|
|
||
Как из бизнесменов рождаются поэты. | ||
|
Время свергается в вечном паденьи,
- Интересно, сколько мне жить осталось? - попыхивая сигарой, размышлял Зыков. - Мама у меня мало пожила, умерла в тридцать семь, а папу заказали, когда ему едва стукнуло пятьдесят. Скажи, Михайлыч, их усечённая жизнь отложится в моих генах? Доценко обстоятельно ответил: - Ну, пожалуй, заказы на генную структуру не влияют. А вот мама ваша, конечно, могла передать вам предрасположенность к онкологическим заболеваниям. Это нужно у докторов выяснить и во время принять профилактические меры. - Так давай, действуй, - хлебнув из длинноногой рюмки коньяка и закусив дымом, наказал Андриан. - А то я в последнее время хреново себя чувствую. И Доценко взялся выполнять поручение шефа. Сначала связались с известным на весь мир геронтологом из Швейцарии. Предполагался выезд пациента в Лозанну. Но нашлись срочные дела, связанные с покупкой лицензии на разработку нового нефтяного месторождения, обнаруженного на севере области. Швейцарское светило, профессор Брауншвайер, меж тем скончался на семьдесят пятом году жизни. - Какой же он спец по геронтологии, если сам до восьмидесяти не дотянул, - скептически отозвался о нём Зыков. Устроили конкурс среди российских учёных. Однако на каждого из соискателей пришло столько негативных отзывов, что устали разбирать почту. Андриан Петрович, всё ещё пребывая не в настроении, сообщил, что ему приснился покойный дедушка, который подсказал: "Бриллианты часто находятся ближе, чем ожидаешь". Дедушка толк в бриллиантах знал, за что не раз оказывался в местах лишения свободы. Рассказанный сон Доценко воспринял как прямое указание и послал ребят в городскую многопрофильную клинику. Там у входа бородатый дворник скалывал лёд. От кого, как ни простого незаинтересованного человека, можно узнать, кто тут больше всех ценится? Пацаны из службы безопасности пошли на контакт. Один из них выщелкнул из пачки "Парламента" сигаретину, а второй клацнул зажигалкой. - Спасибо, я не курю, - отказался дворник. - Ну, базару нет. Колись, дед, кто у вас тут хороший доктор? - Уж лучше нашего Ефимыча не сыскать, - ответил дворник. - А как на него выйти? - Дак вон он, сам на вас выходит, - указал дедок на худощавого длинноносого мужчину в круглых очках, который вышел из здания. Шустрые ребята подскочили к нему, взяли под руки и потащили к джипу. - Что такое? Вы меня куда? - пытался выяснить напуганный док, трепыхаясь в крепких объятиях. Потёртая шляпа с широкими полями слетела с головы. - Куда надо! - получил в ответ. Доставили к Доценко. Доктор сильно возмущался, но начальник СБ его успокоил: - Вы уж извините моих дуроломов. Они по старинке действуют. А вообще-то мы к вам сугубо по врачебному делу. - Я своей шляпы лишился! - Да ладно вам. Копеечная вещь. - Доценко с интересом разглядывал дока. - У нас с вами разный уровень оценок ценностей, - обретая уверенность, заявил тот. - Возместим. Даже исходя из ваших оценок. Полагаю, вас заинтересует наше предложение. Шеф просит исследовать его биологические возможности, генотип и всё прочее на предмет, сколько ему на роду жить написано. - Пусть к гадалке обратится, - высокомерно сказал заважничавший доктор. - Не верит он гадалкам, на научной основе хочет. Доктор слегка зарделся и рассказал, что с юношеских лет мечтает о научной деятельности и сейчас уже у него "без пяти минут" диссертация готова, только вот... Доценко всё понял. Для серьёзной работы своя клиника нужна, лабораторные исследования, помощники и, естественно, деньги. Он выслушал доктора, но повременил с ответом. Сначала собрал информацию о "Ефимыче". На самом деле, тот оказался Евгением Ивановичем Ефимовым. В оперативной разработке значилось: "Холост. Живёт уединённо. Наркотиками и порнографией не интересуется. Провёл несколько удачных операций на пациентах, считавшихся безнадёжно больными. В стенах больницы больше известен как Гений Иванович. В прошлом участник институтской команды КВН (клуб весёлых и находчивых). Склонен к мистификациям. На Новогоднем вечере выдавал себя за правнука Склифосовского, хотя на самом деле таковым не является. Оклад (зарплата) двести двадцать долларов". Ознакомившись с оперативкой, Доценко усмехнулся. Одним словом, нищий. И получает, разумеется, не в долларах, пересчитали по текущему курсу. А шеф торопил, сказал, что за ценой не постоит. И Доценко опять связался с Ефимовым. - Будет вам и белка, будет и свисток, - объявил он. - Дерзайте, док! Прошло два года. "Ефимыч" работал с энтузиазмом и так, между делом, защитился. Впрочем, у нас поговаривали, что звание кандидата меднаук для него попросту купили, дабы он не отвлекался от основной работы. А Зыков меж тем конкретно занемог, припомнил, как болела его мама, и с тревогой обнаруживал сходные симптомы. Пришлось лечь в свою же клинику. Подробные, несколько раз повторенные анализы, правда, ничего не показали. Тем не менее, в нашем городе поползли слухи, что у самого богатого человека в городе обнаружился рак, но от него скрывают. Кто ещё подробностей не знал, интересовались - рак чего? "Рак всего, - отвечали профаны. - Уже в третьей степени". А журналист Рыбин на одном из фуршетов саркастически проинформировал общественность. : "У нашего Ротшильда рак сознания". На недоумённые вопросы, что это такое, ответил: - Читайте мою статью в воскресном выпуске вечерней газеты. Однако прочитать никому не довелось. Доценко, узнав о намерении Рыбина, нахмурился. По его мнению, подобная публикация могла нанести урон репутации шефа, и он принял меры. Журналиста, когда он гулял во дворе с дочкой Танечкой, навестили неизвестные люди. Пока один из них беседовал с ним, придерживая за рукав куртки, второй, присев на корточках в песочнице, развлекал девочку. Едва Рыбина оставили в покое, он бросился к дочке. Девочка рассказала папе, что дядя читал ей стишок: "Придёт серенький волчок, схватит Таню за бочок". Онемевший от ужаса Рыбин, поспешил в редакцию газеты и написал заявление об уходе по собственному желанию. Позже он вышел на работу в речной порт грузчиком. Но из-за того, что наша газета так и не осветила историю болезни миллионера Зыкова, слухи продолжали множиться. И однажды он вызвал начальника СБ в свою "берлогу" и принял, не вставая с постели. - Что ж это такое? - недовольно сказал, поморщившись. - Все уже в городе знают, чем я болен и в какой степени. А сам я ни ухом, ни рылом. Доценко помчался в клинику. Когда поднимался на этаж, ему под ноги попалась какая-то кошка; он зацепил её ботинком, и она, дико взвыв, умчалась. Ефимов сидел за компьютером. На экране змеились причудливые молекулярные цепочки. - Эй, Склифосовский! - рявкнул Доценко. - Вы чем тут занимаетесь? Доктор живо встал и пошёл навстречу. - Зря волнуетесь, - ответил он. - В последнее время мы значительно продвинулись, и результаты уже на выходе. - А подробней! - Хорошо, слушайте. Но только между нами. Я ещё не запатентовал. Вы, конечно, знаете, что всеми органами управляет мозг. Он посылает импульсы управления, включает и выключает защитные механизмы, корректирует ответные реакции... - А покороче! - Так вот, - доктор заговорщически понизил голос. - Мы выяснили, что у человека блочно-модульная система строения головного мозга. - Как у компьютера? - Наподобие! И мы выделили несколько модулей. Для нас, в свете поставленных задач, особенно интересен один, находящийся в центре головного мозга. По величине он весьма не велик, с луковицу размером. Однако играет исключительно важную роль! Мы назвали его модулем жизни. Какие письмена на нём записаны, так тому и быть. - Ну, а письмена-то вы научились читать? - Подбираемся. Очень даже вероятно, что их внешней распечаткой является "линия жизни". - Которая на ладони? - Да, ладонь человека в некотором роде является дисплеем его состояния. Всякие бабки, зачастую невежественные, ей пользуются для гаданий. Разумеется, совершенно не вникая в суть. - Понятно. А перепрограммировать можно? - В скором будущем - да! Пока мы в миттельшпиле исследований и ещё толком не знаем, как программа записывается, каким образом она отдаёт приказы. Одно не подлежит сомнению: модуль жизни обладает значительной памятью и хранит массу данных о человеке и о его предках - самых далёких. - От самого Адама, что ли? - Возможно и так, если вам эта концепция происхождения человека подходит. - Доктор с каждым словом становился всё более уверенным в себе. - И любое отклонение от нормы поведения, установленной главным разработчиком, оценивается как ошибка. Я не знаю, кто этот разработчик, да нам, по-видимому, этого никогда и не постигнуть. Но факт, что если суммарное количество ошибок превысит некую критическую величину, то происходит крах всей системы. Однако мы надеемся, что этот, осмелюсь сказать, ультима рацио дэус, будет нами уловлен, вычислен и подправлен. - Это какой ещё ультиматум? - багровея, спросил Доценко. - Ультима рацио дэус, - раздельно повторил доктор. - Последний довод Творца. Именно таким образом наша популяция освобождается от нежелательных элементов и сохраняется уже в течение нескольких тысячелетий. А той последней каплей, которая переполняет чашу, может стать смехотворно малая причина. Например, вы бросили окурок мимо урны или, походя, пнули котёнка. - И что происходит с этими нежелательными элементами? - шефу безопасности всё больше не нравился тон доктора - вызывающий, будто обращённый к недоумку. - Результат плачевный. На одного внезапно нападает неизлечимая болезнь. Другой пишет записку: "Истребляю свою жизнь собственной волей и охотой" - и вешается на белых панталонах. Кстати вы, как лицо вполне информированное, может, подскажете: а не наблюдалось ли у нашего уважаемого клиента попыток суицида? - Ах ты, гнида! - Всё раздражение, накопившееся у Доценко, прорвалось в этот миг, и его правый кулак, сжавшийся сам собой, вылетел вперёд и наткнулся на челюсть доктора. Но тут же боксёр опомнился. - Вы уж извините. Дело в том, что Андриан Петрович жизнелюб. - Я приму эту информацию к сведению, - прошепелявил Ефимов, выплюнув пару зубов. Очки с его носа слетели; он растерянно щурил глаза, и от его прежней уверенности не осталось и следа. Доценко с недоумением глянул на всё ещё сжатую пятерню. Много лет он пользовался кулаком, как своим последним доводом. Так бывало, когда его оскорбляли, унижали или когда угрожала опасность. Но с годами, став вполне интеллигентным человеком, он изменил прежним привычкам, и в ход кулаки не пускал. И вдруг - такой рецидив. Он разжал разбитые пальцы и потряс ими. - Сколько вам надо времени для завершения исследований? - Хотя бы ещё год, - доктор протёр кровь на губах марлевой повязкой. - А там или ишак сдохнет или хан помрёт... так, что ли? - спросил, вспомнив одну из историй про Ходжу Насреддина, которые читал в детстве. Эти истории ему нравились даже больше, чем детективные повести братьев Вайнеров. - Не понимаю, о чём вы, - проблеял доктор. Доценко окончательно сконфузился. Может, и в самом деле перед ним научный ягнёнок, и он напрасно его обидел. Тем не менее, профессионализм двигал начальника СБ по накатанной колее. Не откладывая в долгий ящик, он выяснил, что в последнее время приобрёл Ефимов. Список получился внушительный: двухкомнатная квартира улучшенной планировки, дача, японский автомобиль, правда, поддержанный. Кроме того, доктор женился на молодой, красивой женщине. "Недурственно", - заключил Доценко. Впрочем, при дальнейшей проверке его агенты разузнали, что этой особой оказалась известная в городе "девочка по вызовам" Лялечка Горячева. Она однажды попала в новую квартиру доктора, да там и осталась. Андриан Зыков, выслушав его отчёт, задумался. - Говоришь, по латыни шпарил? - Да, я запомнил. Ультимо рацио дэус. Меру, дескать, переберёшь, и кранты тебе. - И всё в память откладывается? - хмурился шеф. - Слышал я подобное! Дескать, до семи поколений грехи сохраняются. Однако считал, что это поповские бредни. Худо дело, Михайлыч, - он поманил пальцем, и его сотрудник подсунулся ближе. - Открою тебе семейную тайну. Дедушка-то мой того ювелира, про которого я тебе рассказывал, укокошил. А случилось это в ужасное тоталитарное время. Дедушке вышку дали. "Какая ж в том тайна? - соображал Доценко. - Полгорода знает. Да и сам ты хорош. Конкурентов, как клопов, давишь". Шеф налил рюмку коньяка из пузатой бутылки и махом выпил. - А нельзя ли этот модуль заменить? - Он всегда отличался быстротой и практичностью решений. - Каким образом? - Одолжить у какого-нибудь. По всем статям подходящего. "Господи, ещё одно убийство замыслил!" - перетрухнул Доценко. Его возраст подбирался к сроку, отпущенному нашей статистикой для жизни мужчин, и некогда бравый боец начинал задумываться: а что нас ждёт, когда мы отойдём в мир иной или, попросту говоря, зажмуримся. - Боюсь, большой грех на душу возьмёте, - попытался он отговорить. - А вдруг и это где-нибудь запишется, ну не на вас, так на потомках отразится? - На каких потомках! - с раздражением выкрикнул Андриан Петрович. - Ты же знаешь, у меня нет детей. - А Костик? - напомнил начальник СБ. И тут же пожалел. Костик был приёмным сыном олигарха, и Андриан Петрович его, теперь уже подросшего и обнаглевшего, терпеть не мог. Услышав о пасынке, он проглотил ещё одну рюмку и сморщился, будто вместо элитного коньяка глотнул уксуса. - Я, конечно не стопудово, - поторопился исправиться Доценко. - Но если, в натуре, нас ждёт Страшный Суд или чо подобное? - Плевать! - Зыков закусил удила. - Хуже смерти ничего не бывает. А я уже сейчас чувствую усталость от жизни. Не зря ведь вся эта мура меня стала беспокоить. Видно, мой модуль жизни исчерпал себя, и его пора менять. В конце концов, не обязательно насильственно изымать. Всегда можно сыскать добровольца! "Тут, конечно, он прав, - Доценко больше не прекословил. - Как всегда, дело в величине банковского счёта. Ещё и очередь выстроится". Не теряя времени, поспешил в клинику и по пути прикидывал свои шансы на вечную жизнь: "Ежели Страшный Суд, может, скидку дадут? Ведь радею не для себя". Он зашёл к доктору и, не дав тому пикнуть, объявил о решении пациента. Сроки сократили. На подготовку к операции ушло три месяца. Путём тщательного отбора отыскали донора. Зыков требовал, чтобы обо всём докладывли ему лично, беспокоясь, что сотрудники заменят шило на мыло. - Как вы на донора вышли? Напрямую? - живо поинтересовался он. - Да куда уж прямее, - обнадёжил Доценко. - Прямо на кладбище и вышли. Он маму хоронил. У него мать больше ста лет прожила. Поглядел на пожелтевшее, исхудавшее лицо шефа и с прискорбием подумал: "А ведь кранты тебе, Петрович. Верно говорят, утопающие цепляются за соломинку". - А на сколько больше? - дотошно выспрашивал Андриан Петрович. - Точные данные установить не могли. Церковную книгу, с записью даты её рождения, большевики спалили ещё в одна тыща восемнадцатом году вместе с приходом и прислугой. Но факт, что эта женщина царя-батюшку помнила и Макса Волошина тоже. - Это ещё кто? - Не из наших, стихоплёт один. Она в кухарках у него состояла. Одно время в Коктебеле жили. Неплохо жили! Море, свежий воздух, фрукты. Этот факт мы установили точно. - Ну, лады, - кивнул шеф. - В коктебеле, говоришь? Жаль, что не в Куршавеле. Там выбор фруктов ещё богаче. - Только, шеф, проблемка возникла. Прежде, чем уступить модуль жизни, донор желает лично потолковать с вами. - Насчёт оплаты, что ль? - Ну да. И вообще хочет на вас глянуть. - Ладно, давай его на ковёр, - Андриан Петрович посмотрел на золотые швейцарские часы, тяжесть которых стал ощущать в последнее время. - Пять минут уделю. - Сей момент! - бодро откликнулся Доценко. - Мы его уже подготовили для аудиенции. Сразу хочу предупредить, что его физия вам не понравится. Он теперь... как бы это сказать... постоянно ухмыляется. - Человек, который постоянно ухмыляется? Это где-то я видел. В какой-то французской кинокомедии. В зал ввели бородатого мужика. Того самого, который при городской больнице работал дворником и навёл молодцов на "Ефимыча". Он был в добротном, двубортном костюме. На лице безобразный шрам от подбородка и до уха. - Ну, садись, - пригласил Зыков. - "Действительно, та ещё рожа". Донор сел, пригладил седоватые волосы и тёмную бороду. Он внимательно уставился на мультимиллионера глубокими, тёмными глазами из-под лохматых бровей. Зыкову стало не по себе. - Гипнотизировать пришёл? - раздражённо спросил он. - Просто любопытно, - спокойно ответил донор. - Мне сказали, что ты вроде как моим продолжением станешь. Зыков почувствовал озноб во всём теле и потянулся за коньяком, выпил рюмку. - Может, и ты накатишь? - Нет, спасибоньки. - Да не отказывайся, хороший коньяк! Конкурентами не пахнет. - Я вообще не пью. - Это хорошо, - оценил Андриан Петрович. Похоже, постарались его демоны, качественного выбрали донора. Но тут же опять насторожился. - А почему не пьёшь? Язвенник, что ли? - Да нет, трезвенник. Так воспитан. Мне родители не велели. - А родителям кто? - Наверно, их родители, - донор озабоченно вздохнул. - Только вот я на своих детей не смог повлиять. Реклама пива сильнее оказалась. - Ну, как хочешь, - удовлетворился Зыков. - А я, вот, ещё приму. Для анестезии. Знаешь, что-то тревожно мне сделалось. Как будто сам с собой расстаюсь. Он выпил и на минутку замер, ощущая шоколадный вкус коньяка. Потянулся за долькой лимона, поморщился от неприятия и обошёлся без закуси. - Ну, говори, на какую сумму гонорар выписать! Сколько нулей ставить? - Э, да што мне с тех нулей! - Может, бабу напоследок? - Андриан Петрович подхихикнул. При его нынешней слабости "анестезирующий напиток" быстро подействовал. - Фотомодель хочешь, а? - Не хочу. - Не пьёшь, не куришь и бабами не интересуешься? - Вообще-то бабы на меня не жаловались, - похвалился донор, степенно огладив бороду. - Но самое главное, я маме потрафил. - Инцест, что ли? - Зыков глаза выпучил. Вот это дедок! - Не знаю, о чём ты. Я про то, что пережил её. Если б раньше умер, маманя сильно огорчилась бы. А к тому и шло: сделал замечание молодым людям, чтобы они окурки мимо урны не бросали. Так они меня истоптали до полусмерти. И моим же орудием, которым лёд колю, морду надвое раскроили. - Вот уроды, - посочувствовал Андриан Петрович. - Но я приказал себе: выживи, Григорий! В любом виде! И выжил, похоронил маманьку. Только вот худо: они ведь мне и печень отбили. Долго не протяну. - Ну, мне твоя печень не нужна. Знаю, твоя мать в Крыму проживала. Каким же ветром вас занесло в наши, отнюдь не благословенные края? - Так сослали маму. - За что? - удивился Зыков. - За отравление. Я уже здесь, в Степановке родился, Могилёвского района. - Она действительно кого-то отравила? - Как можно отравить любимого человека? - вопросом на вопрос ответил донор. - Хе-хе, - посмеялся Андриан Петрович. - А ты, Гриша, не плод ли той любви? Дед, насупившись, глянул на реципиента из-под косматых бровей. - Значит, пострадали безвинно, - перевёл разговор Зыков. - На всё воля божья. - Слышал я эту отговорку, - поморщился миллионер. - Очень удобная позиция. Сиди и жди указаний с небес. - Совсем не так, - поправил Григорий. - Ведь главная божья воля в том, чтоб мы имели свою свободную волю. Бог не хотел, чтобы мы были его рабами. - И всё-таки последний довод он оставил за собой, - усмехнулся Зыков, припомнив разговор с Доценко. - Ультима рацио дэус! Ты мне тут мозги не полощи, а скажи конкретно: чего желаешь? - А пообещай-ка мне, любезнейший, что поможешь моему внучку выучиться. Он шибко башковитый, Сашок-то. Наверно, в меня пошёл. Я тоже смышлёным родился, однако возможности выучиться не имел. - Замётано, - сказал Зыков. - Оставь у моего помощника точные сведения. Кто твой внук и где пребывает. - В детдоме пребывает. Я хотел у него опекуном стать, но мне сказали, что мне самому уже опекун нужен. - Окей. Мы его в Оксфорд отправим, - пообещал Зыков. - А где этот Эксворд? - В туманном Альбионе. - Места хорошие? - Замечательные. Там речка есть, Темзой называется. А луга такие зелёные, каких, наверно, нигде в мире больше нет. - Однако ж, говоришь, туманы. У моего-то внучика здоровье не ахти какое. - Это почему? - опять насторожился Зыков. - Наследственность плохая? - Хуже некуда. - Донор омрачился. - Его мамка, моя родная дочь, мальчишку по пьянке на балконе забыла. Чуть не замёрз малец. Так, я думаю, лучше его в Степановку отправить. Там тоже речка есть. И учителя хорошие. Один Иван Иваныч чего стоит. Сам телескоп исделал!.. Правда, сократили Иваныча, и школу закрыли. - В "Эксворде" тоже хорошие учителя, - ублажал Зыков. - Так что не понтуйся, Гриша. Сейчас я отдам распоряжение юристу. Оформим всё чин чинарём. - Э, да чего там, - Григорий, видимо, хотел усмехнуться, и усмешка, наоборот, исчезла с его изуродованного лица. - Ежели захочешь обмануть, всё равно обманешь. Я только на твоё честное слово рассчитываю. Прямо сейчас - дай! - Чесслово! - Зыков вспомнил, что в последний раз клялся таким образом в розовом детстве. - Ещё что? - А всё. Костюм вы уже на меня надели, - дед погладил по борту пиджака. - Хороший костюм, мне понравился. В нём и похороните. - Сделаем в лучшем виде, Гриша. - А ну-ка выйди из-за стола. Зыков выполнил просьбу, а может, требование. Они стояли друг против друга. Донор внимательно, словно на всю оставшуюся жизнь запоминая, поглядел на реципиента, крепко обнял и троекратно расцеловал. Один раз прямо в уста. Зыков ощутил горечь и шершавость его губ, хотел отплюнуться, но перетерпел. Дед удовлетворённо отстранился. - Ну, как говорится, живи и твори добрые дела, Андриян, - пожелал он. В нашем городе все, кто знал, с любопытством ожидали, чем окончится операция, и терялись в догадках, что произнесёт больной, когда придёт в сознание. Вдруг залает по-собачьи или ещё какую-нибудь штуку выкинет! Однако ничего необычного не произошло. Андриан Петрович открыл глаза и спросил человеческим голосом: - Я что, живой? Недолго длился и реабилитационный период. Доценко не без удивления, наблюдал, как розовело и округлялось лицо шефа. Значит, без понтов, модуль жизни успешно прижился и посылает правильные сигналы управления в органы реципиента. Консилиум под началом доктора Ефимова порекомендовал вставшему с ног больному не пить и не курить. Но зря перестраховались: Андриан Петрович и сам уже не испытывал таких побуждений. Дворник Григорий по-тихому скончался. Позже в заведённом уголовном деле фигурировала его расписка, подлинность которой не вызвала сомнений: "С последствиями ознакомлен, на операцию согласен". И пока никто не обратил внимания на эту смерть. Только случайные прохожие, наблюдая за процессией с нарядным гробом и духовым оркестром из местной филармонии, понятливо кивали: "Эге! Ещё одного братка хоронят". При поправке с Зыковым произошли некоторые физиологические изменения. В последний год у него стал сильно выпадать волос. А тут вдруг такая щетина полезла, да по всему телу - хоть эпиляцию делай. Вспомнили, про Григория. Кто-то видел, как дворник зимой обтирался снегом, и был он весь обросший шерстью. Однако это наблюдение с Андрианом Петровичем не связали. На дворе стоял август, и до снежных завалов время ещё не пришло. И пока сильно обросший Зыков занялся текущими делами. Он сразу озаботился отправкой "внучика Саши" на учёбу в Англию. - Дело, конечно, ваше, - подсказал Доценко. - Но нигде желание почившего не зафиксировано. В принципе, можно и не отправлять. - Поговори мне! - рыкнул Андриан Петрович. - Ну, ежели намерены, в таком случае и меня пошлите, - попросил Доценко. - В качестве гувернёра. Стар я уже заниматься оперативными делами. Сердцебиение и одышка мешают. - Воля твоя, а значит, божья, - согласился Зыков и ткнул его пальцем в грудь. - Оформляй опекунство. И смотри у меня! Доценко всё сделал и стал готовиться к поездке в "туманный Альбион". Однако вскоре Андриан Петрович переиграл и отдал верному служаке другое распоряжение. - Нет, поедешь с Сашей не в Оксфорд, а в деревню Степановку Могилёвского уезда. Откроешь там школу, закрытую год назад. Места там хорошие, кругом тайга, медведь за прокурора. Будешь с косолапым на пару хозяйничать. Отыщешь Иван Иваныча, школьного учителя на пенсии, и сделаешь директором школы. Оклад установишь... ну, справься, сколько там платят учителям в Англии. Да не жалей! Всё одно Иван Иванович всю зарплату будет тратить на школу. Как приедешь, сразу займись строительством нового корпуса. Ну, там спортивный зал, плавательный бассейн, компьютерный класс. Да! - прибавил он. - И планетарий тоже. - Планетарий-то зачем? - не понял начальник СБ. - Звёзды на небе разглядывать, - пояснил Зыков. - Может, им и этот... адронный коллайдер построить? - попробовал пошутить Доценко. - Это после. На твоё усмотрение. Затем мультимиллионер посетил детдом, в котором в последнее время жил "внучик" после того, как его мать-алкашку лишили родительских прав. За почётным гостем следовал грузовик с подарками. А на базе клиники, которая выполнила поставленную задачу, открыл больницу, так как в городских мест не хватало и больные лежали в коридорах и на подоконниках. Вновь научившись читать, Андриан Петрович плотно заинтересовался своей родословной. Он выяснил, что его дед-рецидивист в последние дни уверовал и покаялся. Дедулю сильно впечатлило, что первым человеком, которого великомученник взял с собой в рай, был отъявленный разбойник Варавва. Об этой сказке ему поведал сокамерник, тоже дожидавшийся смертной казни. Но впоследствии его, в отличие от деда, помиловали. Зыков разыскал этого типа в монастыре. Теперь старикана тоже звали Вараввой, и он работал истопником. Андриан Петрович посетил кочегарку и пбеседовал с ним. Варавва изредка вставал и широкой лопатой подкидывал в жерло топки уголь. Он и сам был чёрен, как полезное ископаемое. - Так ты тоже надеешься попасть в рай? - спросил Андриан Петрович. - Я уже в раю,- ответил Варавва. - Так полагаю по своим ощущениям. - Хорошее же у тебя представление о рае, - усмехнулся Зыков, оглядывая мрачное, прокопчённое помещение с гудящей печью, в которой языки пламени напоминали корчащиеся фигурки людей. - Не перепутал ли ты его с адом? Он так и остался безбожником. Атеистическое воспитание въелось в него с младых ногтей на всю жизнь. Однако деньги на строительства Храма выделил, потому как формулу "каждому по вере его" воспринял положительно. И уж коли дедушка уверовал, всесильный внук пожелал, чтобы дедовы грехи отмаливались. Священнослужатели не очень заморачивались логикой работодателя: надо так надо - и охотно молились за расстрелянного раба божьего. А ещё Зыков решил переоборудовать загородный особняк под дом для престарелых. Слуги, узнав об этом, сильно обеспокоились за свою участь. Но он их обнадёжил: - Оставайтесь в моей берлоге. Я закреплю за вами прежние должности. И действительно оставил их поварами, кухарками, разнорабочими, а дворника даже повысил и назначил управляющим делами. Он сам выбирал мебель, на презентации сыграл в бильярд с завсягдатаем пансионатов и домов престрелых, у которого руки не тряслись лишь тогда, когда брал в руки кий. Про щедрого спонсора хотели сделать передачу по телевидению, и с Андрианом Петровичем выходил на связь Лешевич, главный редактор студии. Но Зыков заупрямился. Лешевич связывался с ним несколько раз и настаивал на передаче, рассчитывая поднять рейтинг канала. В конце концов, Зыкову это изрядно надоело. - Слышь, ты, отстань от меня, а? - рявкнул он по громкоговорящей связи. - А то ведь я и вышку могу снести. Лешевич из окна кабинета глянул на трехсотметровую вышку, стоящую с другой стороны дороги и прикинул, что при падении она может зацепить его уютную обитель. Больше с сумасбродным спонсором он не связывался. А потом Андриан Петрович бесследно исчез. Ни милиция, ни ФСБ, ни частные детективы, нанятые пасынком Кослей и совсем уж дальними родственниками, налетевшими, как пчёлы на мёд, не могли разыскать пропавшего. Милиция особой прыти не проявила, удовлетворившись тем, что коли "трупа нет, то и дела нет". И частные сыщики тоже бросили поиски, когда узнали, что на счетах долларового миллионера Зыкова не осталось ни цента. Вскоре в городе обанкротились два ликёроводочных завода, принадлежавших Зыкову, и стало неспокойно. Граждане метались от бутика к бутику в поисках полюбившихся напитков. Значительно возросла безработица, пустовали кафе, забегаловки и вытрезвители; начались массовые митинги, на которых люди активно протестовали неизвестно против чего. Тогда-то и заговорили о докторе Ефимове, как о главном виновнике смутных событий. За дело взялась прокуратура. Доктору вменили незаконный бизнес по пересадке органов и несколько раз допрашивали. На последний, самый важный допрос, Гений Иванович не явился, потому что повесился в своей новой квартире. Об этом сообщила его молодая жена Лялечка Горячева, вернувшись под утро из ночного клуба. Прибывшие на место происшествия оперативники под истерические всхлипывания вдовы зафиксировали подробности в протоколе. Для повешения доктор использовал крюк от люстры. Сама люстра - хрустальная, импортного производства - валялась на полу. Тут же лежал опрокинутый стул с бархатной спинкой. На этот раз труп в наличии был, и сотрудники взялись за дело. Отрабатывали разные версии. Стало известно, например, что перед повешением Ефимов вставил себе вечные фарфоровые зубы, взамен выбитых Доценко. Значит, ушёл из жизни не сам или не по доброй воле. Связались со Степановкой Могилёвского района. Однако бывший начальник СБ отделался телефонограммой довольно странного содержания: Занят пуском планетария, прошу не беспокоить. Ищите предсмертную записку, она всё объяснит. Обратите внимание, на чём доктор повесился или на чём был подвешен. Сам он отдавал предпочтение белым кальсонам. Ни предсмертной записки, ни белых кальсон при повторном досмотре не нашли. Только потратили время, канителясь с опухшей от слёз и крепких напитков Лялечкой. Она уверяла, что сама во всём виновата. - Почему вы считаете себя виновной? - спросил старший следователь Величко. - Просил же Евгений, умолял меня, чтобы я в ту злосчастную ночь никуда не отлучалась! - ревела молодая вдова. Следак отправился в Могилёвский район, где основательно допросил Доценко, и тот, потея и краснея от натуги, припомнил разговор с доктором и точные слова, которые слышал от него: "Истребляю себя..." - и так далее. Величко кисло усмехнулся. Он учился ещё в перестроечные времена, когда в учебных заведениях давали много лишнего и ненужного, и, конечно, помнил, что такую записку написал романный злодей, сожалевший, что в 1812 году умная нация не покорила глупую. Правда, классик, придумавший эту историю, не сообщил, на чём повесил своего героя, и таким образом додумка о белых кальсонах целиком и полностью принадлежала доктору Ефимову. Ни с чем вернувшись из Степановки, следователь насел на сантехника Баринова - с ним доктор беседовал вечером перед смертью. Вот выдержка из протокола допроса: Вопрос. Вы последний, кто видел доктора Ефимова. Расскажите подробней, когда и где. Ответ. Он сам мне предложил выпить. Сбегай, говорит, Егорыч, за поллитрой. И деньги дал. Ну, мне не трудно. Я сбегал. А он домой не пожелал идти, и мы спустились с ним в подвал, в мою резиденцию. Вопрос. Он часто с вами выпивал? Ответ. Что вы, единственный раз и было. Да и выпил грамм сто и слушал, чо я ему рассказывал свою работу. Особенно дотошно интересовался, чем лучше делать подмотку по резьбе. Я даже подумал, не хочет ли он перейти в сантехники. Вопрос. О себе ничего не говорил? Ответ. А, вспомнил! Уходя, сказал: "Егорыч, если кто-нибудь будет спрашивать обо мне, передай, что меня погубило дьявольское желание успеха. А если никто не будет спрашивать, то ничего и не говори". По городу поползли слухи, один фантастичней другого. Поговаривали, что никакой операции Зыкову вообще не делали, а старик Григорий умер ещё за неделю до операции. Нашлись знатоки, которые разъяснили, что клетки головного мозга долго не живут, нейроны размагничиваются, записанная информация теряется. Следовательно, Андриану Петровичу ничего не пересаживали. Но шрам во весь лоб ведь был? Но мало ли, может, сделали "для блезира", а доктор жулик и шарлатан, дурачил заказчиков, пользуясь их невежеством, и повесился, когда его взяли за жабры. - Но почему тогда Зыков переменился? - недоумевали те, кто поверил в чудесную операцию. - Нет уж! Это дело рук "Ефимыча". Поэтому заказали и повесили. - Да кто заказал-то? - Да тот же Костик! Все знали про Костика. Недавно он врезался на красном "Ягуаре" в фонарный столб. Машина всмятку, а ему хоть бы хны. Потому что был в стельку пьяный, а значит, расслабленный. Но вот новое авто приобрести уже стало не на что, и это, по мнению обозревателей, являлось достаточным мотивом для заказного убийства. На телестудии всё же организовали передачу об А. П. Зыкове. Но теперь уже Лешевич провёл её в негативном дискурсе. Тему расширили, пригласили из университета двух кандидатов различных наук и одного доктора философии. Это был старенький, больной человек, и, когда потом зрители выясняли, о чём он, собственно, говорил, никто ответить не смог. Только грузчик Рыбин из речного порта вполне разобрался. - Уважаемый профессор поставил вопрос: а нравственно ли желать вечной жизни? Но на него так и не ответил, запутавшись в вводных сентенциях. Я же однозначно полагаю, что даже сам заказ на операцию был безнравственным. В конце концов, припомните вечного жида Агасфера. Сей джентльмен ведь умолял, чтобы его укокошили. Рыбин после исчезновения олигарха вновь осмелел, изъяснялся уверенно и свободно. Но дипломированный грузчик только запутал простых людей, не витавших так высоко. Всяких слухов и разговоров добавилось, когда кто-то объявил, что ювелир Евсей Моисеевич Ефимов, которого четверть века назад прикончил дедушка Зыкова, якобы являлся родным дядей доктора Ефимова. Раскрутили дискуссию о кровной мести, которую сейчас, используя достижения современной науки, можно осуществлять такими изощрёнными, можно сказать, изуверскими способами. - Если даже операция спасёт жизнь, но после неё очнёшься совсем другим человеком, разве это не равносильно погибели? - вопрошали противники доктора. Рыбин, припомнив журналистское прошлое, встал на его защиту. - Нет уж, Евгений Иванович вовсе не шекспировский злодей, а обыкновенный гений. А гений и злодейство - несовместимы! - Сославшись на Пушкина, он объявил о его полной невиновности, а всю беду видел в том, что наше государство перестало заботиться об учёных, и, таким образом, талантливый доктор, вляпавшийся в частную жизнь "толстосумов", пал невинною жертвой их интриг. - А для нас Пушкин не авторитет, - возражали другие граждане. - В человеке всё может ужиться. И злодей, и талант самой высокой пробы. Да и вообще, человек остаётся тайной, покуда следственные органы в нём не разберутся. Были и такие, что нарекли доктора экстремистом; дескать, он изначально ненавидел богатых за то, что не принадлежал к ним, и поэтому старался им всячески напакостить. Слухов, толков и пересудов ходило много. Даже приезжал к нам корреспондент из популярного столичного журнала "Наука и жизнь", пожелавший разобраться, что к чему с научной точки зрения. Но его срочно отозвали в соседнюю область, где вдруг некстати (для нас) родился двухголовый жеребёнок. А когда всё улеглось, появился ещё один слушок, вновь взбудораживший город. Мол, дворник в новом доме престарелых разительно похож на бывшего мультимиллионера. Вот только имел ли он шрам на лбу - непонятно, так как всегда выходил на улицу в вязаной шапочке, надвинув её на самые брови. Кроме того, дворник носил бороду, чего Зыков себе не позволял. Однако нашли объяснения и этим фактам, уверяя, что борода и шапчонка для маскировки. - Хитёр, однако, Андриан Петрович, - шептались между собой городские чиновники, напуганные предстоящим сокращением штатов. - Сам себе рабочее место создал! Что характерно, дворник из дома престарелых в общение ни с кем не вступал, жизнь вёл странную, на бытие мультимиллионеров не похожую. Квартировал он тут же, в подсобке, и в свободное от работы время почему-то читал купленную у букинистов книжку стихов Максимилиана Волошина - поэта ныне практически забытого. Так, например, автор этой хроники, к стыду своему, ничего не смог припомнить из его творчества, кроме одного четверостишия. Да и то лишь потому, что эти строчки часто декламировал Миша Сазонов, артист театра музкомедии, во время наших вечерних посиделок. Нечто неожиданное сообщила посудомойка Зоя Красилова, страдавшая бессонницей. Она через полуподвальное окошечко видела, как по ночам в тиши дворник садился за колченогий стол, включал настольную лампу и начинал что-то писать в школьной тетрадке. Он в мучительном напряжении морщил лоб и нещадно теребил густую бороду. Подозреваю, дворник подбирал рифмы. Смутная догадка: из-под его пера выливались стихи, похожие на те, что я привёл в эпиграфе.
|