Пришла весна, и потеплело. Б. по вечерам выходил на лоджию, смотрел на заходившее солнце. В такие же дни апреля, год назад, произошло, пожалуй, самое знаменательное событие в его жизни. Он защитился.
Канитель с защитой длилась долго. Он не попал в план alma mater; пришлось обивать пороги одного из столичных вузов, защищаться на выезде. От него ушла грациозная женщина с лебединой шеей, с которой прожил шесть месяцев на пробу. Она ожидала от Б. блестящих успехов, но на всякий случай не регистрировалась. Что у Элен на уме, он до конца не познал, и в том, что она легко покинула его, обвинял только себя. Ещё при знакомстве намекнул, что со дня на день ждёт пригласительную телеграмму из Сорбонны. - Это где? - заинтересовалась она.
- Университет в Париже.
- И что там будешь делать?
- Лекции студентам читать.
- Возьмёшь с собой?
- Как пожелаешь.
В Сорбонну его никто не приглашал. Он пошутил. И всё-таки вероятность такого события отличалась от нуля. Позже, соблазнившись рекламой, отправился на выставку модного художника-авангардиста. Изрядно удивился, когда к нему "дыша духами и туманами" подкатила Элен. Рядом возвышался добродушный толстяк в круглых очках и бархатной куртке.
- Ты здесь? - небрежно спросила. - А почему не в Сорбонне?
- Да так уж. Не срослось.
- А вот мы с Пьером только что из Парижу, - похвасталась она. - По Елисеевским полям гуляли.
Потом появилась Зоя Максимовна; но с ней до сексуальных контактов не дошло. Она была намного старше и опекала, как мать; сагитировала на работу в департаменте Культуры. Вместо безалаберных студентов он теперь общался с замужними женщинами, и, по крайней мере, две из них проявили готовность с ним пофлиртовать. Но он не был достаточно активным. Да и что таиться от самого себя: с замужними? Считал это грехом.
Зрелые леди заводили с ним светские беседы. Спрашивали, откуда у него такая странная фамилия. Он объяснял:
- Мой род идёт от остзейских немцев. Самый известный из них - зодчий Иоганн Бальтазар Нейман. От его имени наша фамилия и пошла.
Интересовались, о чём кандидатская. Незамужней Сонечке Журавлёвой, из музсектора, ответил так:
- О причинах высокой нравственности жителей города Ганау между 1413 и 1428 годами.
Сонечка пожала плечиками, не понимая, кого подобная тема могла заинтересовать. Сменившая двух мужей, она восприняла его краткий ответ, как нежелание стать её третьим мужем. Он всем отвечал резво, но позже с неохотой, надоело. А то и, чтобы отвязаться, вдруг начинал декламировать стихи: "Вьются тучи, мчатся тучи, невидимкою луна..."
- Вы у нас пушкинист? - спрашивали.
- Нет, - поправлял он. - Это всего лишь эпиграф из романа. Там ещё про стадо свиней есть. Свинопасы на крутой горе пасли.
Он порывался рассказать, но видел, что слушателям не очень интересно, и замолкал. Мало кто из сотрудниц разгадывал его загадки, а выкладывать напрямки ему тоже было неинтересно. Обычно зрелые дамы заканчивали эти беседы советом: "Жениться вам пора, голубчик", - а Зоя Максимовна, женщина строгая и принципиальная, по-видимому, по-прежнему имела на него виды. Сотрудницы шушукались, что у их начальницы старый больной муж, и она, оставаясь добропорядочной и верной, готовит ему смену. Ну, мало ли о чём щебечут женщины в минуты досуга!
Этот год он проскакал всадником на лихом коне. Близких друзей и подруг не обрёл, ну и ладно. Свободное время проводил за компьютером. Ещё при защите кандидатской научный руководитель посоветовал ему сократить работу и весомую часть оставить для докторской. Однако ж новоиспечённый аспирант был расточителен. Позже с удивлением обнаружил, что его тезисы послужили основой для многих диссертаций. Огорчился, конечно, но, может, совпадение?
"Да пусть!" - и генерировал новые идеи. Однако в открытый доступ уже не выкладывал, а сохранял в отдельном разделе винчестера. Бывало, среди ночи поднимался и, торопясь, стучал по клавишам одним пальцем, а завершал с восклицательным знаком: нота бене! Вот, ей-богу, он ощущал себя человеком, способным выдать миру новое слово, не прибегая к топору под плащом. Вполне хватало стандартной клавиатуры и доступа во всемирную паутину.
При всём том вдохновлялся мантрой атеиста Декарта: "Я мыслю, следовательно, существую". И для себя конвертировал так: "Достаточно мыслить, чтобы в полной мере ощущать себя существующим". Вот ведь высказался мыслитель - на века, чем и запомнился. А что, кроме этого афоризма, о нём известно? Что за человек был? Влюблялся или нет? Женат или холост? Ругался с женой или пылинки с неё сдувал?
Эйфория продолжалась и во время летнего отпуска. Он сходил в театр (столичные гости приехали на гастроли). Затем прошелся по оживленной улице; приостановился на бойком месте, так называемой "стрелке". Группками стояли женщины облегченного социального поведения, дожидаясь, кто пригласит в ресторан или в номер гостиницы. Никто из девиц им не заинтересовался. Да и он навязываться не стал. Прошел дальше, где сохранились остатки старинной крепости, в котором четыре года бряцал кандалами объект его исследований. У речного вокзала почитал афишки. И для ради свежих впечатлений, приобрёл путёвку на экскурсионный теплоход.
Опять повезло. Путешествуя, познакомился с интересным человеком, учёным, доктором наук. При общении с ним трудностей не возникало. Виталий Ильич уверенно излагал:
- Несправедливо устроена природа. Люди преклонных лет, развившиеся нравственно и эстетически, не могут пользоваться её прелестями, потому что физически изношены. А молодость всё делает не так. Я только сейчас понял, как можно красиво полюбить женщину.
Сидели на верхней палубе, открытой всем ветрам. У доктора наук были остренькие, высоко поднятые уши. Б. прикидывал, как физиономисты оценивают людей с подобными ушами: "Наверно, гений. А может, эльф?"
- Поистине, мы живём в драматическое время, когда с идеологическим бессмертием практически покончено, а взамен шиш на постном масле, - продолжал док нанизывать мысли на вертел сознания. - Или, простите, вы верующий?
- Не так, чтобы очень, - неуверенно ответил Б. - Но Библию штудировал. И про воскресение Лазаря в разных источниках читал.
Мимо прохаживалась женщина с весёлыми глазами и ладной фигурой. Она споткнулась на ровном месте и воскликнула: "Ой!" Мужчины подхватились и усадили рядом. Женщина назвалась Жизелью и призналась, что её всегда влекло к людям с развитым интеллектом. Она как бы ненароком сообщила номер своей каюты. Когда удалилась, между новыми друзьями будто кошка пробежала.
"Хороша, умна, красива, - думал Б., - и, вспомнив, что женщины ему советовали жениться, строил далеко идущие планы. Да и Жизель ведь чаще обращалась к нему, а не к доктору наук.
- Уступите её мне! - вдруг взмолился Виталий Ильич. - Вы молоды, на вашем жизненном пути ещё встретится не одна такая Жизель.
- Но она, кажется, уже сделала выбор, - пробормотал Б, ощутив что-то похожее на ревность.
- Ну, разрушьте представление о себе чем-нибудь низменным, - упрашивал Виталий Ильич. - Например, пукните в её присутствии.
"Смирись, гордый человек!"
- Знаете что: не буду я пукать, - уступил старшему по возрасту и званию. - Зайдите к ней и скажите, что я не здоров. А я, так и быть, залягу в каюте и почитаю вашу монографию.
Впоследствии виделись редко. Виталий Ильич переселился в номер Жизель. Лишь однажды Б. столкнулся со сладкой парочкой на верхней палубе. Учёный помолодел лет на десять. Он приложил руку к груди и слегка поклонился. Значит, отблагодарил.
Общение с престарелым скептиком и внезапное превращение его в оптимистического любовника, слегка озадачили Б. и, припоминая образ Жизели, так понравившейся ему, он не по-христиански огорчался. Зря уступил! Но вернувшись домой, всё постарался забыть и, соскучившись по своим изыскам, поторопился включить компьютер.
Увы, вместо обычной заставки, увидел чёрный экран со зловещей надписью: DISK BOOT FAILURE . Вот проклятая железяка! Пришлось обращаться к спецу. Тот снял жёсткий диск и колдовал над ним с неделю. Наконец объявил диагноз:
- Блины спеклись. Но можно считать данные на другой носитель. Правда, процесс сложный и длительный. Надо копировать посекторно, - и загнул несусветную сумму.
- Я подумаю, - нерешительно сказал Б.
- Надумаете, обращайтесь.
Деньги можно было найти. В конце концов, взять кредит. Но подкралась и всё существо захватила депрессия. Да уж так ли кому нужно его новое слово? Всё суета сует, надо честно признать. И в перспективе, в лучшем случае, банька с пауками. Теперь он не вскакивал по ночам, а глядя с лоджии на заходящее солнце, неизменно думал, что в скором времени (в геологическом измерении) оно будет светить для других. Или совсем впустую.
И по привычке сопоставлять себя с изучаемыми книжными героями, с прискорбием внёс коррективы: "Я не тот персонаж, который способен на новое слово. Я не публичный, на трибуну ни разу не восходил. А без этого сейчас никак. Да, я другой. Из тех, которые только пригодны для зарождения себе подобных. Хотя и в этом не преуспел. Ну, исправимо. Возраст и здоровье ещё позволяют".
До конца отпуска слонялся без дела и страдал от одиночества. Познакомился с соседом-затейником, проживающим ниже. Тот выходил во двор в трико синего цвета с красными лампасами. Нос горбинкой, ямочка на подбородке, посеребрённый на висках волос. Всем особям женского полу запросто раздавал двусмысленные комплименты, а те улыбались в ответ.
Сосед сидел на скамейке и, когда Б. проходил мимо, шлёпнул рядом с собой ладонью: присаживайтесь.
- Вы, наверно, тренер? - вежливо спросил Б.
- Ошибаетесь! - охотно разъяснил мужчина. - Я снабженец. А вы немец?
- Осьмушка есть, - ответил Б., удивляясь его проницательности.
Мужчина рассказал несколько забавных случаев из своей практики. Они больше походили на анекдоты, чем на явь. Дошла очередь рассказать о себе. А собеседник не отлипал. Он быстро перешёл на "ты", мало-помалу выведал всё, даже о защите диссертации, и попрекнул:
- Что же ты раньше молчал? Это дело надо отметить!
Вместе поднимались в лифте. Сосед, назвавшийся просто Данилычем, проинформировал, что он живёт в сто первой квартире, и перешёл на немецкий:
- Ихь блин ферштейн?
Сказано было со значением. Б. поехал выше, раздумывая, как это понимать: принять за приглашение, что ли? И в тоскливый вечер, когда мрачные тучи нависли над городом, отправился в гости. Данилыч встретил, ничуть не удивившись, как будто знал, что в этот самый час к нему придут с бутылкой коньяка. Пригласил в комнату, и тут же из другой вышла дородная женщина и, не сказав ни слова, удалилась из квартиры. Дверью хлопнула громко; Б. смутился и подумал, что его визит станет возможной причиной конфликта. Но Данилыч бодро разъяснил: - Да ты не тушуйся, у нас демократия. Каждый делает, что хочет. Моя Розочка, например, до сих пор посещает драматический кружок. И подозреваю, что Акулов её любовник.
Б. не знал, кто такой Акулов, но не стал спрашивать. Выпили за знакомство. Хозяин пододвинул гостю тарелку с ломтиками неаккуратно нарезанной колбасы.
- Закусывай плотнее, - ухаживал он. - В преферанс играешь?
- Нет... Вообще-то в студентах играл.
- Ну и зря забросил. Всякий интеллектуально развитый человек играет в преф. Ну, можно позволить себе другое удовольствие: оставить бабки в казино. Монте-Карло не доводилось посещать?
- Нет, - улыбнулся Б. - Однако про Висбаден наслышан. Один русский литератор частенько там бывал и проигрывал большие суммы.
- Понятно, - кивнул Данилыч. - Граф Толстой - мужик простой. Ждал в прикупе туза, а пришла пиковая дама. Только позволь, дорогой товарищ, дать добрый совет. Предмет надо постигать не только теоретически, но и практически. Как говорил один мой хороший знакомый, меж прочим, тоже учёный: "Теория мертва, а древо жизни вечно зеленеет".
Вот это да! Данилыч коптит белый свет уже двести лет? Знаком с доктором Фаустом?.. Выпили ещё. Данилыч побледнел, откинулся на спинку стула и стал массировать левую часть груди.
- Что с вами? - встревожился Б.
- Мотор барахлит.
- Может, врача вызвать?
- Да ты не волновайся, уже лучше, - он выпрямился. - Я и без врача знаю свой диагноз.
- И какой? - участливо спросил Б.
- Все болезни от недопития. Давай ещё жахнем!
Что и сделали. "Вот человек! - не без восхищения подумал слегка захмелевший Б. - Всё ему ни почем. Как хочет, так и распоряжается своей жизнью. Может, так и следует?" А Данилыч уже налил коньяка в рюмки, сам выпил, поторопил гостя и продолжил терзать вопросами:
- Оклад-то тебе после защиты повысили? Откровенно скажу: выглядишь ты не очень презентабельно. Костюм, вижу, не от Армани, а пальцы-то, пальцы...
- Что пальцы?
- Без брильянтов.
- Я ж не баба, - в тон ему ответил Б. - Тряпки и украшения меня не прельщают.
- А что тебя прельщает?
- Сами женщины. Но они почему-то не отвечают мне взаимностью.
- Ну, нашел проблему. Всегда можно снять тёлку в нашем ресторане на первом этаже.
- Да нет, я уже не этого хочу, - воспротивился Б. - Мне бы для серьёзных отношений.
- Спешишь надеть на себя брачную упряжь?
- Пожалуй, близок к тому.
- Что ж, могу подсобить. Возьмешь меня в свидетели на свадьбе?
Б. очередной раз удивился: неужели Данилыч и с древнегреческим богом на короткой ноге? Сейчас созвонится, договорится, и в квартиру явится сам Гименей с девицей в тунике. Но нет, последовала проза жизни.
- Есть у меня две подходящие девахи, - Данилыч подмигнул. - Тамара и Анюта. Девочки созрели. - Он открыл ящик стола, вытащил толстую записную книжку и стал её листать, приговаривая: - Мой гроссбух. Тута я анекдотцы для памяти записываю, а между строк кой-какие шифровки с именами и адресами.
Нашёл, что искал, и потянулся к оранжевому телефону, стоявшему на тумбочке. Долго названивал, с кем-то говорил и комментировал, обращаясь к гостю, мол, Тамара где-то бродит в поисках приключений, но уж Анюта наверняка дома. В комнате стояла тишина. И Б. услышал голос той, которая отвечала. Она просила, чтобы Данилыч не сердился, но она не сможет. И тут противно скрипнула дверь - вернулась хозяйка.
Б. решил, что лучше удалиться. Хозяин вышел провожать и на лестничной площадке подосадовал, что номер не пролез, не очень лестно высказавшись о своей Розочке.
- Ты же говорил, у вас демократия, - напомнил Б.
Данилыч вздохнул.
- Демократия демократией, но дерётся моя Розамунда шибко больно. Знаешь эту женскую привычку: драть за волосы.
Позже Б., вспоминая, как изливал душу незнакомому, в сущности, человеку, испытывал физические и нравственные терзания. Б. клял себя и предполагал, что Данилычу, страдающему сердечной болезнью, после посиделок тоже плохо. Однако Данилыч зашёл живой, весёлый, и с порога чуть ли не приказным тоном распорядился, наградив высоким званием:
- Собирайся, профессор!
- Куда, - с усмешкой спросил Б. - По девочкам?
- Не, сёдни ветер сильный. Снесёт нас. - Кажется, сосед-затейник впаривал ему очередной анекдот. - Нам бы лишь бы до первого подъезда добраться. Я же обещал тебе дать уроки в преферанс. Я своё слово держу!
"Ну, что ж: в поле бес нас водит, видно, и кружит по сторонам. Надо и это испытать".
На улице действительно злобствовал ветер. Настроение менялось. Б. стал подозревать, что Данилыч подробно расспрашивал о доходах, выполняя заказ неких акул игорного бизнеса. "Ищут жертву". Зашли в первый подъезд и попали в квартиру, в которой всё, начиная с массивных дверей, было комфортно и загадочно. О новом игроке сосед, видимо, сообщил заранее: трое солидных мужчин поглядывали испытующе. На окнах висели тяжёлые шторы. Они были задёрнуты и днём включён свет. На полированном столе лежали три нераспечатанные колоды карт. Данилыча отстранили, видимо, как не платёжеспособного, и позволили только тасовать.
В первый вечер Б. проиграл изрядно, хотя его подбадривали и заверяли, что "новичкам везёт". Но позже дела пошли лучше. Консультации давал всё тот же Данилыч. Вне компании он преданно возбуждался: "Рассчитывали тебя обобрать и голымя в Африку пустить. Не обломилось!" Нет, похоже, он свою игру ведёт.
Когда Б. стал выигрывать, то, странное дело, потерял прежний интерес. Теперь он меньше внимания уделял игре, а больше - наблюдениям. Поразил хозяин квартиры, мужчина лет пятидесяти, крепкого сложения, коротко стриженный. Данилыч за глаза называл его Сундуком. Поначалу Б. подумал, что этот кряж - обыкновенный скряга. Высчитывал вистами с гостей за свет, за минеральную воду и за каждую рюмку водки, если кому захотелось выпить. Но однажды новичок выиграл "колоссальную", по мнению Данилыча, сумму. У проигравших были растерянные физиономии, и Б. сжалился, отодвинул выигранные деньги на середину стола. Все поняли и облегчённо потянулись разбирать. Но - не успели. Сундук, тоже проигравший, вопросил:
- Господа, зачем серьёзную игру превращать в фарс?
И все, как обжегшись, отдёрнули руки. Данилыч же весёлый и оживлённый, затолкал своему ученику деньги в карманы. А когда вышли, спросил:
- Ты и вправду хотел вернуть?
- Ну, а что такого?
- Да вспомни, как они рвали у тебя из рук, когда ты проигрывал. Ты, это, удели мне за консультацию. А то у меня финансы поют романсы.
Вернувшись домой, Б. выложил выигрыш на стол. Много! Вспомнил про испорченный диск. Почему бы не восстановить данные, воспользовавшись случаем? Стал припоминать, куда сунул визитку компьютерного гуру, а когда нашёл, то занялся поисками диска. Энтузиазму хватило ненадолго. Да и показалось зазорным использовать "лёгкие деньги" на благие цели. "Да ну их! На игру и спущу".
Однажды перепутал дату и явился в неурочный день. Дверь открыла дочь хозяина - молодая, симпатичная девушка.
- Вам Николай Яновича? - вежливо спросила.
Наверно, ошибся. Не дочь, а жена. Не будет же дочь называть папу по имени-отчеству. Он впервые её видел. То ли Сундук куда-то отправлял каждый раз, когда собирались, то ли она отсиживалась, как мышка, в отдельной комнате.
Хозяин вышел в прихожую в длинном халате с широкими рукавами.
- Кажется, я не вовремя, - повинился Б.
- Ничего, проходите. Ужинаю. Составьте компанию.
Последовал за ним на кухню - желая побеседовать, но от всего отказаться, разве что согласиться на чай. Сели вдвоём; молодая особа накрыла на стол и вновь испарилась, обронив: "Не буду вам мешать".
Вон как выдрессирована, оценил Б. Как и спланировал, ограничился чаем. Перед Сундуком же стояла тарелка с ломтиками буженины, чашка с дымящимся кофе; на блюдце - два варёных яйца.
- Вижу, вы что-то хотели спросить? - проницательно заметил он.
- Я всегда поражался вашему душевному или, возможно, духовному равновесию, Николай Янович. Может, поделитесь, на чём так твёрдо стоите? - осторожно осведомился.
- Жить не умеете! - облупливая яйцо, сказал Сундук. - Обычно, чем ближе костлявая, тем более жалок человек. Чувствуя своё исчезновение, он всё отдаёт тем, перед которыми хочет остаться в памяти. У меня не так. Я буду заточен на себя до дней последних. Даже когда совсем одряхлею, в чём-нибудь наслаждение найду. - Он помолчал. - Ведь человек, как не мудрствовал лукаво, а кроме объяснения, что жить надо для жизни, ничего не придумал. Гляньте на Запад. Там пенсионеры беззаботно греют кости на пляжах Средиземноморья или бродят вокруг египетских пирамид.
Яйцо было всмятку. Сундук вычерпал содержимое серебряной ложечкой и продолжил:
- Сейчас они требуют открытия гей-пансионатов. То есть, чтобы и в домах престарелых жить по интересам. Я не знаю, верующие они или нет, но кресты на дряблых шеях носят. Вот и сравните с нашим мужиком - зашоренным и боязливым. Чем ближе к встрече с тёткой с косой, тем сильнее съёживается, и остатки жизни подчиняет интересам других. Что вы пустой чай глотаете? Берите печенюшку!
- Не откажусь. Вы меня концептуально сориентировали.
Улыбнулись друг другу. Однако, попив чайку и съев печенюшку, Б., не отступая от правил, установленных в этом доме, спросил:
- Сколько с меня вистов? За ужин-то?
- Ну, вы и педант, - добродушно ухмыльнулся Сундук.
Перед уходом Б. поймал себя на мысли, что не против ещё раз глянуть на молодую и красивую супругу хозяина. Но она больше не появлялась.
Декарт для него перестал быть авторитетом. "Да, я тоже мыслю. Но что из того, что существую? Мне бы обыкновенных житейских радостей". В детстве он увлекался фантастикой и много читал. Теперь в воображении являлась голова профессора Доуэля на серебряном подносе и показывала язык. А на "ристалища" к Сундуку больше - ни шагу. "Ну, какой из меня Игрок? Так, игрочишко."
За неделю до Нового года покончил с текущими делами: заплатил взнос по ипотеке, рассчитался за коммунальные услуги и зашёл на почту, откуда отправил красочную телеграмму родителям, маме - учительнице русского языка и литры, и папе - бухгалтеру. Они тихо доживали свой век в маленьком городке и отставали от нынешнего времени на этот самый век. Что дальше?
Зоя Максимовна в последний рабочий день сообщила, что не может пригласить к себе: не до веселия, муж серьёзно болен. И добавила, что надеется, в скором будущем положение изменится. Он, правда, не понял, почему: муж выздоровеет, и Зоя Максимовна сможет принимать участие в празднествах, или её благоверный отправится к праотцам с теми же для неё последствиями.
За день до праздника навестил Данилыч и спросил, как "профессор" собирается отмечать Новый год.
- Да никак.
- Ты это брось! Давай ко мне. Моя своих друзей и подруг пригласила, а я вспомнил про твои потребности. Таки приглашу Томку и Анюту. Сам выберешь которая по вкусу, а супружнице скажу, что это твои коллеги по работе. Хитро придумал, а?
Б. слушал и краснел. Вот зачем трепался по пьянке? Лучше б молчал!
- Да ты не робей! Всё сделаю по уму! Короче, профессор, с тебя, взнос. У нас вскладчину. И давай-ка за троих сразу, за себя и ассистенток.
- Стоит ли...
- Хорошо, половину скину, - тотчас поправил режиссёр. - Ты мало пьёшь.
Б. молча вытащил бумажник и отсчитал, сколько затейник затребовал. Данилыч зашёл в последний день уходящего года, уже под вечер, и помог приодеться. Б. облачился в костюм, который купил в кредит для защиты кандидатской.
- Галстук надеть? - спросил, впадая в мандраж.
- Лучше бабочку.
- Бабочки нет.
- Ладно, сойдёт и галстук!
Сосед помог выбрать и повязал сложным узлом. Отойдя на пару шагов, определил:
- Прекрасно выглядишь! Тянешь не меньше, чем на директора женской бани. Жаль, познакомить не смогу. Он недавно переселился в труднодоступное место. Жил напротив тюрьмы, а щас живёт напротив своего дома.
Б. глянул с недоумением. Опять анекдот впаривает?.. Неугомонный сосед глянул на часы:
- Ну, пора встречать Томочку и Анютку.
Спустились, подождали на улице. Прекрасная предновогодняя погода сулила много радостей. Тишина лишь изредка нарушалась шуршанием подъезжавших машин. Из арки, связывающей двор с улицей, вышли две фигуры в шубках, и Данилыч ринулся навстречу. У Б. затрепетало сердце. Вполне милые мордашки. Все четверо, молча, уткнув подбородки в воротники - как заговорщики, поднялись на этаж. Встречать вышла сама хозяйка.
Данилыч стал знакомить:
- Профессор Бальтазаров, Герман Иванович. А это его ассистентки. Вот - Тамара Ксенофонтова.
Одна из девиц сдела сниксен.
- А это - Анна Снеткина.
Б., услышав фамилию второй "ассистенки", удивился и посмотрел на неё внимательнее.
За столом он сидел в окружении своих "ассистенток". Справа - Тамара в тёмном платье с золотыми блёстками, весёлая и разговорчивая. Слева - молчаливая Анна в светлом платье. Б. не перекинулся с ней даже парой фраз. Она будто витала где-то далеко, а её смущённая улыбка просила: "Не обращайте на меня внимания, веселитесь".
Когда встали из-за стола, подошёл Данилыч и отозвал в уголок для разговора.
- На Томочке выбор сделал?
- Да нет, - колеблясь, сказал Б. - Мне Анюта больше понравилась.
- Так что же ты сидел, отвернувшись? - попрекнул массовик-затейник. - Расторопнее надо быть!
Только к часу ночи, когда публика расслабилась, Б. решил, что надо напрямую выказать свою симпатию. Он покинул надоевшую Тамару и подошёл к её подруге, стоявшей в одиночестве у искусственной ёлки. Она повернулась, и они с минуту стояли рядом, лицом к лицу. Б. одной рукой взял её ладошку, вторую положил на талию, собираясь танцевать, но музыка в этот момент отключилась. Пора было идти на приступ; он начал говорить и от желания показаться остроумным плёл, что в голову придёт.
- Так вы Снеткина? Слушайте, это наверняка грамматическая ошибка! Наверно, какой-то стародавний писарь ошибся, занося фамилия ваших предков в паспортные данные. На самом деле, вы не Снеткина, а Сниткина, Анна Григорьевна.
- Я не Григорьевна, - возразила она.
Хмель всё сильнее кружила ему голову. Он пожелал рассказать ей притчу, как исцелился бесноватый с помощью известного экзорциста Джешуа.
- На горе паслось большое стадо свиней. Благодаря ему бесы вышли из одержимого и вселились в свиней. Тут же всё стадо бросилось с крутого берега в озеро, и все свиньи утонули. И тогда все жители города, вышли навстречу и попросили экзорциста уйти из тех мест. Ну, их понять можно. Они остались без мяса и сала. И пошел он солнцем палимый, а за ним последовал тот, которого он излечил.
Много ещё ей поведал и сам же ужасался выплеску своего словоблудия, но остановиться не мог, хотя и приказывал себе: "Немедленно прекрати!" Всё бы нечего, да за ними неотступно наблюдал Данилыч - как старший пионервожатый за несмышлёными ребятишками. Вновь загремели литавры, и Данилыч увлёк девушку за собой. Танцуя, что-то настойчиво ей объяснял и всё кивал в тот угол, где остался протеже. "Для меня уговаривает", - подавленно подумал Б. и тихонько вышел в коридор.
- Куда вы, профессор? - окликнула из кухни хозяйка.
- Свежим воздухом подышать.
Оделся и спустился на улицу. Во дворе было людно, стоял шум, молодые люди, да и пожилые тоже, катались с горки. Он торчал минут двадцать, замёрз, поднялся к себе и лёг спать. Проснулся от странного ощущения, что рядом кто-то присутствует. Так и есть. На стуле сидел чёрт и подхихикивал. Б. вздрогнул. Чёрт снял маску и превратился в Данилыча.
- С Наступившим, дружище! Почему дверь не запер? Обчистить могут.
В руках бутылка, наполовину наполненная красным зельем. Адепт ада взял со столика стакан с водой, небрежно выплеснул на пол и налил.
- Ну-ка, похмелись! Небось, болит профессорская головушка?
Б. от неожиданности выпил. Данилыч вытащил носовой платок и заботливо вытер намокший подбородок подшефного.
- Что убежал-то? Анютку бросил.
- Как я мог домогаться? Я понял: я для неё неприятный человек. - Б. сморщился от неприязни к себе. - Конечно, если на всё наплевать и дать волю похоти...
- Вот-вот! - поддержал Данилыч. - Ты дай волю-то. Живи проще, ныряй глубже. - Он тоже выпил и потряс пустой бутылкой. - Смотри-ка, легко пошла. Погоди, ещё пузырь притащу. Из остатнего после банкета.
Б. скоренько оделся и ушёл из дому.
К утру погода переменилась. Жесткий ветер, колючий снег. "Вьются тучи, мчатся тучи..." Б. поднял воротник пальто, бездумно сел в трамвай и, проехав с пяток остановок, вылез в центре города. Встретился знакомый доцент и пригласил к себе. Б. отказался. Однако, отойдя, подумал, что зря: крепко замёрз, а домой идти по-прежнему не хотелось. Чтобы погреться, зашёл в театр "Юного зрителя" и купил билет на утренний спектакль.
В зале сидели дети или, кое-где, дети с родителями, а может, с бабушками и дедушками. Но позже, когда спектакль начался, появился ещё один взрослый зритель. Он сел впереди и чуточку сбоку. Б. разглядел: Сундук! И поразился: какой удручённый вид! Никогда ещё не видел на лице взрослого, солидного человека столько отчаяния. Как будто тот потерял самое дорогое, что имел. Лишился молодой, красивой жены? Кинула после ссоры? Ушла восвояси, беспечно помахав ручкой. Знакомо. Так сделала Элен.
Детям показывали сказку про волка и семерых козлят в современной обработке. Волк - фраер в пиджаке с закатанными рукавами и кепке с большим козырьком. Козлята - шустрые ребята в футболках. Коза - фотомодель, спешащая на кастинг. Б. пересел на пустовавшее сиденье рядом с Сундуком.
- Я вас вполне понимаю, - как-то не очень находчиво, но с участием проговорил.
Тот недоумённо повернулся. Выражение страдания исчезло с его лица, и он сурово спросил: - Вы о чём?
"Ну вот, - обескуражено подумал Б., - влез. Может, ничего из того, что я нафантазировал, и не было". Всё путём, хотя, конечно, странно, что два мужика сидят в зале с ребятами и наблюдают за козлятами.
Первым, не дождавшись финала, ушёл Сундук. "И что это я распустил слюни, - продолжал сожалеть о своей инициативе Б. - Напрасно сунулся. Нужно быть таким же сильным и суровым, как Сундук".
С месяц никто не беспокоил. Лишь в феврале вновь посетил Данилыч.
- В кардиологии лежал, - пояснил он. - Всю задницу искололи. И вены в синяках, как у наркомана.
Б. связал его сообщение с пронзительным воем скорой на улице и шумом на лестнице. Именно с того вечера сосед перестал донимать. Вон как переменился: побледнел, исхудал. А речь прежняя.
- Ну, ты как, готов? - с задором спросил. - Анюта желает тебя навестить. Она же в смущении, что новогодний взнос не отработала.
- Ну, вот ещё. Я и забыл.
- И она забыла. Но я ей напомнил.
Б. поморщился, припомнив новогодние перипетии.
- И Тамара придёт?
- Ну, ты гусар! - удивился Данилыч. - Одной тебе мало?
Прошло ещё несколько дней, но никто не появлялся. Да Б. и не особо ждал. Но вдруг, при очередной встрече с Савушкиным, брякнул:
- Анюта что-то не приходит.
- Да уж, нестыковка, - почесал затылок "снабженец". - А ведь раньше такая задорная была. Прям - зажигалка! Погасла после того, как случайно родила. Забот полон рот. Помнишь, мы звонили, а она отказалась. Купала своё дитё. Да и очередь не хотелось уступать.
- Какую очередь? - с недоумением спросил Б.
- В ванную. Она ж в коммуналке живёт. У них там и на унитаз очередь. Но ты сам виноват. Активнее надо быть.
"Наверно, опять туфту гонит. Неужели ещё сохранились квартиры, где есть очередь в ванную и туалет?" - подумал Б.
- А эта, вторая девушка, Тамара... тоже с ребёнком? - спросил он.
- Да, кажется, и у неё есть. Только подпольный. Не афиширует. К своей мамке сплавила.
Бедные, неустроенные женщины! Б. почему-то стало их жалко.
- Ну, пусть и с ребёнком приезжает, - насмелился предложить он.
- Кто? Тамара? - уточнил Данилыч.
- Да нет, Анна, - досадливо сказал Б и, окончательно решившись, грубо добавил: - Только избавьте нас от своего присутствия.
- Ладно, в пузырь не лезь, - миролюбиво сказал Данилыч. - Бу сделано! Выбор одобряю. Она грамотная, будет твои барыши подсчитывать. А с ребёнком проблема вполне решаема. Скажешь пацану, что будешь играть с мамой в паровозик. Предложи сесть сверху и стать паровозной трубой. Чих-пых, чих-пых, у-у-у...
Б. нахмурился.
- Молчу, молчу!
Б. отогнал картинки, связанные с новым предложением неугомонного соседа. Тем не менее, возвращаясь с работы, зашёл в магазин и "на всякий случай" купил вина, закусок, разного сока с соломинками, сладостей. А ещё в "Детский мир" заглянул. Попался на глаза паровозик, но, вспомнив совет соседа, поморщился и купил игрушечный самосвал.
Звонок прозвучал неожиданно, в будний вечер. Девушка и вправду пришла с сыном. Б. исподтишка присмотрелся. Он как бы заново изучал её. Завитки светлых волос на лбу, а глаза тёмные, как омут... Мягко, если не сказать, виновато улыбается. Красивая? Скорее милая, подобрал слово. Её малыш поиграл с подаренным самосвалом, потом стал хватать всё подряд. Перебрал на полках безделушки, что подарили хозяину коллеги по различным поводам.
- Саша, поставь! - запрещала Анюта.
Мальчик подчинялся. Но не проходило и минуты, вновь начинал исследовать квартиру. "А ведь здорового, любознательного сына родила, - накручивал выводы Б. - Он в точности такой же, как я, в детстве. Значит, можно надеяться, что и следующий таким же будет?"
В конце концов, малыш утомился и стал засыпать на ходу. Гостья шепнула, надо уложить. Разложили кресло. Освободившись от забот, сели за стол и выпили красного вина. Теперь гостья показалась совсем юной.
- Сколько вам лет, Анюта? - не утерпел, спросил, хотя понимал, что неучтиво.
- Двадцать один.
- А Саше?
- Три. Неопытная была, не отказала.
От напряжения момента Б. быстро захмелел и выдал сомнительный комплимент:
- Вы, Анюта, вроде сестры милосердия. Никому не отказываете.
- Зачем так говорите, - она зарделась. - Мы же с Нового года с вами знакомы. И я после ни с кем не встречалась. Вы мне понравились, вот ей-богу. Вы так интересно рассказывали о свиньях, спрыгнувших в озеро.
Вот те на! Понравился? Хранила верность? Что это - признание в любви?
- Да и я... - заторопился объяснить, - ...тоже. Ни с кем не встречался.
Хорошо, рядом нет Данилыча. А то сосед мигом бы рассказал анекдот на тему, что чаще бывает: Новый Год или сексуальные отношения. Отправились в постель. Она старалась, чтобы ему было хорошо. Он заценил, что она безбоязно, без всяких условий, отдалась ему. Под утро проснулся первым и перелез через спящую. Почему-то оказался у стенки, будто она приняла меры предосторожности, как бы он невзначай не свалился на пол. В другом углу, в кресле, спал мальчик.
За окнами ещё сумрачно. Но уже близок рассвет. Б. прошёл на кухню и включил свет. В коридорчике - лёгкие шаги. Но никто не появился. Наконец, из-за угла коридора выглянул мальчик, сказал "ку-ку" и опять спрятался.
- А, Саша, проходи. Давай завтракать. Что будешь кушать, пить?
- Мне моссу, а мами кофи по-тулески.
"Ишь ты, о маме беспокоится. Кофе по-турецки? Ладно, пока обойдёмся тем, что имеем", - поставил чайник с водой на конфорку, достал соки, банку растворимого кофе.
- Вот. И сами попьём, и маме в постель отнесём.
Чего, впрочем, делать не пришлось. Минуту спустя гостья сама вошла на кухню. Он усадил её за стол, продолжая хозяйничать. Непоседа Саша убежал, но вскоре появился вновь. Он катил подаренный самосвал и в кузове вёз испорченный винчестер. Б. глянул, и брови у него поползли вверх.
- Саша, ты где эту штуку взял?
- Тама, - показал рукой. - За-под тюлькой в скафе.
"Надо будет его к логопеду сводить".
- Ценная вещь? - поинтересовалась Анюта.
- О, да! Тут мои мысли - мои скакуны! Однако, чтобы их извлечь, нужны немалые деньги.
- Я помогу, - вызвалась она. - Мне материнский капитал обещали обналичить.
- Ну, вот ещё! - отказался он и выдал забытую, но теперь припомнившуюся шутку: - Я телеграмму из Сорбонны жду.
- Это где? - спросила в точности, как Элен.
- Университет в Париже.
- И что вы там будете делать?
- Лекции читать. Будущим нобелевским лауреатам, - ответил и примолк, дожидаясь, последует ли очередной, по пресс-релизу Элен, вопрос. Не дождался, и сам предложил: - Я и тебя с Сашей возьму. Вот только нужно зарегистрироваться. Меньше мороки с визами.
На него напало лёгкое настроение, и проснулась прежняя жажда деятельности. В конце-то концов, можно же совместить! И новое слово сказать, и воспроизвести себе подобных. Один уже есть, ещё четверых родим. И довольно вспоминать о сожительстве с леди, гордо несущей голову на лебединой шее. На этот раз всё будет по-иному. Родителей приглашу. В церкви повенчаемся. Скрепим наш союз пусть не верой, так традицией.
- А зачем в Сорбонну ехать? - помедлив, спросила она. - Разве нам тут плохо?
Он с нежностью посмотрел на неё, на опухшие после поцелуев губы на завитушки волос на лбу, и согласился, что в родных Палестинах тоже хорошо. Легко отказаться от того, что никогда не сбудется.
Закипел чайник. Б. подхватился и захлопотал, приготавливая кофе, бутерброды. Пили темно-коричневый напиток и наблюдали за Сашей. Пацан на четвереньках продолжил езду с самосвалом, пытаясь урчанием воспроизвести работу двигателя унутреннего сгорания. Впрочем, больше походило на жужжание пчелы. Когда пчела удалилась вдаль по коридору, Б. подсел ближе и осторожно взял Анюту за руку. Странное дело, он вдруг почувствовал легкую дрожь, стеснение, будто их роман только начинался.
- Ну, а в Сибирь за мной поедешь? - Вроде хотел пошутить, но вопрос прозвучал как-то серьёзно.
Она глянула на него с недоумением.
Ах, да! Он хлопнул себя по лбу. Совсем забыл о своей геолокации. Они ведь и находились в Сибири, в месте ссылки бывших каторжан.