|
Вниз по коридору, узкому, с сырым вязким воздухом, пропитанном бомжатиной, никотином и мочой... Вниз, скорее вниз. Окружающие стены давят тяжестью серого бетона, окрашенного в тоскливые казённые мутно-зелёные и не более чистые синие тона, испещрённые наскальной живописью образца конца двадцатого - начала двадцать первого веков.
Вниз. Там свежо. Там нет серости. Там яркое солнце, там ласковые волны ветра разбиваются о тело, смывая смрад подъезда, там дети весело играются в квадрате двора, там звучит их смех, а в глазах - чистейший свет, пролитый откуда-то свыше.
Девять ступеней вниз, два шага - поворот на площадке, ещё девять шагов по ступенькам вниз. И ещё. И ещё. Скоро дверь. Тяжёлая, металлическая, надёжно оберегающая мир от хищной плесени подъездов.
Последние ступени до жизни. Последние ступени из тьмы.
Холод железа и напряжение мышц, с трудом открывающих дверь. В лицо - прохладный поток воздуха, спасительный, чистый. Глаза рефлекторно жмурятся от яркого света. Последний шаг - за порог. Здравствуй, улица! Дверь позади с лязгом стыкуется с магнитом замка, плотно отсекая нечистоты тьмы от жизнетворящей силы природы.
Открыть глаза: постепенно, медленно, давая им приспособиться к свету.
В ушах - давящая тишина, прерываемая скорбным криком ржавой качели. И нет солнца... И ветер какой-то чужой, нездешний. Он никогда не был таким колючим, холодным. Не швырял в лицо горстями прах истлевшей пыли. И где дети?.. Где их смех звонкий, весёлый?!..
И не шуршит листва... Деревья стоят тощие, измождённые, чёрные, изогнутые чудовищной силой... Когти их переломанных веток скребут по стёклам в попытке аккомпанировать истерической агонии умирающей в муках ржавой качели.
Что произошло?!.. Что стало с миром? В чём он так изменился?.. Неуловимо, крадучись, постепенно накапливал сумрак, чтобы вот так вот вдруг - раз! - и прорваться?..
Щёлчок зажигалки, жадная затяжка. Почти мгновенно тающее на губах тепло от хрупкого язычка огня. Табачный дым наполнил лёгкие, проник никотином в кровь и разнёсся по телу. Так немного легче, так немного светлее. Жаль, что ненадолго.
Пустая пачка смята в кулаке. Тридцать шагов до переполненной урны. Голодные и дикие глаза плешивой кошки, потрошащей пакеты в поисках съестного. Комок мятой бумаги улетает в груды мусора, а кошка лишь поджимает рваные уши вплотную к голове.
Серость расплывается по городу. Серые дома, серые авто, серые прохожие с серыми лицами без улыбок.
Мысль: мир умирает, выгорает. Скоро рассыплется в труху, - никому не нужную груду бесцветного старья.
Обратный путь от ларька - пожалуй, занимает даже больше времени, чем до него. Походка нетороплива, руки в карманах, лишь глаза ищут что-то вокруг. Но не за что взгляду зацепиться - кругом раскинулось серое море.
Непонятная обида поднималась из глубин души. В висок било болью осознание того, что теперь солнца нет, и света нет яркого, и ветра ласкового, тёплого, и дети не смеются больше... Но самое страшное - исчезли улыбки. Теперь их тоже нет!.. Улыбок - нет!..
Мысль: где эти люди потеряли улыбки?.. Что сделали они со своими губами и лицами, что теперь на них только выражение скорби?.. И кто спрятал солнце, украл листья с деревьев?.. Куда делось лето, если весна едва-едва кончилась?!..
Мышцы устают, деревенеют от долгого лежания на полу, а взгляд изучает потолок, его трещины, редкие пряди паутины, раскачиваемые невесть откуда взявшимся сквозняком. До жути дикое желание курить, но сигареты кончились, их докуренные до самого фильтра останки странным многобашенным сооружением поднимаются из пепельницы.
В потолке медленно, вальяжно, зная, что её некому остановить, расползается новая трещина.
Сознание постепенно скатывается в сон, мысли лениво бегут по кругу, часто сбиваясь, наскакивая одна на другую, переплетаясь так, что рождалось что-то третье, тут же тонущее в вязкости бытия.
Странная аналогия гаснущего "эго": а ведь и мир так же покрылся трещинами, поблек, покрылся кривыми спинами чёрных линий...
Снятся: чистое небо и жаркое, но не злое солнце; бескрайнее поле белых лилий, облюбованных цаплями; грациозные птицы кружатся над горизонтом, ласкают закат взмахами огромных крыльев...
Утром сон не желает забываться. Перед глазами - как наяву! - прекрасные длинноногие цапли, плавно машущие крыльями... Было бы прекрасно, если бы они обняли душу, приняли в гнездо из мягких перьев искалеченное сердце...
Мысль: где место, полное счастья и тепла, если здесь нет света? Творец, ответь честно - где тот мир, в котором впервые открылись глаза?..
Безвкусная жидкость с лёгкой примесью ржавчины судорожными глотками устремляется по пищеводу в желудок.
Взгляд за окно... Крик - испуганный, страшный... Такого не может быть!..
За окном - зима...
Как это произошло? Сон мог длиться так долго! Что случилось с миром? Или ум повредился?..
Улица встречает ледяным ветром и стеной снега. Прохожие снова угрюмы. Но воздух свеж.
Надо что-то делать. Просто необходимо помочь миру, он один не справляется.
Назад, в квартиру, в тепло. Пыльная коробка под кроватью, где-то в ней тряпичный свёрток. Хлам разлетается по полу. Вот и он. Дрожащие руки аккуратно разматывают тряпицу, извлекают скальпель. Острый, оснащённый хищным пером лезвия из хирургической стали. Это то, что надо.
Теперь снова на улицу, с разбегу, оскальзываясь на скрытом льду, вломиться в безумную пляску ветра и снега. Глаза режет иглами снежинок, но скальпель греет руку, от него по телу бежит волна уверенности и силы. Впереди появляется одинокая тень. Теперь смутный план оформляется полностью, он ясен и прост. Серым лицам не хватает улыбок, значит - их придётся рисовать. Прыжок, толкнуть в спину, роняя; развернуть на себя. Широко раскрытые глаза, неправдоподобно зелёные, огромные, в них - непонимание и страх. Прядь огненно-красных волос, выбившаяся из-под шапки - как первый щедрый мазок кисти художника по белому полотну свежего холста.
Творец, ты услышал! Ты вернул каплю света!
Скальпель задвинуть в рукав. Извиниться, помочь встать. Ошибочка вышла, с кем не бывает. Тем более - в такую погоду. Извиниться ещё раз. Всего хорошего.
Создатель, ты слышишь! Создатель, ты не покидаешь!
Чувство: Создатель рядом. Он стоит за плечом, ведёт руку.
Ещё одна тень выплывает из метели. Теперь можно быть смелее - Творец рядом. Не бросит, не откажется, направит руку. Короткий разбег, толкнуть в спину, уронить и тут же сбить шапку. Чёрные волосы, серые глаза без выражения, скорбный излом губ. Создатель помогает не дрожать руке, сжимающей скальпель. В голове - игривые переливы "Времён Года. Весны" Вивальди. Изящное движение кистью: одно, затем второе. В глазах серой тени - паника. Чуток отодвинуться, осмотреть шедевр. В спину - волна одобрения от Творца. Значит, правильно, значит, так и надо. Тень кричит. Вот не надо этого. Крик режет уши. Улыбка набухла алым, быстро густеющим, но уже размазанным...
Удар в бок, скальпель улетает в снег. Кувырок через тень, другие тени - их двое, массивных, сочащихся агрессией, - наседают сверху, бьют. Пинают по рёбрам, ногам, голове, рукам...
Темнота...
Мысль в пляске образов и обрывков: как можно заблудиться во тьме? Погрязнуть в отсутствии света?.. Кто поможет выбраться отсюда, когда кричишь, а эха нет?.. Свет есть лишь в той глубине, что зовётся душой... А вокруг - тьма и снег. Как извлечь наружу сакральный свет?.. Как осветить мглу?.. Как растопить стужу?..
Стены больницы гораздо хуже стен квартиры. Хотя потолки такие же - в трещинах, изломах, лишь паутины больше, и пахнет страхом и лекарствами.
Доктора... Высокие и маленькие, толстые и щуплые... Непременно - с санитарами.
И все - в белых халатах. Белые полы халатов этих напоминают крылья, крылья птиц - огромных, уверенных в себе. Доктора маскируются под ангелов, но лица их выдают - слишком злы и надменны.
Не утонуть в волне процедур, уколов, бесед с докторами, блистерами таблеток помогает молчаливое присутствие Создателя за спиной, его немое одобрение. Но и он бессилен помочь.
Мысль, отчаянно не желающая забыться, умереть: Создатель, как не сломиться, уберечься?.. Человек есть человек - не более... А боль прорастает в мозг спицами... Это проклятый мир, несовершенный, калечный, двуцветный: потолки и стены грязно-белые, решётки на окнах чёрные... Сюда бы радугу, сюда бы песни...
Освободить руки - нужно перегрызть вены, невзирая на боль, набрать в рот горяче-солёно-красного, чтобы выплюнуть на стены, разукрасить их, привнести в обитель серости цвета...
Рукава смирительной рубашки - те же крылья, только крепко связаны они за спиной... Ни взмахнуть ими, ни пошевелить...
Остаётся лежать на полу, вдыхать сырость плохого, ноздреватого бетона, хотеть до скрежета зубов курить... И плакать... А вокруг - оглушающая тишина, такая же, как тогда, у подъезда, только качели не кричат надрывно, и деревья не скребутся в окно... И всхлипы остаются внутри комнаты...
Мысль: нет ни возможности, ни желания забыть, что были солнце, свет, смех - они не исчезли, они до сих пор должны где-то быть!.. Силы найдутся - встать, выйти, вернуть улыбки на серые лица, воскресить лето, перечеркнуть зиму!..
Под масками докторов таятся изломы губ - бесчувственные, сухие, лишённые жизни, в головах - вялые чёрно-белые мысли: безынтересные, скудные, обыденные. Для них не имеет значения, что лето умерло, не родившись, и тут же пришла зима. Они абортировали веру и чувства. Продались тьме и снегу.
Холодный пол палаты сменила кушетка с креплениями. Ремни туго стянули руки, ноги, грудь и голову. Полная неподвижность. Из капельницы мерно капают бесцветные капли раствора...
На потолке, раскрашивая его в яркие цвета, среди лилий кружатся цапли, большие, неторопливые, величественные, они ныряют в радуги, купаются в закате...
Из глаза по щеке прокладывает дорожку слеза...
|