Я Гензель и Гретель, я хлебная крошка,
Я тропка обманная в темном лесу,
Я мякиш, играющий в шпат понарошку,
Меня утомленные ноги несут.

Я птица, склевавшая шарик коврижный,
Я мачехи злость, что ни день - то лютей,
Я грех душегубства с причиной облыжной,
Я ужас покинутых в чаще детей.

Я свет, я надежда - большая поляна.
Гляжу я, забыв обо всем остальном,
На пряничный домик - диковинный, странный,
С глазурным крыльцом, с леденцовым окном.

"Кто гложет мой дом?" - говорю я, серчая,
Мой старческий голос негромок и слаб.
"Я, ветер!" - насмешливо я отвечаю.
Хозяйка хватает меня - цап-царап!

Я ведьма! Старуха! Яга-людоедка!
Заблудших детей берегу себе впрок.
Я Гретель - служу ей теперь и нередко
Без ужина заполночь падаю с ног.

Я Гензель, я в клетке толстею, печалясь:
Меня откормить - у карги на уме.
Я ивовый прутик, сходящий за палец
На ощупь в чуланной густой полутьме.

Я голод старухи - терзающий, дикий.
Я Гензель, не лезущий в устье печи.
Я Гретель за ведьмой - и ведьмины крики,
И боль, от которой старуха кричит!

Я пламя гудящее, пыл за заслонкой, 
Я ведьму сжигающий жаркий огонь. 
Я золото ведьмы, я падаю звонко,
Детей веселя, из ладони в ладонь.

Я чудо, нашедшее выход из чащи,
Я Гензеля с Гретель обнявший отец,
Я мачехе праздник - большой, настоящий.
Я радость семьи, я счастливый конец.