорожник, его развернуло на девяносто градусов. Летчик перелетел через борт едва ли не раньше, чем машина окончательно остановилась.

- Что?! - выдохнул он.

- Укачало, - просипел Холод между приступами рвоты. - Не выспался, кофе перепил, вот и вынесло меня.

- Давай остановимся, в себя придешь, - в глазах у Летчика металась густая тень страха.

- Не надо. Только время потеряем. Воды дайте.

Хорь вытащил из багажника бутылку воды и протянул медиуму. Тот отхлебнул, зашарил по бокам руками, но его снова вырвало.

- Помогите броньку снять, таблетки в куртке.

В четыре руки с Холода содрали бронежилет. В нагрудном кармане кителя нашлась небольшая жестяная коробочка, открыв ее, Хорь обнаружил россыпь разноцветных шариков, похожих на конфеты. Были такие в его детстве, назывались "Фея драже".

- Четыре красных и два желтых, - прошептал медиум, стараясь сдержать следующий приступ. Хорь послушно вытряс на ладонь цветные горошины, лишние ссыпал обратно. Он хотел было просто отдать их Холоду, но, посмотрев на его трясущиеся руки, передумал.

- Серый, помоги.

Серый практически без усилий приподнял Холода над сиденьем и усадил прямо, заставляя откинуться назад. Хорь быстро опустил спинку кресла и прижал ладонь с таблетками ко рту медиума.

- Проглотил?

Холод опустил ресницы в знак согласия.

- Теперь пей.

К бутылке он припал, будто к исцеляющему источнику. Впрочем, через пару минут Холод действительно стал выглядеть намного лучше, по крайней мере, его уже не выворачивало наизнанку через каждый вдох. Коробочку с таблетками Хорь сунул ему в нарукавный карман. Спустя еще несколько минут медиум окончательно пришел в себя.

- Все, можем ехать. Только теперь помогите броньку обратно надеть, - сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал твердо.

- Знаешь, парень, ты, конечно, руководитель операции и все такое, но давай-ка ты уляжешься на заднее сиденье и маленько отдохнешь. Иначе хрен я тебя куда повезу, - Серый умел быть убедительным. Холод, во всяком случае, спорить не стал. Он покорно открыл дверь и попытался выйти из машины, но неминуемо рухнул бы прямо в лужу собственной рвоты, если бы его не подхватил Летчик.

Вдвоем с Суховеем они закинули Холода на заднее сиденье внедорожника, Хорь просто перелез вперед между креслами.

- Станет хреново - сразу говори, понял? - Серый внимательно посмотрел на бледного, как полотно, медиума. Сейчас тот выглядел просто испуганным больным мальчишкой, пусть и отчаянно храбрящимся.

Они продолжили путь, но уже с меньшей скоростью, опасаясь растрясти только-только задремавшего Холода. Хорь то и дело оглядывался назад, чтобы проверить, все ли с ним нормально, но парень просто спал, ровно, хоть и неглубоко, дыша.

Второй раз им пришлось остановиться часа через три. По ушам вдруг резанул оглушительный писк и треск, Хорь даже не сразу понял, что эти жуткие звуки доносятся из рации, пристегнутой к холодовскому бронежилету, так и валяющемуся у копателя под ногами. Буквально в тот же момент сзади раздались громкая ругань Суховея и опять визг тормозов. Оглянувшись, Хорь увидел, как охранщик с проклятиями вышвыривает рацию из машины, и она разлетается пластиковыми осколками по бетону.

- Где ПП-шные пакеты? - хмуро поинтересовался охранщик, баюкая пострадавшую ладонь. - Там есть средство от химических ожогов.

За ПП-шкой полез Летчик, а Хорь пошел поглядеть на разбитую рацию. Она сильно пострадала от удара, но потекший аккумулятор было сложно не заметить - хотя бы по дорожке серебристых брызг. Суховей рассказал, что за мгновение до того, как разразиться чередой совершенно невыносимых звуков, рация в его нарукавном кармане начала сильно нагреваться. Он полез за ней, и вовремя: еще чуть-чуть, и парой капель кислоты на ладони он бы не отделался.

- Ребята, подойдите сюда, - позвал их Холод. Он давно проснулся, но вылезать из машины не рисковал. - Хорь, проверь мою рацию.

- То же дерьмо, - мрачно откликнулся копатель, двумя пальцами откидывая сгоревшую рацию подальше. На обшивке бронежилета красовалась свежая дыра с оплавленными краями.

- Уберите подальше всю электронику, какая на вас есть, - сказал медиум. - Телефоны, часы - все.

- Принято, - кивнул Суховей.

Электроники оказалось не так много: станция от раций, прихваченный по привычке навигатор Серого, спутниковый телефон Суховея и часы Хоря и Летчика. Остальные телефоны давно валялись где-то в рюкзаках, так как практической пользы здесь в них не было никакой.

- А твой компьютер? - спросил Хорь у Суховея, вспомнил маленькую машинку, виденную в поезде.

- В Вальциге оставил, - ответил охранщик, потирая кисть поверх бинта. - Толку с него...

Серый хотел закопать рации или хотя бы убрать их с дороги, но Холод не дал.

- На обратном пути подберем, - сказал он. - Ориентиром будут.

Хорь понял недовысказанную мысль и у него между лопатками пробежал холодок.

- Капитан! - окликнул он уже идущего к своей машине Суховея. - Возьми карабин.

Охранщик молча развернулся и взял у Хоря оружие. Копатель удивился тому, что в душе у него ничего не дрогнуло, когда он отдавал свой карабин - свой любимый, практически ставший другом карабин - в чужие руки. Раньше ему бы и в голову не пришло отдать его кому-нибудь, кроме Серого. Тот, в свою очередь, никакого пиетета перед собственным оружием не испытывал и никогда не возражал, если его брал кто-то другой.

Спустя час, Хорь с неприятным для себя удивлением обнаружил, что следить за временем стало трудно. Он всегда гордился своими "внутренними часами" и наручные часы носил в основном для сверки. Теперь же с ощущением времени творилось что-то странное. Он вполне точно мог сказать, что с момента их последней остановки прошло не больше часа с минутами, что место ночевки они покинули три с половиной часа назад, но астрономическое время прикинуть не выходило никак. То есть, посчитать - запросто, но определить так, по солнцу, цвету неба, другим признакам - абсолютно невозможно. Наверное, поэтому Хорь никак не ожидал увидеть конечную точку их маршрута так скоро.

Он даже сначала не понял, что видит, и только поверх прицельной планки смог разглядеть картину целиком. Зрелище было откровенно жуткое. Огромные, хищного вида машины, ощерившиеся в стороны лезвиями пил и лапами манипуляторов, стояли посреди дороги, изогнутые под странные углами. Стекла в кабинах были по большей части выбиты, металл корпусов изрешечен пулевыми отверстиями. На бетонном полотне тут и там виднелись красные пятна - где лужи, где полосы, где отпечатки подошв. Хорь вдруг поймал себя на том, что сидит практически на полу машины, вжав приклад в плечо. Голоса в голове оживились, и теперь их гомон стал напоминать лающее горское наречие. От того, чтобы окончательно почувствовать себя в Кайлахе, Хоря удерживало лишь ощущение нереальности происходящего, будто в картине не хватало нескольких незаметных, но очень важных элементов.

Мухи. Здесь не было мух, этих омерзительных иззелена-черных жужжащих полчищ, слетающихся на каждую каплю пролитой на землю крови. Мухи единственные досыта ели в проклятом всеми богами, демонами и духами ущелье. Ночи таили в себе тысячи опасностей, но им все равно радовались, как единственной возможности хоть какое-то время не слышать треска мириадов слюдяных крылышек, не ощущать на себе выжидающего насмешливого взгляда мириадов фасеточных глаз. Мухи знали, ради чего ведется эта война, - ради процветания их бесчисленного мушиного племени. Хорь коротко всхлипнул, втягивая воздух сквозь зубы. На плечо тут же легла ладонь Серого.

- Ты чего?

- Ничего. Война в башку вернулась. Пойдем, посмотрим.

Смотреть было тошно. Понятно было, что геопартия не ожидала нападения, но при первых же звуках выстрелов началась паника. Один из водителей большого экскаватора попытался развернуть свою машину, в результате чего заблокировал дорогу для шедших впереди него более мелких погрузчиков и грузовика. Для кого-то это стало смертельным: у грузовика было выбито переднее стекло, а кабина забрызгана кровью и мозгами. Хорь возблагодарил судьбу за консервационный эффект экзостатического фона - трупного запаха в воздухе не чувствовалось. Иначе было бы совсем тяжело.

А вот здесь кто-то упал. И, судя по обширной луже и длинной полосе, идущей от нее, упал замертво. У гусениц экскаватора было много кровавых следов - видно, тут прятались от обстрела раненые, полагаясь на толщину металла. Значит, стреляли только с одной стороны, справа, как и предполагал Хорь. Он обошел машину, запрыгнул на гусеницу и провел пальцами по пулевым отверстиям. Они были довольно крупными, с ровными краями. Пулемет, решил он. Точно, пулемет. Даже несколько автоматчиков не смогли бы создать огневую завесу такой интенсивности, у них бы кончились патроны.

- У тебя там дырки на какой высоте? - спросил Суховей от грузовика.

- Метра два - два с половиной, - ответил Хорь.

- У меня тоже.

- Проверь кузов, там видны будут выходные, - посоветовал копатель. У него появилась догадка, которую стоило проверить.

Через пару минут Суховей выпрыгнул из кузова грузовика и подошел к Хорю. Летчик с Серым носились вокруг с фотоаппаратами, Холод бродил между машин, пошатываясь и что-то бормоча себе под нос. Ему никто не мешал, разве что Летчик время от времени обеспокоенно поглядывал на брата.

- Разница уровней - сантиметров пятьдесят, - сказал охранщик, пытаясь оттереть грязь с бинта на ладони.

- "Гнездо", - хором сказали оба и пошли к краю дороги. Нужно было хотя бы примерно прикинуть зону обстрела, чтобы не обшаривать лишние десятки метров в поисках оборудованной на одном из деревьев огневой точки. Когда знаешь, что и где искать, поиски не занимают много времени. Примерно через двадцать минут они обнаружили подходящее дерево: толстое, сучковатое, с низко свисающей кроной. Точность догадки подтверждал железный костыль, вбитый в ствол где-то на уровне пояса. Он уже почти заплыл корой, и не приглядываясь, его вполне можно было не заметить, но все же он там был и наверняка служил первой ступенькой при подъеме наверх.

Хорь закинул за спину карабин, поставил ногу на костыль и довольно ловко вскарабкался метра на три. Дальше возникло затруднение в виде густого переплетения ветвей, но когда он, извернувшись, все-таки поднялся еще немного наверх, его взору предстало типичное "гнездо" - небольшой, полтора на два метра, деревянный настил, идеальное место для наблюдателя или стрелка. Осторожно ступая по ветхим доскам, копатель осмотрелся. Потом лег, вытянувшись на подстилке из срубленных веток и хвои. Обзор на дорогу был великолепный. Похоже, тот, кто здесь сидел, думал так же: у края настила стояла грубо, но основательно сколоченная тренога, явно заменявшая при стрельбе пулеметные сошки.

- Позови кого-нибудь с фотоаппаратом, - попросил Хорь.

Засняв само "гнездо" и вид с него на дорогу, копатель спустился вниз и вернул фотоаппарат Серому.

- Мы поняли, откуда и как, - сказал он.

- Осталось понять, кто и зачем, - закончил Суховей.

- А давайте, вы будете это делать где-нибудь подальше отсюда, - произнес Летчик, нервно поводя плечами. - У меня по спине не мурашки, а целые кони бегают.

- Да, пожалуй, это не то место, где я хочу остаться на ночь, - поддержал его Серый. - А темнеть начнет не позже, чем через час.

- Давайте у Холода спросим, закончил ли он со своими делами, - сказал Суховей.

Холод со своими делами на сегодня закончил явно. Когда остальные члены группы вернулись на дорогу, он сидел прямо на бетоне, прислонившись спиной к колесу "Вепря", и то ли спал, то ли пребывал в отключке.

- С ним раньше такое бывало? - спросил Хорь.

- Никогда, - ответил Летчик. - Таблетки глотал время от времени, сколько себя помню, но это какие-то медиумские штучки, я не вникал.

- Я в норме, - прошептал медиум, открывая глаза. - Просто устал. Сегодня высплюсь, пройдет.

- Мы как раз об этом и хотели поговорить. Есть предложение отъехать подальше.

- Километров на двадцать, - Холод попытался встать, и ему это даже удалось с первой попытки. - А лучше на тридцать. Вернемся?

- Лучше дальше проедем, - покачал головой Серый. - Этот затор объедем, и по целой дороге за полчаса долетим. Заодно проверим, что там дальше.

Брошенную технику пришлось объезжать долго - фигурное катание на внедорожниках было внове обоим водителям. В конце концов, Серый с Летчиком, конечно, справились, но это потребовало более получаса. Они ехали вперед еще столько же, пока небо не начало синеть. Холод не проявлял никакого интереса к происходящему, борясь с дурнотой, поэтому Серый принял решение об остановке сам. Как и в предыдущие дни, две машины остановились на обочине, и команда начала ставить лагерь. Хорь не принимал в этом участия. С закинутым за спину карабином он углубился в лес, обшаривая настороженным взглядом кусты. За спиной затрещали ветки. Хорь обернулся. Летчик шел за ним с карабином Серого наперевес.

- Прикрою слева, - пояснил он.

Хорь промолчал. Он предпочел бы, чтобы рядом шел Серый - от парня здесь все же было мало толка. Он не знал, куда и как смотреть в ночном лесу, не подозревал о существовании десятков мелочей, которые могли указать на возможную засаду. От него было больше беспокойства, чем пользы, на самом-то деле, но Хорь понимал, что Летчик делает это не для его спокойствия, а для собственного. Что ж, это было лучше, чем его отстраненное молчание, перемежающееся редкими вспышками веселья. Может быть, дело было в том, что они видели сегодня.

Место инцидента - даже в своих мыслях Хорь использовал этот отдающий казенщиной, но меткий эвфемизм - наконец-то сделало все происходящее реальным. До сегодняшнего дня вся операция напоминала бестолковый студенческий выезд на природу с намерением посетить пару достопримечательностей. Кровь на бетоне расставила все по своим местам. Это происходило на самом деле, и это было серьезно. Копатель остановился и на секунду закрыл глаза, восстанавливая перед мысленным взором снайперское "гнездо". Ни на настиле, ни у основания ствола не было ни единой гильзы - неудивительно, если стреляли невидимыми пулями. Но на треноге-сошке, там, где на ней лежал ствол, румянились на древесине свежие ожоги от горячего металла.

Хорь взмахнул рукой: "возвращаемся". Желтое пламя костра пробивалось через темноту. Надо снова делать навес. Хотя какое-то чувство, на грани между осязанием и предвидением, и говорило Хорю, что они здесь одни, что в эту ночь опасности ждать неоткуда, он не собирался полагаться на эти смутные ощущения. Тем более, что в доносящихся с той стороны голосах начали слышаться нотки веселья.

- Тебе не кажется, что стемнело слишком рано? - спросил Летчик. Хорь на автомате взглянул на часы, но их на запястье не было.

- Не знаю, - сказал он. - Не обратил внимания.

К вечеру к горлу снова начала подкатываться тошнота. Еды с запахом и вкусом не хотелось категорически, и Хорь вскрыл паек. Посасывая галеты с едва различимым, но стойким запахом пенопласта, он делал над собой заметное усилие, чтобы продолжать прислушиваться к общему разговору. Летчик уговаривал Холода поесть, Серый ворчал по поводу клуба лечебного голодания. Суховей подсел к Хорю, не спеша, достал из портсигара папиросу, прикурил.

- Вряд ли в лесу есть живые, да?

- Да, - Хорь тоже закурил.

- Не привык я к армейской броне, - пожаловался охранщик. - Наши легче. Насчет касок вообще промолчу.

- Мы их тоже поначалу ненавидели, - тихо сказал Хорь. - Норовили снять, едва армейских не оказывалось рядом.

- Повезло, что в ту ночь шел дождь, - Серый оставил молодежь в покое и переместился поближе к Хорю с Суховеем. - Ни тентов, ни навесов не было, а каски хоть немного спасали от воды. Никто сначала даже не понял, откуда прилетела граната.

Никто из них в первый момент не сообразил, что происходит: просто раздался оглушительный хлопок, и все рванулись кто куда в надежде укрыться. Как оказалось, вовремя. Вслед за взрывом раздались автоматные очереди. Пуля ударила в скалу над головой Хоря, засыпав его волосы каменной крошкой, через несколько мгновений после того, как он увидел, как валится на сторону Серый с окровавленным лицом. Что было дальше, он помнил плохо. Четче всего в памяти сохранилась одна мысль: "только бы не упасть". Хорь знал, что если он упадет с таким грузом на спине, то больше не поднимется. О том, что, возможно, он делает это зря, он тогда старался не думать, и это тоже помнилось хорошо. Ребята потом сказали, что все произошло за считанные секунды, Хорю же до сих пор казалось, что это тянулось целую вечность. Он вздрогнул от звуков голоса, не сразу сообразив, что воспоминания, вновь растянувшие время, как резиновую ленту, заняли всего-то пару ударов сердца.

- Осколок мне аккурат в каску влетел, контузил и по касательной наверх ушел. А щеку обломком каски порвало, она по краю как тарелка треснула. Так что ты, братан, на каски не гони, - ухмыльнулся Серый.

- Стреляли из настоящего оружия, - вдруг сказал Хорь. - Из самого настоящего пулемета, тяжеленной падлы с моментально раскаляющимся стволом. Стрелок наверняка еще ждал, пока он остынет, смотрел, как люди мечутся по дороге, пытаются развернуть свои машины. Может, даже вздремнул. А потом спустился и пошел обратно, зная, что погони за ним не будет. В среднем, пулемет и две цинки к нему весят около десяти килограммов. Таскать на себе эту дуру - приятного мало. У стрелка была база где-то неподалеку, хотя бы временная.

- Здраво, - кивнул Суховей. - Только шел бы ты нахер спать, а?

- Так точно, - пожал плечами Хорь. И действительно пошел спать, ибо времени перед "собакой" оставалось все меньше и меньше.

Сон не шел. Хорь извертелся в своем спальнике, пытаясь устроиться поудобнее, но будто что-то его толкало всякий раз, когда он замирал в одной позе больше, чем на несколько минут. Измученный этим и непрекращающимся бормотанием далеких голосов, он уснул только тогда, когда в палатку забрался Серый. Во сне Хорь опять шел по лесу с оружием в руках, только на сей раз это был не его карабин, а старый автомат-"севка" с примкнутым штыком, вкупе с дедовской форме на нем это даже не выглядело странно. Он немного припадал на правую ногу, и это заставляло его идти медленнее, чем ему хотелось бы. Рядом с таким же "севкой" в руках шагал Летчик, в камуфляжных штанах, но без кителя, на черной майке засохли грязные светлые разводы. Спящий Хорь наблюдал за происходящим как бы со стороны, поэтому ему было видно то, чего не замечал Хорь из сна. В подлеске слева начинал клубиться туман. Он не поднимался от земли, а будто стекался туда, извиваясь дымными струями и будто прощупывая пространство вокруг. "Посмотри налево!" - думал Хорь, отчаянно желая, чтобы его двойник услышал эти мысли. "Посмотри налево! Давай же, чудо морское, давай!" "Чудом морским" звала его в детстве бабушка. Хорь из сна и не думал поворачиваться, зато туман, казалось, заинтересовался непрошенным подсказчиком. Одно из его щупалец метнулось вперед и ударило Хоря-спящего в грудь.

Он проснулся, хватая ртом воздух. Место удара побаливало. Хорь инстинктивно накрыл его ладонью и едва не отдернул руку, ощутив прикосновение горячего металла. Тогда он и проснулся окончательно: на ощупь жетон был совершенно нормальной температуры. Захотелось взглянуть на часы, но их по-прежнему не было на руке. Перекатившись на другой бок, Хорь посмотрел на часы Серого. Четыре точки и две полоски слегка светились в темноте. Пол-третьего, прикинул копатель. Можно еще поспать. Он, правда, сомневался, что после такого сможет уснуть, но сомнений хватило всего на несколько минут. А потом он провалился в глубокий крепкий сон без всяких сновидений.

Остаток ночи прошел без происшествий. Хорь сменил Суховея в карауле и до самого утра сидел, прислушиваясь к ночным шорохам. Чтобы отвлечься от гула в голове, сначала пытался повторять про себя стихи, но ни один не смог вспомнить целиком. Плюнув, начал перебирать в памяти характеристики боевой техники Последней войны: модель, вес, скорость, возможные калибры и типы снарядов, количество выстрелов в минуту. Это пошло лучше: он начал с самоходных установок и к моменту, когда проснулся Летчик, как раз дошел до тяжелых танков.

- Как Холод? - спросил Хорь.

- Лучше, - коротко ответил Летчик.

И правда, Холод вылез из палатки самым последним, но выглядел при этом не в пример лучше, чем вчера.

После завтрака Суховей спросил:

- Каков план действий? Едем вперед?

Медиум покачал головой.

- Фон слабеет, мы удаляемся от эпицентра активности. Разворачиваемся.

Они развернулись и поехали в обратном направлении. Объезд места трагедии по вчерашним следам занял гораздо меньше времени, но Хорь все равно не смог удержать себя от того, чтобы не вжаться в заднее сиденье "Вепря", когда они проезжали зону обстрела из найденного накануне "гнезда". Примерно через два часа - определять время было по-прежнему тяжело - Холод скомандовал:

- Останавливаемся. Фон снова слабеет.

Хорь расстелил карту на капоте внедорожника. Ему хватило одного взгляда на нее для того, чтобы по спине пробежал холодок. На протяжении всего пути от брошенных экскаваторов до этого места, на карте была только одна его пометка, обозначавшая то ли просеку, то ли старую грунтовку. Эта дорога пересекала бетонку почти под прямым углом, но в выборе направления сомнений не было. Им нужно было на юг. У Хоря заломило в затылке. Он тряхнул головой, отгоняя смутное пока ощущение боли.

- Значит, на юг, - задумчиво сказал Суховей, ни к кому конкретно не обращаясь. Холод кивнул.

- Разворачиваемся!

Летчик развернул машину довольно лихо, а вот внедорожник Серого никак не хотел заводиться. Двигатель только сипло кашлял, наотрез отказываясь выдавать хоть какие-нибудь обороты.

- Хрен знает что такое! - Серый зло двинул кулаком по двери и повторил попытку. Не помогло, ни во второй, ни в двадцатый раз. - Ну что за блядство!

Расстроенный Серый вылез из машины и закурил. Летчик заглушил движок своего автомобиля.

- Давай, посмотрю, в чем там дело.

Он открыл капот и удивленно уставился внутрь. Практически все поверхности механизмов были испещрены полустертыми знаками, нанесенными яркой красной краской.

- Сейчас посмотрим... Принесите кто-нибудь ящик с инструментами!

Хорь полез в кузов. Искомый ящик был надежно похоронен под кучей снаряжения. Видимо, пока он там рылся, Холод из любопытства тоже заглянул в нутро захворавшего "Вепря", потому что ничем другим нельзя было объяснить его гневный вопль:

- Портачники! Хренососы! Ублюдки криворукие, чтоб их униатские задницы свиньи драли!

- Ты чего? - изумленно спросил Летчик, но медиум уже бросился ко второй машине.

- Откройте капот! Так и есть! Ну, педрилы-мученики...

Видно было, что в таком духе он может продолжать еще очень и очень долго.

- Что все-таки произошло? - поинтересовался Суховей. - Можешь обрисовать вкратце?

- Вкратце?! - Холод возмущенно всплеснул руками. - Если вкратце, то эти жопорукие ушлепки похерили защиту на машинах! Видите, гальдраставы... знаки где смазаны, а где стерты? То ли недостаточно проговорили, то ли плохо связали, то ли просто краска дерьмо... При подготовке операции никто не хотел наступать на те же грабли с постоянно ломающейся техникой, поэтому Орден должен был выделить лучших идеографов для нанесения защиты на автомобили. А они напортачили!

- Да погоди ты паниковать, может, починим еще, - Летчик чуть ли не по пояс забрался под капот, ощупывая всевозможные сочленения механизмов. Однако никакого результата его действия не принесли. Они с Серым потратили немало времени, то пытаясь завести двигатель, то подлезая под днище машины, то специальным щупом забираясь в узкие пространства между частями мотора, но так и не смогли обнаружить неполадку. "Вепрь" просто не подавал признаков жизни.

- Сдох, - констатировал Серый и сплюнул.

- Можешь исправить? - спросил Суховей у медиума, кивая на вторую машину, так и стоящую с открытым капотом. - Чтобы подольше продержалось.

- Попробую, - в голосе Холода не было уверенности. - Я не специалист. Краска-то у меня есть, а вот хватит ли умения... И это долго.

- А есть выбор? - пожал плечами охранщик.

Хорь отошел в сторону, чтобы не лезть никому под руку. Летчик с Серым, тихо матерясь, разбирали движок по запчастям. Холод стащил с себя каску, бронежилет, китель и майку, на его худощавом теле проступали бледно-голубые узоры татуировок. Из небольшого сундучка, извлеченного из рюкзака, он достал красивый флакон темного стекла и бархатный футляр, в котором оказались несколько кисточек. Копатель смотрел на него, не отрываясь: он впервые видел работу медиума вблизи. Рядом встал Суховей: ему, кажется, тоже было любопытно.

Холод несколько раз глубоко вздохнул и заговорил на неведомом гортанном наречии. Его речь была больше похожа на загадочный шаманский напев, со своим ритмом и даже подобием мелодии. Медиум открыл флакон, обмакнул в него кисточку и начал обводить знаки под капотом под непрекращающийся поток заговора. Хорь не знал, сколько прошло времени до того момента, когда он наконец смог отвести глаза от монотонного, но завораживающего процесса нанесения гальдраставов, как назвал их Холод, зато готов был поклясться, что за это время татуировки Холода стали ярче.

- Не могу на это смотреть, - прошептал рядом Суховей. - Затягивает. Пойдем, ребятам поможем.

Хорь кивнул. Холоду от их внимания ни тепло, ни холодно, а вот копателю было немного не по себе. Серый с Летчиком азартно копались в разобранном двигателе и в помощниках не нуждались, по крайней мере, именно к этому сводились несколько емких комментариев. Копатель пожал плечами, забрался в обездвиженную машину, взял в руки карабин и задремал, устроившись на заднем сиденье. Вскоре он услышал тихий хлопок двери и почувствовал едкий запах дешевого табака: это Суховей решил, что в ногах правды нет, и предпочел последовать его примеру.

- Сколько времени? - спросил Хорь у него сквозь дрему.

- А хрен его знает. Часы еще вчера остановились.

Поспать хоть сколько-нибудь долго Хорю не дали: господа технические специалисты собрали двигатель и горели желанием попробовать его завести. Зачем для этого требовалось будить маленького и безобидного Хоря, было категорически неясно, и этим соображением он не замедлил поделиться с окружающими.

- Не бухти, Хорёчек, - закатил глаза Серый. - Если заведемся, успеешь выспаться.

Неодобрительно ворча себе под нос, Хорь выбрался из машины. От второй машины по-прежнему слышался речитатив Холода.

- Он что, с тех пор...

- Не прерывался, - кивнул Летчик. В его голосе слышались нотки беспокойства.

И, словно в ответ на его слова, напев замолк, а через несколько мгновений послышался обычный, хоть и немного срывающийся голос медиума:

- Ребята... Помогите, пожалуйста.

Холод стоял, тяжело опираясь на корпус внедорожника, его пошатывало. Татуировки стали совсем темными, и как будто даже взбухли - словно проступившие после тяжелой нагрузки вены сложились в замысловатый узор. Летчик подхватил брата под руку, и тот с видимым облегчением обвис у него на плече.

- Не думал, что это так тяжело... Где мои таблетки?

Хорь молча нашарил в кармане аккуратно сложенного кителя заветную коробочку и протянул медиуму вместе с бутылкой воды. Холод был бледен, под глазами снова залегли глубокие синие тени.

- Завели вторую машину?

- Неа, - сказал подошедший Серый. - "Вепрь" наш окончательно подох, и мы констатировали его смерть.

- Перегрузите все на вторую машину, - скомандовал Холод. - Поедем на ней, сколько сможем.

- Как скажешь, командир, - вздохнул Серый.

Чем хороша армейская техника, так это тем, что в ней достаточно места. Втроем на заднем сиденье, конечно, было не так удобно, как вдвоем, но далеко не так тесно, как в любом из гражданских автомобилей. А может, дело было в том, что ни Хорь, ни Суховей, ни самый крепкий из них троих Летчик не отличались мощным телосложением.

- Серый, а Серый! У тебя часы идут? - спросил Хорь.

- Да вроде.

- Сколько времени?

- Пол-четвертого.

По ощущениям Хоря, должно было быть минимум на три часа больше. Наверное, из-за дневного сна, решил он.

У съезда на просеку Серый немного притормозил, словно готовясь к чему-то, а потом решительным движением направил "Вепря" в лес. Перегруженная машина жалобно заскрипела и тяжело ухнула с дороги на лесную тропу, буквально срубив массивным бампером небольшую сосенку. Вот теперь по-настоящему началось, понял Хорь и покрепче сжал в руках цевье карабина.

Внедорожник медленно пробирался сквозь лес. Пару раз пришлось останавливаться и высаживаться: слишком уж низко нависали ветки, Серый рулил, согнувшись в три погибели и едва приподняв голову над приборной доской. А спустя пару часов такой неторопливой езды дорогу им преградило упавшее дерево. Высоченный дуб в пару обхватов толщиной рухнул поперек просеки много лет назад: могучий ствол практически врос в землю, его покрывал толстый слой мха.

- Не сдвинем, - не особо оригинально заметил Хорь.

- Без шансов, - подтвердил Суховей.

- Тут не думать, тут пилить надо, - поддел обоих Серый. - Ну, кто хочет размяться?

Желанием никто не горел, поэтому разминаться решили по очереди. Определенная трудность заключалась еще и в том, что длинной двуручной пилы у них не было, а ножовка была коротковата. Зато были топоры, с помощью которых можно было значительно уменьшить толщину бревна. Пропустив вперед в очереди на почетный труд Летчика и Суховея, Хорь развернул карту.

- Серый, сколько мы проехали?

- Двадцать три километра.

Хорь попытался определить, где они находятся в данный момент. Двадцать три километра на юг. Точнее, сначала немного на юг, потом на юго-восток, потом снова на юг, потом на юго-юго-запад... Копатель порылся в рюкзаке и вытащил из него старенький туристический компас. Магнитная стрелка покачалась-покачалась, и показала на север. Он находился немного левее, чем предполагал Хорь, но это было уже хоть что-то. Он изобразил на карте кривую линию, призванную обозначать их примерный маршрут. Получилось наверняка неточно, и Хорь пообещал себе следить за дорогой получше. Особого смысла в привязке к карте, наверное, не было, но ему почему-то так было спокойнее.

- Гляньте сюда, - вдруг раздался справа голос Холода. За какой-то надобностью он решил обойти упавшее дерево и теперь стоял рядом с огромным корнем, вывороченным из земли. Хорь с Серым пошли посмотреть, в чем же дело. С первого взгляда, все было в порядке. Серый недоуменно развел руками, мол, на что тут смотреть. Холод показал сначала на яму у подножия рухнувшего дуба, а потом в сторону, где лежало еще одно поваленное дерево.

- По-моему, тут что-то не так. Эта яма какая-то неправильная, но я не могу понять, почему.

Хорь пригляделся. Действительно, с этим дубом было что-то не так. Он видел немало деревьев, корни которых не выдерживали тяжести ствола и кроны и лопались, как перетянутые канаты, но никогда под ними не оставалось таких воронок. Серый сообразил первым.

- Направленный взрыв. Это не яма от корней, а воронка. Смотри, вот здесь, скорее всего, подрыли, подрубили корни и заложили заряд. Взрывом повалило дерево и вырыло эту яму. У кого-то было очень мало времени.

Действительно, умелый лесоруб может свалить любое дерево в любом направлении, было бы желание. Взрывчатка такой гарантии не давала, но это было намного, на несколько порядков, быстрее. Кто-то уходил от погони шестьдесят лет назад, кто-то надеялся, что эта дорога выведет его к жизни - или спасет кого-то от смерти. Знать бы еще, в какую сторону тогда отступали неведомые подрывники.

- Пойдем, ребят сменим, - Серый потянул задумавшегося Хоря за рукав. - Не спи на ходу, вся ночь твоя.

Суховей и Летчик успели практически располовинить в объеме бревно с одной стороны дороги. Забрав у них топоры, Хорь и Серый отошли на три метра - протиснуться "Вепрю" - в сторону и принялись за дело. Холод попросился было "попилить немного", но на него дружно шикнули: парень держался довольно бодро, но невооруженном глазом было видно, сколько усилий он для этого прилагает.

С деревом расправились уже в сумерках: распилить ствол в двух местах оказалось только половиной дела, нужно еще было убрать выпиленный кусок с дороги. Даже сдвинуть его с места было немалой проблемой, а уж для того, чтобы перетащить, вернее, перекатить его в сторону, пришлось налечь вчетвером. Ситуацию усугубляли комары. На бетонке их практически не было, а здесь, в глубине леса, они налетели на разгоряченные работой тела противно зудящим облаком.

Ехать дальше в сгущающейся в темноте было не только малоосмысленно, но и опасно, поэтому на ночевку остались прямо там. Упавший ствол и убранный с дороги его кусок образовали довольно уютный закуток-редут, возвышаясь над землей на добрых полтора метра. Отличное укрытие от ветра и лишних глаз. Хорь, ни на минуту не забывавший о снайперском "гнезде", укрыл внедорожник вытащенным из-под сиденья тентом и забросал поверх свеженарубленными ветками. Для костра выкопали глубокую яму в углу между бревнами, а поверх натянули одну из плащ-палаток. Серый только качал головой и наверняка про себя честил друга параноиком, но Хорь был непреклонен. Суховей тоже молчал, но скорее одобрительно.

- А палатки где будем ставить? - спросил Летчик.

- Сегодня без палаток, - отрезал Хорь. - Пенку на землю и в спальник. Чай, не замерзнем, лето на дворе. Холод, потянешь караул сегодня?

- Я вместо него посижу, - Летчик успел первым.

- Хрен тебе. Завтра за руль сядешь, я задолбался уже баранку крутить, - Серый с хрустом потянулся. - Посижу полночи, потом Суховей меня сменит.

Охранщик кивнул.

- Да я бы и сам, - осторожно сказал медиум, вытряхивая на ладонь горсть таблеток и щурясь, чтобы их сосчитать. Хорь заметил, что цветных шариков у него на ладони было куда больше, чем вчера.

- Ты лечись давай, - неожиданно тепло сказал Серый. - Надорвался ведь сегодня со своими голдоставами.

- Гальдраставами, - поправил Холод с улыбкой. - Я только с третьего раза запомнил. А когда к экзамену готовился - не поверишь, плакал, настолько у меня они в голове не помещались.

- А как это все-таки работает? - спросил Серый.

Хорю и самому было интересно, но он чувствовал себя слишком усталым, чтобы сидеть и поддерживать беседу. Поэтому он расстелил свою пенку поближе к стволу, чтобы не продуло, забрался в спальник и приготовился слушать объяснения Холода уже оттуда.

- Да если б я знал, как это работает, - фыркнул медиум. - Мы, по сути, не сильно отличаемся в этом плане от средневековых колдунов. Все изучаем и исследуем, пишем многотомные трактаты, изобрели кучу приборов, придумали сотню длинных слов, а все, что на самом деле мы знаем, - если сделать вот так, оно сработает. Как, почему - а хрен его знает. Идеоглифика та же - древнейшая наука, много тысяч лет ей, но никто до сих пор не в состоянии объяснить, почему знаки, нанесенные одновременно с произнесением звуков, обладают какой-то силой. Это просто работает, и все.

- А... та сторона? - спросил Суховей.

- Это другое, - Холод вздохнул. - Она есть и была всегда, но она не остается неизменной, развивается вместе с цивилизацией, а иногда и быстрее нее. Почему после Последней войны осталось так много запретных зон? Да едва ли не пятая часть населения Империи живет в состоянии контактного расстройства первой, а то и второй степени! А проблема в том, что в Последнюю мы наворотили столько, что та сторона совершила резкий качественный скачок. Все наши тысячелетние знания бесполезны: теперь дело обстоит настолько иначе, что непонятно, с какого боку вообще к этому подходить. Раньше медиумы-экзоспектральщики могли ходить на ту сторону и обратно, как в пивнушку на соседней улице. А после Последней никто, по-моему, даже не пытался: слишком уж непонятно, что там теперь можно увидеть.

- А барабашки всякие, домовые? - поинтересовался Серый. - Они же туда-сюда шастают только так.

- Не совсем. Мелкая домовая нечисть, полезная и вредоносная, - обитатели нашего мира. Та сторона для них так же чужда, а порой и опасна, как и для людей. Они ведь во многом наше подобие, психофизический феномен, создаваемый человеческими мыслями, эмоциями и верой.

Холод начал рассказывать какую-то довольно забавную историю про барабашек, то ли виденную, то ли слышанную им во время практики, но Хорь ее не дослушал: уснул в самом начале, крепко сжимая в ладони жетон.

Наутро у Хоря противно ныли мышцы рук и плеч, а ладони немилосердно саднило - намахался вчера топором. Хуже нет работы в спешке, подумал он мрачно и потер костяшками пальцев скулу. Ощущение было не из приятных. Умываться холодной водой после ночи под открытым небом не хотелось от слова "совсем", так что копатель поставил на горелку котелок с водой. С ходу разгадав его намерения, Суховей попросил:

- Оставь мне кипяточка, я тоже побреюсь.

Хорь кивнул. Серый вот на бритье забил с момента выезда из Столицы, но на его горской морде щетина выглядела весьма уместно, и уже даже начала превращаться во вполне приличную черную бороду. Бросив полный зависти взгляд на безмятежно дрыхнущего друга, Хорь вздохнул и полез в рюкзак за бритвенными и прочими умывальными принадлежностями.

- Будешь чай? Еще горячий, - предложил охранщик.

- Не откажусь, - Хорь зачерпнул кружкой горячую ароматную жидкость и сел рядом. - Молодежь будить будем?

- Пусть поспят, - махнул рукой Суховей. - А то кипяток весь растащат.

Летчик спал на животе, вытянувшись во весь рост и положив голову на скрещенные руки. Холод свернулся клубком, подтянув колени к подбородку, видимо, все-таки замерз под утро. Хорь подавил в себе садистское желание тихонечко подкрасться к ним и завопить во всю глотку: "Подъем!" Не то чтобы пожалел братьев - просто не стоило в этом лесу орать.

- Ничего ночью не видел?

- Не видел и не слышал. А надо было?

Хорь с усмешкой покачал головой.

Ну, разумеется, он порезался при бритье. И, разумеется, Серый не придумал ничего умнее, чем заляпать ему лицо зеленкой, в ответ на просьбу "продезинфицировать чем-нибудь". Ну хоть спиртом в рожу не плеснул, и на том спасибо. За поверхностным раздражением таилось ощущение тяжелого предгрозового спокойствия. Какая-то часть Хоря знала: они уже почти в самом эпицентре предстоящей бури. А спустя час после того, как единственный оставшийся "Вепрь" тронулся с места, они узнали, почему дорога оказалась перекрыта. Надсадно рыча на пониженной передаче, внедорожник въехал в деревню.

Люди как будто ушли отсюда вчера. Приземистые дома со слепыми окошками, беленые известью, низенькие аккуратные плетни, на некоторых - перевернутая посуда. На распахнутой калитке сиротливо белело забытое впопыхах полотенце. Серый остановил машину и требовательно протянул руку назад. Хорь молча вложил в нее карабин. Суховей перегнулся через спинку сиденья и спросил у Холода:

- Где твой пистолет?

- В рюкзаке, - тихо ответил медиум.

- Пусть Летчик возьмет. Ты останься пока в машине, хорошо?

Хорь перемахнул через борт внедорожника и мягко приземлился на серо-желтую пыль. Тропинки-дороги в деревне были песчаными, неизвестно уж почему. Деревня - это было слишком громко для лесного поселка, копатель прикинул, что здесь вряд ли было больше двадцати дворов. Наверное, здесь жили лесорубы, валившие вековые деревья для нужд Империи. Теперь уже не было никакой возможности выяснить это. Поймав взгляд Серого, Хорь кивнул. От этого простого движения к горлу опять подступила тошнота. Он обвел взглядом людей, стоявших возле "Вепря". Своих людей. Сейчас все они, включая капитана охранки, ждали его указаний.

Дома в поселке стояли в три линии, их внедорожник стоял в месте, где дорога разделялась на две тропы. На левой чернел остов сожженного грузовика-полуторки, в конце правой виднелись заросли то ли акации, то ли, что было более вероятно, шиповника.

- Серый, Суховей - налево, Летчик со мной, - коротко приказал Хорь. - Проверяем дома.

Они разошлись. Перед тем, как открыть первую дверь, копатель спросил у Летчика:

- Ты из пистолета когда-нибудь стрелял?

Парень кивнул.

- А в людей? Если что, не старайся прицелиться. Просто стреляй, лучше всего в живот. Понял?

Летчик снова кивнул. Хорь с удовольствием отметил, что на его лице не отразилось страха. Отвращение - да, немного. Но это было правильно: мысль о том, чтобы выстрелить кому-то в живот, должна вызывать отвращение у нормального человека. У Хоря вот давно не вызывала.

С каждым осмотренным домом Хорю становилось все гаже и гаже на душе. Из этих нелепых домиков с крошечными окошками бежали, унося лишь самое ценное - детей. Где-то на столах еще стояла посуда, где-то валялось неприкаянно брошенное рукоделие. Ни у кого не было времени собирать вещи, все было просто оставлено будто бы на минуту - как выяснилось, навсегда. На кровати в одном из домов лежал фотоальбом. Летчик потянулся к нему, и Хорь не успел прикрикнуть на него, чтобы не трогал. Летчик бросил альбом сам, точнее, бережно, словно хрустальную вазу, положил его на прежнее место. Глаза у парня сделались абсолютно пустые, руки едва заметно дрожали.

- Больше ничего не трогай, - все-таки сказал Хорь. Летчик кивнул с отсутствующим видом.

Там, где рос шиповник, поселок заканчивался. С одной стороны было шесть домов, с другой - пять, Хорь почти не ошибся. Если повернуться спиной к колючим зарослям, то было хорошо видно конец второй улицы и труп грузовика, так и не выехавшего с нее. Грузовик принадлежал армии Унии, огонь уничтожил маркировку, и большего узнать было нельзя. Рядом с ним стояли, опустив оружие, Серый и Суховей и неотрывно смотрели на что-то, невидимое Хорю. Копатель, почуяв неладное, почти добежал до них - и тоже замер, глядя на стену последнего в ряду дома. Краем уха он слышал, как подошел Летчик, слышал тяжелое, с присвистом, дыхание Серого, но все его сознание было поглощено этим зрелищем. На беленой стене чернели выведенные углем торопливые буквы.

Die wЖerge uЯs, wФnn dЗ ?ie?en.

- Простите нас, если сможете, - глухим голосом сказал Суховей и посмотрел куда-то Хорю за спину. Тот обернулся и увидел нацарапанное мелом на остове кузова: "И вы нас простите".

Хорь не знал, сколько они простояли в молчании, глядя на этот памятник всем войнам на свете: то ли несколько минут, то ли целую вечность. Он даже не заметил, как подошел Холод, обеспокоенный их долгим отсутствием, и вряд ли заметил бы, если бы медиум не спросил хриплым незнакомым голосом:

- Что там?

- Шиповник, - ответил Летчик. Но Холод, кажется, даже не расслышал ответа. Он медленно пошел вперед, загребая ногами песок, будто на него вдруг свалилась огромная тяжесть, не дающая ни выпрямить спину, ни поднять голову. Хорь на мгновение поймал его взгляд, такой же пустой и страшный, как у Летчика, опускающего на аккуратно застеленную кровать старый фотоальбом, и не выругал его за снятую каску. На полдороги до шиповника Холод споткнулся и упал на колени прямо в серо-желтую пыль.

Хорю вдруг показалось, что воздух вокруг Холода сгущается, приобретает плотность, а вместе с ней - очертания, до боли похожие на человеческие силуэты. А потом Холод заплакал, совершенно по-мальчишечьи, беззвучно раскрывая рот в бессильном порыве. Слезы текли по его лицу, падали в пыль под ногами, а он размазывал их кулаком по скулам, даже не пытаясь унять. Хорь сделал шаг к нему, жетон под майкой вдруг обжег холодом грудь, и он увидел.

Холод стоял на коленях, а вокруг него собирались люди. В основном, женщины и старики, мужчин почти не было. И дети. Дети стояли ближе всех к медиуму. Одна девочка лет восьми, не больше, обнимала его за шею и гладила по щеке полупрозрачной ладошкой, серьезный мальчуган помладше вцепился в рукав кителя. Взрослые стояли чуть поодаль, на их спокойных лицах были печаль и сочувствие. Одна старушка плакала, комкая в руках застиранный, но все еще опрятный передник. Дальше всех, у самых зарослей шиповника, выстроились шеренгой несколько мужчин в черной униатской форме. Они выглядели виноватыми и немного смущенными, но на них никто не косился, молчаливо признавая за ними право быть здесь.

Медиум что-то шептал, поворачиваясь то к одним, то к другим, словно стараясь увидеть на лицах людей какой-то ответ. Хорь наконец-то разобрал, что он говорит:

- Простите нас... Простите нас, если сможете. Простите, что слишком поздно!

Хорь резко обернулся и понял, что остальные не видят того же, что и он. Они понимали, что что-то происходит, но не видели этого.

Кряжистый, крепкий на вид старик подошел к Холоду и с заметным усилием склонился над ним, стремясь заглянуть медиуму в лицо. Он ничего не сказал, просто потрепал парня по плечу, как показалось Хорю, одобряюще. Холод кивнул и рывком поднялся на ноги. Обнял на секунду девочку, утешавшую его до этого. И посмотрел на застывшую в ожидании команду. Его команду.

- Помогите мне, - попросил он одними губами, но этого оказалось достаточно.

Откуда-то пришло ощущение ясности происходящего. Хорь знал, что здесь случилось, и знал, что нужно делать дальше. То же было и с остальными. Серый успел нарубить длинных веток орешника и выкладывал их на земле коридором, не нуждаясь ни в чьих указаниях. Суховей с Летчиком распотрошили еще один паек, и на принесенном из одного из дворов столе теперь было расстелено полотенце, на котором лежали разломленные на небольшие кусочки хлебцы и стояла кружка с водой. Хорь поставил рядом еще одну кружку и налил в нее водки из припасенной в рюкзаке бутылки. Он успел переодеться в дедовскую форму, и на груди у него - слева, над сердцем - тускло мерцала багровая эмаль медали.

Первым мимо них прошел тот могучий старик, словно хотел показать пример остальным. Немного вразвалочку он подошел к столу, взял кусочек хлебца, пригубил водку, запил водой и пошел дальше, к началу ореховой тропы, где его ждал медиум. Холод коснулся рукой лба старика и что-то сказал. Тот кивнул и пошел дальше, становясь все прозрачнее с каждым шагом и окончательно исчезнув в зарослях шиповника.

Они шли по одному. Каждый брал со стола хлеб, отпивал из двух кружек по очереди и подходил к Холоду за благословением ли, за освобождением ли - Хорь не знал. Маленькая девочка поморщилась, почувствовав запах водки, но капризничать не стала. Хорь отвернулся, чтобы не видеть, как она тает.

Люди шли, и не убавлялось на столе ни водки, ни воды, ни хлеба. Только Холод с каждым проходящим мимо него становился все более бледным и сутулился все сильнее, словно где-то в нем появилось отверстие, через которое по капле вытекали силы. Наконец, вокруг них не осталось никого, кроме пятерых униатов, так и стоявших в стороне. Холод хотел махнуть им рукой, но его повело в сторону, и Летчик снова успел подхватить его почти у самой земли.

- Я сам, - вдруг сказал Хорь. Он медленно подошел к началу коридора из прутьев и встал, словно врос в землю. Старший из униатов, обер-лейтенант средних лет, вышел из шеренги и двинулся навстречу Хорю. Они погибли так же безвинно и бессмысленно, как и жители поселка. И по какому-то странному капризу то ли судьбы, то ли их убийц, удостоились погребения - рядом с теми, в отмщение за кого они были убиты. Розовые кусты, посаженные над братской могилой, разрослись шиповником, превратив два захоронения в одно.

Обер-лейтенант смотрел Хорю в глаза, и его взгляд был спокойным и открытым, когда он потянулся за лежащим на столе хлебом. Мертвецу нечего было скрывать и нечего стыдиться. Хорь не знал, что говорил людям Холод. Не знал, чего ждет от него давно уже не вражеский офицер. Просто, когда униат подошел к нему, Хорь вскинул руку к виску в воинском приветствии.

- Никто не держит на тебя зла, - сказал он обер-лейтенанту. Тот поднял руку в ответном салюте и шагнул дальше. Хорь не стал оборачиваться и смотреть ему вслед. Когда последний из униатов исчез, окончательно покинув эту сторону, мир вокруг изменился. Навалились звуки, цвета, запахи, так, что закружилась голова.

- Помянуть надо, - прохрипел Холод, практически вися на Летчике. - Давай, Хорь, тебе первому...

Он не договорил, зашелся кашлем. Копатель взял со стола кусочек безвкусного хлебца, кинул в рот. Сделал большой глоток из одной кружки, горло обожгло, потом из другой. Следующим к столу подошел Серый, потом Суховей, потом Летчик. Холод замкнул круг. Стол отнесли, куда взяли, полотенце с хлебом и две кружки поставили на землю среди колючих побегов. Нужно было возвращаться к машине и ехать дальше.

Холод был вымотан настолько, что его пришлось вести под руки, практически волочь на себе: ноги его не держали. Серый легко, как ребенка, посадил его в машину и дал в руки бутылку с водой.

- Ты как? - обеспокоенно спросил Летчик.

Медиум поднял на него бледное, заострившееся и одновременно припухшее от слез лицо и произнес совершенно безжизненным голосом:

- Простите.

- Что?! - всполошился Летчик.

- Достань мои таблетки, - попросил Холод. - Пусть будут у тебя.

- Почему?..

- Я рук не чувствую, - просто ответил Холод и отключился.

Он приходил в себя ненадолго, просил ехать дальше и снова впадал в забытье. Не помогла и целая горсть таблеток - из парня будто выдернули стержень, на котором держалось его тело. Тело - но не воля.

- Пожалуйста, поехали. Нам нужно ехать, не обращайте на меня внимания, это пройдет, поехали!

Посовещавшись, решили ехать. Летчик снова сел за руль, рядом с ним сидел Серый с карабином. На заднем сиденье метался в забытье Холод. Хорь с Суховеем устроились в объемном багажном кузове, перекидав рюкзаки так, чтобы на них можно было сидеть. Долгое время тишину разрывали лишь гул мотора, да слабые вскрики Холода. Хорь не сразу понял, чего хочет от него Суховей, когда охранщик показал на что-то у него на груди и спросил:

- Можно?..

Хорь так и не переоделся. Камуфляж лежал в рюкзаке, а на зеленом потертом кителе поблескивала медаль "За отвагу", подаренная мертвым капитаном. Копатель кивнул. Суховей протянул к медали руку, но остановил ее в нескольких миллиметрах, так и не решившись прикоснуться.

- Его звали Гранит, - сказал Хорь. - Капитан строительных войск Гранит. Я потом узнал.

Охранщик молчал. Что он чувствовал сейчас - зависть, любопытство, страх, уважение, благоговение? По его лицу, лишенному особых примет и выразительности, было непонятно. Он хотел что-то сказать, но не успел: "Вепрь" резко затормозил, и визг колодок перекрыл голос отчаянно матерящегося Серого. Резко разворачиваясь всем телом и одновременно вскидывая карабин, Хорь вдруг замер на середине движения, словно превратился в статую. Внедорожник остановился у перегородившего дорогу бревна, из которого был выпилен солидный кусок. У того самого бревна, от которого они начали свой сегодняшний путь.

Они так и сидели в машине молча, опустив руки. Никакие слова не шли на ум. Каждый из них понимал, что это невозможно, что тропа, по которой они доехали сюда от бетонки, была единственной и не пересекалась ни с одной другой дорогой. Но все же каким-то немыслимым образом они совершили круг и вернулись на то же место. Из оцепенения их вывел припадок Холода. Медиума трясло и выгибало, будто в приступе эпилепсии, он страшно и низко хрипел, хватая ртом воздух, в горле у него булькало. Первым сообразил Серый. Он перелетел через борт и дернул заднюю дверь на себя. Подхватив Холода под мышки, он потащил его прочь из машины, крикнув только:

- Братуха, помогай!

Хорь мигом понял, что от него требуется, и через мгновение уже бережно поддерживал Холода под спину. Подоспел Летчик, и уже втроем они выволокли медиума из машины. Серый отдавал резкие и четкие распоряжения голосом человека, который знает, что делает.

- Переворачивайте его, парни! Кто-нибудь, сядьте на землю, да, вот так! Кладем, осторожнее... Суховей, достань ПП! Да рви зубами, не мучай! Там в прозрачном пакете три шприца-ампулы, видишь? Доставай белую и тащи сюда. Снимите с него эту блядскую броньку! И китель тоже, мне нужна вена.

Ловкими точными движениями Серый вскрыл упаковку шприца, обнажил иглу, щелкнул по ампуле, выбивая пузырек воздуха, и всадил шприц прямо во вздувшуюся синую вену на руке Холода. Это подействовало: через минуту медиум обмяк на коленях у Летчика и открыл глаза, все еще мутные после приступа.

- Пить хочется, - пожаловался он, облизывая кончиком языка пересохшие губы.

Прежде, чем Хорь успел достать бутылку воды из машины, Серый вскрыл еще один шприц, на этот раз синий, и ловко вколол его содержимое в мышцу на руке Холода.

- Обезболивающее, - пояснил он.

Суховей присел на корточки рядом с медиумом.

- Мне кажется, нам стоит вернуться, - сказал он мягко. - Ты не выглядишь как человек, способный продолжать операцию. Отлежишься, придешь в себя - попробуем еще раз.

- Нет! - Холод попытался сесть, но едва смог приподняться и тут же рухнул обратно. - Ни в коем случае!

- Ты болен, Холод. Мы не можем рисковать... - Суховей не договорил.

- Нет. Это не болезнь, это... Это та сторона. Она так действует на медиумов.

- На всех?

- На экзоспектральщиков. Кто-то другой умер бы еще на дороге, рядом с экскаваторами.

Из путаных и сбивчивых объяснений Холода удалось извлечь, что основным отличием медиумов, обладающих чувствительностью по экзоспектру, является вовсе не способность видеть проявления той стороны, это могут все. Но только экзоспектральщики способны выжить при непосредственном контакте с фоном такой силы.

- Те же Рыцари Безмолвия, - говорил Холод, то и дело прикладываясь к бутылке с водой. - Они эффективны только в момент непосредственного прорыва той стороны, пока не успел сформироваться мощный фон. Знаете про глубоководных рыб, которые взрываются, когда всплывают на поверхность? Это как перепад давления, мозг буквально разносит в клочья. Без прикрытия экзоспектральщика здесь лег бы и взвод упокойщиков.

- А так ляжешь ты один? - зло спросил доселе молчавший Летчик.

- Не лягу, - упрямо возразил Холод и, покачнувшись, сел. - В аптечках есть что-нибудь, повышающее давление?

Серый кивнул.

- Тогда поехали. Почему мы не едем? Из-за меня?

- Не совсем, - Серый скривился, как от зубной боли. - Оглянись.

- Это же... вчерашнее бревно.

- Ага. Мы выехали из деревни, и спустя два с лишним часа оказались здесь. Ты знаешь, в чем дело?

- Это та сторона, - пожал плечами Холод. - Теперь ни время, ни пространство не имеют значения. Реальность вокруг нас меняется, и будет меняться все сильнее. Она нас почуяла. Из-за того, что было в деревне.

- То есть, карту мы можем выбросить? - поинтересовался Суховей. Ответил ему Хорь.

- Да, - равнодушно сказал копатель. Он успел развернуть карту и теперь смотрел поверх нее с почти издевательской усмешкой. - Поворот на поселок лесорубов в двадцати километрах западнее. За четыре часа мы сделали круг почти в сто километров.

Вопреки сказанному, он аккуратно сложил карту и убрал ее в планшет.

- Теперь нам все равно, в какую сторону ехать, - произнес Холод. - Что бы здесь ни было, оно само нас найдет. Пора, мужики. Надо двигаться.

За медиумом осталось последнее слово. Желающих возражать или комментировать услышанное не было ни у кого. Перед тем, как снова сесть в машину, Серый поймал Хоря за рукав.

- Ты бы броньку надел, а?

До Хоря только сейчас дошло, что его бронежилет уже несколько часов валяется где-то под ногами. Он уже открыл было рот, чтобы поблагодарить побратима за напоминание, но Серый с ухмылкой ткнул его кулаком в плечо:

- Утонешь, домой не приходи, понял?

- Да, мамочка, - усмехнулся в ответ Хорь и полез в кузов.

Кажется, Холод был прав насчет времени и пространства, по крайней мере, насчет времени. Оно тянулось и тянулось, будто жвачка, которую ты, двенадцатилетний, наматываешь на палец. Ни одни часы больше не шли, даже хронометр Серого сдался, но Хорь чувствовал, что время его обманывает. Сквозь низкую густую листву пробивалось не так много солнечных лучей, и в лесу было сумрачно. Но даже с учетом этого - солнце-то никуда не делось, оно давно должно было пройти точку зенита и начать красить небо красным, а вместо этого они ехали и ехали в рассеянном тусклом свете. "Вепрь" осторожно переваливался по узкой заросшей тропе, покачиваясь, будто лодка на реке.

Хорь развалился на рюкзаках в кузове. Медиум более-менее пришел в себя, и Суховей пересел к нему на сиденье. Они о чем-то негромко беседовали, копатель не вслушивался в разговор. Ему хватало непрерывного бубнежа где-то на краю сознания. Только когда голоса вернулись, он понял, что не слышал их с самого утра и до возвращения к злосчастному бревну. Усилием воли заставляя себя их не слушать, Хорь скользил взглядом по обеим сторонам дороги, время от времени поводя стволом карабина. Почему-то он совсем не чувствовал усталости, напротив, тело казалось легким и послушным. Восприятие обострилось, и он будто бы различал каждый листик, каждую веточку в этом лесу, слышал скрип земли под колесами внедорожника, шорох и щебет лесной живности. Хорю не нравилось это состояние. Для себя он называл это ощущением войны, и в последний раз испытывал его восемь лет назад. Но именно это ощущение заставило его среагировать на еще неосознанные изменения в ситуации и крикнуть:

- Ложись! Пригнуться, быстро!

За долю секунды до того, как раздались выстрелы, он уже лежал на дне кузова. Снова завизжали тормоза, машину рвануло в сторону и тряхнуло, затрещали кусты. Еще мгновение потребовалось Хорю на то, чтобы выставить карабин на борт и сделать первый выстрел. В метре впереди загавкало оружие Серого. Они стреляли одиночными, не целясь, просто чтобы ответить на прошедшие над головами очереди. У карабина в магазине пятнадцать патронов. Двадцать секунд на то, чтобы ее опустошить, четыре на то, чтобы отщелкнуть пустой магазин и примкнуть на его место полный, еще четыре - на три коротких очереди. Спустя двадцать восемь секунд наступила тишина. Только шумно, со свистом, дышал Холод.

Хорь приподнялся, чтобы оглядеться, и внезапно не удержал равновесие. От внезапно накатившей слабости подломились ноги, и он рухнул вперед, больно ударившись грудью о борт. Его стошнило.

- Мои таблетки... Дай ему, - услышал он голос Холода, и почти сразу же ему в лицо ткнулась ладонь Летчика с шестью цветными горошинами. Копатель нашел в себе силы самостоятельно отлепиться от борта, взять таблетки и запить их водой из бутылки. Во рту неприятно кислило: опять прикусил щеку.

- Летчик, быстро в машину! Поехали! - Серый уже успел перебраться на место водителя и завести заглохший мотор. Едва дождавшись, когда Летчик запрыгнет во внедорожник, он резко надавил на газ, и "Вепрь" задом выбрался из кустов. Круто вывернув руль, Серый направил машину вперед, подальше от опасного места. Хоря снова швырнуло в сторону, но на этот раз он удержался. От медиумских конфет ему быстро полегчало, видать, действенная была штука - вон, Холод первые дни на них держался, пока с бетонки не свернули. А водой их нужно было запивать исключительно из-за приторной вяжущей сладости, которая и так надолго оставалась на языке.

- Как ты узнал? - спросил Суховей, обернувшись. Хорь заметил, что в руках у него карабин Серого. Хотя, не Холоду же его отдавать.

- Как-то узнал, - пожал плечами копатель. - Почуял.

- Хорь у нас всегда чуйкой отличался, - сказал Серый, уверенно ведя машину вперед. Он скинул каску и остался в подшлемнике, сейчас ему был важен каждый градус угла обзора. - А ты, бестолочь, почему затормозил?

Вопрос был адресован уже Летчику.

- Не знаю... Испугался.

- В следующий раз - дави на газ, понял? Во-первых, по движущейся цели попасть сложнее. Во-вторых, будет глупо сдохнуть под обстрелом от удара об дерево.

- Я... Я не сообразил, - промямлил Летчик. Видимо, испуг докатился до него только сейчас. Он сидел, втянув голову в плечи, руки мелко дрожали. По лицу крупными каплями стекал пот, парень пытался стереть его с лица, но мешала каска. Он рванул подбородочный ремень, чтобы избавиться от помехи.

- Ты должен не соображать, а действовать, - поучительным тоном начал Серый, но тут заметил манипуляции Летчика с каской. Он как-то очень лениво оторвал правую руку от рычага передачи и с размаху влепил Летчику леща. - Суицидник херов! Ты что творишь?

- Но ты же...

- Я смертью поцелованный, мне море по колено! Ты своей башкой думать должен!

- Не надо, Серый, - попросил Хорь. - Оставь парня в покое, он больше не будет.

- Конечно, не будет! - раздраженно ответил Серый, но видно было, что он уже начал успокаиваться. - Скажи-ка мне лучше вот что. Ты понял, из чего по нам стреляли?

- А ты как думаешь? - мрачно ответил Хорь. - Я на звук "севку" от "стельки" не отличу? Униаты.

- Ты уверен? - вскинулся Суховей.

- На сто процентов. Я этих автоматов, наверное, тыщу отстрелял за последние пятнадцать лет. Палили из "стелек", двое или трое, вот за это не поручусь.

- Серый, остановись, пожалуйста, - сказал Холод, приподнимаясь над сиденьем. - Тут что-то есть неподалеку.

Серый спорить не стал, остановил машину впритирку к кустам с левой стороны.

- Ты знаешь, что это? - спросил Суховей. - Или кто?

Холод медленно покачал головой.

- Точно не "кто". Такое чувство, что здесь реальность слоится, та и наша сторона вперемешку идут. Это что-то важное, но я не имею ни малейшего представления... Надо идти, - оборвал медиум собственные рассуждения. - Летчик, у нас фотоаппараты еще работают?

- Вроде, - после взбучки от Серого Летчик выглядел немного пришибленным. - Я в оба новую пленку зарядил с утра.

- Возьми с собой. Идемте.

- Далеко собрался? - фыркнул Серый. - Мы с братаном вдвоем сходим посмотрим, найдем что - крикнем.

- Но как же...

- Серый прав, - двумя словами Суховей пресек все дальнейшие возражения. - Если уж я не уверен, что от меня там будет польза, то вам, ребята, даже думать об этом не стоит.

Особенно, когда один еле стоит на ногах, а второй недавно напортачил и наверняка будет выказывать излишнее рвение, подумал Хорь. И вдруг понял, что охранщик таким образом извиняется за тот их ночной разговор, за который, по-хорошему, и Хорю бы не мешало попросить прощения.

- Каждый специалист хорош на своем месте, - сказал копатель, и по короткому, едва заметному движению век понял, что его извинения приняты. Вот теперь о том случае действительно можно и нужно было забыть навсегда.

- Ботва или плотва? - спросил Серый, подкидывая монетку.

- Плотва, - не задумавшись, ответил Хорь. Серый отнял ладонь от предплечья. Монета смотрела вверх драконьей головой, которую за определенное сходство с рыбиной прозвали "плотвой" едва ли не с первого дня ее выпуска в оборот.

- Опять угадал, - восхищенно покачал головой Серый. - Значит, налево.

Хорь пожал плечами. Налево так налево, какая разница-то. Он проверил запасную обойму в кармане и поудобней пристроил ремень карабина на шее. Они с Серым одновременно сделали шаг сквозь кусты и тут же разошлись на десяток шагов, чтобы не мешать друг другу. Ступали осторожно, стараясь не создавать лишних звуков - в такой тишине каждый шорох разносился на много метров. Как-то даже слишком тихо было в лесу. Пока ехали, Хорь слышал трескотню лесных обитателей, а теперь и они замолкли. Вспомнив то, что Холод говорил про консервацию, копатель подумал, что в таком случае стало со здешним зверьем. Живут ли своей беззаботной звериной жизнью, или тоже оказались затянуты в дурной временной хоровод? Мысль была абсолютно бесполезной, но хотя бы отвлекала от легкой тошноты и тени будущего озноба. После того припадка после обстрела Хоря не оставляло ощущение холодка на спине, будто кто-то внимательно наблюдает за всеми его действиями. Не зверь и не человек, в этом Хорь был уверен. Будь он хоть немного более суеверным, то сказал бы, что за ним следит его Фатум. Но в персонифицированную и наделенную собственным сознанием судьбу копатель не верил, поэтому предпочитал думать, что таким образом прорывается его собственное напряжение.

Серый шагал метрах в десяти левее и чуть впереди, Хорь все время видел угловым зрением его темный силуэт. И на небольшую - три на четыре шага - полянку Серый вышел первым.

- Смотри-ка, кострище, - сказал он, наметанным глазом заметив неровно уложенный дерн. На самом деле, тут даже опыта особого не требовалось: нормально спрятать кострище то ли не успели, то ли поленились. У Хоря вдруг нестерпимо зачесалось под бронькой, и он не сразу понял, что жетон на груди стал ненормально горячим.

- Не трогай! - рявкнул он, и сам поморщился от чересчур хриплого и громкого выкрика. Но Серый послушно замер с занесенной в воздух ногой - видимо, хотел поддеть кусок дерна. Через мгновение он, разумеется, отмер и присел на корточки рядом с кострищем. Хорь с карабином наготове встал над ним.

- Ты опять угадал, - констатировал Серый через пару минут внимательного изучения предмета. - Иногда твое везение меня пугает.

Он аккуратно, на лезвии ножа, вытащил из-под земли гранату. Ее пластиковый корпус ничуть не пострадал от пребывания в земле - в любом случае, очень недолгого. Общевойсковая оборонительная граната типа Р-21, за общую бессмысленность и невероятную кривизну конструкции ласково прозванная армейскими "мандавошкой", никак не могла лежать тут с Последней. Как минимум потому, что поступила на вооружение имперской армии всего шестнадцать лет назад, и практически сразу же была с него снята. Невеликую партию этого дерьма в те бурные годы тут же распродали, но желающих им воспользоваться нашлось немного. Слишком уж ненадежными и слабосильными по сравнению с гранатами Последней были "мандавошки".

- Значит, они действительно здесь проходили, - Серый осторожно распотрошил гранату, вытащил из нее взрыватель и забросил подальше в кусты. Бесполезный теперь пластмассовый шарик он сунул обратно под дерн.

- Осталось понять, где это здесь, и куда они делись потом, - хмыкнул Хорь, но тут его внимание привлекло кое-что поинтересней дурацкой гранаты. На одном из деревьев была содрана кора. Копатель мог бы поклясться, что причиной послужил выстрел. Серый проследил направление его взгляда и понял все без слов. Они медленно, очень медленно пошли в ту сторону.

Полоса содранной коры находилась на уровне чуть выше головы Серого. Рядом лежало поваленное бревно, земля перед ним была взрыта двумя длинными полосами, словно кто-то, пятясь назад, споткнулся и пытался встать, безуспешно пытаясь опереться ногами о рыхлую землю. В груде палой листвы вперемешку с землей лежал нож. Плохонький клинок "устрашающего" вида, который в охотничьих магазинах называется "нож выживания" и стоит неприлично дорого для куска дрянной стали и прессованной пробковой крошки на рукояти. Хорь не стал его поднимать. Он перешагнул через бревно, прошел сквозь поломанные кусты, и его снова затошнило.

- Блядь, - прошипел сзади Серый. - Что за дерьмо?

Пожалуй, он высказался чересчур мягко. По крайней мере, в лексиконе Хоря отсутствовали слова, которыми можно было бы кратко описать увиденное. В мягкую лесную землю были вбиты два грубо обтесанных кола, а на этих кольях... Хорь отвел глаза. Покойники выглядели так, будто расстались с жизнью совсем недавно - после многих, многих часов страшных мучений. Не должны люди так умирать, подумал он. Хотя... Эти ребята пришли сюда за химическими бомбами. Вряд ли они искали их для себя, но все равно, они не могли не знать, что рано или поздно это оружие было бы использовано. И тогда намного больше людей погибли бы ничуть не менее жуткой смертью. Невинных, надо заметить, людей.

- Эти... что, в униатской форме? - спросил Серый, превозмогая отвращение.

Хорь кивнул. Один из мертвецов успел переодеться полностью, только берцы были новенькие - наверняка даже разносить не успел, второй надел только китель. Раздевать своих жертв неведомые убийцы не стали.

- Пойдем, наших позовем, - выдавил Хорь. - И лопаты возьмем. Не оставлять же их так.

Если честно, он предпочел бы, чтобы никто больше этого не видел, даже Суховей. Незачем умножать подобные воспоминания, чем меньшее количество людей будет ими обладать, тем лучше. Тем более ему не хотелось, чтобы это видели Холод и Летчик. Особенно Летчик. Хорь помнил, что с ним творилось в поселке, а там все было далеко не так плохо. У парня слишком большое сердце для того, чтобы принимать участие во всем этом дерьме, в которое мы его втравили, подумал Хорь и тут же поправился: в которое его втравил Холод, а он уж, в свою очередь, втравил меня и Серого. Медиум, правда, тоже вряд ли вызывался добровольцем. Интересно, как все-таки сюда попал Суховей?

Опасения Хоря оправдались, но весьма причудливым образом. Холода все-таки стошнило, но он и так плоховато держался на ногах, даже несмотря на недавно сделанный укол. Летчик просто побледнел и окаменел лицом, на скулах проступили желваки. Но при этом Летчик ухватился за лопату как за возможность больше не смотреть в сторону мертвецов, а Холод, превозмогая паршивое самочувствие, начал работать. Решив, что хуже покойникам уже не будет, Хорь с Серым просто-напросто обрубили колья у самой земли - дотрагиваться до них не было ни малейшего желания, - и жутко скрюченные тела лежали на земле. Медиум, пошатываясь, стоял над ними, что-то бормоча и совершая руками пассы в воздухе. Интерес к трупам у него быстро угас, и Холод перешел к месту, где из земли по-прежнему торчали два обрубка кольев.

- Отсюда все началось, - сдавленно сказал медиум. - Точнее, здесь место, где заканчивается начало этого всего. Крайняя точка разлома. Здесь мертвые пролили кровь живых, и... Если бы они умерли быстро, то было бы не так плохо. Но они умирали долго, слишком долго, и через их агонию та сторона хлынула.

Он так и сказал: просто "хлынула", не уточнив куда, но его мысль была полностью законченной и не требовала объяснений.

Хорь и Суховей кругами ходили по поляне. Они прочесали местность вокруг и нашли три брошенных рюкзака, которые кто-то распотрошил, не особо церемонясь: плотная ткань была располосована ножом. Рядом с рюкзаками валялись пять карабинов, у всех были погнуты стволы. Рыться в вещах покойников не было ни желания, ни необходимости, куда интереснее были следы. Целая куча свежих пулевых следов на деревьях.

- Почему они в униатской форме? - спросил Летчик, по-прежнему не поворачиваясь лицом к лежащим на земле телам.

- Очевидно, решили помимо бомб захватить еще и сувениры, - скривился Серый. - Нашли конвой, за которым шли. А потом кто-то пришел за ними.

- Почему они отпустили остальных? - спросил Холод, устало опускаясь на бревно, рядом с которым Хорь нашел нож. Кажется, вид трупов, его нисколько не смущал. - Могли убить всех, а здесь только двое.

- Они не отпустили, - покачал головой Хорь. - Их отвлекли, и пленники сбежали. Здесь много стреляли, и совсем недавно.

- Они наверняка стояли и смотрели, - добавил Суховей. - И кто-то еще этим воспользовался, чтобы подойти почти вплотную и открыть огонь.

- А откуда они взялись?

- Кто, они или кто-то?

Хорь поморщился, осознавая шизофреничность их разговора. Слишком много неизвестных в уравнении, ответ найти было невозможно. Все, на что они могли опираться - содранная пулями кора. На земле не было никаких следов, которые могли бы принадлежать тем, кто убил невезучих копателей, или тем, кто их спугнул. Ни гильз, ни отпечатков ног. Ничего. И, если честно, Хорь предпочел бы не разбираться во всем этом, а свалить куда-нибудь подальше и побыстрее. Если не домой, то хотя бы с этой проклятой поляны. Чтобы ускорить этот процесс, он забрал у Летчика лопату и буквально вгрызся в землю, с каждым ударом перерубая вездесущие корни и выбрасывая из ямы огромные комья почвы.

Тела закопали без особых церемоний, рюкзаки и сломанные ружья бросили там же, где нашли. Все торопились убраться с этого места, поэтому к машине возвращались уже почти бегом. Намахавшийся лопатой Хорь опять почувствовал надвигающуюся тошноту, и решил на этот раз не доводить дело до физиологических последствий.

- Холод, дай еще таблеток.

Порывшись в рюкзаке, медиум достал из него маленький пакетик с цветными горошинами.

- Держи. Пусть у тебя будут.

- Четыре красных и два желтых, да? - спросил копатель, глядя на пакетик.

- Тебе многовато будет, - покачал головой Холод. - Тогда нужно было приступ снять, а сейчас половинной дозы хватит.

- Это меня из-за М-потенциала так плющит? - Хорь послушно вытащил из пакетика три шарика, проглотил их и запил несколькими большими глотками воды. Сладость во рту все равно осталась.

- Радуйся, что у тебя чувствительность по экзоспектру, - сказал медиум, тоже высыпая на ладонь горсть таблеток. - От инсульта бы тебя здесь никто не вылечил.

- Радуюсь, - вздохнул Хорь. - Видишь мое счастливое лицо? А я так радуюсь.

Они снова ехали по лесу. Хоря это уже начинало бесить, тем более, что вечер даже не собирался наступать. Даже сумерки нормальные не сгущались. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы началась, наконец, ночь и больше ничего за этот день не случилось. А еще очень хотелось есть. Останавливаться никто не собирался, и вот тут наконец-то по-настоящему пригодились пайки. Странно, Хорь был уверен, что после увиденного ему кусок в горло не полезет, а тут, гляди-ка, лопал так, что трещало за ушами. Даже банку с кашей открыл и сожрал холодной с ножа, чего с ним не случалось уже лет семнадцать. Поделившись своими сомнениями с остальными, он с удивлением услышал от Холода, что это как раз совершенно нормально.

- Вид смерти активирует в нормальных людях мощный заряд витальности, - пояснил медиум, хрустя галетами. - А самым первым проявлением воли к жизни является аппетит. Чем сильнее в тебе витальность, тем сильнее тебе хочется жрать.

- Тогда я, кажется, буду жить вечно, - заметил Серый, который умудрялся жевать, не отвлекаясь от управления внедорожником ни на мгновение.

Смеялись все, даже Летчик улыбнулся. Все это время он сидел с таким спокойным лицом, что Хорю было как-то не по себе. Лучше бы он плакал, кривился от отвращения, злился, да хоть блевал - и то было бы не так жутко. Именно от такого ледяного спокойствия происходили неприятности, последствия которых были печальны абсолютно всегда. Хорь видел людей с такими лицами - нет, не в Кайлахе. Такие лица часто бывали у людей, которым он продавал оружие.

Разумеется, этого стоило ждать. Хорь не сомневался в этом ни на минуту с тех пор, как увидел тех двоих... Точнее уже, те два. Наверняка, не он один знал, что так будет, потому что когда дорогу впереди перегородил брошенный грузовик, не удивился абсолютно никто. Они нашли брошенный конвой.

- Серый, сделай еще укол, пожалуйста, - попросил Холод, вцепляясь в борт "Вепря" побелевшими пальцами. - Меня сейчас опять...

И его опять выгнуло в припадке. На этот раз сильнее, чем утром у бревна. Глаза закатились, изо рта пошла пена, причем, что паршиво, розоватая. Оставалось надеяться, что медиум просто прикусил язык или щеку. На этот раз раздевать его никто не стал. Летчик выхватил из ножен на ремне нож и полоснул вдоль по рукаву. Суховей с Хорем прижали Холода к сиденью, и Серый быстро вколол ему жидкость из белого шприца. Хорошо, когда все под рукой.

- Быстро учишься, - одобрительно сказал Серый Летчику и легонько ткнул его кулаком в плечо. Впрочем, от его "легонько" парня ощутимо качнуло. - Понял, о чем я говорил?

Летчик кивнул.

Через пару минут Холод пришел в себя.

- Начало разлома, - просипел он, даже не успев отхлебнуть воды. - Мы нашли.

- Я в восторге, - прокомментировал Хорь. Он был уверен, что сказал это еле слышно, но полные неодобрения взгляды Серого и Суховея говорили об обратном. - Вот дерьмо.

Дожидаясь, пока Холод почувствует себя хорошо настолько, что сможет ходить, они сидели в машине и трепались о ерунде. Неприлично растянувшегося времени оставалось настолько исчезающе мало, что беспокоиться по этому поводу не было никакого смысла.

- Серый, а где ты так наловчился уколы делать? - спросил Суховей.

- Я и швы наложить могу, - усмехнулся Серый. - По крайней мере, баклажану.

- Почему баклажану? - не понял охранщик.

- У меня родители врачи. Я все детство в больнице проторчал, и медсестры от нечего делать учили меня накладывать швы. А тренировался я почему-то на баклажане. Папа увидел, долго смеялся. Сказал, что великим хирургом я не стану, а вот великим агрономом - запросто.

- А ты кем хотел стать в детстве?

- Смеяться будете, - улыбнулся Серый, прикуривая. - Танцором балета.

Разумеется, ржали все.

- Я же говорил, - Серый сделал недовольное лицо, но глаза у него были веселые. - Когда мне было лет семь, в Горный приезжал с гастролями Императорский балет, и родители взяли меня на спектакль. Показывали "Витязя Рустама", по нашим горским легендам. Мама, помню, боялась, что я ничего не пойму, и мне будет скучно. Я действительно ничего не понял, но был в полном восторге. Смотрел, как Рустам пляшет с саблями, и думал, что он самый счастливый человек на свете. Не знаю уж, почему я так решил. А ты?

Суховей задумался.

- Дальнобойщиком. То есть, я хотел стать то пожарным, то строителем, то ученым, но дольше и сильнее всего хотел стать дальнобойщиком. Мне казалось, что самая лучшая вещь на свете - это ездить туда-сюда по всей Империи на огромном грузовике, выставив локоть в открытое окошко.

- А ты, Холод? - спросил Серый.

- У меня выбора не было, - пожал плечами медиум. - Но мечта все же была. Я хотел стать механиком и чинить старые автомобили.

- А я долго хотел выучиться на врача, - сказал Летчик задумчиво.

- Хорь, а ты? Ты один остался, - Суховей выжидающе посмотрел на копателя.

- А я хотел спасти Империю, - сказал Хорь, и ни у кого не нашлось, что добавить. - Героем я хотел стать.

Неловкую паузу прервал Холод.

- Ну что, идем? - спросил он, подворачивая разрезанный Летчиком рукав. - Надо идти.

- Надо, - согласился Суховей.

В кузове последнего в колонне и ближайшего к ним грузовика по-прежнему сидели люди - то, что от них осталось: странно высохшие, будто мумифицированные тела в черной форме, ставшей им слишком большой. Форма, кстати, как и все остальные предметы - оружие, сами машины, - прекрасно сохранилась. Они переходили от грузовика к грузовику, заглядывая в кузов каждого. Ящики, ящики, ящики... Они вскрывали все по очереди, чтобы ничего не пропустить. Ящики с консервами, ящики с патронами, ящики с гранатами, ящики с автоматами, мешки с обмундированием, снова консервы, патроны, патроны, патроны... Забравшись в одну из кабин, Хорь внимательно осмотрел находящиеся в ней тела. Вылез, подозвал Суховея и Серого. Втроем они долго осматривали грузовик со всех сторон, а потом Хорь спросил:

- То есть, мне не мерещится?

- Определенно не мерещится, - подтвердил Суховей.

- Факт, - кивнул Серый.

- Что вам мерещится? - Холод опирался на плечо Летчика при ходьбе, но выглядел решительно.

- В том-то и дело, что не мерещится, - Хорь снова посмотрел на мертвецов в кабине. - Нет ни единого следа от пули. По ним не стреляли. Это не был газ, иначе они бы корчились от удушья перед смертью. Мы не можем понять, что их убило. Как будто они ехали, а потом просто взяли и умерли.

- Нужно все заснять, - сказал медиум. - В Магистериуме разберутся.

Щелкать фотоаппаратом здесь было неприятно, и Хорь почему-то надеялся, что с пленками что-нибудь случится. Надежда была дурацкая, но не лишенная оснований: с техникой давно творилось хрен знает что.

Химические бомбы были в шестом грузовике по их счету и втором от начала колонны. Те копатели, которые нашли конвой, просто разрезали тент и вытряхнули из кузова все, что им мешало, а заполучив искомое, не стали искать дальше. Унесли они не так много: из четырех ящиков с бомбами опустошили наполовину один, видимо, побоялись брать больше.

- Вот и все, - сказал Суховей. - Вот мы и нашли все, что искали. Осталось понять, что с этим делать.

На всякий случай проверили последний оставшийся грузовик. Патроны, патроны, патроны. Ничего интересного. Полуторки занимали практически все пространство между деревьями, напрочь перекрывая осмотр. Если бы не это, они увидели бы машину сопровождения намного раньше. Легкий открытый автомобиль, прадедушка их "Вепря", стоял на дороге под углом, видимо, водитель перед смертью выкрутил руль влево. В отличие от остальных машин конвоя, людей в кабине не было.

Хорь запоздало закрыл глаза. Ему бы очень хотелось верить, что когда он их откроет, то не увидит ничего из того, что творилось перед ними. Ему бы очень хотелось, чтобы этого не существовало в природе, он мечтал стереть это, вырезать, вырвать из ткани мироздания, уничтожить любым способом из всех возможных и невозможных, но этого не мог сделать никто.

- Вот ублюдки, - сказал у него за спиной Серый.

Те, что прошли здесь до них, - людьми их Хорь называть больше не мог, - не просто содрали с мертвых солдат форму. Им показалось очень забавным насадить тела на заостренные шесты, как пугала в поле, а потом пострелять по ним из найденных тут же автоматов.

- Можешь больше не объяснять мне, как стрелять в людей. Я понял, - тихо сказал Летчик, и от этих его слов Хорю сделалось еще более мерзко. Его замутило. Понимали ли мертвые солдаты, что это происходило именно с их телами? Чувствовали ли они что-нибудь при этом? А потом, когда эти недочеловеки корчились на колах?

- Почему? - жалобно простонал Холод. - Там же целые мешки этой формы, зачем?..

- Падальщики, - Хорь открыл глаза и повернулся к своим спутникам. На его лице застыла широкая улыбка, такая же безумная, как и неуместная. - Они не люди, они падальщики!

Он сел прямо на землю и захохотал. Он смеялся так, как не смеялся никогда в жизни, со всхлипами, пропуская вдохи. По лицу текли слезы, гнусно заныли мышцы живота, легкие начало жечь от недостатка кислорода, а Хорь все смеялся, запрокинув голову к небу и не замечая, что Серый и Суховей трясут его за плечи и что-то говорят, пытаясь перебить истерику. В конце концов, Серый не выдержал и залепил ему пощечину, такую, что аж в ушах зазвенело.

- Хорь! Э-э-э, братуха, хватит!

- Прекрати, Хорь! - вторил ему Суховей. - Что ты ржешь, чего тут смешного?

Хорь наконец-то обратил на них внимание. И даже заметил, как охранщик отшатнулся, заглянув ему в глаза. Но это только добавило ему веселья. Суховея очередной приступ смеха просто взбесил. Он отвесил Хорю еще одну пощечину, так, что мотнулась голова, и раздельно спросил:

- Что. Тут. Смешного?

- А ты не понял? Мертвые лучше всех знают, что такое справедливость!

Выход из положения нашел Серый, который попросту сходил к "Вепрю" за канистрой с водой и окатил из нее Хоря. Этот старый как мир способ снова подействовал. Копатель перестал смеяться и замер, даже не пытаясь отряхнуться. Суховей смотрел на него белыми от бешенства глазами.

- Что ж ты пошел-то в падальщики, а? - спросил он свистящим шепотом. - Думаешь, ты чем-то лучше их? Так ты не лучше, ты точно такой же торговец смертью, как и они.

- А тебе ли меня судить? - спросил в ответ Хорь, поднимаясь с земли и чувствуя, как усмешка против воли снова растягивает его губы. - Что ты вообще обо мне знаешь, а, сволочь?

Ничего о нем Суховей не знал. Не знал, каково это - жить с женой, грудным ребенком и больной матерью на стипендию аспиранта, которой внезапно перестало хватать даже на еду. Не знал, каково это - работать в четырех местах одновременно без перерывов на еду и сон, потому что есть нечего, а спать не дает постоянно плачущая от голода дочка. Не знал, каково это - когда Империя, которую ты всю жизнь хотел спасти, не собирается даже пальцем пошевелить, чтобы спасти тебя. И все же до смерти матери Хорь держался. Многие знали, что он участвует в поисковых экспедициях, и многие предлагали ему хорошие деньги за любое оружие, которое получится достать. Он отказывался наотрез. А потом умерла мама, умерла потому, что у Хоря не хватило денег на лечение. Она все понимала, и в последние два месяца просила сына тратить деньги не на нее, а на ребенка. Хорь не соглашался, и, кажется, она ему этого так и не простила. Хоронить ее было уже не на что, и Хорь сломался. Он привез семь автоматов и почти тысячу патронов к ним. Оплаты хватило на похороны, поминки и два ящика детского питания. И Хорь уехал снова. Дело уже было не в деньгах. После похорон в нем не осталось ничего, кроме холодного ветра, постоянно дующего в Кайлахском ущелье.

- Хочешь знать, почему я продавал эти проклятые стволы? - спросил Хорь, вздрагивая от душившего его смеха. - Да потому что надеялся, что они хоть что-то изменят! Ничего! Нельзя! Изменить! Без оружия! В Кайлахе мы вытаскивали из-под разрушенных домов мертвецов и умирающих, а вокруг стояли старики и женщины, жившие раньше в этих домах. Думаешь, они просили у нас еды, воды, лекарств? А вот хрена с два. Они просили оружия. Вы превратили всю мою гребаную страну в Кайлах, так как какого хрена я не мог давать людям то, в чем они нуждались?

- Подонок, - прохрипел Суховей, сжимая кулаки. - Свинячий выблядок!.. Что ты вообще понимаешь...

Раздался выстрел. Вмиг забыв друг о друге, Хорь и Суховей обернулись на звук. Перед ними стоял Серый, держа в руках направленный вверх карабин.

- Заткнитесь, - приказал он. - Иначе я изуродую обоих.

- Серый, не... - начал было Хорь, но увидел, даже скорее почувствовал какое-то движение за спиной у побратима. - За машины! Бегом! - заорал он и первым рванулся к спасительному грузовику, таща за руку застывшего столбом Суховея. А через секунду воздух разорвала автоматная очередь.

Униатов было трое, Хорь знал это, даже не видя их. И это были те самые, что обстреляли их на тропе. Как они смогли их догнать? Даже с учетом всех задержек, они должны были отставать часа на три минимум. "Ни время, ни пространство больше не имеют значения", сказал в голове голос Холода. Тем более, для них, погибших шестьдесят лет назад. Рванув из-за спины карабин, Хорь огляделся. Холод с Летчиком замерли, пригнувшись, чтобы головы не высовывались за край деревянного борта - молодцы, хватило соображалки. Суховей сидел на земле рядом с Хорем, не удержавшись на ногах после резкого рывка. А вот Серый успел только перелететь через униатский внедорожник и скорчиться за ним. Ох, как плохо.

Нужно было срочно что-то предпринимать. Треск выстрелов прекратился - униаты вышли почти к самой дороге и перезаряжали автоматы, чтобы уж наверняка. Хорь поднял глаза к небу, ожидая хоть какой-нибудь мысли, и его ожидания были вознаграждены. Окно кабины грузовика, за которым они прятались, было открыто. Медленно, не делая резких движений, Хорь закинул карабин обратно за спину и подтянулся на руках, заглядывая внутрь. Ему опять повезло. На ремне у сидевшего внутри мертвеца висела граната. Осторожно встав на приступку кабины, Хорь потянулся к ней, стараясь при этом не особо высовываться. Так, так, еще немного, еще самую капельку... Есть. Все так же медленно он спустился на землю и махнул рукой, привлекая внимание Серого.

Серый поднял ладонь, обозначая свое внимание. Хорь показал ему три пальца, загибая их по очереди, потом указал большим себе за спину. Серый кивнул. Хорь глубоко вдохнул, укрепил гранату на поясе так, чтобы сдернув ее оттуда, сорвать чеку, передернул затвор карабина и выскочил из-за грузовика. Униаты даже не прятались, шли вперед в полный рост, на ходу поднимая автоматы. "Три, два, один", - отсчитал про себя Хорь и полоснул по ним очередью. В этот же момент Серый у него за спиной бросился к грузовику. Хорь дал еще одну очередь. По спине потек липкий пот: он готов был поклясться, что пуля ударила одного из униатов в грудь, но тот только удивленно пошатнулся и нажал на курок. Хорь инстинктивно пригнулся, понимая, что его это все равно не спасет, краем глаза отметил, что Серый успешно добрался до укрытия и теперь сидит рядом с Суховеем, и вдавил спусковой крючок до упора, выпуская из ствола все оставшиеся патроны. Потом рванул с пояса гранату, швырнул ее в противников и прыгнул назад за грузовик. Если это их не остановит, то нам конец, успел подумать он. Ногу обожгло, потом пронзило острой болью, и Хорь упал навзничь, едва успев выставить вперед руки, чтобы смягчить удар.

В голове шумело, кровь гремела в ушах, как пневматический молот. Хорь лежал, уткнувшись лицом в траву, и ждал. Когда грохот в ушах стих, он понял, что жив. Его идиотский план сработал, и униаты убрались. Другой вопрос - надолго ли? Граната остановила их далеко не навсегда. Он поднял голову и увидел встревоженное лицо Серого.

- У нас проблемы, - сказал он коротко.

- Прости, Хорь. Я не успел, - Суховей сидел, прислонившись спиной к колесу. Он был бледен, а по рукаву и бронежилету быстро растекалось красное пятно.

- Ничего, - сказал Хорь и попытался встать. Он тут же рухнул обратно, душа в горле стон. - Опять левая, - сказал он, пытаясь улыбнуться Серому. - Вот видишь, какой я везучий.

- Ребята, - голос Летчика дрожал. - Кажется, он без сознания...

- Пиздец, - резюмировал Серый, закидывая за спину карабин. - А теперь все сидят здесь и не помирают, пока я не вернусь. Летчик, возьми у Хоря ствол, прикроешь меня.

- Тебе тут стволов мало? - спросил Хорь, перекатываясь на спину. - И вообще, это плохая идея.

Серый и сам это понимал. Тут нужно было выбирать из двух зол: либо оставлять раненых практически без прикрытия, либо рисковать всем вместе. Препаршивейшая была ситуация. Сомнения разрешил Суховей.

- Нельзя разделяться, - тихо сказал он. - Помоги мне встать, Серый.

Со стороны они наверняка представляли собой довольно комичное зрелище. Хорь с Суховеем, опираясь друг на друга, образовывали относительно устойчивую конструкцию, которая, тем не менее, слегка раскачивалась и время от времени тихо шипела. Холода Серый просто поднял на руки - медиум весил не больше подростка. Сзади шел Летчик, сжимая в руках карабин. Кое-как они доковыляли до машины. Серый опустил медиума на траву - в немедленной помощи он сейчас не нуждался, а закидывать его на сиденье было бы слишком тяжело.

- Летчик, верни Хорю карабин и возьми из кузова тент. Расстели его где-нибудь, чтобы поровнее было, и тащи сюда ПП-шки и воду.

Парень бросился выполнять указания. После того, как трава на тропе, оказавшейся самым ровным местом, была укрыта брезентом, Хорь бережно усадил на него охранщика и тяжело опустился рядом.

- Ты как? - спросил он Суховея. Лицо у того было абсолютно белым, только на подбородке краснела капелька крови - прокусил губу.

- Больно как, - сказал Суховей и попытался улыбнуться. - Меня первый раз ранят.

- Это ничего. Потом хуже будет, - оптимистично заверил его Хорь. Он уже успел осмотреть собственную рану и убедиться, что ему действительно снова повезло. Пуля всего лишь чиркнула по бедру, оставив глубокую борозду. Было очень больно, кровь залила штанину до самого низа и наверняка уже хлюпала в берце, но сама рана была неопасна. Ерунда по сравнению с пулей, застрявшей в ноге и оставившей Хорю на память шрам и возвращающуюся время от времени ноющую боль. Серый тогда три дня тащил его на руках до ближайшего населенного пункта, а потом на чужой машине вез в какую-то больницу, где ничему не удивляющийся врач за некоторое вознаграждение вытащил расплющившийся о бедренную кость кусочек свинца.

К Суховею судьба была не столь благосклонна. Пуля попала в плечо, туда, где тело защищала только прослойка кевларовой ткани. Повезло еще, что она срикошетила от пластины и ушла чуть выше. Серый попытался снять с охранщика бронежилет, но стоило ему потянуть броньку вверх, как Суховей застонал от боли.

- Срезай, - бросил Хорь.

- У нас нет запасной броньки.

- Плевать. Не снимем - будет хуже.

Серый вытащил нож и принялся пилить ремни бронежилета. Армированная стропа поддавалась с трудом. От резкого движения клинок соскочил и полоснул Серого по запястью левой руки. Коротко выругавшись, он плеснул на ремень водой. По мокрому резать стало проще, и вскоре они на пару с Летчиком освободили Суховея от не выполнившей своего предназначения брони и пропитанного кровью кителя. Хорю потребовалось лишь на мгновение поймать взгляд Серого, чтобы понять: все плохо. Осталось узнать, насколько.

- Суховей, ты руку чувствуешь? - осторожно спросил Серый. - Пошевели пальцами.

Охранщик послушно сжал и разжал пальцы.

- Что там? - спросил он.

- Как бы тебе сказать, - замялся Серый.

- Скажи уж, как есть.

- В общем, тебе просто сказочно повезло, как бы нелепо это не звучало. Не задеты артерии, цел сустав. Но ключица раздроблена, и я не знаю, насколько там все серьезно. Нам срочно нужно отсюда выбираться. Тебе нужен настоящий врач.

- Сколько у меня времени? - голос у Суховея был спокойным, но чувствовалось, сколького ему стоит это спокойствие.

- Пара дней, - пожал плечами Серый. - Максимум - трое суток.

- Я понял, - Суховей прикрыл глаза. - Сделай, что можешь.

Серый кивнул и вскрыл упаковку пакета первой помощи. Первым делом он вколол Суховею два шприца, один с обезболивающим, второй с антибиотиками, и только потом начал осторожно стирать кровь вокруг раны сначала просто мокрым, а потом щедро политым обеззараживающим раствором. Затем он вытащил из пакета что-то, очень напоминающее упаковку крошечных мочалок.

- Это что? - спросил Суховей.

- Геморрагическая губка, - ответил Серый. - Останавливает кровь. Это долго, Хорь, держи ее и меняй, как только совсем намокнет, я пойду руки помою и Холода проведаю. Летчик, со мной.

Хорь остался держать губку и заодно Суховея, который то и дело начинал заваливаться на сторону, еще сильнее пачкая и без того погубленные штаны копателя. А ведь если бы не та идиотская ссора... Хорь мысленно костерил себя на чем свет стоит. Это же надо было, сорваться и устроить безобразную истерику в настолько неподходящий момент! Будь Холод в сознании, наверняка начал бы объяснять, что всему виной воздействие экзостатического фона, и приводить вполне правдоподобные теории, но Хорь знал, что дело не в этом. Возможно, не только в этом. Он-то надеялся, что смог избавиться от груза воспоминаний, выбросить войну из головы и не возвращаться к ней раз за разом. Но нет: война по-прежнему жила внутри него, ухмыляясь гнилой пастью.

Губка пропиталась кровью, Хорь бросил ее на непромокаемую упаковку пакета и приложил к ране следующую. Какие же крутые эти новые ПП-шки, чего в них только нет. Или это не общеармейские, а какие-нибудь спецназовские? В пакетах старого образца - они и назывались по-другому, АИ - аптечка индивидуальная, - подобного богатства не было. Три одноразовых шприца, стеклянные ампулы с самым простым обезболивающим и, кажется, антибиотиками, какие-то непонятные таблетки и бинты. Вот и все, парень, давай, дальше - как хочешь. Хотя, с другой стороны, Хорь предпочел бы, чтобы содержание этих пакетов осталось для него загадкой.

Он сменил еще две губки до того, как Серый вернулся. Холод пришел в себя и даже пытался сесть, хотя тело его еще плохо слушалось. Более того, он даже уже что-то втолковывал склонившемуся над ним Летчику. Судя по всему, говорить ему тоже было рано, потому что Летчик только непонимающе качал головой.

- Ну, что тут у нас? - спросил Серый, обнажая рану.

- Инвалидная команда, - еле слышно произнес Суховей.

- Шутки шутим? Это хорошо, - Серый покивал головой. Он принес с собой котелок, наполненный водой, и теперь сосредоточенно топил в нем бинт. - Руку к груди прижми. Надо зафиксировать.

- А это что? - спросил наблюдающий за странными манипуляциями друга Хорь.

- А это величайшее достижение экстренной медицины - полимерный бинт, - сказал Серый с такой гордостью, будто сам приложил руку к созданию этого достижения. - После того, как его размочишь, застывает намертво. Как гипс, только быстрее и не крошится.

Он достал бинт из воды и ногтем поддел краешек. Порез на запястье сочился кровью, и Серый, не глядя, вытирал ее о валяющийся рядом китель Суховея. Охранщик проследил его движение и вдруг ухмыльнулся.

- Вот и побратались, - сказал он вдруг, оглядывая перепачканных своей и его кровью Хоря и Серого.

- И правда, - удивленно протянул Хорь, совершенно не ожидавший такой интерпретации происходящего. Факт побратимства с охранщиком еще требовалось осознать.

- Раньше.

- Что? - все трое оглянулись.

Холод полулежал, полусидел, опираясь на Летчика, и скалился во все зубы.

- Вы же в Вальциге руки кололи все трое, - прохрипел медиум.

Хорь, Суховей и Серый переглядывались с нескрываемым удивлением, будто видели друг друга в первый раз, а потом до них начало доходить.

- Но мы же не клялись, - медленно сказал Суховей.

- Просто обычай такой, - вторил ему Хорь.

- Клятвенный камень, - охнул Серый, первым осознав все до конца.

- Идиоты, - Холод тихо засмеялся и закрыл глаза.

- Мальчик прав, - подтвердил Суховей, еле сдерживая смех, который причинял ему нешуточную боль. - Мы три старых идиота.

- Я, между прочим, еще очень даже ничего, - проговорил Серый, который как раз сдерживаться даже не пытался.

А Хорь только крутил головой, пытаясь смириться со свершившимся, оказывается, довольно давно событием. Словно в полусне он помогал Серому накладывать фиксирующую повязку, плотно притянувшую руку Суховея к груди, словно в полусне терпел манипуляции с собственной ногой: уколы, обработку раны, накладывание швов. Кое-как переоделся в камуфляжные штаны, вытащенные из рюкзака, с трудом зашнуровал берцы. Накинул китель на плечи Суховею, которого от кровопотери и боли пробрал озноб: одежда охранщика больше не годилась даже на тряпки.

- Надо бы сжечь все это, - сказал Хорь, глядя на окровавленные тряпки.

- Погоди. Там в кармане... Достань, пожалуйста, - Суховей потянулся левой рукой к своему кителю, но едва смог удержать равновесие.

- Сиди уж, - проворчал Хорь и за рукав подтянул китель к себе. Потряс его немного, определяя, где что лежит, достал из нарукавного кармана портсигар, а из нагрудного - плоский кожаный бумажник и прозрачный чехол с документами.

- Прикуришь? - спросил Суховей, пытаясь убрать бумажник в карман штанов. Но сидя, да еще и левой рукой, это было делать неудобно, и бумажник упал на тент.

Хорь прикурил вонючую папиросу, внезапно отметив, что на вкус она далеко не такая мерзкая, как на запах, и поднял раскрывшийся при падении бумажник. В прозрачном кармане, где обычно хранят водительские права и разнообразные карточки, лежала фотография из кабинки экспресс-фото. На ней немного смущенного, но явно довольного Суховея обнимала за шею совсем молодая и очень красивая девушка. Красотка заливисто смеялась, смело глядя прямо в объектив.

- Сестренка? - спросил Хорь, возвращая бумажник владельцу. Для дочери Суховея девушка была все-таки слишком взрослой, да и вряд ли у невзрачного охранщика могла получиться такая красивая дочь.

- Подруга, - ответил Суховей, и лицо у него сделалось такое же, как на фотографии: смущенное, но счастливое. Глядя на людей с такими лицами, всегда хочется немного позавидовать. Хорь и позавидовал немного, самую капельку.

Подошел Серый, поманил к себе Летчика, и они вдвоем ушли к машине. Глядя на то, как Серый садится за руль, а Летчик открывает капот и заглядывает под него, Хорь ощутил, как неприятный холодок пробежал вдоль хребта и свернулся клубком в затылке. А уж когда Летчик спросил:

- Холод, можешь подойти? - клубок холода превратился в целую ледяную глыбу.

Внедорожник не подавал ни малейших признаков жизни. Вот теперь нам точно пиздец, мрачно подумал Хорь.

- Что там? - спросил Суховей, который сидел спиной к машине и никак не мог обернуться.

Ответил Серый.

- Мы идем пешком, - сказал он, грузно опускаясь на тент и закуривая.

Куда, хотел спросить Хорь, и не спросил. Он и сам понимал, что им нужно добраться хотя бы до дороги. А там - может, заработает какая-нибудь связь, может, удастся подать сигнал с помощью карабинов. В принципе, сигнальные патроны можно было зарядить хоть сейчас, только вряд ли первыми их найдут свои. Значит, им нужно оторваться от преследования (в том, что их будут преследовать, Хорь не сомневался) и добраться до места, где можно будет выйти на связь хоть с кем-нибудь. На это отводится максимум трое суток. Если бы их противники были живыми, то задача была бы сложной, но выполнимой, но то, что мертвые униаты могли появляться и исчезать без следа, а пули их не брали, делали ее безнадежной. Значит, придется сделать невозможное. Хорь неловко поднялся, опираясь руками о землю, и поковылял к машине за топором: ему нужно было срубить себе палку, чтобы опираться на нее при ходьбе.

- Летчик, вытряхивай все из рюкзаков нахуй, - сказал Серый, проводив побратима взглядом. - Берем только самое необходимое, раскладываем на три рюкзака.

- На четыре, - возразил Холод. - Я донесу.

- Тебе бы жопу свою донести! - рявкнул Серый, но тут же взял себя в руки. - На четыре рюкзака. Холоду спальники положи, они места занимают прорву.

Когда Хорь вернулся к машине, процесс перекладывания рюкзаков был почти завершен. Серый строго следил за тем, чтобы никакие излишества, вроде тяжелых банок с тушенкой или газовых горелок, не оказались среди того, что он назначил самым необходимым: спальники, пайки, несколько ПП-шек, патроны, вода, выключенные телефоны, два фонаря, один топор, небольшая складная лопата и кассеты с отснятой пленкой. Впрочем, немного подумав, он все-таки добавил к этому списку одну из горелок и маленький котелок.

Хорь с металлическим лязгом уронил с плеча свою ношу. Четыре автомата-"стельки", все еще влажно блестящих смазкой, легли на траву. На втором плече висела брезентовая сумка для снарядов, набитая патронами, сверху лежало несколько гранат.

- Думаешь, поможет? - спросил Серый.

- Надеюсь, - откликнулся Хорь. - Может, Холод какой-нибудь способ знает?

Медиум только покачал головой. В этом не было ничего удивительного: знал бы - сказал сразу. Но с оружием в руках, настоящими боевыми автоматами, а не охотничьими карабинами, было спокойнее, по крайней мере, Хорю. Больше никто ничего по этому поводу не сказал. Сидя на куче брошенного барахла и заряжая в магазины патроны, Хорь заметил у себя под ногами фляжку Суховея, подобрал и сунул в карман. Серый заметил, но промолчал.

Шли они медленно, слишком медленно. "Вепрь" пер по тропе, не замечая ни растительности, ни ям, а людям приходилось тяжело. Хорь почти не чувствовал ногу - ни боли, ни тяжести, спасибо армейским стимуляторам, - но шагал он куда медленнее, чем рассчитывал. Впрочем, не он был главным сдерживающим фактором. Холоду хватило упрямства влезть под рюкзак, но явно не хватало сил, чтобы идти с ним прямо, его вело по синусоиде, как пьяного. Время от времени он буквально врезался в Летчика, который осторожно придерживал брата и возвращал на прямую. Суховей, кажется, вообще не понимал, что происходит: он потерял много крови, и каждый шаг отдавался болью в раненом плече, несмотря на обезболивающие. Охранщик просто шел вперед, концентрируясь на том, чтобы не упасть. В глазах у него было темно, он то и дело спотыкался, и Серый в какой-то момент просто подхватил его под руку. Суховей обвис у него на плече на секунду, но в следующее мгновение уже снова шел вперед.

Конечно, идти по тропе было опасно, риск быть обнаруженными повышался во много раз, но в этом выморочном лесу это было единственной возможностью вернуться к дороге. Направлений тут не существовало, только единственная дорога - назад, по собственным следам. Да и не дошли бы они по лесу: из пятерых двое ранены, третий болен. И правда, инвалидная команда, усмехнулся Хорь про себя по вечной зубоскальной привычке. Он тяжело опирался на палку, рюкзак из-за этого так и норовил сползти на сторону, и наплечный ремень бронежилета больно врезался в шею. Приклад висевшей на шее "стельки" толкался в ребра, набивая на боку обширный и болезненный синяк. По уму, нужно было бы остановиться и поправить лямку, но Хорь боялся, что, прекратив идти хотя бы на полминуты, он уже не сможет сдвинуться с места.

Ночь наступила как-то очень сразу, будто ливнем с неба пролилась. Вроде шли и шли в невнятном чернолесском полумраке, а потом вдруг стало совсем темно. Хорь попытался прикинуть, сколько времени прошло с того момента, как он проснулся в биваке у распиленного накануне огромного бревна. По его ощущениям, выходило больше двадцати часов. Насколько это совпадало с реальностью, было неизвестно, и выяснить было не у кого. Да и незачем, по большому-то счету. В любом случае, пора было искать место для ночлега. От той погони, что шла за ними, так просто было не уйти, так что не было никакого смысла рвать жилы.

Едва в растительности вдоль тропы показался просвет, Серый свернул с дороги, увлекая за собой остальных. Уходить далеко вглубь леса не стоило, но нужно было подыскать какое-никакое укрытие. У Хоря мелькнула было мысль попросить Серого и Летчика отправиться на поиски подходящего места самим, не заставляя остальных таскаться по буеракам в темноте, но он тут же отмел ее как неконструктивную и, более того, опасную. Стоило кому-то из троих - ему самому, Суховею, Холоду - остановиться или, хуже того, сесть, и встать бы он уже вряд ли смог. Уж лучше было идти всем вместе, пусть большая часть команды и держалась почти исключительно на одной силе воли.

После довольно продолжительного блуждания в потемках, поиски увенчались успехом. Летчик углядел среди подлеска несколько упавших деревьев. Первым когда-то рухнул огромный дуб, родной брат того, что преградил им дорогу - с ума сойти, чуть больше суток назад. А потом на него упал росший в десятке метров вяз, не такой гигантский, но и далеко не маленький. Вокруг лежащих исполинов уже тянулись вверх молодые деревца, пока больше напоминающие высокий кустарник.

- Здесь и останемся, - сказал Серый, и едва успел удержать на ногах Суховея, с тихим стоном начавшего оседать на землю. Он помог охранщику сесть и с заметным облегчением сбросил с плеч рюкзак. Серый тащил основную часть их немудреного груза: почти весь запас воды. После того, как все рюкзаки были аккуратно уложены под стволами, Летчик с Серым притащили еще несколько свежих валежин потоньше, чтобы еще лучше замаскировать укрытие. Походив вокруг и убедившись, что прячущихся в этом импровизированном шалаше людей не видно, Серый с неожиданной ловкостью ввинтился между бревнами и устало сел на землю, точнее, на мягкую подстилку из травы и опавших листьев.

- Кому облегчиться нужно, сейчас сходите, - сказал Холод. - Я буду защитный круг ставить.

- Как в сказках, - хмыкнул Серый. - Витязь Рустам тоже вокруг себя круг чертил, чтобы его нечисть не заметила.

- Именно, - откликнулся медиум, закидывая в рот горсть таблеток. - И как в сказке, выходить из круга нельзя.

- Надо воды вскипятить, - сказал Летчик. - Попить горячего. Я горелку достану.

- Да и пожрать бы не мешало, - заметил Серый. - Где пайки?

- У меня в рюкзаке, - ответил Хорь. Он потянулся за ними, и от неудачного движения снова заныла нога. Действие обезболивающего заканчивалось, и нужно было делать новый укол. А каково Суховею, подумал копатель, и вдруг сообразил, что охранщик уже довольно давно сидит, не двигаясь и даже не открывая глаза.

- Суховей, - тихо позвал он. - Ты чего?

- Больно, - не разлепляя губ, прошелестел Суховей. - Помоги встать.

- Может, сначала обезболку кольнем?

- Потом. Сначала помоги встать.

Хорь торопливо подставил ему плечо и охнул от натуги, поднимая показавшегося вдруг очень тяжелым Суховея. Серый подхватился было помочь, но охранщик еле заметно мотнул головой.

- Пусть Хорь.

Они валко, "домиком", отошли на несколько метров от укрытия.

- Помоги штаны расстегнуть, - смущенным шепотом попросил Суховей. Хорь стер с лица уже готовую было появиться улыбочку, хотя ее все равно не было бы видно. Ему было знакомо это нелепое чувство стыда за собственное ранение, за беспомощность, за то, что приходится повисать на чужих плечах лишним грузом. Сам Хорь тоже никогда бы не попросил помощи в таком деликатном деле у кого-то из молодых. А Серый и так почти всю дорогу практически волок Суховея на себе, вдобавок к самому тяжелому рюкзаку.

Забираться обратно в "шалаш" было куда тяжелее, чем вылезать из него. Хорь первым пролез через бревна и приподнял их, давая Суховею хоть немного больше пространства для маневра. Тот медленно, выверяя каждое движение, начал перебираться через преграду, но в какой-то момент потерял равновесие и рухнул вниз лицом на вовремя подставленные руки. Серый рванул обертку ПП-шки. Хорь с помощью Летчика перевернул Суховея, который быстро приходил в себя.

- Потерпи, братишка, сейчас станет легче, - ласково бормотал Хорь, протирая лоб и виски охранщика влажной салфеткой, пахнущей чем-то едко-свежим. И сам удивлялся тому, насколько легко и естественно вырвалось у него это слово. Поэтому я ему и карабин так легко отдал, подумал он. Судьбу не обманешь. Значит, зачем-то это нужно, значит, ждет нас что-то впереди, значит, выберемся, обязательно выберемся! Он и не замечал, что шепчет это вслух.

- Выберемся, - выдохнул Суховей и попробовал улыбнуться. У него почти получилось. В шесть рук ему помогли сесть, прислонив спиной к толстенному бревну.

- Теперь твоя очередь, - Серый уже держал наготове новый шприц.

- Давай, - Хорь скинул с плеча китель, подставляя руку под укол.

- Ребята, я начинаю ставить защиту, - сообщил Холод, встряхивая кистями рук.

- Тебя снова сложит? - хмуро поинтересовался Серый.

- Не должно, - покачал головой медиум. - Это чисто механический процесс, не требует напряжения.

- Валяй, - махнул рукой Серый.

Холод вытащил из чехла на поясе самый обычный ножик и начал чертить им по земле, тщательно следя за тем, чтобы линия нигде не прерывалась. Граница круга проходила точно по пределам их убежища.

- Ничего, что круг не круглый? - спросил Летчик.

- Ничего.

Затем медиум вытащил из своего рюкзака небольшой ящичек, больше напоминающий уменьшенный сундук с кладом из старого фильма про пиратов. Тем не менее, запирался сундучок на кодовый замок. Быстро набрав комбинацию из цифр, Холод откинул крышку и некоторое время смотрел внутрь, словно выбирая, что бы ему оттуда взять. В итоге, вытащил несколько сухих листочков, маленький пузырек с какой-то жидкостью и неопрятный пучок резко пахнущей шерсти. Листочки и шерсть медиум разбросал за границей круга, а жидкостью из пузырька побрызгал на каждого по очереди.

- Стоит ракита трескучая, под ракитой сидит заяц бегучий, льет слезы горючие, - прокомментировал Серый. - Прямо как в сказке про Рустама.

Холод кивнул. Серый устало откинулся назад, привалившись плечом к Хорю. Ему тоже пришлось несладко в этот бесконечный день. Летчик возился с горелкой, помешивая заварку в котелке, Холод бормотал какие-то заговоры себе под нос, полностью отрешившись от происходящего. Хорь сидел между двумя побратимами, глядя на голубоватый огонек. Хотелось курить, и он полез за сигаретами.

- Прикури мне тоже, - попросил Суховей.

Хорь кивнул. Прикурил сначала свою сигарету, потом папиросу для Суховея. Задержал огонек зажигалки ненадолго для склонившегося над ней Серого. Три измученных немолодых человека молча курили, пряча сигареты в кулаках.

- Было у старика три сына, - сказал Суховей и без перехода добавил: - Прости, Хорь, что я тебя с этими сравнил. Я сам знаю, что это неправда.

- Откуда? - спросил Хорь, и на этот раз в вопросе не было издевки.

- Думаешь, я бы иначе с тобой пошел? За последние двадцать лет в Службу Охраны спокойствия сообщали о находках запрещенного оружия шестнадцать раз. Из них три раза звонил ты.

- Как? - от удивления Хоря хватило только на этот примитивный вопрос. - Я же линию шифровал!

- Случайно, - улыбнулся Суховей. - Когда ты звонил в первый раз, на трубке сидел твой однокашник по Приморскому училищу. Он тебя по голосу узнал. А линию мы так и не вычислили.

- И ты меня прости. За то, что наговорил. Уж кто-кто, а ты в моих бедах не виноват, - Хорь опустил голову. - Я просто, когда тех, из машины, увидел...

- Просто у нашего с тобой брата есть одна небольшая особенность, - сказал Серый, и ему эти слова дались без особого труда. - Он мертвых любит больше, чем живых. Всегда таким был.

В словах Серого не было ни капли неправды. Хорь действительно был таким, и никогда не отрицал этого за собой, но сейчас вдруг испугался, что Суховей не поймет или поймет неправильно. Он понял все так, как надо.

- Их тоже должен кто-то любить, - сказал охранщик задумчиво. - Знаешь, наверное, ты самый честный человек из всех, что я видел.

- Ой ли, - усмехнулся Хорь. - Ой ли.

- Мужики, чай готов, - сказал Летчик.

Они быстро поели, не чувствуя и без того небогатого вкуса пайков, и повалились спать на расстеленных прямо на земле спальниках. Часового выставлять не стали: в случае чего, это бы их все равно не спасло, а выспаться нужно было всем. Хорь от усталости не чувствовал собственного тела, которое будто превратилось в мешок с мокрым песком. Он был вымотан настолько, что даже спать толком не мог и просто лежал, провалившись наполовину в чуткую дрему. И снова зазвучали в голове проклятые голоса, заглушенные прежде адреналином, болью и усталостью. Не буду вслушиваться, подумал Хорь, и это, на удивление, помогло. Будто в доме за стенкой бормотало оставленное включенным радио. Один раз ему показалось, что среди неразборчивого гомона прозвучал треск автоматных очередей, но звук был таким тихим и мимолетным, что он даже не обеспокоился. Зато обнаружил, что если постараться ни о чем не думать, голоса начинают складываться в незатейливую мелодийку навроде колыбельной.

Насторожился Хорь, когда начал различать среди ставшего уже привычным многоголосья отдельные слова. Он мгновенно вынырнул из своего полусна: слова были униатские, и звучали не только в его голове. Враг был где-то неподалеку. Почувствовав плечом движение, копатель повернул голову: рядом с ним трясся в беззвучном припадке Холод. Медиум был в сознании. Хорь потянулся было потрясти за плечо Серого, но Холод схватил его за руку.

- Тихо, - одними губами сказал он. - Я справлюсь.

Трескучий резкий говор униатов раздавался уже совсем рядом, практически у них над головами, Хорь понимал их с пятого на десятое. Говорили что-то о "лесных свиньях", видимо, приняли их за партизан. Копатель вздрогнул, когда увидел мертвого солдата сквозь бревна, натасканные для маскировки. Тот стоял в паре метров от их укрытия, озираясь вокруг и поводя из стороны в сторону дулом автомата. Лежащих под поваленными деревьями людей он не видел, скользя мимо безразличным взглядом.

- Дальше! - приказал невидимый Хорю командир. Солдат кивнул, повернулся к куче валежника спиной и пошел прочь, растворившись в воздухе на пятом или шестом шаге.

- Сработало, - прошептал Хорь, еще не веря случившемуся до конца. Ему в плечо шумно, с присвистом, дышал Холод.

- Их двенадцать, - сказал медиум.

- Откуда ты знаешь? - спросил Серый, и Хорь понял, что никто уже не спит.

- Чувствую. И они нас почуют, стоит нам выйти из круга. Твою мать, голова раскалывается...

- Сейчас укол сделаю, - Серый сел и подтянул к себе рюкзак.

Хорь вздохнул, и поставил котелок на горелку. Он чувствовал себя вполне отдохнувшим и здоровым, но стоило ему сесть, как боль в ноге напомнила ему, что это не так. Стащив наполовину штаны, копатель размотал бинт и критически осмотрел рану. Могло быть и хуже, конечно, но и имеющееся не радовало. Бедро распухло в полтора раза, кожа вокруг шва была багровой и горячей. Щедро плеснув на рану обеззараживающего раствора, Хорь часто заморгал, стряхивая с ресниц нахлынувшие слезы: щипало немилосердно, так что трех уколов он даже не почувствовал. Когда он закончил со своей ногой, вода уже закипела. В котелке развели несколько пакетиков концентрата, еле дождавшись, пока он растворится, начали хватать ложками горячую жижу. Ели в мрачном молчании. Слова медиума словно лезвие гильотины повисли в воздухе.

- Надо идти, - сказал Серый. - Мы не можем сидеть здесь вечно, тем более, с ранеными.

- Они нас перебьют, - Холод сидел, прижимая левую руку к виску. - Как только мы выйдем отсюда, они появятся.

- В прошлый раз удалось отбиться, - возразил Хорь.

- Теперь они знают, что наше оружие не причиняет им вреда.

- А еще они могут появляться и исчезать. И что нам теперь, сдохнуть под этим деревом? - Хорь начал злиться.

- Не кипятись, братишка, - Серый успокаивающе положил руку ему на плечо. - Выход есть всегда, даже если тебя съели. А мы пока живехоньки.

- Как они это делают? В смысле, появляются и исчезают. Они же не призраки, а вполне себе материальны, - Суховей выглядел очень больным. Кажется, за ночь у него поднялась температура, и, судя по тому, какие обеспокоенные взгляды бросал в его сторону Серый, он опасался воспаления.

- Материальны, - кивнул Холод, едва ли не радуясь даже такому небольшому отклонению от темы. - Но они принадлежат той стороне. На законы этой им плевать. Они как бы ныряют в нее, где захотят и когда захотят. Точнее наоборот, выныривают с нашей стороны на свою.

- Почему они вообще это делают? - глухо спросил Летчик. - На кой хрен им сдалось это подводное плавание?

- А ты представь, что оказался в открытом море. Хочешь - не хочешь, наныряешься. Они не могут вернуться.

- Должен быть выход, - сказал Хорь. Серый правильно сказал, выход есть всегда, его просто нужно найти. Не то чтобы копатель верил в судьбу, но сейчас он был уверен, что это еще не конец. Они просто упускают что-то из виду.

- Интересно, мы на той стороне смогли бы также? - задумчиво протянул Серый, ни к кому конкретно не обращаясь.

- Холод, - Летчик вдруг посерьезнел лицом и подергал медиума за рукав. - Братишка..

- Что? - Холод тоже напрягся.

- Помнишь, ты, когда про галь... гальдраставы объяснял, говорил, что раньше медиумы на ту сторону бегали, как в пивнушку?

- Ну.

- А ты так можешь?

Теперь уже все слушали этот разговор, затаив дыхание. Вопрос Летчика давал им шанс на выживание, призрачный - но шанс.

- А еще я говорил, что после Последней никто даже не пробовал... - медиум раздраженно отмахнулся, но Летчик не дал ему договорить.

- Ты знаешь, как это делается? - не унимался он.

- Знаю, но я повторяю: никто даже не пробовал!

- Ты можешь это сделать?

- Да могу! Но никто не знает, что с нами случится там!

- Зато все знают, что с нами случится здесь, - Серый уселся на корточки напротив медиума и внимательно посмотрел ему в глаза. - Ты сможешь перетащить туда всех?

- Не знаю, - Холод по-мальчишески обхватил руками согнутые колени. - Я и сам-то никогда... Я помню теорию. Нам объясняли на допсеминарах, но больше в качестве забавного исторического факта.

- Что нужно делать? - Суховей был полон решимости.

- Переступить черту.

- И все?

- Фактически, да.

- Тогда нужно попытаться.

- Суховей, ты ранен! Что с тобой будет на той стороне? - Холод чуть не плакал. Ему было страшно, и он даже не думал это скрывать.

- Да уж хуже, чем сейчас, точно не станет, - углом рта усмехнулся охранщик. - Все будет хорошо, сынок. Действуй.

- Мы можем оттуда не вернуться, - Холод привел последний аргумент. Никакого действия он не возымел. Все выжидающе смотрели на медиума, ожидая указаний. Тот в сердцах махнул рукой. - Собирайте рюкзаки. Я попробую.

Упаковались быстро. Потом, беспрекословно повинуясь распоряжением Холода, Серый с Летчиком разбросали тонкие "маскировочные" бревна, следя за тем, чтобы не нарушить границу защитного круга. Впятером они стояли у черты, проведенной по земле ножом.

- Может, за руки взяться? - предложил Хорь.

- Да не нужно, - на лице Холода читалась отчаянная решимость. - Просто, когда я скажу, перешагните черту. Если получится, вы поймете.

Медиум несколько раз глубоко и шумно вдохнул, будто продувая легкие, а потом задышал ритмично и мерно. Момента, в который к звуку дыхания прибавился гортанный речитатив, никто не заметил. Неожиданно низкий и густой голос Холода сливался с шумом ветра в кронах деревьев, с биением крови в ушах, со всеми звуками, которыми вдруг наполнился лес. В его то ли песне, то ли заклинании невозможно было различить не то что слов, даже отдельные звуки казались незнакомыми. Они роились вокруг Хоря вихрем черных мошек, словно сужая угол зрения, на виски давило невидимым обручем. Хорь закрыл глаза, пока от напряжения не начала болеть голова, и его поглотил хоровод звуков. Когда в сознание ворвался полушепот-полукрик: "Сейчас!", он просто качнулся вперед, ни на мгновение не вспомнив, зачем это делает.

И мир отразился от век Хоря и стал таким же, как был раньше, но другим. В воздухе еще звучало невесть откуда взявшееся эхо поглотившей окружающую реальность песни, когда Хорь открыл глаза. Ощущение было странное. Все было так же, как и несколько минут назад: лес, поваленные деревья-великаны, рюкзак с пристегнутым к нему карабином за спиной и ремень автомата на шее. Только теперь глаза копателя покрывал толстый слой невидимой, но густой пыли. Мир выглядел выцветшим, как старая фотография, которую не хранили в альбоме, доставая лишь по редким поводам, а повесили на стене напротив окна.

Хорь скосил глаза. Слева от него стоял Серый, такой же, как и всегда. Он улыбался. Хорь вдруг обнаружил, что забыл выдохнуть воздух из легких, и едва не закашлялся. Они пятеро казались яркими пятнами на обесцвеченном фоне той стороны.

- Получилось, - удивленно сказал Холод, оглядываясь.

Летчик растерянно теребил ворот кителя. Суховей, неловко орудуя одной рукой, пытался достать из кармана портсигар, а из портсигара - папиросы. Он выглядел бледнее остальных, но держался бодро. Хорь отошел на пару шагов в сторону и присел на бревно: у него немного кружилась голова. Заметив его маневр, Серый спросил почему-то шепотом:

- Как нога?

- Хорошо, - так же тихо ответил Хорь, прислушиваясь к своим ощущениям и с удивлением понимая, что сказал чистую правду. Нога по-прежнему плохо слушалась и была тяжелой и ватной, будто отсидел, но боли больше не было, только легкое покалывание вокруг шва.

- А ты как, Суховей?

- Спать хочется, - сказал охранщик. - А так - нормально. Ты молодец, Холод.

- Я это сделал, - все еще не веря в произошедшее, проговорил медиум. Глаза у него были шальные.

- Ты герой, парень, - сказал Хорь со своего бревна. - Вернемся - диссертацию про это напишешь. Весь твой Магистериум от зависти усрется.

- Еще как усрется. Надо идти, да? - Холод вскинул глаза. Он пребывал в какой-то прострации, как человек, которого разбудили посреди ночи, а он не понимает половины вопросов и потому отвечает невпопад.

- Надо, - Хорь нехотя оторвал себя от бревна. Пробираясь со своей палкой через валежник, он вдруг заметил отпечаток сапога на мягкой почве. Здесь стоял униат, которого он видел утром из их укрытия. Копатель задумчиво встал рядом и перенес вес на здоровую ногу, потом отступил назад. Перед ним по-прежнему оставался только один след: плоской подошвы солдатского сапога. Рифленая подошва хоревского берца на земле не отпечаталась. Хорь хищно улыбнулся, почти оскалился. Теперь они были на равных с противником и даже смогли вырваться на полкорпуса вперед. Даже после всего, копатель не мог думать о мертвых униатах, как о врагах. Наверное, потому что он и вправду любил мертвых больше, чем живых.

Первое время Хорь пытался понять, что из себя представляет та сторона, но вскоре бросил это занятие, как безнадежное. Он оглядывался, принюхивался, прислушивался, даже сорвал с молодой рябинки несколько листочков и украдкой пожевал их - все было так, как должно было быть. Лес ничем не отличался от обычного, кроме того, что в нем вдруг кончились все яркие краски. Даже застиранный китель на плечах идущего рядом Суховея выглядел почти непристойно ярким, а новенькая форма Холода буквально резала глаз. Как Хорь ни старался, он не мог заметить никаких изменений в себе и своем чувстве мира. Стали ли они тенями самих себя, шагнув за черту, или остались собой? А может, их тела теперь лежат под поваленными друг на друга стволами, а по лесу идут призраки? Так можно было дорассуждаться до чего угодно, и копатель просто плюнул на это. Нога не болит, и ладно.

Так они и шагали в напряженном молчании. Хорю было интересно, могут ли они теперь перемещаться из одного места в другое, как униаты до этого. У Холода он спрашивать не решался. Да и обстановка, если честно, мало подходила для любопытствующих разговоров. Кое-какое отличие от привычной реальности, кстати, обнаружилось спустя некоторое время. Хорь больше не чувствовал своего тела. Точнее, конечности его слушались, голова соображала, а органы чувств исправно поставляли ей информацию. А вот привычных сигналов о состоянии организма больше не поступало. Первым звоночком стало отсутствие боли, что поначалу Хоря очень радовало. Но вместе с ней исчезли усталость, голод, жажда и прочие естественные позывы. Вот это уже было немного пугающе, особенно с учетом того, что копатель так и не понял, в каком качестве они находятся на этой, точнее, той стороне. Почувствуют ли они истощение, когда подойдут к его черте?

Было и еще кое-что. Хорь снова не мог даже приблизительно сказать, сколько времени прошло с момента перехода. В выцветшем мире той стороны никакого движения солнца не было заметно, а собственная усталость больше не могла служить мерилом чего бы то ни было. По каким-то внешним признаком сориентироваться тоже не выходило - всегда гордившийся своей способностью запоминать малейшие особенности местности Хорь не узнавал ничего. Тропа казалась бесконечной из-за того, что не он не видел ни единого отличия между тем, что он видел сейчас и две сотни шагов назад. Вкупе с внезапно выцветшим миром это выглядело так, будто бы они шли вдоль закольцованного панорамного кадра.

Серый все чаще оглядывался, бросая обеспокоенные взгляды на идущих следом за ним, а потом и вовсе замедлил шаг, приотставая и занимая позицию замыкающего. Один раз он остановился и вытащил из рюкзака бутылку с водой, заставив всех выпить примерно по стакану. Поглощать безвкусную жидкость не больно-то хотелось поначалу, но уже после первых глотков во рту и горле появилась приятная свежесть. Задумавшись над этим, Хорь ущипнул себя за запястье. Вышло чересчур сильно, он едва не оторвал кусочек кожи, но эффект был положительным: от резкой боли копатель едва не зашипел. На глазах выступили слезы, и он часто заморгал, стряхивая их с ресниц. Одна капля попала на губы и оказалась, как и положено, солоноватой.

Первыми шли Летчик и Холод, за ними, с разницей в несколько шагов, двигались Хорь и Суховей. Охранщик шагал ровно, хоть и нетвердо, его губы были упрямо сжаты. Похоже, ему все-таки было паршиво, пусть и не настолько сильно, как утром, но он не жаловался и не отставал, поддерживая общий темп, который можно было охарактеризовать как "сдержанное бегство". Неизвестно только было, насколько его хватит. Поймав взгляд Хоря, Суховей скривил сведенное судорогой спокойствия лицо в улыбке.

- Курить охота, - тихо сказал он, почти не разлепляя губ.

- Ага, - так же шепотом ответил Хорь.

- Давайте и правда покурим, - предложил все же услышавший их Серый. - Хуже не будет. Да и передохнуть не лишне.

Усталости Хорь не чувствовал по-прежнему, но постоять минуту-другую было бы неплохо. Эта задержка все равно ни на что не влияла, а отказывать себе в маленькой радости в сложившейся ситуации было глупо. Глядя на то, как они прикуривают (Хорь снова две, для себя и Суховея), подал голос Холод.

- Дайте мне тоже сигарету, пожалуйста.

Хорь молча протянул ему пачку и зажигалку. Медиум сунул сигарету в зубы и чиркнул кремнем, неумело затягиваясь. Разумеется, тут же подавился обжегшим горло дымом, но от кашля удержался.

- Ты ж, вроде не куришь, - добродушно прищурился Серый.

- Я бы сейчас еще и выпил, - с простодушной прямотой ответил Холод.

Копатель достал из кармана фляжку Суховея и начал отвинчивать крышку.

- Спас, все-таки, - ухмыльнулся в четверть силы охранщик. - А мне так жалко ее бросать было, дареная...

- Я такой, - подтвердил Хорь, возвращая улыбку. - Хлебом не корми, дай что-нибудь спасти. Прямо богатырь Рустам и Морской Дед в одном флаконе.

- Морской Дед - это тоже что-то из легенд? - спросил Летчик, голодным взглядом следя за тем, как Холод отпивает из фляжки и передает ее Суховею.

- Ага. Только балета про него нет. Зато мультфильм есть.

- "Поморская ладья" называется, - сказал Серый, тоже делая глоток и отдавая фляжку Летчику. - Такой, как будто из бумаги вырезанный.

Хорь пил последним. Терпкая, немного вяжущая рот жидкость была той же, что они пили тогда на кухне у него дома, пока Холод с Летчиком маялись за дверью, ожидания решения копателя. Сколько времени прошло с тех пор? Месяц? Два? Судя по всему, выходила неделя - плюс-минус. Надо будет спросить у Суховея, что это за настойка. Ее, наверное, хорошо в чай добавлять, да и в чистом виде употреблять весьма приятно. Плотно завернув крышку, копатель сунул фляжку обратно в карман. Там осталась примерно половина, и ее стоило сберечь хотя бы для того, чтобы потом отпраздновать возвращение.

Курили не спеша, один Холод бестолково, но старательно глотал дым, с непривычки морщась от горечи и рези в глазах. Окурки Хорь завернул в обрывок бинта и сунул в карман, а потом тщательно посдувал пепел с высокой травы. Сама трава распрямлялась сразу за их спинами, не оставляя никаких следов, а вот сигаретный пепел почему-то не сбрасывала.

В молчании идти было непривычно и тяжело. Спустя какое-то время Хорь наконец понял, чем его так бесило это затянувшееся напряженное безвременье. Оно - в который раз уже! - напоминало ему Кайлах. Копатель мог обманывать себя сколько угодно, но на самом деле он до сих пор ясно и подробно помнил каждый из своих тридцати девяти дней на войне. И сейчас эти воспоминания всплывали из глубин памяти одно за другим, словно обезумевшие киты, выбрасывающиеся на берег. Никогда еще картины прошлого не являлись ему такими яркими и красочными, на контрасте с действительностью.

Это было почти в самом конце, когда армейские и добровольцы эвакуировали население из высокогорных районов. Из деревень, лежащих в пределах доступности для хотя бы вертолетов, людей уже вывезли, но кое-куда приходилось подниматься пешком. Деревня называлась Джаргай-Беркет-деха, по имени горы, на которой стояла. Попасть в нее можно было только пешком или верхом, но после оползня, начавшегося всего в километре выше, даже на лошади туда можно было не соваться. Лошадей у местных, впрочем, и не было, они ездили на крошечных послушных осликах, обладавших почти чудесной способностью карабкаться с седоком на спине по самым извилистым и крутым тропам. Росшие здесь невысокие хвойные деревья, которые местные называли лесом, приняли на себя удар стихии, и настоящую скорость и размах поток камней и грязи набрал уже ниже. Тут же можно было пробраться, то и дело спешиваясь и едва ли не на руках перетаскивая ослика через сломанные деревья и по краешку обходя ямы с зыбучей, резко пахнущей сероводородом жижей. Это поначалу, потом дорогу путь наверх разметили вешками.

Плохо было то, что чем выше в горы поднимались спасатели, тем выше военные загоняли хозяйничавшие здесь до них разбойничьи банды, именовавшие сами себя "народно-освободительными армиями". Какие народы и от кого они собирались освобождать, на допросах не могли объяснить даже командиры. Основным их занятием было резать - друг друга, мирное население, имперские силы, брошенные в зону природной и гуманитарной катастрофы. После нескольких нападений на временные лагеря для беженцев и полевые госпитали, пришла директива "пленных не брать". Бандиты стали осторожнее, но вылазки не прекратили, просто ушли еще выше в горы, куда за ними поднимались небольшие, но крайне эффективные отряды спецназа.

В тот день Хорь так же брел, не видя вокруг себя почти ничего в клубах не желающей оседать пыли, и не чувствовал своего тела от усталости. Это была уже третья его ходка наверх, за восемь километров в гору и столько же обратно, и в прошлый раз колонну, состоящую, в основном, из легкораненных, стариков и детей, обстреляли. Несколько человек было убито, кого-то ранило. Самого Хоря не задело чудом: пуля просвистела в метре от него и попала в горло вьючному ослику, тащившему на себе несколько огромных тюков. Животное истошно, совершенно по-человечески кричало, умирая, а Хорь тупо стоял и смотрел в его блестящий карий глаз, закатившийся от боли. Потом поднял автомат, устало нажал на курок, прекратив страдания невезучего ослика, и пошел дальше. Двадцатью метрами ниже старик, древний, как сами эти горы, рыдал над своей такой же старой женой, причитая на непонятном Хорю языке. Ему тогда хватило одного взгляда, чтобы понять, что старуха мертва, но ее муж не желал уходить, мешая свои слова с имперскими, кричал, что ее еще можно спасти. Хорь не спорил. Просто поднял удивительно легкое тело на руки и понес вниз. Старик уцепился за его локоть, но и он весил не больше пушинки.

Дойдя до плато, на котором начиналась дорога, Хорь бережно положил труп старой горянки на землю и пошел обратно, не слушая благодарностей старика, перемешивающихся с рыданиями. Спустя три с лишним часа он снова шел вниз и пытался угадать момент, в который раздадутся выстрелы. Солнца не было видно, и время отражалось только в застывшем глазе мертвого ослика на тропе. А где-то позади шагал невозмутимый Серый, тащивший на себе и нехитрый беженческий скарб, и чьих-то двоих детей. Хорь думал о том, что другу приходится намного тяжелее, несмотря на всю его физическую силу, точнее даже, благодаря ей, и ему становилось стыдно за собственное бессилие.

То же самое сработало и на этот раз. Вспомнив, что Серый тащит всю их воду - больше двадцати литров, - Хорь тут же устыдился и зашагал бодрее. По сравнению с тем, что было, когда они уходили, оставив позади брошенную Джаргай-Беркет-деха (ее потом разбомбили из минометов вместе с укрывшимися там "народными освободителями"), сейчас все было не так уж и безнадежно. Следы чужого присутствия они с Серым заметили одновременно. Кустарник справа от тропы был немного помят, как будто сквозь него продирались, неправильно оценив его густоту. Те, кто проходили здесь до них, старались идти по колее, но сломанные стебли травы все равно выдавали их.

- Униаты, - сказал Хорь. - Они ушли вперед, думая, что преследуют нас.

- А здесь сообразили, что догнали бы нас в лесу, и вышли на тропу, - подхватил Серый.

- Не наткнуться бы на них, - произнес Летчик, оглядываясь, будто выискивал взглядом противника.

- Если просто наткнемся - полбеды, - покачал головой Хорь. - Не налететь бы на засаду...

- Сдались мы им, - злобно выдохнул Суховей и шевельнул губами, будто сплюнул.

Серый молча полез за водой.

После короткой передышки двинулись дальше. Хорь оглядывался несколько раз - следов за ними по-прежнему не оставалось. Теперь они немного изменили диспозицию. Серый так же оставался в арьергарде, а вперед вышли Летчик и Хорь. Один полагался на молодость и здоровье, а на стороне второго был солидный опыт. В середине шли Холод и Суховей. На охранщике был бронежилет Хоря, сменивший хозяина после недолгого и тихого, но весьма ожесточенного спора, в котором последнее слово осталось все же за копателем. Сняв броньку, он избавился заодно и от каски, привесив ее к лямке рюкзака и только рукой махнув на уговоры: смерть повод найдет. Странно, он, наверное, выглядел, в камуфляжных штанах, дедовском кителе и с трофейной "стелькой" в руках.

Сказать, сколько они успели так пройти, Хорь не мог. В какой-то момент он ощутил смутное беспокойство и зашарил взглядом по сторонам. Будто что-то знакомое углядел, но никак не мог понять, что именно привлекло его внимание. Кожу под жетоном начало припекать. Хорь бездумно прижал ладонь к мягкой от многочисленных стирок ткани кителя, потирая грудь, и вдруг услышал голос, подозрительно похожий на его собственный.

- Посмотри налево!

Копатель на мгновение отнял ладонь от груди, но тут же вернул ее на прежнее место.

- Посмотри налево! Давай же, чудо морское, давай!

Хорь резко обернулся влево и вдруг увидел метрах в тридцати впереди, прямо над густыми зарослями созревающей малины, удивленное лицо молодого униата под сползшей низко на лоб фуражкой. Его рот глуповато округлился в начинающемся крике, но прежде, чем хоть один звук вырвался из его горла, Хорь срезал парня короткой очередью и тут же рухнул вниз, не чувствуя боли в ноге, одновременно увлекая за собой Летчика. Ответные очереди прошли у них над головами, скосив лишь листву с низко растущих ветвей. Копатель дал еще несколько очередей прямо сквозь кусты, сзади захаркал пулями автомат Серого, через мгновение к ним присоединился и Летчик. С места, где стояли униаты, слышались стоны и ругань, стрельба была беспорядочной.

- Отходим, отходим! - зашипел за синой Серый. - Отползаем в кусты по правой стороне, схоронимся где-нибудь!

Хорь хотел попенять ему за неудачный выбор слов, но было не до того. Он отщелкнул опустевший магазин, примкнул новый и, держа наготове автомат, медленно пополз к кустам.

- Уводи ребят, я прикрою, - прошептал он, зная, что его позиция одновременно самая выигрышная и самая опасная.

Серый сначала пропихнул впереди себя Холода, впавшего в оцепенение, потом сам ужом ввинтился в заросли, повозился там немного, расчищая пространство, и наполовину вынырнул, чтобы помочь Суховею.

Им почти удалось уйти. Застигнутые врасплох униаты - их было четверо - не собирались преследовать внезапно атаковавший их маленький отряд, и у них были все шансы затаиться где-нибудь, переждать и двинуться дальше короткими перебежками. Но, видно, Судьба устала отворачиваться и отвесила мощного пинка знаменитой удаче Хоря. Им почти удалось уйти, но тут, привлеченные выстрелами, на дорогу выскочили подошедшие с другой стороны остальные униаты. Их было куда больше двенадцати, что бы ни говорил утром Холод. Завидев противника, мертвецы выстроились цепью и пошли вперед.

Хорь вдавил курок до упора, метя по ногам. "Стелька" выплюнула свои тридцать патронов практически за один присест. Кто-то упал, выкрикивая ругательства, но ответный слаженный залп заставил Хоря кубарем укатиться в кусты, обдирая лицо и шею о ветки. Он отщелкнул магазин и потянулся за следующим, но тот выскользнул у него из рук и упал на землю. А потом все произошло одновременно.

Униаты решили добить их наверняка, они подошли почти вплотную, и Хорь видел мрачные усмешки на их лицах. Он все шарил, шарил левой рукой по земле, пытаясь отыскать упавший магазин, когда рядом начал подниматься Летчик.

- Вернитесь домой, парни, - сказал он, и копатель понял, что в левой руке он сжимает гранату с отжатой уже чекой.

От бессильной злости Хорь зарычал, и указательный палец правой руки снова впечатался в спусковой крючок автомата. Оставшаяся без патронов бесполезная "стелька" жалко щелкнула затвором, а потом выплюнула из себя очередь, раскрасившую бурыми пятнами тела троих идущих впереди. Летчик выпрямился, пошатнувшись от неожиданности, и тут воздух разрезал отчаянный крик Холода:

- Закройте глаза! Закройте гла...

Хорь послушно зажмурился, уже практически чувствуя, как свинец рвет его грудь. На какую-то долю секунды вдруг исчез весь воздух. А когда Хорь открыл глаза, то увидел перед собой неровный спил огромного бревна. Копатель повернул голову. Суховей лежал рядом с ним вниз лицом и никак не мог перевернуться через больную руку. В метре от его ног сидел смертельно бледный Летчик, а Серый осторожно разжимал его ладонь, доставая из нее гранату. Хорь помог охранщику нормально сесть и огляделся. Немного в стороне, привалившись спиной к бревну, сидел Холод. Сначала Хорь не понял, что не так, но уже через мгновение его ожгло. Новенький, как только что из магазина, камуфляж медиума больше не выделялся ярким пятном на фоне выцветшего пейзажа. Он был такой же бесцветный, как и все вокруг... как и сам Холод.

- Ребята, - медиум поднял голову и обвел всех долгим растерянным взглядом. Из правой ноздри стекала на подбородок темная и густая струйка, перечеркивающая бледные губы. - А почему вы такие блеклые?

Все возможные ответы опередил свистящий шепот Серого!

- Не двигаться! С-с-сука... - последнее относилось не к Летчику, а к гранате, которую Серый теперь держал в левой руке, а правой, близоруко щурясь, выправлял чеку. Приведя ее в исходное положение, он шумно выдохнул и откинулся назад, рухнув в траву.

Летчик, избавившись от смерти в кулаке, вдрогнул. В следующую секунду он уже в стремительном гадючьем броске стелился над землей, чтобы тяжело рухнуть рядом с сидящим Холодом.

- Ты чего? Братишка, что с тобой?

- Со мной? Ничего, - вяло удивился медиум. - Это с вами... Ребята, вы живые, или?..

Летчик обернулся, ища помощи хоть у кого-нибудь. Во взгляде плескалась паника, подбородок дрожал.

- Ребята... Хорь, Суховей! Серый, что с ним?

Хорь, прихрамывая, подошел поближе, сел рядом с медиумом на траву, достал из кармана сигареты.

- Курить будешь?

- Давай.

Они смотрели, как Холод трясущимися руками пытается поджечь сигарету, как судорожно хватает ртом дым, даже не затягиваясь. На висках у него что-то темнело. Хорь испугался, что медиум успел приложиться обо что-то головой, но это были татуировки, зачерневшие вдруг из-под отросших волос. Копателю пришло на ум сравнение с насосавшимися крови пиявками. Осторожно взяв парня за руку (твердая! теплая! нормальная человеческая рука!), он потянул рукав кителя. На внутренней стороне предплечья сплетались такие же точно черные линии.

- Холод, - Хорь старался говорить как можно спокойнее. - Холод, что ты видишь?

- Бревно это дурацкое вижу, вы мне еще пилить не давали. Лес вижу. Вас вижу. Все нормально, а вы... как будто бесцветные. Я вас угробил, да? Ребята, дайте пистолет. Я без вас не выйду.

Летчик, больше не сдерживаясь, плакал, рукавом стирая с лица брата кровь, которую тот, судя по всему, даже не замечал. Хорь покрепче сжал ладонь Холода - теплую же!

- Понимаешь ли... Я вижу все, как раньше. Мы все еще на той стороне. Только раньше все было блеклое, а мы обычные, а теперь и ты... поблек.

- Я же просил тебя - присмотри... А, ладно, - медиум бросил на землю погасшую сигарету. - Так оно и вышло. Остались мы с тобой, братишка, по разные стороны.

Хорю стало стыдно. Холод действительно просил его, когда рассказывал свой сон. Кто ж знал, что так обернется, что глупый мальчишка решит...

- Ты что говоришь? Нет, не может быть! - Летчик отшатнулся. - Это из-за меня?

- Я должен был тебя спасти, - прошелестел медиум. Кровь никак не унималась, вся нижняя часть его лица и шея были залиты темной жидкостью, она стекала на грудь, пропитывая ткань чернильной кляксой.

- Нет, Игорек! Не надо, пожалуйста! - всхлипнул Летчик. Его одежда тоже была испачкана багровым, почти черным. Кровь Холода на нем оставалась того же неправильного цвета. - Как же так... Я не хотел, я, наоборот... Прости меня, братишка!

- Не надо, Сереж, - попросил Холод, мягко освобождаясь от хватки Хоря и кладя ладонь поверх руки брата. - Ты не виноват. Так вышло...

- Хватит меня выгораживать! - выкрикнул Летчик. - Это из-за меня! Из-за того, что я хотел... Я просто хотел быть героем!

И тут раздался звук выстрелов. Очередь протрещала где-то совсем неподалеку, потом еще одна, и еще. Вскоре стали слышны еще и выкрики.

- Чуть-чуть не дошли, - скривился Холод. - А меня хватило ненамного.

Униаты приближались. Видимо, их перебросило совсем недалеко. Опомнившись после выстрелов Хоря и их внезапного исчезновения, мертвецы сразу же ринулись в погоню, логично рассудив, что бежать они будут к дороге. Вот теперь все. Призрачный шанс на спасение растворился в воздухе, не появившись снова. Хоря затошнило - не от страха, от обиды. Смерти он не боялся. Просто глупо было умирать вот так, упустив из рук скользкий хвостик надежды. Но глупо - не обязательно трусливо. Он примкнул к все еще пустому автомату магазин и, примеряясь, утвердил локти на поваленном стволе. Какое-никакое, а укрытие.

- Прикури мне, - попросил Суховей.

Хорь кивнул. Голоса и звуки выстрелов приближались.

- Меня Сашка зовут, - сказал вдруг Суховей, затягиваясь. Он забрал у Летчика, так и сидевшего рядом с братом, автомат и теперь подтягивал одной рукой ремень, прилаживая оружие к левому плечу.

- А меня Олег, - ответил Хорь. Глаза щипало.

- А меня Расул, - Серый встал рядом. - А здорово было, да?

- Да, - откликнулся Суховей. - Спасибо, братишки.

- Хорь! Хорь! - позвал Холод.

- Что, сынок? - мягко спросил копатель.

- Если что, чтобы вернуться, возьми в моем сундуке нож, проведи им...

- Да не надо, - отмахнулся Хорь. - Если будет кому, потом расскажешь.

Снова застрекотали автоматы, несколько пуль ударили в дерево в паре метров от них. Униаты выходили на поляну с тропы и не спеша строились шеренгой. Они не верили, что загнанные в угол враги будут огрызаться. Еще как будут, усмехнулся Хорь, и дал длинную очередь вдоль шеренги. Потом еще одну, и рухнул на землю, под защиту погибшего древесного гиганта, - перезаряжать. Рядом уже дышал Суховей, спустя долю секунды с другой стороны плюхнулся Серый.

- Двоих скосили, - сообщил он, кровожадно ухмыляясь. - Сейчас я им...

Он распрямился, как скрученная пружина, вверх и немного в сторону, и тут же снова прянул вниз. Раз, два, три... Бабахнула граната, в воздух взметнулись палые листья вперемешку с землей.

- Давай, пока не очухались!

Они вскочили почти одновременно, чтобы полить нападающих еще тремя порциями свинца.

- Сколько? - проорал Серый под веселый треск ответного огня.

- Еще пятеро!

- А осталось?

- Человек двенадцать!

Выстрелы стихли - униаты перезаряжали оружие. Самое время было снова открыть по ним стрельбу, но тут затрещало где-то за спинами.

- Обошли, - сплюнул Серый. - Теперь точно пиздец. А я-то...

- Погоди, - Хорь вскинул руку, вслушиваясь в приближающиеся звуки. - Это не "стельки". Это... наши! Эге-ге-гей!

Он расхохотался, дал еще одну очередь по смешавшимся от неожиданности униатам и заорал:

- Э-эй! Сюда! Мы свои! Свои-и-и!

- Свои! Слава Его величеству! - подхватил Серый, швыряя за бревно еще одну гранату.

Их оглушило взрывом, осыпало землей, но это уже не могло сдержать веселья. Они сидели, вжав головы в плечи, и смотрели, как из леса выходят люди. Они шли широкой цепью, не прячась. Автоматы в их руках звонко тарахтели, выплевывая все новые и новые пули. Униаты бросились врассыпную, не дождавшись команды "Отступаем!", но это их не спасло. Скоро все было кончено. Несколько человек с флангов цепи пошли дальше, выискивая затаившихся в лесу, буде такие найдутся, а остальные встали полукругом вокруг пятерых людей, скорчившихся под поваленным стволом. Они стояли и смотрели, а Хорь счастливо улыбался, глядя на их суровые усталые лица, и никак не мог перестать.

Один из имперцев шагнул вперед и присел на корточки перед Холодом. Хорь разглядел на его висках черных пиявок татуировки, такой же, как и у их медиума.

- Имя, звание? - быстро спросил он.

- Императорский лейб-медиум Холод.

- Зачем ты привел сюда живых? - в голосе мертвеца слышалось осуждение. Как будто Холод нарушил какое-то правило, принятое среди... Хоря ожгло. Летчика тоже.

- Он тоже живой! Мой брат не умер! - выкрикнул он прямо в лицо мертвому медиуму. Тот замер ненадолго, заморгал удивленно. Потом обернулся, ища взглядом своего командира.

- Капитан, я...

- Потом, - отрезал немолодой грузный офицер. Полевой патент, подумал Хорь. Староват для кадрового служаки. Капитан пристально посмотрел на Холода, на поддерживающего его голову Летчика, всего залитого чужой кровью, на стремительно бледнеющего после схлынувшей волны боевого азарта Суховея, на привалившихся друг к другу Серого с Хорем, все еще сжимающих в мигом отяжелевших руках вражеские автоматы. Его взгляд задержался на алой капле медали на хоревском кителе.

А Хорь лихорадочно соображал, что же теперь говорить. Они знают, что мертвы, вне всяких сомнений. Но что надеется разглядеть капитан? О чем он думает? Кем считает пятерых незнакомцев с другой стороны мира? Такими же, как он, солдатами? Партизанами? Мародерами?

- Я капитан Жгут, командир разведроты второго батальона четвертого отдельного пехотного корпуса. Кто ваш командир? - спросил наконец капитан. Он не был в чем-то уверен, но в чем?

- Подполковник Суховей, Служба Охраны спокойствия, Центральный штаб, - ответил Суховей, и Хорь даже не порадовался точности своей давнишней догадки. Яростная волна боевого задора схлынула, и теперь охранщик выглядел смертельно слабым. Копатель выругал сам себя за дурное слово.

- Центральный штаб? - хмыкнул Жгут. - Далековато вы...

- Капитан, вы знаете старшину Громового? - вдруг спросил Суховей, словно в обыденном разговоре где-нибудь в штабной курилке.

- Подполковник, война идет!

- Вы его знаете? - с неожиданным нажимом повторил охранщик.

- Старшина! - гаркнул капитан, недоуменно пожав плечами.

Откуда-то из дальнего конца строя вышел и бодрой рысцой подбежал к командиру... еще один Суховей. Нет, вблизи они были не так уж и похожи, но при случайной встрече... Хорь ошалело переводил взгляд с живого на мертвого и обратно.

- Вот ваш старшина. И все же, я напоминаю вам, что идет война...

- Война закончилась, капитан, - тихо сказал Суховей и встал, опираясь на бревно. - Здравствуй, дедушка.

Дальнейшее Хорь помнил плохо. Услышав слова охранщика, он захлебнулся нервным смешком и со всхлипом обмяк. Их тормошили, поднимали, куда-то вели под успокаивающие прибауточки. Копатель не понимал и половины и просто мотал головой, кивая в такт чужой речи. Его практически волок на себе, подставив шею под руку, здоровенный курчавый парень, по всему видно, уроженец южного черноземья. Под его мягкий неумолкающий говорок Хорь послушно переставлял ноги, стараясь не сильно нагружать своего нежданного помощника. Краем глаза он видел Серого: побратим шел сам, держащийся в полушаге от него коренастый старшина лишь время от времени возвращал ему чувства равновесия и направления. Холода на сцепленных замком руках несли двое: Летчик и чем-то похожий на братьев смешливый курносый паренек, то и дело сдувающий с глаз отросшую ниже бровей челку. Суховея тоже пытались поднять на руки, но он отказался наотрез, и упрямо ковылял вперед, левой рукой опираясь на плечо своего шестьдесят лет как мертвого деда. Причудливы шутки судьбы, ой, причудливы.

- Тащ лейтенант, разрешите обратиться?

- Что? - Хорь мотнул головой, не сразу сообразив, что вопрос адресован ему. - Простите. Да, конечно.

- А вы правда, того, живой? - на простом, с крупными чертами, лице парня отражался неподдельный восторг.

- Вроде правда, - ухмыльнулся Хорь.

- Ну, мыший хвост! И война правда закончилась?

- Правда. Тебя как зовут? - спросил копатель, вглядываясь в лицо своего спутника со всей внимательностью, на какую только был способен. Он должен был его запомнить.

- Хвостик, - ответил парень и смутился. - Сначала-то Мыший Хвост прозвали, а потом ребята до Хвостика сократили. Говорят, подходит мне.

- И правда подходит, - одобрил Хорь выбор имени. - Ты откуда, Хвостик?

- С Меньковска, - с готовностью ответил парень. - Вы там, тащ лейтенант, бывали?

- Не пришлось, - покачал головой Хорь. - Не дошла война до твоего Меньковска.

- Это хорошо. Глядишь, и пережили войну сеструхи.

- Много у тебя?

- Трое. Все младшенькие.

- Я их для тебя найду, - пообещал Хорь. - Или хотя бы детей их. Правда.

- Вот спасибочки вам, тащ лейтенант! То есть, того, премного благодарен! - Хвостик предложению обрадовался, как ребятенок подарку. - Вы, значит, нас по лесам да оврагам ищете, чтоб родне возвернуть?

Хорь кивнул.

- По приказу Его Величества, да? Здорово, мыший хвост! Как такой стране не служить, которая солдата живым и мертвым помнит?

Разочаровывать Хвостика Хорь не стал. Пусть доверчивый парняга думает, что это Император позаботился о павших. От вопросов, точнее, от ответов на них, стало тошно, а Хвостик все не унимался.

- А медалька-то у вас наша, мертвяковская! Неужто кто из тех, - он уважительно возвел очи горе, - вручал?

- Нет. Капитан один подарил на прощание. Он года на полтора раньше вас погиб.

И тут стало ясно, что все вопросы Хвостика были хождением вокруг да около, подготовкой к тому, чтобы спросить о самом главном.

- Тащ лейтенант... Мы же победили, да?

- Победили, - ответил Хорь. - Тяжело, трудно - но победили.

- А униаты что?

- А что униаты? Живут по-своему. Уж больно страшной, Хвостик, ваша война была. Мы ее Последней зовем. Вы своими жизнями, можно сказать, за вечный мир заплатили. Скажи, а вы давно, - Хорь замялся, подбирая слово, чтобы не задеть, не обидеть, - ходите?

- Да откуда ж мне знать? - удивился парень. - Нам тут что день, что год - все едино. Вы мне скажите, правда, войны больше нигде в мире не бывает?

"Такой - не бывает", - хотел ответить Хорь, но его, к счастью, опередил поравнявшийся с ними старшина Громовой.

- Хвостик, бесятка! Ну что ты пристал к товарищу офицеру, не видишь, ранен он! Потерпите, товарищ лейтенант, считай, пришли уже!

И действительно, за деревьями показалось какое-то строение. Приземистый длинный дом, срубленный из любовно подогнанных друг к другу бревен, - жилье лесорубов. Несмотря на сонную усталую одурь, Хорь наметанным глазом сразу определял направления: натоптанная тропинка за дом ведет - там нужник, в другую сторону змеится и в кусты уходит - там наверняка родничок бьет, заботливо выложенный камнями, чтобы муть в воде не стояла. В его родных краях строили похоже, только там в таких длинных летних избах жили не лесорубы, а рыбаки.

Внутри все было так же, как и в рыбачьих домах времен детства Хоря, только не висели по стенам аккуратно собранные сети, да вместо душистых плетеных ковриков из трав оконные углы украшали такие же душистые венки. Хвостик помог Хорю сесть на широкую лавку, по которой копатель тут же растекся бы липкой лужицей, если бы расслабился еще немного. Холода бережно уложили на другую, Летчик остался сидеть рядом, поддерживая брату голову. Медиум разведчиков покачал головой, глядя на залитое темной кровью лицо парня.

- Что, Ясь, плохо дело? - поинтересовался Жгут.

Летчик встрепенулся, зашарил взглядом по сторонам, готовый надеяться на что и на кого угодно. Но медиум опустил глаза, избегая заглядывать ему в лицо.

- Плохо.

- И что, ничего нельзя?.. - голос Летчика сорвался. - Совсем ничего?

Медиум тяжело вздохнул и опустился на корточки рядом с лавкой, всматриваясь в лицо Холода.

- Парень... Холод. Слышишь меня?

Ресницы Холода дрогнули, он шевельнул губами в черной потрескавшейся корке. Видимо, это было положительным ответом.

- Меня зовут Ясень. Я военный лейб-медиум второго ранга, и я хочу тебя вытащить. Ты догадываешься, что я собираюсь предложить?

- Не... Надо... - скорее выдохнул, чем прошептал Холод.

- Не слушайте его! Пожалуйста! - это Летчик.

- Твой брат тоже хочет тебя вытащить.

- И я хочу. Я обещал, - сказал Суховей. Кому, интересно, обещал?

- И я хочу, - сказал Хорь. - Я не собираюсь больше терять людей.

- Я тоже хочу, - Серый, как обычно, выглядел абсолютно невозмутимым. - Нас этот парень от смерти спас. Дважды.

- Пожалуйста, Игорек, - взмолился Летчик. - Дай нам тебя спасти, пожалуйста!

- Без твоего согласия нельзя, - мягко, но настойчиво сказал Ясень. - Решай, императорский лейб-медиум Холод.

- Согласен, - шевельнул губами Холод.

Признаться честно, Хорь ожидал, что после этого Ясень развернет бурную медиумскую деятельность, вроде манипуляций Холода в их укрытии под поваленными бревнами. Но тот просто выпрямился и скучно сказал Летчику:

- Его удержит только живая кровь. Нож есть?

Летчик медленно, будто завязнув в чем-то густом, потянулся к ножнам на ремне.

- Погоди, - Серый встал и быстрым движением вытащил маленький, зато бритвенно острый стропорез. - Он сейчас себе всю руку расхреначит к свиньям. Я сам сделаю.

Он уверенно схватил Летчика за запястье, потянул его руку на себя, стремительным взмахом нож клюнул вздувшуюся от напряжения синюю жилу и тут же вернулся в ножны, оставив набухать красную ягоду, через секунду превратившуюся в тонкую струйку. Летчик ойкнул запоздало, выдернул руку и приложил кровоточащее запястье к губам Холода. Хорь смотрел на них, замерших неподвижно, и думал о том, как мало живые благодарны мертвым. И еще о том, что больше всего на свете ему сейчас хочется спать. Глаза слипались, хоть спички вставляй, и держать их открытыми было все тяжелее и тяжелее. Он привалился спиной к стене, надеясь, что это поможет ему собраться с мыслями, но эффект это возымело противоположный. Сквозь мутную пелену тяжелой дремы он услышал голос капитана Жгута:

- Им можно здесь спать?

- На нарах получше было бы, - в голосе Ясеня слышалась улыбка. - Сидя-то оно не сильно удобно.

- Да я про другое.

- Да понял я. Пусть спят. Худого точно не будет.

Ну и ладно, подумал Хорь и отключился.

Проснулся он удивительно отдохнувшим и посвежевшим, даже не хотелось поваляться еще немного под легким шерстяным одеялом. Откинув его в сторону, Хорь с наслаждением потянулся всем телом, и вдруг вспомнил, что засыпал он, сидя на лавке в мертвецком длинном доме. Он подскочил, ошалело оглядываясь, и обнаружил, что кроме его собственного местоположения ничего не изменилось. Внутреннее убранство дома, которое, он, впрочем, так толком и не разглядел, было точно таким же, как и до того, как он провалился в сон. Просто кто-то перенес его на нары у стены, снял с него берцы и расстегнул китель. Или расстегнулся он сам, во сне, и не помнил об этом? Хорь спустил босые ноги - ох, носки-то зачем снимали? Запашок от них наверняка был еще тот, - на струганые доски пола и помотал головой, окончательно прогоняя от себя остатки дремы.

Приятная прохлада щекотала босые ступни, поднималась от узорчатой древесины выше, ставила дыбом волоски вдоль хребта и на затылке. Хорь прикрыл глаза, наслаждаясь вновь обретенным ощущением собственной телесности. Боль тоже вернулась, но чувствовалась где-то на фоне всего остального, добавляя пряную острую нотку в коктейль нахлынувшей бодрости. Пространство сжалось - а может, сам Хорь внезапно стал больше и заполнил собой всю комнату, осязая окружающее каким-то новым неведомым органом. Без какого-либо участия зрения он видел, как ровно дышит во сне Серый, как с хрипом втягивает воздух в легкие восково-бледный Суховей, как вздрагивает Летчик, уснувший прямо на полу, как редко, но мерно поднимается грудь неподвижно лежащего Холода...

Усилием воли вернув сознание в привычные ему границы тела Хорь снова открыл глаза и все-таки встал. Покачнулся немного - ногу закололо, будто отсидел ее. Кроме них в доме никого не было, видимо, хозяева решили не тревожить гостей лишний раз. Копатель прошелся по комнате, восстанавливая кровоток, и увидел сваленные под лавку рюкзаки. Тут же захотелось пить. Из рюкзака Серого он вытащил полупустую канистру с водой, котелок и горелку. Щелкнул автоподжигом, поставил воду на огонь. Отхлебнул прямо из канистры - вкус у воды был уже немного затхлый. Сейчас бы колодезной, подумал Хорь.

Горелка была хорошая, мощная. Литровый котелок закипал на ней минут за пять. Когда дверь открылась, Хорь уже прихлебывал горячий чай из кружки, дуя на его темную глянцевую поверхность.

- Воду откуда брал? - с беспокойством спросил вместо приветствия Ясень.

Хорь молча показал на канистру, которая так и стояла на столе. Медиум кивнул.

- Нашу-то воду, мертвецкую, вам пить нельзя. Как себя чувствуешь?

- Неплохо, на удивление, - ответил Хорь.

Капитан Жгут обошел стол, взял в руки канистру, покрутил ее, постучал по белому пластику костяшками пальцев. Поставив ее обратно, аккуратно поднял за баллон горелку, осмотрел внимательно со всех сторон, подкрутил вентилек газа - послышалось тихое шипение. Хорь хотел сказать про кнопку, но капитан уже нашел ее сам. Щелчок - вспыхнуло и выровнялось голубоватое пламя. Завернув вентиль обратно, Жгут вернул горелку на место.

- Вот бы у нас такие были, - сказал он, ни к кому особо не обращаясь. - Какой сейчас год?

- Тысяча сто двадцать четвертый от Восстановления Империи, - ответил Хорь.

- Шестьдесят три года, - сказал капитан. - Шестьдесят три... Что бы мне спросить у тебя, лейтенант? Чтобы ты ответил, а я понял?

- Спрашивай, что хочешь, - качнул головой Хорь. - Отвечу, как смогу. Только давайте на улицу выйдем. Пусть ребята спят.

Капитан рассеянно кивнул. Ясень наклонился над спящим Холодом, вглядываясь в заострившиеся черты молодого медиума, проступающие из-под жутковатой маски из запекшейся крови: багровой - Летчика, и черной - его собственной. Летчик, почувствовав, видно, что кто-то подошел, вскинулся во сне, пробормотал что-то. Ясень почти без усилий, как ребенка, поднял его, спящего, на руки и перенес на нары, на которых спал до этого Хорь, устроил поудобнее, накрыл одеялом.

Втроем они вышли на улицу. Хорь тут же полез за сигаретами, зачиркал колесиком зажигалки.

- Как Холод? - спросил он.

Медиум вздохнул и довольно долго не отвечал. Глядя на пачку, которую Хорь нервно крутил в пальцах, спросил:

- Можно мне?..

- Угощайтесь, - копатель вытряхнул из пачки две сигареты, предложил и медиуму, и капитану. Еще какое-то время курили молча.

- Крепкие... - задумчиво сказал Ясень. - Надо ждать. Если Холод проснется, значит, удержал его малец. Сможет на свою сторону вернуться, а там - главное, до больницы его довезти. Если по дороге не умрет, то должен выкарабкаться - организм молодой, крепкий. И какая сука догадалась сопляка двадцатилетнего в зону красной категории отправить?..

- Ты тоже экзоспектральщик? - спросил Хорь.

- Теперь уже да, - криво усмехнулся Ясень. - Все мертвые медиумы - экзоспектральщики.

- Лейтенант, тебя как звать-то? - спросил Жгут. Он выглядел подавленным и каким-то измотанным.

- Хорь.

- Скажи, Хорь... Хоть не зря все было?

Хорь, как прилежный школьник, начал было пересказывать ход боевых действий вплоть до победы. Кое о чем, конечно, умалчивал: про взрыв плотин весной шестидесятого он не рассказал бы капитану даже под дулом пистолета. Но, как выяснилось, Жгута интересовало вовсе не окончание войны.

- Победили, и ладно, - нетерпеливо оборвал он Хоря. - Ты про главное расскажи. Как вы живете-то?

Простой вопрос поставил Хоря в тупик. Что капитан хотел услышать в ответ? Что он сам должен был ему рассказать? Про то, что в Столице теперь живут девять миллионов человек, и у каждого из них есть жилье, телевизор и мобильный телефон? Или про то, что в сто втором запретили книгу "Клятва", а в сто шестом снова разрешили, но это уже не значило ровным счетом ничего? Про то, как в нулевых менялись девизы правления один за другим? Или про то, как матери с грудными младенцами в ярких колясках гуляют по аллеям мемориальных кладбищ Последней? Про то, что во всем мире запрещено оружие массового поражения, или про тех, кто его использует?

- По-разному живем, - сказал Хорь, прикуривая очередную сигарету. - Кто-то детей растит, от кого-то жена ушла.

Он хмыкнул в кулак.

- Знаешь, мой дед до глубокой старости дожил. Умер в восемьдесят шесть - на охоте простудился. За восемь месяцев до этого мне исполнилось двадцать два, и я только что вернулся с войны. Все отойти не мог, ходил, как пыльным мешком пришибленный. Поехал к деду в деревню. На лодке в море ходили, дичь в лесу постреливали, баню топили, потом самогонку пили. И тогда я его спросил, не казалось ли ему когда-нибудь, что все было зря.

- И что дед? - тихо спросил Жгут.

- Что дед, - ухмыльнулся Хорь. - Отвесил мне леща, я с лавки под стол слетел. А потом сказал, что если б не война, то он бы бабушку не встретил. И не было бы ни мамки моей, ни дядьев, ни меня самого. А раз так, значит, не зря. Хороший был у меня дед, долгой ему памяти. Не знаю я, капитан, как на твой вопрос ответить. Серый проснется - его спрашивай. А я уже много лет мертвых вижу больше, чем живых.

- Долго жить будешь, - сказал Ясень. - Помнишь присказку: "мои мертвые меня берегут". А за тобой много мертвецов стоит. Я их тени вижу.

Хорь пожал плечами. Разговор не клеился, выходил натужным и нелепым. Он никак не мог отделаться от необъяснимого чувства стыда перед этими людьми, хотя не мог быть ни в чем виноват перед теми, кто умер задолго до его рождения. Ему остро хотелось сказать капитану что-то, что смогло бы выразить то, что он чувствует: уважение, благодарность и ту самую вину, но слова не желали складываться ни во что осмысленное. Наверное, впервые в жизни Хорю было нечего сказать.

Из леса послышались голоса.

- Ребята возвращаются, - сказал Жгут. - Ходили смотреть, не увязались ли за нами недобитыши.

Хорь хотел спросить, что стало с теми униатами, которых они постреляли на тропе, но вопрос показался ему невежливым. Нехорошо спрашивать у мертвых про вторую смерть. Наверное.

- Пойдем, Ясь, - капитан грузно поднялся с завалинки. - Я к вам Громового пришлю. Не чужой, чай.

Хорь кивнул и отхлебнул из кружки остывшего чая. Ему очень хотелось домой, в свою пустую неуютную квартиру, где его уже много лет никто не ждал. Надо будет кота завести, подумал он. Пусть бродит хвостатый, оставляет повсюду шерсть, дерет обои, требует жрать по утрам. Точно, вернется, и притащит домой котенка. Почесав костяшками скулу, Хорь решил, что неплохо было бы побриться, пока есть время. Вот кончится чай, и можно будет вернуться в дом, поставить воду на газ, найти в полупустом рюкзаке бритву...

Прежде, чем Хорь успел приступить к выполнению своего плана, дверь дома открылась, выпуская на улицу Серого и Суховея. Несмотря на то, что охранщик практически висел на плече у побратима и выглядел явно не пышущим здоровьем, лица у обоих были довольные, хоть и помятые со сна. Каждый держал в руке по чашке с дымящимся чаем.

- Доброе утро, - сказал Серый, зевая. - Ты б побрился, а?

- Да ну тебя к свиньям, бандитская морда, - отмахнулся Хорь и снова почесал щетину. Она росла неровно, клочьями, и оттого жутко нервировала привыкшего к аккуратности копателя. Впрочем, он утешал себя тем, что не одинок в своем несчастье - у Суховея явно была точно такая же история. Настроение неумолимо поползло вверх - их было двое, то есть, уже трое, а значит, они могли все, даже то, что считалось невозможным. - Нет, чтобы за чай спасибо сказать.

- Да он остыл почти, я все равно заново ставил, - ухмыльнулся Серый во все тридцать два зуба. - У тебя курить есть? А то мне до рюкзака лень чапать.

- Сволот, - ласково сказал побратиму Хорь и протянул ему полупустую уже пачку.

- Что, внучки, проснулись? - старшина Громовой бодрой рысцой выбежал откуда-то из-за угла. - Ох, мать-Матрена, душа ядрена, и привыкнуть ведь не успею!

- Я ему сказал, - шепнул Суховей, упрямо возясь одной рукой со своим портсигаром. - Если думаете...

- Правильно все, - прошептал в ответ Хорь. - Так и надо было.

Старшина уселся было рядом с ними на завалинку, но тут же встал и пересел на колоду для рубки дров, чтобы видеть всех троих. Достал из кармана деревяшку, ножик, заскрипел железом по дереву.

- А мальцы-то ваши - не правнуки мне?

Суховей покачал головой.

- Жаль, - дернул плечом Громовой. - Хорошие мальцы.

- Жаль, - подтвердил Суховей, и Хорь подумал, что охранщик говорит искренне - по крайней мере, сам Хорь от всего сердца готов был поддержать это короткое слово. - Молодые мы еще для таких сыновей.

- Молодые, - хекнул старшина. - Мне тридцать два, а я уже дед.

- Все-таки прадед, - сказал Серый. - У меня двое.

- И у меня дочка, - добавил Хорь, поймал на себе удивленный взгляд Суховея и еле заметно пожал плечами: мол, ты не спрашивал, а мне к слову не пришлось.

- Прадед, - повторил старшина. - Мать-Матрена, душа ядрена... Капитан сказал, шестьдесят три года прошло?

Кивнули все трое. Громовой замолчал, крутил из какого-то обрывка бумаги папиросу с махрой, отложив в сторону нож. Землю вокруг него покрывали мелкие стружки, будто снегом припорошило.

- А что с униатами? - спросил Хорь.

- Если кто остался, то в лес глубоко ушел. Не нашли мы никого. А может, всех на той поляне положили. Мы глубоко в лес редко ходим, у дороги сидим. Проснется ваш малый, который медиум, на нее вас и выведем. С нами-то вам легче идти будет. А там на свою сторону вернетесь да подмогу вызовете. Ждут ведь вас обратно-то?

- Ждут, - сказал Суховей. - Как бы не заждались уже...

Старшина снова замолчал, потом спросил, как в омут кинулся:

- Я тебя, Сашко, давеча не спросил... Бабка твоя долго прожила?

- Долго. В восемнадцатом умерла, долгая ей память. Замуж второй раз так и не вышла, сначала детей поднимала, потом внуков нянчила.

- А предлагали? - ревниво спросил Громовой.

- Бабушка говорила, не раз предлагали, даже когда я уже родился. Она до последнего дня красивая была, и ухажеров хватало.

- Ты знаешь, что... - голос старшины сорвался, он хрипло кашлянул и заговорил снова: - Ты знаешь, что? Когда меня хоронить будешь, положи в Настину могилу. Сможешь?

- Клянусь, - сказал Суховей.

И снова не шли слова, сидели, перекидывались малозначащими фразами. Старшина все сопел над своей деревяшкой, но бездумно, не глядя под руку. Так было, пока из дома не выглянул встрепанный Летчик и не сказал:

- Ребята, он проснулся. Позовите медиума... Ясеня.

- Я позову, - старшина встал, круто развернулся на каблуках и ушел. Его "внучата", переглянувшись, вернулись в дом.

- Почему они тебя лейтенантом зовут? - вполголоса спросил Хоря Суховей.

- Не знаю, - пожал плечами тот. - Меня первым так Гранит назвал, я тогда подумал, что из-за кубариков на форме. Только я их еще два года назад отцепил.

Холод полусидел на нарах, опираясь спиной и плечами на сбитые в ком одеяла. В руках он держал мокрую тряпку, которой стирал с лица кровь. Кровь засохла и приходилось тереть кожу, которая от такого обращения начинала отчаянно розоветь. Но даже такой румянец ужасно шел человеку, который еще совсем недавно был бесцветным. Медиум до сих выглядел бледным до полупрозрачности, но хотя бы живым.

- С возвращением, - сказал Суховей, и Хорь был готов поклясться, что тот проглотил слово, которое готово было готово вырваться и у него самого, - "сынок". - Как ты?

- Голова раскалывается, - медиум слабо улыбнулся. - А у вас там чай горячий?

- Сейчас подогреем, - Серый щелкнул автоподжигом горелки. - Тебе сахару сколько класть? Восемь ложек? Девять?

- Восемь, - Холод устроился на своем лежбище из одеял повыше. - А Ясеня уже позвали? Нам не стоит тут долго находиться.

- Ты звал? - спросил Ясень от дверей. - Вам нельзя здесь долго находиться.

Они вошли втроем - Ясень, Жгут и Громовой.

- Звал, - кивнул Холод. - Нам поговорить надо. Сядьте, пожалуйста, а то я себя чувствую неловко.

Серый фыркнул одновременно с Ясенем, а через секунду смеялись уже все.

- Ну ты даешь, - с восхищением всхлипнул медиум. - После всего ты чувствуешь себя - неловко? Ну, мать-Матрена!

Когда, наконец, все отсмеялись - даже Холод, которому было больно шевелить головой, улыбался - Ясень совершенно серьезно, будто не он пару минут назад трясся от хохота, спросил:

- О чем ты хочешь поговорить?

- Меня сюда отправили, чтобы я выяснил, что здесь произошло, - объяснил Холод. - А я до сих пор не имею об этом ни малейшего представления. Пожалуйста, расскажите мне, что с вами случилось. Тогда и... после. Будет обидно вернуться после всего и ни с чем.

Хорь хотел было рассердиться - им бы судьбу благодарить за то, что живы остались, куда уж тут еще выспрашивать что-то, - но эта мысль проскользнула где-то по краю сознания, уступив место куда более уместному, а главное, подобающему желанию узнать и запомнить.

- Да что там рассказывать, - дернул щекой Жгут. - Самое начало осени было...

Было самое начало осени шестьдесят первого года. После весеннего перелома в войне униатов теснили назад, к границе, как дичь загоняя в здешние пущи, где уже ждали их беспощадные ружья партизан, огрызавшихся в спину наступающему врагу и теперь готовых встретить его лицом к лицу. Униаты сопротивлялись отчаянно: они были полны решимости умереть, но не пустить имперские войска на территорию своей страны, каждый сантиметр здешней земли был полит немалой кровью. Уния была разорена войной на два фронта и морской и воздушной блокадой, и выдавливала из себя последние соки, чтобы хоть ненамного замедлить продвижение имперцев вперед. На острие атаки находился четвертый отдельный пехотный корпус под командованием генерал-лейтенанта Ледовича, и разведчики корпуса прочесывали пущу в поисках конвоев с продовольствием и вооружением, крадущихся по лесным тропам.

Разведрота второго батальона получила наводку на колонну из десятка машин, двигающихся к линии фронта. Партизаны, передавшие эту информацию, предупредили, что охраняется конвой необычайно хорошо: то ли что-то важное везут, то ли кого-то. В любом случае, соваться под пули двух взводов автоматчиков и нескольких пулеметов маленькие лесные отряды не рискнули, предоставив заботу о конвое армейским. Капитан Жгут, забрав из штаба батальона военного лейб-медиума второго ранга и своего доброго друга Ясеня, отправился вместе со своей ротой навстречу униатской колонне. Точных данных о маршруте следования конвоя не было, поэтому разведчики сделали своей временной базой пустующий летний дом лесорубов, и уже оттуда делали вылазки вглубь леса, просматривая все пути, по которым могли двигаться униаты.

Задание было не из легких, как, впрочем, и любая миссия за линией фронта. Бесшумными тенями, лесными птицами разведчики скользили по лесу, скрываясь от униатских солдат и, особенно, медиумов. Орден к тому времени окончательно перестал считаться со средствами, и даже злейшему врагу не желали попасться в лапы к людям с золотой вязью на черных мундирах. Напряжение росло с каждым днем, и стоило больших трудом сдерживать воображение, так и норовившее углядеть по униату за каждым кустом. Низкий гул авиационных моторов и стрекот пулеметов над головами спокойствия тоже не прибавлял. Раньше летчики избегали этих мест, предпочитая дать крюк в пару сотен километров, но не пролетать над густым лесом, упасть в который означало верную гибель, но теперь у них не было выбора: топлива не хватало, а времени и вовсе не было. Большинство аэродромов к югу уже находились под контролем Империи, и воздушная карусель перемещалась все ближе и ближе к границе Унии. Время от времени над деревьями виднелось зарево пожара, а то и слышался грохот падения и взрыва - это значило, что кому-то из участников воздушного боя села на крыло смерть. К счастью, лето выдалось дождливым, и темнолесье не спешило заниматься огнем.

Когда трое разведчиков вернулись из двухдневной вылазки-патруля и сообщили, что вражеский конвой обнаружен, капитан Жгут принял решение оставить базу и отправить роту на опережение, чтобы подготовить все для встречи "дорогих гостей". Разведчики успели выбрать место для засады и рассредоточиться по заранее определенным позициям, когда в небе послышался низкий надсадный рев двигателей. Тяжелый бомбардировщик с дымящимся правым крылом неумолимо терял высоту. Несмотря на все попытки пилота выровнять машину, два левых двигателя не справлялись с нагрузкой, рассчитанной на четыре.

- Километрах в пяти упадет, - спокойно сказал Жгут, провожая взглядом падающий самолет. - Громыхнет неслабо.

Звука взрыва разведчики уже не услышали. Просто перед глазами все побелело, стало нестерпимо горячо, и пришло понимание того, что все закончилось.

- Ториевые бомбы, - с присвистом выплюнул Хорь.

Жгут кивнул.

- Там такая воронка осталась, и деревья расшвыряло, как прутики...

Никто и никогда уже не узнает, знали ли пилоты истребителей, поднявшихся в воздух на охоту за "летающим танком", о его грузе. Может, и знали, и торопились сбить его до того, как бомбардировщик окажется над позициями обеих армий. А может, это была просто случайность, и смерть спрыгнула с крыла с неработающими двигателями и дождем просыпалась на темную массу леса.

Тем удивительнее было снова открывать глаза, чувствуя жжение где-то в груди, осматриваться, ощупывать себя и других и сдерживаться от того, чтобы задать простой вопрос: "Мы живы?". Ясень понял все сразу. Он даже смог объяснить это остальным, и вопреки его ожиданиям, бойцы приняли факт своей не-смерти спокойно. В глубине души каждый из них знал, что медиум не врет. Жгут спросил: "Почему?" Ясень ответил, что их разбудила пролитая кровь. Что им делать, сказать он не смог. Капитан покачал головой и отдал приказ о возвращении на базу. И по дороге туда они наткнулись на троицу униатов, явно отправленных на разведку. Эти трое тоже были мертвецами, но врагами от этого они быть не перестали.

Еще повоюем, решил Жгут и разослал людей во все стороны - провести рекогнисцировку. Тогда и обнаружилась воронка на том месте, где рухнул самолет, начиненный убившими их бомбами. А в лесу было тихо, видимо, военные действия давно перешли на равнину по ту или другую сторону пущи. Но это не значило, что рота разведчиков не могла помочь сражающимся где-то живым. О движении на дороге первым сообщил Ясень: он теперь один стоил десятка самых искушенных диверсантов. Капитан отправил людей проверить, и слова медиума подтвердились полностью. По бетонному полотну медленно двигалась колонна жуткой, невиданной ранее униатской техники. Черномундирники шли нагло, не таясь и почти без сопровождения, десяток автоматчиков не в счет. Значит, падлы, считают себя здесь хозяевами - к такому выводу пришли разведчики и решили шугануть униатов, чтобы не думали, что в пуще не осталось никого, кто мог бы им противостоять.

Им хватило одного пулемета. Здоровяк Хвостик больше умаялся, поджидая колонну, чем пока затаскивал в "гнездо" пулемет. Разумеется, еще десяток человек ждали своего часа в укромных захоронках, но их помощь не понадобилась. Униаты даже не пытались отстреливаться, они бежали, унося с собой раненых и убитых и даже не оглядываясь на позабытую технику.

"Ну что, товарищ капитан, добить гадов?" - спросил старшина Громовой, резко, но с толикой нежности взводя затвор "севки".

"Не надо, старшина. Пусть бегут, - с недоброй ухмылкой сказал Жгут, глядя вслед убегающему противнику. - Пусть расскажут, что еще ничего не кончилось".

А потом им стало не до того, что и кому рассказали живые униаты, потому что тот самый конвой, которого они не дождались до взрыва, тоже не собирался заканчивать войну. Началась игра в кошки-мышки, не имеющая ни начала, ни конца, а лишь протяженность в закольцованном, равнодушном к мертвым времени. На этой стороне нет ни дня, ни ночи, ее обитатели не чувствуют ни голода, ни усталости. Ни Жгут, ни Ясень не могли сказать, сколько длились события, начавшиеся с белой вспышки и закончившиеся криком Хоря "Свои!".

Капитан рассказывал долго, и никто его не перебивал. Только Серый поставил на горелку еще один котелок воды, но даже не вспомнил о нем, и вода, булькая, выкипала впустую. Суховей, опустив глаза, крутил в руке портсигар. Хорь почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Он отвернулся, смахивая их рукавом, и увидел лицо Холода, который собирался что-то сказать. Копатель знал - что. Он предостерегающе покачал головой. Кому сейчас нужна эта правда? Правда никуда не денется, а этим людям - с ней умирать. И Холод понял. Хорь увидел это в глазах молодого медиума, и больше не утирал слез. Надменного сопляка, так взбесившего его при первой встрече, больше не было. Теперь бы только выбраться...

- Ты узнал все, что хотел? - севшим голосом спросил Жгут.

Холод медленно кивнул.

- Теперь вам пора, - сказал Ясень. - Мы проводим вас до дороги.

- Проводите? - переспросил Хорь, имея в виду, пойдут ли они пешком, либо воспользуются тем способом перехода, который выбросил их к поляне с поваленным дубом. Ясень понял.

- Идти далеко, километров пятнадцать. На мертвецкие тропы вам теперь путь заказан, особенно им, - он кивнул на Холода с Летчиком. - Сколько вам нужно времени, чтобы собраться?

- Сколько, Холод? - спросил Суховей.

- Час. Раньше я не встану, - смущенно сказал медиум.

- Добро. Через час выходим, - подытожил Жгут.

Окончательно утративший чувство времени Хорь пожал плечами: через час, так через час. Радости от предстоящего возвращения он почти не испытывал, настолько ожидание этого момента слежалось у него в душе, превратившись в плотный влажный комок - один в один неразобранная рыбацкая сеть, по лености или недосмотру оставленная в деревянной кадушке. Набрав в чашку не до конца остывшей воды, копатель пошел за дом - бриться. Уходить было вовсе необязательно, даже наоборот, в доме было бы намного удобней, но Хорю хотелось побыть одному. Как был, босой, он стоял на перепрелой, но еще колючей павшей хвое, и бездумно взбивал помазком пену, не замечая, что все вокруг него уже забрызгано белыми хлопьями.

Где-то в глубине души барахталось нежелание уходить. От мысли, что после их ухода Жгут со своими людьми останутся в этом безвременном бесцветном лесу ждать похоронную команду, или кого там отправит за ними Магистериум, становилось стыдно, тошно и больно. Или больно, тошно и стыдно. Почему-то это казалось предательством, хотя Хорь и отдавал себе отчет в том, что уж он-то точно ни в чем перед ними не виноват - не он придумал запретные зоны, не он на десятилетия забыл о тех, кто все эти годы ждал если не благодарности, то хотя бы уважения. Чего бы мертвые ни заслуживали, благословления ли, проклятия ли, забвения они не заслуживали точно. "Твои мертвые тебя берегут", - не устают напоминать детям в Империи последнюю тысячу лет. А достойны ли этой заботы те, кто не берегут своих мертвых?

- Не хочешь уходить? - спросил за спиной Ясень.

Хорь, не поворачиваясь к нему, пожал плечами.

- Я не знаю, - сказал он. - Я устал.

- От чего?

- Не знаю. Мой брат говорит, что я люблю мертвых больше, чем живых, и он прав. Я устал каждый раз думать, к кому я возвращаюсь, к живым или к мертвым.

- Ты герой.

- Нет. Я бандит и террорист.

- Ты человек, которому благодарны мертвые. Поверь мне, это многого стоит. Не тревожься о нас.

Ясень ушел. Хорь побрился, отточенными резкими движениями смахивая пену с лица, а потом сел, опустив голову на скрещенные руки, и просидел так до того момента, пока не пришел Серый. Ничего не говоря, он поставил рядом с Хорем его берцы, потрепал побратима по плечу и деликатно удалился. Когда Хорь, умытый, зашнурованный и застегнутый, вернулся к дому, его губы снова были изогнуты в вечной язвительной полуулыбочке.

- Присядем на дорожку, - сказал Жгут. Хорь послушно опустился на ступеньку крыльца, заодно подтягивая лямки рюкзака. Бронежилеты, каски, "стельки" они оставили в доме, бережно прибрав в рундук под нарами. Все это заберут те, кто придет сюда после них. Уходили налегке. В кармане что-то давило, врезаясь под косточку - фляга Суховея. Терпкая настойка ждала своего часа.

Без команды поднялись и, не оглянувшись, пошли прочь от дома, чувствуя спиной взгляды тех, кто оставался ждать. Жгут не стал брать с собой много людей, только Ясеня и Громового, да еще неугомонный Хвостик увязался с ними, и топал теперь впереди, показывая кратчайший путь до бетонки. Старшина что-то выспрашивал у Суховея, тот длинно отвечал, надолго замолкая, чтобы перевести дыхание. Холода под руки вели Летчик и Ясень, последний тоже что-то говорил, явно объясняя, но в его речи было столько медиумского жаргона, что кому-то другому понять его не представлялось возможным. Хорь с Серым шли последними, привычно подстраиваясь под шаг друг друга.

- Может, когда вернемся, ты у нас поживешь? - спросил вдруг Серый. Хорь удивленно вскинул глаза. - Синица за тебя переживает. Ты у нас за два года в гостях был раза четыре. Да и малые по тебе соскучились, старший мне проходу не дает: когда Хорь приедет, да когда приедет.

- Да куда мне к вам, - попытался отговориться Хорь. - Вас и так четверо, еще я к вам на голову свалюсь?

- Да ладно тебе, на голову, - фыркнул Серый. - В гостиной поспишь, там диван раскладывается. Давай, пока в школе каникулы. И сам отойдешь, и оболтусов моих займешь.

- Няньку из меня сделать решил? - не преминул подколоть друга Хорь, но тут же посерьезнел. - Я подумаю. Спасибо.

Дальше они шли в молчании. Пару раз останавливались - отдохнуть, покурить, хлебнуть воды. Холоду дорога давалась тяжело. Сначала он еще бодрился, но теперь еле переставлял ноги, часто спотыкаясь. Глядя на это, здоровяк Хвостик просто посадил медиума к себе на спину, простодушно заявив при этом:

- Не извольте беспокоиться, тащ медиум, я и живой бы вашего весу не заметил, а теперь и вовсе будто птаху на плече несу!

Наконец между деревьями забрезжил просвет. До бетонки оставались считанные десятки метров. Жгут остановился, зачем-то поднес ладонь козырьком к глазам, будто пытался что-то там рассмотреть.

- Прощаться надо, - сказал Ясень.

Капитан первый протянул Суховею руку. Охранщик пожал ее, словно печать поставил. Старшина Громовой, сопя, потянул из кобуры пистолет, потом, подумав, снял с себя саму портупею с кобурой.

- Держи на память. Отцу скажи, что я о нем каждый день на фронте помнил. И еще скажи: спасибо.

- За что? - тихо спросил Суховей.

- За тебя, дурень, - огрызнулся старшина и мазнул тыльной стороной по лицу, стирая непрошенные слезы. Потом повернулся к Хорю с Серым. - А это вам. Детям отдадите. Скажите, от прадеда.

Он вытащил из кармана три вырезанные из дерева фигурки. Солдатик в удивительно искусно вырезанной форме и даже с крошечным автоматом в руках, сидящая на задних лапах собака овчарочьего вида - волосок к волоску, и свернувшаяся клубком кошка, тянущая вверх любопытную мордочку. Лапы и хвост были только намечены, и Хорь догадался, что именно с этой кошкой возился старшина при них. За ней он и протянул руку.

- Извини, не успел дорезать, - буркнул старшина, отворачиваясь.

- Спасибо, - сказал Хорь.

- Спасибо, - сказал Серый, пряча фигурки в нагрудный карман.

- Вам пора, - напомнил Ясень.

- Что нам делать? - Суховей здоровой рукой прижимал к груди кобуру.

- Просто идите вперед.

Охранщик кивнул. Неловко, как мальчишка-подросток, ткнулся головой деду в плечо.

- Да иди уже, - сказал старшина и отвернулся. - Эх, мать-Матрена...

- Спасибо, - сказал Суховей, повернулся и пошел к дороге. За ним последовал Серый, поддерживая под руку Холода, затем сдвинулся с места Летчик...

Хорь еще раз окинул взглядом тех, кто пришел их проводить. Покрепче сжал в руке резную кошку, и поспешил за остальными. Его догнал крик Хвостика.

- Тащ лейтенант! Сеструхи мои в Меньковске! Вы обещали!

- Прощайте, - прошептал Хорь и прибавил шагу.

К дороге они все подошли уже почти бегом. Увидев прямо перед собой серую полосу бетона, Хорь не раздумывая ни секунды, шагнул, почти прыгнул на нее.

И мир снова перевернулся, на этот раз вместе с самим Хорем. Левая нога вдруг буквально отнялась от боли, и копатель кубарем покатился по бетону, чудом удержавшись от крика. Мудрое тело подсказывало ему, что эта боль никуда не исчезала, она была с ним все время, просто стыдливо пряталась за выцветшими тенями той стороны. Рядом выл Суховей, он скорчился в клубок, едва не упираясь лбом в колени, его било крупной дрожью. Серый метался между ним и Холодом, который просто упал вниз лицом, и из-под его головы медленно вытекала красная лужа. Летчик, всхлипывая от страха, кромсал оболочку ПП-шки.

- Твфффн, - прохрипел Суховей.

- Что? - Хорь подполз к нему, обнял за плечи. - Что ты говоришь, братишка?

- Телефон... Спутник... В твоем рюкзаке.

Хорь завертелся ужом, выбираясь из лямок рюкзака. Забыв о боли в ноге, зарылся в него едва ли не с головой. Искать было неудобно, копатель не сразу понял, что до сих пор сжимает в руке фигурку кошки. Убрав ее в карман кителя, он почти сразу нашарил в рюкзаке пакет со всем их электронным барахлом. Выловив из него увесистый кирпич спутникового телефона, вдавил кнопку включения, пропуская вдохи. Трубка коротко пиликнула, и Хорь поднес ее почти вплотную к глазам, подслеповато вглядываясь в бледно-зеленый экранчик: есть ли сигнал? Сигнал был, слабый, но был!

- Какой номер?

- Он в памяти один, - прохрипел Суховей, скрипя зубами от боли.

Хорь возился с телефоном, запрещая себе отвлекаться на происходящее. Разобравшись с незнакомой системой, нашел список сохраненных номеров - там действительно был всего один телефон, без какого-либо обозначения, только цифры. Хорь нажал кнопку вызова и опять дышал через раз, сначала в ожидании гудков, а когда они наконец пошли - в ожидании ответа. Трубку взяли почти сразу.

- Высылайте вертолет! - почти прокричал в микрофон Хорь. - У нас три "трехсотых"!

- Кто говорит? - спросил немного испуганный молодой голос. - Где подполковник?

- Говорит лейтенант Хорь, - рявкнул в трубку копатель. - Вызывай вертушку, салага, подполковник ранен!

- Какие координаты?

- Откуда я знаю? Отследи сигнал! - Хорь проглотил уже готовое сорваться с языка ругательство. Парень, сидящий где-то на телефоне, не был ни в чем виноват. Вызвав в памяти карту, на которой делал отметки по дороге сюда, копатель спросил: - У тебя есть карта маршрута группы?

- Да, - даже сквозь помехи и то и дело прерывающийся сигнал было слышно, что на том конце трубки кипит деятельность. Кто-то подавал отрывистые команды, стучали кнопки клавиатур, гремели шаги.

- Ориентировочно, квадрат Д-4. Я буду запускать красный сигнальный патрон каждые пять минут.

- Принято, поднимаем машину! Ждите, борт придет минут через сорок! Семьдесят четвертый, на взлет! Бригаду медиков на борт, у них "трехсотые"! - это было сказано уже явно не ему. Хорь хотел отключиться, но тут парень-диспетчер, или кто он там, спросил, отбрасывая официальный тон: - Как вы там?

- Плохо. Очень плохо, - честно сказал Хорь. - Поторопитесь.

Только нажав кнопку отбоя, он позволил себе посмотреть в сторону Холода. Он лежал уже на спине, под головой - вытащенный из рюкзака свернутый спальник. Серый сложенными крест-накрест ладонями ритмично толкал его в грудь. Над ними стоял, опустив окровавленные руки, Летчик с белым как снег лицом. Сердце остановилось, понял Хорь, и ему захотелось выть. Вместо этого он крикнул:

- Летчик! Тащи сюда обезболку!

Парень несколько мгновений стоял, тупо глядя на безжизненное лицо брата, а потом похватил разодранную уже ПП-шку и бросился к Суховею.

Откатившись чуть в сторону, Хорь вытащил из рюкзака горсть сигнальных патронов, бросил их на бетон рядом с собой и дернул "молнию" на чехле карабина. Как назло, замок не поддавался - то ли заело, то ли руки плохо его слушались. Грязно ругаясь, Хорь выхватил нож и пропорол плотную ткань вдоль, едва не до самого низа. Загнав в обойму патроны - одиннадцать штук, - он передернул затвор, лег на спину, упер приклад в плечо и нажал на курок. От грохота заложило уши. Красная звездочка ушла в небо, зависла над деревьями на несколько секунд и погасла. Хорь закрыл глаза. Пять минут. Шестьсот секунд. Один. Два. Три...

Холода разбудили голоса. За дверью громко спорили несколько человек, причем довольно ожесточенно. Для отделения интенсивной терапии, где медиум пребывал уже третью неделю, это было как минимум необычно - здесь избегали любого шума, и даже персонал перемещался по коридорам неслышно, опасаясь потревожить больных. Случилось что-то, наверное, подумал медиум. Он не спешил открывать глаза, собираясь с силами: он все еще был слаб, как котенок. Тело слушалось плохо, самые элементарные вещи давались с трудом. Едва придя в себя в этой палате, Холод потребовал переносной компьютер - необходимо было составить отчет об экспедиции как можно скорее. Его требование выполнили, но особой пользы это не принесло: дольше десяти минут за включенным экраном он не выдерживал, начинали болеть глаза, а следом и голова. Тогда Холод приказал пустить к нему Летчика. Пришлось выдержать бой с врачами, призвав на подмогу Магистериум, и победа была одержана. Летчик почти поселился в палате, старательно записывая текст отчета под диктовку брата. Время от времени Холод засыпал на середине фразы, а проснувшись, долго вспоминал, о чем же шла речь. Кроме Летчика, медсестры и врача никто в палату не заходил. Представителей Магистериума Холод пускать запретил: в их присутствии ему становилось заметно хуже. Даже с обычными людьми находиться рядом было тяжело, и все визиты лечащего персонала медиум переносил с закрытыми глазами. Ясень предупреждал его о том, что мир перед его глазами никогда не будет прежним, но такого он себе и представить не мог.

Люди в коридоре явно не собирались расходиться. Холод прислушался.

- Я не могу вас к нему пустить! Состояние лейб-медиума Холода до сих пор нестабильно! - это возмущался завотделением. Надо же, аж его выдернули...

- Да мы только посмотрим! - второй голос казался знакомым.

- Не на что там смотреть! Пациент спит!

- Правда, что ли? Холод, ты спишь?

Ручка двери повернулась, Холод открыл глаза и увидел Серого. Медиум не сразу узнал его - чисто выбритого, в светлых летних брюках и белом халате поверх майки с легкомысленным рисунком, но это точно был Серый!

- Не сплю, - сказал Холод и улыбнулся.

Несмотря на все протесты завотделением, Серый распахнул дверь, и у Холода закружилась голова, так много людей стало в палате. Первым, разумеется, проскочил Летчик, занял свое привычное уже место у изголовья койки. Его оттуда тут же согнал Хорь, опиравшийся при ходьбе на потертую серую трость, уселся на мягкое кресло, вытянул ногу, заулыбался ехидно. Серый в каждой руке держал по большому пакету, рядом с ним обнимала огромный букет невысокая кругленькая женщина с миловидным румяным лицом. Последним вошел Суховей, неся перед собой руку в гипсовом корсете. Он был в больничной пижаме и тапочках и напоминал военного пенсионера в каком-нибудь южном санатории. Молодая красавица в ярком платье, бережно поддерживающая его под здоровую руку, казалась его дочерью, но взгляды, которые они друг на друга бросали, были далеки от родственных.

Холод внутренне сжался в комок, ожидая, что сейчас на него навалится череда видений, но ничего подобного не произошло. "Судьбы этих людей связаны с твоей, - сказал у него в голове голос Ясеня. - Их ты не сможешь увидеть".

- Ребята, - сказал медиум, чувствуя, как к горлу подступает комок. Пожалуй, он никогда в жизни не был так счастлив.

- Как ты, сынок? - спросил Хорь и, перегнувшись через подлокотник кресла потрепал его по плечу.

- Терпимо, - ответил Холод. - Повезло, что неделю в коме пролежал - хоть ребра не болели. Серый четыре штуки сломал.

- А мог бы и восемь, - назидательно ответил Серый.

Теперь над этим уже можно было смеяться. Холод уже знал, что до прилета вертолета Серый почти сорок минут делал ему непрямой массаж сердца. Знал, что не успел вертолет снова оторваться от земли, а с военного аэродрома возле Столицы уже взлетал сверхзвуковой истребитель, в котором на месте второго пилота сидел бледный от перегрузок мейстер Терн, один из трех целителей Магистериума. Знал даже, что Летчик устроил дебош в больнице, когда его отказались пускать в реанимацию, и привел в свою пользу такие доводы, что мейстер Терн, услышав лишь обрывок его речи, приказал провести все необходимые процедуры и пустить его в операционную.

- А вы как? - Холод завозился, устраиваясь поудобнее.

- Меня дней десять как из больнички выпустили, - похвастался Хорь, демонстрируя трость.

- А меня уже две недели в отделении общего режима маринуют, - скорчил Суховей недовольную мину.

- Эх, охранка! - девушка рядом с Суховеем нежно ткнула его кулачком в здоровый бок. - Это называется - отделение общей терапии!

Голос у нее оказался тоже красивый, мелодичный, хоть и с некоторой хрипотцой.

- Это Жасмин. Моя... невеста, - представил ее Суховей, розовея щеками от смущения.

- А это моя жена, Синица, - подтолкнул Серый вперед женщину с букетом.

- Очень приятно, - сказал Холод, пытаясь приподняться, чтобы забрать у нее цветы.

- Лежи, малыш, я сама, - улыбнулась Синица и оглянулась в поисках чего-нибудь, куда можно было бы поставить цветы. Не нашла, положила букет на тумбочку, и вдруг всплеснула руками. - Мальчишки, ну что же вы! Даже не напомните! Серый, разбирай пакеты! Зря я, что ли, у плиты стояла?

Серый ойкнул и принялся вытаскивать из пакетов какие-то свертки, банки, пакетики... Жасмин бросилась ему помогать, едва не столкнувшись по дороге с Летчиком, и тут все заговорили одновременно, перебивая друг друга.

- Я не знала, что ты любишь, поэтому котлет нажарила, отбивных куриных, там в баночке еще баклажаны тушеные...

- С вертолета потом разглядели эту воронку, она уже подлеском поросла...

- Представляешь, вываливаюсь из вертушки, света белого не вижу, а ко мне бросается какой-то салажонок, кричит: "Господин лейтенант!"

- Я и не думала, что ты такой молодой, Суховею-то все, кому тридцать пять не стукнуло, мальчишки...

- Этот Терн когда ко мне вышел, я думал, все, хана. А он послушал-послушал, и как на медика рявкнет...

- Я Синице говорю, мол, надо парню апельсинов каких-нибудь купить, а она мне - какие апельсины?

- Да какие апельсины, баловство все это! Пусть поест нормально, а баланды больничной нахлебается еще!

- У тебя глаза раньше серые были, - сказал Хорь, внимательно разглядывая лицо медиума. - А сейчас черные.

- Это с той стороны подарок, - тихо ответил Холод. - У Летчика тоже потемнели.

- Я заметил, - откликнулся Хорь. - Были светлые, а сейчас прямо свинцовые. Ну что, взяли тебя в Магистериум?

- Взяли, - усмехнулся Холод. - Прислали сюда делегацию целую, с официальным письмом, цветами и прочими цацками. Я их выпер и пускать запретил.

Хорь рассмеялся звонким мальчишеским смехом. В дверь заглянула медсестра и страшным шепотом пообещала, что если господа через пять минут не исчезнут из отделения, она вызовет охрану, и ей плевать на то, какие у них "корочки".

- Поняли, госпожа начальница, - пропел Суховей, поднимая здоровую руку в знак капитуляции. - Мы еще пять минуточек!

- Стыдно должно быть, господин офицер! - строго произнесла медсестра. - Сами выписались, так не мешайте другим выздоравливать!

Она закрыла за собой дверь.

- Страшная женщина, - прошептал Суховей, делая большие глаза. - Гоняла старого больного меня курить на первый этаж.

- Тоже мне, мученик здравоохранения, - фыркнула Жасмин. - Я вообще удивляюсь, как твои папиросы еще не запретили как химическое оружие.

- Не химическое, а биологическое, - поправил ее охранщик. - Никакой химии, чистый натурпродукт!

Холод блаженно молчал, переводя взгляд то на одного, то на другого. Он словно был в кругу большой, шумной и веселой семьи, и больше того, сам был ее частью.

- Ладно, видно, и вправду пора, - Хорь, кряхтя, поднялся с кресла. - Девочки, вы нас не подождете в коридоре?

Судя по заговорщицким взглядам, они что-то затеяли. Холод с любопытством следил за происходящим. Первой к нему подошла Жасмин, склонилась, обдала нежным цветочным запахом духов.

- Спасибо, - шепнула она, мазнув губами Холода по щеке. Медиум почувствовал, что краснеет. И тут же ощутил на другой щеке прикосновение твердых губ Синицы.

- Спасибо, малыш, за моих дуралеев, - улыбнулась жена Серого, разбежались от уголков глаз веселые морщинки.

Женщины вышли, притворив за собой дверь. Хорь кашлянул и полез в карман. Жестом фокусника он достал оттуда... суховеевскую фляжку.

- Там еще половина осталась, - прошептал он, оглядываясь на дверь. - Давайте, парни, за возвращение.

Хорь первым поднес к губам фляжку, выдохнул, пустил по кругу. Когда она попала в руки к Холоду, настойки в ней осталось на один большой глоток - как раз. Медиум еще раз обвел взглядом людей, чьи судьбы теперь были переплетены с его собственной.

- За возвращение, - сказал он, и терпкая горечь приятно обожгла рот.

Оставить комментарий © Copyright Противенский Анджей (katanagari.kodze@gmail.com) Размещен: 26/12/2012, изменен: 26/12/2012. 329k. Статистика. Повесть: Приключения, Фантастика, Мистика Хорь и компания		Ваша оценка:
Аннотация: Каждый раз, когда Империя обращает на тебя внимание, поневоле задумываешься: неужели у нее нет более важных дел? А при попытке отговориться оказывается, что у тебя самого нет более важных дел. Особенно, если тебе тридцать восемь, ты учитель истории на полторы ставки, и вот уже два года, как не выезжал из города. Как тут не принять сомнительное предложение двух странных типов в серых мундирах, что в один прекрасный вечер явились к тебе на порог?

Противенский Анджей : другие произведения.

Твои мертвые тебя берегут