История эта началась в году от Рождества Христова 1607-м, в самом начале шумного и кровавого семнадцатого века. Шляхта, чувствуя, что проходит ее время, спешила свести счеты с жизнью бурно и весело, утопая в мехах и вине, ломая шеи на охоте, захлебываясь кровью в бесконечных дуэлях, выплевывая легкие от чахотки на гнилую солому, проигрывая за одну ночь жен и состояния. Сидел уже на московском престоле монах-расстрига Гришка Отрепьев, без памяти влюбленный в красавицу Марину, и над полесскими заливными лугами уже носилась, пылью вздымая клочья тумана, Дикая охота короля Стаха.
Так все это было - не мне, рожденному много позже, судить. Да только именно в год 1607-й мой отец, шляхтич Михал Зворовский из Менска, проиграл в кости все свое имение и, отдав долг, как подобает мужчине, отправился в единственную оставшуюся у него деревеньку на пятьдесят дворов, затерявшуюся где-то в Полесье, на берегу туманной Припяти. И когда отец мой прибыл в сию скорбную юдоль, всего имущества у него было - серый в яблоках дрыгант, пара выжлецов, праотцовская сабля да шитый золотом кафтан по последней польской моде. Тем не менее, пан Михал не унывал, полагая, что все в жизни случается по замыслу Божьему, и негоже людям сетовать на волю его. Деревенька Нижни Бажины не только не ужаснула его своей убогостью и косностью, но напротив, восхитила первозданной чистотой и близостью к исконным народным традициям - подъехавшего к покосившимся плетням шляхтича встретили осиновым колом и серебряным крестом. Вот какой человек был мой отец.
Разобравшись, кто перед ним, войт рухнул дрыганту под копыта, слезно умоляя пана простить неразумных. "Недобрые здесь места, - пожалился он и туманно пояснил: - Всякое бывает". Вопреки опасениям деревенского головы, гневаться пан Михал не стал, только хмыкнул в длинные усы. Человеком он был незлобивым и на все смотрел с изрядной толикой юмора. Пана просто, но сытно накормили, попарили в баньке, и он уже думать забыл про неподобающую встречу.
Так как до деревни пан Михал добрался уже ввечеру, ночевать он остался в доме войта. Панская усадьба изрядно обветшала за те пару десятков лет, что Зворовские не вспоминали о Нижних Бажинах. Наутро шляхтич умылся, поел, выслушал от войта заверения в том, что эту ночь пан всенепременно проведет в своем доме, вскочил на коня, свистнул собак и отправился осматривать новые владения.
Прогулка не доставила пану Михалу ожидаемой радости: пришлось плестись на медленной тряской рыси, чтобы не отставал проводник, навязанный войтом. Здоровенный детина неумело сидел на унылой саврасой кобыле, то и дело заваливаясь набок, и сычом глядел на пана из-под нахлобученной на глаза шапки. Мужик приходился войту то ли кумом, то ли сватом, но вникать в родственные связи у Зворовского не было ни малейшего желания. Разговора проводник, назвавшийся Дмитром, поддержать не желал и, скорее всего не умел, и Михалу оставалось только смотреть по сторонам, примечая, годятся ли здешние места для псовой охоты.
Осмотром шляхтич остался доволен: зверья в округе водилось немало. Обрадовала его и весть о том, что в десятке верст живет пан Войцеховский, страстный любитель охоты и владелец большой псарни. Едва Дмитро сказал про псарню, пан Михал оживился и потребовал немедленно показать ему дорогу к имению Войцеховского. Он кое-что смыслил в добрых псах, и мечтал вывести новую породу выжлецов. Нижни Бажины внезапно представились ему идеальным местом для осуществления этого желания. Проводник кивнул, его савраска тягостно вздохнула, и пан Зворовский поехал знакомиться с соседом.
Пан Кшиштоф Войцеховский производил двойственное впечатление. Одет он был дорого и по моде, прекрасно разбирался в тонкостях разведения собак, но в остальном ничем не отличался от своих же крестьян. Пану Михалу, привыкшему к менскому обществу, сосед показался славным, но недалеким провинциалом, этаким медведем в атласной рубахе. Сильнее всего поразил его обед. Менский шляхтич бывал на различных приемах, да и дома был не дурак хорошо поесть, но такого обилия еды он не видел давно. Поросенок с яблоком в зубах, лещи в локоть длиной, перепелки, горкой лежащие на блюде, соседствовали с солеными грибочками и квашеной капустой, едва оставляя место кувшинам с вином, а Войцеховский все винился за скудость трапезы. Понимая, что быстро встать из-за стола не получится, Зворовский едва уломал гостеприимного хозяина сначала сходить на псарню, а уж потом приниматься за обед.
Собаки у Войцеховского действительно были хороши. Рослые, с широкой грудью псы дружелюбно облаяли Михала и вернулись к своим делам. Зворовские же гончие так понравились пану Кшиштофу, что он заставил гостя взять их с собой на обед.
- Ох и добрые же собачки, - довольно крутил головой Войцеховский, умиленно наблюдая за грызущими кости псами. - А какие от них детки пойдут! Будем мы с тобой, пан Михал, отцы полесских выжлецов! С Москвы да с Варшавы к нам за собачками ездить будут!
Зворовский молча кивал. Так далеко его планы не заходили, но возражать громогласно радующемуся медведю-Войцеховскому он не спешил.
В обратный путь изрядно осоловевший пан Михал собрался лишь благодаря Дмитру. Войтовский то ли кум, то ли сват бочком вошел в светлицу, где сидели Зворовский с Войцеховским, и, поклонившись, пробурчал:
- Пше прошу, панове, да только мне пана Михала велено дотемна до хаты привезти!
Пан Михал с благодарностью посмотрел на Дмитра мутными глазами и начал вылезать из-за стола, одновременно разводя руками: ничего, мол, не поделаешь. Пан Кшиштоф понимающе хохотнул и пообещал, что в следующий раз познакомит своего нового друга и почти родственника по собачьей линии с другими соседями, и вот тогда-то они попируют на славу. Зворовский немного испуганно икнул, обнялся с хозяином и нетвердыми шагами двинулся к коновязи. За ним, поскуливая, трусили обожравшиеся выжлецы.
По дороге в Нижни Бажины пан Михал не упал с коня лишь благодаря своему мастерству наездника, которое, как известно, не пропьешь. На проклятой медленной рыси его трясло, как мышь в маслобойке, и в попытках удержать внутри обед, шляхтич обозревал окрестности с удвоенным рвением. Возможно, именно поэтому он разглядел то, чего днем не заметил: темные очертания замка на другом берегу Припяти.
- Дмитро! Кто там живет? - спросил пан Михал, ткнув пальцем в сторону реки.
- Вупыр, - коротко ответил Дмитро, сплюнул и перекрестился.
Так мой отец впервые услышал о пане Нарциссе Вишесе по прозвищу Вупыр.
О загадочном "вупыре" пан Михал не вспоминал несколько месяцев. Его закрутила деревенская жизнь: выжловка Гайда принесла щенят от лучшего кобеля с псарни Войцеховского, и крестьяне под руководством Зворовского спешно перестраивали сарай под псарню. Сам пан Михал наравне с мужиками таскал бревна и тесал доски, чем вызывал у деревенских бурю восторгов.
Крестьяне вообще души не чаяли в новом пане. Мало того, что пан Михал не стал облагать их какими-то особенными оброками, он еще и не чурался принимать участие в их жизни. Зворовский знал и любил лошадей, и как-то само собой получилось, что захворавших коняг вели теперь к нему. Открылся у него и педагогический талант: шляхтич полюбил возиться с крестьянскими детьми и даже взялся обучать их грамоте. А когда захворал внук войта, пан Михал на своем сером дрыганте проскакал двадцать верст до ближайшего большого села и привез оттуда лекаря для мальчишки.
Пан Михал давно убрал в сундук свой польский кафтан. Войцеховский предлагал ему своего портного, но Зворовский отказывался. Несмотря на то, что способностями рисовальщика он не блистал, деревенские девки оказались понятливыми и стали шить ему наряды не хуже, чем у прочих окрестных шляхтичей, а то и лучше. Небогатый свой доход он почти не тратил, намереваясь в скором времени построить в деревне церковь, или хотя бы шинок.
За все эти занятия пан Зворовский хватался во многом из-за скуки. По этой же причине он продолжал ездить к Войцеховскому едва ли не каждую неделю. Пан Кшиштоф был самым состоятельным человеком в округе, и местные шляхтичи собирались у него поесть, выпить и обменяться новостями. Нельзя сказать, что пан Михал был в восторге от этого общества, но иного у него не имелось. Он обреченно запихивал в себя разносолы, заливая их вином, и слушал бесконечные и однообразные описания охотничьих выездов, попоек и любовных похождений панов шляхтичей. Насчет их охотничьих талантов у него было свое мнение: пару раз они выезжали все вместе, и главный источник рассказов об охотничьих подвигах пан Ежек ранил собственную собаку, спьяну приняв бедного пса за кабана. Большинство было не лучше. Исключениями были только пан Войцеховский, который, несмотря на размеры, отлично держался в седле и ловко орудовал рогатиной, да пан Ворона, худощавый черноволосый мужчина, всем своим видом напоминавший ту самую ворону. С этими-то двумя у пана Зворовского и установились дружеские отношения.
Довольно часто они ездили охотиться втроем, да и в беседах держались друг друга. Как-то раз, когда очередное застолье подходило к концу и разговор сам собой увял, пан Михал вдруг отставил в сторону чарку и спросил:
- А что за вупыр живет за рекой? - он сам не смог бы объяснить, с чего это вспомнился ему "вупыр" из давнишнего разговора. Но никто из собравшихся не удивился.
- А, пан Вишес, - расхохотался пан Ворона. - Никакой он не "вупыр". У мужицкого страха глаза велики.
- Да что же ты, пан Олекса, никак с ним знаком? - подначил приятеля Войцеховский.
- Знаком, - не моргнув глазом, ответил Ворона. - О позапрошлую зиму заезжал к нему в гости.
- Брешете, пан Ворона, ой брешете! - подал голос из-под стола пан Запрудский. Выпивоху Запрудского нестройным гулом поддержали остальные шляхтичи, но пан Кшиштоф грохнул пудовым кулаком по столу:
- А хотя бы и так. Пусть брешет дальше! У него складно выходит!
Пану Михалу стало интересно. А пан Ворона тем временем осушил чарку и начал рассказывать.
- Что в замке за рекой пан Нарцисс Вишес живет, про то у нас каждому ведомо. А вот кто он такой, и за что его мужики "вупыром" кличут, никто не знает. И о позапрошлом годе сделалось мне любопытно донельзя. Я тянуть не привык, так что сел на коня да поехал к пану Вишесу в гости. Как глянул я на его замок - чуть шапка с головы не свалилась, такой высоты эта хоромина каменная. Постучал в ворота, назвался - все честь по чести. Принял меня пан Вишес.
- Ну и какой он? - поинтересовался пан Ежек, подмигивая честному собранию: мол, совсем Ворона заврался. На него шикнули.
- Какой, какой... Пан як пан. Волос светлый, кожа белая, как у девки. Кафтан золотом да самоцветами расшитый. Что я его, разглядывал, что ли? Угощал он меня перепелами, так кухарь у него - неумеха редкостный. Зато вино доброе. Собрание мне свое показывал, по-умному "коллекцию". Сабель да мечей у него немеряно, некоторых я и не видывал никогда.
Паны восхищенно поцокали языками: пан Ворона слыл знатоком хороших клинков, и такое признание в его устах многого стоило.
- Вот о саблях мы с ним весь вечер и проговорили. Только не вояка он, а книжник - руки у него больно белые да гладкие, да и говорит как по-писаному. А может, и чернокнижник или ведьмак какой - иначе что ему в наших краях делать, где ни одного книжника на сотню верст кругом? Вот мужики и крестятся: "вупыр", "вупыр".
Так мой отец услышал о пане Нарциссе Вишесе второй раз.
Сказанное паном Вороной накрепко засело в голове у пана Михала. Таинственный пан Вишес, будь он даже на самом деле вурдалаком или чернокнижником, заинтересовал Зворовского, но жители Нижних Бажин наотрез отказывались говорить о пане, живущем за рекой.
- На кой ляд он вам сдался, вупыр запрыпяцкий? - горестно интересовался войт. - Он, змовляют, с королем Стахом знается, Дикая охота у него в замке ночует.
Прочие лишь плевали да крестились. Историю о гибели короля Стаха по вине подлого предателя пан Михал уже знал. В призраков он не верил, но из деревни лишний раз старался не выезжать: осенняя перепутица даже близкую дорогу до пана Войцеховского превратила в утомительное предприятие, а уж к броду через Припять так вовсе было лучше не соваться.
В гости к пану Вишесу Зворовский собрался лишь ближе к Рождеству, когда лед на Припяти стал надежным. Войт всеми силами отговаривал его от этой затеи, но пан Михал уперся. Пришлось взять с собой верного Дмитра, а то старик только под копыта серому дрыганту не кидался.
В декабре темнеет быстро, и когда пан Михал с Дмитром пересекли наконец реку, на белом снегу уже лежали густые фиолетовые сумерки.
- Пше прошу, пане, но я дальше не поеду, - на Дмитра было жалко смотреть. Детина кулем сидел на грустной савраске, уныло мотавшей заиндевелой мордой, и мял в руках повод. - И вам бы, пане, не ехать! А коли не вернетесь? Куда ж мы без вас-то?
Но Зворовский был непреклонен. Он выдал мрачневшему на глазах Дмитру немного денег, и наказал дожидаться его в шинке в деревне Войцеховского. Потом тронул серого я поехал вперед, к темной громаде замка.
Пан Ворона не соврал: замок действительно был невиданной здесь высоты и действительно выстроен из камня. Перед потемневшими от старости, но несокрушимыми на вид воротами пан Михал спешился. После нескольких гулких ударов по дереву в воротах открылось небольшое окошко, и из него на шляхтича посмотрел немолодой краснорожий мужик.
Ворота со скрипом отворились. Привратник пана Вишеса, на вид - сущий разбойник, хмыкнул в сивые усы и принял у Зворовского поводья. Внутренний двор замка оказался тесным, но чистым и уютным. Дрыганта тут же подхватил под уздцы молодой конюх, а привратник мягко, но настойчиво взял пана Михала под локоток и препроводил (честно сказать - протащил) через двор, ко входу в сам замок.
Попавший в тепло пан Михал немедленно шмыгнул носом. Скинув негнущийся с мороза кожух на руки привратнику, он остался в том самом шитом золотом кафтане, в каком приехал в Нижни Бажины больше полугода назад. Правда, за время деревенской жизни шляхтич лишился начавшего было расти пузца, и кафтан сидел на нем немного мешковато. Зворовский пригладил усы, которые стали еще длиннее и свисали теперь до самой груди, и вопросительно глянул на челядина. Тот махнул рукой, указывая направление. Подивившись про себя странным порядкам, принятым в доме пана Вишеса, пан Михал посмотрел туда, куда указал привратник, и увидел полоску света, выбивающуюся из приоткрытой двери.
- Идите, пане, что встали? Пане Вишес вас ждут, - буркнул мужик и удалился. Пан Михал пожал плечами и последовал его совету. Он толкнул дверь, шагнул в залу и тут же вынужден был зажмуриться: в коридоре было темно, а тут горело несметное количество свечей. Когда Зворовский спустя пару мгновений открыл глаза, хозяин замка уже вставал ему навстречу из глубокого кресла.
- Пан Михал Зворовский из Нижних Бажин, - хрипло представился шляхтич - голос с мороза немного подсел.
- Пан Нарцисс Вишес Заприпяцкий, - улыбнулся хозяин и на европейский манер протянул для пожатия руку. Пан Михал разглядел на его домашней рубахе тончайшее драгоценное шитье, и ему стало стыдно за свой дурацкий кафтан, за месяцы в сундуке кое-где тронутый молью.
Пан Нарцисс Вишес на вид был ровесником Зворовского, но манера держать себя выдавала в нем человека, повидавшего жизнь. Светлая гладкая кожа его (не врал пан Ворона!) могла бы стать предметом зависти любой королевны, но ничего женственного в его облике не было. Даже длинные светлые волосы, небрежно собранные в косу, не могли придать его некрасивому, но чрезвычайно живому лицу какого-либо сходства с девицей. Если верно говорят, что характер человека накладывает отпечаток на его внешность, то, глядя на пана Вишеса, можно было решить: перед вами натура весьма твердая и решительная.
- Признаться, я не ожидал вашего визита, поэтому не могу предложить вам каких-либо изысканных яств, - развел руками хозяин. Голос у него был довольно высоким, с как будто металлическим скрипом, но приятным. - Но, думаю, вы же не откажетесь от подогретого вина? На дворе довольно холодно.
Пан Михал не отказался. Он все еще чувствовал себя неловко, ерзая в мягком кресле, любезно предложенном паном Вишесом. Право слово, хорош гусь - взял да явился в гости незваным. А хозяину, может, до тебя и дела нет. Он смущенно молчал, пока миловидная челядинка не принесла поднос с двумя золотыми кубками. Пригубив горячее вино, ударившее в нос ароматом незнакомых специй, Зворовский не смог сдержать восхищенного вздоха. Такого великолепного напитка он не пробовал даже в Менске.
Пан Вишес польщенно улыбнулся.
- Так чем я обязан вашему визиту, пан Зворовский? Здешнее общество не часто балует меня гостями.
Пан Михал все еще был под впечатлением от вина, поэтому ответил честно:
- Любопытство, пан Вишес. Чуть ли не с первого дня здесь я слышу о "вупыре", живущем за рекой. А потом пан Олекса Ворона рассказал о своем визите к вам, и я решил познакомиться с вами лично...
Пан Михал смешался. Это надо же было сболтнуть такое! Вот сейчас пан Вишес прикажет вышвырнуть его на улицу, и будет прав. А то ведь может и дуэлью закончиться... Но вопреки его ожиданиям, хозяин замка звонко расхохотался.
- Как-как вы сказали? "Вупыр"?
Зворовский, зардевшись, кивнул.
- Воистину слухами земля полнится, - отсмеявшись, произнес пан Нарцисс. - Видите ли, в чем дело, я страдаю от довольно редкой болезни. Стоит мне выйти на солнце, и моя кожа покрывается крайне болезненными и неприятными на вид язвами. Естественно, я предпочитаю вести ночной образ жизни и крайне редко покидаю свое имение. Думаю, это и послужило основанием для такого, хм, прозвища.
Он не удержался и снова рассмеялся. Пан Михал присоединился к веселью. Напряжение спало.
- Думаю, пан Ворона в числе прочего поведал и о моем собрании оружия, - полувопросительно, полуутвердительно сказал пан Вишес.
- Именно так, - подтвердил пан Михал.
- Хотите посмотреть?
- Не откажусь, - Зворовский с готовностью поднялся.
Мужчины покинули гостиную и поднялись на второй этаж. Пока привратник Езек зажигал свечи в массивных канделябрах, расставленных вдоль стен, пан Михал мельком оглядел оружейную комнату и остался поражен количеством и разнообразием собранных здесь клинков. Шляхетские сабли соседствовали с турецкими ятаганами, рядом с алебардами на длинных древках висели тяжелые старинные мечи. Зворовский взволнованно перебегал от одного клинка к другому, любовно трогал рукояти.
- Богом клянусь, пан Вишес! Это потрясающе! Кажется, у вас можно найти даже Дюрандаль или Эскалибур!
Хозяин удивленно замер. Судя по всему, он не ожидал услышать этих громких имен от провинциального шляхтича.
- Пан Зворовский, неужели вы знаете эти легенды?
Пан Михал кивнул. Для своего возраста пан Зворовский был неплохо образован: кроме польского, знал литовский и немецкий языки, когда-то начинал учить латынь, но не хватило выдержки. До того, как лишиться состояния за игорным столом и переехать в Нижни Бажины, он довольно много времени проводил за книгами, читал много, но бессистемно. И теперь ему было приятно блеснуть познаниями, словно оправдываясь за предыдущую неуклюжесть.
- В юности я перечитывал "Песнь о Роланде" несколько раз.
- Видимо, ваша юность прошла далеко от здешних мест.
- Я вырос в Менске.
Истосковавшийся по разговорам пан Михал неожиданно обнаружил, что не чувствует боле никакой неловкости. Пан Вишес оказался чутким собеседником с тонким чувством юмора, которого Зворовскому так не хватало все месяцы жизни в Нижних Бажинах. Смею предположить, что и пан Нарцисс не ожидал, что кто-то из его соседей окажется таким начитанным человеком, как мой отец. Ночь пролетела для них незаметно, и о наступлении утра их известил только шум, доносившийся со двора.
- Пшел вон, немытый! - ярился на кого-то краснорожий Езек.
- Открывай, бисово семя! - доносился в ответ гневный рев, в котором пан Михал с удивлением узнал голос Дмитра. - Куды пана дели?
- Боюсь, я должен откланяться, - сокрушенно развел руками Зворовский. - Хотя беседа с вами доставила мне огромное удовольствие, пан Вишес.
- Взаимно, пан Зворовский. Буду рад видеть вас снова.
Панове шляхтичи обменялись рукопожатиями, и пан Михал поспешил во двор, на ходу застегивая кожух. Конюх подвел ему дрыганта, а Езек, злобно цыкнув зубом, открыл ворота. Зворовского поразил вид бросившегося к нему Дмитра: детина был бледен, как смерть, но упрямо закушенная губа и немалая дубина в руках свидетельствовали о том, что своего пана он готов защищать от "вупыров" любой ценой. Пан Михал вспомнил, как боялся Дмитро этого замка, и ему сделалось стыдно.
- Прости меня, Дмитро. Я и забыл, что велел тебе дожидаться меня.
- Поехали, пане, - буркнул крестьянин и неловко влез на свою савраску. Всю дорогу до деревни он сердито молчал, но было заметно, что извинения пана ему приятны.
В следующий раз пан Михал выбрался за реку нескоро: все время находились другие занятия. Сначала он с удовольствием колядовал вместе с деревенской молодежью, потом купался на Крещение в проруби, потом пропали двое детей из деревни пана Вороны, и шляхтичи устроили волчью охоту... В гости к пану Вишесу Зворовский приехал только в месяце лютом, как в Полесье до сих пор называют февраль. Заприпяцкий шляхтич никакого неудовольствия по поводу необязательности пана Михала не выразил, словно расстались они не шесть недель назад, а всего-то пару дней. Разговор продолжился с того же места, где и прервался, и снова затянулся до утра.
Войт больше не отговаривал пана Михала от поездок к соседу, но верный Дмитро глядел сычом: ему по-прежнему не нравилось, что шляхтич ездит в черный замок один. А шляхтичу общество пана Вишеса было столь приятно, что до весны он побывал за рекой еще три раза.
В последний свой визит пан Михал сказал пану Вишесу:
- Как мне ни жаль, пан Вишес, а придется нам с вами расстаться до весны, пока не закончится разлив. Не одолжите ли вы мне пару книг из вашей библиотеки? Я прочту их, и нам будет о чем поговорить. Вы, право, намного образованнее меня, и я не хочу рано или поздно наскучить вам своим обществом.
- Разумеется, пан Зворовский, моя библиотека к вашим услугам! И прошу вас, не принижайте себя. У меня много лет не было такого достойного собеседника.
И, не давая обмену любезностями перерасти в поток лести, пан Нарцисс провел своего гостя в библиотеку. Зал, заполненный книгами, как печатными, так и рукописными, привел пана Михала даже в больших восторг, чем оружейная. С огромным трудом он смог сделать свой выбор на томе Сакса и сборнике германских легенд на немецком языке. По совету хозяина он также взял "Легенду о докторе Фаусте" и хотел было остановиться, когда его взгляд упал на трактат о медицине.
- Позволите, пан Вишес, взять и эту книгу?
- С вами приключилась какая-то болезнь? - обеспокоенно спросил Вишес.
- Не со мной, - пан Михал смущенно улыбнулся. - Ондрусь, внук бажинского войта, с осени кашляет. Я к нему и лекаря возил, ничего не помогает. Думал в книге ученой посмотреть, как такую хворь вылечить можно... И еще вот эту, "Возделывание земель". Глядишь, крестьянам моим в чем помогу.
Пан Вишес изумленно поднял бровь, но книги взять разрешил. Провожая пана Михала, он крепко пожал ему руку и сказал:
- Вы удивительный человек, пан Зворовский.
- Оставьте, пан Вишес, - рассмеялся Михал. - Какой я удивительный? Пан як пан, как говорит наш пан Ворона.
Он вскочил в седло и тронул дрыганта. За горизонтом начинало светать, близилось утро.
- Пан як пан. Ну надо же, - хмыкнул пан Вишес и поспешил в дом.
Крестьяне к увлечению своего пана медициной и сельским хозяйством отнеслись настороженно. Однако, когда маленький Ондрусь перестал кашлять, войт скрепя сердце распорядился выполнять все указания пана. Окрестные шляхтичи во главе с паном Войцеховским подтрунивали над паном Михалом, но тот не обижался. Он и так стал бывать у Войцеховского реже, чем раньше, отговариваясь делами. После долгих степенных бесед с паном Нарциссом Зворовский стал находить шумные попойки скучными и крайне утомительными. К тому же, дел действительно хватало.
Он затеял перестраивать конюшню, слишком большую для одного-единственного серого. С интересом наблюдал, как мужики ладят лодки, размышляя, как построить суденышко побольше и повместительнее, чтобы можно было возить скот на ярмарку по воде. Много времени пан Михал проводил в поле, натаскивая на зайца подросших щенят Гайды. Двое из них вполне подходили для продолжения породы по внешним статям, и необходимо было посмотреть на них в деле.
С удивлением пан Зворовский понял, что для любого серьезного дела необходимы знания. Его обширных, но поверхностных познаний не хватало, и он записывал для памяти: "Спросить у пана Вишеса книгу про строительство... Про кораблестроение... Про разведение скота..."
К тому времени, как вода спала, и через Припять снова появился брод, список пана Михала был уже преизрядной длины. Пан Вишес изумленно хмыкнул, пробегая его глазами.
- Здесь очень много книг, пан Зворовский. Вы действительно хотите их все прочитать?
- Эх, пан Вишес, - Зворовский откинулся в кресле и мечтательно возвел очи горе. - Мне бы жизнь в век, я бы все книги на свете прочел!
Шляхтич рассмеялся, и не услышал, как пан Вишес тихонько прошептал:
- Не хватит вам века, пан Михал...
А вслух хозяин замка спросил:
- Позвольте поинтересоваться, а зачем вам книга об арифметике?
- Да я ж детишек деревенских учить взялся. Грамоту они уже знают, пусть, думаю, и счету научатся. Знания лишними не бывают.
- Все-таки вы удивительный, пан Зворовский.
С этих пор пан Вишес стал живо интересоваться прожектами пана Михала, коих было немало. Благодаря рассудительному старику войту, самые безумные из них так и не дошли до стадии осуществления, но и сделано было немало. Осенью в Нижних Бажинах был невиданный урожай. Крестьяне хлопали друг друга по спинам и на разные лады хвалили своего пана, знающего, как "зробить по уму". Пан Вишес посмеивался, глядя на счастливого Зворовского, взахлеб рассказывающего о своих успехах, но расхолаживать своего более молодого друга не спешил.
Одной холодной октябрьской ночью пан Нарцисс показал пану Михалу Дикую охоту короля Стаха. Призрачная процессия летела над полями в полной тишине: беззвучно трубили витые рога, беззвучно разевали пасти белые псы с алыми ушами, беззвучно хрипели кони, и из-под их копыт летели клочья тумана. Бледные лица всадников сияли нестерпимым спокойствием, а Луна освещала их злым светом мертвецкого солнца.
Шляхтичи стояли на стене черного замка. Пан Михал вцепился в холодный камень так, что казалось, будто из-под белых пальцев сейчас разбегутся-зазмеятся трещины. После того, как Дикая охота скрылась из виду, Зворовский повернулся к пану Вишесу, и тот с изумлением увидел на усатом лице восторг.
- Врут ксендзы, - восхищенно выдохнул пан Михал. - Справедлив Господь наш в милости своей!
И перекрестился.
А зимой с паном Михалом случилось несчастье. Зима выдалась лютая, и волки начали выходить прямо к деревням и подолгу стоять у околиц, не обращая внимания на хрипящих на цепях псов. После того, как останки четвертой по счету их жертвы были обнаружены, шляхтичи решили устроить большую облаву. Охотники выезжали из поместья пана Войцеховского небольшой толпой - человек тридцать, не считая коней и собак. По настоянию пана Вороны взяли на охоту тех из крестьян, кто худо-бедно держался в седле, руководил ими Дмитро, поднаторевший в верховой езде благодаря пану Михалу. Пан Ежек хвастался пищалью, привезенной из Менска, пан Запрудский прятал в седельную суму оплетенную веревкой бутыль.
Когда все наконец были готовы, пан Ворона лихо свистнул и повел процессию вперед. Вчерашнего дня он зарезал одну из своих коров и бросил тушу в лесу, рассчитывая, что она привлечет волков со всего леса. Так и случилось. Волков было семеро, и они были грозной силой, но пан Олекса твердо решил извести всех серых в здешних лесах, сколько бы их ни было, поэтому собак собрал со всей округи. Едва заслышав оглушительный лай пятидесятиголосой своры, волки бросились врассыпную.
Дрыгант под паном Михалом грозно ржал и ронял пену, преследуя убегающего хищника. Зворовский, торжествующе ухмыляясь, вскинул взведенный самострел, но тут за его спиной громыхнуло. Конь испуганно закричал, взвился свечкой и кинулся куда-то в сторону, не разбирая дороги. Некоторое время пан Михал думал только о том, чтобы удержаться в седле: остановить взбесившегося дрыганта не было никакой возможности. Будь он в чистом поле, возможно, все сложилось бы по-иному. Но кругом был лес, и бедного пана Михала сбило с коня низко растущей веткой.
Очнулся Зворовский от резкой боли в правой руке. Шляхтич открыл глаза и обмер от ужаса: плечо его оказалось зажато в тисках волчьего капкана. Видимо, падая с лошади, он угодил в ловушку, поставленную кем-то из крестьян. Проклиная свою неудачу, пан Михал попытался разжать стальные челюсти левой рукой, но тщетно. При нем был кинжал, и можно было бы попробовать использовать его как рычаг, но от этой мысли мужчина отказался: самострел он бросил, когда пытался удержаться на коне, а другого оружия у него не было. С тоской он вспомнил истории о зверях, что добывали себе свободу ценой отгрызенных лап, и понял, что никогда не решится отрезать себе руку. Пан Михал попробовал звать на помощь, но вместо крика выходил сдавленный сип. В отчаянии он попытался встать, но тут же рухнул на снег и застонал от нестерпимой боли. В ответ раздалось насмешливое тявканье. В десяти шагах от него сидел волк-трехлетка и заинтересованно наблюдал за агонией охотника, превратившегося в жертву.
Пана Михала нашел Дмитро, направляемый серым дрыгантом. Сдавленно охнув, он побежал за подмогой. Пан Ворона клялся, что в жизни такого не видал: на неподвижном теле Зворовского лежала волчья туша. Стремительно слабевший от потери крови шляхтич так и не смог выдернуть кинжал, всаженный в горло зверя левой рукой. Вопреки справедливым опасениям, пан Михал был жив. Пока наспех сооружали носилки, он все силился поднять голову и что-то бормотал. Пан Войцеховский наклонился над ним и услышал:
- Руку не режьте... Лучше сдохну, чем калекой буду жить. Только руку не режьте...
Пан Кшиштоф взревел раненым медведем, выхватил саблю и двинулся к пану Ежеку. Выстрел из его пищали заставил пан-михаловского серого обезуметь от страха, и Войцеховский явно намеревался заставить этого никчему поплатиться жизнью за раны Зворовского. Смертоубийство остановил пан Ворона, зло бросивший:
- Стыдно, панове! Нам бы пана Михала сберечь, а не саблями махать!
Несмотря на старания лекарей, свезенных чуть ли не со всего Полесья, пан Михал не поправлялся. Никак не желала срастаться раздробленная капканом рука, не заживал разорванный волчьими зубами бок. Лекари только качали головами, удивляясь, что Зворовский еще жив: давно должно было начать омертвление тканей. Но шляхтич упрямо цеплялся за жизнь. Большую часть времени он проводил в горячечном забытьи, но изредка приходил в себя, звал к себе войта и распоряжался, что надо сделать до его выздоровления. Старик со всем соглашался и велел смотревшей за паном девке чаще менять повязки. Дмитро ходил чернее тучи: славный детина винил себя, что не уследил за паном. Крестьяне молились за здравие пана Михала: Зворовского в Нижних Бажинах любили. Так прошло два месяца.
Пан Михал очнулся и некоторое время лежал, собирая силы. За время болезни он исхудал так, что страшно было смотреть, и даже произнести пару слов было для него значительным усилием. На улице было шумно, несколько человек разговаривали громкими злыми голосами, словно ссорились. Зворовский хотел уже приказать девке пойти и узнать, что происходит, когда его обострившийся слух начал различать отдельные слова.
- Ума ты лишился, Дмитро! - это войт. - Погубить нашего пана решил?
- Это ты, дядьку, его погубишь, - рычал Дмитро. - Что те лекари зробили? Ничто! Да будь он хоть трижды вупыр, зато ученый!
- Ах ты, пес! - еще один голос, знакомый. Ежек? Привратник пана Вишеса?
- Молчи, Ежек! Дай этим людям принять решение, - пан Вишес!
- Пустите его! Немедля! - крикнул пан Михал, точнее, ему показалось, что он крикнул, а на деле - прошептал. Но девка услышала и опрометью кинулась на улицу.
Пан Нарцисс стремительно вошел в горницу. За ним сунулись было еще несколько человек, но заприпяцкий пан приказал убираться всем, кроме Дмитра. Снимая повязки и осматривая раны пана Михала, Вишес тихо ругался, перемежая польскую и чешскую брань самой что ни на есть вульгарной латынью.
- Рад вас видеть, пан Вишес, - прошептал Зворовский. - Что-то стряслось?
Его сосед как-то обмолвился, что не покидал свой замок почти десять лет. Нужна была поистине веская причина, чтобы выманить пана Вишеса из дома.
- Что-то стряслось, - сердито подтвердил пан Нарцисс. - Эти коновалы, по ошибке зовущиеся лекарями, чуть не залечили вас до смерти. Благодарите вашего Дмитра.
Вишес рассказал, что он был опечален внезапным исчезновением пана Михала, но особого значения этому не придал: мало ли какие дела могли потребовать неотлучного внимания. Но сегодняшним вечером, едва стемнело, к его замку прискакал Дмитро и потребовал пустить его к "пану Запрыпяцкому". Он же и рассказал о постигшем пана Михала несчастье и попросил помощи - как умел.
- Представьте себе, он мне так и заявил: "Хоть вы, пане, и вупыр, да вупыр ученый"!
Дмитро пристыженно засопел. Пан Михал слабо улыбнулся. Ловкие холодные пальцы Вишеса почти не причиняли боли, даже когда в них появилась изогнутая стальная игла.
- Все-таки вы удивительный человек, пан Зворовский, - задумчиво сказал пан Вишес, когда Дмитро вышел из горницы по какому-то его поручению. - Ваш Дмитро боится меня, как чумы, но ради вас он готов поехать не то что в мой замок, а и к черту в пасть. А я настолько не готов лишиться вашего общества, что согласен нарушить свое десятилетнее затворничество.
Пан Михал хотел сказать "Да что вы, право", но Вишес приподнял его голову и влил ему в рот какой-то обжигающий напиток. Пряный сладкий вкус не портил даже легкий металлический оттенок.
- К тому же, пан Зворовский, - пан Нарцисс немного печально улыбнулся. - Вы еще не прочли всех книг на свете.
После визита пана Вишеса Зворовский быстро пошел на поправку и стал здоровее, чем был. Ни разу к нему не прицепилась никакая хворь, даже похмельем после застолий у пана Войцеховского он не маялся. Разгладились и ранние морщины. В общем, пан Михал изрядно посвежел и стал выглядеть моложе своих лет. Своих прожектов он оставил, и Нижни Бажины начали процветать. На лад шло и выведение новой породы выжлецов: как и предсказывал пан Кшиштоф, за щенками приезжали из самого Менска. Зворовский построил в деревне и шинок, и церковь, поставил на берегу водяную мельницу, и дохода ему хватило даже на то, чтобы купить себе дом в Менске. Правда, побывал пан Михал там от силы пару раз. Вольная жизнь в деревне и дружба с паном Вишесом была ему теперь дороже праздного городского быта.
Спустя семь лет после памятной схватки с волком, у пана Михала состоялся с паном Вишесом один разговор. О чем они говорили, я вам поведать не могу. Скажу лишь, что на некое предложение пана Нарцисса отец мой ответил согласием, лишь попросив:
- Дайте мне пятнадцать лет, пан Вишес. Я еще не все закончил.
На том и порешили.
Через три года пан Зворовский женился, еще через год родился я. В году от Рождества Христова 1630-м мой отец не вернулся в Нижни Бажины после поездки в Менск. Поговаривали, что его убили лихие люди, коих немало было в те годы в полесских лесах. Моя мать забрала меня в Менск, в дом, купленный паном Михалом. Только в 1659-м году я приехал в Нижни Бажины, повинуясь неясному порыву увидеть место, где прошло мое детство. За прошедшие годы многое стерлось из моей памяти, и я с удовольствием узнавал Полесье заново. Осматривая окрестности, я заметил черный замок на другом берегу Припяти и поинтересовался у своего проводника, кто в нем живет.
- Вупыр, - ответил мужик и перекрестился.
Этого короткого ответа хватило, чтобы заронить в мою душу семена любопытства. Следующим же вечером я стоял у ворот черного замка.
- Кто там? - спросил седой краснорожий привратник, подозрительно глядя на меня сквозь маленькое окошко.
- Пан Вацлав Зворовский из Нижних Бажин, - ответил я, и ворота отворились.
Такова эта история, начавшаяся в году от Рождества Христова 1607-м и не закончившаяся до сих пор. Сейчас сложно найти какие-либо подтверждения описанным в ней событиям: никто теперь и слыхом не слыхивал о полесских выжлецах или дрыгантах, а деревня Нижни Бажины пришла в упадок и зовется теперь просто Михалками. Но хотите верьте, хотите нет, а все рассказанное мной - истинная правда, как и то, что недавно отпраздновали мы Рождество 1831-го года, а герои этой истории - пан Вишес, пан Михал Зворовский и я, скромной своей персоной, - пусть и не живы, но здравствуют.