Станция

     gprotopopov@bk.ru

     Георгий ПРОТОПОПОВ

     

     

                    СТАНЦИЯ

     

      

      Далёкий маячок её красной куртки мелькает среди деревьев. Или это только кажется ему? В глазах его плавают круги, клубами пепла летают чёрные точки; он задыхается и почти готов упасть в обморок. Но он не может позволить себе, о Господи, только не теперь. Потому что она где-то там, а он здесь, а между ними это.

      ...Деревья, и голые ветви, и серый свет. Только бы не упасть. Он спешит, пытаясь не обращать внимание на свою боль. Где же ты? Где ты?

      ...Это не должно приблизиться к ней, догнать её. Он должен догнать первым.

      Иначе ни у кого из них нет шанса.

      

     

      Иногда только думаешь, что проснулся.

      Олег лежал на ребристой скамейке, и ему снилось, что он лежит на чем-то жёстком и неудобном, и спина его затекла, и он слышит непонятный,но удаляющийся гул, странную низкую вибрацию, и пытается проснуться, чтобы разобраться во всем этом. Он открыл глаза и приподнял голову, осознав при этом слабость во всем организме. Попытался подняться на локтях и понял, что не в силах сделать это. Рук он вообще не чувствовал. Вернее, не так: он ведь совершал ими какие-то движения и знал об этом, но это было похоже на то, как если бы он взмахнул резиновыми шлангами вместо рук. Отлежал,мать их... Он повертел головой, сонно моргая. Веки были тяжелыми. Неимоверно трудно держать глаза открытыми. Но ноги!.. С ногами, похоже, та же песня, что и с руками- их словно бы и не было. Становилось страшно. Олег попытался посмотреть вокруг. Взгляд никак не фокусировался, съезжал к переносице, но он различил огни над собой, убегающие куда-то в сторону, за пределы поля зрения. Ему показалось отчего-то, что это лампы- где? в цехе? В каком, к черту, цехе? Страх рос, вздымался волной, страх от ирреальности всего происходящего. Он махнул перед собой руками, этими неподатливыми шлангами и не увидел их. Всё было неправильно, странно. Сосредоточившись, он поднёс раскрытые ладони к самым глазам... но продолжал видеть огни. Вот тут его захлестнул настоящий ужас. Дикий, нечеловеческий. И он заорал. Даже завыл... И вдруг выдрался из сна. Как из омута, взаправду. В голове ещё звучал отголосок собственного воя, но он отлетал, как и кошмарный сон, в котором только что был и откуда... да, спасся. Пожалуй, в реальность этот крик так и не прорвался. А я прорвался, сказал себе Олег, чувствуя ,как гулко, страшно колотится сердце. Дышал он так же трудно, всё тело похолодело от испарины, но Олег испытал ни на что не похожее облегчение. Потому что ощущение того, что его засасывает этот тёмный, грозный кошмар было до того всеобъемлющим.

      -Ух,ты... -прошептал он, проведя влажной- настоящей и послушной- ладонью по мокрому же лицу. Рука дрожала.-Ух,ты... Вот это сон...

      Действительно, кошмар. Такие только с похмелья... Страшным ведь был не сюжет- какой там, нахрен, сюжет,- а вот это ощущение ужаса, свои собственные ясные мысли по ходу сна. Бля, я умер!- вот это помнилось отчётливо, когда он вырывался из кошмара. Ну да ладно... Проснулся, и ладно.

      Олег с трудом сел скамейке. Тело действительно затекло. Он посмотрел вокруг...

      -Чёрт...

      Сердце куда-то ухнуло, ужас, отступивший было, вновь проник в него- холодный и реальный- в съёжившейся мошонке, в животе, в груди, перехватывая горло, разливаясь кислотой во рту, сводя скулы. Олег не знал, где он. Не знал, и всё тут. Ни малейшего понятия.

      Он встал на неверных ногах. Медленно повернулся на все триста шестьдесят градусов, широко раскрыв рот и даже не замечая этого. Опустил глаза, зачем-то заглянул в мусорную урну рядом со скамейкой: там валялись «бычки», стеклянная пивная бутылка, одноразовые пластиковые стаканчики, чьё-то недоеденное и ещё не растаявшее мороженое на палочке...

      -Ясненько,- сказал Олег, только чтобы не молчать, ведь нихрена не было ясно. Нет, в принципе, понятно. Это какая-то долбаная железнодорожная станция, и он проснулся на платформе перед путями. Было утро, похоже, раннее-раннее. Сероватый свет только намечал восход солнца, но было уже влажно, душно и жарко. Вокруг висел туман- испарения от земли, как после дождя, хотя ничего не говорило о дожде. В дымке хорошо были видны близкие и смутно угадывались дальние детали пейзажа .Напротив- несколько рядов пустых путей под высоковольтными проводами, но дальше застыл товарняк, вытянувшись над рельсами в обе стороны от Олега. Не совсем отчётливо, но Олег различал пустые, открытые платформы, вагоны, ряды грязных, залитых нефтью цистерн. А за спиной эта чёртова станция. Он снова повернулся к ней лицом. Старое здание из красного кирпича, двухэтажное, судя по двум крыльям, отходящим от центрального, с высокими окнами и двумя почему-то белыми колоннами выхода на посадку. Над этой центральной частью, над колоннами, над козырьком с круглыми часами,показывающими четыре часа и над окнами- большими чёрными буквами- название станции, оно же, скорее всего, и имя здешнего поселения- деревни, посёлка, или городка, кто его знает- «ПОЛЯ КАМЫШЕЙ».

       Название не говорило ни о чём. Да, блин, их же хренова туча, этих самых названий.

      Особенно когда на поезде едешь, столько их промелькнёт, всяких поселений, никогда и не запомнишь все, да и не увидишь, возможно, больше. Иной раз даже удивишься, что и здесь люди живут. Посмотришь: четыре дома, причём половина из них заброшены и полуразрушены, а нет же- вон свет горит, вон и стожки в поле- кто-то сено на зиму заготовил. Живут. А в самом вагоне из расписания движения запомнишь только самые крупные остановки, которые на слуху: Краснодар, Волгоград, Самара... Олег таким маршрутом и ехал. Это не надо было вспоминать, он об этом знал. Ехал с Туапсе до Уфы. В хорошем таком купейном вагоне на тридцать шесть мест, с кондиционерами, биотуалетами- все дела. Как же я здесь-то теперь оказался?.. Вот этого он не знал и не помнил. Глядя на здание станции всё с тем же выражением ужаса на лице, он пытался вспомнить все обстоятельства, предшествующие внезапному кошмарному пробуждению на этой конченой скамейке, в этом конченом месте, но в голове был такой же туман, как и вокруг. Попытался вспомнить название, было ли оно в расписании, но куда там. Похоже, остановочка из этих двухминутных, когда и не выходишь из вагона, может, только купишь что-нибудь через открытую дверь, какие-нибудь груши, или дыни, или орехи, да мало ли. Но я-то здесь, где бы там ни было, вот он я, и, чёрт, как же это произошло?.. Вопреки всему этому гадству, что творилось и в голове, и снаружи, Олег понемногу успокаивался, хотя только что его чуть ли не колотило от ужаса, он даже и не подозревал, что может испытать подобное состояние в чисто физическом плане. Но успокаивался всего лишь внешне. В глубине, где-то в самой глубине как-будто что-то кричало и вопило, заставляя все мысли плавать и кружиться, ни за что не цепляясь.

      -Поля Камышей,- прошептал он. Страшная сухость во рту.-Здрасьте- нате.

      Вот так, походу, и чувствуешь себя, оказавшись в жопе.

      Ноги немного дрожали. Он беспомощно посмотрел на них. Босые ступни обуты в лёгкие кожаные сандалии. Остальная одежда- серые льняные шорты, белая футболка, ну и трусы, само-собой. Правильно, жара ведь. Так он и расхаживал по вагону, так выходил на перроны- покурить на влажной жаре, походить, не особо отдаляясь от своего вагона, посмотреть вокруг, что-нибудь купить у бабулек- холодной минералки, горячих пирожков, молодой отварной картошечки, малосольных огурчиков, всякого такого. Вот и сейчас кошелёк был при нём, Олег обнаружил это, засунув руки в карманы. В левом-пачка сигарет, в правом- определённо, кошелёк. Почему-то это показалось странным. Но сначала Олег достал сигареты. Полупустая пачка «Winston»,а с одноразовой зелёной зажигалкой «Feudor» внутри. Достал сигарету, зажигалку, с жадностью прикурил, сделал пару глубоких затяжек, и тогда только вытащил бумажник. Открыл его, держа обеими руками, переместив горящую сигарету в уголок рта, прищурив один глаз от дыма. Сигарета придала его движениям спокойную уверенность. Ёлки- палки, деньги-то на месте! Всё здесь, по крайней мере на первый взгляд. Вот купюры, вот мелочь в другом отделении, сюда  воткнуты дисконтные карты различных гипер,- и супермаркетов, одна кредитка «Visa». Это хорошо, конечно, но отчего-то и пугало. Неправильно ведь оно как-то. У Олега было закралась мысль, что во всём виноват сучий клофелин или ещё какая подобная пакость. Что ещё тут подумать?.. При нашей-то людской доброте. Бывает же: подсунули что-то, вырубился, очнулся и не помнишь нифига. А то и вовсе всё забыл: кто ты, где ты, что ты, какой вообще год. Сколько таких историй Олег видел по телику, про какую-то психотропную хрень, когда люди приходят в себя именно на ж/д путях, именно на вокзалах, а потом их ложат в больничку, дают случайные имена, и они лежат без памяти, тоскуют и ждут, чтобы кто-нибудь их нашёл. Грешным делом, Олег подумал, что и с ним та же история. Но память была всё ещё при нём, во всяком случае, большая её часть, и вот теперь оказывается, что и бумажник на месте. Кошелёк-то особенно не укладывался в дикую, но, в принципе, логичную эту картинку. Если бы одурманили, по-любому «хлопнули» бы, да?.. А они не сделали. Значит, что? Не было никаких «их»?.. Вот по этой карточке, например, всяко-разно не трудно было бы выяснить, кто ты есть, даже если очнулся с глубочайшей амнезией. Да уж...

      Стоп, а телефон!

      Олег судорожно, как не раз до этого, когда, бывало, спохватывался (а где «мобила»?), хлопнул рукой по заднему карману шорт. На месте, слава богу!.. Расстегнув «молнию» на кармане, он достал телефон- старый добрый «Sony Ericsson», не из новых, без всяких там сенсорных наворотов. Телефон работал, но два момента сразу расстраивали: зарядки оставалось четыре процента, а главное, на экране вместо названия оператора связи- «MegaFon»- было написано: «Нет сигнала сети».

      Какого хрена нет сети? Собственно, бывает, что «глючит». Если выключить «сотик», перезагрузиться, может, тогда «сеть» появится? Возможно, но батарейка на экране пустая, с угрожающе красной чёрточкой, скоро телефон и сам вырубится, а если перезагружать, он, чего доброго, и вовсе не заведётся- вся зарядка на поиск «сети» уйдёт. Поморщившись, Олег сунул мобильник обратно в задний карман, застегнул «молнию».

      Так, и что теперь делать?.. Где-то там в поезде уехали все его шмотки: дорогой чемодан на колёсиках с выдвижной ручкой, а также небольшая сумка через плечо, где помимо всякой хрени вроде цифрового фотоаппарата, дезодоранта, ключей, нескольких пачек сигарет, прочей мелочи лежал и паспорт. И это очень и очень обидно. Вещи его где-то едут, наверное, а сам он вот здесь. Как же так-то?..

      Ладно, что последнее запомнилось? Ну, ехал... Ехал. Чёрт, в голове сплошная мешанина! Краснодар проехали, по-любому. Горячий Ключ, потом Краснодар и ещё куча всяких посёлков, вот таких же грёбаных вокзальчиков. Но на каждой остановке были люди, много людей, занятых своим нехитрым бизнесом, встречающих каждый поезд в надежде продать кто что может- в основном еду и питьё. Так, дальше... Ночь в купе Олег проспал, спокойно и безмятежно, убаюканный мерным покачиванием состава. Весьма странно, но к нему так никого и не подсадили. Три места пустовали, Олег занимал купе один, чему, собственно, был рад и с некоторым напряжением ожидал соседей на каждой остановке. Не то, чтобы он так уж возражал против общества, если что, но мало ли кого «подселят». К тому же билет у него был на верхнюю полку, место номер одиннадцать. Кстати, странно. Нижние места, получается уже были проданы? Ладно, это сейчас не самое важное. Ночь... дальше... Просыпался?.. Ну да. Конечно, просыпался. И дальше ехал. Пил чай, заваривал лапшу, ел, таращился в окно, наблюдая пейзажи, всё как обычно, но вот где-то здесь, на каком-то участке в продолжении этого второго дня пути всё и оборвалось. А где именно, и не скажешь, как ни напрягайся. Всё смазано. Как-то вдруг: этот дурацкий кошмар, в котором думал, что не спишь и тяжёлое-рывком- пробуждение к настоящему, которое оказалось ещё хуже всякого кошмара.

      Но это всё неважно. Надо шевелиться, надо что-то делать, не стоять же здесь столбом. Для начала пойти на вокзал. Менты же должны там быть, или кто ещё. Так и так, мол, а дальше видно будет.

      Олег не хотел себе признаваться, но само здание вокзала внушало крайние подозрения, как ни крути. Что-то с ним было не так, и здорово не так. И вдруг он понял. Конечно же. Ни одно окно не светилось, а ведь не настолько уж рассвело. Света не было вообще нигде, а Олег наивно полагал, что железная дорога живёт круглосуточной жизнью. Не горели фонари вдоль путей и светильники у здания рядом с клумбами тоже не работали. Ну да, утро, но тем не менее... А может, отключение где-то, авария какая-нибудь?.. Ага, блин, именно сейчас. Нет, здесь что-то... Олег нахмурился, осознавая в каком напряжении находится всё это время и, глядя в тёмные окна, понял ещё одно: тишина. Абсолютная, мать её, тишина. Пустая, аж до звона. Он сделал шаг в сторону, и шаг получился неловким, его заметно качнуло. В этой тишине он был совершенно один, это как-то сразу стало понятно, но чтобы поверить в такое... Все спят или что?- спросил себя Олег. Или я сам не проснулся? Во сне-то тоже думал, что не сплю. Ну нет, реальность происходящего сомнений не вызывала, Олег в этом, пожалуй, разбирался. Недавний кошмар далеко не первый такого рода. После пьянки случается похмелье, а когда оно проходит, начинаются, как он это называл, «отходняки». Всё вокруг пугает, а спать и вовсе страшно ложиться- весёленькие приходят сны. А самый страшный кошмар, как понимал Олег, для него тот, когда всё кажется обычным и реальным, и действительно думаешь, что не спишь, и вдруг в эту реальность вкрадывается какая-нибудь мелочь, которая напрочь её ломает. И сразу за этим- ужасное пробуждение. Вот и в этот раз он проснулся таким же образом. За некоторыми исключениями: похмелья у него не было (по крайней мере,уже не было), неоткуда было взяться и «отходнякам», а во-вторых, эта чёртова реальность ничуть не утешительнее недавнего кошмара, так же как-будто сломана непонятной, но существенной мелочью, так же стремится вынести мозг, ждёт, чтобы он начал орать как резаный- слепо, ничего не соображая, без остановки. И тем не менее, Олег знал, что это всё настоящее, и крик тут не поможет. Всегда знаешь, когда реально проснулся, и нечем уже себя успокоить- всё так, как оно есть.

      Однажды Олегу приснилось, что он пытается уснуть в своей постели, а ему мешает включенное радио в комнате. И вот он лежит, слушает всякие новости, но встать и выключить радио-лень. А когда пошли песни, Олег внезапно и отчётливо вспомнил, что никакого нахрен радио в комнате не было и нет. Вот тогда его тоже объял дикий ужас, и потом он проснулся. Кошмар ведь? В понимании Олега это бесспорно было так. Тогда тоже сердце бешено колотилось, и дыхание никак не могло выровняться, но проснулся он в той же самой постели, и радио не было, и всё было нормально, и Олег знал, что проснулся. Как и сейчас. Только вот теперь всё было ненормально. Вот и вся разница между сном и явью- так сразу и не просечёшь, есть ли она вообще, эта разница.

      Олег, словно пытаясь настроить себя на что-то, агрессивно провёл ладонью по коротенькому ворсику белесых волос-недавно брился налысо, после чего некоторое время ходил, как кто-то выразился, в этакой «белой шапочке для плавания» над загорелым лицом. Теперь волосы немножко отрасли, и их колючее и более чем реальное прикосновение к ладони настроило наконец Олега на решительный лад.

      -Пойду,- сказал он себе. Особых вариантов не было, и Олег пошагал к вокзалу. Прошёл мимо огороженных клумб, мимо неработающих фонарей и мимо пары разлапистых елей, поднялся на две широкие каменные ступени и остановился перед остеклённой двустворчатой дверью в старинном стиле- дерево и латунь. Зачем-то оглянулся назад: серо и туманно, но восход явно близился, вроде бы и туман редел, или это только кажется?.. Там, за путями, за тем застывшим товарняком угадывались невысокие, заросшие лесом горы, и было такое чувство, что скоро именно из-за них покажется краешек солнца, окончательно рассеет туман, а заодно, хотелось бы, и весь этот бред.

      А за дверью... а вот там было темно. И нарастало ощущение пустоты, бесконечной, всеобъемлющей. Тишина кругом, абсолютная и убийственная, без единого шороха, без хоть вот такусенькой птички там или сверчка, или легчайшего порыва ветерка, стократ усиливала это ощущение. Если бы не слышал себя, то, как далеко, отчётливо, но при этом будто призрачно  разносятся звуки в тумане, можно было бы подумать, что оглох.

      Да насрать на всё. Олег толкнул дверь, взявшись за отполированную деревянную с латунными вставками ручку, толкнул ещё раз, потом потянул на себя. Одна створка легко и бесшумно открылась, без всякой там пружины или доводчика. В это мгновение Олег почувствовал, как замерло в груди сердце, словно перед каким-нибудь экстремальным поступком- прыжком с парашютом или чем-то вроде, и подосадовал на себя за секундную вспышку страха. Атмосфера, конечно, способствовала, но всё же, можно ведь держать себя в руках. А-то прямо как в детстве. Помнится, любили они пацанами лазить во всякие такие заброшенные дома, ждущие сноса, играть там в вампиров, зомби, во всё, что в голову придёт, лишь бы был адреналин. Сами нагнетали в себе и друг в друге атмосферу зловещего страха, когда всё вокруг становится пугающим и загадочным. Там, за выбитыми окнами- обычная жизнь, и солнце, и люди, а здесь уже всё иначе, другой мир, оторванный от настоящего. Однажды Олег чуть не обосрался, когда случайно поймал взгляд одной актрисы с плаката на стене. Самому потом было смешно, но страх в тот момент окатил его самый что ни на есть животный. Вот до чего можно довести себя. Он и сейчас чувствовал нечто подобное и решил, что такой настрой никуда не годится. Не стоит себя накручивать, пользы это не принесёт никакой. Это долбаная реальная жизнь, и чудес в ней не  бывает. Просто это- богом забытое место, и живут здесь по своим дурацким законам. Им нечего здесь делать с утра, они и дрыхнут.

      Где-то внутри Олег, конечно, понимал, что едва ли всё так, но старался гнать от себя неконструктивные мысли. Вред от них, сплошной вред. Всё выяснится, так или иначе.

      И, чуть, впрочем, помедлив, Олег шагнул внутрь здания и сделал несколько как бы уверенных шагов. Остановился, заозиравшись. Было здесь, само собой, темно и как-то даже душно, но серый свет, льющийся из-за двери и сквозь высокие окна позволял кое-что рассмотреть. Не полная темнота, а густой такой  сумрак. Олег кашлянул, и звук отозвался гулким эхом. Эта- центральная- часть станции являла собой, как он и ожидал, довольно таки просторный зал ожидания с очень высоким в два этажа потолком, с несколькими рядами пустых металлических в сетку кресел. Судя по этому залу, посёлок тут должен оказаться более- менее приличным или был таковым когда-то в советские ещё времена.

      Но тишина здесь казалась ещё более зловещей, чем снаружи, она словно бы струилась вокруг, отзываясь шелестящим эхом на каждое движение. Было жутковато стоять в подобном месте, в гулкой пустоте; неуместными и странными казались даже три люстры на потолке, массивные в старом стиле, как бы не бронзовые, таких уж и не ставят давно нигде. Может быть, эти самые люстры, и пустое сумрачное пространство, и высокие окна пробудили в Олеге ощущение, что он оказался внутри храма. Заброшенного, покинутого. И он один здесь, совершенно один, а это в сто раз страшней- переживать свой кошмар в одиночку, неважно во сне или наяву.

      И тогда Олег крикнул. Не что-то конкретное, а так- проорал непонятную самому бессмыслицу, лишь бы привлечь чьё-либо внимание, что-то изменить вокруг. Сразу почему-то вспомнились «америкосы» со своими глуповатыми «энибадихоумами». Кто в этом проклятом доме может быть?..

      Эхо прокатилось по залу и смолкло. Олег вдруг подумал, что его даже и не удивляет ничто. Появилось чувство собственной отстранённости, как-будто сработал некий защитный механизм, сделав мозги слегка пришибленными, туповатыми, что ли. Объективная реальность треснула как жопа, это было очевидно и уже вроде как дошло до сознания.

      -Мудаки все!- прокричал Олег- Пидарасы!- громко, во весь голос, а потом вслушивался в эхо, а затем- в тишину. Нет, всё-таки жесточайшее нервное напряжение никак не отпускало, несмотря на внутреннее отупение, или лучше сказать- онемение.

      По обе стороны зала смутно виднелись двери, ведущие в неведомые коридоры, возможно служебные, но Олег уже наверняка, со всей чёткостью понимал, что и там никого нет. Впереди тоже двери- такие же большие и остеклённые, как и за спиной, через которые он вошёл. Это, надо думать, центральный вход на вокзал. Туда Олег и пошёл, продолжая дорогой вслушиваться в тишину и всматриваться в обстановку. Вдоль левой стены расположились окошки- видимо, кассы и всякое такое, а по правую руку различались пара будочек-какие-нибудь ларьки или что там, а также, аккурат между будок, большое табло с расписанием маршрутов- обыкновенное, не электронное, даже без этих механически перещёлкивающихся букв, а просто напечатанные надписи под стеклом, которые в сумраке невозможно было разобрать. Да и не надо. Сейчас это не было столь важным. Мимоходом подмечая окружение, Олег в крайней спешке перемещался по залу, стараясь не сорваться на бег, потому что вот это и казалось ему сейчас важным- не побежать. Он подумал: я закричал, а крик хер там вырвал меня из кошмара, как раньше. Как вырваться из того, что наяву?

      Потолок в центральной части поддерживали две колонны- такие же, как и снаружи у выхода на платформу, как бы символически разделяя зал на две половины. Если провести через колонны мысленную линию, окажется, что одна будочка-ларёк по эту сторону, вторая- по другую, а табло-расписание- как раз на оси. Люстры тоже: первая в одной половине, третья в другой, а вторая- в центре зала между колоннами. Не вокзал, в натуре, а храм какой-то. Олег шагал между рядов кресел, шаги его по мраморному полу звучали вроде как и не громко, но за ними летело, как тёмный плащ на ветру, шелестящее эхо, словно подгоняя Олега в спину и, когда он проскочил между колоннами, стало уже почти невозможным сдерживаться, но всё-таки, пересилив себя, он не побежал. Но когда дошёл-таки до двери, дышал как после долгого бега. Впрочем, в таком стрессе, да с лёгкими курильщика, да при несколько излишнем весе (девяносто один килограмм, не то чтобы толстый, но «пивной живот» и всё такое) чему тут, собственно, удивляться. По бокам побежали струйки пота, на лбу выступила испарина. Зал создавал впечатление холодного и мрачного, но здесь становилось душно. Даже не переведя дух, Олег с силой толкнул дверь. Толкнул ещё раз, сильнее, потом дёрнул на себя. Дёрнул несколько раз, с каждым разом всё истеричней, затем пнул её сандалией, больно ушибив большой палец босой ноги.

      -Ох, ты, блядство какое!

      Это уже, мать вашу, слишком. Просто-таки через край. В Олеге забурлила злость. Не обращая ни на что внимание, он рванулся обратно через зал к ближайшему креслу с твёрдым намерением схватить его и высадить нахрен все стёкла. Но это оказалось не так просто. Кресла в каждом ряду мало того, что были соединены между собой, так ещё и прикручены к полу. Олег даже не сразу это понял в своей ярости. А когда дошло, вся злость резко куда-то схлынула. Теперь он совсем уж задыхался, как выброшенная на берег рыба. Пот градом катил с него, ноги подкосились, и Олег буквально упал в то кресло, которое только что пытался вырвать. Взгляд его сделался затравленным. С трудом хватая ртом застывший как масло воздух, тем не менее он полез рукой в карман своих просторных ниже колен шорт и достал пачку сигарет. Вытряхнул одну, достал зажигалку, прикурил- огонёк так и плясал в руке. Посидел так, тупо глядя на вихрения дыма от его тяжёлого, неровного дыхания, потом, уже докурив сигарету до половины, посмотрел в сторону двери. Дверь была в центре, над нею до самого потолка окно, и такие же, только уже почти от пола- по сторонам. Там ещё, под этими окнами по бокам двери стояли две скамейки, может быть, вяло подумал Олег, они не прикручены. За окнами- серый свет; различались деревья в редеющем тумане. Кажется, правда светает, или глаза привыкли? Щелчком Олег отправил окурок прямо через зал, не озаботившись его перед этим потушить. Огненная чёрточка в полумраке.

      Но ведь так не бывает. Так вообще не бывает. В кино, в книгах, в игрушках, но не в жизни. Только не в жизни. Да, столько об этом создано, обо всяких чудесах, невероятных мистических событиях, разнообразной фантастики, что можно подумать, что и в обыденной жизни нечто такое возможно. Но вот уж фигушки. Дело в том, что всё это придумано. Сочинено людьми. По-настоящему-то всё не так, по-настоящему всё как всегда, и ничего такого. Олегу подозрительны были люди, говорящие, что вот, мол, их посещают пришельцы там или призраки, или ещё какая нечисть. Понятно же, что люди эти живут в воображаемом мире, если верят в подобную чушь. А уж как верят- может случайно разок «заглючили» и прониклись, а может, полностью шизанутые- это их дела. Их собственные миры. Конечно, должно быть и непознанное, но всё ведь можно исследовать, а если что-то происходит только в твоей голове, а остальные встают себе по утрам, ходят на работу, ездят, блин, в отпуск- это что? Ладно бы там в детстве. Тогда ещё можно верить. Теперь же можно только не понимать. А объяснение должно быть простейшим, как учил добрый Оккам.

      Здесь никого нет, просто потому что... А почему, сука?.. Ничего такого не шло в голову, что расставило бы всё по местам, успокоило наконец. Никакого хоть зачуханного объяснения.

      -Будем искать,- сказал Олег, как Никулин в том фильме, с той же интонацией. С этими словами он встал и пошёл обратно к двери, похожий на неуклюжего робота. У двери так же механически повернул в сторону, с совершенно спокойным лицом подошёл к ближайшей скамейке, поднял её за один край, поставил на попа, развернул и тут же, не думая, уронил железными ножками на стекло окна.

      Бум! И ничего не произошло. Окно осталось целым. Скамейка осталась стоять, прислонённая к стеклу. Олег скрежетнул зубами.

      -Что ж ты делаешь, тварь!- прошипел он.

      Вторая попытка. Откачнул скамейку назад и жахнул снова, вложив в её движение всю свою силу и энергию. Но результат был тот же. Громкий стук, жуткое эхо, а стеклу хоть бы что. Словно ударил железом по железу- такой же эффект и почти такой же звук. Бронированное оно, что ли? Полнейший и абсолютнейший бред. Но, в свете всего происходящего... Несуразности, похоже, накапливаются как снежный ком. Наверное, самое лучшее сейчас не задавать вопросов, принять пока что всё как оно есть, «до выяснения», как говорится. Это было бы здраво, да? Где только взять эту здравость.

       Нафига мне вообще эта дверь, это окно?- вдруг подумал он. Можно же просто обойти с той стороны. Дебил, вот дебил! Да уж, какая здравость... И сразу же Олег осознал, что не может больше оставаться здесь, в душном сумраке, в  огромной, но давящей пустоте. Ни секундочки. Почти что паническое чувство. Отчётливая тревога из тех, что подымают шерсть на загривке. Словно бы и само пространство внезапно сузилось вокруг него, угрожающе нависая. И Олег побежал. Как давненько уже не бегал. Тревога гнала его через зал, толкая в спину, делая слепыми глаза, но в правильном направлении- к незапертому выходу. Олег буквально вломился в дверь (и хорошо, что она открывалась в ту сторону), вылетел под козырёк, соскочил со ступенек, и вот он вновь на платформе, на улице, не взаперти. Да уж, если бы и эта дверь оказалась вдруг запертой или не поддалась сразу, хрен знает, что было бы с Олегом. Но сейчас он остановился и, несмотря на тяжесть своего дыхания, наслаждался воздухом. Тёплый и влажный, он казался ему свежим, напитанным удивительными запахами.

      Обойти это грёбаное здание, чего проще. Даже если там забор, а может, и нет никакого забора, с чего бы. А может, и есть, какая, хер, разница?

      И в этот момент (в самый, так его, подходящий!) в заднем кармане коротко отзвонил телефон. Олег чуть не подпрыгнул, а сердце так точно скакнуло до самого горла. Судорожно всхлипнув, он дёрнул «молнию», чуть не оторвав её, застрял рукой в кармане, кое-как достал телефон- вверх ногами, перевернул, едва не уронив.

      «Внимание! Аккумулятор разряжен»,- гласила надпись на экране. Всего-то.

      Олег хохотнул. А потом заорал в трубку:

      -Ах, ты сука блядская! Я и так знаю!

      Яростным движением он запихнул телефон обратно.

      -Валить отсюда, срочно.

      Бежать он уже не мог, хотя желание было огромным, а поэтому пошёл, вернее, побрёл, чуть ли не шаркая, к левому углу здания. Дальше вдоль платформы тянулась глухая задняя стена какого-то бокса, но между ней и вокзалом виднелся просвет, кажется, дорога. Точно дорога, Олег увидел это, обогнув невысокую оградку с клумбами, подъездная дорога, выходящая на площадь по ту сторону станции. Из-за угла показалось ещё одно здание, невидимое раньше- маленький красный кирпичный домик с большой и даже сейчас различимой надписью: «Пиво. Напитки. Сигареты». Почти сразу за магазином дорога перекрыта простеньким шлагбаумом- полосатая «палка», оранжевая тумба. Никакого забора. Олег даже усмехнулся. Стоило там долбиться, да?

      Проходя между магазином и торцевой стеной вокзала, Олег вдруг замер. Повернул голову к магазину. Переполненная урна у входа, «бычки», щедро разбросанные по земле, железная запертая дверь, пара забранных решётками окошек по сторонам, и то, что привлекло его внимание- красный светящийся глазок сигнализации над дверью.

      -Напруга есть,- пробормотал Олег, как-то даже успокоенный. Словно простой этот факт расставил всё по местам. И сейчас он выйдет на площадь, посмотрит там по сторонам, определится уж как-нибудь.

      Он обошёл шлагбаум, легонько хлопнув по нему ладонью, сделал ещё несколько шагов. И вот площадь раскрылась перед ним, будто нечёткая фотография в дымке тумана. Он видел деревья за ней, за деревьями- дома, одно- двухэтажные, с белыми фасадами. Но пусто, кругом пусто, если не считать одинокого мини- вэна, замершего в конце площади, у деревьев. Ещё несколько шагов. Он почти вышел на площадь, но тут началось странное. В глазах стало темнеть, не просто темнеть, а мерцать, как если бы он смотрел фильм на старом бобинном ещё кинопроекторе, и скорость воспроизведения плёнки замедлилась, распалась на отдельные кадры с периодами абсолютной темноты между ними. А ноги враз сделались вялыми, ватными, непослушными. Руки тоже повисли как плети. На ум сразу пришло недавнее пробуждение. Ага, подумал Олег. И упал, попытавшись сделать ещё один шаг. Знакомое паническое чувство захлестнуло его, совсем как в том кошмаре ,но, странное дело, рассудок оставался ясным, отстранённым, позволяя мыслям течь в почти что спокойном ритме. Вполне осознанно Олег решил закричать. Это, по крайней мере, оказалось ему подвластным. И он орал, вопил, выл, слыша себя как-будто со стороны, ожидая, что сейчас этот истошный крик, как некий отработанный и надёжный механизм выдернет его из затянувшегося, чересчур натуралистичного... сна?.. Собственный неузнаваемый голос, разносящийся в пронзительной до звона тишине пугал даже больше, чем внезапный паралич, бросивший его на прохладную ещё брусчатку. Но очень скоро горло перехватило до хрипа, лёгкие уже совершенно не справлялись. Олег замолчал. Некоторое время рот его продолжал беззвучно вопить, пока эти судороги не перешли в тяжёлый, надсадный кашель. Который, в свою очередь, вызвал рвотные спазмы. И Олега вырвало. На прямоугольники брусчатки в сантиметрах под щекой. Впрочем ,несильно- желудок оказался пуст, только слюна и горькая желчь. Никакой это не сон, подумал Олег, содрогаясь всем телом, пытаясь унять позывы. Никакой, сука, не сон. Да ведь он и так это знал. Знал абсолютно, в рот его, наверняка. Только почему это происходит? Почему с ним? Как вообще такое случается? Как такое говно возможно?

      Тошнота понемногу улеглась. Олег лежал на боку, тихонько постанывая, смаргивая слёзы с ресниц. И обнаружил, что может шевелиться. Не паралич, а слабость. Дикая, необъяснимая слабость, какая вот именно во сне и бывает. Но шевелиться он может. Задыхаясь, рискуя вызвать новый приступ тошноты, Олег стал отползать, извиваясь, похожий на большого жуткого червяка. Совершенно инстинктивно двигаясь туда, откуда раньше пришёл- в сторону шлагбаума. И с каждым движением он чувствовал, что силы возвращаются к нему. Вот он уже пополз на карачках и понял, что сможет и встать, но вместо этого сел на задницу, уронил руки между расставленных ног и замер. По всему телу пробегали волны частой мелкой дрожи. Сел он спиной к шлагбауму, так до него и не добравшись, лицом к площади, осознавая потихоньку, что она для него недоступна. Либо он один из этих чиканутых, либо... либо что?.. либо это и вправду творится. Про себя Олег знал, что он нормален. Выходит что? Правы все те, общающиеся с НЛО, высшими сферами, чем ещё? Вот уж нет. Сейчас он ещё больше был в этом уверен. Просто... иногда, выходит, это случается по-настоящему. Чудеса, мать вашу. И почему-то с ним. Злые, тёмные чудеса. Наука, в принципе, допускает. Непознанного навалом во Вселенной. Слышал же  краем уха про всякие там теории струн, суперструн. Сколько там измерений, или как их? Может статься, и его, как это, компактифицировало в одно из этих измерений или вместе с ним?

      Блядская ситуация, хоть там что.

      Во всяком случае, он не сумасшедший и он не спит. Будем считать, что это так. Неожиданно, ох как неожиданно всё происходящее, но приходится действовать в этой новой реальности. И жить. Продолжать жить, что там ещё?- бороться. Чё-то там «искать, найти и не сдаваться». Возможно, ответы найдутся. Возможно, простые ответы.

      Олег вдруг поймал себя на том, что ему мучительно хочется заплакать. Просто-таки зареветь навзрыд. Всё это поднималось в нём: тоска, страх, потерянность, но тоска больше всего; дикая жажда вернуться в привычное бытие, чтобы не было такого. Это настоящее его пугало. И здорово пугало. Потому что сам страх был необычным-  не страх чего-то конкретного, боли или, к примеру, каких-нибудь потерь, а настоящий первобытный ужас перед неведомыми силами. Изначальный, грозный, ошеломляющий. Детский, одним словом.

      Успокойся, сказал он себе. Сопля. В этом году тридцатник. Заплачь ещё тут.

      Надо бы покурить, подумал он. Но даже не шелохнулся. Он смотрел через площадь куда-то в даль, толком и не доступную взору из-за тумана. Смотрел ни на что. Подумал, что надо сделать ещё попытку. Прорываться с боем, так его и растак. Но такая мысль не радовала. Это ещё мягко сказано. Там, лёжа на земле всего-то в нескольких шагах вперёд отсюда, несмотря на охватившую его панику, как-то не было времени по-настоящему осознанно испугаться. А вот сейчас страх превратился в величину почти что физическую. Как ноющая зубная боль, отдающаяся толчками в висках. Это было выше его сил. Он встал (очень даже резво)и попятился, не отрывая глаз от небольшого тёмного пятна собственной блевотины, пока не упёрся задом в шлагбаум. Вздрогнул от прикосновения. Перешагнул через препятствие, хотя легче было обойти и побрёл обратно к перрону, оглянувшись только ещё один раз. Там всё было без изменений.

      Олег остановился напротив магазинчика и решил, что хочет пить. Но чёрт, он под сигнализацией, а железная дверь и решётки на окнах выглядят очень внушительно. Не стоит и пытаться. И всё же он попробовал. Подошёл, подёргал, постучал. Обошёл квадратный домик в надежде, что с обратной стороны есть «чёрный» вход, который действительно там оказался, но и он, естественно, был заперт. Олег невесело усмехнулся. Попрятались, суки. Ладно, перебьёмся. Пока терпимо.

      Олег вернулся на перрон, но свернул не к станции, а направо от магазина, пошёл вдоль задней стены бокса, пошёл прочь. Станция удалялась. Слева на дальних путях тянулся, как некий забор, товарняк, и конец его терялся где-то за туманом и изгибом путей. Остальные рельсы были пусты. Справа серебряно- серая стена бокса, дальше за ним ещё какое-то строение, вытянутое и одноэтажное. С каждым шагом в Олеге росло внутреннее напряжение. Такое бывает, когда тебе сделали болючий укол, и ты ждёшь второго в это же место. Но случилось не то, чего он ждал. Внезапно свет изменился, и Олег увидел как всходит солнце. Примерно там, где он и думал- впереди слева, из-за гор. Олег остановился, наблюдая как бледнеет туман, как золотисто- розовый свет струится вокруг, проявляя все предметы, бросая чёткие тени, как наступает настоящее утро.

      Хоть что-то, блин, так, как оно и должно быть. Земля, значит, не «наткнулась на небесную ось». Это боже мой, как хорошо. А день, по всему видно, будет ужас каким жарким и абсолютно безоблачным. Показавшись из-за зелёных вершин, солнце взбиралось на небосвод быстро и уверенно, буквально на глазах, образно говоря.

      Ну так и мы пойдём. Олег возобновил движение.

      И сделал ровно два шага.

      И снова упал. Неожиданно, внезапно, без всякого предупреждения. Упал как подкошенный, больно ударив колени и плечо. Как-будто просто его выключили. Не сознание, но весь вестибулярный аппарат, все двигательные функции. Мышцы опали как верёвки без натяжения.

      Олег лежал молча, солнце слепило ему глаза, на лице  выступили крупные и холодные капли пота. Он видел как рвётся и редеет туман в лучах света, видел грязно-серый бетон платформы, видел только то, что вблизи, всё остальное тонуло в золотом сиянии. Не было страха. То, чего он боялся произошло, и страха уже не было. Мысли были ясными. В этот раз он не собирался кричать. Хватит, накричался уже. Нарыгался, вдобавок.

      Ничего не хотелось. Полежать, надо немного полежать. Может, поспать?.. Просто полежать. Плечо ныло, но не так уж, а вот колени болели обжигающе- возможно, рассадил в кровь. Лежать тоже не хотелось. Только вот тела своего, за исключением ушибленных мест, он почти не чувствовал.

      Жестковато, бля, подумал он. Нихрена, как это всё тут...

      Он попытался пошевелиться, бессмысленно засучил всеми конечностями, как упавший на спину жук. Руки двигались, ноги двигались, как-будто под водой, но двигались. Вот так, значит. Словно фотовспышка, отдавшая всю энергию в едином импульсе, а потом медленно заряжающаяся. Олег немного и почти что спокойно подумал обо всём этом, полежал ещё, как бы ожидая, когда на зарядке вместо красного огонька загорится зелёный, а потом решил продолжить путь. Вперёд, а не назад. Дальше, куда шёл. Хоть ползком, хоть по рывку за раз.

      Но не смог. Только приподнялся на руках и тут же опять рухнул на том же месте, не продвинувшись вперёд ни на сантиметр. Попробовал оттолкнуться ногами, но ступни стали ватными, хотя и продолжали шевелиться, бессильно шоркать по бетонке. Тогда он попытался подтянуться назад, отталкиваясь руками от себя, изгибаясь всем корпусом. И вот это ему удалось. Сила возвращалась. Вот он уже сидит, смотрит на свои колени, задрав штанины шорт. Так и есть, ссадины. Лёгкая ткань штанин пропиталась кровью- два маленьких пятнышка,- но каким-то образом не порвалась. Что теперь?-спросил он себя. Физически он чувствовал себя почти нормально, только голова немного кружилась, а так- бывало и хуже. Мышцы снова стали послушными, как и не было ничего. Это даже уже не смешно. Не пускаете, да? Твари паскудные. Олег со злостью глянул за невидимую черту, которую не мог преодолеть, словно действительно за всем этим стояла чья-то злая воля. Кто, блин?.. Или просто слепая аномалия, в нарушение всех привычных законов бытия? Я вообще где?.. Всё хуже и хуже. А вроде и солнце, и вообще...

      С кряхтением Олег поднялся на ноги. Тупик. Конец пути. Я,  может, в какой-то компьютерной игре, лежу где-нибудь подключённый, как в той «Матрице»?.. Возможно такое? Да уж,  куда там. Или я в натуре сплю? И тоже хрен там. Или я, бляха, помер?.. Олег на секунду прислушался к себе. Нифига подобного. Это бы, наверное, чувствовалось, а иначе какая разница. Короче, херов тачку. Одни непонятки кругом. Олег понял, что дай ему сейчас любой готовый ответ- так, мол, и так, парень, с тобой такая вот именно фигня приключилась, и никакая другая,- то это ничего не изменит. И ничем, сука, не поможет. Однохерственно выход искать надо.

      Вон туда можно пойти. Олег посмотрел на товарняк. Метров сто до него. Оглянулся на станцию. Примерно так же. Меньше всего ему хотелось испытать всё это в третий раз, да ещё при этом упасть куда-нибудь на рельсы, но что делать. Олег тяжко вздохнул, потом оскалился как зверь и спрыгнул на грязные почерневшие шпалы. Ощутимо несло мазутом, которым всё было пропитано- щебёнка, шпалы, только рельсы зеркально блестели,- значит, поезда здесь ходят, и довольно часто. Утешительно, бля. Конечно, я-то ведь сюда на поезде приехал. На поезде же? Чёрт, да тут уже во всём можно усомниться. Абсолютно во всём. Ничего нормального не осталось. Всё враздрай.

      Олег вздохнул ещё раз и пошёл пересекать пути. Идти было как-то неприятно, казалось, что под ногами скользко, а местами какой-нибудь камешек ощутимо колол через подошвы сандалий. В какой-то момент, когда Олег перешагивал через очередные рельсы, телефон в кармане опять коротко пропиликал. Сейчас это его так не испугало, хоть он и вздрогнул от неожиданности. Он достал телефон, включил, успел увидеть предупреждающую надпись с тревожным восклицательным знаком, а потом появился логотип «Sony Ericsson», тут же свернулся, уносясь вдаль, и экран потемнел.

      Плохо, блин, очень плохо, подумал Олег, глядя на мёртвый и бесполезный теперь телефон. От него и так немного толку было без сигнала сети, но мало ли... Можно было бы камерой поснимать и посмотреть, на самом ли деле вокруг вся эта хрень, которая ему видится. Может быть, сигнал бы появился. Всё равно как-будто ещё одна ниточка оборвалась, связывающая его с настоящей, раньшей жизнью. Всё против человека.

      Олег сунул телефон обратно и пошёл дальше. Решительно, почти агрессивно. Дошёл до поезда, остановился, глянул в обе стороны. Длиннющий, зараза. Ни головы, ни хвоста не видать. Олег стоял напротив цистерны с чёрными нефтяными потёками- отчётливый промышленный запах в нагретом воздухе. Довольно привычный запах. Олег кашлянул, присел и полез под цистерну.

      И не вылез с другой стороны. Лежал там, глядя на рельсы, на колёса, на мощные пружины, без сил, но не чувствуя никакого удивления. Немного пришёл в себя и попятился обратно. Выкарабкался из-под цистерны, распрямился. Вся одежда перепачкалась. Шорты, майка- на белом чёрные пятна были особенно заметны. Вывалялся как свинья. Думал, в сказку попал?

      Но Олег уже как бы даже и не обижался. Знал же ведь, что так будет. Человек такая тварь, что ко всему привыкает.

      Пойду-ка я обратно к станции, а там посмотрим. Ещё не все стороны я проверил, где-то может быть и выход. Ему представилось, что он сам и станция (станция в центре) накрыты незримым куполом. И кто за ним, интересно, сейчас наблюдает? Впрочем, чувства такого не было. Чувства, что за ним следят, какое возникает иногда и отчего даже походка меняется. Глухо и пусто.

      Олег пошагал обратно, уже почти не видя перед собой никакой цели, бессмысленно переставляя ноги. Вроде как и вымотался от всего этого, усталость навалилась, хотелось присесть, а то и прилечь, глаза закрыть... И в то же время такая перспектива немного пугала. Только не здесь, не в этом месте. И без того всё кошмарно, варишься, как не знаю кто в своих мыслях, в полном одиночестве, а если ещё сесть и задуматься... Нахрен надо, лучше шагать, шагать себе и шагать.

      Значит, пойду вон  туда ещё прогуляюсь. По перрону в другую сторону от станции. Там виднелись какие-то строения явно хозяйственного назначения, за ними поднималась и уходила куда-то в сторону насыпь или просто холм, а ещё дальше, если смотреть вдоль путей, высилась водонапорная башня из всё того же красного кирпича с малость обвалившейся верхушкой. Словно руины средневекового замка. Эту башню Олег и решил взять за ориентир. Дойду-не дойду?-подумал он, выбравшись обратно на перрон. Он посмотрел на здание вокзала, на тёмный вход между двух колонн, одними губами, но со злостью произнёс:- «Поля Камышей».

      Нет уж, в здание возвращаться нисколько не хотелось. Там неуютно и страшновато, совсем как в тех заброшенных домах в детстве,- ладно бы толпой, а одному боязно. Ещё и тишина эта. Будто весь мир стал как те заброшенные дома.

      Олег прошёл мимо скамейки, той самой, на которой очнулся, одной из нескольких вдоль перрона, подавив желание всё же рухнуть на неё (и катись оно всё), устремил взгляд вдаль, но внезапно остановился и нахмурился. Что-то, блин... Он обернулся к скамейке, уставился на неё. Что же... что-то такое... Вспомнить он не мог, поэтому вернулся на несколько шагов, принялся оглядывать скамейку и всё вокруг. Что за... Господи, да вот же! Он заглянул в урну и увидел там мороженое, теперь уже растаявшее- палочка провалилась куда-то вниз между бутылок и стаканчиков, и осталось только грязное бело- коричневое пятно, напомнившее о блевотине. Но раньше-то оно было целым, только надкушенным, я это помню. И что это значит? А значит это то, что кто-то жрал мороженое буквально перед моим пробуждением и бросил в урну. Видел меня, наверное. Кто-то здесь есть? Или это был я сам? А каким образом? А если другой, то где он, куда делся? Олег не мог сказать, радует или пугает его мысль о том, что помимо него здесь может кто-то оказаться, но, определённо, это обнадёживало. И в то же время настораживало. Если это не я, то он должен был меня видеть, смотрел на меня, а я тут валялся...

      Олег пробежал вокруг взглядом, как на среду исключительно враждебную. Безусловно, она таковой и являлась. Посмотрел, подумал, нахмурился, плечами, правда, не пожал, но скривил углы губ и потопал дальше, куда и шёл, держа курс на далёкую башню, яркую в лучах восходящего солнца, на фоне абсолютно безоблачного неба. Он миновал центральную часть станции, прошёл мимо северного, получается, крыла вокзала, посмотрел за угол. С этой стороны не было ни магазина, ни ведущей к площади дороги. Имелся кованный из арматуры забор, окрашенный в чёрный цвет, с эдакими как бы ажурными завитками и острыми пиками. За забором росли ели, а сам он тянулся от самой станции до ещё одного дома, квадратного, но побольше, чем магазин, к тому же не кирпичного, а может, и кирпичного, но обшитого сайтингом и тоже обнесённого забором по периметру, правда уже из простой сетки- рабицы. Похоже, подстанция или что-то в таком роде, тем более, прямо на улице у стены видны два здоровенных блока типа бесперебойников или генераторов- может, что-то для «кондюшников»- вон их сколько в окнах двух этажей вокзала. А здесь вот всё жарче становится, от бетонных плит уже печёт. И пить всё больше хочется, к тому же, во рту такой привкус безобразный. Но будем пока терпеть. Олег подумал, не перемахнуть ли через забор, не попробовать ли подобраться к площади с этой стороны, потому что это направление казалось ему наиболее важным- посёлок же там, если что. Но он уже пытался выйти на площадь. В принципе, знал, что его ждёт. Думай, решай... Ах, чёрт, попробовать-то надо.

      Олег приблизился к забору, ухватился за прутья, полез через него, ставя ногу на арматурные завитушки. Высотой метра два, то есть выше его метра семидесяти. Наверху чуть не упал вниз головой, зацепившись штаниной за остриё, но уравновесился и спрыгнул на ковёр подстриженной и уже немного пожухлой травы. Замер между двумя красивыми разлапистыми голубыми елями. Впереди была видна площадь, с другого ракурса, но на ней мало что изменилось, только света стало больше, а всё равно смотреть почти не на что-тот же одинокий мини- вэн, те же фасады домов. Никакого движения, ни шороха, ни звука.

      -Вот, что я сейчас сделаю...- сказал Олег, и, даже не закончив фразу, ринулся вперёд на всей скорости, какую мог развить. Перемахнул низенький бордюрчик, выбежал на бетон самой площади, и вот тут это его настигло. Вернее, встретило- как доской по лбу- так, что он чуть ли не кувыркнулся в воздухе и упал навзничь.

      Далеко не сразу он пришёл в себя. В глазах всё плыло, тело болело от удара. Кажется, и затылком приложился, но вроде, не так чтобы очень. Иначе бы вообще.

      Оклемавшись, стал отползать уже знакомым манером, потом встал и, пошатываясь, почёсывая затылок, пошаркал обратно к забору.

      Что-то, бляха, новенькое. В натуре, как удар. Словно в стену врезался. Больно, блин. А что я говорил?! Нахрен я сюда полез?

      Почему так жёстко на этот раз? Может, оттого, что бежал? А если медленно- медленно?

      Но только не здесь. Я вообще-то не сюда шёл. Так, завернул. Завернул, мать вашу. Вот уж завернул так завернул.

      Олег, кряхтя как старик, полез обратно. Осторожно, боясь насадиться на копья забора, с дрожащими руками и ногами, но перебрался без происшествий, прошагал до перрона, исподлобья уставился на красную башню вдалеке.

      Вы меня не испугаете. Всё равно буду пытаться. Но тихо-тихо. И медленно, очень медленно.

      Он стал двигаться странной походкой, как по тонкому льду. Отклонялся назад всем корпусом, боязливо щупал ногой перед собой, прежде чем перенести на неё вес. Так и продвигался- в час по чайной ложке. Несмотря на весь ужас и абсурдность происходящего, ситуация в его собственных глазах начала выглядеть смешной. Несколько истерично, но всё равно забавно. В голову пришли все эти образы из компьютерных игр, всяких бродилок- ужастиков типа «Silent Hill». Натурально, так и есть, один в один. Там герой тоже бессмысленно мыкается, бегает туда- сюда, шарахается от всего.

      Совсем как я... Такая мысль у меня уже мелькала. Какая сука меня играет?

      Вот только это неправильно- думать об этом так. Даже если игра, как ты об этом узнаешь? И что ты сможешь сделать? Всё до ужаса настоящее и, если вдуматься, нисколько не забавно. Абсурдно- да, но не забавно. Героям игр тоже не до смеха, а вдруг и они о чём-то догадываются. Да уж, чикануться можно от подобных размышлений.

      Одно лишь можно было предположить- ничего не объясняющее, но звучащее более- менее здраво, по-научному, что ли, а не так, будто ты напрочь спятил: он оказался в аномалии. Неважно, в какой и что это вообще значит. Провалился за горизонт событий, так сказать. Серьёзно? Очень серьёзно, но смеяться всё равно хочется, и Олег знал, что может и засмеяться, сорваться нахрен. Не знал только, сможет ли потом остановиться. Поэтому топай. Как по минному полю, потому что это, скорее всего, так и есть. Посмотрите: недавно только проснулся (если проснулся), а уже весь зачуханился, ободрался в кровь, вообще как побитый. А что дальше будет? День только начинается. Страшно подумать. Неужели на самом деле всё так херово? Даже не верится. Олег непроизвольно дернул головой, словно в инстинктивной попытке отогнать от себя дурные, как наваждение, мысли. Пот тёк с него в три ручья, он тяжело дышал, как после бега, хотя едва- едва двигался. И сухость во рту всё более давала о себе знать, мысль о воде постепенно приближала его к чисто физическому страданию, становясь весомей, всеохватней, суровей. Чем дальше, тем менее пугающей казалась идея вернуться на вокзал. По крайней мере, там по-любому должны быть краны, хотя бы в туалетах, а это значит-вода. Пусть даже не питьевая, но уже какая разница.

      Но это так, мысли ни о чём. Сейчас есть другие задачи. Необходимо кое-что проверить, и он не собирался отступать из-за банальной жажды. Небось не помрёт.

      Так он крался, вот именно что крался вперёд, сошёл с бетона платформы на горячий тёмный асфальт обычной дороги, тянущейся вдоль приземистых строений и запасных тупиковых путей к далёкой и недостижимой пока башне. Строения, преимущественно кирпичные, по левую от него руку отличались неизменной мрачностью, запущенностью, напоминая чем-то бараки концлагерей. Но такую картину можно было встретить в любом городе или посёлке, и это было печально, но ничуть не удивляло. Ещё он видел на отрезках никуда не ведущих путей разрозненно стоящие вагоны. Похоже, вставшие навечно, поскольку весь их вид говорил о том, что они предназначены под жильё или под бытовки. Но ни одного локомотива, ни одного маневрового поезда, ни одной разъездной лаборатории, ничего, что давало бы ощущение жизни и работы. И никого.

      Кое-что ещё привлекло внимание Олега, и он стал двигаться наискосок к новой цели, так же крадучись, что со стороны могло показаться комичным, о чём он знал и смеялся бы и сам, но такое желание, к счастью, уже прошло. На секунду он задержался, чтобы оглянуться на пройденный путь. Не дальше ли он уже прошёл в эту сторону, чем в любую другую? Может быть. Хоть что-то обнадёживающее. Мимоходом он подумал и о том, что покажись сейчас откуда-нибудь хотя бы один человек, Олег перепугается до усрачки- настолько окружающая пустота вошла в него как данность, стала ужасающе привычной, но не могла ещё заставить смириться.

      То, к чему он шёл сейчас было грузовой машиной. «Газ-66» с зелёной будкой и надписью «путеремонтная» на ней. Фургон стоял к нему боком и выглядел очень странно. Но боком это не то, что сбоку. Грузовик стоял впереди и слева, и Олег гадал про себя: дойду или не дойду? Это была очень важная, сродни судьбоносной мысль, настоящая проблема, но сказал бы кто-нибудь вчера, какой бред будет его занимать... А что делать, если всё вокруг бред?.. И где оно, это вчера?

      Путеремонтный фургон привлёк его внимание не потому, что дал ему то ощущение работы и жизни, о котором он думал, совсем не поэтому. Можно сказать, совершенно напротив. Олег видел, что у машины отсутствуют покрышки, и она стоит просто на дисках, а в кабине нет стёкол. Само по себе это не было странным, мало ли кругом брошенных, ржавеющих машин, кузовов, кабин. Впрочем, в последние годы действительно трудно встретить бесхозный кусок «чёрного металла»- о «цветмете» и говорить нечего,- все они собираются в огромные железные горы, эдакие чудовищные урбанистические памятники и отправляются потом на переработку, за границу, скорее всего. Но как-никак, живые деньги для сдатчиков. Вот и тащат, даже то, что и не валяется. Но дело сейчас не в этом. Странным было не то, какова машина, а то, где она находилась. Она  стояла на дороге, не той, по которой шёл Олег, а у самого поворота, на съезде к угрюмым зданиям мастерских, что ли, и перед ней были распахнутые ворота. Какой бы дурак бросил машину в таком месте? Как ранее всё говорило о том, что вагоны оказались на вечной стоянке, так и сейчас было явное ощущение того, что машина находится в движении. Вернее, находилась, но словно бы продолжала ехать. И даже, несмотря ни на что, выглядела как новая, то есть, чистенькая, краска сияет в лучах солнца, ни грязи, ни ржавчины. Олег не знал, откуда взялось такое чувство, но ему отчётливо, как наяву представилось, что только сейчас фургон был в пути, но вдруг что-то вырвало его из реальности и вернуло на то же место, но не полностью. Поэтому он казался чужеродным здесь, совсем как сам Олег, не так, как автомобиль на площади, по-другому. Тот был просто припаркован, всего лишь ещё один предмет окружения, не более, но с этим безжизненным остовом Олега словно бы даже что-то роднило, и потому он сразу выделил его из всего остального и шёл к нему, не ища ни спасения, ни ответов, но чувствуя острую необходимость оказаться рядом,прикоснуться. Своего рода тоже жажда. Только бы дойти, хотя и непонятно, зачем, собственно. Что это, в конце- концов, даст? Но каждый шаг теперь давался со всё большим внутренним напряжением и тревожным ожиданием. Но всё разрешилось благополучно. Олег дошёл до фургона и дотронулся и даже открыл дверцу и заглянул внутрь кабины. Ничто в окружающем не изменилось, и, хоть он и ожидал этого, был внутренне готов, но всё равно испытал нечто, похожее на разочарование. Теперь он знал, что машина находится в ещё более печальном состоянии, чем виделось со стороны: отсутствовали не только колёса и стёкла, не было ни фар, ни поворотников, а в кабине пропала обивка сидений, и даже руль превратился в голый металлический обод. Приборы остались на месте, но без стёкол. Но весело болтался наверху свитый из трубки от капельницы чёртик- таких поделок Олег, пожалуй, с детства не видел. И при всём при этом автомобиль не казался брошенным. Не казался, и всё тут. Даже неуместный этот чёртик только подчёркивал общее впечатление.

      Не заглянуть ли под капот, подумал Олег, или в сам фургон?- но мысль была какой-то вялой. Желание что-то предпринимать пропадало как туман с восходом солнца, а вот тоска росла.

      -Всё хорошо,- сказал Олег.

      Он глянул в сторону распахнутых ворот, подумал, что в мастерских (или что там), наверняка, тоже должна быть вода (любая,уже любая), если только до туда возможно добраться; посмотрел вдоль путей в сторону башни, вздохнул и сел на асфальт возле фургона, в тени от него. Несмотря на тень, асфальт был ощутимо горячим, долго на нём не высидишь. Олег переместился на корточки, залез в карман, вытащил пачку сигарет. Четыре штуки осталось. Закурил, хотя желания особого не было, но хоть нервы успокоить. Курить, испытывая жажду оказалось тяжело, язык во рту ворочался как что-то чужеродное. Сделав несколько затяжек, он хотел было отбросить сигарету привычным щелчком, но, подумав, «забычковал» и вложил обратно в пачку. Ладно уж, пошли дальше, что ли. Он поднялся на ноги с хрустом в коленях и почувствовав секундное неприятное головокружение.

      Хорошая поездочка, подумать только.

      Он глядел на пустоту пространства, на пустоту синего, жаркого неба, думая о том, что где-то там, безмерно далеко затерялась его прошлая нормальная жизнь, и это самое утро отбросило её в неведомые дали, превратило в нечто не более значимое, чем сон. Сон, вот именно. Как-будто и не было ничего до этой вот страшной реальности. Ни в давнем, ни в недавнем прошлом. И этой поездки не было. Или с кем-то другим было. И это не он, приехав «дикарём» на море, решил остаться в самом Туапсе, хотя ему советовали податься в Агой или в Небуг, мол, Туапсе город скорее промышленный, но он остался и за две недели ни разу об этом не пожалел. Было что вспомнить, и воспоминания были при нём, уже достаточно блёклые из-за резкой перемены, но приятные. Но и грустные при этом- не сами по себе, но из-за чувства, возникающего в нём, когда они всплывали. Амнезия, возможно, милосердна. Сейчас он мог бы позавидовать тем несчастным, что приходили в себя на таких же путях, ничего о себе не зная и не помня.  Удивлялись ли они? Если вдуматься, чему удивляться, когда ничего ни о чём не знаешь? Просто недостаточно информации, вот и всё. Другое дело, что в голове остаются какие-то смутные подозрения, внутреннее неспокойство. Тревога. А надо бы быть спокойным и счастливым.

      Хотя, с другой стороны, помнить о себе что-то- не самое худшее, даже если воспоминания отодвинуты куда-то за грань реальности.

      Но это было, чёрт возьми! Лучше всего, конечно, вспоминалось сейчас недавнее, но оно же, как ни странно, казалось наименее настоящим из всей его жизни. Действительно, как сон. А может, так и должно быть. Потому что это не рутина будней, въедающаяся в сознание как клещ какой-нибудь; всё-таки это отпуск, а значит- новое и необычное, что мозгом не может быть всецело принято за реальность, то есть, привычность. Сейчас Олег думал об этом, и воспоминания болезненно всплывали в нём, заставляя даже на время забыть о жажде. То, как он приехал в Туапсе, почему-то не в Сочи, то, как поселился в малюсеньком домике в частном секторе- очень старом, потемневшем от времени, с позеленевшей шиферной крышей, каким-то чудом сохранившимся в окружении современных и дорогих коттеджей в престижном районе, на что особо упирала хозяйка, просившая называть её тётя Люба; впрочем, взяла она по-божески, да и домик оказался весьма милым. Вспоминал, как ходил по городу, попивал квас или пиво (по дороге квас из стаканчика, в открытых кафешках- пиво), гулял по приморскому бульвару (и ему сказали, что вон та штука- «Чупа- чупс»), по аллее на Маркса, по улице Галины Петровой прогулялся до рынка, где застрял надолго и ел там окрошку в кафе. Ходил на центральный пляж в конце Гагарина, был и на приморском пляже у мыса Кадош, где и познакомился, наконец, с девушкой. А дома у тебя жена с сыном ушла, а ты вот на море...

      Девушку звали Верой, девушка оказалась местной, откуда-то с Грознефти, как она сказала. Олегу вообще было по барабану, кто она и откуда. Не то, чтобы красавица, но симпатичная, немного чересчур худая крашенная блондинка (давно крашенная, судя по корням волос), несколько простоватая, но, как говорится, «с понтами», не совсем, может быть, в его вкусе, но ведь- море, солнце, такая замечательная скала Киселёва, такой южный воздух...

      Потом они гуляли вместе, сходили в «Шоу-Тайм» на новый фильм, потом в «N-Club»- потусоваться. Потом она пьяненько улыбалась ему через стол, а Олег смотрел на неё и неожиданно вспомнил свою Иру, теперь уже бывшую, её лебединую шею и родинку на ней, которую он почему-то особенно любил целовать, когда она запрокидывала свою лёгкую головку. Вспомнил Никитку- сына- карапуза, немного погрустнел. Ну, было и было. Теперь он здесь, и жизнь не так уж хренова. Жизнь даже очень хороша. И ему весело. Ну и что, что у неё шея короче, и родинки на ней нет. Глядя на Веру, Олег ещё думал о том, что бывают женщины ,которых не хочется (если не перебрал, по крайней мере), бывают те, с которыми бы просто непрочь и те, которых хочется до безумия; а бывают те, что не вызывают немедленные мысли о сексе, а просто смотришь на них, смотришь, чувствуешь, как глупеешь на ходу и знаешь, что мог бы вот так смотреть всю жизнь. Ирка была из этих, последних (но и это проходит), Вера- скорее,из вторых.

      А потом был туапсинский ж/д вокзал- небольшой, белый, тоже с колоннами. Море таксистов, как обычно. «Куда едем?- Нет,я уезжаю».

      Уезжаю.

      И этот поезд. Ах, да, туннель, прорезающий гору, когда внезапно полностью потемнело в глазах, немного даже пугающе, пока не включил лампочку в подголовнике. Может быть, если бы сюда тоже на поезде приехал, то знал бы и не испугался, но приехал на машине со знакомым (та ещё тоже поездочка), который дальше в Новороссийск подался, а ты остался в Туапсе.А в итоге ты здесь.

      Олег заморгал, отрывая взгляд от бесконечной пустоты. К чему бы эти воспоминания? Жена (гражданская, если честно), сын... Даже эта Вера... тоже ведь вспомнилась, как что-то дорогое, даже всякие мелочи. Как они стояли на площади, а вокруг жужжали дети на электромобильчиках, а смех у неё оказался удивительным, заражающим воистину. Ладно, хватит уже. Итак всё грустно. Это только память, так её- растак, только бессмысленные сигналы в мозгу. Но на какие из них можно полагаться?.. Ах, вот так даже? Этак можно дойти до того, что ничего никогда не было. И настоящего нет. Но оно есть, в том-то и дело, и довольно уже интроверсий, от жажды избавит только конкретное физическое действие. Да, попить бы... А потом пожрать. Олег вдруг осознал, что ещё и голоден вдобавок ко всем радостям. В желудке нихрена нет. Чувство голода ещё не стало навязчивым, а может жажда перебивает, но в скором времени можно ожидать жестоких позывов. Впрочем, это возможно терпеть намного дольше. Вода актуальней.

      Олег с некой злостью посмотрел на грузовик. Что же с тобой?

      А если бы его завести? Ха, далеко ли уедешь без колёс? Но, в принципе, есть над чем подумать. Сесть в машину, пустить её по прямой, и пусть тебя вырубит,- может, такая зона ограничена, и есть шанс вырваться?

      Да уж, если, если. Ещё бы машину нормальную. Олег снова заглянул внутрь. Что тут заводить и как? Он спрыгнул с подножки, осознавая, что эта машина однозначно мертва. Олег отвернулся. Посмотрел в сторону намеченного ранее пути.

      -Мороженое,- прошептал он невпопад. И сделал шаг поперёк съезда, но в нужном направлении.

      И упал. Опять это случилось с ним, но почему-то сейчас Олег меньше всего ожидал чего-то подобного. Безмерно удивился, но не испугался, хотя этот раз показался ему самым страшным из всех. Тем не менее, он лежал и почти со спокойной отстранённостью прислушивался к своим ощущениям. Однажды Олег наблюдал частичное затмение солнца и помнил те свои чувства. Солнце продолжало светить, но словно бы поблекло, свет изменился- сумерки, не сумерки, а в разгар дня это было странно. И тревожно. Непонятная тревога, беспокойство. Вот и сейчас было нечто подобное. Будто солнце померкло, хотя продолжало всё так же сиять и печь с небес. Этот глубинный страх заставил его оцепенеть, но на каком-то уровне он по-прежнему всё спокойно обдумывал, и в нём росла обида оттого, что все пути вперёд закрыты, и что же теперь остаётся? Какую ещё найти лазейку?

      Тайм-аут, нужно очень крепко подумать. Должен же быть выход, не может его не быть. Но сначала попить, отдохнуть, успокоиться.

      И вот тут Олег испугался по-настоящему. Он понял, что вообще не может двигаться. Какое там вперёд, он даже отползти не может. По нулям, только глаза двигаются в орбитах.

      Ох, ты, блин, вот это, в натуре, что-то новенькое! Ужас окатил его ледяным пламенем, стиснул горло. Мгновенно и ярко представилось, что это всё, край. Теперь он будет лежать здесь, пока... пока... чёрт, нет! Только не так. Пожалуйста, только не так!

      Но тихо, тихо, надо успокоиться, дыши ровней. Вот так...  А теперь шевелись. Полегоньку, потихоньку, пусть не сразу. Всё должно получиться.

      Дрогнули пальцы рук... Хорошо, отползай. Сокращение пробежало по всем мышцам, на секунду Олега нелепо скрючило, а потом отпустило, и сила вернулась. Он откатился обратно к грузовику, полежал в его тени, чувствуя всем телом жар от нагретого асфальта, потом с трудом сел. Неприятная дрожь волнами прокатывалась по всему телу.

      Ну и ну... Нахрен такие эксперименты. Олег понимал, что был сейчас на грани, за которой возврата могло и не быть, стоило только поддаться отчаянию. А если бы, например, ещё дальше, прыжком, или более широким шагом продвинулся в эту... в эту зону... Бог мой... Олег смотрел за невидимую черту, как на что-то враждебное, в чём можно увязнуть, как муха в сиропе. Но облегчение от избавления пересиливало разочарование от неудачи. А это была неудача, как ни крути. Серьёзная, страшная, но она открыла опасность необдуманных действий. Правда, ничего хорошего это открытие не таило. Олег медленно встал на ноги, потому что задницу начало припекать. Захотелось поссать, что он и сделал, зачем-то стыдливо прячась за фургоном. Зашибись. Облегчение. Видно, мочевой пузырь тоже пережил неслабый стресс.

      Так, это всё хорошо, дальше-то что делать?.. А что делать, вернуться на вокзал, вот что. Да, подумал Олег, именно так, без вариантов. Там вода хотя бы. Надеюсь. Если физические законы не похерены напрочь. Да, вроде, нет, по-крайней мере, не все. Верх это верх, низ это низ, Солнце вон взошло. А куда делись все живые существа? Даже мошек никаких нет. Насколько глубоко прошло это исчезновение? Бактерии-то хоть остались? Блин, да причём здесь физические законы?! Вода ведь может быть просто... отключена. Но об этом лучше не думать, лучше просто проверить. Хорошо, на вокзал, так на вокзал. Тем более, рассвело. Наверное, там уже не так... не так страшно. Но самое страшное- это тишина. Она давит здесь, а там во много раз больше. Тишина. Вот уж никогда бы не подумал. И тем не менее.

      Он стал отходить, осторожно пятясь, глядя с непонятной тоской то на машину, то на башню, то снова на машину, потом развернулся, пошагал уже спокойнее, равнодушнее, что ли. Только один раз обернулся, зло сверкнул глазами на фургон. «Что ж ты раскорячился, тварь? Странный ты!»

      ...И он снова на перроне. В голове мутно. Ошеломление всем происходящим осталось, но достаточно притупилось. Говорят же, ко всему привыкаешь. Даже к такому, чего в принципе быть не может. И уже словно бы ничто не удивляет. Такая вот человеческая сущность. Он был на грани натуральной истерики, а может, и за гранью, но перетерпелось как-то, перемоглось. Остались простые действия, простые желания. И простые, исключительно животные реакции на обстановку. Или даже не животные. Камень удивляется, когда чья-либо рука поднимет его с дороги и швырнёт по воздуху куда подальше? А ведь для него такое состояние нетипично.

       Это усталость. Олег знал, что это усталость, да и жажда так его подкосили. Это, и ещё шок- информационный, эмоциональный, какой угодно. И ещё одно он знал, может быть, только самым краем сознания, но знал наверняка: несмотря ни на что, в нём нет сомнения. Как-нибудь, а он выберется. Что-нибудь произойдёт. Это даже не надежда и не желание, и не уверенность, это- ожидание.

      И он шёл к вокзалу, не спеша, хоть и испытывал сильную жажду, но и не походкой праздно прогуливающегося человека. Шёл, опустив плечи, глядя под ноги, как человек глубоко задумавшийся, как придавленный непомерной заботой.

      Остановился он у той же самой скамейки, на которой проснулся. Заглянул в мусорку, нахмурился, посмотрел вокруг. Странно: пейзаж-то, скорее, южный, а я ведь, кажется, уже в полях ехал... Ха, если б только это странно... Потом повернулся к зданию вокзала, стал разглядывать его, внимательно изучать взглядом. Значит, локации ясны. Только туда. И что там?.. Да, что там?

      Сейчас, в лучах жаркого солнца здание выглядело словно бы даже мило- такое красивое строение в старом добром архитектурном стиле; не что-то там новомодное, одноразово- недолговечное, разве что коробки «кондюшников» несколько нарушают общее впечатление, но это ведь всего лишь маленькая примета времени, говорящая о том, что дом этот не замер где-то там, а плывёт себе в потоке, развивается... спорно, конечно... да и чёрт с ним. Вот и часы всё также показывают четыре часа. Одно было сейчас Олегу ясно: день там, не день, а он всё равно... ну, да, боится. И стоит сейчас в самой настоящей нерешительности. Жажда, конечно, мощнейший стимул, но даже ей трудно заставить его преодолеть себя.

      И чего там страшного-то? Это же глупо, это в самом деле глупо. Что там такого может быть?

      Но там была неизвестность, и этого было более чем достаточно. Полная, абсолютная неизвестность. Не из тех, что вызывают здоровое любопытство, совсем не из тех. Скорее, из тех, от которых хочется развернуться- и, нахрен-  нахрен, домой.

      Но надо идти. Хочешь, не хочешь, а надо. Когда-то в детстве он точно также стоял на краю вышки в плавательном бассейне. Вроде, уже и настроил себя, и стоишь на самом краешке пятками, пальцами ног над пропастью, и смотришь вниз без трепета, а вот шагнуть... То же самое чувство. Словно барьер внутри, где-то в груди давит и сковывает все мышцы. Опять струйки пота побежали по бокам, ощутимо холодные даже в этой жаре, или особенно в этой жаре. Почувствовав прохладу и лбом, Олег понял, что с ним что-то не то, глупость какая-то, и разозлился, что в данной ситуации было даже к лучшему. Да что я, в самом деле, пацан, что ли? И у детей-то больше храбрости бывает.

      Он отлепился от скамейки,сделал шаг. С явным усилием. Второй, третий... Вроде бы, стало легче. Ступени, вверх, вот и дверь. В ногах дрожь и слабость, но это ничего. Олег уставился на дверную ручку, забыв, в какую сторону открывать, будто это было столь важным. Ещё он подумал о том, что делать, если дверь совсем не откроется. Вот это будет номер. Олег поднёс руку к массивной латунно- деревянной ручке и резко дёрнул на себя, хотя поначалу хотел толкнуть. Дверь свободно отворилась, даже чересчур легко.

      -Ага,- сказал Олег, замерев на пороге, напряжённо вглядываясь внутрь. Похоже, ничего не изменилось. Да и с чего бы? Хотя, хрен его знает, чего тут можно ожидать. Светлее, конечно, стало, и это сразу заметно. Вполне себе радостный свет струился сквозь огромные окна, яркими пятнами ложась на мраморный пол, вспыхивая искорками пыли в косых лучах. Как бы и не страшно. Олег шагнул внутрь. Ну что ж, вот я снова здесь.

      Сейчас, уже находясь в помещении, он перестал испытывать страх, сковавший его снаружи. В самом-то деле, чего тут бояться, всё на виду, светло, правда, сумрак и тени по углам остались, но это правильно, не может же прямо всё быть залито светом. Естественное и нормальное освещение. Чересчур тихо, но если не обращать внимание... Похоже, сам себя накручивал, настраивал на всякие ужасы (да оно и понятно), а на самом-то деле не так всё и плохо. Да нет, плохо, конечно же, но нет смысла добавлять ко всему этому кошмару ещё и собственные фобии. Даже как-то стыдно стало. Олег невесело усмехнулся, бодрясь, неспешно прошёлся вперёд, оглядываясь по сторонам. Аномалия или нет, а усложнять не стоит. Мир этот по-прежнему наш, будем считать. Допустим, что-то случилось. Что? Не знаю, неважно. Посёлок, предположим, брошен, станция законсервирована. Хм, не укладывается. Сигнализация на магазине, хотя, почему бы и нет; вон та машина через площадь- уже сложнее, кто бы бросил? Но пусть будет так. Мало ли, какие обстоятельства. Как в Чернобыле, например. И всё это накрыли неким силовым куполом. Конечно, фантастика, хрень полная, но, при всём, что происходит, не самое дикое предположение. И как-то я оказался внутри. Непонятно как, почему, собственно, я, ну да ладно. Ну вот, приуспокоил себя Олег, по крайней мере, ничего потустороннего, мистического, сверхъестественного. Думать так- уже какое-то облегчение. Совсем уж запредельных неожиданностей быть не должно. А то, что купол... ну, кто его знает, что учёные могли натворить. Слабое построение, но других нет, а если есть, то они хуже. Правда вот, есть нюанс. Если накрыли куполом, то по какой причине? Что здесь- зараза вирусная, радиация, что?

      Олег прислушался к своему состоянию, даже мурашки по телу пробежали от внезапно пришедшей мысли; с новым подозрением он смотрел вокруг, словно был способен разглядеть что-нибудь микроскопическое. Ну нет. Ещё и об этом задумываться? Лучше не надо. В любом случае, ничего не поделаешь. Вообще, вредно об этом размышлять- загоняешь только себя всё дальше и дальше в дебри. Факты появились, но выводы делать рано, информации откровенно не хватает. Остаётся делать, что делается, а там видно будет, что-нибудь да всплывёт и прояснится. Хватит воображать себе.

      Олег сделал ещё несколько не совсем уверенных шагов вперёд, не зная, куда, собственно, податься. Два крыла, две двери по сторонам холла. Куда?.. А, наугад. Не раздумывая больше, Олег повернул направо. Тишина, эхо шагов в пустом гулком пространстве, но- на самом деле- не так страшно, как раньше. Солнце- это сила.

      Тёмная дверь, над ней табличка- «Служебные помещения. Посторонним вход воспрещён». Само собой. Он несильно нажал на ручку, потом потянул на себя. Дверь свободно открылась. Ну, хоть что-то радует, сказал себе Олег. С минуту он вглядывался в полную, как он думал, темноту, пока глаза привыкали. Перед ним предстал довольно длинный и гораздо более сумрачный прямой коридор с квадратными люминисцентными светильниками, встроенными в подвесной потолок. Мрачноватый коридор, никаких окон, только двери по обеим стенам. Правда, впереди и справа, не так далеко различим более светлый проём- скорее всего, лестница на второй этаж, должно ведь быть два этажа. С противоположной стороны коридора, насколько видно отсюда, тоже дверь, а не торцевое окно, как можно было бы подумать. Да какая разница?

      Олег повернул голову и справа же у самой двери на уровне пояса увидел двухклавишный выключатель. Не задумываясь, щёлкнул по нему. Тишина вдруг нарушилась коротким гудением; заморгал, щёлкая с переливами и постепенно разгорелся свет вдоль коридора.

      -Опачки!- вслух сказал Олег, даже не ожидавший такого, так и замерев с отведённой рукой.

      Надо же. Живём, мать вашу. Он даже немного повеселел, как будто дела его уже ощутимо пошли на лад. Это, конечно, вопрос, откуда берётся электричество, если Олег уже представил новую картину мира, в которой присутствует невидимый «силовой купол». Откуда и,главное,- зачем? Впрочем, об этом ли сейчас думать? Хотя, стоит сделать заметку для себя: возможно, вдоль кабельных или воздушных сетей, подходящих к зданию, есть проход- прочь, за барьер. Если не будет других вариантов, можно опробовать и этот, почему нет? Найти щитовую и смотреть куда или откуда что идёт.

      В Олеге пробудилась решительность, словно простым нажатием на клавиши он, заодно, включил и себя. Твёрдой походкой, но не торопясь, он пошёл по коридору. Двери слева и справа- без поясняющих табличек, но с номерами- «101»- слева, «119»- справа. Мимо. А вот следующие двери слева, спрятанные в небольшой нише - похоже, то, что нужно: на одной треугольничек с кружочком сверху, на другой- то же самое, только треугольник перевёрнут. Стало быть, туалеты- женский и мужской. Испытывая большой душевный подъём, Олег вошёл в ближайший, женский, и дверь оказалась незаперта. Внутри- непроглядная темень, и Олег попятился было, но вдруг свет снова заморгал, и зажёгся сам собой люминисцентный светильник на потолке.

      -Боже,- прошептал Олег, в первые мгновения неприятно, до холодка в груди, поражённый. Но, скользнув взглядом вдоль стен и потолка, он увидел наверху, в углу датчик движения. Ага. Тогда могли бы и светодиодные светильники до кучи. Не слишком ли шикарно для такого вокзала, который, к тому же, представляется вполне таким старинным строением? Ну и что, ну и подумаешь. Бывает, всякое бывает. Олег вошёл и осмотрелся. Впереди ещё одна дверь, и понятно, что там, а здесь- умывальник, зеркало над ним, сушилка для рук, бумажные полотенца в металлической коробке, жидкое мыло; противоположная от умывальника стена- полностью зеркальная. Неплохо. Но сейчас его интересовало только одно. Олег буквально ринулся к раковине, нервно открыл кран, и- Господи!- вода послушно полилась тугой и шумной струёй. Несколькими резкими движениями он настроил холодную воду и склонился, жадно припав к живительному источнику. Глотал, пока не закололо в боку, отдышался и снова глотал, уже как бы смакуя. Наконец, кажется, напился. Живот вздулся и побулькивал; даже как-то плохо стало. Олег отстранился, закрыл кран, выпрямился. Ну что ж, ранее он почти достиг пика отчаяния, теперь всё идёт на поправку. Олег развернулся и посмотрел на себя во весь рост в зеркальной стене. Множество, уходящих в бесконечность отражений. Он приблизился к зеркалу, удивлённый и испуганный собственным взглядом. Серые глаза на круглом лице, слишком пухлые для мужика губы, прямой небольшой нос; в целом, знакомое лицо, но взгляд!.. Словно совсем чужой человек смотрит на него из глубин зеркала. Олег почти не узнавал себя, и это лицо с непередаваемым выражением и глазами, полными ужаса, его откровенно пугало. Несколько долгих секунд он пристально разглядывал себя- глаза в глаза,- потом моргнул, отвёл взгляд, даже головой потряс, избавляясь от наваждения. Неприятно, чёрт. Человек в зеркале был затравлен, раздавлен, загнан, почти что в панике. Это разве я?.. До чего, сука, довёл себя, со стороны смотреть реально страшно. А если ещё на весь облик внимание обратить... Грязный, как сволочь, весь растрёпан, разодран, неудивительно, что такое лицо. Олег пытался обратить всё в шутку, но где-то в глубине себя понимал, насколько всё серьёзно. То, что он пережил и переживал сейчас выбило его из колеи, и, чтобы окончательно не съехать, не стоит смотреть себе в глаза. Лучше не заострять внимание на деталях. Ну а так, в целом, действительно- грязный, как с помойки, бешеный какой-то. Олег, нахмурясь, отвернулся от зеркальной стены и, стараясь не смотреть в зеркало над раковиной, снова открыл кран, пустив теперь уже тёплую воду, набрал в ладонь жидкого мыла, старательно вымыл руки, затем лицо, попытался оттереть пятна на одежде, бросил это дело, подумал и скинул майку. Поднёс её к коробке с мылом, накачал его побольше прямо на майку и по-быстренькому простирнул, спокойно и деловито. Слегка выжал, встряхнул и натянул на себя обратно. Зашибись. Неплохо бы то же самое и с шортами. Ну а чё бы нет? Олег вытащил из карманов сдохший телефон, сигареты, снял и так же быстро постирал шорты. Выжал, встряхнул, надел. Мокрая одежда не вызывала дискомфорт, напротив, как-то бодрила. Человеком себя почувствовал. Олег отмотал полотенце, вытер руки, подумал, как быть с сигаретами, не покурить ли, кажется там «бычёчек» оставался. Да, можно и покурить.

      Потом он курил, с удовольствием затягиваясь, не глядя в зеркала. В какой-то момент сделал шаг назад, приблизившись спиной к сушилке, и она вдруг взревела, заработала с диким воем. Олег в ужасе скакнул на месте, подавившись дымом. Сердце запрыгало в груди. Фу ты, чёрт, наконец дошло до него. Тоже автоматика с датчиком. Олег нервно хохотнул, затушил и выбросил в ведро окурок, отмотал ещё полотенца, завернул в него пачку сигарет вместе с зажигалкой и сунул этот свёрточек во влажный карман. Забрал телефон и вышел в коридор. Вот теперь он готов к решительным свершениям. Ещё бы пожевать чего-нибудь, да прилечь потом, очень уж вымотался. Но не время сейчас отдыхать, а что касается еды- посмотрим, может, и попадётся что-нибудь. Так и так предстоит что-то искать, не знаю что, как в той сказке.

      Всё пройдёт, философски заметил про себя Олег. Всё всегда проходит. Это только в настоящем кажется, что конца этому не видать, и время тянется, и бог его знает, что там впереди. Но время, как бы оно ни ползло, минует этот мрачный отрезок, выбросит его, как ненужный хлам, в безвозвратное прошлое. Так или иначе. Я ещё буду смеяться над всем этим. Вспоминать, как бред, и смеяться. Может, какой-то юмор и откроется в теперешнем печальном положении, всегда так со стороны бывает. Лишь бы оно было- будущее. Ну а пока- вперёд.

      Олег так и сделал. Шагнул поперёк коридора и, не долго думая, сунулся в дверь напротив. Незаперто. Даже как-то странно. Олег вошёл в довольно просторный кабинет, осмотрелся. Два стола, мониторы, шкафы, окно и солнечный свет. Там, понимаешь, закрыто, а здесь- заходи, бери, кто что хочешь. Что за дела? Мать вашу.

      Но душно, очень душно. Горячий, неподвижный воздух словно бы загустел в ограниченном пространстве кабинета. Есть кондиционер, вон он висит, но отключен. Да и нужно ли его включать, задерживаться здесь Олег не собирался. Потому что ему в голову пришла ещё одна шальная мысль. Может, если эта дверь столь легко открылась, то и та, где выход?.. Ну да, она была заперта, да ещё как заперта, но мало ли... А вдруг? А если нет, то должны быть и другие выходы. В душе его родилась смутная надежда. Если всё стало получаться, то и дальше так должно быть. Вот сейчас пойду и посмотрю. Но Олег, тем не менее, задержался. Потому что в углу увидел кулер, спокойненько так себе примостившийся, с на три четверти полным бутылём и, судя по зелёной индикаторной лампочке, включенный, и даже со стаканчиком в лотке. Пить уже особо не хотелось, во вздутом животе и без того как будто тяжёлый камень лежал, но он подошёл, взял стаканчик и набрал холодной воды. Бутыль забулькал, а Олег неспешно, маленькими глотками- «дай мне напиться железнодорожной воды»- выпил приятно ледяную воду, посмеиваясь про себя над тем, что хлебал из-под крана, радуясь, как поросёнок в луже, а тут вон оно как... Может, и похавать найдётся? В кабинетах же пьют чай, кофе,- печеньки там, конфетки всякие, булочки, хоть что-нибудь. Подумав об этом, Олег немедленно кинулся на поиски по столам, полкам и шкафам. Ничего здесь не было заперто, но и поиски успехом не увенчались. Одна ненужная канцелярия, да папки с бумагами. Ну ладно, здесь не повезло, но Олег не отчаялся, сейчас в душе его поселился оптимизм.

      Он вернулся в коридор. Вон сколько дверей ещё, а там ведь и второй этаж. Но нужно проверить выход. Это главное. К тому же, переполненный водой желудок создавал пока что временную иллюзию сытости.

      Олег вышел обратно в вестибюль вокзала и направился к выходу. При солнечном свете сходство с храмом терялось. Люстры- да, похожи, потолок высокий, но не куполообразный, на стенах бра, которых раньше не замечал, в едином с люстрами массивно- бронзовом стиле. Вокзал, как вокзал. Немножко странноватый, конечно, а в чём эта странность- так сразу и не скажешь. Олег шёл через зал, мимо кресел, и в него входило окончательное осознание того, что он один, совершенно один, как на необитаемом острове, как на всём белом свете- без разницы, «остров» или весь мир опустел, для него всё едино, раз уж он здесь (где-то). И не появится никто, и ничто не оживит замершее, мёртвое пространство, которое раздаётся перед ним, как густая вязкая жидкость и так же смыкается за спиной без всяких видимых изменений. И если дверь открыта, то что это даст? Он и без двери не мог выйти на площадь. Такие мысли омрачали и без того не слишком радужный взгляд на мир, но общий оптимистический настрой возобладал, и Олег как бы пропустил их мимо себя, подсознательно, впрочем, приготовившись к чему-то такому, не слишком хорошему и дав себе установку не очень расстраиваться, если что. Говорят же, если думать позитивно, то всё само собой устроится. Ведь мысли должны иметь силу?

      Подгоняя себя, Олег поспешил к выходу, не отвлекаясь ни на что постороннее. И, оказавшись у двери, яростно дёрнул её, толкнул, снова дёрнул и только потом успокоился. Олег глубоко вздохнул. Заперто. А чего ты ждал? Как бы она сама собой оказалась открытой?.. Сквозь стекло он видел знакомую уже площадь, мини- вэн за ней, тополиную аллею, фасады красивых и аккуратных домов и домиков, за которыми поднимались зелёные горные склоны. Улицы разбегались от площади, уводили куда-то дороги, но всё это было недоступным и всё было безмолвным и пустынным, отчего казалось несколько пугающим, несмотря на внешнюю красивость и умиротворённость.

      Оптимизм не испарился окончательно, но, определённо, дал трещину.

      Найду где-то кувалду, зло подумал Олег, и вернусь, сука. Сейчас не хотелось об этом думать, но по самому краю сознания уже скользила неявная пока мысль, что, похоже, он здесь застрял.

      И что мне со всем этим делать?.. Усталость уже конкретно давала о себе знать, ноги буквально подкашивались. Столько, блин, натерпелся с утреца-то, хоть и времени прошло всего...

      Тяжёлой походкой Олег вернулся на середину зала, постоял потерянно и направился к расписанию и двум киоскам по бокам от него. Первым делом, конечно, обратил внимание на остеклённые будки, но поживиться в них оказалось решительно нечем. В одной стоял компьютер, пачками лежали рекламки тарифов и услуг различных операторов сотовых сетей, а заодно на всех стёклах были расклеены билеты мгновенных и прочих лотерей, и такие же заполняли прозрачный, стоящий рядом барабан или лежали стопками, перемежаясь с рекламками. Просто-таки бери и выигрывай. И звони куда хочешь. На секунду Олег нахмурился; что-то такое завертелось в голове по этому поводу, но так и не оформилось во внятную мысль. Что-то, что-то... что-то ведь скользнуло, такое чувство, что очень важное... но нет, ушло. И бог с ним, вернётся, если надо.

      Вторая будка называлась киоском «Роспечати». Здесь Олег увидел разнообразные книжицы, журналы и газетки в основном с анекдотами и сканвордами, а также так называемые «покет-буки» с бессмысленными женскими детективами и любовными романами. Просто-таки сиди и читай в тугую минуту. Развлекайся, мля.

      Впрочем, Олег смотрел на всё это взглядом рачительного хозяина, словно в душе уже смирился со своей участью и готовился провести здесь неопределённо долгое время, внешне не признаваясь себе. Отметил попутно, что среди газет и журналов, помимо старых, встречаются и вполне свежие- значит, с этим всё в порядке, никаких странностей, которых подспудно ожидал. Новенький купол-то, если он есть. Да и то: вокруг не пыльно, всё сияет, как будто только сию секунду жизнь покинула эти места.

      Поджав губы и сдвинув брови от неразрешимых мрачных сомнений, Олег повернулся к большому табло, висящему на стене между киосками.

      И замер, бегая взглядом по строчкам расписания, чувствуя привычный уже запредельный холодок в груди и- по контрасту- сумрачный жар в области затылка. Сухие печатные строки плыли и рассыпались перед глазами, не желая составляться во что-то осмысленное, вернее, осознаваться, как сообщения, несущие определённую информацию. Не верилось в такие надписи, воистину, это была бессмысленная ерунда. Словно чья-то непонятная и дурацкая шутка.

      «Москва- Поля Камышей»,- читал Олег, немея и пугаясь,- «Калининград- Поля Камышей», «Екатеринбург- Поля Камышей», «Новосибирск- Поля Камышей», «Иркутск- Поля Камышей», и так далее- множество русских городов, а также иных, когда-то родных советских, а теперь заграничных. И везде пунктом прибытия эти самые «Поля Камышей».

      Что это? Как понимать? Что за «пуп Земли» выискался?

      А столбцы со временем прибытия и отправления абсолютно пусты. Тоже загадка. К чему тогда всё это расписание?.. А вот ещё интересная надпись: « Китеж- Поля Камышей». Какой, нахрен, Китеж? Полнейший бред. Кто так изголился-то? А главное- для чего?

      Упёршись взглядом в простую, но дикую надпись «Адлер- Поля Камышей», Олег попятился, и пятился до тех пор, пока не уткнулся ногами в ряд сетчатых кресел, затем колени его подогнулись, и он рухнул на сидение. Во рту мгновенно пересохло; мир, как-то уже почти логично выстроенный в голове снова разваливался, наполняя истинной потусторонностью образовавшиеся необъяснимые бездны и унося из головы всё незыблемое и твёрдое, за что можно было бы зацепиться. Что-то настолько не так, что даже невообразимо, насколько.

      Духота, которую сейчас особенно остро почувствовал, тягучая и раскалённая, надвинулась на него, сдавила грудь, и стало трудно дышать.

      И, словно наперекор этому факту, Олег потянулся за сигаретами. Непослушными руками размотал немного отсыревшую и расползающуюся бумагу, добрался до пачки, нервно закурил, чёрт с ним, что мало сигарет осталось. Как ни странно, стало лучше. Олег откинулся на спинку, выдыхая клубы дыма в неподвижный воздух. Больше он не смотрел на табло и сидел, задумавшись. Докурил сигарету,уронил тлеющий фильтр, поискал глазами мусорку, нашёл её возле окна, но ничего не предпринял, а просто наступил на окурок. Утёр со лба пот, подумал, что надо сходить попить, и, в ответ на эту мысль, в боку неожиданно и резко закололо. И вслед за этим Олегу быстро заплохело. Со стоном он закрыл глаза, откинулся ещё больше, сползая по спинке. Этого ещё не хватало, с ужасом подумал он. Зачем столько воды выхлебал?

      Олег переждал, боясь шевелиться, и постепенно внезапный приступ прошёл. Полегчало. Не открывая глаз, вытянув ноги, он полулежал, расслабившись, приходя в себя, и вскоре почувствовал, что начинает выпадать, попросту говоря, засыпает. Олег сел, часто моргая, делая гримасы лицом. Какое спать, нельзя! Он встал, постоял, пошатываясь, огляделся. Жажда какой либо деятельности прошла напрочь, но плюнуть на всё и действительно уснуть отчего-то казалось невозможным. Хотя Олег и обдумывал вяло, почему, собственно, нельзя спать и не нашёл веских доводов против, но ему было страшно. Кто его знает, что приключится, когда уснёшь и когда проснёшься, если вообще проснёшься. Говорят, что утро вечера мудренее, но сегодняшнее утрецо выдалось не из таковых. Мудрёнее- это да. С другой стороны, а вдруг, когда уснёшь, всё вернётся на круги своя, и схлынет этот бред, это наваждение, как и не было. Уйдёт в никуда, в такую же тёмную неведомую глубину, откуда и явилось нежданно, свалилось на голову, как летом снег. И окажешься снова в поезде, и хоть бы даже и не вспомнилось ничего, невелика будет потеря. Заманчиво, блин, и хотелось бы надеяться, но всё равно страшно. Лучше уж потянуть, сколько можно, всё равно рано или поздно тебя неизбежно срубит, а там уж посмотрим. Рано нам ещё сдаваться. Табло это дурацкое- подумаешь. В сущности, ничего не изменилось ни к добру, ни к худу. Всё так же непонятно и странно. Как оно и было с самого начала. Ну и бог с ним. Главное, выбраться отсюда как можно скорей, хоть через коллектор, хоть как, не откладывать на потом. Оставить всё позади и думать забыть. Тогда уже можно будет спокойно поспать.

      И с такими мыслями Олег побрёл, с виду бесцельно, но неуклонно двигаясь ко второй, исключая выходы, двери в зале. Минуя окошки касс, справочной, дорожной полиции, куда не стал даже заглядывать, не ожидая для себя ничего интересного. Мелькнула, правда, мысль, что раз уж менты постоянно с автоматами по вокзалам шныряют, то, быть может, и в караулке у них найдётся какой-нибудь АКСу. Может, так-то спокойней будет. Но идея быстро увяла. Зачем всё это, для чего? Мало ли что думалось, а я ведь не в компьютерной игре всё-таки, незачем уподобляться, втягиваясь в безумие ещё больше. Вот разве что по двери пострелять запертой, по окнам непробиваемым. Авось «калаш»-то прошибёт. Ладно, попозже можно посмотреть, если там найдётся вообще что-либо и если ещё оно не под замком, что сомнительно. Пока же заглянем во второе крыло. Олег подошёл к двери, ожидая увидеть за ней такой же служебный коридор, как и напротив, но большая табличка с надписями (которую не увидел раньше), схематичными рисунками и стрелками сообщила, что он обманулся. Туалеты, камера хранения, а вот это интересно- магазины.

      Олег немного оживился, даже в голове прояснилось. С нетерпением он толкнул дверь, мимолётно подумав, что не дай бог она заперта (тогда уж точно- автомат, и разнести всё в щепы), потянул на себя, и дверь открылась; ничего воинственного совершать не пришлось.

      Войдя внутрь, Олег увидел один длинный, вытянутый на всё крыло и высотой в оба этажа зал с двумя рядами обычных окон по каждой стене. Как-будто была реконструкция, и второй этаж просто убрали, снеся полы и все перекрытия, а окна оставили прежние. Или так с самого начала задумывалось архитектором, чёрт его знает. Кроме этого всё было выдержано в том же стиле, что и в вестибюле: тот же мраморный пол, такие же ряды кресел, одинаковые люстры, только четыре вместо трёх. Олег прошёл вперёд, настороженно оглядываясь. Страха не было, но им овладела странная робость, как у студента на экзамене- то ли это огромное гулкое пространство так на него подействовало, то ли мысль о том, что предстоящие здесь поиски могут либо принести многое, либо разрушить очередные надежды.

      Справа от себя у самого входа он увидел ширму, образующую вместе с основной стеной короткий тупиковый коридорчик, слева- ступени, ведущие вниз на подземные уровни. Табличка сообщила, что там находятся туалеты и камера хранения, и спускаться туда не хотелось, да и не было в данный момент актуальным. Зато впереди, в конце длинного и пустого, в общем-то, зала Олег углядел парочку киосков, а также витрину и, кажется, барную стойку кафетерия. Всё верно, там и парочка столиков виднеются.

      А если вон то сбоку не кофейный автомат, подумал Олег, уже спеша через зал на ставших враз лёгкими ногах, то... не знаю, всё равно что-нибудь со съестным, по-любому. Нет бы сразу сюда пойти, а?

      Сейчас его воодушевлённо гнал вперёд не только проснувшийся с новой силой голод, но и возможность бесконтрольного грабежа, перед которой трудно устоять, даже если не испытываешь острой нужды. На какое-то время уже забывались все пережитые неприятности, собственный стресс, весь ужас и вся странность происходящего. Впереди ждала халявная, но- пошли в жопу- заслуженная жрачка. Вскоре он уже стоял у витрины- холодильника, вертя в пальцах листок с меню, лежащий до этого на барной стойке; Олег слегка растерялся, не зная с чего начать. Жизнь, падла, определённо налаживается, подумал он не без иронии, конечно, но всё-таки с долей правды. Витрина, по всему судя, поскольку не подсвечивалась изнутри, была отключена, и о степени сохранности находящихся в ней продуктов судить было трудно, но и без этого, пожалуй, нашлось бы что пожевать, не здесь так в рядомстоящем ларьке с названием «В дорогу». Там за стеклом он видел образцы продукции: разнообразные сухие супы, «дошираки», картофельные пюре, чаи в пакетиках, а также различные сладости, соки и лимонады. Нормальная скоренькая пища, потянет на худой конец. Просто добавь долбаной воды. Как только раньше мы обходились без всего этого в пути?.. Впрочем, возможно, там же таилось и что-нибудь посущественнее: колбасы, например, но это, опять же, зависит от холодильников, хотя ведь и не похоже, что всё настолько давно отключено. Есть такое ощущение, что и здесь, в кафешке ничего не успело испортиться. Вот с этого и начнём.

      Но Олег ещё задержался, бросив взгляд на второй киоск чуть поодаль, у самых окон. «Сувениры» было написано на нём, и сейчас это не особо интересовало, но потом обязательно стоит посмотреть, чем промышляют в данной местности. Где-то морские ракушки и полотенца, где-то башкирский мёд, где-то омули и кедровые шишки, а здесь что? Камыши? Пусть опосредованно, но что-нибудь да можно будет узнать. А может, там и буклетики найдутся о «наших славных местах»,                         альбомы с видами, атласы с достопримечательностями, любая небесполезная информация, вообще любая информация. А то ведь непонятно, где это всё. Вроде как никогда ничего не слышал, а, если судить по этому вот вокзалу, райончик не из самых захудалых. С другой стороны, что хотел- Россия ведь. Страна не такая уж маленькая. Есть, блин, и поменьше. Ха-ха.

      С этими мыслями он обогнул стойку, поднял перегородку и шагнул внутрь, оказавшись, так сказать, «за прилавком». Чувствовал себя он почти хорошо. Душу грело и то обстоятельство, что на высоком стенде помимо всяких там фисташек, арахисов, сушёных рыбок, кальмаров и шоколадок были выставлены и пачки сигарет разных марок. С куревом, значит, порядок, а это, что ни говори, успокаивало. Правда, то, что издали он принял за кофейный автомат, на деле оказалось двумя холодильниками с выставленными в них батареями бутылок- в одном пиво, в другом- колы, напитки. Зрение, ёлки, уже не то, впору очки выписывать. Холодильники, конечно (а почему «конечно»? Кулер-то там работал), отключены, но, кой чёрт, попьём и тёплое и без кофе обойдёмся. Тем более, в киоске, да или здесь же наверняка оно найдётся, хотя бы и в пакетиках, а кипяточек- не проблема. Вот и договорились.

      Здесь за стойкой всё было как положено: узкий рабочий стол, на нём кассовый аппарат (не светится), подносы со стеклянными пивными кружками, стопки одноразовых стаканов разной ёмкости, пластиковые тарелки и вилки, салфетки и прочее. Пара пивных кегов с воткнутыми в них кранами. А вот алкоголь покрепче отсутствует. Нет лицензии или запрещено администрацией. Зато уж пива- хоть залейся. Только пива сейчас не хотелось. Не потому, что Олег его не любил, просто, пережив очередное жёсткое похмелье, он надолго, так сказать, «завязывал», не употребляя даже по мелочи. А такое похмелье было у него не так давно в Туапсе, перед поездом. Во-вторых, Олег знал, что немногим может и не ограничиться, тем более, при такой-то «халяве». Бутылочкой пивка он явно не удовольствуется, а потом его обязательно «заусит», и уж тогда- прощай, здоровье- он будет накачиваться под самое не могу, «до талого». И завтра тоже. А то и послезавтра, кто их будет считать, эти дни? А потом будет хреново. Нет уж, никакой пользы от таких затей, лучше  вон- газировки, или кофеёк сообразить.

      Несмотря на такие мысли, Олег всё же испытывал некоторые внутренние сомнения, отводя взгляд от пивных кегов. Какая-то его часть всё равно требовала плюнуть на всё, да и нажраться до беспамятства- и пусть оно катится, а потом, может быть, всё как-нибудь само собой встанет на места, утрясётся. Всё одно, ни в чём нет ни толку, ни смысла. Возможно, не самая худшая или дурацкая идея в этой безумной ситуации, но Олег решительно заставил себя не думать о пиве,- если бы не недавнее похмелье, быть может, и не удержался бы.

      А вот поесть- надо. Олег подошёл к тёмной витрине, обратил внимание на тумбочку сбоку, на которой стояли микроволновка и обычный электрический чайник. На полу валялся растянутый удлинитель, включенный в розетку, но ни к чему не подсоединённый. Если есть электричество, то проблем не будет и с горячим. Хотя бы и просто с кипятком, поскольку вот стоит почти полный бутыль для кулера со вставленным в него ручным насосом. Вот и проверим. Рядом с розетками удлинителя валялись шнуры от микроволновки, чайника и витрины, и Олег по очереди воткнул их. Сразу негромко заурчал компрессор витрины, хотя подсветка не зажглась, что, в общем-то, было и не важным. Ну, блин, круто, подумал Олег. Живём.

      Он переместился к витрине, открыл её. Внутри были расставлены одноразовые тарелочки с разными салатами, а также пара подносов с выпечкой. В меню значились и чебуреки, и хачапури, и самса, и ватрушки, и булочки с изюмом, но на одном подносе находились только беляши и сосиски в тесте, а на другом- булочки с маком. Да, впрочем, сойдёт. Олег, взяв со стола пластиковую тарелку, выложил на неё один беляш (а у вас беляши с чем?- с вермишелью) и пару сосисок в тесте, поставил всё это подогреваться в микроволновку. Тем временем выбрал пару салатов- один, похожий на оливье, другой на «корейскую морковь». Что ещё?.. Вилки, салфетки, ага, кетчуп!- вот он. Ещё чего-нибудь?.. Пока хватит еды, теперь попить. Чай, кофе?.. Потанцуем?.. Пока пусть будет кола. Потом, быть может, и кофе с булочкой. Олег быстро переместил всю еду на один из столиков в зале, успокоившись и даже приободрившись за всеми этими «кулинарными» хлопотами, вернулся к холодильнику с напитками. «Кока» или «Пепси»? Никакой разницы он никогда не чувствовал, поэтому потянулся за тем, что стояло ближе. И, уже взяв бутылку, вдруг осознал, что она ещё холодная. Ну да, бляха- муха, салаты и беляши тоже были холодными, и в витрине явственно ощущался холод, а она была отключена- это точно. И эти холодильники тоже отключены- вот шнуры от них, а вот розетки в стене. Значит, отключены недавно. И то мороженое... И что это значит?.. Чёрт с ним, разберёмся.

      В несколько расстроенных чувствах, испытывая досаду и отчего-то смущение, он вернулся к своему столику, сел на пластиковый стул и задумчиво уставился на нехитрую снедь. Просидев так довольно долго и уже не чувствуя никакого аппетита, Олег всё же начал есть. Еда казалась безвкусной, но, определённо, возвращала силы, а вместе с ними и здоровую злость, и способность размышлять. Это всё пройдёт, думал он, ужё не в первый раз гоняя по кругу эту мысль. Всё всегда проходит. Всё проходит. Когда настоящее не очень приятно, может показаться, что оно будет длиться и длиться, но однажды оглянешься, а всё уже в прошлом... И в конце концов всё сведётся к одному мгновению, к последнему мгновению настоящего, но это потом. А сейчас вот...

      Олег сделал глоток колы, подобрал с тарелки последние крошки, мельком подумав, что, несмотря на отсутствие аппетита и- при этом- обилие еды вокруг, свои порции он подмёл подчистую,- ну прямо «блокадный синдром», непонятно, правда, с чего, и мысли его снова переключились.

      Эксперимент. Это какой-то эксперимент, реалити, блин, шоу. За долбаным стеклом. А я, значит, кастинг прошёл. Кто бы меня выгнал, нахрен, за периметр грёбаного «дома два»?- подумал он, впадая во мрачное веселье.

      -Ну вот, поели,- сказал он вслух и хотел продолжить фразу, но голос его упал, столкнувшись с эхом, прошелестевшим вокруг. Чёрт, не было бы здесь так пусто. Абсолютное одиночество. Смейтесь, гады. Доберусь ещё до вас. Нашли, понимаешь, себе шоу...

      Но и это было сомнительно. Едва ли кто-то за ним наблюдает. Не было такого чувства, хоть убей, и от этого одиночество становилось и незыблемей, и страшнее, хотя обратная ситуация- если всё-таки наблюдают- могла бы быть ещё ужасней. Такая вот фантастика, причём самого тривиального пошиба. Действительно, столько о подобном написано. Кое-что почитывал, да и фильмы посматривал, и «в игрушки гонял» с похожими сценариями. Герой оказывается... Да уж, оказывается. Впрочем, об этом он уже тоже думал сегодня. Никаких новых идей, никаких мыслей в голову не идёт. Что же придумать?..

      Олег встал из-за стола, прошёл за прилавок, снял со стенда пачку сигарет (не стал мудрствовать и выбрал «Winston»), вернулся на своё место, сел и закурил, однако же, из своей измятой и подмокшей пачки. Пепельницы не нашлось- всё-таки общий зал,- ну а тарелка на что?.. Сейчас он курил неспеша, спокойно, даже немного смакуя, размышляя о чашечке кофе, но, откровенно говоря, возиться с ним было лень, да и не особо уже хотелось. Желудок набил, и хватит. Силы-то свежие, конечно, появились, но голова стала дурнее, разморило как-то всего. Олег знал за собой одну особенность: от кофе его только больше в сон клонит. Значит, обойдёмся без кофе. Блин, отчего ж так спать охота, на самом деле? Я же выспавшийся. Ха- ха! Вот уж в точку. Так выспался, что всё проспал.

      Олег затушил докуренную сигарету. Ну и вот. Дальше нужно что-то делать. Здесь, конечно, хорошо, уютно- еда, выпивка, всё такое, но пора и честь знать.

      Олег встал, абсолютно не зная куда ещё податься, что ещё совершить; направлений было хоть отбавляй, но (в том-то и дело, в том-то и дело) все они были надёжно заперты в ограниченном пространстве, а значит, никуда не вели. Почему-то теперь, поев, перекурив, подумав в относительно спокойной обстановке, он окончательно в этом уверился. Где-то на горизонте уже замаячила тупая отрешённость, безразличие к себе, своему положению и всему  окружающему. А всё равно, пока не проверишь все пути, все лазейки, пока не убедишься окончательно, рано опускать руки.

      А за многочисленными окнами был яркий и радостный безоблачный день, слишком жаркий, но не кажущийся от этого мрачнее, не соответствующий внутреннему настроению Олега. Он шёл, ступая по мраморным плиткам, по квадратам лучистого света в огромном пустынном зале; проходя мимо ларька «В дорогу» без интереса скользнул взглядом, приблизился к киоску «Сувениры», остановился. Взгляд его на миг перестал быть рассеянным, потом в глазах мелькнули усталость и разочарование. Киоск был пуст. Абсолютно. Пустой прилавок, голая стена.

      Ну а как же, вздохнул про себя Олег и отошёл к ближайшему окну, самому обыкновенному окну и облокотился о подоконник. С этой стороны окна выходили на перрон, и он видел места, где совсем недавно метался в ужасе и безумии и товарняк, всё также безмолвно застывший вдали. До жути светлый и реальный пейзаж и, в то же время, столь же призрачный и невозможный. Быть может, Олег так и стоял бы здесь неопределённо долгое время с пустотой в голове, но внезапно он понял, что ему следует сделать. Осознание пришло к нему не путём размышлений, оно было чисто физиологического свойства: ему отчётливо захотелось в туалет.

      Кажется, здесь есть поблизости, подумал он. Заодно и посмотрим, что там. Олег оторвался от подоконника и пошёл через зал с довольно решительным, если не сказать нетерпеливым видом, хотя ему по-прежнему отчего-то не хотелось спускаться под землю, и он сам не мог объяснить, почему, но не идти же из-за этого смутного чувства в более дальний служебный туалет, это, в конце концов, глупо. К тому же, нужно ведь проверить все направления, все возможности. Вдруг, именно там... Впрочем,в это не верилось, ни во что уже не верилось.

      Конечно, можно было бы, учитывая сложившееся положение, нассать и прямо здесь, посреди зала, и пусть это им станет стыдно, если всё же за ним наблюдают, но существуют ведь какие-то рамки, и Олег не мог переступить через них. Пока ещё не мог. Поэтому он, не позволяя себе задержаться, спустился по широким, местами выщербленным каменным ступеням у начала зала и оказался в  тюремного вида, облицованном зеленоватым кафелем помещении. Само собой, окон здесь не было, но свет горел, и Олег даже не сразу обратил на это внимание, а когда до него дошло, что-то холодно сжалось внизу живота. Недавнее сомнение переросло в предчувствие, и очень недоброе предчувствие. Апофеоз всех детских игр- страшилок. Во рту появился кислый привкус, ладони вспотели, мысли хаотично заметались, но внимание мгновенно обострилось. Взгляд его за доли секунды выхватил из пространства все значительные детали. Справа- двери туалетов, впереди окошко и решётчатая дверь камеры хранения, датчики движения по углам, и на потолке- включённые светильники и тёмная полусфера видеокамеры. Лампы горят ярко, но отчего-то свет кажется тусклым, или в этом повинны отсутствие окон и унылого цвета кафель. Так или иначе, больше ничего. Уже привычные пустота и тишина. Но чувство опасности не покидало, приподнимая все волоски на теле. Что-то было не так. Что-то не так помимо включенного света. И самым пугающим было то, что ничто так явно не бросалось в глаза. Ничего, по сути, страшного. И ничего странного. Ничего, блин, странного. Как же.

      Олег понемногу приходил в себя, так и не сумев зацепить неявную причину своей тревоги, посчитав, что всё дело во включенных светильниках. Ну да, ведь именно они всколыхнули все его страхи, копящиеся в нём и требующие выхода, любой ответной реакции, что помимо них?.. Нет же, только светильники. Но, бог мой, они могли быть просто включены, они могут вообще не выключатся, кроме как автоматом, если станция работает круглосуточно. Был ли виден свет сверху, от входа?- спросил себя Олег. Нет, не был. Но это не значит, что он не горел, не значит, что кто-то специально включил его для него. Это помещение внизу и за поворотом, что там разглядишь?..

      Так он стоял довольно долгое время, замерев как настороженный зверь, стреляя по сторонам испуганными взглядами, но постепенно расслабился, потому что ничего не происходило и ничего не менялось. Досадливо поморщившись, Олег решительно прошёл вперёд к камере хранения, подёргал решётку двери, убедился, что она под замком, заглянул в запертое и тоже забранное решёткой окошко, за которым была темнота. То, что камера хранения закрыта его не расстроило, напротив, он даже испытал что-то похожее на облегчение. Вроде как, туда нет дороги, но и оттуда. Ерунда, конечно, но всё-таки... И в любом случае, вряд ли там есть выход. Зачем вообще здесь нужна камера хранения? Что это за место такое, в конце концов? И кому надо тут задерживаться?

      Ну, я-то, например, задержался, невесело усмехнулся Олег. Он отвернулся от приёмочного окошка и упёрся взглядом в дверь туалета. Ну да, я вообще зачем сюда пришёл? Сейчас, когда напряжение спало, в туалет захотелось с утроенной силой. Олег провёл ладонью по взмокшему лбу, обратил внимание, что рука мелко- мелко дрожит. Вот это был испуг. И главное, чего испугался?.. Да блин, тут ото всего шарахаться начнёшь. Хорошо хоть в штаны не напустил, наоборот, словно бы всё закаменело в животе. А теперь, когда пришло расслабление, Олег, не в силах противиться позыву и в то же время боясь поджидающей неизвестности, с опаской приблизился к туалетам, осторожно приоткрыл дверь мужского. Свет там не горел, густая и страшная темнота была за дверью, и Олег замер в нерешительности. Но терпеть уже не было мочи. Действительно, хоть здесь ссы. Он оглянулся через плечо на видеокамеру. Из-за тёмного колпака нельзя было сказать, в какую сторону повёрнут её объектив. Может быть, прямо на него? Да, чёрт возьми, нашли тут пацана, по подъездам ссать! Нервно дёрнув головой, Олег бочком протиснулся в дверь, не осмелившись открыть её нараспашку и быстро, потея и слепо тараща глаза, зашарил по ближайшей стене и почти сразу наткнулся на выключатель. Зажёгся свет. Никаких инфракрасных датчиков для народа. Какое-то время он стоял, замерев, вслушиваясь и вглядываясь, но всё было тихо и спокойно, прямо-таки убийственно спокойно, и от этого, вопреки логике, веяло угрозой. А может, наоборот, это вполне логично, но хватит уже трястись как осиновый лист, сколько можно бояться, в самом-то деле? Олег смело, немного нарочито храбрясь, вошёл в туалет, но, впрочем, не решился приступить к своим делам, пока не проверил все кабинки. Потом встал у писсуара, боком, чтобы наблюдать за входом и опять надолго замер. Не получалось. Внизу живота появилась болезненная резь, но струя не спешила пролиться. Олег сморщился и злобно оскалился, глядя в пространство с неподдельной накопившейся ненавистью. Да блин же, блин, расслабся уже! И без того паршиво. Олег крепко зажмурился, постарался глубоко дышать. Всё хорошо... Наконец ему удалось облегчиться, и на душе стало почти радостно. Он вымыл руки и покидал туалет уже гораздо более спокойным. Дурацкие детские страхи. И не стыдно ли, а?.. Да нет, может, и не стыдно. И всё же он явно спешил уйти отсюда- на поверхность, к солнечному свету, на простор. Там тоже не очень-то, но не так. И поэтому он перешагивал через две ступени, не обращая внимание на то, что дыхание сразу сбилось. В мыслях он уже вернулся в кафешку, расслабился, присел с чашкой кофе и сигаретой. В мыслях он уже...

       И вдруг что-то упало.

      Там, наверху, в большом пустом зале, где до сих пор не было ни жизни, ни движения. Тем отчётливей был звук, эхом разнёсшийся в пространстве, как гром среди ясного неба, звук чего-то тяжёлого, металлического, упавшего на плиты пола. Удар!

      Это оказалось настолько неожиданным для Олега, что он со мгновенно перекошенным лицом запнулся на ступенях, и его бросило на ближайшую стену, по которой он буквально сполз, потому что сразу ставшие ватными ноги перестали его держать. Руки его инстинктивно метнулись вверх, закрыть голову от неведомой, но уже реальной опасности, сердце бешено задёргалось в груди, и в глазах потемнело. Все недавние, все детские, все тёмные страхи и ужасы бурей пронеслись в голове, и тело Олега разом обмякло, лишённое силы и воли. Он стал похож на брошенную куклу или на труп, только что бывший живым и застигнутый внезапной пулей, нелепо и жутко скрючившийся на ступенях. Возможно, на какие-то мгновения он провалился в обморок.

      Эхо прогремело, прошуршало, прошелестело по залу и смолкло. Всё опять погрузилось в абсолютную, но тревожную тишину.

      Олег не мог прийти в себя. Он пытался, но совершенно перестал соображать. Его разрывали различные побуждения, о которых он не в силах был задуматься: куда-то бежать, спрятаться или, наоборот, броситься грудью навстречу опасности, лишь бы развеять неизвестность, лишь бы это перестало так пугать, лишь бы хоть что-нибудь. Но тело уже не принадлежало ему, и мысли разбегались, как стаи вспугнутых птиц, как снежные вихри. А вокруг снова было тихо, спокойно, и ничего не происходило. Он слепо таращился в сторону выхода, где лился яркий солнечный свет, где угадывался простор огромного зала и где сейчас притаился невыразимый ужас. Внутренняя, глубокая дрожь начала колотить его, но, вместе с тем, в голове постепенно прояснялось. Бля, во я трус,- мелькнула неожиданно трезвая мысль, и сразу появилось ощущение собственного тела, и кровь снова прихлынула к лицу. Возникло даже странное чувство стыда за свой ужас, который всё ещё никуда не делся. Он оглянуля, словно порываясь бежать обратно в подземелье, затаиться и переждать, и оттуда, где он находился ещё был виден край помещения за поворотом спуска, но там теперь царила темнота. Ни один из светильников, горящих ещё секунды назад уже не работал. Все кошмары, которые Олег мог бы вообразить себе всплывали в голове и воплощались наяву. Кажись, я прилип, почти отстранённо подумал он. Держась рукой за стену, он кое-как поднялся на ослабевшие ноги и, шатаясь, побрёл наверх к выходу в зал. Хватит, суки, истерик не будет! Напряжённый, дрожащий, пригнувшийся он выбрался на поверхность, не столько готовый ко всему, сколько ожидающий чего угодно. Как-будто он уже перешагнул грань, за которой панический страх превращается в обречённость. Но взгляд его безумно, затравленно и зло метался по сторонам. Вот это денёк,- шелестело в голове, ну и денёк...

      На первый взгляд всё было без изменений. Жаркий солнечный день за окнами, заливающий светом огромное пустынное помещение с высоким потолком, и от всего веяло застывшей незыблемостью, даже покоем. Никакого движения, ничего. Весь этот просторный солнечный зал с горячим дневным маревом за многочисленными окнами совсем не внушал страх, любая деталь его словно бы приглашала расслабиться, отдохнуть, сбросить груз усталости, предаться, блин, покорному ожиданию, ведь он- зал- именно для этого предназначен, разве нет?.. Но что-то ведь упало?! Олег не мог расслабиться, ему настойчиво казалось, что в этом мирном зале притаилось что-то страшное- там, за спинками кресел, хоть они сетчатые и просвечивают насквозь, или там, вдалеке за барной стойкой, за стёклами киосков, или впереди справа за ширмой, где расположены служебные входы к кассам и к отделению дорожной полиции. Или это уже вообще за центральной дверью, в вестибюле? Да где угодно; оказывается, и в пустом помещении хватает мест, чтобы затаиться и смотреть оттуда, наблюдать... А ещё видеокамеры эти! Кто следит за ним, кто выключил свет? У него до сих пор не было ощущения пристального взгляда на себе и не хотелось ежесекундно оборачиваться, но, может быть, правда?.. Может, он просто сделался туповат для подобных чувств?

      Однако, если мыслить логически, где могут находиться мониторы от камер?

      ...Бочком, наклонённый вперёд, стреляя глазами по сторонам, Олег начал продвигаться к обклеенной плакатами и объявлениями о розыске ширме, к дверям за ней, отдавая себе отчёт, что там может оказаться что угодно, но уже не собираясь отступать, подавив в себе желание броситься прочь. Он испытал такой страх, что сейчас стало почти всё равно. К тому же, неизвестность была страшнее. Солнечный свет обволакивал его, он двигался в душном неподвижном воздухе, пересекая резкие тени, поражённый нереальностью происходящего. Ничего, думал он, прорвёмся. Ширма и стена зала образовывали коридорчик, который мог отгораживаться металлической решёткой,сейчас открытой. Олег остановился у первой двери. Как раз это было отделение транспортной полиции; следующая дверь вела к кассам. Сделав глубокий вдох, крепко стиснув зубы, с глазами полными ужаса он подёргал, покрутил туда- сюда ручку двери, потом налёг посильнее. Заперто, мать вашу!.. Быстро перешёл к следующей двери- результат тот же. Третья дверь- заперто. Четвёртая... Бляха- муха, вот же вы гады! Олег сжал кулаки, в порыве неожиданной злости попинал одну из дверей. Ему ответило только быстро смолкшее эхо. Злость и странная обида окончательно вытеснили, заменили собой страх. Ему хотелось бить, уничтожать и рушить. Опять неизвестность. И с той стороны через окошки хрен пролезешь. Ну, если что, я двери-то выломаю, решил Олег. Хотя выглядели они более чем внушительно, и у каждой светился красный огонёк сигнализации, а это значило, что там- никого. Он повернулся кругом, разведя руки словно бы в недоумении и прокричал в пространство неожиданно осипшим, отвыкшим от речи голосом:

      -Хер кого найдёшь на месте, когда надо!- и сам же тоненько захихикал над собственной плоской шуткой, но резко оборвал смех, подумав, что скатывается в истерику.

      Но, в конце концов, что-то же упало! Ладно, будем поискать. Может, там в баре я что-то пошевелил, оно и упало со временем? Не показалось ведь мне, точно не показалось.

      Недовольный, мрачный, но уже не трясущийся от страха он вышел из-за ширмы, глянул вдоль неё, и что-то привлекло его внимание; необъяснимым запредельным холодком повеяло на него. Олег облизал пересохшие губы и подошёл поближе к тому, что его притянуло сейчас и на что раньше он посмотрел только вскольз. Объявления о розыске. На какие-то мгновения ему почему-то показалось, что он непременно увидит собственную фотографию, и оттого сердце нехорошо замерло в груди, что-то настолько невероятно- мистическое легко коснулось его тёмным крылом, разбивая злость и ярость, что Олега словно бы заворожило, отрешило ото всего остального. Он водил медленным взглядом по чёрно- белым, плохо скопированным снимкам с сопроводительным текстом, с огромным трудом осмысливая увиденное. Но нет, с доски на него безмолвно смотрели совершенно незнакомые люди. Даже отдалённого сходства ни с кем не просматривалось. Глупо как-то, с чего бы, собственно?.. Губы его изогнулись в нервной усмешке. Всё сплошь бандиты какие-то, находящиеся в федеральном розыске. Колоритные хмурые лица с тяжёлыми взглядами; или после копира, щедро льющего чёрную краску все так выглядят?

      Но вдруг одна ориентировка всё же зацепила его.

      Некая Ольга Тимофеева 1991 г.р., пропала без вести... Отправилась на «электричке»... была одета... Особые приметы... так... небольшой (около 2 см.) шрам на правой скуле... В последний раз была замечена на станции Михайловская... по настоящее время местонахождение неизвестно. Просьба всем... Олег, не особо вчитываясь в сухой казённый текст, всё своё внимание обратил на фотографию. Даже нечёткая копия с некоего оригинального снимка не могла испортить хрупких черт симпатичной молодой девушки с короткой стрижкой тёмных- чёрных?- волос, не могла исказить её пронзительный взгляд. Она смотрела прямо ему в глаза, задумчиво и, казалось, обречённо, как это всегда бывает, когда видишь фото пропавших без вести или на могильных памятниках. Олегу всегда было странно и даже дико сталкиваться с подобными объявлениями, что дети, девушки, что люди вообще пропадают. И что другие люди, становясь причиной исчезновений, принося неописуемое горе бывают так жестоки и бесчеловечны, потому что в голове сразу рисовались самые страшные сценарии, и ему думалось, что едва ли эта девушка ещё жива. А если жива, то где-нибудь в сексуальном рабстве. Она пропала давно, судя по дате.

      Но сейчас и он был в положении пропавшего без вести. Где-то он точно пропал.

      Взгляд его сделался таким же задумчивым и обречённым. Она, эта миловидная девушка была ему незнакома, но, по странному, совершенно чудовищному и безумному совпадению (совпадению?), его фамилия тоже была Тимофеев. Даже имена их звучат похоже. Он с трудом отвёл глаза, пока у него не возникло смутное и, без сомнения, ложное чувство узнавания.

      Господи!- беззвучно вскричал он в душе. Что же здесь творится-то такое?! Что же здесь творится?

      Теперь в сердце его вползало настоящее отчаяние, которому раньше он, как мог, пытался не поддаваться. Без вести, значит, без вести. Выхода нет. Об этом ему отчётливо, как данность, как истину сказал пронзительный взгляд с фотографии, таящий в себе страшное знание о той секунде, за которой мир и судьба рушатся, стремительно и неизбежно несясь во тьму. Есть где-то мгновение, когда ещё ничего не решено, когда ещё не случилось непоправимое, но ты мчишься по этим рельсам...

      Олег потерянно побрёл через зал, уже ни на что не обращая внимание, ничего не боясь, полностью открытый, не готовый ни к каким неожиданностям. Без стержня, без струны в сердце. И сейчас, в первый раз за всё время он чувствовал затылком направленный ему вслед, всё понимающий взгляд, её словно бы вопрошающий взгляд и джокондовский намёк на улыбку уголками губ. Ноги заплетались от этого взгляда.

      ...Он снова оказался у прилавка кафешки, остановился, задумавшись. Если что-то и падало на пол с жутким грохотом, то его уже... подобрали?.. По-крайней мере, явных свидетельств не видать... Не интересно, блин. Он прошёл за стойку, набрал и поставил чайник. Глаза незнакомой девушки, потусторонние, ушедшие за границу реального мира продолжали преследовать его, и ему было плохо. Облокотившись о прилавок, он тупо ждал пока закипит чайник, неподвижно глядя в пространство перед собой, потом, когда тот щёлкнул выключателем, Олег, вздрогнув, начал шевелиться, но вяло, так до конца и не сбросив овладевшее им оцепенение. Он искал и нашёл-таки кофе, вернее, его подобие- пакетики «три в одном». Но сойдёт, чего уж там. Заварил себе сразу пару пакетиков в двух пластиковых чашках и переместился с ними за тот же столик, где до этого обедал, не взяв сейчас к кофе никаких булочек- не хотелось. Сел, обратившись лицом к залу. Отсюда он просматривался практически целиком, во всей своей пустоте. Фотографии на стенде было уже не различить, но Олег всё равно смотрел в ту сторону, прихлёбывая коричневато- кремовый напиток маленькими глотками, не чувствуя его вкуса. Закурил, ещё не допив первую чашку, стал рассеянно стряхивать в неё пепел. Что я буду делать после этого?- спросил он себя без особого интереса. Всё это здание, весь мир вокруг него представлялись ему огромной стеклянной банкой, куда он попал, как некое насекомое, маленькое и, по-сути, беспомощное, от которого уже ничего не зависит, включая собственное спасение. Кругом столько странностей, что невозможно охватить их все, невозможно осмыслить и принять, даже думать о них странно. Но если здесь кто-то есть, кроме него, то и бог с ним. Рано или поздно что-нибудь произойдёт. Обязательно. Прячьтесь- не прячьтесь, суки...

      Он посмотрел на ближний от себя ряд кресел. Жёсткие, предназначенные только для сидения на них, они всё равно так манили, так звали прилечь, отдохнуть, пусть там хоть кто гремит, падает, и так далее. У Олега разболелась голова: глухие удары в затылке, в ушах, молоточки в висках, в надбровных дугах. Отдохнуть... просто немного полежать, расслабиться. Всего несколько минут. Страшно?.. Нет, уже не страшно, но можно взять большой кухонный нож- он лежит вон там на разделочной доске- для мнимого спокойствия. И убедить себя, что плохого не случится, не на виду у него. Да, почему бы и не отдохнуть... хотя бы присесть удобно, ноги вытянуть.

      Он отхлебнул из второй чашки и, оставив её недопитой, встал и перебрался на кресла, сразу лёг, скинув сандалии, заложив руки за голову; слава богу, кресла были без подлокотников. Почувствовал, как ноют спина и ноги. Катись оно всё. Даже если сейчас опять что-нибудь грохнется или вообще что угодно произойдёт- нахрен оно пошло. Не страшно. Пять минуточек пусть подождёт. Спать не буду... Нож забыл взять... и кресла жёсткие... как спина болит...

      Он уже не в силах был поднять голову, открыть веки, чувствующие тепло солнечного света, проваливался куда-то рывками, вздрагивая, неожиданно пугаясь, пытаясь ещё что-то сделать, но всё глубже погружаясь в тёмные пучины, всё дальше уходя из реального мира. Боже мой... не надо спать... нельзя... Но мысли уже закружились вихрем- оборванные, странные, нелогичные. И уже замелькали во тьме случайные образы, хаотичные, со своим неуловимым смыслом. Но ему казалось, что он ещё не уснул, что по-прежнему контролирует ситуацию, что в любой момент может бодро вскочить, просто пока не хочется. Что может случиться?.. Немножко, совсем чуть-чуть, всё будет нормально.

      И вдруг, в какую-то призрачную секунду, мысли стали на удивление стройными, чёткими, осознанными; к Олегу пришло неожиданное озарение. Ну я и дурак!- обругал он себя, до глубины души поражённый собственной недогадливостью. Это надо же было так затупить! Ему чудилось, что он отчётливо видит все предметы вокруг себя, что он даже подскочил, сел в кресле, ошарашенный и шокированный, но на самом деле глаза его по-прежнему были закрыты, и он всё так же лежал без движения. И тем не менее, мысли его были вполне здравыми. То, что ускользнуло от него там, у лотерейного киоска, сейчас ярко вспыхнуло в голове, буквально взорвало его изнутри. Телефон у меня сдох? И чёрт с ним! Здесь же, по-любому, полно стационарных! Почему бы им не работать, раз уж всё работает? И есть ещё компьютеры. Хоть через один-то выйду в сеть? Получится же? Мать вашу, должно получиться!

      Его даже как-будто затрясло от предвкушения и от мощи своего открытия. Я не взаперти, я с миром, я с людьми!.. И снова поразился: как я мог это пропустить? Что с моей головой приключилось?

      В мыслях он уже мчался в другой зал, шлёпая по полу босыми ногами, к телефонам и компьютерам, но в реальности только заулыбался, не открывая глаз и, может быть, впервые за всё это время по-настоящему расслабился. Теперь-то всё будет хорошо, выход уже найден.

      Находясь в подобном состоянии, между сном и явью, с открытым беззащитным разумом, он со всей силой и искренностью уверовал в своё спасение, и теперь ничто не держало его на зыбкой поверхности, и даже вспышка осознания, зовущая к конкретным действиям, подарила ему умиротворение и покой, и он постепенно уплывал, не сопротивляясь течению. И ему уже виделось, что он вернулся на поезд, что он и не покидал его. И вот он едет в прохладном купе, таращась в окно на жаркие летние пейзажи, и незнакомые посёлки, разъезды, полустанки проносятся мимо него, как призраки, почти не отображаясь на сетчатке глаз и не откладываясь в памяти. Спокойный, вальяжно расслабленный, он едет домой.

      Вот он уже в Самаре, под утро, когда ещё даже не начало светать. И здесь также жарко, как и повсюду в этом году и, несмотря на столь глухой час, на платформе знакомые бабульки, на сей раз торгующие шоколадными конфетами в подарочных коробках. Он прохаживается туда-сюда, просто отдыхая; остановка длинная, но до дома, по-сути, рукой подать. Днём он уже будет в Уфе. Потом он возвращается в купе и ложится досыпать (так никого и не подселили), а потом он уже в родных краях. Белая нынче совсем обмелела: говорят, жара этим летом совершенно аномальная.

      Вот и приехал. Он покидает вокзал (новое здание), садится на маршрутку и едет не домой на съёмную квартиру в Черниковке, а на северный автовокзал, и непонятно, почему так, но во сне или в полудремотных грёзах вопросов не возникает. Где-то через часок душной поездки он добирается до места и ещё успевает на вечерний семичасовой автобус. Если есть билеты, но билеты, конечно, есть, хотя вездесущие таксисты у входа и пытаются убедить его в обратном, заодно предлагая различные варианты направлений, куда он мог бы отправиться за доступную цену. Но он чётко знает, куда ему нужно и всё-таки выбирает автобус, потому что таксист хочет найти дополнительных пассажиров, не желая везти его одного за меньшую сумму; потому что не хочется разговаривать в пути; потому что, если что, можно доехать и попросту автостопом совсем задёшево, но билеты ведь есть, и в данном случае ему проще на автобусе.

      Ещё несколько часов он едет в спокойных размышлениях в маленький провинциальный Бирск на рейсовом «Икарусе»- «Уфа- Караидель». Вот знакомая, выложенная камнями надпись, сообщающая, сколько лет Бирску, и вот он уже стоит на площади перед скромной автостанцией. Здесь он не был уже больше года. Здесь живёт его мама. Вернее, жила... Боже, она ведь давно умерла, зачем же он здесь?! Ведь и похоронена она совсем в другом месте, в деревне, там же, где и бабушка, где и вся татарская семья мамы.

      И тогда он снова оказывается в автобусе, едет дальше, и его путь уже начинает казаться ему бесконечным. Но всё же время проходит, и вот он уже идёт пыльной дорогой в полях с тёмными островами лесов, не отягощённый никакой ношей- багаж его ведь уехал без него, уехал в поезде?..

      Вокруг него разнотравье, несмотря на засуху: васильки, клевер, лопухи у обочины, сухие и жёсткие мётлы курая; горько пахнет полынью, а там дальше, в болотистой впадине- камыши?..

      Что-то ведь такое связано в его жизни с камышами, разве нет?.. А интересно, с каких это пор? Причём здесь вообще камыши? И куда он идёт? Кажется, на кладбище... Он смотрит на закатное солнце, и оно, прямо на его глазах, начинает словно бы меркнуть, и вместе с ним так же меркнут, растворяются в тёмном тумане все его мысли, хотя их-то особо и не было в замутнённой голове. Всё уносится прочь. Дальше нет сновидений, если вообще это можно было назвать сновидениями.

     ***

      Уф, кажись задремал!- подумал Олег, резко просыпаясь. То ли вагон качнуло на стыках, то ли он просто так проснулся. Он с постаныванием сел, упёрся руками в колени, моргая спросонья с беспомощным и глупым выражением лица. Огляделся, непроизвольно щурясь. Знакомое купе, зеркальная дверь, в которой отражается он сам в одних шортах, взъерошенный и помятый, а ещё окно и убегающие пейзажи за ним: поля, холмы, леса, дороги и ясное безоблачное небо. Кажется, что в купе два окна. И два чёртовых Олега, сидящих за двумя далеко отстоящими друг от друга столиками. А больше никого.

      -Ну и где мы?- спросил он вслух, глядя на соседнюю, драпированную красной гобеленовой тканью, но сейчас аккуратно застеленную постельным бельём полку. Его собственная постель безобразно измята. Видать, беспокойные были сны. Впрочем, у него всегда всё сбивается и скатывается,- жена замучалась надевать обратно наволочки на его подушки.

      ...А что снилось? Вроде как что-то снилось такое... Или обычный калейдоскоп бессмыслицы? Скорее всего. По крайней мере, не запомнилось нихрена. Осталось только смутное чувство чего-то упущенного, дурацкое, в общем-то, чувство, какое порой случается. Олег нашарил телефон- «Samsung» с сенсорным экраном,- посмотрел время; других часов у него не было. Да блин, всего-то на полчасика рубанулся. А башка совершенно дурная. Он глянул в окно, не в настоящее, а в отражении, и вдруг увидел, как оно уезжает в сторону: зеркальная дверь открылась, и в купе появилась она. Сразу упала на свой диван, вытянув длинные загорелые ноги через проход, положила их ему на колени. Он машинально погладил её гладкие тонкие лодыжки. Посмотрел на неё, всё ещё глуповато моргая. Она тоже смотрела на него из-под прямой чёрной чёлки пронзительно и чуть насмешливо: кажется, у неё всегда такой взгляд.

      -Проснулся, хрюня?- спросила она с улыбкой на губах и в голосе.

      Олег потряс головой, разгоняя дурман.

      -Да ладно уж, чуток закимарил.

      -Закимарил! Подушку потрогай. У тебя, знаешь ли, слюни потекли.

      Он усмехнулся, невольно бросая стыдливый взгляд в сторону подушки.

      -Представь,- сказала она, меняя тему.- Наши проводники практиканты же, да?

      -Ну да. С Волгограда, кажись?..

      -Так вот, они сейчас первый раз едут. Первый рейс. Прикольно? Получается, мы их первые пассажиры. В трудовой биографии... Может, они нас даже запомнят. Как думаешь, такое запоминается?

      Олег опять усмехнулся.

      -Да хрен там запомнят. Если только мы отмочим чего-нибудь. Ну там, голышом начнём бегать или...

      -Или секс? Дикий секс?

      -Ну, этим,- сказал он,- никого не удивишь. Не удивили же ночью? Ту-дух-ту-дух, ту-дух-ту-дух... Разве что дверь нараспашку?.. Но они и сами люди молодые. У них там девочки и мальчики.

      Она засмеялась, а Олег с улыбкой глянул на её лицо: тонкие, изящные черты, небольшой, но с аристократической горбинкой носик, чёрные, до плеч волосы, скрывающие её маленькие красивые ушки, изумительные удлинённые глаза, тёмно- карие, иногда почти чёрные.

      -А может,- предложил он,- наоборот, сейчас дверь запереть?

      Под шортами Олег обнаружил неожиданный, что называется, «стояк».

      -Бесстыжий!- вскричала она в притворном ужасе, убирая ноги.- Давай лучше обедать. Кушать хочу! Иди за кипятком.

       -А стоянка скоро?- спросил он.

      -Через час где-то. Нет, давай уж сейчас покушаем, там маленькая будет остановка.

      -Ладно.- Он начал подниматься.

      -А вообще,- вдруг сказала она задумчиво.- Интересная тема, да?

      -Какая тема?- Олег слегка приподнял бровь; напряжение в шортах ещё не прошло.

      -Ну, насчёт «запомнят». Какая вероятность увидеть хоть кого-нибудь с поезда ещё раз?..

      -Практически никакой,- ответил он неожиданно серьёзно.- И если бы с нами в купе ехали попутчики, мы бы с ними, возможно, откровенничали, как водится. Выпивали бы, а?

      Олег помолчал несколько секунд, словно бы решая, говорить или нет, потом добавил:- А на встречные поезда смотрела?

      -Что там смотреть? Полоса размытая.

      -Вот именно. А я как-то подумал об этом. Представь, ты смотришь в окно, и там кто-то смотрит в окно... Возможно пересечься взглядами?.. А если там два одиночества, он и она, и им было бы суждено встретиться...

      -Только бы время замедлилось. Как поэтично! Но кажется,- сказала она шутливым тоном, глядя на него с улыбкой и, казалось, с одобрением,- тебя совсем куда-то понесло. Я-то думала, у тебя после тех школьных стишат всё такое прошло. А ты всё ещё романтик... Ты меня лю-лю?

      -Конечно, я тебя лю,- заулыбался Олег, взглядом показывая на шорты.

      -Нет-нет! Целуй меня и топай за кипятком.- Она вытянула губки ему навстречу. Он наклонился, тоже сделав губы трубочкой, чмокнул её в губки, в уголок губ, в бледный шрамик на правой щеке, потом поцеловал всерьёз.

      -Я пойду сначала покурю по-быстренькому,- сказал он, распрямляясь.

      -Курильщик хренов!

      -Заодно в туалет зайду.

      -Ты уж определись, чего хочешь.

      -Умыться хочу. Облегчиться, может, и не получится.- Он опять показал глазами на шорты.

      -Олег! В таком виде! Куда ты собрался? Ну-ка сейчас же отвлекись.

      -Ты  же хотела, чтобы нас запомнили? Ладно, не боись, уже проходит.

      -Ах, я тебя не возбуждаю?

      Он округлил глаза в шутливом гневе.

      -Короче, я пошёл.- Уже раздвинув дверь, обернулся- Ну, ты на стол собирай пока, что ли...

      -Без сопливых. В твоём случае- без слюнявых.

      Он уже вышел в коридор, увидел на электронном табло, что туалет свободен, вспомнил, что не взял сигареты, заглянул обратно.

      -Оля, кинь в меня пачку.

      -Ха-ха,- сказала она, но сигареты ему бросила.- Быстрее только.

      Олег пошёл по коридору, так и не зайдя в туалет, вышел в тамбур. Здесь его окатила жаркая волна, пропитанного табачным дымом воздуха. В тамбуре никого не оказалось, но, похоже, совсем недавно кто-то курил- дым ещё висел под потолком. Впрочем, здесь всегда так.

      Уже покурил, подумал Олег, можно и не закуривать. Он отошёл в сторонку, прислонился к стеклу. Именно в тамбуре отчётливо чувствовалось, какой же раскалённый зной там, на улице (и это ещё поезд движется); в купе с кондиционером об этом как-то забывалось. Всё же он закурил; сигарета нещадно задымила, усугубляя впечатление душегубки. Олег задумчиво смотрел в окно, иногда щурясь, когда дым попадал в глаза. Он смотрел на ускользающие пейзажи и курил, и уже собирался выбросить окурок и вернуться в купе за стаканами (вернее, обычными кружками, без характерных подстаканников, что несколько ломало железнодорожную традицию), когда с удивлением понял, что не всё в порядке. Что-то не так, только непонятно, что именно. Но в ответ на это смутное осознание внутри него появилась нехорошая дрожь. Очень нехорошая дрожь. Предчувствие чего-то тёмного и страшного, неуловимое, но, в то же время, вполне отчётливое. Пожалуй, такое было с ним впервые, он даже не мог осознать, что с ним происходит. Тлеющий фильтр выпал из его пальцев и задымил на покачивающемся полу. Невидящими глазами Олег уставился в овальное окно, и там мелькали столбы, деревья, тени, полосы ослепительного света... Ему показалось, что сейчас его коснулось первое морозное дыхание надвигающейся смертельной болезни, прозвучал предупреждающий, пока ещё робкий звоночек. Олега окатило жаром, потом- словно бы ледяной водой.

      -Господи,- прошептал он,- что со мной?

      Но это была не болезнь, кажется, не болезнь. Или болезнь, но совсем другого свойства. Просто- напросто его мир рушился (Ольга, Олечка...), осыпался по кирпичику, утекал, сгорал.

      У неё нет родинки на шее.

      Он повернулся с огромным трудом, кое-как открыл дверь, ввалился в другой тесный тамбур, почти уже не в силах держаться на ногах, почувствовал вдруг резкую боль в голове, от которой помутнело в глазах и в сознании. Впереди была ещё дверь, и с ней Олег едва мог справиться, но всё же справился.

      Нет родинки на шее. Ольга?..

      Омываемый попеременно волнами жара и холода, он выпал в невероятно длинный, бешено раскачивающийся коридор. Где-то в неизмеримой дали распахнулась невидимая ему дверь, и из купе выглянула его жена. Всё мутнело в его поле зрения, но её лицо- в самом центре,- сначала удивлённое, потом всё более и более встревоженное, виделось отчётливо и резко, как он давно уже не видел с его зрением. Она что-то говорила ему, он не слышал сквозь гул в ушах, затем бросилась ему навстречу. При её длинных ногах и лёгкой спортивной фигурке это заняло не больше пары секунд для неё, но для него время растянулось, удлиннилось, как и этот бесконечный коридор. Он видел, как она движется: тягуче, медленно, как в плотных водах, как в замедленной съёмке; смотрел на её лицо и находил время удивиться.

      Потому что он не узнавал её. Он понимал, что это она, его жена, они уже почти пять лет вместе, и воспоминания об их совместной жизни мелькали в его рвущемся сознании- их знакомство (блин, на ногу наступил, придурок!), их первый поцелуй, первый секс (мы, кажется, перебрали... но зато повеселились, да?), первые ссоры, свадьба, отдых, эта вот поездка- но... это была не она. Это же не она! Потрясённый до самых глубин, он сделал ещё пару шагов, и ноги его подломились, он начал падать лицом на ковровую дорожку коридора и угодил прямо в объятия жены. Вместе они упали, вернее, осели на пол. И сейчас он услышал её, глухо, как будто уши его были заткнуты берушами.

      -Олег! Олег! Что с тобой?- кричала она, и в её голосе визгливо прорезалась настоящая паника.

      -Кто ты?- спросил он, или думал, что спросил, потому что сразу за этим окончательно провалился в темноту и безмыслие.

     ***

      И он проснулся.

      Но он ещё не понимал, что проснулся. Он оказался в темноте и долгое время ничего не мог сообразить. Только что он был в поезде, терял сознание, и Ольга, его жена (но незнакомая, отчего он всё ещё испытывал ужас), склонялась над ним, повторяя его имя. А сейчас... Тьма настолько густая, что, казалось, сама слепота менее темна. Если не считать ложных вспышек на сетчатке глаз.

      Это смерть?.. Но, в отсутствие зрения, остальные чувства обострились, и Олег остро чувствовал своё тело, затёкшее, не отдохнувшее. И чувствовал, что лежит на жёстких креслах, слышал гулкие удары своего сердца, осознавал нараставшую панику и ощущал всей кожей застывшее огромное пространство вокруг себя. Я что, ослеп? Это казалось вероятным и вынуждало все мысли в ужасе цепенеть, но другие чувства подсказывали, что дело не в этом. Это ночь. Хренова непроглядная ночь. Я проспал весь день.

      Олег слегка пошевелился, возвращая себе ощущение собственного тела и своего местонахождения и одновременно испытывая всё больший ужас, перемешанный с облегчением.

      Это был сон... Чёрт, это был сон. Эта Ольга- девочка с объявления. Он понимал, что это именно так, но осознание нисколько не утешало, а только нагоняло всё больше ужаса. Господи, да ведь она была живая!.. Я был живой!

      Если это был сон, то что в этом долбаном мире не сон?.. И сейчас я не проснулся? Может быть, всё-таки так?.. Да... но сон во сне? И во сне?..

      Ольга, Оля, Олечка...

      Нет,это уже ни в какие ворота... Охренеть, просто охренеть! Он знал, всеми чувствами он знал, что это был не сон. Как и сейчас знал, что не спит. Но кто же он такой, в таком случае? Странный вопрос! Да есть ли хоть что-то здесь не странное?

      Вот вам и перемены, вот и перемены... Пребывая в полном душевном раздрае, Олег сел в кресле, с трудом нашарил босыми ногами свои сандалии и только сейчас, обувшись, всецело осознал, что вернулся в этот проклятый зал. Нет у меня никакой Ольги, вот он я- настоящий.  Но он ещё мог вспомнить совместные с ней годы, и от этих воспоминаний веяло невыразимой, огромной тоской и меланхолией, как от мыслей о настоящей утрате. Но точно так же он помнил и другую свою жизнь, более подлинную, как он считал, но уже не был уверен. В чём тут можно быть уверенным, в этом поддельном мире?

      Его трясло. Сначала он думал, что озноб вызван его состоянием, но постепенно сообразил, что в зале действительно заметно похолодало. А я даже не посмотрел, где тут свет включается, подумал он, и его мозг сразу переключился на более насущные проблемы. Потому что Олег как-то резко и вдруг испугался этой темноты. Всеобъемлющей и безмолвной. Он был совсем потерян в ней.

      Люстры, люстры, на потолке люстры... должны же гореть, всё же работает. Надо искать выключатель, щиток, что-нибудь...  добраться до стены... вдоль стеночки...

      Он встал- на душе смесь неверия и страха- и попытался определить направление. Вот кресла, значит, либо направо, либо налево- без разницы. Осторожно сделал первый шаг, стал передвигаться бочком, шаря ногой, прежде чем утвердиться на ней и разбросав руки в стороны, как невидимые антенны. Озноб не проходил, и он понимал, что трясёт его именно от холода- по большей части, во всяком случае. Просто невероятный перепад температуры. Казалось, имей он возможность видеть, то увидел бы пар изо рта. Хотя,конечно, едва ли всё на самом деле так сурово, но после дневного пекла или, скорее, бани скачок очень ощутим. Да, к тому же, признайся- здесь ещё и страх, и неизвестность, что бы ты ни говорил себе.

      Ему представилось, что крадётся он походкой слепца уже довольно долго, и в любую секунду его рука коснётся либо стены, либо окна, а сразу вслед за этим подумалось: а вдруг нет? Вдруг он так и будет идти без конца, в темноте?..

      Он одёрнул себя: не дури. Ты проснулся. Даже если и не спал. Но пусть будет, что спал. Это просто ночь, а ты в том же зале, на той же станции. К несчастью. К огромному- огромному несчастью и сожалению, но что поделаешь.

      Но действительно ли он там же?.. Вот это есть вопрос. На мгновение он замер, обескураженный бездоказательностью своей логики. Да нет, хватит уже. Сейчас всё узнаем.

      Олег попытался отвлечься.

      -Тёмная ночь,- практически беззвучно прошептал он,- только ветер гудит в проводах...

      И он действительно обострившимся слухом услышал этот звук.

      Гул не гул, но что-то внезапное, отдалённое, низкое и продолжительное, отчего мурашки пробежали по всему телу, хотя он даже не вздрогнул, потому что не сообразил, что это, и действительно ли оно слышится.

      Но следом- сразу- шорох. И гораздо более близкий и явный. Шорох настолько характерный и древний, что сразу всколыхнул в Олеге все его подсознательные инстинктивные страхи, и всё в нём как-будто разом оборвалось. Наверное, он побелел как мел, несмотря на свой загар.

      Шорох множества лапок или чешуек. Крысы. Или огромные пауки. Или змеи. А может, всё разом.

      Именно эти жуткие образы в единый миг вспыхнули в нём, образы первобытных кошмаров, и ему даже показалось, что он чувствует их скользкие быстрые прикосновения голыми ногами. Если бы даже не было темно, он всё равно ослеп бы сейчас от ужаса. Едва не заорав, а может, даже не завизжав, он ринулся куда-то, всё равно куда, в полной темноте, в безжалостном огне своего безумия. Ему удалось пробежать сколько-то, пока он не наткнулся на что-то, с грохотом это опрокинув и сам полетел кубарем. Вскочил, мыча и подвывая, не заметив пронзившей его боли, рванулся дальше чуть ли не на карачках и почти сразу же глухо врезался, вломился во что-то головой.

      Упал.

      Сознание не потерял, но, что называется, «вспышку поймал». И странным образом это немного прояснило его мысли. Барная стойка, подумал он. Это и была она. Будь это стена, сейчас бы он вообще ни о чём не думал. В голове шумело от боли, перед глазами словно бы плыли цветные круги, но позади, за собой он по-прежнему и всё так же отчётливо слышал шорох, шебуршание, когтистый перестук и даже- местами- тоненькое попискивание. И это приближалось.

      Олег обнаружил, что не может встать. Он пытался, но пол под ним как-будто раскачивался, ноги превратились в дрожащий студень. Но странно: паника- слепая и бездумная- прошла.

      Барная стойка. Он подтянулся, ухватился за край, кое-как утвердился на ногах. Сдаваться, покорно принять это он не собирался. Перебирая руками, на ощупь, всё так же в полной темноте и зная, что к выходу пробиться уже не удастся, он переместился за прилавок, отгородил себя от зала, от невидимого и неведомого ужаса хилой, чисто символической преградой.

       Кажется, это всё, подумал он и сам же поразился, что мысль была спокойной. Его колотило, беспросветная тьма словно бы кружилась, плыла вокруг него, отчего ему казалось, что его вырвет, но он стоял на ногах, он молчал и он ждал. Он опирался о прилавок, вслушиваясь в приближающийся кошмар, не чувствуя ни страха, ни тем более ярости- только тоску.

      И в какой-то момент в раскалывающейся голове внезапно всплыло: нож! Он даже дёрнулся от этой мысли. Здесь, прямо где-то здесь есть большой кухонный нож! Где-то, каким-то краем он знал, что это ему едва ли поможет, если что, но это было оружие!

      Олег лихорадочно зашарил руками по прилавку, пытаясь понять, где именно он сам находится и где когда-то- в прошлой жизни- он видел нож. Столешница, кассовый аппарат, всё точно, я здесь. Руки его искали, ощупывали, уши напряжённо вслушивались, а сознание твердило, как заведённое: я не проснулся, я просто не проснулся. Что-то уже билось и тихонько скреблось о стойку с той стороны. Тарелки... проклятые тарелки... доска... вот!

      Он схватил нож, и это был действительно нож. Он сжал руку изо всей силы, не поняв поначалу даже, что нащупал лезвие, но оно само дало понять, пронзив руку острой болью. Олег вскрикнул, не столько от боли, сколько от неожиданности, и звук вернулся пугающим звонким эхом, резким  как выстрел.

      Он перехватил нож левой рукой- уже за ручку,- сжав правую в кулак. В кулаке запульсировала характерная боль от пореза, и ясно чувствовалось, как закапала кровь. Хорошо у них ножи наточены. Мало было печали.

      Олег зло- вот теперь пришла злость- полоснул лезвием черноту перед собой. Ну идите же сюда, суки!

      Он приплясывал на месте, совершал резкие движения, отшвыривал ногами воздух, в то время как невидимые твари делались в его голове всё страшнее и опаснее.

      Но они не шли. Шуршали, скреблись, совершенно отчётливо слышимые, перемещались где-то в паре метров от него, но не нападали. Играли с ним или игнорировали? И хотя ему постоянно казалось, что по его ногам начинает кто-то ползти, и он всё время дёргался, что-то воображаемое топтал, на деле к нему никто не приближался. Да и кто это вообще такие?- подумал Олег растерянно. Огромный выброс адреналина не находил выхода.

      Нужен свет!- решил он. Мысль казалась спасительной и несла в себе такую энергию, что Олег перестал дёргаться, испытав нечто вроде триумфа. Что поджечь? Пластиковые тарелки горят? Загорятся, если надо. Где-то здесь были салфетки.  Да хоть всё здесь сожжём!

      Здоровой рукой он крепко держал нож, а порезанной, всё ещё пульсирующей осторожно полез в карман, молясь, чтобы зажигалка была на месте, чтобы не выпала нигде, ни на креслах, где он спал (спал!), ни там, где он кувыркнулся. Представилось, что для полного счастья её в кармане не окажется. Конечно, так и будет, а как иначе! Всё ведь против него задумано. По логике здешнего места она просто не может оказаться в кармане.

      И её не было. Он искал предельно осторожно, чувствуя боль в руке, ему воображалась чудовищная рана- глубокий порез, до кости, это по-любому, хорошо хоть он пришёлся на ладонь, а если бы лезвие в другую сторону было повёрнуто, точно пальцы нахрен отлетели бы; рисовалось противно вскрывшееся мясо и обильно текущая кровь, которой он пачкал сейчас свои шорты, но- через боль и страх- он искал тщательно, выкладывая найденные предметы на столешницу перед собой. В правом переднем- бумажник и неначатая пачка сигарет, в правом заднем (проклятая молния!)- неработающий телефон. Никакой зажигалки. До левых карманов правой рукой он дотянуться уже не мог. Пришлось взять нож в правую руку и быстро прошарить левой. В переднем- ещё сигареты- измятая, почти пустая многострадальная пачка. В заднем- пусто. Прошарил ещё раз, отказываясь верить. Вывернул карманы.

      Нет зажигалки.

      На секунду сердце нехорошо замерло.

      Блин, балда! В пачке! Сам же ложил в пачку! Трясущейся рукой нащупал и открыл мятую пачку. Здесь она, здесь! Вот она, родная!

      Смешно будет, если я и правда ослеп, продумал Олег, и мысль была почти весёлой. Он чиркнул зажигалкой и увидел- увидел, мать его!- маленькое пламя. Но хилое, синее, и оно сразу погасло, то ли от его возбуждённого дыхания, то ли само собой. Чиркнул ещё раз. Только искры. Ещё раз. И ещё.

      А что я говорил, почти отстранённо сказал себе он. Не бывает же всё легко. Только не у меня.

      -Так и должно было случиться, да?- прошептал он и неожиданно заплакал- беззвучно, даже сам не отдавая себе в этом отчёт.

      Он потряс зажигалку, пытаясь вспомнить, когда и где её покупал, дунул в неё (может, забилась табаком?), снова чиркнул.

      Только снопик искр.

      Работала же, сука! Работала ведь!

      Но теперь она не работала. Очень вовремя. Лучше бы потерялась, зараза! Что мне делать, что делать теперь?

      Олег знал, что где-то здесь должны быть ещё зажигалки, по-любому, должны быть. Не здесь, так в ларьке. Сигареты же есть, хоть закурись. Нужно только поискать. Но это легко сказать, а сделать... Попробуй найти в абсолютной темноте, когда и самого себя потерять несложно, а вокруг ещё это... Держи себя в руках, Олег, пожалуйста, держи себя в руках. Прорвёмся как-нибудь. Он себя не утешил, конечно, но уже не дёргался. Стоял там, замерев посреди тьмы, с ножом в руке. С другой руки капала кровь, и это его расстраивало и тревожило. Казалось, что на полу под ним натекла уже целая лужа, и с каждой упавшей и потерянной каплей он становится слабее. И ещё не менее живо представлялось, что эти твари вокруг, кто бы они ни были чуют его кровь и подбираются на запах. Но сейчас он ничего не мог с этим поделать, если только зализать рану, но этого он боялся. Очень не хотелось  трогать её.

      И пока он так стоял, не зная, что делать, что-то изменилось в зале; он сразу это услышал. Сначала где-то далеко впереди, потом выше, потом прямо над ним появились новые звуки, и Олег мгновенно и безошибочно угадал их природу.

      Хлопанье крыльев. Поначалу будто бы робкое, а вскоре настолько интенсивное, что воображалась огромная стая, какими порой летают грачи или галки, кружащаяся под высоким потолком, но молча, без характерного птичьего гвалта и грая. Однако перед мысленным взором Олега были не птицы. Это были летучие мыши, огромные нетопыри, и они вились прямо над ним, щеря отвратительные пасти, отлично осязая его в этой чернильной тьме. А если птицы, то молчаливые здоровенные вороны- грозные и смертельно опасные; что-то такое про «невермор», про «будь ты птица или дьявол» выскочило в голове, но сейчас он, хоть убей, не мог бы вспомнить, откуда и кто это, сейчас было не до того. Крылья. Это было последнее, что сломало его. Олег медленно опустился и сел на пол, возможно, в собственную кровь, сжавшись в комок, обхватив колени, но всё ещё не выпуская ножа. Что-то всё так же скреблось в прилавок за спиной, и в вышине летала эта адская стая, хлопая огромными крыльями, задевая люстры. И ещё было холодно, и плитки пола заметно остыли, но это меньшее, на что Олег обращал внимание. Что же вы делаете, гады? Что же вы, гады, творите?- беззвучно шептал он. И ещё: нет, я не проснулся. Не проснулся...

      ...И вот он действительно проснулся. То есть, он не знал, вырубило ли его в какой-то момент посреди ночного ужаса или он просто впал в некий ступор, и всё выскочило из его памяти, но вдруг он, вздрогнув, осознал, что вокруг уже не темнота, а серый предутренний свет, и Олег сидит на полу, сжимая нож в окоченевшей, словно бы сведённой судорогой руке. Что там руке, всё тело его задеревенело, а голова гудит как с похмелья. Ах да, ударился, вяло подумал он. Значит, всё это было.

      Он сидел, вслушиваясь в тишину, в пронзительную пустую тишину. Но это было, не возникало никаких сомнений на этот счёт. Не бред, не галлюцинация, и он всё-таки не спал тогда. Может быть, потом, но не тогда.

      -Оно ушло,- прошептал он, на мгновение живо представив себя Хомой Брутом из «Вия» в исполнении Куравлёва, сидящим в меловом круге.

      Он посмотрел на правую руку. Порез оказался не настолько ужасным, как рисовалось во тьме. Просто длинная полоска рассечённой кожи с уже запёкшейся кровью. И следы засохшей крови на пальцах, на шортах, несколько капель на полу рядом с ним- вот и всё.

      Значит, всё хорошо. Жить буду.

       Совершенно не хотелось вставать, да и в голове плавала серая муть, отдаваясь толчками, пульсируя как волны прибоя. Он знал, что должен бы убедиться, действительно ли оно (что бы там ни было) ушло, но не мог пока что найти в себе достаточно сил. Вместо этого он осторожно, кончиками пальцев дотронулся до своей головы: обнаружилась огромная, как ему показалось, и весьма болезненная шишка, но, вроде бы, кожа не лопнула, по-крайней мере кровяных струпьев не было. Вот из-за этого я ... забылся, подумал Олег. Благословенное забытье. Он сидел на полу, глядел снизу- вверх на витрину и прямо со своего места видел коробочку, полную одноразовых зажигалок. И от этого хотелось заплакать. Всё казалось неправильным, подлым, что ли. Не выдержав, Олег всё же поднялся на ноги, с большим трудом и со стоном, отвернулся от витрины. В глазах потемнело, он зажмурился, переждал, пока утихнет головокружение. Закашлялся, понял, что тошнит и решил, что надо закурить. Чёрт с вами, возьму зажигалку, это же нетрудно. Это совсем нетрудно, ха. Закурив, сделав пару глубоких затяжек, кашлянув ещё раз, Олег внимательно осмотрел зал. Даже сидя на полу, спиной ко всему, он знал, он чувствовал, что увидит и не ошибся. Зал был пуст, он пребывал в абсолютной неизменности, если не считать одного опрокинутого стола и пары стульев. Даль зала скрывалась в сумраке, но и там, Олег знал это, всё так же пусто и неизменно. Словно ничего и не было.

      Но что-то всё-таки изменилось. Как будто нечто такое витало в воздухе, безымянное и незримое. То, что заметно похолодало- это да, но не только это, было что-то ещё. Олег не мог понять что. Зал казался серым. Конечно, обманчивая предутренняя мгла, но... что-то помимо этого. Олег всматривался во мрак и никак не мог ухватить причину; сейчас вообще плохо соображалось. Но теперь он ожидал чего угодно. Время удивления, неверия и неприятия прошло. Он словно бы смирился со своим положением, во всяком случае, ничего другого ему не оставалось- или поверить, что всё это происходит или свихнуться нахрен. Реальность, данная ему в ощущениях оказалась полнейшим говном, с ней, видишь ли, могут случаться какие угодно выверты, и никуда от этого не денешься, приходится считаться.

      Он затушил окурок прямо о столешницу, снова закашлялся. Хреново, если это не просто утренний кашель курильщика, заболеть ещё не хватало. Сейчас бы аспиринчика, и ледокаин какой-нибудь не помешал бы. Олег подумал, что не видел здесь ни аптеки, ни медпункта, что, учитывая всё, что здесь есть, казалось даже странным. Но он многого не видел здесь. Что может быть на цокольном этаже и где он (не считая камеры хранения)? Что на втором?

        Ещё одно он знал сейчас: кто-то всё-таки за ним наблюдает, кто-то (или что-то) движет им, не просто же так всё происходит, не может быть, чтобы всё это было рядом нелепых и несвязанных друг с другом случайностей. Во всём, что творится с ним и вокруг него, чувствовал он, кроется странный ускользающий смысл. Понять бы только, что почём.

      Зрение давало сбои, видимая им «картинка» плохо складывалась в мозгу. Голова кружилась, вдобавок его знобило, ему казалось, что у него начинается жар. Точно заболею. Но вдруг как-будто что-то щёлкнуло: он понял, что вызывало в нём смутное беспокойство. Зал был не просто тихим и пустым, он был заброшенным. Если раньше казалось, что люди только что были здесь и, возможно, вот-вот появятся, то теперь везде царило явственное запустение. Давным- давно здесь никого не было. Это не особо бросалось в глаза внешне- вроде, ничего не изменилось, не обрушилось, не обветшало,- но ощущалось исключительно ясно.

      Олег задумчиво, в очередной раз обескураженный, провёл пальцем по барной стойке, прочертив полосу в ровном слое пыли.

      -Вот это я поспал,- сказал он чужим хриплым голосом без всякого выражения.

      С ним произошло страшное, может быть, самое страшное, и теперь ничто не должно удивлять. Но если он не выберется отсюда сегодня, то ночью опять придут они?..

      Олег повернул голову в сторону окон. Пейзажи терялись в глубоких тенях, но, кажется, тумана сегодня не было. Отсюда он ничего не мог разглядеть, только то, что за окнами сумрак, но и здесь что-то вызвало в нём тревогу. Олег вышел из-за стойки, подумав о том, что разрывает спасительный круг и поковылял к окнам, не расставаясь при этом с кухонным ножом. Приблизившись, он опасливо оглянулся на зал, потом приник к стеклу. Окно выходило на привокзальную площадь, и, всматриваясь, Олег постепенно начинал различать всё больше деталей. Рассвет ещё не наступил, но ночная тьма уже отступила; в сером свинцовом свете весь пейзаж казался унылым и холодным, он, собственно, таким и был, потому что под низко нависшим пасмурным небом Олег явственно видел осень. Не изменились дома по ту сторону площади, и даже брошенная машина стояла на прежнем месте, но вот остальное... Местность за домами выглядела менее гористой, и деревья... теперь это были дубы и берёзы с уже опавшей листвой. Олег не обладал стопроцентным зрением, но всё же вполне ясно видел, что и мини-вэн, и часть площади под деревьями усыпаны облетевшими осенними листьями.

      -Вот как, значит,- прошептал он, сглотнув комок в горле. Всё окончательно обрушилось в его мире, и теперь он уже не знал, есть ли из всего этого выход. Он почти не верил в это, но верил в то, что видел. Нормальный человек не может страдать галлюцинациями, хотя после всего пережитого он уже сомневался в своей нормальности, но тем не менее... Всё становится хуже, страшней, всё катится под откос. Не хватает причин и оптимизма думать, что происходящее не будет и дальше усугубляться. От этого перехватывало дыхание, хотелось заорать, завыть и в то же время ничего уже не хотелось. Лечь и лежать, не двигаясь, потеряться ко всем чертям, как этой ночью. Олег отлепился от холодного окна и, пошатываясь, бесцельно побрёл куда-то. Но не ушёл далеко- упал в кресло. Сидел долго; начало светать, и зал во всём своём запустении постепенно выступал из теней.

      Потом Олег неожиданно для себя решил, что голоден, и поначалу идея показалась странной- как тут можно думать о еде?- но голод усиливался. Олег думал, что физически не справится с этой задачей, но затем спросил себя: блин, а почему бы и не поесть? Всё один хрен.

      Но продолжал сидеть ещё какое-то время, и был похож на человека, оглушённого неким близким взрывом, с пустотой в глазах, с расширенными зрачками. Потом встал и пошаркал обратно к барной стойке. Заглянул в витрину- холодильник. О, Господи! Вся эта выпечка и салаты, которые находились там выглядели мало сказать неаппетитно. Олег с трудом сдержал позывы к рвоте, хотя никаких запахов оттуда не доносилось. Он отвернулся, часто сглатывая и лишь затем сообразил, что не слышит мягкого урчания компрессора витрины, и до этого, кажется, не слышал, ничего не слышал, кроме звуков, которые сам производил. А точно не слышал? Он не был уверен. Никогда ведь не обращаешь внимание на работающий холодильник, если специально не прислушаешься. Да и не всё время ведь компрессор молотит. Но эти продукты... Потрясённый страшным предчувствием, Олег обошёл витрину и стойку, открыл холодильник с напитками и дотронулся до бутылок. Тёплые. Всё ещё не веря, вернулся за прилавок, мимоходом посмотрев на пятнышки крови на полу, убедился, что все вилки в розетках, попытался включить чайник, повернул ручку микроволновки... потом стоял и тупо смотрел, и до него постепенно доходило, что всё это значит. Это значило, что предстоящая ночь, если он останется здесь, будет тёмной, очень тёмной, что- об этом он внезапно вспомнил только сейчас- не работают ни компьютеры, ни телефоны, что все его надежды (он ведь действительно надеялся, он вспомнил сейчас!) осыпались прахом.

      В такой ситуации Олег подумал, что теперь-то уж точно не до еды, тем более, после того, что видел в витрине, но не тут-то было. Голод, вопреки всему, казалось, только усилился, и это походило на безумие. Олег впал в странный ступор: перед ним встал выбор- поддаться этому чувству (словно в этом было что-то противоестественное) или игнорировать его. Почему-то дилемма вдруг стала неразрешимой. Чисто психологически он не мог заставить себя. Он подумал: а как же? Что я вообще буду есть? Но организм- измученный, дрожащий, на грани болезни, но с излишним весом- решил за него, и Олег поддался чувству голода. В конце концов, ему нужны силы, а еду можно найти и помимо сгнивших беляшей, булочек и салатов. И без кипятка можно обойтись. Он начал действовать, уже не думая ни о чём остальном. В ларьке рядом с кафешкой (на удивление незапертом) он выбрал банку тушёнки, баночку рижских шпрот, взял парочку «бизнес- ланчей», пачку картофельных чипсов, решил, что пока хватит. Выложил всё на столик и вернулся к холодильнику (одно название!) с напитками, где обнаружил алюминиевые банки с квасом, которые вчера не заметил. Взял две, на пробу сразу открыв одну из них. Тёплый, но приемлемый, может быть, даже не просроченный. Ну что ж, прошу к столу. Только сесть надо спиной к протухшей витрине, да и лицом к залу, в любом случае. Олег вскрыл коробки «бизнес- ланчей»- в конце концов брикетики лапши  можно погрызть и всухомятку. Шпроты были с ключом- открывашкой, а вот с тушёнкой оказалось сложнее, чем думал- из-за пореза на руке. Даже выступило немного крови, пока орудовал тем самым ножом, с которым всё время не расставался. Но справился, конечно. Подозрительно принюхался: кажется, не испорчено, хотя на секунду ему померещился странный душок, но нет, скорее всего, это просто воображение, всё из-за гадской витрины. Олег приступил к трапезе, если это можно так назвать, работая пластмассовой вилкой, которую взял здесь же, в контейнере из-под лапши. Ел и сам же поражался жадности, с которой это делает. Вчера, во время изнурительной жары в какой-то момент он подумал, что неплохо было бы похлебать окрошечки, а вот сейчас не отказался бы от чего-нибудь горяченького. Но приходится довольствоваться тем, что есть. Весьма быстро Олег разобрался со всем, что принёс и, хотя еда тяжёлым камнем упала в желудок, он подумал о добавке. Немного покрутил эту мысль и решил, что с него хватит. И так испарина на лбу выступила, как после серьёзных физических упражнений. Голод отступил, по-крайней мере. Хорошо бы теперь в туалет, подумал Олег, может, и по-большому. Но только не туда, не в подземелье, упаси боже. А тем временем он закурил, и ему в голову пришла мысль, что думает он о чём-то не о том. Словно сонный. Шарахается туда- сюда, а всё без толку. Пора уже включать мозги, начать думать по-настоящему. Пора спасать себя. Он очень не хотел повторения ночного кошмара. Но на всякий случай наметил для себя распихать зажигалки по всем карманам, устроить грандиозные костры, если что. Но это так- вариант из самых безвыходных. Оставаться нельзя. В противном случае, переживёт ли он грядущую ночь? А если завтра за окнами он увидит зиму? Тогда останется околеть? И сейчас-то босые ступни подмерзали, хотя дрожь, вроде как, унялась, и тело, в общем-то, не чувствовало прохлады- может, привык.

      Чугунный шар в голове, и думать тяжело, все мысли рваные, над всем довлеет чувство горечи, безысходности. И ещё неотвязный страх, боль, тоска. Но нужно думать. Нужно хотя бы продолжать поиски. Чего? Неизвестно. Но чего-нибудь, что поможет. Олег давно уже докурил, но продолжал сидеть за столиком. Надо бы, надо бы, а сам не двигался.

      -Ольга Тимофеева,- вдруг прошептал он и тут же понял, что ему остро хочется посмотреть ещё раз на её фотографию. Даже мурашки пробежали по телу. Всё это не случайно. Здесь крылась какая-то загадка. Или разгадка. Хотя детали того сна (который не был сном, он знал это до сих пор) несколько смазались, но смазались именно как воспоминания о неких давних, но реальных событиях. Это по-прежнему пугало, но было что-то ещё... ожидание чего-то? возможность?.. Олег решительно встал, испытав секундное головокружение, вернулся к кафешке, всё-таки прихватил несколько зажигалок, потом поспешил через зал. Он настороженно оглядывался, но при этом не ожидал чего либо внезапного. Древнее звериное чутьё подсказывало, что охоты за ним нет. Он брошен, и всё опять опустело.

      ...Вот и стенд с объявлениями. Стали ли они более пожухлыми? Вроде, нет. А чёрт его знает!.. А вот и она... Да, она. Олег смотрел на неё, чувствуя необъяснимое волнение, потом вчитывался в уже знакомые строки (кажется, текст не изменился, да и с чего бы), потом опять долгое время смотрел ей в глаза. И он помнил её. Помнил её в движении. Помнил все годы с ней. На фотографии она выглядела моложе, почти такой, какой была, когда они познакомились. Блин, но это же невозможно! Абсолютно невозможно! И тем не менее, это случилось и это происходит. Всё невозможно, что творится вокруг, но оно есть, от него не открестишься.

       ...А Ира? А Никитка- Никитоз?  Они куда делись? Господи... Пусть хоть с ними всё будет хорошо. Он был плохим и ревнивым мужем и хреновым отцом для них, и теперь его уже, по всей видимости, нет, но ему было страшно думать, что они исчезают из его жизни- настолько невозвратно, что сама его жизнь замещается какой-то другой.

      Олег задрожал всем телом, но на этот раз не от холода, наоборот, ему почему-то стало жарко... и душно... Пошатнувшись, Олег отошёл в сторону, тяжко привалился к ширме.

      Ладно, сказал он себе, всеми силами пытаясь успокоиться, это происходит. Я не верил, а в жизни, оказывается, случаются самые дикие вещи. Но, скорее всего, это уже не жизнь, это другое... Думай, блин, как будем выбираться. Ни Ольга, ни тем более Ира ничем не помогут, так что не думай о них. Сейчас ты здесь один. И выход один. Где-то есть один выход, он должен быть. Обязательно должен быть, иначе во всей жизни, во всём мире, во всей Вселенной не было и нет никакого смысла.

      Олег крепко зажмурился, постоял так несколько секунд, затем открыл глаза. Успокоился? Тогда вперёд.

      Он проверил за ширмой. Все эти двери. Лампочки сигнализации больше не светились, но двери по-прежнему были заперты.

      -Открывайте, суки!- выкрикнул Олег, чувствуя, что входит в неестественный горячечный кураж.- Мне бля как нужен автомат! Нет у вас автомата? Где дежурный по вокзалу?

      Естественно, ответа не было. Он и не ждал. И взламывать двери он не хотел. Возиться с этим. Пошатываясь, заплетающейся походкой, Олег направился в другой зал- в центральный вестибюль. Здесь он давно уже не был, а потому внимательно осмотрелся: не изменилось ли чего? Вроде как, всё было по-прежнему, только и здесь ощущалось явное, но неброское запустение. Надо бы проверить расписание, подумал Олег. До сих пор ли все дороги ведут в Поля Камышей?

      Туда он и пошёл, по дороге оглядывая все уголки просторного зала, держа нож наготове. Большое табло между двумя киосками совершенно не изменилось, и все пути- бесчисленные километры рельсов- всё ещё сходились здесь, в этой точке. Тогда почему я тут совершенно один?- спросил себя Олег. Но в действительности ему не было особо интересно. Впрочем, как посмотреть. С другой-то стороны, он мечтал и молил о том, чтобы встретить кого-нибудь. Разумного и дружелюбного, само собой. Им завладевала скука, вернее, острое одиночество, он совершенно устал вариться в собственном обществе. Вот бы с кем поговорить, разделить непомерную ношу. Но при всём при этом ему казалось, что теперь он знает главную тайну. Эта мысль стала для него своеобразным императивом, исподволь она подкрадывалась давно и долго зрела, и теперь он почти спокойно принял её.

      Всё-таки это смерть. Грёбаная послежизнь, или как это ещё назвать.

      А иначе и не объяснишь всё происходящее. Да и все признаки налицо. Да, блин... Какие, к чёрту, признаки? Откуда можно знать, как это бывает? Но всё равно. Он решил считать так. И почему-то даже огорчало, что он совершенно не помнит момента своей гипотетической смерти. В поезде его, что ли, прибрало, так сказать? Надо полагать. По-крайней мере, поезд, это последнее, что он помнит, да и оказался ведь на станции. Или все оказываются на станции? Интересный, конечно, вопрос, но заведомо безответный.

      Раньше ему думалось, что жизнь это своего рода растянутое воспоминание, и есть только один миг настоящего- тот самый последний и самый важный, а он его каким-то образом пропустил, и вдобавок началась непонятная круговерть, и воспоминания его удвоились. Да и смерть-то какая-то ненастоящая, не всамделишная. Для смерти он подозрительно живой. Значит, что? Значит, и это не конец. Значит, и отсюда может быть выход. Все-таки большая его часть хотела надеяться , что не всё так страшно и категорично. Так бескомпромиссно. Это было несколько обидно, думать о себе, как о покойнике, тем самым отсекая себя от всего своего прошлого мира, от незавершённых дел, от неувиденных мест, от непроизошедших событий, от всех тех, кого встретил, знал и любил на своём пути. Конкретная и нерушимая граница. Но сейчас Олег находился словно бы в бреду, и мысль о смерти казалась ему правильной, более того, она даже не очень пугала.

      А вообще, это всего лишь одна из гипотез- не лучше и не хуже других. Можно даже не обращать на неё особого внимания, что изменится, в конце концов?

      Олег стоял под расписанием маршрутов, не зная, что ему делать теперь, и хочется ли вообще что-то делать. Он прислушивался к себе, пытаясь осмыслить свой новый статус, но чувствовал лишь непомерную усталость и грусть одиночества. Даже живой и всепоглощающий страх, испытанный ночью, сейчас отступил, представлялся уже не столь реальным. Совсем недавно он подстёгивал себя к действиям, заставлял думать, а сейчас им овладевала банальная лень и безразличие. Кажется, подумал он, во всём виновата холодная тушёнка с офигенным куском жира. Тяжёлая сытость замедлила все его побуждения, но в душе он знал, что действовать всё-таки необходимо, а иначе ближайшей же ночью смерть может стать не такой уж абстрактной. Можно ли убить мёртвого человека? Запросто, если сам он не может объяснить, в чём его отличие от живого.

      Надо подумать, решил Олег, а сам уже шёл по залу в сторону служебных помещений, зная, где ему, живому ли, мёртвому ли, думается лучше всего и находя в этой мысли мрачноватую, но не без весёлости иронию. Он открыл дверь с надписью «Служебные помещения» и замер на пороге. Совсем забыл, что в отсутствие электричества длинный коридор без окон встретит его темнотой. Тусклый свет лился только из проёма лестницы на второй этаж. Олег тщетно пощёлкал выключателем. Особо и не надеялся. Всё же он решил не отступать, да и настроился уже. И почему-то сейчас темнота не слишком пугала. Может, потому что мёртвый? Но и мёртвые, получается, боятся за свою жизнь, только пока Олег не чувствовал угрозы. Он медленно пошёл по коридору, открывая все двери по пути. Забавно, что все они были не заперты. И вообще, эта часть вокзала казалась странной. Он видел за дверьми практически одинаковые кабинеты- столы, компьютеры, кипы бумаг. Скорее, контора или офис (где операторская, прочие службы, всё такое?), чем что-то, относящееся к вокзалу; впрочем, Олег не был так уж осведомлён, как там и что на вокзалах. Войдя в один такой кабинет, светлый, выходящий окнами на осеннюю площадь, он поднял телефонную трубку, послушал тишину, напрасно пощёлкал кнопкой включения компьютера, немного порылся в бумагах в смутной  надежде найти что-нибудь интересное. Непонятные приказы и финансовые отчёты. Дебиты, кредиты, колонки цифр, ничего не значащие распоряжения типа: «утвердить график номер такой-то», « перейти на режим такой-то» и всё подобное.

      Покинув кабинет, Олег направился к туалетам. Окон здесь не было, но он открыл дверь кабинета напротив и распахнул все двери в самом туалете, на сей раз мужском, без зеркала во всю стену. Темнота осталась, но перестала быть абсолютной. Жалко, что одноразовой зажигалкой долго не посветишь. Ну, для его нехитрых нужд вполне сойдёт и так. Он сидел и думал о том, что не испытывает страха, это даже немного удивляло. Настороженность, опасения, но не страх. Почему? Вокруг сумрак, полнейшая неизвестность, а он сидит себе на толчке, как ни в чём не бывало, пялится в прямоугольник тусклого света. Нужно уходить отсюда. Если где и есть выход, то только на улице. Здесь ловить нечего. Правда, вот это объявление, а ещё это табло с расписанием... Понять бы, что во всём этом кроется.

      Всё-таки, подумал Олег потом, нет причин думать о себе, как о мёртвом. Да и вообще, как можно в наше время верить в подобную чушь? Конечно, что-то случилось и происходит, что-то странное и непонятное, но можно ли всё объяснить такой банальностью, как послежизнь? Когда-то люди во всём готовы были увидеть сверхъестественное. Человеку из средневековья какой-нибудь простой, не знаю, фонарик мозг бы вынес. Колдовство,мол. А сейчас-то что? Мы должны были привыкнуть к быстрым переменам. Неужели человек не изменился?

      Олег понял, что всё ещё пытается цепляться за остатки здравого смысла. Всё ещё надеется, что выход есть. А для мёртвого едва ли есть выход. Во всяком случае, в нужную сторону, туда, куда хотелось бы. Обратно в жизнь. Значит, не надо думать, что умер. Мало ли, что кажется... А как бы это было, интересно? Пришёл бы на станцию какой-нибудь поезд, как в «Гарри Поттере»? Этакий древний паровоз, а  может, наоборот, «Сапсан», почему нет? И что тогда? Что бы я делал? Вошёл бы в вагон?..

      На секунду Олег испытал неприятное чувство: ему подумалось, что вдруг действительно придёт поезд? Он словно бы наяву услышал эхо протяжного гудка. И вот здесь-то его кольнуло холодной иголкой страха. Можно рехнуться. Ладно, дела сделаны, надо идти.

      Покинув кабинку, он вымыл руки ( порезанную осторожно промыл под слабой струёй воды), ополоснул лицо (взбодриться надо!), посмотрел на себя в зеркало и остался недоволен. Сойдёт ли когда-нибудь с лица это безумное потерянное выражение?.. Потом подумал, что напрасно вчера простирнул шорты. Надо же- кровь. Ну и пускай. Не стираться же сейчас. И без того не жарко, да и рука, да и вообще не до этого. Он ещё раз глянул на своё отражение. Словно совершенно незнакомый, чужой человек, хмуро и в то же время с ужасом глядящий на него с той стороны стекла. Он ещё в прошлый раз это заметил,но с тех пор ситуация только ухудшилась. Человек в зеркале стал ещё дальше. Кто ты и где ты?

      «Солипсизм»,- выскочило в голове невесть откуда. Да, что-то такое проходил когда-то. Если всё это только у меня в башке, то где в таком случае находится сама моя башка?

      Он моргнул, даже зажмурился на мгновение. Зеркала- опасная штука. Отвернулся и вышел в сумрачный коридор. Собрался пойти на улицу, но вместо этого поднялся по лестнице на второй этаж, не столько надеясь найти здесь что-нибудь, сколько из простого любопытства. Но ему хватило беглого осмотра. Весь этаж- копия первого- представлял собой одну стройку: характерная строительная пыль, стопки листов гипсокартона, вёдра со штукатуркой и краской, баллончики монтажной пены, металлические профиля. Кто-то затеял глобальный ремонт. И где они теперь?

      Олег спустился вниз, немного разочарованный. Всё-таки ещё одна возможность отрезана, ещё в одном направлении не оказалось заветной дверцы с надписью «выход». Знал же, что ничего не обнаружит интересного, а всё равно обидно. Так его сожаления всё возрастали, а сам он покинул коридоры служебных помещений и вернулся в вестибюль. Он отправился к дверям, выходящим на привокзальную площадь. Там, за окнами и стеклом дверей по-прежнему была неуютная хмурая осень. Олег попытался открыть дверь, и, конечно же, она снова не поддалась. Он внимательно осмотрел её, но не обнаружил никаких замков, если только с той стороны какие-нибудь засовы. Ну нельзя туда, нельзя, сказал он себе. Понимаю.

      Используя давишнюю скамейку с железными ножками, Олег попытался снова разбить стёкла, и на этот раз упорно долбил в самые разные места, перетаскивая скамейку от окна к окну, до двери и снова до окна. Пока голова не закружилась от усилий. Всё безрезультатно. Флаг вам, твари.

      Постояв немного с поджатыми губами, с холодной ненавистью во взгляде, Олег пересёк пустой, пугающе заброшенный вестибюль и беспрепятственно вышел на перрон. Вдохнул полной грудью чистый, по-осеннему свежий воздух, почему-то наполненный запахами леса, прелой листвы, трав, грибов. Совсем не чувствовалось нефти и других сопутствующих человечеству запахов, хотя на первый взгляд здесь ничего не изменилось. А нет, блин. Изменилось. Олег присел на ту самую скамейку, на которой очнулся когда-то, где-то в другой жизни (или послежизни?). Он немного продрог в своей легкомысленной одежде. Хорошо хоть ветра нет, полнейшее затишье. Он смотрел на пустые пути и видел, что во многих местах они заросли густой травой, которая уже пожухла и пожелтела. Товарняк стоял на прежнем месте на далёких путях, и Олег, хоть и видел его недостаточно резко, готов был поклясться, что колёса его также вязнут в ничем не потревоженной траве. Это впечатляло и пугало неведомой грозной силой. Это было то, чего он не мог понять, а оттого боялся.

      Но в этом есть и свои плюсы, подумал Олег, имея в виду осень, траву, выросшую в неподходящих для неё местах, всё печальное запустение, коснувшееся станции. Это значит, что мир (или что оно такое?) на самом деле не застыл и куда-то движется. Посмотрим, куда. Он не мог более отчётливо осмыслить, что ему может принести данная ситуация и знание о ней, потому что сознание плавало в густом горячем киселе, но в душе его медленно нарастал гнев. Он бесконечно устал от всего. Посмотрите только, во что я превратился! Загнанное, дрожащее животное. Почему я должен это терпеть? Безропотно плыть куда-то с этим долбаным поддельным миром? Зарастать дурацкой травой? Мне точно не надо туда, куда меня тащат! Неважно, что там. Явно ничего хорошего.

      Сидя на холодной скамейке, покрываясь «гусиной кожей», глядя на вросший в землю вместе с рельсами товарняк, Олег, похоже, придумал, что ему надо делать. Что мне, в конце концов, терять? Конечно, всегда, в любой момент всё может стать хуже, чем есть, но сейчас не тот случай, когда это должно останавливать. Иначе остаётся просто тупо сидеть и ждать. Превратиться в товарняк, уйти в траву, стать заброшенной станцией, холодной сумрачной осенью.

      Олег встал со скамейки, покачнулся от гулкого толчка в голове, поморщился и отправился в обход здания вокзала. Он шёл и повторял про себя: терять нечего, терять нечего. Миновал магазинчик, обратив внимание, что огонёк сигнализации над железной дверью больше не светится, что не удивило и не задело. Остановился у шлагбаума. Нечего, нечего. Ничто. Пустота. Разум человека отказывается принять или хоть как-то осмыслить тот факт, что его жизнь может оборваться без всякого следа, что он просто перестанет быть. Это почти то же самое, что думать о границах Вселенной, которая, включая в себя всё, должна в то же время где-то и в чём-то находиться. Но и в послежизнь, если честно, не особо верилось, даже если вот она, вокруг него. Всё это, считал Олег, не более, чем упражнения запертого в темнице незнания мозга, ищущего выход, строющего догадки, питая мечты, надежды и страхи при полном отсутствии достоверной информации. Ну а мы, сказал себе Олег, сами всё посмотрим. Он обошёл шлагбаум, и снова вся площадь раскинулась перед ним, теперь странно изменившаяся, неухоженная, давно и безнадёжно заброшенная,- примерно так Олег думал и о себе. Ему вдруг страшно захотелось закурить, и рука уже потянулась к карману, но он остановил себя. Боялся, что передумает, что сделав паузу на перекур, он не найдёт в себе больше смелости, чтобы осуществить задуманное. Что ж, это направление ничуть не хуже любого другого. В первый раз (когда ещё были живы почти все надежды) он пришёл именно сюда. Если выхода нет, то надо применять самые отчаянные меры. Выход найдётся. Пусть это будет своеобразное самоубийство мертвеца. А может, и реальное самоубийство, Олег осознавал это, но понимал он и то, что оказался настолько загнанным в угол, что, пожалуй, ничего другого не остаётся. По-крайней мере, оглушённые мозги не находили альтернативы. А и правильно. Он не будет играть по каким-то там правилам. Не пускаете? А я всё равно буду прорываться. Будь, что будет.

      Олег с силой выдохнул, чувствуя себя стоящим на краю бездонной пропасти, набрал полную грудь воздуха, остановил взгляд на далёком автомобиле, наметив его как цель, и рванул с места вперёд на открытый простор замершей в бесконечном ожидании привокзальной площади. По краю сознания скользнула полная ужаса мысль, что он совершает непоправимую ошибку, но было уже поздно. Он в любом случае не собирался отступать.

      И в какой-то момент его отчаянного бега незримый, но никуда не девшийся барьер ударил Олега, срезал его на лету и поглотил, а он даже не успел понять, что с ним произошло.

     ***  

      Кто-то хлопнул дверью тамбура, и это разбудило Олега. Он высунул нос из-под одеяла, приподнялся, сонно посмотрел вдоль прохода. Ага, утро уже. Во всяком случае, рассвело. Но многие ещё спят. Надо успеть в туалет, а то потом не дождёшься, когда люди начнут просыпаться один за одним. Зевая, Олег сел, достал сумку, нашёл в ней зубную пасту, щётку, мыло и бритву, перекинул через плечо полотенце. Прохладно как-то. Продрог, хотя и спал в футболке и «трениках». Олег встал, стараясь не шуметь, потому что соседи через проход от его бокового места в плацкартном вагоне- семья с двумя маленькими и очень шумными детьми- ещё спали, и направился в туалет, до которого не надо было далеко идти, так как место Олега было одним из последних в вагоне, у самой двери в тамбур. Туалет оказался занят, и Олег стал ждать, глядя в окно на проплывающие мимо пейзажи- ёлки, сосны и берёзы, поля и возвышенности, тронутые багрянцем и золотом пришедшей осени. Подумал о том, чтобы пойти покурить, а потом нахмурился: да ведь я бросил. Давно бросил. Что это за хрень у меня с мозгами?

      Он продолжал хмуриться, когда туалет освободился- вышел помятый дядька, который вчера пил с друзьями и играл на гитаре,- продолжал хмуриться и в неприглядном туалете, делая свои утренние дела. Под конец, уже вытерев лицо, пригладив рукой волосы (расчёску из сумки прихватить забыл), Олег надолго задержался, изучая себя в небольшом зеркале над раковиной. В чём дело? Он испытывал сложный и не поддающийся объяснению дискомфорт. Что-то скребло в душе, что-то было неправильно. Олег раздосадованно фыркнул. Бред какой-то.

      -Чё смотришь?- сказал он своему отражению. И вышел из туалета.

      Он вернулся на своё место, увидел, что вагон потихоньку оживает. Посторонился, пропуская пожилую женщину в халате с полотенцем на плече, полушёпотом поздоровался с проснувшимися соседями напротив, чьи дети ещё спали, бросил взгляд на верхнюю полку над своим местом- ещё спит, укутавшись в одеяло. Потом он собрал постель, поднял среднюю секцию своего лежака, превратив её в столик, присел на одно из двух получившихся сидений и некоторое время смотрел в окно, положив локти на стол и подперев ладонями голову. Завтракать ещё не хотелось, но кофейку попить можно, потому что, походу,ещё не проснулся. Туман в голове. Все движения как-будто на автомате, а в мыслях немота и странная настороженность. Олег поднялся и пошёл через весь вагон в его начало, взял у проводников стакан в классическом железнодорожном подстаканнике и купил пару пакетиков растворимого кофе. Набрал кипятка из «титана» и, осторожно шагая по плавно покачивающемуся вагону, вернулся обратно.

      Он сидел, попивая маленькими глотками кофейный напиток, бездумно глядя в окно, испытывая странную заторможенность и никак не мог понять своё состояние. Если честно, то и не пытался. Просто плыл в тумане, медленно качаясь на волнах беспамятства под глухой стук колёс, забивающий мысли почти что гипнотическим ритмом.

      Вдруг с полки над ним свесились две ноги- голые и загорелые, весьма соблазнительной формы, и это вывело Олега из его загадочного ступора. Ноги покачались, переместились; и вот уже вся она спустилась вниз по лесенке рядом с Олегом. В коротком топике, в джинсовых шортах, растрёпанная спросонья, с трогательно- забавным выражением лица; впрыгнула в свои шлёпанцы, села по другую сторону столика.

      -Привет,- сказала она немного охрипшим голосом.- Холодно же, а?

      -Привет.- Олег улыбнулся, чувствуя, что тягучая вялость покидает его мысли.- Кофе будешь?

      -Спасибо. Бр-р-р!- Она встала.- Я скоро.

      Достала из своей сумки туалетные принадлежности, тёплую кофту, взяла полотенце.

      -Там свободно?- Мотнула головой в сторону двери. Он кивнул, впрочем не совсем уверенно. Она ушла, и Олег тоже отправился, но в противоположную сторону, чтобы набрать ещё один стакан кипятка. Через минуту он вернулся, растворил кофе, размешал, потом стал ждать. Вскоре вернулась и она, умытая, причёсанная, свеженькая, уже в своей кофте с капюшоном. Села, улыбаясь.

      -Вот и я. Ух ты, кофе!- Она придвинула к себе стакан, погрела об него ладошки.- Класс!

      Олег улыбался, почему-то чувствуя себя немного неловко и глупо.

      Они познакомились вчера. Она шла по проходу с большущей сумкой, а он неуклюже попытался пропустить её. «Блин, на ногу наступил, придурок!» Он был смущён и разозлён одновременно, и сейчас уже не помнил, что ей ответил. Так и познакомились. Оказалось, что её место прямо над ним, на освободившейся верхней полке (раньше там ехал грузный мужик, который жаловался на диабет, брал у себя анализы крови глюкометром, делал уколы), и им, конечно, пришлось делить один столик. Незаметно разговорились. Позже Олег предложил ей поменяться местами, сказав буквально следующее: «Снизу ведь как-то удобней». И немедленно покраснел, поняв, что ляпнул двусмысленную глупость. Она рассмеялась. «Нетушки! Чтобы мимо меня, спящей, народ шастал?»- Потом лукаво прищурилась.- «Я вообще люблю сверху».

      Сейчас Олег украдкой наблюдал за ней, как она прихлёбывает кофе маленькими глоточками, не отрывая обеих рук от подстаканника. Он любовался ей. Её тонкой фигуркой (при этом она была немного выше его), её чёрными волосами, её лицом- носиком с небольшой горбинкой, красивыми губами, тёмными глазами в тени длинных пушистых ресниц. Смотрел на бледный шрамик на правой скуле, который, как ни странно, придавал ей какое-то особое очарование. Он был совершенно и уже давно свободен, она, по её вскольз брошенным намёкам,- тоже, но Олег понимал также, что уже сегодня поезд прибывает на конечную, и больше они никогда в жизни не увидятся. Даже если встретятся случайно при самом невероятном стечении обстоятельств, то не узнают друг друга. Олег размышлял о том, как изменить этот знакомый сценарий. В конце концов, они ведь в один город едут, и она его явно зацепила, в этом он признался себе ещё вчера, при этом весьма удивившись своему... волнению, что ли. Не просто бы переспал с ней разок, а... возможно...

      Понравился ли он ей, или так- случайный попутчик, с кем из приличия можно поболтать ни о чём?

      В голове Олега рисовались самые различные варианты возможного развития событий, но все они казались зыбкими и нереальными. Не потому, что в принципе не были осуществимы, просто во всём этом присутствовал глубинный и неуловимый изъян. Более того, даже текущее настоящее виделось ему не вполне реальным. Что-то по-прежнему царапалось в глухих закоулках разума, и Олег не мог понять, что именно его так смутно тревожит. Как будто что-то важное ускользало от его внимания, как сон, который не можешь вспомнить, как раздражающе болючая микроскопическая заноза, от которой не в силах избавиться. Это было очень странно. Что это вообще за утро такое сегодня выдалось? Бредовое.

      Тем временем между ними повисла тягостная пауза, и Олег сполна в неё окунулся, отвлёкшись от своих мыслей, почувствовал очередную неловкость и стал размышлять над тем, что бы ему такое сказать. Обычно подобных проблем никогда не возникало, даже когда он был в меру романтичным юношей во власти глобальных эмоций, переживаний и максимализма. Он понял, что банальным образом робеет, и на фоне всего, что творилось с ним, это было ещё одно странное ощущение. Мысленно он повторил её имя: Ольга... Ольга, Олечка...

      И что-то всколыхнулось в нём. Тень узнавания. Он вдруг посмотрел на неё почти испуганным взглядом, и непонятно откуда выскочила эта мысль: я увидел призрак.

      Похожее на дежа-вю чувство завладело им, и Олег с удивлением обнаружил, что находится на грани обморока. Ему вдруг стало реально страшно, потому что впервые с момента своего пробуждения, его заторможенные мысли повернулись в тёмную, скрытую доселе сторону, и он осознал, что не помнит, как оказался и что делает здесь. А секунду назад, вроде как, знал. Или не знал?

      Она же, не обратив внимание на его состояние, задумчиво произнесла, глядя в окно:

      -Скоро Зима.

      -Что?- выдавил из себя Олег безобразно охрипшим голосом, бездумно, но просто не мог смолчать, непонятно отчего пугаясь всё больше.

      -Зима, говорю, скоро. А там уж до Иркутска рукой подать.

      -Зима...- повторил Олег. Он мучительно пытался сообразить,  что всё это значит, что вообще происходит.

      Зима, подумал он. Скоро Зима... В этом не было никакого смысла. И вдруг- как вспышка: Зима- город! А я еду в Иркутск. Господи, конечно!

      Минутное облегчение, а потом- новый ужас: А... а зачем? Какого хрена меня сюда занесло? Но это были как-будто и не его мысли. Ведь он знал, куда и зачем едет. Знал же, блин! Откуда тогда в голове такая каша?

      Он всё смотрел на неё, уже не думая о ней, как о привлекательной девушке, с которой хотелось бы сойтись поближе, забыв о неловкости и робости, не обращая внимание на то, что откровенно и нагло пялится, но при этом не так, как пялятся на девушку, а почти что с ужасом. Его пронзила внезапная мысль: Она- ключ ко всему!

      -Ольга,- прошептал он. Сложные проблески воспоминаний, видений и озарений всплывали в его голове, разрозненные обрывки, но постепенно складываясь в общую картину, находя свои места в пугающе- грозной и мрачной мозаике.

      Она подняла на него глаза, посмотрела из тени длинных ресниц, и в её взгляде появилось удивление.

      -Что с тобой?

      Что со мной? В его мозгу происходила тяжёлая, трудная работа: ткались и рассыпались узоры галлюцинаций, неотличимых от правды, или правды безумнее всяких галлюцинаций; тысячи нитей хаотично расплетались и снова сплетались, разум, как мячик, бешено скакал от одного невероятного образа к другому, и общая картина, которая высвечивалась в его сознании получалась чудовищной, невообразимо ужасающей, как бездонная пропасть, когда ты стоишь на самом её краю, но во всём этом был смысл. Он не мог сказать, какой, но видел, что он есть. Сейчас Олег вспоминал себя и, как он думал и даже был уверен, настоящего себя. А это значило, что происходящее в данный момент находится где-то за границами его реального мира. Он в воображаемом месте, и это- сон. Это крохотное допущение неожиданно принесло ему облегчение. Я живой, мать вашу, подумал он. Но я не здесь...

      Потому что он видел сейчас, как всё это условно.

      -Ольга,- повторил он. В её глазах была тревога, и Олег вспомнил, что она уже смотрела на него так, и вдруг понял, что это она держит его здесь, в этой запертой вселенной и возвращает к себе, чтобы... чтобы что?

      Только что он пережил шок, но в этот раз не собирался терять сознание, проваливаться во тьму, он был даже рад, что, как бы сказать,- вернулся?.. да, вернулся. И Олег чувствовал, что должен что-то сделать. Он заговорил, и слова разбегались, как и мысли, но он изо всех сил старался выразить что-то главное.

      -Послушай, Ольга... Я... я не знаю... не знаю, что здесь... Ты ведь пытаешься мне что-то сообщить, да? Что-то сказать, донести? Оля, мне нужно, понимаешь, мне нужно знать!

      Он хмурился и заикался, злясь на то, что не может собрать воедино речь и мысли. Её лицо медленно вытягивалось от удивления, в тёмных глазах появилось нечто вроде испуга, она даже инстинктивно отстранилась как можно дальше на своём сидении.

      -С тобой всё в порядке?-спросила она.

      -Нет же!- почти вскричал он.

      На  её лице мелькнула нервная улыбка, она беспомощно стрельнула глазами в сторону, через проход. Соседи, которые собирались завтракать за своим столиком, замерли, повернув к ним головы; их проснувшиеся шумные дети тоже притихли, уставившись на Олега и Ольгу во все глаза. Олег этого не замечал.

      -Но сейчас речь не обо мне,- говорил он, быстро,  как-будто чувствуя, что у него мало времени, постепенно собирая воедино свои разбегающиеся мысли.- Я должен выбраться, да, но, кажется, без тебя не смогу. Не знаю, почему, но я так чувствую, понимаешь? Иначе почему мы снова встречаемся? В этом месте, где бы оно ни находилось?.. Ольга, я многое о тебе знаю, поверь мне. Ты же не говорила мне свою фамилию? Ты- Ольга Тимофеева, родилась...

      -Ты залазил в мою сумку!

      -Что? Нет, нет. Нет! Оля, выслушай меня! Этот шрам... он у тебя лет с пяти или шести. Пружина от раскладушки. Такое нарочно не придумаешь, правда? Ты мне рассказывала.

      Её глаза под чёрной чёлкой наполнились мистическим ужасом.

      -Я не рассказывала...

      Он замотал головой.

      -Не... не сейчас. Где-то в другом... варианте? Сне? Мы там были женаты. А ещё... А ещё... но уже в другом месте ты пропала без вести. Я видел объявление. Такое, знаешь: «Внимание: Розыск!» Там была ты. И я думал... думаю, ты умерла...

      Он замолчал, словно сам испугался своих слов, и замер, поражённый. Она была красива,бесспорно, а сейчас как-то по-особенному. Не типичной кукольной красотой, но своеобразной, невыразимо индивидуальной, может быть, не для каждого. При взгляде на неё у него всё немело внутри, и это уже был не только вопрос красоты или сексуальности. Он вдруг понял, что мог бы влюбиться. Кроме шуток. В его жизни давно была пустота, и, если задуматься, он существовал без всякой сколько-нибудь стоящей цели. После некрасивого разрыва с Ирой он не думал, что кто-то сможет вызвать в нём хоть какие-то глубокие чувства. Сопли, они для подростков, а в реальности есть только привязанности, привычки, симпатия, да просто секс. И ничто не долговечно. Боже, да он своего сына почти полгода не видел! О чём может идти речь?

      Но сейчас он смотрел на Ольгу, видел всю её беззащитность, зная, что больше не принадлежит себе- только ей. И разве он не полюбил её (где-то, где-то, но это неважно), разве не было у них свадьбы, и разве не прожили они после этого пять счастливых лет? О которых теперь не знал никто, и даже она.

      Что сказать ей? Как объяснить? Он и сам не мог разобраться во всей этой буре. В голове, как сорванные ветром листья, кружились и проносились мимо мгновения их прожитых и в то же время непрожитых вместе лет. Их радости и беды, дорогие сердцу пустяки- всё то, что наполняло их жизнь. Могло бы наполнять... И где-то ведь всё это было...

      -Ты кому-нибудь рассказывала свою теорию о сексе?- спросил он, выхватив наугад первый из мелькающих образов- воспоминание об одном их «серьёзном» разговоре.- Мол, почему простой акт размножения настолько табуирован, что с древних времён, если вдуматься, в языке всего три матерных слова, и все они про это. Сама знаешь. Его, её и их, ну, ты понимаешь. Все остальные- производные или не столь «грязные» слова. Это всё ты мне сказала. Смешно, правда?

      Олег увлёкся своим в сущности малозначительным воспоминанием, но неожиданно подумал, что для попытки убедить её в том, как он ей близок, он выбрал не самый удачный пример. Это было видно и по её глазам. Они стали совершенно круглыми. Что-то он вообще не то говорит. Какого чёрта его понесло? Какой нафиг мат, какой секс? Полное опустошение. Сплошной бред он несёт. Но Олег не знал, как сказать ей нечто самое главное, он и сам для себя не мог это главное выразить. Усталость накатила на него, горькая досада встала комом в горле, но он не отрывал своих умоляющих глаз от её- больших и испуганных. И ему было больно.

      А ведь всё это тоже- реальность, подумал он и, словно впервые это осознав, удивился. Всё было реально вокруг него, он ощущал это каждой мельчайшей частицей своего тела. Он был здесь. И в то же время он помнил другое. Он помнил всё. Олег провёл подушечками пальцев по столешнице, впитывая её твёрдость, потом несмелым движением протянул руки к Ольге. И это как-будто спустило невидимую пружину в ней. Она подскочила, и так неожиданно, что Олег тоже дёрнулся. Ударилась об угол столика, отскочила в проход; стаканы с недопитым кофе звякнули в своих подстаканниках.

      -Ты маньяк!- пронзительно закричала она.- Псих какой-то!

      Её реакция испугала Олега, но не удивила, хотя и оказалась чересчур бурной. Теперь уже весь вагон обратил на них внимание, не только ближайшие соседи. Олег привстал, но кто-то положил ему руку на плечо, снова- и достаточно грубо- усадив на место. Всё было настоящим, не таким как во сне, и он не мог с этим не считаться.

      -Оля, я не хотел тебя испугать,- растерянно промолвил он.

      Она отступила от него на шаг, упёрлась спиной в дверь. Он видел, что испуг её много больше обычного; мог ли он вызвать такую реакцию своей невразумительной околесицей?

      Руки, прижатые к груди в неосознанном жесте, боль и ужас в её больших чёрных глазах, вот-вот готовые выступить слёзы.

      -Уходи,- сказала она.

      -Олечка,- прошептал Олег, разом ослабев. Он осознал своё поражение. Радужный свет внезапно хлынул ему в лицо, и удивительно странный цветочный запах окутал его густым ароматом, буквально одурманил, и он упал в бесконечную тьму с чувством глубокой обиды от непоправимости случившегося.

     ***

      Кажется, он уже проснулся, но словно бы продолжал видеть сон. Как-будто он опять был в Туапсе, и они гуляли с Верой, о которой он уже перестал думать, и зашли в цветочный магазин. Здесь он купил ей цветы. Розы. Были местные по десять рублей и привозные- турецкие- по сто. Он, конечно, купил ей импортные- большой красивый букет из семи роз. Подобное было и в действительности, правда, на самом деле он купил только три розы, но дальше в этом полусне случилось то, чего в реальности не произошло. Вера понюхала цветы, и её лицо странно изменилось.

      -Знаешь,- сказала она,- мне больше наши нравятся. А вообще, я полевые люблю. Это необычно, правда?

      И тогда Олег на волне своего удивления окончательно выплыл в явь.

      Это было безрадостное, даже страшное пробуждение. Он открыл глаза, изначально чувствуя тоску и боль. Господи, какие ещё цветы?- подумал он.- Причём здесь это? Этот зыбкий сон на грани пробуждения на несколько расплывчатых секунд перебил воспоминание о другом сне... нет, не сне, реальности, но она всплыла в его голове огромным океаном опустошительной тоски и страдания.

      -Не получилось,- прошептал Олег помертвевшими губами.- Ничего не получилось.

      Ему не нужно было даже оглядываться по сторонам, чтобы понять, что он снова оказался на проклятой станции. Он лежал на одной из скамеек под одним из больших окон в вестибюле вокзала. Он хорошо помнил, как побежал через площадь, помнил всё последующее- плацкартный вагон, Ольгу, вкус кофе, своё смятение,- помнил даже, правда, не столь отчётливо, обстоятельства, предшествующие той его поездке: как покупал билет, как ожидал поезд, как добирался потом до своего вагона. И помнил всю свою жизнь до этого, один из вариантов жизни. И не мог сказать, что память эта- ложная. Но он совершенно не знал, каким образом вернулся на вокзал. Сам ли он пришёл сюда и упал на низенькую скамейку, не отдавая себе в том отчёта и вновь забылся, или его кто-то перенёс? Кто-то или что-то, какая-нибудь неведомая сила?.. Бля, сейчас это важно?

      Олег с глухим стоном сел на скамейке, стиснул кулаки, разжал. Башка просто раскалывается. Всё тело ноет тягучей, тянущей клещами болью. Не похоже, что всего лишь затекло от долгого и неудобного лежания. Кажется, в зале стало ещё холоднее, воздух словно замёрз, но облачка пара не вырывались при дыхании, а значит, холод можно было терпеть. До тех пор, пока он его всё же не доконает. К тому же у Олега был жар, что многократно усугубляло его положение. Но сейчас ему не было до этого дела. Он окаменел, его чувства были в стороне от него, за пеленой вялости и тумана, где-то в другой вселенной. Он испытывал жестокое разочарование, но ситуация уже не казалась ему безнадёжной. Кажется, он на правильном пути. Ольга... Им нужно встретиться вновь. Это всё не может быть ничего не значащей случайностью. Немного прийти в себя и попробовать снова. Есть неплохой действенный метод, да? Олег собирался снова пойти на площадь. Результат достигается упорством. И тогда они поговорят, они обязательно поговорят, и Олег скажет ей какие-то правильные важные слова. И она покажет ему выход. Олег, конечно, совершенно не понимал, что происходит с ним и вокруг него, перестал и пытаться понять, но точно знал, что должен снова встретиться с Ольгой. Кроме того, он хотел её увидеть.

      Ещё он знал, что ему становится хуже. В любом смысле слова. Эмоционально, духовно и физически. Выжат почти до капли. Тем более нет смысла тянуть. Олег огляделся. Как ненавистен стал ему этот вокзал! Здесь всё было по-прежнему: бронзовые массивные люстры, колонны, киоски, табло, окошки касс, ряды кресел. Может быть, общее запустение стало ещё больше бросаться в глаза, а может, это только кажется. Не имеет значения. Вот уже где оно у него всё! Только одно было теперь важно. Стало важным.

      Олег встал, на секунду поразившись, как сильно трясутся у него ноги. Дыхание было тяжёлым, появилась досадная раздражающая одышка; сумрачный зал раскачивался, плавал перед глазами. Он посмотрел в окно, увидел привокзальную площадь, деревья, машину, дома за ней. Попытался представить, где именно он упал (если вообще упал), хотя отсюда, конечно, не видно. Как он вернулся оттуда? Это  казалось нереальным. Впрочем, не более, чем всё остальное.

      Вид площади действовал угнетающе.

      Низкое свинцовое небо, сырость и холод. Вдобавок ко всему сыпал мелкий снег, который пока ещё таял, коснувшись земли. Судя по всему, было не просто пасмурно, а уже вечерело. Сумерки сгущались буквально на глазах, и в этом не было ничего хорошего. Олега трясло от одного вида площади, но он твёрдо был намерен туда вернуться. Он не собирался оставаться здесь на ночь. Он уйдёт туда, к ней. Даже если опять что-то не получится, он надеялся, что перескочит эту ночь в беспамятстве и очнётся уже утром. Если вообще очнётся. А и хрен бы с ним.

       Олег совершенно потерялся, сожглось и развеялось в нём всё: здравый смысл, логика, понятия о реальности; он уже не особо хотел, чтобы всё стало как прежде, потому что теперь просто не знал, как было прежде. Это всё ушло от него и кануло где-то в замороженных глубинах. Ушло во сны, в неисполнимые мечты, в невозможную нереальность. Может быть, станция отобрала у него жизнь, но в ней и без того мало что было- не больше, чем тающий снег,- особенно в последнее время, которое он вспоминал действительно как затянувшийся бессмысленный сон. А может, всё-таки смысл есть во всём, и он просто не умел его увидеть. Ну и пусть. Зато теперь у него была чёткая цель. Возможно, и безумная, возможно, и нереальная, но что с того? Он сам безумен и нереален. Недавно (или очень- очень давно) Олег на полном серьёзе решил, что умер. Сейчас он вообще ничего не думал по этому поводу, но, задыхаясь и трясясь от холода и болезни, чувствовал себя до странности живым. Только живому может быть так херово.

      Он отвернулся от окна, от вида погружающейся в сумерки площади, доковылял до двери центрального входа, подёргал ручку. Конечно же, заперто. Как бы он ни оказался в зале на скамейке, явно не через эту дверь. Опять придётся обходить. Предстоящий путь виделся ему совершенно неблизким, но другого, как ни крути, не было. Это ерунда, что одышка и головокружение, что озноб и вялость, что все суставы ломит, он в любом случае справится. Боль обтекает его, почти не задевая маленький уголок, где скрылись его спокойные трезвые мысли. Олег побрёл через мрак большого зала, покрываясь испариной от усилий, мимо кресел, под тёмными громоздкими люстрами, похожими на подвешенные скульптуры- мобайлы, изображающие огромных и страшных пауков.

      Перед ним была дверь, а за ней выход на единственную платформу этой безумной станции.

      Я могу пойти в другую сторону, подумал Олег. Например, туда, где вдалеке башня. Он помнил, что в том направлении ему удалось продвинуться дальше всего. Кажется, так. Но ещё он помнил, что именно там, недалеко от странной путеремонтной машины его скрутило особенно круто. Нет уж, площадь так площадь.

      Он взялся за ручку двери дрожащей слабой рукой, толкнул. И резкий ужас пронзил его, окатил волной жара. В какую сторону она открывалась?!. Дёрнул на себя, снова толкнул, дёрнул и толкнул.

      Дверь была заперта.

      Олег не мог поверить, он буквально оцепенел. Дикими глазами смотрел на дверь, на дверную ручку и никак не мог уложить в голове страшный факт. Это неправда, неправда.

      Между тем, быстро смеркалось, да и, похоже, снегопад усилился. Олег оглянулся на зал, тонущий в тенях, сливающихся между собой. Пока ещё ему не стало по-настоящему страшно, он испытывал глубокое недоумение и странную надежду, что ситуацию ещё можно исправить, что он просто ошибся, что вот сейчас он попробует снова, и дверь легко откроется. Но в душе он уже знал, что нет, не откроется. Олег снова и снова дёргал и толкал роковую дверь, не меняясь в лице, как бездушный автомат. Потом эмоции прорвались сквозь пелену шока, и он изо всех оставшихся сил ударил кулаком по стеклу. С тем же успехом это могла быть и каменная стена. Многострадальная правая рука взорвалась новой болью, Олег сморщился, зашипел, с трудом вдыхая воздух сквозь стиснутые зубы. Боль вернула ему способность соображать. Он заперт, и это приходится признать. Но любое живое существо, загнанное в безнадёжный угол сражается с многократно умноженной энергией отчаяния. К Олегу во всплеске адреналина вернулись былые силы. Он твёрдо намерен был выйти. Мозг стремительно заработал над решением проблемы. Нужно попробовать другие окна, все окна во всём проклятом здании. Возможно, хоть одно удастся открыть или разбить. Могут быть и другие выходы- запасные. Он не видел ни одного, но по всем правилам они должны где-то быть. Нужно попробовать всё, что можно. Он должен вырваться любыми путями. Потому что Олег понимал, что скоро наступит ночь, всё погрузится в самую беспросветную тьму, а вместе с тьмой придут они (в этом он был уверен)- безликие чудовища всех кошмаров.

      Даже стремление к намеченной цели отступило на второй план, сейчас его подстёгивал чистый ужас перед тем, что его ждёт. Лишь бы выбраться, просто выбраться отсюда, из здания. В снег, в ночь- неважно, лишь бы прочь, туда, где хотя бы иллюзия свободы. Олег перестал чувствовать боль, слабость, заторможенность, он по-прежнему тяжело дышал, и лёгкие его раздувались как кузнечные мехи, с усилием и свистом втягивая жалкие порции воздуха, но и это уже не зацикливало на себе его внимание. Он растерянно крутил головой, потрясённый видимой безнадёжностью и неизбежностью случившегося. Мало времени. Вопреки замороженной неизменности станции, время текло сквозь неё, обволакивая и пронзая всё вокруг, и текло стремительно. Целый день выпал из этой реальности (или не один день? или изменения происходят по каким-то другим таинственным законам, не связанным с физическим временем?), и сейчас Олегу казалось, что он балансирует на опасном краю и уже ничего не успевает- ни что-то предпринять, ни чего-то избежать. Нужно было бежать, нужно было действовать быстро, немедленно, но Олег всё ещё не мог поверить и пребывал в странной нерешительности. Он отступил на шаг от двери, и в этот самый напряжённый момент, понимая, что напрасно медлит, принялся тягуче- медленно размышлять над тем, куда ему следует податься в первую очередь. Это был совершенно ненужный ступор, Олег как-будто боялся сделать выбор. И время стало ужасающе зримым, оно болезненно утекало, лишая его последних зыбких шансов.

      Да двигай же!- со злостью сказал он себе. Всё равно куда, но не стой столбом!

      Но вдруг он увидел движение за стеклом двери, и ноги его вмиг отнялись. Поздно! Началось уже, подумал он обречённо.

      Это было нечёткой тенью в снежной мгле, причудливой иллюзией, обманом зрения. Олег изо всех сил надеялся, что это так. Целую секунду надеялся. Пока призрачные образы не сложились в бескомпромиссно грубую реальность. Олег с ужасом узнал этот тёмный силуэт, медленно проплывающий мимо него по перрону.

      Путеремонтный фургон, оживший и, видно, выехавший ремонтировать неведомые пути. Искажённый мокрым стеклом, круговертью снежинок, похожий на наваждение, на воплотившийся кошмар, но настоящий, боже, какой настоящий, это был всё тот же «Газ-66», замерший раньше на границе реальностей. И вот теперь он куда-то отправился. Со своего места, сквозь прямоугольники дверных окошек Олег видел козырёк, ступени и только часть перрона, но этого хватило, чтобы разглядеть, что фургон нисколько не изменился, а это было совсем уже запредельно кошмарно.

      Пустая кабина, ни стёкол,ни колёс. Он проехал в полном безмолвии, ничем не нарушив вечную тишину,но Олегу в его безумном бреду явственно слышался лязг и скрежет пустых дисков по каменной плитке. Он даже как-будто видел высекаемые железом искры.

      Фургон проехал мимо и скрылся из виду. Олег, буквально вросший в пол, проводил его диким, ошарашенным взглядом. И ещё долгие мгновения после того, как грузовик исчез, он не двигался, превратившись в замёрзшую фигуру, как в той детской игре. Остановились даже мысли.

      Но время не остановилось, и оно вернуло Олегу сначала эмоции- он почувствовал, как невольные слёзы обжигают глаза,- потом и способность думать. Вот оно, пришла обидная горькая мысль. Окончательное безумие. Наконец.

      Будто мало было всего остального, но это- невероятный, невозможный фургон- стало последней каплей, добившей его и без того расшатанное сознание. Он лишился всех точек опоры, ничто больше не удерживало его над краем пропасти, холодный злой ветер подталкивал в спину. Олег попятился от двери в глубину тёмного зала, погружаясь в тени, и опомнился только на середине. Он с удивлением огляделся, поражённый тем, как быстро сгущается темнота. Казалось, что за окнами уже наступила ночь, правда, быстро гаснущий свет ещё позволял различать предметы в гулком пространстве вокруг него. Перспектива отправится в тёмные коридоры откровенно пугала, но что делать, выбора, похоже, нет. Ради спасения нужно преодолеть себя. Не время бояться. И не надо обращать внимание на галлюцинации. Галлюцинации, не иначе. Спеклись мозги, похоже. Или кто-то насылает видения... А может, что-то вкололи?..

      Или он действительно видел то, что видел...

      Вот, когда бы пригодилось оружие, подумал Олег и вдруг обнаружил пропажу. А где мой нож? Куда делся нож?

      Конечно, он не мог вспомнить, и не было никаких шансов его найти, если он даже не знал, каким образом сам здесь оказался. Но когда Олег очнулся, ножа при нём не было. Он нахмурился, соображая. Нет, точно не было. Скорее всего, остался на площади. От этого Олег почувствовал ещё большую тоску и беспомощность, но всё же решил поискать под скамейкой и вокруг. Он поковылял по залу с ощущением, что проклятая тьма наступает ему на пятки. Очень живо воображалось, как неумолимо утекают секунды. Олег, задыхаясь, почти теряя сознание спешил, и словно бы видел себя со стороны: как бесполезно, как мучительно медленно он движется, как бессмысленно. Но он добрался и принялся рыскать, смог даже отодвинуть скамейку от окна. И потом потерянно замер, как будто забыв, что искал и чем вообще здесь занимался.

      А может, обойдётся на этот раз?- подумал он. Может, ничего такого не случится?

      Это была сумасшедшая, нелогичная надежда, которая на секунду шевельнулась в нём и тут же скончалась, лишённая оснований. А если случится, я просто лягу здесь, и пошло оно всё. Задолбало!

      И в то же мгновение, как по команде, самым страшным и грубым образом, окончательно похоронившим надежду, подтвердились его самые худшие прогнозы. Как всегда, это случилось неожиданно, тогда как он думал, что готов ко всему и даже ожидал кошмарных сюрпризов с трепетом и внутренним напряжением.

      И опять это пришло как звук.

      Одновременно с двух сторон, где были двери в служебные коридоры и в другой зал- резкие, лязгающие удары, гулко отразившиеся эхом от стен, будто что-то обрушилось. Да что там, как-будто оба крыла здания обрушились нахрен!

      Олег издал горлом нелепый короткий писк и, вопреки своим предыдущим мыслям, не лёг на месте- ни покорно, ни обморочно,- а, наоборот, словно только этого сигнала и ждал, резво и иступлённо рванул наискосок через зал, забыв об одышке, о слабости, обо всём на свете.

      Сам не зная как,он оказался у двух киосков под большим табло и проник в один из них- киоск «Роспечати»,- эта дверь, по крайней мере, оказалась незаперта. Он действовал, практически не думая, но так, будто в голове его давно зрел чёткий план на подобный случай. Олег принялся сгребать газеты, журналы, книги, сметать их в кучу на пол, и вот он уже пытается разжечь костёр зажигалкой, неведомо как оказавшейся в руке. Газеты- и Олег, по странной прихоти сознания, особо и не ко времени заинтересовался этим фактом- выглядели старыми, сухими и ломкими, и пламя занялось легко и быстро. Он выхватил наугад одну газету, начал читать: «Аномальная засуха стала причиной многочисленных лесных пожаров...» Олег потряс головой- Что я делаю?- и отбросил газету. Он выпрямился и достал из кармана пачку сигарет и ещё одну зажигалку. С удивлением уставился на сигареты. Я же бросил курить... Да? А когда?.. Озадаченно нахмурившись, он уронил пачку в стремительно разгорающийся костёр. Олег, почувствовав жар пламени, осознал, насколько до этого ему было холодно. В тесном пространстве ларька очень скоро стало невозможно находиться, густой дым поднимался к потолку и повисал в неподвижном воздухе, огонь уже перекинулся на деревянный прилавок. Олег выпал спиной в дверной проём киоска, отошёл в сторону, глядя на то, как неверным, колышущимся светом освещается часть зала. В то же время, чем ярче становилось зарево пожара, тем более зловещей казалась тьма в отдалённых углах. Олег прислушался. Шелестел и потрескивал огонь, пока ещё запертый в остеклённой будке, но в остальном было так же тихо, как под толстым слоем ваты. Это просто опять что-то упало, подумал Олег. Всего лишь.

      В горле першило от дыма, усугубляя одышку, в глазах плыли цветные круги, и огненный свет, разбрасывающий кругом дёргающиеся тени только добавлял хаоса к искажённому восприятию действительности.

      Огонь разошёлся не на шутку. Олег отступал всё дальше от дыма и жара; в какой-то момент стёкла киоска разом лопнули и осыпались, взметнув снопы искр, и языки пламени, хищно взревев, сразу охватили всю будку. Олег, прикрывая рукой глаза, упёрся спиной в другой ларёк. Подумал, что стоит запалить и его. Ему захотелось сжечь всё. Ярко вообразилось, как разлетаются все стёкла в дверях и окнах ненавистного здания, и Олег оказывается на свободе, а потом с наслаждением смотрит на жарко полыхающее и неумолимо пожирающее пламя. Была некая безумная притягательность, тёмная радость в этих мыслях. Схожу с ума. Давно сошёл.

      Огонь полностью поглотил киоск, разгораясь с почти сверхъестественной быстротой и силой. С треском обвалилась внутрь крыша, остались только металлические стойки каркаса. Начало плавиться оргстекло расписания на стене, стали выгорать изнутри все бредовые маршруты. Поля Камышей... Поля Камышей... Съёживались, тлели и наконец загорелись буклеты на стойке вокруг соседнего киоска.

      Олег, оскалясь, прикрываясь рукой отступал всё дальше. Даже в нескольких метрах от пожара уже невозможно было находиться. Огонь отвлёк на себя всё его внимание, он перестал замечать остальное и уже не помнил, с какой целью устроил столь грандиозный костёр.

      Олег щурился на пламя, перхал горлом, тряс головой и, похоже, пребывал в шоковом состоянии. Тем неожиданней оказался повторный двойной удар. Не просто удар от падения чего-то массивного. Казалось, подпрыгнуло всё здание. Содрогнулись стены, задребезжали стёкла, качнулись со звоном люстры, окончательно развалился киоск, раскидав тучу искр и языков пламени.

      Олег закричал. Едва устояв на ногах, пригнувшись, закрывая голову, словно ожидая, что вот-вот потолок обрушится на него, он метнулся неведомо куда, но не смог убежать далеко. Мать вашу, землетрясения ещё не хватало!- подумал Олег, неожиданно обнаружив себя прячущимся между двумя рядами кресел; он не знал, как очутился здесь. В воздухе клубились дым и поднявшаяся пыль, летали хлопья пепла, но снова стало тихо, если не считать хищного рокота пожара. Олег не столько в страхе, сколько растерянно вертел головой. Он никак не мог сосредоточиться и, слушая своё сиплое дыхание, треск и скрежет, глядя круглыми глазами то в освещённое пространство, то за его пределы, с бешено колотящимся сердцем ждал повторных толчков.

      Пламя охватило второй киоск, полыхала и стена с табло позади них. Пусть горит, подумал Олег, отметив, что больше в той стороне гореть нечему, и долго огонь не продержится. Но пока ещё стихия ревела вовсю, и даже со своего места на значительном отдалении Олег чувствовал кожей потоки нагретого воздуха.

      Где-то в темноте внезапно прозвучал хриплый собачий лай. В первую секунду Олег даже не понял. Потом лай повторился- резкий как выстрелы,- лай матёрой большой собаки- далеко, но, судя по эху, явно в здании, возможно, за дверями, в одном из крыльев.

      Олег пошатнулся, сидя на корточках, чуть не упал, но ухватился за кресло. Только не вырубиться. Он изо всех сил вцепился в металлическое кресло, почувствовав свой скорый конец в беспощадном прозрении.

      Они идут... Идут... Неужели всё?.. Окончательно, бесповоротно всё?.. Кончено?

      Мысль была ошеломляющей, настолько больше всего его разумения, что Олег, уже забыв, что как бы и без этого считал себя мёртвым, был буквально раздавлен ужасом неизбежности.

      Захлёбывающийся яростный лай вперемешку с рычанием повторился ещё раз, уже в другой стороне. Тишина. Потом- снова, с разных сторон, из тьмы пляшущих повсюду теней. Словно бы целая стая огромных бешеных собак зашлась в  безумной злобе.

      Олега начало сильно трясти, и он знал, что не найдёт больше в себе ни сил, ни мужества сдвинуться с места.

      Раздался новый звук, грохот- определённо такой, с каким вышибаются, вылетают с петель двери.

      За окнами уже была ночь, и света даже от такого мощного огня не хватало, чтобы осветить всё пространство зала; тени дёргались, кривлялись во множестве углов и представлялись живыми. Повсюду мерещились чудовища, но когда Олег пытался разглядеть их, они ускользали из поля зрения, и от этого становилось намного страшнее, чем если бы он действительно ясно их видел.

      Вся личность Олега, весь его разум обрушился внутрь себя, как этот полыхающий киоск, и он стал маленьким мальчиком, отчаянно боящимся темноты. Но сейчас от страха нельзя было спрятаться под одеялом.

      Снова длилась выматывающая душу пауза. В тишине внезапным выстрелом лопнули, взорвались стёкла второго ларька; Олег дёрнулся. Это конец? Конец?- билось в его голове.- Это конец?

      Его жизнь достигла гибельной черты. Всё, что было в ней прежде, рассыпалось. Его в целом светлое детство, полная надежд юность, свершения, поступки, счастливые и несчастливые моменты, несбывшиеся мечты, то, что останется и то, что бесследно исчезнет, накатанная и пустая колея, в которую вошла его жизнь в последнее время. И он не видел своей жизни и в будущем. Но даже это было не столь обидным. Даже не то, что он бессмысленно и нелепо метался и так и не нашёл выхода, и не то, что и сейчас продолжал трястись от ужаса и ничего не мог поделать ни с собой, ни с ситуацией вокруг себя. Обидным было другое.

      Эта неотвязная мысль всё время висела в нём где-то на дальнем плане, прорывалась сквозь страх, безумие и тьму.

      Он должен был с ней встретиться.

      Он не знал, почему,но она была последней его нитью. Настоящая или нет, это другой вопрос, но Олег чувствовал, что она- Ольга- где-то потеряна ещё больше, чем он. Он не мог ей помочь, конечно. Не мог помочь и себе, и всё же хотел увидеть её, может быть, просто увидеть. Желал так, как ничего больше, и перед этим желанием отступали даже страх и собственная участь. Возможно, только поэтому он ещё держался.

      В какой же момент она стала для него настолько важной, ведь он даже не был уверен в её реальности?

      Где же ты? О чём думаешь?

      Но миру, как видно, наплевать на его мысли и желания, озлобленный мир собрался его уничтожить.

      Снова захлёбывающийся лай.

      Олег был уверен, что на этот раз звук раздался буквально в паре метров от него, но там, в ярко освещённом пространстве не было ничего, только мраморные плиты и отражающееся в их гладкой поверхности пламя.

      Удары сердца у самого горла. Убежать, спрятаться, найти более надёжное убежище, зарыться в него с головой! Но никакая сила не могла отлепить его от кресла.

      Лицо Олега стало античной театральной маской бесконечной паники. Глаза тщетно искали зримые воплощения захлестнувшего его ужаса. Он даже как-будто хотел их увидеть. По крайней мере, всё стало бы ясней.

      Но тем временем начали происходить другие вещи. Ещё более безумные вещи.

      Что-то творилось с его глазами или со всей Вселенной.

      Свет тускнел. Пожар не ослабевал, но был виден теперь как через затемнённое стекло; тени перестали метаться по залу, они сливались, сгущались, наползали. Олег с ужасом смотрел, как движется по полу граница тьмы, словно планетная линия терминатора. Погружалось во мрак пространство, таяло, проглатывалось сантиметр за сантиметром. Круг света сжимался, и Олег уже оказался на самом его краю.

      В темноте, отчётливо цокая по плиткам пола, пробежали когтистые лапы. Цок- цок- цок... И хриплое, злое, вгоняющее в первобытную дрожь рычание. Близко, очень близко.

      Олег держался за сидение кресла, сидя на корточках, и смотрел на огонь, его вихрящиеся языки, и казалось, что пламя отдаляется, превращается в тусклую звёздочку на далёком горизонте. Всё остальное пропало во тьме. Он сам уже был в ней, и вокруг него что-то шевелилось, что-то дышало и жило.

      Олег знал, что должен спасаться, но не мог побороть оцепенение, заморозившее все его мышцы. Он будто вообще был отключён от своего тела. Смотрел из своих глаз, думал где-то внутри своей головы и странным, детским образом надеялся, что всё происходит не с ним.

      Кто-то или что-то ударило в одно из кресел, и ощутимая волна пробежала по всему ряду; Олег крепче стиснул зубы, чувствуя, как всё меньше и меньше остаётся в нём от взрослого, адекватно мыслящего и реагирующего человека.

      Если не обращать внимание, то они отстанут, отстанут, всё обойдётся...

      Он уже не видел почти ничего. Пожар превратился в мерцающий красноватый отблеск- не более.

      Бах! Новый удар по ряду кресел. И дрожь с короткими интервалами- кто-то пошёл прямо по сидениям.

      Олег не двигался. Он даже перестал думать о том, что нужно что-то сделать. Только одна мысль: Я не должен здесь быть, это всё неправда...

      А где-то вдали нарастал между тем непонятного происхождения рокот, он был похож на биение крови в ушах, на медленный прибой, на неспешно набирающую силу лавину. И ещё Олегу послышался сквозь всё это подавленный плач, горестный вздох...

      -Оля,- произнёс он одними губами.

      Имя было как спасательный круг.

      Олег уже находился как бы за пределами обычного страха, он не потерял разум от ужаса, не поддался буйной слепой панике, во всяком случае, внешне. Его просто сковало, выморозило изнутри, он потерял волю. Но сейчас он опять подумал о ней, о той, для которой он что-то так и не сделал. И это вернуло ему злость. А злость закипела в венах и заставила Олега действовать.

      Мир ополчился на него, но ему и самому уже было почти наплевать на себя. На себя, но не на неё. Вот с этим он смириться не мог. Ну уж нет! Есть ещё одно нерешённое дело, и пока он не узнает всей правды, он должен держаться.

      И Олег приказал своему вымотанному, тупому, рано признавшему поражение телу подняться, он перемахнул через кресла и побежал. На быстро меркнущий свет, на последнюю его искорку.

      В конце концов, необязательно выходить на площадь, чтобы вернуться к ней. Кажется, достаточно просто... уснуть...

      Олег врезался во что-то головой со всего разгона, и в глазах его вспыхнули уже тысячи искр грандиозным салютом. Вспыхнули и рассыпались, а вместе с ними рассыпался и сам Олег.

     ***

      Он покачивался в медленной полудрёме, и в голове плыли тягучие мысли, видения, обрывки снов, уводя в дурацкие непролазные дебри. Наконец, неловко качнувшись ещё раз, Олег встрепенулся. Часто заморгал, с сонным недоумением оглядываясь по сторонам. Обнаружил, что сидит на широкой скамье оранжевого цвета со спинкой, у окна, а за окном проплывает тусклый пейзаж глубокой осени: пожухлая трава, оголившиеся деревья, чёрные лоскуты пахотных полей. Где-то за тёмными ветвями деревьев мелькало клонящееся к закату солнце. Олег понял, что находится в вагоне  электрички, но не знал, куда и зачем едет. Вдруг до него дошло, что в его голове вообще нет никакой посторонней памяти. Он был самим собой. И сразу вспомнил, что бежал... бежал, не особо надеясь вырваться, а потом... что-то... и вот он здесь.

      Получилось!- возликовал Олег. Облегчение было просто неописуемым. Сердце неистово забилось в груди. Абсолютная радость человека, пробудившегося от мучительного кошмара. Да ведь это так и есть. Он не чувствовал ни боли, ни слабости и он не задыхался. Лёгкость избавления во всём теле, понятная только тому, кто пережил тяжёлый недуг, с которым свыкся и даже забыл, что бывает по-другому, и который в единое мгновение, безо всякого предупреждения отпускает. Это, наверное, похоже на удивительную тишину летнего дня с пением птиц после свирепого боя.

      Некоторое время Олег просто наслаждался своим состоянием и своим спасением, глядя в окно, любуясь печальным, потерявшим почти все краски пейзажем, а потом спросил себя: но где я?.. Бога ради, неважно! Где она?

      И это был главный вопрос, стряхнувший с него счастливую расслабленность. Олег подобрался, распрямился на сидении, начал озираться с новым интересом. Искал её глазами с надеждой и трепетом, зная, веря, что она должна находиться поблизости.

      Можно сказать, вагон был почти пуст. Всего пять человек, не считая Олега. Бабка в пуховике и вязаном берете с огромной клетчатой сумкой, которую она поставила на сидение рядом с собой. В упор, со странной суровостью смотрит на Олега. Неподалёку, вытянувшись на скамье, дрыхнет неопределённого вида мужик. Сидящая девушка или девочка- подросток, не понять, в дутой красной куртке с капюшоном. Двое парней приблизительно одного возраста, лет двадцати, сидящие далеко друг от друга, а значит, между собой явно незнакомые. Один или спит, или просто слушает плеер в наушниках, закрыв глаза, вытянув ноги. Другой низко склонил голову, уставившись в ридер.

      По контрасту, Олегу вспомнилась картина, увиденная в Туапсе на ж/д вокзале: сколько народу облепило со всех сторон электричку до Сочи, и как машинист орал, что не тронется, «пока не послезаете, уроды».

      Олег смотрел на девушку. Это должна быть она. Он не видел её лица, потому что она сидела спиной к нему, да ещё и не снимая капюшона, и Олег в первый момент принял её за школьницу- такой она показалась ему хрупкой и маленькой, по-детски утонувшей в своей объёмной куртке. Но это должна быть она. Она сидела очень прямо, даже как будто скованно, совсем не шевелясь, только слегка покачиваясь в такт движению.

      Олега пронзила неожиданная и немного пугающая мысль: но если я не изменился, как она может меня узнать? Как мы вообще можем знать друг друга? Я видел объявление о её розыске, она давным-давно пропала...

      Олег нахмурился; во всём этом крылся некий парадокс, который он не мог осмыслить. Бабка, положив руку на сумку, вперила в него тяжёлый взгляд и почти не моргала. Непонятное агрессивное осуждение в её глазах. Олег слегка покосился на неё. Чего же я жду?- спросил он себя.

      Он вдруг со всей ясностью, словно видел его наяву перед собой, вспомнил текст объявления: «... Была одета в красную пуховую куртку с капюшоном, белые джинсы, чёрные осенне- зимние кроссовки. На голове- розовая вязаная шапка с надписью «Love» на английском языке...»

      Боже, это точно она!

      Сердце билось так сильно, что какое-то время Олег просто не мог подняться на ноги, к тому же боялся, что ноги откажут. Но всё же собрался и встал. Пошёл по проходу. Бабка продолжала смотреть в точку, как если бы Олег всё ещё сидел на месте. Мужик всхрапывал во сне. Парни целиком ушли в свои гаджеты.

      Олег неожиданно почувствовал смутную робость. Он хорошо помнил, с каким ужасом и беспомощностью смотрела на него Ольга в прошлый раз. Он замедлил шаг, представил себя со стороны, как он идёт по вагону, словно подкрадывается к жертве, какой у него, должно быть, вид. Неудивительно, что бабка так тяжело смотрела на него и странно, что сейчас как-будто потеряла его из виду. Твою мать, но где логика?!- зло подумал он.- я хотел с ней встретиться. Какого хрена теперь отступать?

      Между тем он чуть было не сел трусливо на одно из свободных мест позади девушки, за её спиной, но, мысленно прикрикнув на себя, лишь слегка запнулся и направился к цели уже более решительным шагом.

      Надеюсь всё же, что не я причина того, что она пропала (пропадёт?),- пришла ещё одна непрошенная мысль. Да нет, бред же какой-то!

      Он прошёл чуть вперёд и сел прямо перед ней, напряжённо вглядываясь в её лицо. Знал сам, что выглядит подозрительно и пугающе, но ничего не мог поделать ни с выражением своего лица, ни со своим явным интересом к ней. Она меня не знает. Но это она!

      Отороченный воздушно- светлым мехом капюшон, краешек розовой шапочки под ним; чёрные глаза в тени, неподвижно глядящие перед собой, бледное лицо, маленький шрамик. Строгая поза и руки в забавных вязаных розовых перчаточках, сложенные на коленках. Она выглядела моложе, чем помнилось ему по его... видениям?.. да неважно, но это была именно она, Ольга.

      Пребывая в нерешительности, так невовремя охватившей его, не зная как начать столь нужный ему разговор, Олег опустил глаза, посмотрел на свои руки, увидел порез на ладони, пятна крови на шортах, ссадины на коленях... Его ощущение реальности совершило внезапный кувырок в голове и отказало напрочь с фатальной беспощадностью.

      Только теперь до него дошло, что не изменился он не только памятью, что одет во всё те же шорты, майку и сандалии на босу ногу и попросту не может находиться здесь в таком виде. Странное и страшное несоответствие. Перенёсся во плоти? Но это ничего не объясняло. Да ладно уж...

      Олег поднял глаза.

      -Оля,- произнёс он сорвавшимся голосом.- Прошу тебя, не пугайся. Не обращай внимание, что я так... Ты, может быть, меня даже не знаешь, но, пожалуйста, выслушай. Это очень важно...

      Её веки не дрогнули, лицо с тонкими чертами было отстранённым и задумчивым, ничем не выдав, что она его слышит. Олег вздохнул. Всё уже было ясно ему. Это сон, и он здесь только как зритель. Не имеет значения, насколько всё кажется реальным.

      Кто из нас призрак?

      -Бабушка!- громко и отчётливо выкрикнул он, повернув голову.- Извините!

      Бабка с огромной сумкой по-прежнему смотрела в пустое пространство своим суровым, почти злобным взглядом из-под нелепых, тонко нарисованных бровей.

      -Вы вообще на меня смотрели или как?

      Никто в вагоне не реагировал на него. Олег снова посмотрел на Ольгу.

      Да, подумал он с горечью, меня здесь нет. Ольга вздохнула о чём-то и переместила отрешённо- задумчивый взгляд (только взгляд) в сторону окна. Так она показалась ему ещё прекрасней, даже в груди защемило. Какая осенняя печаль в её взгляде... но она молода, реально молода! Сколько ей? Лет семнадцать? Он никогда не умел на глаз определять возраст женщины. Ей могло быть и пятнадцать, и двадцать пять. Олег снова вспомнил то объявление: пропала 2. 11. 2007г. Но ведь это прошлое! И уже довольно далёкое прошлое. Как это он не подумал, читая тот текст? Кто бы повесил объявление о столь давней пропаже?

      А где пять лет, почти шесть, которые они провели вместе?.. Их не могло быть. Вот только он о них помнил.

      Нет меня здесь, повторил он про себя. А сейчас ноябрь две тысячи седьмого...

      Но он чувствовал твёрдость скамьи под собой, покачивание вагона, пол под ногами, понимал, что прохладно, хотя и совершенно не замерзал, вдыхал нейтральные, но всё равно узнаваемые, характерные для поездов запахи.

      А если я дотронусь до тебя?

      Это было просто, но он не мог решиться. Какой-то глубокий внутренний страх останавливал Олега. Что случится? Пройдёт его рука сквозь неё? Или весь мир разрушится? Или это то, что он всё же должен сделать? Может быть, она ждёт этого и тогда обратит на него внимание?

      Зачем-то же я здесь?! Я же сам этого хотел!

      Боль запульсировала внутри шишки на его голове, перемещаясь вглубь. Если я всё ещё валяюсь там, то надеюсь не рядом с пожаром. И, надеюсь, никакие твари не рвут моё тело... Почему-то это очень живо представилось, и неприятный холодок пробежал мурашками по коже.

      Я не здесь... но я должен быть здесь...

      Олег поднял предательски дрожащую руку, и в этот момент, словно по мановению его дирижёрского жеста, вагон, слегка дёрнувшись, начал замедляться, а вскоре и вовсе остановился. Всё это время Олег сидел с поднятой рукой, замерев в настороженном ожидании. Открылись двери вагона, и он почувствовал свежее дыхание осеннего воздуха, но по-прежнему ему совсем не было холодно. Что будет?- спросил себя Олег, находясь в странном волнении. Он не отрывал глаз от Ольги и увидел, что лицо её вдруг оживилось; лёгкая и до боли знакомая ему улыбка коснулась уголков её губ. Она легко поднялась на ноги, подхватив с пола маленький рюкзачёк и направилась к выходу, так и не заметив Олега. А он всё так же сидел, словно пригвождённый к месту. Я не выберусь из этого вагона, я сейчас уеду...

      Он очнулся и с запозданием дёрнулся за ней, попытался  удержать её за руку.

      -Ольга...

      Он не смог дотронуться до неё. Находясь совсем близко, он чувствовал свои ищущие касания пальцы, осознавал движение своей руки, но саму руку видеть перестал. В ужасе отшатнулся, поднёс ладонь к лицу... Вот же она! Господи, точно сон! Он уже видел подобный.

      Ольга вышла из вагона.

      Олег сжимал и разжимал кулак, словно поражённый электрическим током. Рука была реальной и на месте, и никакой боли не было- только в воображении.

      Господи, да иди же за ней, не тормози! Не потеряй её опять!

      Он пошёл по вагону, поражённый, переставляя ноги словно неуклюжая кукла. Прошёл мимо бабульки, застывшей в каком-то своём скорбном мире. Бабушка, да не смотри же ты так, очнись! Вдруг увидел, что парень с ридером встрепенулся, стрельнул глазами по сторонам (не заметив Олега, конечно же) и неожиданно подорвался к выходу, на ходу запихивая ридер в сумку. Парень этот тоже был в капюшоне, он носил очки в тяжёлой оправе, глаза его прятались в тени, но Олег ясно разглядел их, когда тот на секунду вскинул голову, и его ужаснуло их выражение. Угольно- чёрные замыслы. Раньше он решил, что парню лет двадцать по какому-то общему впечатлению, но видел тогда только малую часть склонённого в тени капюшона лица. Сейчас Олегу показалось, что парень-то постарше- может быть, его ровесник, а-то и ещё старше. Но его взгляд! Взгляд, заставивший Олега инстинктивно ощетиниться. Осознание пронзило его яростным огнём почти физической боли.

      Но парень уже был на платформе, а Олег увяз в вагоне, как в страшной трясине. Он по-настоящему, смертельно, до полуобморока испугался, что не успеет, что оставит Ольгу наедине с этим. Ноги Олега подкашивались, действительно как в дурном кошмаре. Выход казался далёким и недостижимым берегом для безнадёжно тонущего человека.

      Но он не мог позволить себе сломаться сейчас. Обойдётся, всё обойдётся, шептал он себе, всё же пробираясь к выходу. И Олег плыл к этому исчезающему туманному берегу, борясь с волнами, отдавая все силы. Казалось, выход совсем не приближается; реальность становилась не такой уж отчётливой.

      Но он успел, он успел, не мог не успеть. Олег обрёл некую уверенность, что может управлять этим кошмаром. Мог ведь и уехать... и что бы тогда?

      Но теперь мир вновь обрёл подобие целостности. Олег стоял на безымянной платформе, обозначенной  лишь ни о чём не говорящими цифрами какого-то там километра. И поезд за его спиной, издав длинный тоскливый гудок, укатил прочь. При всей непохожести этот звук всегда навевал ему что-то об улетающих журавлиных стаях- та же осенняя тоска. Олег глубоко вдохнул свежий, морозный уже воздух, который, впрочем, всё ещё не пробирал его холодом. Как странно. Он впервые за всё время был где-то ещё, а не на станции, не в очередном вагоне. С высокой платформы открывался вид на пустое поле, не пахотное, не сенокосное, с пожухлой, посеревшей и прибитой к земле травой. За полем начинались тёмные леса, тени в них тревожно густели в тускнеющем вечернем свете. Именно туда вела от платформы, пересекающая всё поле обычная грунтовая дорога. И по ней шла, уже довольно далеко, Ольга, лёгкой походкой, с рюкзачком за спиной. В сторону тёмного леса. Олег ещё хорошо различал её красную курточку, но она уже выцветала в его глазах, сливаясь с серыми тенями. А вот парня нигде не было видно. Притом, что в чистом поле невозможно было спрятаться. Олег оглянулся назад, на пустые пути, но и там, за рядами рельсов- те же поля и леса.

      Она уходит.

      Олег встряхнул головой и направился к одному из двух спусков с платформы. И, подойдя к лестнице, увидел его. Лютый мороз сковал Олега, не снаружи, но в самом сердце. Незнакомец сидел на корточках, притаившись под лестницей и курил. Лицо его было скрыто капюшоном, но его поза, движение руки с сигаретой, напряжённый поворот головы- от всего веяло явной угрозой. И Олег знал, куда направлен тёмный хищный взгляд.

      Это ты! Это ты- тот ублюдок!

      -Эй!- крикнул он сверху. Его голос сорвался. Парень выдохнул долгую порцию дыма, стряхнул уголёк, раздавив пальцами окурок и положил его в карман. Олегу стало до одури страшно. Все недавние, терзавшие его ужасы представлялись теперь наивными и несерьёзными. Вот они, неведомые безымянные твари- воплотились здесь и сейчас в одном, самом обычном внешне человеке.

      -Посмотри на меня, гад!- заорал Олег, почти впадая в панику. Это всё была правда вокруг него. Беспощадная, кошмарная правда, а он сам был вне её. В стороне, в бессилии, даже не чувствуя пронзительного внешнего холода. Он ничего не сможет исправить! Разве всё это не случилось уже давным- давно?

      И тем не менее, это происходило на его глазах. Что же ты сидишь там? Ей жить да жить, ей замуж выходить, ей детей рожать, она ведь росла все эти годы среди людей, жила, а ты тут сидишь... Внезапная ярость вспыхнула в голове Олега, и он бросился вниз по лестнице. Но в этот момент далёкая фигурка в красной курточке пересекла поле и скрылась среди деревьев, и, как по команде, сорвался с места и кошмарный незнакомец.

      Олег чуть- чуть не успел. На секунду он ошеломлённо замер, растерялся, но побежал следом. Господи, только бы не ещё один какой- нибудь невидимый купол!

      Парень в капюшоне был похож сейчас на матёрого охотничьего пса, взявшего верный след. Сильно и энергично он нёсся по дороге- расчитанные движения, мощная поступь хорошего бегуна. Олег никак не мог за ним угнаться. Очень скоро у него закололо в боку, вернулась мучительная, разрывающая лёгкие одышка. Сандалии оказались чертовски неудобными при беге. Чёрные пятна расплывались в глазах. Не было купола, и ничто не могло удержать его, кроме собственной физической формы. Но сильнее боли в боку и груди Олега жёг огонь гнева, и он продолжал бежать, чувствуя, что напряжённые мышцы, работающие на самом пределе готовы вот- вот взорваться судорогами, и безотчётно молил Бога, чтобы не произошло непоправимого.

      Злость и страх. В данном случае страх тоже был его оружием. Олег хрипел, обливался потом (сон или нет, но боль не вызывала сомнений) и ему отчаянно хотелось крикнуть что-то в удаляющуюся спину, попытаться задержать голосом, даже зная, что это бесполезно, да и не было никаких сил.

      Твою мать, не уйдёшь!.. Но парень в капюшоне постепенно отрывался от него и вот он уже скрылся среди деревьев.

      Курильщик хренов! Тупой и жирный!- обругал себя Олег в ужасе. Невероятным образом, с безумно скачущим в груди сердцем, он смог ускорить бег и ворвался в тёмную чащу немногим позже того, кого преследовал. Дорога здесь, усыпанная прелой листвой делала резкий поворот, уводя вглубь леса, и Олег, несмотря на то, что деревья в большинстве своём оголились, давая больше простора, никого не увидел на том отрезке, что был ему открыт. Лёгкие невыносимо пылали, но он не останавливался, при этом всё больше отчаиваясь. Дорога была пуста. За поворотом- прямой участок в тени нависающих ветвей. Небо над головой было холодным и чистым, солнце ещё не скрылось за горизонтом, но скудные лучи его едва проникали сквозь серый частокол стволов и сплетение ветвей. Но света ещё хватало, чтобы видеть самое главное.

      Никого вокруг.

      Силы покинули Олега, и он был вынужден остановиться. Он упёр руки в колени, натужно, со свистом дыша, слыша штормовой рёв в ушах.

      Где же вы? Господи, где же вы?

      Пытаясь восстановить дыхание, Олег не переставал вертеть головой. Они не могли уйти так далеко! Я же почти догонял его! Где же ты, гадёныш?

      Ему вдруг показалось, что среди деревьев в стороне от дороги  мелькнула красная куртка. Олег замер, неуверенный в том, что глаза, в которых плясали тучи чёрных мошек, не обманывают его. Снова, теперь уже дальше- неуловимый росчерк красного цвета, обманчивый, но удивительно яркий в серости вечернего леса. Беги же! Беги же, блин! Это она! Олег рванул с места, перестав замечать, как бухает сердце, как предательски дёргаются паскудные мышцы,- это не было важным. Ольга одна в лесу. Нет, не одна. Наедине с... Олег даже не знал, как его назвать. Он нигде не видел эту тварь, но наверняка знал, что тот где-то здесь, крадётся сквозь лес... Почему Ольга ушла с дороги? Заметила ли она что-то? Олег продирался сквозь чащу как раненый лось, хрипя, едва не падая; лес только казался просторным,- повсюду были хлёсткие голые ветви. Олег запнулся обо что-то; подлый сучок воткнулся ему в ногу между пальцами, и сразу же одна из веток больно секанула по глазам. Он упал, разодрав локти, зарылся во влажную опавшую листву. Ошалело вскочил и понял, что потерял направление. Глаза слезились и не хотели открываться. Чёрт! Что за чёрт! Проклятый лес был для него как-то чересчур реален. А Ольга?

      Он заозирался, часто моргая, но заставляя себя смотреть. Никого. Он уже не знал теперь, в какой стороне дорога. Тогда Олег замер, напряжённо вслушиваясь, с трудом сдерживая собственное громкое дыхание. Мешал пульсирующий шум в ушах. Олег попытался успокоиться, но до дрожи боялся, что время уходит, что он не успевает, что происходит запредельно страшное, пока он стоит здесь.

      Лес был безмолвен и пуст. Олег уже находился на грани истерики. Боже, да не впадай же ты в панику! Они где-то рядом. Где-то рядом...

      Он не мог устоять на месте и двинулся наугад, правда, уже не бегом; ноги дрожали и подкашивались. Необоримый страх одолевал его, накатываясь тёмной волной. Страх был готов превратить его тело в трясущийся студень, но Олег знал, что не поддастся ему. Только не в самый важный момент во всей своей жизни. Самый важный, но вместе с тем и самый страшный кошмар.

      Он снова увидел её. И не мог понять, то ли ему мерещится, то ли это действительно наяву появляется и исчезает впереди, удаляясь, зыбкое пятнышко красного цвета. Олег ускорил шаг, но не побежал, боясь снова упустить её из виду. Его глаза, не отрываясь следили за путеводной мерцающей искоркой её куртки, руки отводили в стороны ветви, а ноги как-то сами собой находили подходящие тропы. Он вошёл в некий гипнотический ритм, и дыхание не сбивалось. Теперь Олег знал, что сможет. Он обязательно догонит её и защитит от всех опасностей. Сейчас у него не было человека роднее. Его собственная личность без остатка растворилась в стремлении быть рядом с ней. Больше он её не упустит. Олег почти забыл, что кое- кто ещё есть в лесу.

      И вдруг далёкий маячок пропал и не появился снова. Олег продолжал идти. В застывшем осеннем воздухе прозвучал пронзительный, но быстро оборвавшийся вскрик, от эха которого, казалось, колыхнулся весь лес. Олег побежал. Крик всё ещё звучал в его ушах. Лес уже не был замершим в ожидании, он хлестал ветвями по лицу, бросался корнями под ноги, цеплялся за одежду, но Олег упорно рвался вперёд и внезапно вывалился на открытый простор. Не поляна, а целое огромное поле распахнулось перед ним, и на нём ровными рядами были высажены молодые ёлочки, а в самом центре- странным образом нетронутый островок первозданного смешанного леса- почти идеально круглая на вид роща. А за полем новая стена большого леса. Олег, запинаясь, пробежал немного и остановился, лихорадочно стреляя глазами по сторонам в поисках малейшего признака... и нашёл его- красный, похожий на вспышку света росчерк у самой рощи в центре поля; затем всё исчезло, но Олег уже уловил направление и нёсся туда, сломя голову, хрипя и пытаясь что-то кричать. Ему уже казалось, что он различает неясное шевеление теней на краю рощи. Он бежал, всё ещё находясь вне холода внешнего, но внутренне всё больше холодея от ужаса, иногда спотыкаясь о подвернувшиеся под ноги пеньки в сероватой колючей траве, но не позволяя себе упасть; миновал несколько рядов низеньких елей и выскочил к роще. То, что ранее он принял за нетронутый островок леса, на самом деле им совсем не являлся, и только сейчас, приблизившись вплотную, Олег понял, в чём тут дело. Это был овраг, даже больше, чем овраг- глубокий, тёмный яр,обиталище змей, огромная ямища в земле, до жути глубокая, обрывистая, но так густо заросшая изнутри деревьями и ползущим по стенам кустарником, что, будь сейчас лето, вообще невозможно было бы понять, что перед тобой, пока не свалился бы внезапно с обрыва. Даже сейчас дно оврага терялось в густом сплетении голых ветвей.

      И здесь, у самой пропасти Олег увидел то, отчего едва не помутился его рассудок. Какую-то долю секунды он просто отказывался верить в то, что видит. Ноги его как-то сразу обмякли, а круглое, свекольное от бега лицо в единый момент побелело как мел; Олега почти парализовало от шока.

      Ольга была здесь.

      Она лежала на спине безвольной тряпичной куклой; красная курточка была расстёгнута и распахнута, кофта задрана почти до горла, обнажая маленькие, так знакомые Олегу груди; джинсы, колготки и трусики приспущены до колен- тёмный треугольник волос, молочно- белая, словно сияющая в сумерках кожа,  сорванная шапочка, раскиданные чёрные волосы, отброшенный в сторону рюкзачёк- всё складывалось страшными фрагментами в картину абсолютной, катастрофической беспомощности. Олег с мучительной болью видел ссадину на её виске, кровь, сочащуюся из её левого ушка и то, как опухла, наливаясь синевой вся левая сторона её лица, делая его почти неузнаваемым.

      Но страшнее вида её беззащитности был тёмный зверь, нависший над ней.

      Он стоял на коленях, откинув уже капюшон, штаны его тоже были спущены, и Олег с неописуемым ужасом и отвращением увидел его торчащий член.

      Потом он посмотрел в его лицо, и ужас стократ усилился. Глаза за стёклами очков- нечеловечески чуждые, белые, столь же невозможные для понимания и прочтения, как взгляд акулы или любой другой рыбы. Даже не звериные глаза, а вот именно холодные рыбьи, за которыми недоступная воображению пустота запредельных миров.

      Из груди Олега рвался дикий вой, но в горле только хрипло заклокотало, и вырвался лишь слабый вздох, шёпот...

      -Нет... нет...

      Олег пошёл вперёд, вытянув перед собой руки, словно слепец в поисках препятствия. Олечка... Олечка... маленькая моя...

      Она... жива?..

      Осознание того, что он опоздал, что ничего уже не исправить почти раздавило его. Чувство потери, беспомощности, несправедливости было волной, сметающей остатки разума.

      Парень вдруг поднял голову и посмотрел прямо на Олега своим непостижимым тёмным взглядом. Как-будто их взгляды на секунду пересеклись... но нет- парень отвёл глаза, снова склонился над Ольгой, пытаясь совсем стянуть с неё джинсы, но мешали её кроссовки.

      Не увидел... ничего не увидел... меня здесь нет...

      ...Сорвал одну кроссовку, потянул штанину, и в этот момент Олег приблизился. Руки его сжались в кулаки, готовые бить, ломать кости, убивать... но вдруг исчезли. Нет, они были при нём, Олег не перестал их чувствовать, но опять не смог их увидеть. Он размахивал ими, стараясь ударить или схватить за горло, сжать и душить, но руки стали пустотой. От огромного чувства бессилия Олег застонал. Парень сдёрнул вторую кроссовку, жутко улыбнулся при виде белых носочков и безумно страшным нежным движением погладил безвольную ногу. Бурлящий в груди и в горле крик наконец прорвался- Олег заорал с чудовищной силой и сам же услышал, как заметалось вокруг эхо от его голоса, но, похоже, услышал только он, потому что парень даже не вздрогнул, продолжая спокойно и ласково оглаживать оголившуюся ногу, при этом что-то шепча одними губами. Снова, похожая на оскал улыбка; и уже более явственно:

      -Вот так... вот так, моя хорошенькая, моя миленькая... это ничего...

      Внезапно Ольга открыла глаза.

      Парень замер; Олег попытался сомкнуть несуществующие руки на его шее.

      Ольга никак не могла сфокусировать взгляд- глаза жутко косили; губы её двигались, что-то беззвучно произнося... Но она была жива!

      -Ну что ты, что ты,- заговорил парень; голос его был странно безжизненным, холодным.

      Ольга задвигалась, стремясь отползти.

      -Не... не...- зашептала она.

      -Куда же ты, ну?- Он схватил её за лодыжку и грубо рванул на себя.- Глупышка. Сейчас всё будет хорошо, не бойся.

      -Пожалуйста...- шептала Ольга дрожащими губами;слёзы потекли по её лицу.

      Олег изо всей силы ударил кулаком по стволу яблони, росшей над самым обрывом и увидел, как качнулись ветви, услышал глухой стук. Рука онемела от жгучей боли, и теперь она снова стала видимой. Почему же ты меня не видишь, сволочь?!

      Ни с чем не сравнимая обида и злость закипели в душе.

      -Оля!- заорал он.- Беги отсюда!

      Но он знал, что у неё нет никаких шансов вырваться из лап чудовища, что дно оврага станет прекрасной могилой, что всё уже решено и всё произошло, и две тысячи седьмой год- это сбывшееся и ушедшее прошлое.

      Олега трясло от гнева и бессилия.

      Ну уж нет! Ничего не произошло! Ничего! Я, сука, здесь!

      Зарычав по-звериному, он рванулся вперёд. Его ярость, его вера были настолько сильны в этот момент, что сжигали его без остатка; он уже не думал ни о чём. Всем весом он упал на плечи тёмного монстра с самой обычной человеческой внешностью.

      Его отбросило в сторону, а парень даже не шелохнулся. Олег, зарыдав от безнадёжности, приподнял голову и встретился взглядом с Ольгой. Бесконечно долгий миг он ничего не мог сообразить, потрясённый глубиной её страдания и ужаса. Потом он всё понял. Она смотрит на меня!

      -Олечка...- прошептал он.

      -Помоги...- прошептала она.

      Он видел её странно изменившееся, почти неузнаваемое лицо, залитое слезами, заплывший левый глаз, треснувшие до крови от истошного крика губы, струйку кровавых соплей под носом, и не было сейчас для него никого роднее и важнее. Огромная сила всколыхнулась в его сердце. Олег стремительно вскочил на ноги.

      Парень, стоящий на коленях вдруг весь как-то съёжился, стал жалок,и так же съёжился и его член.

      -Что ты, солнышко,- сказал он, но голос его при этом заметно дрогнул. Он с ощутимой тревогой смотрел на Ольгу, а затем, проследив за направлением её молящего взгляда, медленно, очень медленно поднял глаза. И натолкнулся на жёсткий, полыхающий взгляд Олега. Плечи его поникли, он стал похож на нашкодившего ребёнка, застигнутого врасплох. Олег смотрел в его чуждые рыбьи глаза и на этот раз наверняка прочитал в них одно чувство: страх. Безграничный страх человека, до этой секунды считавшего себя безнаказанным.

      При других обстоятельствах Олег содрогнулся бы от отвращения и презрения, но сейчас ярость его была сильнее. И никакой жалости. Перед ним было мерзкое нечто, недостойное сострадания. И оно пыталось что-то произнести, безмерно удивлённое, но Олег уже рванулся вперёд, не испытывая сомнения. Он схватил его, наконец-то схватил, почувствовав холод куртки, слабое тело под ней, которое дёрнул на себя.

      Неожиданно холодное лезвие как-то поразительно легко и обыденно вошло в его живот. Олег не почувствовал боли, но удивился. Господи, у него нож? Лезвие неприятно шевельнуло кишки, желудок и вышло, создав обманчивое впечатление, что ничего страшного не произошло. Вот именно, ничего страшного. Олег не испугался, по большому счёту, он даже ничего не понял. Он нанёс сильнейший удар в лицо гада, удар, в который вложил весь свой гнев и всю свою боль. Парень, издав жалкий писк, всплеснул руками и упал на краю оврага. Попытался встать, путаясь в спущенных штанах. Не давая ему опомниться, Олег пнул его и увидел, как тот полетел с обрыва, ломая ветки, пытаясь за что-нибудь ухватиться, кувыркаясь в воздухе, ударяясь о склон в странном молчании и уже безвольно раскидывая тряпичные руки и ноги, как-будто в замедленной съёмке, и наконец исчез из виду где-то далеко среди сплетения ветвей. Какие-то секунды ещё слышался треск в пустом осеннем воздухе, затем всё смолкло.

      Олег сделал шаг, дрожа всем телом и неожиданно ощутил леденящий холод, и сразу же- волну нестерпимого жара. Что-то задвигалось в его животе, по-прежнему не столько болезненно, сколько неприятно. Олег опустил взгляд и увидел, как вылезают наружу сквозь разрез в залитой кровью футболке его кишки. Это было странно, ошеломляюще странно... Инстинктивно, не понимая при этом, что видит, он прижал руки к животу. Нечто горячее, скользкое, отвратительное под пальцами.

      Постепенно до него начало доходить случившееся. Вся его страшная непоправимость. Непоправимость? Но ведь он спас её! Что ещё может иметь значение?

      Он здесь, и он изменил всё.

      Ноги стали слабыми; резкая и мучительная боль пронзила желудок. Кровь обильно пропитала футболку, шорты, потекла вместе с горячей мочой по голым ногам- на этот раз крови действительно было много и совсем не в воображении. Олег всё ещё слабо осознавал, что всё происходит с ним, и что это не исправить. Он слабел, мир перед его глазами начал плавать, то проваливаться, то вздыматься, как в неком атракционе. Захотелось спать. И эта боль... её пульсирующие приливы,- то далёкая, почти не имеющая к нему отношение, то ревущая яростным пожаром, как если бы проглотил здоровенный кусок раскалённого железа. Губы пересохли; стала мучить жестокая, непреодолимая жажда.

      Олег держал свои кишки, но ему не было страшно. Недоумение, удивление- да, но не страх. Наоборот, осознавая последние минуты, он начал испытывать облегчение, даже радость. Действительно, радость. Он ведь успел, он успел, несмотря ни на что! Это главное.

      Сосредоточенным, осторожным движением он повернулся к Ольге. К родной и незнакомой. Не зная, как выразить всё, что их связывает или могло бы связать, или всё это одно и то же и не имеет значения. Но он хотел что-то сказать ей, объяснить, утешить, произнести множество лихорадочных глупых слов, в конце концов ненужных.

      Ольга сидела на голой земле, глядя на него одним большим испуганным глазом (другой совсем заплыл), так и не натянув штаны, не запахнув курточку; её кроссовки и рюкзачёк валялись в стороне. Олег был благодарен ей за то, что она видит его, и сильнее боли была огромная волна нежности, которую он ощутил, которая затопила его с головой, даря тепло и покой. Он попытался улыбнуться ей, не зная, как ещё дать понять самое главное, что открылось ему. Ты спасена. Она не приняла его улыбки. Казалось, она вообще перестала реагировать на что либо. Это плохо, если она останется сидеть здесь, подумал он и даже нахмурился. Да, это ведь важно.

      -Уходи,- только и смог прошептать он. Потом, сосредоточившись, добавил:- Он может... может ещё выбраться...

      Ольга глянула на него с невыразимым, неописуемым ужасом. И в этот момент Олег упал. Неожиданно для самого себя, словно бы его подкосили. Он стоял, а в следующую секунду мёрзлая земля уже ударила его в лицо, рот наполнился кровью; всё погрузилось в мутный красный свет, и Олег перестал что-нибудь различать в этом густом дрожащем мареве. На какой-то миг он почувствовал дичайший космический холод, но потом снова стало тепло и в каком-то смысле уютно. Он ещё продолжал вести мысленный диалог с Ольгой. В его мозгу они были вместе, и он перебирал все их особые воспоминания. Потом они снова знакомились по дороге в Иркутск, потом опять стали незнакомцами. Прошлое проникает в будущее, но и будущее бросает свою тень на прошедшее. Он знал, что спас Ольгу, но не знал, в каком из миров и не знал, что произойдёт дальше. Что осталось неизменным, а что изменилось? Уйдёт ли она из этого места, найдя свою тропинку в лесах или просто растворится в воздухе, в сиянии, как это бывает в фильмах? Он уже не мог её видеть, поэтому не мог и знать, но это уже не было важным. Где-то- в реальной жизни или нет, в том мире, в этом (что бы это ни значило), в любом другом, в жизни или послежизни, в действительности или в воображении, во сне или наяву,- но он всё равно её спас. Только это и было важным.

      И Олег со спокойной душой отпустил Ольгу из своих мыслей.

      Неудержимый вихрь совершенно иных чувств и образов закружился в его голове, настойчиво поглощая всё его существо физически ощутимыми касаниями, запахами, словами, музыкой, зрительными яркими и красочными картинами. Воспоминания заполнили его мозг, хаотично сменяя друг друга, рассыпаясь, снова возникая. Он увидел свою Иру, ослепительную девушку с родинкой на длинной шее, будто наяву переживая все их непростые отношения и последующий их распад. Моменты счастья, упущенные возможности, совершённые ошибки. Увидел сына Никиту, своё продолжение в настоящем мире. Отступая всё глубже в ревущих волнах воспоминаний, вернулся и в собственное детство и увидел свою маму ещё молодой женщиной по имени Гульфиназ, полной нового счастья, тихо напевающей татарскую колыбельную.

      Всё просто, всё очень просто, подумал он, засыпая под чарующие звуки. Я просто... посплю... да, немного посплю...

      И он уснул.

     ***

      Олег проснулся, впервые за бог знает сколько времени чувствуя себя по-настоящему отдохнувшим. Не было боли, не было недомогания, не было душевной тревоги- он просто проснулся и он выспался. Сейчас Олег не думал ни о чём, нежась в тепле и уюте. Здоровая энергия наполняла его тело, разгоняя остатки сладкой дремоты, понуждая к бодрому дню и необременительным заботам, но ему ещё не хотелось двигаться. Скоро, а пока так приятно просто поваляться в тишине и покое. Только в детстве, наверное, возможно такое беззаботно- солнечное пробуждение. Олег улыбнулся, не открывая глаз. Он чувствовал, как тёплые лучики касаются его век. Но постепенно действительность возвращалась. Олег слегка удивился тому, что не ощущает равномерного покачивания и находится в полной тишине. Разве я не должен ехать в поезде? Подумав немного, Олег решил, что да, должен. Всё сон. Но слишком тверда поверхность, на которой он лежит. Олег открыл глаза и увидел неправдоподобно огромный шар Луны в ясном ночном небе. Никакого дня, никакого Солнца. Луна, светящая скозь высокие окна, посеребреные тени, тишина в вестибюле вокзала. Олег ещё не почувствовал тревоги, слишком уж хорошим и радостным было пробуждение, но немного разочаровался. Впрочем, без удивления. Он ведь был почти уверен, что проснулся в вагоне поезда, но, кстати, почему? На каком основании? Странно, что вообще проснулся. Но раз так, где же ему ещё просыпаться, как не здесь? Ну да, чего уж... хотя и несправедливо, да?.. Господи, да при чём здесь какая-то справедливость!

      Олег поднялся с мраморного пола. Я здоров, в самом деле здоров. Он обвёл медленным взглядом высокое помещение. Мне снилась девушка... Олег нахмурился. А ведь снилась... И сейчас он почти не помнил её. Сон...

      В лунном свете он видел всё тот же зал, два сгоревших дотла, обвалившихся киоска, чёрную копоть на стене, где когда-то было табло. Запах гари всё ещё витал в воздухе, но какой-то застарелый, как-будто пожар случился давным- давно. Зачем я до сих пор жив?- спросил себя Олег. Но он уже не удивлялся. Несмотря ни на что, ему было хорошо и спокойно. И при этом немного тоскливо. Обернувшись, он посмотрел на открытую дверь. Вернее, слегка приоткрытую дверь, ведущую ранее на привокзальную площадь, но теперь- это было видно сквозь большие окна- пейзаж в очередной раз изменился. Нет площади, нет поселения за ней- только плоская, залитая лунным светом равнина до самого горизонта, странно колышущаяся, будто воды спокойного моря.

      По крайней мере, это что-то, подумал Олег. Хорошо... И от тварей я избавился.

      И только тут он обратил внимание, что его футболка, его шорты и ноги- всё покрыто задубевшей кровавой коростой. Уловил этот запах от себя: запах пота и крови, кала и мочи. Почувствовав мгновенный укол ужаса, он лихорадочным движением приподнял футболку. Живот тоже был залит кровью, но... никаких повреждений. Да ведь и на футболке нет прорех. Откуда же кровь?.. Нормальный сон... Олег покачал головой, устав размышлять над загадками. Какая разница? Вот есть выход, и можно надеяться, что теперь не встретится никакой барьер на пути. Но лучше бы я проснулся в поезде...

      Олег направился к двери. Подойдя, помедлил секунду и легко открыл дверь до конца. За ней- ещё одна дверь, также легко открывшаяся, и вот он оказался там, где до этого не был- на крыльце центрального входа. Теперь он видел, отчего колышется равнина. Это были поля камышей. Высокие, выше человеческого роста стебли уходили к горизонту, и их венчики покачивались, как некие пальцы под лёгким и тёплым летним ветерком. Олег слышал далёкое квакание лягушек, жужжание и стрёкот насекомых, и в груди его поднималось новое чувство. Жизнь вернулась...

      От самого крыльца в эти бескрайние заболоченные поля вела еле заметная тропинка, и Олег пошёл к ней, ни разу не обернувшись, сразу погрузившись в другую атмосферу, как в причудливый лес. Он шёл, и над ним плыла Луна, и тропинка вилась под ногами, уводя всё дальше в непроглядную чащу.

      А ведь ему не верилось до сих пор, какими-то чувствами он всё же не мог поверить в то, что всё это на самом деле. Когда-то давно он читал немало книг, на страницах которых совершались самые невероятные приключения, а в конце герой просыпался. Всё оказывалось сном. И почему-то раньше его всегда бесил подобный финал. Возникало чувство, что его в чём-то обманули, предали. Глупец. Ведь это самый что ни на есть хэппи- энд. Самый- самый из всех, что возможно выдумать.

      И теперь он шёл один в безграничном пространстве полей и шептал, как молитву, как мантру, просто как бред:

      -И тут я проснулся... И тут я, мать вашу, проснулся...

      И тут я проснулся...

      

     

     

     

     

     

     

     

                            

     

      

       

      

                                       

        

      

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

               

                           

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"