Я досиживала лекцию у Кондорской, изнывая от жары и скуки.
Лекции порой казались настоящим испытанием для моих нервов. Я начинала прислушиваться к шуму каштана за окном, словно в нем заключены далекие отголоски ядерного взрыва. От упавшей на пол ручки вздрагивала, как от петарды.
Сегодняшняя пара не стала исключением, к тому же сдвоенная. Только на сей раз я принесла с собой наушники и включила плеер в телефоне. Спать хотелось до одури. Группа копошилась над пособием, переписывая особо значимые места. Через полчаса по очереди начнем делиться тем, что нам показалось непонятным, над чем стоит помедитировать вечерком, а что запомнить, как отче наш.
Радовало одно. До конца курса осталось четыре дня занятий. В то, что заваленный экзамен станет достойным основанием для моего отсева, я уже не верила. После того как меня хитростью привлекли к антитеррористической операции, было глупо на это рассчитывать. Пора было смириться, но не получалось.
Димка толкнул меня локтем. Слов я не слышала, он раскрывал рот, как рыба.
- Что? - я вытянула из ушей наушники.
Он постучал костяшками пальцев себе по лбу.
- Ну ты совсем что ли?
Я надела наушники и отвернулась. Он снова меня толкнул.
- Тебя никто не будет тащить за уши. Четырнадцать человек по моим подсчетам вылетят - на всех мест не хватает.
Я сидела рядом с Димкой, нашим старостой и специалистом по взлому секретной информации. Хотя лучше сказать, это он со мной сидел. С первых занятий он постоянно цеплял меня, то пытаясь вызнать, почему мой файл засекречен, то узнать есть ли у меня парень, то просто исподтишка проверял направление моего дара. Ведь про остальных прошедших строгий отбор Кондорской, он знал все.
Его неутомимый интерес подогревали вдобавок мои пропуски занятий, на которые закрывали глаза. А так же, как выразился программист, - симпатичная мордашка и стройные ножки. Про последние причины мне знать не хотелось, но Димка считал иначе. После занятий он набивался в провожатые или приглашал в кафе, получая раз за разом отказ, но нисколько не расстраиваясь по этому поводу.
- Ну и отлично. Буду только рада, - ответила я.
В класс постучали.
Кондорская подняла голову на вошедшего, которого скрывал встроенный шкаф.
- В чём дело?
- Добрый день, Раиса Григорьевна. Мне нужно забрать Осипову и Ярмолаева, - проговорил мужчина торопливым голосом.
- Оперативная нужда, - добавил он под действием её взгляда.
Что-то стряслось. Мы переглянулись с Димкой. Он был также удивлен, как и я. Кондорская перевела на меня свой невыносимый давящий взгляд.
- Осипова и так отстает от остальных. Не вижу оснований отпускать её прямо сейчас, когда звонок через десять минут.
Она была из тех преподавателей, которые считали свой предмет самым важным.
- Вальдемар Антонович просил срочно...
У меня ёкнуло сердце. Нечто подобное я ждала. Но все-таки еще есть надежда. Не может все закончится так нелепо!
- Хорошо, но вам, девушка, еще отрабатывать все пропуски и этот тоже. И не рассчитывайте на свое особое положение. Либо вы сдадите мне самостоятельно, без посторонней помощи, либо завалите предмет.
На Димку Кондорская внимания не обратила, и он вышел из класса, прикрываясь моей спиной.
Выходные прошли в полном вакууме, без информации и общения. Два звонка от Игоря пять минут в общей сложности за достаточное количество общения я не считаю, скорее издевательство. В номере подключили камеры видеонаблюдения и прослушку телефона. Я чувствовала себя пленницей, вкупе с участницей телешоу "За стеклом". Ах да, еще над душой висел назойливый телохранитель, но с этим я готова была смириться, потому как Вадим, как и его напарник, Михаил Дмитриевич, оказались вполне нормальными адекватными людьми.
Управление ничуть не изменилось, встречало с особой любовью и теплом, как мачеха докучливую падчерицу. С тем же дружелюбием встречали и оперативники, с которыми мне довелось познакомиться.
Минский стоял ко мне спиной, всматриваясь в пейзаж за окном. Его окно выходило на бескрайнее залитое солнцем поле и лес.
Он принимал в своем кабинете, хотя запашок от сдохшей мышки еще резал нюх.
- Можешь сесть, - от резкости в его голосе у меня свело скулы.
- Я лучше постою.
Он развернулся.
- А я сказал - сядь! Нам нужно серьезно поговорить. Хватит игр, - он сбавил тон, что дало прямо противоположный эффект.
У меня возникло ощущение на интуитивном уровне, что если я сяду, то проиграю первый раунд, о котором кое-кому забыли объявить.
- Я вас внимательно слушаю, - я внутренне сжалась, ожидая взрыва эмоций.
- Сколько можно вас учить? К старшим совсем нет уважения? Всё амбиции, амбиции! Может, стоит немного натянуть поводья и унять гордость? Тем более, что я иду на многие уступки, вожусь с вами, как с маленькими, вместо того чтобы выдрать как сидоровых коз к чертовой матери! - последние слова вылетели из него с хрипом и подозрительным свистом.
Я скрестила руки на груди. Такие, как он, говорят и делают многое на публику, так что попридержу извинения.
Он отпер сейф и налил себе коньяк в рюмку. Выпил и повернулся ко мне с немым укором.
- Мне давно уже следовало отправить тебя к психологу, а Астафьева уволить.
- Чтоб не путался под ногами?
- Ты еще слишком молода, чтобы понять меня и уж тем более судить. Вот поживи с мое, посиди в кресле начальника, когда одному надо подмазать, другому по шее дать, а третьему... А! что говорить, ты же все про себя решила? - он хлопнул дверцей сейфа с такой силой, что у меня зазвенело в ушах.
- Я согласился на курсы только для того, чтобы ты освоилась немного, свыклась, так сказать. Но не думаете же вы, что я считаю, что они тебе дадут хоть что-то?! Ты и так вполне способна действовать в критических ситуациях - ты доказала это более чем необходимое количество раз, и не смотри на меня так.
Я подошла к статуэтке, стоящей на холодильнике в углу, и покрутила её в руках. Зачем он все это говорит, если всё решил? Меня накрыло ощущением падения. Даже в грудной клетке заныло.
- Мне просто везло. Я не готова. И я не хочу! - я оставила статуэтку в покое.
- Даша, я же не требую, чтобы ты приступала немедленно. Постепенно, потихоньку ты привыкнешь, пообщаешься с Еленой Петровной, она опытный психолог...
Я развернулась к нему лицом.
- Не хочу я НИ С КЕМ общаться!
Он сощурил глаза.
- Я хотел, чтобы мы поговорили, как старые приятели, но, видимо, так не получится.
На приятелей не кричат, чтоб он знал.
Он был очень зол, но старался скрыть это. Будто его уязвили в самое больное место.
- Поверь, работать со мной для тебя лучший вариант. Сама знаешь.
В сущности между Минским, Беленьким и прочими нет разницы - финал для меня будет один.
- Вы уже говорили.
- И еще раз повторю, а ты послушай!
Минский выдохнул и опустил глаза к сложенным в замок рукам.
- Я много в жизни повидал, поверь мне. Думал еще много во мне сил, но возраст берет свое, все чаще сердце прихватывает, та же треклятая бессонница, брюзжу как старик. Что поделать, Даша? Я такой, какой есть. Но для всех вас я хочу только хорошего, может, в разрез с вашими представлениями. Вы, молодые, мыслите из позиций максимализма, я же смотрю с перспективой. Позже поймете мою правоту.
- Присядь и выслушай старика, садись-садись, я не долго.
Я опустилась в глубокое кресло, удивляясь усталости охватившей меня до кончиков дрожащих пальцев.
- Ты знала, что у Игоря погибли родители во время той серии терактов в Москве? Не знала. То-то и оно... Ты многое о нем не знаешь. А может, он просто не считает нужным ставить тебя в известность?
У меня в груди похолодело.
- Зачем вы мне это говорите?
- Хочу, чтобы ты сняла розовые очки.
Я нахмурилась, не в состоянии изобразить удивление.
- Да-да не отрицай, я все знаю. Да и трудно не понять, я ж не дурак, честное слово? - он улыбнулся и покачал головой.
Внезапная смена настроения Минского сбивала с толку. Он по-прежнему был не в духе, но словно наступил на горло собственной гордости.
- Эх, Даша-Даша. - Минский по-медвежьи навалился на собственный стол. - Ты у него не первая и не последняя. Поиграется и бросит, прости за прямоту. Ты добрая хорошая девочка, заслуживаешь лучшего. Сколько у него было этих романов и романчиков? Уйма. Мужики горазды пудрить мозги. Но ты же не из тех, кто покупается на дешевые приемчики?
Не дождавшись ответа, он продолжил.
- Он не пара тебе. Лучше понять сейчас, чем обжечься и разочароваться позднее. Игорь не должен был нарушать мои указания, не должен. Я во всем виноват - не усмотрел, не остановил...
Он замолчал, словно впав в глубокие размышления.
- Я, наверное, пойду, - я поднялась с кресла, ноги плохо слушались. Ощущение, что на меня вылили ведро склизкой дряни, холодило грудь.
Я потянула ручку на себя, когда Минский меня окликнул.
- Задержись на минуту.
Мне пришлось закрыть дверь перед собственным носом.
- Не хочу, чтобы ты услышала из чужих уст. Я подписал приказ о переводе Игоря в Самарскую область. Там освободилась вакансия начальника ГУВД, хлебное спокойное место, очень хороший вариант, если для тебя это важно. Да, еще... Дело теперь на Игоре и он твоей помощи просить не собирается, - он покачал головой, - но, думаю, понимаешь, что без тебя нам не обойтись.
***
Я бежала по коридору, от шока перестав ощущать что-либо. Вот к чему все эти проникновенные речи! Как будто мне есть до них дело. Если б он знал меня ближе, то наверняка изменил стратегию, и мне труднее было бы продраться сквозь пролитую грязь. А так... Могу сказать одно: у всех есть прошлое, каждый что-то скрывает глубоко в себе - имеет на это право. И не мне судить и упрекать. И еще: мне без Игоря не выжить на этой работе.
В кабинете оперов витал мрачный похоронный дух. Мужчины собрались около окна, рассевшись на столах и вдоль подоконника. С моим появлением разговор оборвался. Здороваться я не стала. Зачем смущать людей, испытывая их вежливость?
Из кабинета Игоря вышла Тамара. Увидев меня, она сдавила стопку листов и поддалась общей болезни.
- Можешь так не спешить. Всё что могла ты уже сделала, - сказал Сухарев.
Я показала ему средний палец и, пролетев мимо Тамары, которой очень хотелось добавить к сказанному, постучалась в дверь. Не дождавшись разрешения, я вошла.
Игорь был не один. Тесную клетушку кабинета заполняли своим присутствием трое незнакомых мужчин, Кирилл и Димка, создавая липкое ощущение переизбытка народа на квадратный метр помещения. Я попятилась. Мужики вылупились на меня, как на крабовый салат, вместо традиционного оливкового в новогоднюю ночь. Взяв себя в руки, я подвинула стул и села рядом с Димкой.
- Мне сказали зайти, - пояснила я свое поведение.
Ноутбук, развернутый к собравшимся, проигрывал видеозапись.
По центру сидел побритый налысо парень с курчавой бородой. В сидячем положении его удерживали толстые веревки, которыми он был примотан к стулу. Объектив камеры показал его лицо крупным планом, под кровавыми подтеками были содранные бордовые корки, от старых побоев. Рядом стояло два мужика в масках. Парень держал газету, которую успели несколько раз показать крупным планом. Блеснуло лезвие ножа... Игорь развернул к себе ноутбук и в кабинете установилась тишина. Я сглотнула. В ушах еще стоял звук, с которым нож резал горло.
Триллеры, боевики, не говоря уже об ужастиках, для меня находятся под строгим табу. Не та нервная система, чтобы мучить её инсценированным насилием. Но одно дело, снятое кино, с актерами, накладными ранами, кетчупом вместо крови и совсем иное - реальное убийство, снятое бездушными ублюдками.
- Давайте соберемся после обеда, все равно толку мало, - сказал Игорь, пряча от меня глаза.
- Потом, так потом, - средних лет мужчина, на вид типичный электрик, в сером халате на пуговицах, сгреб под мышку ноутбук.
- В кои-то веки пообедаем.
Николаенков вскочил и опередил всех на выходе.
Сцена убийства стояла перед глазами, как отпечатанная на внутренней стороне век. Я поежилась, прогоняя наваждение.
- Минский сказал, тебя переводят, - сказала я, как только мы остались одни.
- Я не хотел по телефону говорить, - сказал Игорь.
Он с опаской следил за мной.
Чушь, которую нес Минский даже вспоминать не хотелось, но она упорно лезла в голову, подтачивая обиду.
- И что, тебя, правда, переведут?
Игорь вздохнул.
- Да, - выдавил он после долгой паузы.
Я сглотнула соленый ком в горле.
- И ты уедешь?
По его лицу прошла тень, вспучив желваки на скулах. Он опустил глаза и долго не решался их поднять на меня.
- Скорей всего.
Слезы застлали глаза, хотя я пообещала себе не плакать, а пытаться найти выход из ситуации. Выход всегда есть, его можно сразу не заметить, но он есть.
Мы никогда ничего друг другу не обещали. Могу ли я просить его остаться? Хочет ли он сам этого, способен ли бросить работу?
Комок соли начал увеличиваться в размерах, прерывая дыхание и сдавливая горло.
- Так просто? - спросила я.
- Если захочешь, мы сможем видеться. Самара не так далеко от Смоленска, - он говорил с придыханием, мышечным усилием выпихивая слова.
Его послушать, так он воланчик, который летит направленный ракеткой или по прихоти ветра. У меня заклокотало в груди. Хотелось вскочить и устроить сцену с биением посуды и неврастеническими визгами. Ведь фактически он бросает меня.
- Как скажешь.
Я ушла к окну. Слезы полились по щекам, как из переполненной чаши. Я напряглась, сведя дыхание к минимуму. Рыдания готовы были прорваться и заколотиться о грудную клетку, сдавливая горло горячей лапой.
В дверь громко постучали и тут же вошли.
- Игорь, мы с ребятами собираемся в столовую. Ты с нами? - голос Тамары трудно не узнать. Она говорила с вызовом, словно предъявляла ультиматум. Либо он едет с ними, преданными сослуживцами и боевыми товарищами, либо променивает на меня, недоразумение и выскочку, из-за которой его выгоняют с любимого места.
- Нет, езжайте без меня.
Я украдкой вытерла слезы.
- Но Игорь, как же так?! - воскликнула она с укором.
- А в чем дело, я не пойму?! - он тоже повысил голос.
Тамара потопталась на месте, скрипя половицами.
- Тебе же надо поесть, - ответила она заикающимся голосом, подрастеряв боевой запал.
- Уговорила - смотаюсь попозже. Хорошо? - в его голосе мелькнула нить сарказма.
- Как хочешь.
Каблуки впились в мягкую структуру линолеума, с грохотом хлопнула дверь.
- Они желают для тебя лучшего, - сказала я чужим, словно из трубы голосом. Они правы. Я испортила ему жизнь и продолжаю портить.
Но еще не поздно убраться.
- Даша подожди, - Игорь соскочил с кресла и потянулся ко мне.
По ту сторону двери, отделявшей огромный кабинет оперов от кабинета начальника, царило оживление: сквозь стену долетали обрывки фраз, захлопывали ящики столов и от души спускали дверь о косяк.
- Мой перевод что-то изменил?
В смысле?!
- Между нами, - добавил Игорь, и дернул плечом словно мальчишка, которого принуждают участвовать в глупом выяснении отношений.
Нет, секс как всегда будет отличный.
- Для меня - да.
Он поднял глаза, хотя я почти чувствовала как тяжело ему, ведь прятать чувства так чтобы они не читались по мимике очень тяжело. Какова вероятность того, что он чувствует искреннее сожаление или отчаяние? Ведь только дураки верят, что расстояние усиливает чувства!
У меня дрожали веки. Я смотрела в пол, собирая силы в кулак, чтобы сосредоточиться на формулировке вопроса.
- Игорь, мне надо знать, насколько я тебе интересна?
- На очень много, - его голос распадается хрипотой.
- Поставлю вопрос по-другому. Нас связывает секс или что-то большее?
- Дааааша, что с тобой делать? - он упер в меня взгляд, смущая.
- Ответь.
- Хочешь правду? Надеюсь нечто большее.
Напряжение ушло, вытекло через щель под дверью. Я вздохнула и смогла снова почувствовать ту хрупкую связь, которая нас соединяла, которую я так боялась потерять.
- Я не хочу, чтобы ты уезжал, - я все-таки смогла сказать, нарушив обещание перед гордостью не выпрашивать жалости.
Он прижал меня к себе. Стало намного легче.
- Я тоже не хочу, - он гладил мои волосы, орошая макушку поцелуями.
Слезы прорвали сухую плотину, непрочную, на которую я возлагала большие надежды.
- Как я буду без тебя там? - спросил он шутливо. - Умру с тоски.
- Да, как же, так я и поверила, - проговорила я и всхлипнула.
Игорь отвел меня к своему креслу и усадил к себе на колени. Я спрятала лицо в вихре коротких мягких волос.
Он не обещал, что все будет хорошо, что все наладится со временем. Иногда бывают ситуации, когда лучше быть честным.
Успокоившись, я смогла вспомнить мучившую подсознание мысль.
- Игорь, кто был на той видеозаписи? - "кого убили" произнести я не смогла, язык не повернулся.
- Тебе это знать не обязательно.
- Это связано с Макосинцем?
- Нет, не связано, - он ответил так, словно пытался переспорить меня. Лицо его оставалось бесстрастным, но смотреть в глаза он избегал.
- Ты знал парня, которого убили?
- Даша, давай ты не будешь задавать вопросов, ответы на которые тебе знать не нужно, - Игорь практически столкнул меня со своих ног - мы стояли напротив друг друга, но померяться взглядами не удалось, он улизнул к своему столу.
- Посиди здесь, я скоро вернусь, - сказал Игорь и ушел, нет, сбежал от меня.
Я попыталась разозлиться на него, но бросила это пустое занятие. Правда заключается в том, что я не хотела знать подробности о смерти парня, заснятой на камеру, также как не хотела знать о том, что произошло в логове террористов. За прошедшие в безмятежном неведении дни я часто ловила себя на мысли: выполнил ли Поэт задуманное? Убил своих дружков-уголовников?
Ведь именно об этом говорил Игорь с Усачевым. Каждый раз приходила к выводу - наверняка, и, оборвав рассуждения, старалась переключиться. Зачем мне знать? Изменить я уже ничего не смогу, надо оставить прошлое в покое. Капая и капая, моя докучливая совесть, подтачивала сомнения и множила догадки.
А что если из-за моей трусости кто-нибудь пострадает, или уже пострадал? Как я буду смотреть Игорю в глаза и не чувствовать себя мерзкой трусихой, достойной лишь призрения?
Ощущение, что я причастна к смерти этого парня, навалилось с новой силой, как запах стойкого ядовитого парфюма, от которого трудно избавиться. Начиная с Николаенкова, который бросил заинтересованный взгляд, короткий, но достаточный, чтобы зародить сомнение. Он словно выжидал моих действий, проверял, поняла ли я что произошло.
Росчерк страха провернулся под сердцем и прижался к желудку. Из смежного кабинета не доносилось ни звука - я сидела в полнейшей тишине, которая, еще секунда, зажужжит в ушах.
Игорь ведь не обидится, если я спущусь на первый этаж?
В приемной витал дух ленивого блаженства, когда рабочий накал спал и можно расслабиться, развалившись в кресле, либо скоротать время за разговором. Створка окна была распахнута, впуская бодрящие дуновения ветра и трели птиц, которые заглушала секретарь своим бормотанием и дробным стуком по клавишам старой клавиатуры.
Зульфия Шайхзамановна выискивала буквы на клавиатуре, то и дело, проверяя строчку на мерцающем экране. Дух ленивого блаженства минул её стороной.
У неё были крупные тяжелые полные руки, мышцы которых трепыхались, как холодец, во время движения. Шелковая офисная блузка ей была маловата, и она, чувствуя это, поправляла короткие тесные рукава, сползающие к плечам. Свои мучения она подтверждала вздохами.
- Вальдемар Антонович занят, Дашенька, - сказала она, не отрывая пристального взгляда от монитора.
- Мне нужно время скоротать, вот я и спустилась к вам, - ответила я, надеясь привлечь к себе внимание.
- Печенье будешь с чаем?
Есть я хотела зверски, но отрицательно покачала головой.
- Спасибо, так замучили на этих курсах, что мне хочется лечь и умереть, - мне даже врать не пришлось.
Приспустив с переносицы очки, она наградила меня обеспокоенным взглядом.
- Бедная девочка... Я с самого начала Вальдемару сказала, что ты еще слишком молода для серьезной работы. К тому же у тебя преподает эта ужасная женщина, - добавила она шепотом, загородив рот мясистой ладошкой.
Некоторые привычки, особенно вредные, сопровождают нас до старости.
- Да, Раиса Тимофеевна - очень строгая. За глаза ей дали кличку "демон в юбке", - сказала я, нависнув над барьером, который отгораживал рабочее место секретаря.
Она захихикала, потом, словно опомнившись, напустила на себя приличествующий возрасту вид.
- Может, все-таки съешь печеньице?
Я нагребла целую ладонь шоколадного печенья, которое тут же стало таять у меня в руках - иначе бы она каждые пять минут пыталась меня им накормить, отвлекаясь от беседы.
- Спасибо - съесть бы теперь.
- Ешь на здоровье. И что, сильно она вас мучает?
Я закатила глаза и вздохнула.
- Ужасная женщина. От дачи отказалась, как стукнуло пятьдесят пять - тут же собрала вещички и на пенсию. Сказала, что она, видите ли, не собирается ждать, пока ей скажут в лицо!
- Надо же!
Не смотря на педагогический опыт и солидный возраст, Зульфия Шайхзамановна оказалась горазда на сплетни. Решающую роль сыграло то, что она с Кондорской терпеть друг друга не могли. Об их стычках судачили от уборщиц до интеллигентных аналитиков.
Она высказала мне все, что думает о Кондорской, и, успокоившись, достала платок и обтерла вспотевшее лицо.
- А что же тебя не увезли в отель? Погоди, я спрошу Вальдемара, - она сняла трубку.
- Нет-нет, не беспокойтесь, я подожду, не надо, просто машин нет, - затараторила я.
Она свела брови, но трубку положила.
- С обеда вернутся, и кто-нибудь отвезет меня, - добавила я более спокойным тоном.
- А телохранитель, он где? Тоже обедает? - она продолжала хмуриться.
Зульфия Шайхзамановна была в курсе всех происходящих событий. Более того, она была преданна Минскому.
- Он с охранниками на проходной. Здесь же со мной не может ничего случится - вот он и остался.
- А, ну тогда ладно, - она вроде бы успокоилась, черты лица расслабились и снова приняли радушный вид.
- Тут все сами не свои: расстроены, смотрят голодными волками, - я вздохнула. Слезу пускать я воздержалась - боялась переиграть.
- А ты что ничего не знаешь?!
Я вытаращила глаза и подалась вперед, дожевывая печенье, тут же потерявшее вкус. Ламинированная доска, которой был оббит барьер, скрипуче вздохнула - я сбавила нажим.
- Вальдемар тебе не сказал? - она сощурилась. Опять закрались подозрения.
- Он пытался, но..., - боковым зрением я заметила, что она сделала нужные мне выводы, и продолжила, - Я видела только эту ужасную запись.
Она содрогнулась.
- Он был таким замечательным мальчиком. Как ты, пришел сразу после училища. Всегда интересовался моими делами, возил на дачу, когда мог, - она опустила голову и вытерла слезы, выступившие на глаза, - его мать была моей ученицей, я её сразу узнала - практически не изменилась.
- Как же это случилось, за что его так? - я вернула её в нужное мне русло разговора.
- Его раскрыли. Валентин всегда был жестоким, а теперь и вовсе стал зверем, прислал запись, где убивают бедного мальчика и сказал что это только начало.
За дверью Минского послышался голос Игоря - он приоткрыл дверь, но задержался на пороге.
- Кто такой Валентин?
Зульфия Шайхзамановна тоже обратила внимание на открывающуюся дверь шефа.
- Пушкин ваш. Хотя у меня язык не повернулся бы назвать именем великого русского поэта столь ничтожного человека.
Значит, я была права, вот черт! Смерть парня связана с Макосинцем. Он собирал сведения для УФСБ у того под носом, за что его и убили. Вот откуда в Управлении были в курсе приезда Поэта и предстоящей "акции".
- Я же просил подождать наверху, - сказал Игорь.
Он мог слышать, что говорила Зульфия Шайхзамановна. Или нет?
- Ты сбежал и бросил меня одну, - ответила я и поймала взгляд Минского, которому словно блоха на зуб попала.
Повисло неловкое молчание. Минский закрыл свой кабинет, а Зульфия Шайхзамановна, стараясь тоже собраться побыстрей, бегала в своем закутке, скидывая бумаги и врезаясь то в стул, то в кресло. Печенье в количестве трех штук, заляпало ладонь шоколадом и крошками, но выкинуть его или вернуть в тарелку, стоящую за барьером, стало бы верхом беспардонности.
- Тебе еще надо на лекции?
На Игоря воззрилось три пары глаз - он усмехнулся.
- Нет, - соврала я и спрятала грязную, занятую печеньем руку за спину - как раз вовремя.
- Тогда пойдем, - Игорь поймал мою ладонь и потащил в коридор.
Когда мы оказались в его кабинете, он запер дверь на ключ.
- Значит, хочешь все знать?
Я сжалась. Таким злым я его никогда не видела.
- Не молчи!
- Нет.
- Что, нет?
- Я не хочу ничего знать - ты доволен?
- Нет!
Он кричал, отчего у меня заслезились глаза. В груди стянуло тугим узлом.
- Если хочешь знать, как обстоят дела, то я тебе сам расскажу - не надо выспрашивать сплетни.
- Я спрашивала у тебя, если ты забыл.
- Нет, я помню. А ты забыла, что с тобой было в машине?
Я взяла себя в руки, обида сменилась равнодушием.
- Припадок? - я криво улыбнулась.
Он подошел к столу и вытащил из верхнего ящика пачку сигарет.
- Ты меня напугала тогда, - в его глазах стояла боль, которая быстро сменилась злостью.
Я подошла к Игорю, близко.
- Прости, мне не стоило у неё спрашивать.
Он смотрел на меня из-под лба, но взгляд его стал менее хмурым.
- Мы без тебя разберемся - не лезь больше.
- Хорошо.
Я обняла его. Он вздохнул и пригладил мои волосы.
- Может, еще не поздно улететь в Африку? - сказал он отрешенно.
- А меня с собой возьмешь?
Игорь подкатил кресло и усадил к себе на колени. Кресло заскрежетало, но выдержало.