Давным-давно, в старые времена, служил великому Хуур-хану, да будет мягкой ему небесная кошма, Хорчи-нойон. Был Хорчи-нойон силен, как изюбрь, и отважен, как тигр, в битву бросался первым, а возвращался последним, на состязаниях праздничных во время тоя против всего куреня мог выйти и поражения не узнать. Ох, и славный был нойон, да вот беда - глуп был беспросветно. Оттого не задерживалось у него ни с бою взятое, ни ханом подаренное - все раздавал, только попроси. Смеялись нукеры: храбр наш Хорчи-нойон, да глупее кривого мангуса, что пасет хромую кобылицу у ворот подземного царства. Выпрашивали нукеры у Хорчи-нойона то коня, то сбрую, то халат парчовый, золотом вышитый, ни в чем отказа не знали. А Хорчи-нойон ходил в рваных гутулах да ветхом халате, и горя не ведал. Знал: любит его великий Хуур-хан, не даст неразумному сгинуть.
А Хуур-хан и впрямь Хорчи-нойона любил, в юрту свою приглашал, на войлок рядом с собой сажал, из котла своего кормил и в глупости ни разу не упрекнул. Удивлялись друзья и родичи, но молчали: крутой был нрав у Хуур-хана, да будет ему сытной небесная шурпа, - скажешь слово невпопад - зашибет плетью, пожалеет потом, да какая с той жалости выгода? Только хитрый шаман Тен-тенгри за чашей чачи, бывало, спрашивал хана:
- И за что же ты, о великий хан, затмевающий небеса своей мудростью, Хорчи-нойона привечаешь? Ведь Хорчи-нойон глупее кривого мангуса, что пасет хромую кобылицу у ворот подземного царства.
Улыбался Хуур-хан в усы, прятал усмешку за чарой.
- Красиво говоришь, шаман, только уши мои другие слова слышат. Мол, люб тебе Хочи-нойон, так и твоя глупость небеса затмевает. Так, Тен-Тенгри?
- Не смею спорить с великим ханом, - отвечал шаман. Вроде и посмеялся над ханом, а вроде и нет. Хохотали хан с шаманом за бурдюком доброй чачи, по плечам друг друга хлопали. Говорил Хуур-хан:
- Вот ты, шаман, умен. Услышишь среди ночи крик: "Юрта ханская горит!" Побежишь меня спасать?
- Нуууу, - тянул Тен-Тенгри. - Зависит от того, горит твоя юрта или не горит.
- А Хорчи-нойон побежит, - довольно заключал хан. И наливал из бурдюка по новой.
Небесам было угодно, чтобы этот разговор удалось подслушать Чжуб-Дэхэ, ханскому нукеру, человеку злобному и завистливому. Давно Чжуб-Дэхэ таил злобу на Хорчи-нойона, а как же: с Хуур-ханом на войлоке сидит, из одного котла ест, а сам в рваных гутулах и глупее кривого мангуса, что пасет хромую кобылицу у ворот подземного царства. Решил Чжуб-Дэхэ сделать так, чтобы хан на Хорчи-нойона разозлился да прогнал его из куреня дальние нутуги объезжать. И как-то ночью после тоя прокрался он к юрте Хорчи-нойона - войлок дырявый, ветер дым гоняет - и заорал что есть мочи:
- Ханская юрта горит!
На пол-куреня тот крик было слышно. Да только после тоя кому есть дело до ночных воплей? Кто проснулся, решил - с перепою блажат, мангусиков в траве гоняют, на другой бок перевернулся, да снова заснул. Только Хорчи-нойон с кошмы вскочил да, не успев обуться, из юрты выбежал и к белому войлоку ханской юрты бросился. Чжуб-Дэхэ же в тени притаился, его и видно не было. Вбежал Хорчи-нойон в юрту, собой полог снеся, подхватил с кошмы сладко спящего хана и под небо вынес. Только там заметил нойон, что ни дыма, ни пламени не видно, а проснувшийся хан на него глядит недобро, шумно в шею дышит. Перепугался Хорчи, поставил владыку на землю. Почувствовал Хуур-хан под босыми ногами жесткую траву да и заехал со всей силы Хорчи-нойону в ухо.
- Ты что творишь, шакалье отродье? Неужто последний разум у тебя степные дэвы через уши высосали? Ах ты ж сын шелудивой собаки, да ты глупее кривого мангуса, что пасет хромую кобылицу у ворот подземного царства! Прочь с глаз моих - зашибу! - развернулся хан и ушел в юрту к старшей жене.
А Хорчи-нойон побрел, опечаленный, к своей юрте. Сел там на засаленный войлок и горько заплакал:
- Ой, дурак ты, Хорчи, пропадай твоя голова! Даже доброго хана, что любил, словно родной отец, разгневал ты своей глупостью. Не Хорчи-нойоном, Хорчи-чурбаном тебе зваться! Видать, и вправду ты глупее кривого мангуса, что пасет хромую кобылицу у ворот подземного царства.
Так плакал Хорчи-нойон, пока над степью рассвет не забрезжил. А едва рассвело, связал он свои нехитрые пожитки в тюк, приторочил к седлу, сел на коня да поехал по стойбищу с опущенной головой - не желает хан его видеть, так он воле ханской перечить не будет. А Чжур-Дэхэ тут как тут, хватает коня под уздцы, спрашивает ласково:
- Куда же ты едешь, Хорчи-нойон?
- Горе мне, горе, о, добрый Чжур-Дэхэ, - отвечает ему Хорчи. - Сказал великий Хуур-хан, чтоб я убирался с глаз его, вот я и уезжаю прочь.
- Но ведь великий Хуур-хан любит тебя как сына, - притворно удивился Чжур-Дэхэ.
- Раньше и вправду любил меня великий Хуур-хан, - понурив голову, сказал Хорчи-нойон. - Да только теперь не люб я ему, ибо и вправду я глупее кривого мангуса, что пасет хромую кобылицу у ворот подземного царства.
- Не может быть! - возмутился коварный Чжур-Дэхэ, а в душе, конечно, он уже потирал потные ладони. - Не может такой славный нойон, такой багатур быть глупее кривого мангуса!
- Может, и не может, - грустно промолвил Хорчи. - Только кто же мне теперь поверит? Хан меня видеть не желает, а прочие и не заговорят со мной вовсе.
- А ты докажи, - посоветовал Чжур-Дэхэ.
- Как это?
- Поезжай к истоку священной реки Ыш, туда, где она вытекает из подземного царства, найди там врата, а уж рядом с ними непременно обнаружишь кривого мангуса, пасущего хромую кобылицу. А как обнаружишь его - вызови на состязание, померяться глупостью. Обхитришь мангуса - вернешься домой с победой, хан тебя и простит. И никто во всей степи тебя больше глупым не назовет.
- Ай, спасибо тебе, добрый Чжур-Дэхэ, пусть будут тучными твои стада! - воскликнул обрадованный Хорчи-нойон. - Так я и сделаю!
Сказал так, и ускакал. А злобный Чжур-Дэхэ едва не в пляс пустился от радости - избавился от Хорчи-нойона! Сгинет багатур в поисках ворот подземного царства, а не сгинет - так мангуса не найдет, вернется в стойбище посмешищем. А коли найдет мангуса - убьет мангус нойона, убьет и съест. Ну а если выйдет Хорчи из боя победителем - кто же в такую глупость поверит? Ходит Чжур-Дэхэ по стойбищу, щурится довольно, ладони потные потирает.
А Хорчи-нойон по степи скакал, гнал коня вдоль берега священной реки Ыш, искал место, где она из подземного царства вытекает. Долго ли, коротко ли - нашел. Порыскал по степи кругом - и ворота подземного царства обнаружились. Огромные ворота, в пять человеческих ростов, из семи руд кованные, девятью видами камней украшенные, восемнадцатью красками расписанные. А у ворот два мангуса-привратника стоят, пуза волосатые чешут, и каждый Хорчи-нойона выше вдвое.
- Эй, почтенные мангусы! - крикнул им Хорчи-нойон.
- Чего тебе, смертный? - откликнулся один мангус.
- Я ищу кривого мангуса, что пасет хромую кобылицу неподалеку отсюда.
Расхохотались привратники.
- Да зачем он тебе? Он же глупее Хорчи-нойона, что служит великому Хуур-хану!
- Ах так? - разгневался Хорчи-нойон, встал на седле да сшиб мангусов между собой головами так, что оба без памяти рухнули, - Будете над багатурами смеяться, шакальи дети! Без вас кривого мангуса найду!
И действительно - нашел. На дюжину полетов стрелы от ворот отъехал и видит: бредет по степи худая-прехудая кобылица, хромает на заднюю ногу, а за ней плетется толстый мангус, бичом в воздухе щелкает. Поравнялся с ним Хорчи-нойон.
- Эй, мангус!
- Чего тебе, смертный? - ощерился на нойона мангус. Зубы у мангуса кривые, желтые, а одного глаза нет и шрам через всю харю.
- Зовут меня Хорчи-нойоном, служу я великому Хуур-хану. Что ни день твердят мне, что я глупее кривого мангуса, что пасет хромую кобылицу у ворот подземного царства. Вот я и поехал тебя искать, чтоб узнать: обижают меня люди, или правду говорят.
- Ну смертные, мышиные дети! Дэвы степные отъели у них совесть! Придумали тоже - меня с каким-то человечишкой равнять!
Услышав такие речи, приободрился Хорчи-нойон: видать, и в самом деле глуп кривой мангус, как пробка, - но виду не подал.
- Давай, мангус, с тобой глупостью меряться, - предложил багатур. - Как на состязаниях на весеннем тое.
Задумался мангус.
- А что ставить будешь, нойон? Без выигрыша что за состязания?
- Давай на коней спорить, - сказал Хорчи. Все равно у него больше ничего не было. - Я выиграю - заберу твою хромую кобылицу, ты выиграешь - отдам тебе своего боевого коня.
- На кобылицу спорить не буду, не моя она, - вздохнул мангус. - Уйди, смертный.
- Никак струсил? - спросил Хорчи-нойон презрительно. - Видно, ты все же не глупее меня!
- Как это не глупее? - взъярился мангус. - Спорю на кобылицу! Все равно тебе, человечишка, у меня никогда не выиграть!
Ударили мангус с нойоном по рукам.
- Ну, давай, смертный, начинай. Сделай какую-нибудь глупость, а следом я еще большую сделаю, - хорохорится мангус.
А глупость - штука такая, нарочно захочешь - не враз и придумаешь. Почесал голову Хорчи-нойон, стащил с ноги дырявый гутул и начал его жевать. Жует и морщится - одни у него гутулы, год носил, не снимая! Мангус, глядя на него, расхохотался, стащил с себя пояс с саблей и принялся его зубами терзать, ровно шакал падаль. А пояс у мангуса добрый был, вощеный, крашеный. Дожевал мангус пояс, заодно и ножны от сабли схрумкал.
- Давай, - говорит, - дальше состязаться! Не ровня ты мне в глупости, нойон!
Огляделся вокруг Хорчи. Видит - посреди степи дерево растет одинокое. Разбежался нойон, да ударился об дерево со всей силы, только искры из глаз брызнули и небо через себя перевернулось. Поднялся Хорчи с земли, головой потряс и на мангуса посмотрел выжидающе. Мангус, не переставая смеяться, грянулся головой об дерево, разлетелись щепы во все стороны. Один ствол стоит посреди степи измочаленный.
- Не видать тебе моей кобылицы, - хохочет мангус. - Заберу твоего коня, нойон, а тебя самого съем!
Не хотелось Хорчи-нойону жизнь в брюхе мангусьем заканчивать. Взяла его досада: зачем, Хорчи-чурбан, на коня спорил? Хоть и глуп мангус, а в дураках все равно Хорчи остается! Ударил нойон кулаком о ладонь и сказал:
- Теперь, мангус, ты первым глупость делаешь. У тебя, небось, глупостей в голове побольше моего!
- Побольше, еще как побольше! - согласился мангус и начал по сторонам озираться: какую бы еще глупость сделать? Смотрит, смотрит, видит - сабля его на земле лежит. Схватил ее мангус и крикнул весело: - Тут тебе, Хорчи-нойон, меня не переплюнуть!
И с этим криком отрубил себе голову. И упал замертво. Тут уж черед Хорчи-нойона смеяться пришел. И так он хохотал, что в глазах у него потемнело, и на ногах удержаться было невозможно. Долго нойон по земле катался от смеха, пока живот не заболел. Отсмеялся он, встал, и видит: нет нигде хромой кобылицы, а вместо нее идет к нему девушка невиданной красоты, идет - спотыкается: только один сапожок на ней одет, вторая ножка босая. Подходит девушка к Хорчи и кланяется ему в пояс. Говорит ему:
- Спасибо тебе, храбрый Хорчи-нойон! Я Хайташ-хатун, дочь славного Джангар-багатура, похитил меня хан всех мангусов из отцовской юрты среди ночи, какую была, в одном сапожке. Хотел он меня в жены взять, да я не далась. Сказала ему, что если он на мне женится, не разгадав трех моих загадок, то падет на его голову проклятье. Ни одной загадки мангус-хан не разгадал, и со злости превратил меня в кобылицу, да приказал самому глупому мангусу меня пасти. Сказал: "Так глуп этот мангус, что никто ему не страшен. Никому того мангуса не убить. Пока жив он - быть тебе кобылицей. Будешь знать, что глупость полезнее ума бывает". Кабы не ты - век бы мне кобылицей хромать. Возьми меня в жены, храбрый Хорчи-нойон, никого вернее меня не найдешь!
Растерялся совсем Хорчи-нойон.
- Как же ты за меня пойдешь, коли глуп я и беден? Всего-то добра у меня - дырявая юрта и рваный гутул.
Рассмеялась Хайташ-хатун.
- Не волнуйся ни о чем, Хорчи-нойон. Отныне, куда ты - туда и я. Ты моей опорой будешь, а я - твоим умом. Соглашайся, нойон!
А нойону куда деваться - нойон согласился. Приторочил голову мангуса к седлу, посадил Хайташ-хатун позади себя на коня, и поехали к родному кочевью: на каждом по одному сапогу.
А Хуур-хан тем временем все печалился: пропал пропадом Хорчи-нойон! Всего-то раз вырвалось у хана недоброе слово, а гляди-ка, и того хватило! Сидит хан в юрте, на нукеров волком смотрит. Один Тен-Тенгри при нем, чачи из бурдюка подливает. Вдруг слышит за пологом юрты шум, гам и крики:
- Вернулся Хорчи-нойон! Вернулся, да не один!
Просиял Хуур-хан весенним солнышком, хлопнул шамана по плечу:
- Говорил же я - нигде не пропасть моему Хорчи-нойону!
А тут полог юрты в сторону сдвинулся, Хорчи-нойона внутрь пропуская. Входит нойон в юрту, кланяется хану, протягивает ему мешок с подарком. А в мешке - голова кривого мангуса.
- Не гневайся на меня, великий Хуур-хан, за то, что посмел тебе на глаза показаться. Да только мерялся я глупостью с кривым мангусом, что пас хромую кобылицу возле ворот подземного царства, и оказалось - глупее меня мангус! Я вот он стою, а мангуса в степи шакалы едят, а голова его - вот. Обхитрил я мангуса, сам он себе башку отрубил!
- Ай, Хорчи, ай молодец! - смеется хан. - Кобылицу-то у него забрал?
- Забрал, - улыбается Хорчи.
- Подаришь?
- Нет, великий хан, не подарю. Женюсь я на ней!
У хана аж чаша из руки выпала. Но тут вошла в юрту Хайташ-хатун.
- Это я той кобылицей была. Заколдовал меня мангус-хан, а Хорчи-нойон то заклятье хитростью своей снял. Теперь куда он - туда и я.
- Ай, Хорчи, ай молодец! - грохнул хан чару оземь. - Тен-Тенгри, собирай той! Женить нойона будем!
И собрал Тен-Тенгри той, и женился Хорчи-нойон на Хайташ-хатун. Хуур-хан им юрту новую подарил, и арбу подарил, и коней добрых подарил, и стадо подарил, и мехов и шелков подарил, и боголов-рабов подарил. Славную свадьбу отгуляли!
А коварный Чжур-Дэхэ как это увидел, так у него желчь разлилась. Тут он и помер.