В ту ночь, после которой всё круто переменилось, Ян Шубин уснул поздно. Спать не давали шумные соседи. Он думал, что собралась молодёжь, но, выйдя на балкон, заметил на смежном сорокалетних мужиков, смолящих сигареты. Он прислушался к их разговору и понял: "Спартак" в Швейцарии будет драться за выход в финал какой-то лиги. За стеной одно время стояло гробовое молчание, и он стал уже засыпать, но вдруг оно взорвалось криками, барабанным боем и даже звоном, по всей видимости, разбитой посуды.   "Похоже, наши победили, - кисло подумал Ян. - И что за стадные интересы?"   Он-то был индивидуалистом, что, впрочем, вполне объяснимо. А разве можно в наше время быть иным, если каждый день ласковые тёлки с экранов завораживающе шепчут: "Заботься о себе". Когда-то раньше иную позицию занимал отец с его песенным постулатом "раньше думай о Родине, а потом о себе". Однако завод, в который он вложил весь ум, всю энергию, распилили и распродали на металлолом. Отца хватил инфаркт в сорок четыре года. Мать быстро вышла замуж во второй раз, и теперь она и отчим живут отдельно, в своё удовольствие. Так что еще с юнных лет Ян, белокурый мальчик и вовсе не бестия, стал задумываться. Рано осознав себя личностью и водрузив свою самость на пьедестал, сравнимый с высотой александрийского столба, полновесного удовлетворения он так и не получил. Смерть близкого человека настойчиво напоминала, что "здесь и сейчас" вполне достижимо, но "присно и во веки веков" не получится. Как примириться с той печальной истиной, что и его, Яна Шубина, тоже когда-то не станет?   Поздно проснувшись после ночного бдения, бедолага глядел в потолок и раздумывал, как же решить проблему, нависшую над ним дамокловым мечом. Собственно, решений было два. Можно поверить в бессмертие души и терпеливо жить дальше, не нарушая законов, юридических и божеских. Однако ж Яна смущало то, что все религии, в сущности, как раз придуманы для воплощения этой, скажем прямо, утилитарной цели, и эти экспозиции похожи на ловлю рыбки на живца. Проще со вторым решением. Чтобы долго не мучиться, следовало удавиться и, таким образом, радикально решить вопрос...   Но нет, не удавится он, не спрыгнет с балкона, не отравится, приняв горсть таблеток и, тем более, не глотнёт уксуса. Будет пыхтеть столько лет, сколько ему отмерено, не переставая всё же думать над тем, что когда-то исчезнет.   Не разрешив проблему и в это сумрачное ноябрьское утро, Шубин вспомнил, что сегодня у него день рождения, поздравил себя и нехотя вылез из постели. В гости он никого не приглашал. Дата крайне неудачная: двойная чёртова дюжина. Да и чем больше он взрослел, тем реже тратился напропалую. Всё-таки надо было искать третий вариант выхода из того дурацкого положения, в которое некстати попал, родившись в конце двадцатого века.   Годков бы на сто позже! К тому времени мучающая его проблема наверняка будет решена без всякой метафизики. Да ведь ещё век назад оставить память о себе, хотя бы в виде фотоснимка, не говоря уже о записи своего голоса, была не всем по карману. А две тысячи лет назад? Одни побасёнки и остались. Например, о воскрешении Лазаря. Или, не менее потешная, о Сократе, который выпил чашу яда, вытер губы и напоследок сказал: "Однако, горько". А ещё прежде, в доисторические времена? Тогда и имён-то не было, по крайней мере ни одно не добралось до наших дней. Что известно о том неандертальце, который изобрёл колесо? Или об умнике, который не съел все семена, а оставил часть для посева весной?.. Да равным счётом ничего! Пропали безвестно, сгинули во мраке времён. А ведь они, эти первые новаторы сделали для человечества больше, чем Томас Альфа Эдисон.   "На всякий случай следует поднакопить деньжат", - а то вдруг, не сегодня так завтра, изобретут какое-нибудь радикальное средство, позволяющее продлить жизнь и, тем самым, хоть на время снять этот проклятый вопрос. Наверняка этот препарат, лекарство или операция будут стоить недёшево. И тут как бы впросак не попасть, потому что прицепом следовали другие вопросы. Куда деньги складывать? Дома в кубышку или на счёт в банке? В долларах, в евро или в рублях?   Беспокоила текущая инфляция и всякие ужасные слухи о скором обвале самых стабильных валют. Может, пора переходить на юани? Коллега, набивающийся к нему в друзья, объявил, что учит китайский язык, ибо будущее за желтолицыми, а ещё он хочет сделать пластическую операцию, чтобы китайцы признали своим. Конечно, шут гороховый, но Ян вдруг подумал, что коллега, пожалуй, не далёк от истины. Ибо вполне вероятно, что китайцы каким-то образом уже решили искомую проблему. Или близко подошли к решению, но от всех утаивают.   Звякнул мобильник. Кто это? Неужели кто-нибудь из сослуживцев решил поздравить, в надежде на угощение? Ян нехотя взглянул на экранчик. Так и есть, поздравление! Но не от коллег - автоматом от оператора сотовой связи. Терпимо, ответа не требуется.   Промаявшись до полудня со всегдашними мыслями, Шубин собрался и вышел на улицу. Мысли об экономии временно ужались, и решил он всё-таки, для себя любимого, сообразить что-нибудь приятное.   Седьмое число. Раньше какой-то праздник в этот день люди отмечали, колоннами со знамёнами и портретами по улицам ходили. И охота им было? Сейчас навстречу попадались лишь особи с угрюмыми лицами. Руки в карманах, воротники подняты, кепи надвинуты на лоб, как будто боятся быть опознанными. Одного человека, правда, без напряга идентифицировал - дядю Федю, пенсионера из крайнего подъезда, взвалившего на себя обязанности дворника. Тот с утра всё убрал, и сейчас возвращался из магазина с бутылкой в кармане и с чувством исполненного долга.   - Никак Ян? - сказал, приостановившись. - Ты куда, соседушко? Тоже в бутик за поллитрой?   - Нет, - коротко, лишь бы отвязаться, ответил Шубин. - Я в ресторан.   - А в какой? - не хотел отставать общительный дядя Федя.   - В китайский, - на ходу придумал Ян.   И, не вовлекаясь в беседу, потопал дальше. Угораздило ж ему родиться в эдакое времечко, когда природа увядает! Голые деревья, мокрый снег. Бездомная шавка, встретившаяся на пути, поджала хвост и посмотрела так, будто попросила: спрячь меня под меховую куртку, добрый молодец. Но, разумеется, он этого делать не стал. Общаясь с беспризорными братьями нашими меньшими, не прошедшими эпидемиологическую проверку, можно вполне подхватить заразу.   Нет, надо скорее найти уютное местечко, где можно, пусть и среди людей, но вполне автономно провести время. От проспекта к набережной отходила небольшая улица. И там, дальше, выступая из тумана, поднявшегося от реки, разноцветными огоньками мигали фонарики, высвечивая замысловатые иероглифы. Да уж не китайский ли ресторанчик и есть? Ну, что ж, пусть так и будет, как он трепанулся дворнику: туда и направит свои стопы.   Подойдя ближе, яснее различил контуры необычного строения, которого не примечал раньше. Наверно, недавно открыли. Вот ведь что получается: он, как господь Бог, своим словом творит будущее! Поднявшись по ступенькам к стеклянной двери, увидел себя, выплывшего из туманной пелены, такого уникального, можно сказать, штучной выделки.   Твёрдая, холодная ручка была вполне реальна и что-то напомнила. Ах, да! Знак интеграла, когда-то изучал. Только вот в практической жизни - ни в быту, ни на опостылевшей работе - ни разу не пользовался. Прислужник в живописной китайской одежде впустил, закрыл дверь и перевернул висящую на ней табличку. На видимой стороне теперь оказалась надпись: "Добро пожаловать". Стало быть, со стороны улицы: "Ресторан закрыт?" Странно это. Ян указал на табличку и спросил, что сие значит? Привратник отвесил несколько поклонов, но ничего не объяснил. Похоже, по-русски не кумекает.   Зальчик оказался пустым. И ещё одно подозрение мелькнуло. Может, заманили сюда, и тут же лавочку прикрыли?.. Впрочем, разгулялось воображение! Просто в такую погоду никто из дома не хочет выходить, оттого и безлюдно.   Внутри тепло и уютно. Шубин расслабился и перестал остерегаться. Усевшись за первый попавшийся столик, осмотрелся. Всё в китайском стиле и сделано под старину. Только светильники на стенах электрические, да кто-то на столике забыл современную газовую зажигалку. Ян взял, повертел её. Ну вот, и тут обычная отметина: "Made in China". Тяжёлые плотные шторы, надо полагать, из китайского же полотна, задёрнуты до конца, с улицы не доносится ни звука. Кабы не знать, что снаружи суровая россиянская действительность, можно подумать, будто очутился где-нибудь в Китае.   Но интересно, почему на стене висит портрет патлатого мужика с благообразным европейским лицом?.. Пока Шубин гадал, кто бы это мог быть, обслуживать подошёл типичный представитель Поднебесной - желтолицый, широкоскулый, с раскосыми глазами и вислыми усами. Ян сразу пожелал выяснить ситуацию, так как и за эти пять минут больше никто с улицы не вошёл:   - А почему у вас зал пустует?   - У нас перерыва, - этот по-русски понимал. Держался с достоинством, выглядел солидно, степенно. - Но вас мы будем обслужить. Чиво желаете?   Шубин перед выходом из дома сварганил себе омлет с ветчиной, запил пивом, поэтому сказал, что ему не до жратвы, а хочется чего-нибудь оригинального. Например, вкурить кальяна. Китаец его желанию нисколько не удивился и пообещал мигом всё исполнить.   - А кто это у вас на стене? - Ян показал на портрет.   - Учёный Готфрида Лейбниц, - ответил официант и, видя недоумение клиента, пояснил: - Готфрида первым из ваших людей постиг нашу книгу "Ай чинг".   Шубин, образованный человек, знал о Лейбнице, как о великом математике. Но о его связях с китайцами слышал впервые. "Ай чинг? Наверно, эта книжка у них вроде нашей Библии", - решил он и обратил внимание на иероглифы под портретом.   - А что там написано?   - Затрудняюсь перевести на руськи.   - Ну, в двух словах, я понятливый.   - Готфрида очень умный. Он пробовал вычислять цену для жизни без смерти.   Ну, опять! Ян взгромоздил брови на лоб. Никуда от этой проблемы не денешься, нигде не спрячешься. И немец с портрета смотрит испытующе, насмешливо.   - Вот как? Вычислил цену бессмертия? И во сколько это удовольствие обойдётся в пересчёте на нынешние дензнаки?   - Таньга сопсим не надо, - покачал головой китаец. - Надо много желать. Тогда вы можете стать даже наш император.   "А что? Не хило стать китайским императором", - подумал Шубин, а вслух спросил:   - Так это правда, будто ваши императоры по десять тысяч лет живут?   Официант загадочно улыбнулся и вскоре притащил курительные прибамбасы. Кальян оказался на редкость приятным. У Яна закружилась голова, стало легко и мажорно. Неспешно клубясь, поплыли обычные мысли о кратковременности земных утех для всех живущих. Но почему-то сейчас появилась уверенность, что для него будет сделано исключение.   Китаец опять подошёл. Шубину захотелось с ним поболтать.   - Говорят, вы и порох изобрели, - покопавшись в памяти, спросил он.   - Да, ето мы.   - И бумагу - вы?   - О, да!   Ян припомнил, что в кармане у него лежит трёхцветная шариковая ручка. На ней, если поставить вертикально, обнажалась улыбчивая девушка. Он не поленился вытащить и показать.   - А это тоже вы?   - Всё ето мы, - подтвердил официант. - Хотя мы и на большее способны, - и, чудовищно искажая язык, продекламировал: - Шипел вечерний самовар, китайский чайник нагревал...   - Понятно, - пробурчал Шубин. Он припомнил, что и телевизор смотрит китайский, и компьютер использует их же производства... да буквально всё! Даже мухобойка, которую ему однажды всучили на распродаже в мебельном магазине, наверно, сделана в Китае. Впрочем, не стал расспрашивать, не желая доставлять дальнейшее удовольствие официанту. Кайф уходил. С каждой минутой накатывалась обычная хандра, и Ян капризно сказал:   - А у меня, между прочим, сегодня день рождения. И надо же, на улице мерзкий ноябрь, а не цветущий май. Да и у вас довольно скучно. Ни музыки, ни жриц любви с восточной внешностью. Один Готфрид только.   - Скучно не будет, - заверил китаец и проницательно посмотрел на клиента. - Мы постараться исполнять все ваши желания, господин.   Шубину понравилось, что его устойчиво называют господином.   - Ну, так действуй!   Официант вытащил из кармана расписного халата какую-то штуку типа отрывного календаря. На верхней странице было обозначено текущее число и месяц.   - Для начала менять вашу день рожденья.   Он стал сноровисто отрывать листки и бросать их в воздух. Странно, они тут же бледнели, истончались и исчезали. А Ян почему-то подумал, что вот так же бесследно исчезают дни его жизни в круговерти бесконечного времени.   - Моя сделал, - наконец, сказал китаец, пустив на распыл, наверно, с сотню листков.   - Что ты сделал? - Шубин совсем не понял его китайского юмора.   Тогда официант подошёл к окну, отдёрнул тяжёлую портьеру. И Ян увидел, что на улице сияет солнце. Дикая яблонька, рядом с окном, кипит белыми цветами. А там дальше, по реке, плывёт прогулочный теплоход, и пассажиры на палубе отплясывают во всю ивановскую. Китаец приоткрыл форточку и до ушей донеслись звуки задорной музыки. "Кажется, буги-вуги", - определил Шубин.   Китаец дал послушать, потом закрыл форточку и задёрнул портьеру.   - Ну, ты даёшь, - Ян не переставал удивляться и в задурманенной голове искал объяснение произошедшему чуду. - Фокусник, да? Типа Амаяка Акопяна?   - Нет, - ответил китаец. - Моя не он. Моя - Кун Фу Цзы.   - А что ты ещё можешь, Кун Фу?   - Сичас будем менять ваших год рожденья, - хлопнул в ладоши.   Вбежали ещё три китайца. Без слов поснимали со стен электрические бра, а вместо них зажгли свечи. А сам Кун Фу Цзы подтащил к стене свободный столик, кряхтя, взобрался наверх и бережно снял портрет Лейбница. Шубин с растущим недоумением наблюдал за его действиями.   - Она уже ещё не родился, - пояснил китаец.   Следом Кун Фу Цзы, или кто он там, подошёл к столику и, обратив внимание на лежавшую на столе зажигалку, взял её и тоже подбросил. Зажигалка исчезла в воздухе, подобно отрывным листкам из календаря. Затем бесцеремонно влез в чужой карман и изъял шариковую ручку.   - Тоже не надо. Ето мы ещё не изобрели, - опять пояснил он и ту же процедуру проделал с мобильным телефоном.   Ужасное подозрение охватило Яна. Он огляделся. Благоухая неизвестными ароматами, в бронзовых подсвечниках горели свечи. И ни одной вещи, связывающей с веком нынешним, теперь не осталось.   - А сичас будем менять ваше само, - сказал китаец.   Вообще-то Шубин был не из робкого десятка. Если даже и жулики здесь внедрились, что они сделают? Ведь и полицию можно вызвать. Он же гражданин России, а эти люди непонятно кто. Поди, нелегалы. Кинули на лапу кому-то из городских чинуш и открыли лавчонку.   - Вы тут не очень! - грозно одёрнул он. - Вам тут не здесь! Я российский гражданин Ян Шубин!   В подтверждении своего категорического заявления полез в карман за паспортом. Но паспорта - не оказалось.   - Нет, сопсим нет, - Кун Фу не испугался окриков. - Вы уже не Ян Шубин.   - А кто же, по-твоему?   - Вы император Шу Янь Бин из династии Цы. - Он подсунул небольшое круглое зеркало, тоже наверняка сделанное в Китае.   - Ваше величество, посмотритесь.   Шубин посмотрел и не узнал себя. Лицо у него округлилось, глаза сузились, выступили скулы. Потрогал свои волоса. Они стали чёрными и жёсткими, как щетина. Ян почувствовал, что ещё немного и его бедный котёл станет совершенно пустым, освободившись от прежних знаний, убеждений и проблем. Вот попал, так попал. Шайка-лейка, жулики и нелегалы! Облапошили, утаив, что цена бессмертия - память. "Но зачем я им?"   - О, моя голова! - простонал, ощутив приступ нестерпимой, пульсирующей боли. Страшная догадка последним просверком: "Похищают интеллектуалов? Прежде думают о Поднебесной, а потом о себе?"   - Сичас вылечим, - услышал успокаивающий, анестезирующий голос и ощутил лёгкое прикосновение пальцев к своему темени...   - Теперь вам хорошо? - спросил дворцовый целитель, отнимая руки от головы императора Шу Янь Бина.   Император поморгал глазами и, оценивая состояние, вздохнул и выдохнул.   - Спасибо, - поблагодарил он. - Стало лучше.   - Вам следовало бы выйти на свежий воздух, ваше величество, - почтительно предложил лекарь.   Шу Янь Бин поднялся с императорского ложа. Лекарь, придерживая его под локоток, вывел на террасу дворца. Внизу гулко ударили барабаны, вытянулись и замерли стражники, солнце заблистало ярче. Император дал знак, барабаны смолкли. В Поднебесной был май, всё цвело и пахло. Крестьяне поодаль обрабатывали посевы риса. Завидев своего господина, они стали отвешивать низкие поклоны. Шу Янь Бин, разумеется, не мог слышать их, но понял, что они желают ему десять тысяч лет жизни.   - Совсем хорошо, - сказал он. - Только вот никак не могу сообразить, что за чепуха приснилась моему императорскому величеству перед пробуждением.   - И какая же? - тотчас почтительно откликнулся целитель.   - Как будто у меня вырос хвост, и я прыгаю с ветки на ветку.   - Возможно, это было воспоминание об одной из ваших прошедших жизней. Я приложу все усилия, чтобы дурные сны вас больше не беспокоили, ваше величество.   Шу Янь Бин благосклонно кивнул и стал глядеть на жёлтые воды великой и вечной Хуанхэ. Из-за острова на стрежень, на простор речной волны вдруг выплыл необыкновенный корабль без парусов. С корабля доносилась дикая, непривычная для ушей императора музыка, а какие-то люди, явно не его подданные, разнузданно плясали на палубе в неподобающих одеяниях. Он зажмурился и прижал ладони к ушам. А когда открыл глаза и отнял руки, корабль и музыка исчезли. Озадаченный император рассказал лекарю о необычной галлюцинации.   - Хм, - задумался тот. - Говорите, корабль без парусов? И без гребцов?.. На сей раз вам припомнилось, что произойдёт в вашей будущей жизни, ваше величество.   С согласия императора он сделал несколько пассов и заверил, что больше никакие видения его величество беспокоить не будут, а неприятная музыка отныне не станет осквернять утончённый императорский слух.   К ночи, когда стемнело, в небо взвились ракеты, изобретённые придворными искусными мастерами, и рассыпались яркими брызгами по небосводу. Император отдыхал, созерцая звёзды и полноликую, ещё никем не истоптанную Луну. Ничто его больше не беспокоило. Всё, что он видел, слышал, осязал и обонял, теперь относилось к текущему времени. Жизнь в Поднебесной покатилась своим, уже приспособленным для нужд подданных, колесом.   И только через тысячу лет в Европе родился немец - тот самый, портрет которого висел в ресторанчике на набережной. На досуге, отдыхая от трудов праведных, он изучал китайский бестселлер "Ай чинг" и в письме к Иоганну Бернулли, математику из Базеля, тоже подсевшему на бесконечно малые, однажды высказался так:   "Что хорошего, сударь, если б вы стали китайским императором, но при условии, что вы забудете, кем были? Разве это будет не то же самое, как если б Бог, когда уничтожит вас, создаст в Китае императора?"   И получил из Швейцарии, где ночью играл "Спартак", почтительный ответ на прекрасной лощённой бумаге, изобретённой в той стране, которая адресантами и упоминалась:   "Несомненно, вы правы, сударь, но боюсь, если подобное случилось бы с вами, то имя автора этого суждения звучало по-иному, да и первоисточник был бы написан иероглифами".   А ещё через триста лет родился российский подданный Ян Шубин, который закончил университет, затем, успешно пройдя тестирование, устроился в солидную фирму, жил в общем-то безбедно, и ещё, может быть, здравствовал бы многие лета - кабы не эта, подточившая его мысль, о временности существования. И ведь был же у него, был реальный путь решения проблемы! Следовало бы той же ночью постучаться к соседям и попросить: "Можно мне тут вместе с вами поболеть за Спартак?"   Никто б ему не отказал, он влился бы в стадо фанатов, растворился в массе себе подобных, и тоже ощущал бы бесподобную эйфорию по поводу того, что "наши победили".   А можно было жениться на одной из офисных красавиц, родить детей - дело не хитрое. И так как сейчас всё чаще рождаются индиго, то вполне даже реально произвести на свет вундеркинда, который осчастливил бы человечество новым изобретением, даже, возможно, решил бы искомую проблему. Или, на худой конец, придумал что-нибудь равнозначное тройному интегралу, или тройному одеколону и встал бы в один ряд с уже упоминаемыми Готфридом Лейбницем, Томасом Альфа Эдисоном и другими, навечно оставившими свой след в истории.   Но дёрнули же нечистые силы в тот пасмурный день выйти на прогулку. Пропал человек! Совсем пропал, как будто его и не существовало. И только по телевизору, в местной программе, мельком сообщили, что такой-то вышел из дома и не вернулся.   Другие подробности этого происшествия остались неизвестны. Правда, дядя Федя из крайнего подъезда охотно рассказал, что видел Шубина, спешащего в китайский ресторан, и даже показал, в каком месте сосед свернул к набережной. Однако никакого китайского ресторана следственные органы в том районе не обнаружили.   Автор сего пасквиля, проводивший собственное расследование, допускает, что дядя Федя, и раньше отличавшийся большой фантазией, всё выдумал, но, тем не менее, не удержался и к его выдумкам добавил свои.   - Ну, а сам-то дядя Федя не выдуман? - спросите вы, уважаемый читатель.   - Нет, - отвечу я вам. - Фёдор Петрович до сих пор подметает наш двор.