Пучков Виктор Николаевич : другие произведения.

4. Прощание с лошадьми

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В вихре, отлетевшем навсегда Кажутся простыми и счастливыми Жеребячьи юные года...

   4. Прощание с лошадьми
  
  
   ...И конь летит во весь опор,
   И я скачу, и с этих пор
   Как зов трубы, как хмель вина -
   Мне пот и топот табуна!
  
   Поле 1964 года. Мань-Хамбо.
  
   Полевой сезон 1964 года группа проводила на крупнейшем по площади гранитном массиве Мань-Хамбо. Казалось бы, не лучшее место для тектониста-региональщика. Здесь бы структурно-минералогическим картированием заняться, но это не планировалось ни мной, ни начальством. Однако имелись и плюсы. Во-первых, я попал в группу сильных петрографов (руководитель М.В.Фишман, тогда кандидат наук, сотрудники Б.А.Голдин и Е.П.Калинин, а также лаборант Н.П.Юшкин). Никого из них не надо представлять; нынешние эпитеты для них - не менее чем "видный" и "выдающийся". Общение с ними и в тот сезон, и позже принесло огромную пользу. В дальнейшем я много работал с представителями смежных геологических специальностей и всегда старался чему-то у них научиться.
  
   []
   Хр.Мань-Хамбо.
  
   Во-вторых, перед концом запланированного срока работ я вдруг наткнулся на интересный факт: в основании кварцитов, перекрывающих массив в его средней части, обнаружил конгломераты с гранитной галькой. Было решено продлить мое пребывание в поле на месяц с целью внимательного обследования всех контактов массива на предмет выяснения их природы.
  
   Со мной оставались три помощника, Веня Давыдов, Саша Буткин и Юра Демин. Остальные участники работ поплыли домой на лодках. В нашем распоряжении были четыре вьючные лошади, находившиеся под присмотром Юры Демина, который был коногоном "от бога". Мрачный и даже угрюмый на вид, заросший густой черной бородой, он к лошадям относился с нежностью, и те, похоже, отвечали ему взаимностью.
  
   О лошадях разговор особый. Эти животные - моя любовь на всю жизнь, с тех пор как я на втором курсе Университета целую зиму прозанимался конным спортом (конкуром) в манеже Измайловского парка. Спортсменов из нас на самом деле не готовили; наша группа состояла в основном из студентов-геологов, для которых умение управляться с лошадями, понимать их должно было стать частью профессиональной подготовки. Особый случай представлял Е.П. Велихов, - аспирант физического факультета МГУ, будущий вице-президент РАН, который присоединился к нашей группе чисто из любви к искусству.
  
   []
   Гора Пон-из. Место базового лагеря.
  
   []
   Лошади у дымаря.
  
   Позже, на производственной практике в горноалтайской геологосъемочной экспедиции, верховые маршруты каждый день, с утра до вечера были нормой. Оседлать, завьючить, спутать лошадь, выгнать вечером на луг, утром найти по следам, выбрать место для брода на горной реке, а припрет - и вплавь переправиться вместе с лошадью, держась за луку седла - это должны были уметь не только коногоны, но и геологи. Эти навыки пригодились и на Урале. Жаль, что лошадей быстро, буквально через несколько лет, сменила техника.
  
   []
   Наши лошадки на отдыхе. Три лежат, одна стоит, стережет. Потом меняются. Рис. автора.
  
  
   []
   5. Утром на лугу (фрагмент).
  
  
  
  
   []
   Ковка с руки. Штука небезопасная, но что делать, если лошадь в горах "разулась"!
  
  
  
   Кони, вы со спутанными гривами...
   В вихре, отлетевшем навсегда
   Кажутся простыми и счастливыми
   Жеребячьи юные года
  
   Кони, вы со вспененными мордами...
   В сонме лет укоротя свой бег,
   Кажетесь печально старомодными
   В наш нейтронно-электронный век
  
   Вашa вoля навсегда стреножена,
   В вашей доле - не моя вина.
   Спи, душа! Напрасно ты встревожена
   Дробным топотом ночного табуна...
  
   (Про ночной табун написано значительно позже, в Казахстане, где сохранились огромные табуны молодых нерабочих лошадей, - их выращивали, увы, преимущественно на убой).
  
   Проводив ту часть отряда, которой предстоял сплав по Илычу, тронулись в путь по той же тропе, по которой только что возвращались в базовый лагерь. А надо сказать, что на переднем пути, почти перед самым лагерем, уже в пойме, тропа пошла по болоту, и лошади, что послабее, стали ложиться. Пришлось развьючивать, - короче, суета и напряг. А когда прибыли, то обнаружилось, что из вьючного мешка той лошади, которую вёл Боря Голдин, пропала фляга со спиртом. Это, сами понимаете, ЧП. Вернулись к месту, где лошади ложились, тщательно искали, но всё было тщетно. И вот идем вверх по тропе обратным путем, я впереди с ружьем, голову опустил - горюю, что только что упустил глухаря из-за осечки. И вдруг - что-то блеснуло. Ба! Так вот она, эта фляга! Ну, повезло. Её под моим бдительным надзором хватило как раз на оставшийся месяц - праздновали "по чуть-чуть" каждую смену лагеря.
   С собой мы взяли не весь груз: лодки и часть продуктов пришлось спрятать неподалеку от места нашего лагеря. Однако мы проявили доверчивость и беспечность, сказав работникам из воркутинской экспедиции, стоявшим неподалёку, что мы вернемся. И что же? Когда вернулись, среди продуктов не оказалось сахара, сгущенки и части тушенки. Хорошо еще, что хариус ловился.
   улов [Пучков] Улов. Тут и на уху, и на засолку (малосольный хариус - это нечто).
  
  хариус [Пучков]
   Вот они, во всей красе
   За месяц мы обошли весь массив по периферии. Погода в основном благоприятствовала, хотя в середине августа вдруг навалился циклон, с холодом и снегом. Сохранились фотографии и даже мой рисунок: лагерь в снегу.
  
   []
   В снегу.
  
  
   []
   Лагерь. Снег.
  
  
   Снег дня через четыре перестал идти, вскоре стаял, и мы закончили осмотр контактов массива. Стало ясно, что они двух типов: либо интрузивные, с контактово-метаморфическим ореолом и гранитными инъекциями, либо трансгрессивные, хотя и крутые, до вертикального: между гранитами и белыми, слабо метаморфизованными кварцитами находятся аркозы и конгломераты. Это было очень важно, так как явилось первым неопровержимым свидетельством древнего, доордовикского возраста крупнейшего гранитного массива. В то время имело место сильное увлечение калий-аргоновым методом, который давал как правило палеозойские датировки. Найденный мной факт говорил: Осторожно! Датировки омоложены!
  
   []
   На закате.
  
   Зима 1964-65 гг
  
   Материалы этих наблюдений я изложил в статье, в дальнейшем опубликованной в местном сборнике. Одновременно, огромное время посвятил сбору материалов для аргументации мобилизма, что вылилось в статью "О перемещении континентов", опубликованную в конце 1965 года в журнале Геотектоника (об этом я уже писал раньше). Мне и сейчас практически не от чего отказаться в этой статье, хотя, конечно, сейчас очень, очень многое можно было бы добавить.
  
   Бумажная (скажем красивее: аналитическая) работа захватывала, но приближался полевой сезон - и снова привычно защемило сердце...
  
  
   1965 г. Илычский Поясовой Камень.
  
   Полевые работы 1965 года мы проводили на водораздельном хребте Урала - Илычском Поясовом камне и соседних увалах, вместе с Колей Юшкиным и Женей Калининым. Эта экспедиция позже была замечательно описана в книжке академика Н.П. Юшкина "Уральскими маршрутами" (Сыктывкар, Коми книжное издательство, 1985). Я лишь дополню этот рассказ некоторыми важными эпизодами и комментариями, которые необходимы для связности моего значительно более сжатого повествования.
  
   []
  
   Панорама района работ с седловины г. Нерим-ю. С левого края, еле виден, Поясовой Камень; наиболее высокая гора - Сотчем-Иоль-из, справа - хр. Нерим-Чугра.
  
   Когда обсуждался план работ, я высказался за использование лошадей, поскольку так можно было охватить гораздо большую площадь (в чем я был кровно заинтересован). В ответ было сказано: вот ты их и гони на Урал и обратно.
   Что ж, взялся за гуж...
  
   Аренда лошадей была в это время уже довольно непростым делом. В руководстве страны возобладала точка зрения, что лошади невыгодны: в отличие от трактора, едят каждый день, а грузоподъемность маленькая (и мощность обычно меньше стандартной л.с.). При этом, конечно, не учитывалось, что на мелких работах мощность трактора избыточна (говорят, аналогичная ошибка была совершена позже, когда в народном хозяйстве сделали ставку на крупные вертолеты Ми-8 и Ми-6, в противовес Ми-1, Ми2, Ми-4). Экономическая оценка искажалась и дешевизной горючего. Возвращаясь к лошадям, замечу, что опять же в это время как на грех широко развились пушные зверосовхозы, а зверьки хотели кушать...
  
   Весной 1965 года я выехал в Троицко-Печорский район, имея с собой бумагу с просьбой о содействии от Президиума Коми филиала Академии Наук. Бумага была с гербовой печатью, что немаловажно. Перебрав несколько хозяйств, я сумел арендовать трех лошадей в двух леспромхозах километров в 10-15 выше по Илычу от уже знакомого мне Усть-Илыча и заключил договора. В договорах был лукавый пункт: "В случае утери лошади стоимость ее погашается суммой аренды". Увы, этот пункт нам потом пригодился. Другой задачей была аренда баржи для транспортировки лошадей по р. Илыч как можно ближе к устью реки Укью, от которого путь лежал вверх по течению этой реки к месту будущего лагеря.
  
   На все приготовления ушло недели две. Наконец, мы в сборе. Со мной коногон Юра - коренастый, лобастый, мрачноватый парень из сыктывкарского пригорода; на его попечении три лошади: вороной жеребец Бодрый и две гнедые кобылы Майка и Голуба, а также две собаки, Жулька и Рекс. Жулька - особа чисто дворянских кровей, взята Юрой из дома, а Рекс - крупный молодой пес, почти щенок, помесь гончей и лайки, куплен за три пол-литра у местного алкаша- туберкулезника. История покупки симптоматична. Хозяин отдавал Рекса за бутылку (бери, - дескать, все равно я иначе съем его в лечебных целях). Юра сказал мне, что собака продается за три бутылки. Это был редкий случай, когда окончательная цена оказалась в три раза выше запрошенной, что, впрочем, неудивительно: все три бутылки были тут же выпиты совместно продавцом и покупателем. Впрочем, истинную цену этой собаки мы узнали позже, когда в ней вдруг проснулись гены настоящей лайки.
  
   Наступил момент, когда надо было грузить лошадей на баржу. Хватился: где Юра? Да вот он! Спит на бичевнике богатырским сном (тут как раз в сельпо спирт завезли). Бужу - только мычит. Попытался заводить лошадей по сходням один. Не тут-то было. Лошади боятся сходен, упираются. Собрались зрители. Советуют. Сочувствуют. Но помочь не спешат: всем интересно: как это городской парень управится. Зло меня взяло. Взял ведро, зачерпнул из Илыча, да и окатил холодной водой своего напарника. Подействовало. Вскочил: Что? Кто? Я дал ему в руку повод, сам сзади подогнал - первой завели Голубу, самую спокойную и покладистую. Остальные спокойно пошли за ней.
   Баржа была маленькая, с неглубокой осадкой, мотористы старательные и лихие, и нам удалось без приключений пройти большой путь по живописной реке, мимо высоченных известняковых скал над величественными плесами, через бурливые перекаты. Однако перед Ыджид-Лягой судно стало цеплять за дно, и, наконец, была поломана лопасть винта. Мы поняли, что лафа кончилась, и дальше нам придется двигаться своим ходом. Свели лошадей на берег, на двух завьючили снаряжение и продукты, на третьей ехали по очереди верхом.
  
   В пути потеряли Жульку. На высокой скале, по которой шла тропа, Юра вдруг увидел тетерева. Он поднял ружье, прицелился. И в это время собака с лаем бросилась вперед и спугнула птицу. Юра с досады ударил ее стволом ружья по спине. Раздался выстрел. Собака прыгнула в сторону, сорвалась со скалы, мы услышали затихающий визг, плеск воды, и тишину... Поиски результата не дали. Впрочем, позже мы слышали рассказ о собаке, похожей по приметам на Жульку, которая прибилась к группе туристов. Я был рад за нее.
  
   []
   Р.Укью. Впереди г. Нерим-из.
  
   Дальнейшее продвижение по р. Укью до лагеря не создало проблем. В одном месте, правда, срезали путь и воткнулись в болото, с трудом нашли проход. Переходя через броды, вымокли, конечно, а к вечеру и замерзли, особенно Юра, который предпочитал ехать на лошади в мокрой одежде.
  
   []
   В маршруте. Ордовик в верховьях р. Укью.
  
  
   []
   Саша Буткин. Лирическая минутка.
  
   Стояла хорошая погода, я с энтузиазмом начал маршрутить, но тут случилась беда. Юра не спутывал лошадей (я ему сразу это советовал, но он не послушал). Он стал привязывать их на длинные капроновые фалы. Я потом видел, с трудом веря своим глазам, как лошадь рвет фал: разбежалась - и - дзыннь! Мне и в голову не пришло, что он не умеет путать лошадей (в дальнейшем его пришлось этому учить). Приходим с Саней Буткиным из маршрута, а нам сюрприз: Бодрый и Майка (они из одного хозяйства) сбежали. Спокойная, основательная Голуба осталась. Недолго думая, я взял удочки и соль, бидон с кашей, сел на лошадь и поехал на ночь глядя. Я был уверен, что лошади будут возвращаться тем же путем, что пришли, да и Голуба помнит свой след. Действительно: в трудном месте, где мы искали проход через болото, я просто бросил поводья, и она безошибочно нашла дорогу.
  
   К утру я был на хуторе Укьюдин, где летом всегда жил коми охотник по фамилии Мезенцев (Н.П. Юшкин подсказал имя: Александр Алексеевич). У него была моторка, и это был единственный человек, кто мог бы мне помочь, - поездить по Илычу от Укьюдина до Ыджид-Ляги и посмотреть, нет ли где лошадей. Однако стояла сенокосная страда, и все мои просьбы и посулы разбивались на простой ответ: "Что мне твои деньги? Мне сено на зиму надо заготовить. А у меня рука на войне покалеченная". К счастью, в детстве, проводя лето у бабушки на даче, я мал-мало научился косить. Возникла бартерная схема: я ему кошу, он меня везет.
  
   К тому времени, когда я закончил свой урок, прибыл из лагеря на резиновой лодке Юра, с седлами. Доехали на моторке до Ыджид-Ляги - никого. Тронулись в обратный путь - и вдруг видим на берегу наших лошадей, - темных, лоснящихся, мокрых после купанья: видно, овода и комары выгнали их из леса, где они прятались. Мне показалось, что они даже обрадовались нам; легко дались в руки, и мы двинулись назад.
  
   []
   Учимся путать лошадь (Майка, она же Балерина, с членами отряда).
  
  
   []
   Вьючим.
   Пока мы ходили за лошадьми, наши коллеги не теряли времени и отработали близкую к лагерю территорию и даже сходили в выкидной. Так что пришлось перебазироваться южнее. Начались дожди, проклятие геологов. Сказать по совести, время от времени, после длительной череды изнуряющих маршрутов, когда тело гудит от усталости, дождь с утра воспринимается как Божья благодать: можно подольше поспать и маленько придти в себя. Но с длительным периодом дождей приходит холод, реки вздуваются, ни охоты тебе, ни рыбалки. А главное, невозможно работать.
  
   Неважные у нас дела.
   Нас непогода подвела.
   На мокрой жопе под дождем
   Сидим и все просвета ждем
  
   Никто из нас не чародей ,
   Чтоб дать спасенье от дождей.
   Вот так и выглядит беда:
   Вода, вода, вода, вода...
  
   Я мог бы многое отдать
   Чтоб только солнце увидать.
   Но всем известно, что дожди
   Рифмуются со словом "жди".
  
   А тут новая беда: на переходе к следующему лагерю, на р. Неримью, пал Бодрый. Это был красивый вороной жеребец, горячий, и видимо запаленный. Такие в горах гибнут в первую очередь. Ночью добрались к месту несчастья, где оставался Юра, просидели там под дождем до рассвета, отрезали хвост и уши в качестве вещественного доказательства, что конь действительно пал, а не продан или потерян, забрали вьюки и вернулись в лагерь. Что делать. Надо работать дальше, причем найти способ справиться с работой меньшими силами.
  
   Продрог я, совсем продрог.
   Ревет под скалой порог
   И рядом - лошади труп
   И ночь, как промокший трут,
   Сырая - хоть выжми ее.
   Назавтра - ликуй, воронье!
   Ликуй! Пировать не впервой над мертвым.
   Но я - живой!
   Живой. И пока дышу -
   Злодейку-тоску
   душу.
  
   Дожди продолжались, и не выдержав, мы все-таки двинулись на южную базу, на р. Ыджид-Лягу, где нас уже заждался базист, Володя Пластинин. Мы пропустили все контрольные сроки, а долго сидеть одному в таежном лагере без ущерба для головы - это далеко не каждому дано. Одного из наших сидельцев как-то застали в лодке, подвешенной между деревьями в виде гамака. Рассказывает: "Медведь приходил. Я затаился. Медведь порылся-порылся, потом, видно, почуял меня и пошел прочь. Я - в палатку, хватаю ружье и за ним. Медведь - от меня. Возвращаюсь. Открыл двустволку - а она не заряжена! Вот тут-то меня затрясло. Сделал себе гамак из лодки, там теперь и сплю".
  
   []
   Кварцевые порфиры (те самые) на Илычском Поясовом Камне.
  
   Только вышли, погода стала налаживаться. Путь наш пролегал по платообразной осевой части Поясового хребта, где на карте В.А.Варсанофьевой была нарисована широкая полоса аркозов. Я истосковался по работе; в первый и последний раз в жизни бегал к обнажениям и бегом же возвращался назад, на след, чтобы не шибко отставать. Благо что след трех человек и трех лошадей пропустить сложно.
  
   На первом же обнажении - сюрприз. Вместо аркоза - внешне похожий на него кварцевый порфир: кислый вулканит, с вкрапленниками полевого шпата и кварца. По мере продвижения на юг стало ясно, что эти лавы следятся вдоль по всему Поясовому камню, а аркозов вообще нет. Это резко меняло представление о структуре района. По В.А.Варсанофьевой - это антиклинорий с гранитными интрузиями и метаморфическими сланцами в ядре и симметрично расположенными кварцевыми песчаниками и аркозами на крыльях. Теперь (учитывая данные предыдущего сезона) следовало считать, что это древний антиклинорий, несогласно и асимметрично перекрытый плащом ордовикских отложений, с аркозами в основании.
  
   Дальнейшие наблюдения, проведенные нашей группой, подтвердили трансгрессивное налегание ордовикских отложений с запада на мелкие интрузии, развитые вдоль осевой части древнего антиклинория в его южном погружении. Простирание древнего антиклинория (северо-северо-западное) слегка отклоняется от уральских простираний. Вместе с наблюдениями предыдущих двух сезонов, эти данные уже давали канву для пересмотра представлений о тектонике Центральной зоны Северного и Приполярного Урала, что я и делал, первоначально в докладах молодежных конференций, а уж потом и в более солидных изданиях, в соавторстве с Б.А. Голдиным и Е.П. Калининым с которыми я поддерживаю творческие связи с тех пор и практически поныне (скоро уже -страшно подумать! - сорок лет).
  
   Мы бережем часы, минуты,
   Спешим на радостей огни -
   И так нам горько, что минучи
   И кратковременны они
  
   Но что нам годы, что века нам
   В горах, над грудами морен,
   На подступах к немым вулканам,
   На дне исчезнувших морей...
  
   В базовом лагере полный порядок. Сгрузили пробы, загрузили продукты. Надо было возвращаться на Неримью. Мне вместе с рабочим Володей Пластининым (тем самым, который до этого выполнял роль базиста) предстояло сплыть на резиновой лодке по Неримью, чтобы увезти на кордон заповедника избыток груза, возникший в результате гибели лошади и некоторой нашей нерасчетливости при комплектации снаряжения. Да и проб набрали немало.
  
   Нагрузили нас - по самое "не могу". Но я не возражал, зная, что все оставшееся понесут на себе две лошади и люди. Женя сам руководил погрузкой и обвязкой, причем сделал то, чего я ни раньше, ни позже не делал: пропустил веревки под дно лодки. Поплыли. На первом же перекате, под скалой, острые неокатанные камни, процарапав по днищу, рвут веревки. Пристаем, перепаковываемся, пропускаем огромный брезент все так же под дно, но связываем его уже только наверху, спереди и сзади. Плывем дальше. Новое приключение: на быстром перекате перед нами возникает горизонтально висящий ствол березы. Я упираюсь в него ногами, выжимаю вверх, переворачиваюсь на лодке через голову и остаюсь висеть на дереве. Лодка с Володей спокойно проплывает и скрывается за поворотом. Выбираюсь, злой и мокрый по пояс, иду по берегу. Лодка причалила. Володя ждет, вглядываясь во что-то. А это что там впереди? - спрашивает. А впереди какое-то нагромождение. И река кончилась. Нет ее. Огромные бревна, поленья, хворост - все перемешано, река сочится под них и исчезает как сквозь землю.
  
   Потребовалось минут двадцать, чтобы определить размер бедствия и решить, что делать. Завал метров в триста длиной, обходной тропы нет, похоже, что люди здесь вообще никогда не ходили и не плавали. Разгружаемся, переносим, балансируя на бревнах, ящики, тюки и лодку, загружаемся снова, плывем дальше. Речка становится шире, появляются ямы. На одной, в том месте, где перекат сменяется медленным течением, достаю удочку и быстро, одного за другим, вытаскиваю с десяток хариусов. Усилием воли заставляю себя прекратить увлекательное занятие: улова нам должно хватить.
  
   []
   Если завал не даёт плыть, лодку и груз перетаскивают.
  
   Вечером, в устье реки, у впадения в Илыч, собираюсь варить уху. "Я уху не ем, - говорит Володя. У меня от нее изжога". А я-то столько времени мечтал, что вот кончится непогода, и я наловлю рыбы! Пришлось засолить всю, чтобы не пропала. Малосольный хариус - еда божественная, хотя и не всем поначалу нравится.
  
   Утром часа два трачу на то, чтобы из сухого бревна вытесать топором двухлопастное весло (до этого шли на шестах). Без весла на Илыче - никак: на длинных плесах при встречном ветре может и вверх по течению удуть. Но это мои проблемы. Володя никуда не спешит, я его прекрасно понимаю и второго весла не делаю.
  
   Доплыли до Шежимдикоста, кордона заповедника. Складировали груз - и назад, в базовый лагерь. От устья Ыджид-Ляги, куда нас добрасывают на моторке, идем пешком по знаменитой Сибиряковской тропе. Странно она выглядит. Местами - прямая, хотя и заросшая просека, где-то можно на телеге проехать; местами же - сплошной бурелом, где надо не идти, а лазать через поваленные деревья. Такие плохие участки дороги отвечают местам, где горел лес. А деревья никогда на сгорают дотла; они, мертвые, постоят-постоят, да и падают одно на другое.
  
   Пришли на базу - там полный порядок. Маршруты заканчиваются, топится баня, пакуются образцы. Мы с Пластининым уходим во многодневный выкидной на восток, "в Сибирь", а остальные - на Мань-Пупунер, к высоким каменным болванам, которые пол-сезона маячили перед нами на горизонте тоненькими иглами. Я, надо сказать, завидовал, будучи более чем уверен, что нового случая встретиться с каменными великанами мне не представится. Но в моем полевом дневнике, увы, было слишком много пустых страниц...
  
   []
   Два лаборанта: Коля Юшкин (будущий академик) и Саша Буткин.
  
   []
   Не показать то, чего я лишался, я не могу. Чудо света. Мань-Пупу-Нёр. Столбы, выпиленные природой из ордовикских конгломератов. Это фото было, кажется, в журнале "Огонек" лет 30 назад.
  
   []
   Варится каша, Топится баня. Когда камни раскалятся, над ними ставят палатку, изолируют брезентом, и получается настоящая парилка. Веники - в лесу.
  
   Все. Работа окончена. Ребята строят некое подобие длинной пироги из двух надувных лодок, соединенных кокорой (это тонкий длинный ствол дерева со специально сохраненным корневым отростком). Кокору продевают под лодки, скрепляют веревками, а на корень прибивают доску, вешают небольшой лодочный мотор - и-и, с ветерком!! Нам же с Юрой достается самое трудное: гнать лошадей назад, домой. Да еще с Голубой беда: не уследил коногон, набили ей шишку на крупе седлом; грузить ее нельзя. Правда, и груза у нас немного, а жратвы вообще еле-еле.
  
   []
   Вершина инженерной мысли. Под лодками - кокора (лесина с корнем, к которому прибита доска под мотор). Коля Юшкин, Женя Калинин, Саша Буткин.
  
   Тринадцать дней шли мы по берегам Илыча, то по бичевнику, то по лесной тропе, а то и в обход по скалам. Из-за дождей река вздулась, устья речушек превратились местами в эстуарии, удлинявшие наш путь. В одном месте уперлись в горелый лес, на котором уже выросли березы - тонкие, но столь густые, что Юра, сходив в разведку, возвратился не только не найдя проход, но и и потеряв поясной ремень. Построили небольшой плот, чтобы переправиться на другой берег. Лошадей согнали в реку. Поплыли. Чувствуем - плотик накренился. Это, оказывается, Рекс залез на плот: неохота ему, лентяю, вплавь. А вообще-то мы им очень довольны. Из щенка-подростка он превратился в настоящую охотничью собаку, со всеми инстинктами и навыками лайки. При наших скудных съестных припасах это немало.
  
   И вот уже до леспромхоза, где надо сдать Голубу, по берегу остается 30 км, а напрямую - всего лишь 4. Решаем попробовать напрямую. Воды много, болота вздулись. В первом же болоте Майка ложится и больше уже не встает. Мы в трансе. Но поднять лошадь, если она сама прекратила попытки встать, человек не может. Путаем Голубу, снимаем с Майки груз. Ставим палатку на островке посуше и ложимся спать. Несмотря на усталость, спится вполглаза. Рано утром что-то сбрякало. Выглядываю: пара наших гнедых преспокойно пасется метрах в двухстах. Майка, хоть и не спутана, от Голубы не ушла. Сдружились за лето. Да и, поди, страшно одной.
  
   Решаю идти за проводником. Кое-как, местами по колено в болоте, добираюсь. В леспромхозе находится охотник, который вызывается помочь. Идем каким-то более длинным, но легким путем. У Юры первый вопрос: Бутылку купил? - Будет тебе бутылка, только до места дойти. Пока я отсутствовал, Юра скормил Рексу последнюю банку тушенки из оскудевшего НЗ. Давненько пес досыта не ел. Пошли; местами вода стоит даже там, где летом обычный беломошный бор. Однако грунт твердый. Впереди белая собака проводника бежит. Зачует тетерева - останавливается, подлаивает. Проводник - с добычей. Сытый Рекс позорно плетется сзади. Да и кто собаку перед охотой кормит? Но Юра злится, гонит его вперед. Без толку. Тогда он поднимает ружье и в ярости орет: Вперед! Застрелю! И наводит ружье на собаку. Все. Сейчас раздастся выстрел.
  
   Мои подчиненные не могут похвастаться, что слышали от меня хотя бы одно матерное слово в свой адрес. Но тут что-то со мной случилось. Я обложил коногона такой махровой бранью, что у него глаза от удивления полезли на лоб. Ружье переместилось в мою сторону...замерло...опустилось.
  
   Вечером за бутылкой водки Юра благодарил меня за то, что я спас собаку. А за Голубу нам досталось от ветеринара. Что же касается Майки, то она недаром заслужила у нас вторую кличку: Балерина. Изображать умирающего лебедя была ее коронка. Благодаря этому она и сохранилась гораздо лучше Голубы. Вот такая мораль.
  
   Балерина, И-го-го!
   Под огромным вьюком ты шатаешься, словно тень.
   Балерина, И-го-го-го!
   Ты и полдня не пройдешь - упадешь -
   Это ясно, как день.
   Балерина, И-го-го!
   В экспедиции слабые дохнут: суров закон.
   По болотинам, по камням.
   По валежинам, по корням
   Еле ноги несла Балерина!
  
   Балерина, И-го-го!
   Вот и кончилось лето - и это прошло, друг мой.
   Балерина, И-го-го-го!
   Небо серое плачет -
   И значит - пора домой
   Балерина, О-го-го!
   Что с тобою случилось? Откуда явилась прыть?
   По болотинам, по камням.
   По валежинам, по корням
   Как пошла танцевать Балерина!
  
   песня
   ...........
   Далее: Глава 5. Врастаю в регион.
   Продолжение следует.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"