Аннотация: "Нежность в погонах" - одна из глав в сборнике повестей "Библиотека человеческих душ". Каждый из нас приходит на эту землю только с одной целью - сделать этот мир лучше. Лучшее в мире начинается с одного человека.
I
Звонким эхом раздавался по двору стук ее каблучков. Маша шла бодрой прыгучей походкой, слегла щурясь толи от широкой улыбки на лице, толи от яркого весеннего солнца. Настроение у нее сегодня было просто великолепное. В город наконец-то пришла весна. Все вокруг зеленело и отражало утренние лучи. Сегодня она решила не собирать волосы, и они свободно развивались следом за ней точно дворцовые флаги в руках у следующих за королевой членов свиты. Хоть сейчас снимай кино. Стройная, молодая, красивая и жутко талантливая. Да, талант у Маши был определенно. Она рисовала чудесные портреты, которыми буквально увешаны квартиры друзей и родных. Не меньше было пейзажей и натюрмортов. Последние особенно нравились самой художнице. Игра света и тени всегда вдохновляла ее. Обычные лучи способны открыть неизведанное, придать яркость и краски, но могут и совершенно уничтожить своим отсутствием. То же самое с добром в жизни. Маша всегда знала, что без добра все что угодно превращается во тьму, смерть - в одно большое темное зло. Девушка, как и все терпеть не могла зло. Но в отличие от многих она отказывалась верить в то, что мир вокруг безнадежен. Ведь стоит прийти свету - тьма отступает.
Каждый день она старается нести людям свет. Каждое утро, вне зависимости от настроения она с улыбкой приветствовала своих коллег, широко распахивая дверь своего кабинета, как бы приглашая зайти. И все заходили. Кто-то просто поздороваться и немного поболтать за чашечкой чая, кто-то - посоветоваться, а некоторые просто полюбоваться. Полюбоваться в кабинете Маши было чем - настоящий оазис среди будничной серости. Позади стола у самого окна в стареньких деревянных кадках росли два огромных зеленых куста с листьями на манер пальмы. Под одной из них прямо на полу стоял большой стеклянный террариум, в котором жил игуан Веня. У стены напротив красовался огромный аквариум с разноперыми обитателями. А на аквариуме снова цветы, цветы. Весь кабинет был тропическим садом, раем или ботаническим, зоологическим уголком. Не хватало разве что пения птичек на фоне журчания искусственного водопадика, стоящего на невысокой тумбе у стола.
Сама Маша среди этого зеленого благоухания выглядела настоящей лесной феей. Светлая, вечно сияющая, приветливая. Ее доброго образа не портила даже грубая форма и погоны. Правда они чаще смотрелись на ней неуместно. Или она в них...
Маша работала участковым уже три года. Довольно долго для свободного художника, но капля в море, чтобы изменить мир. Первый год было сложно. Ее давила рутинная бумажная работа и примитивизм тех, с кем приходилось непосредственно общаться по долгу службы. Чаще это "употребляющие" люди, находящиеся в вечной прострации, не желающие выбираться в реальный мир. От них дурно пахнет, они живут в старых грязных полуразвалинах. Особенно тошно становилось, когда вызванная соседями таких вот аморальных типов, участковая Мария Коваль заставала в их домах детей. Это зрелище рвало душу и сердце, и стоило девушке огромных сил на сдерживание. Сдерживала Мария Константиновна сначала жалость и брезгливость, а позже гнев и откровенную злобу. Она могла принять все. Даже то, что эти люди умышленно за ширмой алкоголя или наркотиков скрываются от окружающего мира. Но то, что за этой грязной и вонючей тряпкой прячут тех, чья жизнь только начинается, Маша понять не могла. Она пыталась пристыдить, уговорить, образумить. Но все ее попытки снова и снова со звоном разлетающейся на осколки хрустальной вазы разбивались о стену хладнокровия, безразличия и тупости.
Маша болела. Сотни раз ее покидало вдохновение. Но потом возвращалось так, что лучше бы не возвращалось вовсе. Ее картины стали серыми, почти черными, полными страха и боли.
"Неужели этот мир такой?" - спрашивала себя девушка снова и снова, корчась как давящей боли в душе на холодном кафельном полу ванной.
Все дошло до того, что ее родители стали всерьез беспокоится о ее здоровье. В детстве Маша была болезненным ребенком. Для того, чтобы она свалилась с температурой было достаточно одного чиха. Что в детском саду, что в школе она была редким гостем. Бледная, худая, неразговорчивая с огромными серыми кругами вокруг голубых глаз, она практически сразу получила кличку от сверстников "Приведение". По сути это было отличное описание девочки. Но каждый раз, когда она его слышала, конечно, она расстраивалась, впадала в депрессию и практически сразу заболевала.
Мать и бабушка Маши оберегали девочку как могли. Месяцами она не выходила из квартиры, занималась живописью с мамой, литературой и русским языком - с бывшим преподавателем-филологом и по совместительству бабушкой. Математику на себя вынужденно взял отец - бывший военный офицер. Одним словом всю жизнь в семье Коваль осознанно и методично воспитывали тепличную розу. А когда роза выросла и заявила о своем желании стать милиционером и бороться со злом, самым распространенным напитком в семье стал "Волокардин". Правда, в деле переубеждения Маши он не помогал - характер, унаследованный девушкой от покойного деда-генерала, оказался куда более крепким.
Отучившись отведенное время в Академии Внутренних дел, проявив себя как способный студент, Маша вернулась в родной город, вышла на работу и снова начала болеть. Мир больше не казался таким податливым, как хотелось его видеть. Изученные книги по психологии не срабатывали на упавших на дно. Она объясняла им важность оставаться человеком, они - не понимали, почему перестали быть ими. Самое ужасное - эти люди падали и тянули за собой своих детей. Часто в семьях алкоголиков было по двое, трое. Старшие дети, едва достигнув возраста двенадцать лет, начинали прикладываться к бутылке или воровать. За первый год службы на участке Коваль пятерых отправили в колонию за разбойное нападение и грабеж. Маша неделю не могла подняться с постели. Родители не знали, что и предпринять. Они требовали, чтобы Маша уволилась из органов, но та молчала, болела неделю, другую, и вновь шла на работу, ночами плакала и рисовала свои черные и хмурые картины.
Как-то вечером в квартиру позвонили. В гости приехал старый знакомый отца - Максим Петрович Матюхин. Более сорока лет он отслужил в органах. И, судя по всему, был вызван отцом для серьезного разговора. Проведя в кабинете полчаса, Максим Петрович вышел, снял пиджак и, усевшись за стол в гостиной прямо напротив читающей книгу Маши, попросил чаю. Матушка мгновенно ретировалась, взглядом оставив девушке недвусмысленный знак о том, что гость пришел по ее душу.
- Мария, - начал Максим Петрович. - Мне, если честно, даже неловко начинать этот разговор. Мы оба взрослые люди. И я думаю, ты как взрослый человек осознаешь всю ответственность за свою жизнь и здоровье?
- Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, Максим Петрович, - парировала девушка, практически оборвав собеседника.
- Я имею в виду то, что вы вольны выбирать, чем заниматься, где работать. Но при этом осознаете и то, что в любой момент можете все поменять.
- Безусловно!
- Так вот, дорогая наша Маша! Возможно, вам стоит пересмотреть свой выбор работы? Слишком вы мягки для этой работы. Я неоднократно предлагал вам помощь. Если вы помните, мы с самого начала предлагали вам прекрасное место в управлении столицы. Зачем вам на земле работать? Бросьте! Вы страдаете от этого и заставляете страдать всех вокруг! - Максим Петрович облокотился обеими руками о стол и посмотрел девушке прямо в глаза. Та вспыхнула и вскочила с места.
- Я прекрасно помню наш с вами разговор. И помню, что ответила вам. Я хочу работать именно там, где работаю. Я сама нашла эту работу, сама устроилась и сама буду работать.
- Прекрасно! - с ехидством заулыбался мужчина. - А родителей вы лечить будете? Вы довели мать до нервного истощения, а отца до истерии. Я полчаса пытался успокоить его в кабинете. Нет, я прекрасно понимаю, вы единственный ребенок в семье и привыкли, что мир вертится вокруг вас. Но не забывайте, что Вселенная Коваль не имеет ничего общего с общей Вселенной. И если вы решили, что вам в ней тесно, и вам нужны новые планеты, горизонты и вселенные, то не надо гасить солнце там, где оно единственное светило. Прекратите быть такой жестокой и думать только о том, как вам плохо и не уютно.
- Вы говорите слишком витиевато! - возразила Маша.
- А как еще говорить с вами, милочка. Да даже за десять лет в мире грязи вы не научитесь говорить по-человечески.
- А я, простите, что не по-человечески говорю? - вновь вспыхнула девушка гневом.
- Да нам вами весь отдел угорает, Маша. Вы не из их мира. Вы попали в него случайно. Вы говорите "доброе утро!" или "добрый день!", вы спрашиваете "как прошли ваши выходные?" и "как ваши дети?". Вы помните по именам всех детей своих коллег! Маша, ради Бога, бросьте эту затею. Вы лишний элемент в этой картине. Вам нет там места. Вы сами страдаете. Уходите! Пишите картины! Организуйте выставку, поездите по миру. Вы не вписываетесь в эту реальность. У вас она должна быть другой. Хотите, я организую вам непыльную работу в управлении. Но прекратите терроризировать отца и мать. Они не молодеют, увы!
- Я не подхожу для этой реальности? По-вашему моя реальность не подходит для этих людей? То есть матерится, хамить, простите, бухать - это нормально? Они обычные люди, понимаете? Просто у них не было выбора и они стали такими. Но это не значит, что им все нравится! И что они хотят быть такими.
- Машенька, да я сейчас вам не о том! Я о том, что вам необходимо перестать так болезненно воспринимать все происходящее. Ну да, живут так эти люди. Ну да, наверное, им не сладко. Но они сами выбрали такой путь и, значит их все устраивает.
- А меня не устраивает! - оборвала разговор девушка. - Возможно, я слишком убиваюсь от того, что в этом мире все настолько ужасно и пусто, настолько безразлично и холодно. Но я не хочу быть такой же безразличной и холодной! Я уверена, что и эти люди не хотят!
На этих словах девушка наиграно, представив себя героиней какого-нибудь романтического фильма, скинула прядь растрепавшихся волос с лица, развернулась и вышла из гостиной, оставив покрасневшего от спора Максима Петровича в гордом одиночестве.
II
- Мария Константиновна, доброго вечера! - певуче протянул почти беззубый седовласый мужичок, сидевший на лавке у подъезда.
- Добрый, добрый, Игорь Валентинович! - отозвалась на приветствие молодая высокая худощавая девушка в милицейской форме. - Что это у вас, Игорь Валентинович, в газетке? - поинтересовалась она, указывая на скрученную в трубочку газету в руке мужчины.
- Как можно, Мария Константиновна? Я больше ни-ни! У меня внучку через неделю на каникулы привезут. С дочерью померился. Нет, нет, не беспокойтесь! - мужчина с серьезным видом посмотрел на девушку и помахал рукой, точно отказываясь от чего-то.
- Правильно, Игорь Валентинович! Все правильно! - похлопала его по плечу девушка и села на лавку напротив. - Что у нас во дворе-то творится нашем? Все спокойно?
- Да какой там. Вчера у Клавки... Клавдии Семеновны из сорок пятой квартиры муж с тюрьмы вернулся. И в тот же вечер дебош устроил. С мужиками какими-то на лавке вон пил весь вечер, а потом полночи ее мутузил.
- Прям таки и мутузил?
- О, почем свет бил, - отозвался голос из-за спины девушки. В палисаднике старого дома второй год подряд Наталья Андреевна выращивает розы. Много они времени требуют. Вот и часто возится с ними женщина.
- Здравствуйте, Наталья Андреевна! А я вас и не заметила в вашем розарии. Вон какую красоту навели. Глаз не оторвать! Не рвет никто?
- Да какой там, Мария Константиновна! Да разве у нас будет кто рвать? И чужим руки оторвут. Детишки вон во дворе постоянно следят за цветником.
Каждый раз когда женщина говорила о своих цветах, она будто расцветала сама. Вот и сейчас вся сияла, что участковому даже не хотелось возвращаться к неприятной теме. Но работа есть работа.
- Наталья Андреевна, а чего ж, Клавдия Семеновна-то даже милицию не вызвала или мне б хоть позвонила?
- Да какой так? Разве она позвонит на мужа-то?
- Так, а если он ее убил? - вдруг вспыхнула девушка.
- Да какой там. С утра уж в магазин ему за бутылкой бегала, - подхватил мужичок.
- Да, смотрю весело у нас опять! Что ж делать, пойду-ка я к ним в гости схожу.
- Да как же, Мария Константиновна, можно. Он же вас не знает. Погодите, я мужу скажу и сыну. Оба дома сегодня. И трезвые. Они с вами сходят на всякий случай. Все вам поспокойнее.
III
На старых потертых обоях бывшего белого цвета ярким пятном красовался портрет, с которого лукаво и чуть кривовато улыбался счастливый седовласый беззубый мужичок. Рядом с ним широко улыбалась девчушка с розовыми точно персик пухлыми щеками. Девчушке на вид не больше пяти. Ее глаза светятся радостью и счастьем. Кажется вот-вот и она сойдет с портрета прямо к своему деду на руки. А дед сидит перед картиной и любуется.
"Обои к картине никак, - вдруг возникает в его голове. - Надо переклеить. Катя через неделю с Аленушкой приедет. Рада будет. И вообще нужно порядок навести. Капитальный. И Марию Константиновну нужно будет позвать, познакомится с моими девочками. Пусть их портрет напишет, чтоб рядом они со мной всегда были. В живую-то лучше людей разглядишь, чем по фотографии"...