Аннотация: Рассказ Звонарь из сборника "Путешествие в былое", Москва, 1998г.
Звонарь
В одном глухом селе, что расположилось между лесов, на берегу тихой речки с ласковым названием Светлая жили двое пожилых людей. И хотя им обоим перевалило за полсотню, они до сих пор любили друг друга. И не было в окрестности лучшего места, чем их дом. О том, как родилась эта любовь и поселилась в доме, и пойдёт наш рассказ.
На крутом косогоре стояла старая каменная церковь, колокола которой звонили каждое утро и звали людей на молитву. Звонарь Архип был уже далеко не молодой. Здесь он был не только звонарем, но и сторожем. На колокольне он стоял гордо, выпятив грудь вперёд; ветер обвевал его одухотворённое лицо, а сильные ещё руки перебирали колокольные верёвки.
От первых ударов Архипа взметалась в небо стая голубей, которые, распластав крылья, плыли над селом. Архип любил это утреннее мгновение. На все четыре стороны перед ним открывалось село: выгоны для скотины, колодцы с журавлём у каждого дома, пашни за рекой и огромное небо над головой. Он любовался сверху своим домом и большим дубовым крыльцом.
А вот и она, его Дарья, машет ему снятым с головы белым платком. Звуки колокола на минуту затихают и звучат с большей силой, перекликаясь с тонкими звуками маленьких колокольчиков. Это Архип здоровается с ней. А она стоит, утопая в лучах утреннего солнца; и крыльцо и деревья у окон тоже позолочены солнцем.
Старые люди помнят звонаря сызмальства, когда он, девятилетний мальчонка, остался круглым сиротой. Родители и три его сестры умерли от тифа, который унёс тогда многих. Избу сожгли, чтобы зараза не распространялась. Из всей семьи выжил он один. Приютил мальчика дьячок местной церкви, приобщил к службе. Так и жил Архип при церкви, кормясь подаянием сельчан. Потом стал помогать старому звонарю, когда тот занемог. У старика болели ноги, трудно стало взбираться вверх по крутым скрипучим лестницам. А когда дед покинул этот мир, Архип занял место звонаря. Он изучил голос каждого колокола, и они ему подчинялись, отдавая свой звон по велению его души.
И словно ожили колокола, каждый говорил по-своему: то слышался глухой бас мудрого человека, то ему отвечал хрустальный голос юноши, то словно били молоточками по стеклянным сосулькам, то вновь глухо вторил бас. И так выходило у него складно, и лилась эта волшебная музыка далеко за речку, за леса.
Свободное время Архип проводил за чтением книг, которыми ему разрешили пользоваться. Зачитавшись, он не слышал ни звуков вечерней гармони и смеха, ни песен девчат. Любовь ещё не проснулась в его сердце.
Но вот пришла и его пора, и полюбилась ему Дарья - бойкая девица. Сама с ним стала заигрывать и подсмеиваться:
- Что же ты, Архипушка, век бобылем будешь ходить? Аль ни одна девка не полонила твоё сердце?
И стал Архип думать о Дарье. Может, и впрямь он слепой до любви. Бывало, так задумается, что дьячок начинает ему руками махать, выскочив во двор, потом скажет после службы:
- Опять переусердствовал, хлопец. А мера во всём нужна.
А Дарья шутила и шутила, пока замуж её не выдали за богатого, но старого купца, овдовевшего по осени. Богат был, на всю округу имел свой двор большой с людьми и лавку-магазин с товарами.
Не по своей воле шла Дарья, а по нужде. Отец умер рано, мать осталась с пятью детьми. Перебивались, как могли. Старшие братья рано работать в поле стали. Потом вскоре отошли, женившись на местных девушках, что побогаче были. Сестра тоже засватана в соседнее село. И осталась Дарья с больной матерью. Но молодость брала своё, да и от природы она была весёлой и жизнерадостной. Женихи заглядывались, но их родители обходили этот нищенский дом стороной, ища более богатых невесток. А тут и мать слегла, и крыша прохудилась... И когда приехали сваты богатого купца-старикашки, мать вымолвила:
- Иди, Дашка, я хоть спокойно умру, а не пойдёшь - прокляну тебя.
И пошла Дарья в дом богатый, не познав любви, к постылому старику в его холодные объятья.
Архип горевал, даже плакал во время их венчания, забившись в тихий угол. Потом смирился, но издалека наблюдал за жизнью своей любимой.
Дарья осунулась, померк блеск в её глазах. Часто она подолгу оставалась в церкви после службы. Стояла на коленях перед иконами, и её губы что-то шептали. Архип и сам не мог объяснить, как он сделал свой первый шаг навстречу любви. Вот как это случилось: он опустился рядом с ней на колени. Она, услышав его дыхание, подняла глаза и тихо прошептала:
- Ох, напугал ты меня, бородатый. Хоть бы бороду подстриг, что как старик ходишь? Тебе самое время влюбиться. Это мой муж, хоть и бороду стрижёт коротко, а уже на ладан дышит. Теперь и дите мне не родить от такого.
Архип глядел на неё, как на икону, и не мог вымолвить ни слова. Они молча поднялись. Звонарь был молод, и его синие, словно васильки, глаза горели загадочным блеском, только длинная борода, лежавшая на груди, не гармонировала с его молодостью. Очнувшись, она быстро вышла из церкви. А он стал молиться и просить Бога простить ему дурные мысли, просить за Дарью, чтобы он ей дитя послал, чтобы вновь увидеть радость на её лице. После вечерней службы Архип попросил подьячего подстричь бороду, ссылаясь на то, что такая длинная борода мешает ему звонить и запутывается в верёвках. Дьячок перекрестился, но согласился. Ножницы осторожно срезали кончики бороды, а её хозяин всё твердил:
- Короче сделай, ещё возьми рядок.
Рано утром следующего дня он встал еще до зари. Всю короткую ночь снились ему дороги. Одна дорога пахла горячей пылью, другая - взболтанным осенним болотом, а третья - запахом медвяных трав и душистым, как ладан, сеном. Потом он полетел над своей колокольней, и так хорошо и легко ему было в этом полете, но вдруг его кто-то дернул за веревку. Он оглянулся и увидел Дарью. Он стал падать, падать, застучало сердце, и он закричал:
- Дарьюшка, ты пришла! - и проснулся.
Еще только забрезжил рассвет, но он уже не мог заснуть: в глазах стояла Дарья. Он встал, быстро оделся и зашагал к реке. Кто такое название реке дал - Светлая, никто не знал. Но вода в ней действительно была прозрачной даже в весенние паводки. На мелком дне были видны все камешки, между которыми играли мальки. Кругом стояла тишина. Над рекой было светло. По воде скользнули первые лучи солнца, из кустов на берегу послышался тоненький звонкий треск, будто кто-то заводил патефон. И вдруг весь воздух зазвенел, запел. В траве заиграл целый оркестр скрипочек. Архип быстро разделся и бросился в воду. Вода с шумом расступилась перед ним, образуя круги. Он долго плавал и бултыхался в воде, пока мурашки не забегали по коже. Потом лег на влажный песок у самой воды и слушал, как разговаривает река. Там, в глубине, клокочет тугая струя: на мелководье она тихая и теплая, как парное молоко, не успевающая остыть за короткую летнюю ночь. Вернувшись с купания, он достал белую рубашку, расшитую петухами. Ее смастерили для него две старые монашки. Никто не помнит, как они сюда пришли, казалось, что были всегда. Они жалели сироту и всегда его обшивали. А эту рубаху подарили к святому дню Пасхи. Сапоги он еще с вечера начистил, и они блестели как самовар. Словом, нарядился Архип, будто свататься собрался. Глянул в осколок зеркала, что годами на колокольне пылился, и сам себя не узнал. Из чистого сверкающего зеркальца смотрел на него влюбленный юноша.
Службы в этот день не было. Во дворе церкви сидели две старушки, потом забежали мальчишки и тут же умчались куда-то. Но он вошел с заднего двора, чтобы никто его не видел. Он зажег свечу Спасителю и перекрестился трижды с поклоном. Он сердцем чувствовал, что она обязательно придет и, вправду, предчувствие не подвело его. Вошла Дарья. На плечи ее была накинута светло-коричневая шаль, на голове - легкий батистовый белый платочек, из-под которого на спину улеглись две туго заплетенные русые косы. Из-под длинной с оборками в два ряда юбки видны были зашнурованные ботинки коричневого цвета, маркизетовая блуза была сокрыта под шалью и только на груди трепетало желтое жабо, сомкнутое перламутровой брошью. Она показалась ему такой одухотворенной и величественной, с ее печальными серо-зелеными глазами и плотно сжатыми припухшими губами.
Здравствуйте, Дарья Феоктистовна, - сказал он взволнованным голосом.
Она подняла на него свои печальные глаза - и оторопела.
- Ты ли это, Архипушка? Господи, да откуда это ты сегодня? - спросила она почти шепотом.
Архип смутился из-за своего вида и, переминаясь с ноги на ногу, еле пробормотал:
- Тебя ждал.
Как это у него вырвалось, он сам не знал. И они стояли посреди церкви, разглядывая друг друга, словно впервые встретились. Со стороны о них можно было подумать, какая красивая пара! И, может быть, в эту самую минуту между ними вспыхнула любовь... С тех пор они всегда находили время для встречи. В часовенке у Архипа была крохотная комнатка с высоким узким оконцем, с затейливой решеткой. В ней стояла низкая кровать, а рядом столик, на котором были книги и подсвечник. Обычно Архип проводил свои ночные часы за чтением библии и духовных книг. Сюда привел он и Дарью, открыв и доверив ей свой мир.
- Разве это грех, если любовь у нас, - твердила ему Дарья, прощаясь.
И он был с ней согласен.
Так прошло лето и наступила осень. Дарья понесла дитя. Она располнела, округлилась, но еще больше похорошела. Уже невозможно было скрывать грех, и по селу поползли слухи. Все знали, что ее богатый муженек на ладан дышит и уже давно даже во двор не выходит. А его молодая жена вроде бы ребеночка ожидает. Никому и в голову не могло прийти заподозрить в этом святого звонаря. Но тогда кто же? Но когда пришла пора Дарье рожать, тут уж ничего нельзя было скрыть от мужа. Ее немощный старик собрал последние силы и набросился на жену.
- Убью, стерва! - прохрипел он и стал тянуться рукой к заряженному ружью, что висело над кроватью.
Она вырвалась из его коченеющих рук и выбежала во двор. Обхватив руками уже опустившийся, побежала к церкви, к Архипу. А он в это время молился за нее, за будущее дитя.
Было темно, кругом ни души. Она шла, натыкаясь на колючие репьи, которые выстроились вдоль дороги, и тихонько стонала. Останавливаясь, когда начинались схватки, кусая губы, приседала. Она всегда ходила к нему с черного хода, а сейчас шла напрямую и не знала, что накануне здесь вырыли яму, чтобы поправить прогнивший столб ограды. Вокруг нее дышала темнота и холод хватал за спину. Она шагнула одной ногой в яму и упала животом на лежащее бревно. Застонала громко, так, что залаяли собаки, и закричала, изнемогая от боли.
- Архип! Архипушка!
И услышал Архип ее крик в ночи, схватил фонарь, зажег фитиль дрожащими руками, опустил стекло и выбежал в одних портках на крик. Собаки перестали лаять, узнав Дарью, метались от него к ней. Занес он свою невенчанную жену к себе, положил на кровать. Она лежала с открытыми, полными слез глазами, в которых притаился страх. Он целовал ее безжизненное лицо, руки и быстро говорил:
- Все будет хорошо, ты потерпи. Господь с нами.
Потом поставил на керосинку котелок с водой, раздел ее до нижнего белья. Дарья глухо стонала:
- Умираю я и дитя зашибла.
К утра Дарья родила мертвого мальчика.
А в имении был переполох. Барин застрелился, а хозяйка исчезла. Когда схватил он ружье, то упал вместе с ним на постель. В сильном гневе, доходящем до бешенства, он машинально нажал на курок, и пуля попала ему в голову. На выстрел прибежали дворовые люди, да было уже поздно.
Чтобы не было лишней молвы, Архип предал земле сына за часовней. Родственники купца не впустили больше Дарью в дом, сделав так, чтобы ей ничего не досталось. Да она и настаивала, перебравшись жить к Архипу. Долго они не показывались вместе на людях, общаясь только друг с другом. Дарья навещала пустую церковь и молилась.
Шли годы. Архип попросил начислить ему жалованье за свои труды в церкви. Поставил дом пятистенный с дубовым высоким крыльцом. Сам работал, украшая резьбой наличники окон. Дарья оправилась от болезни и снова расцвела. А звонарь по-прежнему звонил в колокола по велению его души и рук. Часто в часовенку к нему из дома приходила Дарья и оставалась с ним до утра. А утром уходила в свой светлый дом, чтобы управиться по хозяйству. Детей им Бог больше не дал, видно, зашиблась тогда сильно, а может, роды тяжелые повлияли. Через пять лет они обвенчались в этой же церкви. Жили дружно, как говорится, душа в душу. В селе их уважали за трудолюбие, доброту и верность. Даже поговорка родилась: если желали молодым на свадьбе счастья и любви, то говорили: "Любите друг друга, как Архип и Дарья!" И сажали молодые по дереву в пойме реки. За эти годы поднялась целая дубовая роща, и назвали ее рощей Архипа и Дарьи.
И никогда наши герои не чувствовали себя одинокими - с ними жила большая любовь, которая светила не только им, а всем, кто их знал.
Звоня колокола, призывая людей к молитве. Пойдем и мы на этот звон и помолимся за счастье свое и наших детей, за большую любовь друг к другу и к матушке-земле, которая рождает на свет и дарит любовь тем, кто в нее верит, кто ее ждет, кто надеется на ее приход.
С верой, надеждой и любовью я обращаюсь к тем, кто прочтет эту повесть о большой и вечной любви, которая говорит с нами бессловесным языком человеческой души.
Надо только расслышать ее голос и не пропустить ее приход.
А услышав - сберечь...
Полина Протопопова
Из сборника рассказов "Путешествие в былое", 1998г.