Темень Натан : другие произведения.

Стальная сеть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Отметил день студента, называется! Теперь ты полицейский губернского сыска. Ловишь убийц и воров. Альтернативная история. Девятнадцатый век, Российская империя. Точка бифуркации пройдена столетие назад. Эльфы, гоблины, орки живут рядом с людьми. Магия есть, а деньги - не всегда. Знатные эльфы живут в особняках, гоблины и орки крутятся как могут, а полиция идёт по следу. Получи погоны офицера, стажёр Димка, но помни — ничто не достаётся даром. Все события, места, имена и названия вымышленны. Все совпадения случайны. Вторая книга о приключениях стажёра полицейского сыска Дмитрия Найдёнова.
  Глава 1
  
  - Ваше благородие! Ваше благородие!
  Поднимаюсь на ноги. Полицейский, почему-то в красной шинели, помогает мне встать.
  Озираюсь по сторонам. Кругом валяются обломки кирпича, среди обломков лежат люди. В воздухе дым, гарь, горло дерёт — не продохнуть.
  Полицейский оставляет меня стоять, бежит к другому человеку.
  Поморгал я, глаза протёр. В ушах звон, в глаза как песка насыпали. Пригляделся и понял, что шинель у полицейского красная от крови. Спереди красная, потому что он людей ворочает, на предмет наличия жизни.
  Только что, вот прямо сейчас, губернатор со свитой вышли на перрон. Проводить высоких гостей обратно в столицу. Графа Бобруйского со свитой и высшего эльва. Куча дворян, чиновников в блестящих мундирах и строгих сюртуках.
  Граф с эльвом забрались в вагон, паровоз загудел, со свистом выпустил клуб пара… И тут случился бабах. В одну секунду. Только что стоял паровоз, пускал дым - и вдруг взрыв. На месте поезда — огонь, дым, летят куски раскалённого металла. Земля трясётся, воздушная волна метёт всё, что движется…
  Пошатался я, головой потряс, мне маленько полегчало. Смотрю, зам полицмейстера живой, башкой мотает. Буська, то есть Альвиния — эльфийская девушка — стоит на четвереньках возле меня, испугалась, глазами моргает. Но тоже живая.
  Огляделся ещё, котёнка Талисмана поискал, но нигде не увидел. Но что ему сделается — призраку? Так что встряхнулся я и поспешил на перрон — глянуть, что там.
  Вышел и увидел.
  Поезд превратился в груду мусора.
  Перрон вымело железной метлой. Кулак раскалённого воздуха, а вместе с ним осколки металла, обломки кирпича и дерева мигом вынесли вокзальную дверь, оконные рамы и всё, что попалось на пути.
  Свита губернатора полегла на перроне. Здание вокзала превратилось в решето.
  Мы с заместителем полицмейстера и его людьми задержались внутри. Не успели выйти на перрон вместе со всеми. Это нас и спасло. Оглушило, конечно, кого-то задело осколками. Я без царапинки вообще. Только в уши будто ваты натолкали и стены качаются.
  На перроне уже уцелевшие полицейские — из тех, что внутри вокзала были — суетятся. Между ними мужики в чёрных тужурках — железнодорожники. Набежали, помогают. Сунулся я к ним, перетащил пару трупов, вижу — без меня обойдутся. А вот у поезда ещё нет никого. Да и зачем? И так ясно, что там живых не осталось.
  Над путями клубы дыма поднимаются, гарь дерёт горло. Шпалы торчат обломанными спичками, рельсы в узлы скрутило, бочка паровоза валяется, вся покорёженная. Труба отдельно, колёса отдельно. Обугленные деревяшки трещат, по ним пламя скачет, жаром пышет. Кругом дымище, пыль, пепел, сажа и кровью пахнет.
  Это мне Буська, то есть Альвиния сказала. Я по перрону бегу, она за мной, как привязанная, вприпрыжку.
  - Кровь, - говорит. - Кровью пахнет. Нехорошо.
  - Чего ж хорошего, - отвечаю. А сам между шпал прыгаю. Опасно, воздух как в печке, железяки шипят, раскалились.
  - Плохая смерть. Злая.
  - Злая? - говорю.
  А сам присел возле рельса покорёженного и в куче обломков ковыряю. Подцепил и вытащил лоскуток. Тряпка от генеральского мундира. Была блестящая, стала грязная. Эх, прощайте, ваше сиятельство граф Бобруйский. Земля пухом.
  - Злая смерть пахнет динамитом, - шепчет Альвиния. Присела рядом со мной, озирается, вздрагивает.
  - Откуда знаешь, как динамит пахнет? - спрашиваю. Так, вот ещё лоскуток — орденская лента. Да, не повезло графу…
  - Знаю, - Альвиния ко мне придвинулась, тоже на орден смотрит. - К нам в бордель много людей ходит. Деловые люди, с деньгами. У нас здесь карьер под боком, где камень добывают…
  - И что? - орденская лента перемазана красным, как шинель у того полицейского. Сбоку обуглена. Ох, придётся его сиятельство по кускам собирать…
  - Ты меня слушаешь? В карьерах динамит, чтобы камень взрывать. Здесь так же пахнет.
  Тут до меня дошло. Не сразу — видать, по мозгам ударило мне.
  - А!
  - Да.
  Покачал на ладони орденскую ленту. Жаль, пакетиков для улик нет, какие в кино показывают. Сейчас бы сюда бригаду криминалистов — все в балахонах, тут же машина специальная, медики носятся, пробы грунта берут, сразу на анализ волокут… эх! Нету. Крутись как хочешь.
  А вот это интересно…
  Подцепил пальцами, тащу. Нитка какая-то обугленная. Верёвочка, клочок верёвки.
  Показал Альвинии:
  - Ну-ка, нюхни.
  А что, сейчас не тот момент, чтобы стесняться.
  Девчонка понюхала, носик сморщила (красивый носик, между прочим). Говорит:
  - Пахнет. Здесь всё пахнет… фу, гадость!
  Похоже на фитиль от динамита, вот что это такое. Я такие на картинках видел. Улика!
  Сжал я в кулаке ленту с орденом, заодно верёвочку найденную. Слышу — крик на перроне. Видать, кого-то живого нашли. Не всех поубивало взрывной волной.
  Подошёл, смотрю — и правда. Губернатор лежит, стонет, трупами придавленный. Весь мундир в кровище, но дырок заметных нет и руки-ноги на месте. Повезло.
  Тут же прекрасная эльвийка — эта вообще целёхонька. Наверное, магией спаслась. Амулет защитный, всё такое… Глава местной общины тоже с виду в порядке, но по голове, видать, прилетело. Поднялся, тело господина полицмейстера с себя стряхнул и стоит, глазами хлопает, будто впервые всех видит. Ну, он и раньше неадекватный был.
  Эльвийка поднялась на ноги, юбку отряхнула, шапочку с вуалькой на место прицепила поплотней. Подол подобрала и вперёд — к поезду. Подошла, встала напротив искалеченного вагона и тоже вроде как принюхивается.
  - Где же ты? - бормочет. - Где ты?
  Ой, похоже, эта тоже того… головой ударенная.
  Не хотелось мне с ней болтать — после того, как она меня прикончить собиралась — но спросил:
  - Кого-то потеряли, мадам?
  Она обернулась и растерянно так:
  - Альбикус… я его не чувствую. Его нет…
  Точно! Ни кусочка эльфа не нашлось, а мы ведь искали.
  - Может, он в самый эпицентр попал, - говорю. - Испарился без остатка. Вот и нету.
  - Испарился? - она глазищи распахнула - удивилась. - Старший эльв не может испариться!
  - А помереть он может? - спрашиваю.
  Глянула эльвийка на меня. Поморгала. Потом ответила, гордо так:
  - Тебе не понять.
  Отвернулась и пошла обратно на перрон.
  Ну да. Куда уж мне.
  Пока мы с эльфийкой беседу вели, на вокзал примчалась пожарная бригада. Гнедые, как на подбор, кони проскакали через площадь, гремя подковами. Привезли воду в огромной бочке. Лихие мужики с топорами и баграми влетели на вокзал во главе с бригадиром. Эпическое зрелище!
  Обломки вагонов обугленные кругом валяются. В воздухе клочья какие-то порхают, как чёрные бабочки с багряной каймой. Жар, дым, всё трещит и тлеет. Пожарные как налетели, давай всё подряд тушить.
  Следом за пожарными карета скорой помощи подоспела. Понял я, почему скорую так называют. Она и есть карета. С красными крестами на дверцах. Из кареты медики поскакали, с чемоданчиками типа саквояж в руках. Санитары — хмурые мужики - носилки тащат.
  Суета поднялась. Хорошо, я вовремя успел к поезду прибежать, хоть немного вокруг паровоза с вагонами поковырять. Набежали здоровенные мужики с топорами и баграми, всё затоптали. Что не затоптали — водой залили.
  Хотел я вякнуть, что здесь место преступления, но куда там! Еле ноги унёс. Пожарным при исполнении глубоко наплевать, кто тут права качает. Хоть сам губернатор. На пожаре все равны.
  Ухватил я пару обгорелых "бабочек", что в воздухе порхали, и убрался от места взрыва. Листки какие-то бумажные оказались. Сунул в карман — потом посмотрю.
  А вокруг санитары туда-сюда с носилками бегают, раненых и убитых носят. Раненых в карету, убитых — на телегу складывают. Телега быстро заполнилась, а карета — не очень.
  Губернатора пронесли первым. За ним уже других потащили, рангом пониже. Смотрю — полицмейстера несут, и не в телегу, а в карету. Живой, значит? На вид труп-трупом. Но санитарам виднее.
  Заместителя полицмейстера, моего шефа, в носилки не уложили. Он навалился на плечо здорового полицейского, как на костыль, и стал распоряжаться. Кто из полиции легко раненый, кто ранен потяжелее, но на ногах - все забегали.
  Меня заметил, к себе подозвал.
  - Стажёр! - говорит, а сам морщится, дышит тяжело. - Быстро в участок. Найди Бургачёва. Ищите виновных, землю ройте, а найдите. Скажи Бургачёву — он теперь вместо меня. Ивана Витальевича нет уже.
  - Живой он, - говорю. - Его в карету пронесли, где раненые.
  Закашлялся шеф, сплюнул, слюна красная пополам с чёрным.
  - Какое там живой. Мимо пронесли, сам видел — не жилец наш полицмейстер. И вот ещё что…
  Тяжело вздохнул, глянул на меня покрасневшими глазами, сказал:
  - Как до бумаг доберусь, напишу, чтобы тебя в чин произвели. Хватит в стажёрах болтаться. Заслужил. Всё, беги.
  - Слушаюсь, ваше высокородие! - гаркнул я. Хрипло от волнения. Развернулся, и бегом с вокзала.
  
  
  Глава 2
  
  Бургачёва в полицейском участке я не нашёл. Зато нашёл себе неприятностей на пятую точку. Никто ведь не знал, что я под прикрытием. Первый же полицейский меня за шиворот ухватил.
  - Куда прёшь? Не положено!
  - Пусти, - вырываюсь, - я по делу!
  - Знаем мы таких! Все по делу, а потом бомбы взрывают!
  Это он в точку попал — весь участок уже на ушах стоял. Грохот взрыва все слышали.
  Выволок меня полицейский на улицу, а тут коляска подкатила. В ней Бургачёв с какой-то девицей. Коляска дорогая, кучер важный, лошадка запряжена - серая в яблоках. Девица вся из себя нарядная, в шубке собольей. Сразу видно, при деньгах.
  Бургачёв из коляски выскочил, девице ручку поцеловал. Коляска с девицей укатила.
  Тут он нас увидел:
  - Эт-то что такое?
  - Да вот, ваше благородие, разжалованного поймал! - полицейский меня за ворот тряхнул. - Пролезть пытался!
  Я говорю:
  - Ваше благородие! Срочное донесение от Василия Викентьевича! Дозвольте доложить, только внутри, во избежание паники!
  Помрачнел Бургачёв. Коротко приказал:
  - Отпустить. Ты — за мной.
  Прошли мы в кабинет, тут я ему про взрыв поезда и рассказал. Говорю:
  - Принимайте командование, ваше благородие.
  Он аж вспотел весь:
  - А как же Иван Витальевич?
  Я ему:
  - Считайте — нету его. Викентий Васильевич теперь главный. Да и то… - я изобразил хромую ногу и костыль.
  Бургачёв глаза выпучил, кадыком подвигал, будто подавился чем. Похоже — не рад.
  
  Собрались мы в кабинете его высокородия - все кто мог. Приставы, суровые пожилые дядьки, на стульях уселись. Я в уголке пристроился.
  Бургачёв бумажку достал, всю исписанную. Когда только накатать успел. Мелким почерком, с двух сторон.
  Развернул бумажку, только рот открыл, а самый пожилой пристав спросил:
  - Верно ли, что Иван Витальевич при смерти?
  У Бургачёва аж глаз задёргался. Конечно, он уже с порога всем объявил. И вот опять. Глянул на меня:
  - Стажёр, доложите!
  Встал я, доложился:
  - Господин полицмейстер без памяти лежит. Состояние тяжёлое. Его высокородие мне лично сказали — плох Иван Витальевич. Так что теперь он за него, а его благородие Бургачёв — за Викентия Васильевича.
  Пристав вздохнул тяжело. Остальные лица печальные сделали. То ли по его высокородию скорбеют, то ли Бургачёва над собой не хотят.
  - Да точно ли есть виновные? - встрял другой пристав. - Паровозы эти - придумка заграничная, ненадёжная… то ли дело лошадки. Сел и поехал. Любо-дорого!
  - Верно! - поддержал другой. - Чему у лошади гореть? Разве что пёрнет. Да и то корова пердит сильнее…
  Бургачёв аж побагровел весь. Ладонью по столу как хлопнет:
  - Его высокородие сказал искать виновных, значит — будем искать!
  А я смотрю — желающих нет. Все приставы мрачные, на стульях ёрзают, как бы сбежать из кабинета поскорей.
  Бургачёв рубит:
  - По первому пункту плана! Первым делом инородов проверить. Кто больше всех зол на государя и его верных слуг? Они! Орги и гобы. По второму пункту — сей же час пройтись с обысками по известным адресам...
  - Людей где взять, ваше благородие? - снова встрял пожилой пристав. - И так уже с ног сбились, которые сутки не спим, все на ногах. До ветру отойти нельзя.
  - Попрошу не перебивать! - шипит его благородие. - Пункт третий…
  И так до конца бумажки дочитал. Слушаю, а меня в списке не назвали. Будто нет стажёра Найдёнова.
  Конечно, с одной стороны хорошо, что про меня забыли. Нет работы - сидим курим, расслабляемся. С другой стороны, всё равно ведь найдут и к делу приставят. На морозе в карауле стоять у какой-нибудь будки. Или в участке на ресепшене сидеть, задницу отсиживать до пенсии. Кто будет продвигать чувака с печатью полукровки?
  Нет, я уже решил — буду карьеру делать. Своими силами. Вспомнил дружка Егора с истфака. Как бы он наверх до самого царя добрался. А я чем хуже? Знаний маловато? Так не беда, книжки почитаю, людей порасспрошу, мозги напрягу. Иначе так и сгинет Димка Найдёнов в безвестности. Кому это надо? Вот именно — никому. Зато польза от меня может быть для отечества… ух! Я же столько всего знаю… Любой астролог обзавидуется. Главное — не спешить, с умом к делу подойти. Не то за чокнутого примут и в психушке запрут — с Наполеоном. Или с Кутузовым, в соседней палате. Для начала найду тех, кто поезд взорвал. Заодно местного мафиози Рыбака выведу на чистую воду. А там уже — повышение, награды всякие...
  Дождался я, пока приставы из кабинета выйдут. Бургачёв стоит, бумажку свою в руках комкает, сам весь красный, потный. Волнуется, видать.
  Меня заметил, как рявкнет:
  - Вон поди, стажёр!
  - Никак нет, - отвечаю, - не могу пойти.
  - Что?! Ты с кем разговариваешь, полукровка?
  Чую, сейчас его благородие об меня руки замарает, не побрезгует. Вышвырнет через закрытую дверь. Вон как его разобрало. Полукровкой обзывается.
  - Имею личное распоряжение Ивана Витальевича. Его высокородие велели землю рыть, а виновных найти. Говорят, ищи, стажёр, пока не найдёшь. И Бургачёву скажи, чтобы любое содействие оказывал. Вернусь, сразу чин получишь, а может, и награду.
  Ну, насчёт землю рыть — это мне шеф сказал, заместитель полицмейстера. Остальное я выдумал. Но кто сейчас проверит? Начальство без памяти, того гляди помрёт. Не докажет никто.
  - Как это?.. - забормотал Бургачёв. - Иван Витальевич лично велели?
  - Так точно, - говорю. - Я к нему первому на перроне подбежал, ещё никого там не было. Потом уже санитары подоспели, унесли его…
  Эх, семь бед — один ответ. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Слова сказаны, жребий брошен, Рубикон перейдён.
  - Хорошо, - говорит Бургачёв. Даже обрадовался, что хоть кто-то хочет за дело взяться. - Говори, что тебе нужно. Да поживее.
  ***
  Куй железо, пока горячо, не отходя от кассы. Не успел его благородие дать мне добро, я забегал как хомячок в колесе.
  Нацарапал бумажку со списком пунктов на десять и дал на подпись Бургачёву. Его благородие от неожиданности подписал.
  Я тут же побежал, не теряя времени, и отжал себе в участке комнатушку - типа кладовки. В одно окно.
  Что со мной сделает шеф, когда вернётся… Нет, лучше об этом не думать!
  Открыл я форточку в окне кое-как, чтоб свежего воздуха впустить, пошарил по карманам. Денег у меня нашлось шиш да маленько. От награбленного мало что осталось, Альфрид почти всё себе забрал. Сказал, что в банк положит. И вот теперь Альфрид мёртвый, а денежки — тютю. Покойничка ведь уже не спросишь…
  Так, здесь стол поставлю, в него бумажки буду складывать и улики по делу. А то прошлый раз отдал улики — как в чёрную дыру бросил.
  Метнулся ещё раз к Бургачёву. Тот уже стоит на крыльце, перчатки натягивает.
  - Некогда! - бросил мне через плечо.
  - Ваше благородие, - тороплюсь, - верните мне значок. Мне работать, а я в шинели без петлиц, без знаков различия. Непорядок!
  - Значок ваш с нашивками в сейфе Василия Викентьевича, - отрезал Бургачёв. - Ключ у него. Никак не могу открыть.
  И зашагал к пролётке.
  Ёлки зелёные! Как быть-то!
  Метнулся обратно в участок, смотрю — в буфетном уголке, у самовара, пожилой пристав сидит. Чай хлебает из блюдца. Лицо красное, потное, видно — устал.
  Шлёпнулся я рядом на лавку. Он говорит:
  - Что, запыхался, малой?
  Вспомнил я, как он меня тогда, при ограблении "Красного шара", отпустил. Спиной повернулся, будто не видит. Знал, наверное, что я под прикрытием. Шеф тогда не всем сказал, только Бургачёву, а может, и паре приставов — чтоб не ловили зря.
  - Значок мне нужен, погоны, - отвечаю, - а Бургачёв сейф не открывает. Не могу, говорит…
  - Так он и не откроет, - пристав усмехнулся. - Его благородие без приказа шагу не ступит. А уж в сейф к его высокородию заглянуть… э-э, брат!
  - Что же делать? У меня задание. Куда я без знаков различия?
  Задумался пристав. Допил чай, усы расправил, говорит:
  - Ладно. Раз такое дело...
  Сунул руку за пазуху, вынул свёрнутый клетчатый платок. Развернул на ладони. Смотрю, а в платке значок лежит полицейский. Не новый, потёртый весь.
  - Вот, - говорит пристав, - бери. Потом вернёшь.
  - Можно?
  - Его хозяину уже без надобности. Помер Степаныч, от удара скончался. Хотел вдове его отдать, на память. Ну да ничего, подождёт Зинаида, тебе нужнее.
  - Спасибо, - говорю. - Выручили.
  - А ты что же, никак взрывателей этих ловить будешь?
  - Буду. Пока не поймаю.
  Покачал он головой, встал, фуражку на лоб надвинул.
  - Ну тогда удачи тебе, малой. Выживешь — генералом будешь.
  Глянул на меня как-то странно, развернулся и ушёл.
  
  
  Глава 3
  
  - Ваше благородие, ваше благородие! Вставайте, ваше благородие!
  - Вас ждут великие дела… - пробормотал я, не открывая глаз.
  Тут меня прямо подбросило. Что, опять?!
  Подскочил, смотрю — нет. Не вокзал, и взрыва никакого нету. Лежу на лавке в полицейском участке.
  Как меня сморило, сам не знаю. Помню только, что сидел возле самовара. Потом пошёл у старика-полицейского, что буфетом заведовал, ниток с иголкой попросить. У меня же на шинели дыра, руку можно просунуть. Тот гад-шофёр, оборотень в погонах, шинель палашом раскромсал — прямо на мне.
  Помню, присел я на лавку, старичок-полицейский мне чаю налил, а сам за нитками пошёл. Выпил я кипяточку… дальше не помню. Как выключили.
  Надо мной какой-то чувак стоит, тормошит меня. Протёр я глаза хорошенько, вижу, форма у него не полицейская, а военная. Вроде пехота, и сам не то прапор, не то ещё ниже — не разбираюсь я.
  - Ты кто? - говорю. Сел на лавке, лицо тру. Эк меня разморило. Да что удивляться, сутки на ногах.
  - Подпрапорщик пехотного полка Александр Кошкин! - отчеканил чувак. - Прислан в распоряжение господина Дмитрия Найдёнова!
  Поднялся я, с меня шинель свалилась. Это я под ней спал. Поднял, вижу — дырка зашита и значок прицеплен, как полагается.
  Набросил я шинель, сказал:
  - Стажёр сыскной части Дмитрий Найдёнов. Временно исполняю обязанности офицера по особым поручениям при его высокородии господине полицмейстере.
  Кошкин глянул с удивлением. Отчеканил:
  - Направлен в ваше распоряжение, господин стажёр!
  О как. Это Бургачёв по моей бумажке подмогу прислал. Быстро.
  - Ты… вы один, подпрапорщик?
  - Никак нет. Со мной двое — рядовой Банник и рядовой Шнитке.
  Глянул я внимательнее на этого подпрапорщика. Лет ему с виду как мне. А вот на "ты" с ним говорить резко расхотелось. Не потому, что я вроде как начальник над ним. И не потому, что он лоб здоровый, выше меня и в плечах шире. Хотел ему сказать: давай на ты, одно дело делаем! Но нет. В лице у него что-то такое — шутить не хочется.
  Ладно. Говорю:
  - Отлично, подпрапорщик. За дело!
  
  Пока я на лавочке в отключке сонной прохлаждался, оказалось, все поднялись по свистку его благородия Бургачёва. По участку как метлой прошлись — никого. Один старичок-полицейский возле самовара сидит, свежую газету читает.
  - Можно глянуть? - говорю.
  Старичок кивнул, я листок взял. Заголовок на полстраницы: "Ужас на станции!"
  И понизу крупным шрифтом — "диверсия или случайность?!"
  Ого, журналисты подсуетились… "Срочный выпуск!.. Наш корреспондент… своими глазами… кошмарное зрелище!.. Гора окровавленных тел, весь цвет нашего города… Его превосходительство господин губернатор прикован к постели… Кто виноват?!"
  Корреспондент так кровищу расписал, прям резня бензопилой в Техасе. И внизу статьи - жирно: "Кто ответит за содеянное? Наша доблестная полиция потеряла голову… в лице его высокородия господина полицмейстера…"
  Чего?!
  "Господин полицмейстер лежит на скорбном одре. Его правая рука - заместитель полицмейстера - тяжело ранен при ужасном взрыве. Кто найдёт убийц, кто возьмёт на себя сию ношу?"
  Фу-у, блин, журналюга! А я-то уж подумал…
  "Неужели инороды настолько распоясались, что во имя мести принялись взрывать поезда? Или это члены небезызвестной организации "Народ и воля" совершили кровавое дело? Кто поможет, кто защитит население в этот тяжёлый и страшный час?"
  Ну ничего себе газеты отжигают…
  Отдал я листок, а старичок-полицейский спрашивает:
  - Верно говорят, что вы там были, господин стажёр?
  - Верно, - отвечаю.
  - И что, правду в газете пишут али врут?
  - Да как сказать… Корреспондентов я там не видал.
  - Вона как, - старичок закивал. - Врут, значит.
  - Язык — он без костей, - говорю. - А где все?
  - Да как же, - отвечает старичок. - Едва рассвело, его благородие господин Бургачёв облаву объявили. На инородов. Все там. Ежели догнать хотите, так только бегом…
  
  Выскочил я из участка, за мной подпрапорщик Кошкин бежит. С нами двое рядовых, Банник и Шнитке.
  По улице как Мамай прошёл. Окна лавок и магазинов закрыты, двери захлопнуты. У некоторых лавок окна выбиты, двери снесены с петель. Стекло под ногами хрустит. Какие-то клочки и тряпки валяются. Чем дальше от центральной улицы, тем больше. Пробегаю мимо одной лавки, там двери вообще нет, а поперёк входа застрял сундук, здоровый такой. Встал поперёк, и не пройти. То ли вытащить хотели, то ли вход перекрыть. У сундука крышка сорвана, внутри пусто. Хотя нет, не пусто — воняет там, как из сортира. Блин.
  Бегу, одна мысль в голове: хоть бы мою квартирную хозяйку облавой — или что тут случилось - не зацепило. Хорошая тётка, хоть и гоб. И дочка у неё, мелкая пигалица, ещё не всё мне рассказала. Насчёт того, кто моего котика ножом пырнул насмерть.
  Котик магический оказался, но гада это не спасёт. Когда я до него доберусь.
  Я опоздал.
  Подпрапорщик за мной поднялся в квартиру, двое солдат внизу остались.
  Смотрю - на лестнице ветер гуляет. Дверь в квартиру скрипит туда-сюда, хлопает. Зашёл я, по углам посмотрел — пусто. Нет никого.
  В моей комнате всё перевёрнуто, стекляшки на полу, осколки блестят. Форточка разбитая хлопает, сквозняк.
  Где в прошлый раз мелкая пигалица пряталась? Заглянул под кровать, пусто. За сундуком и кошке не укрыться. Хотя…
  Глянул за сундук, смотрю — пусто, только пыль одна. И книжка какая-то. Она между стеной и сундуком завалилась. Сунул я руку, достал книжку. Да это мой учебник, из тех, что я пигалице подарил! Точнее, не я, а другой, прошлый Димка Найдёнов.
  Взял я книжку. Вот и всё, что осталось. Кто опоздал — тот не успел.
  Тут под окном как заорут — я аж дёрнулся. Звук, будто одна толпа гопников другую метелит.
  Выскочил на улицу, гляжу - и правда толпа несётся. Ну как толпа, человек десять. Впереди девчонка бежит, торопится, чуть не падает. Ясен день, почему — у мужиков, что за ней гонятся, палки в руках. И рожи зверские. Я бы тоже побежал.
  Девчонка меня увидела, заметалась. А я вижу — лицо знакомое. Да это же моя медичка! Молоденькая гоблинка, на врача учится.
  - Сюда! - кричу.
  Она на меня глянула, узнала. Метнулась ко мне, я её в охапку подхватил. У ней уже ноги подгибались.
  А мужики на нас бегут, сейчас налетят. "Держи её! Хватай! Бей!" - орут как бешеные.
  Подлетели, морды красные, глаза пьяные. С утра подогрелись, видать. Первый подскочил, девчонку — хвать, и к себе тянет. "Бей!" - орёт.
  Не видят, гады, с кем связались?
  А тут уже и остальные подскочили. Глаза дикие, будто обкурились чем.
  Кричат: "Инороды проклятые! Воду отравили, траву пожгли, младенцев сожрали!"
  Крикнул я на алкаша, чтоб лапы свои убрал. Тот не слышит, дёрнул девушку, у той аж платье затрещало.
  Выхватил я свой револьвер и дал гаду рукоятью в лоб, как кастетом. Мужик отшатнулся, из брови разбитой кровища брызнула. Его дружбан мне с размаху палкой по башке — хрясь! Ладно, я увернуться успел, по плечу попало. Девушку собой закрыл. Крикнул:
  - Кошкин! Отогнать!
  Тут мой подпрапорщик и пальнул в воздух из револьвера. Команду рявкнул, прямо над ухом у меня.
  Хороший голос у Кошкина. Как в той байке про мужика с собакой и прохожим. "Лежать!!" - и все легли, кроме собаки…
  Рядовые Банник и Шнитке винтовки выставили, а там штыки примкнутые — страшное дело. Даже у самых обкуренных мозги на место встанут от такого.
  Отбежали мужики, недалеко правда, и давай возмущаться.
  - Нечестно! - кричат. - Инородка наша, давай сюда, вашбродь, мы ей покажем!
  Ну, Кошкин послал их куда следует. Покричали он, нас обложили добрым словом, и ушли.
  - Молодец, подпрапорщик! - говорю. - Хорошо сработал.
  А Кошкин обернулся ко мне, хмуро так, и буркнул:
  - Рад стараться, господин стажёр. Разрешите спросить?
  - Спрашивай… те.
  - Для чего мы эту гобку спасали? Его превосходительство господин полковник на плацу совсем другое читал. Что от гобов и оргов одни беды. Что чем меньше их, тем лучше.
  Опаньки… Ничего себе заявки.
  Глянул я на девушку, а та ко мне прижалась, дрожит вся. На солдат смотрит, на Кошкина, и трясётся.
  - Это мой агент, - говорю. - Штатный агент тайного сыска. Понятно?
  - Так точно, господин стажёр. Понятно, - отчеканил Кошкин.
  Глянул на девушку, как на мусор, и отвернулся. А девушка глазами сверкнула, из рук моих вырвалась и давай платье отряхивать. Брезгливо, как кошка - когда её цапнешь за помытое. И на меня смотрит, хуже чем прапор — на неё.
  - Куда тебя отвести? - спрашиваю тихонько.
  Гоблинка нос задрала, говорит:
  - Домой.
  Сказала она адрес, я присвистнул. Кошкин сморщился — злорадно.
  - Нет там никого уже, - говорю. - Облава прошла. Я сам видел. Окна разбиты, дверь болтается.
  Она охнула, пошатнулась, на шею мне бросилась:
  - Дмитрий Александрович! Ради всего святого… Спасите моего отца!
  
  
  Глава 4
  
  Когда девушка обнимает — это хорошо, приятно. Если девушка симпатичная, ещё лучше. Говорю ей:
  - Пошли в участок, посидишь у меня.
  Тут все обнимашки и закончились. Выпрямилась гоблинка, платье оправила, и холодно так:
  - Я арестована?
  Вот как тяжело с ними, девушками…
  - Облава идёт, - отвечаю. - Участок сейчас самое безопасное место. Может, и отца твоего там найдём.
  - Нет.
  Вижу, мой подпрапорщик уже косо смотреть начал. Уж больно я цацкаюсь со своим агентом.
  - Тогда отведу как арестанта! - говорю девчонке, жёстко так. - Или на квартиру.
  Про квартиру я только сейчас придумал. Должна же быть у сыщика квартирка для встреч с агентами?
  Испугалась, уже нос не задирает.
  - Дмитрий Александрович, я знаю место, где безопасно. Дом старейшин. Может, и отец там?
  - Хорошо! - рыкнул я для острастки. - Нам как раз туда надо. В целях расследования.
  Нет, видать, не мой день сегодня. Дом старейшин, то есть место, где живёт глава общины гоблинов, я заметил издали. Домишко в два этажа, стоит особняком, выкрашен в зелёный цвет до самой крыши, у входа знак — козья морда на шесте. Дверь распахнута, и на крыльце полицейские толпой.
  Вся гоблинская безопасность накрылась медным тазом…
  Только мы подошли, а из дома уже мой начальник Бургачёв выходит. Перчатки поправляет, важный такой. За ним здоровенные полицейские гоблинов престарелых волокут. Кого под руки, кого за шкирку. Гоблины упираются, верещат что-то. Про права свои инородские. Но куда там!
  Мы ведь, пока сюда торопились, мимо дома старейшин орков прошли. Вот там было веселье. Домишко у орков похожий на гоблинский, тоже в два этажа и особняком стоит. Только краской солнечного цвета выкрашен, и перед входом рога бычьи торчат на палке.
  Вот там без драки не обошлось. Орги, хотя и немолодые, брыкались как бешеные. Но супротив полиции ничего не смогли. Вытащили болезных, в телегу кинули и повезли в неизвестном направлении.
  Гоблины брыкаться не стали, силёнки не те. Свели их с крыльца, а там уже телега стоит, дожидается.
  Тут моя девушка как закричит: "Папа!" - и к дому кинулась. Там за старейшинами ещё парочку гобов ведут. Девчонка к одному подбежала, за руки ухватила. Полицейский, что гоба вёл, девчонку толкнул, она отлетела.
  А я смотрю — да это же тот самый гоблин, что фотки на месте преступления делал. Фотограф, доверенный гоб моего шефа и вообще мастер на все руки. Тот самый, которого я с этой вот девушкой в ювелирном бутике недавно встретил. Вот так штука. Мне же тогда показалось, что это её папик. Ну, типа престарелый любовник. Да-а, ошибся ты, Димка.
  Да и папаше не повезло, под раздачу попал. И что теперь делать?
  Подошёл я к Бургачёву. Тот мне:
  - А, стажёр. Вижу, нашёл себе значок?
  - Ваше благородие, разрешите обратиться! - говорю ему. - Выдайте мне задержанного гоба.
  И пальцем на папашу моей девчонки показываю.
  Его благородие нахмурился — сейчас откажет. Я тут же:
  - Под мою личную ответственность!
  - Для чего? - спрашивает, и видно, что злится.
  - В целях расследования! - отвечаю, а сам вытянулся, глаза выкатил, прямо горю на работе. - Имею ряд вопросов по делу! Вы знаете, по какому…
  Это я уже тише добавил, для таинственности.
  - Гобов сейчас в камеры отвезут, в городскую тюрьму, - бросил Бургачёв. - Там и поговорите.
  - Ваше благородие, дело не терпит, - говорю. - Позвольте хотя бы на пару часиков. Господин полицмейстер уж очень строго велели…
  - Хорошо! - рявкнул Бургачёв. - Но чтоб потом — в камеру.
  Отвернулся, прошагал мимо.
  Я ему вслед:
  - Не извольте сомневаться, ваше благородие!
  Ага, конечно. Где два часа, там и десять. Главное, разрешение получить, а там посмотрим…
  Короче, оттащили мы папашу-гоблина от телеги, куда уже его дружков престарелых сажали.
  Дал я команду своему подпрапорщику, взяли мы папашу под руки и оттащили подальше — с глаз долой.
  Гоблинка моя его стала обнимать, отряхивать, щебетать что-то, но я это дело прекратил.
  Говорю:
  - Следуйте за мной! И без шуток.
  Девчонка глазами опять засверкала, но её папаша, немолодой гоблин, согласно кивнул. Шляпу свою он где-то потерял — а может, полицейские затоптали. Шарф клетчатый вокруг шеи обернул, пальто поправил, воротник поднял повыше и дочку за руку взял.
  - Ведите, - говорит, - господин стажёр. Лучше с вами, чем в тюремную камеру.
  Вижу, папаша уже в курсе, куда старейшин повезли.
  Это он верно заметил — со мной лучше. Нехорошо вокруг, опасно — для инородов. Мы, пока по улицам шли, всякое видели. Городовые так и шастают, жандармы повсюду, все с винтовками.
  Мальчишки ещё кругом бегают, кричат, газетами размахивают. Орут, надрываются: "Последние новости! Последние новости! Полный список погибших! Ужасная тайна!! Наш собственный корреспондент ведёт расследование! Кто убил десятки человек? Кто взорвал поезд? Читайте, читайте!" Мимо самые мелкие мальцы пробегают, голосят: "Убит его сиятельство граф Бобруйский! Тело его сиятельства верховного эльва не найдено! Кто украл тело? Полиция идёт по следу!"
  Я аж споткнулся. Мы тут каких-то несчастных гоблинов ловим, а старший эльв вообще испарился. Пропал без остатка. Даже кусочка не нашли.
  Перехватил я одного мальчишку, монетку ему бросил, взял газету. Ещё одного поймал, взял газету другую. Бумага - свежачок, краска типографская пальцы пачкает.
  В газетах полный раздрай. Фотки с вокзала, фотки бравых пожарных на фоне развалин паровоза. Перрон, трупы вповалку. Заголовки один другого хлеще.
  Прихватил газеты с собой — потом почитаю. Что там за собственный корреспондент ведёт расследование? Посмотрим, дай только с задержанными разобраться.
  
  Прошагали мы мимо дома старейшин — там уже двери пристав запечатывал — свернули в Кривоконный переулок. Там ещё немного, и полицейский участок.
  Топаем — впереди подпрапорщик вышагивает, за ним рядовые Банник и Шнитке гоблина конвоируют. За ними я девушку веду под руку. Вид у меня суровый, так что всем понятно — не на прогулку вышел. Тащу подозреваемых в места печальные, в казённый дом.
  Девушка идёт гордо, как принцесса на эшафот. Проходим мимо чайной, там парни поддатые толкутся. Нас увидели, засвистели. Кто-то снежок слепил и в гоблина бросил. Промазал. Второй моей девушке в лицо целил, и попал бы, но я ладонью отбил. Сам руку на револьвер положил, на хама зыркнул, тот за дружков спрятался.
  Девушка мне говорит тихо, а сама перед собой смотрит:
  - Не там ищете, господин полицейский. Мой народ не виновен в убийстве.
  - Разберёмся, - отвечаю.
  - Как же! Что вы можете? Только губить невинных!
  Чувствую, меня зло разбирает. Я её спас, понимаешь, а она такое…
  - Дыма без огня не бывает, - говорю. - Не виноваты — отпустим. Вон, отец ваш понимает…
  - Мой отец сотрудничает с полицией! - зашипела она как кошка. - И вы не лучше, господин Дмитрий. Весь ваш волчий билет, шинель без погон, все слова — сплошная ложь!
  - Работа такая.
  - Собачья ваша работа.
  - Всё лучше, чем в борделе невинную лилию изображать, - говорю. А сам подумал — ведь правда, родись Димка Найдёнов девушкой, сейчас там бы и работал. На диванчике в цветном халате. Богатеньких дядей ублажал.
  - Я хочу лечить больных! - возмущается гоблинка. - Ночами в госпитале дежурю, днём по вызовам бегаю, бесплатно! И теперь меня ведут в участок, как преступницу. И кто?!..
  Она аж поперхнулась словами. Замолчала, пыхтит от злости.
  - И кто? - спрашиваю.
  - Сами знаете, кто. Я думала, вы… а вы!..
  Вот и пойми, что в виду имела.
  Так до участка и дошагали. Достал я ключи от комнатушки своей, дал Кошкину.
  - Ведите, - говорю, - подпрапорщик, задержанного. В комнате закрыть, ключи — вернуть!
  Девчонку я решил на квартире устроить. Деньжат у меня мало, но на пару дней снять комнатушку хватит. А там что-нибудь придумаем. Нельзя ей сейчас по улицам таскаться — убьют.
  Вхожу на крыльцо, а там знакомый полицейский стоит — мы с ним в доме Филинова встречались, - и старичок из буфетной. Видать, воздухом дышат. Меня увидели, давай ухмыляться. Старичок мне:
  - Господин стажёр, вас там дожидаются.
  - Кто?
  - Дама-с. Уж в таком нетерпении, аж извелась вся…
  Захожу, а там незнакомая красотка туда-сюда прохаживается, видно, что ждёт. Высокая, талия тоненькая, бархатная шубка мехом лисы оторочена, и шляпка крохотная с вуалькой. Прямо куколка.
  Обернулась, я аж рот раскрыл. Да это же моя Буська! То есть Альвиния. Ничего себе. Я её вообще без одежды видал, но сейчас… ух! Ещё лучше стало.
  Альвиния меня увидела, ко мне подошла, я ей:
  - Здравствуй…
  Она мне договорить не дала. Размахнулась хорошенько, и пощёчину мне — хлоп!
  
  
  
  Глава 5
  
  - Где мои деньги?! - рычит Альвиния.
  Да что ж такое, все девчонки меня прибить хотят.
  Я за лицо держусь, ничего понять не могу. Что я сделал-то?
  - За что?
  - Как — за что? - возмущается красотка на весь участок. - Деньги обещали, господин хороший, и до сих пор нет! Мне ждать недосуг!
  А сама, смотрю, подмигивает потихоньку. И руку мне жмёт. Ёлки-палки, это она для виду кричит, притворяется.
  - Пройдёмте, - говорю, - мадемуазель, в мой кабинет. Там и рассчитаемся.
  У моей комнатушки рядовые стоят, и подпрапорщик с ними. Караулят. Кошкин мне ключи протянул, доложился:
  - Гоблин под замком, господин стажёр!
  Открыл я комнатушку, смотрю, папаша-гоблин у стеночки пристроился, ждёт.
  А у меня две девушки за спиной, и обе в растрёпанных чувствах. Вот же ёлки зелёные! Нельзя всех в один кабинет к задержанному пихать! Непорядок, начальство не поймёт. Хоть разорвись...
  Взял я девчонок под руки, отвёл в буфетную.
  - Мадемуазели, - говорю, - тысяча извинений, мильпардон! Деньги непременно отдам. Закончу срочное дело - и я весь ваш.
  Усадил их возле самовара и метнулся кабанчиком себе в кабинет.
  Вошёл, дверь прикрыл поплотнее, подвинул стол канцелярский, уселся. Хорошо — гоб стоит, я сижу, позиции обозначил. Хоть это и папаня моей знакомой, и вообще, но слабость показывать нельзя.
  Взял я в руки блокнот — такой же, как у Бургачёва — карандашик послюнявил и начал допрос.
  - Времени у нас мало, - говорю. - Давайте без предисловий. Я спрашиваю, вы отвечаете. Вопрос первый — откуда динамит? Учтите, я всё знаю.
  Ну, думаю, если папаша в теме, заволнуется. Я, конечно, школу полицейскую не заканчивал, как настоящий Димка Найдёнов. Как допросы вести, только в сериалах видел. А сериалам верить… ну такое. Ничего, справлюсь.
  Но папаша-гоблин на мой вопрос даже глазом не моргнул. Вздохнул тяжело, сказал:
  - Это, ваше благородие, не у меня надо спрашивать. Я бизнесом не занимаюсь.
  - А у кого мне про динамит спрашивать? - спрашиваю, ласково так.
  Помолчал он. Говорит:
  - Лучше скажите, куда меня отправите после допроса.
  - У нас не допрос. Просто разговор по душам. Когда допрос будет, я своего подпрапорщика сюда позову. Помните его? Очень он гобов не любит. Но ради вашей дочери я его звать пока не буду. Да и начальник мой вас ценит…
  Вот тут он вздрогнул. Незаметно, но я увидел. Ага! Задело.
  - Это вы о господине Бургачёве? Не знал, что он нас, гобов, ценить начал.
  - Викентий Васильевич вас на дело взял. Значит, ценит.
  - Ах, вы о капитане… Молодой человек, ценить и использовать — разные вещи. Когда вещь становится не нужна, ей приходит конец.
  - Что гобам сделал граф Бобруйский? - и в глаза ему смотрю. - За что его убили?
  - Не там вы ищете, Дмитрий Александрович. Лично мне его сиятельство зла не делал. А за всех гобов я говорить не могу.
  Ой, что-то темнит папаша. Скользкий, как тефлоновая сковородка.
  А тот опять вздохнул и спрашивает:
  - Как сходили на встречу, господин стажёр? Удачно? Мне когда ваш начальник записочку передал, сказал, что встреча важная, надо поспешать.
  Я аж вздрогнул. Ну конечно, это ведь он мне записку передал, с местом встречи. Где меня едва не убили.
  - Встреча прошла, - отвечаю.
  А сам думаю — ведь на месте трупы остались. И патруль их нашёл. Я и забыл про это — взрыв на вокзале, куча убитых аристократов, любой забудет. А там ведь труп шофёра - оборотня в погонах, и трое моих бывших подельников. Гоблин, орк и полуэльф. Если шеф об этом уже знает, может знать и Рыбак. Шофёр сказал перед смертью, что я под прикрытием работаю. Значит, свой человек у гада в полиции имеется. И Рыбак наверняка теперь знает, что я его человека убил. Может, сейчас ко мне киллер крадётся…
  Меня аж морозом по спине продрало от мысли такой.
  - Я просто заметил, что шинелька у вас порезана, - говорит гоблин. - И рука подвязана платком. Когда вы с той встречи вернулись.
  Тут до меня дошло - не из вежливости он спрашивает. Так его заедает, даже про динамит забыл.
  - Да вот, - отвечаю, небрежно так, - встреча закончилась со счётом четыре - один. В мою пользу. А что?
  Смотрю, он шарф размотал, пальто расстегнул, лысину потирает — так его разобрало.
  - Так это же я вам записку передал, - бормочет. - Случись что, начальник ваш гневаться будет.
  - Начальник мой всё знает, - говорю. - А вот знает ли Рыбак…
  Тут я в точку попал. Прямо в яблочко. Оказывается, гоблины не бледнеют — они становятся серыми. Как мышь.
  - Какой Рыбак? - а сам сереет на глазах.
  - Такой. Не тот, что с удочкой сидит, а вроде щуки — на месте жрёт, с потрохами.
  Тут ему совсем поплохело. Вижу, пытается сделать вид, что всё в порядке, но не выходит. Шарф стащил с себя, скомкал в руке и лоб утирает.
  - Жарко тут у вас… форточку бы открыть…
  - Форточка открыта, - говорю. - Если что-то сказать хотите, или признаться в чём — сейчас самое время. Вижу, тяжесть у вас на сердце. Не стесняйтесь, излейте душу.
  Помолчал он, глянул на меня. Глаза совсем кошачьими стали, зрачки узкие, зеленью светят.
  - Не могу. Не могу.
  Ого, кажется, клюнула рыбка!
  - Нас никто не слышит, - говорю тихонько. - Не беспокойтесь. Я докладываю на самый верх, так что утечки не будет.
  Закашлялся он, шарф свой комкает. Отдышался, сказал:
  - Не могу.
  - Боитесь Рыбака?
  - Моя дочь вам правду сказала — я работаю с полицией. Вы должны понимать. Помните, мы из дома Филиновых ехали? Вы ещё спросили — можно ли заклятие снять?
  - Помню.
  - Помните, господин Филинов к вам стряпчего вызывал - заклятье на верность поставить?
  - И что? - нехорошее предчувствие у меня появилось. Ох, не зря он про магию заговорил.
  - Заклятья разные бывают. Но снять их нельзя. А если нарушить — смерть. Кто станет поручать важные дела гобу без гарантии?
  - Да говорите уже.
  - На мне стоит заклятье молчания. Не то что сказать - даже подумать об этом не могу… сердце сжимает.
  Вижу — и правда, совсем плохо папаше. Весь серый, глаза ввалились. Того гляди помрёт.
  - И обойти никак? - спрашиваю. - Может, другими словами?
  - Попробуйте, - хрипит.
  Вот же блин блинский.
  - А написать на бумажке?
  Хрипит, головой мотает.
  - А если я спрашивать буду, а вы кивните, если да…
  Успел я увидеть, как у него зрачки расширились. Зелёным засветились. В тот же момент гоб наклонился вперёд, шлёпнул мне ладонь на затылок, и бац! Приложил меня лицом об стол. Со всей силы.
  Недаром гобов так не любят. С виду мелкие, тощие, соплёй перешибёшь - но сильные. Я от удара поплыл. Хорошо, лобная кость крепкая, а то бы кони двинул.
  А гоблин напрыгнул сзади, развернул свой шарф, на шею мне накинул, и давай душить. Вот зачем он его в руке комкал… гад. Слышу, в дверь постучали. Ах ты ж блин, я её на задвижку закрыл!
  - Ваше благородие, у вас всё в порядке?
  Хотел я крикнуть, да не могу — шарф всё туже. Выворачиваюсь, но после удара как пьяный. Повезло, стол рядом, я ногами из последних сил ударил — загремело.
  За дверью закричали, зашумели. Или это в ушах шумит? Зашарил я руками позади себя, ухватил гоба за уши, дёргаю со всей мочи. Но тот озверел совсем, на уши наплевать.
  Тут в дверь ударили. Раз, два, хрясь!
  Загрохотали шаги. Кричат уже рядом. Чувствую, шарф ослаб на шее. Захрипел я горлом, давай дышать, как шланг передавленный.
  Гоблин отпустил меня, отпрыгнул. Сквозь муть в глазах вижу — поднял он руку, и в руке у него сверкнуло. Бах, бах!
  Толкнуло меня в бок, будто ломом ткнули два раза. Увидел, что позади гоблина возник рядовой Банник, взмахнул прикладом. И всё стихло.
  
  
  Глава 6
  
  - Дмитрий! Дмитрий Александрович!
  Кричат надо мной, прямо в ухо. Да всё хорошо со мной… вдохну только поглубже…
  - Ох-х-хр-р-р…
  - Боже, Дмитрий Александрович, вы живы? - девичий голос.
  Ощупал я своё горло, вроде ничего не переломано. Больно адски, а так ничего.
  Приподнялся, меня тут же подхватили и на стул усадили. Стали пуговицы расстёгивать, ворот распустили. Гоблинка меня ощупывает со всех сторон, руки у неё тоже сильные, как у её папаши. Но пальцы врача, сразу понятно. Зубы сжала, глаза зеленью сверкают, то ли от злости, то ли от страха.
  Альвиния рядом стоит, по голове меня поглаживает, сама всхлипывает от жалости.
  Мой подпрапорщик папашу-гоблина обшаривает. Тот на столе лежит, еле дышит. Ему рядовой Банник так прикладом по башке зарядил, любого с ног свалит.
  Кошкин поднял револьвер, говорит:
  - Это ваше, господин стажёр?
  Блин, моим же револьвером. В меня. Кринжово. Стыдоба. Тоже - отличник полицейской школы! Подставился, как дурак.
  Гоблинка ахнула, выдернула у меня из-за ремня учебник. Повернула, показала две дырки. С одной стороны дыра, в ней пуля сидит, с другой выпуклость. Чуть-чуть насквозь не прошло.
  Да это учебник, что я в своей бывшей квартире нашёл. За пояс заткнул и забыл про него. Хорошие учебники здесь делают, крепкие, толстые. Не из газетной бумаги, уж точно. Повезло.
  Гоблина меж тем перевернули, со стола стащили, стали руки за спиной вязать. Тот на ногах не стоит, только глаза закатывает и башкой мотает. Эх, не получилось у нас разговора. А ведь я так близко подошёл… знает, знает зелёный гад, кто такой Рыбак. К гадалке не ходи.
  Прокашлялся я, поднялся кое-как.
  - Пустите. Всё в порядке.
  Смотрю, в кабинет ко мне уже народ набежал. Полицейский с ресепшена, старичок из буфетной, ещё кто-то. Папашу-гоблина разве что на месте не прикончили. Заодно его дочке едва не прилетело. Но я не дал.
  - Гоблина — в подвал! - скомандовал. - Я с ним позже потолкую.
  Такое лицо сделал — всем ясно, что потолкую от души.
  - Девушка — моя. Не трогать, - и значок на шинели потёр.
  Старичок-полицейский сразу понял, закивал. Мол, ясно, ваше благородие, тайных агентов не трогаем.
  А полицейский с ресепшена метнулся в буфетную, и моей Альвинии рюмочку чая притащил. Для укрепления нервов прекрасной мадемуазели.
  Альвиния рюмочку взяла, улыбнулась ему, отхлебнула чуток. Полицейский тоже лыбится во весь рот, довольный. Прямо на рабочем месте к моей девчонке клеится, паразит.
  Поправил я одёжку свою, шинель застегнул, ремешок подтянул потуже. Горло болит, на лбу шишка здоровенная наливается, дотронуться нельзя… но сейчас не до нежностей. Надо быстренько дела раскидать по полкам. То есть девчонок на квартиру, гоба — допросить, когда очухается, и дальше двигать. Киллеры и диверсанты ждать не будут.
  Вон, как этот папаша зелёный возбудился от моего вопроса. Значит, Димка Найдёнов на верном пути. Надо этот шанс не упустить. Одним махом поймать двух зайцев — Рыбака и взрывателей.
  Но прежде надо девчонок устроить в безопасном месте. Для их же пользы и чтобы под ногам не путались. Сначала я отвёл Альвинию в сторонку, подальше от хмыря с ресепшена, спросил тихо:
  - Случилось что? - это я про пощёчину. И вообще про маскарад этот.
  - Ничего, - отвечает, тоже тихонько. - Устройте сперва вашу протеже, я потом объясню.
  Ладно. Потом так потом.
  Вывел я их на улицу. За мной прапор с рядовыми, как приклеенные. По нынешним временам полезная компания.
  Квартирку поискать пришлось. Вначале я в доходных домах искал, там дешевле, и принимают хоть чёрта лысого, если при деньгах. Но Альвиния сказала, что сейчас гоблинам туда лучше не соваться. Там народ всякий живёт, и если гоблинка высунет нос из комнаты, всякое может случиться.
  Пошли в пансионы всякие, где места подороже. Там другая тема — зелёные и желтопузые не нужны. Вышел я из очередной квартиры, где пухлая тётка в чёрном платье мне бубнила: "Мы, сударь мой, держим приличный пансион. У нас живут люди солидные, чистые господа. Нам такого не надо". Блин, поубивал бы. Хотел значком полицейским надавить, для устрашения, но гоблинка умолять стала: "Не надо, Дмитрий Александрович! И так уже весь участок знает, что я ваш агент! Умоляю, не позорьте!.." Тьфу. Какая маета с этими девчонками.
  Так мы ещё бы до вечера ходили, но тут Альвиния помогла. Видно, тоже терпение лопнуло. Пошепталась она с гоблинкой, говорит:
  - Дмитрий Александрович, у одной моей подруги квартирка есть. Ей богатый клиент купил, для личного пользования. Ежели не побрезгуете, можно туда пойти. Но дёшево она не возьмёт. Дружба дружбой — а денежки врозь.
  - Ладно, - говорю. - Веди.
  - Только солдат своих отпустите, - просит. - Подруга не простит, если мы к ней вот так заявимся.
  И то верно. Ни к чему квартирку светить. Подозвал я подпрапорщика своего, сказал:
  - На сегодня вы свободны. Поработали на славу, отдыхайте. До завтра. Да вот ещё возьмите, чаю выпейте, согрейтесь. Это для вас, и подчинённых ваших.
  Насыпал Кошкину в ладонь четыре рубля. Пускай делит как хочет.
  Взял он деньги, откозырял.
  Смотрю, сразу своим раздал. Молодец, Кошкин, не жмот. "Благодарствуем, ваше благородие!" - гаркнули Банник и Шнитке.
  
  Квартирка оказалась дорогая. И дом хороший, чистый, в три этажа, с мансардой и крохотными балкончиками.
  Поднялись мы по лесенке, по которой уборщицы ходят и всякая прислуга. Чёрный ход называется.
  Альвиния постучала условным стуком. На стук высунулась горничная, сделала страшные глаза, прошептала: "Ой, хозяйка прощенья просит, минуточку подождите! Не ко времени!"
  Пришлось подождать. Наконец дверь открыли, горничная провела нас в гостиную. Побывал я недавно в доме невинных лилий — то есть в борделе. Там шикарно, но и тут очень даже ничего.
  Подружка появилась вся запыхавшись. Провожала гостя — с другого входа. Глянул я на подружку — да, не зря ей квартирку богатый дяденька купил. Для такой красотки не жалко. Росточку небольшого, но стройная, как оса. По плечам чёрные локоны завиваются, глаза как у лани, зубки белые, губы сочные — персик, не девушка.
  Подружка расцеловала Альвинию в обе щёки, на гоблинку только разок глянула. Упала на диванчик, веер подхватила и давай обмахиваться.
  - Ах, дорогая, - говорит, томно так, - представь меня гостю. Такой видный молодой человек!
  - Прошу, знакомьтесь, - говорит Альвиния. - Мой хороший друг, я о нём рассказывала - Дмитрий Александрович. Служит по сыскной части. Дмитрий Александрович — моя лучшая подруга Генриетта.
  - О, так это вы! - подружка меня глазами так и обшарила. Куда там рентгену. - Альвиния мне прожужжала о вас все уши! Вы её герой!
  - Я просто работаю, - говорю. Блин, надо бежать отсюда. Подружка так смотрит, насквозь прожигает. Сквозь подштанники. - Мне бы девушку пристроить в безопасное место, ненадолго.
  - Вот эту? - показывает Генриетта пальчиком. - Ну, можно что-нибудь придумать… Милочка, что вы умеете?
  Гоблинка моя выпрямилась, гордо так, глазами сверкнула:
  - Что я умею? Могу ассистировать при операциях. Обрабатывать раны, накладывать повязки, шины и жгуты. Делать инъекции, готовить микстуры, порошки и пилюли…
  - О! - подружка вскочила с дивана, веер бросила на пол. Подбежала к гоблинке, взяла за руки. - А это вы можете?
  И на ухо зашептала.
  Гоблинка кивнула. Сказала:
  - Но документа у меня нет.
  - Боже, кого это волнует! О, вы просто золото! Оставайтесь, живите сколько угодно!
  Ко мне повернулась, глаза блестят:
  - Дмитрий Александрович, вы просто душка. Дайте я вас поцелую.
  И ко мне. Руками обхватила, чмокнула. Хорошо так, приятно.
  - А меня? - Альвиния стоит, хмурится.
  - Конечно, дорогая, и тебя. Хотите чаю? Я прикажу горничной заварить.
  - Нет. Нам пора, - отрезала Альвиния. А сама мрачная, как туча.
  Помахала нам Генриетта ручкой, и мы вышли.
  Спустились по чёрной лестнице. Молчим, девушка каблуками топает. Я только хотел спросить — чего Альвиния на квартире не осталась? А она обхватила меня руками — как только что Генриетта, и говорит, отчаянно так:
  - Не оставляйте меня, Дмитрий Александрович! Иначе мне смерть!
  
  
  Глава 7
  
  Да что ж такое-то! И этой смерть! И эта на шею вешается…
  Нет, я конечно не против, чтобы на меня девушки вешались. Особенно красотки эльвийских кровей. Но тут другое что-то.
  - Альвиния, - говорю. - Мне на службу надо. У меня гоблин в подвале допроса ждёт. Меня начальник без ножа зарежет…
  - А меня взаправду убьют! - и руками цепляется за шинель.
  Взял я её за плечи, встряхнул хорошенько. Ещё женской истерики мне не хватало.
  - Кто?
  Всхлипнула она, поморгала, отдышалась. Говорит:
  - Я же собакой была.
  - И что?
  - Как — что? Сказано, что это моё тело в лесу нашли. Я слышала, вы на вокзале говорили — так нарочно сделано. Что будто это меня убили - вместо той, другой.
  А, ну да. Говорил. Это эльфы местные придумали, чтоб скандал замять — свой, эльфийский. Превратили девушку в собаку. И бегала бы она до сих пор на четырёх лапах, если бы не Димка Найдёнов, стажёр сыскной полиции. Который каждой дырке затычка.
  - Но теперь-то ты не собака…
  - Да! Очнитесь наконец, Дмитрий!
  Блин, дошло… Ну я и дурак. Раньше не сообразил. Покойница воскресла, а не должна была. И все это видели, кому надо. Эльфы, местный босс мафии Рыбак, все.
  И что делать теперь?
  - Что же мне теперь, - говорю, - за ручку тебя водить? Превратить обратно в собаку? Колдовать я не умею.
  - Не знаю! Я вам помогла, слова ваши подтвердила. Помогите и вы мне. Возьмите меня на службу. Вам нужен секретарь? Я могу писать, считать, бумаги подавать. Чай заваривать. Я хорошо чай завариваю…
  Ага, мне только секретарей заводить. Стажёру. Нет, шеф конечно обещал документы на повышение сделать, как время будет. Считай, я уже офицер, только без погон. Но личная секретарша - это уже перебор.
  Девушка вцепилась в меня, вся дрожит — не оторвёшь. На нас уже прохожие оборачиваться стали.
  - Я в участок, на допрос, - говорю. - Хочешь, иди со мной. Кабинет мне подметёшь для начала. А там что-нибудь придумаем.
  ***
  На входе меня давешний полицейский окликнул.
  - Господин стажёр, к начальнику бегите. Его благородие велели, как появитесь, сразу к нему в кабинет.
  - Понял, - отвечаю. - Мой арестант на месте?
  - На месте арестант. Что ему сделается?
  Кивнул я, и в подвал бегом. Пока Бургачёв узнает, что я здесь, надо хоть каплю информации из папаши-гоблина выжать. И так кучу времени на девчонок потерял.
  Способ надо испробовать, где я спрашиваю — гоблин моргает. Один раз — да, два раза — нет. Или кивает, мычит, сморкается — что угодно. Не зря же он на меня бросился, когда я это предложил. Вот и проверим.
  Взял я ключи от подвала, взял с собой полицейского покрепче — на всякий случай. Мало ли что.
  Подвальчик так себе, цокольный этаж. Крохотные окошки над самой землёй, холодно, воняет чем-то. Спустился я по ступенькам, за мной полицейский топает.
  На лавке в углу гоблин лежит, в калачик свернулся. Ясное дело, холодно. И башка, небось, трещит после удара прикладом.
  - Вставайте, - говорю, - арестованный! Пора на допрос.
  Полицейский его потряс — ноль внимания. Потряс ещё, гоблин на спину завалился. Глаза открыты, один зрачок круглый, зеленью отливает, другой чёрный, во весь глаз… а из глаза что-то торчит...
  Чёрт!!
  - Ваше благородие, он кажись помер, - сказал полицейский.
  Спасибо, капитан очевидность. Наклонился я над телом, вижу — точно. Глазница кровью залита, в темноте кажется чёрной. Из центра глаза торчит что-то. Недлинное, в палец, и тонкое. Правая рука откинута, пальцы скрючены, на пальцах — кровь.
  - Лампу! - рявкнул я. - Света сюда, побольше! Одна нога здесь — другая там!
  Полицейский загремел сапожищами вверх по лестнице. А я рядом с телом остался. Вот же гадство! Да как так-то?!
  Надо тело пощупать, на предмет трупного окоченения. Пытаюсь вспомнить, когда оно наступает. В сериалах же наверняка говорили.
  Одежда вроде в порядке, хотя после драки в кабинете точно не скажешь. Мы же там по полу катались, и по ушам я ему надавал. Про шишку на затылке уж молчу. Так что если его приголубил кто, поди теперь отличи...
  Неужто сам убился? Это как же надо отчаяться, чтобы себя в глаз пырнуть?
  Приложил ему пальцы к шее, где пульс. Глупо, конечно, но всё поверить не могу, что так вышло. Пульса нет, ясен день.
  Пошевелил - вроде не окоченел ещё. Кожа холодная, но кто их, гоблинов, разберёт? Может, у них температура не такая, как у людей.
  Протянул я руку и тронул кончик этой штуки, что у гоблина из глаза торчит.
  Руку вдруг судорогой скрутило. Сильно так, аж до плеча онемела. Ледяной ветер просвистел надо мной и через меня. По плечам неслышно царапнули кошачьи когти.
  На пол у моих ног спрыгнул призрачный кот величиной с маленькую рысь.
  Талисман!
  Котя потёрся об мою ногу, распушил хвост — синие искры так и запрыгали по шерсти. Покрутился возле меня и запрыгнул на лавку, где лежал мёртвый гоблин. Прошёл по мёртвому телу - одежда не примялась — обнюхал руку с окровавленными пальцами. Вытянул шею и поводил усами над лицом. Заурчал, задёргал хвостом.
  - Котя, - говорю. - Что там?
  Погладил Талисмана по вздыбленной шёрстке на спине. Пальцы как током ударило.
  Я замер. Подвал осветился синим светом. Вот отворилась дверь, в подвал вошли. Бледные силуэты людей, как синие призраки. Вижу, вниз по ступенькам проволокли пожилого гоблина. Вот этого, что лежит сейчас мертвее мёртвого. Полицейские бросили его на пол и ушли. Кто они, точно не распознать — видно всё, как в плохой записи.
  Да это и есть запись! Это же было! Когда я велел гоблина в подвал отвести - несколько часов назад.
  Гоблин полежал на полу. Потом поднялся кое-как, залез на лавку. За голову схватился, сидит, покачивается. Потом лёг, поворочался, затих.
  Потом "запись" скакнула. Гоблин на лавке сидит, над ним кто-то стоит. Не понять кто, но вроде мужчина. Рты открываются, значит, разговаривают. Гоблин головой качает, вроде отрицает что-то. В пальцах карандаш. Человек взял у него карандаш, похоже, стал что-то записывать. Вдруг отвёл руку и сильно ткнул в глаз сидящему гобу. Повалил, прижал скрюченное тело к лавке.
  Подвал залила вспышка синего света. Силуэты растворились, пропали. Свет медленно погас, и всё исчезло.
  Я дёрнулся, заморгал.
  - Господин стажёр!
  По лестнице грохочут сапоги. Рядом стоит полицейский, повторяет:
  - Господин стажёр!
  Всё исчезло — синий свет, картинка, пропал призрачный кот Талисман. Как не было.
  Руку ещё покалывает, чуточку.
  Притащили лампу. Над покойником склонился пристав, разглядывает скрюченное тело. Вытащил из кармана платок, через него осторожненько ухватил штуковину, что из глаза торчит. Раз! - и выдернул.
  Промокнул платком, поднёс к лампе, говорит:
  - Карандаш. Заточенный. Грифель обломан. Кончик в ране остался, как пить дать. Кто дал арестанту карандаш?
  Смотрю — да это мой карандаш. К гадалке не ходи, гоб припрятал, когда я его допрашивал. Только зачем? Может, записочку на волю передать, или в самом деле убиться задумал?
  - Его обыскивали, - отвечаю. - Вот в задний проход не заглянули, пардон. Виноваты.
  Что я несу? А что ещё сказать? Раз не сам гоблин себя прикончил, значит кто-то свой. И может, сейчас убийца рядом со мной стоит. Не мог же посторонний человек в участок зайти, открыть подвал и арестанта прикончить. Ниндзей здесь нету, а мимо полицейского на ресепшене просто так не проскочишь.
  Начнёшь кричать, правду доказывать, только спугнёшь. И не докажешь ничего. Ага, стажёр в подвале привидение видел. Привидение — его же к делу не пришьёшь.
  Пристав поморщился кисло, сказал:
  - Ваш арестант, вам и отвечать, господин Найдёнов.
  ***
  - Вас следует отстранить от дела, господин Найдёнов! - Бургачёв разве что не плюётся. Злой как чёрт. - Взяли под свою ответственность, называется! Куда не сунетесь, везде трупы...
  Сам по кабинету шагает из угла в угол, разве что дым из ушей не валит.
  Сел за стол, ладонью хлопнул.
  - Если бы вас его высокородие самолично не назначил, я бы… - выдохнул, говорит уже спокойней: - Гибель заключённого на вашей совести. Запись в личное дело пойдёт. А сейчас — собирайтесь. Господин губернатор пришёл в себя. Ждёт с докладом. Коляска у входа. И да… барышню вашу проводите с крыльца. Не позорьте мундир.
  Это он об Альвинии.
  - Ваше благородие, - говорю, - разрешите прояснить. Сия дама завербована мной в качестве тайного агента. Прошу выделить соответствующую сумму по статье расходов.
  - Что?! - Бургачёв аж подскочил. Шипит как змей: - Вы что же, господин Найдёнов, всех своих дамочек будете на довольствие ставить? У нас здесь не бордель!
  Ага, ему видать уже донесли, как Альвиния мне пощёчину отвесила. Ясное дело.
  - Видите, - говорю, - как легенда сработала? Никто не усомнился, что дама здесь только для оказания услуг интимного свойства. А на деле — ценный агент.
  - Ладно, - бросил Бургачёв, эдак презрительно. - После обсудим. Пожалуйте за мной, господин стажёр.
  
  
  Глава 8
  
  Я-то думал, что подкачу к дому губернатора с шиком. В хорошей коляске, в компании с его благородием, весь важный. Главный следак по громкому делу. Чтоб швейцар с лакеем навстречу выбежали.
  Но куда там. К дому понаехал табун колясок, карет и всяких колымаг на лошадиной тяге. Припарковаться негде. Одни отъезжают, другие прибывают — и все по важным делам.
  Бургачёв из коляски выскочил, платочком отряхнул себя со всех сторон, и взбежал на крыльцо. Я — за ним. Крыльцо каменное, по бокам львы сидят. Тут, если какой дом побогаче — как в музей зашёл. Лестницы широкие, вазы расписные кругом, всё в белом камне и картинами увешано.
  Лакей у входа нас признал, Бургачёву говорит:
  - Прямо к его превосходительству пожалуйте, ваше благородие, ждут!
  Бургачёв времени терять не стал, зашагал прямо вверх по лестнице.
  В доме народ всякий трётся, дамы, господа. Дамочки с прошениями, господа разные, кто в сюртуке, кто в мундире. Кто прибыл, кто уходит, прямо конвейер.
  Сразу видно, что кучу небедных людей одним махом повыбило из рядов — дамочки по большей части вдовы. Все в чёрном, те, что постарше, платочки в руках комкают, сморкаются да слёзы утирают. С ними молоденькие — как видно, дочки, тоже в трауре. Эти плачут поменьше, а кое-кто глазками стреляет. Нас с Бургачёвым, пока мы к покоям губернатора поднимались, обстреляли со всех сторон. Ну ещё бы — два таких молодца, неженатых да неокольцованных.
  Губернатор принимал посетителей строго по очереди. Сам в кресле, в халате поверх мундира — знак, что приём неофициальный. Кресло широкое, мягкое, в таком и кровати не надо. Возле губернатора секретарь в чёрном сюртуке. В сторонке доктор маячит, эдак ненавязчиво, но со значением.
  Тут же наш шеф собственной персоной - Викентий Васильевич, заместитель полицмейстера. Тоже в кресле сидит, одну ногу вперёд вытянул, морщится — болит, видно.
  Губернатор молодцом, хотя заметно, что приложило его при взрыве. Другой бы не опомнился, а этот ничего. Смотрю — на пальце у него кольцо, перстень с печаткой. На печатке знак магический. Наверняка амулет, эльфами сработанный. Может, он на губернаторе был, когда поезд взорвали. Вот и помогло. Может, и у других амулеты имелись, да только мощностью поменьше. Кто же знал, что такое будет…
  Подошли мы, Бургачёв доложился. Тут же какая-то дама в чёрном со стульчика встала, распрощалась и ушла, за ней военный какой-то. Видать, просители.
  - Докладывайте, - говорит губернатор, - как расследование? Каковы успехи?
  Бургачёв вытянулся, отчеканил:
  - Расследование идёт полным ходом, ваше превосходительство! Все усилия брошены на поиски виновных!
  Губернатор поморщился, потёр лоб — на пальце печатка так и блеснула.
  - Потише, голубчик, вы не на плацу. Что с инородами?
  - Докладываю, - отвечает Бургачёв, уже потише. - Все старейшины доставлены в городскую тюрьму. Допрос проводил я лично.
  - Надеюсь, процедура соблюдена, - говорит губернатор. - У нас введено особое положение, но перед верховным эльвом отвечать неохота. Всё же гобы и орги под их рукой. Так что допрос?
  - Все до единого отрицают причастность. Некоторые старейшины, - Бургачёв заглянул в блокнот, - числом трое, решительно отрицают саму возможность диверсии.
  - То есть как — отрицают? - удивился губернатор.
  - Уточняю — старейшина гобов Мифаль Шмитт заявил, цитирую: "Не может того быть, молодой человек… так, это я пропущу… вот: ни один разумный гоб не станет калечить поезд. Надо быть полным шли… э, шлаком, чтобы такое сотворить". Конец цитаты.
  - А людей почтенных калечить, выходит, можно, - хмыкнул губернатор.
  Пожевал губами, причмокнул, доктор торопливо поднялся с места и поднёс ему чашку. Губернатор отхлебнул, поморщился.
  - Продолжайте, голубчик.
  - В ходе облавы выявлено большое количество незаконно проживающих инородов. Практически все без документов. У законно проживающих гобов и оргов половина — с нарушением режима проживания. При обыске найдено множество запрещённых к применению веществ. Как то: курительная смесь на основе масла розы японской…
  - Прекрасно, - губернатор махнул рукой. - Этого следовало ожидать. Викентий Васильевич, что скажете?
  - Скажу, что в домах старейшин хорошо бы как следует покопать. Если динамитом взрывали, так хотя бы следы какие от того динамита должны найтись.
  - Слышите, господин Бургачёв?
  - Так точно, ваше превосходительство! - опять гаркнул Бургачёв. - Сей же час будет обыск, уже намечено.
  - Хорошо, хорошо. Хвалю. Меня уже завалили бумажками, - губернатор похлопал по стопке листов. - Все с просьбами от помещиков выделить рабочую силу. Поля обрабатывать некому — крестьяне все в город бегут, на лёгкие заработки. Вот мы и пособим, чем можем. Ваши гобы да орги небось пахать ещё не разучились.
  - Рад стараться, ваше превосходительство!
  Губернатор сморщился, потёр ухо. Глянул на меня:
  - Этот молодец мне знаком. Как его… стажёр?..
  - Дмитрий Найдёнов, ваше превосходительство, - ответил шеф. - Уже не стажёр — готовим документы для повышения. По должности он уже работает.
  - Недурно, - губернатор обвёл меня взглядом. - Это он на вокзале докладывал по делу об убийстве?
  Заместитель полицмейстера торопливо подсказал:
  - Именно он, ваше превосходительство. Проявил незаурядный талант, внедрившись в банду отъявленных мерзавцев. Рисковал жизнью.
  - Каков герой! Экие ребята приходят к нам из школы полиции, - губернатор меня глазами обвёл, как призового жеребца. - А что с бандой?
  - Банда уничтожена, - веско сказал шеф. - К сожалению, не обошлось без накладок. При задержании погиб бывалый полицейский, ветеран службы. Поспешил, решил первым прийти, вот и попал под нож. Мы уже подготовили наградной посмертный лист и прошение о пенсии для семьи покойного.
  Ёлки зелёные! Да это же он о шофёре, оборотне в погонах! Ничего себе... Я же шефу докладную записку передал, через Бургачёва. Тогда ещё, когда с вокзала прибежал. Там всё сказал, про шофёра этого, как тот меня убить пытался, и слова его всякие.
  На вокзале я сказать не успел, да и не до того было. Так что когда список писал, что мне надо для расследования, заодно и листочек для шефа нацарапал. Сложил как следует, заклеил хорошенько, да ещё сверху печатью сургучной залепил — для верности. Сверху написал — Викентию Васильевичу в собственные руки, важно, секретно. Блин… Он что, не читал? Или читал, но не поверил? Вот так дела…
  А губернатор говорит:
  - Непременно, непременно надо пенсию дать. Детишкам на учение, вдове в помощь.
  К Бургачёву повернулся, всю доброту как рукой сняло:
  - И вот что, поручик, обыск провести незамедлительно. Копайте везде. Это дело государственной важности. Вам ясно?
  Хоть и в халате и мягком кресле по-домашнему, но сразу видно — шутки кончились.
  Бургачёв вытянулся, гаркнул:
  - Так точно, ясно, ваше превосходительство!
  - Выполняйте.
  Губернатор рукой махнул — идите. Блеснул перстень-печатка.
  Мы развернулись, как на параде, и в дверь.
  
  Только по лестнице спустились, нам в лица вспышкой как пыхнет. В глазах зайцы магниевые зажглись. Прямо в ухо как крикнут:
  - Улыбочку, господа! Сейчас вылетит птичка! - это какой-то чувак выскочил с антикварным фотоаппаратом. Встал так, что не пройти.
  Вот гад — сначала щёлкнул, потом предупредил.
  - Освободите дорогу, любезный! - рыкнул Бургачёв. Аж покраснел весь.
  Конечно, кому понравится, когда тебе в глаза засветят. Я бы тоже разозлился, да поперёк начальства вперёд не лезут.
  - А вот и наша доблестная полиция! - девичий голос. - Сейчас мы узнаем последние новости о ходе следствия!
  Проморгался я, пятна в глазах прыгать перестали, смотрю — девица. Рядом с фотографом стоит. В руках блокнотик, и карандашик зубками покусывает. Симпатичная, хотя и не в моём вкусе.
  - Лизавета Ивановна, к чему этот балаган? - говорит Бургачёв.
  Смотрю, покраснел ещё больше мой начальник.
  - Дело прежде всего, - отвечает девица. - Узнать правду раньше всех - таков наш девиз.
  Да я же её знаю! Это с ней Бургачёв в коляске раскатывал, ручку целовал. Только тогда девица в дорогой шубке была, а сейчас в полушубке простеньком и чёрной юбке. И волосы в тугой пучок затянула. Для конспирации, видать.
  А Лизавета вопросами сыпет:
  - Правда ли, что инородов обвиняют в гибели графа Бобруйского? Правда ли, что инороды будут выселены за пределы городской черты? Кто ответит за гибель высшего эльва? Ведь тело его, по слухам, так и не нашли?
  Мой начальник попытался её перебить, но куда там. Девица тарахтит без умолку:
  - Ходят слухи, что к взрыву причастна организация Народ и воля. Правда ли…
  Тут Бургачёв не выдержал, ухватил её за локоть и зашипел:
  - Елизавета Ивановна, прошу вас! Не сейчас!
  Пых-х! Вспышка магния. Гнусный чувак с фотоаппаратом крикнул:
  - Отличный снимок, господа! Полиция пытается заткнуть рот печати!
  
  
  Глава 9
  Хорошая земля во дворе у старейшин, чёрная. Только утоптанная вусмерть. Замучились ковырять. А куда деваться - надо.
  Велел губернатор копать от забора до обеда — будем копать. До ужина. Начали с дома старейшин оргов.
  Дом городовые оцепили, во дворе полицейские — те, что помладше чином, ковыряются. Потычут в землю, где подозрительное чего нащупают, и давай копать. Пока вырыли скелет собаки и старый башмак. Другие по дому шарят, мебель шатают, половицы выламывают. Пыль столбом, доски трещат, стены трясутся.
  Мы, когда с Бургачёвым к дому старейшин подкатили, он меня высадил, а сам в участок помчался — бумажки строчить. По дороге, пока от губернатора ехали, всё от злости пыхтел. Потом выдохнул маленько, и мне:
  - Где ваши люди? Почему не с вами?
  Вижу, зло сорвать хочет.
  - Подпрапорщик с рядовыми до завтра отдыхают, - говорю. - В целях поощрения. Хорошо сработали, заслужили.
  - Нельзя людишек распускать, - Бургачёв мне эдак сквозь зубы. - Разбалуются. Инородов распустили, и вот! А вы инородку в агенты…
  - Надо же с чего-то начинать, - говорю.
  - Плохо начинаете, стажёр, - отрезал начальник. - Нужен агент? Обратитесь к старшим! Вот, держите.
  Вытащил Бургачёв из кармана визитную карточку и мне сунул.
  Смотрю — визитка, важная такая, вся в завитушках. Посерёдке написано: "Специальный корреспондент газеты "Голос" Иванищев А.Е. Всегда свежие новости!"
  Не понял я чего-то…
  - Так что, ваше благородие, - говорю, - этот Иванищев А-Е — ваш агент? Мне в газету идти его разыскивать?
  Бургачёв ухмыльнулся, как акула.
  - Агента Иванищева искать не надо. Он как пластырь на подошве — не отлепишь. Да вы его видели только что.
  Опаньки. Неужели тот гнусный репортёришка с фотоаппаратом?
  - Что же он на полицию бросается? - говорю. - О правах кричит?
  - Иванищев неприятный человек, - Бургачёв рукав отряхнул, сам морщится. - Но как агент весьма полезен.
  - А эта девушка, что была с ним? - спрашиваю. - Елизавета?
  - Елизавета Ивановна здесь совершенно не при чём! - гавкнул его благородие. - Приехали. Вылезайте, стажёр, проводите обыск. Хотели дело — получите.
  И умчался. А меня копать оставил.
  ***
  И стали мы копать. Ладно, я тут начальник, мне лопатой махать не надо. Остальной народ недоволен, но служба есть служба.
  На улице вокруг дома зеваки собрались, таращатся. Сначала просто смотрели, потом советы стали давать. Ещё набежало недовольных. Слышу, кричат: "Произвол! Безобразие! Насилие! Надругательство! Позор!" И всякие другие слова.
  А уж когда мы череп с рогами уронили… Во дворе столб стоит, весь резной, в узорах. Типа руны магические. На самом верху череп бычий прицеплен, с рогами. Кость жёлтая от древности, на рогах какие-то ленточки, амулетики болтаются.
  Вот мы его и того… покосился столбик, а черепушка с него возьми и грохнись. Да не просто грохнулась, а ещё и разбилась тут же. На несколько кусков. Старая была, как видно.
  Что тут началось… зрители засвистели, улюлюкать давай. В нас стали кидаться — кто чем. Обидно.
  Городовые из оцепления их гоняют, а они опять.
  У моих ног шмякнулся кусок кирпича, я его поднял — тому бы гаду, думаю, кто кинул, в лобешник запустить.
  Тут из толпы выскочила пара оргов. Один мелкий, пацан ещё. В руках по булыжнику, в зубах ещё один. Подскочил поближе, и раз-раз-раз — метнул через забор. Заборишко невысокий, между досок руку просунуть можно. Так, одно название.
   Меткий оказался, гадёныш. Трое полицейских так и рухнули. Всем в голову угодило.
  Второй орг здоровенный такой. Он, пока мы на мелкого метателя отвлеклись, забор перемахнул одним прыжком - и через двор. Столб священный покосился, торчит из земли, как Пизанская башня. Так орг столб этот одним рывком выдернул, и давай махать. Все разбегаются, помирать никому неохота.
  - Не стрелять! - кричу. - Живьём брать!
  А то вон уже сколько инородов покрошили, поговорить в подвале не с кем.
  Сам прицелился хорошенько тем кирпичом, что в меня пульнули, момент выждал, и опа! Попал. Молодец Димка Найдёнов, прямо в нос угодил. Это у оргов слабое место.
  Орг зашатался, столб выронил. К нему наши побежали — вязать.
  Повалили, давай руки крутить. Только подоспели, орг очухался, заревел, как бык. Вскочил, раскидал полицейских, как детей, черепушку с земли подхватил, и бежать. Прямо через забор ломанулся.
  Городовой ему навстречу, так орг черепом размахнулся, и как даст со всей мочи. И прямо рогом бычьим, на котором ленточка красная болталась, в висок угодил. Хрустнуло, мерзко так. Городовой упал. Как-то сразу стало видно — насмерть его.
  Все заорали кругом, разбегаться стали. Другой городовой подскочил, шашку выхватил, размахнулся и вжик — только сталь свистнула.
  Орг на голову короче стал. Брызнула тёмная кровь. Смотрю, круглое, с глазами, отскочило от плеч орга. На землю упало и к ногам зрителей откатилось. Все с визгом отскочили. Кого-то затошнило.
  Тут уже такой крик поднялся, хоть уши затыкай. А я стою, на безголовое тело смотрю. Нет, я тоже человека убил недавно. Придушил своими руками. Так он сам меня зарезать хотел. Но чтобы так… Голову с плеч…
  Хорошо, что я не обедал сегодня. Не положено шефу блевать на глазах у подчинённых.
  В это время кто-то из полицейских из нужника выскочил. Нужник - старая дощатая будка, в углу за кустами торчит. У полицейского шинель расстёгнута, глаза круглые, в руке кусок доски.
  - Ваше благородие! - кричит. - Нашёл!
  Подавил я тошноту, обернулся. Полицейский ко мне подбежал:
  - Ваше благородие, я в нужник ходил, брюхо скрутило мне. Вот, гляньте, - и руку протягивает.
  Смотрю — обломок деревянной плашки, весь перемазанный, и воняет омерзительно.
  Как меня не вытошнило прямо на эту доску, сам не знаю.
  - Смотрите, - полицейский мне под нос плашку подсунул, повернул к свету.
  Вижу — буквы. Надпись какая-то, и явно по трафарету нарисована. Не вручную. Типа: "не влезай, убьёт!", "осторожно, сосульки" и всякое такое. Последние буквы "...ИТЪ". Перед этим вроде как "М" виднеется.
  Динамит! Ящик-то заводской, из-под шашек динамитных. К гадалке не ходи. Вот она — улика. Не хочу сказать, что обрадовался — значит, инороды всё ж таки виновны. Но зато не зря копались.
  Тут же отправил улику в участок, Бургачёву. Послал людей за носилками — трупы подобрать. Да и пораненных камнями полицейских к врачу отправил. К тому времени дом старейшин мы весь переворотили, сверху донизу. Уже стемнело, но губернатор приказал — сегодня же. Так что спасибо этому дому — пошли к другому. Там, где гоблины.
  ***
  У гоблинов особнячок похожий на дом оргов. Только вместо бычьей черепушки на шесте у них козья голова засушенная. Прямо мумия. Вместо глаз камешки блестящие вставлены, бурая шерсть паклей торчит, короткие рога загибаются - отполированные.
  А у нас-то людей поменьше стало. Понесли потери после первого обыска. Так что я тоже в дом полез — помогать. Наверх пошёл, на второй этаж.
  На первом этаже мебель зашаталась, половицы захрустели. Пошла работа! Я всех внизу оставил, чтоб одному остаться. Решил проверить свою магию. Котика Талисмана вызвать. Сейчас руку об его шёрстку потру, получу кошачье электричество - и опа! Всё увижу. Кто здесь был, что делал, и куда закладки совал.
  И вот уже Димка Найдёнов лучший сыскарь в городе.
  - Котя, - говорю, - котя! Выходи. Кыс-кыс-кыс…
  Нет, не выходит. Потёр я магическую печать у себя на плече. Ещё потёр. Ничего. Как же это делается? Так и пожалеешь, что полуэльв Альфрид помер. Он хотя бы заклинания знал всякие.
  Прошёлся я кругом. Заглянул под стол. Обшарил полки. Бедно. Хотя и старейшины здесь жили, а смотреть не на что. Даже вору поживиться нечем. Разве что пара подсвечников на полке и… фотоаппарат?
  Да это же фотик папаши-гоблина! Папашу здесь взяли, под руки вывели из дома. Фотоаппарата при нём не было, я сам видел.
  Надо бы взять, да дочке отдать. В память о покойнике. Блин-н… А ведь она ещё не знает. Я закрутился, даже весточку ей не послал. Она же прячется у подружки, носу из квартиры не кажет. Ох, чёрт. Гоблинка и так на меня злая, что Димка Найдёнов её обманул, бедным студентом прикидывался. А теперь вообще взбесится. Ещё этим же фотиком и стукнет.
  Шлёпнулся я на лавку с фотоаппаратом в руках. Тут у меня под задницей как пискнет. Будто крысу придавил.
  Подскочил я, а из-под лавки мелкий гоблин выскочил и к двери метнулся. Быстро так, но я быстрее. Прыгнул вслед за ним, в спину толкнул. Гоблин кувырком покатился, башкой в косяк врезался.
  Только я подскочил, гоблин между ног у меня прошмыгнул, заметался по комнате. Я его в угол загнал, говорю:
  - Стой, дурила, не обижу!
  Не слушает, глазищи со страху вытаращил, весь в панике. Ухватил с полки подсвечник, махнул как дубиной. По руке мне угодил. Не успел я моргнуть, а у меня ладонь располосована до крови. Как это?! Подсвечник же круглый, чем там резать?
  Тут мне плечо, где печать, так и скрутило. На пол, между мной и гоблином, спрыгнул кот Талисман. Зашипел жутко, лапой махнул — когти так и сверкнули синим. Гоблин мелкий к стенке прижался, на котика смотрит и орёт дурью. Ну как орёт — пытается. Рот разевает, а из глотки только сипение выходит. Видать, от испуга.
  Он что, Талисмана видит?
  А котик подсвечник из руки гоблина выбил лапой. Подсвечник упал и под ноги мне откатился. Талисман на него лапой встал и мяукнул. Я глянул — по нему искры синие пробежали. Изменился подсвечник, смялся как пластилиновый. Смотрю, ножик это. Видно, его магией, как это гобы умеют, замаскировали.
  Наклонился я, взял нож в руки. И застыл. Руку свело судорогой, перед глазами возникла живая картинка.
  Увидел я комнатку, что снимал у семьи гобов. По комнате ходят полицейские, что-то ищут. Открывают дверцы шкафа, заглядывают в сундук. Все огромные, головы под потолок, голоса гудят басами. Вот кто-то оборачивается ко мне, наклоняется, я вижу его близко. Что-то говорит. В ответ слышу голос — внутри себя. Тихое "мяу". Это я — котёнок Талисман. Это не люди огромные — это я маленький.
  А тот, что наклонился ко мне, протягивает руку. Широкая ладонь заслоняет свет, сжимается. Сверкает сталь. Нож падает сверху, прямо в глаза. Жуткая боль, вспышка синей молнии. Меня скручивает жгутом вокруг этой молнии, и всё исчезает.
  Я вздрогнул и выронил нож.
  Лицо убийцы стоит перед глазами так чётко, будто убили меня. Я знаю, кто это. Его фотоаппарат лежит на лавке, его нож валяется под моими ногами. И теперь я должен сказать его дочери, что отец её мёртв.
  
  
  Глава 10
  
  Уф-ф. Кажется, я не дышал всё это время. Дух перевёл, смотрю: гоб мелкий сидит у стенки, от страха трясётся. Над ним мой котик Талисман стоит. Хвостом бьёт из стороны в сторону — злится. Гоблин мне в лицо посмотрел, аж взвизгнул.
  - Дяденька эльв, не убивайте меня! - пищит. - Не надо! Микки хороший гоб! Микки не виноват!
  - Какой я тебе эльв, придурок, - рычу. - А ну говори, почему моего кота видишь?
  - Дяденька эльв, Микки всё видит. У Микки дар. Микки никому не скажет, что вы в человеке прячетесь. Пожалуйста, не убивайте меня!
  Ну ничего себе. Малец-то, похоже, припадочный. Видит он… Это он, небось, полукровку видит в Димке Найдёнове.
  А мелкий пищит:
  - Отпустите меня, благородный эльв! Не жгите Микки душу, у Микки плохая душа, мелкая...
  Не понял, — жгите или жрите? Ничего себе, хорошенькая репутация у местных эльфов. То есть эльвов.
  Ухватил я мелкого гоба за плечо. Малец тощий, лапки прямо лягушачьи. Рычу ему в лицо:
  - Никому не скажешь? Конечно, не скажешь!
  Такая во мне злость поднялась на всех гобов, словами не передать. Все они хороши, котиков жрут, гады. И этот, небось, такой же.
  А котик мой, Талисман, мявкнул, и мне на плечо вскочил. Тут мне руку от пальцев до спины как тыщей вольт пробило. Пальцы к плечу Микки так и прилипли — будто на морозе железку лизнул. А гоб Микки прозрачным сделался. Всё мне про него ясно стало. Сирота, мамаша сбежала в другой город с богатым гобом, а тот её пришиб из ревности. Папаша помер - по пьяному делу на улице замёрз. Сам живёт при общине, подай-принеси, из жалости. Про дар никому не сказал — боится...
  Малец взвизгнул, задёргался. Я руку разжал, смотрю — пальцы целы. Что это было?
  - Дяденька эльв, зачем печать ставить? - хнычет малец. - Я и так никому… чтоб мне провалиться! Чтоб мне жареной крысятины в жизни больше не пробовать!
  - Зачем печать ставить?.. - о чём это он?
  Чего? Что я сделал-то?
  - Печать на верность, - Микки рубашонку задрал, повернулся. - Что я теперь старейшинам скажу? Господин Шмитт заругает!
  Да блин блинский! Гляжу, а у мальчонки на плече, где я его ухватил, пятно овальное — как отпечаток пальца. На синяк похожее, но не синяк. Цветом как чернила, ободок аж горит синевой. Это что, я сделал? Как?
  Но виду я не показал, что удивился. Ладно. С гадом-убийцей и его дочкой я после разберусь. Сперва дело. Говорю:
  - Старейшина Шмитт ничего не скажет — он в тюрьме. Нечего тут мне причитать. Дело у меня государево, так что никакой жалости. Понял?
  Закивал малец, аж уши захлопали.
  - Да, благородный эльв! Микки для вас что хочешь сделает. Только не убивайте, когда нужда пройдёт! Микки хороший, честный гоб!
  - Посмотрим, - говорю, - на твоё поведение. Скажи - тайники найти можешь? Есть они здесь?
  Поморгал Микки, говорит:
  - А вам какие надо, благородный эльв? Те, которые старые, новые, опасные?
  - Что за опасные?
  Микки носом шмыгнул, пальцем тыкнул:
  - Вон там если пойти, доска провалится. Кто не знает, ноги переломает.
  - Старые?
  - Это когда дом строили, дяденька эльв. В подвале по углам трупы замуровали, зверей всяких. Кошек, собак, крыс, мышей. Чтоб дом охраняли.
  - А новые?
  Микки на полу заёрзал, зачесался:
  - Дяденька эльв, а вы меня точно убивать не будете?
  Посмотрел я на него. Малец стрёмный, зато полезный. Опять же, дар у него. Ценная штука. Пригодится. Такого даже в участок сдавать неохота.
  - Возьму тебя в личные слуги. Если польза будет.
  - Да! Польза будет! Будет!
  Ишь, обрадовался. Видать, жизнь у мальца не сахар.
  - Тогда так — иди со мной, и ни слова. Если где тайник увидишь, тихонько покажешь, чтобы только я знал. Понял?
  Закивал малец, зашлёпал ушами. Молча. Молодец.
  Ухватил я его за шкирку, подмышку сунул, как собачонку мелкую. По комнатушке прошёлся.
  - Показывай.
  Микки башкой мотнул, носом показал — вот.
  Отогнул я в углу старые обои, вытащил кирпич — пришлось ножом поковырять — и опа! Тайничок. Маленький, в размер вынутого кирпича. В тайничке мешочек. Холщовая ткань, ниткой перевязанная.
  Развернул, смотрю, порошок какой-то. Это то, что я думаю?
  Положил мешочек обратно в нишу, кирпич на полу оставил.
  - Молодец, - говорю. - Кто закладку делал, знаешь?
  Микки башкой замотал.
  - Говори, сейчас можно.
  - Старый Фай ложил, другой гоб забирал. Микки не знает, кто.
  - Старый Фай — старейшина?
  - Нет, благородный эльв. Фай простой уборщик. Мусор метёт, отхожее место моет, дерьмо выносит…
  Ага. Понятно.
  Спустился я вниз, на первый этаж. Там уже всё что можно, разворотили. Сказал, что тайник нашёл, наши туда ринулись.
  Смотрю, а малец-то не соврал: тайнички по углам с крысами да кошками замурованным все вскрыли. Там одни мумии, но видно, что за зверь.
  А больше ничего нету. Зато Дмитрий Найдёнов, молодой офицер, отличился! В одно лицо тайник с кокаином нашёл. Всем на зависть.
  Вырвал я листок из блокнота, черкнул записочку в участок — для Бургачёва. Так мол, и так, имею сильнейшие подозрения на гоблинского дворника. Дворника кличут старый Фай, и агентура доносит, что балуется он запрещёнными веществами. А ещё этот самый дворник, в силу профессии, мог в нужник орков доску от динамита запросто подбросить. Домишки-то орков и гобов рядом стоят.
  Накропал записочку, с гонцом в участок отправил. Велел своим закругляться. И так всё перерыли на метр в глубину. Куда уж больше.
  ***
  Так что иду я теперь по улице весь пыльный, потный как чёрт, зато гордый. На душе, правда, тяжело. Будто булыжник положили. Иду на квартиру к красотке Генриетте. Иду гоблинке, что там прячется, сказать, что помер её папаша. Помер нехорошей смертью в полицейском подвале.
  Несу фотоаппарат, нож и мелкого гоблина Микки. Гоблина, правда, пришлось в занавеску завернуть, как в мешок. Гоб лёгкий, не тяжелее собачонки. Но тащить его по улице, где приличные люди живут, как-то глупо. А мешок не так в глаза бросается. Мало ли что человек тащит.
  Дошагал я до места, в квартирку поднялся. Горничная мне дверь открыла, узнала. Видно, богатенького папика здесь не было — сразу впустили.
  Вошёл я, мешок с Микки у порога положил. Горничная у меня шинель взяла, в комнату провела и пропала.
  Красотка Генриетта сидит у зеркала, волосы распустила, причёсывается. Волосы аж до по… до стула.
  Ко мне обернулась, со стульчика вскочила.
  - Вы ко мне, Дмитрий Александрович? Какая приятная встреча!
  - Нет, - говорю, - извините. Мне бы гоблинку мою повидать. Новости у меня для неё…
  - Ах, её сейчас нет, - говорит Генриетта. - Она на кухне, готовит свои зелья. Ведь это так называется? Сказала, чтоб не тревожили её.
  Подошла ко мне, за руку взяла и к дивану потащила.
  - Подождите немного. Вы ведь не торопитесь?
  Ох, что-то она ласковая очень. Видел бы её любовничек, на дуэль бы меня вызвал.
  Сел я на диван, Генриетта рядом пристроилась. Смотрю, юбочку приподняла, ногу на ногу положила. На ногах туфельки были, так она их сбросила, босиком осталась.
  Придвинулась поближе, пальчиком мне по шее провела, сказала:
  - Ой, какой вы разгорячённый. Не хотите вина?
  - Мне бы воды.
  - Ну что вы, выпейте вина! У меня хорошее, из Бургундии.
  Тут же мне бокал в руки сунули, светлого набулькали. Мне бы сбежать сейчас, но уже неохота. Хорошо на диванчике, мягко. И девица такая… добрая.
  Выпил я одним махом. И правда, пить очень хотелось. Мне тут же ещё налили.
  - Пейте, Дмитрий Александрович. Вот так… А скажите, моя подруга Альвиния — ваша девушка? Что у вас с ней, всё серьёзно?
  Ух, хорошо вино пошло. И правда из Бургундии.
  - Нет, - отвечаю, - у нас с Альвинией ничего нет. Мы просто друзья.
  Зря я это сказал. Или наоборот — не зря.
  Взяла Генриетта у меня из рук бокальчик, допила до дна, на ковёр бросила. Забралась с ногами на диван, обхватила меня ладошками. И поцеловала.
  Только и успел я понять, что до этого не знал, как целоваться надо. Тут у меня мозги и отключились.
  Всё равно стало: и что гоблинка здесь, и горничная подглядывает, и что Альвиния меня просила о защите…
  Опомнился, когда часы стали бить. Бум, бум, бум-м.
  Горничная в дверь — тук-тук-тук.
  - Госпожа, к вам от Ерофея Николаича пришли!
  Тут всё сразу и закончилось.
  Генриетта поднялась, с ковра халатик — пеньюар называется — подхватила. И вжух — нет её. Упорхнула. Сказала на прощанье:
  - Мне пора, милый. Анюта тебя проводит.
  Только дверь хлопнула.
  А я на диване в неглиже остался.
  Тут горничная появилась, Анюта. Вся такая любезная. Думаю, если бы я хозяйке не приглянулся, не Анюта бы пришла, а дворник с метлой. И на том спасибо.
  Собрался я, взял фотоаппарат - и на кухню. Гоблинка моя вышла мне навстречу. Вижу по лицу — всё слышала.
  - Что-то случилось, Дмитрий Александрович? - спрашивает. А сама руки к сердцу прижала, волнуется.
  Тут я ей всё и рассказал. И про подвал, и про заклятье на молчание, и про то, что чуть не убил её папаша меня. Когда сюда шёл, всё думал, как бы помягче. Но когда увидел её, не смог соврать. Всё выложил.
  Только про видение своё не сказал. Ни к чему ей это.
  - Простите, - говорю. - Помочь хотел, но не получилось. Мне жаль.
  Помолчала она. Что думает — не понять. Положила мне ладонь на плечо, - я уж решил, сейчас в лицо вцепится, - и сказала:
  - Не жалейте. Мой отец был плохой гоб. Полиции доносил, работал на всех, кто платит. Запрещённым товаром торговал. Ничем не брезговал. Говорил, что для меня. Чтобы у меня лучшая жизнь была. Но я об этом не просила!
  - Не такой уж плохой он был, - отвечаю. - Мой отец меня бросил, когда я маленький был. Меня отчим вырастил. Так что ваш ещё ничего. Не ругайте его, что теперь...
  - Ничего? Лучше бы он меня бросил. Не жалейте, Дмитрий Александрович. Не вздумайте.
  А сама чуть не плачет. Я ей:
  - Это вы от горя так. Хотите, помогу вам с похоронами?
  Фыркнула гоблинка. Глаза зелёным зажглись.
  - Не станете вы помогать, Дмитрий Александрович. Вы мне правду про его смерть сказали. Я тоже врать не буду, пользоваться вашей добротой. Отец от меня мало что скрывал. Недавно, неделю назад, он вместе с полицейскими вашу квартиру обыскивал, что вы снимали. Там кот был, ваш кот. Мой отец его убил. Он котов не любит. Ну что, будете мне помогать теперь?
  Смотрит мне в лицо, глазищи так и сверкают.
  - Я знаю, - говорю.
  - Знаете?
  Кивнул я. А что тут скажешь? Девчонка не виновата, что папаша у неё гад ползучий.
  Приподнялась она на цыпочки, обхватила меня руками, как только что Генриетта.
  - Вы благородный человек. Даже эльв, что живёт в вашем сердце, это знает.
  Прикоснулась губами к губам, и убежала на кухню. Остолбенел я от такого. Тут возле ног шевельнулся мешок из занавески. Голос Микки сказал:
  - Вот и я говорю.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"