Пушкарева Юлия Евгеньевна : другие произведения.

Хроники Обетованного. Прорицатель

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 9.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История одного из множества миров, затерянных на просторах Мироздания - и затерянного в этом мире человека, по воле судьбы способного видеть будущее. История его дара (или проклятия?), любви и ненависти, стойкости и страхов. Путь одного - или путь целой эпохи? Решать судьбе... События книги о Меидире-прорицателе происходят несколько веков спустя после событий трилогии об Альене Тоури (Великой войны). Можно начать знакомство с циклом с этой книги.

КНИГА ПЕРВАЯ

" - Это не так-то просто объяснить. Понимаешь ли, маленькие радости, и горести, и привязанности - всё, что так дорого для нас, простых смертных, всё это слишком обыденно для тех людей и не заполняет их жизни. А когда мы всей душой к ним привязываемся и думаем, что наша дружба нерасторжима, порой оказывается, что мы им только в тягость.

И тут он сдержал себя, словно боясь даже на миг упрекнуть трагическую тень того, чьи глаза преследовали его до сих пор"

(Э.Л. Войнич "Прерванная дружба")

"Ибо мы как срубленные деревья зимой. Кажется, что они просто скатились на снег, слегка толкнуть - и можно сдвинуть их с места. Нет, сдвинуть их нельзя - они крепко примёрзли к земле. Но, поди ж ты, и это только кажется"

(Ф. Кафка "Деревья")

   Пролог
   Поднялся ветер. По небу бежали седые, низко спустившиеся тучи; где-то вдали принялся сварливо грохотать гром.
   Высокая темноволосая женщина шла вперёд, не обращая никакого внимания на эти знаки приближающейся грозы. Она только глубже надвинула капюшон плаща и перебросила на другое плечо узел с вещами. Ей нужно скорее добраться до Города - во что бы то ни стало.
   Обувь женщины износилась за время долгой дороги. На левой подошве давно появилась дырка, и теперь страннице досаждали мелкие камешки. Но это не её очень беспокоило: главное, чтобы у дочери с обувью всё было в порядке. Подумав об этом, женщина с нежностью взглянула на тонкую девочку, семенившую рядом. Дочь, наверное, почувствовала это и запрокинула голову: огромные карие глаза и бледные, чумазые щёчки.
   - Мы придём сегодня, дорогая, - сказала женщина и не узнала своего голоса - он звучал слишком хрипло. Так долго она молчала. - Мы должны прийти сегодня.
   Девочка вздохнула. Должно быть, она проголодалась. Но ведь они обязательно дойдут до наступления ночи, а в Городе найдут и еду, и приют.
   Громовые раскаты приблизились; казалось, что небеса скоро разверзнутся над этой пустынной дорогой. Ветер засвистел с удвоенной силой, и женщина ускорила шаги. Капюшон сорвало с её головы.
   - Мы почти там, милая моя, - проговорила она, свободной рукой прижимая к себе дрожащую от холода девочку.
   Хлынул дождь.
   Дорога нырнула на холм, и, когда промокшая женщина поднялась туда, сквозь серебристую пелену ливня она увидела Город-на-Сини, его башни и стены, уже не такие далёкие. Он вырос на горизонте, похожий на громадное чудище, распластавшееся по буро-зелёной траве. Последние деревушки и фермы остались позади; больше ничего не отделяло странницу от Города. Дорога огибала его плавной петлёй.
   Женщина крепче обняла дочку и начала бодро спускаться с холма. Всем своим существом она чувствовала приближения события, которого так ждала и которого боялась.

   Глава I
   Мать всегда говорила, что назвала Меидира именно так, потому что на каком-то древнем наречии это слово означает "ветер", а он родился в грозовую ночь. Впрочем, все звали его просто Мей, избегая, должно быть, лишних звуков.
   Сколько Мей себя помнил, они втроём - мама, Атти и он - занимали комнату на втором этаже большого каменного дома, закопчённого от грязи и старости. Комната была с низким потолком, но просторная; свободно умещались там и стол с тремя стульями, когда-то сколоченные неведомым плотником, и сундук под одежду, и две кровати, и тюфяк для Мея (войдя в более-менее сознательный возраст, он первым делом отдал свою кровать Атти, потому что она мёрзла на полу).
   Их дом с кучей соседей - таких же бедных, но отнюдь не всегда обладающих такой же безупречной репутацией - находился в одном из самых убогих кварталов Города-на-Сини. Конечно, о Городе иногда говорили как о чём-то прекрасном и удивительном, но Мей-то с детства знал, что красота и чистота заканчиваются хором с центральными улицами. Их дом стоял на Улице Кожевников (хоть поблизости и давно не было ни одной кожевенной мастерской, только пекарня, трактир да покосившийся колодец). По вечерам там жутко воняло помоями, шатались выпивохи и шныряли бродячие кошки.
   Разумеется, Мей частенько мечтал о далёких землях, - кто вообще-то не мечтал о них в детстве и юности? - но пока самым красивым, что он видел в своей жизни (кроме локонов Риэти эи Тейно), была Синь. Впервые он осмелился прийти туда - на площадь перед резиденцией Градоправителя, в совершенно другой мир, торжественный и недоступный, - когда ему было одиннадцать. Конечно, его скоро погнали оттуда, приняв за уличного мальчишку, но он успел насмотреться на неё - на сверкающие голубоватые струи, мощно рвущиеся в небо из ослепительно-белой мраморной чаши, на чудесный, прославивший этот странный Город источник. Потом Мей приходил туда неоднократно - и всегда почему-то один.
   Той осенью ему было семнадцать.

***

   - Мей, подожди! Пошли вместе!
   Мей обернулся, сжимая в руке кулёк со склянкой чернил и двумя перьями, и увидел спешившего к нему Теига. Тот всегда был полноват, и быстрая ходьба давалась ему тяжело. Вот и сейчас Теиг покраснел и с трудом переставлял ноги, а чёлка прилипла ко вспотевшему лбу. Мей ощутил лёгкую досаду - он торопился на работу, - но остановился.
   - Как тебе новые карты? - выдохнул Теиг, отирая влагу с лица засаленным рукавом. "Сегодня и правда жарко. Почти как летом", - подумал Мей, взглянув на бледное, прикрытое редкими облаками солнце. Но его почему-то бил озноб. Должно быть, снова умудрился подхватить простуду.
   Они с Теигом последний год учились в школе при храме богини Льер?. Школу открыли не очень давно, по крайней мере, тогда, когда Мей уже достаточно соображал и понимал, что Совет Города и градоправитель лично стремятся отделить детей из богатых семей от таких, как он. Так что общие школы были уничтожены, и Мея это не особенно беспокоило - учиться ему нравилось; кроме того, как один из лучших в классе, он никогда не подвергался назидательной порке розгами, что, согласитесь, значительно улучшает учебный процесс.
   - Хорошо, - сказал Мей. Вообще-то он не разбирался в этом, просто не хотел обидеть Теига, который мечтал стать картографом. Весь их квартал знал, что этому никогда не сбыться, но все молчали, даже отец Теига - горький пьяница... Мей вдруг понял, что его мутит.
   - Да, ещё бы, - глаза у Теига заблестели. - Уточнено положение Города-во-Льдах, заметил? И Восточный тракт опять делает новый виток... Тебе нехорошо?
   - Всё нормально, - соврал Мей; не хватало ещё жаловаться на недомогание, как престарелая дама. - Пойдём, я к старику опаздываю.
   Стариком он называл ворчливого, скупого красильщика Вейра, в мастерской которого состоял подмастерьем с двенадцати лет. Семья еле-еле сводила концы с концами (мамино мытьё посуды и торговля шитьём Атти спасали мало), и, конечно, это было необходимо, но Мей за длительное время не проникся любовью к своему будущему призванию - скорее, наоборот. Ему хотелось чего-то другого, а чего - он точно не мог бы сказать и сам.
   Начинала болеть голова - словно кто-то медленно и однообразно стучал по черепу изнутри.
   Они вышли на рыночную площадь, довольно шумную, как и всегда. Теиг, не перестававший трещать о картах, купил овощей на те три медяка, что у него остались. Красивая уличная гадалка позвала Мея; он отмахнулся - возможно, грубее, чем хотел бы; он всё хуже себя чувствовал.
   Перейдя площадь, они запетляли знакомыми улочками и переулками. Мей слышал то смех, то брань; в воздухе витал запах помоев, пыли, человеческого и конского пота. Глядя на подсохшую грязь под ногами, Мей подумал, не пойти ли ему домой, но сразу отбросил эту мысль - дома ведь почти ни гроша. А от Вейра, если повезёт, может перепасть и золотой...
   Золотой... Золотая облетающая листва на куцых деревьях в чьём-то дворике. Живёт тут какой-то чудак, наверное... Деревья. Желтизна.
   - Мей, что с тобой?..
   Голос Теига. Мей попытался ответить, но не смог. Перед глазами качался искрящийся туман. А потом - темнота.
   - Что случилось, Мей?! Эй, кто-нибудь, помогите!..
   ...До самого горизонта - блёклая, бескрайняя долина. Тусклое небо и бледный свет. Чьи-то расплывчатые силуэты, странные голоса... И зеркала. Сотни, тысячи зеркал, бесконечные их ряды, гибельно блестящие... "Ты наш, - зовёт далёкий шёпот. - Наконец-то ты пришёл".
   Он открыл глаза и тяжело сглотнул. Над ним маячило белое лицо Теига. Резкий, знакомый запах краски и лака для дерева.
   - Выпей, - кто-то приподнял Мея, и нечто холодное и горькое полилось ему в горло. Он откашлялся и сел. Оказывается, над ним склонился Вейр, и его обычно злобные глаза теперь смотрели с участием. - Как ты так, белоголовый? Жарой сморило, что ли? - проскрипел красильщик.
   "Белоголовый" - ну разумеется, как ещё он мог его назвать. Светлые волосы Мея всегда выделялись на фоне обычно тёмных шевелюр жителей Города-на-Сини.
   - Всё хорошо, мне лучше, - Мей встал и постарался потвёрже взглянуть на Теига. - Всё хорошо, правда. Спасибо, что проводил.
   "Что я видел? Что это вообще было?.."
   - Так иди, если оклемался. У тебя ещё дел невпроворот - заказов много, сам знаешь, - Вейр не очень дружелюбно подтолкнул Мея в спину и заковылял к распахнутым дверям мастерской, возле которых уже сгрудились не в меру любознательные младшие подмастерья.
   "Что произошло? Я не понимаю", - с досадой подумал Мей, злясь на себя. Это же надо - рухнуть в обморок посреди улицы! Позора теперь не оберёшься. И всё же - что он увидел? Мурашки по спине бежали при мысли о тех зеркалах - они словно хищно скалились, глядя на него отовсюду.
  
   Глава II
   Естественно, весь остаток дня Мей думал о том, что случилось с ним после занятий. Может, это проявление лихорадки или бред? Но ведь теперь он чувствует себя так же, как всегда. Даже лучше. Будто после того видения тело стало здоровее... Хотя - какая ерунда, конечно же нет.
   "Хорошо, что это видел Теиг, а не кто-то другой. Уж он-то не проболтается", - успокаивал себя Мей, помешивая зелёную жижу для чьего-то ковра. И тут же вспомнил, что видел, к сожалению, не только Теиг. И есть вероятность, что скоро об этом узнает весь квартал. Впрочем, какое ему дело - пусть судачат. Главное - чтобы не узнали мама и Атти... И Риэти. От мысли о Риэти Мея прошиб пот - что она подумает о нём, если услышит об этом... О боги.
   "Наконец-то ты пришёл".
   Куда пришёл? Вообще - с какой стати он, Меидир аи Онир, слышит голоса?..
   В другое время Мей после окончания работы наверняка отправился бы походить по Городу (он всегда любил бродить в одиночестве), но сейчас был слишком уставшим и раздражённым. И голодным - с утра ничего не ел, кроме куска хлеба с мясом в школе. Так что, получив плату от Вейра, он поспешил домой.
   Солнце заходило, и широкое небо багровело от его лучей. Наконец-то стало прохладно. Улицы медленно пустели; фермеры и просто торговцы сгружали с прилавков не распроданный товар.
   Мей вышел на Улицу Кожевников. Из-под ног у него взлетела и сверкнула изумрудно-чёрным хвостом сорока - наверное, помешал ей доклевать чёртсвую корку... Только потянув на себя скрипучую входную дверь, он понял, что что-то не так.
   Его встретила мама - как всегда, спокойная и серьёзная.
   - Здравствуй, дорогой... У нас гости.
   - Кто? - Мей нахмурился: к ним уже очень давно никто не заходил. Неужели кто-то из пронырливых соседок успел услышать сплетни о его обмороке?
   Мама вздохнула и растерянно поправила чёрную прядь волос, выбившуюся из-под косынки.
   - Проходи, сам увидишь.
   - Нет, скажи. Опять госпожа эи Дерро интересуется, почему ты не замужем? - мрачно спросил Мей. Она слабо улыбнулась.
   - Нет, глупыш... - мать шутливо потрепала его по голове (для этого ей пришлось привстать на цыпочки) и кивнула в сторону комнаты. Меидир прошёл туда, и глазам его предстало поистине удивительное зрелище: Атти, сцепив руки в замок и опустив глаза, стояла в углу комнаты, а за столом сидел...
   - Мезор аи Декар? - вырвалось у Мея, прежде чем он успел толком подумать. Мужчина, занявший его стул, любезно кивнул. Он был полон и краснолиц, а его толстые пальцы украшали многочисленные перстни. Одеяние господина поражало воображение - длинное, пронзительно-пурпурное, с золотой окантовкой. До Мея не сразу дошло, что к ним пожаловал сам брат градоправителя, в доме которого мама работала посудомойкой.
   - Я уже ухожу, молодой человек, - благосклонно проговорил Мезор. - Простите за столь неожиданный визит.
   Мей поклонился, как того требовали правила, но его переполняло отвращение. С какой стати этот надутый богач пришёл к ним? Разве и вечерами им нет покоя? Своим присутствием Мезор будто заполнял половину комнаты, и это было неприятно. Атти украдкой подняла глаза, и Мей понял, что она чувствует то же.
   - Всё в порядке, господин Мезор. Вы... оказали нам честь, - произнесла мама. Мей знал, с каким трудом ей дались такие слова. - Точно не хотите чаю?
   - Нет, благодарю, госпожа Кейла. Спасибо за гостеприимство, - вельможа покряхтел и поднялся со стула. - Так или иначе, моё предложение остаётся в силе. Доброй ночи.
   - Доброй ночи, - Кейла эи Онир церемонно присела. Вся семья проводила Мезора напряжёнными взглядами.
   - Что он хотел? И почему пришёл один? - спросил Мей, переводя глаза с матери на сестру и обратно. Обе они выглядели встревоженными и смущёнными.
   - Он пришёл с охраной. Трое здоровых головорезов; они ждали во дворике, - мама снова вздохнула и закуталась в платок.
   - А приходил он, чтобы пригласить меня на ужин, - каким-то не своим голосом пробормотала Атти.

***

   Слава богам, Атти никуда не пошла, и Мей был этому рад. Они довольно долго обсуждали это в тот вечер, да и в пару последующих тоже, но не пришли ни к какому определённому выводу. Атти, возмущённая до глубины души, подчёркнуто громко ставила на полки посуду после тщательного её протирания и с разгневанным выражением лица туго заплетала косы на ночь. Она, конечно, предполагала самое худшее и то и дело принималась говорить что-то о содержанках и унижении. Мама же не поддерживала этот резкий настрой; она была неплохо знакома с привычками младшего аи Декара и уверяла дочь, что это просто причуды очень богатого и очень одинокого человека, которого её красота и молодость навели на воспоминания. Мнение Мея застыло где-то посередине; так или иначе, он бы скорее одобрил бесконечное перечитывание Атти писем её предполагаемого жениха, который больше года назад уехал по делам в Город-над-Озером и с тех пор не наведывался, чем ужины у Мезора аи Декара.
   Память об обмороке и видении постепенно бледнела - слишком много было повседневных забот, особенно в мастерской. Старик Вейр гонял Мея, как рабочую лошадку, вероятно, готовя его к будущей работе: мама мечтала, чтобы он открыл собственную красильную мастерскую. Самого Мея эта мысль не очень привлекала; ему не хотелось всю жизнь дышать ядовитыми парами, чтобы расцветить чьи-то доски или чью-то ткань. Он хотел получить больше времени, чтобы думать - и прочесть что-то ещё, кроме скудного содержимого школьной библиотеки.
   Однажды, снова возвращаясь вечером от Вейра, Мей решил заглянуть в часовую лавку; это спокойное место как раз располагалось по пути и с детства привлекало его своим загадочным, тикающим содержимым. Впрочем, последний раз он заходил сюда уже давно.
   Когда Мей переступил порог лавочки, колокольчик над дверью тихо звякнул. Часовщик, копающийся в каком-то механизме за прилавком, посмотрел на него с недоверием, но ничего не сказал. Мей прошёлся вдоль стены с часами. Цены, конечно, были заоблачные, но зрелище от этого не становилось менее завораживающим: поблёскивали металлические и деревянные лакированные корпуса, в них что-то мерно постукивало, а под пузатыми стёклами беспощадно бежали стрелки. Равнодушно текли сыпучие струйки в больших песочных часах - Мей никогда не мог понять, как часовщик успевает вовремя их переворачивать.
   - Добрый вечер, господин Лерто. Я тут принесла для починки... - от звука этого голоса у Мея сжало горло спазмом; он обернулся и увидел солнечный взгляд Риэти эи Тейно. Она стояла возле прилавка и держала массивные часы с потрёпанной кукушкой, замершей в беззвучном крике.
   - Конечно, конечно, - засуетился часовщик, откладывая на время прибор, с которым работал. Риэти лучезарно ему улыбнулась. Мей ощутил острую злость, но выдавил слова приветствия.
   - О, Мей, - Риэти подошла ближе, и Мея обдало цветочным ароматом. - Что-то тебя давно не видно. Где пропадаешь?
   Мей машинально взъерошил волосы.
   - Да так... Много работы.
   - Бедный, - в её голосе зазвучало искреннее сочувствие. - Мои родители несколько раз о тебе спрашивали. Этот красильщик слишком груб с подмастерьями.
   - Вовсе нет, - Мей любовался её узкими ладонями, и ему было трудно сосредоточиться. К тому же в такие моменты ему всегда вспоминались все прозвища, которыми его наградила улица и которые он мог легко сам для себя придумать: "белобрысый", "белоголовый", "не от мира сего", "мальчик на побегушках", "нищий Мей"... С одной стороны, он был бы очень даже неплохой кандидатурой для Риэти. А с другой - эта проклятая неуверенность... Жаль, что у него нет отца - наверняка он бы мог объяснить, как вести себя с девушками. Особенно когда они смотрят вот так - мерцающим, тёплым взглядом чёрных глаз...
   - Но ты ведь ещё и учишься. Он мог бы тебя пожалеть.
   Мей попытался придумать какой-нибудь ответ поостроумнее. Ничего не придумал и пробормотал:
   - Вообще-то я привык, ничего страшного... А у тебя как дела?
   - О, всё хорошо. Папа наконец-то нашёл работу... Хочешь зайти к нам в гости послезавтра? - неожиданно спросила Риэти. Часовщик задумчиво хмыкнул.
   Мей был ошарашен. Такого он точно не ожидал. Он давно не был в гостях у Риэти и сейчас не заметил, как расплылся в дурацкой улыбке.
   - Да... Да, зайду. Обязательно. Спасибо. Вечером?
   - Лучше днём - на обед. У отца будет выходной, да и ты немного отдохнёшь от этого ужасного красильщика...
   - Ваши часы готовы, госпожа Тейно, - скучающим тоном объявил Лерто. - Два серебряника, пожалуйста.
   Глава III
   Мезор аи Декар всегда боялся своего брата.
   Этот страх, позорный и незаметный посторонним, поселился в нём и пустил корни ещё в детстве, когда он научился логически сопоставлять происходящие вокруг события и составлять мнение о людях. Айрег был старше на семь лет, и его авторитет оставался непререкаемым. Они никогда не ссорились, не играли вместе и не дрались, как все дети, но далеко не только из-за разницы в возрасте. Конечно, это можно было объяснить тем, что Айрега с пелёнок готовили к посту градоправителя (Город-на-Сини гордился тем, что одним из немногих Городов Обетованного сохранил эту привилегию наследственной). Но Мезор не считал, что причина в этом. Он давно отчаялся разобраться в подоплёке их странных отношений.
   Айрег всегда и во всём был первым: в науках, богатстве, вкусе, отношениях с женщинами, даже в езде верхом. Невидимые волны власти и железной воли, исходившие от градоправителя, рано или поздно настигали любого, в том числе и его брата. И чем больше Мезору хотелось превзойти его хоть в чём-то, тем меньше у него это получалось. Но, что ещё страшнее, он никак не мог обратить на себя внимание. Что бы ни сделал Мезор, где бы он ни отличился, он всегда наталкивался лишь на равнодушный и отчуждённый взгляд чуть раскосых серых глаз Айрега. В детстве и юности это доводило почти его до отчаяния, хотя он сам бы не смог сказать, почему. Иногда ему до злости хотелось получить любой знак братской преданности: улыбку поддержки, рукопожатие, похлопывание по плечу... Разумеется, эти глупые ожидания давно оставили Мезора. Оставили - и слава богам.
   Но вот страх - давящий, опутывающий жёсткими нитями - сохранился. Мезор чувствовал это и теперь, когда ждал Айрега в одном из его кабинетов.
   В резиденции градоправителя никогда ничего не менялось. И в конкретно этом кабинете, где Мезор бывал сотни раз, тоже: удобные алые кресла, неприметный, журчащий в углу фонтанчик, широкий письменный стол, аккуратные книжные стопки... Мезор сидел и тревожно ждал: ему предстоял не очень приятный разговор.
   Дверь тихо скрипнула, и вошёл Айрег; его тёмно-синее одеяние на фоне красной обивки стен кабинета било по глазам. Когда-то Мезор обязательно вскочил бы при появлении брата, но теперь остался сидеть - во многом потому, что совершать резкие движения уже стало физически тяжело.
   - Какие новости? - поинтересовался Айрег, усаживаясь. Он никогда не здоровался с братом в привычном смысле этого слова.
   - Я был у них, - со вздохом начал Мезор. - Можешь уведомить Близнецов, что всё почти улажено. Но я до сих пор не понимаю, зачем устраивать всё так сложно? Почему просто не схватить мальчишку и не доставить его сюда?
   - Это было бы глупо и необдуманно, Мезор, - назидательно сказал Айрег. - И грубо. Их мотивы нас не касаются. Мальчика должен привести кто-то из его кровной родни, это точно. Прочее меня не касается; разве ты не знаешь, кто такие эти близнецы?
   - Знаю... К сожалению. Я не хотел бы знать это. И не хотел бы, чтобы ты с ними сотрудничал. Честно сказать, мне неприятно принимать в этом участие.
   Айрег пожал плечами; выражение его тонкого лица совершенно не изменилось.
   - Не думал, что ты настолько брезглив, Мезор. Я ведь прошу тебя только установить связь с его сестрой. Его мать явно не пойдёт к тебе ужинать, а вот доченьку отправит - где ещё она найдёт такое выгодное предложение? А в следующий раз, когда она будет достаточно тебе доверять, пусть приводит с собой брата, вот и всё... Не требую же я, в самом деле, от тебя женитьбы на дочери посудомойки, - он усмехнулся. - Если, конечно, ты сам не намерен.
   Мезор вздрогнул, как от пощёчины.
   - Это не смешно, Айрег. Я не праведник, но и не растлитель малолетних; её мать сказала, что ей двадцать один. Надеюсь, ты помнишь мой возраст?
   - Какая похвальная щепетильность. Должен напомнить, что твоя супруга (светлая ей память) тоже не была тебе ровесницей... Ладно, не нужно злиться. Но тебя, вероятно, сильно смущает и то, что мальчишку должны убить?
   В кабинете повисла тишина. Мезор опустил взгляд и долго молчал, уставившись на носки обуви. Он не противился своей роли - и ощущал грязь, от которой уже никогда не отмыться. Он не ответил.
   - В общем, всё будет сделано тихо и аккуратно - Близнецов лучше не подводить, - негромко продолжил градоправитель. - Мезор, эта девушка хотя бы красива?
   - Да, очень. Вся семья поразительно миловидна. Я не встречал таких людей в тех кварталах, - признал младший аи Декар, с гадливостью вспоминая Улицу Кожевников.
   - А кто отец детей? - задумчиво спросил Айрег, постукивая пальцами по столешнице.
   - Понятия не имею. Но Кейла родом из фермерской семьи.
   - Кейла - это твоя посудомойка? - уточнил градоправитель. Мезор кивнул. - Из фермеров - и пришла сюда с двумя детьми, одна? Занятно... Всё это крайне занятно. И мальчик... Он похож на мать?
   - Немного. Не так сильно, как его сестра. И, кстати сказать, я не заметил в нём ничего необычного. Не представляю, чем он мог так помешать Близнецам и...тем, кто ими руководит.
   - Я тоже не представляю, Мезор, - взгляд Айрега бродил по корешкам книг; он всегда рассматривал их, когда думал о чём-то значительном. - Но, как бы там ни было, мы выполним их просьбу.
   - На твоём месте я бы не стал доверять Близнецам, Айрег, - решился возразить Мезор; его снова начало беспокоить покалывание в груди. - По-моему, юноша абсолютно безобиден.
   Айрег хищно прищурился.
   - Как всё-таки повезло Городу-на-Сини, что ты не на моём месте, брат.
  
   Глава IV
   В тот и следующий дни Мей был сам не свой. Он настолько погрузился в свои далеко идущие планы и смутные мечтания, что даже на уроках стал отвечать невпопад. Теига удивила его рассеянность, и Мей решился рассказать о приглашении Риэти. Тот искренне поздравил его, но было видно, что он раздосадован.
   И вот настало заветное послезавтра. Отсидев кое-как на занятиях и отработав сокращённую норму у Вейра (совсем тот его не отпустил), Мей почти полетел на Улицу Зеленщиков, чтобы успеть - хотя успеть он мог, вероятно, скорее уже к ужину, чем к обеду. Его переполняли силы; хотелось сворачивать горы и поворачивать реки вспять. День медленно скатывался в вечер; на небе в золотистой дымке собирались тучи. Под ногами хлюпала и чавкала грязь (вчера прошёл дождь), причём с таким энтузиазмом, что хотелось пожелать ей приятного аппетита.
   - Смотри, куда прёшь! - прикрикнул на Мея какой-то бородатый фермер, чуть не задавившей его своей телегой с головками сыра и бочонками простокваши.
   - Это Вы смотрите, куда гоните свою тощую клячу! - задиристо вскрикнул Мей и, предупреждая ответную ругань, затерялся в толпе. Вообще такое поведение было необычно для него, но теперь он был слишком счастлив и взволнован.
   "Интересно, как она уложит волосы? Ей очень идёт, когда они спускаются по спине..."
   Волосы Риэти были собраны в пучок, но от этого она не стала менее прекрасной. Она сама открыла Мею, и от её смущённой улыбки сердце снова сбилось с ритма. Пробормотав "Здравствуй", Мей протянул ей кулёк дешёвого печенья (специально забежал в кондитерскую лавку) и боком протиснулся в дом.
   Семья Тейно жила на первом этаже, но в значительно более богатой обстановке, нежели Мей; от обилия малознакомых вещей вокруг он сначала растерялся. К тому же коротковатое платье Риэти, из-под белого подола которого виднелись аккуратные серые чулки, мешало сосредоточиться...
   - Присаживайся, дорогой. Мы уже заждались тебя... Подумать только, как вырос! - умилилась мать Риэти, приветливая полная женщина. (Мей не появлялся здесь с тринадцати лет, так что это было неудивительно). Суровый и молчаливый господин Тейно кивнул ему из-за стола: он устроился в кресле и попыхивал трубкой.
   В целом тут было просторно и уютно. От вида многочисленных яств на столе в гостиной у Мея расширились глаза; их странное обилие явно указывало на то, что отец Риэти нашёл доходное место.
   - Спасибо, госпожа Тейно, - сказал Мей, когда хозяйка по вышитой скатерти пододвинула к нему блюдо с кусочками печёной тыквы.
   - Не за что, ты такой худой, что просто взглянуть страшно... Как поживает Кейла? - от Мея не укрылся холодок, сквозивший в её голосе: в их квартале недолюбливали его независимую мать, а её необщительность часто становилась поводом для разнообразных сплетен.
   - Прекрасно, благодарю, - ответил Мей, глотая тыкву и стараясь не слишком злиться. Риэти улыбнулась ему через стол, и от её улыбки в помещении будто потеплело. Но через некоторое время ход приятных мыслей Мея сбил господин Тейно:
   - На днях я видел, как ты упал у мастерской Вейра. Это что, был обморок? Ты чем-то болен? - глухо осведомился он, внимательно его разглядывая.
   Госпожа Тейно вдруг прекратила стучать ложкой, а улыбка Риэти растаяла. Мей облизал губы; ему вовсе не хотелось об этом говорить. И ещё - у него почему-то возникло неприятное чувство: отец Риэти словно оценивал его, как породистого жеребца.
   Мей проглотил кусок тыквы.
   - Ммм... Нет. Я здоров, просто тогда очень устал. Сам не знаю, что со мной случилось, - он вздохнул: воспоминание о зеркалах на пустой равнине обдало его холодом изнутри.
   Господин аи Тейно усмехнулся и прищурился.
   - А тебе не кажется, что это несколько...
   - Нельзя ли нам с Меем пойти прогуляться? - неожиданно и резко перебила Риэти. Густые брови господина Тейно почти сошлись на переносице, госпожа Тейно во второй раз перестала стучать ложкой по тарелке, а сам Мей благодарно уставился на девушку. Риэти неловко улыбнулась, поднялась из-за стола и, не дождавшись разрешения ни онемевшей от такой дерзости матери, ни очевидно разгневанного отца, двинулась к выходу. Мей поблагодарил за обед-ужин, поспешно поклонился и тоже вышел. Он чувствовал, что все мыслимые правила обязывают его извиниться и остаться, но в то же время ему было удивительно легко. И ещё его разбирал смех.
   Риэти ждала его у входа в дом. В небе сиял закат. Взглянув на её серьёзное лицо, Мей не выдержал и засмеялся. Подбородок Риэти дрогнул, и их хохот зазвучал в унисон; Мей понадеялся, что родители Риэти его не услышат.
   "Дождусь окончания школы, получу постоянное место у Вейра и предложу ей стать моей женой", - подумал он и взял Риэти под руку. Всё в тот миг казалось ему простым и понятным. Он не представлял, как его вообще могло интересовать и заботить что-то кроме её благосклонности.
   - Пойдём куда-нибудь, - сказала Риэти, доверчиво приникнув к нему. - Прости меня - тебе, должно быть, было обидно.
   - Ничего страшного. Просто твой отец меня не выносит, - заметил Мей, любуясь блеском её глаз и изяществом длинных пальцев.
   "Мама и Атти как будто не против, да и в любом случае с ними не будет проблем. Вейр, конечно, оставит меня, я не плюю в потолок..."
   - Совсем нет, просто он... - Риэти прикусила губу. - Он, наверное, думает, что ты ухаживаешь за мной... Но это ведь не так, правда? Мы ведь просто друзья?
   "Мей, это слишком рано, поживи ещё и порадуйся. В твоём возрасте никто не задумывается о женитьбе", - язвительно возразил практичный внутренний голос. Но Мей не готов был согласиться с ним, особенно в тот вечер.
   Он слушал переливы голоса Риэти так, будто впервые слышал его. Медленно наступала ночь, и воздух пропитывался прохладой. Вместо ответа он спросил:
   - Тебе не холодно? - и набросил ей на плечи свой изношенный плащ, который вряд ли защитил бы её от осенней зябкости.
   - Мой плащ теплее - вполне могу предложить его молодой госпоже, - донёсся откуда-то слева незнакомый голос. Мей сжал руку Риэти - так сильно, что она тихо ойкнула, - и развернулся.
   У угла дома, мимо которого они проходили, стоял высокий мужчина средних лет, одетый во что-то изрядно потрёпанное. Стоял, смотрел и улыбался. От этой улыбки Мею стало не по себе; к тому же в переулке, как назло, никого больше не было.
   - Кто Вы такой? - спросил он, стараясь, чтобы голос звучал сухо, но не слишком раздражённо. - Зачем Вы влезли в наш разговор, господин?
   - Мей, не надо, пошли отсюда, - пролепетала Риэти, дёргая его за рукав.
   - Не очень-то вежливо, молодой человек... Я, кажется, ничем не оскорбил Вас, лишь заметил, что Ваш плащ чересчур тонок для такой погоды, - с той же усмешкой, но очень спокойно сказал незнакомец. И всё же что-то в нём настораживало. То ли слишком значительный рост, то ли глаза, скрывавшиеся в тени, то ли...
   "О нет, - подумал Мей. - Нет, нет, нет..."
   Небольшое зеркало, прикреплённое к поясу незнакомца, тускло поблёскивало в свете фонаря.
   - Это... - Мей сглотнул ком в горле. - Вы...
   - Тебе и твоей милейшей спутнице нечего бояться, Меидир аи Онир, сын Кейлы с Улицы Кожевников. Знаешь, я давно ищу тебя.
   - Мей, ты знаком... с Отражением? - сорвавшимся голосом прошептала Риэти.
  
  
   Глава V
   - А он точно придёт? - в который раз спросила Атти; она явно нервничала.
   - Обязательно, - в который раз ответил Мей. Его мать сидела напротив и в задумчивости барабанила по столу кончиками пальцев, огрубевших от бесчисленной посуды, отмываемой в доме Мезора аи Декара. Мей чувствовал на себе её взгляд.
   - Всё-таки я это не одобряю, - сказала она, кашляя и вставая, чтобы зажечь масляную лампу. Потом опять села. - Сначала ты идёшь к этим Тейно, потом заговариваешь на улице с... Ты понял, с кем.
   - Я не заговаривал с ним первым, мам, я же тебе говорил, - вздохнул Мей. Он ощущал, что виноват в её тревоге; зря он, действительно, оказался вчера вечером в том переулке. Ещё и вместе с Риэти. Напугал её.
   Тот, кто назвался Гэрхо, загадочно пообещал заглянуть в гости через сутки, чтобы обсудить какое-то важное дело, и исчез среди домов. Мей не успел ни отказать ему, ни согласиться и, вернувшись домой, назвал себя круглым идиотом. Надо быть самоубийцей, допуская за порог Отражение.
   Об Отражениях говорили разные, по большей части жуткие, вещи. Говорили, что они похищают человеческих детей и приносят их в жертвы своим тёмным богам, что общаются с духами умерших и не горят в огне... Мей, конечно, почти никогда не верил таким сплетням - ну кто бы мог поверить, например, в то, что Отражения едят человечину? - но страх перед ними поселился в нём с детства. Просто потому, что они не люди. И ещё потому, что занимаются колдовством - с этим-то никто никогда не спорил. После падения древних королевств Отражения остались единственными хранителями знаний волшебников и, по слухам, этого не отрицали.
   А узнавали их по зеркалам на поясе, с которыми они никогда не расставались. Говорили, что вся их магия основана на зеркалах. Естественно, Мей не мог не вспомнить то, что не так давно видел.
   Как бы там ни было, Мей хотел всё же узнать, что было от него нужно одному из Отражений.
   - Вдруг он искал тебя, чтобы убить? - тихо спросила Атти, положив руку ему на плечо. - Почему ты решил, что можно ему доверять?
   - Если бы он вздумал меня убить, он легко сделал бы это прямо там, - возразил Мей. - Зачем ему заявляться сюда?
   - Ему нет никакого смысла тебя убивать, но всё равно его приход не к добру, - сказала мама, устало растирая затёкшие плечи. За окном сгущались сумерки. - Опасайся Отражений, Мей... Я слышу шаги.
   Дверь открылась - по такому случаю они оставили её незапертой. У Мея, который старательно убеждал себя, что совершенно не боится, мелькнула неуместная мысль: наверняка госпожа Тейно, увидев Отражение в их комнатке, растрезвонила бы новость соседям.
   - Добрый вечер, - любезно сказал вошедший. Мей встал. Теперь, при свете лампы, он мог рассмотреть гостя подробнее: очень светлые глаза, тёмные волосы с лёгкой проседью, нос с горбинкой, небольшой шрам на щеке. Вполне человеческое и даже приятное лицо, если исключить ледяной и безучастный взгляд. И квадратное зеркальце, так же ненавязчиво поблёскивавшее на поясе.
   - Здравствуйте, - напряжённо ответила Кейла. - Сядете?
   - Да, спасибо, госпожа Онир, - он невозмутимо подошёл к стулу, с которого только что, и расслабленно уселся. Атти встала рядом с братом, и выражение её лица сделалось ещё более враждебным.
   - Меня зовут Гэрхо. Как приятно видеть такую дружную семью.
   - Неужели? - не выдержал Мей. Он не верил, что Отражению может быть что-то приятно, а тем более - "дружная семья". И в то же время странный гость чрезвычайно интересовал его.
   Гэрхо чуть усмехнулся - как тогда, в переулке - и не ответил. Вместо этого он снова обратился к Кейле; казалось, что пришёл он исключительно к ней.
   - Но кого-то не хватает, госпожа Онир, правда? Такие замечательные дети, а выросли без отца. Неудобно, не так ли? И денег взять неоткуда, и соседи судачат...
   Мама побледнела и чуть подалась вперёд, опершись локтями о столешницу. Мею вдруг захотелось обнять её, и он осведомился, выразив, наверное, заодно и мысль Атти:
   - Какое Вам дело?
   - Увы, самое прямое, молодой человек, - насмешливо проговорил Гэрхо. - Ваша матушка, возможно, не говорила вам, но...
   - Не нужно, - неожиданно перебила Кейла, и Отражение умолкло. Их взгляды встретились. Мей никак не мог понять, в чём дело.
   - Зачем Вы пришли? - резко спросила Атти. С улицы донеслась чья-то пьяная песня. Мей отошёл к окну и закрыл ставни.
   - Какое всё-таки милое место - ваш Город, - сказал Гэрхо в спину Мею. - И люди чудесные. Я, собственно, зашёл побеседовать о молодом человеке со светлой шевелюрой. С Вами в последнее время ничего странного не случалось?
   Мей обернулся. Значит, он предполагал верно: Отражение знает и о его видении, и о мучающей боли в голове... Может быть, он объяснит, что это было?.. Соблазн был велик, но Мею не хотелось лишний раз беспокоить родных.
   - Что Вы имеете в виду? - спросил он, и Атти возмущённо добавила:
   - Вот именно - что? Мей учится в школе, готовится стать красильщиком. Здесь нечего искать.
   - Я имею в виду всё, выходящее за грани обыденного; тебе разве не известно значение слова "странный"? - будто не слыша её, съязвил Гэрхо. Мей встретился с ним глазами, и ему стало не по себе.
   - Да, кое-что было... - пробормотал он. Мама и Атти уставились на него с одинаковым выражением на похожих лицах.
   Он не собирался уточнять, и Гэрхо - слава богам! - едва заметно кивнул.
   - Так и быть, можешь не вдаваться в подробности, - глубокий голос стал вкрадчивым. - Ты вообще в курсе, что тебя хотят убить?
   Кейла то ли охнула, то ли сдавленно застонала и спрятала лицо в ладонях. Мей нахмурился; это звучало как бред, но реакция матери сбила его с толку.
   - Вы знали, на что шли, - жёстко бросил Гэрхо, глядя на Кейлу. - Вы знали, что его ждёт. Уже поздно страдать.
   - Нет, - выдавила мать, отнимая руки от лица; она словно постарела за эти несколько секунд. - Нет, я всегда была уверена, что всё обойдётся... Что это пустые страхи...
   - Напрасно, - Гэрхо поднялся и приблизился к Мею; от его грузных шагов подпрыгнули плошки на полке. - Ты должен поскорее убраться отсюда, мальчик, в место, где будешь в безопасности. У тебя есть Дар.
   Дар?.. Тот самый Дар, из-за которого человеческих детей забирают к Отражениям в обучение?
   - Нет, - Мей почти позволил себе поверить в это, но вовремя остановился. - Это какая-то ошибка. У меня нет Дара; откуда ему взяться у таких, как я?..
   - И весьма необычный Дар, - как ни в чём не бывало продолжил Гэрхо. - Будь ты простым Одарённым, я бы отвёз тебя в наши земли, тебя бы обучили магии, и дело с концом. Если твоя уважаемая матушка, - издевательский поклон в сторону Кейлы, - соизволит объяснить тебе все обстоятельства твоего рождения, то, я полагаю, ты поймёшь больше. Но я скажу до предела кратко и утрированно: ты видишь будущее, и кое-кто считает, что таких, как ты, не должно существовать.
   - Вы сумасшедший! - воскликнула Атти, видимо окончательно запутанная. - Мей не уличный шарлатан и не циркач, чтобы гадать. Мей, да скажи же ты ему!..
   - Позвольте мне договорить, прекрасная дева, - Гэрхо вздохнул. - Можете мне верить, можете не верить, но факт есть факт. Пока они не способны добраться до тебя, Мей, без... учёта определённых условий. И всё же это лишь вопрос времени. Они найдут дорогу к тебе. А их цель, как я уже сказал, до пошлости проста.
   - Убить меня? Но кто это - они? Кому так нужна моя смерть?
   - Цитадели Порядка, - громко сказал Кейла.
   Гэрхо обрадованно улыбнулся. Мей, дёрнувшись от неожиданности, поражённо посмотрел на мать - эти слова ни о чём ему не говорили.
   - Я расскажу, когда он уйдёт, сынок. Я обещаю, что всё объясню, - глухо проговорила Кейла. С её лица не сходила восковая бледность - будто ей было так же плохо, как Мею в тот день возле мастерской.

***

   Когда Гэрхо, вежливо откланявшись, ушёл, они ещё долго сидели молча, думая каждый о своём и в то же время - об одном и том же. Мею всё только что произошедшее казалось нелепым сном.
   - Ну, садитесь, - почти шёпотом произнесла Кейла - она давно не говорила таким уставшим, севшим голосом. Мею вдруг подумалось, что она корит себя за что-то давнее, оставшееся за тремя морями времени. - Простите, мои дорогие, что не говорила вам раньше. Я должна была сказать это очень давно, но... Это трудно. У вас не один отец.
   Атти судорожно вздохнула. Мей не знал, что сказать.
   - Господин аи Онир, твой отец и мой муж, Атти, - продолжала она, - умер до твоего рождения - погиб в пьяной драке. Он много пил... Я не стала рассказывать тебе, поэтому...
   - Но я же помню, - со слезами в голосе сказала Атти, - я помню его - бороду, улыбку...
   - К этому я и веду. Это был отец Мея, но не твой. Очень хороший, удивительный человек. Мы встретились случайно, - её взгляд устремился куда-то за их спины. - Он говорил, что родом из Города-у-Белого-Камня. Но когда мы стали жить вместе, он открыл мне, что пришёл... - она перевела дыхание, будто испугавшись или удивляясь нелепости того, что собиралась выговорить, - из другого мира.
   - Как это? Из-за океана? - не понял Мей.
   - Нет. С другой земли и из-под другого неба с другими звёздами и луной. Хотя он говорил, что у них там несколько лун... Я не помню, сколько. Я теперь столько всего не помню, - лоб матери прорезала тонкая морщинка. - Но он не лгал, я знаю. Ещё он рассказывал мне что-то о Мироздании, о Цитаделях Порядка и Хаоса... Я не представляю, какими путями он попал сюда - он всегда говорил, что это не его тайна, и я не настаивала. А узнав, что я ношу его дитя, он очень встревожился. И рассказал...кое-что о тебе, Мей.
   - Что именно? То же, что сказал Гэрхо? Что я смогу видеть будущее?
   - Не совсем. Он сказал, что мы больше не можем быть вместе, что это опасно для нас обоих, а ещё больше - для тебя. И ещё он говорил, что в определённом возрасте у тебя могут проявиться...странные способности, о которых лучше не знать окружающим. Он сказал так: "Уходи, Кейла, и спрячься с детьми в богатом и далёком Городе, где никто не знает тебя в лицо. Когда ребёнок окончательно повзрослеет, сбереги его Дар от тех, кому он покажется уродливым и противоестественным для человека. Но будь осторожна также и с теми, кого вы зовёте Отражениями, не верь им сразу. Да хранят вас боги", - она на миг прикрыла глаза. - Да, так он сказал, а я выучила это наизусть. После этого он исчез, а я беременной ушла в Город-на-Сини. Я очень боялась за тебя, мой мальчик, и мои страхи были не напрасны... Скажи, что ты видел?
   - Зеркала, - ответил Мей и не узнал своего голоса.
  
   Глава VI
   ...Небо разверзалось над ним и втягивало всё в себя, напоминая не то гигантскую воронку, не то пасть беззубого чудовища. Бесконечно тянулись к звёздам мерцающие дорожки, сплетавшиеся вдали в один клубок. Он летел сквозь всё это, сгорая от неестественной боли и чувствуя странную, рвущую на части свободу. Боль и пустота под ногами, небо...
   И - Женщина.
   Её голос. Еле уловимый, душистый запах волос. Сияние и необъятность. Фразы-загадки. Глаза.
   Удар в спину. Растоптан. Повержен.
   ...Мей вздрогнул и проснулся. Сел на тюфяке, потирая ладонью вспотевший лоб. В голове затихали отголоски боли. Он был уверен, что повторилось то самое - по словам Гэрхо, проявление Дара. Но что именно он видел? Он помнил всё очень чётко - не так, как обычно бывает со снами, которые забываются, - однако совершенно не мог это истолковать.
   В комнате стояла противоестественная тишина - не было слышно даже сонного дыхания. Значит, мама и Атти так и не смогли уснуть.
   Мей попытался мысленно воспроизвести всё, что узнал. Выходит, его отец - вовсе не деревенский кузнец Неиг аи Онир, а странник из...какого-то очень, очень далёкого места (другим миром он это называть пока не решался - что за чушь, какие ещё другие миры?). А сам он видит будущее. И из-за этого кто-то очень могущественный хочет его убить. Всё самое дикое и невообразимое с ним, похоже, уже случилось, а он и не заметил.
   Что и говорить, картинка складывалась нерадостная. "Останусь в Городе - и меня, может быть, убьют. Могут напасть и на маму с Атти. Уеду к Отражениям - и оставлю их совершенно беззащитными и доверюсь непонятно кому", - сделал вывод Мей. Превосходно.
   Теперь предстояло выбирать. Гэрхо говорил, что времени у него мало - и что-то заставляло верить ему.

***

   Мезору не спалось. Он долго ворочался в своей постели под балдахином; потом грузно встал, чувствуя тяжесть постаревшего тела, и зажёг свечу.
   Мезора тревожило, что дочь его посудомойки не пришла к нему на ужин.
   Озвучив это мысленно, он чуть не расхохотался в голос, но осадил себя. Ведь это зачем-то нужно Айрегу. Значит, вряд ли в сути дела есть что-то забавное.
   Она не пришла - неужели придётся идти туда второй раз? Ещё раз унижаться перед грязными оборванцами (" - Да неужто это братец градоправителя? - Ха, кошелёк подержать не даст?"). Конечно, с ним была охрана, но это не спасало от подобных реплик вслед.
   Однако беспокоило даже не столько это... Почему? Почему эта нищая девчонка отвергает такую немыслимую выгоду? Конечно, этот приход закончился бы печально для её брата - ведь Близнецам нужно, чтобы его привёл родственник - но она-то об этом не знает. В её глазах это должно выглядеть как деньги и положение в обществе.
   "Всё продаётся и покупается - власть, знания, люди. Прямо или косвенно. Нужно лишь оказаться в правильном месте с правильной суммой", - сказал как-то Айрег. Мезор в то время был молод, вспыльчив и глуп, поэтому заспорил с ним, но с годами полностью согласился.
   И всё же та странная семья с Улицы Кожевников явно не вписывалась в это правило. Они будто брезговали его присутствием. И мальчика зарежут, как жертвенного барана, по воле сил, с которыми ни Айрег, ни тем более он сам не решились бы спорить.
   Может, обсудить это с братом ещё раз? Может, Близнецы согласятся на другой исход?..
   В окно застучал клювом почтовый голубь. "Письмо от Айрега", - решил Мезор.
   Он вздохнул, вдруг отчего-то вспомнив, как давным-давно мать пекла им обоим пончики, специально ради этого приходя на кухню и поражая отца фамильярностью со слугами. Теперь ему хотелось того же покоя, какой был тогда и давно исчез.

***

   - Это случилось, брат. Я слышу.
   - Я знаю, брат. Я вижу.
   - Он собирается покинуть Город.
   - Властителю не достать его.
   - Мы последуем за ним.
   Две одинаковые, точно срисованные друг с друга тени узорно заметались по стене.
  
   Глава VII
   На следующий день Мей второй раз в жизни позволил себе пропустить занятия (первый произошёл, когда он пару лет назад подхватил ветряную оспу). Он встал до рассвета - даже раньше матери - наскоро ополоснулся и ушёл бродить по Городу: ему было необходимо привести мысли в порядок.
   Мей ещё раз осмыслил всё, что узнал от Гэрхо. "Не доверяй Отражениям", - предупреждала мама. Конечно, он мог легко сказать себе, что Гэрхо солгал, и выкинуть всё это из головы, но ведь то, что он видел этой ночью, ещё раз - теперь уже неоспоримо - подтверждало слова о Даре. Нужно было решать, и незамедлительно.
   Город медленно просыпался, продираясь сквозь туманную осеннюю хмарь. На улицах царила редкая тишина. Мей поразмыслил и направился к Теигу; разумеется, время стояло раннее, но Теигу было не привыкать к утренним визитам - его отец редко ночует дома.

***

   На пути к Медному переулку, где жил Теиг, Мею попалось лишь несколько прохожих; казалось, что Город прощается с ним в одиночестве.
   "Я скоро вернусь. Только ненадолго уеду, а потом обязательно вернусь... Ну да, съезжу к Отражениям. Что за бред, в самом-то деле... Лишь бы Атти и маму никто не тронул. Как она могла так долго меня обманывать?" - сумбурно билось в голове.
   Мей подошёл к серому строению из подгнивших досок и постучал в ставни (Теиг и его отец располагались на первом этаже). Ответа не последовало. Он постучал ещё раз. Тихо.
   - Теиг! Теиг, это я!.. - громким шёпотом позвал он.
   Мей прижался ухом к ставням, но с улицы услышать что-либо было невозможно. Какая-то старушка, увязая клюкой в грязи, прошла мимо и покосилась на него подозрительно.
   - Теиг! - дождавшись, пока старушка скроется за углом, Мей повысил голос и забарабанил в ставни. - Теиг, это срочно!
   Ставни наконец-то подались вперёд, и Мей увидел круглую заспанную физиономию Теига, который смотрел на него непонимающим взглядом.
   - Ты чего так рано? - он широко зевнул. - Не спится, что ли?
   - Открой мне.
   - Ладно, сейчас...
   Было слышно, как Теиг ковыряется в замке. Мей зашёл в тесный, тёмный коридорчик, пропахший элем, кошками и обувной кожей. Из одной из комнат доносился храп отца Теига, а сверху - звон соседской посуды. Теиг, потирая глаза, уселся за стол, заваленный картами.
   - Так чего ты хотел-то?.. Я бы ещё хоть полчаса поспал, а тут ещё такая холодища...
   - Я уезжаю, - сказал Мей, разглядывая карты. Ему самому не верилось, что он так убеждённо это произнёс.
   - Ты?! - взгляд Теига резко прояснился. - Уезжаешь? Но куда? Госпожа Кейла нашла новое место? Или Атти выходит замуж?
   - Нет, я уезжаю один. Может быть, надолго, - он привычно уселся на пол, с трудом подбирая слова. - Пожалуйста, позаботься о них; заходи иногда, спрашивай, не нужно ли чего. Они тебе будут рады.
   Теиг пялился на него, как на болотную нежить. Видимо, в голове у него никак не укладывалось, что Мей может оказаться где-то за пределами Города-на-Сини.
   - Но куда? Разве ты куда-то собирался? Садись-ка, - он засуетился, снимая с одного из стульев чьи-то сапоги со стоптавшимися каблуками. - Рассказывай по порядку.
   - Ты всё равно не поверишь, - Мей покорно пересел. Промозглый утренний холод пробирал до костей. - Помнишь, как я упал у мастерской?
   - Ну да.
   - Так вот, тогда я видел... Что-то странное. Не могу описать. И сегодня ночью - тоже... Короче говоря, мне надо к Отражениям, - сбивчиво пояснил он.
   Теиг вытаращил глаза и фыркнул от смеха, но осёкся под взглядом Мея.
   - Выходит, ты... волшебник?
   - Нет, я просто... - "Просто вижу будущее? Ну и чушь, о боги..." - Просто обладаю каким-то Даром. Как выяснилось... И, кажется, из-за него мне опасно оставаться в Городе. Я уезжаю сегодня же.
   - А... Совсем один? - выдавил Теиг. - А ты точно доберешься до Долины?
   - Нет, ко мне приходило Отражение, я еду с ним. Я могу, конечно, не верить, но если оно... Если он всё-таки говорит правду, опасность грозит не только мне, но и маме с Атти. Ни к чему рисковать их спокойствием из-за того, что я вижу, - Мей решил не рассказывать о своём происхождении - Теиг уже выглядел так, будто с ним скоро случится удар.
   - С ума сойти, Отражения... Ох, Мей, ну и вляпался же ты. Я даже не знаю, что тебе сказать. Так твой Дар и проявляется в том, что ты видишь? Что же это такое-то, а?
   Мей с досадой понял, что проговорился, и прикусил губу.
   - Ну... - он поколебался, осознавая и смехотворность своего признания. - Гэрхо - это Отражение - говорил, что я вижу будущее. Что я прорицатель... Или что-то вроде того.

***

   После довольно-таки долгого разговора с Теигом Мей наведался к Сини. Начинался день, и народу на улицах Города было уже более чем достаточно, но площадь перед резиденцией градоправителя, как всегда, оставалась полупустой и тихой: по кругу стояли стражники, обязанные зорко наблюдать за тем, чтобы нога недостойных - таких, как Мей, например - не коснулась священного места. Часто здесь появлялись и слуги, специально приставленные для наблюдения за чистотой площади и состоянием источника.
   Мей приучил себя обращать на стражников поменьше внимания. В этот раз он подоспел к очередной смене караула, выбрал себе место между двумя постами и встал туда.
   Огромный беломраморный фонтан, несколько веков назад - ещё в эпоху королевств - возведённый вокруг Сини, блистал первозданной чистотой. А сама Синь мощно, с вечным шумом билась вверх, к недавно взошедшему солнцу, обрушиваясь громадой водяной пыли, и в прихотливых завитушках фонтана ей словно было тесно. Холодные капли влаги оседали на лице и ладонях Мея. А ведь скоро придут морозы, и тогда Синь покроется льдом - но он к тому времени, наверное, будет уже далеко...
   Мей вспомнил, что как-то раз та молодая наглая гадалка, что всегда кокетничала с ним на рыночной площади (впрочем, не только с ним, разумеется) предсказала ему дальнюю и трудную дорогу. Но тут же решил, что это всё-таки было не более чем надувательство: наверняка она говорит это каждому второму. К тому же он никогда не верил в подобную чепуху - как и в страшные сказки об Отражениях.
   Мей вздохнул и, развернувшись, зашагал прочь с площади. Нельзя больше оттягивать - пора идти к Гэрхо и собирать вещи, иначе он никогда не решится.
  
   Глава VIII
   - Ну, явился-таки? - не очень любезно - так, будто они были знакомы уже много лет - осведомился Гэрхо, завидев Мея на пороге. Порог был у самой обычной скрипучей двери, ведшей в маленькую и пыльную гостиничную комнату. А фигура Гэрхо, склонившегося над столом в углу, выглядела совершенно по-человечески - если бы не холодные глаза и зеркало, мерцающее на поясе.
   - Я пришёл, - зачем-то сказал Мей, привыкая к полумраку и тесным дощатым стенам. - Вы давали мне время на размышления.
   - И ты поразмыслил? - уточнил Гэрхо, скользнув по нему равнодушным взглядом.
   - Да. Если я должен ехать, я еду. Но сначала всё-таки объясните мне подробнее.
   Гэрхо тяжело вздохнул и отодвинул рукопись, над которой сидел. Мей разглядел загадочные чернильные крючки и штрихи.
   - Тебе не было достаточно вчерашнего разговора? Не ожидал, признаться, что ты окажешься таким дотошным.
   - Вчера я узнал много нового, конечно, - осторожно нашаривая слова и стараясь скрыть иронию в голосе, сказал Мей, - но я хочу больше знать о том, кто конкретно и каким образом стремится убить меня за мой, как Вы говорите, Дар. И насколько это опасно для моей семьи.
   - Сядь уже куда-нибудь, не маячь в дверях, - предложило Отражение. Мей прошёл вперёд, сам не свой от волнения, сел на продавленную кровать, поскольку единственный в комнате стул был занят Гэрхо, и приготовился слушать.
   - Итак, - продолжал Гэрхо, задумчиво потирая белый шрам на щеке. - Начну по порядку, но долго говорить не буду, ибо время поджимает. Убить тебя хотят из-за исключительности твоего Дара, о чём я уже говорил в вашем чудесном жилище (прости меня - не видел большего убожества, ну да ладно). До тебя, ты уж извини, нескоро дойдёт, какое сокровище у тебя в руках. Дар прорицателя даёт такое могущество, о котором страшно помыслить, и расходится, как круги по воде: пока ты наверняка видел только то, что связано лично с тобой и твоей жизнью, но скоро может статься так, что ты будешь заранее знать куски участи многих Городов, народов, обоих материков... Целых миров. Твоё знание станет неогранённой драгоценностью, и за ним с жадностью начнут охотиться все мыслимые и немыслимые силы. Поэтому тебя намерен уничтожить сам Порядок - одна из главных враждующих сил в Мироздании, составляющих его основу, одна из двух Цитаделей, - он помедлил, явно стараясь придать словам весомости. - Твой Дар по природе своей хаотичен - почему так, я попробую объяснить позже, если ты всё же решишься ехать.
   - И это из-за моего отца? - подытожил Мей, помолчав. Непринуждённый тон Гэрхо несколько сбивал его с толку - тот словно говорил о погоде, а не о таких пугающих и непонятных вещах.
   - Не совсем. Это из-за обоих твоих родителей, из-за самого факта их союза и из-за того, что они допустили рождение общего ребёнка. Это противоречило тому, что называют законом, или разумным порядком вещей, или как-то иначе - как хочешь. История твоего отца мне доподлинно не известна, но увести его за границы родного мира могла только поразительная сила ума и хитрости или большое несчастье, - при этих словах Гэрхо слегка усмехнулся, будто задумавшись о чём-то своём, но эта усмешка была так мимолётна, что Мей вскоре принял её за плод своего воображения. - Кроме того, он дал волю своим, так сказать, чувствам, напрочь забыл о вот этой полезной вещи, - Гэрхо постучал себя пальцем по лбу, - и вдова Онир произвела на свет тебя - дитя от родителей из двух разных вселенных. Такие дети всегда наделяются уникальными способностями; по крайней мере, на данный момент видящих грядущее в Мироздании больше нет. И такие дети не жильцы.
   - Но вы считаете по-другому? - поинтересовался Мей, имея в виду Отражений вообще. Гэрхо ответил не сразу.
   - Мы считаем, что это как минимум глупо - зря растратить такие возможности. Не лучше ли научить тебя управлять ими? Вот из этого вышел бы толк для многих. И потом, - он ухмыльнулся, - это было бы жутким вероломством - зарезать, как свинью, такого вот славного и невинного юношу, у которого ещё и девушки-то нет.
   Мей почувствовал, как горят уши, и ощутил жгучую злость. Почуяв это, Гэрхо зычно расхохотался - надо отдать ему должное, это значительно разрядило обстановку.
   - И можешь не таращиться на меня с такой свирепостью. Ну, вопрос решён?
   - Нет, - отрезал Мей. - Вы ничего не сказали о моих родных.
   Гэрхо быстро посерьёзнел.
   - Ничего не сказал - потому что ничего хорошего их не ждёт, если ты останешься. Одной безлунной ночью к вам просто проберутся в дом - и, поверь мне, слабая женщина, юная девица и хлипкий, откровенно говоря, паренёк не одержат победу над обученными головорезами.
   Мей в красках представил себе это, и у него свело скулы. Если хоть на миг вообразить, что Отражение не лжёт...
   - Я еду. Скоро вернусь с вещами, - Мей поднялся. Гэрхо тоже встал - его макушка чуть-чуть не касалась низковатого потолка.
   - Отлично. Только поторопись - нам лучше выехать до вечера.
   - Я скоро. Соберусь и попрощаюсь, - Мей взялся за ручку двери. Его не покидало необъяснимое чувство, что он всё делает так, как надо - и в то же время всё это продолжало казаться сплошным безумием.
   - Со своей красавицей? - Гэрхо даже подмигнул; если учесть то, как выглядели его металлические глаза, это было зрелище не из приятных. - Не беспокойся, посмотришь на наших девушек - и вскоре забудешь о ней.
   - Ни за что, - запальчиво возразил Мей, но его тут же покоробило - вспомнилось ночное видение. Видение о Той, которая не была Риэти.
   "Я вернусь", - ещё раз пообещал он себе, выходя на улицу.
  
   Глава IX
   У Атти болели глаза и устали руки. Она вышивала при тусклом свете масляной лампы - тусклой потому, что масла осталось всего ничего, а на новую бутыль денег пока не хватало. Прихотливый узор ложился на платок из грубой ткани, сшитый ею же на днях и украшенный покачивающейся по краям ершистой бахромой. За платок, в конце концов, можно немного выручить.
   - Атти, ты не ложишься? - негромко спросила мама, которая уже давно стояла у окна, застыв, как изваяние, и смотрела вдаль.
   Из-за её неожиданного вопроса Атти неосторожно дёрнула рукой и втянула носом воздух от резкого укола. Долго смотрела на багровую каплю, выступившую из пальца. Не ответила.
   В доме было непривычно тихо и пусто - так, будто кто-нибудь умер.
   "Мей уехал, - напомнила себе Атти. - Просто уехал... Ненадолго. И скоро вернётся. Ничего ужасного не случилось. Он уехал ради нас".
   Кровяная капля отпечаталась на изжелта-белой ткани - платок был испорчен. Всхлипнув, Атти спрятала в нём лицо и расплакалась - тяжело и навзрыд, впервые за этот страшный день.
   Неслышно подойдя, Кейла подошла и молча обняла её. Что тут сказать? Ещё сегодня Мей был дома, а сейчас он на пути к Отражениям. Долина Отражений - это звучало так же странно, как если бы он отправился к звёздам или пошёл воевать с дикими племенами с другого континента, о которых говорят, что они и объясняются-то знаками да воплями.
   - К нам придёт аи Декар, - глухо сказала Кейла.
   - Зачем? - Атти прерывисто вздохнула и отстранилась. - Ты думаешь, что это...
   - Наверняка, - Кейла отошла к окну и закрыла ставни. В комнате стало ещё темнее. - Либо он, либо градоправитель. Кто ещё мог подобраться к тем силам, о которых говорил Гэрхо?
   - А вдруг это... Слышишь?
   По лестнице снаружи загрохотали чьи-то сапоги. Атти встала, чувствуя, как онемело всё тело; мама легко, будто девочка, порхнула к двери и на бегу бросила:
   - Встань в тень, ему лучше не знать, что ты плакала.
   Атти послушно отошла. Ей не хотелось видеть Мезора аи Декара: он и прежде вызывал у неё отвращение, а теперь она по-настоящему боялась. Что ему нужно от Мея? И зачем он пришёл теперь?
   Сапоги принадлежали, конечно, телохранителям Мезора, которые вломились без стука и молча встали по обе стороны от двери. Младший аи Декар вплыл в комнатушку медленно и важно, словно в свою опочивальню. Кейла поклонилась; Атти неохотно последовала её примеру.
   - Чем могу служить, господин Декар? - спросила мама. Один из охранников - бородатый детина, косой на один глаз, - смерил Атти задумчивым взглядом, и та в очередной раз пожалела, что с ней рядом нет Эйтона.
   - Где Ваш сын, Кейла?
   - Меидира нет сейчас в Городе, господин Декар. Что-нибудь ещё?
   Морщины на мясистом лбу Мезора разгладились, а в глазах мгновенно мелькнуло... облегчение? Хотя, скорее всего, ей только показалось.
   - Нет в Городе, правда? - Декар достал платок и отёр лицо; рука у него чуть дрожала. - И давно?
   - Он уехал вчера вечером, - ровным голосом солгала Кейла. "Надеется, что они не попытаются его догнать", - догадалась Атти; сама она, впрочем, не очень-то в это верила.
   - Прекрасно... Я хочу сказать - понимаю. Благодарю, Кейла.
   - Присаживайтесь, если угодно.
   - Нет-нет, не стоит. Простите, что нарушил ваш вечерний покой. Желаю мальчику удачной поездки.
   И Мезор вместе с телохранителями удалился так же внезапно, как пришёл.
   - Напиши Эйтону ещё раз, - сказала мама, когда топот копыт и стук колёс кареты Мезора затихли. - Город-над-Озером не так далеко от Долины Отражений; может быть, он как-нибудь сможет помочь Мею или переслать от него письмо.
   - Ты правда веришь в это? - усомнилась Атти. Все говорили, что владения Отражений недоступны для посторонних - можно хоть целый день бродить вдоль и поперёк Долины, но ничего не увидишь, кроме неприветливой пустоши. Надо было спросить Гэрхо, конечно, однако ни одна из них не решилась.
   Мей уехал невесть куда, и им ещё придётся с этим смириться.
   - Нет, - мама вздохнула. - Остаётся только надеяться, что там он действительно будет в безопасности. Но ты всё-таки напиши. Эйтон ведь должен когда-нибудь ответить.
   - Не знаю... А когда Мей вернётся? - Атти снова ощущала себя девочкой - льнущей к матери, маленькой и беспомощной.
   - Не знаю, - эхом отозвалась Кейла, опять отходя к окну и открывая ставни. Где-то там, за городскими стенами, вилась дорога, по которой сегодня днём ушёл её сын - никогда ранее по ней не ходивший.
  
   Глава X
   В предрассветной хмари Мея разбудил грохот железа: это Гэрхо, поднявшийся ни свет ни заря, гремел котелком. Наверное, за водой собрался.
   Мей, завернувшись в одеяло, предусмотрительно захваченное из дома, ещё немного поворочался на своей подстилке из лапника, вдыхая горьковатый запах дыма от костра и прелой земли. Потом сел, вытянув ноги.
   - Удачного дня, - не оборачиваясь, пожелал Гэрхо.
   - Доброе утро, - откликнулся Мей, не то ответив Отражению, не то поправив его.
   - Тебе сегодня полезнее удачный день, чем доброе утро, человечек, - многозначительно сказал Гэрхо. - Сходи-ка лучше за водой - тут неподалёку есть ручей.
   Закончив все приготовления (Мей с непривычки всё делал медленно и побаивался, что Отражение разозлится, однако этого почему-то не произошло), они освежевали и сварили какого-то мелкого местного зверька, который ненароком попал в ловушку, расставленную Гэрхо накануне вечером. Мей нерешительно высказал сомнение в том, стоит ли с утра есть мясо, но его спутник, снисходительно улыбнувшись, ответил, что сегодня ему потребуется как никогда много сил.
   (...- Возвращайся скорее, мальчик мой, - прошептала мама в полумраке комнаты, целуя Мея в лоб. Атти замороженно бегала вокруг, заталкивая в мешок последние пожитки. - Мы будем за тебя молиться.)
   Мей не особенно налегал на мясо несчастного зверька (он вдруг задумался о том, можно ли ему вообще есть пищу Отражений и как он будет выживать в Долине при неудачном раскладе), зато достал здоровое яблоко, взятое напоследок.
   Рассветало; по небу над ельником, где они заночевали, с заунывным курлыканьем пролетел белый клин журавлей. Ёжась от холода, Мей слушал хруст своего яблока и травы на зубах лошадей, которые паслись неподалёку; одну Гэрхо каким-то чудом достал для него самого. Мей, никогда прежде не ездивший верхом, вчера долго мучился и за время их пути отбил себе всё, что можно, но в целом был доволен успехами.
   (...Атти тоже обняла его и прошептала очень тихо, почти касаясь губами уха: "Я передам твоё прощание Риэти". Мей поразился: как она могла догадаться о не высказанной вслух просьбе?)
   - Собирайся, едем, - сказал Гэрхо, деловито привязывая седельные сумки.
   - Сколько пути до Долины? - спросил Мей, поглаживая гриву вороного (и, очевидно, безумно дорогого) коня.
   - Через пару дней к вечеру будем там, если двигаться так же быстро и без лишних остановок, - Гэрхо легко вскочил в седло, и конь загарцевал под ним, перебирая тонкими сильными ногами. Мей вздохнул, задумчиво глядя на стремена: ему не хотелось позориться перед Отражением. Выбора, тем не менее, не было.
   - Давай уже, человечек, - миролюбиво поторопил Гэрхо. - До ночи я тут стоять не собираюсь.
   - Вы всегда теперь... будете так меня называть? - прохрипел Мей, лихорадочно хватаясь за упряжь и размышляя о возможных переломах.
   - Пока не докажешь свою необычайную даровитость, - отозвалось Отражение. Мей наконец справился с задачей, и они пустили лошадей крупной рысью. Замелькали стволы елей.
   - И как я смогу её доказать? Меня будут учить, как всех Одарённых?
   - Будут, конечно, но не так, как всех, - загадочно ответил Гэрхо, и Мей понял, что не дождётся от него ничего более определённого. - Пошёл!..
   Время до обеденного привала прошло в непрерывном перестуке копыт и бьющем в лицо холодном ветре. Они ехали не по тракту, а в стороне, хотя и вдоль него; Гэрхо постоянно петлял, а вскоре вообще отдалился от дороги. У Мея на языке, конечно, вертелось множество вопросов, но задать их он не решался: во-первых, беседовать на скаку было не очень-то удобно, а во-вторых - Гэрхо всё-таки Отражение. Несмотря на его дружелюбное поведение, совершенно доверять ему не следует.
   Начинался удивительно красивый день, тихий и размеренный. Мей уже с трудом верил, что кто-то собирается его убить. Над ними раскрывалось серебристое, омытое прошедшими дождями небо, а впереди расстилались холмистые, темневшие редкими участками почти облетевших деревьев безлюдные дали (встречавшиеся деревеньки, фермы и постоялые дворы Гэрхо старательно объезжал). Осень готовилась к зиме, а Мей думал.
   (...Отдельно ему удалось попрощаться с вещами. Мей никогда не отличался особой впечатлительностью и здесь остался спокоен, но в груди что-то противно щемило.
   Вот он, тюфяк, на котором он столько лет видел сны, на который падал по вечерам от усталости. Вот стол, за которым они завтракали и ужинали все втроём; он помнил каждую щербинку на столешнице. Вот старый сундук - в детстве Мей частенько представлял, что там живёт какое-то враждебное существо, готовое в любой момент вылезти и расправиться с ним. Атти иногда улыбалась, вслух вспоминая, как он от него шарахался. Смешно.
   Обведя глазами всё это, Мей шагнул к выходу.
   В конце концов, когда-то он должен был это сделать.)
   Мей не знал, сколько времени прошло, когда наступил тот самый желанный момент: Гэрхо объявил привал.
   Мей озяб, у него слегка кружилась голова, к тому же он понятия не имел, на каком они сейчас расстоянии от Города-на-Сини и есть ли за ними погоня. Судя по всему, нет, но вот почему?.. Очевидно, Гэрхо уловил его мрачное настроение и решил не мучить их обоих ловлей дичи, тем более что до ближайшего перелеска было далековато. Отражение извлекло из недр сумок головку сыра, какие-то лепёшки и флягу с водой. Мей про себя возмутился тем, что его фактически вынудили поменять местами обед и завтрак, но ничего не сказал.
   - Рассказать тебе что-нибудь? - смилостивился Гэрхо, усаживаясь рядом. На еду он смотрел не менее и не более безучастно, чем на Мея.
   - Я бы не отказался, - заверил его Мей.
   - Что ж, спрашивай.
   Мей удивился и оторвался от вкусной, чуть-чуть пряной лепёшки. Такое неожиданное разрешение привело его в замешательство, и он задумался, какой из десятков вопросов задать сейчас.
   - Как долго я у вас пробуду?
   - Пока не минует опасность.
   - А поточнее?
   - Пока не научишься толково управлять своим Даром... Или пока тебя не перестанут преследовать. Имей в виду - второе почти невероятно.
   - Расскажите мне всё-таки о тех силах, которым нужна моя смерть. Вы назвали это Порядком?
   Гэрхо прикрыл глаза и покачал головой.
   - Это надолго. Когда будем на месте - сколько угодно, а здесь задавай вопросы попроще.
   - Я смогу писать своей семье?
   - Нет.
   Ответ хлестанул Мея.
   - Вот так однозначно?
   - Абсолютно. В Долине у учеников нет никакой связи с внешним миром - таков закон. Ты будешь сосредоточен на обучении, и исключительно на нём, - тут голос Гэрхо ехидно вильнул. - Ну, конечно, если всё-таки не положишь глаз на какую-нибудь из наших красавиц.
   - У Вас все шутки такие однообразные? - удручённо осведомился Мей.
   - Твой пухлый друг-картограф, наверное, блистает большим остроумием? - зачем-то спросил Гэрхо, дожёвывая сыр.
   "Он и про Теига знает", - со вздохом подумал Мей и попробовал сменить тему.
   - Кто будет меня учить?
   - Я, - Мей чуть не поперхнулся водой. - И ещё кое-кто, но в основном - я, так что будь со мной повежливее, чем сейчас, человечек. А впрочем, можешь и грубить, это даже забавно... Ещё вопросы?
   - Почему люди называют вас Отражениями? - вырвалось у Мея; его давно волновала эта проблема. Он видел зеркало, видел нечеловеческие глаза - и всё-таки не понимал.
   Гэрхо ухмыльнулся.
   - Может быть, потому, что мы называем Отражениями таких, как ты.
  
   Глава XI
   Риэти думала о том, куда же всё-таки мог деться Мей.
   Позавчера приходил Теиг - этот смешной толстячок, который вечно болтает о картах, - и сказал, краснея и заикаясь, что Мей уехал и, скорее всего, надолго. Чуть позже с той же новостью зашла сестра Мея, Атти, никогда раньше толком с Риэти не говорившая. Когда она осмелилась спросить, куда именно, Атти заявила, что не может сказать, и стала спешно прощаться. Всегда хладнокровный отец Риэти, услышав это известие, вдруг схватил плащ и выбежал из дома сам не свой, хотя с работой в тот день было покончено. А мама принялась тихо всхлипывать и молиться Льер.
   В общем, Риэти не знала, что и думать. Само исчезновение было очень странным, а к тому же все вокруг загадочно отмалчивались. Да и куда, в самом-то деле, мог пропасть Мей, который нигде всю жизнь и не был, кроме Города-на-Сини (ну, если не считать окрестных ферм, куда он заходил иногда за молоком и хлебом подешевле)? Кроме того, Риэти была обижена, хотя и понимала, что обижаться глупо - мало ли, что такого срочного могло произойти. И всё же, всё же, всё же... Откровенно говоря, в последнее время её сильно тянуло к Мею - к его привычно взъерошенным пятернёй светлым волосам, к чуть застенчивой улыбке, усталому взгляду и веским словам. Она была очарована их вечерней прогулкой, которая так жутко закончилась. Она чувствовала смутное томление и смятение при одной мысли о нём. А тут он вдруг исчез - и даже не заглянул на прощание... Как бы там ни было, это наверняка связано с Отражениями, размышляла Риэти и вздрагивала.
   Всё это подтолкнуло её к очередной попытке расспросить родителей.
   Они отдыхали после ужина; отец записывал что-то в расходной книге, мама отмывала посуду в кадке (она не подпускала дочь к такому занятию - панически боялась за белизну её рук), а сама Риэти бродила по комнатам, не находя себе места. Родители изредка перебрасывались малозначащими фразами - о здоровье деревенских родственников, заготовках на зиму и прочем. Не особенно прислушиваясь, Риэти остановилась у высокого зеркала в резной раме, установленного в её спальне; наверное, это была одна из самых дорогих вещей в их доме. Осмотрев себя с головы до ног, она заправила за ухо тугой локон, рассеянно провела ладонью по тонкой шее - и, как обычно, осталась довольна зрелищем.
   - Папа, что ты знаешь об Отражениях? - довольно громко - так, чтобы отец услышал в соседней комнате, - спросила она, не отходя от зеркала.
   - Не отвлекай меня, Риэти. Я ведь рассказывал тебе, когда ты ещё под стол пешком ходила, - не сразу последовал угрюмый ответ.
   - Расскажи ещё.
   - Дорогая, не капризничай. Лучше сядь и вышей что-нибудь.
   - Нет, я серьёзно, - Риэти одёрнула платье и вернулась в гостиную. - Я же говорила тебе об Отражении, которое встретили мы с Меем.
   Господин аи Тейно отложил перо, размял затёкшие пальцы и раздражённо вздохнул.
   - Я уже сказал тебе, что думаю об этом. Ты просто приняла за Отражение какого-то навязчивого пьяницу, вот и всё. А всё потому, что не надо грубить старшим и выбегать из дома на ночь глядя.
   - Со мной же был Мей, и это правда было Отражение. Зеркало на поясе...
   - Откуда ты знаешь, всё ли у него в порядке с головой, - поморщился отец. - Ради всех богов, не приставай ко мне с вопросами.
   "Ступай, займись чем-нибудь", - закончила про себя Риэти. Почему отец так избегает любых упоминаний о Мее? Наверняка он думает о нём плохо. Риэти всегда берегли как сокровище - ведь она была единственным чадом в семье Тейно, все её братья и сёстры умерли во младенчестве.
   - Пожалуйста, - она понизила голос до шёпота. - Говорят, что они забирают человеческих детей; это правда?
   - Где ты нахваталась этих сказок?.. Я очень мало знаю об Отражениях, дочка. Ты лучше спроси кого-нибудь, кто учится в этой школе для нищих. Хоть того же Теига.
   - И у тебя нет догадок, зачем им понадобился Мей? - наугад спросила Риэти.
   Отец побелел, а потом побагровел.
   - Значит, так, - произнёс он, медленно отодвигая книгу. Риэти отступила; по спине у неё пробежал холодок. - Кто-то говорил тебе о чём-то подобном? Говорил, что он нужен Отражениям?
   - Нет... - почти пискнула Риэти. - Я просто предположила.
   - Предположила...
   - Да, просто так... Ты разозлился, когда услышал, что Мея нет в Городе... Почему? - Риэти не могла скрыть дрожи в голосе: все полузабытые детские страхи разом поднялись в ней. Отец поманил её пальцем, и она шагнула вперёд, глядя в пол.
   - Слушай меня внимательно, Риэти эи Тейно. Никогда. Не лезь. В то. Что тебя. Не касается. Поняла?
   - Да, - пролепетала она, не поднимая глаз. Противный холод не отпускал, и ей хотелось вечно изучать доски пола.
   - Это тебя не касается. Ни слова больше в моём присутствии об Отражениях, этом идиоте Меидире, его отъезде и моём новом месте; хватит спрашивать обо всём этом. И никакого общения с семьёй Онир, кроме приветствий на улице. Усвоила?..
   - Да.
   - Вот и умница. А теперь иди к себе - мне же надо посчитать, сколько мы потратили за этот месяц.
  
   Глава XII
   На третий день, когда солнце клонилось к закату, но ещё не рыжело, что-то изменилось. Мею показалось, что звуки - шелест ветра в траве, топот коней, редкие вскрики птиц в небе - стали глуше и ненадолго замерли, а воздух вокруг загустел, подрагивая. Даже запахло как-то иначе - будто они миновали невидимый барьер. "Наверное, я просто устал", - подумал Мей, потому что других разумных объяснений у него не находилось, но тут Гэрхо довольно вздохнул, натянул поводья и пустил коня шагом. А потом спешился.
   - Хорошо всё-таки возвращаться. Иди сюда, Мей: вот она, красавица.
   Они как раз приблизились к подошве одного из многочисленных пологих холмов, окаймлявших Долину. Мей вылез из седла (теперь он делал это значительно лучше, чем раньше) и пошёл вверх вслед за Гэрхо.
   Он с некоторым волнением ожидал, что увидит сотни зеркал, но этого, к счастью, не случилось. Внизу, сколько мог охватить глаз - до Старых гор, смутно синеющих вдали к северу и западу, - расстилалась широкая буро-чёрно-зелёная местность, по которой были рассыпаны строения - как обычные деревянные, так и довольно странные, что отсюда было не рассмотреть, - и полоски вспаханной земли. Виднелись небольшие то ли рощицы, то ли садики, несколько мельниц, колодцы, сложное переплетение тропинок, извивы небольших речушек... Всё это было огорожено невысоким забором из заточенных сверху кольев.
   Мей ощутил укол разочарования - он ожидал чего-то грандиозного, а пришёл к тому, что даже отдалённо не могло сравниться с Городом-на-Сини. Если весь мир выглядит, как эта холмистая пустошь, а самое загадочное место в нём - как этот исполинский посёлок, то стоило ли вообще покидать дом?.. Другой вопрос - в том, что у него не было выбора.
   - А почему никого не видно? - спросил он у Гэрхо, чтобы хоть что-то спросить.
   - Вероятно, нас уже ожидают, - Гэрхо улыбнулся ему даже (кто бы мог подумать) ободряюще. - Пойдём.
   Пока они спускались (лошади были удивительно послушны), стояла тишина, но Мею слышалось тонкое и печальное пение где-то вдалеке. Кажется, на том же языке, на котором бормотал что-то Гэрхо, когда время от времени задумывался.
   Они спускались всё дальше в глубь Долины, но ни одного разумного существа им не повстречалось. Они беспрепятственно прошли через ограждение (Мея поражала безалаберность, с которой Отражения относились к своей защите). К большому дому необычной формы, над которым вился дымок, вела узкая тропка. Приземистое здание напоминало искажённый шестиугольник, стены его состояли из какого-то непроницаемо-чёрного камня. Пение явно доносилось оттуда и становилось всё громче, но не резало слух, а приятно его обволакивало. Мею вдруг стало жаль, что он ни слова не понимает.
   - Как называется это место? - спросил Мей, когда они подходили к ступенчатому крыльцу.
   - Меи-Зеешни, - ответил Гэрхо и решительно забрал у него сумки. - Зеркальный дом. Проходи.
   Мей, всегда чутко реагировавший на любые звуки, не мог не заметить, что начало этого причудливого названия напоминает его имя. Простое совпадение, конечно. Он вошёл.
   И вот там-то как раз были зеркала.
   Первое, что понял Мей, - что внутри здание значительно больше, чем снаружи. Иначе как сюда можно было затолкать такую толпу?.. Пение смолкло. Он нервно сглотнул, осматривая уставившихся на него мужчин, женщин, детей и стариков. Они выглядели бы просто как люди, если бы не одинаковые тёмные одеяния, похожие на жреческие, и зеркала на поясах - разных форм и размеров. И, разумеется, глаза. Не только безучастность во взглядах и серебристый оттенок, но даже разрез - всё было в точности как у Гэрхо. Разные черты лица, телосложение, возраст - и одинаковые глаза. Мея пробрал холодок.
   - Здравствуйте, - хрипловато выдавил он, прочистив горло. Приветствие утонуло в молчании - все они, неподвижные, как восковые куклы, казалось, чего-то ждали от него.
   - Здесь далеко не все понимают твой язык, - шепнул Гэрхо, наклонившись к его уху. - Хочешь, я буду переводить, человечек?
   Мей кивнул, и Гэрхо быстро произнёс довольно длинную фразу - наверное, здороваться тут было принято более церемониально. От толпы отделился худой седобородый старик - вышел, опираясь на узловатую палку; её стук в зловещей тишине отдавался в ушах громом. И скрипуче заговорил, изредка заикаясь.
   - Здравствуй в веках, прорицатель, - зашептал Гэрхо одновременно со стариком. - Мы давно ждали твоего появления. Почему ты пришёл к нам?
   Мей озадачился: что он мог, по сути дела, сказать? "Потому что я доверился такому, как вы, совершенно его не зная"? "Потому что я боюсь за своих близких"? "Потому что моя мать скрывала от меня правду"?
   - Потому что хочу научиться владеть своим Даром.
   - В Долине ты найдёшь приют и достойное обучение... Если не продолжишь терзаться от тоски по мамочке, - язвительно пропел Гэрхо.
   - Что?! - опешил и возмутился Мей. - Это он так сказал?
   - Нет, условие было моё... Не замышлял ли ты недоброе, вступая на святую землю Долины?
   - Не замышлял, - заверил Мей, живо вспомнив забор, грязь и пожухлую траву.
   - Готов ли ты чтить законы Долины и беспрекословно подчиняться своим наставникам, отринув присущие твоему народу гордыню и самолюбие?
   - Готов, - сказал он уже не так уверенно, краем глаза поглядывая на расплывшиеся в глумливой улыбке, обросшие щетиной впалые щёки своего наставника.
   - Тогда сойди же к нам. Стань одним из нас на время своего обучения и назови своё имя! - голос старца торжественно возысился, и заикание пропало. Мей спустился по лесенке и оказался со множеством Отражений в буквальном смысле лицом к лицу. Он бы не пожелал испытать такое, пожалуй, даже Мезору аи Декару.
   - Я пришёл из Города-на-Сини. Я Меидир... - он осёкся; как выяснилось, он не Онир. И неуклюже закончил: - Просто Меидир.
   Перевода не требовалось. Отражения загалдели, заулыбались, задвигались; кто-то прорывался через толпу к нему и пытался что-то сказать, кто-то запел себе под нос, кто-то закружился с самим собой в пляске... Ничего более дикого и сумасшедшего - и в то же время почему-то завораживающего - Мей в своей жизни не видел. Послышалась тихая музыка - кажется, флейты и ещё какие-то инструменты, которых он не узнавал. Откуда-то вынырнули три девушки с подносами: одна несла блюдо румяных яблок, другая - круглый пирог с золотистой корочкой, а третья - наполненную чем-то бутыль и чашу.
   - Гостю требуется ужин и отдых. Позволь проводить тебя до твоего жилища, Меидир, - с лёгким поклоном звонко проговорила самая миловидная из них, смутно напомнившая Мею Риэти. В её речи даже не слышалось акцента.
   - Да, конечно. Спасибо, - Мей и впрямь был не прочь уйти: тут все вели себя как при появлении чего-то невиданного.
   - Я сам провожу его, - послышался сбоку гортанный голос. К ним, мягко обходя собравшихся, приблизился роскошно одетый юноша с волосами ещё светлее, чем его собственные. Он окинул зашептавшихся девушек насмешливым, как показалось Мею, взглядом, а потом деловито водрузил на один поднос бутыль с чашей и яблоки. Мею досталось нести ароматный пирог, от одного вида которого рот наполнялся слюной. Следом за провожатым он направился к выходу; поискал глазами Гэрхо, но уже не нашёл. "Ладно уж, - решил Мей. - Раз у меня привычка доверять тем, кого я вижу впервые..."
   Когда они вышли наконец на улицу (о, это счастье - вдохнуть более-менее свежего воздуха), Мей снова посмотрел своему спутнику в лицо и не смог сдержать ликования:
   - Ты не Отражение?
   - Нет, - снисходительно ответили ему. - Я только здесь учусь... Пошли быстрее, собирается дождь.
   Мей поднял голову - действительно, небо темнело, и не только из-за вечера. Он прибавил шагу, чувствуя урчание в желудке; не хватало ещё подмочить пирог.
   - Здесь живут ученики, - объявил парень, когда они дошли до вытянутого строения с покатой крышей из того же глянцевого камня (откуда они берут такой, интересно?), но уже не чёрного, а просто серого; здание было обнесено изгородью из до странности блестящего, совершенно не тронутого ржавчиной металла.
   Юноша по-хозяйски пнул калитку носком щёгольского сапога. Потом толкнул тонко скрипнувшую входную дверь и отошёл в сторону, пропуская Мея. Он зашёл и огляделся: вдоль стен тёмного коридора тянулись двери; сосчитал - всего пять.
   - Больше учеников не бывает? - поинтересовался он.
   - Наверное, нет... Но сейчас-то здесь точно никого, так что выбирай любую комнату, - лениво протянул провожатый. - Кроме крайней слева - она моя. И давай быстрее - надоело мне тащить твои яблоки...
   Мей, поразмыслив, подошёл к крайней справа двери. Парень, понимающе хмыкнув, двинулся за ним.
   Комната была крошечная - меньше, чем в Городе-на-Сини - и, судя по состоянию стен, немного сыроватая. Но зато в ней имелось всё необходимое, а на письменном столе у кровати лежала стопка книг; Мей посмотрел на неё с радостным предвкушением.
   На тот же самый стол они водрузили подносы. Мей подумал, что неудобно выпроваживать гостя просто так, и кивнул на еду.
   - Будешь? Я сейчас не голоден... И спасибо, кстати.
   - Оставь на завтра.
   - Да бери, - Мей уселся на кровать (после тюфяка было совсем непривычно) и отломил себе приличный кусок пирога. В бутылке оказалась обычная вода, но он был ей рад - так пересохло в горле. Гость изящно опустился на табуретку; взяв кусок двумя пальцами, он критически осмотрел его, сдул что-то и только потом стал жевать.
   - Твои вещи, скорее всего, принесут завтра. Если тебе интересно.
   Мей благодарно кивнул - и тут до него дошло, что он до сих пор не знает имени того, кого кормит под своей новой крышей.
   - Меня зовут Мей.
   - Веттон аи Ниис, - они пожали друг другу руки.
   - Ниис?.. Я где-то это слышал...
   - Сразу видно, что ты деревенщина, - усмехнулся Веттон. - Ниисы - один из Первых Родов людей. Мои предки жили на северо-восточных землях ещё до того, как заложили фундаменты Городов, и много столетий служили королям.
   Мея охватила нерешительность - сразу вспомнились все так волновавшие в детстве легенды и сказания. Времена павших королевств - турниры, войны, рыцари и лорды, мореплаватели и сокровища, чудовища, волшебство, певцы и прекрасные леди... Ничего этого не осталось, да и он давно не тешил себя мыслями об этом - вырос уже. Но любопытство пересилило.
   На "деревенщину" он решил пока не реагировать. В конце концов, смирился же он с "человечком" Гэрхо - а неизвестно ещё, что хуже.
   - А откуда именно Вы... ты родом? Из замка?
   - Наш замок недалеко от Города-у-Белого-камня.
   - Ох... Ясно. А ты здесь давно?
   - Четвёртый год.
   - Так долго? А сколько вообще длится обучение?
   Веттон пожал плечами.
   - Понятия не имею. Должно быть, пока Старший наконец не надумает, что достаточно тебя мучить. Но в любом случае мои дорогие братья и сёстры наверняка уже забыли, как я выгляжу... - он поморщился. - Ты правда видишь будущее, Мей из Города-на-Сини?
   - Наверное... Иногда. Но я совсем не умею это истолковывать. А что умеешь ты?
   - О, разное... Но в основном вот это, - он взглянул на бутылку, нахмурился, и через мгновение она плавно поднялась в воздух, отлетела ладони на две в сторону и вновь приземлилась.
   - Здорово. Правда, очень, - Мей и не пытался скрыть своей восторг. Лучше бы и он мог перемещать предметы вместо того, чтобы проваливаться в забытье во время жутких и запутанных видений.
   Веттон снисходительно улыбнулся.
   - Учиться тут хорошо, но нужно много заниматься, а мне давно уже лень... Кстати сказать, привыкай к пирогам и фруктам - ученикам тут нельзя есть ни рыбу, ни мясо.
   - Вообще? Но почему?
   - А кто бы их разобрал... Считается, что это лишает гармонии с живым миром на время обучения, и так далее, и тому подобное... Однако мне думается, что на самом деле они просто не жаждут лишни раз охотиться и рыбачить, а тем более для нас... Слышишь?
   Мей прислушался и различил среди дробного стука разошедшегося дождя по крыше и оконному стеклу стук более редкий. По окошку долбил кулаками мальчишка лет семи, лохматый, промокший и грязнощёкий, закутанный в какие-то лохмотья. И с глазами Отражения - к тому же явно голодными. Мей схватился за пирог и встал.
   - Не советую, - покачал головой Веттон. - Потом не отвяжется.
   Но Мей всё-таки открыл окно и протянул мальчишке ломоть. Тот ухватился за него и с жадностью впился в корочку неестественно острыми и белыми зубами, а потом проворно скрылся в пелене ливня.
   - Эй! - позвал Мей, но ему никто не ответил. Немного озадаченный, он закрыл окно и вернулся. - Может, надо было позвать его внутрь? Почему он не в Меи-Зеешни вместе с другими?
   Веттон презрительно поморщился.
   - Обойдётся. Ридием - на редкость приставучая тварь. Он не в себе и обожает вытворять пакости.
   "И такие, значит, бывают Отражения. Надо же..." - подумал Мей и потянулся к яблоку. И вдруг замер.
   - Как ты назвал его?..
   - Ридием. А что?
   Мей мысленно сопоставил ещё раз - и опять вернулось то гадкое чувство, которое он испытал в Зеркальном доме под взглядами Отражений.
   - Да ничего. Просто моё полное имя - Меидир.
  
  
  
   Глава XIII
   На следующее утро Мей проснулся неожиданно бодрым и выспавшимся. Сначала, правда, долго не мог понять, где находится, но потом увидел остатки вчерашнего пирога и стопку книг. Не удержался, потянулся к верхней - довольно ветхой на вид - и осторожно раскрыл... На пожелтевших, истончившихся от времени страницах плясали буквы его родного языка - правда, несколько архаичных начертаний. Мей наткнулся взглядом на строчку: "...пожелаешь же отыскать сокровище, зарытое прежде третьего поколения - возьми слиток серебра и помести его в воду на семь дней, а затем окропи себя той водой со словами..."
   Мею стало даже интересно, что же такое нужно для этого произнести (хотя найти клад предков ему определённо не светило), и он бы обязательно дочитал, если бы не мелодичный женский смех, донёсшийся откуда-то из-за стены. Потом в утренней тишине послышался мужской вкрадчивый голос, и Мей узнал его - Веттон, конечно же. "Неужели здесь такие тонкие стены?" - в смятении подумал Мей, вспомнив, что сын лорда живёт через весь коридор. Значит, у него свидание. Мей смутился - так, будто он мешал или подглядывал за тем, чего знать не следовало. Он слез с кровати и вышел на улицу, стараясь не шуметь.
   Умывшись во дворе, ополоснувшись и переодевшись наконец-то в чистое, Мей решил, что ему необходимо найти кого-нибудь, кто объяснит ему, что делать дальше. Или хотя бы скажет, где тут можно позавтракать. И ещё надо поговорить с Гэрхо; мысли о маме и Атти не давали ему покоя. Точно ли нельзя им написать или хотя бы как-то убедиться, что с ними всё в порядке?..
   Было приятно идти по земле, жирной и чёрной после дождя; дышалось легко. Маленький сад, находившийся между домом и оградой, кишел деревьями с голыми влажными ветвями. Под ногами шуршала прелая листва.
   Тропинка, по которой он шёл, вела к другой, а та - к третьей. Они перетекали друг в друга и извивались, как речки, и утопали в густых тенях от деревьев. Стояла необыкновенная тишь; Мей не слышал ничего, кроме собственных шагов и дыхания.
   Скоро он вышел на некое подобие центральной площади - туда, где стоял один из колодцев и откуда виднелся Зеркальный дом. И снова никого.
   "Да куда же они все подевались", - раздражённо подумал Мей. Вчера все так торжественно приветствовали его, а сегодня как в воду канули. В сердцах он пнул попавшую под ноги ветку, и та отлетела в сторону колодца.
   - Ах, нельзя обижать ветви, дорогой гость, - с укором произнёс кто-то у него за спиной на его языке. Мей резко обернулся и увидел маленькую горбатую старушку-Отражение с гривой седых волос и странным сооружением из мелких веток и сухих листьев на голове. Он готов был поклясться, что пару секунд назад её тут не было. - Ветви - это руки деревьев. Ты бы хотел, чтобы кто-то пинал твои руки?
   "Они все здесь сумасшедшие", - тоскливо подумал Мей, вспомнив ребёнка, чьё имя звучало как отзеркаленное его. С другой стороны, этот бредовый лепет никак не вязался со здравомыслием Гэрхо.
   - Простите... Вы не могли бы подсказать мне, где живёт Гэрхо?
   - Смешной гость. Разве народ Долины может жить где-то? - старушка лукаво улыбнулась беззубым ртом и погрозила ему костистым пальцем. - Э, нет. Для таких, как ты, мы просто тени на воде. У нас нет постоянных жилищ, а те, что есть, - открыты для всех. Верь старой Деос, она не солжёт.
   - Зачем тогда всё это? - Мей сделал широкий жест рукой, - если у вас нет жилищ? Для чего эти здания?
   Про себя он уже решил, что эта старушка больше всего напоминает жриц Храма Льер: их жуткий лепет тоже редко бывал понятен.
   - Гостю ещё многому надо научиться. Дом - то место, где живёшь ты, а не твои кости и мясо, - голос старухи стал строгим и хриплым. - Пойдём со мной. Старая Деос отведёт тебя, куда нужно.
   - То есть к Гэрхо? - на всякий случай уточнил Мей, но старушка, будто не расслышав его, развернулась на пятках и засеменила прочь. Он вздохнул и пошёл следом.

***

   Какими-то окольными путями (Долина всё ещё оставалась безмолвной, но пару раз Мею показалось, что он слышит доносящиеся из окон домов голоса) Деос привела его к участкам обработанной земли. Урожай, конечно, был давно собран, и кое-где виднелись сорняки, а в небе кружили вороны.
   - Что ты видишь, гость из людских Городов? - спросила старушка, останавливаясь.
   - Грядки, - осторожно ответил Мей, гадая, сколько же ещё его будут мучить загадками.
   - Э, нет, - она нетерпеливо замотала головой, так что гигантское гнездо на макушке заколыхалось. - Ты ведь видишь будущее, так? Ты можешь видеть много возможностей - зелёные кущи или мёртвую землю в трещинах, или дворец, или поле битвы, или море, залившее всё вокруг. Грядки - сейчас. Что будет через тысячу лет, прорицатель?
   Мей помедлил с ответом. Всё это звучало безумно, но, надо признать, увлекательно.
   - Не знаю. Я не умею толковать свои видения, не знаю, как... как это работает. Я и пришёл, чтобы разобраться. Зачем Вы привели меня сюда?
   - Здесь хорошо думать. Старая Деос приходила сюда думать вместе со Старшим, когда её тело было таким же лёгким и тонким, как твоё.
   - Со Старшим? - Мея озарило предположение. - Так Вы его жена?
   - Третья жена, да.
   Мей счёл лучшим не вдаваться в подробности, но был сбит с толку. Он слышал, что в каких-то южных Городах до сих пор существует многожёнство, но у Отражений? "Или, может, она совсем не то имеет в виду?"
   - Вы что-нибудь знаете о моём Даре? Или о тех, кто хочет меня убить?
   - Знать о твоём Даре может каждый; следи, чтобы его не разорвали на куски, - ещё более туманно отозвалась Деос. - А охотятся за тобой двое ясноликих витязей, двое воинов добра.
   Мей не сразу осознал, что у него отвисла челюсть.
   - Воинов добра?.. Так значит, моя смерть - это справедливо?
   - Несомненно, - спокойно подтвердила Деос. - Твой Дар - проклятие этого мира. Но мы сохраним тебе жизнь; главное - учись.
   - Выходит, вы собираетесь вырастить из меня проклятие миру?.. С какой стати - это же и ваш мир тоже? - Мей даже позволил себе слегка повысить голос: всё это было ему очень не по нутру. Если дела действительно так обстоят, лучше уж встретиться с "ясноликими витязями" и покончить с этим.
   Деос вскинула руки, словно защищаясь.
   - Ах, совсем глупый мальчик, ничего не понимает!.. О, я слышу шаги твоего учителя. Спешить некуда, дорогой гость. Не ходи пока в Меи-Зеешни и не бойся этого, - она дотронулась до зеркала на поясе. - Такие, как ты, всегда боятся видеть правду - но ты обречён её видеть.
   - Я хочу видеть правду. Точнее, слышать. И ни от кого пока не могу её добиться, - устало сказал Мей. Он посмотрел поверх головы Деос и рассмотрел силуэт Гэрхо с каким-то мешком, приближающийся к ним бодрым и лёгким шагом.
   Старушка в невозмутимом молчании начала уходить.
   - Стойте! - окликнул её Мей. - Тут есть один мальчик, его зовут Ридием...
   Она нахмурилась, не дав ему договорить.
   - О, остерегайся его, особенно ночью. Часто он собой не владеет, - проговорила Деос и повернулась к нему спиной, удаляясь. Гэрхо подошёл и приветственно хлопнул его по плечу.
   - Ну и кто так делает, человечек? Я бегаю, ищу его, а он мирно беседует со старушкой Деос!.. Веттон сказал мне, что ты должен быть в комнате, но я не нашёл тебя там... Ты лучше не броди тут без меня, хотя бы на первых порах. Договорились?
   Мей уже понял, что задавать ком-улибо по какому-либо поводу вопрос "почему?" бессмысленно, и только кивнул.
   - Вот и хорошо, - Гэрхо энергично поставил мешок на землю, развязал его и вытащил нечто странное по очертаниям. Пара движений руками и щелчков - и Мей узнал раскладной стул, примерно такой, какие были у торговок на рынке.
   - Зачем это?
   - Тебе. Присаживайся, - Гэрхо беспощадно вогнал стул в землю всеми четырьмя ножками. Мею стало грустно.
   - Уже начинается занятие?.. Завтрака не будет?
   - На голодный желудок будешь лучше соображать. Да не бойся, человечек, - сделаешь часть работы, и я отведу тебя перекусить. Садись, не трать время.
   Мей сел, и стул под ним жалобно скрипнул. "Надо будет не забыть спросить Гэрхо о Деос и ясноликих витязях", - подумал он, глядя, как его наставник извлекает из мешка дощечку и горсть лучинок. Он вручил дощечку Мею, и тот, немного встревожившись, приспособил её на колене.
   - Итак, Одарённый, первое, что ты должен усвоить: сейчас ты ничего не знаешь и не умеешь. Твоё сознание пусто и поросло сорняками, как эти грядки. Наша задача - прополоть и облагородить его...
   - Ну, я бы не сказал так о своём сознании, - запротестовал Мей - это было уж слишком. - Я хорошо учусь... Учился.
   - Так, не перебивай учителя, - сказал Гэрхо, но это прозвучало как-то совсем не строго. - Это ты о школе для бедняков при вашем храме? Лучше забудь об этом и смотри не скажи кому-нибудь - опозоришься... Пока не будем трогать твои видения. Вот, держи лучины. Сложи квадрат.
   Мей подумал, что ослышался, и с недоумением уставился на Гэрхо. Тот с самым серьёзным видом кивнул на лучинки.
   - Но... Их же три.
   - Как верно подмечено, - съязвило Отражение. - И что это меняет?
   - Ну, у квадрата четыре стороны...
   - Я дал тебе задание, вот и выполняй.
   Чувствуя себя полным идиотом, Мей разложил лучинки на доске. Посмотрел на них. "И ради этого я сюда приехал?.."
   - Можно, наверное, их сломать. Но это, скорее всего, запрещено?
   - Точно. Ещё варианты?
   - Повторите задание, - попросил Мей, в голову которому пришла немного дикая мысль.
   - Я дал тебе лучины - сложи квадрат, - проговорил Гэрхо, отчего-то довольный этой просьбой.
   Мей положил две лучинки параллельно друг другу, третью - снизу, а их верхние концы соединил ребром собственной ладони.
   "Ну всё, сейчас меня выдадут тем двоим за тупость..."
   - Неплохо, - одобрил Гэрхо, и Мей выдохнул. Он понял - в безумном месте нужно и вести себя соответственно. - Как догадался?
   - Вы не сказали, что можно использовать только эти лучины.
   - Что ж, ты не так безнадёжен, как мне думалось. А теперь выложи мне траекторию человеческой мысли.
   После кратковременного ступора Мей сообразил, что от него, видимо, требуется изобразить круг.
   Так прошло всё утро - Гэрхо требовал показать на лучинках то бесконечность, то смех и слёзы, то главный страх всех живущих (Мей выложил слово "смерть")... Он уже сбился, считая эти задания (впрочем, за три десятка они явно перевалили), когда Отражение наконец объявило перерыв.
   "По крайней мере, это интереснее, чем в школе", - утешил себя Мей, шагая к зданию, где, как выяснилось, ела вся Долина.

***

   - Так Вы мне всё-таки расскажете, кто они и почему она назвала их ясноликими? - спросил Мей, успевший вкратце рассказать о встрече с Деос. Они с Гэрхо уже сидели в громадном зале, уставленном длинными обеденными столами. Гэрхо, злорадно улыбаясь, принёс откуда-то миску каши, хлеб и огурец - для Мея и свинины для себя. И теперь, сидя напротив, с аппетитом жевал мясо.
   - Попробую, ты же всё равно не отстанешь... Прекрасная свинина, кстати, - Гэрхо вытер блестящие от жира губы. - Я уже упоминал, что в Мироздании есть Цитадель Порядка и Цитадель Хаоса - два полюса всего сущего, две равнозначные силы, огромные крепости за гранями всех миров, наполненные духами. Естественно, между ними поддерживается равновесие, нарушение которого может привести к непредсказуемым последствиям - не только в плане материи. Чтобы сохранять это равновесие, существует Центр Мироздания, в котором находится Знающий. Пока понятно?
   - Почти. И кто такой Знающий?
   - Высший разум. По крайней мере, так считается, - как-то иронично ответил Гэрхо. - Но ты лучше, между нами говоря, не особенно в это вдавайся... Так вот, твой Дар - по природе своей порождение Хаоса. Не дано существу из плоти и крови видеть то, что произойдёт, - пусть туманно, пусть примерно, пусть лишь одну из многих вероятностей... Оговорок много, но так нельзя. Это нарушает нормальный ход вещей. Можно предполагать, но не знать.
   - Ясно, - сказал Мей, помедлив. - И из этого следует?..
   - Из этого следует, что твоя смерть нужна Порядку. Его духов Деос и назвала ясноликими витязями - чересчур выспренно, но она это любит.
   Мей тяжело вздохнул и опёрся локтями о стол. Значит, правильно он сделал, что уехал... Почему, почему именно ему достался этот проклятый Дар, делающий его опасным уродом?
   - Только не вздумай себя винить, - заметил Гэрхо, глядя на него в упор. - Тут нет твоей вины - это твоя кровь. Кто знает - очень может быть, что твоему Дару найдётся достойное и полезное применение.
   - И всё-таки я - зло, за которым охотятся силы справедливости, - мрачно подытожил Мей. Вот уж в какой роли он точно никогда себя не представлял - даже в минуты разыгравшегося воображения. - Но они ведь не тронут мать и сестру, если выяснят, что меня нет?
   - Конечно, нет. Им нужен только ты. Покинув Город, ты обезопасил всех, за кого боишься.
   Мей уныло смотрел в остатки каши. Всё это мало воодушевляло, и лишь последний пункт обнадёживал.
   - А раньше бывали такие случаи?
   - Какие?
   - Ну, кто-то рождался с такими же способностями?
   - Не могу сказать тебе точно, однако... О, Анна. Как это неожиданно, - глядя куда-то за спину Мея, Гэрхо натянуто улыбнулся и привстал. - Ты же хотела посмотреть на нашего пророка - вот он.
   - Очень рада, - произнёс чуть глуховатый, но приятный женский голос. Мей поднялся и оглянулся; возле них стояла молодая женщина в тёмном платье. На её поясе поблёскивало зеркало, но глаза были не как у Отражений, а вполне человеческие - тёплые, светло-карего цвета и формы миндаля, который в Город-на-Сини мешками привозили торговцы из Города-у-Красной-реки и других южных поселений. По давно приобретённой привычке всех встречных девушек мысленно сравнивать с Риэти, Мей снова проделал это. Разумеется, никакого сравнения быть не могло - нет ни того изящества, ни тонкости, ни нежно-розоватого оттенка кожи. Анна выглядела лет на шесть-семь старше, была совсем невысока ростом и, пожалуй, чересчур бледна, а ещё обладала немного тяжеловатой нижней челюстью. Однако её необыкновенно красили гладко собранные волосы какого-то золотисто-медвяного цвета и взгляд - живой и умный. - Меидир, правильно?
   - Да, но лучше Мей, - сказал он и тут же смутился - как-то смешно это прозвучало. - Вы... Не Отражение?
   - Эх, в моём присутствии... - хмыкнул Гэрхо, но Анна даже не взглянула на него.
   - Верно. Просто я много путешествовала, а однажды пришла в Долину и осталась в ней, - она слабо улыбнулась, и в уголках губ наметились тонкие морщинки. - Удачи тебе, Мей. Надеюсь, ты не против обращения на "ты"?..
   Она наклонила голову и величественно удалилась к другому столу, прошуршав подолом платья.
   - Какое необычное имя - Анна. Никогда не слышал, - сказал Мей, усаживаясь обратно.
   - Она издалека, - небрежно ответил Гэрхо, ковыряя в зубах зубочисткой. А потом совершенно спокойно сообщил: - И к тому же когда-то была моей женой. Ты бы держался от неё подальше.
   Мей в смятении кашлянул. Такого он точно не ожидал.
   - И вы... расстались?
   - Какое красивое слово. Где ты его подцепил, в старых песнях? - Гэрхо возвёл глаза к потолку. - Эти ваши женщины-чужачки... - и неопределённо махнул рукой.
  
   Глава XIV
   Мезор ждал, когда же наконец подадут ужин; он не то чтобы был голоден, но любое отклонение от годами устоявшегося порядка возмущало его.
   Он устал за день (вместе с Айрегом - приём послов Города-под-Соснами, церемония открытия новой лечебницы, разбор писем...) и теперь утомлённо посматривал на часы, а ужин всё не подавали. Мезор со вздохом поднялся и поморщился от боли в спине. Тяжело подошёл к шнуру в стене и дёрнул; звякнул колокольчик. Вскоре в дверях появился слуга - щеголеватый юнец из семьи богатого купца. Служить у градоправителя или его родных было честью и отличным началом карьеры в Городе-на-Сини.
   - Что Вам угодно, господин Декар?
   - Мне угоден мой ужин, я ведь уже говорил.
   - Сию минуту, господин Декар. Я схожу на кухню.
   - Так ступай, - сказал Мезор, сдерживая раздражение. Скоро придёт Айрег, а у этих болванов ничего не готово.
   Мальчишка поклонился и вышел; его шаги бесшумно тонули в ковре. Мезор снова опустился в кресло. У него ныла голова - будто наливалась металлом. На улице сгущались сумерки, и из-за дорогих жёлто-зелёных витражных стёкол (работы стекольщиков из бывшего Ти'арга - лучших мастеров Обетованного) еле доносился шум Сини. Она рвалась из-под земли и уходила в неё и прежде - до рождения Мезора, и Айрега, и этого нищего Мея, и до того, как вырос Город, и до эпохи королей... Будет рваться и дальше. Ей всё равно.
   Он посидел ещё немного, полуприкрыв глаза и глубоко дыша; часы тикали, ужин не приносили, и, отчаявшись, Мезор собрался уже сам спуститься на кухню, как вдруг вошедшая горничная скромно объявила:
   - К Вам господин градоправитель.
   - Моё почтение господину градоправителю, - пробормотал Мезор. - Скажи, что я его жду, и проводи сюда.
   Айрег вообще часто ужинал у брата, а не в своей резиденции - особенно когда не хотел никого видеть. Иначе говоря - особенно с тех пор, как умерла Кларисса. Младший брат в счёт не шёл - его присутствие Айрега не трогало никогда и никоим образом.
   "Не преувеличивай", - одёрнул себя Мезор. Ему давно надоело сражаться со своим оскорблённым самолюбием, к тому же он сразу почему-то вспомнил дом на Улице Кожевников.
   - Нелёгкий денёк, правда? - спросил Айрег, вступая в двери столовой. Его взгляд вопросительно скользнул по пустой скатерти.
   - Сейчас всё принесут... Да, день тяжёлый. Меакар не ответил на твоё письмо?
   Меакар был единственным наследником Города, племянником Мезора - и, по его мнению, умом он пошёл далеко не в отца. А впрочем, и не только умом. Он давно пребывал в Городе-у-Красной-реки и возвращаться в ближайшее время, видимо, не собирался.
   - Ответил, а как же, - рука Айрега нырнула за пазуху, и он достал свиток, перевязанный чёрной лентой. - Я тебе даже кое-что зачитаю... "Милый батюшка, позвольте справиться о Вашем здоровье..." Так, это всё неинтересно... Вот: "К сожалению, я не смогу прибыть к назначенному Вами сроку. Дороги зимой будут почти непроходимы, кроме того, здесь меня удерживают весьма важные обстоятельства личного свойства".
   Мезор хмыкнул.
   - Хотел бы я взглянуть на эти обстоятельства... Должно быть, хорошенькие.
   - Вот именно, - брезгливо отозвался Айрег. Наконец начали вносить первые блюда. - Ну ничего, если понадобится, я пришлю за ним конвой... Непонятно, когда он успел так опуститься... Или вот это: "Впрочем, если Вам действительно необходима чья-то помощь, Вас всегда готов поддержать дядя Мезор. Он с успехом меня заменит. А на любой Ваш вопрос я готов ответить в письменной форме". Это самое забавное, ты не находишь?
   - И правда, - Мезор не мог представить себе, кем надо быть, чтобы допустить хоть на секунду, что Айрег способен с кем-то советоваться о чём-то действительно важном. А тем более - с ним. - Приятной трапезы.
   - Благодарю, - Айрег спрятал письмо и стал аккуратно нарезать мясо маленькими кусочками - он всегда отличался безукоризненной опрятностью.
   - Что-то слышно о Близнецах? - этот вопрос давно вертелся у Мезора на языке, и брат ответил так, как ему и хотелось бы:
   - Ничего, - Айрег отставил бокал и промокнул губы салфеткой. - Они ушли, и это всё. В любом случае - мальчишка, который их интересовал, наверняка уже успел добраться Долины Отражений, и теперь эта история нас не касается. Хотя, если он вернётся в Город, он будет в их распоряжении.
   - Я думал, мы обеспечим ему защиту, - хрипло сказал Мезор.
   - С какой стати?
   - Он вырос в нашем Городе, он человек и совсем мальчишка. Чем он мог так помешать...
   - Мезор, не будь смешным. Непостижимо для меня - почему тебя так волнует этот юнец? Он должен умереть, - Айрег отправил в рот очередной кусочек посочнее. - Понятия не имею, чем он там не угодил Цитадели, - но ты знаешь, что такое Цитадель. Жизнь одного парня не стоит жизни нашего Города - а то и целого мира. Поэтому мне безумно жаль, что мы не смогли выдать его тем, кто этого требовал, - жёстко закончил Айрег, а потом внезапно спросил: - Кстати, его мать всё ещё работает у тебя?
   - Кейла? Да, конечно. Наверное, она ещё здесь - позвать её?
   - Нет, не нужно. Я просто поинтересовался, - Айрег встал с кресла и задумчиво прошёлся вдоль стены. - Всё-таки мне было бы интересно узнать, что за всем этим кроется... Он явно одарён волшебством, но что в этом настолько особенного?
   - Да какая разница?..
   "...если его всё равно убьют, и мы никак не сможем этому помешать. И не станем".
   - О нет, Мезор. Он может вернуться сюда когда-нибудь, обучившись у Отражений, и мы должны учесть это. Мы должны учитывать всё.
   Мезор перевёл взгляд на окно и увидел хлопья снега - первые в этом году. И шума Сини уже не было слышно.

***

   Теиг вышел из Медного переулка и направился на Улицу Зеленщиков. Под ногами у него поскрипывал первозданно-белый, выпавший за ночь снег. Он и сейчас продолжал валить, так что вскоре капюшон плаща насквозь промок. Вообще Теигу надо было в школу - совсем не много времени оставалось до момента выдачи документа о том, что он пригоден к работе, где требуется грамотность, - однако сегодня он решил посвятить утро кое-чему более важному. А именно - повидать Риэти эи Тейно.
   После отъезда Мея Теиг ни разу не навестил её, хотя друг его просил. Заходил только к госпоже Кейле и Атти. Он многократно говорил себе, что завтра обязательно зайдёт, но каждый раз находились разнообразные и прямо-таки неотложные дела. Теиг не мог победить свою робость - и никогда бы не признался Мею или кому-то ещё, как он относится к Риэти.
   "Может, её нет дома", - думал он с робкой надеждой. Тогда он просто извинится и уйдёт. И не будет позориться. Что о нём может думать такое прекрасное, неземное создание, как Риэти - та, которой он посвящал неумелые стихи и к которой не смел приблизиться? "Жирный увалень и чудак, вот что она думает".
   А уж то, что он идёт туда в одиночестве, без Мея, - это вообще катастрофа. Он беспокоился за него: они провели всё детство вместе и выросли бок о бок - вместе глазели на дорогие, недоступные игрушечные мечи на рынках, сидели за школьной скамьёй, слушали и рассказывали страшные истории вечерами, сносили нападки (далеко не только словесные) враждебных мальчишеских группировок... В конце концов, Риэти они впервые встретили тоже вместе, в один день. Частенько они спорили (Теиг обычно уступал), пару раз крупно поссорились, а лет в десять даже умудрились всерьёз подраться. С кем ещё Теиг, нерасторопный и застенчивый, мог поговорить и у кого попросить помощи? К тому же Мей всегда был умнее многих своих сверстников, и с ним неизменно было интересно.
   Когда Теиг узнал о свидании Мея и Риэти, он твёрдо решил проявить мужское благородство и пожелать им счастья, отказавшись от своих притязаний (если вдруг что). Он всегда считал Мея более достойным - честным и храбрым, не то что он сам. Однако никакого "если вдруг что" не случилось, и Мей как в воду канул. "Как в Сини растворился" - так ещё изредка говаривало старшее поколение в Городе.
   Теиг уже почти добрался до Улицы Зеленщиков, когда заметил среди прохожих двух здоровяков в форме городских стражников. Всё бы ничего, но они вдруг стали приближаться, да и (как он заметил, близоруко сощурившись) посматривали на него как-то недружелюбно. Теиг ускорил шаги, но это его не спасло - он даже не понял, как оказался прижат к стене ближайшего дома, которая выходила в один из городских тупиков.
   Один из стражников со зверской силой вдавил его в кладку и прижал к горлу нож. Широкое, хорошо заточенное лезвие хищно поблёскивало, а рукоятку украшали какие-то знаки. Пока Теиг, дрожа и обливаясь потом, смотрел в скуластое угрюмое лицо и пытался осмыслить происходящее, спутник человека с ножом отошёл от дома и начал осматривать улицу. Потом вальяжно достал трубку и принялся набивать её табаком.
   - Только пикни - и отправишься к богам, понял? - прохрипел первый стражник. Теиг собрался кивнуть, но лезвие крепко впивалось в шею, и он просто моргнул. Такому, как он, сопротивляться в данном случае было бесполезно.
   - Ты Теиг аи Дерро, сын сапожника?
   Он снова моргнул.
   - Ты знаешь парня по имени Меидир аи Онир?
   Сердце Теига, и без того колотившееся как сумасшедшее, теперь просто вскачь понеслось. Мей, будь ты проклят, кому ты так насолил? И где ты?..
   Сказать - не сказать?..
   - Да.
   - Он сейчас в Городе-на-Сини?
   - Нет.
   - Когда он уехал?
   Теиг замер, вспоминая.
   - Девять дней назад, - сказал он, прибавив двое суток.
   - Он говорил тебе, куда?
   - Нет, - опять соврал Теиг.
   - А ну не води меня за нос, жирная крыса, - лезвие вдавилось в шею посильнее и, кажется, прокололо кожу. Теиг понял, что у него трясутся руки, а лицо полыхает похлеще алых знамён королевства Минши. - Куда он делся?
   - Я правда не знаю, я...
   - Что он ещё говорил? - стражник, куривший трубку, хмуро кашлянул. - Сейчас, Эд... Он ведь сказал, зачем ему надо уехать?
   - Я не знаю, - выдавил Теиг, предполагая, что вот сейчас его убьют. О чём надо думать перед смертью?.. - Он просто заходил... Попрощаться.
   - Ну-ну, - к удивлению Теига, стражник ослабил хватку и отступил. Юноша выдохнул; кровь разлилась по телу горячей волной. - Мы ещё проверим, как он попрощаться заходил... Может, ещё и увидимся, толстячок.
   Когда Теиг открыл глаза (до этого он зажмурился), стражников уже не было поблизости. Он вышел из тупика и со всех ног припустил к Риэти.
   Ему больше, чем когда-либо, хотелось поговорить с ней о Мее.
  
   Глава XV
   Шли дни. Они слипались, как снежные хлопья, и, как хлопья становятся сугробами, превращались в недели. Тревога Мея куда-то ушла: будто не грозила ему смертельная опасность от "ясноликих витязей" Цитадели Порядка, будто не были опасны сами Отражения. Наоборот - он вдруг стал ощущать поразительный покой и умиротворённость (однако о маме и Атти беспокоиться не прекращал ни на секунду; от Гэрхо же невозможно было добиться разрешения как-то с ними связаться); ему теперь казалось, что именно так всё и должно было случиться - он должен был попасть в Долину и пройти обучение.
   Уроки занимали почти всё время Мея, но достаточно долго никак не касались его Дара. Гэрхо продолжал мучить его задачками на логику и сообразительность, которых у него в запасе были целые бездны. Он приносил Мею книги и свитки (некоторые из них грозили рассыпаться в руках от ветхости), поручал прочитывать их и выбирал отрывки для заучивания наизусть. Мей набросился на них с жадностью, как и на те, что лежали в его комнате; тексты часто были старыми и сложными. Мей напрягался, как мог, следя за извилистой мыслью авторов. Теперь он штудировал трактаты учёных прошлого по истории, анатомии, астрономии; он прочёл описания обыкновенных и странных растений и существ, о многих из которых слыхом не слыхивал; он видел точные карты таких малоизвестных и недоступных земель, что Теиг бы умер от зависти. Он погрузился в хронику медленного падения древних королевств, о которых в школе им не могли рассказать ничего дельного. Обвал знаний, вопросов, поисков и предположений, обрушившийся на него, не мог сравниться ни с чем из того, что было в его жизни раньше. Большая часть текстов была написана на его родном, общем, языке, но некоторые - в основном почему-то стихи - составлялись на языке Отражений. Мей чувствовал их чарующую, мелодичную ритмичность - и, к сожалению, ни слова не понимал.
   Впрочем, Долина Отражений вовсе не состояла из волшебных линий и мерцающего тумана. Как убедился Мей, здесь имелись не только колодцы и мельницы, но и козы, и куры - в общем, всё, что необходимо для жизни таких же людей, как он сам. Никто здесь не похищал человеческих детей, не приносил жертвы и не пел при луне. Хотя Отражения иногда вели себя довольно необычно по меркам Мея, он скоро осознал всю нелепость тех небылиц, в которые свято верили многие из его друзей и бывших соседей.
   Он быстро погрузился в эту новую, немного безумную жизнь - погрузился настолько, что почти не успевал думать о Городе-на-Сини, или воинах Порядка, или даже о своём Даре. Точнее, о нём он не думал до одного морозного вечера недавно пришедшей зимы.

***

   В тот раз Гэрхо экзаменовал его по очередному изученному труду. Он сидел напротив Мея в опустевшем обеденном помещении и с шелестом переворачивал жёлтые страницы. Ожидая нового вопроса, Мей подумал, насколько же Гэрхо не похож на такого наставника, какими они бывают в сказаниях и легендах - старого до древности, с длинной седой бородой. Хотя Мей явно не радовался бы, обучай его кто-то вроде красильщика Вейра.
   - "И та орда разрушила белую твердыню" - это о ком? - спросил Гэрхо.
   - О войсках Ингена, последнего короля Дорелии, - без запинки ответил Мей. - О том, как они захватили пограничную крепость Феорна.
   - Какую именно крепость?
   Много их было, этих крепостей. В книге только их перечень с датами падений занимал пару страниц... Мей не помнил.
   - "Белая твердыня"... Может, Тевик? - наугад сказал он.
   - Эгорд. Нужно было запомнить, что она одна была построена из белого камня - совсем недалеко от неё ведь большие залежи известняка... Эй, ты в порядке?
   Мей ощутил резкий укол головной боли - у него даже в глазах потемнело, так это было тяжело и неожиданно. Прошло несколько томительно-долгих ударов сердца, и укол повторился - будто в виски вогнали по спице.
   Мей стиснул зубы, чтобы не издать ни звука; перед глазами у него всё плыло. В последний раз голова болела так, когда...
   Рёв и гул. Смятая трава в придорожной грязи. Что-то вдали непрерывно и с чудовищной силой гремит. Махины, несущие смерть, ползут по земле, и их механизмы, их железные утробы работают без устали. Всё гибнет от их присутствия; реки полнятся кровью, не слышно птиц и не видно людей.
   Мей пришёл в себя, услышав собственный стон. Он лежал на полу, а над ним склонились Гэрхо и какая-то женщина. Сначала он не узнал её лица, а потом увидел золотой ореол волос вокруг её головы и почувствовал мокрый платок, которым она протирала его лоб и губы.
   - Анна? - выдохнул он, когда в глазах прояснилось. И сел.
   - Конечно, я, - её гортанный голос почему-то успокаивал. - Я вернулась за своим платком, а здесь вы... У тебя было видение?
   - Да. Думаю, да, - Мей напрягся и осторожно поднялся. Встали и Гэрхо с Анной.
   - О чём? Что ты видел? - резко спросило Отражение.
   - Погоди, дай ему прийти в себя, - укоризненно сказала Анна, и Гэрхо взглянул на неё отнюдь не доброжелательно. Опасаясь, что они начнут вспоминать давние размолвки, как нередко случалось, Мей поспешил уверить, что с ним всё хорошо, и попытался пояснее передать то, что видел. Это оказалось нелёгким делом: от одного воспоминания о грязных, кровавых, проклятых механизмах и запахе смерти его пробирали страх и брезгливость.
   - Потрясающе, - проговорила Анна, когда он закончил.
   - Потрясающе? - язвительно переспросил Гэрхо. - Это знак большой войны, женщина!
   Но она, похоже, совершенно его не слушала. Кутаясь в шаль (деревянные стены обеденного помещения запросто продувались холодным ветром), она подошла к свободному от записей, книг и рисунков столу, взяла чистый лист, обмакнула перо в чернильницу и начала быстро, штрих за штрихом, что-то набрасывать. Мей зачарованно смотрел, как порхает перо в тонких пальцах и вырастает рисунок.
   - Так они выглядели? - осведомилась она.
   - Так, - подтвердил Мей, глядя на её набросок. И правда: те же очертания, те же приспособления для передвижения, напоминающие исполинских гусениц... Он помолчал.
   - Ты знаешь, где это? - спросил Гэрхо, сверля взглядом Анну. Она кивнула. - Мы можем как-то помочь?
   - Не думаю. Но я обязательно оповещу Старшего, - Анна скатала набросок в трубку.
   - Простите?.. - Мей совершенно не понял, о чём они, но объяснять ему, видимо, никто ничего не собирался.
   - Пора вплотную заняться твоими видениями, человечек, - вздохнул Гэрхо. - Я не думал, что это придётся сделать так рано, но приходится...
   - Ни в коем случае не покидай Долину, Мей, - Анна приблизилась и мягко, даже дружески положила руку ему на плечо. Мей ощутил исходящий от неё запах мороза и - почему-то - хвои. - Что бы ни случилось, слышишь? Духи Порядка не могут преодолеть барьер, но они рядом и ждут возможности разорвать тебя.
   "Разорвать меня", - повторил Мей про себя. Это так напоминало его видение.
   С этого вечера они с Гэрхо подробно разбирали каждое из них, от чего он определённо был не в восторге. А ещё на их занятиях теперь частенько присутствовала Анна.
  
   Глава XVI
   Знамёна Города-на-Сини с искусно вышитым на них источником редко, лишь по самым торжественным случаям, доставались из сундуков. Но сегодня был как раз такой исключительный случай, и знамёна сверкали на стенах Большого зала резиденции градоправителя.
   Уже собрались гости - вся знать и богатейшие торговцы Города, все потомки древних родов из окрестных замков. Резиденция наполнилась шумом и блеском. Суетились слуги, звучала музыка (Айрег даже пригласил музыкантов, хотя вообще-то их не переносил), рубином отливало вино в хрустальных кубках, в каминах трещало поедавшее дрова пламя. Градоправитель ждал приезда сына.
   Недавно Меакар вдруг переменил своё решение и написал, что обязательно прибудет зимой. Это означало, что случилось нечто важное - иначе он ни за что не почтил бы отчий Город своим присутствием. Его бесконечная поездка уже вошла в местные поговорки.
   С улицы послышалось пение рогов. Мезор отошёл от стены, возле которой беседовал с одним из аристократов, и вернулся к своему месту за длинным столом - по левую руку от Айрега. Тот неподвижно стоял и бесстрастно вглядывался в высокие двери на другом конце зала.
   - Ты рад? - тихо спросил Мезор. Градоправитель улыбнулся уголком рта, так что борода клинышком вздрогнула.
   - Скорее обеспокоен. Я бы радовался, случись это года три назад.
   В зал с парадно одетым эскортом вошёл Меакар. Он был ниже Айрега и вообще больше походил на покойную Клариссу: грубоватые черты лица, массивный подбородок, непослушные курчавые волосы. Он мало изменился с тех пор, как Мезор видел его в последний раз, во время очередного приезда на пару дней (сколько же лет назад это было?..), за исключением одной детали - пропала широкая белозубая улыбка. Сегодня племянник был непривычно мрачен.
   - Отец, - серьёзно сказал он, поклонившись Айрегу. - Дядя, - почтительный кивок в сторону Мезора.
   - Садись, сын мой, - зорко глядя на Меакара, Айрег величественным жестом указал на стул. - Стены Города-на-Сини заждались тебя, как и я.
   Меакар склонил голову и ничего не ответил.
   - Пируйте, дорогие гости! Сегодня счастливый день! - Айрег хлопнул в ладоши, и в зал начали вносить блюда с дымящимися яствами. Помещение тут же наполнилось прежними разговорами и звоном посуды; многим вскоре потребовались услуги виночерпиев.
   - Как же ты добрался, сын? Ведь сейчас почти разгар зимы, и дороги действительно в плачевном состоянии, - благожелательно заметил Айрег, которому как раз налили душистого бульона.
   Меакар хмыкнул, не отрывая взгляда от своей тарелки.
   - А ты всё так же язвителен, отец.
   - Как дела в Городе-у-Красной-реки? - вмешался Мезор, и голос наследника заметно потеплел:
   - Замечательно, дядя. Потому-то я и приехал.
   - Как это понимать? - ледяным тоном поинтересовался Айрег. Меакар открыл рот для ответа, но его перебил аи Фертон, крупный торговец тканями; он год от года закупал лён почти у всех окрестных фермеров и даже у некоторых владельческих крестьян (по договору с лордами, конечно). И сейчас, встав с места и икнув, провозгласил:
   - Друзья, я предлагаю поднять кубки за Меакара аи Декара, надежду нашего Города, солнце среди лютой зимы!
   Мезору было бы смешно до колик, если бы он не ощущал напряжённость момента; аи Фертон славился своим вычурным и неуместным красноречием. По крайней мере, его племянник уж точно мало походил на это самое солнце. Он выглядел просто как усталый и несчастный человек.
   Кубки начали подниматься, а стулья отодвигаться, когда Меакар встрепенулся, вскочил и неожиданно бодро, басовито рявкнул:
   - Прошу повременить, дорогие гости!
   В зал немедленно возвратилась тишина. Меакар повернулся к Айрегу и посмотрел ему в глаза (Мезор позавидовал его храбрости).
   - Я приехал, чтобы объявить, что больше не могу оставаться вашей надеждой. Мой дом теперь там. Я помолвлен с Ребеккой Иногра из Города-у-Красной-реки и скоро женюсь. Перед всеми вами я отрекаюсь от поста градоправителя Города-на-Сини. Я не могу остаться.
   Айрег не вздрогнул и не охнул, как некоторые из гостей (одной даме даже стало плохо, и вокруг неё поднялся страшный переполох). Но лицо его стало белее скатерти на столе.
   - Это твоё окончательное решение?
   - Да.
   - Но не стоит ли подумать... - заметил Мезор, совершенно сбитый с толку. Он ожидал чего угодно, но не этого.
   - Я давно всё решил, дядя, - отрезал Меакар. - Я ненавижу этот Город, я ненавижу всё и всех здесь. После смерти мамы меня тут ничего не держало. Выше моих сил стать градоправителем; этому не бывать.
   - Ах вот как, - поднявшийся было Айрег вдруг покачнулся, а его рука судорожно дёрнулась к груди. Это движение было так быстро и неуловимо, что его в общей суматохе и ворохе разговоров, кажется, заметил только Мезор. Внутренне похолодев, он схватил брата за плечо.
   - Я зову лекаря.
   - Нет, со мной всё в порядке, - Айрег стиснул край столешницы. - В чью пользу ты отрекаешься - ты, тот, что более мне не сын?
   - На Ваше усмотрение... Отец.
   - Убирайся, - шёпотом процедил градоправитель, - или я прикажу бросить тебя к крысам в подземелье и подождать, пока установят виселицу, - Мезор замер: он давно не слышал в его голосе такой пугающе-искренней ненависти. - А ты, Мезор, поднимись ко мне в кабинет и принеси сюда шкатулку с документами. Я хочу при всех оформить тебя в правах наследника.
  
   Глава XVII
   После того случая настрой Мея снова изменился: теперь каждый вечер, ложась спать, он с затаённым, постыдным ужасом ожидал новых приступов боли и новых видений. Больше всего его угнетало собственное непонимание; если своё первое видение он мог истолковать как предстоящий приезд в Долину Отражений, то второе и третье трактовке не поддавались. Те громадины, наверное, и правда означали "большую войну", как сказал Гэрхо, но где, когда, из-за чего? Кажется, Отражения понимали в этом больше него; по крайней мере, на следующее утро Гэрхо и Старший долго совещались в Зеркальном доме.
   - Дар прорицателя - самый сложный из всех, потому что самый непредсказуемый, - втолковывал Мею Гэрхо. - Ты можешь видеть события, касающиеся лично тебя, или Города, или целого мира. Ты можешь видеть то, что случится завтра или через тысячу лет. Ты можешь видеть войны, пожары, свадьбы, возведение мостов, рождения и смерти... Невозможно предугадать, что ты увидишь, можно лишь анализировать это. Это почти как игра в кости.
   - То, что я вижу, произойдёт совершенно точно?
   - Как тебе объяснить... Вот, скажем, этот свиток, - Гэрхо вытащил из кучи на столе тугой свиток и толкнул его; тот неспешно покатился по столу. - Какова вероятность, что он упадёт?
   - Очень большая.
   - Конечно. Но всегда есть шанс, что, допустим, из-под стола выпрыгнет кот и толкнёт свиток лапой... Или что-то похожее. Вероятность того, что свиток не упадёт без моего вмешательства, мизерна, но она, как ни крути, есть. А ты благодаря Дару увидишь самое очевидное последствие длинной цепочки событий - то, как свиток падает.
   Будто в подтверждение его слов, "Рецепт сонного зелья" шлёпнулся на пол. Мей задумался.
   - То есть всё может пойти иначе?
   - Вполне, но для этого нужно что-то вроде кота из-под стола - нечто из ряда вон выходящее. Ты видишь предельно логичное следствие, до которого в принципе мог бы докопаться и кто-то ещё, своими силами. Но обычно у разумных существ не хватает времени, ума или воображения, чтобы проследить цепь до конца и осознать, что, скорее всего, случится в итоге. Теперь понимаешь, почему твой Дар так мешает Порядку и почему многие другие силы были бы счастливы заполучить тебя в своё распоряжение?
   - Понимаю, - и, решив воспользоваться неожиданной разговорчивостью Гэрхо, Мей добавил: - А Отражения относятся к этим силам?..
   Гэрхо усмехнулся.
   - Даже если и да - поверь, это наилучший вариант для тебя. Пока. Но силой тебя тут никто не держит.
   "Разве?" - усомнился Мей, вспомнив о невидимом барьере вокруг Долины. Пропустит ли барьер его, если он захочет уйти?
   Об этом он предпочёл на всякий случай не спрашивать.
   Зато он много спрашивал об Анне - о том, откуда и кто она. Его насторожил обмен репликами между нею и Гэрхо, особенно "Ты знаешь, где это?" Однако ответ всегда был один и тот же:
   - Сам не знаю, человечек, а если бы и знал - не имел бы права рассказывать. Тайны Анны - не мои тайны, а у неё их немало, уж поверь.
   Отчаявшись выведать что-то у него, Мей как-то раз даже решился обратиться к своему соседу Веттону (хотелось хоть с кем-то поделиться), но тот только томно протянул:
   - Ох, лучше не забивай себе голову, - и изящным щелчком пальцев пододвинул к себе поднос с булочками. Мей в очередной раз позавидовал его Дару - это было куда лучше, чем корчиться от боли в голове и любоваться на то, как в какой-нибудь далёкой реальности кто-то кого-то душит. Точнее, будет душить через пару недель, если ничего кардинально не изменится.

***

   Что до Анны, то с ней всё было, пожалуй, даже труднее, чем с Даром прорицателя.
   Теперь, живо заинтересовавшись видениями Мея и их природой, она присутствовала почти на каждом их занятии. В основном сидела молча и лишь изредка снабжала речи Гэрхо уточнениями или остроумными комментариями. Тот терпел её, чуть ли не скрипя зубами от злости, и иногда бросался ядовитыми высказываниями в адрес "женщин-чужачек" и "отъявленных ведьм".
   Мея всё это сначала безумно стесняло, особенно когда пришлось описывать Гэрхо своё второе видение - "о прекрасной женщине", как они его обозначили (Гэрхо поручил Мею обязательно записывать содержание каждого видения, чтобы ничего не забыть). Но вскоре он понял, что ему это даже нравится: чего-то не хватало без её загадочного молчания, обезоруживающей иронии, тёплого взгляда и кошачьей мягкости движений. Она была чем-то совершенно чужим, странным и в то же время непреодолимо манящим. Однако они с лёгкостью обсуждали такие вещи, которые и не снились всем его знакомым в Городе-на-Сини - от тактических тонкостей осад крепостей и ведения боёв на открытой местности до родословных древних королей. Казалось, что не существует такого вопроса, по которому Анна не могла бы поведать Мею уйму нового, и этим она поражала его больше Отражений - ведь она всё-таки была всего лишь человеком.
   Однажды вечером, когда Гэрхо плюнул на усилия Мея вспомнить названия сорока трёх основных созвездий (он назвал только тридцать шесть) и отпустил его, они с Анной отправились гулять по Долине. Это решение пришло как-то спонтанно, и Мей был несказанно рад возможности провести на пару часов побольше с ней и поменьше - с Веттоном.
   Было жутко, пронизывающе холодно, при дыхании изо рта вырывались облачка пара, и Мей кутался в тулуп, выданный уже в Долине. На Анне был тёплый белый плащ, отороченный лисьим мехом, и Мей подумал, что выглядит рядом с ней как неотёсанный крестьянин рядом со знатной дамой.
   "А она, наверное, и есть знатная дама", - эта мысль почему-то повергла его в уныние.
   - Здесь красиво, - сказал он, глядя, как в домах Отражений зажигаются лампы и свечи; кто-то, несмотря на мороз, разводил костры прямо на улице.
   - Да, - согласилась Анна, пряча руки в муфту, - но в твоём Городе наверняка красивее.
   - Смотря где, - ответил Мей, вспомнив Улицу Кожевников и Медный переулок. - Там, где живу я, не очень-то...
   - А там, где Синь?
   - Это другое дело, - Мей вздохнул, глотнув ледяного воздуха; по Сини он тосковал чуть ли не так же сильно, как по родным и Теигу. - Синь прекрасна.
   - Её воды правда так целебны, как говорят?
   Мей поразмыслил.
   - Не думаю... Наверное, это просто легенда. Хотя - даже не знаю. Нам запрещено касаться её вод - они священны. А в Город вода поступает из речек в окрестностях.
   - Там, откуда я родом, было много целебных источников, но вокруг них не возводили городов, - неожиданно сказала Анна. Мей быстро взглянул на неё; её строгий профиль, в густеющей тьме выглядевший мертвенно-белым, казался удивительно печальным.
   - А откуда ты родом?
   - Издалека, я же говорю, - она чуть улыбнулась.
   - Из Города или... из замка?
   - Неважно, Мей. Ты никогда не бывал в тех местах и вряд ли там окажешься... Расскажи лучше о себе. У тебя остались друзья в Городе-на-Сини?
   Друг у него был один, а вот приятелей и просто знакомых - очень много.
   - Остался, его зовут Теиг. Думаю, он бы тебе понравился... Он мечтает стать картографом, и мы с ним всё детство провели. Но обо мне совсем не интересно рассказывать... И слушать тоже.
   - Неправда. Как ты можешь так говорить? Ты - человек с редчайшим Даром. Стоит тебе захотеть - и величайшие силы Мироздания склонятся перед тобой. В твоих руках знание об их судьбах.
   Мей даже онемел ненадолго от таких слов. Он взглянул на свои руки - совсем обыкновенные, затянутые в перчатки. Где-то послышался смех. Заскрипело от ветра корявое дерево, мимо которого они проходили.
   - Это не так. Я совсем ничего не знаю... И ничего не умею.
   "И я жалок", - с отвращением добавил он про себя.
   - Только пока. У тебя впереди много лет... Ты знаешь, что дети существ из разных миров живут дольше себе подобных?
   Мей покачал головой. Этого ещё не хватало.
   - Гэрхо не хочет говорить это тебе, - продолжала Анна, - но ты будешь волен уйти в чертоги богов, когда сам захочешь. Твой Дар открывает перед тобой множество дверей, Меидир аи Онир. Нужно лишь приложить усилия, чтобы достичь высот. Слава о тебе разнесётся по многим мирам, и сотни сказителей...
   - Может, то, что ты говоришь, и верно, но мой Дар - не радость, - перебил Мей, глядя в снег. - Это чудовищная ответственность, которой я никогда не хотел. Я хотел просто...
   - Быть счастливым? - закончила за него Анна. Она остановилась и смотрела на Долину; в желтовато-карих глазах отражались далёкие костры, поднимавшиеся над сугробами. - Ты и будешь, только иначе. Нести твоё бремя - это действительно великий труд, но и великое счастье. Тебя ждёт тяжёлая, но увлекательная дорога.
   - Да, если служители Цитадели Порядка не прикончат меня через пару месяцев, - заметил Мей.
   - Не прикончат, - легко отмахнулась Анна и, помолчав, вдруг добавила: - Спасут высокие стены героя для будущих славных дел...
   - Звучит как стихи, - удивился Мей.
   - Это одна старая песня, - с задумчивой полуулыбкой Анна посмотрела на усыпанное звёздами небо и, шагнув к Мею, взяла его за руку. Конечно, это был просто дружеский жест, но Мея пронзило жгучее смущение. - Хочешь, я спою её полностью?
   И она запела - её глубокий, подрагивающий голос летел вверх и таял над снегами:
   - Спасут высокие стены героя
   Для будущих славных дел.
   Сквозь боль и тяжесть долгого горя
   Познает он свой удел...
   Она пела и дальше, а у Мея немного кружилась голова.
  
   Глава XVIII
   А на следующий день Отражения затевали большой праздник. Гэрхо давно говорил о нём. Они называли его "Днём середины зимы", хотя по родному календарю Мея эта дата уже прошла.
   - Это одно из самых главных празднеств в году, и ученики тоже обязаны на нём присутствовать, - заявил Гэрхо накануне.
   - А что именно будет происходить? - осторожно поинтересовался Мей.
   - Увидишь.
   Мей, разумеется, расспросил и Веттона, но тот снова лишь пожал плечами.
   - Я слышал, что это у них отмечается раз в девять лет, так что, понятно, ни одного не застал... Как ты до сих пор о нём ничего не вычитал, ты же только книгами и занят?
   "Раз в девять лет. Странно - так редко", - подумал Мей и приготовился к чему-то по-настоящему торжественному. Но он находился в смятении не по этой причине: его тревожила Анна. Именно тревожила, не давала спокойно жить самим фактом своего существования. Он чувствовал, что не понял её, что ни на шаг к ней не приблизился за всё это время, но его всё сильнее тянуло к этой немножко безумной, как все здесь, женщине, и он не пытался этому противиться. Может быть, её и нельзя было назвать красивой - особенно в сравнении с Риэти. Но было в ней что-то иное, неназываемое, что-то вроде густого блеска древнего золота в покинутой сокровищнице.
   В общем, после их прогулки Мея с новой силой заняли два вопроса - кто она вообще и кто она конкретно для него. Друг? Учитель? И то, и другое вроде бы и являлось правдой, но звучало смехотворно.
   "А Риэти, наверное, считает меня подлецом или трусом. Ещё бы - начал ухаживать за девушкой, а через день исчез".
   От горестных размышлений его отвлёк стук в дверь. В комнату заглянул Веттон. Он вырядился во что-то, разноцветьем напоминающее оперение петуха - может быть, у лордов принято так одеваться по праздникам.
   - Ты готов? Там уже собираются, - сказал представитель рода Ниисов. Говорил он так утомлённо, словно дни напролёт гнул спину в рудных шахтах.
   - Иду, - отозвался Мей, отрываясь от книг и листков с записями.
   В Долине к вечеру поднялась метель, так что празднество было решено провести в обеденном помещении. Мей отряхнулся, думая, что похож на оживший сугроб. Внутри действительно находилось уже большинство Отражений (вообще население Долины, как заметил Мей, было немногочисленно). Местные девушки исполняли нечто напоминающее пение по случаю прибытия нового ученика, но на этот раз это звучало как-то резко и грозно. Пробираясь к свободному месту, Мей выискивал взглядом знакомых Отражений, но старался не смотреть им в глаза.
   - Иди сюда, человечек! - подозвал его Гэрхо, удобно расположившийся поближе к очагу. - Как погодка?
   - Один снег, - Мей уселся, и наставник пододвинул к нему кружку с какой-то тёмной жидкостью. Он взглянул на Гэрхо с подозрением: обычно им с Веттоном не позволяли пить ничего, кроме воды.
   - Пей-пей, согреешься. Сегодня всё-таки особенный вечер.
   - Почему? - Мей сделал глоток, и горло сильно обожгло. Закашлявшись, оно отодвинул кружку, но по телу тут же разлилась горячая и приятная тяжесть. - Что такого особенного в дне середине зимы?
   - По сути дела, в ночи, - уточнил Гэрхо. - По поверьям, на закате, среди холода и льдов, грани миров размываются и...
   - И в мир людей и их Отражений приходит Смерть, - глуховато закончила за него подошедшая откуда-то сзади Анна. Мей дёрнулся, как от удара, и подвинулся, чтобы дать ей место. Сегодня она была в чёрном, и это необычайно шло к мраморному оттенку её кожи. В волосах, которые отливали рыжиной рядом с пламенем в очаге, таяли последние снежинки. Мей хотел было спросить, являются эти слова о Смерти просто специальным оборотом или чем-то ещё, но почему-то передумал.
   - Ступай, женщина, и не отвлекай мальчишку. Тебе сейчас надо быть в другом месте, - грубовато, но миролюбиво обратился к ней Гэрхо.
   - Не тебе решать, где мне следует быть, - холодно ответила Анна и вновь посмотрела на Мея: - Тебе предстоит увидеть разные вещи этой ночью. Будь к ним готов.
   И так же невозмутимо ушла. Мей вздохнул; кровь бурлила у него внутри, била в виски и уши, и он сказал себе, что это от напитка.
   - Пей, - хрипло велел помрачневший Гэрхо. - И смотри: сейчас начнётся.
   Мей развернулся на скамье, чтобы видеть происходящее в зале. Он поискал Анну, но её уже нигде не было видно. Зато неподалёку от них устроился Веттон, чьё цветастое одеяние било по глазам.
   Пение девушек оборвалось - в зал вошёл Старший в сопровождении нескольких пожилых Отражений. В их числе была и Деос с тем же сооружением из веток на голове. Старший остановился посреди зала и, возведя глаза к потолку, стал что-то говорить. На плече у него сидел ворон, и от этого зрелища Мея пробрала жуть.
   - Братья и сёстры! - наклонившись к нему через стол, Гэрхо начал переводить. - Во имя зеркал и наших предков, нашедших вечный покой, встретим этот день с честью. Среди ночи и льдов госпожа Смерть побеждает; остры её когти и вкрадчив голос, она легко забирает богача и нищего, мудреца и глупого, женщину и мужчину, старика и младенца. Но пока мы живы - так скажем ей об этом!
   Старший умолк, и отовсюду послышались непонятные Мею восклицания. Гортанное пение возобновилось, а потом началась ещё и пляска. Мей, как сквозь туман, слушал странные звуки, видел изгибы кружащихся в танце тел, смотрел на рассыпавшиеся повсюду лепестки чёрных цветов, непонятно откуда взявшихся зимой, и ему отчего-то было тоскливо. А где-то внутри, за противно саднящей грудью, звучало только одно имя - и оно не принадлежало Риэти.
   Затем танец прервался, и одна из девушек, чья голова была увенчана венком из тех самых цветов (его сплели здесь же, не разрывая хоровода), шагнула в центр зала, туда, где недавно стоял Старший. Вновь стало так тихо, что Мей слышал завывания ветра снаружи. Девушка отвязала от пояса зеркало, подняла его над собой и с визгливым возгласом бросила на пол. Мей вздрогнул от неожиданности и зрелища разлетающихся осколков; он недолго жил в Долине, но успел усвоить: увидеть Отражение, разбивающее собственное зеркало, - немыслимо.
   Тут же помещение заполнилось звоном и вскриками: все женщины почти одновременно швырнули оземь свои зеркала.
   - Что они делают? - испуганно спросил Мей у Гэрхо, который спокойно наблюдал за действом.
   - Призывают госпожу Смерть.
   К девушкам медленно приблизилась Деос; под её шагами хрустело битое стекло, а ветви на голове величественно покачивались. "Руки деревьев", - вспомнил Мей.
   - Приди же, повелительница, дабы мы встретились глазами, - перевёл Гэрхо ритуальную фразу, которую нараспев произнесла старушка. Ворон Старшего, вторя ей, широко расправил крылья и пронзительно каркнул. Мея прошиб пот.
   А дальше началось нечто совершенно невообразимое.
   Деос взмахнула рукавом, и прямо перед ней, в воздухе, возник мерцающий, подрагивающий овал, похожий на зеркало без рамы. По залу разлился гул, доносящийся будто из-под земли, и в следующую секунду из овала навстречу Деос кто-то шагнул. Мей поперхнулся: он видел, как из ниоткуда возник человек. Женщина в длинной чёрной мантии.
   Если, конечно, она была человеком. Капюшон скрывал её лицо; виднелся только бледный подбородок.
   "Это и есть леди Смерть?" - смятенно подумал Мей. Он взглянул на Веттона: его лицо было изжелта-белым на фоне ярких одежд.
   - Гэрхо, это... - начал он, но тот приложил палец к губам:
   - Смотри.
   Женщина плавным движением откинула капюшон. И Мей увидел лицо Анны.

***

   - Она просто играла, вот и всё. Это была постановка, - стуча зубами от холода и пережитого ужаса, повторил Веттон, когда они возвращались домой.
   - Да, - согласился Мей, которому на ночном морозе наконец-то проветрило голову от хмельного напитка, жутких обрядов (которые, кстати, на моменте прихода госпожи Смерти только начались; впоследствии среди них было и совершенно отвратительное принесение в жертву того самого ворона) и присутствия Анны. - Но это получилось... устрашающе.
   - Устрашающе?! Да это было чудовищно! - страдальчески срывающимся голосом воскликнул Веттон. - Я такого за все годы, что здесь провёл, ни разу не видел! Они хотят довести меня до безумия, как короля Ингена!..
   - И род Ниисов останется без наследника, - трагично сказал Мей, но его сосед не заметил издёвки и рассудительно ответил:
   - Не останется - у меня ведь трое братьев, да ещё и две сестры. Я третий в очереди на замок. Скорее всего, меня ожидает что-то другое - служба кому-то из градоправителей, например. Или путешествия и исследования. Или храм.
   - Или занятия магией, - сказал Мей, про себя отметив, что где-где, а в храмах Веттона точно не ждут. С другой стороны, он испытал укол знакомой зависти - его точно не ждёт ничего подобного. Он будет всю жизнь прятаться от "ясноликих витязей" Цитадели Порядка, словно беглый преступник.
   Наконец-то они, закоченевшие, добрели до своей калитки. И тут Мея кто-то окликнул. С досадой подумав, как же это не вовремя, он всмотрелся в затихающую пургу и узнал Ридиема - такого же оборванного, как прежде, только теперь резвящегося в снегу.
   - Мей аи Онир! - с хохотом визжал он. - Меидир, сын Кейлы!
   - Я же говорил - он помешанный, - брезгливо прошипел Веттон. - Идём отсюда.
   - Ему холодно. Давай впустим его.
   - Ну уж нет, хватит мне на сегодня впечатлений. К тому же он не пойдёт - он вообще никогда не бывает под крышей... И весь во вшах, наверное, - Веттон передёрнулся и, пнув калитку, поспешил к крыльцу.
   Пару раз с сомнением оглянувшись на беснующегося мальчишку, Мей тоже прошёл в дом. Он зашёл в свою комнату, наскоро разделся, повалился на кровать и заснул как убитый, запретив себе думать об Анне.
   Сначала ему ничего не снилось. А потом...
   ...Две одинаковые неслышные тени скользят вдоль каменной стены. Они жаждут покоя и правильности. Убить несправедливость. Уничтожить нарушителя. Да наступит возмездие за давний грех.
   Чья-то кровь, женский вскрик.
   Тишина...
   Мей открыл глаза. Теперь он знал в лицо - или в лица? - тех, кто охотится за ним.
   И знал, что они уже близко.
  
   Глава XIX
   В Городе-на-Сини зима постепенно сходила на нет. Конечно, далеко ещё было до бегущих ручьями талых снегов, до почек на деревьях и поздних закатов, но весна, благословленная всеми четырьмя богами, уже коснулась этого края. Ветер стал теплее и мягче, а люди оживились.
   Все только и говорили, что об отречении Меакара - толки об этом оказались долговечнее прочих. Меакара - находящегося в расцвете сил, щедрого балагура - в Городе любили куда больше, чем Мезора. Особенно за него стояла молодёжь (в том числе аристократическая), и дошло даже до того. Что вслед бывшему наследнику стали отправляться послы с просительными письмами. Но они возвращались ни с чем, и Совет Города поддержал Мезора в его правах. А нынешний градоправитель тем временем слёг, и народ, прежде боявшийся и уважавший Айрега, теперь его пожалел.
   Впрочем, Атти не так уж волновали все эти политические тонкости (если честно, она не думала, что со сменой власти в Городе вообще что-то изменится). Вместе с матерью она жила ожиданием вестей от Мея и Эйтона. Она бы и сама затруднилась ответить, от кого из них ждёт письма больше. Хотя, наверное, всё-таки от Мея - ведь им каждую секунду приходилось бояться за его жизнь.
   Это было ужасно. Атти казалось, что огромный кусок жизни у неё бесцеремонно отобрали Отражения. Не стало запаха краски, который пропитывал одежду Мея в мастерской Вейра, не стало их подшучиваний друг над другом, перепалок, разговоров перед сном, стука камешков о ставни - так когда-то давно друзья Мея звали его на улицу... Без него их жильё выглядело ещё более пустынным и бедным. Всё это было совершенно неправильно.
   Атти поверила в то, что Мей - сын другого отца, и принять это оказалось даже не так уж трудно. Но Мей - прорицатель? Мей, учащийся у Отражений? Мей, скрывающийся от убийц? Немыслимо.
   Закончилась осень, теперь вот и зима - а они не получили ни строчки. "Он обязательно написал бы, если бы мог", - успокаивала дочь Кейла, но Атти видела, что она и сама не находит себе места и все вечера после работы проводит в храме, молясь за Мея Водной богине и Эакану, покровителю ветров и странствий.
   А Эйтон... Что ж, по закону они всё ещё считались женихом и невестой (их помолвка была подтверждена письменно), однако Атти не видела никакой ясности в том, что происходит. Над ней уже посмеивались на улице, и не без оснований. Целых два года назад Эйтон уехал на заработки в Город-над-Озером, чтобы обеспечить себя и её, и больше года прошло с его последнего короткого письма.
   Поэтому Атти старалась как можно чаще заглядывать в почтовую голубятню Реввена, или, как его обычно называли, Хромого Ревва. Вот и этим утром она привычно дошла до его скрипучего крыльца на Улице Печников и постучалась. "Голуби прилетели", - гласила корявая надпись на прибитом к двери клочке бумаги.
   Открыли ей далеко не сразу: Ревв с детства страдал хромотой и к тому же был уже немолод. Сначала из дома донеслось шуршание, затем кашель, потом дверь открылась, и Атти увидела широкоскулое обветренное лицо и добрую улыбку держателя голубятни.
   - Как раз недавно вспоминал тебя, дочка. Проходи, - хотя Хромой Ревв не был совсем уж стариком, он всех девушек и женщин моложе себя без разбору звал дочками. - Небось на рынок торопишься? - спросил он, когда отошёл в глубь дома, неуклюже подволакивая правую ногу.
   Атти, прикрыв дверь, взглянула на свои корзинки: одну - с шитьём и другую - с выпечкой. Да уж, она торопилась. Хотелось бы добежать до рынка раньше, чем пирожки окончательно остынут.
   Они поднялись на просторный чердак, где на бесчисленных насестах обитали голуби. Здесь всё прозябало в помёте и перьях, так что Атти, любившая чистоту, только хмурилась. Зато Ревв был, как всегда, сам не свой от радости.
   - Совсем замёрзли мои красавицы, - любовно сказал он, кроша хлебную корку для одной из белых голубок. - Ну ничего, скоро потеплеет...
   - Для меня ничего нет? - спросила Атти, сдерживая нетерпение.
   - Сейчас посмотрим, - так же неспешно Ревв прошёл в угол, где грудой были сложены запечатанные свитки, и принялся в них копаться. Атти вздохнула; она уже собралась предложить помочь (ни на что, собственно, не надеясь), когда Ревв вдруг провозгласил: - Вот, держи, дочка. Из Города-у-Белого-камня, для Атти эи Онир, Город-на-Сини, Улица Кожевников.
   - Город-у-Белого-камня? - с недоумением переспросила Атти; сердце отчаянно заколотилось. Выходит, Мей уже не в Долине. Или Эйтон - не в Городе-над-Озером. Что это может значить?
   Немного дрожащими пальцами она взломала печать и развернула свиток. Ей всегда тяжело давались длинные тексты (короткое обучение девочек в Городе-на-Сини давало только азы грамоты и счёта), но это письмо она прочла легко и внимательно, вчитываясь в каждую букву. Писал Эйтон - тот, с кем они обручились перед богами и людьми.
   "Здравствуй, дорогая Атти.
   Я думаю, ты удивишься Городу, откуда пришло это послание. Но не волнуйся, со мной всё в порядке - здесь я просто нашёл более прибыльное место. Я уже довольно-таки богат, а скоро накоплю ещё большую сумму. У меня свой домик и много друзей.
   Мне сложно говорить это, но забудь меня, милая Атти. Я нашёл новую жизнь, лучше прежней, и не хочу возвращаться. Я никогда бы не оставил тебя в других обстоятельствах, но теперь ты свободна. Прости меня и больше не жди.
   Надеюсь, что с госпожой Кейлой и Меем всё хорошо.
   Желаю тебе счастья, Атти.

Эйтон аи Фелм".

   Атти дочитала до подписи. Перечитывать ей не хотелось.
   "Я не буду плакать", - сказала она себе. Никто, кроме мамы и Мея, её слёз не стоит.
   Но глаза щипало, и что-то глухо болело в груди - так, будто её ударили.
   - Что с тобой, дочка? Может, тебе воды? - засуетился Хромой Ревв.

***

   Риэти ойкнула, когда неосторожный взмах кухонным ножом чуть не пришёлся ей по пальцу. Она нарезала овощи для похлёбки и задумалась. Риэти озабоченно посмотрела на свои руки - тонкие и ухоженные; таким позавидовала бы любая леди. Она совсем не хотела портить их порезами.
   В следующий миг в кухню ворвалась госпожа Тейно с раскрасневшимся от волнения лицом и суетливо заносилась по помещению в поисках не то соли, не то горшков со специями.
   - Твой батюшка уже идёт, дорогая; ступай, займись своими делами, я тут быстрее тебя всё закончу, - и госпожа Тейно ласково, но настойчиво вытолкала дочку за дверь.
   Риэти вздохнула и ушла в спальню. Странно, что отец так рано возвращается.
   Ей было тоскливо - может быть, от того, что её не покидала скука, а может быть, от того, что тот увалень, Теиг аи Дерро, не заходил уже третий день. Она даже не заметила, когда успела так сильно к нему привыкнуть.
   Он смотрел на неё с преданным обожанием, точно ручной зверёк, и развлекал забавными историями. Частенько Теиг даже дарил ей сладости и милые безделушки; хоть Риэти и уговаривала его не делать этого (она знала, что сапожник Дерро - беспробудный пьяница и к тому же игрок в кости), ей всё равно было приятно.
   Но, к сожалению, Теиг был ещё и живым напоминанием о Мее.
   Под большой тайной он поведал ей, что Мей действительно поехал учиться к Отражениям и вернётся нескоро - если вернётся вообще. Значит, у него есть Дар - эта древняя и могущественная сила. Когда-нибудь Мей станет волшебником, и все женщины Обетованного будут мечтать о нём, а градоправители и лорды - искать его покровительства. Тогда-то он и забудет свою Риэти; а возможно, что и уже забыл.
   Она старалась вспоминать о Мее как можно реже.
   - Риэти, ты здесь? - спросил отец, заглядывая в комнату. Она отошла от окна, возле которого стояла.
   - Добрый вечер, папа.
   - У меня к тебе важное дело, - господин Тейно выглядел не менее угрюмо и сурово, чем всегда. Он потёр свой орлиный нос, уселся на стул и серьёзно взглянул на неё из-под кустистых бровей. - Твоя мать уже знает и завтра побежит к портнихе заказывать тебе новое платье. Готовься к меркам.
   - Новое платье? - что ж, эта новость не могла не радовать. Риэти живо представила тёмно-зелёный шёлк, о котором давно мечтала. Этот цвет так подойдёт ей, тем более - наступающей весной. - Но зачем? Мы идём на праздник?
   - Да уж, тебе предстоит большой праздник, - с усмешкой протянул отец. - К тебе посватался господин Лерто, и мы уже сговорились. Через две недели ты выходишь замуж.
   Риэти ощутила внезапную слабость и ухватилась за край столика, чтобы не упасть.
   - Ты язык проглотила? Скажи уж что-нибудь.
   - Господин Лерто?.. Часовщик?
   - Да, именно он. Уважаемый человек с выгодным делом, да и к тебе неравнодушен. Надеюсь, ты довольна?
   - Я... - Риэти провела рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями. Давно она не чувствовала себя такой одинокой и растерянной. - Я не знаю... Нельзя ли повременить с этим? Я очень прошу...
   - Повременить? О боги, я рассчитывал, что ты умнее, - тихо выругавшись, господин Тейно встал и сердито прошёлся по комнате. Серый плащ, который она так и не снял, вился за ним, как крылья огромной птицы. - У тебя не было и не будет жениха лучше. Он неглуп и вежлив, молод - ему только минуло три десятка... Чего ещё тебе нужно? Мать забила тебе голову всякой ерундой, но ни один юный лорд никогда не взглянет в твою сторону. Ты предпочла бы детину-фермера? Или, может, кого-то из рыбаков с Большого Озера?
   - Но я...
   - Что? Не готова? Слышать об этом не желаю. Я столько лет гнул спину в этом треклятом Городе не для того, чтобы ты осталась старой девой, как дочь вдовы Онир!.. Нет, ни слова, - он поднял руку, предупреждая новую попытку Риэти что-то сказать. - Свадьба состоится, и потом ты поблагодаришь меня. А сейчас мы с твоей дражайшей матушкой сходим к часовщику, чтобы выяснить кое-какие детали. Нэнни!..
   Госпожа Тейно впорхнула в комнату и заключила дочь в объятия; по щекам у неё текли слёзы. Риэти застыла, словно изваяние, и ощущала себя загнанной на охоте ланью. Привстав на цыпочки, мать расцеловала её.
   - Моя дорогая, как же я счастлива! Господин Лерто - чудесный молодой человек, я всегда знала, что он влюблён в тебя...
   - Да, мама. Я тоже очень рада.
   - Пошли, - господин Тейно тронул супругу за плечо и направился к выходу. Когда они ушли, Риэти рухнула на кровать и свернулась в клубок, закрыв глаза. Ей не хотелось ничего ни слышать, ни видеть.
   Она с детства думала о замужестве - о собственном доме, храбром муже, милых детях, которых назовёт в честь своих родителей. Вот только супругом ей представлялся явно не господин Лерто, а кто-то другой. Кто-то вроде Мея.
   Да что там, и Теиг подошёл бы лучше, чем часовщик; с ним она хотя бы подружилась. Конечно, господин Лерто - хороший человек, и Риэти давно заметила, как он на неё смотрит, но... Но, но, но.
   В доме стояла тишь, и не было слышно ничего, кроме голосов соседей за стеной и дыхания Риэти. Она хотела заснуть, но не сумела. Тогда встала и принялась бродить по опустевшим комнатам. "Мама сейчас, наверное, рассказывает, с каким восторгом я приняла предложение", - подумалось ей.
   - Зато у меня будет новое платье, - сказала Риэти вслух, и стены выслушали её. В нём она затмит всех девушек Города, и часовщик окончательно потеряет голову. Пусть у неё отняли Мея, но красоту никто не отнимет.
   "Кроме старости", - злорадно шепнул внутренний голос, и она с досадой отогнала эту мысль - это была ещё одна вещь, о которой она предпочитала не думать.
   В гостиной она подошла к книжному шкафу и рассеянно провела пальцами по корешкам. В основном здесь стояли отцовские расчёты, но попадалось и что-то более интересное. Одна книга, например, привлекла внимание Риэти - толстая, обтянутая дорогим красным бархатом. Почему-то раньше она не замечала её.
   Осторожно вытащив книгу, Риэти увидела торчащую закладку. "Странно, неужели отец её читает?" Она открыла фолиант на закладке, но текст был непонятен и тёмен. Риэти пролистала находку - множество схем и загадочных рисунков (птичьи лапки, костры, срубленные деревья), роскошное оформление... И пометки отцовской рукой. Все страницы были испещрены ими.
   Риэти обыскала весь фолиант, но не нашла названия. А слова, попадавшиеся на глаза, наводили на мысли о чём-то отнюдь не обыденном: "дурман", "сновидения", "враги", "цепи крепче железа"... Она обязательно подумала бы о магии, не принадлежи книга её отцу. Представлять господина Тейно изучающим книгу о колдовстве было так же нелепо, как градоправителя - подметающим пол.
   "Отнесу-ка я её к Теигу, - решила Риэти; эта вещь встревожила её, а заодно помогла отвлечься от мыслей о свадьбе. - Уж он-то сообразит, в чём тут дело".
   И она поспешила расставить тома так, чтобы отец не заметил пропажу.
   Глава XX
   - Ну, и как дела с сочинениями Эннера Дорелийского? - вместо приветствия спросил Гэрхо, сосредоточенно изучавший через лупу что-то, лежавшее у него на ладони. Делал он это так непринуждённо, будто находился в удобном рабочем кабинете, а не под открытым небом на одной из редких проталин. Как только холода оставили Долину, они вновь стали заниматься на прежнем месте.
   Мей, притащивший прямо-таки гигантскую книгу по ботанике, хмуро взглянул на него.
   - Это жестоко - изучать растения, когда ещё снег не сошёл.
   - От теории к практике, человечек, - Гэрхо невинно улыбнулся. - От теории к практике... Иди сюда, посмотри, какая прелесть.
   Мей прошёл к нему, стараясь обходить лужи, покрытые тонкой и пузырящейся ледяной коркой, заново наросшей за ночь. От тяжести книги пальцы у него затекли.
   На широкой ладони Гэрхо, затянутой в перчатку, лежало нечто крошечное и зелёное. Мей взял лупу свободной рукой.
   - Какая-то трава.
   - А ничего не напоминает?
   Мей вгляделся внимательнее. Действительно, на что-то это похоже... Или на кого-то? Листья напоминают поджатые лапки, часть стебля - приплюснутую голову...
   - Лягушка, - удивлённо сказал Мей. Живых лягушек он видел только пару раз - их приносили в Город мальчишки с Большого Озера.
   - Вот именно. Лягушачья трава - первая весенняя трава Долины. Это, конечно, ещё росток.
   Мей хмыкнул - высоченный и насмешливый Гэрхо, с трепетной нежностью рассуждающий о весенней травке, выглядел забавно.
   - И зачем мне это? - спросил он, чувствуя, что скоро уронит проклятый труд Эннера Дорелийского. - Кстати, мне ещё долго держать книгу?
   - Так перенеси сюда стол силой мысли - разве наш замечательный Веттон тебя ещё не научил?
   - Я думал, Вы меня научите.
   - Когда-нибудь потом - обязательно, - пообещал Гэрхо. - А пока учись толковать видения... Об этой траве есть старая сказка. Давным-давно возле Быстроструйной жила лягушка, которая прыгала так высоко, что доставала до древесных крон. Старший той поры сделал ей замечание, сказав, что у каждого в Долине и в мире своё место и что лягушка - не птица, чтобы быть так близко к небу. Но она даже не квакнула в ответ на его слова и прыгнула ещё выше, далеко оторвавшись от реки. Тогда Старший разгневался и превратил её в траву, удалив и от воды, и от ветра и заставив жить у земли, - Гэрхо дунул, и причудливая былинка упала к его ногам. - Вот так.
   - Это похоже на историю Аавин, дочери Льер и Эакана. Она не могла решить, что ей ближе - вода или ветер, а в итоге сгорела в солнечных лучах. Вы украли нашу легенду.
   - Не наоборот ли, человечек? - Гэрхо тихо засмеялся. - Впрочем, неважно. Старший думает, что тебе пора посетить Меи-Зеешни.
   - Зеркальный дом? - Мей чуть не выронил труд Эннера. Он не надеялся, что его вообще когда-нибудь впустят туда. - Но зачем?
   - Увидишь наконец-то, как можно использовать зеркала. Пошли.

***

   Над входом в Зеркальный дом висели сосульки, пригретые солнцем, и капли, срываясь с них, мелодично позвякивали. Мама когда-то говорила им с Атти, что это зима плачет, уходя. "Где она сейчас - на работе, на рынке, дома?" - задумался Мей. Его кольнула тоска.
   Зеркальный дом остался те же непроницаемо-чёрным, приземистым шестиугольным строением. Когда они вошли внутрь, там было пусто. Мей обвёл взглядом зеркала, покрывавшие стены. Они с Гэрхо отражались в них снова и снова - где-то в рост, где-то фрагментами, а где-то - искажёнными, искривлёнными, ненормально вытянутыми или растянутыми. Мею отчего-то стало нехорошо. Он не хотел шевелиться, чтобы сотни его подобий не пришли в движение.
   Гэрхо тронул его за локоть.
   - Нам не сюда. Пойдём в другой зал.
   - Тут несколько залов? - спросил Мей и услышал эхо. Гэрхо молча двинулся вперёд.
   Зеркала всё не заканчивались. Потолок тоже оказался зеркальным; но, когда Мей стал смотреть в пол, он и там увидел своё лицо. "Пол только что был дощатым..."
   Он кашлянул.
   - А Близнецы как-то связаны с Отражениями?
   - Только в той же степени, в какой все мы связаны с Цитаделью Порядка, - Гэрхо пожал плечами. - Тебе не стоит брать в голову то, что они - близнецы. В некотором роде это одно, воплотившееся в двух... Мы на месте.
   Перед ними вдруг выросла стена, а в ней дверь - не зеркальная, а красного дерева, с позолоченной ручкой. Мей вздохнул с облегчением. Оглядываться ему не хотелось.
   Гэрхо повернул ручку.
   За дверью находилась маленькая комната, и в ней стояло единственное зеркало - огромное, намного выше Мея и раза в три шире, в раме из местами почерневшего серебра. Комната выглядела довольно тёмной, но Мей смог разглядеть фигуры, украшавшие раму: отчеканенных птиц и зверей, людей с луками, щитами и странными инструментами. По краю всего этого вился искусный орнамент виноградными лозами.
   - Здесь ты увидишь то, что приходило к тебе в видениях, - сказал Гэрхо, положив руку на зеркальную раму. - Прорицатели древности пользовались им для этого, а народ Долины иногда пользуется, чтобы воспроизвести событие прошлого и найти лучшее решение какого-то вопроса. Надо только приложить руку, сосредоточиться на том, что ты хочешь увидеть, и зеркало впустит тебя.
   - Впустит меня?
   - По крайней мере, я на это надеюсь, - Гэрхо отнял руку. - Хотя лучше оно реагирует на зеркальную кровь, но ты всё же прорицатель, и к тому же связан с Городом-на-Сини.
   - Причём тут Город-на-Сини? - озадаченно спросил Мей, наблюдая, как Гэрхо постепенно отступает к двери.
   - А какую, ты думаешь, воду когда-то применяли для изготовления наших зеркал?.. Понятно, что не любую. В мире осталось не так много мест, подобных вашей Сини... В общем, просмотри своё последнее видение и постарайся получше запомнить. Ты обязан узнать Близнецов при встрече.
   - Если я с ними встречусь, будет безразлично, узнаю я их или нет, - заметил Мей. - Вы уходите?
   - Да, - Гэрхо уже стоял в дверном проёме. - Подожду тебя снаружи. Это всё же нечто личное для тебя... И отдай мне эту книгу, кстати.
   "Откуда такая тактичность?"
   Когда Гэрхо ушёл, Мей дотронулся до рамы и представил своё последнее видение так, как помнил; а точнее - так, как было написано в его записной книжке.
   Он честно пытался думать о Близнецах, но, закрывая глаза, видел только Анну - и тогда его охватывала знакомая тревожная истома. "Что за чушь?" - с сердитой досадой спросил у себя Мей и прогнал её образ - зыбкий, как дым над костром.
   - Близнецы, - проговорил он вслух. Рама нагрелась под его рукой и легонько запульсировала, точно живая плоть; он открыл глаза. Из зеркала на него смотрели они - двое как одно. Они стояли рядом - неподвижные, словно каменные истуканы - и их губы беззвучно шевелились. Если бы Мей не знал, что они не люди, он бы принял их за южан - тёмно-золотистая кожа, иссиня-чёрные волосы и миндалевидные глаза. Тела тонкие и гибкие - такие, наверное, бывают у хищников.
   Мей смотрел на них некоторое время, а потом решил убрать руку и прекратить это - он всё равно не разбирал ни слова из того, что они бормотали в унисон. Но его ладонь намертво приросла к раме, и он, сколько ни дёргал, не мог сдвинуть её с места. В горле у него пересохло. Продолжая тащить руку, Мей пару раз позвал Гэрхо, но стояла тишина.
   Он понял, что ещё немножко завораживающих взглядов и речей Близнецов прямо нос к носу - и он сойдёт с ума. Может, это замысел Отражений - оставить его здесь приваренным к этому зеркалу, чтобы он лишился рассудка или умер от жажды и голода ?.. Нет, Отражения защищают его. Он должен этому верить.
   - Меидир, сын Кейлы, -прозвенел невдалеке детский голосок. В тот же миг рука Мея легко отошла от рамы, и Близнецы стёрлись со стеклянной глади. Обернувшись, Мей увидел Ридиема - тот стоял, покачиваясь из стороны в сторону и улыбаясь от уха до уха.
   - Спасибо, - растерянно сказал Мей. Ридием рассмеялся, поманил его за собой и понёсся по коридору, весело подпрыгивая. Мей побрёл следом. Выход очень просто найти - он хорошо помнил, где он.
   Однако зеркала тянулись и тянулись, а мальчишка всё скакал впереди, напевая что-то нечленораздельное. С Гэрхо они явно шли меньше, да и поворотов столько не насчитывалось...
   - Куда ты меня ведёшь?
   Ридием никак не отреагировал.
   - Ридием, постой! Мне нужно к выходу.
   Опять никакого ответа. Разозлившись, Мей остановился.
   - Я не пойду дальше, пока ты не объяснишь, чего тебе надо.
   Ридием медленно развернулся, отражаясь сразу во всех зеркалах. И у Мея перехватило дыхание, потому что его лицо было теперь лицом одного из Близнецов.
   - Твою жизнь, - глухо сказало то, что казалось Ридиемом, и неспешно двинулось к нему.
   Бежать от семилетнего ребёнка - смешно. Но Мей покрылся мурашками. Оно приближалось медленно и неумолимо - и он знал, что не скроется среди бесконечных зеркал, знал, что ни кулаки, ни Дар тут не помогут.
   И тут где-то сбоку мелькнула вспышка бледно-зелёного света и качнулись ветви на седой голове.
   - Деос, - успел удивиться Мей, а после его окутала темнота.
  
   Глава XXI
   Двенадцатая книга личных записей Мезора аи Декара, последнего правителя Города-на-Сини из династии Декаров. Отрывок.
   "403 год от падения Королевств Обетованного, месяц ручьёв, 16 день.
   Айрегу всё хуже. Будь моя воля, я бы назвал день приезда Меакара днём, когда Город умер. Надеюсь, летописцы примут это к сведению.
   Сегодня утром он проснулся и не смог встать. Болезнь совсем разбила его.
   "Смерть - это неизбежность, Мезор", - сказал он мне, такой же спокойный, как всегда. Даже Меакар был бы лучшим правителем, чем я.
   Я каждый миг умоляю смерть не забирать его, но понимаю, да и все мы понимаем, что это бесполезно. Каждый миг приближает к концу.
   Айрег, Айрег, повремени уходить в чертоги богов, в которых ты не веришь. Городу-на-Сини не выжить без тебя, а о себе я молчу. Все, кто был мне дорог, уже и так там.
   ..., 18 день.
   Пейрик, его лучший лекарь, даже не посчитал нужным поговорить со мной и стал теперь мрачнее тучи. Айрег иронизирует, но его явно тяготит моё общество - едва ли не больше, чем присутствие врачей.
   Я смотрю - и вижу его молодым и сильным. Вижу наши уроки с учителями из Города-под-Соснами и Академии, его успехи и мою тугодумность, свадьбу с Клариссой, вижу конные бега, заседания Совета, обнародование законов... Вижу всё что угодно, и то, о чём больно и стыдно вспоминать, и то, о чём радостно. Только не того немощного старика, который существует сейчас. Он всегда был лучшим.
   Интересно, что я должен думать о том, что, видимо, стану последним из Декаров - тех, кто почти два века правил Городом? Не знаю. Я не создан для власти, я давно привык понимать это. Иногда мне кажется, что я создан лишь для того, чтобы оттенять совершенство Айрега... И ещё кажется, что я лет с четырнадцати повторяю здесь эту мысль. Безумие.
   ..., 19 день.
   Для чего я пишу всё это? В который раз спрашиваю и не получаю ответа. Айрег всегда посмеивался над этим обыкновением. Сегодня, когда выдалась передышка (он уснул) просмотрел первые записи - ещё совсем детские каракули. Сколько мне было - одиннадцать?
   Сколько времени прошло. И как незаметно. Это пугает.
   Дни тянутся медленно и вязко, а я барахтаюсь в них, как муха в смоле. Все желают мне крепиться - будто я юная дева, жених которой уходит на войну. Неужели у меня и правда такой жалкий вид? Смешно. В конце концов, я был смешон всегда, так что же сейчас должно измениться...
   ..., 21 день.
   Сиделка Айрега доложила, что во сне он повторял одно имя - Меидир, Мей. Я не сразу сообразил, кто это, но потом вспомнил - мальчишка с Улицы Кожевников. Не знаю даже, жив ли он ещё.
   Отчего-то не отпускает его эта история. Да и меня тоже, признаться. Особенно эта девушка, дочь Кейлы, - вот только имени её не помню... Такая смелая. Куда ушла моя молодость? Наверное, к таким, как она.
   "Народ завоёвывают страхом", - всегда говорил Айрег. Но она не боится меня - и правильно. К чему бояться обрюзгшего, больного старика, разряженного в шелка? Даже у дочери моей судомойки больше власти над своей жизнью, чем у меня. Странно это осознавать.
   И она проведёт меньше времени с братом.
   До чего же грязный случай всё-таки. Как ты допустил его, Айрег? Ты всегда был умён - наверняка сумел бы придумать и что-то против Цитадели Порядка.
   Просто это не в твоих правилах, я знаю. Ты бы и меня легко отдал Близнецам, будь это необходимо для Города.
   ..., 22 день.
   Стыжусь этой вчерашней записи. Я не должен ни думать так, ни говорить.
   Лицо Айрега совсем посерело, и он сильно осунулся. Голос слабеет, кашель всё чаще. Теперь, после слов Меакара, я даже рад, что не нажил детей - вряд ли вынес бы такое.
   Я бы простил племяннику всё - даже эту девку из Города-у-Красной-реки. Но Айрег... Я просто не в силах.
   Да помогут нам боги".
   Глава XXII
   Мей очнулся на своей кровати, один в комнате. У него пересохло во рту, и всё тело тяжелила дремотная слабость, но в остальном ничего как будто и не случилось.
   "Я жив, - сказал он себе. - Деос спасла меня".
   Он обязан отблагодарить её. Только вот от чего она его спасла? Что случилось с Ридиемом? Мальчишка, очевидно, был слабоумным и раньше, но Мей не слышал о колдовстве, которое могло бы сотворить такое странное превращение. Зеркальный дом - место, где можно ожидать всего, и всё же...
   "Они нашли меня, - подумал Мей, вставая и разминая шею. - Им и в Долину теперь легко пробраться. Что бы они сделали со мной, не подоспей Деос?"
   Накинув плащ и обувшись, он вышел в коридор и постучал в комнату Веттона, но она была заперта. Тогда Мей обошёл дом, сполоснул лицо на заднем дворе (благо, теперь, когда морозы отступили, не приходилось каждое утро разбивать корочку льда, появившуюся за ночь на воде в бочке) и, вернувшись в сад, направился к калитке. Надо было найти Деос, а потом Гэрхо.
   Уже стоял вечер, и Мей задумался, сколько же времени провалялся в беспамятстве. Под ногами у него лежал рыхлый последний снег. Вдали безмятежно тянулись хребты Старых гор с белыми, утонувшими в дымке вершинами.
   Мей добрался до обеденного помещения, но там ни Гэрхо, ни Деос не обнаружилось, а ужинавшие и протиравшие опустевшие столы Отражения косились на него вопросительно. Зато Веттон неподалёку беседовал со своим наставником. Мей хотел было подойти к ним и спросить о Гэрхо, но тут сосед заметил его и сорвался с места. Он был почему-то весь в чёрном, и Мей встревожено подумал, всё ли в порядке с Деос.
   - Ну вот, очнулся, - сказал Веттон и даже хлопнул его по плечу. - Мы с Гэрхо еле тебя дотащили - ты вырывался и бредил.
   О боги, ну этого ещё не хватало...
   "Тащил-то, наверное, один Гэрхо, а ты прыгал рядом и причитал", - с непонятным раздражением подумал Мей, но тут же раскаялся в озлобленной мысли.
   - А где сам Гэрхо?
   - Просил передать, что будет ждать тебя там, где вы всегда занимались. Вместе со старухой.
   - Спасибо, - Мей собрался уйти, но Веттон удержал его.
   - Завтра я уезжаю домой. Старший решил, что я достаточно обучен...
   - Понятно, - Мей не знал, то ли поздравлять его, то ли придать лицу печальное выражение.
   - ...и приказывает тебе поехать со мной, - закончил Ниис.
   Мей недоумённо уставился на него. Уехать из Долины?..
   Скорее всего, Старший хочет обезопасить свой народ от Близнецов, потому и выставляет его. Что ж, это мудрое решение.
   Но что в таком случае ему делать? Вернуться в Город-на-Сини и навлечь беду на семью? Или просто проваливать куда глаза глядят?
   - Эй, ты меня слышишь? - Веттон деловито щёлкнул пальцами у него перед носом. - Я говорю, поедешь ко мне домой.
   - К тебе? В замок Ниис?
   Веттон закатил глаза.
   - В твоём Городе до всех так долго доходит?.. Куда же ещё.
   - Но как...
   - Иди к Гэрхо, - со вздохом посоветовал Веттон. - Он тебе лучше всё объяснит. Только сразу имей в виду: в нашем замке ни одна потусторонняя тварь тебя не тронет.
   "Если добрались здесь - доберутся и там".
   Гэрхо и Деос негромко беседовали возле грядок, которые ждали, когда же наконец придёт месяц тепла и на них начнётся работа. Увидев приближающегося Мея, Гэрхо улыбнулся, а старушка взглянула на него со скорбью и сочувствием.
   - Мы знали, что ты проснёшься к вечеру, дорогой гость, - сказала она. - Мы погрузили тебя в сон, чтобы ты не пострадал от одержимого.
   - Одержимого? - Мей заметил, что её костлявые запястья оплетены лягушачьей травой. - Вы считаете, что Ридием... Одержим Близнецами?
   Деос сокрушённо кивнула, качнув ветвями на седой голове.
   - Они проникли в его разум, чтобы убить тебя, - вмешался Гэрхо. - Вероятно, полоумный показался им самой доступной добычей.
   - А он... Жив?
   - Он сейчас с целителями в Меи-Зеешни, они пытаются его выходить. Но тебя сейчас должна волновать не его, а собственная судьба, человечек, - Гэрхо помрачнел. - Близнецы получили возможность пересечь барьер, и пока мы не видим причин этого. Но, так или иначе, теперь ты должен покинуть нас, чтобы сберечь свой Дар и выжить.
   - Веттон сказал мне о Ниисе... Почему именно туда? Меня ведь не спасёт никакая кладка, если даже ваш барьер не помог...
   - В Долине ты жил бы ещё много зим и вёсен, дорогой гость, - посетовала Деос, и её холодный взгляд - взгляд Отражения - устремился к горам на горизонте. - Жил бы и учился, как полагается видящему, и вознёсся бы до облаков своим могуществом. Но мы отпускаем тебя, глупое дитя, и это беда, большая беда.
   - Деос не согласна с решением Старшего, - пояснил Гэрхо, понизив голос. - У них был долгий разговор, однако он непреклонен... Может, он и прав, человечек. Я не знаю, - он потёр свой шрам. - Так или иначе, тебе невероятно повезло: Деос как раз совершала обход в Меи-Зеешни и сохранила тебе жизнь, а Веттон едет домой и готов захватить тебя. У замка Ниис высокие, крепкие стены, а Белый камень издавна не принимает чужаков. Семья Веттона - славные люди. Так что, если ты будешь вести себя осторожно...
   - Я точно не могу вернуться домой? - но он уже знал, каким будёт ответ.
   - Исключено, человечек. Именно там они и станут тебя ждать... Ты же понимаешь. Авось свидимся. Иди и собирай пожитки.
   - Вы мне это уже говорили, - Мей не удержался от улыбки.
   - Да благословят тебя твои четверо богов, дорогой гость, - вздохнула Деос. - И возвращайся к нам целым. Твой отец был честным и смелым. Иногда мне кажется, что ты на него похож.
   Сердце Мея пропустило удар. Из-под него будто вышибли землю.
   - Вы знали моего отца? Откуда? Кем он был?
   - Он был странником, дитя. Он бродил по мирам, потому что утратил свою родину.
   - А что случилось с его родиной? И где она?..
   - Возможно, ты об этом ещё услышишь... Она так же близко от нас, как и далеко.
   Глава XXIII
   Мезору не было покоя. Теперь он неотлучно находился в резиденции градоправителя, пропитанной миазмами смерти. Ею пахли алые ковры и гобелены с историческими сюжетами, резная мебель и книги в библиотеке, документы, очаги и вышитые золотой нитью полги над кроватями. И невозможно было спастись от её зловонного, холодного дыхания, которое подбиралось к горлу Айрега.
   И ещё к Мезору начали приходить сны - не только о юности, жене, Айреге и Меакаре, но и о том тощем мальчишке с Улицы Кожевников. Ночь за ночью он видел, как Близнецы, гибкие и безжалостные, будто кошки, перерезают ему горло от уха до уха, жадно вгрызаются в плоть... А потом вскакивал в поту.
   Однажды утром, когда Айрег ещё не проснулся (спал он всегда на правом боку, тихо и крепко, со строго сжатыми губами, и ничего не говорило о его хвори, кроме испарины на лбу и лихорадочного жара, исходившего от тела) Мезор собрался наконец исполнить то, что давно планировал. Он велел запрячь лошадей (передвигаться по Городу пешком в месяц ручьёв он не решался), позвал охрану, совершил процедуру одевания в присутствии двух слуг и камердинера и взгромоздился в карету, уже ожидавшую у ворот резиденции. Говоря по совести, Мезор с молодости терпеть не мог эти шаткие колымаги, изящные только с виду, а по сути мало чем отличающиеся от бедняцких повозок. Однако статус есть статус. Может быть, его предки и копались в земле во времена королевств, но теперь Декары - имя чести и славы.
   - На Улицу Кожевников! - крикнул он кучеру. Тот хлестнул лошадей, и они пошли, покорно буравя копытами смёрзшиеся за ночь остатки снега. Мезор задёрнул занавески. Конечно, из-за этого станет только душнее, но это лучше, чем терпеть взгляды уличных зевак.
   На скамейке напротив него ютились двое дюжих охранников - у каждого короткий меч на поясе и пара ножей в запасе. Возможно, скоро их станет ещё больше - и они так же безмолвно, будто тени, продолжат его сопровождать.
   От тряски и спёртого воздуха Мезор вскоре ощутил дурноту и поэтому даже обрадовался, когда его швырнуло вперёд от резкой остановки.
   - Приехали, господин мой, - объявил кучер. Первым из кареты вылез один из охранников; он выдвинул ступеньку и помог спуститься Мезору.
   Это место встретило его теми же грязью и запустением, что и тогда. Хотя, пожалуй, эта улица ранней весной представляла собой ещё более неприятное зрелище, нежели тёплой осенью. Старые дома жались друг к другу, как голодные воробьи. Мезор подумал, что Айрегу и Совету следовало бы больше заниматься этим кварталом, но тут же упрекнул себя за эту мысль - Айрег и так сделал для Города всё, что мог.
   "Если эта кровь пролилась, она на моих руках, - думал Мезор, подходя к знакомому дому и вспоминая свои сны. - Я ведь мог бы отговорить Айрега. Мог бы, но не сделал этого. Трус. Не было, наверное, раньше в Городе правителей-трусов... Ничего, после моей смерти они сами начнут избирать своих повелителей. Нет больше крови Декаров - Меакар не принадлежит Сини... А ждать им недолго".
   Он велел страже подождать снаружи и постучал. Как и в прошлый раз, открыла ему беззубая старуха, закутанная в какое-то тряпьё.
   - Что угодно господину? - прошамкала она, пытаясь согнуться в поклоне.
   - Пройти к семье Онир.
   Старуха почтительно отошла в сторону, но, уже поднимаясь по лестнице, Мезор краем уха услышал, как она что-то сердито шепчет своему дряхлому мужу.
   Дочь его судомойки ставила что-то в печурку, когда он вошёл. Мезор заметил, что она бледнее, чем прежде, и сильно осунулась; несколько тёмных прядей выбилось из-под её косынки, а бедненькое платье прикрывал тот же застиранный передник. Заметив его присутствие, она поспешно подвинула печную заслонку и поклонилась, глядя в пол.
   "Она красива", - снова подумалось Мезору. Идеальный профиль, густо-бархатные ресницы, стройное, здоровое тело. Она стала бы украшением любого замка, теки в её жилах другая кровь.
   Так могла бы выглядеть его дочь, если бы она существовала. Но Лилиан умерла много лет назад, разродившись мёртвым мальчиком, так что нечего и помышлять об этом.
   - Вижу, Вашей матушки нет, - сказал он, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
   - Нет, господин мой. Она работает в резиденции господина градоправителя.
   Это правда - большинство его слуг следом за ним перешло в дом Айрега. За кем им ухаживать, кроме одинокого хозяина?
   - Простите, что помешал Вам. Я скоро уйду.
   - Всё в порядке, господин Декар.
   - Я думал, что Вы торгуете на рынке. Не надеялся застать.
   "Боги, как же её зовут?.."
   - Сегодня - нет.
   Он осмотрел всё ту же нищенскую обстановку их комнатушки.
   - Ваш брат до сих пор не вернулся из своей поездки?
   Она вздрогнула и вскинула на него карие глаза, смотревшие серьёзно и подозрительно.
   - Нет, господин мой. Вам что-то известно о Мее?
   Мезору ничего не оставалось, кроме как беспомощно покачать головой.
   - Я просто спросил... Простите, но я забыл Ваше имя.
   - Атти.
   - Ах да... Вы бедно живёте, Атти. Вы голодаете вместе с Кейлой, и у вас нет никакой опоры. Я прав?
   Она опять опустила голову и промолчала. На щеках выступила краска.
   - Я пришёл, чтобы дать вам вот это, - он достал заранее приготовленный, тяжёлый от золота кошель и положил его на стол рядом с собой. - Это единственное, чем я могу помочь, Атти, и единственное, чем могу загладить свою вину, - он перевёл дыхание, - ибо я виноват перед всеми вами. Не спрашивайте, в чём, но виноват.
   - Заберите эти деньги, господин Декар, - очень тихо, но твёрдо попросила она. - Я не возьму их.
   Он ожидал такой реакции.
   - Я просто оставлю их здесь, но не заберу - они в вашем с матерью распоряжении. Можете выбросить их в окно или раздать бездомным. Просто знайте, что этих денег хватит, например, на покупку добротного сельского дома. Они пригодятся Вам и Вашей матушке, когда Вы выйдете замуж.
   "Я ведь умоляю её о милосердии, - внезапно понял он, - умоляю пощадить меня. Боги, как всё это ужасно".
   Он развернулся и вышел из комнаты.

***

   За время его отсутствия Айрегу не стало ни лучше, ни хуже. Выглядел он так же плохо, только лежал теперь на спине. На фоне запавших щёк и исхудавших рук поверх одеяла особенно выделялись его глаза - прежние, похожие на лёд.
   - Оставьте нас, - сказал градоправитель своим слугам и сиделке, когда Мезор вошёл в опочивальню. Двери закрылись, и он произнёс: - Ты был на Улице Кожевников.
   - Откуда ты знаешь? - удивился Мезор, но осёкся, увидев выражение его лица. Айрег всегда всё знал.
   Он сел на край кровати и осторожно дотронулся до его лба - такой же огненный. Айрег усмехнулся.
   - С утра они опять пустили мне кровь, и будь я проклят, если ещё раз подпущу к себе этого шарлатана. Ох...
   Он закашлялся, и Мезор подал ему кружку с водой, которая стояла тут же. Айрег осушил её, и кашель унялся.
   - Ты завтракал?
   - У тебя хорошо получается быть курицей-наседкой, Мезор, - поморщился Айрег, - но лучше не надо. Что ты там делал? Мальчишки нет?
   - Я как раз проверял, там ли он.
   - Будь любезен, лги кому-нибудь другому. Так его нет?
   - Нет.
   - Отлично. Ты отнёс им что-то? Еду, деньги, сведения?
   Мезор ощутил себя преступником на допросе.
   - Немного денег... Это неважно.
   - Да неужели? И сколько же?
   - Три сотни золотых, - скрывать не было смысла. Айрег слабо застонал.
   - О милосердные несуществующие боги, надеюсь, вы простите меня за то, что я дарю Сини градоправителя-идиота... Ты мог ограничиться хотя бы сотней? Я полагаю, для них и двадцать серебряников - целое состояние.
   - Это мои личные деньги, Айрег. Им они нужнее.
   - Ты уверен? А скольким людям негде укрыться от снега и дождя? Сколько сирот, сколько юродивых, калек? Сколько нищих шатается от деревни к деревне, от фермы к ферме? Почему им ты не раздаёшь городское золото? - Айрег снова зашёлся в кашле, и Мезор налил ему кружку. - Пожалей тогда фальшивомонетчиков, воров, гулящих девиц, разбойников... Пожалей их, Мезор. Ты же сама доброта.
   - Это бессмысленный разговор. Просто мы поступили с тем парнем неправильно. Он ничего не сделал.
   - Ты не знаешь, что он сделал или не сделал. И я не знаю. Но его жизнь поставила бы под угрозу весь Город, если не нечто большее. Нельзя недооценивать Цитадели. Короли не искали связей с ними и жестоко за это поплатились.
   - Может быть, он жив.
   - Тогда нас ничто не спасёт. Мы и так позорно упустили его.
   - Если он до сих пор у Отражений, Близнецы не достанут его там.
   - Близнецы достанут его везде, - Айрег тихо зашипел и схватился за грудь, комкая сорочку. - Уходи. И пришли ко мне казначея.
  
   Глава XXIV
   Они отправились в путь на следующий день. Мей собирался недолго - с того дня, как он покинул Город-на-Сини, вещей у него в общем-то не прибавилось. И всё-таки вскоре его мешок заметно потяжелел: Отражения, даже совершенно незнакомые, приносили ему на прощание кто кулёк орехов, кто засоленных овощей, кто амулет на удачу... А от Деос перепало даже несколько куриных крылышек, и, глядя на них, Мей замирал в предвкушении - несколько месяцев он не притрагивался ни к мясу, ни к птице. В ответ на всё это он благодарно кивал и улыбался, стыдясь того, что даже не удосужился выяснить, как будет "спасибо" на языке Долины.
   Кроме того, по распоряжению Старшего им отдали двух прекрасных быстроногих коней и никудышного ослика под поклажу.
   Прощаясь с этим местом, Мей испытывал смешанные чувства. По сути дела, уезжать ему не хотелось; он признавался себе, что не прочь когда-нибудь вернуться сюда и закончить своё обучение как следует, без спешки и страха.
   Страха... Вскарабкиваясь в седло, он вспоминал песню Анны зимней ночью и понимал, что она не о нём; он не герой, а трусливая крыса, которая непрерывно где-то прячется. Беспомощная, неспособная сопротивляться, обречённая умереть. И за это время он не стал сильнее. Возможно, узнал больше, но это не прибавило шансов выжить при встрече с Близнецами. Это не спасёт его дом и друзей, не избавит от гибельного Дара. Он бы погиб от руки одержимого ребёнка, заблудившись в Зеркальном доме, если бы не Деос. Просто смешно. Кому какой прок в таком прорицателе?
   - Готов? - к нему подъехал Веттон, необычайно статно державшийся в седле. Его багровый плащ был подбит горностаем и сверкал вышитым гербом Ниисов - золотистым снопом колосьев. Земли по берегам Зелёной реки славились своим изобилием.
   - Да.
   - С Гэрхо попрощался?
   - Да, - повторил Мей. Прощание вышло скупым и скомканным; Гэрхо лишь похлопал его по плечу и пожелал: "Ну, счастливо, человечек". А Мей сказал "Спасибо", думая, что у него, наверное, не бывало друга надёжнее. Кроме Теига, конечно. - Веттон...
   Тот взглянул на него вопросительно. Мей заметил, что выглядит он гораздо более оживлённым, чем обычно; должно быть, это от скорого возвращения.
   - Я хотел бы кое-что уточнить. Ты правда уверен в том, что делаешь? Может, Гэрхо не рассказывал тебе...
   - О духах-близнецах, которые охотятся за тобой из-за твоего Дара?.. Рассказывал. Но ты просто не видел Ниис, - он снисходительно усмехнулся. - Поверь, у нас достаточно сил, чтобы защитить деревенщину-пророка.
   - Я не об этом. Не о себе. Я ведь могу навлечь беду на твою семью.
   Веттон начинал злиться; его конь нервно загарцевал, красиво перебирая мускулистыми ногами.
   - О Прародитель, какая чушь... Ну наконец-то!
   Последнее восклицание было явно обращено не к Мею, а к кому-то за его спиной. Он оглянулся и увидел ещё одного приближающегося всадника... Точнее, всадницу. Её тёмно-синий плащ стелился по спине вороного коня, как роскошная попона, а тонкие руки были затянуты в перчатки из грубой кожи. Анна. Мея охватила ребяческая, неконтролируемая радость, смешанная со жгучей досадой.
   - Что ты здесь делаешь? - спросил он, догадываясь, каким будет ответ.
   Анна изумлённо подняла брови.
   - Это мне вместо "здравствуй"? Между прочим, мы давно не виделись.
   Мей только вздохнул. Он уже привык к сюрпризам от неё, но такого точно не ожидал. И ещё было жутко непривычно видеть её в седле и в мужской одежде - холщовые штаны, сапоги, рубаха... Впрочем, ей всё это шло. Ей шли любые вещи, люди и обстоятельства.
   - Здравствуй. Прости. Так ты... едешь с нами?
   - Как видишь, - Анна ловко спешилась, подошла к задумчивому ослику и повесила на него небольшой вещевой мешок. - Не думаю, что помешаю вам.
   - Тебе нужно в Ниис или ты едешь из-за меня?
   - Я бы не отказалась взглянуть на такое древнее и прославленное место, как Ниис, - снова оказавшись в седле, она уважительно кивнула в сторону Веттона, - но второй вариант ближе к истине.
   Мей отвёл глаза.
   - Я не могу тебе этого позволить.
   - Почему же? Старший одобрил моё решение. Тебе пригодится моя помощь, Мей. Я немало знаю и разбираюсь в людях.
   "А может, и не только в людях", - подумал Мей, вспомнив разговор об убивающих машинах из его видения. В Обетованном таких определённо не было.
   - Я понимаю... И благодарен.
   - Так в чём же дело?
   Что он мог ей сказать? "Ты ведь женщина"? "Это слишком опасно"? Ни одна из этих фраз не стала бы весомым доводом.
   - Я боюсь за тебя.
   - А я за тебя. Ты не представляешь, как ценна твоя жизнь, - голос Анны стал твёрже, и, встретившись с ней глазами, Мей утонул в горячем золоте радужки и черноте зрачка. - Потому я и еду. Я просто побуду там с вами - недолго - и вернусь. Может быть, вернусь.
   - Вы закончили? - раздражённо осведомился Веттон. - Выезжаем!

***

   Они ехали то по тракту, то по его ответвлениям, то по совершенно диким, наполовину заросшим тропкам. По левую руку лениво несла свои воды река Быстроструйная, названная так в давние времена, - вероятно, тогда, когда эта местность не была столь гладкой. А далеко за ней возвышались Старые горы, прячущие в своих ущельях дорогу в земли холода и Город-во-льдах.
   По правую же руку, далеко на юге, оставалось то, что Мей знал и любил - Город-на-Сини, речка Синяя, Большое Озеро... Мир будто лежал у него на ладони, и, трясясь в седле, питаясь сухарями с солониной, ложась спать на голой земле или еловых ветках, закутавшись в мешковину, он думал, что отсюда рукой подать и до островов в Восточном море, где когда-то лежало странное королевство Минши, и до диких степных племён.
   Мей в общем-то спокойно переносил все тяготы долгого путешествия (действительно долгого - при хорошей скорости они могли добраться до Нииса самое меньшее дней за пятнадцать), чего нельзя было сказать о Веттоне. Он жаловался на холод, на жару, на сильный ветер; он уставал искать удачное место для кормёжки лошадей и осла, разводить костёр (хотя дрова и хворост просто плыли за ним по воздуху) и даже разговаривать. Словно капризная леди, он не раз изъявлял желание остановиться в какой-нибудь сельской таверне, но Анна, строго следившая за их безопасностью, пресекала такие попытки. Мей был ей благодарен, но не уверен в том, что Близнецам будет сложно найти их в этих безлюдных местах.
   Зима повсюду отступила: снега оставалось всё меньше, воздух стал ощутимо теплее. В перелесках по утрам верещали неприметные птицы. По ночам иногда слышалось совиное уханье или далёкий, заунывный волчий вой. Проталины всё больше зеленели, как и первые почки на ветках; глядя на них, Мей вспоминал Деос.
   Как он и ожидал, сложнее всего ему давалась совместная дорога с Анной. Она была ровна и приветлива с ним так же, как в Долине - и так же, как в Долине, наглухо закрыта. Она держалась в седле, стреляла из лука Веттона и бегала не хуже многих мужчин, ухитряясь сохранять почти королевское изящество манер. Мей боялся своего чувства к ней - это было что-то слишком большое, всевластное, непоправимое, и он не собирался давать ему волю. И всё же... И тогда, и потом он не мог не признаваться себе, что просто находиться с ней бок о бок, помогать ей, смотреть на неё вечерами сквозь пламя костра - были самые счастливые и самые мучительные возможности в его жизни.
   Однако, несмотря ни на что, он всё ещё верил, сам над собой посмеиваясь, что Риэти ждёт его дома. Может быть, он вернётся к ней и забудет об этом безумии - если хватит сил.

***

   - К тебе больше не приходили видения? - как-то раз спросил Веттон, когда они расположились на ночлег у подножья невысокого холма. Мей покачал головой. В данном случае отрицательный ответ его скорее радовал, чем печалил.
   - Я вот до сих пор не понимаю, - продолжил разглагольствовать третий сын лорда Нииса, - как ты подпустил к себе этого больного Ридиема? Было же очевидно, что он опасен.
   "Он всегда становится разговорчивым после ужина", - устало подумал Мей.
   - Я не думаю, что он справился у Мея разрешения подойти, - вмешалась Анна. Она сидела напротив, завернувшись в свой плащ и ещё что-то меховое. Искры от костра летели в густо-фиолетовое небо. Веттон пожал плечами и принялся жевать соломинку, глядя в огонь.
   - Почему его так зовут? - спросил Мей у Анны. - Я давно хотел узнать. Ридием - это ведь моё имя наоборот.
   - На самом деле это давняя история. Те поселенцы материка, которые стали твоими предками, приняли имена Отражений, к тому времени уже обосновавшихся в Долине. Скорее всего, имена эти казались людям красивыми и звучными, но сами Отражения в их глазах были нечистой силой - из-за магии. Чтобы обезопасить себя от тёмного колдовства, имена стали переворачивать... Помню - ты говорил, что твою сестру зовут Атти. Так вот, в Долине я знаю женщину по имени Итта.
   - Значит, не они исковеркали наши имена, а наоборот?
   - Именно. И всё-таки к твоему имени это относится не полностью; "меидир" - это правда "ветер", только на родном языке твоего отца.
   Мей подался вперёд. Каждая недомолвка об отце действовала на него, как укус овода на лошадь; он и сам от себя не ждал этой напряжённой дрожи и вспыхнувших щёк.
   - Ты тоже знаешь моего отца? Знаешь, откуда он?
   - Лично - нет. Я слышала о нём от Старшего. Твой отец ведь жил какое-то время у Отражений, - Анна отвела глаза.
   - Странно, что Старший не рассказал это Мею, - Веттон озвучил его собственную мысль.
   - Да, - согласился Мей. Его охватило небывалое волнение. Столько времени прожить в Долине - и не знать, что его отец побывал там, ходил по той же земле в тени тех же деревьев!
   - Ну ладно, - Веттон зевнул, прикрыв рот длиннопалой ладонью. - Спокойной всем ночи.
   Он лёг, завернулся в мешковину, прикрылся плащом и через пару минут уже засопел.
   - Я посижу на часах, - сказал Мей Анне, - а потом разбужу тебя.

***

   Они переправились через реку Широкую (ворчащий паромщик всё осыпал проклятиями испуганных лошадей), и через два дня показалась река Зелёная, по берегам которой раскинулся Город-у-Белого-камня.
   Стены его были построены из камня обыкновенного, серого, и впечатляли своей высотой. Городу не было видно края; насколько знал Мей, он был в разы больше Города-на-Сини.
   К воротам они перебрались по огромному каменному мосту - поистине чуду мысли. Мей понятия не имел, на что смотреть сначала: то ли на разномастную толпу, входящую в центральные ворота и покидающую их (там виднелись и обыкновенные крестьяне, и явно зажиточные фермеры, и купцы в богатых одеждах, и даже мелькали гербовые, наглухо закрытые кареты аристократов), то ли на стены, то ли на паруса торговых суден, видневшихся в гавани ниже по течению. Из-за стен показывались шпили башен, и на них развевались знамёна Города - белый камень на зелёном полотнище.
   - Набрось капюшон, - шепнула Анна, когда их окружил гомон путников у ворот. Мей опомнился и перестал глазеть по сторонам: она права, им нельзя терять бдительность.
   Пройдя обычную процедуру с пошлиной и внесением своих имён в книгу стражников, они вошли в Город. За первым кольцом стен следовало второе - ниже, но толще в кладке. Миновав и вторые ворота, они оказались на прямо-таки необъятной мощёной площади.
   - Привратная площадь, - гордо объявил Веттон. - Вон там - один из шести рынков, а слева от нас - Храм Прародителя. Чудесный мрамор, не правда ли?
   - Да, но мы не можем задерживаться, - заметила Анна. - Куда дальше?
   - Надо проехать через весь Город, наш замок дальше на востоке, неподалёку от камня, - явно разочарованно сказал Веттон, отворачиваясь от сверкающей белизной громады храма и колонн, увитых опаловым плющом. - Там мы окажемся только к вечеру.
   - Значит, не будем терять время, - подытожила Анна и пустила коня шагом.
   Пока они пересекали бесчисленные улицы, площади и переулки (Веттон уверенно ехал впереди), Мей успел увидеть много чего любопытного. Многоэтажные высокие дома; десятки храмов Прародителю, четверым богам и ещё каким-то неизвестным Мею не то божествам, не то духам - приземистые и яркие здания; рынки и множество лавок, где продавались не только известные Мею товары, но и разные диковинки - стрелы с оперением огромной, алой южной птицы, невесомые воздушные ткани, карты, натянутые на вращающиеся кожаные шары (вот бы Теиг обрадовался!), талисманы и амулеты из трав и драгоценных камней, книги размером меньше ладони... Здесь была даже своя Академия, гордо высившаяся неподалёку от резиденции градоправителя (более скромной, кстати, чем на родине Мея) - совсем как в Городе-под-Соснами и Ти'арге, обители знаний. Встретить здесь тоже можно было кого угодно - вплоть до темнокожих глоталей огня и фокусников с островов Минши.
   Всё это, конечно, отличалось от Города-на-Сини, но вместе с тем и напоминало его; Мей ощущал себя здесь уютнее, чем в Долине. Вскоре потянулись окраины, и вот они как раз заставили думать о родных местах. Стены в тупиках и переулках были облеплены нищими, просящими милостыню. Пахло тут дешёвым вином, элем и помоями.
   Они проехали несколько деревенек и ферм, выросших вокруг городских стен подобно грибам, а потом - небольшой лесок. И вот, когда заросли расступились и перестали шмыгать туда-сюда упитанные белки, на одном из холмов чуть правее показался многобашенный, суровый на вид замок.
   - Вот и Ниис, - устало и чуть взволнованно вздохнул Веттон. - Уверен, там меня ждут-не дождутся.

***

   - Веттон, мой мальчик!..
   По мосту, переброшенному через глубокий на вид ров, бежала им навстречу рыдавшая в голос женщина, полноватая и маленького роста, с гладко зачёсанными светлыми волосами. Она пронеслась, подобно вихрю, мимо торжественно застывших стражников и затрубивших герольдов. Платье на ней было довольно простое, хотя и с длинным шлейфом, зато на плаще красовался такой же, как у Веттона, герб.
   Забыв о любых приличиях и церемониях, заливаясь слезами, она прижалась к груди Веттона, который едва успел слезть с седла, и принялась осыпать поцелуями его впалые щёки и ерошить и без того свалявшуюся шевелюру. В представлении Мея леди Ниис должна была выглядеть и вести себя совсем иначе, но он был почему-то рад, что она именно такая.
   - Как ты похудел, дорогой мой!.. Как мы тебя ждали! Отец и все остальные в Большом зале, готов даже твой любимый пирог... Маира теперь настоящая красавица, и Вейр и Эйла совсем большие... Но как ты похудел! Как вырос!..
   - Матушка, ну что же, в самом деле... - растерянно и смущённо бормотал Веттон. - Всё хорошо, я ведь здесь. Не плачь. Это мои друзья - Меидир аи Онир из Города-на-Сини и госпожа Анна.
   "Да уж, - подумал Мей, кланяясь. - Не назовёшь у неё ни родины, ни фамилии".
   Но оказалось, что леди Ниис, которая утирала слёзы кружевным платком, и этого вполне достаточно.
   - Для меня большая честь и радость видеть друзей моего сына. Будьте гостями под нашим кровом.
   - Благодарим, миледи, - сказала Анна, и Мей вдруг остро почувствовал, какие они все трое грязные, голодные и уставшие.
   - Я прикажу приготовить вам ванны, а после проводить на ужин. Ну пойдёмте же, пойдёмте скорее!
   Как только они перешли мост (герольды снова старательно затрубили и чуть не оглушили Мея), к ним подбежали молчаливые слуги и с поклонами увели лошадей. Мею было неловко: прямо над ним возвышалась серая громада замка, окружённая зубчатой стеной. Они вошли в ворота и прошли через внутренний двор. Какие-то женщины - должно быть, служанки - возились с вёдрами у колодца, мальчишки дрались сучковатыми палками, шныряли разбежавшиеся куры... Мей видел множество деревянных строений - хлевов, конюшен, курятников, загонов - и даже, кажется, слышал стук кузнечного молота.
   Леди Амельда (так представил свою мать Веттон) поручила всех, кроме сына, которого взялась лично отвести в покои, заботам старого и тяжело дышавшего, но довольно бойкого дворецкого с козлиной бородкой. По пустым, гулким каменным коридорам он проводил Анну в одно крыло, Мея - в другое. Когда Мей вошёл в комнату, служанка как раз заканчивала наполнять медную ванну, от которой валил густой пар.
   Служанка вышла, и Мей осмотрелся, широко раскрыв глаза. Он никогда не бывал в таких просторных и прекрасно обставленных покоях. Мебель из блестящего чёрного дерева, золотистая обивка стен, мягкий ковёр на полу, а под балдахином - огромное ложе с парчовым покрывалом. Из окна почти в его рост открывался вид на поля и разбросанные то тут, то там крестьянские деревушки; всё это заливали лучи заходящего солнца.
   - Да ты важная персона, Мей аи Онир, - хмыкнул он, разглядывая серебряную чернильницу в форме жабы на письменном столе.

***

   Мей принял ванну, переоделся, рассмотрел всё в этих чудесных покоях и даже успел с боязнью присесть на кровать, сделанную явно для лорда, когда в дверь постучали.
   - Войдите, - пригласил он, поморщившись от звука собственного голоса: как-то он не вязался со всем этим великолепием.
   Дверь бесшумно отворилась. На пороге стояла другая служанка - совсем молодая, милая и круглолицая. Увидев Мея, она поклонилась и чуть покраснела.
   - Вам что-нибудь нужно, господин Онир?
   Господин Онир. Это чудовищно странно звучало.
   - Ничего, спасибо.
   - Я унесу Ваши вещи для стирки, если позволите, - предложила она, бросив взгляд на бесформенную кучу одежды возле ванны, - и верну назад. А Вы пока можете спуститься в Большой зал к ужину - вниз по лестнице на второй этаж и сразу налево. Милорд и миледи Вас ожидают.
   - Спасибо, - Мей встал и двинулся к двери.
   - Меня зовут Рина, - вдруг застенчиво сказала она, когда он проходил мимо.
   - А меня Мей, - ответил он, надеясь, что это звучит не очень глупо после "господина Онира".
   В устах служанки путь до Большого зала выглядел просто, но Мей долго плутал по коридорам, пока не встретил давешнего дворецкого; тот с каменным лицом проводил его.
   Зал действительно был большим - там бы, наверное, легко разместились несколько таких домов, как тот, в котором жила семья Мея. В очагах трещал огонь, на потолке висели люстры, а длинные дубовые столы были накрыты гербовыми скатертями. Должно быть, в старину тут проходили весёлые и многолюдные пиршества.
   Во главе одного из столов сидел грузный, широкоплечий мужчина с каштановой с проседью гривой волос и бородой. Глаза его смотрели внимательно и строго, так что Мей немного оробел, пока кланялся.
   - Что ж, юноша, добро пожаловать в Ниис, - лорд неожиданно приветливо улыбнулся. - Присаживайся... Меидир?
   - Да, милорд. Можно просто Мей.
   - Мы к твоим услугам. Моя супруга - леди Амельда. Мо й старший сын и наследник - Таллиам, второй сын - Керд, - эти двое, с разницей в пару лет, очень походили друг на друга; волосы у обоих были отцовские, только Таллиам казался выше и тоньше, а Керд был приземистым, жилистым и смотрел исподлобья. - Радость этого дома - Маира, - худенькая девочка лет четырнадцати со светлой косой смущённо зарделась, - а вот малыши Вейр и Эйла, - двое младших детей исподтишка пинали друг друга под столом, а Маира то и дело на них шикала.
   - Я не малыш! - возмутился мальчик лет семи. - Я умею читать и стреляю из лука не хуже Талли.
   - Ради Прародителя, не зови меня "Талли", - нахмурился "старший сын и наследник".
   - И, собственно, Тернегар аи Ниис, - закончил лорд, не обратив ни малейшего внимания на эти заявления. - Как видишь, мы ждём только Веттона и вашу спутницу.
   Веттон, наверное, вертится перед зеркалом. А Анна... Задерживаться необычно для неё.
   - Для меня большая честь познакомиться с Вами и Вашей семьёй, милорд.
   - Какими судьбами в наших краях? - спросила леди Амельда. Мей замялся. Что он мог ответить? "Чтобы спрятаться у вас, потому что меня хотят убить"?
   От неловкой паузы его спас вошедший в зал Веттон, который галантно поддерживал под руку Анну. Он был в чём-то пёстром, она - в скромном, но изящном платье песчаного цвета. Мей с трудом верил, что столько дней видел её в рубахе и мужских штанах.
   - А вот и виновник! Иди сюда, чародей, - с раскатистым смехом лорд Тернегар обнял сына. - Ты, наверное, все вещи в дороге тащил за собой силой мысли?
   - Нет, на это требуется слишком много сил, - важно ответил Веттон.
   Тут пошли семейные разговоры, взаимные восторги, восхищения и объятия, а слуги принялись разносить блюда.
   - Расслабься, сегодня ведь радостный день, - негромко сказала Анна, усаживаясь рядом с Меем. Его обдало тонким запахом её духов.
   - Да, конечно.
   - Хочешь, сходим завтра посмотреть на Белый камень?
   - Я думал, ты запретишь мне выходить из замка, - усмехнулся он.
   - Я не настолько жестока.
   Что и говорить, ужин был потрясающий: баранина под каким-то соусом, гусь, головка ароматного сыра, печёные яблоки... Всё это дополнялось водой и изысканным вином. И всё же Мей понял, что скучает по незамысловатой домашней еде.
   И ещё у него разболелась голова. "Может, это от вина", - со слабой надеждой подумалось ему. Но вряд ли - эту боль он знал слишком хорошо.
   После ужина семья Ниис долго не могла наговориться - обсуждали в основном успехи Веттона (слегка им приукрашенные) и предстоящую женитьбу Таллиама на младшей дочери лорда Леверна. Сам Таллиам, видимо, был не в восторге от этой перспективы.
   Веттон не сказал ни слова о том, почему и зачем приехал Мей. Должно быть, решил поведать отцу наедине - так и вправду лучше.
   Наконец все разошлись по комнатам, пожелав друг другу спокойной ночи. Слегка захмелевший Мей, терпя боль в черепе, подумал, что выторговал у Близнецов ещё один день.
   Придя к себе, он еле переоделся на ночь и рухнул на перину, сражённый усталостью. Однако боль не отпускала, и он не мог уснуть.
   - Ну давай уже, - взмолился он шёпотом. - Хватит.
   И Дар будто послушался.
   ...Мир, скованный цепями позорного рабства. Властитель на троне в золотом ореоле.
   И Другой - более жестокий, более опасный, как змея, или хлыст, или яд. Подбирается к трону - всё ближе и ближе, медленно, подобно чуме. Всё потонет в крови, когда он поднимется на ступени.
   Ничего не останется...
   Мей открыл глаза. Он лежал на ковре ничком - упал с кровати. Со вздохом он поднялся и отыскал в темноте сумку. Зажёг свечу на письменном столе и неспешно вывел в записной книжке: "403 год, месяц тепла, десятый день. Пятое видение..."
   Глава XXV
   Теиг давно так не волновался. Он метался по дому, не зная, за что взяться. Прикрыл дверь в комнату отца, чтобы оттуда не так оглушительно доносился храп. Поставил стол поровнее. Даже попробовал причесаться. Если бы неподалёку был Мей, он наверняка бы насмешливо скривился и назвал его девчонкой. Хотя нет, о Мее лучше не думать сейчас. Он и так ощущает себя редкостным негодяем - будто выкупался в грязи.
   На улице темнело. "Уже скоро", - радостно и обречённо подумал Теиг. Скоро Риэти придёт в этот старый дом и увидит его таким же толстым, нелепым, трусливым идиотом, как всегда. Ещё и кое-что услышит. Он до сих пор не понимал, как осмелился решиться на то, что собирался сделать. Может быть, ему опустили на затылок что-то тяжёлое, а он и не заметил. По крайней мере, Мей сказал бы что-то в этом духе.
   Нет, ни в коем случае не думать о Мее. Уже вовсю весна, а от него ни слова. Слава богам, если он жив. "Конечно, он должен быть жив. Лучше бы умер подлец вроде меня".
   На днях Теиг получил коряво исписанную грамотку о том, что закончил школу, и нанялся носильщиком к местному богатому торговцу - другой работы не нашлось, хотя, надо признать, носильщиком он был никудышным. Вряд ли торговец нашёл бы себе кого-то ещё более неуклюжего и медлительного, но пока терпел.
   Теиг снова раскрыл книгу на том самом месте. Пару дней назад, в очередной раз пролистывая жуткие страницы, он наткнулся на эти строчки - и ощутил, как волосы зашевелились на голове. Строки эти были обведены аккуратной рукой господина Тейно, и это оказалось, пожалуй, ужаснее всего.
   До него донёсся лёгкий стук в дверь. Теиг одёрнул одежду, вздохнул и на цыпочках двинулся туда - не хватало наступить на скрипучую половицу и разбудить отца. Он, скорее всего, подумал бы, что до сих пор в пьяном бреду, если бы увидел в их логове девушку - к тому же из хорошей семьи и опрятную.
   - Привет, - звонко сказала она, переступая порог. Её чёрный локон легонько коснулся его щеки; Теиг отступил - его обдало знакомым жаром. Он вымученно улыбнулся и приложил палец к губам; Риэти понимающе кивнула и перешла на шёпот: - Так что ты нашёл? Только скорее, а то меня хватятся дома.
   - Проходи сюда, - он указал на стол, где лежал, обнажив свои гибельные страницы, фолиант кровавого цвета. Риэти кошачьим движением скинула плащ и повесила его на спинку стула; Теиг стал смотреть в книгу, чтобы не видеть её так близко. - Читай вот здесь, - он ткнул пальцем пожелтевший лист. - Кажется, я понял, зачем твой отец держал у себя книгу по тёмной магии.
   - "А если кто захочет изнурить видящего и сжечь его, как пламя сжигает сухие листья - пусть сговорится с тем, у кого есть путь к сердцу видящего, - зашептала Риэти. - Пусть приведёт его имеющий путь к видящему, и да истребится зло ценой крови видящего". Дальше я не понимаю.
   - Я тоже, - дальше был малоразборчивый набор обрядовых фраз. - Но здесь главное.
   - Почему? - она беспомощно подняла на него глаза. - Может, я очень глупа, но я правда не могу понять. Причём тут какой-то видящий?
   - Ты не глупа, - поспешно запротестовал Теиг, - я ведь тоже не сразу разобрался. Смотри, - и он начал загибать пальцы. - То, что мы знаем: сам брат градоправителя зовёт на ужин сестру Мея - раз. Она не идёт - два. За Меем охотятся - три. Он резко уезжает в Долину Отражений - четыре. Тем временем твой отец получает повышение лично от градоправителя - пять и избегает любых разговоров о Мее и магии - шесть. Наконец, ты находишь у него эту книгу - семь. Во что это складывается?
   - То есть, по-твоему, мой отец получил повышение, потому что помогал градоправителю убить Мея? - в глазах у Риэти читались испуг и недоверие. - Даже если это так, причём здесь Атти?
   - Имеющий путь к сердцу видящего. Если допустить, что Мей - видящий, хоть я и не знаю, что это означает, - он не хотел говорить даже ей о фразе Мея, обронённой в день его отъезда: "Я вижу будущее", - то Атти - верный путь к нему. Она - его сестра и дорогой ему человек. Они искали таких людей, чтобы Мей лишился своей защиты. Со стороны это выглядело бы как влюблённость Мезора аи Декара в симпатичную нищенку и ни у кого бы не вызвало подозрений.
   - Слишком сложно, - помедлив, возразила она.
   - Зато продуманно. Но они упустили такую возможность. Не знаю, откуда у твоего отца взялась эта книга, но этот способ наверняка обеспечил ему повышение... Извини, - виновато добавил он, увидев выражение её лица.
   - Всё в порядке... Я просто не могу поверить, - они немного помолчали; из переулка слышались шаги и голоса, а из-за стены - храп господина аи Дерро. А потом Риэти решительно захлопнула книгу и объявила: - Я не выйду за часовщика.
   На несколько мгновений Теиг потерял дар речи и просто смотрел на неё, не зная, что сказать.
   - Но... но... Ваша свадьба через три дня, - он давно считал дни, и сегодня была его последняя возможность успеть.
   - Ну и пусть, - она капризно дёрнула плечом. - Я просто уйду оттуда.
   - Но твой отец...
   - Мой отец негодяй, - неожиданно жёстко перебила она. - Он чуть не убил Мея, хотя видел, что я... - она прикусила губу и провела ногтём по столешнице. - Я... Я любила его, Теиг. О боги, какой же я была дурой!..
   Потом её черты исказились, и случилось нечто невероятное - следующие несколько минут она жалобно и сдавленно, с невнятными причитаниями рыдала у него на плече. Ошарашенный Теиг молча гладил её по голове. После принёс воды и сказал:
   - Риэти, ты же знаешь... В общем... Сейчас это совсем ни к чему, и я знаю, что ты мне откажешь, но я обязательно должен это сказать...
   - Да, - тихонько перебила она. - Да, я стану твоей женой.
  
  
   Глава XXVI
   Жизнь Мея, недавно превратившаяся из мелкого озерца в бурливую реку, снова изменила русло - потянулись размеренные и спокойные дни в замке Ниис. Каждое утро, обед и вечер он ел за столом семьи Веттона, каждую ночь спал под их крышей, бродил по их исполинскому, древнему, как Город-у-Белого-Камня, жилищу и ничем не мог отплатить им за гостеприимство - и не простое, а спасающее его жизнь гостеприимство. Его мучили совесть, раскалывающая голову боль (видения посещали его чуть ли не с каждым закатом и становились всё более запутанными) и присутствие Анны. Впрочем, к последнему он начал даже как-то привыкать, хоть это и оставалось подобием изысканного и сладкого сумасшествия.
   Веттон в очень общих чертах объяснил достопочтенным лорду и леди, что делает в их доме оборванный чужеземец с нищенским говором и чудаковатым именем. Надо полагать, в восторге они от этого не были, но молча смирились - особенно леди Амельда, которая была готова приютить кого угодно ради своего ненаглядного Веттона.
   Конечно, в пребывании здесь были и свои преимущества - например, он мог сколько угодно наблюдать за настоящей, большой семьёй - за тем, как лорд Тернегар смеётся над привычкой Веттона вставать в полдень, как леди Амельда отдаёт распоряжения по хозяйству, Маира пытается музицировать, Таллиам и Керд охотятся в леске у Города, обсуждают книги или играют в "лисью нору", а младшие дети просто мучаются с разного рода учителями (Мей вспоминал, как беззаботно провёл собственное детство, и считал себя счастливым человеком). Медленно, но верно он привыкал к рокочущему басу лорда, внутрисемейным перебранкам, слезливому нраву леди. Близнецы остались далеко, что тоже весьма успокаивало.
   После сурового воспитания Гэрхо Мей мучался бездельем; наверное, когда-то, пару лет назад, он бы совсем не возражал против того, чтобы пожить в замке, да ещё и за чужой счёт, да ещё и без всякой работы, но прошлый он теперь казался себе редкостным дураком. Поэтому, чтобы не шататься по замку просто так и не показываться лишний раз навязчивым служанкам, многие из которых были явно заинтересованы новым человеком, он проводил часы в библиотеке - она впечатляла. Листал страницы и ждал ежевечерней боли в черепе, чтобы записать: "Видение одиннадцатое... двенадцатое... шестнадцатое..."
   Соображениями по поводу видений он иногда делился с Анной, и она выслушивала его, как всегда, внимательно - она вообще прекрасно умела слушать. Обычно это случалось по пути к Белому камню, куда они частенько наведывались.
   Это место сразу произвело на Мея невероятное впечатление - тут пахло прошлым, пахло колдовством, пожалуй, в сотни раз сильнее и загадочнее его Дара. Огромный и замшелый серовато-белый валун лежал на пригорке, глубоко вминаясь в повлажневшую землю; вокруг завывал ветер, вечно гулявший в этих местах, а сверху нависало серое небо. "Скоро там будет очень красиво - всюду зацветёт вереск", - пробормотала как-то Маира, пряча глаза.
   В первый раз, когда они пришли сюда, Мей чувствовал себя на редкость скверно. Анна рассказывала ему об одной из многочисленных осад замка, но он то слушал вполуха, то хмуро перебивал.
   - Тебе здесь не нравится, да? - вдруг спросила она, останавливаясь неподалёку от камня. Ветер шевелил её волосы и играл полами плаща.
   - Нравится, - неохотно ответил Мей, - но... я бы хотел вернуться в Долину.
   - Когда-нибудь ты вернёшься, - серьёзно сказала она.
   - Разве?.. Мне казалось, это место уже закрыто для меня. Собаки взяли след, - он положил руку на камень и ощутил дрожь - как если бы дотронулся до звонящего колокола. В голове пронёсся какой-то шёпот - возможно, много веков назад, в эпоху королевств, здесь стоял волшебник, взглядом способный поднимать горы. - Я как заяц, за которым несутся гончие. Помнишь, Керд вчера рассказывал?
   - Ты не заяц, - Анна тоже положила ладонь на камень - свою рядом с его, - ты более ценный зверь. Гончим придётся постараться, чтобы разорвать тебя.
   Мей мысленно решился и осторожно накрыл её руку своей - теплота и гладкость кожи вместо холодной шероховатости камня. Анна странно посмотрела на него, но ничего не сказала. Было удивительно хорошо просто стоять вот так, зная, что это вскоре закончится и одновременно не закончится никогда.
   Прошло несколько мгновений, и она медленно высвободила руку. Мельком взглянула вверх - там собирались тучи.
   - Пора идти. Нас, наверное, уже ждут к обеду.

***

   Время тянулось, и не менялось решительно ничего - кроме того, что в замке начались приготовления к свадьбе Таллиама. Леди Амельда то и дело отчитывала дворецкого, дворецкий - служанок, а те грызлись между собой. Оттирались столы, из полузабытых сундуков доставались парадные портреты, знамёна и фамильное серебро, посыпались заказы портным. Маленький Вейр непрерывно хохотал над Таллиамом, который краснел от шуток Керда, а Маира, напевая что-то, заплетала косички Эйле. Веттон же... Просто оставался Веттоном и был невозмутим, как всегда.
   Глядя на всё это и иногда кое в чём помогая, Мей как никогда скучал по дому. Он даже поймал себя на том, что критически поглядывает на половицы, думая, что наверняка покрасил бы их ровнее. Прорицатель-красильщик. Подмастерья старика Вейра бы долго смеялись.
   Всё-таки стены, хотя и просторные, душили его, особенно когда невдалеке шумел Город, показавшийся лишь раз и такой манящий. Он долго упрашивал братьев Веттона, чтобы они взяли его с собой во время одной из своих поездок, но поначалу это было тщетно.
   - Леди Анна запретила брать тебя в Город, Мей, - пожимал плечами Керд. - Она говорила, что тебя кто-то разыскивает и что это опасно.
   - Но леди Анна мне не матушка, - замечал Мей, стараясь выражаться изысканнее. Обычно это возражение пропускалось мимо ушей.
   Таллиам же взбудоражено бормотал:
   - Да-да, обязательно, но сейчас я должен идти, - и убегал заниматься делами наследника или выслушивать родительские поучения.
   Тем не менее, по какой-то счастливой случайности, когда до свадьбы оставались уже считанные дни и все в замке, кроме Анны, Мея и Веттона, носились как в лихорадке, Керд махнул рукой и велел привести лошадь из конюшни.
   Лакей с отсутствующим выражением лица придержал Мею стремя, из-за чего он, влезая в седло, чувствовал себя донельзя неловко. Но всё же большим счастьем для него стало вновь оказаться верхом - он успел подзабыть это, а теперь со смехом вспомнил свою первую поездку.
   - Чему ты так рад? - мрачно спросил Таллиам; он был белее холёного жеребца, на котором гарцевал.
   - Просто хороший день. Обгоните, милорды? - и, хохоча как безумный, Мей пришпорил лошадь. Она тут же сорвалась с места, и он еле удержался в седле, но это всё равно было удивительно здорово.
   С той же скоростью он доскакал до самых стен Города; кони братьев Ниисов покрылись испариной, но ни разу не обошли его. Ветер хлестал в лицо, а из-под копыт летели комья грязи, и в голове у Мея почему-то билась одна мысль: "Вырвался!".
   - Проклятье, почему ему привели Быстроногую? - тяжело дыша, воскликнул Керд, когда они въезжали в распахнутые ворота.
   - Понятия не имею, - устало отозвался Таллиам. - Ну что, здесь мы разминемся?
   Мей кивнул. Они наскоро договорились встретиться у ворот на закате и разъехались. Конечно, Мей мог пойти с ними в городской дом к отцу Таллиамовой невесты, но его не приглашали, да и сам он не рвался туда.
   Город-у-Белого-камня теперь показался ему ещё грандиознее, чем в первый раз, и он жадно впитывал новые впечатления. Щербинки на каменных зданиях, скрип ступенек, ведущих в лавки, даже конский навоз - всё было так, как в Городе-на-Сини, и одновременно не так. Другие люди, другие стены, другие интонации речи. Мею почему-то вспомнилось странное ощущение, которое он испытал, когда они с Анной стояли возле Белого камня, - ощущение поразительной, давящей на уши тишины и абсолютного покоя. Будто ничего вокруг больше не было, будто всякая жизнь замерла, прислушиваясь к дальнему гулу.
   Может быть, поэтому он сильно удивился, увидев знакомое лицо. Толпа вынесла его к порту, где воняло рыбой и перекрикивались грузчики. Река Зелёная давным-давно кормила этот Город, много веков назад сделав его крупнейшей торговой точкой к северу от Великого леса. И толку от неё было явно больше, чем от священного Белого камня. Хотя, разумеется, вслух это никто бы не признал.
   Нескладный сутуловатый паренёк в домотканой рубахе разговаривал с краснолицым, бурно жестикулировавшим толстяком, который то и дело тыкал пальцем в одно из стоявших на якоре суден и, брызжа слюной, что-то громко доказывал. Не веря собственным глазам, Мей спешился и подошёл.
   - Эйтон? - позвал он, уверенный, что обознался.
   Парень обернулся и взглянул на него. Это и правда был Эйтон - тот же нос с горбинкой, и лохматые брови, и россыпь веснушек... Разве что стал ещё костлявее с тех пор, как они в последний раз виделись. Глаза у него были тёмно-карие, почти чёрные, и это напоминало об Атти. В груди у Мея зашевелился гнев.
   Несколько секунд они просто молча смотрели друг на друга, не зная, что бы такое сказать. Наконец толстяк не выдержал и дёрнул Эйтона за рукав.
   - Эй, я что, с бревном говорю? Ты понимаешь или нет, что последний заказ не окупился? Ты знаешь, чем это нам грозит, щенок ты шелудивый?
   - Извините. Давайте обсудим это позже, - проговорил Эйтон с отсутствующим видом и жестом пригласил Мея отойти.
   Толстяк, по-видимому, не способный осознать такую дерзость, вытаращил глаза и разразился потоком брани, но Эйтон уже поспешно увлекал Мея в сторону, к верфи. Они остановились возле кучи ящиков, набитых каким-то барахлом.
   - Что ты здесь делаешь? - почему-то шёпотом спросил Эйтон, встревоженно оглядываясь. Злость Мея окрепла.
   - Это я у тебя хотел спросить. Ты же работаешь в Городе-над-Озером, разве нет?..
   - Это долгая история, - он отмахнулся. - Я ввязался в долги и не мог больше там оставаться... Но ты... Проклятье, Мей, ты должен быть с Атти, ты же её брат!
   - Это ты мне говоришь, что я должен быть с Атти? Вы с ней обручены!
   - Уже нет, - ещё тише прежнего сказал Эйтон. - Я разорвал помолвку.
   Мей потерял дар речи. Всё, чего ему хотелось, - броситься с кулаками на обладателя этой наглой и запуганной рожи; но, во-первых, он не хотел обманывать себя - он бы не справился с ним; а во-вторых, вокруг было слишком много народу, и их бы быстро разняли. С отвращением он понял, что бывший женишок Атти не случайно выбрал место для беседы.
   - Можно узнать, с какой стати? - запредельно ровным голосом спросил он. - Ты вообще представляешь себе, как она переживала? Как она ждала тебя?
   Он опустил голову.
   - Пойми, всё дело в том, что я уехал... - пробормотал он. - Я... Я хотел как лучше, но не смог. Скоро я женюсь - на Лейле, это дочь моего нанимателя. Я ныряльщик за жемчугом, Мей. Ты не представляешь, какие реки золота меня ждут. Ты бы тоже не удержался на моём месте...
   - На твоём месте, - холодно перебил Мей, - я бы скормил себя рыбам, чтобы земля не носила такую гниду. О боги, как же ты жалок. Сестра никогда не простит тебя - даже если ты приползёшь на коленях к нашему дому.
   Эйтон молчал - а что он мог на это ответить? На песке в нескольких шагах от него Мей заметил кусок толстой железной цепи. С оружием он обращаться как раз не умел, а вот цепь... Какое счастливое совпадение. Если обмотать вокруг шеи и затянуть хорошенько... Он будто видел Атти - совсем одну, зябнувшую зимами, проводившую дни и ночи в работе, видел её сияющие глаза после каждого присланного листка бумаги. Опозоренную, обесчещенную Атти. Кто в Городе-на-Сини возьмёт замуж дочь судомойки, от которой отказался жених?
   Цепь бы вполне подошла. Эйтон проследил за его взглядом и побелел.
   Но Мей только посмотрел на него ещё раз, а потом ушёл. Ему хотелось скорее вернуться в замок.
  
   Глава XXVII
   Казалось, только в день свадьбы Риэти весна взяла своё окончательно. Впервые стало тепло именно в той степени, в которой необходимо. Душистый от запаха цветущих яблонь ветер ласково гнал облака по ясному небу и трепетно касался молодой травы. Город жил, как и всегда, как в каждый свой день. Люди работали, торговали, любили и скандалили, смеялись, считали деньги и воровали; градоправитель медленно и тоскливо умирал в своей резиденции. А Риэти выходила замуж.
   Она была в изумрудно-зелёном платье, как и хотела, и дорогой, слишком дорогой для их доходов шёлк обтекал её юное, красивое тело, а ноги стискивали изящные башмачки из мягкой кожи. Госпожа эи Тейно всё утро трудилась над её волосами, укладывая их в замысловатую причёску с обилием лент и искусственного жемчуга; подружки из семей побогаче приносили ей кто шпилек, кто флакончик духов (самых дешёвых, но и это было неслыханной роскошью в их квартале); господин аи Тейно курил трубку и оглядывал её с довольным и гордым видом, отдавая последние распоряжения. Он даже нанял коляску, чтобы дочь не шла до храма Льер пешком. У кумушек-соседок только и толков было, что о богатстве семьи Тейно.
   Сама же Риэти сидела, стояла или разговаривала как восковая кукла; ей не хотелось ничего, кроме как смотреть в одну точку. Вчера перед сном она даже помолилась Льер, чего давно уже не делала. "Владычица, - просила она, вспоминая, как дробится солнце в струях Сини, - приведи ко мне Меидира. Я знаю - ты можешь всё. Пусть случится чудо, пусть он вернётся завтра и заберёт меня. Я пойду куда угодно, даже к Отражениям, только пусть он придёт".
   Но Льер не услышала Риэти. Не пришёл никто, и ей в любом случае предстояло стать женой сегодня - только вот чьей? Или часовщика Лерто, или Теига - смешного, по-собачьи преданного увальня Теига, который смотрит на неё с этим отвратительным вожделением. Конечно, выбор она уже сделала, и надеяться на чудо не имело смысла. Это последний день, принадлежащий лично ей. По дороге до коляски под руку с отцом и в самой коляске рядом с плачущей матерью Риэти почему-то разбирал нервный смех.
   Коляску потряхивало на каждой рытвине и каждой кочке, а лошадёнка была довольно-таки куцей и неприглядной, но люди шарахались в стороны, как от настоящей кареты. Это доставило Риэти удовольствие, и она ненадолго отвлеклась - вдруг издали её действительно можно принять за аристократку. Однако, увидев молочно-белые стены храма, она вспомнила, что в школе при нём учился Мей. Школа находилась с другой стороны, и нужно было пройти через задний двор, чтобы попасть туда; Риэти поняла, что очень хочет это сделать, но уже ждали гости - и сам господин Лерто, щёгольски одетый и прилизанный. Он что-то говорил ей, но она не слышала; вокруг улыбались хорошо и смутно знакомые лица, но они не оставались в памяти, промелькивая и исчезая. Потом появился Теиг.
   Он прибежал, запыхавшись, когда Риэти и часовщик уже проходили положенные семь кругов вокруг фонтанчика, символизировавшего Синь, а дряхлая жрица с седыми космами и выступающими венами на руках речитативом читала молитвы. Он принялся проталкиваться через гостей (впрочем, нельзя сказать, чтобы это далось ему трудно, - их было не больше двух десятков) и подавать Риэти отчаянные знаки. Она не знала, чего ей хочется больше - то ли радостно рассмеяться, то ли смерить его презрительным взглядом.
   - Перед богами и людьми даёшь ли ты клятву быть мужем Риэти, дочери Тейно, до мгновения своей смерти, хранить ей верность и защищать её? - проскрипела жрица.
   - Да, - спокойно ответил часовщик.
   "...и защищать её". Только Мей мог защитить её. Только он имел на это право. Почему, почему она поняла это так поздно?
   Жрица обвязала руку господина Лерто чёрной лентой и потянула её к Риэти. Та почти неосознанно отодвинулась.
   - Перед богами и людьми даёшь ли ты клятву быть женой Пелия, сына Лерто, до мгновения своей смерти, хранить ему верность и заботиться о нём?
   Пелий. Она ведь до сих пор даже ни разу не слышала его имени.
   - Нет, - сказала она. Жрица недоумённо вытаращила глаза - казалось, что сейчас они вылезут из орбит. Лицо жениха осталось каменным, но в уголках его губ появились гневные складки. Многие гости ещё не осознали, что произошло, и продолжали улыбаться и переговариваться. Госпожа Тейно плакала и дальше, но теперь уже слезами горечи. Господин Тейно дёрнулся, выругался вполголоса и пошёл к Риэти. Она не стала дожидаться его, сама обошла фонтанчик и спустилась с возвышения, на котором они стояли. К ней, согласно их незамысловатому плану, поспешил Теиг. Она взяла его за руку, обвела взглядом притихшую публику и провозгласила:
   - Вот тот, кто предназначен мне судьбой и богами. Вот мой муж.
   Теиг стал багровее свёклы и потащил её к выходу из храма, пока никто не успел отреагировать. Отец что-то кричал вслед, кто-то даже погнался за ними... Риэти не заметила, когда они перешли с шага на бег, но скоро её причёска растрепалась, подол порвался, а башмачки увязали в грязи - непонятно когда начался дождь и теперь хлестал широкими струями, поливая всё и всех вокруг, перестуком по крышам благословляя бунтовщиков.
   - Свободна! - кричала Риэти в дождящее небо, прыгая и хлопая в ладоши, сдирая с себя камни и серебро; редкие прохожие смотрели на неё как на сумасшедшую. Теиг пытался её держать, но слишком боялся сделать ей больно, поэтому она легко вырывалась и снова принималась бесноваться. - Свободна! Свободна! - кричала она, и ветер уносил её крики.
  
   Глава XXVIII
   - Ты сильно занят?
   Мей вздохнул, услышав голос Анны. Он никак не мог привыкнуть к тому, как неслышно она входит в его комнату.
   Он отложил перо и размял затёкшие пальцы. Всё снова получалось не так, как он хотел - то слишком грубо, то чересчур лицемерно и лебезяще... Это была уже по крайней мере третья попытка сесть за письмо к Атти об их с Эйтоном неожиданной встрече и неприятном разговоре. Он знал, что обязан сообщить - и понимал, что сделает ей больно. Врагу не пожелаешь стоять перед таким выбором; лучше уж ещё раз услышать голос Близнецов из глотки Ридиема.
   - Нет, не занят. Что-нибудь случилось?
   Анна подошла к его столу и встала рядом, скрестив руки на груди и оглядывая царящий там беспорядок. Записи Мея разного рода причудливо смешались с книгами и свитками из библиотеки лорда Нииса, перьями, картами, огрызками яблок и засохшими хлебными корками; столешницу покрывали чернильные пятна. Мей вообще-то всегда был достаточно аккуратен и сам от себя не ожидал такого кавардака. Перед Анной ему стало слегка неудобно.
   - Ничего, просто зашла проведать, - её белый строгий лоб прорезала озабоченная морщинка. - Знаешь, ты плохо выглядишь.
   - Разве? - Мей провёл рукой по лицу и взъерошил волосы. Он знал, что Анна права: он чувствовал себя скверно - так, будто выпил много вина или давно не спал. Но ни то, ни другое правдой не было. - Садись, - он опомнился и пододвинул Анне кресло; она качнула головой и осталась стоять.
   - Тебе будто подбили оба глаза. А потом пару раз проехались по спине дубинками.
   - Да уж, нелестно... - пробормотал Мей. - Просто я опять сижу с письмом.
   - Ещё раз повторяю: ты не обязан это делать. Скорее всего, твоя сестра уже знает.
   - Я должен сказать ей. Как я могу промолчать, если знаю правду?
   "Хоть это и слишком неприглядная правда".
   Он рассказал Анне сразу, как только вернулся из Города - его сжигали гнев и отчаяние. А потом было стыдно: почему она вечно вынуждена то утешать, то охранять его, словно он беспомощный ребёнок? "Ты не мужчина, - думал он потом, проклиная боль в голове. - Ты просто жалкая тряпка. Ты не способен даже защитить честь сестры; о каких Близнецах может идти речь?"
   - Не кори себя, Мей. Здесь нет твоей вины, - сказала Анна, будто услышав его мысли. - Ты не можешь нести ответственность за всю подлость, что есть в мироздании.
   - Это не вся подлость. Подло поступили с Атти... У тебя есть сёстры или братья? - вдруг спросил он.
   Анна посмотрела в приотворённое окно - отсюда открывался широкий и спокойный вид на поля и крестьянские деревушки. Где-то пели незамысловатую песню, полную тоски, а над домишками вился дымок; рыжий отсвет заката лёг на её и без того золотые волосы.
   - У меня была большая семья. Но потом не стало ни сестёр, ни братьев... Я давно одна.
   - А родители? - у Мея даже сердце забилось чаще - неужели удалось вызвать её на откровенность?
   Но его надежда тут же растаяла. Анна чуть насмешливо улыбнулась и взглянула на него в упор.
   - Это не интересно - выслушивать моё жизнеописание. Не хочешь спуститься вниз? Скоро ужин. О тебе уже говорят, что ты живёшь затворником.
   - Кто говорит - Веттон?.. Завтра свадьба Таллиама, и я точно не побуду затворником...
   Но противиться её обаянию Мей не мог; он дорожил каждым мгновением, проведённым с ней.
   Они спустились, и в Большом зале всё уже было готово. Более того - семья Ниис с аппетитом уплетала баранину с овощами. Точнее - вся, кроме Таллиама и Керда, которых за столом почему-то не было (впрочем, по поводу Таллиама всё было ясно - скорее всего, сегодня ему кусок в горло не лез). Да ещё к Маире слово "уплетала", пожалуй, относилось мало - она всегда ела томно и изящно, крошечными кусочками.
   - Добрый вечер, - сказал Мей, шлёпаясь на своё место - рядом с Веттоном. Его порция начинала остывать. Лорд Ниис кивнул ему и отпил вина из кубка, приветливо отсалютовав им перед этим.
   - Как продвигается Ваша работа? - любезно спросила леди Ниис - она выглядела порядком утомлённой беготнёй по поводу свадьбы.
   - Работа? - переспросил Мей, ножом отпиливая баранину. Он много раз говорил, что ничем определённым не занимается, но забывчивая леди Амельда, видимо, продолжала считать его не то чудаковатым учёным, не то странствующим поэтом. - Я только изучаю некоторые книги, миледи.
   - Мей просто выжидает время, матушка, - промурлыкал Веттон; отъевшись и отдохнув дома, он стал похож на сытого кота. - Как скоро прибудут Леверны?
   Леверны были одним из древних - хотя и не древнее Ниисов -аристократических родов, и Мей видел их имена в разных генеалогических перечнях, которые изучал в Долине. Он даже помнил их герб - змею, увенчанную короной из листьев. Однако теперь он был прежде всего благодарен Веттону за то, что тот перевёл тему.
   - Через пару часов, если ничего не случилось в дороге, - леди Амельда тяжело вздохнула. - Вейр, дорогой, нельзя пачкать скатерть.
   Боковым зрением Мей зацепил лёгкую, почти неприметную улыбку Анны. Почувствовав его взгляд, она осторожно пододвинула к нему блюдо с ореховым пирогом.
   - Не забудь попробовать потом, Мей. Это пекла тётушка Фэнни, она весьма талантлива в своей сфере.
   Многих рассмешила эта формулировка. Лорд Тернегар усмехнулся в бороду.
   - Иногда мне кажется, что леди Анна училась остроумию в Академии за Рекой Забвения.
   - Не согласна с Вами в том, что остроумию можно обучиться, милорд, равно как и в том, что я имею счастье им обладать, - гладко ответила Анна. Мей заёрзал на своём стуле с высокой резной спинкой. В секунды, подобные этой, он всё ещё ощущал себя полным неучем и деревенским дурачком.
   - Какая же у тебя сила воли, старина, - еле уловимо шепнул Веттон, наклонившись к его уху. Мей знал, какой у Анны чуткий слух, и поэтому густо покраснел. Что она может подумать после этого?
   Его спас вошедший слуга. Точнее, вбежавший.
   - Милорд, миледи, господа, - выпалил он и закашлялся, раскланиваясь. - Простите за беспокойство... Вы срочно нужны... Случилось непредвиденное...
   - Дерек, говорите по существу, - одёрнула его леди Амельда, промокнув губы кружевной салфеткой (она знала по именам всех слуг в замке). - Что произошло?
   - Лорд Таллиам и лорд Керд возле конюшни, - пролепетал несчастный Дерек. - И они... Они подрались.
   Сгущались сумерки. Когда они всей гурьбой прибежали к конюшне, дело принимало опасный оборот. Братья в полном молчании катались в грязи и старательно мутузили друг друга; перевес при этом явно был на стороне Керда. Было странно и жутко видеть их, всегда прекрасно ладивших, за таким неподобающим занятием. Вокруг столпились слуги; многие из них тайком усмехались, но подойти никто не решался.
   - А ну прекратить, живо! - вскрикнул лорд Тернегар, багровея от гнева. Он выхватил у кого-то горящий факел и подбежал к сыновьям, размахивая им, как воин мечом. - Что вы себе позволяете, подлецы? Может, это я завтра женюсь?!
   - Какой позор! - запричитала леди Амельда, заламывая руки. - Фэнни, пожалуйста, уведи детей... Мальчики, что могло вас так поссорить?
   Веттон пошёл помогать отцу. Мей ринулся было за ним, но тот неожиданно властным жестом остановил его.
   - Пусть сами разбираются, - шепнула Анна, придерживая его за локоть. - Мне это не нравится, тут что-то не так.
   - Да уж, - сказал Мей, растерянно глядя на то, как лорд Ниис всей тяжестью стискивает Керда, отчаянно вырывающегося, с остекленевшими глазами, а Веттон пытается держать изодранного, грязного, тяжело дышащего Таллиама. Из конюшни доносилось ржание, от псарен - лай встревоженных собак.
   - Будьте вы прокляты, если сейчас же не скажете мне, что заставило вас так себя вести! - рявкнул лорд Тернегар. Он хорошенько встряхнул Керда (у Мея от такого искры бы из глаз посыпались), но тот невозмутимо промолчал; оба Нииса будто онемели.
   Леди Амельда начала тоненько всхлипывать; Мей подумал, как нелегко, наверное, Веттону держать Таллиама, который, впрочем, вроде бы стал успокаиваться. И вот случилось нечто совсем уж непредвиденное: Керд легко, как угорь, вывернулся из отцовских железных объятий, в один прыжок подскочил к Мею и повалил его в ту же грязь. Ничего не успев сообразить, он стал отбиваться, и они покатились по земле. Керд, конечно, был сильнее, да и натренирован лучше; вскоре он деловито уселся на Мея, всей тяжестью навалившись ему на рёбра и сдавливая руками горло. Сдавленно хрипя, Мей пытался сбросить его или хотя бы разжать пальцы; словно в тумане, он видел, как лорд Ниис с Веттоном безуспешно стараются стащить его. Положение становилось критическим - в планы Мея всё-таки определённо не входила смерть от удушья у входа в конюшню.
   Вокруг суетились люди, но он их почти не видел и совершенно не слышал, глядя в остановившиеся глаза Керда, который уже не был Кердом. В глазах у самого Мея неумолимо темнело. Воздуха!.. Провалившись в гулкую пропасть, он увидел в зрачках Керда золотистый блеск взгляда Близнецов и пьяную пляску их стройных тел.
   - Ты наш, ты наш, - шептали бесплотные губы. - Отдай нам себя, отдай нам свою жизнь. Ты уже мёртв, ты обречён, позволь забрать тебя быстро. Ты наш, Меидир аи Онир, и тебе не спрятаться.
   А потом наваждение кончилось, и прохладный воздух живительной влагой пролился в его грудь. Он закашлялся от саднящей боли, и Керд грузно скатился с него.
   Рядом на коленях стояла Анна, и в руках у неё было расколовшееся надвое зеркало.
  
   Глава XXIX
   Мей перекатился на бок и встал. Туман у него в голове медленно прояснялся. Он не собирался сейчас тратить время на лорда Тернегара, Веттона и даже бездыханного Керда - он схватил за руку Анну и потащил её к замку. Ему надоели бесчисленные неясности.
   Как он и предполагал, за ними никто не последовал - семья Ниисов осталась разбираться с раненными в бою. Где-то наверху пропели трубы - чрезвычайно не вовремя прибыли Леверны.
   Увязая в грязи, они дошли до чернеющей в ночи громады замка, и Мей подвёл Анну, лицо которой белело в темноте неясным пятном, к самой каменной кладке.
   - Объясни мне, пожалуйста, что это было? - спросил он, стараясь говорить как можно спокойнее.
   - Тела и разум Таллиама и Керда захватили Близнецы - как Ридиема в Долине, - она вздохнула. - Они добрались до тебя и здесь, но рано или поздно это должно было случиться. Нам нужно уходить.
   "Нам?"
   Больше он не мог молчать. Он понимал, что это прозвучит, скорее всего, неуместно и по-детски, но отмалчиваться не имел права.
   - Значит, снова бежать?.. Знала бы ты, как мне надоело. Я не хочу провести так всю жизнь, Анна. Я хочу заниматься тем, чем должен, а не бояться лишний раз показаться на людях и шарахаться от каждого шороха из-за этой боли в голове и видений. Я всего лишь хочу видеть родных и друзей, хочу работать... - "...хочу добиться твоей любви". - Скажи, когда это кончится?
   - Это не кончится, если ты не стремишься умереть, - её голос стал холоднее. - Каждый из нас многого хочет, но обстоятельства значительно чаще распоряжаются иначе. Ты прорицатель, Мей - для тебя нет другой доли. Прими эту - или не принимай никакой.
   - Объясни мне, я просто не понимаю. Ты же твердила, что в Ниисе я буду в безопасности, а главное - и мой драгоценный дар. А сейчас они опять достали меня - так же легко, как раньше. Куда идти теперь? Что может быть надёжнее Долины и Нииса? Научи меня защищаться, если хочешь спасти, - продолжал он, не дав ей перебить. - Научи бороться с ними, как учил Гэрхо - я же видел, как ты вытащила их из Керда... Тебе нужно, чтобы я жил, - так научи меня, а не прячь без конца!
   Мей перевёл дыхание и умолк. Ночь полнилась шумом - издали доносились мужские голоса, визгливый плач леди Амельды, эхо топота копыт по мосту и внутреннему двору. На небе высыпали первые звёзды; Анна выступила из тени, и теперь её озаряло их мягкое сияние.
   - Я воспользовалась зеркальной магией, чарами Отражений - и посмотри, что стало с моим зеркалом, - она подняла осколки. - Они сильнее меня, Мей, они ведь духи из Цитадели Порядка... Я знаю место надёжнее других. Это связано с магией - могущественной, древней магией. Под Белым камнем лежит вход в убежище, портал... В то место, откуда я родом.
   Мей вспомнил то, что обрывочно слышал о порталах от Гэрхо. Ну конечно. Как он не догадался сразу.
   - Ты из другого мира. Как мой отец.
   Анна кивнула.
   - Я расскажу тебе больше, обещаю. Только доверься мне. Мы пойдём туда вместе.
   Вместе. Глядя на неё, Мей терял голову. Он слишком старательно держал себя, выбрал броню, которую не был в силах вынести. Он шагнул к Анне и поцеловал её прямо в губы - тонкие и горячие, со вкусом терпкого мёда. В воздухе резко просвистело, и Мея обожгла пощёчина. Он отпрянул; Анна молча, со странной улыбкой смотрела на него.
   - Ты забылся.
   - Да.
   - Я прощаю. Не стоит этого делать, - и она легко пошла вдоль стены - к одному из чёрных входов. - Собирай вещи, Мей. Мы уйдём на рассвете, до свадьбы Таллиама, чтобы не задерживаться. Не советую засыпать этой ночью - Близнецам легче подобраться к спящим.
  
   Глава XXX
   Айрег послал за Мезором среди ночи, и тот понял сразу - что-то серьёзное. Он всё равно не спал - не мог уснуть, - поэтому поднялся легко, почти как в молодости, и последовал за заспанным слугой с канделябром в руке. Они шли по тёмным, душным коридорам, и ковры скрадывали шаги, но резиденция полнилась шёпотами, шорохами, тревожным перестуком подошв. На лбу Мезора выступил пот; сердце глухо стучало в груди, а голова болела. Впрочем, она теперь болела непрерывно - он не помнил, которую по счёту ночь почти не спал. Может, вторую, а может, и четвёртую.
   - Выйдите все, - тихо, но твёрдо, как обычно, велел Айрег, когда он вошёл. Вокруг градоправителя суетились слуги и сиделки, негромко переговаривались лекари, плакала какая-то женщина... - Мезор, подойди.
   Вся эта разношёрстная толпа двинулась к дверям, и Мезор, не дожидаясь, пока последний покинет помещение, упал перед кроватью на колени. Айрег будто уменьшился или совсем обесплотел: костлявые руки, похожие на лапы хищной птицы, лежали поверх одеяла, под которым еле просматривалась какая-то рельефность, напоминавшая о существовании иссохшего тела. Глаза смотрели с той же спокойной ясностью, как всегда, но черты лица заострились, как у покойника.
   "Это игра света, - сказал себе Мезор. - Просто игра света, больше ничего".
   - Ты меня звал?
   - Да, - Айрег глядел куда-то поверх его головы. - Достань моё завещание из шкатулки с документами.
   Мезор отошёл к столу, открыл шкатулку и выудил конверт - он знал его наощупь. Айрег, сощурившись, отнёс бумагу от глаз.
   - Я ведь поставил подпись?
   - Да, она здесь.
   - Ты тоже?
   Мезор промолчал.
   - Мезор, подпиши сейчас.
   - Айрег, я...
   - Возьми перо и подпиши.
   Мезор никогда не умел противиться властным ноткам в этом голосе. Он вывел своё имя рядом с именем брата. "Нижеподписавшийся согласен и подтверждает перед богами и людьми, что..." Он только что поклялся, что будет править - и хотел этого меньше, чем когда-либо ранее.
   - Убери на место, - сказал Айрег, убедившись, что всё верно. Мезор дёрнулся было подать воды, но он остановил его царственным жестом. - Нет, не надо. Я уже ухожу. Попрощайся со мной, Мезор - ты теперь последний Декар на свете.
   "Но Меакар..." - с горечью подумал Мезор, однако счёл лучшим промолчать. Он не сразу осознал, что плачет - он, мужчина с сединой в волосах. Последний раз это случилось с ним лет в восемь, когда Айрег бросил ему что-то совсем уж унизительное. Отец тогда приказал выпороть его - как он выразился, "по розге за слезинку". Аи Декар не должен рыдать, как девица.
   - Я жалок, - выдохнул он, заметив выражение лица Айрега.
   - Нет, - тот усмехнулся краем рта. - Просто ты мой брат.
   - Я твой брат.
   - Но ты не плакал, когда умирала Лилиан. Она всегда уверяла, что любит тебя и мечтает подарить тебе сыновей.
   - Я не любил Лилиан, - сказал Мезор. Они помолчали.
   - Прости меня, - Айрег посмотрел на него в упор, а потом закрыл глаза. - Я был плохим братом. Отвратительным отцом, посредственным мужем и годным градоправителем...
   - Лучшим градоправителем, - поправил Мезор. Он не мог заставить себя произнести "был".
   - Спасибо... Не будь ни с кем мягок, Мезор. И никого не слушай. Делай только то, что считаешь нужным, - не то, чего хотят другие, и не то, чего хочешь ты.
   Всё это он говорил, не поднимая век. На Мезора повеяло холодом - как если бы кто-то открыл окно.
   - Айрег, - в панике позвал он и взял брата за руку.
   - Да?
   - Не умирай, - это звучало как просьба из детства, как жалобное "Не ходи туда, Айрег, пожалуйста... Тебя ранят". Будучи ребёнком, он, естественно, не знал, в чём соль тренировочных поединков для наследника...
   Айрег снова криво усмехнулся.
   - Пора мне. Давно пора, - он прерывисто вздохнул, и по его телу прокатилась судорога. Рука Мезора наполнилась равнодушной тяжестью. Медленно таял свечной воск, а Мезор стоял на коленях и не понимал, что произошло.

***

   - Мне пора, - сказал Теиг и поцеловал её в лоб. Риэти опустила глаза и улыбнулась, чувствуя себя самой скромной в мире. Ей нравилось быть такой - новое и странное ощущение.
   - Буду ждать.
   Он вздохнул и поплёлся к двери - смешной, сутулый, пухлый, с дряблыми щеками и грустным взглядом, в чёрном балахоне, в кои-то веки выстиранном (Риэти долго полоскала его после свадьбы; вода была вся чёрная, а она - в мыльных брызгах, но ей до странности нравилось).
   ...В тот день они просто шатались по Городу, забредая в самые злачные и самые безлюдные места - туда, где ни разу не были. Риэти разулась и ходила босиком по мокрой земле, а Теиг боялся, что она простудится. Прохожие оглядывались на них - ещё бы. Её платье превратилось в нечто ужасное, а дома (дома в Медном переулке) она расстригла его на тряпки - в хозяйстве пригодятся.
   На следующее утро пришёл, угрюмо постучавшись, её отец. Он грубовато отстранил Риэти, не взглянув на неё, и заперся в комнате с Теигом и господином Дерро (увидев её в их доме и услышав гордую фразу Теига "Это моя жена", сапожник даже, кажется, протрезвел); у них был долгий мужской разговор, и Риэти могла разобрать лишь отрывки фраз. Потом отец ушёл (выражение его лица не изменилось), а Теиг, отирая пот со лба, виновато сказал, что семья Тейно обязуется помогать деньгами, но отныне разрывает с семьёй Дерро всякие отношения. Впрочем, госпожа Тейно потом приходила с пирожками с морковью - и увещевала, и плакала (конечно же, втайне от мужа), но Риэти теперь не так-то просто было сломить. "Я знаю то, чего никто из вас не знает", - часто хотелось ей сказать всем окружающим, причём она сама затруднилась бы выразить, в чём оно, это знание, заключается. "Госпожа Дерро", - с удовольствием повторяла она про себя, идя на рынок с корзинкой, или нарезая лук для похлёбки, или подметая пол. Ещё она поняла, что хочет родить сына - и даже знала, в чью честь его назовёт. Теиг чуть не умер, когда услышал её идею, но в конце концов она убедила его.
   ...- Чуть не забыл, - Теиг хлопнул себя по лбу и остановился.
   - Ты опоздаешь, - заметила Риэти.
   - Сейчас-сейчас... Просто ты ведь не знаешь. Этой ночью умер градоправитель - мне отец сказал.
   - Теперь градоправитель - его брат? - она никогда не имела охоты разбираться в политике, но, разумеется, слышала, что Меакар отрёкся.
   - Да, Мезор. Детей у него нет - и, видно, не будет. Последний Декар.
   - Ясно, - на самом деле от этого ей не было ни печально, ни радостно. - Ступай, а то правда опоздаешь.
   Когда он ушёл, она села за своё вышивание - когда-нибудь надо будет закончить это покрывало. Плавно, один за другим ложились стежки - тут будет дерево, а тут поле... Ей было так спокойно, и неспешно скользила игла.
  
   Глава XXXI
   Мей в последний раз окинул взглядом своё временное прибежище и закрыл за собой дверь. Легко подхватил сумку и пошёл к лестнице. Он вдруг понял, что ему надоело прощаться - снова и снова, как по замкнутому кругу. То с Городом-на-Сини, то с Долиной, теперь с замком Ниис... Долго ли ещё это продлится?
   - Вам помочь, господин Меидир? - спросил вышедший из-за поворота чинный слуга.
   - Донести сумку? - Мей даже остановился от удивления, а потом вспомнил, что здесь это в порядке вещей. - Нет, спасибо.
   Он спустился, разглядывая стены - алую драпировку, все эти гобелены, портреты в витых золочёных рамах, свечи, сейчас не горевшие... Он знал, что внизу ждёт Анна - с этой безумной ночи он ещё не видел её. Он поморщился и провёл по лицу свободной рукой. Слишком болезненно врезались ему в память и её слова, и вкус её губ, и мазнувшая по щеке оплеуха...
   "Нет, я не должен думать об этом".
   Конечно, не должен. В сто раз разумнее поразмышлять хотя бы над тем, куда - и каким образом - они теперь отправляются. И как спастись от Близнецов, если это всё-таки возможно.
   - Господин Меидир, мы будем Вас помнить, - с дежурной вежливостью проговорила леди Амельда и убежала смотреть, всё ли готово к свадьбе, а лорд Тернегар его обнял. Похлопал по спине и прогудел:
   - Прости, что тебе пришлось пережить такое в нашем доме. Не хочу лезть в чужие дела, но удачи тебе.
   - Я очень благодарен, милорд, - Мей поклонился так низко, как мог. - Вам незачем просить прощения. Это Вы простите за то, что так долго обременял Вас.
   - Э, какие пустяки... Приезжай ещё, мы всегда будем рады, - он уже развернулся, чтобы уйти и подпустить стоявшего поодаль Веттона, но вдруг хлопнул себя по лбу ладонью (Мей почему-то только сейчас заметил, какая она у него широкая и красная - совсем не как у лорда). - Чуть не забыл. Маира просила тебе передать...
   Он сунул Мею в руку что-то маленькое, завёрнутое в белый платок, и быстро ушёл. Веттон заглянул ему через плечо и осклабился. Это был засушенный стебелёк густо-фиолетового гелиотропа.
   - Не обольщайся, - протянул он со своими обычными нотками, - сестрёнка просто в жизни не видела мужчин.
   - Зря ты так говоришь, - сказал Мей; сам не зная зачем, бережно завернул цветок и убрал в карман. - Веттон...
   - Да?
   - Спасибо тебе.
   - Пожалуйста... Осторожнее там, деревенщина. Может, ещё успеешь предсказать мне мучительную смерть от неправильного образа жизни.
   - Вот ещё. Я не гадалка, - фыркнув, возразил Мей. Они коротко обнялись, и он направился к высоким резным дверям. Однако Веттон с беспечным видом пошёл рядом. - Ты что, меня провожаешь?
   - Да так, меня просила дама твоего сердца, - небрежно бросил он, и Мею мучительно захотелось вкатить ему щелбан, а лучше парочку, но потом он вспомнил, что Веттон как-никак сын лорда.
   Анна ждала их на улице - тоже пешая и совсем налегке, почти без вещей. Мей мрачно поздоровался, стараясь не смотреть на неё, но краем глаза успел заметить, что она кажется бледной и не выспавшейся.
   - Как Таллиам и Керд? - спросила она у Веттона.
   - Керд уже в порядке, а вот Таллиаму не очень хорошо. С ним сидит деревенский лекарь.
   - Деревенский лекарь? - она нахмурилась. - Не лучше ли было бы позвать меня? Всё-таки я кое-что смыслю в этих вещах. Такая тяжёлая одержимость, к тому же для неодарённого... Это может иметь опасные последствия.
   - Я знаю, но постарайся сначала убедить мою матушку обратиться к ведьме с таким делом, - снисходительно ответил Веттон. - А потом увидишь, как она отреагирует. Лучше уж это, чем ничего... А перенести свадьбу Леверны наотрез отказались. Мы уговаривали их всё утро.
   - Мне жаль.
   - Не беда. Никто в этом не виноват... Так что, мы идём?
   - Хотя бы куда? - решился спросить Мей.
   - К Белому камню, - сказала Анна, и он начал догадываться, зачем ей нужен Веттон. Они не спеша прошли по мосту через ров, потом - через поднятые ворота. Мей решил не оглядываться, хотя и знал, какое впечатляющее сооружение остаётся у него за спиной.
   Вокруг стояла весенняя утренняя тишь, и всё было так мирно - не верилось, что этой же ночью в окрестностях творилось нечто настолько неправильное и жуткое. Лёгкий свет играл на стоячей воде во рву, заливал просторные поля, деревенские дома, лесок вдали и дорогу, убегавшую в сторону Города.
   Ветер стал сильнее, когда они в молчании добрались до возвышенности с камнем. Веттон подошёл к валуну и деловито засучил щёгольские, расшитые серебром рукава.
   - Не думаю, что с ним когда-нибудь обходились так фамильярно, - сказал он, кашлянув.
   - Поставишь потом на место, - спокойно констатировала Анна. Веттон вздохнул и зажмурился, вытянул вперёд руки, нахмурился сосредоточенно и сначала просто молчал. Потом забормотал что-то на языке Отражений - какие-то сложные переливы звуков и смыслов. Воздух затрепетал от напряжения, а голову Мея пронзила острая боль - такая резкая, что он чуть сумку не выронил. Рядом с собой он слышал взволнованное дыхание Анны.
   Пальцы Веттона дрожали мелкой дрожью, вены на висках вздулись, а аристократически белое лицо налилось кровью. Прошла ещё пара минут; его заливал пот; казалось, вся округа застыла в томительном ожидании. И вот громадный, коряжистый валун дрогнул, а потом с чавкающим звуком поднялся в воздух - и опустился на пару шагов левее, проделав в земле большую вмятину. Веттон со стоном упал на колени и захлебнулся кашлем.
   - Быстрее, подходи и вставай туда, - скомандовала Анна. - Скорее, Мей, не тяни!
   Под камнем оказалась толстая чёрная плита, покрытая письменами и звериными рисунками. Мей, сначала рванувшийся было помочь Веттону, вскочил на неё, и его потащило куда-то, размолов на тысячу кусков.
  
   Глава XXXII
   Хоронили градоправителя через день, пышно и со знанием дела. Шестеро жрецов помоложе пронесли его тело на своих плечах сначала по малому кругу - по площади вокруг Сини, а потом - по большому, вдоль городских стен. На стенах рыдали хорошо помнящие своё ремесло старушки-плакальщицы, и ветер играл их траурными балахонами и седыми космами. Сам Айрег аи Декар был облачён в синее с вышитым источником - в последнее одеяние градоправителя. Жреческая процессия вокруг него молилась, поливая высыпавшие на улицу толпы освящённой водой. Никто в этот день не работал, и чуть ли не весь Город собрался взглянуть на это зрелище и проводить Айрега. Дорогу перед процессией забрасывали цветами; некоторые женщины пускали тайком слезу, а из мужчин кто-то угрюмо молчал, кто-то думал или рассуждал с сожалением: "А мужик-то толковый был, что ни говори". Даже торговцы покинули свои бессменные посты за прилавками - всё равно покупателей им в эти часы ожидать было нечего.
   Следом за основной процессией шли городские вельможи и советники разных рангов, горстка приехавших почтить Айрега лордов и леди, дальние родственники через браки и единственный кровный - младший брат, который, несмотря на своё тяжёлое состояние, предпочёл пойти пешком, как положено. Меакар не приехал - скорее всего, печальная весть долетела до него слишком поздно.
   Пройдя до конца большой круг (солнце уже давно оставило зенит, хотя выдвинулись ранним утром), тело вынесли к Западным воротам и за стену - оттуда недалеко было до кладбища и усыпальницы семьи Декаров. Следуя обычаю, тело положили на сооружённый ночью постамент, окружили хворостом с ароматными травами, и одна из жриц Льер почти ласково дотронулась до хвороста зажжённым факелом. Пламя занялось легко; когда верховный жрец дочитал наконец молитвы и прекратился скорбный вой плакальщиц, всё уже было кончено.
   - Да хранят тебя боги, Айрег аи Декар, - сказал верховный жрец, бережно ссыпая его прах в узорчатую урну. - Да оплачет тебя дождями Льер, да согреет тебя дыханием Шейиз, да разобьёт твои оковы Эакан, да упокоит тебя Дарекра. Город тебя помнит.
   - Город тебя помнит, - нестройным гулом прокатилось по тем немногим, кто дошёл до конца церемонии. Потом все стали расходиться, и один Мезор ещё долго стоял, глядя, как закапывают урну.
   - Собирается дождь, господин Декар, - робко кашлянув, сказал один из охранников.
   - Что? - рассеянно откликнулся Мезор
   - Скоро дождь будет, говорю. Вам бы лучше пойти домой - простудитесь, а завтра ведь церемония.
   Церемония. Ему в торжественной обстановке вручат ключи от Города. Странно, но он почти забыл об этом; он вообще стал ужасно забывчив. Он разговаривал с городским Советом по этому поводу и убеждал их перенести её, продлив траур, но они были непреклонны - им всё мерещились какие-то назревающие волнения.
   - Конечно. Пойдёмте.
   Под сгущавшимися тучами Мезор добрёл до своего дома (в градоправительскую резиденцию он не собирался заглядывать до завтра) и заперся в кабинете. Его уже успели навестить толпы соболезнующих, устроителей церемонии и просто льстецов, поэтому он закрылся на ключ и велел никого не впускать.
   "Совсем никого, - устало добавил он про себя. - Даже если явится Меакар".
   Какое-то время он сидел, спрятав лицо в ладонях - когда-то давно, ещё в детстве, он часто делал так, когда бывало тоскливо. Если бы Айрег мог видеть его сейчас, он бы назвал его слабым.
   "Так и есть. Я слаб, я трус. Я боюсь так, как никогда не боялся, - боюсь смотреть в лицо твоей смерти, Айрег. Это меня она должна была забрать".
   Хотя в таком случае ему было бы несравненно легче. Что и говорить, мир слишком жесток, чтобы дарить ему такие поблажки; да он ничем их и не заслужил.
   В кабинете отчего-то было холодно; он встал и захлопнул приоткрытое окно. А потом вспомнил, что ничего не ел, кажется, со вчерашнего утра - и голода совершенно не чувствовал. И Мезора посетила странная мысль.
   Он вышел, прошёл через коридор и спустился к подвальным помещениям - на кухню. Служанки, кухарки и поварята испуганно и почтительно от него отшатывались, сгибаясь в поклонах, - их господин забредал сюда пару раз за всю жизнь. Стоял дымный чад, в котором мало что можно было разобрать; звенела посуда, сверкали ножи, и со всех сторон давила грубо сколоченная деревянная мебель.
   - Вам что-нибудь угодно, господин градоправитель? Прикажете подать обед?
   Мезор дёрнулся от этого обращения и увидел главного повара - бодрого мужчину лет за сорок, необычно худощавого для своего места.
   - Нет... Отчего так шумно?
   - Готовится обед к завтрашней церемонии, конечно. Хотите взглянуть? Свежайшая говядина, запечённая стерлядь, как Вы любите...
   - Нет, спасибо. Мне нужна Кейла эи Онир.
   - Кейла? - повар нахмурился, припоминая. - Судомойка? Пойдёмте, я отведу Вас к ней. Надеюсь, она ничего не натворила?
   - Я просто хотел бы поговорить с ней, - сказал Мезор, наблюдая, как вытягивается лицо повара. Он подобострастно умолк.
   Лавируя между столами, они прошли в дальний конец кухни - туда, где стояли чаны с посудой. Мезор увидел Кейлу сразу - такая же моложавая и статная, как прежде, она как раз наливала в лохань горячей воды. Заметив его, выпрямилась, отставила ведро и поклонилась, отбросив выбившиеся из-под косынки волосы с раскрасневшегося лица. Повар удалился.
   - Господин Декар, - сказала она, и Мезор мысленно поблагодарил её за отсутствие "господина градоправителя".
   - Вы удивлены моим приходом?
   - Да, - сказала она, глядя ему в глаза, но он видел, что она лжёт. Морщинки, чересчур впалые щёки, наверное, чуть более тяжёлая нижняя челюсть - в остальном же вылитая Атти. Мезор вздохнул.
   - Я отвлёк Вас от работы. Простите. Можете продолжать.
   Пожав плечами, она невозмутимо наклонилась над лоханью и стала оттирать сковороду. Мезор невольно залюбовался точными и сильными движениями её рук.
   - Как Ваша дочь? По-прежнему не замужем?
   - По-прежнему.
   - А сын? Закончил школу?
   Она замерла на мгновение, но в лице совсем не изменилась.
   - Мой сын уехал... И пока не вернулся.
   - Где он, Кейла? Скажите мне прямо.
   - Я не знаю, господин Декар. Правда не знаю. Позвольте спросить, зачем Вам это?
   - Выходит, он пропал?
   Кейла старательно протёрла сковороду, потом сложила её в стопку чистой посуды и взялась за большое блюдо, не поднимая глаз.
   - Выходит, так.
   - Но Вы верите в то, что он до сих пор жив?
   Она не ответила.
   - Может быть, сейчас он беседует с моим братом, - продолжил Мезор, испытывая странное наслаждение от боли, которую ей причинял; он хотел, чтобы целому миру было так же больно, как ему, - на равных.
   - Не думаю, что Ваш брат был при жизни слишком разговорчив, мой господин.
   Такого хлёсткого ответа он не ожидал. На равных... Беседовал ли Айрег на равных когда-нибудь с кем-нибудь, даже с родителями, или с Клариссой, или с ним?
   - Вы не знали его, Кейла.
   - А Вы не знаете моего сына. Оставьте его в покое.
   Он бы мог лишить её жалованья за такую дерзость.
   - Если он когда-нибудь вернётся... Скажите ему, что в стенах Города-на-Сини ему ничего не грозит. Я обещаю это.
   "Как я могу обещать? Разве я спасу его от Близнецов?"
   Гибельная, гибельная связь Айрега с Цитаделью Порядка - слишком крупную он поймал рыбу.
   Но почему, проклятье, почему даже сейчас его так беспокоит этот неприкаянный мальчишка?
   - Я скажу ему, господин Декар.
   - Кейла, - прошептал он так тихо, чтобы их не слышали - хотя в окружавшем лязге, шипении, шкворчании и разговорах это и так было бы почти невозможно, - я не знаю, что мне делать. Я потерял всё.
   Он не знал, зачем ей всё это говорит. Вот теперь она снова вскинула на него глаза - тёмно-карие, ясные и умные. Мезору вспомнилось, что у мальчишки глаза были светлые - в отца.
   - Жить, господин Декар. Жить и править Городом.
  
   Глава XXXIII
   Мей пришёл в себя под странный шорох. Он лежал на песке - мелком, тёмно-золотистом, совсем не похожем на приозёрный, а скорее напоминающем тот, что сыпался в часах в лавочке господина Лерто. Подняв голову, он понял, что на этот песок плавно, одна за другой набегают мелкие волны и легко откатываются обратно. А посмотрев ещё выше, увидел бескрайнюю водную гладь, тянувшуюся до самого горизонта - насквозь синюю, с густым тёмным отливом, облитую рыжими, почти красными лучами громадного заходящего солнца.
   - Море, - сказал он вслух, самому себе не веря. Он не думал, что когда-то увидит его. Он встал и стряхнул с себя песок, чтобы окончательно убедиться, что не спит.
   Воздух был лёгкий и прохладный, а на языке быстро появился солёный привкус. Неподалёку от себя Мей увидел лихо закрученную раковину - о таких он только читал, - а оглянувшись - странного вида деревья с шипастыми стволами и пористой листвой. Совсем крошечные в начале, они постепенно переходили в сплошную стену и образовывали настоящую чащу; их сплетавшиеся, как в объятиях, ветви с трудом пропускали солнечные лучи.
   - Это остров Феалтах, - сказала Анна, подойдя откуда-то сбоку. - Когда-то он был сердцем огромной и сильной империи. Её границы охватывали почти весь мир, а молва о славе докатывалась до Центра Мироздания и обеих Цитаделей.
   Неслыханная печаль звучала в её голосе, пока она обводила взглядом пустынный пейзаж. Мею вдруг захотелось просто обнять её и прижать к себе, утешая; это место явно причиняло ей сильную боль, которую она даже не особенно пыталась скрыть. Но вместо этого он только спросил:
   - И что с ней стало потом?
   - Она пала, - лоб Анны прорезала морщинка; она нервно потёрла плечо, обтянутое простой тёмной тканью. - Примерно так, как ваши королевства. Изнутри её грызли гражданские войны, с границ напирали дикие племена, но в итоге дело решил случай. Это была катастрофа, Мей. Страшные вещи творились - землю трясло почти непрерывно, море гневалось, и целые города оказывались затопленными. С неба низвергались потоки огня, и поля горели - видел бы ты, как жёны крестьян рвали на себе волосы. Не было спасу от мора: падала скотина - все дороги были завалены трупами коров, волов, лошадей; а люди гибли от чумы и других болезней, которые распространялись быстро и убивали в несколько дней. То и дело налетали ураганы, в степях - суховеи, в пустынях - пыльные бури, но по сравнению со всем прочим они даже не казались таким уж ужасным бедствием. Всё было кончено легко - вероятно, империя слишком возвысилась для государства смертных. Ты не представляешь, какой властью она обладала, Мей, какие здесь строились города и замки, какие открытия делались, какая музыка звучала... Иногда мне снится всё это. Изредка.
   - Мой отец тоже отсюда родом? - спросил Мей, помедлив. Анна качнула головой.
   - Он родился на окраинах империи, на севере, если я правильно понимаю. Лично я не знала его... Не знаю, жив ли он сейчас. Моя же юность прошла прямо здесь, на Феалтах. Я не до конца рассказала тебе эту историю, Мей. Те немногие, кто спасся после конца света - некоторые говорили, что это был суд за наши бессчётные грехи, - уже не надеялись выжить на развалинах всего, что им было дорого. И тогда духи Цитадели Порядка собрали нас и дали нам возможность ходить по мирам, нигде не задерживаясь надолго. Постепенно за нами закрепилось имя Странников - тех, кто остался без родины. Тот портал под камнем создали такие же, как твой отец и я.
   - Так сколько же тебе лет?..
   Она улыбнулась - своей вечной улыбкой с не двойным даже, а тройным дном - и не ответила.
   - Как по-твоему - здесь красиво?
   - Очень, - честно сказал Мей.
   - То, что ты видишь, никак не сравнится с прошлым великолепием... Здесь теперь только чаща; эти деревья - гхоули - нечто вроде сорняков на всём Юге...
   Она очень оживилась - в глазах появился блеск, которого Мей раньше не видел; не прежнее золотистое мерцание, а какой-то потаённый огонь. Ему было и горько, и радостно смотреть на неё в тот миг.
   - Покажи мне остров, - попросил он, чувствуя, что Анна ждёт этой просьбы.
   - Не думаю, что тут теперь есть хоть что-то кроме этих зарослей... Ты действительно хочешь?..
   - Да.
   - Что ж, пойдём.

***

   Они бродили до тех пор, пока не наступила ночь - а не наступала она очень долго, гигантскому солнцу было будто бы тяжело уходить за горизонт. Гхоули правда заполонили остров, и Мей ломал голову над вопросом о том, сколько же лет должно было уйти на то, чтобы от человеческого присутствия на Феалтах не осталось ни малейшего следа. Иногда ему казалось, что скрытые под узлами корней камни напоминают когда-то заботливо отшлифованные плиты или что в груде листвы поблёскивает нечто металлическое, но обычно это оказывалось иллюзией. Анна рассказывала что-то почти непрерывно - нараспев, неспешно, получая явное удовольствие от каждого шага и вдоха. С её слов Мей пытался представить себе все эти мосты, арки, дороги, фонтаны, но у него ничего не выходило. И ещё - не получалось вообразить Анну юной и наивной перед лицом смерти, настигшей её мир.
   Скорее всего, это и сделало её такой, какой он её встретил.
   Задавать лишние вопросы он почти не пытался, справедливо полагая, что у них и так уйма времени. И всё же осмыслить тот факт, что они вдвоём в целом мире, он пока не мог. Это было слишком безумно и слишком желанно.
   - А кем ты вообще была, можно узнать? - решился всё-таки спросить он, когда они сидели у нехитро разведённого ближе к берегу костра из ветвей гхоули, поедая их полосатые плоды, по вкусу похожие на груши.
   - В каком смысле?
   - Чем ты занималась до катастрофы? Кто твоя семья?
   - Я была колдуньей, Мей, - неожиданно просто ответила Анна, внимательно глядя на него через костёр. - Я всегда ею была, и поэтому удел Странницы дался мне проще, чем многим другим.
   Мей задумался над этими словами, глядя на взошедшие три луны - две серебристых и одну зеленоватую - в окружении прихотливо изогнутых созвездий.
   - Помнишь, ты пела мне песню в Долине? Спасут высокие стены героя...
   - Конечно, - она тихонько рассмеялась. - Приятно, что ты помнишь. Да, это вольный перевод одной из баллад моей молодости. Тебе допеть?
   - Да... На твоём родном языке, если можно. Так, как это должно звучать. Пожалуйста.
   - Погоди немного, я вспомню, - несколько мгновений она посидела, зажмурившись, а потом тряхнула головой, бросила огрызок плода на землю и запела.
   ...Чуть позже Анна уже заснула, но Мею, опьянённому этой ночью, не спалось. Он думал о своей семье, об отце, об Анне... Видений не было, но он всё-таки покопался в вещах и достал свою тетрадку с записями. Обмакнул перо в дорожный флакончик с чернилами.
   Стихи лезли откуда-то изнутри, безжалостно раскраивая его; он был как котёл над огнём с плотно прижатой крышкой. Строчки летели одна за другой в каком-то угаре, и каждая дышала Анной и безысходностью; но он понимал, что это совсем не то, что нужно, что он никогда не сможет выразить и воспеть её так, как это сделал много веков назад, например, бард Эйвине Золотая Флейта из королевства Кезорре с далёкой северянкой, дочерью правителя Альсунга.
   Мей выдрал листы и поджёг их. Долго смотрел, как бумага чернеет и съёживается. Рядом ровно дышала, свернувшись калачиком на покрывале, Анна, шумело море, и Мей успокаивался.
   И тогда он написал одну фразу, уже не думая о стихах. В тот момент он даже не боялся Близнецов, и не тревожился за маму и Атти, и не размышлял о Гэрхо или Ниисах, и не ненавидел Эйтона, и не сгорал от страсти. Он был спокоен, как то самое море перед ним - и всё это тонуло в нём, не умея насытить. Фраза была простая и ясная - намного проще и яснее, чем он предполагал; и в то же время она с поразительной точностью воплощала именно то, что он хотел сказать, о чём думал и из-за чего волновался. "О боги, чем я занимаюсь", - с отвращением подумал Мей и написал следующую фразу. И понял, что ему нравится.
  
   Глава XXXIV
   В один из дней на исходе весны Атти стояла за прилавком на рынке. Перед ней на потрёпанной скатерти лежал каждодневный скарб - вышивание, шитьё (в основном для детей), блюдо с вишнёвыми пирожками... Иногда над блюдом принимались кружить ленивые, объевшиеся мухи, и она отгоняла их веткой. Солнце парило беспощадно, так что Атти была несказанно рада навесу, создававшему тень. Впрочем, это было лучше, чем пронизывающий зимний холод. Атти безумно устала, её пошатывало от голода, и думать ни о чём не хотелось. На рынке царила сутолока - как обычно, драли глотки торговцы и торговки, шныряли беспризорники, женщины важно бродили от прилавка к прилавку; среди них Атти заметила Риэти - далеко, у лотка с кусками мыла. Выглядела она счастливой, и Атти с острой скорбью вспомнила Мея. Она давно уже почти не верила в его возвращение, хотя видела, что мама не теряет надежды.
   Пару дней назад к Атти посватался подмастерье красильщика Вейра - неглупый прыщавый парень с кошельком сбережений. Мей был мельком знаком с ним. Она не нашла в себе сил ответить ему сразу, но по глазам матери видела, что отказать не сможет, - они обе и так понимали, что без мужской помощи и защиты просто умрут от голода, рано или поздно. То состояние, которое с господского плеча подарил им Мезор аи Декар, они разнесли в лечебницу, храм и нищим. Глупый поступок, конечно, но ни она, ни Кейла принять это не могли.
   - Завернёшь мне два пирожка, красавица?
   Не приглядываясь к подошедшему молодому человеку, Атти кивнула, будто очнувшись, и кинулась к блюду.
   - Шесть медяков, пожалуйста.
   На прилавок со звоном высыпалась горсть серебра. Атти изумлённо подняла глаза.
   - Но это слишком... - и осеклась. Незнакомец смотрел на неё с тёплой и виноватой улыбкой. Веснушки, нос с горбинкой. Нет, этого не может быть. - Эйтон?
   - Атти. Я скучал.

***

   Время на острове Феалтах текло медленнее, чем привык Мей. Дни неспешно переваливались в ночи и обратно; он не считал их - может быть, потому, что чувствовал себя по-настоящему счастливым; его, разломанного, как будто склеили изнутри. Ему нравилось бродить в одиночестве и слушать море, нравилось вспоминать и строить планы... Он планировал, как вернётся в Город-на-Сини и добьётся влияния при градоправителе: его Дар - нешуточное преимущество для любого политика. Они втроём станут богаты, и у них появится свой дом - большой и удобный. Мама сможет больше не мыть посуду и начнёт одеваться, как леди, а Атти выйдет замуж за надёжного человека и будет счастлива. Наведается он и в Долину - поживёт там пару лет или хотя бы месяцев, доучится у Гэрхо, побеседует с Деос, покажет Отражениям свои сочинения - что они, интересно, скажут по этому поводу? Пусть даже ничего хорошего - всё равно интересно узнать. И Ниис хотелось бы навестить - отблагодарить лорда Тернегара с леди Амельдой чем-то более значительным, чем слова, сказать Маире спасибо за гелиотроп, послушать язвительные монологи Веттона, посмотреть на жену Таллиама... И ещё он обязательно разузнает всё, что сможет, о своём отце. А если получится - найдёт его.
   Он, конечно же, знал, что всего этого может никогда не произойти, что он может умереть на этом пустынном острове, прячась от Близнецов рядом с женщиной, к которой привязан намного больше, чем это позволено, и которой не нужен.
   Однажды Мей сидел со своими записями на любимом месте на берегу, вытянув ноги так, что периодически пальцев касалась вода. Где-то вдалеке раздавались крики чаек - хотя это были и не совсем чайки, но Мей не знал их названия. К нему подошла Анна и села рядом - Мей увидел пару её босых маленьких ступней рядом со своими костистыми ногами.
   - Я подумала о том, что ты сказал о грехе, и всё-таки не могу с тобой согласиться.
   - И почему же? Потому что я красильщик? - хмыкнул Мей, искоса взглянув на её точёный профиль.
   - Глупо говорить так - ты же знаешь, что нет. Просто ты сказал, что грехом называется...
   - Грехом перед богами и людьми, - машинально поправил Мей, вспомнив жреческую формулировку.
   - Я не верю в богов... Но пусть так - перед богами и людьми. Так вот, им, по-твоему, называется всё, что не является естественным, правильным и положенным. Но откуда ты знаешь, что именно естественно и правильно?
   - Это все знают. Нельзя отрицать, что убить или украсть - это грех.
   - А убить по случайности или в битве за своих родных? А украсть во имя спасения чьей-то жизни?
   Мей вздохнул. Он не представлял, что ответить, к тому же уже и не помнил, с чего у них начался этот разговор. Он положил тетрадь и перо на песок между ними.
   - Не уверен, что здесь могут быть какие-то оправдания.
   - Тогда и твой Дар - грех. Вряд ли кто-то в здравом уме будет считать его естественным.
   - Вполне вероятно - невольный, но грех. Я вижу то, что не дозволено видеть людям, и никогда не утверждал, что меня это радует, - запальчиво сказал Мей.
   - Ты невыносим, красильщик... А любовь, по-твоему, тоже может быть грехом?
   Мей собрался было ответить "Вполне", но не решился. В голове у него вертелось множество возможных слов, и ничего не подходило.
   - Вряд ли вообще кто-то может ответить на этот вопрос, - тяжело вымолвил он наконец. По водяной кромке полз пурпурный морской ёж, и Мей стал смотреть на это маленькое чудовище. Жаль, что Теиг не видит.
   - И всё-таки? - тихо произнесла Анна. "Чего ты добиваешься?" - с тоской подумал Мей.
   - Если даже и может, я не откажусь от неё. Я люблю тебя, и пусть боги и люди проклянут меня, если это грех.
   В следующую секунду в воздухе что-то тонко просвистело, запахло жаром и копотью. Анна вскочила, хищно изогнувшись, и Мея поразила перемена в её лице - раздувшиеся ноздри, встревоженно раскрытые глаза. Она смотрела куда-то за его спину. Поднялся ветер, и песок змеисто зашевелился. Мей осторожно встал.
   - Анна, что слу...
   Не ответив ему, она коротко вскрикнула что-то на незнакомом языке. Мей оглянулся. Перед ним стояли Близнецы - единые в двух телах, смуглые, вихрями перелетающие с места на место и одновременно неподвижные, как вода. И Мей только сейчас понял, на чьи глаза похожи их - на глаза Анны, и примерно с той же долей безумной, волчьей желтизны. Он замер.
   - Мы пришли, сестра, - их голоса звучали в унисон. - Мы пришли по твоему зову.
   - Сестра?.. - переспросил Мей. У него спазмом сжало горло. "Нет. Нет, нет, нет".
   - Я не приводила вас.
   - Нет, ты привела нас. Это так, брат? - спросил один из них.
   - Так, брат, - ответил другой. - Исполнилось то, что нам предначертали. Открылся путь к сердцу видящего, и открылась наша дорога.
   - Путь к сердцу? - слабо повторил Мей. Так вот в чём дело. Как можно было быть таким идиотом и не понять сразу - сначала эта история с Атти, а потом... Он просто баран, предназначенный в жертву, и принести её мог только человек, к которому он привязан - только тот, чей удар способен нарушить его защиту. Он никто, он пешка.
   - Мей, выслушай меня.
   - Я тебе верил, - всё рухнуло так быстро и так неправдоподобно легко. Всё это время Анна не охраняла его, а вела к гибели; вся её помощь - одна большая ложь, призванная лишь заставить его абсолютно довериться... И полюбить. Зато теперь не надо бояться - всё, что можно потерять, уже потеряно. - Что ж, делайте, раз пришли. Убейте меня.
   Близнецы не шелохнулись - должно быть, ожидали приказа своей сестры - или повелительницы. Анна молча смотрела на него, и Мею вскоре надоела эта немая сцена.
   - Ну же, бездна тебя возьми, - он думал, что закричит на неё, но вместо этого голос сбился почти на шёпот. - Скажи им. Я ведь прорицатель, а ты из этой Цитадели Порядка - или как её там. Меня не должно существовать. Вот только интересно, как ты обвела вокруг пальца Отражений, особенно Гэрхо? А впрочем, неважно. Не отвечай. О боги, прекрати это немедленно. Я прошу.
   - Мей...
   - Не тяни, Анна. Ты и так потратила на меня уйму времени. На меня, красильщика, сына судомойки. Прекрати это.
   - Мей, тебя не убьют, - её голос окреп, и она по-королевски подняла руку - хрупкая и величественная фигура, озарённая солнечными лучами. - Я так решила, и воля моя нерушима. Он останется жить, и его Дар будет при нём. Он подчинил его себе. Мы ошибались.
   - С тобой не согласятся, сестра, - отстранённо и хором ответили Близнецы.
   - Пускай, - Анна скрутила с большого пальца золотой перстень с массивным чёрным камнем, который Мей не видел раньше, и протянула ему. - Возьми. Это перстень, чтобы ходить по мирам, перстень странника. Ты увидишь всё, что захочешь, Мей, и тебя ждут великие и сложные пути - хоть и не мне предсказывать прорицателю.
   - Нет в тебе жалости, - сказал Мей, принимая перстень. - Намного милосерднее было бы меня убить.
   - Значит, считай меня жестокой, - на тонких губах играла грустная улыбка. - Но теперь ты можешь вернуться домой - всё закончилось, всё прошло.
   - Закончилось, когда ты передумала?
   - Когда я передумала. Как можно скорее забудь меня.
   - Мне проще отказаться от Дара, - сказал он, и перстень услужливо сжал его палец.
  
   Эпилог
   Летом того же года в Город-на-Сини через Восточные ворота вошёл светловолосый паренёк, легко одетый в поношенное тряпьё, загорелый и немного облезший от солнца, худой и долговязый. При нём был только небольшой узел с вещами, кошель да перстень, словно снятый с какого-нибудь лордовского сынка в трактирной драке.
   Мей уплатил положенную пошлину, отметив про себя, что она несколько выросла, и пошёл по Городу. Его приветствовали до боли знакомые, наизусть выученные камни, улицы, звуки и запахи. Он помнил всё - лошадей, угрюмых прохожих, здания - от ажурных и величественных, как Храм или резиденция градоправителя, до жалких и одинаковых, каких было намного больше, - черепичные крыши, бродячих кошек, неопрятных сорок, ворон и голубей, маленькие палисадники с цветущими купами деревьев, крики возниц и торговцев, вывески на лавках - где сапог, где часы, где бутыль с лекарством, - манящий запах булочных и едкий - красильных мастерских, проросший между камней редких вымощенных участков подорожник... Это было то, чем он жил, где он вырос, - но так странно было теперь видеть всё это, как во сне, когда ты уверен, что скоро проснёшься, что это лишь морок. Мей не встретил ни одного знакомого лица (что и неудивительно - всё-таки разгар рабочего дня), но уже предвкушал это - и в то же время почему-то побаивался.
   Он дошёл до Сини и постоял возле беломраморного барьера, ограждавшего её; даже стражники, патрулировавшие площадь, не сказали ни слова - наверное, их, в их громоздких доспехах, окончательно сморила жара. Синь летела к небу тем же мощным фонтаном, непередаваемо чистым и свежим, обнажая дремлющие соки земли. Потом Мей направился домой. Его сердцебиение участилось, а ноги сами несли по этому заветному маршруту. Даже если он не застанет их дома - он подождёт, он сможет передать...
   Однако дома (вот двор, вот порог, вот дверь, вот лестница на второй этаж; вдох-выдох, вдох-выдох...) оказались они обе. Ему открыла Атти - и замерла, смешно приоткрыв рот. Она была бледная и похудевшая, но такая же тоненькая и красивая, как раньше, с той же безукоризненно аккуратной чёрной косой под белой косынкой. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, а потом Мей шагнул вперёд и обнял её, а она глухо, надрывно расплакалась.
   - Я вернулся, - шептал он, не зная, что ещё сказать, и гладил её по голове. - Не плачь, сестрёнка. Всё хорошо.
   - Атти, кто там? - из комнаты вышла Кейла - она сильно постарела; у Мея больно кольнуло сердце, когда их взгляды встретились. - О боги... - простонала она и, подойдя, дрожащими руками обняла их обоих.
   Мей не знал, сколько они так простояли - у открытой двери, в обнимку и молча. Потом мать, не то вздохнув, не то всхлипнув, разжала объятия и сказала:
   - Пойдём, мой мальчик. Хочешь вина?
   - Вина? - опешил Мей. - Откуда такая роскошь?
   - О, - Кейла улыбнулась, а Атти, к удивлению Мея, чуть покраснела, - ты ведь не знаешь. Наша Атти теперь госпожа Фелм. Скоро они с Эйтоном переедут - и мои старые кости с собой возьмут, если позволят боги... Ты можешь тоже переехать или остаться - всё, что захочешь, - как-то боязливо прибавила она.
   - С Эйтоном?.. Подождите, я ничего не понимаю...
   Следующая пара часов прошла в непрерывных, захлёбывающихся разговорах - причём говорили в основном женщины. Мей мог рассказать столько всего, что хватило бы и для летописи, но ему будто сковало язык. Он не представлял, как передать то, что случилось с ним, даже приблизительно - особенно устно. Поэтому больше молчал, только вкратце упомянул, что Близнецы больше не охотятся за ним, что он учился у Гэрхо, что гостил в настоящем замке. И о встрече с Эйтоном рассказал - опуская, конечно, подробности, которые могли ранить Атти.
   - А откуда у тебя это кольцо? - осведомилась Кейла, и Мей с досадой потёр злосчастный камень. Обо всём, что касалось Анны и последней части его путешествия, он не собирался и упоминать, поэтому ответил:
   - Да неважно. Это долгая история. Скажите лучше, где теперь Эйтон?
   - Он работает писцом при одном из советников господина Мезора, - ответила Атти. - Вместе с Теигом, кстати. Он так беспокоился за тебя.
   Произнеся имя Теига, она прикусила губу и отвела глаза. Мей заметил это и решил перейти в наступление.
   - Очень хорошее место... Господина Мезора? Айрег умер?
   - Да, ещё весной. А его сын отрёкся от поста - говорят, это и свело его в могилу.
   - Так, а что там со стариной Теигом? Как он поживает?
   Сестра снова замялась, а мама смущённо кашлянула и пододвинула к нему блюдо с курицей.
   - Попробуй ножку, Мей, не вышло ли жестковато.
   - Мама...
   - Ладно, ладно, - ещё один вздох. - Видишь ли... Я не знаю, что ты сейчас думаешь по этому поводу, но...
   - Скажи мне, что бы это ни было.
   - В общем, Теиг женат на Риэти. И она ждёт ребёнка.
   Мей помолчал, уставившись в стол. Он давно не был влюблён в Риэти и не держал зла на Теига, но ощущал во рту пепельный вкус предательства - такой же, как на острове Феалтах. Отчего-то ему стало холодно. Он встал, разминая затёкшие ноги.
   - Ты куда? - встревожилась мама.
   - Я скоро вернусь. Хочу повидать Риэти.
   - Сынок, послушай меня...
   - Да всё в порядке. Просто зайду проведать.
   - Точно? - она с мольбой заглянула ему в глаза. - Обещай, что не наделаешь глупостей.
   - Когда это я совершал глупости? - усмехнулся Мей и вышел. До Медного переулка он добрёл в каком-то жару. В голове у него росли и ширились стройные ряды фраз, цеплявшихся одна за другую.
   Реакция Риэти на его приход в целом походила на реакцию Атти, но он осторожно отстранил её, когда она, плача и повторяя его имя, попыталась его обнять.
   - Успокойся, пожалуйста. Я жив и здоров.
   - Проходи, - она прерывисто вздохнула. - Наш дом - это твой дом.
   Наш... И правда как во сне. Не понять только, кошмар это или нет.
   - Спасибо, я ненадолго. Здесь теперь так... Чисто.
   - Да, - смеясь сквозь слёзы, Риэти показала ему огрубевшие руки. - Как ты выжил, что ты видел? Расскажи мне всё.
   - Боюсь, не получится... Поздравляю вас с Теигом, - добавил он, предупреждая дальнейшие расспросы. Улыбку с её лица будто смыло.
   - Мей, прости нас. Мы оба думали, что ты умер... Все так думали. Меня хотели выдать за Лерто...
   - За часовщика?
   - Да.
   Повисло томительное молчание, столь ненавистное Мею. Мысленно махнув на всё рукой, он взялся за ручку двери.
   - Что ж, удачи вам. Передавай привет Теигу, - и вылетел на улицу, не дожидаясь ответа.
   ...Он жил дома ещё несколько дней, беседуя о том-о сём с сестрой и матерью, стараясь не замечать испуганные взгляды Эйтона, подыскивая себе работу. Атти и Кейла были счастливы - Атти почти светилась, так что и Мею было радостно, но сквозь эту радость он обречённо понимал, что не может, совершенно не способен здесь остаться, что стал этому месту абсолютно чужим. Он не знал, хорошо это или плохо, но знал, что не в силах это изменить. Он отвратительно спал по ночам - просыпался то от кошмаров, в которых Анна убивала его или умирала сама, то от видений (как-то раз он даже ясно увидел Атти с двумя славными дочерями и не преминул рассказать ей об этом), то от неотвязных мыслей о своей книге. И однажды утром принял решение.
   Все ещё спали, что было Мею только на руку: он не хотел драматичных прощаний и искренне не желал кого-то расстраивать. Он зажёг свечу, написал короткое письмо и оставил его на столе, прижав чернильницей. Потом собрал свои пожитки и с лёгким сердцем спустился, чувствуя приятную тяжесть подаренного Анной перстня.
   Он шёл, и вокруг бушевало цветущее лето, но в мыслях его была зима - снег, летевший белесой стеной и покрывавший всё вокруг, как кровавые реки после битвы. И не было рядом ни отца, ни матери, ни сестры, ни друга, ни возлюбленной, ни учителя - только он один, наедине со своим Даром. Он шёл и смотрел вперёд, а снег засыпал следы, монотонно отмеряя мгновения.

КНИГА ВТОРАЯ

"...Не неволь уходить, разбираться во всём не неволь,

потому что не жизнь, а другая какая-то боль

приникает к тебе, и уже не слыхать, как приходит весна,

лишь вершины во тьме непрерывно шумят, словно маятник сна"

(Иосиф Бродский

"Ты поскачешь во мраке, по бескрайним холодным холмам...")

  
  
  
   ГЛАВА I

"...Сражён ты не в бою,

А пал от рук убийцы - ведь добрый щит твой цел.

Ах, если б только знала я, кто сделать это смел!"

("Песнь о Нибелунгах", XVII, 1013 - 1015. Пер. Ю.Б. Корнеева)

   На главной башне зазвонил колокол. Глухой и протяжный стон металла, поцелованного металлом, волнами растёкся по воздуху и через несколько мгновений повторился. А потом ещё раз, и ещё, и паузы становились всё меньше.
   Собственно, в самом звоне ничего необычного не было - Пиарт привык к нему очень давно и слышал несколько раз на дню. И давно возненавидел, особенно когда старания не в меру усердных звонарей Академии отвлекали от работы. Однако в этот раз время явно было непривычное - не завтрак, не обед и не ужин, не праздник, не собрание профессоров. Видимо, что-то случилось; может быть, опять какой-нибудь идиот с начальных курсов забрёл в лабораторию зоологов, пока там никого. Послушав звон какое-то время и напрасно понадеявшись, что он прекратится, Пиарт с мысленным проклятием оторвался от записей. Он как раз занимался описанием интересного экземпляра бурой крестовинки, которую нашёл сегодня утром. Это должно было неоценимо помочь его масштабной работе - той, которую Ректор одобрил совсем недавно как раз из-за чрезмерной масштабности. Но Пиарт с юношества любил замахиваться на большие начинания - и обычно достигал в них успеха, благополучно пройдя в аскетических стенах Академии Ти'арга все стадии от "подающего надежды юноши" и "блестящего студента" до "мастера в своей области" и "наставника молодых дарований". "Молодых дарований", оказавшихся под его началом, он обычно просто не выносил - вспоминал себя в их возрасте и не скрывал отвращения.
   Однако, хотел он этого или нет, Академия и ботаника стали его жизнью, главной обузой, заботой и обязанностью с тех пор, как он сделал выбор и принёс обет в день пятнадцатилетия. Теперь, в свои сорок четыре, в ту пору, которую принято именовать расцветом тела и духа, Пиарт был преуспевающим и маститым учёным, состоял в Совете профессоров, возглавлял кафедру ботаники, имел недурные отношения с Ректором, да и вообще прекрасно чувствовал себя в такой совершенно особой реальности, как Академия за Рекой Забвения, древнее сердце учёности Обетованного, когда-то неподвластное королям, теперь же - градоправителям. Студенты по большей части не любили его (кроме совсем уж фанатиков, которые почти перевелись), и он отвечал им взаимностью; коллеги или считали его чудаком, или сами были чудаками куда большими. Пиарт начал свой путь так же, как все здесь - любознательным мальчишкой, родители которого осмелились дать чаду настоящее образование. Его отец владел лесопилкой недалеко от Города-под-Соснами; решение Пиарта остаться в Академии когда-то стало для него, как и для всей остальной семьи, неприятной неожиданностью, но наследником он не был, так что относительно скоро все смирились с этой причудой. Застенчивый и нескладный подросток, он прошёл через все обычные вопросы, метания, сомнения, смутные желания и страсти - и в конце концов успокоился, примирился со своим положением, научился трезво и немного злобно шутить, а ещё ценить хороший гербарий выше хорошенького женского личика.
   Так или иначе, теперь он вышел из своей комнаты и, спускаясь по винтовой лестнице, увидел несколько проворно сбегавших по ступенькам младших преподавателей.
   - Гарлис! - окликнул Пиарт одного из них - пышущего здоровьем, обычно немного заторможенного историка. Тот оглянулся, кивнул с рассеянной улыбкой и остановился подождать его. - Куда Вы так спешите? Разве горит библиотека?
   - Не кощунствуйте, профессор Пиарт, - Гарлис сбавил шаг, и они пошли рядом. Духами от него разило, как от девки. - Я думаю, случилось что-то серьёзное. Вы слышите - колокол всё звонит.
   - Ректор уже в роще?
   - Наверное, да. Я вышел, как только закончил с делами.
   Пиарт демонстративно зевнул. Стёршиеся каменные ступеньки наконец закончились, и бок о бок они покинули башню. Стоял довольно тёплый день, но шальной ветер, шумящий в кронах, немедленно заиграл полами их мантий.
   - Не переживайте, я уверен, что там ничего действительно важного. Вы нервничаете, как перед защитой степени.
   Гарлис коротко хохотнул.
   - Другой на Вашем месте сказал бы - как перед свиданием... Надо же, сколько народу.
   И правда - по мере приближения к дубовой роще, традиционному месту всеобщего сбора в необходимых ситуациях, их обгоняло всё больше людей, а за кованой оградой, на пересечении посыпанных песком тропинок, вообще кишел бормочущий сплошной муравейник - сотни студентов и профессоров. А колокол всё звонил.
   Разминувшись с Гарлисом, Пиарт с ругательствами протолкался поближе к деревянному возвышению рядом с огромным узловатым деревом в центре рощи. Этот дуб был поистине необъятен и представлял для любого ботаника громадный интерес; по личным подсчётам Пиарта, пять веков ему уже стукнуло.
   Вскоре появился Ректор в сопровождении эскорта, и разговоры стали утихать. Какой-то низкорослый студентишка шумно дышал Пиарту в затылок, и он старался не обращать на это внимания. Ректор остановился посреди помоста, излюбленным плавным движением поправил мантию с синей окантовкой, огладил богатые седые усы. Выглядел он спокойным, разве что слегка расстроенным; Пиарт снова сказал себе, что ничего серьёзного произойти не могло - и всё же он чувствовал непонятную тревогу.
   - Сообщество Академии, - хорошо поставленным голосом проговорил Ректор, приподняв руку. Колокольный звон стих, - я созвал вас, чтобы сообщить ужасную новость, только что подкосившую меня. Около получаса назад студента факультета естествознания Карлиоса аи Шегта нашли мёртвым в бане. У него было перерезано горло.
   Карлиос?
   Нет, не может быть. Ну что за ерунда. Это какая-то ошибка.
   Пиарт стоял молча, слушая сбивчивый ропот множества голосов вокруг. Тот самый колокол будто опустили ему на голову - в это нельзя поверить. Карлиос, сын простого крестьянина каких-то северных лордов, был его учеником. Если ещё конкретнее - он был на данный момент лучшим и, что греха таить, любимым, хотя Пиарт не позволял себе заводить любимчиков и никогда не выделял его слишком откровенно. Тем не менее, это было очевидно: явный талант и искреннее рвение Карлиоса всегда поощрялись и одобрялись. Однако он был юношей скромным, даже слишком, к тому же немного неуклюжим, но в то же время болезненно самолюбивым - его задетая гордость доводила до крупных ссор и драк, поэтому близких друзей среди студентов у него, насколько Пиарт мог судить, не было. Он всегда держался особняком, с чисто сельским достоинством, и необычайно много времени посвящал занятиям. Их общение с Пиартом в общем-то не выходило за рамки ботаники, но он уже года два был абсолютно уверен, что только Карлиоса может допустить кандидатом на своё место - и, скорее всего, так когда-нибудь и сделает.
   Теперь же выяснилось, что его грубо лишили такой возможности. Какой-то абсурд: кому понадобилось убивать студента Академии, безобидного парня без гроша за душой? Может, друзей у него толком не было, но врагов и подавно.
   К тому же - баня. Какая низость. Очень может быть, что убийца сейчас в этой же роще.
   Выдержав скорбную паузу, Ректор поднял руку в новом призыве к тишине.
   - Мы сделаем всё возможное, чтобы уличить убийцу, будь он из этих стен или нет; прошение в суд Меертона уже отправлено. Семье Карлиоса также сообщат об этом в ближайшее время. Погребение состоится послезавтра в полдень - на нашем кладбище, поскольку Карлиос уже отдал себя Академии. Призываю всех, кто знал его, и всех, кому небезразлично это чудовищное событие, прийти и попрощаться. А сейчас прошу подойти ко мне для совещания профессоров, обучавших юношу, и всех тех, у кого есть какие-то сведения или подозрения по поводу преступления. Остальные могут направляться на занятия. Следующие два дня объявляю временем траура.
   Сквозь гул и топот Пиарт протолкался к помосту. Его жгло множество срочных и внезапно возникших вопросов. Льдистые глаза ректора были глубоки и печальны.
   - Пиарт, старина, могу представить, как Вам тяжело. Держитесь, - Ректор даже притянул его к себе и дружески приобнял - никогда раньше он не позволял себе ничего подобного. Подходили и другие преподаватели: подслеповатый, не расстававшийся с посохом астроном Киард, молодой и нервный географ с козлиной бородкой - Пиарт не помнил его имени...
   - Когда именно это случилось? И где се йчас тело? - спросил он, высвободившись.
   - Сегодня утром, надо думать... Лекарь сказал, что кровь недавно остановилась, когда мы обнаружили его. Тело обмывают и осматривают.
   - Я могу его увидеть?
   - Мне жаль, но пока доступ запрещён всем.
   - Я не все, господин Ректор. Я руководитель Карлиоса... Был им. Я должен...
   - Есть какие-то подозрения? - спросил, чуть заикаясь, географ. Жарко не было, но на лбу у него блестел пот.
   - Это я хотел узнать у вас, - Ректор посмотрел на него со своим зорким прищуром. - Кем бы ни был убийца, он искусно скрылся и не оставил заметных следов... Дождёмся остальных.
   - Да в бездну остальных! - неожиданно для самого себя взорвался Пиарт. - Мне надо увидеть Карлиоса и баню, где это случилось. Немедленно!
   - Мы понимаем Ваши чувства, но это невозможно. Кажется, я выразился ясно, - Ректор говорил, как всегда, ровно и доброжелательно, и это как никогда бесило Пиарта. - Баня оцеплена, с часу на час прибудут приставы из Меертона. Вы ведь не врач, не жрец и не юрист, Пиарт. Что Вы хотите там увидеть, кроме мёртвого молодого человека?
   - Наверное, он считает, что в деле замешана ботаника, - саркастично подметил неслышно подошедший математик Карлиоса. Когда-то они с Пиартом вместе учились - и много между ними осталось незаконченных разговоров. Вораго, родом из северных просторов бывшего Альсунга, стал первым его другом и кумиром в Академии. И ещё названым братом, а потом - предателем, тоже первым. Целые моря утекли с тех пор, но Пиарт по-прежнему предпочитал не сталкиваться с ним - с его холодным умом, неповторимой язвительностью и болезненно-синими глазами.
   - Очень может быть. Возможно, кто-то решил, что мальчик знает слишком много в своей области. Это могла быть банальная зависть, - как мог спокойно сказал он.
   - Перерезать из зависти глотку средь бела дня в общей бане? Боюсь, это чересчур даже для нашей родной Академии, - и Вораго принялся невозмутимо набивать трубку.
   - Сейчас не время для цинизма, - урезонил его Ректор, и Пиарт мысленно возликовал.
   - А, собственно, что м-молодой человек д-делал в этой самой б-бане в учебное время? Он отсутствовал на м-моём уроке, - вмешался географ.
   - Вот это нам всем и предстоит выяснить, - подытожил Ректор. Пиарт пообещал себе, что после пойдёт в теплицы - только там, наедине с растениями, он мог обдумывать такие важные вещи.
  
   ГЛАВА II

"Но что от этого мне осталось? одна усталость,

как после ночной битвы с привидением, и смутное воспоминание,

исполненное сожалений"

(М.Ю. Лермонтов "Герой нашего времени")

   Гостиница была скверная. Мей понял это, как только переступил порог: уж оценивать гостиницы он научился неплохо. Промозглый и влажный холод, толстый слой грязи на подгнивших досках, устойчивый запах дыма и эля, который так любят северяне, плесень, гнездившаяся по углам... Пара постояльцев оборванного вида жевала пригоревшую яичницу, а хозяйка - дородная женщина в засаленном переднике - оттирала стойку так яростно, будто надеялась проскрести в ней дыру.
   Мей подхватил свои вещи - благо их было немного, он привык путешествовать налегке - и направился к стойке. Он, в конце концов, сам решил остановиться в самой дешёвой гостинице, так что нет смысла жаловаться. Зато здесь тихо и даже почти безлюдно, пока остальной Город-во-Льдах сходит с ума.
   - Добрый день, - поздоровался он с хозяйкой. Она промычала что-то, не отрываясь от своего занятия. - Есть свободные комнаты?
   - Чердак. Или без окна.
   - Простите?..
   - Без окна. С выбитым стеклом, - снисходительно пояснила женщина. Мей поразмыслил; весна на севере была порой странной и именовалась весной разве что исключительно формально. С тем же успехом он мог просто спать на улице.
   - Тогда я займу чердак.
   - Серебряник в день, - тряхнув головой, хозяйка подняла взгляд, и Мей увидел, что у неё ужасное косоглазие. - И семь медяков за завтрак.
   - Обойдусь без завтрака, - сказал Мей и развязал кошелёк.
   Хозяйка достала учётную книгу и огрызком карандаша поставила крестик в одной из граф. Мей заподозрил, что писать она не умеет. Либо она вдова хозяина и гостиница перешла к ней недавно (этим можно объяснить сумрачное настроение), либо подменяет его, пока он в отъезде.
   - Проводить или сам дойдёшь?
   - Спасибо, сам.
   Завершив нехитрую процедуру, Мей снова подхватил сумку и поднялся по лестнице. Как и следовало ожидать, чердак оказался до невозможности пыльным и набитым каким-то хламом - а ещё таким же промёрзшим, как всё здесь. Да и надежда на то, что в постели нет клопов, была слабой. Впрочем, жить доводилось и в худших местах - тем более, здесь он только на время ярмарки.
   Ярмарка в Городе-во-Льдах была, во-первых, значимым событием, которое он ещё не видел и на которое стоило посмотреть, а во-вторых - хорошим поводом покинуть Город-над-Пещерами, правители которого явно намеревались нарушить условия их договора и загнать его в пожизненную кабалу. Те несколько месяцев, что Мей провёл при их дворе, были, несмотря на удобства, деньги и почёт, далеко не лучшим временем в его жизни. Как и всем прочим, им требовался его Дар - и, как все прочие, они ровным счётом ничего в нём не смыслили. Судя по их вечному недовольству, им казалось, что видения обязаны приходить к нему по некоему подобию расписания и, кроме того, всегда касаться именно Города-над-Пещерами, к тому же желательно быть ясными и немедленно объясняться самим же Меем. Его работа как секретаря (между прочим, одного из самых грамотных в той глухомани) их интересовала мало; однако, вскоре рассудив, какое стратегическое преимущество им даёт Мей, они определённо не собирались выпускать его из-под контроля. Мей не привык к такому обращению - за три с лишним года странствий он не заключил ни одного пожизненного соглашения и сразу честно сказал, что может уйти в любой момент. В конце концов - ушёл и возвращаться не планировал.
   Мей сел на кровать и стал распаковывать вещи. Узел с одеждой и куча тетрадей с записями - вот, собственно, и всё, что у него было. Замер, прислушиваясь.
   - Новое место, - зачем-то произнёс он вслух, нарушив пыльную чердачную тишину. Где-то за стеной спорили на незнакомом языке соседи - наверное, южане. Далеко же их занесло; хотя - кого только не заносит на ежегодную ярмарку в Город-во-Льдах. С севера его удобно прикрывают Старые горы, а на восток недалеко до моря.
   Эта привычка - разговаривать с собой - появилась у Мея не так давно и изрядно его раздражала... Действительно, это снова было новое место - очередное, в который раз. Да, он насмотрится на диковинные товары, поговорит с людьми издалека, увидит столицу древнего Альсунга и те земли, где разыгрывались когда-то кровопролитные битвы за северное королевство мореходов и охотников. Должно быть, сходит в горы (надо будет поискать проводника), взглянет наконец-то на их вечно заснеженные вершины и на озёра, о которых говорят, что они прозрачнее самой Сини... Однако всё это, увы, давно не радовало его по-настоящему, хотя и занимало. Он не знал, что будет делать дальше и зачем на самом деле пришёл сюда. Он давно не знал, зачем куда-то приходит.
   Конечно, Мея прельщала такая жизнь - эта абсолютная, завораживающе-пряная свобода и независимость. Он сам их выбрал. Но, покинув Город-на-Сини, он очень скоро начал ощущать, как это тягостно - быть словно быком, которого гонят куда-то жалящие оводы, или перекати-полем, которое не в состоянии сохранять неподвижность. Не иметь места, куда хотелось бы возвращаться. Хватало пары дней, чтобы любые впечатления наскучили ему.
   Разумеется, он любил родных, с трепетом хранил и часто перечитывал каждое письмо от сестры, написанное коряво и с ошибками. Слава богам, они были счастливы. Совместными усилиями Мей, который пересылал в Город-на-Сини большую часть своих заработков от службы на высокопоставленных особ, и Эйтон, который арендовал помещение в Городе на свои сбережения и открыл преуспевающую лавку по торговле разным мелким скарбом, вытащили их из нищеты. Теперь они жили в другом доме - собственном; госпожа Кейла больше не была судомойкой, а Атти - торговкой. Атти вела именно такую жизнь, какой всегда хотела. Она искренне обожала Эйтона и ценила его робкую любовь, ей нравилась возня с хозяйством (хотя они даже позволили себе нанять кухарку), вечерние посиделки с соседками и, конечно, воспитание двух дочек-погодок - Кейлы и Инис. Мей так пока и не видел своих очаровательных племянниц. В каждом письме его просили приехать - и с каждым ответом он обещал сделать это, как только сможет, чувствуя себя последним подлецом. Он понятия не имел, когда наберётся сил для этого и наберётся ли вообще.
   Первые месяцы после отъезда он провёл в Долине Отражений, продолжив обучение у Гэрхо; его встретили радушно, как в прошлый раз - и, как в прошлый раз, проводили без особых огорчений. Чуть ли не первым делом Мей заявил Гэрхо, что хотел бы научиться драться на мечах - ему некуда было деть накопившуюся злость. Гэрхо удивился, но не стал вдаваться в расспросы, и Мей где-то полсотни рассветов встречал, покрытый синяками и ссадинами, с тупой болью в мышцах и готовясь опять обливаться потом. Но ему нравилось - это отвлекало; можно было не думать ни о чём, кроме себя и противника, ни о чём, кроме того, куда в следующий момент поставить ногу и как лучше отбить удар.
   Гэрхо ничего не спросил об Анне, и за это Мей был благодарен ему больше всего. Он только изредка посматривал на него с задумчивым сочувствием, когда забывал о своей обычной язвительности.
   Мей ушёл из Долины осенью, исходил много земель, много видел - и не видел ничего. Города и деревни, замки, люди - уже немало, конечно, но ему вечно чего-то не хватало. Он старался ни к кому и ни к чему не привязываться, потому что каждый раз знал, что вскоре уйдёт; что-то непрерывно тянуло его дальше - может быть, Дар, а может быть, что-то, чему и не подберёшь имени.
   В последнем своём видении, после которого Мей и решился покинуть Город-над-Пещерами, он видел лес. Там стоял тихий летний день, и солнце, видневшееся сквозь просветы в узорчатой листве, обильно поливало золотистыми лучами замшелую тропинку, залежи листвы, шершавые стволы и камни. Много было берёз - белых, тонких и как-то по-девичьи робко жавшихся друг к другу, но попадались и тёмные, пахнущие страшной сказкой ели, а в воздухе летал тополиный пух. В буйной поросли трав мелькали дикие цветы; где-то упорно стучал дятел и пронзительно верещали ещё какие-то птицы (Мей никогда в них не разбирался), а по его коже (сам он тоже был там) почему-то десятками ползали муравьи.
   Это было самое дивное и одновременно самое странное его видение. Среди своих записей он обозначил его просто: "Лес", поскольку не знал, что ещё добавить. Но это не выходило у Мея из головы - он будто опять и опять видел себя там, среди агрессивно лезущей отовсюду пышной листвы и хвои, в прелой прохладе, под синим небом, которое, казалось, можно было рассмотреть сквозь молодые берёзовые листья - а заодно пересчитать в них прожилки.
   В Городе-во-Льдах о таком буйстве зелени мечтать не приходилось, и он убедился в этом, когда вышел прогуляться. Наверное, здесь было интереснее зимой (особенно если учесть знаменитые ледяные скульптуры) - сейчас же он увидел просто множество каменных и (изредка) деревянных зданий, бедные проблески растительности, серое небо и не лучшего состояния дороги. Побродив немного без всякой цели, Мей узнал у прохожего направление и пошёл к одной из трёх городских площадей, на которых велись приготовления к ярмарке. Вот где было полно народу и царила суматоха: ставили помосты, велись ремонтные работы; его чуть не сбили тачкой с известью. Мей извинился и спросил:
   - Вы не знаете случайно, какая часть отведётся под товары с юга?
   Чернобородый коренастый мужчина пожал плечами и покатил свою тачку дальше. Мей вздохнул и собрался возвращаться в гостиницу, когда вдруг уловил среди говоров вокруг смутно знакомые интонации. Посмотрев в направлении голоса, он не поверил собственным глазам: молодой, изящно одетый светловолосый щёголь, беседующий, видимо, со здешним распорядителем, был ему очень даже знаком.
   - Веттон! - окликнул он, испытывая противоречивые чувства. Молодой человек не отреагировал. Тогда Мей подошёл и с размаху хлопнул его по плечу. - Милорд!
   Милорд, поражённый таким хамством, медленно развернулся, смерил его холодным взглядом, а потом узнал и расплылся в улыбке.
   - А, тот самый парень из глуши! Не думал, что мы ещё увидимся... Я с Вами свяжусь, - бросил он собеседнику и энергично схватил Мея под руку. - На ярмарку, конечно? Где ты остановился?
   - В "Коне в яблоках", - ответил Мей, с некоторым трудом вспомнив название своей гостиницы. Веттон озадаченно нахмурился.
   - Ни разу не слышал. Верно, какая-нибудь дыра. Переезжай-ка ко мне в "Плющ", я всё равно здесь надолго.
   - Спасибо, но "Плющ" мне не по карману, - вполне искренне сказал Мей. Веттон остановил его любимым величественным жестом.
   - Плачу я, и это не обсуждается. Пойдём, заберём твои вещи... Расскажи, как ты провёл эти годы, - и, не дождавшись ответа, продолжил: - Я вот устраиваю кое-какие сделки - и, знаешь, это приносит доход получше нашего хлеба. Отец весьма доволен. Маира - помнишь её? - всё спрашивала о тебе первое время, потом примолкла. Не знаю уж, что ты ей там наговорил, но совсем задурил девчонке голову. Ей скоро замуж, а она всё сидит у окна и читает старые книги.
   - Ты торгуешь своим Даром? - напрямик спросил Мей, уклонившись от разговора о Маире эи Ниис. Разумеется, он помнил эту девочку - и даже до сих пор хранил засушенный гелиотроп. Ему было светло и одновременно как-то стыдно вспоминать о ней, хотя он вроде бы ничем перед ней и не провинился.
   - Иногда приходится, - многозначительно улыбаясь, сказал Веттон. - Его можно использовать очень ненавязчиво - так, что никто толком и не заметит... Но помогает прекрасно. Неужели ты нет?
   - Я тоже, - признал Мей. - Нанимаюсь время от времени. Но сейчас я совершенно свободен.
   "И почти совершенно без денег", - добавил он про себя.
   - А история с этими... Близнецами? Ты всё ещё бегаешь от них?
   Он мотнул головой.
   - Нет... Нет, всё закончилось, - надо было срочно перевести тему. - Лучше расскажи мне...
   - Ещё я слышал о твоей связи с Таисой эи Ронала. Это правда? Та самая леди Таиса, за рукой которой гоняется половина Обетованного! Когда я услышал, то не поверил. Как тебе это удалось, деревенщина?
   - Сам не знаю. Давай не будем об этом, - поморщившись, отрезал Мей. У Веттона был талант заводить неприятные разговоры. По сути дела, они никогда не были друзьями; и, хотя Мей и рад был видеть его сейчас, но только как живое напоминание о счастливом времени, проведённом в Долине Отражений. Ему уже хотелось от него отделаться, и он жалел, что согласился остановиться в "Плюще". - Как поживают Таллиам с женой?
   - Три месяца назад у них наконец-то родился сын; ликовала вся округа. Но тебе не удастся скрыть это от меня. Ты вообще знаешь, что к леди Таисе сватался и Керд - и был отвергнут, как все прочие?
   - Понятия не имел. Веттон, пожалуйста... Это действительно грязная, глупая история, - Мей сам от себя не ожидал такой откровенной оценки; это сорвалось с губ прежде, чем он успел подумать, - и я не желаю о ней говорить. И вообще, мы почти пришли.
   Они и правда приближались к той самой гостинице; на вывеске различалось почти выцветшее и крайне неумелое изображение коня.
   - Да... - протянул Веттон. - Должен признать, я ожидал даже чего-то менее убогого, но со вкусом у тебя всё так же печально, как раньше.
  
   ГЛАВА III

"...Все мы - отпетые плуты; никому из нас не верь.

Ступай в монастырь. Где ваш отец?

Офелия: Дома, принц"

(У. Шескпир "Гамлет, принц датский". Пер. М. Лозинского)

   Нери спала, и ей снились необычные сны: семейный снурк, пожирающий кроликов, а потом запивающий их золотистым соком плодов шатрового дерева, изысканно приглашал её разделить с ним трапезу; затем она танцевала на празднике урожая и одну за другой ломала все кости, почему-то совсем не чувствуя боли; в третьем сне мама снова была здорова, и они вдвоём пускали воздушных змеев... Последнее сновидение было таким чудесным, что просыпаться ей не хотелось, но утро наступило неотвратимо, как и всегда.
   - Мона Ниэре, пора вставать, - няня Шильхе широко распахнула окно, и солнечный свет залил комнату. Нери приоткрыла один глаз и чуть не ослепла, а потом вспомнила, что сегодня сотый день годичного цикла - а значит, оба солнца как раз в той фазе, когда видны очень хорошо. Снова придётся тащить тяжёлый зонтик.
   Сотый день цикла. До Нери наконец дошло, что ещё это значит, - так всегда бывает, когда только просыпаешься и ещё не входишь в новый день, - и она с глухим стоном глубже зарылась в ткани.
   - Мона Ниэре, - няня добавила в голос напускной строгости. Нери слышала, как она расхаживает по комнате - заново расставляет статуэтки духов на алтаре, приближается к сундуку, чтобы достать её одежду...
   - Мона Ниэре, сегодня ты не можешь долго нежиться. Сегодня важный день.
   Шуршит одеяниями в сундуке, кладёт что-то поверх крышки, с глухим стуком закрывает её...
   - Тебе исполняется шестнадцать. Мон Гватха устраивает большой пир.
   Так, теперь берёт поднос с завтраком (звякает посуда) и идёт к постели... Действительно пора.
   - Но к чему пир? - пробормотала Нери, потягиваясь и чувствуя, как тонкое ночное одеяние взмокло от пота. - В прошлом году я достигла брачного возраста, а что такого в шестнадцатилетии?..
   Она открыла глаза и села, вопросительно уставившись на няню - полноватую, всё ещё красивую женщину в лимонно-жёлтом одеянии и с положенным её статусу сооружением в виде рогов на голове. Сегодня она даже принарядилась, обмотав крепкую шею простенькими бусами из ракушек и подрумянив слишком бледные щёки.
   - Глупая девочка, - няня упёрла руки в бока и укоризненно защёлкала языком. - Ты теперь совсем взрослая и должна понимать... Вставай; надо ещё успеть принять ванну, прибрать волосы, поесть и помолиться... Вставай, вставай немедленно!..
   Нери показалось, что няня еле удерживается от того, чтобы добавить "не то останешься без сладкого", как она могла сделать раньше.
   - Хорошо-хорошо, - сказала она и выбралась из вороха тканей, покрывавших ложе. Покорно перетерпев все нудные утренние процедуры, Нери разочарованно сморщила нос, когда взглянула на поднос с завтраком: её ждали всего-навсего кусок хлеба с мёдом, веточка зелени и стакан молока. Конечно же, каждый элемент здесь был исполнен смысла и посвящён духам, именно в этот день важным; если напрячь память, она могла бы даже вспомнить, какой и кому.
   - Хоть раз в жизни не будь обжорой, - заметила Шильхе, которая как раз вплетала ей в косы винные ягоды. - На пиру тебе нужно быть голодной.
   Честно говоря, Нери бы предпочла нормально поесть утром и прогуляться в полях, но и с пиром готова была смириться.
   - Ты знаешь, кто придёт? - спросила она, ожидая услышать длинное перечисление, но вместо этого получила короткий, чуть насмешливый ответ, от которого у неё внутри всё сжалось.
   - Ну, в первую очередь мон Кнеша, разумеется.
   "Спокойно, - сказала себе Нери, стараясь унять бешено заколотившееся сердце. - Пожалуйста, не красней".
   - Почему это в первую очередь? - будто бы небрежно поинтересовалась она. - Ты говоришь о нём как о рагнаре.
   - Не кощунствуй, мона Ниэре... Однако его власть скоро может стать для тебя выше власти рагнара. Ай, что ты делаешь!..
   Нери развернулась на стуле так резко, что Шильхе выпустила одну из её кос.
   - Почему? Почему ты так говоришь?
   - Глупое дитя, теперь переделывать половину причёски. Сядь ровно, - няня невозмутимо развернула её обратно к зеркалу.
   - Шильхе, что ты имела в виду? Я хочу знать. Я должна знать.
   Ловкие, ласковые пальцы няни снова занялись её волосами. Она сокрушённо вздохнула.
   - Мон Гватха не хотел, чтобы ты узнала раньше пира.
   Но Нери уже поняла, что победа за ней.
   - Шильхе, пожалуйста... Я умру, дожидаясь пира. Скажи мне сейчас. Я ведь чувствую, что это правда важно.
   - Ладно, ладно... - проворчала няня. - И в кого только ты уродилась такой капризной козочкой?.. Сегодня состоится твоя помолвка с моном Кнешей.
   Теперь Нери уже даже не пыталась скрыть свои чувства. Она опустила глаза, словно стесняясь собственного отражения, и со стыдом ощутила, как похолодели ладони. Она давно знала, что мон Кнеша женится на ней, и её заставили принять это как данность. А ещё он давно вызывал в ней странную тревогу и непреодолимую тягу, которым она не могла бы подобрать названия.
   - Я говорила мону Гватхе, что это слишком рано, - со вздохом продолжила няня. - Но разве он когда-нибудь слушал меня?
   - Рано? - растерянно переспросила Нери. - Почему это?
   - Потому что ты совсем маленькая, глупая девочка, мона Ниэре. А мон Кнеша... - она умолкла и некоторое время доплетала косу в тишине.
   - Мон Кнеша?.. - нетерпеливо поторопила Нери.
   - Он взрослый мужчина. Умный и... мне кажется, опасный. Мне он не нравится, ты же знаешь.
   Нери в очередной раз задалась вопросом, нравится ли он ей самой, и не нашла ответа. Слово "нравиться" сюда подходило мало.
   В первый раз он появился в их доме, когда ей было десять. Она очень хорошо помнила тот день: был сезон дождей, виноградники и поля её отца утопали в потоках ливня; ей нравилось смотреть, как капли, похожие на драгоценные камни в уборах женщин при дворе рагнара, отскакивают от листьев и дробятся, разлетаясь во все стороны. Её приволокли домой, мокрую, чумазую и растрёпанную, с улиткой в кулачке; она громко возмущалась (причём без слёз - всех вечно почему-то удивляло, что она никогда не плачет), пока Шильхе и две прислужницы тащили её к чёрному входу, объясняя, что к ним прибыл важный гость. Однако они не успели привести её в порядок - на беду, мон Гватха как раз показывал гостю на кухне, какое чудное масло давят в его владениях. Увидев трёх смущённых женщин и свою единственную дочь, больше напоминавшую дикого тигрёнка, чем наследницу одного из самых могущественных и древних родов Владетелей Рагнарата, мон Гватха сокрушённо вздохнул и принялся извиняться перед своим собеседником - совсем молодым ещё, невысоким и скорее изящным, чем сильным мужчиной с вычерненными до синевы волосами мегока - рагнарского советника. Но мужчина при виде Нери только заразительно рассмеялся, обнажив ослепительно-белые зубы. Потом он подошёл, и Нери угрюмо напряглась (она ненавидела, когда взрослые, а тем более незнакомые, умилённо щипали её за щёчку или, того хуже, трепали по макушке). И он снова поступил довольно неожиданно: нырнул покрытой ритуальными татуировками рукой в карман, предназначавшийся вообще-то для письменных принадлежностей, и извлёк оттуда большой гранат. Без всякого смущения Нери протянула руку за подарком, но, заворожённая, позабыла об улитке; одна из прислужниц громко ахнула, увидев скользкое коричневое существо на её ладони.
   - Я тоже люблю улиток, - сообщил незнакомец с той же очаровательной улыбкой. - В следующий раз, когда пойдёшь за ними, возьми меня с собой.
   Мон Кнеша, конечно, шутил, но этой просьбой покорил её раз и навсегда.
   Потом он заходил к ним довольно часто, и всегда, как назло, при нём она попадала в какие-нибудь глупые истории. Отец, обычно обсуждавший с моном Кнешей важные дела, на все лады извинялся:
   - Ох уж эта Ниэре. Не поверишь, мон Кнеша - она одна доставляет больше хлопот, чем орава мальчишек.
   Или:
   - На днях она испортила свою лучшую накидку из айвасского шёлка - не представляю, какой она станет женщиной.
   Или:
   - Она мила, даже, можно сказать, красива, и неглупа, но её будущему мужу я не завидую.
   Мон Кнеша отшучивался или молча улыбался в ответ. Он дарил ей подарки - сначала фрукты и сладости, потом - украшения, которые она никогда не носила, но берегла и часто перебирала перед сном. Иногда он наблюдал за её уроками; Нери никогда не была ни особенно талантливой, ни, тем более, усидчивой ученицей, но стремление скорее сбежать от книг придавало ей сил для быстрого схватывания всего нового. Больше всего мона Кнешу восхищало то, что Нери, как и он сам, пишет левой рукой и вообще владеет ею куда лучше правой. Учителя, которых нанимал мон Гватха, долго бились, пытаясь исправить этот распространённый врождённый порок; услышав же оценку приближённого рагнара, быстро поменяли своё мнение.
   К слову, приближённым рагнара мон Кнеша стал не так давно - да и, как говорили многие, не мог быть им по праву крови. Он был очень, очень дальним родственником рагнара через брак кого-то из побочной ветви, и к тому же - незаконным сыном; приехал, когда двор рагнара стоял в Гельероне, в возрасте не старше двадцати. Говорили, что до почётного места в Совете Рагнарата он дошёл исключительно благодаря уму и умению располагать к себе. Ещё он был немыслимо богат - к его рукам стянулось много плодородных земель и даже золотые копи острова Заз. Рагнар вместе с семьёй обожал его, и многие Владетели разделяли его отношение - мон Гватха был тому примером. Конечно же, он осознавал, на что шёл, отдавая свою дочь человеку, Владетелем не являвшемуся, осознавал, насколько должен доверять ему для такого шага; но именно таким, видимо, и было его доверие - почти безграничным. В его, да и не только в его глазах мон Кнеша должен был быть идеальным зятем для него, мужем для Нери и будущим Владетелем древнего Маантраша.

***

   Ближе к полудню на праздник начали съезжаться гости. Рабы едва успевали привязывать снурков и подавать им, уставшим от пути по жаре (стоял засушливый сезон), со свалявшейся шерстью, куски мяса. Большие мягколапые животные лениво потягивались или огрызались, подрагивая кисточками на ушах.
   Мон Гватха отвёл для пира лучшие палаты в доме, и даже Нери, привыкшая к хлебосольности отца, поразилась изобилию, царившему на скатерти, вокруг которой рассаживались приглашённые. Серебрилась рыбья чешуя, восхитительно пахли караваи тёплого хлеба, поблёскивали разноцветные ягоды... Но больше всего было старого вина - оно лилось рекой, вызывая всё больше похвал от именитых монов и просто соседей. Неудивительно: день рождения Нери был одним из дней особого чествования духов винограда, и особенно третьего воплощения их предводительницы - Сваги.
   Балки увили виноградными лозами, а над входом и по углам красовались венки и букеты; Нери и сама была вся в цветочных гирляндах. Она бы с радостью сняла их, в первую очередь лилии, душный аромат которых мешал сосредоточиться; но ничего не поделаешь, они должны символизировать её чистоту. Довольно скоро она устала от бесконечных улыбок, разговоров и подарков; сгорая от нетерпения и безуспешно ища глазами мона Кнешу, она не особо вслушивалась в пожелания. Музыканты старались, но Нери всегда больше нравилось слушать древние сказания под перелив струн.
   - Ты отлично держишься, дитя, - вполголоса похвалил отец, наконец-то приблизившись к ней через толпу. - И к тому же настоящая красавица.
   Нери молча поклонилась, спрятав улыбку. "Дитя" - мон Гватха никогда не обратился бы так к ней, не будь вокруг столько народу. Он взмок и покраснел от вина и духоты; она давно подозревала, что и его подобные празднества не приводят в восторг.
   - Мамы не будет? - решилась спросить она. Ответом был укоряющий взгляд и еле заметное покачивание головой. Нери прикусила губу. Каждый раз, когда она пыталась возражать отцу по этому поводу, ничем хорошим её попытки не заканчивались. И всё-таки её мнение даже спустя столько лет осталось прежним: может, все и считают её мать безумной, но она никогда не поступала так, чтобы не иметь права сидеть за общим столом. Мона Рея была удивительно доброй и мягкой женщиной - и живым воплощением скорби мона Гватхи. Она потеряла разум, когда Ниэре не исполнилось ещё и трёх лет, так что она не помнила мать другой.
   В тот день нянька её младшего брата, единственного сына в семье, не уследила за младенцем во время кормления возле реки, и люлька с ним опрокинулась.
   Нери вздохнула и подняла кубок в ответ на чей-то тост; она сама не поняла, откуда в ней взялись такие мрачные мысли. Сегодня ей полагается веселиться; да и потом, разве это не радостно - помолвка с моном Кнешей? Разве ей этого не хочется?
   - У тебя красивые волосы, мона Ниэре. Молодая листва не такая яркая, как они.
   Нери подняла голову, чтобы увидеть, кто надумал польстить ей, и еле удержалась от вскрика. К ней обращалась застывшая неподалёку женщина-наг: человеческое белокожее тело ниже пояса переходило в мощное туловище буровато-зелёной змеи. Десятки тонких змеек шипели на голове неожиданной гостьи вместо волос, а в каждой из восьми изящных рук было что-то зажато. Другие гости периодически поглядывали на неё, но в целом вели себя так, будто ничего необычного не происходит, и Нери успокоилась.
   - Спасибо, - выдавила она с лёгким поклоном. - Такие волосы у всех в нашем роду.
   - Такая кровь, как у тебя, ко многому обязывает, - мелодично продолжила женщина. Её золотистые глаза оставались не то равнодушными, не то печальными. - Страшные силы доступны Владетелям Маантраша, и все они перейдут к тебе.
   - К моему мужу, - поправила Нери.
   - Может, и так. Странные обычаи твоего народа не для таких, как я, - часть змеек с головы женщины в миролюбивой дремоте примостились на её обнажённых плечах. - Ты удивлена моим приходом? Никогда не встречала мне подобных?
   - Я удивлена такой честью, - осторожно сказала Нери, - и всего один раз видела двоих из народа мудрецов, несколько лет назад, при дворе рагнара.
   - Ты говоришь вполне вежливо, - холодно улыбнулась наг, - и в меру цветисто, тогда как до меня дошли слухи о твоей неотёсанности. Теперь я вижу, что это ложь и ты просто не до конца стала женщиной; это дело времени. Так или иначе, я всегда буду ждать тебя в гости на наших землях. Прости, что не могу назвать тебе своё имя - думаю, тебе известно, что наши обычаи запрещают открывать его. Благодарю за гостеприимство, Ниэре из Маантраша, и поздравляю тебя с шестнадцатилетием. Можешь выбрать себе подарок, - и она протянула к Нери все восемь рук. Нери нерешительно кашлянула и оглянулась, но рядом не было ни отца, ни Шильхе, чтобы поддержать её. - Ну же, смелее, - поторопила наг.
   Нери наугад дотронулась до одной из рук - кожа была гладкой и прохладной, только и всего. Ладонь раскрылась; на ней лежал небольшой тёмно-голубой камешек. Бирюза.
   - Что ж, это крайне интересно, - невесть чему обрадовалась гостья. - Признаться, я ждала другого, но это очень хорошо. Надеюсь, мой подарок пригодится тебе. Приятно было побеседовать.
   И, церемонно поклонившись, она поползла к выходу. Гости расступались перед ней, и в следующий момент мон Гватха объявил, что пора пройти на улицу, к Источнику.

***

   Источник Маантраша - место сосредоточения Силы Владетеля, место, где когда-то был заключён договор с первоначальными хозяевами земли, духами, - располагался, в общем-то, недалеко от дома, среди полей, обнесённый священной рощей. У каждого Владетеля в Рагнарате был свой Источник, но тот, что в Маантраше, считался одним из самых древних. Менялись границы владений, возводились и рушились в войнах дома, росли и вырубались кипарисы, плодоносил виноград, сеялась и пожиналась пшеница, но Источник не был подвластен времени. Мон Гватха приобщился к нему после смерти своего отца, а тот - после смерти своего, и так длилось долгие тысячелетия, до тех пор, о которых молчат летописи и которые помнят разве что камни. Нери же выпало родиться женщиной (о чём она и начала жалеть, едва войдя в сознательный возраст), так что ей предстояло передать силу мужу после совершения брачного обряда. Самое странное заключалось в том, что её предполагаемый муж был куда ниже родом.
   Отец никогда не говорил о Силе в открытую, и Нери могла лишь догадываться, в чём именно она заключается. Но при каждом её упоминании она чувствовала пряное дыхание мрачной тайны, от которой кожа покрывалась мурашками.
   Год назад мон Гватха впервые показал ей Источник, а теперь, видимо, хотел, чтобы именно там она обручилась с моном Кнешей. Пока Нери шла туда в весёлой толпе гостей, погибая от жары под покрывалами и опираясь на руку Шильхе, желание скорее увидеть жениха боролось в ней с желанием убежать, и лучше подальше.
   Вечерело. Одно из солнц - Левый Глаз - не так давно перешло зенит, другое уже клонилось к закату. Воздух был пронизан мягким золотым светом, который заливал расстилавшиеся вдали поля и виноградники, оливковую рощу, к которой направлялась нарядная процессия, и приусадебные постройки. Нери вспоминала, сколько привольного времени провела здесь, и ей становилось всё грустнее. Ей было известно, что придётся распрощаться со сладко-бессознательным детством, с беготнёй под дождём, с играми с детьми рабов и вольных земледельцев (в основном мальчишками - с девочками ей чаще бывало скучно), с беззаботным смехом у отца на коленях, с улитками, ракушками, сладостями от нянек, с увлечённым подсчитыванием звёзд перед сном... Однако осознать это в полной мере ей до сих пор не удавалось. Мон Гватха часто говорил ей, что пора взрослеть, но ни разу не предупредил о том, что это наступит так оскорбительно скоро. "Ты просто не до конца стала женщиной", - сказало существо со змеиным хвостом, и после этих слов Нери только сильнее ощутила укол страха - а бояться она не любила и даже считала это недостойным себя. Не стала женщиной... Все говорили об этом намёками и загадками, будто стараясь скрыть от неё страшную тайну, доступную только старшим.
   А вот и роща - стволы могучих, старых олив, измученных сухой погодой, выстроились кругом. Нери крепче стиснула бирюзовый камешек, который почему-то не решилась оставить в доме, и вслед за отцом шагнула внутрь. Она вдруг поняла, что смертельно устала.
   - Мон Кнеша, - позвал отец, и из-за деревьев вышел её жених. Выглядел он как никогда блистательно, но Нери была слишком взволнована, чтобы это оценить. Она смотрела на совсем ещё молодое бледноватое лицо с утончёнными, но резкими чертами, на маленькие холёные руки, на искусанные губы, на тёмные глаза, блестящие сухим насмешливым блеском, и с каждым мигом всё больше убеждалась, что этот человек совершенно не любит её, а она совсем его не знает.
   Все расступились, давая им дорогу, и с двух сторон они подошли к каменной плите на земле в центре рощи. Мон Гватха тоже приблизился и простёр над плитой руки; Нери заметила, как он сразу преобразился: из полноватого изнеженного мужчины с мягкими и предупредительными движениями стал Владетелем с серьёзным и даже суровым выражением лица. Повинуясь его немой воле, из-под плиты с лёгким гулом забил зеленоватый свет.
   - Говори со мной, Маантраш, - в наступившей тишине приказал отец. - Свяжи этих двоих обетом, что прочнее цепей и незримее твоего дыхания.
   Горло Нери сжалось, когда на серебристой коре одной из олив обозначились веки и открылись жёлтые, сияющие в полумраке глаза.
  
   ГЛАВА IV

"Что всё сие значит, я не понимаю, но в этом мрачном доме творятся какие-то тайные дела, до сути которых мы рано или поздно доберёмся"

(А. К. Дойл "Собака Баскервилей". Пер. Н. Волжиной)

   Много дней после похорон Карлиоса Пиарт не мог ни на чём сосредоточиться. Его преследовало ощущение ужасающей несправедливости и даже какой-то обиды - не на четвёрку богов или Прародителя, в которых он никогда не верил, и даже не на неведомого убийцу, а скорее на что-то безымянное и грозное, что-то вроде судьбы или времени. Он лично подобрал породы дерева для погребального костра и цветы для процессии и долго смотрел, как пламя пожирает юное, миловидное лицо и худое долговязое тело в окружении венков из белых маргариток и тонких осиновых веток. Рядом тихо, без завываний плакала приехавшая мать Карлиоса, а отец обнимал её и молчал. Пиарт в жизни не видел зрелища мрачнее и не предполагал, что его может так тронуть смерть полузнакомого человека, совсем мальчишки. Было во всём этом что-то кошмарно неправильное.
   Расследование почти не сдвинулось с места. Было допрошено множество студентов и профессоров, а также вся прислуга, находившаяся в то время в банях; никто не заметил никого чужого или подозрительного. Непонятным осталось, что забыл полностью одетый Карлиос в бане в учебное время; выяснили, что убийца не взял ничего из его личных вещей; мысль о таком способе самоубийства можно было счесть разве что бредом сумасшедшего. На взгляд Пиарта, вся затея с расследованием изначально была обречена на провал: подобное злодеяние невозможно провернуть в одиночку в таком месте, как Академия Ти'арга. У преступника здесь явно есть сообщники, а если так, то ничего не добиться допросами. Дело в конце концов закроют - что решает смерть деревенского мальчишки? - а сам случай постепенно выветрится из памяти - у всех, кроме семьи Карлиоса, которой никогда не вернут их не по годам смышлёного паренька. Пиарт не понимал, как Ректор, умнейший человек из всех, кого он знал, может не видеть этого.
   Однажды после занятия в теплицах к Пиарту подошёл, застенчиво кашлянув, один из студентов. Пиарт прекрасно помнил его имя - Эдвин, более чем заурядное для жителей бывшей Дорелии, - а о способностях был невысокого мнения. Трудолюбивый, вроде бы, парень, но звёзд с неба не хватает - да и, собственно, какая разница: он специализируется не на ботанике.
   - Профессор, я хотел Вам кое-что сказать.
   - Да, но давайте быстрее, у меня сейчас лекция. А потом много работы на грядках, сами знаете, - Пиарт как раз мыл руки в фонтанчике у входа в теплицу: сегодня они высаживали вишни, и он весь перемазался землёй. Впрочем, ему всегда нравилось это ощущение. - Что касается задания, то имейте в виду: если Ваши рисунки корневой системы будут такими же убогими, как в прошлый раз, лучше даже не приносите их. Они грозят мне несварением желудка.
   - Нет, я не об этом... Я по поводу Карлиоса.
   Пиарт стряхнул с рук последние капли и, заметив ползущего по рукаву муравья, почему-то не решился сдуть его.
   - Я слушаю.
   - Знаете, когда-то я думал, что мы друзья... Но потом он отдалился от меня. Как и ото всех, в общем-то. Особенно в последнее время - он всегда был один, очень много работал, и я начал подозревать, что он делает что-то вне учебных рамок. Ищет или разрабатывает... Он ведь был довольно... пытливым. Вы понимаете? - Пиарт кивнул, и Эдвин, видимо ободрённый, продолжал: - И я подумал - Вы же с ним были довольно близки, ну, то есть, он обожал ботанику и очень уважал Вас... Наверное, это Вас заинтересует. Ещё в пору нашей дружбы я несколько раз был у него в гостях - сначала в общей спальне, и ещё потом, когда ему выделили личную комнату за успехи... Наверное, она пока не занята... Так вот, он сам сделал свой стол и устроил там потайной ящик для бумаг - его отец плотник, Вы ведь знаете? Пару раз я приходил без предупреждения в тот момент, когда он открывал или закрывал его, и он явно злился; и теперь я подумал, вдруг там есть что-то, что может помочь...
   - Как открывается ящик? - перебил Пиарт.
   - Сбоку на столешнице есть рычажок, нужно нажать на него, и ящик выдвигается. Но рычажок такой маленький и так хорошо замаскирован... Мне только сегодня пришло в голову, что приставы и даже господин Ректор могли не заметить его.
   Пиарт вздохнул.
   - Ох, Эдвин, ну Вы бы ещё дольше соображали... А вообще-то простите меня. Спасибо за ценные сведения, я лично его проверю.
   Польщённый Эдвин расцвёл, как астра осенью, поклонился и убежал на следующее занятие.

***

   Пиарт лишился покоя на целый день, думая о потайном ящике Карлиоса. Это было по меньшей мере странно - что он мог так тщательно и продуманно скрывать, в то же время не очень-то пряча механизм, открывающий ящик? Возможно, конечно, что это просто переписка с какой-нибудь влюблённой дурочкой, но, зная Карлиоса, Пиарт в этом сомневался. Так или иначе, он не привык делать выводы, не убедившись во всём самостоятельно, и поэтому после обеда отправился к общежитиям для старшекурсников.
   Находившаяся на третьем этаже комната Карлиоса, куда его безропотно впустил охранник, не представляла бы собой ничего интересного, если бы всё в ней так не дышало владельцем. На небольшом столике - аккуратно разложенные бритва, завёрнутый в бумагу кусок мыла и другие хозяйственные принадлежности, на подоконнике - рассады и самодельные деревянные статуэтки (всадник, девушка, старец с посохом - на взгляд Пиарта, всё было сделано мастерски), на книжной полке - книги по ботанике, астрономический атлас, собрание древних героических сказаний, над кроватью - недурная карта Обетованного... Пиарту тяжеловато было приглядываться ко всему этому, так что он поспешил к письменному столу. Тёмная лакированная поверхность сначала показалась ему совершенно гладкой, но, проведя рукой по столешнице сбоку, он нащупал еле заметную выпуклость, которую при других обстоятельствах принял бы за щепку или просто неровность, и надавил на неё. Тут же послышался негромкий шорох, и нижняя часть внешне цельного ящика для бумаг отодвинулась, открыв второе дно.
   Внутри лежала объёмистая кожаная папка и несколько разрозненных листков. Подавляя внезапное волнение, Пиарт собрал всё это и ушёл, собираясь тщательно изучить.
   На изучение у него ушло трое суток. По прошествии этого времени, когда был отложен последний лист и прочитана последняя строчка, Пиарт, поражённый и окрылённый своими находками, примчался к Ректору, оторвав его от диктовки письма.
   - Пожалуйста, извините, господин Ректор, - выпалил он, ощутив себя дерзким юнцом. - У меня срочное сообщение.
   - Всё в порядке, Пиарт. Вы даже запыхались, - Ректор удивлённо поправил пенсне. - Присаживайтесь. Что это у Вас?
   - Записи покойного Карлиоса аи Шегта. Вы обязаны это увидеть. Приставы всё ещё здесь?
   Ректор принял папку бережно, как величайшее сокровище, и негромко сказал писцу, что пока тот свободен. Как только они остались в кабинете одни, он с мягким укором спросил Пиарта:
   - Почему же Вы не принесли это сразу? Приставы уехали позавчера вечером. Однако это поправимо... Присаживайтесь же, и давайте по порядку.
   Пиарт сел, чувствуя, что у него глупейшим образом горит лицо и подрагивают руки. В то же время переливы голоса Ректора и его благородное худощавое лицо, к которому так шла серебристая седина, немного успокоили его.
   - Видите ли... Я не знал точно, что именно найду, и не хотел беспокоить Вас пустяками. А нашёл не только записи личного характера, но и серьёзные исследования - мальчик проявил необыкновенное рвение и хорошо покопался в нашей библиотеке, хотя я даже предположить не могу, какими были большинство его источников... Карлиос занимался вопросом... Я понимаю, это звучит безумно... Вопросом иных миров, и весьма успешно.
   - Успешно? Что Вы хотите этим сказать?
   - Он нашёл возможность проникнуть в другую реальность и из-за этого знания был убит...
   И Пиарт взахлёб пустился в долгие разъяснения.
  
   ГЛАВА V

"...слушал с некоторым нетерпением и взглядывал по временам в окно, на дальнюю дорогу"

(И.А. Гончаров "Обыкновенная история")

  
   С первого же дня ярмарки Мей утратил всякое подобие покоя и уверился, что от мыслей о походе в горы надо отказаться - по крайней мере, на время присутствия Веттона. Тот будил его даже раньше, чем Мей сам привык вставать (а значит - едва начинал брезжить рассвет), и до глубокой ночи таскал по Городу и предместьям; Мей совсем не помнил бывшего соседа таким деятельным. Веттон разговаривал с кучей людей с разных концов Обетованного, торговался, заключал сделки, обустраивал павильоны, решал что-то с рабочими, а главное - уйму всего скупал подешевле или брал бесплатно. Насколько понял Мей, он вложил приличные суммы в работу некоторых торговцев на ярмарке и поступил так не первый раз. Мея поражала его практическая сметка, непонятно откуда взявшаяся; только надменность и любовь к удовольствиям остались в нём прежними.
   Благодаря Веттону за несколько дней Мей побывал во всех трактирах Города-во-Льдах, познакомился со всеми мало-мальски влиятельными людьми, впервые в жизни прокатился в карете, увидел фейерверк и выиграл немало денег в кости. Кроме того, попробовал много чужеземных блюд и напитков (от большинства тянуло подавиться) и выслушал сотни изысканных комплиментов, которые Веттон щедро раздавал местным красоткам. Впрочем, сам он остался устойчивым к их чарам: от прекрасной леди Таисы и ещё одной девицы из Города-под-Соснами до сих пор иногда приходили гневные письма, и он пока вежливо отказывался от повторения подобного опыта. Веттон, конечно, его не понимал.
   Мей хоть и не привык к такому радостному прожиганию жизни, но не устоял перед соблазном попробовать себя в нём; бескомпромиссность Веттона и недолговечность ярмарки его подогревали. У него совершенно не оставалось времени для занятий (он не любил оставлять в покое ум и поэтому пару месяцев назад углубился в изучение языка Отражений по книгам Гэрхо), написания своей бесконечной книги или чтения - а значит, и для тягостных размышлений о том, что делать дальше. Кроме того, ярмарка принесла ему и вполне ощутимую пользу - к примеру, Веттон раздобыл для него бесплатно добротную обувь вместо его едва живой; а что лучше всего - пару редких книг.
   И всё-таки утром того дня, когда ярмарка должна была наконец сворачиваться, Мей проснулся особенно счастливым от этой мысли. Правда, счастье его слегка омрачалось жуткой болью в голове - причём не той колдовской болью, которая предвещала наплыв видений о будущем, а вполне прозаической - от непомерного количества выпитого накануне вина. Так что, когда Веттон потряс его за плечо и раздвинул занавески на окне (кстати, прекрасные занавески, расшитые серебром - глядя на них, Мей всегда ощущал жгучий стыд при мысли о том, что Веттон из-за него разоряется ещё больше, чем разорялся бы в одиночестве), у него вырвался глухой стон.
   - Доброе утро, - промурлыкал молодой лорд Ниис. - Помнится, в Долине ты вставал с петухами.
   - Помнится, в Долине я не ложился за три часа до этих петухов, - лениво огрызнулся Мей и со вздохом сел на кровати. Ноги утонули в пушистом ковре. - Сегодня конец?
   - О, сегодня только начало, - рассмеялся Веттон; он был полностью одет и теперь расхаживал по комнате, благоухая какими-то южными духами. - Надеюсь, ты не забыл, что сегодня маскарад в честь закрытия ярмарки. И потом - она заканчивается, но я-то не уезжаю... Впрочем, я не держу тебя, деревенщина. Раз тебе больше нравилось грустить об Анне в "Коне в яблоках", возвращайся туда.
   - Карнавал... - простонал Мей; это настолько добило его, что он даже спустил Веттону шпильку по поводу Анны - при других обстоятельствах это не сошло бы ему с рук. - Я забыл. Но он ведь вечером?
   - Да, но до этого весь день занят, не беспокойся. Завтракаем мы у самого градоправителя, так что одевайся.
   Покорившись судьбе, Мей поднялся и сразу заметил на своей кровати три аккуратно сложенных разноцветных свёртка.
   - Это ещё что?
   - Шёлк с островов Минши, невероятно редкая и дорогая вещь, случайно перепал мне. Забирай. Будешь дураком, если откажешься.
   - О боги, мне-то он зачем? - опешил Мей, но потом сообразил. - Хотя - спасибо, я заберу два. Отправлю матери и сестре, они обрадуются.
   - Сестра замужем? - уточнил Веттон, подчищая и без того холёные ногти.
   - Да, две дочери.
   - Эх, жаль. Должна быть хороша собой... Бери и третий, чего уж там.
   Мей в замешательстве покосился на него.
   - Спасибо на добром слове, - усмехнулся он. - А третий мне точно не нужен.
   - Жене когда-нибудь подаришь... Хотя что с тебя взять - красильщик красильщиком.
   - Жене... - невесело протянул Мей и пошёл собираться.

***

   Резиденция градоправителя оказалась достаточно скромным зданием и явно не могла сравниться с той, которую Мей помнил по Городу-на-Сини. Не очень большое строение, с двумя крыльями, из обыкновенного булыжника, выходило окнами на тихую улицу, а не на площадь, и стояло между храмом и зданием суда. Единственным элементом роскоши был стоявший у крыльца герб Города - прозрачный щит в рост человека, высеченный из горного хрусталя.
   Слуги у дверей подобострастно забрали их плащи и провели наверх, в столовую. Круглый опрятный стол был уже накрыт, и градоправитель - невысокий тщедушный человечек с глазами навыкате - ждал их. Он так засуетился, усаживая гостей, что Мею стало неловко: он вовсе не считал себя, да и Веттона тоже, такой важной персоной.
   - Очень рад Вас видеть, милорд, - откашлявшись, сказал коротышка. Мей заметил, что он, не доставая ногами до пола, ставит их на мягкую скамеечку. - Давно слышал, что Вы в наших северных краях, и мечтал увидеться. Как продвигаются дела на ярмарке?
   - Спасибо, господин Шедон, просто чудесно, - Веттон был сама любезность. - Я тоже всегда хотел побеседовать с Вами; слухи о Вашем мудром правлении дошли и до наших более тёплых краёв.
   - Ох, перестаньте! Признаться, я рад, что скоро срок моих полномочий истекает. Бремя власти - это, знаете ли, тяжкое бремя, и моё здоровье не так подводило меня, когда... Спасибо, Мелли, достаточно, - обратился он к служанке, которая поливала мёдом его овсянку. - Не так подводило меня, когда я был простым писцом, а после секретарём... Но это всё стариковские бредни, простите меня. Однако же Вы не представили мне своего спутника.
   - Прошу прощения, ужасная оплошность, - спохватился Веттон и пнул Мея под столом; видимо, его возмущало, что тот сам о себе не напомнил. - Это Меидир аи Онир из Города-на-Сини.
   - Как? Неужели? - преувеличенно ахнул градоправитель и расплылся в улыбке, а потом протянул Мею крохотную сухую ладонь. - Рад, очень рад!.. Я наслышан о Вас. Сам знаменитый прорицатель в наших стенах - какая честь!.. Надеюсь, Вы не посетуете на такой скромный приём? Мы на севере, знаете ли, не изысканных нравов... Да и к тому же мне, старику, уже трудно, простите за грубость, жевать.
   - Что Вы. Я очень благодарен за гостеприимство, - Мей сдержанно ответил на рукопожатие; ему стало ещё больше не по себе. Его не очень-то восхищало то, что его Дар приобрёл такую широкую известность.
   - Не хотите ли отведать куропатку? Или, может, нашего имбирного печенья? Рецепт хвалят по всему миру, знаете ли.
   - Спасибо, но...
   - Конечно же, мы не откажемся, - расплылся в улыбке Веттон, снова, и ещё более увесисто, пнув Мея под столом. Градоправитель радостно закивал и велел принести ещё еды.
   - Это большая удача, господин Онир, что Вы прибыли в наши края, прямо судьба. Должен сказать, что сегодня ночью мне пришло письмо от Ректора Академии за Рекой Забвения.
   - Из самой Академии? - заинтересовался Мей. Это было ещё одно место, которое он давно мечтал посетить, но не решался заявиться туда просто так. Поистине легендарное место, оплот знаний и науки всего Обетованного, а вдобавок к этому - центр земель, где родился общий язык. Гэрхо рассказывал, что Академии принадлежит ещё и величайшая в Обетованном библиотека, занимающая целую башню.
   - Да, но письмо, к сожалению, печальное. Не так давно у них случилось несчастье - погиб талантливый студент, причём довольно загадочно... Насколько я понял, его убили.
   - Убили прямо в Академии? - даже Веттон, который до сих пор явно слушал вполуха, оторвался от завтрака. - Просто неслыханно.
   Сморщенное лицо градоправителя сделалось ещё грустнее.
   - Увы. Как пишет Ректор, перерезали горло в бане. Средь бела дня - такое злодейство... Куда только катится мир, господа!.. Однако суть не в этом. Ректор написал именно не только по старой дружбе, которой я, к слову, чрезвычайно горжусь, но и потому, что, по его словам, имеет сведения о том, что в моём Городе сейчас находится человек, - он зачем-то понизил голос, - человек с Даром. Ну, Вы понимаете - тот, кто прошёл обучение в Долине... Вы знаете какой. Надо полагать, он имел в виду Вас, милорд, так как господин Онир, насколько я могу судить, путешествует инкогнито...
   - Извините, но как это связано с убийством? - спросил Мей. Он сам бы не смог сказать, почему, но эта история глубоко взволновала его.
   - Думаю, в деле замешана магия, - голос градоправителя окончательно сбился на шёпот. - Ректору нужен волшебник, чтобы разобраться в записях покойного. Видимо, проблема крайне серьёзная, раз он ищет хоть какого-нибудь мага в такой спешке... Я не рискую вмешиваться, но, господин Онир, если только Ваша занятость позволит Вам... Не хочу показаться навязчивым, но Ваше присутствие просто неоценимо...
   - Всё в порядке, - Мей поспешил остановить новый поток извинений. - Разумеется, я поеду в Академию.

***

   Ближе к вечеру головная боль не прошла, а, напротив, усилилась. В ней появились новые нотки, и Мей слишком хорошо знал, что они значат. Впрочем, терять ему было нечего - завтра ему предстояло уехать отсюда, и на душе полегчало. Он чувствовал, что его ждёт наконец-то настоящее дело в месте, где он действительно нужен; именно этого осознания ему давно не хватало.
   Однако Веттон всё же вытащил его на пресловутый маскарад. Уже почти стемнело, и Город плавал в мягких сумерках, когда наёмная коляска подвезла их к центральной ярмарочной площади. Их сразу обступили калеки и дети, просящие милостыню; Веттон не глядя швырнул им горсть монет. Мей не захватил кошелька.
   Здесь была целая толпа, причём разных мастей и званий; Мей никогда не видел такой причудливой смеси народного гулянья и бала для аристократов. Маскарад - место, доступное всем и открывающее всем равные возможности. Отовсюду доносились музыка, смех и разговоры; прилавки в последний раз за этот год нагрузились всевозможным товаром. Мимо них прошёл богато одетый мужчина под руку с надушенной дамой (оба в масках с клювами), а невдалеке пьяная чернь гоготала над неуклюже подпрыгивающим медведем с кольцом в носу. Вокруг глотателей огня и фокусников с обязательными голубями и лентами тоже образовались порядочные сборища.
   - Пошли туда, - Веттон указал рукой на небольшой фургон на другом конце площади. - Один мой знакомый торгует древностями. Уверен, кое-что тебя заинтересует.
   - Уж лучше к раздаче калачей, - вздохнул Мей, потирая костяшкой пальца то место на лбу, которое осталось свободным от простой чёрной маски. - Я безумно голоден.
   - Ну вот ещё, - возмутился Веттон. - Тебе доступны лучшие деликатесы Обетованного, а ты заришься на калачи... Деревенщиной родился и умрёшь.
   - По крайней мере, они не поддельные, как большинство этих древностей... Ладно, пошли, - передвижение могло отвлечь от боли в голове и усилить его распыляющееся внимание.
   Пока они проходили через площадь, боль усилилась, став почти непереносимой. Веттон шёл рядом и продолжал разглагольствовать о чём-то, но Мей уже не слышал его; он запоздало подумал, что хорошо было бы предупредить его о предстоящем обмороке, и уже собрался это сделать, как вдруг его окликнули.
   - Тебя зовут, - Веттон остановился, изумлённо оглядываясь. - Ты слышал? Голос женский.
   - И правда, милорд, - ответила ему женщина в роскошном чёрном платье, выскользнув из тени. На ней была маска кошки, но этот голос Мей узнал запросто, и не видя лица. - Мы даже пару раз встречались.
   - Леди Таиса, - с плохо скрываемой досадой произнёс он, кланяясь.
   - Для Вас теперь - леди Ронала, господин Онир, - она протянула ему белую костистую руку для поцелуя.
   - Я восхищён, миледи, - сказал Веттон, с куда большей галантностью целуя ей руку. - Какими судьбами Вы в Городе-во-Льдах?
   - Это совершенно не важно, - Мей мог бы поклясться, что в прорези маски она неотрывно смотрит на него. Его охватила тоска: она опять пришла в чёрном... Никто на свете не мог догадаться, что в чёрном она особенно напоминала ему Анну. Эта мысль была больнее, чем невидимые тиски, сдавливающие череп. - Я рада встрече с Вами, господин Онир. Прошу Вас, верните мне мои письма - скоро я выхожу замуж, и мне бы не хотелось...
   - Я сжёг их... миледи... - успел выдавить Мей, прежде чем провалиться в гулкую темноту.
   Кровь на ступеньках трона... Мужчина в золотом свечении, распростёртый на полу... Дом, охваченный пламенем...
   Маленькая девочка, задыхаясь, бежит через поле, а к ней тянутся окровавленные пальцы...
   Ей не спастись.
   Мей пришёл в себя, откашливаясь и сидя на земле; его поддерживал Веттон. В этот раз видения сменяли друг друга так быстро, что он почти ничего не разобрал. Абсолютная сумятица.
   - Веттон, я поеду в "Плющ", - сказал он, отдышавшись. - Мне надо записать это. Срочно.
  
   ГЛАВА VI

"Дочери мужа найти, о мой сын, не стремись средь латинян,

С тем, кто избран тобой, не справляй задуманной свадьбы..."

(Вергилий "Энеида", VII, 96-97. Пер. С. Ошерова)

   Мону Гватхе всегда нравились знаменитые сады в Альдараке, ярусами спускавшиеся к Великой реке. Прадед ныне царствующего рагнара разбил их в честь своей любимой наложницы, прекрасной рабыни, имя которой не сохранили в летописях - наверное, потому, что законная супруга того рагнара не была увенчана такой посмертной славой.
   Мон Гватха пришёл сюда по просьбе рагнара после лёгкой утренней трапезы. В Альдарак, в пределах которого пока пребывал рагнар с семьёй и двором, Гватха прибыл только вчера утром: его вызвали сразу по нескольким срочным делам, и весь предыдущий день прошёл в заседаниях Совета с редкими и недолгими перерывами. Сам рагнар на Совете не присутствовал; мон Гватха не знал точно, но предполагал, что занимала его охота или белокурая рабыня-северянка. Следуя в этом вопросе примеру прославленного предка, рагнар почти всегда держал свою жену взаперти и относился к ней довольно-таки холодно, имея от неё единственного сына, мальчика тринадцати лет. Он был властителем Рагнарата, повелителем неба и земли, подвластным только духам да тем тайным силам, к которым и сам мон Гватха по праву крови был причастен и о которых предпочитал не думать. Его род не прерывался, теряясь в глубине времён вплоть до трёх тысячелетий; одним движением пальца он мог даровать жизнь или смерть, и ни один его поступок не подлежал обсуждению. Но в то же время рагнар был человеком с обычными человеческими слабостями, добрым и неглупым, но ограниченным и жадным до удовольствий, статным мужчиной с приятным голосом, на десяток лет моложе мона Гватхи. Знатные придворные моны, облечённые властью, и особенно Владетели, собственным рождением связанные узами с соками земли необъятного Рагнарата, усваивали это противоречие чуть ли не с молоком матерей и привыкали жить с ним.
   Теперь мон Гватха неспешно прогуливался по узким, посыпанным песком дорожкам, дыша омытым дождём воздухом (сезон суши наконец-то близился к концу) и глядя, как вьющиеся растения жадно впиваются в блоки из желтоватого песчаника и мраморные колонны. Над головой шелестели стройные кипарисы, лавры, пальмы и даже несколько царственных кедров - все они пустили корни в специальных громадных кадках. Крошечные попугаи и краснохвостки, любимицы рагнара, с чириканьем носились по воздуху; мон Гватха задумался, сколько требуется рабов, чтобы их кормить, да и вообще - чтобы содержать всё это великолепие. Должно быть, безумно затратно.
   Этот ярус садов утопал в кустах жасмина; его тонкий и вкрадчивый аромат напоминал о Рее, наполняя сердце мона Гватхи старой горечью. Он любил свою жену, несмотря на то, что их обручение состоялось, когда она ещё не родилась, а сам он только начал ходить. Он полюбил Рею после брака, найдя новую радость в трепетной заботе и дружбе с ней; первые годы их союза стали лучшими в его жизни. У них долго не было детей, и они вместе молились духам Маантраша, которые вскоре откликнулись на их просьбы и послали им Ниэре, а ещё позже - Танара. Впрочем, Танара потом так же легко отняли, прихватив и его мать. Мон Гватха любил жену - но не то, чем она теперь стала. Он не мог заставить себя относиться к этому существу - то находящемуся в ребяческом забвении, то бьющемуся в судорогах внезапной ярости - как-то иначе, кроме как с жалостью и отвращением.
   После того двойного горя его единственным сокровищем осталась Ниэре - безгранично любимая и так похожая на Рею, но странная и взбалмошная девочка. Своими выходками она нередко доводила мона Гватху, от природы мягкого и миролюбивого человека, до открытого гнева, но он ни разу не осмелился поднять на неё руку или поручить кому-то это сделать. Он никогда не знал, чего от неё ожидать, а её не по-детски серьёзные, но совершенно безумные по сути рассуждения ставили его в тупик: все свои слова и поступки, даже самые неподобающие, она всегда могла обосновать чётко и логически, как смогут не все старые мудрецы, но эта логика оставалась недоступной мону Гватхе. Она могла кого угодно вывести из себя своим непослушанием, мгновенными сменами настроения, болтливостью или показным равнодушием, неопрятностью, дикими мнениями о самых простых и общепринятых вещах. А ещё гордостью: мон Гватха, кажется, ни в ком не встречал такой независимости и такого самомнения, как в этом худеньком, недавно расцветшем подростке. Всё это было, конечно, совершенно лишним в девушке, тем более - наследнице Маантраша. И, тем не менее, она оставалась единственной и ненаглядной дочерью мона Гватхи, его отрадой и надеждой, эхом его юности. И сейчас он предпочёл бы озаботиться предстоящей свадьбой этого эха, а не государственными делами.
   По дорожке навстречу мону Гватхе шагал высокий, широкоплечий человек в тёмном одеянии; он легко узнал его. Они поравнялись и раскланялись.
   - Мон Гватха.
   - Мон Бенедикт.
   Бенедикт был одним из главных перлов и одновременно главных загадок двора. Давно, лет двадцать назад, будучи тогда молодым ещё мужчиной, он появился у ступенек трона бывшего рагнара буквально из ниоткуда: никто не знал, откуда он родом и каково его настоящее имя (мон Гватха не сомневался, что Бенедиктом он назвался просто так; трудно было представить более нелепое слово). По его словам, он родился свободным, но какое-то время оставался при одном из Владетелей в качестве простого раба-слуги. От этого жалкого положения он сумел подняться до места в Совете Рагнарата, приобрести громадное влияние на рагнара, а ещё прославиться необыкновенным умом, дипломатичностью и, как ни странно, безукоризненной честностью. Сейчас он, кроме прочих своих дел, учил сына рагнара; мон Гватха был уверен, что для него невозможно было бы найти лучшего наставника. Он всегда относился к Бенедикту с искренним уважением и отдал бы Нери ему, если бы не его тёмное происхождение и напрочь закрытый, почти жреческий образ жизни.
   - Я думал, сам повелитель придёт поговорить со мной. Он сказал, что дело чрезвычайной важности и требует обсуждения с глазу на глаз.
   - Так и есть, - кивнул Бенедикт. В его речи никогда не ощущалось следов северного акцента, хотя внешность явно была внешностью северянина: светлые волосы, в которых почти невозможно заметить проседь, и серые глаза. - Но рагнар не смог прийти и поручил дело мне. Речь о кентаврах, конечно.
   - Кентавры... - протянул мон Гватха; они пошли рядом. - Неужели на границе опять неспокойно? На Совете я не слышал ни слова об этом.
   - И правильно - пока это в строгой тайне. Моны слишком хорошо помнят события десятилетней давности и слишком злы на кентавров. Они только ждут повода, чтобы развязать войну, поэтому я отговорил рагнара от обнародования переговоров.
   - Ты думаешь, что войны можно избежать? - усомнился мон Гватха. - Каким же образом?
   - Рагнарат мог бы пойти на уступки. Например, в отношении земель между озером Кенд и Заповедным лесом. У кентавров есть все основания считать их своими.
   Мон Гватха некоторое время обдумывал эту мысль. Нет, чистой воды безумие. Даже странно слышать такое от разумного и довольно расчётливого Бенедикта.
   - Там слишком много наших поселений, часть земель распахана. И даже если бы это было не так, рагнар бы никогда не одобрил это. Это ущемляет гордость Рагнарата.
   - Я знаю, - Бенедикт вздохнул. - Потому мне и нужна помощь такого умного человека, как ты.
   - Помощь в чём? Хочешь, чтобы я убедил рагнара не вступать в войну? - мон Гватха усмехнулся, едва удержавшись от приступа хохота. - Видишь ли, Бенедикт, я уже немолод, но не могу позволить себе умереть. Ты предлагаешь мне бросить Маантраш на плечи шестнадцатилетней девочки?
   - Кто знает - может быть, ты возродишься в будущем управителе земель, - скупо улыбнулся Бенедикт; на щеках и в уголках глаз у него собрались морщинки, выдававшие возраст. - А если серьёзно - ты ведь знаешь, сколько ты значишь для рагнара и всего Совета; твоё слово - слово одного из первых Владетелей. Если бы ты поддержал мои взгляды, вместе мы доказали бы их. Хотя ты, разумеется, вправе отказаться и делать с этим всё, что тебе заблагорассудится. Я и так рискую головой, доверяя тебе эти сведения... Мон Гватха, мы не можем воевать с кентаврами. Ты знаешь, какой разброд в наших войсках. Конечно, в широком смысле Рагнарату ничего не угрожает, но они опять разорят северо-запад, который едва оправился от прошлого раза. Пострадают невинные люди. Этого нельзя допускать.
   - Хорошо, я поговорю с рагнаром, - сдался мон Гватха, - но обещать ничего не могу... Надо полагать, ты уже начал действовать.
   - Да, сегодня утром к ним отправлено ещё одно посольство с новым вариантом договора - и возможностью исправления. Тебе придётся дождаться здесь результатов, если ты собираешься повлиять на ситуацию.
   - Дождаться результатов? - мон Гватха остановился и снизу вверх недовольно посмотрел в невозмутимое лицо Бенедикта. - Через двенадцать дней свадьба моей дочери, и вряд ли ты не слышал об этом. Я не могу остаться надолго. Только не сейчас.
   Они как раз подошли к небольшому фонтану в форме цапли, одного из воплощений духа Гвейи. Тихое журчание перекликалось с далёким шумом Великой реки, которая делала излучину за холмами, видневшимися в стороне от исполинской башни-сада.
   - Мне жаль, но я действительно не слышал, - сказал Бенедикт, рассеянно дотронувшись до воды в фонтанчике кончиками пальцев. - Свадьбу можно перенести.
   - Это не так просто сделать - мон Кнеша, знаешь ли, не пахарь или цирюльник...
   - Мон Кнеша? - моментально изменившимся тоном переспросил Бенедикт. - Ты выдаёшь дочь за мона Кнешу?
   - Не трудись, мне известно, что ты его ненавидишь, - отмахнулся мон Гватха, - причём для этого нет никаких причин. Всё решено, и они уже помолвлены.
   - А я и не собираюсь ничего говорить. Это твой выбор, Гватха, - впервые, кажется, Бенедикт не прибавил к его имени статус. - Однако ты ошибаешься дважды - я не ненавижу его, но со всей ответственностью заявляю тебе и ещё кому угодно, что мон Кнеша - последний негодяй и не принесёт твоей дочери ничего, кроме горя.
   - Ну, об этом уж позволь судить мне, - вспыхнул мон Гватха. Он всегда считался с мнением Бенедикта, но в этом вопросе он, на его взгляд, давно не отличался беспристрастностью. - Он достойнейший человек - умный, прямой, обходительный...
   - Прибавь: лживый, как торговка.
   - Сдерживай себя, когда говоришь о моём зяте... Прекрасно зарекомендовавший себя перед рагнаром, перед двором, передо мной... Храбрый, но осторожный. К тому же поэт и художник с прекрасным образованием и вкусом. Конечно, он не равен Нери по рождению, но на свете вообще не так много тех, кто с ней в этом сравнится - говорю не хвалясь...
   - Ладно, мон Гватха, не будем продолжать этот разговор, - взмолился Бенедикт, примиряюще воздевая руки. - Просто он искусно задурил тебе голову, как и всем другим. Главное, чтобы того же не случилось с твоей Нери. Она ещё так молода.
   - Это верно, - вздохнул мон Гватха. - Я боюсь за неё - конечно, боюсь. Мне тревожно, как перед бурей. Не тревожь меня ещё больше.

***

   На верхнем этаже дома, как всегда, было темно, так что Нери поднялась туда со свечой. Старые половицы поскрипывали под её шагами, а тени на стенах напоминали о страшных сказках, которые она всегда любила слушать. Она прошла через длинный ряд пустующих комнат и добралась наконец до последней; везде стояла гнетущая тишина.
   Этот проём, единственный внутри постройки, был закрыт крепкой дубовой дверью. Нери осторожно толкнула её, и ей навстречу из полумрака выскользнула Фасхи, молодая ещё рабыня, которая могла бы считаться красивой, если бы не оспа, когда-то изуродовавшая её лицо. Она поклонилась и приложила палец к губам.
   - Спит?
   - Только что уснула. Боюсь, у неё сегодня жар, - Фасхи отступила, пропуская её. - Ты с гостинцем, мона Ниэре?
   - Что? Ах да, - Нери почему-то разволновалась и только что вспомнила о блюде с апельсинами, которое держала в другой руке. - Поставь возле неё.
   В глубине комнаты на вышитых золотом покрывалах лежала мона Рея из Маантраша. Её тяжёлые косы расплелись и сбились в спутанную тёмную массу, испарина выступила на бледном лбу, а щёки покрывал лихорадочный румянец. Потрескавшиеся губы беззвучно шевелились, как если бы она молилась во сне. Нери осторожно присела возле покрывал и отсюда заметила, что глаза матери приоткрыты и из-под полоски подрагивающих ресниц виднеются белые глазные яблоки. Ей стало не по себе.
   - Как ты думаешь, ей не принести воды? - шёпотом спросила она у Фасхи.
   - Думаю, не стоит будить её сейчас, хозяйка.
   Нери кивнула и некоторое время просто сидела рядом, осматривая комнату. Сколько она помнила, здесь всегда находились только вещи первой необходимости и - сердце в который раз сжалось - моток верёвки, припрятанный под софой. Слава духам, ему давно уже не находилось применения.
   Вдоль стен были приколочены полки, на которых рабы расставляли подарки от Нери - она приносила их на все праздники, да и просто так. Детские рисунки на обрывках пергамента, птичьи перья, засушенные цветы и необычной формы ветки, всевозможные ракушки и камешки, гребни, зеркала, ларчики для украшений... Челядь с большой заботой ухаживала за этими безделушками, но той, кому они предназначались, до них не было дела.
   Не выдержав, Нери пододвинулась ближе и нежно дотронулась рукой до материнского лба. Горячий, такой горячий. Сходить на кухню - попросить, чтобы приготовили жаропонижающий отвар? Она уже собиралась исполнить своё намерение, когда её запястье вдруг сжали неожиданно сильные пальцы. Нери невольно ахнула от боли. Мать широко распахнула глаза и смотрела будто сквозь неё.
   - Здравствуй, матушка, - Нери нерешительно улыбнулась. - Вот... Пришла повидать тебя.
   Рея помолчала, а потом нахмурилась и резко отбросила её руку.
   - Грязь касалась твоей плоти. Уходи!
   - Грязь? - беспомощно переспросила Нери. - Что ты, мама. Я только что из бани.
   - Мона Ниэре... - встревожено вмешалась рабыня, стоявшая поодаль.
   - Оставь нас, Фасхи.
   Она почтительно поклонилась и вышла. Во взгляде матери по-прежнему читалась настороженная враждебность. Нери пыталась совладать с собой.
   - Посмотри, что я принесла. Они такие сочные, и пахнут чудесно. Как ты любишь.
   Но Рея даже не посмотрела на апельсины, лишь несколько раз обвела глазами дочь, а потом улыбнулась - широко, почти до оскала. На фоне дикого блеска в глазах улыбка выглядела жутко.
   - Так много грязи. Как на той реке, - (естественно, река появлялась в её речах очень часто, и такие разговоры ни в коем случае нельзя было поддерживать - они заканчивались рыданиями и мучительными припадками). - Ты вся в грязи. Оставь меня, блудница! Какой стыд...
   И она закрыла лицо руками, дёрнувшись зачем-то в сторону.
   Блудница? Стыд? Иногда, особенно в лихорадке, мать говорила ей грубости, но такое Нери слышала впервые. Она сглотнула, стараясь прогнать противное ощущение кома в горле. "Мне не обидно. Это моя мать, и она больна; она не помнит меня, она не знает, что говорит".
   Но убедить себя в этом стало почти невозможно, когда Рея потянулась к ней с поднятой рукой, видимо намереваясь ударить по лицу. Нери вскрикнула и вскочила.
   - За что, мама? - она невольно повысила голос, но быстро взяла себя в руки. - Я чиста, я не блудница, и стыдиться тебе нечего. Я твоя Нери. Я скоро выхожу замуж.
   Нери не надеялась, что матушка это запомнит, однако гневное выражение её лица внезапно сменилось мягким и жалостливым. Густые, красиво изогнутые брови сдвинулись к переносице, и между ними собрались складки; она сложила руки в умоляющем жесте.
   - Замуж? Не надо. Прошу тебя. Нет, нет, только не замуж.
   - Почему? - спросила Нери, отступив на шаг. Её всё больше охватывал страх.
   - Тихо, - Рея приложила палец к губам и подмигнула. - Тише, не то он услышит. Я вижу огонь - столько огня и крови... Нет-нет, не выходи замуж. Омой тело и одежду. Не выходи замуж.
   - Кто он? - Нери с досадой услышала, как дрожит её голос. - О ком ты, матушка? Отца нет дома, он уехал к рагнару в Альдарак...
   - Твой муж, конечно, дурочка, - прошептала Рея и, схватив один из ароматных оранжевых шаров, принялась раздирать его кожуру.
  
   ГЛАВА VII

"Дерзкий! Умри за сие пагубное любопытство! - Мечи застучали надо мною, удары сыпались на грудь мою..."

(Н.М. Карамзин "Остров Борнгольм")

   Пиарт никогда не доверял всему, что связано с магией, ведьмами, волшебниками, ритуалами и прочими несуразицами в этом духе. Однако Ректор довольно быстро уговорил его не вызывать обратно приставов из Меертона ("От них всё равно никакого проку - Вы ведь сами убедились, разве не так?"), а обратиться к человеку, обладающему Даром; он вообще прекрасно умел уговаривать.
   - Почему тогда сразу не к Отражениям? - мрачно спросил Пиарт, выслушав доводы Ректоры.
   - Отражения - это чересчур, согласен, - отозвался Ректор, по-видимому взволнованный открытием Пиарта гораздо меньше его самого и почти безмятежный, - а вот кое-кто из их учеников нам не помешает... Ступайте, профессор, Вы помогли Академии и мне лично. А сейчас, мне кажется, Вам требуется отдых - Вы слишком возбуждены.
   И это было правдой. Эта находка настолько потрясла Пиарта, что он вовсе не хотел доверять её какому-нибудь чернокнижнику и тем более не понимал, почему в таком случае не рассказать об этом ограниченному кругу доверенных лиц внутри Академии. Но нет же, Ректор настоял на сохранении этих сведений в строжайшей тайне. Пиарту оставалось только вздохнуть и смириться - кажется, свою долю в поиски преступника он уже вложил, а дальше ему следовало отступиться.
   Но отступаться было выше его сил, и вскоре он это понял. Его встревожила и взбудоражила вся эта история - он словно помолодел сразу лет на десять-пятнадцать. Изучив записи Карлиоса, Пиарт увидел, как укреплялся и становился всё более серьёзным интерес юноши к этой сфере знаний, многим казавшейся просто сказкой; сам он давно не мог похвастаться такой научной смелостью. Карлиос прекрасно изучил историю вопроса, подробно законспектировав множество трудов - по большей части достаточно древних; по крайней мере, все они принадлежали ещё временам королевств. Львиную долю всего написанного по этому поводу можно было назвать разве что нелепыми домыслами и фантазиями (причём, судя по пометкам Карлиоса, он был согласен в этом с Пиартом), но кое-что определённо заслуживало внимания. Например, знаменитый учёный Тоддиар аи Зентен, прославившийся открытиями в области астрономии, механики и оптики, написал целый трактат по теории иных миров с точки зрения физики, где довольно убедительно обосновывал их существование - даже для скептически настроенного Пиарта.
   Естественно, из предположения о существовании других реальностей вытекал вопрос о том, что они могут из себя представлять и как попасть туда. И каких только безумных догадок на этот счёт не строилось!.. Создание специальных механизмов, магические ритуалы и жертвоприношения, искусственные крылья, огромные подводные корабли... Чертежи, расчёты и инструкции обычно прилагались, но пара каких-нибудь мелочей всегда разрушала вдохновляющую картину и делала её невозможной. У Пиарта от всего этого захватывало дух, и он чувствовал, как здравомыслие, которое он старательно в себе пестовал, потихоньку рушится под напором чего-то юного и томительно-сладостного, давно утраченного, сквозившего в каждой строчке этих бумаг.
   Изучив пути, предлагавшиеся другими, Карлиос, по-видимому, решил найти собственный. Эта часть его заметок носила гораздо более обрывочный и загадочный характер и очень напоминала дневник, значительную часть которого занимало повторение слов "Неудача" и "Не получится". Сохранились явно не все листы, так что Пиарт не смог понять, в чём именно состояли его опыты и добился ли он в итоге чего-нибудь. Но одна из бумаг, написанная другим почерком, давала хотя бы частичный ответ на главный вопрос. Это была короткая записка, измятая и выглядевшая так, будто её нацарапали в спешке:
   Господин Шегт, мне известно, чем Вы занимаетесь, и я думаю, что нам обоим было бы полезно встретиться. Так же, как Вы, я боюсь огласки своих изысканий - попав в дурные руки, они могут наделать больших бед - и поэтому не подписываюсь. Предлагаю увидеться завтра, во второй бане, во время утренних занятий - там как раз никого не будет, и нам не смогут помешать. Если Вы мне не верите, возможно, вас убедит это: скорее всего, я нашёл четвёртый компонент.
   Яснее ясного было, что письмо пришло от убийцы или от того, кто его подослал; подлый и умный ход. Но кто именно написал его? Откуда он узнал о том, чем занимается Карлиос? Почему ему была так уже необходима его смерть? И, наконец, что ещё за "четвёртый компонент", ни одного упоминания о котором Пиарт у Карлиоса не встретил? В общем, вопросов стало только больше, и, решившись помочь, Пиарт понял, что даже в ботанике увяз, пожалуй, не так прочно, как в этом деле. Он выяснил, что совершенно не знал Карлиоса и даже недооценивал его, почти гениального в своей безрассудной смелости и поразительном трудолюбии. В его годы Пиарт таким не был. Бедняга Карлиос.

***

   - Профессор, скоро закрываюсь.
   - Да-да, извините, Рефин.
   Дряхлый Рефин с вытянутым желтоватым лицом и гноящимися глазами служил библиотекарем в Академии ещё в ту пору, когда Пиарт учился, да и немудрено - эта должность была пожизненной. Он и тогда точно так же не выставлял за дверь засидевшихся до ночи студентов, на что имел полное право, а только мягко напоминал им о том, что пора бы заканчивать. Наибольшее количество напоминаний равнялось пяти, после чего лампы просто тушились, помещение закрывалось, и нерадивый юнец, не успевший подготовиться вовремя, оставался внутри ждать рассвета. Преподаватели, разумеется, в такие ситуации не попадали, а если и попадали, то ночёвка среди стеллажей им явно не грозила.
   В этот вечер Пиарт засиделся над ещё парочкой книг из "списка Карлиоса", как он его про себя называл, причём настолько заинтересовался, что совершенно забыл о времени. Он устроился в удобном кресле с бордовой обивкой, разложив перед собой книги и выдержки из записей покойного (бумаги, конечно, после его донесения забрал Ректор, но Пиарт предусмотрительно выписал наиболее интригующие места). Книги были из подземного хранилища - редкие, потрёпанные издания. Рефин шаркал вдоль стен, тяжело дыша и задувая одну за другой масляные лампы; в остальном стояла тишина, а за высокими окнами была непроглядная темень.
   Пиарт откинулся на спинку кресла, потирая зудевшие глаза, и как раз подумал, что пора и честь знать, когда прямо над ним раздался очень знакомый голос:
   - Что-то Вы зачастили сюда в последние дни, профессор. Даже странно.
   Пиарт сначала замер от неожиданности, а потом удивление сменилось злостью. Голос был приятным, даже слишком, но он давно научился не поддаваться его обаянию. Он заставил себя поднять голову; возле стола стоял Вораго, одетый не в мантию Академии, а в мирской костюм с изысканной небрежностью какого-нибудь городского щёголя. В тусклом свете черты его лица, в юношестве изящные и даже нежные, казались ещё более чёткими и жестковатыми, а взгляд - не менее цепким, чем прежде.
   - Добрый вечер. Чем могу быть полезен?
   - О, ещё и отвечаете мне. Действительно, что-то переменилось в мире.
   Пиарт скрипнул зубами и принялся сосредоточенно складывать записи в папку.
   - Так чем могу служить? Час поздний, я уже ухожу.
   - Служить? - Пиарт не увидел, но почувствовал, что Вораго улыбнулся. - Нет, у Вас это никогда не получалось - слишком много гордыни. Сколько лет мы не разговаривали на этот раз? Два года, три?
   - Вас мучает бессонница, и Вы решили об этом побеседовать? - Пиарт затянул узел на свитке так, что чуть не оторвал кусок тесьмы.
   - По-моему, она мучает Вас, - Вораго кивнул на Рефина, который уже приближался к ним в своём сосредоточенном путешествии. - Вот верный знак, что человеку не спится... И даже не ботаникой Вы заняты, как я погляжу.
   Пиарт спохватился: конечно же, он уже что-то заметил... Он поспешно закрыл верхнюю книгу и пододвинул всё к себе. И вдруг похолодел: а что, если Вораго связан с?.. Ведь такое вполне возможно. И даже весьма вероятно. Проклятье. С этим человеком он всегда был недостаточно бдителен. Но всё изменилось. Должно было измениться - ведь столько лет прошло с тех пор, как они были друзьями. После первого, самого страшного предательства Вораго они ещё каким-то чудом помирились, но потом Пиарт получал по своим иллюзиям снова, и снова, и снова - пока наконец прилюдно не дал Вораго пощёчину. Он жаждал драки, а ещё больше - поединка, хотя драться толком никогда не умел. Однако Вораго только взглянул на него серьёзно и надменно, повернулся и вышел. А Пиарт остался стоять, как круглый дурак, задыхаясь от гнева и боли. Преподаватели не одобрили его поступка; даже один из его коллег, тоже изучавший ботанику и всегда благожелательно к нему настроенный, шепнул, проходя мимо: "Право же, Пиарт, это чересчур. Не знаю, что он Вам сделал, но ведёте Вы себя, как брошенная невеста". Пиарт сам не понял, как не убил кого-нибудь в тот день. Наверное, спасло природное отвращение к насилию.
   - Это Вас не касается, - твёрдо ответил он и поднялся.
   - Не спорю. Но, помнится, Вы всегда уверяли, что лучше проведёте неделю в своих теплицах или на грядках, чем два часа в библиотеке.
   "Зачем? Зачем показывать, сколько он знает обо мне?.. Низкий, грязный человек".
   - Мне известно Ваше отношение к ботанике. Только графиками и формулами тоже не всё объяснишь, - он хотел идти, но ноги будто приросли к полу. Вораго непринуждённо облокотился о стол; сверкнуло серебряное шитьё на его рукаве. Пиарт задался вопросом о том, куда это он собрался на ночь глядя. А впрочем, какая разница.
   - И всё же в числах есть поразительная гармония, что бы Вы ни говорили. Они превращают беспорядок в стройность, почти в музыку.
   - В таком случае у меня нет слуха.
   - Это точно. С математикой у Вас всегда было туго.
   - Что Вам нужно, Вораго? - решился наконец Пиарт. - Я знаю, Вы бы не подошли ко мне просто так.
   - Откуда такая уверенность? Может быть, у меня всего лишь появился порыв поговорить.
   - Скорее порыв в очередной раз поиздеваться надо мной... Спокойной ночи, - Пиарт взял папку с записями под мышку, сложил книги и свиток на стоявшую тут же библиотечную тележку и зашагал к выходу.
   - Стойте, Пиарт! - окликнул его Вораго. Он остановился, вздохнул и оглянулся.
   - Да?
   - Вы правы, у меня к Вам дело, - Вораго по-кошачьи бесшумно приблизился, запустил руку в карман и вынул оттуда свёрнутый вчетверо лист. Пиарт осторожно принял его.
   - Что это?
   - Думаю, это поможет Вам в том, чем Вы сейчас занимаетесь.
   Пиарт ещё сильнее напрягся и развернул лист. Перед ним была карта, явно изображавшая окрестности Академии. Четыре места на ней отмечали жирные кресты.
   - Ничего не понимаю. О чём Вы говорите?
   - Об убийстве молодого Шегта. Незадолго до смерти он отдал это мне на хранение. Кажется, сейчас она Вам нужнее.
   - Отдал Вам?.. - Пиарт задохнулся от возмущения и совершенно запутался. - Значит, он посвящал Вас в... То есть Вы знали, что... И с чего Вы взяли, что я...
   Вораго тихо засмеялся.
   - Полагаю, скоро Вы и сами во всём разберётесь, но будьте осторожны - по-моему, Вы ввязались в кое-что опасное... А теперь, боюсь, мне пора. Одна молодая особа в Меертоне уже считает секунды.
  
   ГЛАВА VIII

"Пределом это кажется для тех,

Кто к горю не привык. Но кто привычен,

Теряет счёт страданьям и идёт

Сквозь испытанья до конца и края..."

(У. Шекспир "Король Лир". Пер Б. Пастернака)

  
   Весть о смерти рагнара облетела страну мгновенно - как чума облетает город, как дурманящий запах хмеля наполняет улицу. От выжженных Глазами Неба пустынь на юге до непроходимых лесов на севере, от скалистых Зубов на западе до беспредельного моря на востоке Рагнарат всколыхнулся. Знатные моны, богатые стахи, ведавшие торговлей, эги, возделывавшие землю, велги, ловившие рыбу в реках и по берегам островов, - все обратили взгляды к Альдараку, одному из личных владений рагнара и его семьи. Сказать, что случилось это неожиданно, - значит ничего не сказать, и всё же разговоры об убийстве если и велись, то в исключительных случаях и шёпотом: покуситься на жизнь повелителя вселенной, каждая капля крови которого священна, - на такое может пойти разве что проклятый духами человек, обречённый возродиться в чудовище из мира мёртвых. Испокон веков рагнары умирали достойно (или, по крайней мере, так представлялись их смерти народу Рагнарата, которого становилось всё больше со сменяющими друг друга веками, по мере того как Рагнарат поглощал близлежащие земли) - на поле брани или на одре болезни, окружённые лучшими целителями и семьёй. Смерть этого рагнара во цвете лет стремились отнести ко второму варианту, но свидетелей было слишком много - свидетелей того, как властитель мира во время одной из своих пирушек упал с лестницы и сломал себе шею. Как известно, слух - самая быстрая птица на свете, и представить это событие в более приглядном виде получилось только с большой натяжкой; так или иначе, и двух суток не прошло с падения рагнара, как последний раб в державе знал все обстоятельства, и часто это случалось раньше официального объявления от глашатая.
   В столицу мигом направились, оторвавшись от своих владений, знатнейшие моны и мегоки - на похороны прежнего рагнара и для присяги новому; дороги оказались запружены, торговля затихла. В городах и селениях не смолкали разговоры; в Альдараке и его окрестностях волновались рабы - они не знали, что их ждёт: наследник рагнара даже не стал мужчиной, а такой печальной ситуации не возникало более трёхсот лет. Кроме того, их, конечно, подстёгивало отсутствие хозяев. Впрочем, это уже никого не удивляло: большинство монов считало, что в последние годы рабы вообще поразительно обнаглели и чуть что проявляют недовольство, гневя духов. К слову, в храмах по всей стране чуть ли не круглосуточно велись торжественные службы, а верховные жрецы всех основных культов (числом более сотни) тоже поспешили в Альдарак или поближе к нему. Туда же устремились всевозможные чернокнижники, ведуны, знахари и шарлатаны, которые стремились нажиться на всеобщем беспокойстве и бросались грозными пророчествами о наступающих тёмных временах.
   Конечно, не дремали и враги и соперники Рагнарата, притиснутые его исполинским телом к морю или изгнанные за его пределы. Подняли головы гордые кентавры, вспомнили о равнинах горные великаны, устраивали празднества трёхглазые племена степных кочевников, вожди которых когда-то пили лошадиную кровь, в ярости давая клятву стереть Рагнарат с лица земли. Даже загадочные наги, которых оставалось всё меньше, проявили к внезапной смерти рагнара сдержанный интерес. Но всем известно, что, отправляя человека к духам, не следует скорбеть - ведь он оказывается в лучшем мире, полном блаженного забвения, здесь доступного разве что детям. Поэтому и в пределах Рагнарата смерть повелителя не вызвала в собственном смысле горя ни у кого, кроме его жены и сына.
   Шесть дней жрецы готовили погребение рагнара в той высочайшей усыпальнице, что находится в Альдараке (вообще же в Рагнарате их девять - по числу месяцев и уделов рагнара, где в течение года останавливается его двор), и за эти дни страна начала потихоньку успокаиваться.
   Ночью накануне того дня, когда должно было состояться погребение, Нери спокойно спала в своих покоях. Проснулась она от шума наверху - топота шагов и женских голосов. "Ведь совсем поздно", - удивлённо подумала она - или рано. Даже для слуг. Вслед за этой мыслью возникла другая, полная надежды: а если вернулся отец? Но потом она вспомнила, что рагнар умер. Значит, мон Гватха ещё несколько дней пробудет в Альдараке.
   Шума становилось всё больше: Нери услышала шаги под окном, а к женским голосам вдруг добавился мужской. Поёжившись, она выбралась из-под покрывала, завернулась в домашний отрез ткани и скользнула к окну. Пели цикады. Во внутреннем дворе, залитом мягким лунным светом, перемещались и негромко переговаривались несколько людей с факелами, облачённых в чёрное - запретный цвет, цвет духов гниения и распада. Нери отшатнулась, поспешно зажгла свечу и направилась к выходу - и тут раздался крик. Женщина визжала в доме; она не поняла, где именно - но так пронзительно, как если бы ей причиняли невыносимую боль. Нери вздрогнула; сердце колотилось, и стук отдавался в ушах; она вышла и позвала Фасхи, потом Шильхе, но ей никто не ответил. Тяжёлые, чужие шаги теперь грохотали со всех сторон, и особенно снизу, в полной тишине. Кто-то что-то двигал, чем-то гремел.
   "Воры", - пронеслось в голове Нери, и она прошептала себе:
   - Не бойся. Не вздумай бояться.
   Она вернулась в свою комнату, трясущимися руками достала из сундучка перочинный ножик - единственный острый предмет, который у неё был, - и побежала по коридору к лестнице. Нужно подняться наверх и проверить, как мама; сначала туда, а после - ко входу. Ещё не достигнув лестницы, она поняла, что с воздухом что-то не так. Едкий запах. Дым.
   - Горим, - прошептала она, взбегая по лестнице. - О духи, это же пожар, - и, не способная удержаться, крикнула: - Матушка!..
   В то же мгновение дверь на верхний этаж, на половину Реи, слетела с петель под мощным ударом изнутри - сапог; чужая, северная обувь. Нери вскрикнула: ей навстречу выступил высокий, прямо-таки огромный мужчина в чёрном, с закрытым повязкой лицом. А за его спиной по стенам и потолку ползло пламя.
   Там осталась мама.
   Нери рванулась вперёд, но мужчина спокойно и даже бережно перехватил её поперёк талии.
   - Мона Ниэре, тебе лучше пойти со мной. Тебе не причинят вреда.
   - Пусти! - он оставил свободными её руки, и она не глядя ткнула его ножом в бок; маленькое лезвие легко проткнуло ткань, но скользнуло по кости, не причинив ему серьёзного вреда. Он охнул, стискивая ей запястья, грязно выругался и потащил её к лестнице - хватка у него была железная. Нери выронила свечу и нож, но ухитрилась извернуться и попасть ногой ему по колену; она непрерывно билась и кричала, плача от отчаяния. Когда мужчина, лишь немного запыхавшись, сволок её вниз, она увидела, что уже весь дом охвачен пламенем; повсюду метался свет факелов, но даже они казались туманными пятнами в дымной завесе. Нери кашляла сквозь рыдания, ни на минуту не прекращая рваться; всё это походило на страшный сон. Люди с факелами, с закрытыми лицами переходили от одного предмета к другому, из угла в угол, с этажа на этаж, поджигая всё, что видели; несколько из них сгрудились у входа и ловили женщин, с криками выбегавших из своих комнат; потом их выволакивали на улицу. Крики доносились теперь и со стороны кухни, и от половины рабынь-наложниц мона Гватхи; мимо них пронёсся, распахнув рот в непрерывном вопле, совсем ещё юный раб; он бросился с кухонным ножом на одного из людей у входа; сверкнула сталь, и он тут же упал, зажимая рану в груди.
   Мужчина, тащивший Нери, вышел на крыльцо и тем же бодрым шагом отошёл от дома; она обмякла у него в руках и захлёбывалась от рыданий; она уже расцарапала ему всё, до чего могла дотянуться, но он даже не ослабил хватки, неся её по-прежнему спокойно и бережно. Так же спокойно он переступил через мёртвое тело у ворот - наверное, охранника, а потом остановился и перехватил Нери поудобнее, перебросив её через плечо, точно мешок с тряпьём. В бессильной ярости она попыталась укусить его за ухо, но он отклонился; дом Владетеля Маантраша превратился в сплошную огненную стену. В темноту с утробным мычанием пронеслась белая корова, и Нери поняла, что огонь перекинулся на приусадебные постройки.
   - Он только что подъехал, Захаз! - перекрикнул шум один из мужчин, подбежавший поближе. - С другой стороны. Всё уже кончено.
   - Ну и хорошо, - отозвался тот, что нёс Нери, и обратился наконец к ней: - Что, если я спущу тебя на землю? Будешь разумной девочкой, пойдёшь со мной сама?
   - Да, - солгала Нери, но ей слишком трудно было унять сквозившую в голосе ненависть; Захаз усмехнулся и двинулся дальше - не поверил. Нери хотелось выть от бессилия.
   "Он только что подъехал" - о ком это они?
   Об отце, печально подсказало что-то внутри неё.
   "Нет, - подумала Нери. - Отец в Альдараке. Этого просто не может быть". Всего этого просто не может быть. Тут Захаз снова остановился - резче, чем в прошлый раз; из его горла вырвался стон, перешедший в хрип, и Нери почувствовала, как ноги ей заливает что-то горячее. Его хватка ослабла, и она оказалась на свободе; он обмяк и рухнул на колени, поддерживая вывалившиеся из распоротого брюха внутренности. Нери отвернулась, и её вырвало.
   - Мона Ниэре, девочка моя, - раздался рядом мягкий голос, а в следующее мгновение она оказалась в объятиях Шильхе, так непривычно пахнущей потом, дымом и кровью; лунный свет заливал обагрённую саблю из оружейной коллекции мона Гватхи в её слабой полной руке. - Беги, пока тебя не схватили.
   - Нет, Шильхе, там мама... Мама... Наверху...
   - Её уже не спасти. Они идут с юга. Беги на север, к лесу.
   - Нет, ты не понимаешь! Я смогу, я проберусь. Я нужна им живой - меня не убьют. Отпусти... Отпусти, я приказываю!
   - Нет, мона Ниэре! - Шильхе неожиданно мощно встряхнула её, и Нери даже испугала грозная сила, проступившая на её лице. - Послушай меня. Я не знаю, кто эти люди, но они называют себя братьями Хаши.
   - Хаши, - с недоумением повторила Нери. До неё просто не доходило, к чему тут всё это. Ей надо вернуться домой и вытащить маму, прямо сейчас. - Злого духа из сказок? Шильхе, я должна...
   - Ты должна слушать меня. Ты пробежишь всю ночь, потом укроешься в чьём-нибудь доме, лучше у крестьян или даже рабов. Ты уйдёшь с земель Маантраша. Спрячь лицо и обрежь волосы. Никому не говори своё имя...
   - Пусти! Мне надо спасти матушку и предупредить отца...
   - Ты не сможешь. Они мертвы.
   Нери отступила на шаг.
   - Нет. Ты не знаешь этого.
   - Знаю. Мона Рея сгорела, а мона Гватху убили. Рабы видели, как это случилось. Он ехал через пшеничное поле. Хотел вернуться сегодня ночью. Думаю, он ждал нападения, но его опередили. Мона Ниэре, ты слышишь меня? Нери?..
   Нери молчала. Мир съёжился до размеров муравья, распался на куски, сошёл с ума, обуглился в пламени. Она повернулась и побежала в темноту - так быстро, как только могла.
  
   ГЛАВА IX

"Я не находил разгадки и не мог совладать со смутными, непостижимыми образами, что осаждали меня, пока я смотрел и размышлял"

(Э. По "Падение дома Ашеров". Пер. Н. Галь)

  
   С Веттоном Мей попрощался на скорую руку - по правде говоря, ему не терпелось уехать. Не слушая его возражений, он составил расписку, куда аккуратно внёс свои долги за недельное пребывание в Городе-во-Льдах, и пообещал вернуть их, как только предоставится возможность; сам же был уверен, что рано или поздно она предоставится. Он отправил шёлк матери и Атти в Город-на-Сини, продал кое-что из щедрых подарков Веттона и купил хорошего коня с добротной упряжью, а ещё побольше хлеба, сыра и вяленого мяса. Он порасспрашивал торговцев и вскоре узнал, что торговый караван с земель бывшего Альсунга в среднем достигает Академии за десять дней, но Мей то же расстояние намеревался покрыть за семь-восемь: он мог двигаться несравненно быстрее и привык к дальним путешествиям.
   Ярмарка сворачивалась, когда он покидал Город утром, через Восточные ворота. Погода стояла пасмурная, и небо затягивали серые тучи. По левую руку за грядами холмов виднелись на горизонте Старые горы, за которыми голые пустоши постепенно переходили в необжитую тундру, а впереди вился широкий торговый тракт. Мей давно не должен был скрываться и порадовался тому, что может насладиться относительно ровной дорогой; он пустил коня крупной рысью.
   Из своих дорожных впечатлений Мей, в общем-то, не вынес ничего нового: тянулись небогатые северные деревеньки, замшелые валуны, речушки с хлипкими мостами, мельницы, ржаные и ячменные поля, берёзовые перелески и редкие ельники. Иногда дорогу перебегал шустрый заяц или озорница-белка, а в вышине перекрикивались коршуны. Солнце лишь изредка проглядывало из-за облаков, и часто заходился мелкий дождь. На третий день пути Мей переправился через Реку Забвения (несмотря на своё громкое и древнее имя, она оказалась обыкновенной рекой, разве что очень широкой, а сварливый паромщик запросил с него за переправу вдвое больше ожидаемого), несущую свои воды от истока в Старых горах до далёкого Южного моря. Оставалось несколько переходов до Академии; так он вступил на земли Ти'арга, теперь неотличимые от того, что прежде было Альсунгом или Дорелией.
   Мысли же Мея витали далеко от всего, что он видел - вокруг убийства в Академии, письма Ректора и леди Таисы. Впрочем, с ней и так всё было более-менее ясно - она любила периодически появляться в его жизни, чтобы подпортить её. Преступление же удивляло его не только своей жестокостью, странным местом и загадочными мотивами, но больше всего тем, что Ректор решил подключить людей, владевших Даром, - любой градоправитель скорее дал бы отрубить себе руку, чем связался с волшебником в таком деле. Из этого вытекало либо то, что Ректор и сам связан с магией (и Мей горел желанием это выяснить), либо то, что с ней был связан погибший юноша, а это куда более неожиданно. И потом - причины. Убить студента в таком опасном месте, так рисковать и не взять ничего из его имущества... Хотя какое уж там имущество. Что это - месть, зависть, ревность? Но Ректор не рассылал бы письма правителям городов, будь здесь заурядная бытовая история.
   Мей, разумеется, покопался в своих записях и обнаружил там видение, вполне похожее на этот трагичный случай - убитый молодой человек. Это пришло к нему в пору работы в Городе-над-Пещерами, и один из его нанимателей истолковал это как угрозу своему сыну, так что приказал удвоить его охрану. Мей тогда устал повторять, что видел не того человека. Если бы ему привиделись хоть какие-то указания на место события - но этого не произошло.
   Было и ещё кое-что: прямо следующая запись рисовала огромного паука. Мей давно уяснил, насколько иносказательными порой бывают его видения, и не думал, что это следует толковать в буквальном смысле, однако ему казалось, что это должно иметь к делу какое-то отношение. Хотя могло, конечно, и не иметь.
   В таких размышлениях на восьмой день пути он остановился у придорожной фермы, чтобы попросить воды. Мей приметил, что люди на землях Ти'арга живут куда богаче: почти все строения, которые ему встречались, были каменными, как и этот домик - опрятный, с красной черепичной крышей. В маленьком саду буйно цвёл шиповник. Милая молодая женщина, до этого возившаяся с младенцем, вернула ему флягу наполненной доверху.
   - Скажите, я далеко от Академии? - спросил Мей.
   - Нет, совсем близко, - женщина, очевидно, привыкла к расспросам по этому поводу и легко махнула рукой вдоль дороги. - Через пару часов будете в Меертоне, оттуда до Академии езды всего ничего.
   Мей кивнул, поблагодарил и поскакал дальше.

***

   Закат уже окрасил облака во все оттенки жёлтого и красного, когда Мей увидел стены, окружавшие Академию, и высокие кованые ворота. Отлитая, видимо, из бронзы надпись над ними гласила: "Свобода. Знание. Честь". Мей знал, что это древний девиз Академии, основатели которой мечтали сделать её оплотом этих постулатов - и отчасти им это удалось. Она всегда оставалась независимой от какой бы то ни было власти, кроме власти избираемого Ректора, не вмешивалась в политические дрязги королевств (а после - Городов) и создавалась как содружество людей, стремившихся узнать больше об Обетованном и сохранить то, что они уже знали. По крайней мере, это было то, что Мей о ней слышал.
   Он проехал через просторный сад и пересёк тенистую дубовую рощу, с любопытством глядя по сторонам. Мальчики и мужчины самых разных возрастов, все в чёрных мантиях, прохаживались по дорожкам или сидели на скамейках, беседуя. Его провожали внимательными взглядами или вежливо кланялись, но никто не делал попыток заговорить. То тут, то там Мей видел каменные и деревянные приземистые здания - должно быть, общежития; кое-где прямо на земле стояли причудливого вида приборы и установки. Один юноша с интересом разглядывал через лупу что-то на мраморном бортике большого фонтана; многие не отрывались от книг. Вскоре взору Мея представились и учебные башни, гордо возвышавшиеся над жилыми строениями; он насчитал семь - из светлого, тёмного или пёстрого камня. Верх центральной башни венчала колокольня. Мей спешился, поморщившись от боли в затёкших мышцах, и паренёк лет тринадцати на вид сразу заспешил к его коню.
   - Рейнвольд, сегодня дежурный по конюшне, господин, - с поклоном представился он и взялся за повод. - Прикажете почистить и накормить животное?
   - Да, конечно. И подготовь ему стойло - я здесь надолго.
   - Разумеется, господин мой, - мальчишка с явным восхищением обозревал недурной наряд Мея, которым тот обзавёлся в Городе-во-Льдах, его амулеты от тёмных чар и книги, рельефно выпирающие из сумки.
   - Мне нужно где-то записаться? Обо мне доложат? Я должен увидеть Ректора.
   - Входите свободно, господин Ректор принимает приезжих в любое время.
   "С такой системой охраны немудрено, что у них режут студентов посреди дня", - отметил про себя Мей и поднялся по ступенькам главной башни к распахнутым высоким дверям. Они были покрыты искусной резьбой по дереву, но сейчас он не располагал временем, чтобы ею полюбоваться.
   Внутри всё было устроено торжественно, но скромно - множество портретов профессоров, знаменитых картин и скульптур в нишах, зато никакого золота, исполинских люстр или дорогих ковров, как в резиденциях иных градоправителей. У первого же почтенного вида старца Мей узнал дорогу к приёмной и, пока добрался до семнадцатого этажа, успел проклясть винтовую лестницу и поразиться физической закалке Ректора.
   После короткого разговора с секретарём (как всё это отличалось от мучительства в приёмных градоправителей, которые обожали напускать на себя ореол исключительности и королевского величия!) Мея ввели в небольшой кабинет, где его встретил очень старый, но статный мужчина с благожелательным выражением лица; о его особом статусе говорила лишь синяя окантовка на мантии. Как только он увидел вошедшего, что-то неуловимое промелькнуло в глубине его глаз - что-то острое, встревожившее Мея; однако в следующую секунду он смотрел с той же доверительной предупредительностью.
   - Одарённый из Города-во-Льдах, не так ли? Мы очень ждали Вас. Прошу, садитесь, - голос был низкий, завораживающе-приятный.
   - Меня зовут Меидир аи Онир. У меня есть рекомендательное письмо от господина аи Шедона...
   - Не стоит, не стоит. Я Вам верю. Если бы Вы знали, молодой человек, сколько наша встреча значит для меня лично, - Ректор смотрел на Мея с такой искренней теплотой и душевностью, что он даже на мгновение расслабился. - Вот уже несколько лет, с тех самых пор, как я узнал, что по одной со мной земле странствует человек с таким уникальным Даром, как Ваш... Да что там, Вам, наверное, повторяли это сотни раз.
   - Может быть, пока не сотни, - осторожно откликнулся Мей, - но десятки уж точно.
   "Он не удивляется, что приехал именно я. Градоправитель написал или у него другие источники?"
   - Да, полагаю, это должно пугать временами, - Ректор улыбнулся. - Но не бойтесь, я далёк от алчности власть предержащих и готов восхищаться таким лакомым пиром издали. Простите, если подобное сравнение Вас оскорбляет.
   Мей не оскорбился, но почувствовал себя более чем неуютно; с таким едва скрываемым вожделением о его способностях мог говорить только человек, неплохо разбирающийся в магии.
   - Жаль, что наша встреча не произошла по более радостному поводу, - свернул он беседу в нужное русло. Ректор помрачнел.
   - Вы правы. Не подумайте, что я забыл о бедном юноше - просто не в моих силах это сделать, и все мы...
   Его прервал внезапный и громкий колокольный звон, оглушительно загудевший сверху. Мей вздрогнул от неожиданности. Ректор встал и любезным широким жестом пригласил его к двери.
   - Это звонят к ужину. Могу я пригласить Вас в нашу трапезную? А уже потом займёмся делами - кажется, Вам не терпится.

***

   После ужина, показавшегося голодному Мею необычайно вкусным (Ректор усадил его рядом с собой за преподавательским столом и пресекал любые расспросы любопытствующих), ему представили одного из профессоров.
   - Пиарт аи Вегор, наш ведущий специалист в области ботаники, - сказал Ректор, кивком головы подозвав рослого и крепкого мужчину средних лет. Выглядел он измождённым, смотрел серьёзно и исподлобья. Под глазами пролегли тени, а подбородок оброс многодневной щетиной.
   - Очень рад, - сказал Мей, пожимая ему руку.
   - Меидир аи Онир, прошедший обучение в Долине Отражений.
   - Взаимно, - в голосе профессора слышалась подозрительность и совсем не было радушия Ректора. Мей задался вопросом, почему из всех учителей ему представили именно его, и тут же получил ответ.
   - Пиарт был руководителем покойного мальчика, - скорбно произнёс Ректор, - и первым нашёл его бумаги.
   - Бумаги? - оживился Мей. Это уже было что-то ориентирующее - не то что ботаника. Когда-то Гэрхо здорово помучил его ею, однако он до сих пор считал себя полным профаном в этой области - и, честно сказать, относил её к числу тех наук, которыми могут заниматься только фанатики, достойные уважения, но напрочь отрешённые от жизни. - Могу я узнать, какие?
   - Как раз они Вас и касаются, - угрюмо проговорил Пиарт, не дав ответить Ректору. - Карлиос занимался...
   - Потише, друг мой, здесь слишком людно, - вмешался Ректор. - Позже я, разумеется, предоставлю господину Меидиру всё, чем мы располагаем. А сейчас - не хотите ли осмотреть то место?
   - По-моему, там не на что смотреть, баня как баня, - отрезал Пиарт. - Всё давно убрали.
   - Почему же, я бы взглянул, - согласился Мей. Чутьё, выработавшееся годами общения с вышестоящими людьми, подсказывало ему, что не стоит слишком уже вскидываться в присутствии Ректора. А вот Пиарт его очень заинтересовал - но судить по первому впечатлению он, слава богам, давно отучился.
   Мея проводили к баням, которые выстроились за общежитиями. Изнутри доносились разговоры, причём не только на общем языке, плеск и шипение воды, попадавшей на раскалённые камни, а из приоткрытых окон валил пар - видимо, многие студенты закончили ужин пораньше.
   - Не занимайте вторую, юноша, - Ректор преспокойно поймал за плечо какого-то парнишку с простынёй, куском мыла и бутылкой с надписью "Масло". Мею не нужен был его Дар, чтобы догадаться, что в ней точно не масло. - И, если Вам не трудно, зайдите туда и попросите своих товарищей её освободить.
   Парнишка смутился и попытался спрятать бутыль под простыню.
   - Конечно, господин Ректор, сейчас... Добрый вечер, профессор Пиарт, - и с поклоном скрылся.
   Когда притихшая компания чересчур поспешно покинула вторую баню, Мей вошёл внутрь. Уже в предбаннике его окатило жаром и влажностью; из-за пара в воздухе было трудно что-либо рассмотреть.
   - Вот здесь его нашли, - Пиарт указал на скамью в углу; его явно тяготила необходимость тратить тут время. - С перерезанным горлом.
   - Я был при этом, - подтвердил Ректор. - Ужасное зрелище.
   Мей в этом не сомневался. Он вырос в городских трущобах и насмотрелся всяческих последствий трактирных драк. Он приблизился к дощатой стене и неспешно ощупал её кончиками пальцев. Вздохнул и закрыл глаза, стараясь очистить своё сознание от всего лишнего, как учил его Гэрхо. Это была техника, доступная всем обладающим Даром - нужно только захотеть...
   Много было прикосновений к этой стене - много смеха и брызг, молодой распаренной плоти... Стена как стена, ничего особенного. Довольно старая, только и всего... "А, вот и оно..." Собственное же видение всколыхнулось, как через дымку, у него в голове. Светловолосый юноша, стоявший лицом к этой самой стене - молниеносное, умелое движение ножом - брызги крови и целые струи, попавшие на скамью - грузно падающее тело, последний хрип... Теперь он отчётливо разглядел того, стоявшего сзади - крупный мужчина с тонким носом и приметным шрамом через всё лицо. Он бы наверняка узнал такого, если бы увидел. Мей открыл глаза, скользнул рукой к зеркалу на поясе - подарок Отражений, - и его мнение подтвердилось.
   - Никакой магии, - сказал он, разворачиваясь. - Просто нож, как вы и говорили.
   - Вы уверены? - спросил Ректор.
   - Да. Убийца не использовал Дар и сам не был Одарённым.
   - Откуда Вам знать? - Пиарт скептически приподнял бровь, и Ректор взглянул на него с дружеским укором.
   - Карлиос был в моих видениях. Я бы почувствовал, будь это не так, - Мей при всём желании не сумел бы объяснить более понятно.
   - Значит, мотивы преступника не касались волшебства? - уточнил Ректор.
   - Я этого не говорил. Убийца не был Одарённым, но мы ничего не знаем о том, кто его подослал.
   - Почему Вы считаете, что он действовал не по собственному почину?
   "Паук", - вспомнил Мей, но решил пока не говорить об этом прямо. Им покажутся смешными его опасения. Он перешёл в наступление:
   - А разве у меня нет оснований? Вы упоминали записи. Думаю, у вас уже есть необходимое звено.
   Профессора переглянулись.
   - Не все звенья, - вздохнул Ректор, - но у нас есть письмо к убитому, где назначается встреча.
   - Не только, - с нажимом сказал Мей.
   - Карлиос искал способ проникнуть в другие миры, - выпалил Пиарт. Наверняка ему не терпелось это сообщить; он раскраснелся от волнения - или от жары? - и тяжело дышал.
   Мей невольно вздрогнул и стиснул в кулак ту руку, на которой носил перстень Странника - драгоценный подарок Анны; он так ни разу и не решился его использовать. Другие миры. Так вот в чём всё дело. Столько образов сразу затопило его мысли - Близнецы, уроки Гэрхо, обмолвки в старых книгах...
   Отец. Его отец.
   - Покажите мне эти записи, - сказал он. - Я хочу прямо сейчас увидеть их.
   - Даже не отдохнёте с дороги? - вежливо уточнил Ректор.
   - Я не устал. Прошу Вас, отведите меня к ним.
   - О, в этом нет необходимости - я схожу за ними сам... Они в моём кабинете. Можете подождать с профессором Пиартом, обсудить детали - профессор, мне кажется, погрузился в эту тему...
   - Разве что по колено, - неуклюже отшутился Пиарт. - Мы, пожалуй , выйдем: тут жарковато.
   Когда из удушливой бани они наконец вышли на приятный вечерний воздух, а Ректор тем же размеренным шагом направился в сторону главной башни, Пиарт настороженно покосился на Мея:
   - Перед тем, как просматривать записи, отдайте их мне ненадолго.
   - Зачем? - удивился Мей. - Разве они не хранились у Вас раньше?
   - Да, но... - он замялся. - Я хотел бы сверить их со своими копиями. Им это не повредит, как и нашему делу.
   "Он снял копии и собирается проверять записи после того, как они побывали у Ректора", - отметил про себя Мей. Кажется, в Академии далеко не всё так чинно и безоблачно, как ему представлялось.
   - Вы не доверяете Ректору? - он понизил голос, чтобы их не расслышали проходившие мимо студенты.
   - Я никому не доверяю, господин Меидир, - хмуро ответил Пиарт. Мей только сейчас заметил, что руки у него в чернильных пятнах, а под ногтями земля. - Всё это куда шире одной смерти.
  
   ГЛАВА X

"...он так неудачно оправдывался, что она боялась окончательно убедиться в его вине"

(Ж. Санд "Индиана". Пер. А. Толстой)

  
   Нери бежала и бежала - до пота, удушья и колотья в сердце - потом, выбившись из сил, переходила на шаг, а восстановив дыхание, бежала снова. Она давно поняла, что её почему-то не преследуют, но это было уже совершенно не важно. У неё не осталось мыслей - только ощущение собственного тела, сокращавшихся мышц, ритма вдохов и выдохов. Настал момент, когда зеленовато светящаяся луна ушла за горизонт, и в белесом свете Нери узнала круглый валун - один из тех, которыми отмечались земельные границы. Она миновала земли Маантраша.
   В ложбинках между холмами то и дело чернели деревушки, но она ни разу не свернула с прямого пути. Рассвет застал её у подножья одного из таких холмов, заросшего высокой травой. Какое-то странное, тяжёлое отупение овладело Нери; ей не хотелось ни о чём думать, ни о чём вспоминать; в голове было пламя, крики и кровь. Возле корней огромной акации с тенистой кроной бежал ручеёк, и Нери, страдавшая от жажды, приблизилась, чтобы напиться. Она жадно приникла губами к воде в горсти и поняла, что вокруг потемнело: скоро дождь. Ливни в это время года быстро приходят и долго тянутся; дерево, под которым она находилась, прекрасно подходило для того, чтобы переждать дождь. Едва не падая с ног, Нери добрела до ствола и привалилась к нему спиной. У неё болело всё, но больше всего - душа.
   Как тот ужас, что произошёл, мог произойти на самом деле? Как такое может быть правдой? Нери спрятала лицо в ладонях, будто надеясь спасти от преследовавших её страшных картин, и с удивлением обнаружила, что щёки мокрые от слёз. Наверное, всё это время она не прекращала плакать.
   - Духи, что мне делать? - прошептала она, но тут же поняла, что нет смысла взывать к духам: ни один из их сонмов не пришёл ей на помощь этой ночью, ни один не отвёл беду. Она совсем одна, в изодранной ночной одежде, в грязи и крови, с пустыми руками, посреди чужых земель. Сердце Маантраша разграблено и сожжено, а её родители убиты.
   Родители.
   При одной мысли об этом Нери охватила дрожь, а горло сжалось от новых рыданий, но она дала самой себе пощёчину, преисполнившись презрения. Кто она, в конце концов, такая? Она мона, к тому же Владетельница Маантраша, и низко всю жизнь плакать, как простая девчонка, предаваясь скорби - как бы больно ей ни было.
   Владетельница?
   Эта мысль зазвенела где-то на краю сознания, как удар в гонг, как песня о надежде. Ну конечно! Если бы мон Гватха действительно умер, как сказала Шильхе, его Сила перешла бы к ней - Сила обесчещенного Маантраша. Она не знала, как именно это должно случиться, но была уверена, что такое нельзя не заметить. Так значит, он жив, жив!.. Но, скорее всего, ранен или, уж точно, в опасности... Бежать, немедленно вернуться, чтобы помочь... Безумие - она слишком слаба, она одна, она только попадётся им в руки, а отца спасти не сумеет. От отчаяния Нери готова была царапать древесную кору.
   Где-то совсем рядом прогрохотал гром, а дождь стал расходиться. Опять гроза, под акацией оставаться опасно. Нери запахнула одежду и спустилась ниже по холму. Её сразу же облил дождь, но сил стоять не хватало, и она, мысленно махнув рукой, опустилась на мокрую траву. Растаять, стать частью этой влажной земли - вот чего ей хотелось. Почему, почему сейчас она так беспомощна?
   Братья Хаши - так назвала их Шильхе. Впрочем, возможно, что няня что-то напутала - так же, как со смертью мона Гватхи. Она не могла видеть, как его убили, просто не могла. Он ещё вполне сильный мужчина, да и никогда не путешествует без охраны. Шильхе ошибается, иначе и быть не может.
   Но всё-таки - кто эти люди и зачем они совершили всё это? В округе, насколько могла судить Нери, и ночью и сейчас было спокойно: никаких криков, костров и вооружённых отрядов, никаких всадников. Они пришли именно в их дом - с намерением, кажется, увезти её и убить её родню. Почему так? Полная бессмыслица. Лёжа под потоками ливня с закрытыми глазами, Нери могла только недоумевать. Вполне вероятно, что всё это как-то связано со смертью рагнара - но как? Беспорядков быть не должно, ведь у рагнара есть законный наследник. Это не похоже на восстание рабов или нашествие иноземцев - да и от границ Маантраш далеко, в глубине Рагнарата и всего континента. Если они хотели похитить её, чтобы потребовать выкупа - зачем поджигать дом и покушаться на жизнь её родителей? Если хотели свести какие-то счёты с моном Гватхой - зачем оставлять её в живых? Всё это отдавало безумием пострашнее того, что забрало её мать.
   Размышляя об этих людях, Нери чувствовала, как её до краёв наполняет клокочущая, требующая выхода ярость. Теперь-то она поняла, чего действительно хочет. Мести. Она найдёт каждого, достанет из-под земли - и заставит пережить то, что пережила сама. Она изгонит из себя всё, кроме жестокости. Она упадёт на колени перед мальчиком-рагнаром с мольбой...
   Рагнар! Конечно же, ей надо к нему!.. "Где сейчас двор?" Месяц Имхаз, значит - в Альдараке. Точно, отец ведь уехал туда, как она могла забыть... Или вернуться в Маантраш? Но как узнать, ушли ли они оттуда? Защитят ли её рабы - да и оставили ли в живых хоть кого-то?
   Нери не дали принять решение. Она услышала рядом с собой тихий шорох, не похожий на шорох дождя, и знакомое урчание. А когда открыла глаза, вокруг неё стояли всадники верхом на мягколапых, промокших рыжих снурках; она насчитала пятерых. Но они не закрывали лиц и не носили чёрное.

***

   Больше суток спустя, ближе к закату, вконец измождённую Нери почтительно ввели в зал, от величины которого она бы ахнула, если бы ей не было настолько всё равно. Высокий потолок был выложен мозаикой, изображавшей звёздное небо, а к нему поднимались ряды массивных колонн из крапчатого камня. В другом конце зала, на возвышении, ступени которого покрывали павлиньи перья и засохшие, жалко свернувшиеся лепестки роз, стояло глубокое кресло с позолоченными подлокотниками. Трон рагнара. Значит, она в тронном зале Альдарака. Она никогда не бывала здесь прежде - незамужние женщины по рождению выше рабынь не имели на это права, да и отец не брал её. Но и сейчас, очутившись в этом огромном, пустом и гулком помещении, которое подавляло своим величием, она не испытывала никакой радости.
   Те люди, что доставили Нери сюда, выглядели как норриэ - воины - и обходились с ней крайне почтительно. Тем не менее, ни на один её вопрос они толком не ответили - лишь повторяли, что увозят её для разговора с важным человеком, который желает ей добра. Нери не поверила этому, но понимала, что у неё нет выбора, и потому безропотно взобралась на спину шестого снурка, предназначавшегося специально для неё. Во время единственного привала ей вежливо предложили лепёшек и риса, но ни крошки не лезло ей в горло; голод она начала испытывать, пожалуй, только сейчас. Конечно, она умоляла своих провожатых вернуться в Маантраш и помочь тем, кто остался в живых, однако их ответ был прост и однозначен: им известно о разыгравшейся ночью трагедии, они соболезнуют, но не могут ничем помочь, ибо братья Хаши свирепствуют по всему Рагнарату и вырезали многих знатных монов. Никто не знает причин их ненависти, но мона Ниэре может быть уверена, что гибель её отца не останется без отмщения.
   У Нери не хватало сил на негодование и споры, так что она безропотно приняла свою участь. И теперь, стоя в тронном зале, словно со стороны наблюдала за собой - ох и жалкое зрелище. Кто она в их глазах, как не ребёнок, испуганный, мокрый ребёнок (дождь не переставал всё это время, и даже теперь с неё ручьями лилась вода), оставшийся без защиты? Сколько унижения, сколько горя - и всё за какую-то пару дней. И всё-таки, если с ней хочет говорить рагнар, у неё есть надежда.
   За спиной послышались шаги, эхом разносившиеся в каменной тишине. Нери сжала кулаки и выпрямила спину. Она не покажется слабой. Даже если это рагнар, точнее, его сын - пусть видит её разгневанной, но не беспомощной. Никогда Маантраш не вызывал снисходительной жалости.
   Однако это был не рагнар, а именно тот человек, перед которым она не умела изображать силу, которому всегда и заведомо проигрывала. Обернувшись, Нери узнала мона Кнешу.
   Ей показалось, что он похудел с их последней встречи; резче обозначились скулы и тени под глазами. На высоком лбу, как у члена Совета, чернел похожий на жука знак траура по рагнару. Подойдя, он гибко согнулся в поклоне, а потом поднял глаза, и Нери стало больно: она никогда не видела у него такого скорбного взгляда, помнила только радостным - счастливым до такой степени, что иногда это отдавало жутью.
   - Мона Ниэре, я всё знаю. Это страшная утрата, не побоюсь сказать, для всего Рагнарата.
   - Мой отец? - с тревожным замиранием спросила Нери.
   - Да. Я уже пустил отряд на поиски его тела. Утешься тем, что теперь он в лучшем из миров, среди добрых духов. Хотя я понимаю, что это нисколько не утешает...
   - Но он жив. Я уверена, - каждое его слово было как удар ножом, и Нери еле удерживалась от новых слёз. - Сила...
   - Ещё не перешла к тебе? - Кнеша вдруг подался вперёд и бережно взял её руки в свои. Раньше он не позволял себе такого, но это касание больше напоминало жест заботливого старшего брата, чем жениха. - Мне жаль лишать тебя надежды, но такое случается. Поверь, я знал многих Владетелей; им был и мой отец, и, когда он умер, его Сила перешла к его старшему сыну почти год спустя.
   - Год?!
   - Увы. Духи капризны, их воля непредсказуема, а о Силе нам мало что известно. Она сама решает, когда сойти к человеку. Может быть, ей показалось, что ты не готова. Извини.
   Всей кожей Нери ощущала его тепло - и всё же ей было холодно. Холодно, как под ливнем снаружи - или как если бы она прижималась к камню. Хотелось отвернуться и уйти, однако вместо этого она спросила:
   - Но откуда ты знаешь, что его убили? Откуда знаешь о нападении? Кто те люди и что им нужно? Почему они пощадили меня?
   Кнеша вздохнул и ласково сжал ей руки.
   - Мне приходилось встречаться с ними и раньше. Ты была совсем ребёнком, Ниэре, когда тот, кто зовёт себя Хаши, творил свои страшные дела. Совет так и не смог найти его; вероятно, у него старые счёты с рагнаром. Может быть, он из кочевников. Так или иначе, он просто хозяин шайки грабителей, насильников и убийц. Ты такое чистое дитя, что мне совестно говорить о подобных вещах при тебе... Он позорит себя перед людьми и духами, уничтожая владетельных монов. А ты, скорее всего, просто приглянулась ему, и... Прости. Продолжать выше моих сил. Лучше даже не представлять, что такой негодяй мог с тобой сделать.
   Нери медленно высвободилась. Что-то во всём этом не сходилось, и она не могла понять, что. Начинала болеть голова.
   - Но... Если всё так, как ты говоришь... Как этот человек избежал казни? Неужели Совет не мог выследить и схватить кого-то из его людей? Их там было немало... И потом... Потом... - она потёрла лоб, пытаясь сосредоточиться. - Где он мог увидеть меня, если скрывался? Кто служит его делу? И почему он вернулся через столько лет? И почему, в конце концов, ты не предупредил моего отца, раз это длилось несколько дней? Если бы он не поехал домой... Если бы только остался в Альдараке... - она не могла продолжать.
   - В тебе говорят горе и усталость, мона Ниэре, - сказал Кнеша, и его голос звучал ещё более вкрадчиво. - Совет силён, но не всемогущ, однако теперь, когда остальным его членам было угодно избрать меня новым главой, я даю тебе слово сделать всё возможное. Этот смутьян нанёс оскорбление не только твоему дому, Нери, но и всему Рагнарату - и, клянусь, он за это заплатит. А пока мы не знаем, кто он, поэтому даже предположить не могу, где он мог увидеть тебя и каковы были его настоящие намерения. Что же до мона Гватхи... Что ж, он выехал защитить тебя, как только вести о погромах донеслись до Альдарака. Я думал, ты догадалась... Мона Ниэре, ты так побледнела. Я провожу тебя в покои.
   Нери действительно чувствовала, что ей нехорошо. Даже очень нехорошо. И ещё ей почему-то казалось, что в зале отвратительно пахнет - хотя никакой запах не мог до неё доноситься, кроме терпкого аромата эфирных масел, исходившего от мона Кнеши. Очередная страшная мысль потрясла её, отвлекая от наступающей тошноты.
   - Так он умер из-за меня... Отец... И мама... Если бы не я... - а потом глаза заволоклись чем-то горячим и тёмным, ноги подкосились, и Нери, молодая и крепкая, впервые в жизни упала в обморок.

***

   Кнеша, признаться, не ожидал такого поворота событий и сначала даже растерялся: кажется, ни одна женщина на его памяти не теряла сознание, не притворяясь. Но вскоре он спохватился, уложил начавшую заваливаться Нери на натёртый до блеска пол и, отвязывая от пояса баночку с пахучей мазью, негромко позвал:
   - Салдиим!
   Из-за ближайшей колонны выступил очень высокий человек родом с другого континента далеко на востоке; его кожа была такой чёрной, что, казалось, поглощала свет. С точки зрения Кнеши, Салдиим обладал массой незаменимых достоинств: носил на себе гору мускулов, был не слишком умён и беззаветно ему предан. Несколько лет назад, во время одного далёкого путешествия, Кнеша купил его себе в услужение и ни разу не пожалел.
   - Повелитель? - говорил Салдиим всегда глуховато, точно из-под земли, и всё ещё с трудом обращался с рагнаратским языком.
   - Отнеси мону Ниэре на женскую половину, - он протянул ему баночку, - и держи вот это у её лица, пока она не придёт в себя. Потом оставь её, там о ней позаботятся.
   - Салдиим понять, повелитель, - он сунул мазь в просторный карман и бережно поднял свою драгоценную ношу. Золотистая рука Нери безжизненно повисла, и Кнеша отстранённо заметил, что у неё недурной формы пальцы. Хотя коротковаты, надо признать.
   - Снаружи только наши?
   - Нет, повелитель. Салдиим видеть мона Бенедикта, когда идти сюда.
   Бенедикт. Проклятье. Интересно, почему он ещё здесь?
   - Он спрашивал обо мне?
   - Он хотеть видеть повелителя. Салдиим сказать, что повелитель говорить с женщиной и не мочь принять его.
   - Пройди через чёрный выход. Если он всё ещё там, я встречу его. Можешь идти.
   Салдиим затопал в сторону трона, а Кнеша, вздохнув, направился в противоположную. Всё приходится делать самому. Он немного устал (две последние ночи провёл почти без сна), но находился в приятном возбуждении от своих успехов.
   Скоро, уже совсем скоро. Наконец он вышел на ту дорогу, которая ему предназначена. Он не мог ни с чем сравнить тот восторг, который захлёстывал его после достижения какой-нибудь цели. Кнеша всегда любил добиваться и привык делать это сам; теперь он был как тигр, почуявший газель - многочисленные сложности и опасность подстёгивали его.
   Исполинские стены зала за рядами колонн покрывали тысячи небольших многоцветных изображений рагнаров, их семей, побед и достижений. "Рагнар - дитя духов, огонь сочетался с водой, чтобы породить его", - рассказывала когда-то мать. Кнеша очень хорошо помнил её сказки, все до единой - и то, как дрожал её голос, когда она прижимала его к себе, спасаясь от побоев отца. Она не была ни женой его, ни даже наложницей - просто чужеземкой, приглянувшейся во время похода. Слишком беспомощной и кроткой - а значит, слишком разжигавшей его жестокость. Нери была совсем другой, но немного напоминала Кнеше её. Совсем ребёнок, просто девочка, костлявый подросток, не знающий жизни. Он даже сочувствовал ей.
   Дождь наконец перестал. Мон Бенедикт ждал снаружи - прохаживался вдоль ступеней при входе во дворец, скрестив руки на груди. Кнеша спустился, но не до конца, чтобы не казаться слишком уж ниже его ростом.
   - Дела задержали, мон Бенедикт. Какие-нибудь новости?
   - Резня Хаши продолжается, - ответил Бенедикт, смерив его пристальным взглядом. - Только что прибыли послы из Гатхаза и Берх-Лии.
   - Юг и запад.
   - Да. Я выслал туда по три десятка людей.
   Кнеша мысленно улыбнулся. Кажется, достопочтенный Бенедикт никогда не научится.
   - Три десятка? По-моему, это уже расточительство.
   - Не могу согласиться. Мы обязаны схватить их. Они быстро действуют и превосходно организованны.
   - Они застали нас врасплох, не правда ли?
   Бенедикт посмотрел на Кнешу ещё внимательнее, и он стойко выдержал эту атаку.
   - Правда. Однако это не означает, что не в нашей власти выследить их лидера. Может, он и Хаши Неуловимый, но не дух; он из плоти и крови.
   Надо же, умный человек, а какая наивность - даже в том случае, если это намёк. Бедный, бедный Бенедикт.
   - Всё-таки это поразительно - вооружённые отряды, в такой степени разбросанные по всей стране, так согласованно убивающие Владетелей и управляемые одной личностью... Ты уверен, что Хаши действительно один?
   - Уверен, - медленно выговорил Бенедикт, не спуская с него глаз. Кнеша буквально чуял его подозрительность, его смятение, его страх. Какое наслаждение. Когда-то он посчитал бы Бенедикта достойным противником - но не теперь.
   - А из Маантраша гонцы ещё не вернулись? - участливо спросил он.
   - Нет... Я должен сказать кое-что ещё.
   - Я слушаю, мон Бенедикт.
   - Сегодня ночью напали на наследника.
   - На мальчика! Какое святотатство... Надеюсь, он в порядке?
   - В совершенном. Но один из стражников ранен.
   - Нападавшего поймали?
   - Он скрылся, Кнеша, - Бенедикт помолчал, глядя в глубину сада; в углах его губ выступили суровые складки. - И ты знаешь это лучше меня.
   Какой поворот. Кнеша всё гадал, когда же это случится.
   "Беги, Бенедикт - забирай мальчишку, если успеешь, и беги. Слишком очевидно, что только это тебе и осталось".
   - С какой стати?
   - Нам обоим понятно, кто такой Хаши. Я давно знаю, чего ты хочешь, Кнеша. Я вижу тебя насквозь.
   Кнеша вздохнул. Сколько раз уже приходилось ему слышать эту фразу? Признаться, он сбился со счёта. И как скучно слышать её от такого человека, как Бенедикт.
   - Надеюсь, ты не всерьёз выдвигаешь такие обвинения. Я могу оскорбиться.
   На бледных щеках Бенедикта выступила краска - верный признак того, что он в бешенстве.
   - Угрожай и глумись сколько угодно. У меня и правда нет доказательств, но я найду на тебя управу.
   - Мон Бенедикт, это же смешно. Разве рагнар не погиб на твоих глазах? Может, ты видел, как я толкнул его?
   - Нет, - с явной неохотой признал он. - Это был несчастный случай. Но я уверен, что ты убил бы его позже - ты лишь ждал подходящего дня. Скорее всего, ты собирался сделать это после свадьбы с дочерью Гватхи, с сильнейшей Владетельницей после рагнары. Она бы разделила с тобой Силу Маантраша, и ты стал бы непобедим.
   Слушая, Кнеша раздумывал, чем больше восхищаться - проницательностью Бенедикта или его наглостью. По всему саду были разбросаны его вооружённые наёмники, только ждавшие знака, а на крыше дежурило четыре искусных лучника. Ему стоило махнуть рукой - и надменный советник упал бы замертво.
   Однако он этого не сделал.
   - Что ж, пока всё весьма разумно, - одобрил он. - Продолжай, я выслушаю до конца.
   Бенедикт перевёл дыхание и провёл рукой по светлым волосам. Он волновался, но Кнеша отметил, что рука не дрожит.
   - Продолжать и нечего. Когда рагнар умер, ты взялся за старое со своей преступной бандой со всех концов мира. Ты попросту уничтожил тех Владетелей, которые могли помешать тебе - или преданность которых ты ещё не купил. Не знаю, что ещё ты сделал, но наверняка достаточно, чтобы оборвать династию и занять место, которого не достоин. Ты покусился на жизнь ребёнка, чтобы удовлетворить своё тщеславие. Ты человек без чести, и я знал, что все твои друзья и покровители просто слепцы.
   - Так убей меня, - негромко предложил Кнеша, - раз уж проявляешь такую храбрость. Прямо сейчас. Что тебе мешает?
   Бенедикт долго не отвечал, вертел на пальце свой единственный перстень - Кнеша давно заметил за ним такую привычку. Потом сказал:
   - Это было бы низко. И, кроме того, я не смог бы доказать твою вину, а твои приспешники наверняка добрались бы до мальчика.
   - Правильно. Я скажу больше - они уже добрались до него. Он связан и с ножом у горла, - Кнеша почти чувствовал медовый привкус во рту, произнося это. На лице Бенедикта не отразилось ничего, но на мгновение Кнеше показалось, что сейчас он растеряет благоразумие и вцепится ему в глотку.
   - Где?
   - У себя в покоях. Однако пока он жив - и останется в живых, если ты последуешь моему совету и покинешь Альдарак с ним вместе. Как можно скорее.
   - Но почему? - нахмурился Бенедикт. - С чего такое милосердие?
   Кнеша покачал головой. Забавная это вещь - милосердие. Будто непробиваемые великаньи щиты - все о нём говорят, но мало кто видел.
   - Мне не нужна его смерть, а твоя и подавно. Человек, которого я посылал, должен был увезти наследника, а не убить. Когда-нибудь ты, возможно, поймёшь - а сейчас убирайтесь оба. Извини за резкость - мы ведь говорим начистоту, - с улыбкой добавил он.
   - Тогда ты сам роешь себе могилу, - Бенедикт приподнял голову, расправил плечи, и Кнеше во всём его облике почудилось что-то величественное. - Он вернётся, и ты уползёшь туда, откуда пришёл.
   Было бы безумно интересно посмотреть на это. Конечно, Бенедикту не понять, что ради этого он и оставляет рагнарского заморыша в живых - ради удовольствия в будущем задушить его, как приказал задушить его мать, тупую, точно курица. Как только он добьётся своего, все армии мира станут ему не страшны.
   - Вызов, не так ли?.. Что ж, я его принимаю.
   - К вечеру нас не будет в Альдараке, - Бенедикт с достоинством кивнул и развернулся, чтобы уйти.
   - Иногда мне жаль, мон Бенедикт, что ты так меня ненавидишь, - сказал Кнеша ему в спину. - Мне бы не помешал такой друг.
   Бенедикт замер.
   - Помешал бы, мон Кнеша. Меня ты смог обмануть лишь ненадолго.
   Кнеша не стал отвечать. Он уже предвкушал результаты обыска, который прямо сейчас проводился в покоях бывшего советника.
  
   ГЛАВА XI

"...Нет, имя прозорливца незаслуженно

Дано тебе богами: как избавишься

От этих пут надёжных, предскажи пойди!"

(Эсхил "Прометей прикованный". Пер. С. Апта)

  
   Он стоял в лесной чаще и смотрел, как существо с двумя лицами - человеческим и звериным - прыгает из зарослей на маленькую девочку. Как она пронзительно кричит и бьётся, не в силах совладать с ним. Как оно вгрызается в тоненькую шею, как разрывается неразвитая плоть...
   Мей очнулся и схватился за что-то мягкое. Когда туман перед глазами рассеялся и зрение полностью вернулось, он понял, что вцепился в плечо склонившегося над ним человека и комкает ткань его мантии.
   - Извините, - немного смущённо пробормотал он, отстраняясь. Пиарт, ничуть не изменившись в лице, спокойно убрал руку из-под его спины, и Мей подвинулся назад, усаживаясь. Он воровато осмотрелся: немногочисленные студенты, выкроившие днём время для подготовки заданий и скрипевшие перьями за столами вокруг, с любопытством таращились на него, но мгновенно отворачивались, встречаясь с ним взглядом.
   - Уже третий раз на моих глазах, - бесстрастно заметил Пиарт, переворачивая страницу в пыльном фолианте. Он побрился и вообще привёл себя в порядок за последние дни, но выглядел по-прежнему усталым и озабоченным. - У Вас это всегда так часто?
   - Иногда случается, - Мей притянул к себе записи Карлиоса, которыми они занимались, пытаясь отогнать навязчивый образ этой девочки - она снова и снова приходила к нему. От мелкого угловатого почерка, разборчивого, но далеко не каллиграфического, у него уже рябило в глазах, зато развернувшаяся картина действительно захватывала. Мей мог понять фанатичную увлечённость Пиарта, но испытывал несказанное смятение и даже неловкость: люди бросали на это свои жизни, строчили трактаты, ставили опыты, ошибались десятки, сотни раз, а решение вопроса сидело у него на пальце в виде кусочка металла - сидело, доставшееся почти даром... Он не знал, как с помощью перстня Странника попасть в иные миры, но само это обладание представлялось жуткой несправедливостью.
   Нашёл ли Карлиос другой способ или просто прочитал об этих самых перстнях? Эта ли тайна сгубила невезучего паренька?
   Мей покосился на Пиарта, который сосредоточенно пробегал взглядом строчку за строчкой. Пожалуй, пока одной из главных загадок Академии (кроме смерти Карлиоса, конечно) для Мея оставался этот человек. За стеной его сдержанности, пренебрежения Даром Мея и напускного практицизма чувствовалась лавина нерастраченных жизненных сил и, возможно, играли нешуточные страсти.
   "Неудивительно, что он занимается ботаникой, - думал Мей, глядя на профессора в те моменты, когда он с жадностью погружался в бумаги Карлиоса, осторожничал в разговорах с Ректором, сыпал язвительными шутками или попросту злился. - Только она, наверное, и помогает ему угомониться".
   - Вы ни разу не спросили, что именно я вижу, - шёпотом он высказал мысль, которая особенно его озадачивала. Пиарт пожал плечами и так же тихо ответил:
   - А зачем?
   - Ну... - растерялся Мей. - Многие готовы были отдать горы золота, чтобы узнать о моих видениях. Думаю, люди так устроены. Им хочется знать, что произойдёт.
   - Только не мне.
   Мея задела такая самоуверенность.
   - А если я прямо сейчас видел что-то, касающееся Вас?
   Пиарт насмешливо хмыкнул.
   - Например? Мою смерть? Очень благодарен, мне не нужно это знать.
   - Почему же сразу смерть...
   - Когда доживёшь до лысины, - Пиарт указал на свою голову, - невольно посещают такие мысли... Серьёзно, господин Онир, я нисколько не рвусь услышать о том, что Вы видите. Да и, честно говоря, не понимаю, как другие могут рваться. Скажу больше - не захотел бы ни за какую награду.
   - Даже за разгадку вот этого? - Мей постучал пальцем по записям. Пиарт чуть побледнел и сменил тему:
   - Это другой вопрос... Кстати, Ректор сказал Вам, что по Вашему описанию за поимку убийцы назначено вознаграждение?
   В первый же день своего приезда, сразу после посещения бани и беглого просмотра записей, Мей составил письменное описание внешности преступника, которого разглядел довольно ясно. Ректор собирался отдать описание писцам, чтобы они как можно скорее размножили его. Мей не очень-то верил, что эта мера поможет, но ничего другого сделать как будто и нельзя.
   - Пока нет.
   - И немаленькое - двадцать золотых. Для крестьянина это целое состояние.
   Не так уж давно это и самому Мею показалось бы состоянием.
   - Вы правы.
   - И всё же надежды мало, - продолжал Пиарт, покачав головой. - Сегодня утром я слышал, как кое-кто из студентов даже посмеивался над этим решением.
   - Почему?
   - Ну как же, - профессор вздохнул и неопределённо махнул рукой, видимо досадуя из-за его недогадливости. - Все трясутся над разведением роз или тюльпанов, любовно изучают виды, учитывают каждую мелочь... Но никому и в голову не пришло бы возиться так, допустим, с подорожником, которого и без того везде полно.
   Мей помолчал. Он достаточно знал жизнь, чтобы согласиться с этой мыслью, но принимать её всё ещё было слишком горько.
   - И всё же подорожник, если я не ошибаюсь, не ядовит, - наконец сказал он. Пиарт странно посмотрел на него:
   - Нет, но Вам-то что за дело? Вы ведь явно редкий цветок. Даже единственный. Для Вас вся беготня со смертью мальчика - только способ развеять скуку, разве не так?
   Мей вспыхнул и хотел было встать, но удержался. Они и так уже привлекли к себе многовато ненужного внимания.
   И тут же где-то в глубине него шевельнулось страшное подозрение: Пиарт, по сути, прав. Разумеется, он испытывал сочувствие и сожаление, но никакого ужаса, никакого страдания. Он занялся всем этим, чтобы не шататься по свету неприкаянным и бесполезным, и исследования Карлиоса интересовали его куда больше личности. "Это от того, что я не знал его", - уверил себя Мей, но слова Пиарта уже вгрызлись в него - и он знал, что отпустят не скоро.
   - Профессор, Вы едва знакомы со мной. Вы не имеете права так говорить.
   - Да, извините, - неожиданно легко уступил Пиарт. - Я был очень груб, - он нервно покусал губу и вдруг добавил: - Я ещё больше виноват перед Вами. С тех самых пор, как Ректор получил письмо от той женщины...
   - Вы о чём? - не понял Мей.
   - Ах да, Вы не знаете... Одна леди, давний друг Ректора, написала ему из Города-во-Льдах, что приедете Вы, а не тот волшебник, которого он ждал. Какого же она рода - запамятовал, не разбираюсь в знати... Ромэла... Ромала...
   - Ронала, - машинально поправил Мей. Его будто по затылку огрели, как любил говорить Теиг. Таиса - друг Ректора?! И, кроме того, осведомительница Академии?.. Да что вообще происходит?
   - Да, верно. Так вы знакомы?
   - Немного. Продолжайте, я слушаю.
   - Так вот, с тех самых пор я не верил Вам... Я представлял Вас... Не знаю, проклятое косноязычие... Много старше и высокомернее. Заваленного почестями, обласканного за свой Дар, причём незаслуженно... Вы уж простите, господин Онир, я человек науки, - Пиарт, только что рассудительный и ироничный, теперь говорил захлёбываясь. - А магия... В общем... Это всё неважно. Так или иначе, я думал о Вас плохо.
   - А после? - осторожно поторопил Мей. - Ваше мнение изменилось?
   Несколько секунд Пиарт изучающе смотрел на него, потом решительно кивнул.
   - Да. Да, вот именно. Я наблюдал за Вами все эти дни, и моя вспышка...была несправедлива. Из-за своего предубеждения я поступил дурно - не раскрыл Вам всего, что у меня есть, - он прокашлялся, немного осипнув от долгого шёпота, и сказал погромче, словно специально для студентов: - Пройдёмте сейчас ко мне, а то здесь чересчур людно.

***

   Мей раньше ни разу не бывал в преподавательской башне, где жил Пиарт. Сложенная в незапамятные времена из грубых булыжников, она сильно отличалась от изысканных учебных помещений, многократно перестроенных за прошедшие века. Каменную кладку покрывал мох, а зимой в щели, наверное, немилосердно задувал ветер. Ступени витой лестницы истёрлись до блеска; в жилые комнаты можно было попасть прямо с неё. Помощники профессоров и младшие преподаватели жили высоко, ближе к плоской крыше и давным-давно не использовавшимся, очень узким бойницам. На подоконниках бойниц вили гнёзда ласточки, а в глубине чердака, где потемнее, обосновались летучие мыши.
   Комната Пиарта находилась ближе к фундаменту, но далеко не в самом низу башни. Им никто не встретился, пока они поднимались: в эти часы большая часть профессоров была на занятиях, у Пиарта же благодаря Ректору в расписании в последнее время появились частые дыры.
   - А Вы-то сами не хотели бы закончить Академию, господин Онир? - задорно поинтересовался Пиарт, шедший впереди. Мей мог только удивляться тому, как быстро у этого человека меняется настроение.
   - Нет, - отозвался он, и его голос эхом отпрыгнул от стен. - Раньше хотел, но теперь... Нет, не думаю.
   - Она Вас разочаровала?
   - Нет, ни в коем случае. Просто... - крутой подъём мешал собраться с мыслями. - Я отучился в Долине Отражений.
   - Это единственная причина?
   - Нет, - тут Пиарт остановился перед очередной дверью, снял с шеи шнурок с большим ржавым ключом и погрузил его в скважину.
   - Прошу.
   Мей вошёл, пригнувшись, чтобы не стукнуться затылком о притолоку. Комната оказалась маленькой и находилась в жутком беспорядке: застарелая пыль, паутина в углах, висевшая на одной петле дверца шкафа. Кровать под выцветшим пологом была не заправлена, образцы засушенных растений, эскизы и заметки на клочках бумаги разбросаны, и всюду, включая пол, валялись в разных положениях книги и свитки. Мей переступил через объёмистый том, в котором узнал сочинения по ботанике Эннера Дорелийского, и попытался пробраться к столу.
   Не подумав извиниться за состояние комнаты - надо полагать, для него это было вполне естественно - Пиарт прошёл туда же и принялся рыться в завалах.
   - Где же это было... - бормотал он периодически. - Куда же я её дел... Так что там по поводу других причин?
   Мей уже обрадованно думал, что он забыл об этом.
   - Как Вам сказать... Мне кажется, если бы я закончил Академию, я бы захотел здесь остаться.
   - Ну и что же? Многие идут сюда как раз с такими планами. Правда, - со злорадной усмешкой добавил он, - не все выдерживают даже выпускные испытания.
   - А если бы я остался, - продолжал Мей, глядя в забранное решёткой окно, выходящее в сад. Сесть было некуда, так что он продолжал стоять, - я бы не выдержал жизни, которая требуется от преподавателя.
   - Что Вы имеете в виду? - Пиарт наконец выудил из-под груды гербариев, увенчанной лупой, изрядно помятый листок и разгладил его, расчистив место на столе.
   - Все ограничения, которым вы себя подвергаете. Посвятить себя науке до такой степени, чтобы обещать не покидать Академию без позволения Ректора... Не заниматься ничем иным, кроме своей области... Кроме того, дать обет безбрачия, - тут Пиарт вдруг покраснел, причём мгновенно и до самых ушей, будто юная леди. Мей смешался и поспешно закончил: - В общем, это настоящий подвиг, и я бы так не смог. Так что Вы хотели мне показать?
   - Понимаете, - вдохновенно сказал Пиарт, словно позабыв о листке. Мей успел заметить, что это план или карта, - всё это выглядит нелепо только со стороны, на деле же каждый пункт устава целесообразен. Слава, путешествия, богатство, семья, женщины - всё это мешает в должной степени служить знаниям. В той степени, которая подразумевается, если человек хочет стать профессором. Я сам не сразу дошёл до этого, - заверил он, встретив сомневающийся взгляд Мея. - С возрастом и Вы бы поняли... Впрочем, это всё вздор... Вот эта карта - тоже из записей Карлиоса. Я предполагаю, что это ключ ко всему.
   Мей без лишних вопросов принял карту. Он сразу узнал то, что она изображала: башни Академии в центре, Восточный тракт и Старые горы на севере, участок Реки Забвения на западе, Меертон к югу, окрестные деревушки... В подробностях были нанесены все деревни, фермы и перелески - в довольно крупном масштабе. В четырёх местах стояли кресты, нарисованные красными чернилами. В голове Мея сразу выстроилась цепочка.
   - "Четвёртый компонент", - произнёс он. - Записка.
   Пиарт кивнул.
   - Как Вы считаете, что это может значить?
   - Понятия не имею, - Мей разглядывал карту. - Вам эти места лучше известны.
   - Я не знаю, что может их связывать, - Пиарт забарабанил пальцами по столешнице. - Я перебрал разные предположения, но, по-моему, лучше посетить эти точки.
   - Прямо-таки поехать туда? - Мей задумался. - А как считает Ректор?
   Пиарт опять смутился.
   - Видите ли... Ректор не знает об этой карте.
   У Мея буквально отвисла челюсть.
   - То есть... Как это - не знает? Почему?
   - Она и мне досталась случайно... Не из ящика Карлиоса. А Ректор... Он тянет, лукавит, сковывает меня в действиях... Иногда мне кажется, что он хочет просто замять эту историю. Пару раз я замечал, что за мной следят.
   - Следят - здесь? В Академии?
   - Да. Я не верю Ректору, господин Онир. Больше нет. И Вам тоже следует соблюдать осторожность.
   На память Мею пришёл паук. Ректор или Пиарт? Кто-то из них ведёт нечестную игру. И эта карта... Откуда она? Всё это крайне подозрительно - и эти загадки, и внезапная вспышка доверия... Поколебавшись, он сказал:
   - Я с Вами. Сообщите, когда будете готовы отправиться.
   И они пожали друг другу руки.
  
   ГЛАВА XII

"Это день дней, чтобы жить и чтобы умереть"

(Э.А. По "Морелла". Пер. И. Гуровой)

   Время шло - безликое и неумолимое, так, будто ничего не случилось. Луна восходила по ночам, окружаясь звёздами, а с рассветом небо открывало оба Глаза. Дожди то лили, то ненадолго прекращались. Рабы убирали рагнарский дворец, возились в дворцовом саду и в ступенчатой громаде садов Альдарака. Вдали текла Великая река; от ливней она поднялась, и некоторые прибрежные селения, как всегда, оказались затоплены. Люди снимались с места заранее, ожидая такой поры; земледельцы-эги радовались хорошему паводку: южнее по течению он обеспечивал урожаи риса.
   Всё двигалось в страшной суматохе: набеги Хаши прекратились, и тут же было объявлено сразу о трёх важных мероприятиях - причём даже не об охоте на Хаши, чего жаждали семьи погибших монов, и не о завоевательной войне, к чему Рагнарат привык. Во-первых, мон Кнеша собирался жениться. Это было, конечно, событие значимое (он всё-таки оставался влиятельным человеком, и после смерти рагнара его влияние только усилилось), но не настолько, чтобы вызвать ропот огромных масс народа - разумеется, черни было плевать на свадьбу богатого вельможи, а ближе к окраинам Рагнарата о ней и вовсе не слыхивали. Во-вторых, планировался традиционный переезд рагнарского двора в резиденцию в шумной торговой Бачхаре. Это тоже было не ново и вполне нормально, особенно учитывая приближающийся конец месяца. А вот третье заявление, толком пока и не обнародованное, но быстро разнёсшееся на крыльях слухов, стало камнем, брошенным в пруд. Одних оно возмутило до ярости, других обрадовало до неприличия, третьих изумило до онемения, но никого не оставило равнодушным - от последнего раба-пленного, стонущего на рудниках или стройке под кнутом надсмотрщика, до закутанного в тончайшие ткани, увешанного золотом, растолстевшего от сластей стахи, торговца вином или пряностями.
   Мон Кнеша объявил новым рагнаром себя и прислал в Бачхару указания относительно подготовки к празднеству в честь его восхождения на трон. Он назначил его на будущий месяц, сразу после переезда двора.
   Нери целыми днями сидела на ковре и смотрела, как одна за другой падают капли из огромной клепсидры, стоящей в углу. Каждая из них, отяжелев, на мгновение задерживалась на конце воронки, а потом тихо валилась в глубокую медную чашу. К закату клепсидра пустела, и безмолвная рабыня приходила, чтобы наполнить её заново.
   Нери казалось, что и сама она превратилась в такую же воплощённую монотонность. Ничего больше не волновало её, не радовало и не расстраивало. Она быстро поняла, что ей отрезаны все пути выхода; постоянная охрана у дверей и обмолвки рабынь яснее прямых слов сказали ей, что она здесь хотя и уважаемая, но пленница - покорный кусочек чьей-то мозаики, будущее средство для вынашивания и вскармливания хозяйских детей. Неприглядная правда открылась ей, но даже не вызвала отторжения: одна ночь скрутила её, растёрла в порошок, и, дотрагиваясь до себя, она ощущала только могильный холод. Она не польёт молоком землю на похоронах отца и не отомстит за смерть матери. Её герой и господин - подлый узурпатор. А сама она - ничтожество с громким именем.
   Она никогда не будет счастлива. Мон Кнеша, каждую улыбку которого она когда-то жадно ловила, сжёг всё хорошее, что было в её жизни, а взамен не дал ничего.
   Наверное, отец сейчас не узнал бы сейчас в ней свою маленькую, любопытную оторву, не дававшую спокойно жить ни ему, ни слугам, свою радость, свою Веточку, как он звал её в особенно хорошем настроении. Свою Ниэре. Она погибла в том же пожаре - или, может быть, от ножа братьев Хаши, в возрасте шестнадцати лет.
   Теперь она, вероятно, подурнела от слёз, недоедания и недосыпания, но отмечала это отстранённо, будто не о себе - впрочем, её всегда не трогали эти вопросы. Нери вся погрузилась в прошлое, которое теперь, перед бездушной клепсидрой, растеряло всё мрачное и утопало в свете, представлялось восхитительным, навсегда утраченным блаженством. Вот мон Гватха учит её ездить верхом на снурке и хохочет, уверяя, что она быстрее любого мальчишки в округе. Вот он приносит её, совсем кроху, на руках, чтобы показать, как растёт виноград. Вот водит пальцем по карте Рагнарата, заставляя повторять названия рек, владений, городов и островов.
   "Никогда", - повторяла она с каждой каплей. Никогда, никогда, никогда.
   По крайней мере, став женой мона Кнеши, она сможет убить его.
   Но поднимется ли у неё рука совершить такое злодеяние над собственным мужем, нежеланным, но повелителем? И соберётся ли она с духом в таком вот апатичном состоянии? Она не знала.
   К тому же мон Кнеша умён. Очень умён и наверняка найдёт способ не допустить этого. А она - последняя дурочка. Ничего у неё не получится.
   Нери никогда не употребляла слово "отчаяние", считая его чересчур напыщенным. Оно часто встречалось у придворных поэтов, а она не любила стихи - разве что песни, и то немногие. Однако те времена, похоже, миновали.
   Однажды, когда Нери предавалась всё тому же кругу мыслей, уставившись в одну точку в стене напротив, с улицы послышался удар гонга, и постучалась рабыня. Должно быть, обед.
   - Войди, - сказала Нери. Она говорила мало; каждое слово почему-то стоило ей неимоверных усилий.
   Но вошла не девушка с подносом, а слуга мона Кнеши. Нери пару раз видела из окна эту громадину. На нём не было ни одного знака в честь духов, и он не закрывал почти чёрного тела ничем, кроме холщовой набедренной повязки. Даже рабы редко ходили так. Наверное, он был не из Рагнарата. Раньше это поразило бы Нери, но сейчас оставляло равнодушной.
   Слуга внёс шкатулку красного дерева, в которой Нери, вздрогнув, узнала свой ларец для драгоценностей. Вид вещи из Маантраша, из-под отчей крыши, из её собственных покоев подействовал на неё, как молния, сверкнувшая в темноте.
   - Повелитель посылать за вещами молодой госпожи, - с поклоном прогудел Салдиим, протягивая ей шкатулку. - Остальное отправить в Бачхару. Говорить, это радовать госпожу.
   Нери встала, покачнувшись с непривычки, и поскорее забрала ларец. Будь она одна, то, наверное, расцеловала бы его; было невыносимо видеть, как лапы этого чудовища - она не сомневалась в том, что этот человек жесток не меньше братьев Хаши, - сжимают бесценную для неё вещь.
   - Но зачем? - не удержалась она от вопроса.
   Салдиим смотрел на неё с непроницаемым лицом с высоты своего роста. Потом сказал:
   - Госпожа забыла? Завтра свадьба госпожи и повелителя.
   Он ещё раз поклонился, кивнул охраннику и вышел, закрыв за собой двустворчатую дверь.
   Нери стояла, оглушённая. Уже завтра. Как она могла забыть.
   Она бездумно открыла ларец. Молния померкла, и вокруг по-прежнему был мрак. Через жалкие несколько часов она окончательно перестанет быть собой. Она станет... Рагнарой? Властительницей мира?
   Смешно. У неё отнимут власть даже над собственными душой и телом, вот что случится. Первая рабыня в Рагнарате, только и всего. Красивый, обвешанный вот этими побрякушками трофей для мона Кнеши.
   Или для Хаши. Ей не хотелось в это верить, но всё складывалось слишком легко. Так что же - она будет женой человека, который повинен в убийстве её семьи?
   Зачем, зачем он только сделал это? Должно быть, после смерти рагнара он предложил союз мону Гватхе, а тот отказался участвовать в этом мерзком заговоре. Других объяснений Нери не видела.
   Выйти замуж за Кнешу. Подумать только, одна мысль об этом теперь вызывает в ней отвращение - насколько недавно всё было не так!..
   Пальцы Нери перебирали браслеты, цепочки, камни, глубиной и чистотой цвета которых восхищались, бывало, знатоки... Тут было много подарков мона Кнеши, и она брезгливо отодвигала их; но часто попадались и драгоценности, подаренные отцом, и те, что достались в наследство от матери. Нери сама не заметила, как снова погрузилась в печальные воспоминания - перед ней так легко воскресали те дни, когда она получала всё это и даже не задумывалась о том, достойна ли она этих вещей, о том, как много они будут значить для неё когда-нибудь, когда она потеряет столько, сколько теперь потеряла. Тогда она просто радовалась - в беззаботном, блаженном забвении, которое свойственно детям.
   Но она уже не ребёнок.
   Почти на самом дне ларчика Нери наткнулась на камешек бирюзы, похожий на крошечный кусок синей глины и такой неприметный на фоне остального содержимого. Это от женщины со змеиным хвостом. "Надеюсь, мой подарок пригодится тебе", - сказала она тогда. И зачем он мог пригодиться? Разве что лишний раз растравить ей душу. Её шестнадцатилетие - это ведь был последний праздник, проведённый вместе с отцом, последний, когда была жива матушка. И тот день, когда её обручили с моном Кнешей. До чего это всё нелепо - и как же она устала...
   Говорят, что наги обладают нечеловеческой проницательностью и общаются с духами. Их называют народом мудрейших.
   Сейчас Нери осознала, какая всё это гнусная ложь. Как любят люди себя обманывать. Им нравится верить, что в мире есть мудрость, есть справедливость, есть духи. На деле же нет ничего, кроме власти, огня и крови. Весь Рагнарат строился из этого - а Кнеша воплощение Рагнарата.
   Она сжала бирюзу в кулаке и швырнула её в угол комнаты. Камешек с тихим плеском упал в чашу клепсидры.
   И тут начало происходить нечто странное. Не успела Нери отвести взгляд от клепсидры, как уровень воды в чаше стал подниматься, хотя из воронки она лилась с той же скоростью. Вот она дошла до витого верха и застыла на мгновение гладким зеркалом, вот полилась через край... Поражённая, Нери наблюдала, как вода льёт на пол и ползёт к ковру, как льётся всё сильнее, как превращается почти в поток и с грохотом переворачивает чашу...
   Стражники снаружи потянули на себя двери - и их с головы до ног обдало чем-то вроде ревущего водопада. Они не успели опомниться, когда Нери, усиленно работая руками и ногами, подплыла к узкому окну; мощным течением выбило стекло. Чудо!.. Нери, мокрую, но счастливо смеющуюся, выбросило прямо вниз, на улицу; она не разбилась, но мягко приземлилась в струях клокочущего ручья, порождённого её собственным наводнением. Молодые силы вновь переполняли её; кровь горячо разливалась под кожей; ей казалось, что она срастается с этой ледяной водой, с намокшей землёй под босыми ногами, с беспредельной ширью неба над головой.
   - Туда! - властно крикнула Нери, указав рукой направление, и вся внезапная река, похожая на гигантскую прозрачную змею, размывая землю, устремилась вслед за её жестом, перечёркивая путь тем людям Кнеши, которые начали сбегаться на переполох. Нери захлёстывал восторг - вся эта громада меняет русло по одному её слову! Но медлить было нельзя; Нери определила по солнцу, где запад, и рванулась туда, не оглядываясь. Пара точных движений - вот она перелезла через ограду - одежда порвана - в бездну её - перебежать через сад - какие-то колючки - царапина на щеке - беседка с белыми колоннами - скамейки, дорожки, цветы - замерший испуганный садовник - снова ограда...
   Едва Нери очутилась на твёрдой земле и побежала прочь с придворцовых земель, что-то просвистело у самого её уха и исчезло в кроне ближайшего дерева. Стрела! Оглянувшись, она увидела около дюжины всадников на снурках, которые, наверное, успели переплыть её реку. Нери с досадой махнула рукой, и поток изогнулся, опять оказавшись перед ними. У неё мелькнула мысль о том, что они могут послать людей с другой стороны и окружить её - но она уже выиграла столько времени, всё ведь случилось слишком быстро... Нери побежала дальше. Она казалась себе невесомой, как бабочка; ноги еле касались земли. Она скрылась в кипарисовой роще раньше, чем ещё одна стрела настигла её, и ещё долго бежала вслепую, без передышек. Вниз по склону холма - мимо виноградников - и начались рагнарские поля.
   Здесь Нери в смятении приказала реке остановиться, чтобы не затопить урожай и не превратить поля в болото. И течение покорно свернуло.
   А потом помогло ей ещё раз - только по-новому.

***

   Вечером того дня Тилша, свободный эги из Альдарака, гнал в деревню овец с пастбища - сегодня наступила его очередь выполнить эту обязанность. Погода стояла чудная, Тилша грелся под закатным солнцем и предвкушал вкусный ужин дома - его жена замечательно готовила. Да и старшая дочь обещала залатать наконец-то дыру в его одежонке. В общем, Тилша брёл следом за стадом по зелёным лугам и безмятежно насвистывал что-то себе под нос, когда услышал чуть в стороне странные звуки.
   То, что он увидел, когда посмотрел туда, заставило его остановиться и широко распахнуть глаза. Две преданные пастушьи собаки тоже в недоумении замерли; одна из них испуганно прижала к голове уши. Прямо на стадо мчалась всадница - молодая девушка, и её длинные косы цвета травы разлетались от скачки. Вот только снурк, на котором она ехала... Он был совершенно прозрачен и как бы состоял из воды, которая обрела такую необычную форму и как-то держала её; при беге от него отделялись крупные брызги. Тилша протёр глаза, чтобы убедиться, что ему это не мерещится.
   Судя по тому, как панически всадница тянула и дёргала прозрачные поводья, она потеряла управление над существом. Собаки с лаем разбежались в стороны, отступая от него; перепуганные овцы тоже мгновенно разбрелись с заунывным блеяньем. Тилша стоял, позабыв об овцах.
   В нескольких шагах от него водяной снурк будто лопнул и мгновенно растёкся в огромную лужу; туда же рухнула девушка. Он поспешил к ней и осторожно помог подняться; судя по причёске, гладкой коже рук и тонкому шёлку, в который девушка была задрапирована (хотя грязному, местами изорванному и насквозь мокрому), она была из знати. Поддерживая её под руку, Тилша снял шапочку от солнца и попытался изобразить поклон. Эги не полагается заговаривать с моной, тем более незнакомой, первым, поэтому он молча ждал, всё ещё не оправившись от удивления.
   - Чьё это стадо? - устало выдохнула она, глядя куда-то мимо него.
   - Рагнара, высокорождённая мона.
   - Рагнара... - растерянно, точно во сне повторила девушка. - Но рагнар умер.
   - Но жив его сын, высокорождённая мона.
   - Сын жив, это верно, - она медленно кивнула. - Тогда почему его трон занимает другой?
   Тилша пожал плечами. Он не собирался вникать в господские разбирательства, да и о недавних волнениях в стране знал только понаслышке: жена деревенского старосты любила посплетничать. Услышав же весть о моне Кнеше, он удивился - и только.
   - Не знаю, высокорождённая мона. Видно, так угодно духам... Куда ты направляешься, госпожа? Я могу помочь тебе?
   Девушка словно пришла в себя и тяжело, измученно вздохнула. Тилша вдруг заметил, что она босая.
   - Меня зовут Ниэре. Ниэре из Маантраша. Приюти меня на ночь, добрый человек, и укажи дорогу к Заповедному лесу. Больше я не потревожу тебя.
  
  
  
  
   ГЛАВА XIII

"Выбираться действительно было пора, к этому времени вокруг всё просто кишело разными зверьми и птицами"

(Л. Кэролл "Алиса в стране чудес". Пер. А. Кононенко)

  
   Пиарт рассеянно ковырялся в карасе на своей тарелке, думая о том, всё ли он собрал. Вторая мантия, смена белья, фляга для воды, мыло, бритва... Карта и бумаги, конечно же. Лупа. Нож и ложка. На всякий случай - запасной мешок.
   Осталось, собственно, только запастись едой на кухне. Ну и лошадь, разумеется. Меидир обещал устроить всё с мальчишками-конюхами. Ему легко рассуждать, он всю жизнь странствует.
   Пиарт же нервничал, потому что в последний раз уезжал из Академии за образцами южных растений, а было это почти двадцать лет назад. Даже страшно, когда осознаешь. После этого он не отлучался никуда дальше Меертона, а тем более в такие дикие места, куда они собрались на свой страх и риск.
   Пиарт вообще не узнавал себя в последнее время. Не так давно он бы ни за что не решился на такую авантюру. Если бы Ректор так подчёркнуто не избегал его, если бы не игнорировал любые просьбы о помощи... Если бы не погром, который он обнаружил однажды у себя в комнате, вернувшись с занятий. Точнее, погром у Пиарта царил всегда, но этот устроил явно не он сам: передвинуто, переставлено и переложено было всё что можно, но ничего не пропало. Ничего, кроме парочки старых, замызганных карт ещё студенческих времён, к которым он давно не прикасался.
   Кто-то искал ту карту. Другого объяснения Пиарт не видел. Он не рассказал об этом случае никому, даже белобрысому прорицателю, однако именно в тот день твёрдо решился ехать.
   Подозревать можно было только Вораго и Ректора. Пиарт злобно покосился в ту сторону трапезной, где обычно рассаживались математики. Вораго мог подставить его - конечно, мог, но не проще ли было тогда просто-напросто подбросить ему эту карту, а не вручать с таинственным видом лично в руки, предупреждая об опасности? Размышляя над этим, Пиарт чуть не сломал себе голову и в конце концов плюнул. В интригах он разбирался не лучше, чем в магии.
   Так или иначе, кто-то в Академии упорно не хочет, чтобы тайна убийства Карлиоса раскрылась. И неизвестно, что ему важнее - само преступление или то, что связывает пресловутую карту с крестиками, "четвёртый компонент" и переходы между мирами. Значит, что-то их всё-таки связывает. Что - вот это им и предстоит выяснить.
   И Пиарту уже даже неважно было, что он вполне может потерять место в Академии после этого странного побега с колдуном-чужеземцем вслед неизвестно за чем. Куда важнее установить истину: Пиарт впервые в жизни ощутил, что в Академии её оскорбляют, и это больно задело его.
   Одно предположение у него уже было, хотя и довольно бредовое. Пиарт планировал поделиться им с Меидиром, как только они покинут Академию. Сегодня ночью.
   Тот, кто пройдёт через огонь, должен умереть, а потом возродиться. Только после этого он обретёт ключ, чтобы открыть дверь.
   Эти простые слова нашлись в записях Карлиоса, обведённые его рукой. Кажется, они тоже были выписаны из какой-то старой книги, и именно с ними связывалось упоминание о загадочных четырёх компонентах. Они вычленялись легко: условно говоря, огонь, смерть, возрождение и ключ. Если понимать "дверь" как проход в другой мир и крестики на карте как эти четыре ступени, то всё сходится. Если же нет...
   - Профессор Пиарт, Вам просили передать...
   На стол перед ним лёг пакет из плотной бумаги. Пиарт поднял глаза; ему поклонился веснушчатый, прыщавый мальчишка лет тринадцати. Кажется, он у него не вёл.
   - Что это такое?
   - Из Меертона. Трактир госпожи Эльды. Она сказала - Ваши любимые пирожные.
   - Что ещё за... Ах, Эльда! - Пиарт хлопнул себя по лбу. - Молодец, спасибо.
   Мальчишка убежал, а Пиарт занялся свёртком. Стряпня старушки Эльды - это сейчас кстати. Он и не думал, что она его помнит. И с чего вдруг такая доброта? Хотя... Пиарт усмехнулся. Вроде бы он когда-то ей нравился. В те времена они нередко сиживали в её славном заведении вместе с... Он помрачнел. С Вораго, конечно. С кем же ещё.
   Из надорванного пакета в нос ударил запах печева и яблочного крема. Тут из-под стола послышался звук, похожий на скулёж. Пиарт приподнял скатерть и увидел, что у его ног устроился дряхлый пёс, носивший с десяток имён и живущий объедками с кухни Академии. Иногда он забредал сюда, и встречали его ласково, хотя Ректор был недоволен.
   - Ладно, старина, - вздохнул Пиарт, встретившись взглядом с невыразимо печальными, слезящимися собачьими глазами. - Сегодня с тобой можно и поделиться.
   Он отломил кусок от одного из пирожных и бросил псу под стол. Тот принялся за еду, и Пиарт собрался последовать его примеру, когда заметил приближающегося Меидира. Колдунишка направлялся прямо к нему и был явно чем-то встревожен. Видимо, все сегодня сговорились не дать ему спокойно пообедать.
   - Я был на конюшне, - негромко бросил Меидир, остановившись будто бы для обычного приветствия. - Всё улажено. Встречаемся там в час пополуночи.
   - Отлично, - сказал Пиарт. Его покоробили эти вечные начальственные интонации, но он уже знал, что спорить с ним бесполезно.
   - Я только что встретил этого математика, - продолжил колдун, убедившись, что слишком уж поблизости никого нет, - ну, Вы поняли...
   - Нет, - разыграл удивление Пиарт. Что-то подсказывало ему, о ком говорит Меидир, но он как мог равнодушно добавил: - У нас немало математиков, знаете ли.
   - Хорошо, тогда тот, с которым Вы не разговариваете, - с лёгким раздражением пояснил прорицатель. - Так вот, он поймал меня за локоть и шепнул: "Если вы хотите ехать, делайте это скорее. Пусть Пиарт будет осторожен". Возможно, это не дословно, но смысл такой.
   Пиарт нервно сглотнул. Он не сомневался в том, что это дословно, поскольку имел случаи убедиться в прекрасной памяти колдунишки. Вораго знает чересчур много. Вораго назвал его по имени. Вораго беспокоится о нём. Он не знал, какая из этих мыслей поражает его сильнее.
   Беспокоится?.. "Пиарт, Пиарт, какой же ты легковерный дурак". Вероятнее всего - делает вид, что беспокоится. Но зачем?
   - Я ничего не говорил ему. Клянусь.
   - Тогда откуда ему известно?.. - серые глаза колдунишки гневно сверкнули. Чаще всего они бывали вполне спокойными, но иногда в них промелькивала сталь. - Я же просил Вас...
   - Понятия не имею, - прошипел Пиарт. - Правда... Я не говорил Вам... Это он дал мне карту. В библиотеке.
   Ноздри Меидира дрогнули, раздуваясь. Он прищурился, и Пиарта почему-то прошиб пот.
   - Сколько ещё Вы не рассказывали мне, Пиарт? Я думал, мы можем друг другу доверять.
   - Простите меня...
   - Речь не обо мне. Вы понимаете, насколько это опасно? А если карта - ловушка? Если Вораго работает на убийцу - или наоборот?
   - Но для чего ему... - начал Пиарт и осёкся. Из-под стола вновь послышался скулёж, только звучал он теперь как стон боли. Пёс вылез, подволакивая задние ноги, и дошёл почти до середины трапезной; его била крупная дрожь, а изо рта капала кровавая пена; за ним оставался алый след. Потом несчастная тварь опрокинулась набок, дёрнулась и замерла. К нему поспешил кто-то из сердобольных зоологов.
   Пиарт перевёл взгляд на пирожное, которое всё ещё держал в руке.
   - Вы знаете, Мей, - медленно произнёс он, - мне кажется, Вораго с нами честен. А если нет, то это обман, изощрённый даже для Отражения.

***

   В назначенное время Пиарт подошёл к конюшне, стуча зубами от холода. Он позаботился о том, чтобы одеться соответственно: телогрейка и рубаха дополнялись тёплой мантией, перчатками и сапогами, однако это не спасало от ночного сырого холода. Он в очередной раз подумал о том, каково это - когда лето ночью не похоже на зиму, а зимой не выпадает снег. Должно быть, неплохо.
   Когда он пришёл, Меидир как раз выводил под уздцы коня, чернота которого сливалась с мраком вокруг. Пиарт близоруко прищурился, силясь разглядеть его в свете факела, предусмотрительно вставленного в скобу в стене.
   - Вы всё взяли? - волосы прорицателя белым пятном виднелись из-под капюшона плаща.
   - Вот, - Пиарт приподнял свой немаленький вещевой мешок и с сомнением покосился на лошадь. - Вы уверены, что это...подойдёт?
   Меидир любовно погладил коня по гладкому боку.
   - Ну конечно. Трое ваших конюших уверили меня, что это самое спокойное животное в Академии... Вы хорошо себя чувствуете?
   - Да, если Вы о пирожном, - пропыхтел Пиарт, забираясь в седло - он не делал этого много лет; Меидир придержал ему стремя. - Я не пробовал его.
   - Вам невероятно повезло, - сказал колдун и, исчезнув в конюшне, через секунду появился с другой лошадью - надо полагать, с той, на которой явился сюда. - Кого Вы подозреваете?
   - Всех, - Пиарт возвёл глаза к небу; оно было усыпано звёздами, как трава росой. - И никого.
   Но уж точно не Эльду. Если только бедная трактирщица не тронулась умом, тоскуя по утраченной молодости.
   Мей вздохнул. Не ответив, он потушил факел, влез в седло и пришпорил лошадь. Впрочем, уже через пару шагов осадил её.
   - Вы слышали?
   - Что именно?
   - Странный звук, - он махнул рукой. - Где-то там.
   Пиарт пожал плечами.
   - В той стороне курятник. Наверное, куры возятся.
   - Это не куры, - Меидир качнул головой. - Ладно, поехали. Куда Вы хотите сначала?
   - Южная окраина леса Тверси, - твёрдо сказал Пиарт. - Ближайший к нам крест на карте.
   Они тронули лошадей и некоторое время ехали молча. Луна вяло освещала дорогу, периодически скрываясь за облаками. Оставляя за собой башни Академии, Пиарт чувствовал, будто внутри него что-то рвётся - и одновременно испытывал нечто пьянящее. Лишь когда показалась окраина Меертона, прорицатель спросил, оглянувшись:
   - Почему именно Тверси? В чём Ваша догадка?
   Что ж, сейчас или никогда. В конце концов, Пиарту не впервые приходится выставлять себя дураком перед этим невежественным юнцом, который мучается от собственных видений, лезет не в своё дело и рассуждает о вещах, которых не имеет права касаться.
   - "Тот, кто пройдёт через огонь", - процитировал он, пытаясь приноровиться к конскому бегу и отсутствию почвы под ногами. - Думаю, огонь мы найдём под этим крестом.
   - И что Вы поняли под огнём?
   - Это должно быть что-то, находящееся исключительно в этом месте, - осторожно начал Пиарт.
   - Логично.
   - А среди окрестностей оно знаменито для меня одним. Не смейтесь, но там очень много брусники.
   Смеяться Меидир не стал, однако Пиарт порадовался, что не видит в темноте выражения его лица.
   - Брусники?
   - Брусники. Ярко-алая кислая ягода.
   - Я знаю, что такое брусника... Пиарт, Вы ботаник. Я ценю Ваши знания, но мы не можем на них зацикливаться. Время дорого. На рассвете Ректор хватится нас, каковы бы ни были его намерения.
   - Вы правы. Но...
   - И как Вы истолкуете остальное? Умереть...
   - Что-нибудь ядовитое.
   - Возродиться...
   - Что-то лекарственное.
   - Ключ?
   - А вот это загадка, - признал Пиарт. - Но вспомните, что над ней бился и Карлиос. Он тоже изучал ботанику, господин Меидир, и для него растения были чем-то большим, чем просто...
   - Но не он придумал эту формулу, он только её переписал, - терпеливо, как ребёнку, возразил ему колдун. - Я не верю, что древние волшебники, говоря "пройти через огонь", имели в виду банальную бруснику...
   Пиарт покачал головой. Как ему объяснить? Некоторые вещи просто невозможно понять в таком возрасте. Понять, как сладостно возиться в земле - чёрной и жирной, а потом принимать от неё плоды своих трудов. Услышать, что шепчет на ветру трепетная тощая осинка. Касаться лепестков кувшинки так, как касался бы щеки возлюбленной. Полдня пробродить по лесу, а потом уткнуться лбом в красноватое чрево корявой сосны, безмолвно рассказывая ей о своей боли за себя и за всё вокруг.
   Он не поймёт. А Карлиос понимал. Карлиос - с его чётким, дисциплинированным, совсем не поэтическим и не юным умом.
  
   ГЛАВА XIV

"Мы плакали, пришедши в мир.

Но это представление с шутами. -

Какая шляпа славная!.."

(У. Шекспир "Король Лир". Пер. Б. Пастернака)

   Барабаны били с утра до вечера - огромные, обтянутые воловьей кожей. Глухое биение проникало в рагнарскую резиденцию сквозь резные колонны и уникальную полупрозрачную крышу из кристаллов. Простой люд толкался на площадях и улицах в ожидании зрелища. Тысячи молодых рабынь - в основном пленных - извивались в танцах в честь правителя. В фонтанах плавали розовые лепестки; повара трудились не покладая рук; жрецы в храмах взывали к покровительству духов, закалывая ягнят и поджигая благовонные травы.
   Бачхара ждала своего рагнара. Казалось, что весь Рагнарат замер, глядя на него с немым вопросом - а что дальше? Что несёт мне твоя дерзость, узурпатор, и до каких пор она протянется?..
   Кнеша лениво растянулся на шёлковых подушках, думая обо всём сразу и ни о чём. Наступил один из тех моментов, когда ему требовалось одиночество. Вообще же, будучи человеком открытым, весёлым и лёгким на подъём, Кнеша редко нуждался в уединении. Он не отказывал себе в радостях жизни (никогда, впрочем, не превышая тех пределов, которые сам себе поставил), не любил унывать и с радостью пускался в любые авантюры. Ему было необходимо общество - хотя бы для того, чтобы посмеяться над окружающими, которых он обычно находил чрезвычайно забавными. Ему нравилось находить новые и сложные пути, выстраивать запутанные комбинации, а потом смотреть, что получится. Смотреть, как отреагируют участники его сценариев.
   По крайней мере, такова была часть его натуры. Но у всего в мире есть две стороны.
   И на своей теневой стороне Кнеша всегда был совершенно один. Эта тень смывала его улыбку или делала её горькой. Эта тень обнажала то, что он и так давно знал: Мироздание безумно, а с ним вместе безумен он сам. Кнеша слишком хорошо знал себя и считал, что в этом и состоит его трагедия. Человек, однажды заглянувший в бездну, уже не сможет безмятежно наблюдать за бегом облаков или полётом бабочки. Он может сколько угодно создавать видимость, наслаждаясь своей изобретательностью, но бездна снова и снова будет являться ему во снах. Бездна, полная огня и темноты, боли и страсти.
   Вслушиваясь в грохот барабанов, Кнеша почему-то вспомнил о Бенедикте. Интересно, каков он в его глазах? Это нетрудно представить: беспринципный и циничный негодяй, охваченный жаждой власти и упивающийся насилием. Что ж, это мнение забавно в той же степени, в какой ложно.
   Наверное, так же думает и Нери, раз она сбежала. Глупая девочка. Узнав об обстоятельствах её исчезновения, Кнеша хохотал до слёз: честное слово, он многое бы отдал, чтобы ещё раз увидеть тот мокрый хаос разрушений, который она оставила за собой в Альдараке. Он давно так не развлекался. Ну что ж, удачи, Владетельница Маантраша. Несчастное дитя - и больше ничего. Кнеша боялся её не больше рагнарского сына или Бенедикта - точнее сказать, не боялся никого из них. Он вообще ничего не боялся. Жизнь обработала его таким образом, что сама способность испытывать страх у него пропала - зато появились другие способности, куда более ценные. Кнеша никому не рассказывал о бурных поворотах своей насыщенной биографии, но лелеял в памяти каждую деталь. Какова бы она ни была, она привела его к рагнарскому трону - и, что ещё важнее, сделала тем, кто он есть.
   В голове мелькнуло мгновенное воспоминание - как яркая вспышка. Даже целая цепочка воспоминаний. Слёзы матери - мёртвый отец - рубка в битве - галеры в море - книги - профиль медноволосой девушки - золото монет сквозь пальцы - песок в пустыне - великанья ступня с него длиной... Кажется, сложился ещё один стихотворный экспромт. Надо будет записать - но это после, после.
   Бенедикт, Бенедикт... Сколько тайн, оказывается, хранило и твоё суровое, неподкупное чело. А толку от этих тайн? Не больше, чем от всего вокруг.
   - Повелитель, - вошёл Салдиим с пёстрой свитой монов и вооружёнными охранниками. - Пора.
   Кнеша кивнул и встал. Он и сам слышал наступившую снаружи тишину. Кто-то накинул ему на плечи одеяние, блещущее золотом и расшитое драгоценными камнями. Тяжёлое.
   Эскорт почтительно окружил его, и он двинулся вперёд - через одну, другую, третью залу - к балкону, поприветствовать народ. А вот и балкон. Павлиньи перья, старый верховный жрец, согнувшийся в поклоне, и толпа внизу. Кнеша шагнул и развёл руки в стороны. Эффектность ему нравилась.
   - Бачхара, - сказал он негромко, но его голос заглушил даже шум непрерывного дождя, - я твой рагнар.
   Сотворённая усилием его воли огненная арка поднялась над дворцом, и толпа зашлась в едином приветственном рёве.
  
   ГЛАВА XV

"Он, несмотря ни на что, достиг желанных Пенатов,

Вновь обладателем стал чаемых долго полей -

Мне ж предстоит навсегда лишиться отеческой почвы,

Ежели только свой гнев бог не изволит смягчить"

(Овидий "Скорбные элегии", V, 81-84. Пер. С.В. Шервинского)

  
   Нери проснулась, когда в маленькое окошко уже вовсю били солнечные лучи. Некоторое время она лежала, не двигаясь, и пыталась осознать, где находится. Прямо под окошком была свалена груда тряпья, на которой она приютилась; в ужасной тесноте под крышей убогой глиняной хижины, среди грязных стен, притулились выложенный камнями очаг, несколько лежанок, замызганная соломенная циновка, полки с горшками и плошками да прялка. В нескольких местах крыша протекала, и редкий слепой дождь капал в подставленные посудины.
   Нери поднялась, с трудом вспоминая прошедшие события. Она обнаружила на себе сухую одежду женщины-эги; лохмотьев, в которые превратилось её шёлковое одеяние, нигде не было видно. Только сейчас она заметила, что в углу двое невообразимо испачканных и голых детишек возятся с тряпичной куклой. Они как раз пытались накормить её репой, когда девочка поменьше заметила Нери, тихонько бредущую к выходу из хижины, занавешенному продырявленным полотнищем.
   - Я сейчас позову маму, высокородная мона, - сообщила она и выбежала на улицу. "Маму"... Мысль о матери обожгла Нери, как раскалённый металл. Едва подумав об этом, она ощутила, как вчерашний жар входит в кости и мышцы, и ощущение потрясающей лёгкости возникло где-то в животе. Сила Маантраша. Она пробудилась от подарка наги. Голова кружилась при одной мысли о том, что она теперь в ней, в её теле, при одном воспоминании о реке, повинующейся взмаху её руки.
   Снаружи послышались голоса. У этих бедных людей, конечно, нет снурка; как жаль, что с собой у неё ни монеты, чтобы их отблагодарить. Но ничего, когда-нибудь она сделает это. Она доберётся до Заповедного леса - до места, где никто не найдёт её, даже мон Кнеша. А потом, набравшись сил, отомстит за свою семью. Увидев на полке большой нож для мяса, Нери взяла его и, успокаивающе улыбнувшись испуганному ребёнку, поднесла к своим спутавшимся, всё ещё влажным волосам.
   Ей предстоит долгий путь, ей суждено пролить кровь - а значит, не нужны больше шестнадцать кос. Она не станет женщиной, пока жив мон Кнеша.

***

   На четвёртый день пути на север Нери поняла, что стёрла ноги до крови - ей никогда не приходилось так подолгу ходить пешком по таким дурным, каменистым тропам. Каждый шаг причинял боль, и она остановилась у обочины, чтобы перевязать ступни. Она отодрала полоску ткани от подола и присела на поваленный сосновый ствол. Всё тело ныло от усталости, но до леса, кажется, было ещё далеко. Нери старалась не попадаться никому на глаза и питалась пока только лепёшками, сыром и сушёными фруктами, которыми её просто и почтительно наделила семья Тилши. Шли дожди, и между ними она едва успевала обсохнуть. Сила больше не отзывалась, сколько бы она ни пыталась на ней сосредоточиться, однако Нери, осознавая, что без неё в лесу вряд ли выживет, шла туда с упрямством, которое удивляло даже её саму.
   Перетягивая кровоточащие мозоли, она услышала дробный стук копыт и замерла, не закончив узел. О духи. Должно быть, она очутилась на границе земель кентавров, а кентавры - давние враги Рагнарата.
   "Но я теперь тоже враг Рагнарата, если им правит Кнеша", - вспомнила Нери и, осмелев, подняла голову. Трое существ, тела которых начинались с курчавых человеческих макушек и заканчивались мощными крупами и копытами, с топотом окружили её. Нери покрылась мурашками, как когда-то рядом с женщиной-полузмеёй, но не согнула спину.
   Ей ли теперь гнуть спину перед кем бы то ни было?
   - Девочка-чужеземка, - пророкотал гнедой кентавр, бывший крупнее остальных. От него исходил горьковатый запах пота и почему-то скошенной травы. - Твои ноги в крови, зато руки изнеженные.
   - А волосы обрезаны, как у мужчины, - добавил второй, более светлой масти.
   - Что ты делаешь так далеко от дома? - спросил третий.
   - Иду в Заповедный лес, - сказала Нери. Она стояла, сцепив ладони в замок, поддерживая локтём прижатый к бедру мешок с едой и всем своим видом показывая, что не представляет угрозы. - Пожалуйста, пропустите меня.
   - Ты идёшь на верную смерть, - дружелюбно заметил первый кентавр после недолгого молчания. - Ты погибнешь от голода, потому что не знаешь, какие участки земли там не отравлены.
   - Если ночью вечно голодные существа не перекусят твою тонкую шею, - добавил самый юный. - Ты от кого-нибудь прячешься?
   Нери не ответила на это, только ещё раз попросила пропустить её. Она была такой усталой и опустошённой, что совершенно не хотела препираться с кентаврами, тем более от них, таких похожих, у неё пестрило в глазах. В любом случае им незачем знать больше. Если угодно - пусть её убьют, но вернуться ни за что не заставят.
   Она безропотно ждала, пока кентавры совещались на своём гортанном наречии, роя копытами землю. Потемнело, и набухшее небо снова грозилось пролиться дождём.
   Вскоре гнедой, которого Нери приняла за их предводителя, положил тяжёлую, обветренную ладонь ей на плечо, и она вздрогнула от прикосновения.
   - Мы поняли, кто ты, девочка с окровавленными ногами. Ты пахнешь Маантрашем. Когда-то твои предки одними из первых ступили на эту землю, приплыв из-за моря.
   - Мы могли бы выдать тебя новому рагнару и получить за это то, что захотим, - легко подхватил второй, - но это было бы слишком дружеской услугой. Он дурной человек. Он оскорбляет Рагнарат.
   - Так вы не в союзе? - Нери была сбита с толку. Разрушалось уже второе её предположение.
   - В союзе не по доброй воле, а из страха. Ступай в лес и попробуй выжить, если хочешь.
   - В сторону леса стекаются те, кто против рагнара. Твои сородичи. Правда, это пока лишь слухи, доносимые птицами.
   - Кто именно? - жадно спросила Нери. Ей не верилось, что кто-то способен открыто пойти против мона Кнеши, если он сумел запугать чем-то даже бесстрашных, неподкупных кентавров. - Кто?
   - Молодой наследник и его учитель, - ответил юный кентавр, плавным движением вытащил стрелу из колчана за спиной и натянул тетиву, - кажется, вы зовёте его Бенедикт. А теперь иди, Ниэре из Маантраша. И мы не солжём рагнару, если скажем, что стреляли в разыскиваемую преступницу, но стрела уже не достигла её.
  
   ГЛАВА XVI

"Так не один говорил, поглядев на стоявшего рядом:

"На осязание Гектор, ну, право же, сделался мягче,

Нежели был, как бросал на суда пожирающий пламень!"

(Гомер "Илиада", XII, 372-374. Пер. В.В. Вересаева)

   Опушка леса показалась на рассвете, и Мею захотелось зажмуриться от ударившей в глаза красноты: злобно-яркие лучи солнца озаряли бесчисленные кустарнички, усыпанные алыми ягодами. Он действительно никогда не видел столько брусники: это производило даже жуткое впечатление, как что-то живое, вывернутое наизнанку. Мей усмехнулся, озвучив про себя такое сравнение: оно наверняка понравилось бы Гэрхо.
   И Анне.
   В бездну Анну.
   - И что же? - прочистив горло, спросил он. Пиарт уже вылез из седла и с необычным для себя проворством спешил к кустам с ножиком.
   - По крайней мере, у нас будет какая-то зацепка, - пропыхтел профессор, ковыряясь в зарослях. Мей наблюдал за ним с мрачным терпением.
   Что ж, он либо сумасшедший, либо прав. Спешить им, по большому счёту, некуда.
   Если не считать того, что речь идёт об убийстве, а знаменитого ботаника вчера пытались отравить.
   Пиарт вернулся к лошади с гроздью брусники, явно довольный своими успехами.
   - За ночь до меня дошло, - провозгласил он. - Ещё один крест совсем недалеко отсюда, и там недурной сосняк. Знали бы Вы, как сосновая смола помогает при заболеваниях лёгких.
   Мей только вздохнул. В конце концов, однажды ему довелось встретиться со стариком, который верил, что с каждым съеденным куском масла молодеет на год.
   - Сосняк так сосняк, - сказал он.

***

   На вершине каменистого склона, у подножия которого журчал гостеприимный ручей, оказались руины. Вполне настоящие, основательные развалины - покинутый беспорядок из желтоватых глыб, когда-то бывших полом, крышей и колоннами. Насколько Мей мог судить отсюда, прикрыв рукой глаза от солнца, здание было не таким уж большим. Он переглянулся с Пиартом и спешился, морщась от усталости.
   Из густого сосняка со свежим прозрачным воздухом Пиарт приволок кусочек коры, а из зарослей бересклета, с которыми отождествил третий крест, - пару кожистых листьев, желтоватых по краям. Шёл второй день их странного путешествия, и вот теперь, измучив и лошадей и себя в едва проходимой чаще, они достигли последнего креста.
   - Вы видели это раньше? - спросил Мей, указав на остатки сооружения. Пиарт, угрюмо потиравший больную поясницу, медленно кивнул.
   - Да, когда-то. Мальчишками мы лазали туда с Вораго, - он помолчал. - Играли в борцов за свободу Альсунга. По его рассказам.
   - И что это?
   - Никогда не интересовался. Говорят, какой-то старый храм. Поднимемся?
   - Не вижу других вариантов, - Мей выудил из-за пазухи карту. - По-моему, всё точно.
   Они оставили лошадей внизу. После утомительного и тягостного карабканья, которое далось Пиарту, по-видимому, куда тяжелее: ближе к вершине он так пыхтел и отдувался за плечом Мея, что заглушал крики ворон, круживших в небе чёрными кляксами.
   Под ногами Мея захрустела каменная крошка. Он подошёл к остову одной из колонн, провёл рукой - шершавое, старое, со стёршейся простой резьбой... Кто молился здесь, каким богам? Почему люди оставили это место? Он обошёл колонну - и услышал сдавленный вскрик - ужасный, разодравший тишину. Так кричат от невыносимого страдания. Он резко обернулся.
   Дальше все события будто замедлились. Пиарт рухнул, как подкошенный, судорожно схватившись за что-то у груди; ничего не соображая, Мей рванулся к нему, приподнял, положил голову на колено, с усилием разжал пальцы. По мантии профессора ботаники расплывалось тёмное пятно, а из тела торчало древко стрелы. Поразительно точный выстрел.
   На побелевших губах Пиарта выступила кровавая пена, но он мычал что-то, неотрывно глядя за спину Мея. Он тоже посмотрел туда. Из-за груды камней к ним бежал тот математик, Вораго. С неожиданной мощью он оттолкнул Мея, как если бы тот был хилым подростком, и разорвал одежду на груди Пиарта. Тот смотрел на него без отрыва, беспомощно и скорбно.
   - Раздобудьте мне воды и чистую тряпку, - отрывисто бросил Вораго Мею и взялся за древко. - Быстро.
  
   ГЛАВА XVII

"Мне каждую ночь всё снится, что вы смотрите на меня и не узнаёте"

(А.П. Чехов "Чайка")

  
   Заповедный лес встретил Нери мрачной стеной, появившись как-то сразу и вдруг, без особенных предисловий. Исполинский, он занимал почти всю северную часть материка; земли дальше на север были скудными и оттого малообжитыми, хотя и числились во власти Рагнарата; о человеке, не умеющем вести себя как подобает, среди монов говорили "как из северной глуши". Миновать лес можно было только по воде; утёсы и скалы на побережье моря Гаахтан славились своей непроходимостью; разве что чайки решались вить там свои гнёзда. О лесе говорили, да и знали всякое - идти через него напрямик надумал бы только сумасшедший.
   И Нери.
   Как ни странно, она даже не испугалась, когда вошла туда. Лес начинался обычными кедрами, и она беззаботно шла по ковру из мха, радуясь отдыху израненных ног. Но потом заросли стали гуще, пошли кривые шатровые деревья и те породы, о которых Нери имела очень смутное представление; купол из переплетавшихся, как в последнем рукопожатии, веток почти загородил небо.
   Вечер выдался, на редкость удачно, сухим. С темнотой отовсюду зароились неясные звуки и шорохи - где-то утробно крикнула ночная птица, ветви хрустнули под чьим-то копытом, блеснуло что-то за рядами стволов... Помолившись духам, Нери развела небольшой костёр и достала остатки съестных запасов. Она только принялась жевать, привалившись спиной к шершавой коре и ощущая блаженное гудение во всём теле, как вдруг услышала негромкий хруст позади себя, а потом что-то, похожее на вздох.
   Нери внезапно остро почувствовала, что она в Заповедном лесу, ночью и одна. Она притянула колени к груди и сказала вслух:
   - Это ветер.
   - Неправда, - отозвался тихий женский голос. Отпрыгивая от дерева, Нери чуть не выронила лепёшку. Кора пришла в движение, забурлила, запузырилась, как кипящее молоко - и вот в дереве обозначились острые черты лица, похожего на человеческое, побеги вьющегося растения прядями легли на враставшие в древесину плечи, а над выточенными скулами зажглись жёлтые глаза с узким вертикальным зрачком. Нери мгновенно утонула в этом взгляде, как в том, в роще Маантраша, кажется, тысячу лет назад - такая неземная, жуткая печаль таилась там, в янтарной глубине.
   Нери упала на колени и прижала руку к груди. Она не знала, как назвать такое существо, но знала, что духам следует поклоняться.
   - Прости, - выдавила она, не в силах отвести взгляд. - Я не хотела потревожить тебя. Я могу уйти. Или погасить костёр. Всё, что угодно. Только пощади меня.
   Нери долго ждала ответа. Ей было и страшно, и одновременно как-то удивительно спокойно. Существо, не моргая, смотрело на неё, а она на него.
   - Мне не мешает твой костёр, - медленно произнёс дух. Ему (или ей?) будто с трудом вспоминались человеческие слова. - Только не жги меня.
   - Не буду. Обещаю, - Нери не решалась подняться с колен. То, с чем она говорила, наполняло её странным благоговением - рядом с кентаврами незадолго до этого она не чувствовала ничего подобного.
   - Мимо леса проплывали корабли с такими, как ты, - с грустью продолжило существо. Она заметила, что от него пахнет землёй. - Почти только что. Они плыли на север. Они спешили.
   "Бенедикт с наследником".
   - Эти люди далеко отсюда? Я их ищу. Они очень нужны мне.
   - Уже далеко. Но тебя не тронут в лесу. Я передам.
   - Спасибо.
   Снова повисла тишина. Нери вслушивалась в ночь и в который раз возвращалась к одним и тем же неотвязным воспоминаниям, тонула в их вязкости, точно муха в меду. Она поняла, как давно ей хочется с кем-то поговорить. Конечно, дерево - не лучший выбор для этого, но учитывая обстоятельства...
   - Мои родители мертвы, - сказала она, и слова повисли в воздухе колючими ледяными шариками.
   - У меня никогда их не было, - отстранённо отозвалось существо.
   - Жаль. Я так любила своих.
   - Любила? - в голосе засквозило недоумение. - Что это значит?
   - Я не могу объяснить.
   - Потому что заблуждаешься. Ты любила в них себя. Любила ваше сходство. Их заботу. Свою безопасность рядом с ними. Что угодно, но не их.
   Какая чушь. Нери подавила возмущение и задумалась. Несомненно, что-то есть в этой мысли, но ведь она знает, что это не так. Она озвучила своё возражение.
   - Любви не существует, - так же ровно сказало существо. - Это людское заблуждение, одно из многих. Такое же, как власть. Любовь и власть - главные ваши химеры, просто красивые сказки, которыми вы пытаетесь что-то объяснить.
   Нери долго обдумывала ответ. Она замёрзла, хотя костёр ещё не догорел.
   - Если любовь и власть - сказки, то ни в чём на свете не остаётся смысла.
   - Добавь туда же страх, - посоветовало существо. - И смерть. Вы всё это выдумали, чтобы управлять собой же. Твои глупые сородичи. Четыре верёвки, которые вас связывают. Четыре пустых трона.
   - Тогда зачем?.. - Нери не договорила. Она никогда не думала обо всём этом с такой точки зрения.
   - Кто знает... Можешь спать у моих корней, если хочешь.

***

   Шалаш стоял на поляне, поросшей крупными белыми цветами. Нери набрела на неё днём, перебегая от одного шатрового дерева к другому - их плотные кроны отлично укрывали от ливня. Сказать, что она удивилась, значит ничего не сказать. Добротно сделанное сооружение, покрытое крупными кожистыми листьями, возвышалось прямо в центре поляны, рядом с остатками кострища, и казалось вполне обжитым. Нери приблизилась, жуя недозрелый горьковатый плод - один из тех, что росли здесь в изобилии. Ей просто не верилось, что в самой глуши Заповедного леса кто-то может жить. Кто-то, кроме духов.
   Поднявшись утром, она не обнаружила в дереве, под которым заночевала, ничего особенного, и отправилась дальше на север. Ориентировалась по солнцу, ёжилась от холода под дождём, наблюдала за пёстрыми ящерками, шныряющими иногда под ногами. В вершинах шумел ветер, а в лицо веяло прелью; днём здесь было совсем не страшно.
   И вот - такие неожиданные признаки жилья.
   В шалаше оказалась лежанка из листьев и самодельная утварь, а ещё - почему-то - несколько ножей разной длины с костяными рукоятками, разложенных ровной линией; их лезвия ослепительно ярко блестели и были остро заточены. Колеблясь, Нери поднесла к лицу один; отражение - чёткое как в зеркале. Нож был ей необходим, а тут всё равно никого... Дождаться хозяина? Но стоит ли рисковать?
   Однако ждать ей не пришлось. Из-за спины, от входа в шалаш, донеслось утробное рычание. Нери обернулась.
   Перед ней стоял исполинских размеров волк: желтоватые клыки обнажились, а под промокшей шерстью бугрились мышцы.
  
   ГЛАВА XVIII

"Ах! Сколь жизнь тому ужасна,

Кто во глубь её проник"

(В.А. Жуковский "Кассандра")

  
   Пиарт умер вечером.
   Вораго сделал всё, что было возможно, обнаружив незаурядные познания в медицине. Он бился над раненым с молчаливым упорством; Мей помогал в каком-то полубреду, проклиная себя за то, что не владеет целительной магией. Никогда ещё он не чувствовал себя таким бесполезным, и давно такой тягостный холод не сжимал сердце.
   Пиарт то приходил в сознание, то снова терял его, лежал неподвижно и только провожал их обоих непривычно мягким, благодарным взглядом - это было вдвойне больно видеть на его обычно хмуром или насмешливом лице.
   Как сбивчиво объяснил математик между перевязками, он давно подозревал Ректора и потому последовал за ними. Карлиос его одного, кажется, полностью поверял в свои тайны, так что он расшифровал карту почти одновременно с Пиартом. Однако убийца успел к храму раньше; Вораго схватился с ним после выстрела, но тот вырвался, да и не до него уже было - Пиарт упал, раненный.
   - Кто это был? - выдохнул Мей после очередной пробежки к ручью ниже по склону.
   - Я знал его, - колдуя над Пиартом, Вораго сохранял удивительную способность ясно рассуждать. - Он появлялся в Академии несколько лет назад. Давний друг Ректора. Мы попросим его показать все бумаги, как только вернёмся. Не знаю как, но я докажу его вину. Понятия не имею, зачем Ректору было подстраивать смерть парня, но это факт.
   Описание убийцы, разумеется, в точности совпадало с видением из бани. Мей промолчал. "Мы попросим". Неужели он правда верит?.. Пиарт на земле что-то хрипел, и его лицо покрывалось пепельной серостью.
   Вскоре его не стало.
   Мей видел эту смерть. От развалин уже ползли длинные тени, когда Вораго закрывал ему глаза и бережно, точно касаясь дорогого стекла, разжимал пальцы, в последний миг сдавившие ему запястье. Мей украдкой взглянул ему в лицо - и отвернулся.
   Долго стояла тишина. Мей отошёл вниз по холму и смотрел, как тонут в сумерках перелески и пустоши. Он давно не молился богам, но теперь потянуло. Он недолго знал Пиарта, а на душе было так гадко, будто умер кто-то близкий и важный.
   Ректор Академии. Подстроил смерть студента, подослал к Пиарту отраву... Как низко. Что святого осталось в Обетованном, если это был Ректор?
   "...если это была Анна?" - эхом донеслось из прошлого.
   Когда стемнело, он вернулся. Вораго застыл на коленях возле тела (язык не поворачивался называть это Пиартом) и сам напоминал полуразвалившуюся колонну. Мей тронул его за плечо.
   - Надо похоронить его, - сказал он. - Или он должен упокоиться в Академии?
   Математик качнул головой.
   - Вообще - должен, но не теперь. Не захотел бы он остаться в той земле, - он встал и добавил, не глядя на Мея: - Пусть лежит здесь. Зароем пепел у подножия. Тут хорошо - ветер, леса. Он это любил.
   Они долго возились с помостом и ветками, но костёр сложили. Ночь стала багрово-яркой. Мей держал мешочек с трофеями Пиарта из отмеченных на карте мест; это казалось теперь смешным и ненужным. Дым поднимался к небу. Вораго приложил костяшки пальцев сначала к высокому гладкому лбу, потом к губам и к груди; отвернулся и молча ушёл куда-то за развалины. А Мей, несмотря ни на что, понимал, как чудовищно устал.

***

   Утром Вораго стал методично собираться. Мей, проснувшись (а спал он на удивление крепко - даже стыдно стало), кинулся к своим вещам. Математик удивлённо покосился на него.
   - А Вы куда?
   - В Академию, конечно. С Вами.
   Вораго с досадой вздохнул.
   - Благодарю, я и сам прекрасно доеду. И с Ректором разберусь, - встретив недоумевающий взгляд Мея, он добавил: - Странный Вы человек, господин Онир. Вам уже нечего делать в Академии. Спасибо за помощь.
   - За помощь... - повторил Мей, не зная, принимать это как сочувствие или как жестокое издевательство. Он не принёс помощь, а усугубил зло. - То есть Вы прогоняете меня?
   - Я не имею права Вас прогонять, - математик сделал глоток из фляги, и струйка вина кроваво прочертила резкую линию его подбородка. Отёр локтём, шумно выдохнул. - Думал, Вы понимаете, куда идётВаша дорога, - он махнул рукой в сторону развалин.
   Мей тоже посмотрел на них - желтоватые и тоскливые, как скелет исполинского чудища. И где-то там, среди его костей - разгадка, за которую погибли по крайней мере два хороших человека.
   - Вы хотите, чтобы я остался в храме, - медленно проговорил он, начиная осознавать, что обречён.
   - Я хочу, чтобы Вы отправились туда, - Вораго теперь глядел на него в упор; глаза у него были синие, до странности яркие. - А разве Вы не того же хотите?
   У Мея пересохло в горле. В памяти ожило всё - и жажда познавать в Долине Отражений, и замок Ниисов, и Близнецы, и гортанный шёпот Анны, и долгие пустые скитания... Перстень с чёрным камнем налился тяжестью.
   В конце концов, он уже побывал в другом мире. Почему бы не попробовать ещё раз?
   - Счастливой дороги, Вораго, - сказал он наконец. - Я знаю, Вы хотели помочь нам.
   - Докопайтесь до правды, если сможете, - ответил математик, коротко пожимая ему руку. - В Вашей власти разобраться, чем занимается Ректор.
   - Я постараюсь, - пообещал Мей.
   - Я бы жизнь сейчас отдал за то, чтобы хоть год обладать Вашим Даром.
   Мей попытался улыбнуться.
   - А я бы - за то, чтобы год прожить без него.
   Как только всадник скрылся вдали, Мей поднялся к храму и прошёл через нечто, когда-то бывшее аркой. Вокруг толпились колонны и истуканы со стёршимися чертами. Он прошёл в остов основного здания: крыши не было, но сохранились ступени, круг колонн и пористый валун в центре. Мей присел на корточки, провёл пальцами и зажмурился, наслаждаясь. Это место дышало волшебством, пропиталось им, как губка водой. Ему казалось, что он слышит гул в пыльном воздухе и видит мерцание, улавливает голоса из прошлого, которые молятся или проклинают на умерших языках. Когда Мей открыл глаза, в камне появилось четыре небольших углубления - три, расположенные треугольником, и одно в середине. Он запустил руку в мешок.
   - Пройти через огонь, - прошептал он, кладя в первую выемку горсть высохших ягод брусники. - Умереть, - листья ядовитого бересклета. - Возродиться, - веточка молодой сосны.
   Оставался "ключ". Мей поправил узел с вещами, подумал о Кейле, об Атти и двух её дочках. И, сжав кулак, поднёс руку к последнему углублению. Камень подошёл идеально.
   Потом храм исчез, и мимо Мея понеслись числа, троны и чужие созвездия.
   ГЛАВА XIX

"Я отдохнувший взгляд обвёл вокруг,

Встав на ноги и пристально взирая,

Чтоб осмотреться в этом царстве мук"

(Данте Алигьери "Божественная комедия". Ад, IV, 4-6. Пер. М. Лозинского)

  
   В нос ему ударил густой, медовый запах, и он поднялся, отплёвываясь от махровых белых лепестков. Так, цветы. По крайней мере, что-то знакомое. Это обнадёживает.
   Мей быстро осмотрелся. Зелёную, вполне нормальную и правдоподобную полянку, где он оказался, окружали уродливо изогнутые деревья - выглядели они так, будто их долго и старательно перекручивали. Он ещё не успел составить впечатление о месте, где находился, когда тишину прорезал женский вскрик.
   Оказалось, что недалеко от него стоит шалаш, у входа в который застыли друг напротив друга... Мей замешкался. Вероятно, можно было сказать, что это девушка - а скорее даже подросток, ещё не сложившаяся, худенькая девочка в неопрятных лохмотьях, с криво обрезанными волосами сумасшедше-зелёного цвета. Зажав в руке нож, она неотрывно смотрела на зверя, а зверь - на неё. Опять же - это вроде бы был волк, но такой огромный и с шерстью такого странного ржавого отлива, что Мей засомневался в своих предположениях.
   Так или иначе, Мей быстро оценил ситуацию; подошёл к девушке сбоку, ступая как можно осторожнее и мягче, избегая смотреть волку в глаза. Аккуратно разжал ей ледяные пальцы, высвободил костяную рукоятку; она даже не моргала, и он едва слышал её дыхание. Она не отрывала глаз от зверя, только приникла к Мею - внезапно и всем телом. От неё пахло травой и влажной землёй. Он машинально приобнял её и сказал негромко:
   - Не бойся.
   Конечно, она ни звука не поняла. Он и сам не понял, зачем говорит с ней.
   Увидев нож в руке Мея, зверь утробно зарычал; до Мея дошло, что кожа от этого рыка покрывается противными мурашками, только когда волк прыгнул - впечатление было примерно как от несущегося прямо на него быка.
   Мей оттолкнул от себя девушку - наверное, сильнее, чем собирался, - а больше не воплотил ни одного разумного намерения: в следующую секунду они сцепились с этой необъятной тушей.
   Земля навстречу, шерсть, боль, разодранная ткань, зловоние из-за жёлтых клыков... Всё смешалось, но нож он, кажется, не выпустил.
   Мей почувствовал, что рёбра не выдерживают тяжести, и тихо захрипел. А потом всё закончилось - так же внезапно, как началось. Алчные челюсти почти сомкнулись на его горле, когда он наугад пырнул ножом куда-то в роскошную пушистую шкуру. Ножик выглядел жалко, и Мей не надеялся на успех, но волк вдруг застыл, и по всему его длинному телу прошлась судорога. Раздался жалобный скулёж - и стало значительно легче. Мей со стоном выбрался из-под зверя... и увидел, что это уже никакой не зверь. Лицом вниз на земле лежал смуглокожий, грязный человек в волчьей шкуре, и его пальцы были скрючены в последнем усилии подобно когтям.
   Мей сглотнул, пытаясь отдышаться и прийти в себя, прислушиваясь к стуку сердца; он забыл даже о своих довольно многочисленных, но, слава богам, неглубоких кровоточащих царапинах. Гэрхо рассказывал ему об оборотнях в ряду прочей нечисти, но Мей не думал, что столкнётся сразу с кем-то (с чем-то?) в этом роде. Значит, лезвие было из серебра.
   Лес, одинокая девочка с зелёными волосами (а кстати, с чего это он решил, что ей требовалась защита?.. Её крик мог означать, например, какой-нибудь обряд, но это только сейчас пришло ему в голову) и мёртвый оборотень. Прекрасное начало, что и говорить.
   А если он был не один? А если в этом лесу и что-нибудь пострашнее водится?
   - Всё уже хорошо, вот видишь. Я друг, - успокоил он девушку, которая приблизилась - скорее удивлённо, чем испуганно, - и деловито пощупала тело ногой. Человек, естественно, никак не отреагировал.
   Замарашка подняла на него глаза - тоже зелёные - и на этот раз взгляд не был затравленным. Просто вопрошающим. И ещё Мей заметил, как прямо она держится - будто несёт на голове что-то тяжёлое. Кем бы она ни была, это осанка леди.
   - Друг, - он ткнул себя в грудь и беспомощно спросил: - Ты меня не понимаешь, да?
   - Почему?
   Это простое слово прозвучало как раскат грома посреди ясного дня. В гортанном, непривычном для слуха сочетании звуков Мей уловил смысл. Он услышал это как слово другого языка, но - понятное ему. И это поразило чуть ли не сильнее, чем схватка с волком.
   А что ещё удивительнее - он и сам, судя по всему, говорит на этом языке.
   - Понимаешь? - он не стал скрывать радость. - Меня зовут Мей. Я странник. Издалека.
   - Хорошо, - растерянно протянула она и осмотрела его с ног до головы - довольно-таки бесцеремонно. - Я Ниэре. У тебя кровь, Мей-странник. Раны надо обработать.

***

   Мей тихо шипел, пока странная девушка промывала его кровавые борозды в ключе, бегущем из-под корней, и перевязывала их. Она делала всё спокойно и с расстановкой, хотя и не очень умело. "Какая же она всё-таки худая", - думал Мей почти растроганно, глядя на её торчащие лопатки и острые коленки, покрытые золотистым загаром. В своём родном мире он посчитал бы её южанкой. Если бы не цвет волос, конечно. Брови и ресницы тоже были словно из травинок.
   - Откуда ты взялся-то? - грубовато спросило хрупкое создание, и иллюзии Мея мгновенно рассеялись. Он прокашлялся.
   - Как бы тебе объяснить... Я...
   - Ты ведь не можешь жить в лесу. Хотя... - она прищурилась. - Конечно, можешь. Откуда мне знать - вдруг ты ещё хуже этого? - пренебрежительный кивок в сторону трупа в шкуре.
   - Куда уж хуже, - попытался отшутиться Мей, натягивая рубаху.
   - Может быть, ты ирташи.
   - Кто-кто?..
   - Разве не слышал? Ирташи днём принимают человеческий облик, а по ночам ловят женщин и делают их своими жёнами. Потом, когда женщина рожает, они заживо съедают её мозг и сердце, а ребёнка забирают себе, - невозмутимо пояснила Ниэре. Мей хотел было расхохотаться, но осёкся. Как знать - здесь это может быть совсем не суеверием...
   - Я же помог тебе. Я тебе не враг, - заверил он и протянул руку, чтобы коснуться её, но она отшатнулась. На тонком мускулистом предплечье мелькнула сложная вязь татуировок.
   - Почему я должна тебе верить? Кто ты и откуда? Рассказывай.
   Мей вздохнул. Интересно, если он скажет правду, она посчитает его сумасшедшим или для неё это в порядке вещей?
   - Может, сначала ты?
   - Рассказывай, - с властным напором повторила она. Мей примирительно поднял руки.
   - Хорошо-хорошо... Видишь перстень? - она всмотрелась и настороженно кивнула. - Он... волшебный. Он помогает мне путешествовать... очень быстро и на очень далёкие расстояния.
   Недоверие на её лице смешалось с восхищением.
   - Так с тобой говорят духи? Ты ритши?
   - Кто?
   - Ритши. Жрец, посвящённый, - нетерпеливо пояснила она и вдруг закусила губу. - Ты не знаешь наших слов. Ты вообще не из Рагнарата, верно?
   Рагнарат. Звучит величественно.
   - Верно. Я же говорил, что издалека.
   - И вот этот перстень перенёс тебя прямо в лес? - уточнила она.
   - Да.
   Кто угодно из тех, кого Мей знал, воскликнул бы на это: "Какая глупая выдумка!" А Ниэре только с серьёзным видом кивнула.
   - Значит, тебе и правда помогают духи. Просто ты ещё сам не понял этого.
   - Возможно. Ну, теперь...
   - Но зачем ты пришёл? И откуда знаешь наш язык? - перебила она. Это становилось похожим на допрос. Мей спросил себя, почему он, собственно, отчитывается перед какой-то не блещущей умом девчонкой вместо того, чтобы пытаться выбраться отсюда.
   Наверное, потому, что она пока единственное разумное существо, которое он встретил. Не считая оборотня, если он разумен.
   - Там, откуда я родом, - начал он, тщательно подбирая слова; было всё ещё непривычно произносить эти дикие звуки, и язык плохо слушался его, - случилась большая беда. И её корни где-то здесь. А насчёт языка я и сам не знаю.
   Её губы искривились в медленной, почему-то немного пугающей улыбке.
   - Так ты тоже идёшь отомстить. Нам по пути.
   Мею стало не по себе, но в то же время любопытно. Посчитав расспросы на данном этапе знакомства преждевременными, он предложил:
   - Давай посмотрим, что там в шалаше. Идти ведь ещё долго, наверное. Куда ты направляешься, кстати?
   - На север, - сказала она, и они пошли рядом. - Там люди, с которыми у меня общий враг.
   - Враг, - повторил Мей. В нём зашевелилась память о видениях - новых и ранних. Он видел эту Ниэре - но видел девочкой, совсем ребёнком. И волка тоже видел.
   А ещё убитого на ступенях трона. Это уже интереснее.
   - Да, - он пропустил Ниэре вперёд, и они оба нырнули во мрак шалаша. Мей подступил к груде тряпья и хлама, над которой вились крупные мухи, и брезгливо принялся рыться в ней. Если оборотень жил здесь, может найтись и что-нибудь полезное. Кто знает, какие размеры у этого леса. - Он сделал мне много зла.
   - Расскажи мне, - попросил Мей, почти не надеясь, что она согласится. И она недоверчиво мотнула головой.
   - Потом... Двух ножей хватит, - сказала Ниэре, увидев, что он с уважением рассматривает серебряные лезвия.
   - Ты полагаешь? - Мей постарался скрыть насмешку. - Я бы не радовался, оставшись безоружным в таком месте.
   - Ты так заумно говоришь, - пробормотала она, поморщившись, а потом сказала решительно и громче: - Меня больше не тронут здесь, и тебя тоже, если будешь со мной. Есть то, что меня защищает.
   "Вряд ли", - подумал Мей, вспомнив, с каким отупением от страха она смотрела на волка. Но спорить на всякий случай не стал. Спорить с женщиной вообще гиблое дело - уж это он усвоил. Лучше просто взять ножи потом, не у неё на глазах.
   - Ну хоть это, - он протянул ей большую рогатку, и она, слава богам, благосклонно кивнула.
   - Пригодится на птиц. Только не вздумай убивать их без дозволения духов.
   Вот бы узнать ещё, как выглядит дозволение духов. А впрочем, успеется.
   - Что вообще такое Рагнарат? - спросил он, чтобы отвлечься от созерцания чьих-то костей в ошмётках подгнившего мяса. Глаза Ниэре заблестели.
   - О... Рагнарат - это священная земля. Оплот людей, кормящая мать и заботливый отец. Дар духов первым Владетелям, - она говорила с воодушевлением, но фразы звучали как-то заученно. Мей нашёл пузырёк с прозрачной, чуть вязкой жидкостью, от которой жутко разило. Можно тоже захватить.
   - Владетелям?
   - Таким, как я.
   "Выяснить поподробнее", - на будущее отметил Мей.
   - А Владетелями кто-нибудь правит?
   Она взглянула на него как на идиота.
   - Владетели не правят. Они владеют землёй. Эги работают на ней, норриэ защищают от врагов. И так далее. Так всегда было.
   - Ну хорошо, - терпеливо сказал Мей. - Но есть Владетель всего Рагнарата?
   - Есть, конечно. Рагнар, - на её лицо набежала тень, и она опустила голову. - И сейчас рагнар мон Кнеша.
   Что-то дрогнуло в Мее при звуке этого имени. Очень странное, дразнящее ощущение. Так бывает, когда видишь очертания чего-то в тумане и не знаешь, что это, но понимаешь, что должен бы знать.
   - Кто такой мон Кнеша?
   Ниэре печально улыбнулась.
   - Тот, с кем я обручена, - от удивления Мей чуть не выронил мешочек с загадочным травяным порошком. - И тот, кого я когда-нибудь убью.
  
   ГЛАВА XX

"- Кони уж взнузданы, колесница запряжена, - ответил возница, - взойди на неё и да не ляжет позор на твое оружие!"

("Бой Кухулина с Фер Диадом", пер. С.В. Шкунаева)

  
   Кнешу всегда возмущало, когда мучили животных. Будучи ребёнком, а потом подростком, нежным и впечатлительным, он не мог спокойно смотреть, как другие мальчишки поджигают жуков, отрывают крылья мухам или даже таскают за хвосты кошек. А уж зрелище мясницкой лавки или бойни и вовсе было для него непереносимым.
   Но, осознав эту свою слабость, он стал заставлять себя. Он наблюдал за этим снова и снова, скрывая позорные слёзы, пряча отвращение, подавляя рвотные позывы. Его трясло, но он смотрел - и привыкал.
   Привык окончательно, только когда впервые пролил человеческую кровь. В ту ночь он распрощался с этим страхом, а после, постепенно - и со всеми прочими. Ему было интересно, сколько он выдержит, до каких пор способен себя закалить. Получалось, что границ не существует. Кнеша находил наслаждение не столько в боли живых существ и своей власти над ними, сколько в том, что его эта боль не трогает, что он выше этой власти. И выше их, выше каждого. Выше всего.
   Кнеша вылепил себя - и гордился этим. Он так долго загонял на задворки сознания это жалкое, одинокое, истерзанное, бьющееся в слезах существо, что в конце концов не оставил от него ни кусочка.
   - Ты задумчив сегодня, повелитель, - сказала Верия, красивая женщина, омывавшая его ноги в кадке с розовой водой. Весь смак для Кнеши заключался в том, что Верия, во-первых, была отнюдь не рабыней, а законной женой знатного мона и матерью двоих детей, а во-вторых - приходила к нему совершенно по доброй воле и без всякого приглашения. Он ни разу не унизился до того, чтобы добиваться женщины; его ненавидели, боялись и вожделели, а он смеялся.
   - Немного, - согласился он и лениво пропустил сквозь пальцы несколько прядей её роскошных огненно-рыжих волос. Верия улыбнулась.
   - Тебя волнуют непорядки в стране? Не обращай внимания, повелитель. Это просто горстка черни.
   Кнеша вздохнул. Верия - одна из умнейших женщин при рагнарском дворе, но на поверку и она соображает не лучше милой обезьянки.
   - Нет, дорогая. Боюсь, что это восстание, и серьёзное. Моя власть обречена, - весело сказал он. Верия озабоченно нахмурилась и поправила полупрозрачное покрывало, сползавшее с покатого плеча.
   - Это невозможно. В твоих руках рагнаратское войско, а это всего лишь грязные эги.
   - Под знаменем наследника и предводительством Бенедикта, - напомнил Кнеша и шутливо щёлкнул Верию по носу. - Но не грусти, жемчужина моя. Мы что-нибудь придумаем. Недавно я получил новости, которые очень меня обрадовали.
   - Нашлась Ниэре? - в голосе Верии смешались вежливый интерес и скрываемая ревность. Чрезвычайно забавно.
   - О нет. Последний раз мою юную невесту видели рядом с Заповедным лесом. Очень может быть, что там она и сгинет. Как я могу думать о ком-то ещё, если со мной моя лучезарная звезда, - она с благодарностью прильнула к его руке, разве только не мурлыча от удовольствия. - Нашёлся кое-кто другой.
   Какое счастье даже думать об этом. Если бы она знала. А впрочем, она бы не поняла - вообще никто бы не понял.
   - Кто, повелитель?
   - Тот, кого я давно ищу, - ответил Кнеша, помедлив. Посмотрел за окно в раме из переплетавшихся в жутком объятии змей. Отсюда были видны виноградники; рабы расходятся, значит - скоро час обеда и Совет.
   Только бы это не было ошибкой. Только бы. Если они ошиблись или солгали, это станет величайшим разочарованием в его жизни.
   А Нери... Ну что поделать. Маантраш с Владетельницей, ушедшей в Заповедный лес, - то же, что без Владетельницы вообще.
   - Наверное, это кто-то важный для всего Рагнарата, повелитель? - елейным голоском спросила Верия. Кнеша хмыкнул. Ещё бы ей не хотелось выведать.
   - Можно и так сказать, дорогая. И всё же прежде всего для меня... Мне пора идти. Есть пара срочных слов для наших надутых монов.

***

   В круглом зале с высоким потолком уже собрался Совет. Моны рассаживались на огромной циновке: кто-то молодцевато, кто-то - покряхтывая от усилий (таких, совсем немолодых, было большинство). Кнеша бегло осмотрел их и благосклонно кивнул всем сразу. Разряженный, подобострастный Агдаха, чей исполинский живот казался набитым дынями; лукавый Зулах, часто мигающий водянистыми глазами навыкате; Решти, один из знатнейших Владетелей, который прекрасно владел мечом, луком и секирой и ездил в седле быстрее ветра, но соображал с великим трудом; верховный ритши-жрец Рагнарата, древний Тгахатон, молившийся духам непрерывно и с самозабвенным усердием... И ещё, разумеется, несколько менее значимых персонажей. В Совете, конечно, не хватало людей, подобных Бенедикту, зато в преданности всех присутствующих Кнеша не сомневался. Точнее - в их страхе перед ним. Он прошёл к своему месту и сел, скрестив ноги. Мальчик-раб немедленно подскочил с кубком вина, но он отмахнулся.
   - Добрый вам день, досточтимые советники.
   - Слава рагнару, - нестройным хором проблеяли в ответ.
   - Есть ли что-нибудь срочное? - спросил Кнеша. Согласно традиции он должен был сам начать обсуждение всего, что ему было угодно. Но он с первых дней своего пребывания на троне недвусмысленно показал, как относится к традициям. Он, само собой, не был самоубийцей и прилежно выстаивал все тоскливые, скучные церемонии и обряды, но на заседаниях сразу пресёк любые регламенты.
   Заседания стали короче раза в полтора.
   - Новости с севера, о повелитель, - откашлявшись, произнёс Мирха, очень богатый, знатный человек и по совместительству муж Верии. Бесцветный и посредственный, он трепетал перед Кнешей до фанатизма, забрасывал его подношениями и лестью, но вряд ли заслуживал подлинного доверия. - Вылазки становятся чаще, вчера был атакован ещё один приграничный отряд. Продолжают поступать сведения о том, что рабы, велги и вольные эги массово переплывают за Заповедный лес...
   - Убитых? - перебил Кнеша.
   - Повелитель? - не понял Мирха.
   - Сколько убитых в отряде?
   Владетель замялся, и тут со свойственной ему прямотой вмешался Решти:
   - Проще сказать, сколько выживших. Насколько нам известно, из четырёх дюжин осталось семеро.
   - Да позволят им духи возродиться в птицах или вековых деревьях, - проскрипел Тгахатон, возведя к небу глаза и морщинистые руки, покрытые канатами вен.
   Мирха открыл было рот, чтобы что-то добавить, но Кнеша не позволил ему занимать драгоценное время.
   - Что ж, многоуважаемые советники, у меня для вас сообщение. Мы выступаем на север. Против мона Бенедикта, который нагло покушается на святую рагнарскую власть.
   Повисло недолгое молчание, которое важно нарушил Решти:
   - А я и говорил - давно пора.
   - И когда же, повелитель? - робко поинтересовался Агдаха.
   - В ближайшее время. Я хочу, чтобы вы объявили войну. Я хочу, чтобы все основные силы были брошены на это. Прикажите стянуть к Заповедному лесу всех пеших и всадников из Альдарака, Берх-Лии, Сальды.
   - Но, повелитель...
   - Будет мало - объявить внеурочный рекрутский набор по всему Рагнарату. Срочно разослать письма и глашатаев. И всё командование в Бачхаре - ко мне. Сегодня же, вечером.
   - Позволь говорить твоему рабу, повелитель, - взмолился молчавший до сих пор Зулах. - Такие дела не делаются поспешно. Война требует золота, и верных людей, и хорошего плана. Первого и второго у тебя недостаточно, а третьего и вовсе нет.
   - Да спасут нас духи, новое кровопролитие, - вздохнул Тгахатон в своём углу циновки. На него, как водится, никто не обратил внимания. Кнеша улыбнулся. Он знал силу своей улыбки и своего слова.
   - Я буду удивлён, если ты посчитаешь мой план дурным, высокоучёный Зулах. А золото и люди найдутся. Возможно, даже не только люди...
   - Это опасно. Воины будут дезертировать, повелитель, - колыхнулось пузо Агдахи под расшитым цветами шёлком. - Простой люд бежит к Бенедикту, уж не взыщи.
   Да уж, просто поразительное открытие.
   - Делайте, как я сказал, - терпеливо повторил Кнеша и поднялся. - Скоро я назначу день выступления основных сил. Момент благоприятный - мир с кентаврами и великанами, так что ждите... А ты, Тгахатон, погадай о моём успехе на птичьих внутренностях.
  
  
  
  
  
  
  
   ГЛАВА XXI

"Я отстаю, но ты другой породы,

К морской волне без роздыха теки..."

(Франческо Петрарка "На жизнь мадонны Лауры", CCVIII. Пер. А. Ревича)

   Измученный голодом, Мей чуть не завопил от радости, когда они набрели на дерево, усыпанное плодами. Вокруг его могучего ствола образовалось свободное пространство, и ветви гнулись к земле под тяжестью золотистых, крутобоких, покрытых еле приметным пушком ароматных шаров. Мей даже не понял толком, как оказался возле чудного видения, но только рука его уже тянулась к одной из веток. И тут по этой самой руке его довольно больно ударили.
   - Смотри на меня! - приказала Нери, с неожиданными ловкостью и силой оттягивая его назад. - Это гибель-дерево. Съешь кусок - и умрёшь в муках.
   Мей застонал.
   - Да есть в этом проклятом лесу хоть что-то съедобное или просто не опасное?
   Нери удивлённо приподняла бровь. Она смотрела на Мея снизу вверх, но тем же неподражаемым взглядом владычицы, который его не то смешил, не то пугал.
   - Мы же ели.
   - Вчера?
   - Ну и что? Ты думаешь о лагере повстанцев или о том, как набить себе брюхо?
   В первый момент Мей даже рассердился, но потом его разобрал смех - с таким искренним возмущением это было сказано, - и он только махнул рукой.
   Он не знал точно, сколько прошло времени - они брели по лесу уже несколько дней. Нери успела поведать ему свою историю во всех красках, и Мей с тревогой улавливал смутные, запутанные связи с образами в своей голове. Он правда хотел помочь ей, но почти не представлял себе, как. С его точки зрения, её планы были полным безумием, обречённым на провал; однако шёл он с ней вместе не только из-за того, что у него не было выбора (хотя его, надо признать, всё-таки не было). С ней поступили, мягко говоря, жестоко и несправедливо - какова бы ни была мораль этого мира, это ясно и так. Нери, конечно, говорила ему, что смерти нет и всё лишь вечно возрождается, двигаясь по кругу и в разных лицах, как духи с лёгкостью меняют воплощения - но Мей не верил. Он вспоминал мёртвого Пиарта и не верил в его возрождение. Тот просто умер, и во многом - по его вине.
   Может быть, поэтому он так рвался защитить эту странную девочку с зелёными волосами и повадками дикого зверька.
   Нери говорила почти не переставая - видимо, ей давно не предоставлялось такой чудесной возможности выговориться. Он расспрашивал её о детстве, об отце и матери, об их городах и полях, о морях и реках, молитвах и охоте, еде и одежде. Он узнал о кентаврах, великанах, нагах и уйме бессловесных тварей, страдающих боязнью света и вечным голодом; узнал о древних и незавершённых войнах Рагнарата за власть над чужими землями; о совсем уж баснословных слухах про земли за морями, куда плавают купцы-стахи. Кое-что было для него почти непостижимо (например, особенности их рагнаратской веры, или обычай многожёнства, или тысячи вполне всерьёз соблюдаемых ритуалов, или переходящая старшему в роду Сила Владетелей, или деление всех людей на множество слоёв, из которых нельзя выйти по своей воле), а кое-что, наоборот, слишком уж походило на то, к чему он привык дома - хоть и в несколько искажённом виде. Он узнал, что в большей части Рагнарата одну половину года стоит засуха, а другую, как сейчас, льют непрестанные дожди; что есть около сотни сортов винограда; что в день поминовения могилу умершего (они зарывали своих мёртвых в землю, а не сжигали) поливают молоком; что мужчина-раб карается смертью за прикосновение к женщине-моне; что, кроме единого рагнаратского языка, существует по крайней мере дюжина местных речений; что два солнца на небе зовутся Правым и Левым глазами; что киты в море светятся по ночам, а днём спят на дне; что на другом материке живут люди-псы... Голова у него шла кругом, и он млел, купаясь в этой бездне.
   Но, разумеется, не всё было так радужно. О моне Кнеше, на чьё имя что-то в Мее так неприятно отзывалось, он тоже кое-что узнал и составил о нём мнение как о более чем опасном человеке. В его родном мире такими, согласно хроникам, были многие короли-узурпаторы; но ни один из них не провернул такой дерзкой и бесчеловечной игры, которую, как видно, провёл этот Кнеша. Мей молчал об этом, но думал, что у его противников очень мало шансов - особенно если все они держатся исключительно на воле этого, как же его, Бенедикта. Не тринадцатилетний же мальчик их ведёт, в самом деле.
   Так или иначе - он определился, на чьей стороне. Если они оба не останутся на обед зверям в этом бесконечном лесу (что вполне вероятно), то достигнут лагеря (который, по выражению Нери, был "где-то на севере"), и там он уже окончательно разберётся, что к чему.
   ...Лес не был похож на те леса, к которым Мей привык. Совершенно разные породы деревьев росли так плотно, что почти громоздились друг на друга, а зверьё, мелькавшее в зарослях, просто поражало воображение. Нери рассказывала ему, какие плоды и ягоды, мясо каких птиц можно есть, и они коротали вечера возле костра.
   Мею нравилось её слушать. Она явно была довольно-таки невежественна и орудовала большей частью своих знаний, скорее всего, из-за высокого происхождения; и тем не менее в ней был ум - такой же живой, быстрый и естественный, как её движения и слова.
   А ещё с ней рядом он забывал о Пиарте и Карлиосе. И об Анне. Хотя бы на время.
   Однажды, посреди полудня, когда они только переждали дождь (Мею уже думалось, что он весь пропитался влагой и древесной прелью), Нери вдруг негромко вскрикнула, приметив что-то в листве, и с юркостью ласки вскарабкалась по стволу, цепляясь за сучья; Мей едва успел её подсадить. Мелькнули стройные загорелые ноги, и он отвёл глаза. Казалось, что понятие о стыде перед мужчиной у Нери отсутствует вовсе - либо она не считает нужным им пользоваться.
   Она спустилась с пригоршней небольших розоватых шариков в крапинках и прожилках. Мей посмотрел на них с подозрением.
   - Яйца птицы-увальня, - пояснила она и тут же невозмутимо разбила тонкую скорлупу одного из них о древесный ствол.
   - Эмм... Сырые? - уточнил Мей.
   - Конечно, а как же иначе? - удивившись, она протянула ему яйцо. Поборов приступ брезгливости и желание протереть комочек рукавом, Мей зажмурился и выпил.
   Это было что-то невыразимое: досадное чувство голода ушло так быстро, будто он по-человечески пообедал, по телу разлилось тепло, прошла усталость в мышцах, прояснилось в голове. Даже зрение и слух вроде бы стали острее. Мей огляделся, привыкая к странному ощущению. Зеркало на его поясе предупреждающе вжалось в бок.
   - Магия, - выдохнул он вслух. Нери покровительственно хмыкнула.
   - Всего-то птица-увалень. Это редкая удача - найти её кладку... Пойдём?
   И она спокойно проследовала вперёд - по одной из звериных троп, коряво идущих на север и то и дело прерывавшихся ямами и овражками. Мей смотрел ей вслед и не мог оторвать взгляда от тонкой фигурки: ему почудилось, что вокруг неё разливается и ровно тает в воздухе неземное сияние. Он моргнул, прогоняя наваждение.
   И ещё он внезапно очень остро осознал, что дотронулся до Нери, помогая ей взобраться на дерево. Мотнул головой, улыбнулся и побрёл дальше.

***

   Той ночью не на шутку разыгралась гроза. В небе всё грохотало, из-за дождя трудно было что-либо разглядеть, а лес, освещаемый вспышками молний, являл ещё более жуткое зрелище, чем обычно. Мей и Нери укрылись в большом дупле одного из шатровых деревьев - они росли здесь ярусами и удобно прикрывали друг друга, а в дупле с лёгкостью разместились бы ещё человека три. Чудесное действие яичного обеда, кажется, подходило к концу, потому что у Мея сводило пальцы и челюсти от холода.
   - Ты правда веришь, что сейчас гневаются духи? - спросил он у темноты в том месте, где должна была сидеть Нери. Оттуда донёсся смешок.
   - Ну конечно. Честное слово, ты как ребёнок, - они помолчали, слушая, как воет ветер. Потом она спросила: - Что ты будешь делать, когда мы дойдём?
   - Если дойдём, - поправил Мей. - Буду помогать тебе и Бенедикту... Мону Бенедикту.
   - Зачем? Это ведь не твоя забота. Ты чужой в Рагнарате.
   Она сказала это просто и прямо, явно не стремясь его обидеть, но Мей почему-то почувствовал себя задетым. Он откинулся назад, упёршись затылком в выступ в коре.
   - Может быть, и так. Но я хочу помочь. Я хочу разобраться. И потом - сейчас я не могу вернуться домой.
   - Почему?
   - Пока сам не знаю. Думаю, нужно найти определённое... место, откуда это можно сделать. Наверное, их не так много, этих мест, - по крайней мере, в Обетованном заброшенный храм оказался для него всего вторым таким местом после плиты под Белым камнем... С другой стороны, кто знает, сколько на самом деле таких порталов и как они спрятаны?
   - Они есть и в Рагнарате? Ни разу не слышала.
   - Должны быть.
   Нери снова помолчала - видимо, осмысливала услышанное.
   - И... как это работает? Ты приходишь туда и говоришь, куда тебе надо? И исчезаешь? Духи переносят тебя?
   - Всё куда сложнее, - Мей вздохнул. Как бы ей объяснить? - Понимаешь, всё Мироздание - это как пчелиные соты, только сообщающиеся. Множество миров, разных, но похожих, и они рождаются и умирают.
   - Миры, кроме Рагнарата? - в голосе Нери сквозило откровенное недоверие.
   - Да. Их бесконечно много, и из каждого можно попасть в каждый.
   - Это странно. Тогда зачем вообще границы между ними?
   Это был очень хороший вопрос; Мей даже не ожидал и всерьёз задумался.
   - Не знаю. Правда, не знаю. Они просто есть. Есть ещё Центр Мироздания и две Цитадели...
   - Цитадели? Крепости? - наверное, Мей не совсем точно подобрал слово на её языке; он поспешно согласился. Мгновенная белая вспышка высветила Нери из темноты: она свернулась в клубок, притянув колени к груди; колени и локти так остро торчали, что напоминали о лезвиях.
   - Порядка и Хаоса... Беспорядка.
   - Ясно, - Нери кашлянула. Мей с тревогой подумал, что она простудится, а потом немного удивился этой тревоге. Возникло глупое желание чем-нибудь укутать её, а поблизости просто не было ничего подходящего. - Ты ни разу толком не рассказал мне о своём мире. У вас всё иначе? И почему ты стал... почему ты находишь эти места? Чем ты отличаешься от других?
   Чёрная тоска скрутила его после этих слов. Дом и Дар - в одной фразе эта бесхитростная девочка задела всё, что ещё можно было в нём задеть.
   - Я вижу будущее, - просто сказал Мей. Ещё недавно он не собирался признаваться ей в этом и уж точно не ожидал такого ответа, какой она дала:
   - Бедняга.
   На какое-то время он потерял способность связно мыслить. Никто и никогда не говорил ему таких слов, когда узнавал о Даре. Никто никогда не мог такого сказать. Люди удивлялись, боялись, восхищались, завидовали - только не сочувствовали. Никто не представлял, какая тяжкая, немыслимо тяжкая это ноша, и он уже свыкся с тем, что ему не встретить понимания - в этом уж точно.
   - Спасибо, - сказал Мей.
   Нери придвинулась ближе, не дотрагиваясь до него. Он скорее почувствовал, чем увидел, что она поднесла ладони к лицу, сложила их чашей и подула в неё. Дупло шатрового дерева озарилось изнутри - в руках Нери горел крошечный огонёк, невесомо паривший и распространявший томящее тепло.
   - Как ты это сделала? - поразился Мей. Она пожала плечами. Отпустила огонёк (он в ожидании завис неподалёку) и скрутила короткие зелёные пряди, выжимая их.
   - Сила Маантраша. Иногда она просыпается просто так.
   - Просто так? - Мей пытался и не мог уловить выражение её лица.
   - Просто так.

***

   Той ночью Нери безмятежно спала, тихо посапывая, а однажды вдруг прильнула к Мею, доверчиво положив голову ему на плечо. Мею не спалось; он кусал губы, тёр затёкшие ноги и думал о прошлом и будущем сразу. С ним происходило что-то странное, и это странное ему не нравилось. Утром он покинул дупло, измученный бессонницей и накопившейся усталостью от долгих путешествий.
   "Нас ведь надолго не хватит", - внезапно пришла очевидная мысль, когда он покосился на бредущую рядом Нери. Если они не достигнут повстанческого лагеря в ближайшее время, то скорее всего умрут - хотя бы от истощения.
   - Пахнет водой, - сказала Нери через некоторое время. Мей потянул носом воздух и ничего такого не почувствовал. - Оттуда, - и она показала вправо от тропы, совсем не туда, куда они направлялись.
   - Это просто дождь.
   - Нет, это что-то важное. Наши запасы кончаются, - настойчиво возразила она и свернула. Мей вздохнул. Невыносимо строптивое создание.
   Вскоре он не только почуял, как тянет прохладой, но и услышал плеск. Среди зарослей какого-то кустарника обнаружилось маленькое озеро, шедшее небольшой рябью от ветра. Ничего примечательного в нём не было, если не считать голубоватого свечения, которое, пульсируя, исходило от воды и резало глаза, просачиваясь сквозь камыши.
   - Ты тоже это видишь? - Нери не ответила. Она спустилась к озеру, присела на корточки, дотронулась до воды. Мей догнал её; что-то во всём этом его тревожило. Он остановился рядом и позвал её, но она не ответила, продолжая поглаживать воду с отсутствующим выражением лица. А в следующий миг зазвучал мелодичный смех, мелькнуло несколько пар чьих-то белых рук, и Нери пропала в озере.
   Мей бросился в воду, не удержав крика паники. Пара мощных гребков, секундное усилие - и вот Нери уже у него в руках, а на дно уходит что-то ускользающее, полупрозрачное, с длинным и переливчатым рыбьим хвостом. Мей вытащил Нери; она была в сознании и только отплёвывалась от воды. Он помог ей подняться и схватил за плечи.
   - Что это было?! Что за нечисть?
   - Не знаю, - Нери смотрела виновато. - Не знаю, что на меня нашло. Спасибо тебе.
   Спасибо мальчишкам с Большого озера, которые когда-то научили его плавать. Мей вздохнул, восстанавливая дыхание, и тщетно попытался собраться с мыслями. Он только что пережил приступ сильнейшего страха; сердце до сих пор долбило в уши.
   Опасность грозила всего-то высокомерной девчонке из чужого мира, которую он знал считанные дни. А он чувствовал себя так, будто сам был на волосок от смерти.
   Проклятье.
   - Больше не отходи от меня далеко, - попросил он, и Нери кивнула.
  
   ГЛАВА XXII

"- Это как в ночном кошмаре, - продолжал Том. - Пытаешься о чём-то думать, и тебе кажется, что у тебя выходит, что ещё минута - и ты что-то поймёшь, а потом всё это ускользает, испаряется, исчезает".

(Жан Поль Сартр "Стена". Пер. Л. Григорьяна)

  
   Войско шло на север стремительными переходами; в гавани Шатвази их уже ждал рагнаратский флот. Кнеша лично рассчитал сроки, в которые им предстояло добраться до Заповедного леса и оплыть его, и пока они укладывались. Он не стал тащиться в громоздком обозе, как полагалось рагнару, а переходил от одного отряда всадников к другому. Легко вооружённые, стремительные всадники издавна были гордостью Рагнарата; для них выращивались лучшие снурки на материке и ковались лучшие короткие мечи.
   Проводя дни в седле, Кнеша много думал. Складывал кусочки головоломки, планировал, рассуждал. Он ставил на кон многое, очень многое - но, право, оно того стоило.
   Однажды, лет семь назад, он подал милостыню нищей старушке, и она благословила его. Потом он узнал, что эта старушка - мать разбойника Тени, наводившего ужас на селения вниз по Великой реке. Когда Тень казнили по приказу рагнара, Кнеша был там - и видел, как она громко смеялась в толпе. Старуха тоже узнала его; чуть позже она поманила его крючковатым пальцем, попросила наклониться и прошептала, обдав его затхлым дыханием:
   - За всё платится, славный мон. За всё, за всё, за всё.
   Теперь он понял это в полной мере.
   Рядом с ним постоянно оставался Салдиим, и разговаривать с ним было примерно так же, как беседовать со стеной. Под вечер, утомившись от лагерной однообразной скуки и корпений над картой, где флажками отмечались форпосты повстанцев, сдвигавшиеся всё дальше на юг, Кнеша завёл привычку подзывать его и рассказывать. Говорил всё, что придёт в голову - о себе и своей жизни, о своих целях. Чёрный человек слушал и не перебивал, половину не понимая. Кнеша ни с кем другим не мог позволить себе такой смелости.
   - Ты когда-нибудь слышал слово "Академия"? - спрашивал он, и Салдиим мотал головой. - Это великое место, где люди получают знания. Читают, пишут - понимаешь? Хранят книги и создают новые. Ею управляет Ректор... Ну, как бы рагнар Академии, - Салдиим кивал. - И знаешь, что недавно случилось с этим Ректором, Салдиим? Его сместили и позорно изгнали - потому что узнали, что издалека он помогал мне. Очень, очень издалека. Вот как нами играет судьба.
   Салдиим не реагировал на то, как он расчувствовался. Просто смотрел на полог палатки и думал о чём-то своём. Может быть, вспоминал родину. А может быть, проклинал его.
   - Но это уже не важно, - продолжал Кнеша, воодушевляясь. - Он ведь сделал всё, что мне было нужно. Совсем скоро, Салдиим, понимаешь? Совсем скоро всё разрешится.
   Чёрный человек молчал. Кнеша вздыхал и приказывал принести себе вина - разбавленного, чтобы не ударило в голову. Он и без того был слишком счастлив.

***

   Деревня стояла на берегу узкой речушки, на государственных землях - маленькая, не больше дюжины хижин. Тихое, вроде бы неприметное место - если бы не частокол и горстка местных жителей, с огнём и вилами вышедшая защищать свои закрома. Это было пока первое сопротивление, встреченное Кнешей на собственной земле. Жалкое, обречённое сопротивление. Вряд ли селяне это не понимали; видимо, нашёлся один энтузиаст, зажёгший соседей речами о законном наследнике за лесом на севере и заставивший их оторваться от возни в коровьем навозе. Кнеша встречал таких людей и ужасно не любил их. Они сеют ветер, хоть и знают, что пожнут бурю.
   Он вздохнул, услышав донесение. Выбор был налицо.
   Я не жесток, сказал себе Кнеша. Просто не дурак, вот и всё.
   Люди часто принимают ум за злобу, а злобы в нём не было. Он искренне не хотел отдавать такой приказ - но не мог допустить, чтобы эта зараза распространялась.
   Кнеша не торопясь поднёс к губам левую руку и скрестил пальцы. Безмолвный жест, знакомый лишь самым близким - тем, кто когда-то знал его под именем Хаши.
   ...Он проехал через селение, когда всё почти закончилось. Дым валил от подожжённых соломенных крыш. В воздухе висели последние крики, иногда раздавался отвратительный, чавкающий звук пронзаемой плоти. На раскидистом дереве у обочины болталось несколько наспех повешенных. Речушка стала красной от крови. Снурк Кнеши переступал через повсюду валявшиеся трупы и алчно принюхивался, ошалев от такого количества свежего мяса.
   Сам Кнеша подавил приступ дурноты и посмотрел вверх. В голове у него складывался стихотворный экспромт, гладкий и изысканный, будто кружево.
   - Что прикажешь, повелитель? - почтительно спросил кто-то пеший.
   Кнеша ответил не глядя:
   - Воткните в землю знамя Рагнарата.
  
   ГЛАВА XXIII

"Она насыпала в карманы земли и тайком, по щепоткам, с неясным чувством счастья и страдания съедала ее всю, пока обучала подруг самым трудным стежкам и беседовала с ними о разных мужчинах, не заслуживавших того, чтобы ради них ели землю и известку"

(Г.Г. Маркес "Сто лет одиночества". Пер. Н. Бутыриной, В. Столбова)

   В последнее время Нери не снились сны - или она просто их не запоминала. А тут ей вдруг привиделась мама - такой живой и близкой, что защемило сердце. Нери даже не поняла толком, что именно там, во сне, происходило - ей просто было удивительно тепло.
   А проснулась она на влажной земле, завернувшись в тряпьё и дрожа от холода.
   Всё утопало в рассветной розовой дымке. Мей сидел рядом на какой-то коряге и строчил в своей тетради огрызком карандаша, как это обычно бывало. Нери хотела как-то показать, что уже проснулась, но потом почему-то раздумала. Ей нравилось просто смотреть, с каким вдумчивым увлечением он пишет. Она никогда не понимала, как это может настолько захватить. Она вообще с трудом понимала этого странного иноземца, этого чужака.
   Мей в задумчивости покусал кончик карандаша, поудобнее устроил на колене тетрадку. Сальные, забавно-светлые, точно пшеница, пряди упали ему на лоб; он сильно ссутулился. Нери улыбнулась - она часто улыбалась, вспоминая моменты их совместного путешествия. Идти с ним было совсем не то, что одной. В её глазах он был нелеп и несведущ, как ребёнок; он говорил тёмными, запутанными фразами и не походил ни на кого из её знакомых. И ещё он видел будущее - несчастный, проклятый духами.
   Хотя, наверное, каждый проклят ими по-своему. Может, это и хотело сказать ей существо из дерева?
   Мей, видимо, почувствовал на себе взгляд и оторвался от записей.
   - Доброе утро, - проговорил он со своей вечной робостью.
   Нери кивнула. Начинался ещё один день - и теперь для неё это не было тягостью. Наоборот, теперь она постоянно как будто ждала чего-то - чего-то неясного, но необходимого, причём ждала со спокойной уверенностью, что оно обязательно наступит. Что-то важное прорастало и пускало корни внутри неё, что-то большое и живое, как Заповедный лес.
   - Я разведу костёр, а ты сходи за водой, - распорядилась она и встала, потягиваясь.

***

   В тот день они не прошли и четверти мысленно намеченного Нери расстояния, когда ей стало казаться, что что-то не так. Неясная тревога вкрадывалась в каждый шаг, запахи казались более резкими, а тени - более угрожающими, чем обычно. Нери напряглась и ступала осторожно, прислушиваясь к пульсации Силы Маантраша у себя внутри.
   - Нери, ответь мне на один вопрос, - попросил вдруг Мей, шедший следом. Нери раздражённо дёрнула плечом; она чувствовала, что в этом районе леса лучше молчать. Но как это ему объяснишь?..
   - Да?
   - Ты любишь мона Кнешу?
   Она остановилась, оглушённая такой бестактностью. Первая её мысль, чистое возмущение, была о том, что оскорблена её честь как моны и женщины. А вторая... Нери немного удивилась, озвучив её про себя. Её почему-то обрадовал такой интерес. Этого ещё не хватало. Шильхе пригрозила бы оттаскать её за уши, узнав о подобном ходе размышлений.
   Но, пока она в смятении обдумывала, что бы такое резкое сказать в ответ, кое-что другое отвлекло её.
   - Ты слышишь? Какой-то гул, - прошептала она и схватила Мея за руку. - Он приближается.
   - Нет... Да, - выражение досады на лице Мея сменилось озабоченностью. - Похоже на...
   Он не договорил: Нери вскрикнула, ощутив, как что-то скользкое и холодное ползёт вверх по её ногам, пригвождая к земле. Они хором уставились вниз, а потом - в панике - друг на друга. Вьющиеся побеги толщиной почти в руку оплетали их; Нери тщетно попыталась вывернуться, но ей не удалось даже остановить их движение.
   - Это-то что за дрянь? - простонал Мей, судорожно стараясь порвать зелёные путы. Гул, напоминающий жужжание гигантского роя насекомых, всё приближался.
   - Не знаю, впервые вижу, - призналась Нери. Она взывала к Силе, но та не откликалась; побеги скрыли её до пояса и замерли. - Сделай что-нибудь, тебе же покровительствуют духи?
   - Покровительствуют? По-моему, ваши духи меня беспричинно ненавидят, - нервно ответил Мей, но потом глубоко вздохнул и рассудительно заметил: - Так, нам надо придумать, как дотянуться до ножей.
   - Боюсь, что никак, - сказала Нери, увидев наконец источник загадочного жужжания. Со всех сторон к ним подлетали осы - с чёрно-жёлтыми глянцевитыми тельцами, покрытыми пушком, и шевелящимися усиками. Всё бы ничего, но эти осы, во-первых, двигались с подозрительной организованностью, а во-вторых - размерами каждая из них была примерно в полтора роста Нери. Их совместное жужжание оглушало, и Нери еле расслышала, что сказал Мей, наблюдая за ними:
   - Потрясающе, - отстранённо констатировал он. - Просто великолепно.
   Судя по всему, им оставалось только ждать своей участи. Нери вздохнула и расслабилась: побеги держали крепко, как цепи. Она даже не особенно удивилась. Ей подумалось, что если они всё-таки выберутся из Заповедного леса, она потеряет способность удивляться навсегда.
   Осы тем временем зависли в воздухе, образовав несколько правильных кругов разного диаметра. Одна из них - самая крупная - поднялась чуть выше, и в её монотонном, вызывающем головную боль жужжании Нери вскоре различила обрывочные слова:
   - Зачем... прийти... чужие...
   - Простите нас, - поспешила извиниться она. - Мы не знали, что на вашей земле. Мы просто шли мимо.
   - Незваные... Бескрылые... Запрещено... - послышалось отовсюду. Ситуация явно выходила из-под контроля.
   - Нери, что ты делаешь? - с ошарашенным видом спросил Мей.
   - Пытаюсь спасти нам жизни, разве неясно? - огрызнулась она.
   - Ты говоришь с ними. Не думаю, что переговоры с насекомыми как-то нам помогут.
   И тут до Нери дошло.
   - Ты не понимаешь их, да? Ты не слышишь слова? - он качнул головой, и ей стало страшнее. Значит, это снова Сила. Но даже при участии Силы без поддержки Мея ей почему-то было не по себе.
   - Как нам доказать свою невиновность? Мы готовы на любые условия, - как можно смиреннее сказала она. Она уже усвоила, что лес - не то место, где можно показывать спесь.
   Ей долго не отвечали. Потом она с трудом различила обрывки с разных сторон:
   - Идти с нами... Вкусить пищи... Кара... Узы... Испытание... Или смерть...
   Голоса звучали то хором, то нет, и создавалось странное ощущение: осы могли и спорить, но в то же время рой мыслил как одно существо. Нери никогда не слышала ни о чём подобном.
   - Мы согласны, - согласилась она, не вдаваясь в подробности их требований. Просто хотелось вернуть наконец-то возможность двигаться. - Мы согласны на всё.
   И путы ослабли, а потом с негромким шелестом сползли вниз. Земля поглотила их.
   Одна из ос (Нери их совершенно не различала - кроме той, главной) подлетела к Мею, другая к ней. Нери с трудом подавила желание отстраниться; наверное, это нормально - неуютно себя чувствовать рядом с гигантским насекомым, зависшим на уровне лица.
   - Ужалить тебя, - очень внятно прожужжала оса. - Выжить - друг. Умереть - враг.
   - Ужалить? - у Нери скрутило внутренности. Она не могла отвести взгляда от зазубренных челюстей. Хорошая проверка, ничего не скажешь. Они, должно быть, считают, что все в мире им враги, раз устраивают такие испытания на своих границах. Нери обречённо посмотрела на Мея - он явно ждал её решения.
   - Позволь ей укусить тебя, - сказала она, прекрасно понимая, как дико это звучит. - И на всякий случай... Прощай.
   В глазах Мея был ужас, и Нери зажмурилась, когда оса подлетела к нему ещё ближе. Потом что-то коснулось её шеи, и резкая, умопомрачительная боль алчной волной разошлась по всему телу.
   "Как же глупо это случилось... Прости, отец", - успела подумать Нери, чувствуя, как горит и съёживается в пламени её плоть.
   Настолько ужасной и прямолинейной боли она ещё не испытывала - её будто раздирали на части, а потом долго и криво сшивали заново. Мир съёживался и опадал лепестками цветов; Нери видела личинок, полупрозрачные крылья и горы собранной пыльцы. Но вскоре всё закончилось.
   Она пришла в себя и первым делом отыскала глазами Мея - он лежал на том же месте, ничком, в рассеянности потирая чистую, нетронутую шею и пытаясь отдышаться. Нери захотелось обнять его - такое облегчение она испытала. Новые слова Роя не позволили ей это сделать:
   - Живы... Бескрылые... Не враги.
   - Мы же говорили вам, - сказала Нери, поднимаясь. В ней крепла решимость: будь эти насекомые хоть хозяевами леса, сейчас они их только задерживают. - Отпустите нас, пожалуйста.
   - Не сразу. Теперь... гости.
   - Гости? Ваши?
   - Откажись, Нери, - вмешался Мей. - Я им не верю после такого.
   Нери подняла руку, прерывая его. Её мучили сомнения. Мей, конечно, прав, но они не в том положении, чтобы ставить условия.
   - Дальше не пройти, - внятно и связно прошелестела главная оса, подлетев поближе. - Лес гибнет. Корни деревьев гниют, земля и вода отравлены - зло в мире. Вы умрёте, бескрылые, и не воплотитесь.
   Нери покрылась мурашками. Этого ещё не хватало.
   - Какое зло? Почему лес гибнет?
   - Попрана справедливость. Духи мстят Рагнарату. Льётся кровь невинных. Идите с нами - и выживете. Помощь.
   "Мон Кнеша".
   - Но нам нужно на север - обязательно, в лагерь Бенедикта... Как вы можете помочь нам?
   - Легко. Отвести бескрылых к другому бескрылому. Но сначала - гости.
   Нери виновато посмотрела на Мея. Тот понял и молча кивнул.
  
   ГЛАВА XXIV

"О небо, что со мной? Незримый огонь жжёт меня..."

(Мольер "Дон Жуан, или Каменное пиршество". Пер. В. Лихачёва)

  
   - Ты цел, повелитель? - боец бросился к нему, но Кнеша отстранил его и поднялся сам. - Прости, не рассчитал силы.
   - Всё в порядке, - он отряхнулся, выдохнул и снова принял стойку. Бедро, задетое затупленным мечом, ужасно болело, но его даже радовала эта боль. Боль - знак жизни. Синяки и ссадины - знак тренировок. - Продолжим?
   Зашти, чрезвычайно способный парень из пехотной сотни Вальхана, не торопился с ответом и выглядел смущённым. Он явно сдерживал себя до этого удара, а потом потерял контроль в пылу схватки. Кнеша же только этого всегда и добивался.
   - Ну же. Ты ведь не распорол мне брюхо, - подбодрил его Кнеша. - Да и не смог бы. Живее, время не терпит.
   Зашти тоже поднял меч и согнул ноги в коленях. Они закружили по ристалищу, не сводя друг с друга глаз.
   Под ристалище Кнеша на каждой стоянке отводил просторный шатёр; велел разравнивать там землю и посыпать её песком. Он не забывал о своей подготовке с тех пор, как начал продвигаться при рагнарском дворе, и не хотел что-то менять в походных условиях. Он никогда не отличался крепкими мышцами или особенной выносливостью и мог похвастаться разве что тем, что неплохо угадывал намерения противника и вовремя от него уходил. Но трусом Кнеша не был - просто, на его взгляд, раньше оружия всегда двигался ум. Он давно понял, что ни одно сражение не выиграть, не думая.
   Зашти опять атаковал первым - ринулся со свирепостью молодого снурка. Кнеша блокировал удар, и ещё один, и ещё; он уже был знаком с такой последовательностью - почему её не поменять?.. Нога немного мешала, но у него было и преимущество: Зашти всё ещё не привык к его леворукости и явно ждал подвоха не с той стороны. Кнеша действовал почти без мыслей, преобразившись в сталь и наслаждаясь борьбой; шаг в сторону - выпад - отбить - шаг - выпад... Однажды Зашти чуть не дотянулся до его плеча, но Кнеша провёл приём-обманку и, отклонив удар, оказался у него за спиной - с кончиком лезвия, прижатым к вспотевшей шее где-то в области седьмого позвонка. Зашти засмеялся, но как-то нервно. Кнеша заметил, что на этот раз он сильно запыхался.
   - Я не видел такого раньше. А ведь так просто...
   - Да уж, - Кнеша убрал меч. - Думаю, на сегодня хватит. Спасибо, и возьми плату у казначея.
   Лицо Зашти преобразилось, как только он услышал - нет, не слова о деньгах, а благодарность, как ни странно.
   - О повелитель... - почтительный поклон. - Это я благодарен такой чести. Служу Рагнарату.
   - Служи ему верно, - мановением руки Кнеша отпустил его, а оставшись один, прислонился спиной к одному из шатровых шестов, пытаясь собраться с мыслями.
   Шла третья неделя похода, а они всё ещё не достигли Шатвази. Войско перемещалось медленнее, чем он сначала рассчитывал: та деревушка была лишь первой весточкой - мятежи вспыхивали повсеместно, чернь сбивалась в кучи и отказывалась кормить солдат, гнала их со своих земель. В их крошечных отрядах не было заметно никакой организованности, но неприятные случаи в лагере учащались: не досчитывались то припасов, то оружия, а однажды кто-то поджёг одну из обозных телег и увёл трёх снурков. Ничего серьёзного, конечно, но такое неприятие их здорово задерживало.
   - Настоящий рагнар, - прошептал Кнеша, вычерчивая что-то на песке носком обуви. - Они хотят настоящего рагнара.
   Да, они хотят хилого и болезненного мальчика - того, кого Бенедикт укрыл за Заповедным лесом. Того, кого он сам отпустил, ещё не зная о тяжести последствий. Он не думал, что люди настолько глупы, что могут всерьёз захотеть следовать за этим ребёнком.
   Вот его учитель - другое дело.
   Кнеша уткнулся в деревяшку лбом и закрыл глаза; занозистая поверхность скользнула по губам. Он хотел бы заниматься совсем не этим и находиться совсем не здесь. Его вожделенная цель была рядом, так близко, что эта близость томила его, не давала спать по ночам. По сравнению с ней весь этот поход, все переговоры, все восстания казались пустой суетой, забавной, но не более того. Он уже наигрался в рагнара и шёл теперь к новой партии, куда важнее - но какие-то досадные мелочи постоянно отвлекали и потому злили. Их становилось больше и больше, а он задыхался в них, и так хотелось свежего воздуха.
   - Повелитель звать меня? - донёсся глуховатый голос от входа в шатёр.
   - Да, Салдиим, - сказал Кнеша, не оборачиваясь. - Свяжись... Ты знаешь, с кем, и знаешь, через кого.
   - В лагере мона Бенедикта? - уточнил раб. Кнеша поморщился: он не любил, когда подобные вещи озвучивались напрямую.
   - Да. Скажи, что пора; пусть делает своё дело. Пусть убьёт мальчишку.
   - Как? - спросил Салдиим. Кнеша прямо-таки спиной видел его невозмутимое лицо.
   - Как? - с усмешкой переспросил он.
   - Да. Повелитель всегда говорить точно.
   Вот ведь какое упрямство - и какая расторопность. Будто интересуется, какое блюдо подать к обеду. Кнеша поразмыслил.
   - Как угодно, главное - быстро, - и, поколебавшись, добавил: - Не хочу потом слышать его крики по ночам.
   - А мон Бенедикт?
   - Его не трогать. Рискованно, да и просто... - отходя от кола, он неопределённо пошевелил пальцами. - Я ведь уже скоро нанесу ему визит. Совсем скоро.
  
  
   ГЛАВА XXV

"...Не видал ли где на свете

Ты царевны молодой?

Я жених ей"

(А.С. Пушкин "Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях")

  
   То, что открылось их взглядам в почти непроходимой чаще, было похоже на целый город. Землю и деревья покрывали десятки, сотни огромных осиных гнёзд, серых и бугристых. Всюду стояло жужжание, а от чёрно-жёлтых полос рябило в глазах. Осы разных размеров слетались к ним, заинтересовавшись чужаками, и от их обилия небо плохо просматривалось.
   Нери глядела на всё это широко распахнутыми глазами; Мей осторожно взял её за руку. Какой-то непонятный восторг охватил его: вот оно, волшебство, настоящее волшебство в чистом виде - такое, каким он представлял его в детстве, когда ещё не знал о собственной к нему причастности. Всё вокруг мерцало от магии, и в жале каждой осы, казалось, вибрировали соки земли.
   - Да, конечно, - вдруг сказала Нери; по её напряжённому лицу Мей догадался, что к ней снова обращается хор зудящих голосов. - Мы рады побыть на вашем пиру.
   Пиру? Мей задумался, чем именно питаются осы. Гэрхо уделял не так много внимания зоологии, обучая его.
   Несколько ос из той части роя, что их привела, разлетелись по направлению к гнёздам; прочие выжидательно зависли в воздухе, снова образовав круг. Их большие фасеточные глаза таинственно поблёскивали.
   - Что-то не так? - негромко спросил Мей.
   - Всё хорошо, - Нери ободряюще пожала ему руку. - Они сказали, что сначала им нужно покормить личинок, а после черёд дойдёт до нас. Это великая честь для людей - попасть сюда.
   Осы тем временем принялись подносить к гнёздам шарики из какой-то неприятной на вид кашицы. В ней можно было рассмотреть что-то, напоминающее перемолотые лапки и крылья; Мей удручённо вздохнул. Оставалось надеяться, что это не единственное их предложение для пира.
   - Они говорят, что личинки - самое ценное, святая святых, - продолжала переводить Нери, - что это их продолжение в мире, поэтому их откармливают мясом других насекомых. Те осы у гнёзд - няньки; есть ещё строители и собиратели, а вокруг нас стражи. Ах да, и оса-матка, само собой - она никогда не показывается посторонним.
   - Так сложно, - восхитился Мей. - Да это целое государство!
   Нери усмехнулась.
   - Лучше не показывай, что удивлён. Нас они считают крайне примитивными созданиями.
   Мей в этом не сомневался. Он молча наблюдал, как осы с зудом подкатывают к ним фрукты - кучи плодов, невиданных, пропитанных соком и пахнущих сладостью. Вслед за Нери он с наслаждением надкусил один.
   - Они согласны доставить нас к Бенедикту, - сказала Нери чуть позже, и в её голосе дрожала радость.
   - В обмен на что? - уточнил Мей. Ему не верилось, что осы сделают это просто так - точнее, просто из-за того, что они выжили после их укусов.
   - Мы погостим у них до заката, - Нери казалась совершенно безмятежной - и очень голодной; на осиные припасы она прямо-таки набросилась. Мей с трудом удержался от улыбки: он привык, что женщины в присутствии мужчин едва притрагиваются к еде. Причём обычно это не зависит от их возраста, характера или происхождения.
   - Только и всего?
   Ответом был кивок. Вслед за фруктами появились цветы: кажется, в их честь осы устроили праздник. Нери, хохочущая над беззвучными для Мея шутками, усыпанная яркими лепестками, была похожа не то на лесную королеву, не то на счастливую сумасшедшую.
   "Она рада, потому что скоро найдёт своих. Я здесь ни при чём", - периодически напоминал себе Мей, но его заражал тот же пьянящий восторг. В какой-то момент он обнял её и прижал к себе; уже темнело, и в лесу стоял тот же непрестанный гул. Смех Нери оборвался; она серьёзно посмотрела на него и отстранилась.
   - В лагере тебе нечего бояться. Я поручусь за тебя перед Бенедиктом и наследником.
   - Спасибо.
   Нери явно хотела сказать что-то ещё, но тут же сосредоточенно нахмурилась и запрокинула голову к небу, вспоротому древесными стволами. Туда взлетали, плавно кружась, две осы - их замысловатые движения напоминали танец. Они становились всё меньше и меньше, и Мей в конце концов спросил, что это значит.
   - Это...какой-то обряд, - с сомнением ответила Нери. - Если я правильно поняла... Этих двоих свяжут Узы Альвеох, говорят они. Альвеох - Великая мать, их первая матка.
   - В чём эти узы? - заинтересовался Мей, и ответила ему, казалось, не сама Нери, а рой её устами. Жутковатое ощущение.
   - Сладость одного станет сладостью другого, боль - его болью, горе - его горем. Они обречены следовать друг за другом, как запах следует за ветром, тень - за живым, голодный - за пищей, и сил всего мира не хватит, чтобы их разлучить. Они навсегда сложатся и срастутся, и даже их собственной воле не превозмочь Уз. Со смертью одного для другого жизнь утратит смысл, и во всех последующих рождениях они будут рядом, точно Правый и Левый глаза неба.
   - И они добровольно идут на это? - спросил он, помедлив и другими глазами глядя вслед поднимавшимся осам. Это была древняя, незнакомая магия - страшная, потому что необратимая. Та, от которой лишаешься сна.
   Пожалуй, такая же страшная, как его Дар.
   - Добровольно, - произнесла Нери и устало поникла. Мей с тревогой заметил испарину у неё на лбу. Она покачнулась, и он еле успел поддержать её.
   - Нам пора. Поблагодари их за гостеприимство и скажи, что нам пора уходить.
   - Но...
   - Делай, как я говорю. Нельзя так перенапрягаться, они пьют твои силы.
   Поразительно - она послушалась. И секунду спустя Мей услышал оглушительное жужжание прямо за своим плечом. Что-то большое аккуратно, но настойчиво толкнуло его под лопатку.
   - Забирайся, - перевела Нери. - Они прямо сейчас перенесут нас в лагерь.

***

   Тот полёт Мей запомнил на всю жизнь - испытать нечто подобное ему довелось нескоро. Тело осы было очень большим, сложным и хрупким, как тонко устроенный механизм; он всё время боялся повредить её, неосторожно повернувшись, или задеть полупрозрачные золотистые крылья. Однако вскоре он привык и к этой хрупкости, и к трепетанию крыльев, и к ветру, бьющему в лицо; даже жужжание в конце концов слышалось уже как что-то естественное.
   Оса с Нери на спине летела чуть правее и ниже, но двигались они почти синхронно, как части единого тела, и одинаково чутко ловили воздушные потоки. Мей заворожённо смотрел, как проносятся внизу зелёные просторы Леса, утопающие во мгле, как всё реже становятся заросли и поблёскивают меж холмами речки. Всего пару раз он увидел что-то похожее на кучки жилищ и разноцветные лоскутья полей, а потом окончательно стемнело, да и землю скрыли облака.
   Когда осы пошли на снижение, по меркам Мея прошло несколько часов, и он чувствовал, что засыпает. Что и говорить, отличная перспектива - погибнуть в чужом мире, свалившись от усталости с гигантской осы.
   Но всё обошлось: он не уснул, а осы чётко и быстро обнаружили дорогу даже в темноте. Мей замер: под грядами облаков показалось море огней. Пока оса опускалась, он всё лучше различал костры, факелы, шатры и перемещавшиеся между ними фигурки людей в непривычной глазу одежде или просто каких-то лохмотьях... Многие из них явно были вооружены, а кое-кто вёл в поводу странных существ - каких-то длиннохвостых хищников размером с лошадь. Лагерь раскинулся так далеко во все стороны, что Мей не видел ему конца; он попытался разглядеть выражение лица Нери и даже прокричал ей какое-то поздравление - должно быть, она счастлива, видя такую громадную армию. Кажется, положение мона Бенедикта и наследника далеко не безнадёжно.
   Но Нери не ответила - только мотнула головой, поникла и крепче обвила ногами свою осу. И тогда Мея кольнула догадка.
   - Мон Кнеша? - громко спросил он, стараясь перекричать ветер. Нери кивнула, и он ощутил, как пересохло в горле. Значит, новоявленный рагнар успел подойти вплотную к повстанцам - да ещё с такими силами. Плохо, очень плохо для них.
   Они летели дальше, костры постепенно гасли, а лагерь всё не заканчивался, и с каждой минутой это всё больше угнетало. Хотя стояла ночь, а они были довольно высоко, Мея всё-таки тревожили опасения, что их могут заметить лучники и часовые; кроме того, он мог бы поклясться, что раза два или три видел среди людей каких-то подозрительно больших существ с дубинками и в одних набедренных повязках. Поскольку Нери рассказывала ему о великанах, это наводило на размышления.
   Наконец лагерь завершился цепочкой сигнальных огней, и скоро Мей увидел ставку Бенедикта - назвать это лагерем язык не поворачивался. На вершине холма - деревенька из странного вида хижин, окружённая, правда, недостроенной каменной стеной, да десятка два-три разномастных палаток вниз по склону. Мей боялся смотреть на Нери или представлять, каково ей сейчас.
   Но всё-таки он был рад, когда ноги коснулись земли. Их сразу окружили, а осы поднялись в небо и исчезли в темноте так быстро, что он еле успел заметить. Поднялась страшная суматоха; перекрикивалось несколько вооружённых мужчин с факелами в руках; все они были смуглокожи и невысоки ростом, а одеты в какие-то лохмотья без всяких следов доспехов. Мей понимал обрывки их речей, но не всё, точно иностранец, - всё-таки Нери говорила с ним куда более медленно и внятно.
   Некоторое время Нери молча слушала их препирательства (один из оборванцев упорно указывал то на небо, то на Мея и твердил что-то об осах и злых духах), но потом, видимо, не выдержала и шагнула вперёд, вскинув голову. Тощая, измученная, грязная, она тем не менее казалась удивительно сильной и величественной, и Мей вдруг очень остро, с внезапной болью понял, что его помощь ей больше не понадобится - скорее всего, никогда.
   - Я Ниэре из Маантраша, - спокойно и решительно сказала она, и они мгновенно умолкли, с недоверием её оглядывая, - дочь мона Гватхи и наречённая мона Кнеши. Я пришла пешком, через Заповедный лес, чтобы биться за власть рагнарского сына вместе с моном Бенедиктом. Отведите меня к нему.

***

   Мон Бенедикт либо моментально встал, услышав об их незабываемом прибытии, либо не ложился вообще, потому что проводили их к нему сразу.
   Он устроился в одной из хижин - не в одиночестве: из-за перегородки доносился храп нескольких человек. Мей с любопытством оглядывался: бросалось в глаза отсутствие привычной мебели и плетёные циновки, расстеленные прямо на земляном полу. К ним вышел высокий мужчина, ширококостный, но стройный, запахнутый в подобие халата. Ничего не выдавало в нём правителя или вообще знатную персону; он спокойно засветил лучинку, и в её рыжеватом ореоле Мей увидел строгую линию подбородка, высокий лоб да впалые щёки, покрытые неровным загаром. Волосы у мона были светлые - интересно, здесь это так же необычно, как в Городе-на-Сини?..
   - Я слушаю вас, - он заговорил тихо - наверное, чтобы не разбудить тех, кто делил с ним крышу. - Вы сказали, что хотели говорить со мной лично.
   Нери не отвечала. Тут он повернулся и, узнав её, охнул; потом порывисто шагнул к ней, будто собираясь обнять, но сдержался.
   - Мона Ниэре!.. Может ли это быть?
   - Как видишь, мон Бенедикт.
   - Я слышал о твоём побеге из Альдарака... Никто не думал, что ты жива.
   - Я и сама не думала, что выживу, - и вдруг рука Нери твёрдо скользнула в Мееву ладонь. - Вот без него я умерла бы в Заповедном лесу.
   - Бедное дитя, как же ты настрадалась... Несчастные Гватха и Рея... - горько прошептал Бенедикт и поклонился Мею в пояс, прижав руку к груди. - Кто бы ты ни был, странник, мы все в долгу перед тобой... Правда, - печальная усмешка, - уплатить его теперь нечем. Если ты видел войско Кнеши, то понимаешь меня.
   - Так Вы думаете, что надежды нет совсем?
   Если так, то к чему всё это вообще и почему бы им просто не сдаться?
   - Она, - Бенедикт почтительно указал на Нери, - и есть наша последняя надежда. А другой не осталось.
   - Как это? - подняла брови Нери. - А наследник?
   - Мальчик убит, - сказал Бенедикт. Он произнёс это неестественно равнодушно, даже не изменившись в лице. Мей почувствовал, что ладонь Нери стала влажной. По закрытым оконным ставням снаружи застучали капли. Новый дождь.
   - Как? - после паузы выдавила Нери. - Когда?
   - Совсем недавно. В наших рядах был предатель, Нери. Убийца, обученный Кнешей и преданный ему. Один из людей Хаши, - Бенедикт отошёл к полке с лучиной и отвернулся. - Вдвойне подло с его стороны - сначала он пощадил мальчика, когда тот был в полной его власти, а потом, как видно, попросту передумал... Не говори ничего - я знаю, что это моя вина. Я не уберёг рагнара, а потом и его сына.
   - Неправда! - Нери возразила с таким жаром, что Мея неожиданно кольнула ревность. - Ты сделал всё, что мог... Отец всегда говорил о тебе как о лучшем и честнейшем при дворе человеке.
   - Гватха был слишком хорошего мнения обо мне, - печально отозвался мон. - И не только обо мне. Зря он доверился Кнеше. А впрочем, что теперь повторять это... Вокруг одни погребения, Нери, и мы только и делаем, что без толку сетуем.
   - Люди верят тебе.
   - Люди устали. Они верили мне как учителю мальчика, а теперь... Есть ли смысл в моём сопротивлении? Я не знаю.
   - Конечно, есть! - Нери возвысила голос, и храп за перегородкой прекратился. Она мягко высвободила руку у Мея и, скользнув к Бенедикту, доверчиво заглянула ему в лицо. - Не говори мне, что ты хочешь отдать престол Кнеше. Это отвратительно. Это кощунство. Всегда остаётся выбор.
   - Остаётся, - Бенедикт смотрел на неё с ласковым участием, как мог бы смотреть на дочь, но Мей почему-то чувствовал себя неуютно. Он явно был здесь бесполезен. Он довёл её до него и сейчас не нужен. Просто чужак. - И наш выбор - это ты.
   - Я не могу, - сразу сказала Нери. - Точно нет.
   - Почему?
   - Потому что это смешно. Какая из меня рагнара? Любая эги справилась бы с этим лучше меня.
   - Ты была бы прекрасной рагнарой. Лучшей из всех, - прозвучало это, надо признать, убедительно. Бенедикт вообще был очень убедителен: от него веяло силой, как от Ректора или лорда Тернегара аи Нииса. Мей в очередной раз подумал, что ему никогда не стать таким. - И народ поддержал бы тебя. Ниэре, ты наследница Маантраша - сейчас ты самая знатная женщина в Рагнарате, с самой древней кровью. Сила перешла к тебе?
   - Да. Но я должна выйти замуж. Должен быть рагнар.
   Бенедикт ничего не ответил, просто прямо и грустно смотрел на неё. Пока длилось молчание, Мей леденел изнутри.
   Что ж, этого следовало ожидать. И почему в нём снова проснулись глупые надежды, детские мечты о спокойной и счастливой жизни? Легковерный дурак.
   Да и вообще - какая подлость. Целое государство на грани краха, а он, прорицатель, Одарённый, странник по мирам, думает о том, как устроить свои личные дела. И влюблён, как мальчишка. Неужели он готов допустить, что Пиарт погиб зря?
   - Мон Бенедикт, - сказала наконец Нери. Мей заметил, что она покраснела, - это можно обсудить и потом. Сейчас речь о том, что делать с Кнешей. Ты вёл переговоры?
   - Было несколько мелких стычек, - Бенедикт вздохнул. - Открытый бой нас погубит. Он сметёт нас и следа не оставит.
   - Сделайте меня послом, - предложил Мей.
   Бенедикт и Нери разом повернулись к нему; взгляд мона стал цепким.
   - Почему? - спросил он. - Ты знаешь Кнешу?
   - Нет. Я хочу помочь вам.
   - Ни в коем случае, Мей, - сказала Нери не допускающим возражений тоном. - Это опасно; он может и убить тебя.
   - Пусть попробует.
   - Ты не представляешь, на что он способен.
   - Я пойду один и безоружным. Если в нём есть хоть капля чести...
   - Чего угодно, только не чести, - задумчиво протянул Бенедикт, продолжая искоса поглядывать на Мея. - Ты правда можешь быть очень полезен нашему делу, хотя...
   - Нет, - отрезала Нери.
   - ...хотя, конечно, без оружия и охраны я тебя не отпущу. И я даже имени твоего до сих пор не знаю.
   Мей уже собрался ответить, но тут снаружи донеслись хлюпающие по намокшей почве шаги. В хижину заглянул один из тех оборванного вида мужчин, которые несли караул, когда осы принесли их с Нери. Лицо у него было такое, будто он ещё раз увидел двух гигантских ос или, по меньшей мере, столкнулся с оборотнем в Заповедном лесу.
   - Мон Бенедикт, привезли письмо от самозванца. Тебе в руки.
   - Спасибо, Делха, - Бенедикт почти выхватил свиток, одним рывком развернул (Мей успел заметить ряды непонятных значков, выстроившихся в столбцы, а не строки) и погрузился в чтение. Нери нетерпеливо попыталась заглянуть в бумагу, приподнявшись на цыпочки. Вскоре мон сложил послание и ещё больше побледнел, окончательно сделавшись похожим на северянина - он вообще странно выглядел рядом с Нери и её сородичами. Мей заметил, что у него дрожат пальцы.
   И ещё кое-что в этих пальцах привлекло его внимание - не просто привлекло, а заставило сжаться и замереть, как под угрозой удара.
   Словно гром грянул. Как такое возможно?
   Мон Бенедикт носил простой, массивный перстень с чёрным камнем - точно такой же, как у Мея. Перстень Странника.
   Их взгляды скрестились - как мечи, со стальным звоном. Нери недоумённо нахмурилась и забрала свиток.
   - Да это ультиматум... "Мне известно, что в вашем лагере уже появился или скоро появится прорицатель Меидир аи Онир. Пусть завтра на закате его пришлют на личную встречу со мной, и я обещаю повстанцам мир и покой. Рагнар Кнеша, именем Рагнарата". Откуда он тебя знает - и о том, что ты здесь? И все его пустые обещания...
   - Так ты и есть Меидир аи Онир? - изменившимся тоном спросил Бенедикт. У Мея почему-то не было сил оторвать взгляда от его лица, от морщин на высоком лбу. Голова заболела, как накануне видения. - Прорицатель Меидир?
   - Да, - сказал он, отгоняя безумные подозрения. - Да, это я. И я поеду, что бы всё это ни значило.
  
   ГЛАВА XVI

"А ныне сыщется ль несчастней кто из смертных?

Томится ль так другой у мук и бед в плену,

Наследовав такую долю?"

(Софокл "Царь Эдип", 1179-1181. Пер. С.В. Шервинского)

   Мей всё-таки пошёл один.
   Не то чтобы он хотел похвалиться храбростью или решил рискнуть - просто чувствовал, что должен поступить так. К тому же нужно было многое обдумать, а он не смог бы сделать это в окружении кого-то из того пёстрого сброда, который наполнял повстанческий лагерь. Так что он настоял на своём, клятвенно заверив Бенедикта и Нери, что способен себя защитить.
   Ему предлагали поехать на снурке, - так они называли своих ездовых животных, - но он предпочёл отправиться пешком. Конечно, после ос его было не удивить даже этим подобием саблезубого тигра, и всё-таки новые виды неудержимо манили.
   Мей вышел заранее и брёл не спеша, любуясь окрестностями. Впервые за долгое время ему не было ни жарко, ни холодно, а желудок приятно тяготило: в лагере он наконец-то наелся, хоть и казалось поначалу дикостью брать руками и сидя на полу рис из глубокой миски - причём рис обильно приправленный и смешанный с какими-то злаками.
   Мею вообще было поразительно спокойно - будто он и не направлялся прямо в логово к человеку, которого заочно считал врагом. Вокруг была холмистая местность, густо поросшая здешней диковинной растительностью; он даже отвык видеть над собой открытое небо и не дышать лесной прелью. Сгущались синеватые сумерки; зеленоватое ночное светило медленно вытесняло два дневных. С задорным чириканьем проносились в вышине последние стаи мелких птичек; в закатных лучах плясали пылинки. Спускаясь с холма и покидая лагерь, Мей видел пожилого человека в ярких шелках; он с безмятежным видом исполнял замысловатые прыжки под звук чего-то похожего на погремушку. Должно быть, местный жрец, поклонявшийся духам.
   Лагерь узурпатора невозможно было не заметить или обойти, так что Мея вскоре окружили часовые, и в шатёр Кнеши он попал с завидной пунктуальностью. Рагнар был один: стоял, задумчиво вглядываясь в лезвие лёгкого меча с необычно изогнутым лезвием. На родине Мея таких не ковали.
   Доставив его, стражники шумно упали на одно колено, но Кнеша даже не поднял взгляда. Только сказал:
   - Оставьте нас.
   Их оставили. Некоторое время Мей стоял молча, привыкая к полумраку просторного шатра. Кнеша был ниже его ростом и довольно тонок, но изнеженным не выглядел. Он ответил взглядом на взгляд - в выражении ничего невозможно было прочесть. Красивое, молодое лицо с правильными чертами, в которых, однако, угадывалось что-то хищное; чувственный рот, небрежные пряди волос, тёмные, почти чёрные, глаза - такому прихотливому разрезу, наверное, позавидовала бы женщина.
   Разумеется, Нери была влюблена в него. Теперь у Мея не осталось сомнений. Признаться, он ожидал чего-то другого - чего-то более сурового и внушающего почтение.
   Но человек напротив всматривался в него не менее пристально. Мей уже находил, что это несколько затянулось. Он ещё раздумывал, стоит ли первым начинать разговор, когда Кнеша сказал:
   - Добро пожаловать, Мей.
   Надо же, как гостеприимно.
   - Меня зовут Меидир.
   - Зачем придираться? - он усмехнулся краем губ. - Думаю, ты позволишь мне эту маленькую вольность.
   - Откуда ты меня знаешь?
   - О, это долгая история, - он неспешно вложил меч в ножны, усыпанные мелкими рубинами, точно каплями крови. - Ты предпочитаешь начать с неё?
   - Разве условия ставлю я?
   - Можешь попробовать. Задавай вопросы, и я отвечу.
   Мей помедлил. К чему он ведёт?..
   - Тогда каковы твои планы относительно мона Бенедикта?
   Кнеша хмыкнул, прищурившись.
   - Вы уже познакомились, конечно. Незаурядная личность, правда?
   - Я задал вопрос.
   - Хорошо-хорошо... Что ж, однозначного ответа у меня нет. Видишь ли, это напрямую зависит от тебя.
   Мей, как мог, скрыл замешательство.
   - От меня? Я едва знаком с ним. Я предполагал, что ты знаешь: я только вчера появился в его лагере, - лицемерить не было смысла.
   Кнеша улыбнулся, чрезвычайно чем-то довольный.
   - Знаю. Я знаю намного больше, чем ты думаешь. Ход с осами был очень неожиданным, признаюсь.
   - Это был не ход, - не подумав, поправил Мей. - Просто совпадение.
   - Верно, счастливый случай... Один из, не так ли? Ты считаешь себя везучим человеком?
   Мей замешкался, окончательно сбитый с толку.
   - К чему здесь это?
   - Я просто интересуюсь.
   - И всё-таки? - надавил он. - Как я могу помочь мону Бенедикту - и могу ли? Или ты звал меня поболтать?
   В глазах Кнеши мелькнуло что-то новое, и голос тоже неуловимо изменился.
   - Ясно, что нет. Я звал тебя поговорить. Исход нашего разговора всё и решит.
   - Исход нашего разговора? - переспросил Мей, подумав, что ослышался. - Это ведь целая война.
   - Точно.
   - И, по-твоему, всё зависит от нашего разговора?
   - Ты всё правильно понял, - новая кривая усмешка. - Прекрасное знание языка для чужеземца.
   Мей машинально сжал в кулак руку с перстнем.
   - Чего ты от меня хочешь?
   - Я же объяснил - пообщаться.
   - Так я здесь.
   - Да, - Кнеша окинул его серьёзным взглядом. Мею стало неуютно - его изучали, как наколотое на иголку насекомое. - Ты здесь. И ты не представляешь, как долго я к этому шёл.
   - К тому, чтобы увидеться со мной? - всё это уже начинало пахнуть бредом. Мей едва не вскрикнул от внезапной боли в висках.
   Кнеша кивнул и шагнул чуть ближе, непочтительно переступив через меч.
   - Я знаю всё о тебе, Мей. Я знаю, где ты родился и жил, как рос; знаю о матери и сестре, о школе, друзьях, мастерской. Знаю, как ты не хотел быть красильщиком, как тебя дразнили, как ты попал к Отражениям - и всё, что случилось после. Знаю о Близнецах, и о твоих странствиях, и о Городе-над-Пещерами, и об Академии. И о том, как ты оказался в Рагнарате. Всё знаю.
   - Но... как? Почему? - хрипло выговорил Мей, вдруг падая в непроницаемую черноту чужих зрачков. По коже пробрал мороз, и он догадался. - Дар?
   - Твой Дар, - по-кошачьи бесшумно, пружинисто ступая, Кнеша незаметно приблизился сильнее и стоял теперь в паре шагов, холёными ногтями царапая простую тёмную ткань широких рукавов. Мею ужасно хотелось отступить, но за спиной не было ничего, кроме выхода из шатра. - Я долго погружался в тайны магии, прежде чем узнал о его существовании. Ты тогда был ещё ребёнком. О, Мей, - он тихо засмеялся, - тебе и не вообразить, через что я прошёл. Поверь, в сравнении с моей твоя судьба показалась бы тебе сплошным блаженством... Хотя о чём я - судьба. Я не верю в судьбу, - он помолчал, будто сомневаясь в собственных словах. - Именно из-за этого меня так заинтересовала способность читать её, как книгу - такая простая, каждому хоть раз приходившая в голову, и такая непостижимая. Великая, чудовищная по мощи. И она досталась тебе, - Мей даже не понял, как, но Кнеша подошёл уже вплотную к нему и приподнял голову к его уху. Всё вокруг заполнил вкрадчивый гортанный шёпот - и хотелось то ли сбежать, то ли слушать его бесконечно. - Тебе, простому, глупому мальчишке, который наверняка на первых порах даже оценить не мог такое сокровище. Ты, наверное, думаешь, что я завидовал?.. Если только в самом начале. Но потом всё стало куда сложнее.
   Ты стал смыслом моей жизни, Мей. Чего я только не сделал за эти годы - и всё ради этой минуты. Поэтому и сложно верить, что она наступила... Так или иначе, я долго к этому шёл, и чего я только не сделал, какие только тайны не открыл! Какой крови, какого вероломства, каких уродств я не видел!.. О Мей, моя власть огромна. Она есть на горных вершинах, и в жерлах вулканов, и в пустынях, и на морском дне. Я не могу переходить из мира в мир, как вы, Странники, но в разных кусках Мироздания есть мои ставленники, безмолвные разведчики, рождённые и сотворённые, обладающие плотью или бестелесные. Они с детства окружали и тебя, но ты их не замечал. Их шёпот приносит мне всё, что я пожелаю. Тот студент, Карлиос, погиб из-за того, что слишком много разузнал - в том числе об одном из них, Ректоре вашей Академии. И Рагнарат на самом деле давно был моим - мне не хватало лишь кое-каких формальностей...
   Я знал, что мы должны встретиться. Можешь считать, что это я привёл тебя сюда. Нам обоим хотелось бы - не отрицай, тебе тоже, - чтобы ты мог отдать мне Дар, но это невозможно - он умрёт с тобой вместе, как родился с тобой: всё дело в твоей крови, хотя и при такой крови это всё же уникальный случай... Так что я прошу об одном: позволь мне следовать за тобой, - он впился пальцами в перстень Мея, и прикосновение ненароком обожгло, как клеймо. - Заключим договор, и я клянусь, что покину Рагнарат, он мне уже не нужен - но тогда ты покинешь его вместе со мной. Я буду знать о каждом твоём видении, и вместе мы сможем править всем сущим.
   - Ты сумасшедший, - Мей с усилием отстранился; его бросило в жар, и голова кружилась. - Обыкновенный безумец.
   - Не больше, чем ты.
   - Я не верю тебе. Я не стану заключать никаких договоров; я вообще не понимаю, о чём ты. Предложи нормальные условия, и я рассмотрю их, но никуда с тобой не пойду.
   - Нормальные условия? - Кнеша улыбнулся искренне и весело, сверкнув белыми зубами. - А разве ты не готов на всё ради своих новых друзей? Ради Бенедикта... и Ниэре? Она понравилась тебе?
   Мей даже сообразить не успел, как Кнеша оказался прижатым к земле - очень легко - и как он занёс кулак, чтобы ударить; мысли непонятно почему заволок кровавый туман. Потом он опомнился - а его собеседник снова смеялся, не пытаясь сопротивляться.
   - О, это уже интересно. Вижу, что понравилась. Так что, это недостаточный стимул?
   - Умолкни, - прорычал Мей. - Ты даже имя её произносить не имеешь права.
   - Между прочим, мне стоит щёлкнуть пальцами - и тебе отрубят голову.
   - Угрожать надо было раньше.
   - Тоже верно, - согласился Кнеша.
   Тут Мей понял, что они выглядят по меньшей мере глупо, ровно беседуя вот в таком положении. Он откатился в сторону и сел, не будучи в силах подняться и не глядя на противника; его трясло.
   - Напрасно ты так переживаешь, Мей, - Кнеша ласково, даже как-то по-братски тронул его за плечо. - Поверь, это выгодная сделка для нас обоих. Доступ к твоему Дару за жизнь Рагнарата - как тебе?
   - Я не знаю, - прошептал Мей, остро чувствуя своё бессилие. - Не знаю. Как я могу тебе доверять? Откуда мне знать, что с моим Даром под рукой ты не станешь угрозой для всего?
   - Придётся положиться на моё слово.
   - Я не стану этого делать.
   - У тебя есть выбор?
   Мей не ответил.
   - Есть кое-что ещё, Мей. Может быть, это заставит тебя решиться.
   - Куда уж больше, - глухо сказал он. - Немало того, что ты уже сказал. Есть в моей жизни хоть один выбор, который я сделал сам?
   - Есть. А если даже и нет, то этот станет первым... Мей, я знаю твоего отца.
   Мей повернулся к нему, надеясь найти признаки лжи - и не нашёл их. Те же смешливые, с сумасшедшинкой глаза, и ничего больше.
   - Я слушаю.
   - Ты не заметил, - Кнеша выразительно указал на его перстень, - черты семейного сходства с моном Бенедиктом?.. - он потянул паузу, явно наслаждаясь реакцией. - Представляешь, сколько чудесных совпадений?.. Я давно подозревал, но уверился только после его изгнания, когда нашёл дневники... Бедный, честный мон Бенедикт - надо же было додуматься вспоминать о родине и о прекрасной покинутой Кейле на языке Рагнарата!..
   Мей долго молчал, а потом и сам рассмеялся - надолго, пока не заслезились глаза. Ко всему прочему он вспомнил тот разговор мона с Нери: их ведь хотят поженить. И оба они умрут, если он не примет условия этого... язык теперь не поворачивался сказать - человека. Этого существа. Этого порождения Хаоса.
   И действительно, всё это чрезвычайно забавно. Прав был Пиарт, когда говорил о преимуществах служения Академии: лучше стены, лучше самые высокие стены, чем эта невыносимая боль.
   - Я согласен, - выдавил он, отсмеявшись. Кнеша безмолвно наблюдал за ним, склонив голову набок. - Будь ты проклят, я согласен. Но договор на моих условиях.
  
  
   ЭПИЛОГ
   Они встретились так, будто ничего особенного не случилось. Мей просто зашёл в ту самую каморку, где они беседовали накануне его отбытия, и произошло это тоже на закате, только сутки спустя. Бенедикт о чём-то совещался с несколькими людьми - видимо, командованием; увидев Мея, он как-то беспомощно улыбнулся поверх их голов и сказал:
   - Наконец-то!.. Так долго никаких вестей. Мы все волновались.
   - Что Кнеша? - отрывисто спросил один из мужчин - хмурый, с шеей как у быка.
   - Сворачивает лагерь, - сказал Мей.
   Трудно описать, какая буря поднялась в хижине после этого заявления. Заговорили почти все разом; недоверчиво качали головами, всплёскивали руками, засыпали Мея вопросами и уточнениями, хлопали его по плечу; самые впечатлительные бросились обнимать друг друга, как если бы одержали дюжину блистательных побед.
   Молчал только Бенедикт. Они долго смотрели друг на друга, и Мею тоже не хотелось ничего говорить. Он не видел никого, кроме человека напротив в окружении каких-то смутных теней и всполохов; не слышал ничего, кроме тишины. За прошедший день для него минула вечность, и не одна; что-то страшное грохотало и ревело у него в груди. Он стоял здесь, целый и невредимый, преуспевший в переговорах с опасным противником, спасший, может быть, тысячи жизней - и был выпит, иссушен, истерзан в кровь.
   Бенедикт угадал его желание и отослал всех, приказав пока не разглашать новость. Как только полотнище, прикрывавшее вход, опустилось за последним из выходящих, Мей привалился к стене - он не был в силах стоять, чувствовал, что подкашиваются ноги.
   - Как Нери?
   - Спит... Воды? Вина? - предложил Бенедикт.
   - Нет, - Мей устало потёр переносицу. - Вам, наверное, интересно, как я этого добился. И чего хотел Кнеша. И о чём мы говорили. И кто я такой.
   - Да. Но я не тороплю. Ты... Вы можете и позже...
   - Не могу. Я расскажу сейчас - или не расскажу никогда.
   - Тогда пойдёмте на воздух, - севшим голосом сказал Бенедикт; он заметно побледнел. Они вышли и прошлись немного вниз по холму; небо было багровым, каким-то скалящимся. В лагере затихало вялое шевеление.
   И Мей стал рассказывать. Говорил он действительно долго и часто останавливался, чтобы перевести дыхание, но слова подбирать не пришлось - они приходили сами, будто когда-то заученные наизусть. Он говорил и сам поражался спокойствию своего тона. Бенедикт слушал и казался равнодушным; но, когда Мей закончил, у него как-то подозрительно блестели глаза.
   - Я понял почти сразу, - тихо произнёс он. - Я представить не мог, что это случится вообще. А тем более - вот так.
   - Да. Я тоже.
   - Я виноват перед тобой.
   - Нет.
   - Виноват. Если можешь, прости меня, Мей. Я очень любил... люблю твою мать. И не было дня, когда я не хотел бы полюбить тебя тоже.
   Мей сглотнул и попытался улыбнуться.
   - Что ж... Прошлое не изменишь. Только будущее. Кто мог знать, что мы встретимся вот так. Я ни разу этого не видел. Ни единого раза.
   - Моя вина в том, что ты несчастен. Не будь меня, ты родился бы без Дара.
   - Не будь Вас, родился бы не я.
   Они помолчали. Темнело. Мей понимал, что Бенедикт... что отец хочет обнять его - и не решается, но не делал ни шага навстречу. Почему-то это было выше его сил.
   Он столько раз представлял эту встречу - в разных вариантах, с разными подробностями. А теперь предпочёл бы, чтобы её не было.
   - Я нашёл Вас и теперь не могу остаться в Рагнарате, - проговорил он, глядя, как зажигаются огни вниз по склону - точно распускаются ночные цветы. - А Вы не можете уйти. Мы с Кнешей заключили договор: теперь я должен увести его за собой. Тогда Вы сможете восстановить страну.
   - Сын... - взволнованно начал Бенедикт, и Мей вздрогнул.
   - Не надо. Мы оба знаем, что нет другого выхода. Ваше место здесь. А моё... - он чуть не впал в новый приступ нервного хохота, подумав об этом. - Моё теперь рядом с Кнешей. Ему был нужен только мой Дар. Всё просто.
   - Ты не должен был... Не обязан взваливать на себя такое бремя. Оно не твоё. Что ты сделал?
   - Заставил его пройти один обряд - довольно древний и сложный, потому меня так долго и не было... Вы слышали об Узах Альвеох?
   У Бенедикта вырвался стон.
   - Не говори, что ты решился на это!.. Безумец! Вам никогда не разрушить эту магию.
   - Я знаю, - Мей дотронулся до горла, которое всё ещё жгло - к нему будто незадолго до того приложили горячий воск. - Она и сейчас во мне; нам даже нельзя надолго разлучаться.
   - Это вечная, непреодолимая связь, Мей, во всех мирах и эпохах. А ты связал себя с человеком, которого ненавидишь. Теперь каждую его боль ты будешь чувствовать как свою... Что же ты наделал?
   - А у меня был выбор?.. Зато теперь он никогда не будет грозить Рагнарату - или чему-то ещё. Он обезврежен.
   - Ценой твоей жизни.
   - Я жив.
   - О Мей, такой жизни я не желаю и Кнеше!..
   - Значит, оно того стоило, - Мей вздохнул, окидывая прощальным взглядом лагерь и потемневшие небеса. - Я буду знать, что в безопасности Вы... И Нери. Пожалуйста, берегите её. Я не очень-то разобрался в вашей политической ситуации, но, кажется, Вам правда следует взять её в жёны и сделать рагнарой. Уверен, любой народ мечтал бы о таких правителях.
   - Мей, - с усилием сказал Бенедикт, - я заметил... Я видел, как вы смотрите друг на друга...
   - Не надо.
   - Но я не хочу, чтобы ты думал...
   - Не надо, прошу Вас. Это бессмысленно, и я должен уйти, - он помолчал, набираясь решимости. - Просто укажите мне ближайший портал, и я уйду вместе с Кнешей.
   - Мей...
   - Нет.
   - Мне так жаль.
   - Мне тоже, - Мей запустил за пазуху руку - она плохо слушалась - и выудил свёрток шёлка из Города-во-Льдах, который, непонятно зачем, сохранил и по пути к Бенедикту достал из своего узелка. - Передайте это ей. Скажите - на память... о Лесе. Или просто на память.
   - Мей, нам нужно поговорить о стольких вещах...
   - Главное сказано. Главное для Вас - Рагнарат, Вы за него ответственны.
   - Мей... - Бенедикт снова и снова обречённо повторял его имя, точно пробуя звуки на вкус. - Я не должен был уходить.
   - Не мне решать. Я знаю, что значит быть Странником, - сказал он, и на плечо ему легла тяжёлая рука. Совсем недалеко от них зажгли сигнальный костёр, и его отца озарило огненным светом. Мей увидел его лицо и отвернулся. - Знаю. Всё знаю. Это и правда крайне грустная история. Но вчера мне было видение - я видел Вас на троне, рука об руку с Нери. А мои видения имеют дурную привычку сбываться.
   Рука на его плече дрогнула, и Бенедикт отступил, склонив голову.
   - Хотя бы дождись рассвета. Утром я отведу тебя к порталу. Тебя и Кнешу.
   - Спасибо, - искренне сказал он. - Значит, до рассвета?
   Бенедикт ничего не ответил - просто понуро побрёл прочь, ласкаемый то темнотой, то отблесками костров.
   Мей долго стоял и смотрел ему вслед. И рвалось на части нутро, и хотелось не то бежать следом, не то прирасти к земле - а он стоял и смотрел; и сверху, из сонмов чужих звёзд, кто-то не то справедливый, не то жестокий посылал ему новые видения.

КНИГА ТРЕТЬЯ

"Есть зловещие виденья,

От которых нет спасенья:

Тайной силою пленён,

В круг волшебный заключён,
Ты нигде их не избудешь,

Никогда один не будешь -

Ты замрёшь навеки в них, -

В тёмных силах чар моих"
(Дж.Г. Байрон "Манфред"; I, 1. Пер. И.А. Бунина)

"И приложился пророк к народу своему, насыщенный днями и не заметив конца своих дней" (И.А. Бунин "Смерть пророка")

  
   ПРОЛОГ
   Он сидел на краю постели, выпрямившись так, будто в спину вогнали штырь. Это давалось нелегко, но так было проще переносить почти постоянную ломоту в костях - один из печальных уроков, подаренных старостью. К числу других относились и голос, давно утративший благозвучие, и ставшие пепельными волосы, и, конечно, кожа, напоминавшая теперь изморённую засухой, растрескавшуюся землю. Однако больше всего хлопот доставляло, пожалуй, испорченное зрение - вокруг терялись очертания, расплывались формы, и вот уже несколько лет, как он не мог читать и писать самостоятельно. И это удручало сильнее мышц, лишившихся мощи и гибкости.
   Живая развалина - вот чем он стал. Жалкое подобие себя прежнего. Ну что ж - такова участь всего живого в Мироздании, и ничьи боги не ответят, хорошо это или дурно. Но, говоря по совести, он не имеет права жаловаться: век Странника и без того дольше века обычного человека, а главная его привилегия и главное проклятие - в том, что смерть не заберёт его, пока он сам не пожелает. Тело стареет и разрушается, но разум, память, способность рассуждать никуда не уходят - а значит, нет и опасности стать безвольным растением, бессловесной обузой для окружающих. Хотя бы это обнадёживает.
   И ещё кое-что, конечно. Пророческий Дар. Нет силы, которая смогла бы изгнать или сломить его, поэтому видения приходят снова и снова - по-прежнему разные, по-прежнему запутанные и странные. Но он уже не видит в этом пытки, как в юности, или досадной привычки, как в зрелые годы, - он наслаждается ими, смакует каждую деталь, словно задыхающийся, который глотнул свежего воздуха. Потому что они - знак жизни. Живёт прорицатель, и роятся вокруг него бесчисленные миры, и переплетаются, вторя или противореча друг другу, тысячи тысяч судеб и возможностей. Всё идёт так, как должно быть.
   - На чём я остановился? - спросил Мей, заметив, что слишком надолго умолк. Молодая женщина, сидевшая за столом у окна, поспешно зашуршала бумагами.
   - На том, как сокол схватился с вороном.
   - И это всё?
   - Пока да.
   - Дальше, Айвин, - он прикрыл глаза, вспоминая подробности, - они долго дрались - клювами, когтями; всюду летели перья. Ворон ранил сокола, но был повержен, и на его костях вырос сад.
   - Добавите описание сада? - деловым тоном осведомилась Айвин, как только перо прекратило скрипеть по листу. Мей улыбнулся: эта дотошность напоминала ему давно почившую с миром сестру. Что и говорить, Айвин полностью влилась в их семью, и Тоддиар, его праправнук, поступил верно, когда женился на ней.
   - Не стоит, это не так важно. Разошли в Академию, к Белому Камню и к господину аи Сейту на острова Минши. Пусть пересылают оттуда, куда сочтут нужным.
   - А экземпляр для градоправителя?
   Мей поморщился.
   - Не думаю. Это явно его не касается.
   - Но, господин Меидир, договор... - несмело начала она. Мей вздохнул.
   - В бездну все договоры, дитя. Градоправителю вовсе не обязательно знать о каждом моём видении, я ведь уже объяснял. Я, разумеется, считаюсь его почётным советником на городской пенсии, но не слугой.
   Айвин благоразумно не стала спорить. Мей слушал, как она переносит запись видения на другие листки. Он уже практически не мог её видеть, но отлично помнил, как она выглядит: бойкие глаза, приятная полнота, роскошная грива волос. Не женщина, а находка - прекрасная жена для Тоддиара и мать для детей, рачительная хозяйка, вдобавок - сиделка и секретарь для дряхлого, полулегендарного предка своего мужа. И всё в одном лице. Не позавидуешь такой жизни.
   Мей поселился в этом доме на Улице Кровельщиков одиннадцать лет назад, когда Тоддиар аи Батвиг, правнук Инис, младшей дочери Атти и его племянницы, ещё жил там один. Тоддиар был человеком необычным для пришедших новых времён: здравомыслие сочеталось в нём с добротой, а доходящая до застенчивости скромность - с живым интересом ко всему новому. Должно быть, поэтому он с искренним уважением отнёсся к чудаковатому старику с родственной кровью и радушно принял его под свою крышу. Мей им гордился: Тод оказался не только последним его родичем, оставшимся в живых, но и лучшим врачом в Городе-на-Сини. Он много и честно трудился, так что мог позволить себе, а после и Айвин с детворой безбедную жизнь.
   Здесь Мей обрёл тихое пристанище после своего долгого, безумно долгого пути. Может быть, и странно называть тихим пристанищем место посреди Города, который за последние десятки лет ещё больше разросся, а по громкости шума и степени загрязнённости превзошёл даже Город-у-Красной-Реки. Однако иначе Мей не сумел бы описать это: он был как лодка, которую швыряло о скалы в бурю и прибило наконец к берегу.
   Новые звуки вплелись в гомон с улицы и грохот проезжавших мимо экипажей: снизу донёсся дробный топот и детские голоса. Айвин вскочила из-за стола.
   - Вернулись. Пойду встречу.
   - Конечно, ступай, - сказал Мей. Он оживился: каждый день с нетерпением ждал возвращения этих маленьких бестий из школы. Он не сумел бы подобрать слова, чтобы описать, как исступлённо любил их и какая светлая грусть охватывала его на семейных ужинах Тода и Айвин. "Сентиментальный старик", - с мысленной усмешкой пожурил он себя. Ну и пусть. Боги не послали ему, неприкаянному, собственных детей и собственного покоя, так что не смеют теперь мешать любоваться чужими.
   Айвин отсутствовала недолго, но Кенрад и Эвви опередили её, ворвавшись в комнату с возбуждёнными криками.
   - Дедушка Мей, скажи ему, что он дурак! - восьмилетняя девочка кинулась в его объятия, и он с улыбкой почувствовал знакомое сооружение из косичек на голове и карамельный запах из кондитерской лавки. Как всегда, требование звучало весьма решительно. Её брат - на полтора года старше и куда более степенного нрава - остановился поодаль, сердито чертя носком по ковру.
   - Это почему же? - поинтересовался Мей, пока Эвви по-свойски усаживалась к нему на колени.
   - Я не подкидывал рыжей Гилти мышь за шиворот, я уже говорил! - возмущённо вмешался Кенрад. - Я даже не знал об этом!
   - Зато ты вместе со всеми дразнил её, и меня заодно!
   - Вот ещё, даже не думал. Против тебя я слова не сказал.
   - Всё ты врёшь! Я заступилась за неё, а ты сказал, что все девчонки дуры и трусихи.
   - Ну я же не тебя имел в виду! - вскипел Кенрад, ожесточённо теребя статуэтку с комода. - И вообще, никто не просил её вопить так, будто её режут!
   - Я попрошу дедушку Мея позвать Отражение, чтобы на вас наложили заклятие безмолвия, - пообещала Айвин, открывая дверь. - А ну быстро мыть руки и в столовую!
   - Ну, нет, Отражение - это перебор, - сказал Мей и, подумав, добавил: - Хотя... Многие из них не любят девочек, которые обзываются по пустякам, а ещё больше мальчиков, которые смеются над чужим страхом.
   - Откуда тебе знать? - подозрительно спросил Кенрад. - Вряд ли вы с ними это обсуждали.
   Мей вздохнул. Ох уж это беспощадное взросление. Жаль, что они перестали верить каждому его слову.
   - Я могу судить об этом по многим другим вещам. Честное слово, - он помедлил, осознав, что даже чуть-чуть лукавит. Гэрхо, да и некоторые из прочих знакомых ему Отражений определённо были бы в восторге от затеи с мышью и долго хохотали. Но детям необязательно об этом знать. - Так или иначе, думаю, вам пора забыть эту глупую историю и пообедать. Не стоит злиться друг на друга - бесполезное занятие.
   - К тому же суп остывает, - напомнила Айвин. - А Тэлли сегодня сварила тот самый, с опятами.
   И точно - по дому уже разносился густой грибной аромат. Мей решительно попытался высвободиться из ручонок Эвви, чтобы встать; с годами это становилось всё сложнее.
   - Историю, - попросила она неожиданно смиренным голосом. - Только одну, ну пожалуйста.
   - Да, пожалуйста! - поддержал Кенрад, усаживаясь на полу у кровати; уж в этом они всегда были единодушны. - Мы не голодны, мама.
   - Опять эти капризы, - как можно суровее сказала Айвин. - Потом вы уйдёте бродить по улице, а уроки снова останутся неприготовленными.
   Дети наперебой принялись разуверять её, а Кенрад даже сгоряча пообещал выучить годы правления всех королей Дорелии. Мей подумал, что к вечеру он точно пожалеет об этом, и заверил:
   - Сразу после обеда, договорились? Я не забуду. Какую вы хотите?
   - Про сокровища из лабиринта! - вдохновенно воскликнул Кенрад. - Ты её тогда не закончил.
   - Об этом можно и позже, - возразила Эвви и застенчиво добавила: - Ты давно обещал рассказать, как женился.
   Кенрад пробормотал что-то вроде "Какая скукота", а потом повисла неловкая тишина. Айвин кашлянула.
   - Разберётесь потом. А если сейчас же не спуститесь, я оставлю вас без десерта. Сегодня - действительно.
   Звучало весомо. Мей вздохнул. Ничего в этом страшного нет, в конце концов; надо выходить из ситуации. Можно опустить всё, что непригодно для детского слуха - всю кровь, все метания...
   И всего Кнешу.
   Он до сих пор не понял, как умудрился рассказать им примерно треть своей насыщенной жизни, ни разу не упомянув Кнешу. В самой просьбе ничего страшного не было: о Ниэре он мог говорить бесконечно. Она осталась самым чистым, самым горьким в его жизни, его недолгим счастьем, пронзительным, как мелодия для флейты. Итогом его видений, его памятью и защитой. Его женой.
   Иное дело - попытаться рассказать о ней и о тех сокровищах так, чтобы они поняли - и так, чтобы не упомянуть Кнешу. Почти невозможно. И нужна будет долгая предыстория.
   - Всё в порядке, - он потрепал Эвви по макушке. - Я расскажу и то, и другое. Эти истории легко совместить.
  
   ГЛАВА I
   Белка увяз в очередном сугробе почти по пояс и тихо выругался, начав выбираться. Он даже задохнулся, пока выуживал из-под снега мешок под дрова, топорик и обе ноги. И вздумалось же отцу послать его в Бор после метели, которая разыгралась вчера.
   Белка до сих пор был сам не свой от унижения - такого, какое только может охватить двенадцатилетнего паренька после клеветы и несправедливого наказания. У него и в мыслях не было стащить последнюю краюху у маленькой Синицы; более того, он понятия не имел, кто бы мог до этого додуматься. Может, Барсук - вечно ищет, чем бы набить себе брюхо. Или Выдра, он всегда рад подставить Белку. Так или иначе, его недурно выпороли - треклятые розги, теперь он долго не сможет сесть - и внеурочно выгнали за дровами и хворостом на лютый мороз. Чудный предстоит вечер.
   Белка вздохнул, отряхнулся и побрёл дальше. Неподалёку послышался какой-то хруст, но он не обратил внимания: наверное, заяц проскочил. А может, прошагал мимо олень - кто знает. Зимой в бору красиво: еловые лапы и ветки вязов под пушистым снегом похожи на кружева, которыми торгует толстая Куница, а если приглядеться, можно различить в их переплетениях очертания зверей, птиц или человеческие лица. Белка бы сейчас с радостью плюнул в ухмыляющуюся рожу Выдры, даже будь она выложена в дереве.
   А ещё лучше - в холёное лицо мачехи. Но об этом лучше не думать. О ней в деревне ходили такие слухи, от которых только вздрагивать - и, что самое пугающее, Белка ни один из них не мог оспорить с чистым сердцем.
   Житьё у Белки в последнее время, что греха таить, было незавидное. После новой женитьбы отца всё пошло наперекосяк - правду, верно, говорят, что Бдящий Бог не одобряет вторых браков. Мачеха, красивая и смешливая, казалась приветливой и доброй только при гостях; на деле она невзлюбила всех детей мужа от покойной Перепёлки, а Белку - в особенности, и с тех пор ему то и дело доставалось за чужие огрехи и шалости.
   К тому же и других проблем было навалом - Белка уже достаточно вырос, чтобы это понять. Бесконечная война Императора с Серым Князем разоряла их, еды становилось всё меньше, зима свирепствовала и тянулась дольше обычного, скот падал, деревня вымирала. Не хватало рабочих рук; Белка, конечно, помогал чем мог, но не вошёл пока в силу. Поэтому он не так уж винил отца, которому просто недосуг было разбираться в семейных сварах: ещё бы - столько забот и голодных ртов на шее, а к тому же молодая и любимая жена. И Синичка - их первое дитя, недавно оторвавшееся от материнской груди, совсем крошечное и хрупкое.
   Белка поднял голову в мутновато-серое небо, кое-как освещённое тусклым светом Льёреми - точно сквозь бутылочное стекло. Сказители говорили, что когда-то, бесчисленные годы назад, Льёреми сияла ярко и дарила куда больше тепла. В ту пору земля рождала множество ныне позабытых ягод и плодов, люди не знали нехватки пшеницы, а дети не успевали вырасти за то время, пока на реках не тронулся лёд. День можно было легко отличить от ночи - а всё потому, что Спящая Богиня не была Спящей.
   Но всё изменилось после Великой войны. У Белки сохранилось только очень туманное представление о том, из-за чего война началась и между какими противниками происходила. Знал он лишь, что в итоге она охватила весь мир и поставила его на край гибели. И тогда Богиня-Мать согласилась принести себя в жертву, чтобы спасти людей и тех существ, которые населяли эти земли раньше них; она погрузила себя в вечный сон, и вместе с ней почти погасла Льёреми. Так что не вернётся настоящий день и настоящее лето, пока не разбудят Богиню - но она спит далеко, под толщей воды, на священном острове, и это всё не более чем красивые легенды.
   Белка выбрал подходящее дерево, остановился рядом и занёс топор, собираясь примериться к нижним веткам. Но его отвлёк скрип снега и шум голосов, нарушивший лесную тишину. Кто-то негромко переговаривался, и они приближались.
   За годы многочисленных стычек князей друг с другом и с новоявленным Императором у Белки сполна выработалось полезное знание: если есть возможность, прячься. Отец втолковывал это им всем, особенно после того, как сгорел их прежний дом в селении на берегу Мортули. После того, как погибла мать.
   Поэтому Белка юркнул в густые заросли запорошенного орешника, поскорее освободив то, что осталось от тропы. Он присел на корточки и плотнее закутался в куртку, спасаясь от холода. Потом осторожно раздвинул ветки и вытянул шею: увидеть путников глубоко в бору в такое время - событие неожиданное, а опасность щекотала его любопытство. Хотя Белка был уже слишком взрослым, чтобы верить в сказки о лесных троллях, его всё ещё влекло всё загадочное и таинственное, и братья частенько смеялись над тем, с какой бессмысленно-счастливой улыбкой он слушал захожих сказителей.
   Их было трое, и у каждого лошадь в поводу: верхом тут не проедешь. Белка вытаращил глаза; густо-вишнёвые шкуры лошадей роскошно лоснились, чёрные гривы падали почти до земли, сумрачно блестели жуткие, горящие красным глаза, а из ноздрей валил пар. Настоящие южные кони. В пределах новорождённой Империи они ценились выше золота, и позволить их себе могли далеко не все княжеские дружинники. А это, скорее всего, они и были. На всех троих - кольчуги под распахнутыми меховыми плащами и лёгкие шлемы, простые и ничем не украшенные. Двое мужчин шли чуть впереди и переговаривались; к поясу одного из них, того, что повыше, были привязаны ножны с коротким мечом, другой казался безоружным. За спиной третьего висел колчан, полный стрел с жёлтым оперением. Белка вздохнул с облегчением: значит, это имперцы, и бояться в общем-то нечего. Но его вздох оборвался где-то на середине, потому что солдаты вдруг остановились как раз напротив его укрытия. Белка проследил за направлением взгляда человека с мечом (к слову, из-под шлема на его спину падала толстая светло-русая коса - знак воинской славы) и похолодел. На снегу чернел его забытый топорик.
   - Кто здесь? - мужчина возвысил голос, положив ладонь на рукоять. Белка сжался.
   - Поражаюсь упорству его Серого сиятельства, если это новая засада, - расслабленно и даже весело сказал его спутник, шагавший позади. Из троих он казался самым узкоплечим и молодым.
   - Это не засада, - решился Белка, вылезая из кустов и мысленно проклиная себя. Как можно быть таким дурачком?! Может, мачеха не так уж и неправа... - Это только я. Простите, господа, я сейчас уйду.
   - Э, нет, - мужчина с мечом пристально оглядел его, не отнимая руку от ножен. - Что ты тут забыл, парень?
   - Ладно тебе, Волк, - примиряюще заметил безоружный. Белка, робея, поднял глаза: у этого было широкое скуластое лицо с курчавой чёрной бородой; он по-доброму улыбался. Что до Волка, то имя очень подходило ему - от пронзительного взгляда и резких складок возле рта пробирал холодок. - Просто деревенский мальчишка. Держи инструмент, - он наклонился и ловко кинул топорик точно в руки Белке. Тот благодарно кивнул.
   - Кто знает, - покачал головой Волк. - Забыл ту хорошенькую прачку из предгорий?.. Как тебя звать?
   - Белкой... Я за хворостом пришёл.
   - Откуда пришёл?
   - Из Местечка, - Белка махнул рукой в сторону деревни. Она была совсем молодой и потому не успела обрести настоящего названия. Путники переглянулись.
   - О, нам, кажется, светит ночлег под крышей, - насмешливо протянул лучник, подходя ближе. На вид он был не старше лет двадцати и обладал прямо-таки медовым голосом - такому бы позавидовали певцы. - Я умру от счастья, как только у меня в желудке окажется хоть что-то горячее.
   - Я бы не стал доверять... - начал Волк.
   - Да брось. Льёреми заходит, кони устали, а мы закоченеем в этом лесу. Ты проводишь нас к себе в деревню, Белка?
   - Конечно, - он закивал, и сердце сладко замерло в предвкушении чего-то неописуемого. Воины Империи - так близко! Интересно, в скольких боях они побывали? Плавали ли на ладьях? А вдруг встречались с самим Императором или - страшно подумать - с Серым Князем?.. Белка теперь жадно ловил каждый их жест. Волк - его решения, очевидно, ждали все - ничего не сказал, но неодобрительно поморщился. Заключил беседу чернобородый:
   - В общем, заканчивай с хворостом, мы пока подождём, а там покажи нам дорогу. Я Карп, а это Волк и Чибис. Из всего отряда нас осталось трое, и мы не причиним вреда твоим родичам.
   Белка даже разомлел, слушая его. Он давно предполагал, что молва о дружинниках - безмозглых грубиянах, которые не могут связать двух слов и рубят всё, что движется, - не более чем молва. Однако Волк подпортил его восхищение, гаркнув:
   - Не распускал бы ты язык перед каждым... Ладно. Только давай быстрее со своим хворостом, парень.

***

   Оказавшись в домашнем тепле, Белка блаженно вздохнул и поскорее избавился от мешка, свалив его на скамью. Внутри, как всегда, было душно из-за обилия народа: вместе с отцом жило несколько старших родичей и боковых семейных ветвей - братья с детьми и жёнами. Вся деревушка, по сути дела, состояла из четырёх таких же больших семей.
   Женщины как раз собирали на стол - разливали по мискам дымящуюся похлёбку, резали хлеб и сыр. Дядя Крот плёл корзину, засветив лучинку - он считался лучшим в Местечке корзинщиком; другой дядя, Вепрь, опять отчитывал за что-то свою нерадивую жену; дедушка Ворон уже спал в своём углу, отвернувшись лицом к стене; Синичка тихонько возилась с деревянными фигурками; бабушка Сова, как обычно, монотонно покачивалась, устремив в огонь слепые глаза... Но, как только Белка показался на пороге не один, а с тремя дружинниками, жизнь точно остановилась, и почти все уставились на них, умолкнув и замерев. Ласка, сестра Белки, старше его пятью годами, тихонько вскрикнула и выронила поварёшку. Мачеха, оправившись от собственного изумления, сердито шикнула на неё.
   - Мир вашему дому, добрые люди, - Карп шагнул вперёд, снимая шлем. - Можно ли переночевать у вас?
   - Странники измучены дорогой и битвами, - белозубо улыбнулся Чибис, - и готовы заплатить, если нужно.
   - Низко брать плату за кров, - тихо сказал отец, отрываясь от счётов. Он встал и со спокойным достоинством оглядел вошедших - здесь, в этих стенах, он был господином, и никакие дружинники не пугали его. Однако Белка в такие мгновения боялся его даже сильнее, чем во время вспышек гнева, которым отец часто бывал подвержен. - Милости просим. Но негоже всё-таки приводить домой незнакомцев. Времена сейчас неспокойные, - добавил он, не глядя на Белку. Тот почувствовал, как горит лицо, и поспешил к своему месту за столом.
   - Низко и шарахаться от каждого чужака, хозяин, - с какой-то затаённой скорбью произнёс Чибис. Волк вздрогнул от этих слов, но промолчал. - А больше смешно. Мы подданные того же Императора, что и ты.
   Отец недоверчиво хмыкнул. Все присутствующие ощущали, что собирается гроза: подобные темы с ним лучше было не затрагивать.
   - А давно ли это так?..
   - Ах, ну к чему сейчас такие разговоры? - с приятной улыбкой вмешалась мачеха. - Скоро всё остынет. Садитесь, господа дружинники, отужинайте с нами. Еда бедная, но - что послали Отец и Матерь.
   - У крыльца наши кони, - хмуро бросил Волк. - Мы просим...
   - Да-да. Выдра, отведи лошадей в хлев и насыпь им овса, - распорядился отец (конюшни у них в Местечке, само собой, не было ни у кого). После слов мачехи он как будто смягчился. - И правда, садитесь. Уже поздно, а вы явно голодны.
   Скоро дружинники отложили оружие, все расселись, и некоторое время ужин тянулся в тишине - жильцы только временами украдкой поглядывали на нежданных гостей, и младшие дети еле удерживались от шушуканья. Дружинники ели много и жадно, особенно Карп, который к тому же не забывал благодарить за каждый кусок широкой улыбкой. Судя по имени, он из Озёрного края или даже с берегов Кьёлле, а люди оттуда славились любовью к хорошей еде.
   Вскоре, однако, отец не выдержал и задал пару незначительных вопросов; отвечали ему Карп или Чибис, Волк продолжал угрюмо молчать. Чтобы заполнить неловкую паузу, Чибис предложил песню, достал диковинную лиру (Белка никогда не видел такой: струны натянуты на черепаший панцирь) и под её переливы исполнил несколько коротких сказаний, перемежая их весёлыми песенками, да так мастерски, что на самых печальных местах глаза Ласки наполнялись слезами, а Пчёлка, младшая дочь дяди Крота, забывала есть от восхищения. Белка и сам заслушался и с завистью думал, уж не был ли Чибис менестрелем при каком-нибудь князе до того, как взялся за лук.
   - Недурно, - хрипло одобрил Волк после того, как Чибис умолк, - но не мужское это дело - выводить трели. Особенно теперь.
   - Отчего же? Не только на войне мужчина должен быть храбрым и умелым, - возразил Чибис, посылая Пчёлке проникновенный взгляд.
   - Всё-таки для песен и правда мрачновато, - промолвил отец и вдруг резко спросил: - Куда вы сейчас направляетесь?
   - В Яргли, - без удивления ответил Чибис. - Вливаться в новый отряд. Там назначен сбор.
   - В Яргли... Довольно далеко к востоку. Дня четыре конного пути. Почему вас только трое?
   - Это все, кто выжил, - Волк криво улыбнулся, прожигая глазами столешницу. Обветренные пальцы сжались в кулак от сдерживаемого бешенства. - Три дня назад кончилась осада Балури. Мы взяли её.
   - Балури? Самая укреплённая крепость Серого Князя? - оживился отец. Он всегда алчно ловил все военные новости - даром что жил в глухом углу на самом севере.
   - И к тому же его последний оплот на материке. Карп поднял над ней знамя Лирд'Алля, но в округе весь снег покраснел от крови, - Волк качнул головой, и выражение его лица сделалось по-настоящему страшным, Белку даже мурашки пробрали. Интересно, какой Волк в бою? Вот уж чьим врагам не позавидуешь. - А Князь сбежал, только его и видели. Один Армаллион у него остался...
   - Но ведь Остров Богини не признал его власти, - внезапно сказала мачеха. Отец с досадой повернулся к ней.
   - Женщина, сколько раз я просил тебя не вмешиваться...
   - Прости, муж, - она смиренно склонила голову. Белке даже плюнуть захотелось - такая она притворщица!.. - И всё-таки всем известно, что Орден Спящей Богини вне войн и князей, и даже вне власти Императора.
   - Ну, это ненадолго, - заметил Карп.
   - Откуда хозяйка столько знает о дальних землях? - полюбопытствовал Чибис. Мачеха изобразила смущение.
   - Моя сестра - жрица Ордена.
   Несколько мгновений длилось почтительное молчание; отношение к Ордену было более чем особенным. Его служительницы с детства посвящали себя служению Богине и сами считались чуть ли не полубожественными существами, мудрыми и могущественными колдуньями. Белка привык к тому, что мачеха к месту и не к месту вспоминает свою уважаемую сестру. Кое-кто за столом закатил глаза, в очередной раз услышав об этом.
   - Так или иначе, - возобновил беседу отец, - это значит, что война идёт к концу, не так ли?
   - Если бы, - вздохнул Карп. - Как только Серый Князь заручится поддержкой Ордена, Императору несдобровать. Его положение сейчас очень непрочно.
   - Да и слава богам, если так, - злобно швырнул отец. - Он сделал не меньше зла, чем Князья, только ещё прикормил лживыми обещаниями.
   После этих слов мачеха дрожащей рукой тут же принялась убирать посуду. Женщины бросились ей помогать, а мужчины помрачнели, но прервать главу рода никто не осмелился. Даже пламя в очаге заметалось, будто почуяв недоброе.
   - Думай о том, что говоришь, хозяин, - медленно проговорил Карп. - Император создал Лирд'Алль, сделал сильными наши земли. Князья больше не грызутся, как псы в своре, и ты можешь жить спокойно, не опасаясь, что завтра твой род уведут в рабство.
   - Разве? - взвился отец; лицо у него покрылось красными пятнами - опасный, очень опасный признак. Белка сжался на скамье; больше всего он хотел стать невидимым, как беляк на снегу. - Это всё просто ложь - наглая и бессовестная, и сам ты прекрасно это знаешь, дружинник! Неужели прекратились набеги с островов и юга? Неужели налоги Императора легче княжеских? Или меньше стало казней, или меньше наших сыновей посылают умирать? Или не собирается он сделать меня своим рабом; так в чём же разница?
   - Разница, - весомо и угрожающе сказал Волк, - в том, что он законный властитель этих земель, и в его праве заставить Князей подчиняться.
   - Законный? - насмешливо повторил отец и плюнул на пол. - Вот что такое этот закон! Удобно слушаться законов, которые пишешь сам!.. Мне тошно вас слушать: ваших же товарищей перерезали, как свиней или кур, а вы защищаете того, из-за чьих приказов это случилось...
   - Хозяин, образумься, - взмолился Чибис, вставая из-за стола и с тревогой глядя на Волка; он явно предчувствовал бурю так же, как и все присутствующие. - Нехорошо восставать против своего господина, каким бы он ни был. Мы обязаны Императору всем...
   - О, вы-то да, - осклабился отец. - Сколько подачек вы уже получили? Сколько земель, которые сейчас заняты такими же, как я, он уже обещал вам, дружинники?
   - Нет, я не намерен это терпеть! - взревел Волк и вскочил, швырнув об стену свою миску. Синичка расплакалась, и кто-то унёс её; слепая бабушка принялась громко молиться Богине; остальные домочадцы быстро ретировались - все, кроме Белки. Он и сам не знал, почему остался - его словно цепями приковали к скамье. - Грязный изменник! Мы жертвуем жизнью, чтобы процветали такие черви, как ты!..
   Отец побледнел и схватился за стол; дядя Крот предупреждающе положил руку ему на плечо и что-то горячо зашептал. Драться с имперскими дружинниками - значит подписывать себе смертный приговор, да и их оружие совсем недалеко. Кроме того, пока они совещались, Чибис и Карп успели примкнуть к Волку: встали по обе стороны от него и выхватили спрятанные до этого в голенищах сапог ножи.
   - Мы не причиним никому вреда, - поднял руку Чибис, - если ваш хозяин извинится, как подобает.
   - Муж мой, пожалуйста, - громко прошептала мачеха из противоположного угла. Отец вздохнул и неохотно процедил:
   - Я извиняюсь, был слишком резок. Это всё, господа дружинники?
   Чибис и Карп определённо удовлетворились бы этим, но Волк строптиво вскинул голову:
   - Нет, не всё. Сам знаешь, что теперь предписано нам по новому закону.
   У Белки сжалось сердце - он понял, о каком законе речь. О нём много говорили в Местечке. Подошедший сзади Барсук красноречиво пихнул его локтём.
   - Ни за что, - отрезал отец. - Я никогда не пойду на это. Отдать сына в число воинов Императора?
   - Воинов Империи Лирд'Алль, - поправил Волк. - Для благородного дела. Рано или поздно тебе всё равно придётся это сделать.
   - Но не сейчас.
   - Не тебе решать. Ты оскорбил нас, - он крепче перехватил нож и улыбнулся - точнее, оскалился. - Теперь плати. Не отдашь по доброй воле, хозяин - и мы сами возьмём любого.
   На лице отца, да и многих других, отражался искренний ужас. Волк мог потребовать кого угодно - наследника, или самого сильного, или считавшегося самым смышлёным... Для отца это будет не просто удар - это будет крах рода, гнев богов. А мачеха, пожалуй, обрадуется - её сыновей здесь нет, и она видит в них соперников для собственных будущих детей. Белка сглотнул - в горле у него пересохло, а сердце неистово колотилось. Кого угодно мог потребовать Волк - кого угодно, кроме самого незаметного, хилого и невзрачного...
   - Давайте я пойду, - услышал Белка свой голос.
   Вот так, ни с того ни с сего, и решилась его судьба.
  
   ГЛАВА II
   Изжелта-бледная женщина лежала на каменном полу, в центре круга из двенадцати валунов. Черты её лица, и при жизни резкие, теперь заострились ещё сильнее и стали строже; худые, жилистые руки сложили на её животе, поверх белоснежного одеяния жрицы Ордена из тонкой козьей шерсти. Границы между её маленьким, высохшим телом и полом размывались в неверном свете чадящих факелов, и казалось, что сетка её морщин - продолжение сложных витиеватых узоров, в которых важна каждая черта.
   Спустившись в святилище, Сейхтавис (а когда-то, в миру, просто Змейка) встала на колени и поцеловала эти переплетения; камень обжёг губы привычным холодом. Потом она вошла в круг камней и остановилась, глядя на покойную. Десятки разных чувств боролись в ней сейчас, скрытые за маской обычной сдержанности.
   Верховная жрица никогда не любила Сейхтавис, и это было взаимно. Причины этой нелюбви копились годами и были очень разными - от происхождения (Сейхтавис родилась в семье простых селян и знала, что Верховная не может совладать со своей спесью княжеской дочери) до регулярных столкновений в диспутах и личных качеств. Ещё будучи послушницей, Сейхтавис проявила такой мощный и цепкий, хотя и не творческий ум, что временами вводила своих наставниц в остолбенение. Ей с одинаковой лёгкостью давались чужие языки и математика, астрономия и история, а самое главное - те знания, которые веками пестовались Орденом Спящей Богини и не были доступны больше никому в мире.
   Как найти связь между фазами ночных светил и штормами в море. Как излечить смертельный недуг - и как умертвить незаметно и быстро, без крови и силы. Как вытравить нежеланный плод из чрева - и как дать надежду женщине, считающейся бесплодной. Как разорвать путы усилием воли; как найти сокрытое и как спрятать так, чтобы не нашёл никто; как указать путь и как заставить заблудиться; как одурманить и как прояснить разум... В общем - как говорить с Матерью.
   Она - Великая Мать, Спящая Богиня, Создательница - спит глубоко на морском дне и лишь избранным своим дочерям иногда позволяет духовно прикоснуться к себе. Можно посвятить ей всю жизнь, но всё-таки не достичь того, что составляет подлинную силу жрицы - блаженного состояния слияния с ней. Однако с Сейхтавис произошло иначе: она, наоборот, была осенена благодатью Богини - по крайней мере, такие разговоры ходили вокруг неё с самого детства.
   Девочек привозят на остров Армаллион в возрасте от семи до девяти лет, и до пятнадцати они считаются послушницами, сохраняя право уйти. Большинство так и поступает, не выдерживая суровых условий - жизни почти впроголодь, в трудах, занятиях и молитвах, с перспективой вечного затворничества и безбрачия; покидать Храм даже для похода в город (а вольный город Армаллион, под защитой войска и властей которого находится Орден, занимает большую часть острова) дозволяется только с личного распоряжения Верховной жрицы. Остров маленький и каменистый, а сам Храм и подавно вырублен в скале; здесь всегда ветрено и влажно, часты дожди и туман, а о летнем тепле можно совсем забыть.
   Сейхтавис осталась и принесла обет жрицы. Её молитвы, исполненные искренней веры, часто превращались в то, что простой люд зовёт заклятиями - и достигали цели. Верховная, отдавая должное её способностям, иногда советовалась с ней в сложных вопросах (а таких становилось всё больше из-за войн на материке; впрочем, и проблем внутри Ордена тоже всегда хватало), но держала на расстоянии, окатывая откровенной холодностью. Сейхтавис, тем не менее, не жаловалась - слишком честолюбивой она никогда не была и оспаривать чьё-либо превосходство не пыталась. Но и подруг у неё не нашлось: сколько она себя помнила, её всегда окружал клубок завистливых сплетен и козней. Сейхтавис претили интриги, так что Верховной нечего было опасаться с её стороны, но, видимо, её, как и других, пугала излишняя независимость.
   Кроме того, Сейхтавис считали сухой и равнодушной, живой машиной для исполнения воли Ордена; когда-то такое мнение оскорбляло её, а теперь, в зрелые годы, она и сама не знала, верно ли это. Молчаливая отстранённость оказалась крайне удобной позицией для выживания в Ордене, и Сейхтавис не собиралась отказываться от неё.
   И вот Верховная лежит здесь, добитая давней болезнью и старостью. Сейхтавис знала: отныне всё изменится, и не в её власти предсказать, как именно. Странное состояние овладело ею в этих серых стенах, которые пропитались запахами сжигавшихся трав: словно одна её часть сожалела о смерти Верховной, а другая смотрела со стороны и недоумевала, о чём тут жалеть? Всё идёт своим чередом, только и всего. Сейчас Верховная рядом с Богиней - и явно счастливее их всех.
   Сейхтавис вздохнула и поклонилась телу, а потом прикоснулась губами к ледяному лбу. Каких бы обид и столкновений не было между ними, их все нужно отпустить сейчас. Но почему она чувствует такую бесконечную усталость, почти разбитость?..
   - Сестра Сейхтавис, я помешала Вам? Простите.
   Она обернулась, сразу узнав этот голос. На ступенях лестницы из чёрного камня (это святилище, одно из многих, располагалось под землёй) стояла сестра Ашварас - бывшая ученица Сейхтавис, а ныне младшая жрица, в положенном её сану тёмно-синем одеянии. Бледность и худоба не приглушали её красоты, яркой и почти вызывающей; юная, статная и прямая, как стрела, с густо-рыжими, едва ли не багровыми локонами и чуть раскосыми глазами цвета прозрачной морской воды, какой она бывает в погожий день у самого берега, Ашварас каждым своим появлением вызывала у Сейхтавис невольное восхищение и - не то чтобы зависть, но непонятную грусть и сожаление об утраченной молодости. Сама она никогда не была красавицей, а годы служения Ордену выпили её без остатка.
   - Нет, что Вы. Я пришла попрощаться с Верховной.
   - Я знала, что найду Вас здесь, - Ашварас спустилась, подошла и остановилась поодаль; она не почтила тело ритуальным поцелуем, а только поклонилась ему. - Совсем скоро полдень, за Верховной придут носильщики.
   - Я помню.
   - Вы придёте на похороны?
   - Конечно.
   - Тогда я провожу Вас... - Ашварас помолчала, будто в нерешительности, потом шагнула ближе и с участием заглянула Сейхтавис в глаза: - Госпожа, Вам, должно быть, очень страшно?
   Что-то дрогнуло и сжалось внутри Сейхтавис. "Госпожа" - Ашварас обращалась так к ней только в пору своего послушничества, будучи совсем девочкой и подчёркивая старшинство. Да и к чему это внезапное участие и странный вопрос?..
   - Страшно? О чём Вы?
   - Как же, - она кивнула на тело, скользнув взглядом по орнаментам на полу. - Вы ведь рассказывали мне об этих символах. Развилки, исходы событий, вероятности... Одно сцепляется с другим, и ничего не происходит просто так. Правильно?
   - Естественно, - Сейхтавис всё ещё не понимала, к чему она клонит.
   - Смерть Верховной - важное событие, и оно много чего повлечёт за собой. В первую очередь - выборы новой главы Ордена.
   - Это всем известно, дитя, - мягко заметила Сейхтавис, невольно любуясь ею. Ей вдруг вспомнилось, как сосредоточенно и старательно Ашварас всегда чертила и рисовала; в детстве у неё была смешная привычка высовывать при этом кончик языка. - Так зачем говорить об этом?
   - Разве Вы не понимаете? - в приятном голосе послышался нажим. - Мало кто отважится произнести это вслух, но всем понятно, кто станет Верховной. Никто не достоин этого больше, чем...
   - Молчите! - поспешно прервала Сейхтавис, облизнув вдруг пересохшие губы. Этого ещё не хватало. Она отошла к ближайшему камню и привалилась к нему плечом; давление знакомой пористой поверхности успокаивало.
   Разумеется, она думала об этом - не могла не думать. Только старшие сёстры, достигшие определённого сана и возраста, имели право претендовать на это почётное место, и их список по всем правилам должен быть оглашён на следующий день после похорон. Сейхтавис знала, кто будет в этом списке, и знала, что её шансы высоки. Но она никогда не рвалась к власти, и одна мысль о такой возможности вызывала ужасную тревогу.
   - На всё воля Великой, - сказала она наконец, вознося руки в молитвенном жесте к сводчатому потолку, терявшемуся во мраке. - У нас нет права судить о подобных вещах, тем более теперь, когда плоть Верховной ещё не воссоединилась с ней, как её дух. Это святотатство, сестра.
   - Однако в моём голосе Вы можете быть уверены, - спокойно проговорила Ашварас. Сейхтавис попыталась как можно доступнее показать на лице недовольство. Это далось нелегко: привязанность к этой девушке давно не позволяла ей быть объективной.
   - Вы не понимаете, о чём рассуждаете. Сан Верховной - это тяжкий груз, и я думаю о нём больше, чем о почестях. Мы все в сложном положении.
   - Вы о вестях с материка?
   - Да. Имперские войска взяли Балури, и Серый Князь направляется сюда, - страшный человек. Сейхтавис лишь несколько раз встречалась с ним, но в память надолго врезались и его бесцветные жестокие глаза, и чёрный жезл с драконьей головой. - Новой Верховной придётся выбирать между ним и Императором Лирд'Алля, так что ей не позавидуют даже самые алчные из сестёр.
   - Разве Орден не может остаться в стороне? - задумчиво спросила Ашварас. Сейхтавис вздохнула. Эта проблема давно мучила её, как и покойную, но она сомневалась, разумно ли обсуждать такие вещи с младшей жрицей - даже если это Ашварас, которой можно доверять.
   - Боюсь, на этот раз вряд ли, - осторожно сказала она. - Мы и так долго лавировали, а с двух сторон слишком крупные силы.
   Это уж точно. В руках Императора теперь все княжеские дружины и огромные, хотя и скудные земли. Что до Серого Князя, то он далеко не так беспомощен, как может показаться: от Верховной Сейхтавис была наслышана о том, какие силы ему повинуются (включая знаменитых каменных драконов), и знала, что шутить с ним опасно.
   - Как бы там ни было, думаю, нам пора к морю, - Ашварас протянула руку, чтобы осенить Верховную охраняющим знаком Богини, и Сейхтавис заметила кое-что странное: узкое запястье, показавшееся из свободного рукава, обхватывал жемчужный браслет. Надо же, такое откровенное нарушение устава... Сейхтавис это не понравилось, но почему-то она промолчала.

***

   Сейхтавис ещё помнила те времена, когда Армаллион только что вышел из состояния небольшого рыбацкого поселения - когда видавшие виды лодочки в бухте острова сменились сначала крутобокими ладьями местных воинов, рвавшихся на материк за добычей, а потом - кораблями богатых купцов с юга, которые всё чаще стали наведываться сюда. Купцы меняли зерно, древесину, воск, меха и ткани на рыбу, устриц, жемчуг, целебные водоросли и другие морские дары, а ещё, конечно, прихватывали в дорогу благословление Богини, полученное от жриц, и нити с молитвами для спасения от бурь. На таких нехитрых операциях Армаллион разжился и за считанные годы превратился в приличных размеров городок со своим маяком, сторожевыми башнями и ратушей. Правда, большинство строений всё ещё оставались приземистыми, длинными родовыми домами из привозного дерева, а узкие извилистые улочки - невымощенными и грязными.
   Сейхтавис не любила покидать Храм и выходить в город, хотя он и казался ей оживлённым и просто громадным (о том, что столица Императора куда больше и славится великолепием, и о неприступных княжеских замках она только слышала). Поэтому и теперь, спустившись по одной из многих вырубленных в скале лестниц, она оглянулась на Храм с сожалением.
   Он возвышался над ними, заслоняя собой тусклое, неприветливое небо. Большая часть Храма, прорытая в незапамятные времена на разных уровнях, была поглощена скалой, почти голой и лишь кое-где поросшей лишайниками и травами (еду жрицы обычно получали из собственных и городских садов, теплиц и огородов по многолетним договорам); сейчас же, в зимнее время, скала стояла совсем обнажённой, а ближе к вершине лежал снег. Наружу выходили только некоторые помещения, снабжённые окнами, лестницы и отдушины; издалека всё это выглядело, как наросты на теле корявого каменного чудовища. В сторону города от Храма вела единственная тропа, и она уже была запружена фигурками сестёр Ордена, с головой закутанных в тёплые покрывала. Сейхтавис и сама поглубже натянула капюшон: на равнинных участках острова снег залёживался редко, но пронизывающий ветер и влажную морось в воздухе никто не отменял.
   Улочки Армаллиона, как всегда, встретили жриц поклонами простого люда и рыбной вонью. Сейхтавис шла, склонив голову и прибавляя шаг; даже легконогая Ашварас с трудом поспевала за ней. Ей хотелось скорее дойти до моря.
   На берегу всё уже было готово: местные предусмотрительно убрали сети и лодки, оставив один, специально сделанный плотик. Он лежал на гальке, наполовину погружённый в воду; вокруг него выстраивались сёстры - молчаливые, с торжественно-скорбными лицами. Младшие послушницы под руководством сестры Веритис, наставницы хора, затянули прощальную песню.
   - Хорошо, что море спокойно, - заметила Ашварас. Сейхтавис кивнула; действительно, серовато-синий простор лишь исходил лёгкой рябью, да и от сестёр, занимавшихся предсказанием погоды, она не слышала о буре. Обнадёживает, если учесть, какой хаос творился на море несколько недель назад, когда прощались со старой сестрой Буарнис.
   Вскоре нанятые носильщики-горожане почтительно принесли тело Верховной, возложили его на плотик, и обряд начался. Жрицы выстроились в большой круг, без различия возрастов и санов, и взялись за руки; Ашварас осталась слева от Сейхтавис, и она на мгновение ощутила холодное прикосновение жемчуга. Всё-таки откуда такая роскошь?..
   Но пришло время отбросить суетные мысли. Сейхтавис закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, и начала вполголоса произносить молитву Богине.
   - От света до глубин и от восхода до заката твоя власть, Великая. От младенца в утробе до старца на погребальном костре, от женщины за прялкой до воина на поле брани - все мы в твоей воле, о Матерь...
   Простые слова образовывали прихотливый ритм и постепенно начинали звучать в унисон. Сейхтавис чувствовала, как от этих давно заученных сочетаний её охватывает покой и уютное тепло - как если бы вокруг тела вырос невидимый огненный кокон.
   - ...Нет края в этом мире и других мирах, неведомого тебе, о Премудрая. Нет злодеяния, принятого тобой, о Карающая. Нет несчастного, отвергнутого тобой, о Милосердная.
   Голоса сотни женщин взвивались к небу и звучали теперь не только мелодично, но величественно и даже устрашающе. В домах Армаллиона матери прижимали к себе детей и закрывали им уши, чтобы они не слышали "колдовских напевов".
   - ...Смилуйся же над нами, твоими недостойными чадами. Пусть путника в дальней дороге не оставит твоя защита...
   Волны незримой силы прокатывались по плоти Сейхтавис, учащали дыхание и заставляли сердце биться быстрее. Даже дышать стало вольнее, хотелось смеяться - очень неуместно; повинуясь внезапному порыву, она скинула подбитые мехом башмаки и осталась босой, чтобы быть ближе к земле.
   - ...Пусть исцелится страждущий и обретёт разум безумный... Пусть счастливым будет всякий брак и всякая битва за правое дело... Пусть воздастся каждому по заслугам в жизни и в смерти...
   Сейхтавис распахнула глаза и запрокинула голову в небо; берег потонул в сверкающем тумане; сёстры медленно покачивались в такт молитве, и в каждую паузу на гальку с негромким плеском набегали волны. Плотик уже столкнули в воду, и он плыл к горизонту; по воде стелился край длинного одеяния Верховной, издалека похожий на струю молока.
   - Прими же твою рабу, Матерь, обратно в своё лоно. Дай покой и свет ей, ушедшей, и нам, живущим. Избавь нас от мора и голода, обмана и войны; пусть в свой срок снег сменяет дождь, прилив сменяет отлив, отдых приходит за трудом, а урожай - за работой. Во имя Равновесия везде и повсюду; во имя тебя, Великая и Бессмертная.
   Крупная дрожь сотрясала Сейхтавис, и, погружаясь в блаженство от единения с Матерью, чьё заботливое дыхание она чувствовала на своей коже, жрица с трудом различила несколько толстых, отливавших зеленью щупалец - каждое раза в полтора длиннее человеческого роста, - которые выскользнули из воды и, обхватив Верховную, бесшумно увлекли плот на дно. Богиня приняла свою жертву.

***

   На следующий день, сразу после поминального обеда, состоялись выборы Верховной жрицы. Традиционно они проходили в Княжеском зале - он назывался так потому, что когда-то Орден, в те времена более многолюдный и могущественный, принимал там послов князей с материка, а иногда и их самих. Всё изменилось с тех пор, как Жёлтый Князь провозгласил себя прямым потомком правителей давно падшей империи и развязал захватническую войну против соседей - смелое и опасное начинание, а ещё очень жестокое. Нынешний Император был сыном того человека и продолжателем его дела - может быть, более мудрым и осторожным, но не менее властным.
   И независимость Ордена, "ведьминской шайки", как иногда называли Орден на материке, раздражала его тоже не меньше.
   Оказываясь здесь, Сейхтавис всегда невольно вспоминала об Императоре, потому что главной достопримечательностью зала был огромный круглый стол (круг - важный знак Богини, часто использующийся в её ритуалах), подаренный Ордену одним из Жёлтых Князей много поколений назад. Его великолепие плохо сочеталось с аскетизмом остального убранства - изобразить Богиню невозможно, она не поощряет роскоши, так что в Храме трудно встретить лепнину, резьбу или ещё какие-то архитектурные изыски. Вот и в Княжеском зале, кроме позолоченного, украшенного крупными переливчатыми опалами стола (богатство Жёлтого княжества, а теперь - сердца Империи, строилось в основном на добыче и огранке драгоценных камней) с ножками в виде львиных лап, смотреть было в общем-то не на что: высокий потолок, серые стены да окна-щели, через которые пробивается мутноватый свет Льёреми.
   Жрицы расселись и прочли про себя краткую молитву. Сейхтавис рассеянно переводила взгляд с одного лица на другое, ожидая начала голосования. Ещё по пути сюда она волновалась, но теперь совершенно успокоилась; смешно ей, будто неопытной девочке, трепетать перед лицом перемен. "Я не хочу этого", - повторяла она мысленно, как заклинание. "Совсем не хочу".
   И всё-таки сумасбродная надежда не покидала её. Слова Ашварас вскормили ростки гордыни, которые Сейхтавис давно и старательно изживала.
   Старейшая в Ордене жрица, немощная Даурис, хлопнула в ладоши, призывая к молчанию и объявляя о начале церемонии. Сейхтавис вздохнула и уставилась в свои переплетённые пальцы.
   "Матерь, помоги мне".
   - Выдвигаю кандидатуру жрицы Легретис, посвящённой второй ступени, - проскрипела старушка в наступившей тишине. Задумчивая женщина в алом одеянии смущённо зарделась. Сейхтавис с сомнением качнула головой. Она знала Легретис как прекрасную целительницу, но Верховная из неё выйдет никудышная.
   - Выдвигаю кандидатуру жрицы Гахезис, посвящённой третьей ступени, - эстафету приняла сестра Тирос, с которой у Сейхтавис давно и прочно не сложились отношения, хотя они вместе росли, ели и спали бок о бок, будучи послушницами. Повзрослев, Тирос не избавилась от назойливой болтливости и скверного характера, зато преисполнилась ненависти к выдуманному ею же высокомерию Сейхтавис.
   Гахезис была исполнительна и трудолюбива, но боялась сделать лишний шаг самостоятельно. Если её выберут, она станет покорным орудием Тирос и иже с ней. Безрадостная перспектива для Ордена.
   - Выдвигаю кандидатуру жрицы Вармиис, посвящённой третьей ступени, - сказала одна из младших жриц, имени которой Сейхтавис не помнила. Вармиис - это уж совсем неожиданно. Богиня не одобряет враждебности, особенно к сёстрам по Ордену, но... Сейхтавис всегда считала эту избалованную неженку, громко хохотавшую и любящую пропустить тайком кружечку яблочного сидра, весьма милой, но просто глупой особой.
   Предложили ещё двух претенденток, и ни одну из них Сейхтавис не могла вообразить на месте Верховной. Нет, видимо, кончились времена величия Ордена. Некому заменить такую сильную личность, какой была она. Кто из этих слабых женщин способен сдерживать напор Императора, Серого Князя или их обоих? Или так же разумно выстроить отношения с Армаллионом и Ближними островами? Или с таким же успехом распространять учение Богини в самых глухих землях материка, где люди всё ещё поклоняются болотной или горной нечисти? А уж об образцовом порядке внутри самого Храма нечего и говорить.
   - Нет больше предложений? - спросила Даурис, выждав паузу. Сейхтавис уже обдумывала, за кого отдать голос, когда руку вскинула Ашварас:
   - Есть, - она встретилась взглядом с Сейхтавис и улыбнулась краешком точёных губ. - Жрица Сейхтавис, посвящённая четвёртой ступени.
   Этих слов будто бы одновременно ждали все - и не ждал никто. Сейхтавис опустила голову, чтобы не видеть замешательства или гнева на лицах. Что ж, так тому и быть.
   Вокруг стола пробежал шепоток, и она явственно услышала слово "ученица". Верно, это только так и может выглядеть со стороны: вышколенная любимица продвигает свою наставницу к власти. Неприятно. Старая Даурис закашлялась.
   - Принято... - выдохнула она. - Это всё?
   На этот раз никто не ответил.
   - Тогда начнём голосование, сёстры. Итак, кто за то, чтобы Верховной стала сестра Легретис?
   Кроме немощной кисти самой Даурис, поднялось всего четыре руки. Про себя Сейхтавис хмыкнула. Не слишком внушительная партия.
   За Гахезис голосов было вдвое больше, за остальных сестёр - с переменным успехом. Сейхтавис порадовалась, что сама освобождена от обязанности голосовать. Хоть за это спасибо Ашварас.
   Настало время и шестой, последней кандидатуры. Сейхтавис уже знала, что большинство ещё не голосовало, - и всё же при виде такой чащи разноцветных рукавов её сердце пропустило удар. Но она быстро взяла себя в руки: её замешательство никогда не тянулось дольше, чем она ему позволяла. Сейхтавис медленно встала и поняла, что находится как раз напротив окна, в луче света; он сгустился возле неё, как белое одеяние, в которое ей теперь предстояло облачиться.
   - Клянусь служить Ордену во славу Спящей Богини, сёстры, - сказала она, вознося руки в молитвенном жесте. А про себя, с затаённой улыбкой добавила: "И во имя её пробуждения".
  
   ГЛАВА III
   - Никогда к этому не привыкну, - заявил Кнеша, едва их стопы коснулись твёрдой земли. Хотя, если подумать, земля была не такой уж твёрдой. Мею очень хотелось съязвить в ответ, но он посмотрел вниз и понял, что ноги успели по щиколотку увязнуть в какой-то зеленовато-бурой жиже. С некоторым усилием он вытащил одну ногу, потом другую и шагнул назад, задев пяткой кочку.
   - Болото, - с удивлением озвучил он.
   - Неужели? - наигранно удивился Кнеша, цепляясь за его плечо, чтобы выбраться. - Скажи-ка, Странник, ты же наверняка это знаешь: порталы всегда размещаются в самых отвратительных местах Мироздания или это просто ты такой везучий?
   Мей поморщился. В другое время он, может быть, и вступил бы в словесную перепалку, но сейчас явно неподходящий момент.
   - Понятия не имею, - отрезал он и осмотрелся повнимательнее.
   Открывшийся пейзаж вгонял в тоску: в воздухе висел густой туман и затхло-гнилостный запах, кое-где виднелись заросли камышей и каких-то голых кустарников. Небо казалось невысоким и тусклым - то ли день, то ли вечер, нет ни яркого света, ни облаков. И повсюду, куда хватало взгляда, расстилалась топь - густая, мрачная и местами неприятно булькающая.
   - И как же мы планируем отсюда выбираться? - осведомился Кнеша, приподнявшись на носках: сухой участок был совсем крошечным.
   - По кочкам, - ответил Мей и сразу осознал, как глупо это прозвучало. Неизвестно, возможно ли вообще добраться до ближайшей кочки, не увязнув. Однако возразить Кнеше определённо было нечего, и он только фыркнул.
   Шёл четвёртый год их совместных странствий, и за это время Мей понял, пожалуй, всего одну вещь: привыкнуть можно ко всему, даже к самому ужасному и безумному. И он привык к обществу Кнеши. И даже не только к обществу - его постоянное присутствие было в целом переносимо, хоть и выводило из себя, - но и, что куда страшнее, к их пугающей, парадоксальной связи, порождённой Узами Альвеох. Связь эта прорастала в тело и душу, пускала в них корни, и Кнеша, натура себялюбивая и капризная, часто и легко этим пользовался. Он просто не мог быть другом - не именно Мею, а вообще кому-либо. Поэтому несмотря на то, что их всюду принимали за друзей, они оставались врагами - такими же несовместимыми, как день и ночь, и такими же обречёнными на единство. По крайней мере, Мей был убеждён в этом.
   Они брели из мира в мир, следуя за Даром Мея. Он и к этому привык, хотя на первых порах боялся в самом прямом смысле сойти с ума, утратить себя в таком потоке впечатлений. К сожалению, Кнеша стал одной из соломинок, за которые он цеплялся, чтобы избежать этого. Менялись места, языки и обычаи; видения приводили то к одному порталу, то к другому, заставляя Мея вмешиваться в ход событий, менять будущее или, наоборот, ускорять его наступление, или определять выбор одной из нескольких вероятностей. Гэрхо прочно вбил ему в голову свои уроки, и Мей иногда с улыбкой вспоминал пример о коте, который может остановить катящийся к краю свиток, выпрыгнув из-под стола. Он сам был кем-то вроде такого кота.
   Однако большинство ситуаций, в которых они оказывались, к смеху не располагали. Мею довелось уже помирить два враждующих клана человекоподобных существ (у одних были козлиные ноги, у других - нечто напоминающее короткие хвосты); с помощью плотин поменять русло реки, от глотка из которой голову кружил хмель; и даже своими руками убить грифона (огромное, величественное, но опасное существо, полульва-полуорла, Мей раньше только читал о таких; Кнеша тогда чуть не испортил всё дело, обратившись к тёмному волшебству, которым владел виртуозно). Они побывали в мире, где небо было изумрудным, как летняя трава, и в мире, где стояла вечная зима; в мире, где часть существ по собственному усмотрению меняла пол, и в мире, где единственной и общепризнанной ценностью наподобие золота была отливавшая синевой шелковистая шерсть горных быков. Их последним пристанищем - на довольно долгое время - стал большой и старый мир, настолько старый, что железо там совсем заменило дерево, а наука - магию. Мей полюбил теряться в огнях его городов-лабиринтов ночами, стремясь быть подальше от Кнеши, и смотреть на одиноких, несчастных, натужно смеющихся людей, и слушать их истории. Нигде и никогда больше он не встречал таких необъяснимых сочетаний красоты и безобразия, как там. Хаос резвился в том мире так отчаянно, будто собирался построить там ещё одну свою Цитадель.
   Но однажды Мея позвало новое видение. Очень странное (хотя, конечно, все его видения были по-своему странными), оно сразу привлекло его внимание. Кнеша прочно обосновался в той реальности и как никогда упорно возражал против ухода, но Мей был непреклонен. Он видел слишком страшные вещи, чтобы позволить себе остаться в стороне.
   - Покажи мне ещё раз, - вдруг сказал Кнеша, и Мей вздрогнул. Слова прозвучали скорее как приказ, чем как просьба, и горло прожгло знакомой болью: жажда одного передавалась другому по этой невидимой печати. Мей посмотрел на него и увидел ненасытную жадность на дне зрачков. Он изучил её в деталях - жадность к власти, неважно - над кем или чем. Он знал, о чём речь, и дотронулся до зеркала Отражений на поясе, которое предостерегающе вжалось в бок.
   - Ты уже видел, - неохотно ответил он, отходя так далеко, как позволяли размеры кочки. И уже догадываясь, что в итоге наверняка уступит.
   - Да, ну и что? - Кнеша с вызовом прищурился. - Разве тебе трудно? Должен же я знать, ради чего мы забрались в эту глушь.
   Мей молча отвязал зеркальце и протянул ему, стараясь вложить в этот жест как можно больше отвращения. Кнеша на миг прикрыл глаза, провёл чуткими пальцами по гладкой поверхности... Стекло словно стало жидким и пошло рябью, но Мей знал, что это иллюзия. Потом внутри рамки замерцали, вытесняя друг друга, расплывчатые образы. Он отвернулся - не хотел смотреть снова. К тому же его каждый раз подташнивало от реакции Кнеши на его видения: дорвавшись до знаний о будущем, он не скрывал извращённого наслаждения и чувствовал себя, наверное, властелином Мироздания. В такие секунды Мей невольно вспоминал, что вот из-за этого потерял едва найденного отца и любимую девушку.
   А ещё - остался в живых.
   Человек, увенчанный короной. Женщина в белом, совершившая ужасную ошибку. Реки крови, горящие поля, тёмный купол небес над корчащимся в агонии миром. Взбесившиеся недра земли и моря, а потом - тысячи напрасных смертей. А ещё позже - ветер, свистящий над пустошами, которые покрыты пеплом вместо почвы; даже костей не стало. И тишина - вездесущая, обволакивающая. Настолько манящая, что так и хочется упасть в её объятия, отдаться небытию...
   Вот на что любовался Кнеша в зеркале. Видение было чрезвычайно ярким, и Мей сразу решил, что это произойдёт скоро. И ближайший портал, как обычно, привёл их, куда нужно.
   Он впервые видел гибель целого мира, сразу - конечный и страшный результат, без долгих объяснений, без чётких цепочек причин и следствий. Только последний толчок - пробудившееся древнее зло. Именно зло, ибо то, что он видел, не было и не могло быть порождением человеческой воли, а значит, не нуждалось в оправданиях и оценках. Оно пахло временем, подобно тому пеплу на пустых полях; оно наверняка было почти ровесником Цитаделей и Знающего из Центра Мироздания, и дрожь пробирала от его мощи. Оно обладало странным, соблазнительным величием, но несомненно было тёмным - созданным, чтобы разрушать живое.
   Дожидаясь, пока Кнеша разберётся в пророчестве, Мей ещё раз огляделся и заметил вдали что-то необычное - крошечный белый огонёк, еле различимо подрагивающий в тумане. Не успел он сообщить о своей находке, как чуть дальше появился ещё один, зависший примерно на той же высоте.
   - Болотные огни! - воскликнул он, указав в ту сторону. - Я слышал о них. Обычно они указывают на тропы.
   Кнеша посмотрел на него с участием.
   - Мей, ты в порядке? - мягко поинтересовался он и вернул зеркало.
   - Хочешь сказать, что не видишь?
   - Ну почему же, я вижу туман, - хмыкнул Кнеша, глядя в ту же сторону, - и ещё болото размером с доброе море.
   Мей раздражённо вздохнул. Что бы там ни было, им некогда разбираться - надо идти. Он нащупал ногой следующее твёрдое место и сделал широкий шаг. Третья кочка оказалась ещё дальше, так что пришлось прыгать. Ранец с вещами оттягивал назад и грозил потерей равновесия; вообще, добираясь до огонька, Мей чувствовал себя донельзя глупо - кем-то вроде взбесившегося кузнечика. Он не озаботился тем, следует ли за ним Кнеша, но вскоре понял это по периодическим всплескам, пыхтению и тихим ругательствам на рагнаратском у себя за спиной.
   - Знаешь, иногда я мечтаю убить тебя, - ласково сказал Кнеша, и Мей не сомневался, что он не шутит.
   - Взаимно, - заверил он и прыгнул на следующую кочку. Огоньки не давали приблизиться к себе и испарялись, но вдали тут же появлялись новые. Их становилось всё больше, и они явно выстраивались в линию. Кочки начали встречаться реже, и вскоре Мей понял, что прыгать уже не нужно - они на самом деле нашли тропу.
   Мей радостно выдохнул, и тут прямо перед глазами сверкнула пронзительно-зелёная вспышка; он машинально зажмурился и отступил, а спустя секунду в живот ему упёрлось что-то твёрдое и довольно острое.
   - Стой, где стоишь, чародей! - потребовал визгливый голос. Мей понимал слова, поскольку был Странником, - это помогало проникать в саму материю нового мира, улавливать его мелодию; но такого причудливого по звучанию языка он ещё не слышал.
   Да и таких странных существ раньше не встречал. Перед ними возник невесть откуда взявшийся карлик, макушка которого еле доставала до пояса Мея. Создание стояло на двух ногах, но между пальцами торчали перепонки, а из-под грязного балахона выглядывал хвост, как у ящерицы. Кожа у карлика была бугристая и цветом мало отличалась от болотной тины вокруг, непропорционально большую голову венчали заострённые уши, а глазки недобро блестели красным. В живот Мею впился резной набалдашник деревянного посоха.
   - Ваши имена, быстро! - пропищал карлик. Мей миролюбиво поднял руки и тут же получил новый тычок посохом. - И без лишних движений - твоё колдовство тут не сработает!
   - Я и не собирался, - заверил Мей, приучая язык и горло к новым квакающим звукам. Он мог и оскорбиться такими подозрениями: колдовство куда в большей степени пристало Кнеше, который скромно притаился где-то сбоку.
   - Врёшь, - ощерилось существо. - Врёшь, как все вайклу. Ты видел дра'а, а они всем подряд не являются. Только сильным колдунам, самым сильным.
   Мей рассудил, что вайклу - это, вероятно, люди (если они здесь есть, это уже обнадёживает), а дра'а - болотные огоньки. Значит, дело в его Даре - потому он и набрёл на тропу. Он рассудил, что не вредно будет и слегка припугнуть карлика, и медленно проговорил:
   - Ну да, мы владеем волшебством...
   - Но у нас в мыслях не было ничего дурного, - подхватил Кнеша, сверкнув улыбкой. Способность Мея понимать чужие языки как-то передавалась ему по Узам Альвеох, и он несказанно этому радовался. - Мы - просто усталые путники, которые случайно зашли в ваши земли.
   Мей кашлянул. Называть их усталыми - это, конечно, то ещё преувеличение, но переговоры Кнеше всегда давались лучше.
   - Случайно? - вертикальные зрачки карлика сузились, превратившись в две тонких линии. - Случайно зашли в самое сердце Топи?
   - Мы издалека, - вдохновенно продолжал Кнеша, - и не знали, что эта территория запретна...
   - И вовсе она не запретна, - жёстко перебил карлик, но посох убрал. - Кову ждут всех, кто не желает нам зла. Но чужаки обычно приходят с огнём и железом. Хотя вы не похожи на воинов, - он смерил их чуть презрительным взглядом - если бы не рост, можно было подумать, что свысока, - и я не видел таких одежд. Вы островитяне?
   Кнеша замешкался с ответом, и от неловкого положения его спасла ещё одна зелёная вспышка - тоже совсем близко. После неё из тумана появился второй карлик - невероятно похожий на первого, разве что покрупнее и с крючковатым носом. На этот раз Мей разглядел, что изумрудным вспыхивал набалдашник посоха - надо полагать, местный артефакт, реагирующий на появление чужаков.
   - Это что такое, Локву-Шай?! - заверещал второй кову, возмущённо тараща глаза. - Ты разводишь разговоры с вайклу?
   - У них нет оружия, - смутившись, попытался оправдаться первый. - Кажется, они безобидны...
   - Безобидны? - круглые красные глаза почти вылезли из орбит. - Вайклу не бывают безобидными! Ты должен был сразу убить их!
   В лице Кнеши что-то дрогнуло; Мей знал, что он сдерживает смех. Интересно было бы посмотреть, как болотный народец попытается справиться с ним - а тем более с ними обоими.
   - Они же не имперцы, Ройлок-Шай... Наверное, с островов...
   - Наверное? - Ройлок-Шай свирепо зыркнул на Мея и отрывисто бросил: - Имена? Кто вас послал и зачем?
   - Никто. Мы пришли сами и с добрыми намерениями.
   - Конкретнее, человек. Поколения таких, как ты, сначала держали нас в рабстве и ставили не выше скота, а потом, когда мы восстали - гнали и истребляли нас, - в писке кову звучала неподдельная горечь. - Какие у тебя добрые намерения? Растащить наше имущество? Или снова объявить врагами ваших богов?
   - Ничего подобного. Мы...
   - Так вы служите Императору или Серому Князю? - перебил Локву-Шай. Мей, впервые слышавший эти титулы и начинавший злиться, уже собрался ответить "Никому", когда Кнеша уверенно сказал:
   - Серому Князю.
   Дёрнувшись от неожиданности, Мей пристально посмотрел на него. Совершенно безмятежное лицо. Кнеша не был склонен к безрассудству и не сделал бы такого заявления без готового плана, так что можно ему и довериться.
   Правда, самые низкие и бесчестные поступки он тоже всегда совершал по плану и с холодной головой. Но это уже другой вопрос. Поколебавшись, Мей кивнул.
   Такой ответ, казалось, заставил Ройлок-Шая засомневаться: он взглянул на напарника, а потом растерянно затряс головой, так что задрожали кончики ушей - в другое время это было бы уморительным зрелищем.
   - Отведём их к Семерым? - предложил Локву-Шай.
   - Ну, раз они и вправду не служат Лирд'Аллю... - протянул Ройлок-Шай, а потом добавил: - Но, если вдруг что, глотать тину за нерадивость будешь ты.

***

   Карлики-кову какое-то время вели их через Топь, нащупывая почву посохами. Мей успел одними губами шепнуть Кнеше "Почему Князь?", но тот улыбнулся и промолчал, а горло Мея - там, где оставили печать Узы - стало чуть саднить (обычно это значило что-то вроде "Не волнуйся, всё под контролем"). Шли они всё более уверенно, туман отступал и наконец исчез совсем. И, как только он расступился, Мей остолбенел.
   Он повидал много зданий - от нищенских лачуг до замков, от храмов и лечебниц до лавок, трактиров, притонов, но такого, как в этой низинке, ещё не встречал. Будто из самой наполовину заболоченной, подмёрзшей земли вырастало грандиозное сооружение из материала, похожего на светлую древесину. Вот только нельзя было разобрать, где корни, ветви и стволы: какие-то причудливые завитки разных форм и размеров сплетались в этажи, пролёты и арки, ступени и переходы. Всё вместе напоминало не то кучу хлама посреди безмолвной болотистой пустоши, не то плод фантазии безумного архитектора. Строение уходило далеко ввысь и вдаль, обрастая странными пристройками и многослойными стенами. Внизу, у высоких дверей, сновали остроухие карлики; на одном из балконов кову затрубил в рог. Пока они приближались, отовсюду слышалась визжаще-квакающая речь; Мей не знал, что и думать.
   - Вы что, все живёте в одном доме? - негромко спросил он у Локву-Шая, как у более дружелюбного. Тот надулся от гордости.
   - Уж не знаю, из каких ты диких краёв, вайклу, но, раз говоришь по-нашему, должен знать, что это не просто дом. Это Клайда-Трум, дар нашему народу от земли и небес. Когда-то он пророс из семени Древа, что держит верхний, средний и подземный миры.
   - Как это?
   - Не всегда миром владели такие, как ты, хоть на материке сейчас и притворяются, что забыли об этом. Когда-то кову жили не только в Топи; сухие, солнечные места, горы, равнины и леса, чистая вода - всё было нашим, и Льёреми светила по-настоящему, - карлик ткнул тонким пальчиком вверх, в тусклое небо, и сокрушённо вздохнул. - Но потом твои предки приплыли с юга и всё разрушили. Зато нам досталась главная святыня: Древо сокрылось и оставило нам свою часть - Клайда-Трум...
   - И добавь ещё, за чем здесь охотятся такие же выродки, как эти, - брюзгливо вмешался Ройлок-Шай и сплюнул под ноги Кнеши. Он переступил через плевок со своей обычной невозмутимостью, но по лицу пробежала тень, и Мей подумал, что при других обстоятельствах карлик бы вскоре не досчитался каких-нибудь частей тела. - Нашёл перед кем откровенничать. Вот, привели пленников-вайклу! - объявил он уже нескольким карликам, с любопытством их обступивших. - Кто из Семерых готов нас принять?
   - Брольгон-Тун и Ульми-Тун собираются трапезничать в Чертоге, - почтительно пропищал один из них, таращась на Кнешу и Мея попеременно. - Да и остальные сойдутся по такому поводу... Откройте ворота! - после его окрика на внешней стене Клайда-Трума наметилось движение. Затем двери распахнулись, и Мей вступил в город кову.
   Потому что назвать это можно было только городом, хоть и весьма необычным. Из всё того же светлого материала срастались бесчисленные проходы, похожие на переулки, разных размеров двери и лестницы. То тут, то там сновали карлики, одетые в одинаковые по покрою, но разных оттенков балахоны; Мей видел в руках одного поднос с какими-то изысканными яствами, на шее другого - тяжёлую серебряную цепь, более тонкие и явно дорогие ткани на женщинах-кову, которых с первого взгляда сложновато было отличить от мужчин... Откуда всё это могло взяться посреди болота?
   Их привели, скорее всего, в место, которое стражник назвал Чертогом: в глаза сразу бросались семь роскошных, хоть и низких по человеческим меркам тронов, возвышавшихся на помосте. Шесть из них были заняты кову в богатых одеждах, седьмой пустовал. От помоста до входа протянулся длинный пустой стол.
   Стены Чертога сияли тем же светло-золотистым оттенком, что и весь Клайда-Трум, и тоже казались сплетёнными; Мея вообще не покидало ощущение, что он внутри гигантского растения. Их в торжественной тишине подвели к помосту, под испытующие взгляды двенадцати красных глаз. Мей ничего не знал о здешних обычаях и поэтому просто поклонился - не очень низко, а потом расправил плечи и выпрямился, чтобы придать себе уверенности. Кнеша кланяться не стал. Ещё бы - он не так давно отвык от поклонов в свой адрес.
   - Вайклу, - карлик на среднем троне с укором ткнул в них пальцем - очень бледным, с изогнутым когтём на конце. - Кто дал вам право бродить по Топи?
   - Хотелось бы знать, кто отнял его, о мудрые Семеро, - елейным голосом ответил Кнеша; он умел запоминать полезные сведения и, конечно, не пропустил признание Локву-Шая; страж за его спиной издал звук, похожий на кошачье шипение.
   - Жестокость и алчность твоего народа, - нахмурился крайний справа карлик; в его облике, в отличие от остальных, было даже что-то располагающее. - Слишком долго вайклу не приходили к нам с миром.
   - Так не пора ли начать заново?
   Сосед последнего говорившего наклонился к нему и что-то быстро зашептал; тот сердито отмахнулся и спросил напрямик:
   - Кто вы и откуда? Скажу сразу - ответов "странники" и "издалека" мы не примем. Скользкие фразы оставляют за стенами Клайда-Трума.
   - Меня зовут Меидир, - не выдержал Мей. - И я пришёл, чтобы кое-кому помочь.
   Невидимую печать на его горле прожгло предупреждающей болью, от которой он поморщился, но нужды в этом не было - он и сам, без Кнеши, помнил об осторожности. Он давно понял, что не везде можно прямо заявлять о своём пророческом Даре и попытках предотвратить страшное будущее.
   - А это мон Кнеша... То есть просто Кнеша, - представил он, не дождавшись поддержки. - Он со мной.
   В своё время Кнеша немало поиздевался над этой формулировкой, но ничего лучше Мей не изобрёл.
   - Я Ульми-Тун, - проявил вежливость карлик. - Значит, по-вашему, помощь нужна кому-то из кову? Будь это так, Семеро первыми узнали бы об этом.
   - Да, но дело не только в кову... Нам доподлинно известно, что многим грозит беда. Просто дайте нам уйти, и мы попробуем не допустить её.
   - Что за бредни! - визгливо воскликнула единственная женщина в собрании - существо довольно-таки отвратительного вида. Кончик её чешуйчатого хвоста нервно подрагивал. - Вечно эти вайклу изворачиваются - ни одного честного слова. В болото их, и дело с концом...
   - Подожди, Квокле-Тин, так не годится, - прервал Ульми-Тун. - Вы сказали, что служите Серому Князю. Это правда?
   Кнеша с готовностью кивнул, а Мей задумался. Мужчина в короне из его видения... Был ли то Серый Князь? И неужели Кнеша что-то знает о нём? Если это так, у него есть первая зацепка. Впрочем, вытянуть из Кнеши что угодно без его желания - сложнее, чем победить оборотня. И не менее чревато.
   - Но почему тогда вы здесь?.. Уж не знаю, что именно вы ищете, но недавно Император наголову разгромил Князя при Балури, и он бежал на острова. Скорее всего, ваша дорога к Армаллиону, совсем в другую сторону.
   Армаллион, Балури... О боги. Ничего, разобраться есть время. Сейчас он обязан выяснить - и будь что будет.
   - Серый Князь носит корону? - спросил Мей. Все, в том числе Кнеша, посмотрели на него как на дурачка. Ничего, к такой реакции от Кнеши ему не привыкать, а карлики-кову как-нибудь переживут.
   - Что-что? Корону? - Квокле-Тин скрипуче расхохоталась, и многочисленные браслеты зазвякали на её ручонках. - Он и хотел бы, да не успел! Имперский венец один на всех вайклу, и сейчас он в Лирд'Алле, у Императора, разумеется. Хорошо же вы знаете своего господина, слуги Серого Князя!.. Говорю же - в болото их!
   Ульми-Тун что-то возразил, в спор влезли до сих пор молчавшие, и у правителей завязался гомон, нарушивший величие картины. Остановил его только грозный окрик:
   - Тихо!
   Позади помоста открылась другая дверь, куда ниже парадного входа, и вошёл сгорбленный старец-кову. В тишине его посох простучал по полу, и он занял седьмой трон. Двое других из Семерых поддержали его; морщинистую шею карлика обхватывал то ли обруч, то ли ошейник в форме древесной ветви, и казалось, что сейчас она переломится от его веса.
   - В чём неясность, родичи? - слабым голосом спросил он. - Пропустите их, и пусть идут, куда им угодно.
   - Но они опасны, Брольгон-Тун, - резко, хотя и уважительно сказала карлица. - Они солгали, назвались последователями Серого Князя...
   - Князья, Император, - кову на мгновение опустил веки, - всё это суета и нас не касается. Пока стоит Клайда-Трум, пока светит Льёреми...
   - Льёреми погаснет, если вы не пропустите нас с миром.
   Мей сам не ожидал, что произнесёт это. Он просто начинал терять терпение. Чувствовал, что времени не так много.
   - Что ты имеешь в виду, человек? - угрюмо уточнил Ульми-Тун. - Даже дети знают, что Льёреми и без того наполовину погасла три тысячелетия назад, после Великой войны.
   - А сейчас есть угроза, что погаснет совсем. Прошу вас, поверьте! - обращался Мей в основном к Брольгон-Туну, быстро сообразив, кто из Семерых первый. - Нам очень нужно к Императору.
   - Зачем?
   - Поговорить с ним.
   - О чём?
   "О том, чтобы он не связывался с женщиной в белом". Мея злило, что он не мог объяснить это хоть чуть-чуть более внятно. Отвратительно, когда сам не до конца понимаешь, что хочешь сказать, но уверен, что должен.
   Знал ли Бенедикт из далёкой падшей империи, думал ли, что такая участь ждёт его чадо, когда покидал беременную женщину?.. Мей отмахнулся от неуместной мысли.
   - Вот, им и ответить-то нечего! - подавшись вперёд, каркнула Квокле-Тин. - Лживые вайклу...
   - Твоё мнение услышано, - устало оборвал её старик, и кончик его уха раздражённо дрогнул. - Достаточно. Пускай идут к Императору.
   - К нашему врагу...
   - Да, вот именно. Пускай идут и скажут, что мы сильны. Знайте, чужеземцы, - весомо, но без враждебности продолжил кову, - мы стоим за Серого Князя лишь потому, что он обещал оставить нас в покое, взойдя на престол или сохранив свою независимость. А от руки Императора нам не будет покоя - даже в Топи он не хочет дать нам свободно жить. Но этому не бывать, и никакие войны не помогут, так и передайте ему, - Брольгон-Тун хлопнул в сухие ладошки, и Мей услышал за собой как бы эхо этого хлопка. Он обернулся и сдавленно охнул: на только что голом столе теперь не было пустого места. Блюда и плошки, подносы, кувшины и кубки блестели, начищенные, полные еды и напитков; он видел вино, румяное мясо и птицу, караваи хлеба, горы свежих плодов и орехов... Выглядело это так, будто здесь только что поработала толпа поваров и слуг, хотя в Чертоге никого, кроме них, Семерых и двух стражников, явно не было.
   Магия, причём поразительной силы. Мей кое-что понимал в этом и мог оценить масштаб: представить, что кто-то способен сотворить такое одним хлопком, было всё равно что вообразить ребёнка, который одной рукой вырывает дуб из земли вместе с корнями.
   - Мы выдержим любую осаду, - говорил тем временем Брольгон-Тун, - и отразим любое воинство. В любую зиму нам тепло: росток Древа согревает нас, и в Топи нет холодов. Клайда-Трум защитит нас, ибо творит себя по собственному желанию. Мы живём в сердце мира, и зря Император думает, что это пустые басни. Может, вне этого места мы слабы, но здесь ему не победить. Пусть приходит, если угодно.
   - Не думаю, что он захочет, - задумчиво протянул Кнеша. Мей ощущал его разгоревшуюся алчность: он уже вожделел Клайда-Трума и явно жалел, что пришёл сюда не во главе войска. - Я бы не стал рисковать.
   - А он станет, - убеждённо усмехнулся карлик, как-то слишком проницательно поглядывая на Кнешу. - Будущее мира за вайклу, они давно загнали нас в Топь, но им всё ещё мало. А Император, если Серый Князь не выстоит, станет единственным правителем вайклу. Покорить нас для него - дело чести.
   - Мы согласны быть вашими послами, о достойнейшие Семеро, - оценив ситуацию, заверил Кнеша. - Что прикажете передать Императору? И не подскажете ли, как до него добраться?
   - Отравитель, - вздохнул Брольгон-Тун. Кнеша уставился на него в недоумении.
   - Тут недалеко живёт отшельник, делающий яды, - пояснил другой кову. - Он тоже вайклу и скоро направится в Лирд'Алль. Скорее всего, он согласится вас проводить.
   - А передать, - мрачно сказал Ульми-Тун, - только вот это.
   Он что-то прошептал, провёл рукой по своему посоху - и вдруг оторвал от него кусок, легко, как от глины. Комок мягкого вещества шлёпнулся к ногам Кнеши, а через секунду стал кинжалом с окровавленным лезвием. Кнеша побледнел - Мей не знал, от унижения или страха, поэтому решил подобрать послание сам. Что ж, Отравитель так Отравитель.
  
   ГЛАВА IV
   Белка ушёл с Карпом, Чибисом и Волком, едва забрезжил рассвет. Путь до Яргли предстоял неблизкий, а единственную дорогу завалило снегом. Мачеха ворчала, отбирая ему вещи потеплее - отбирая в основном из-за того, что отец не спускал с неё глаз. Утро пронеслось в унылых прощаниях; Белка напоследок получил тумака от Выдры, гостинец от тётки Бобрихи и плетёный оберег от дяди Крота. Ласка, уже давно не баловавшая его вниманием, теперь озадаченно расплакалась, а Синичка заливисто хохотала, как раньше: в силу возраста она не поняла, что происходит.
   Отец не ложился всю ночь, и глаза у него к утру казались ещё глубже запавшими и потемневшими. Когда дружинники уже возились с конями у крыльца, он подозвал к себе Белку и долго смотрел на него, нахмурившись.
   - Кабы знал, что это будешь ты, - глухо промолвил он наконец, - по-другому бы воспитал тебя. Ну, да теперь уже поздно.
   Белка молчал, втянув голову в плечи. Не знал, что говорить.
   - Что ж, значит, служба Лирд'Аллю... Это не самое худшее, что могло ждать тебя, - он тяжко вздохнул и добавил: - Наверное... Ты слышал, Белка, что я не люблю Императора, но за ним будущее, время Князей прошло. Сейчас нам всем приходится делать выбор. Видишь, выпало тебе быть имперским воином...
   Белка шмыгнул носом; глаза позорно защипало, и он отвернулся; стал наблюдать, как за окном Чибис седлает вишнёвого коня, ласково потрепав его по холке, а красивое животное довольно всхрапывает. Белка сам не понял, почему ему вдруг стало так грустно - из-за надвигающейся разлуки или из-за разочарованного, тревожного тона отца.
   - Нет в тебе, что скрывать, большой силы, - продолжал отец, будто не заметив, - но это дело наживное. Главное - чтобы здесь ветер не гулял, - он постучал пальцем по лбу. - Всегда думай, прежде чем сделать. Ты, может, у меня и не княжеских кровей, и не купеческих, но парень с головой, а это всего важнее... - отец вздохнул ещё раз и, притянув Белку к себе, взъерошил ему волосы; это ввело его в ступор: отец был крайне скуп на ласку и свысока относился ко всяким нежностям. - Времена нынче неспокойные, сам знаешь. Много лихих людей, которые ищут, чем поживиться. К тому же - южане, а тут ещё нечисть болотная, говорят, бунтует... Но война скоро кончится, Серому Князю надеяться не на что...
   - А как же... Драконы? - шёпотом спросил Белка и вздрогнул. Каменные драконы Серого Князя, его главная сила и главный ужас каждого жителя Империи.
   - Страшные выдумки, - отмахнулся отец. - Я ни одного в жизни не видел... Да даже если и нет - не думай ты об этом. Люди, Белка, страшней любых тварей, что на земле, что в небе. Ты о себе заботься. Учись владеть оружием - найди, как сможешь, человека знающего и платы на него не жалей из жалованья. Кому попало не доверяй, но друзей цени. В боях ты не один будешь, а с ними плечом к плечу, так что и бояться нечего, боги помогут. Молись, кстати, почаще... Повезёт - глядишь, и грамоту освоишь, и узелки островные, это дело нужное... Да, и не вздумай пить эту отраву - как там её...
   - Вьёнге, - подсказал Белка. Вьёнге принесли на их земли южане во время войн; это пойло варили из дурманящих трав, секрет состава строго охранялся, так что оно считалось очень ценным. Старшие братья Белки давно мечтали хоть о глотке, сам же он почему-то никогда не задумывался об этом, а сейчас было и подавно не до того.
   - Вот именно...
   - Хозяин! - зычно донеслось с улицы, и Белка узнал голос Карпа. - Отпускай парня, нам пора. Боги милостивы - свидитесь!..
   - Да почём тебе знать, бездомный, голь перекатная... - с неожиданной горечью, еле слышно проворчал отец, потом резко отстранил Белку, осенил его знаком Бдящего Бога и выпроводил на крыльцо. Половина Местечка таращилась на него - кто из окон, а кто просто так, но Белке было всё равно. Мысленно он уже скакал на собственном коне и рубил дружинников Серого Князя, а после пировал в честь победы в чертогах самого Императора. Говорят, в его замке в Лирд'Алле всё из золота, до последней дверной ручки. Вот и будет случай проверить. И пусть тогда Выдра или Барсук скажут хоть одно дерзкое слово...

***

   Белку усадили в седло перед Чибисом, как перед самым лёгким, как только они миновали бор и могли не идти пешком. Ехали в молчании, под копытами коня мерно поскрипывал снег; Белка стал задрёмывать, угревшись под многослойной одеждой. Чибис со смехом потормошил его за плечо.
   - Чего носом-то клюёшь - сморило?.. - Волк, ехавший впереди, коротко обернулся и продолжил смотреть вперёд. - Нечего спать, до привала далеко. В Яргли надо поспеть поскорее.
   - А Яргли - это крепость?
   - Да, и городишко возле. Там скоро будет один из хайлиров.
   - Хайлиры... - благоговейно прошептал Белка и попытался извернуться так, чтобы взглянуть Чибису в лицо. - Правда? Это те, которые всех важнее в войске?
   - Ну, почти, - кивнул Чибис, всё ещё улыбаясь. - А кое-что ты знаешь, парень... Сотники, а уж над ними - хайлиры, а над хайлирами только князья да Император.
   - А разве князья остались?
   - А как же? Только все они теперь подданные Лирд'Алля.
   Белка помолчал. Он не понимал, почему Император не казнил князей или, по крайней мере, не сгноил в темницах своего замка. До сих пор он был уверен, что именно так тот и поступил. Он хотел и одновременно боялся задавать лишние вопросы, остерегаясь показаться дурачком.
   - И хайлир ждёт вас, чтобы добить Серого Князя?
   - Наверняка, - Чибис весело тряхнул головой, и снег режущим светом отразился в его до блеска начищенном шлеме. - Всякая тварь должна знать своё место, а слишком наглых псов надо усмирять.
   - Не шути этим, - бросил через плечо Волк. - Забыл Балури?
   Чибис не ответил. Но Белка решил не сдаваться:
   - Получается, князья тоже как бы идут против такого же, как они?
   - Смышлёный, шельма, - по-доброму изумившись, протянул Карп. - Точно. У них и выхода другого нет, кроме как Императора поддерживать.
   - А иначе что? Он убьёт их?
   - Император - не чудовище, Белка, - серьёзно ответил Карп. - Он справедливый человек.
   - А вы видели его?
   Но Карп не успел ответить - Волк натянул поводья и поднял руку, призывая к тишине. Их конь тоже мгновенно замер, и Белка почувствовал, как за спиной напрягся Чибис, в любой момент готовый натянуть тетиву.
   Где-то неподалёку раздался стон - тихий, сдавленный. Волк спешился, прошёл к обочине и, схватив нечто, неприметно приютившееся у корней сосны, рывком поднял; скулёж повторился.
   Это был человек, но Белка мог бы вообще не заметить его или принять за кучку тряпья. Одет он был в лохмотья, кое-где приоткрывавшие посиневшую наготу, и так исхудал, что кожа лоснилась, обтягивая скелет. Белка невольно содрогнулся, увидев его безвольно повисшие руки - тонкие и почти прозрачные, как рыбьи косточки. Что до лица, то оно было грязным и заросшим густой бородой, но угадывались довольно правильные черты. Человека колотило, и он с трудом дышал.
   - Ты кто? - строго спросил Волк и, не дождавшись ответа, легонько встряхнул его; в руках такой горы мышц человек казался детской куклой. - А?
   - Оставь его, - со смесью жалости и отвращения сказал Карп. Чибис наблюдал молча. Человек разлепил спёкшиеся губы и прошептал:
   - Я умираю. Убейте меня.
   Белка сглотнул слюну, которая вдруг стала горькой.
   - Вот ещё, - фыркнул Волк. - Отогреться, поесть - и будешь в порядке.
   - Нет... Не буду, - человек приподнял ткань на животе (Белка еле удержался, чтобы не отвернуться); там была глубокая, жуткая на вид колотая рана, из которой тонкой струйкой всё ещё текла кровь. Было непонятно, как он до сих пор жив. - Серый Князь... Проклятое оружие... Убейте меня, - выдохнул он и закашлялся, усилив кровотечение.
   - Вот как... - протянул Волк. - Дезертир, значит? Свои же?
   - Свои, - кивнул человек, совершенно обмякнув у него в руках. - Сбежал... Поймали, держали в Балури, потом... выпустили... накануне битвы.
   - Ткнув заговорённым лезвием, - прибавил Волк, оскалившись своей страшной улыбкой. Человек не ответил - видимо, всё и так было ясно; Чибис наклонился к Белке и негромко пояснил:
   - У Серого Князя есть такое наказание. Говорят, у него несколько колдовских мечей, раны от них не исцеляются и не зарастают. Человек может мучиться год или два, прежде чем умрёт, и яд каждый день проникает в него.
   Белка только кивнул, не отрывая взгляда от кровавых капель на снегу. Его мучила тошнота. Как ни странно, не само существование таких мечей поразило его, а то, что Серый Князь их применяет. Причём на своих же людях. Зачем? Почему? Откуда в нём столько жестокости - или это не считается жестоким во время войны?.. Белка окончательно запутался, и добило его молниеносное, отточенное движение Волка:
   - Да хранят тебя боги, - сказал он, достал из ножен собственный меч и, пронзив дезертиру грудь, повернул клинок. Человек дёрнулся и замер, прошептав что-то вроде "Спасибо". Белка судорожно всхлипнул, и Чибис обнял его.
   - Надо бы похоронить, - произнёс Карп, когда Волк вытер лезвие об одежду убитого и снова вложил его в ножны. Тот покачал головой:
   - Земля слишком мёрзлая, и снегу много. Нет времени.
   - Его же здесь звери растащат, Волк, - грустно сказал Чибис, не прекращая прижимать к себе Белку.
   - Ну и что, им тоже надо есть, - жёстко ответил Волк, вспрыгивая в седло. - А я не намерен возиться с падалью Серого сиятельства. Пошёл! - и пустил коня быстрее, чем раньше. Чибис вздохнул, и они снова тронулись. Вид вокруг был тем же, тело осталось далеко позади, но Белку не покидала дурнота. Вскоре к ним подъехал Карп и участливо спросил, как он.
   - Нормально, - деревянными губами отозвался Белка. - Скажите, а эти мечи... Серый Князь использует их и в боях?
   - Для простых солдат, имеешь в виду? Нет, конечно. По крайней мере, до сих пор не использовал. Это большая редкость, его личная собственность. Князь вообще сильный колдун, - Карп помолчал, раздумывая: - Теперь понял, с чем борется Император?
   Белка задумался. Отец всегда говорил, что Князь просто хочет сохранить свои земли и имеет на это кровное право. К тому же от имперских воинов он не видел ничего хорошего... Но Император и не выпускает своих пленников с такой вот меткой на память... Или выпускает? Так кто же прав? Белку так и подмывало вслух задать этот вопрос, но он знал, что ему никто не ответит. Вместо этого он, понизив голос, поинтересовался:
   - А почему Волк... такой?
   Карп и Чибис переглянулись в растерянности.
   - Была у него своя история, - неохотно сказал Карп. - Если вкратце, то один из Князей - не Серый - вырезал половину его рода. После этого он и ушёл на службу Лирд'Аллю... Но при Волке - ни слова, имей в виду.
   - Да уж, а не то останешься без ушей, - подхватил Чибис, к которому вообще быстро возвращалось хорошее настроение. - Волк насмотрелся такого, что нам с тобой и не снилось. На его месте с тобой бы не то ещё случилось... Это же война, парень. Это тебе не у материных юбок.
   - Она мне не мать, - поправил Белка, - а мачеха.
   Он и сам не понимал, почему ему было так важно, чтобы дружинники знали об этом - им ведь наверняка наплевать. Он запустил руку за пазуху и нащупал амулет дяди Крота - скрученный из сложной косички глаз Бдящего Бога. И впервые задался вопросом: точно ли он Бдящий, раз допускает такое? Может, он и сам давно спит, как его Богиня?..
  
   ГЛАВА V
   Болотный народец распрощался с ними вроде бы вежливо, но эти проводы подозрительно походили на выпроваживание. Мей с трудом заставил себя отведать угощение в Чертоге - уж слишком неуютно было есть под зорким взглядом Брольгон-Туна и свирепым - Квокле-Тин. Зато Кнеша попробовал всего понемногу в своё удовольствие и встал из-за стола не раньше, чем утолил голод. Двое стражей (как понял Мей, приставки к именам у кову означали сразу статус, род занятий и пол) подробно объяснили им, как добраться до Отравителя, и вывели за границы, где их снова взяли под опёку болотные огоньки.
   Вокруг не светлело, но туман расходился, и Мею уже не приходилось нащупывать тропу. Вскоре воздух стал суше: они отдалялись от заболоченных участков; по пути начали попадаться тонкие, чахлые деревца, но по-прежнему - ни одного живого существа. Кнеша периодически ёжился и жаловался на холод.
   - Они сказали, что Клайда-Трум излучает жар, - вспомнил Мей. - Так что вполне возможно, что вокруг зима.
   - Что ж, я очень рад, - заверил Кнеша, - особенно если учесть, что у нас даже нет ничего потеплее.
   С этим не поспоришь: Мей действительно не подумал о чужеземном климате - может быть, потому, что в своём видении не заметил никаких признаков зимы. Необычная для него беспечность. А Кнеша, избалованный вечным летом Рагнарата, к тому же тяжело переносил холода...
   "Ну и почему я думаю об этом?" - с досадой спросил себя Мей. Ему совершенно нет дела до того, как чувствует себя Кнеша. Пусть хоть все конечности отморозит.
   И тут он вернулся к другому поводу позлиться на спутника.
   - Серый Князь. Ты объяснишь мне, что происходит?
   - Видимо, придётся, - сказал Кнеша, всматриваясь в буро-зелёную даль. - Я знаком с ним, вот и всё.
   - Как? Откуда?
   - Он помогал мне раньше... До нашей встречи, - он нехорошо улыбнулся. - Не гневайся, Мей. Нет, я не врал тебе, я никогда не бывал здесь. Мы общались... дистанционно. Через посредников. И с помощью магии, конечно.
   Мей вздохнул. Чего-то подобного он и ждал. Он уже знал, что с наложением Уз Альвеох могущество Кнеши потерпело большой урон - в частности, порвались его связи с союзниками и просто марионетками, разбросанными по всему Мирозданию.
   - И?..
   - Что "и"?
   - Кто он такой? Что ему нужно? С кем он воюет? Тебе не кажется, что мне надо бы это знать?
   - Мне кажется, что тебе надо бы поумерить свои рыцарственные аппетиты и не лезть в чужие свары, когда не просят.
   - Мы это уже обсуждали. Тебе не понять.
   - Ну разумеется, где мне, непосвящённому плебею... Ты же прорицатель, у тебя же высшая миссия - спасать миры, - продолжал издеваться Кнеша. - Свой от Близнецов, мой от меня, это захолустье в болотах - от Серого Князя... Ты уже считаешь его главным местным злом, я прав?
   Тропа вильнула в сторону, и Мей чуть не полетел кувырком, споткнувшись о какую-то корягу. Он восстановил сбившееся от ярости дыхание и заставил себя успокоиться - каждодневная процедура. Будь прокляты эти его провокации.
   - Ничем я его не считаю, тем более источником угрозы я видел Императора. И тебе это известно. Хотя, само собой, знакомство с тобой достоинств ему не прибавляет, - не удержался он. - Рассказывай, я слушаю. Нам всё равно ещё далеко идти.
   - О да, дружеская беседа любой путь сокращает до приятной прогулки... Всё-всё, только без лишних движений... Рассказываю. Серый Князь - человек умный и скрытный, а главное - очень родовитый. Кровь тут значит немало. Как ты понимаешь, он поднаторел в Силе; собственно, насколько я знаю, он до некоторых пор ничем больше и не занимался особенно - сидел на своей наследственной земле, никого не трогал и ворожил потихоньку. И, полагаю, был бы не прочь продолжить, если бы не Император. Точнее, тогда это был один из Князей... Не обессудь, Мей, точного титула не вспомню - то ли Красный, то ли Жёлтый, с их именами вообще можно с ума сойти... Так вот, он воспользовался своими успехами - ну, знаешь, войско на пару тысяч пообширнее, строятся настоящие каменные крепости, завязалось даже что-то вроде торговли... В здешних отсталых краях всё это посчитали большим достижением и чуть ли не подарком богов. Недолго думая, Князь объявил себя хозяином всего, до чего мог дотянуться, - благо силушка есть, а границ толком никто не проводил - и развязал войну. Нынешний Император - сын сего достойного мужа. И, как я могу судить со слов этих очаровательных существ с увесистыми посохами, Серый Князь остался последним, кто пытается сопротивляться его власти. И, честно говоря, я бы не смог выбрать, на кого из них ставить. Раз уж мы здесь, надо взглянуть поближе на положение дел.
   Мей только головой покачал. Его поражала лёгкая игривость, с которой Кнеша говорил об этом мрачном мире - и с которой отмалчивался раньше.
   - Чего ещё я не знаю? Как добраться до Императора, ты тоже на самом деле в курсе?
   - Нет. Я же говорю, что ни разу не бывал здесь... Не волнуйся, я бы не был так жесток, - усмехнулся Кнеша, - ведь не тебе одному мёрзнуть посреди болот... Хотя, кажется, уже не болот.
   Он был прав: они и не заметили, что деревьев стало больше, а земля покрылась коркой льда.
   Время тянулось медленно и как-то с усилием; Мей чувствовал, как всё более неповоротливыми становятся мысли, как в тело проникает мороз. Тусклое светило изменило своё положение, и стало темнеть, хотя и понемногу; они брели по заснеженной, безмолвной пустоши, и пальцы отнимались вслед за ушами и носом. Говорить не было ни сил, ни желания; на шее жгло метку Уз, и она осталась единственным источником тепла. Мей понимал, что неотвратимо замерзает, и в голову полезли странные предположения: что, если кову отправили их совсем не к Отравителю? Что, если это просто способ убийства поизощрённее? Он взглянул на Кнешу: тот еле переставлял ноги в своих ботинках из тонкой кожи и целеустремлённо синел.
   - А магия?.. - без особой надежды выдавил он, и ломкий ледяной воздух обжёг лёгкие. Кнеша угрюмо мотнул головой - куда-то делась вся его весёлость.
   - Пробовал. Нет. Здесь будут сбои, и много.
   Что ж, это не его вина. Пожалуй, только Дару Мея всё равно, где именно напоминать о себе; сила Кнеши нигде не проявится так полно, как в Рагнарате, а туда ему ход заказан.
   После воспоминания о Рагнарате Мею стало ещё холоднее. К несчастью, у него слишком хорошая память.
   Переборов себя, он подошёл ближе и взял Кнешу под руку, притиснув к себе - так будет проще согреться. Тот покосился на него удивлённо, но ничего не сказал.
   Ночь принесла с собой зловеще воющий ветер; вьюга взметала сугробы и играла снежными хлопьями, швыряя их то за шиворот, то в лицо. Мей не знал, чем заслониться, а вокруг по-прежнему не было никаких укрытий; Кнеша, совсем обессилев, буквально повис на нём и тянул вниз, тщетно стараясь ускорить шаг.
   - Я не могу, - сбиваясь с дыхания, выговорил он наконец.
   - Можешь, - сквозь зубы ответил Мей. Он и сам не был уверен, что они переживут эту ночь.
   - Нет. Лучше брось меня.
   - Бросить?! - Мей взорвался и сам не понял, как перешёл на крик. - А потом корчиться в агонии от Уз? Нет уж, спасибо!
   Он рывком дёрнул Кнешу и почти волоком потащил его дальше.
   - Мей, это бесполезно, - спокойно возразил он. - Они сказали, что он живёт неподалёку. Мы заблудились.
   - И что, ты предлагаешь лечь и умереть? Я не для этого шёл сюда!
   - А для чего?
   Неуместный вопрос поставил его в тупик.
   - Ты знаешь. Чтобы спасти людей.
   - Чужих. О которых у тебя никакого представления.
   - Это лучше, чем губить, - с негодованием бросил Мей, имея в виду прошлое самого Кнеши. - Пусть даже чужих, о которых никакого представления. Дар дан мне зачем-то, и я не собираюсь сдаваться.
   - Правда? - Кнеша скользнул вниз, увлекая его за собой. Руки у него дрожали, и пальцы не гнулись. Мей попытался поднять его, но не сумел. Разозлившись до предела, он размахнулся и дал ему оплеуху - не то чтобы сильно, но довольно ощутимо. А потом опустился рядом, вдруг осознав, что против ветра идти нет смысла. Не лучше ли прилечь и уснуть. Уснуть, уснуть... Снег пушистый, как покрывало - может быть, под ним даже тепло...
   - Нет!..
   Он, как мог, сопротивлялся губительной дремоте, однако силы покидали его. А метель кружила всё свирепее, и тьма сгущалась под чужим небом. Мей бессознательно вцепился в Кнешу - просто как во что-то живое и тёплое - и тяжело повалился в снег. Всё так и есть, Кнеша открыл ему правду. Как всегда - ту правду, в которой он сам себе не признавался.
   Никаких надежд и благородных намерений на самом деле нет. Он пришёл сюда, чтобы умереть. Он устал, одинок и давно не видит смысла в том, что делает. Чудо перестало быть для него чудом, красота - красотой. Только холод и мрак остались.
   Теряя сознание, Мей успел увидеть какую-то длинную, тонкую иглу, вонзившуюся Кнеше в шею пониже уха. А потом он издал невнятный хрип и упал рядом.

***

   - Нагрей ещё воды, Галка.
   Грохот железной посудины, громкий плеск, звук шагов... Мей понял, что снова чувствует собственное тело, приоткрыл глаза и чуть не ослеп - свет показался ему невыносимым. Однако неприятное ощущение тут же сменилось полным блаженством - было тепло, точно в пуховой перине или в объятиях матери.
   Хотя, конечно, лежал он не на перине, а просто на скамье, покрытой звериной шкурой. В ногах у него сидел пожилой, но не старый ещё мужчина со скуластым печальным лицом, одетый как какой-нибудь охотник или дровосек - в толстые штаны, сапоги и короткую куртку мехом наружу. Ничего примечательного не было в его внешности, кроме глаз: Мей даже в радужке Нери не видел такого чистого зелёного отлива. Возле скамьи на корточках примостилась сухая, как жердь, черноволосая женщина трудно определимого возраста. Уставившись в бревёнчатую стену, она монотонно помешивала какое-то варево в бадье; от него поднимался пахучий травяной пар.
   Кнеша нигде не наблюдался.
   - Ну, оклемался? - негромко спросил незнакомец. Мей кивнул и попытался сесть, но его с неожиданной мощью толкнули обратно. - Лежи пока. Чары ещё не выветрились.
   - Чары?..
   - Конечно. Ветра здесь не просто так шалят, слишком близко от Клайда-Трума, - незнакомец устало вздохнул и сказал женщине: - Уже можно.
   Она кивнула и принялась растирать вымоченной в вареве тряпкой ступню Мея. Он немного смутился, но мужчина не дал ему возразить:
   - Так надо. И стесняться нечего - во-первых, Галка хорошая целительница, а во-вторых, не разотри она полностью тебя и твоего друга, вы уже были бы в лучшем мире.
   Мей прочистил горло. Признаться, это заявление не сгладило неловкость, так что он решил приступить к делу.
   - Спасибо, Вы спасли нам жизнь...
   - Ну, это как сказать, - невозмутимо перебил мужчина. - Того, другого, я чуть не убил, так что лучше не благодари.
   Оправившись от изумления, Мей вспомнил иглу в шее Кнеши. Значит, ему не померещилось.
   - Так это Вы...
   - Обычно я не подпускаю к своему дому так близко. Тот, кто решается прийти сюда, плохо кончает, - он говорил по-прежнему размеренно, даже медлительно, и совершенно не выглядел опасным. Женщина тем временем преспокойно переключилась на другую ступню.
   - Вы Отравитель.
   - Да. А ты Странник, - Мей не выдал себя ни одним движением, но сразу понял, что одному пальцу непривычно легко. - Это ищешь? - мужчина достал из кармана его перстень и положил на ладонь, разглядывая, словно диковинного жука. - Не бойся, скоро отдам. И не спрашивай, откуда я знаю. Очень долгая история.
   - Где... мой друг?
   - Наверху, отходит от яда. Тоже скоро очухается, я рассчитал дозу, - Отравитель критически осмотрел его покрасневшие ноги и, тронув за локоть Галку, сказал "Достаточно". Она так же безмолвно встала и удалилась. Мей наконец позволил себе оглядеться; большую часть просторной комнаты, где они находились, занимал грязный стол, заставленный банками, склянками и флаконами разных форм и размеров. Там же ютились мисочки с кашицами и порошками, щипцы, ножи, весы, лупы и странные металлические приборы, подобных которым он не встречал. Стены покрывали пучки сушёных растений, связки маленьких костей и ещё чего-то, довольно неприятного на вид. В котелке над огнём что-то жизнерадостно булькало, периодически расходясь разноцветными брызгами.
   - И во всех, кто приближается, Вы плюётесь отравленными иглами? - осторожно спросил он.
   - Нет, - без всяких признаков раздражения ответил Отравитель. - Только в тех, кого окружает такое густое облако зла.
   - О чём Вы?
   - У моей дочери истинное зрение - Галка не видит оболочек, но видит суть. И связь между вами она тоже увидела сразу, - помолчав, он протянул ему перстень. - Забирай. Тьма скоро поглотит и тебя, если ничего не сделаешь. Ты слабее его и не можешь сопротивляться.
   Мей недовольно заёрзал. Такие высказывания от незнакомца ему не нравились, и ещё больше не нравилась фраза об истинном зрении. Выходит, женщина в привычном смысле слепа - вот что значил её неподвижный взгляд в никуда и неуверенные движения. Что ещё она может увидеть?.. И откуда этому отшельнику известно о Странниках?
   - Почему Вы зовёте её Галкой? - спросил он вместо этого.
   Отравитель посмотрел на него с тенью недоумения.
   - Потому что это её имя.
   - Как у птицы...
   - Ну конечно. У каждого в мире есть покровитель. Иначе зовут только тех, кто посвящает себя богам.
   - Жрецов?
   - Да. Ты не бывал здесь раньше, раз не знаешь?
   Мей решил не вдаваться в подробности. На него уже вылился такой поток новых сведений, что он только теперь вспомнил, зачем они, собственно, с таким трудом добирались сюда.
   - Кову отправили нас к Вам.
   - Да, они это любят. Не меньше, чем топить в болоте, - безмятежно кивнул Отравитель, пальцем вычерчивая что-то на своём колене. Мей проследил за траекторией и понял, что это звёзды.
   - Они сказали, что Вы собираетесь в столицу. Мы хотели бы встретиться с Императором.
   Отравитель долго смотрел на него, будто пытаясь определить, не шутка ли это.
   - Прямо-таки с самим Императором? Вот так запросто?
   - Это очень срочно. Просто необходимо.
   - И никто из князей не подойдёт вам? Из советников, судей, дружинников?..
   - Нет, - убеждённо сказал Мей. Его Дар лучше знал, кто им нужен. Хотя, надо признать, внезапный приступ отчаяния у Кнеши посеял в нём сомнения, которых не было раньше. - Только сам Император. Вы поможете нам?
   - Если скажешь, зачем вам к нему.
   Мей вздохнул. До чего дотошный народ. Почему просто не указать направление и не обуздать своё любопытство?
   - У нас послание от кову.
   - А ещё? Ведь это не всё.
   - С чего Вы взяли?
   - Не держи меня за дурака, Странник, - фыркнув, грубовато сказал Отравитель. - Болотные зануды просто навесили на вас ещё и это, как только вы им попались. Они всегда поступают так, потому что Император им давно и прочно поперёк горла.
   "Как бы ему объяснить?.."
   - Это связано с магией, - медленно проговорил он. - Вашему миру грозит опасность.
   - Император не водится с колдунами.
   - Сейчас, может, и нет, но будет... И это не приведёт ни к чему хорошему. Просто помогите нам. Чем мне поклясться, чтобы Вы поверили? - обычно это действовало, но не теперь. Отравитель задумчиво отошёл к столу и выудил из-под каких-то тряпок крупную, неправильной формы золотую монету.
   - Золото Лирд'Алля, - сказал он, продемонстрировав её Мею. - Император недавно приказал чеканить единые для всех деньги, и я помогал разрабатывать их состав. Сколько должно быть примешано серебра и меди, каков лучший вес и так далее. Я подбирал камни на постройку его резиденции. Я откармливал его охотничьих собак и травил крыс в его кладовых. Точно так же я травил и его врагов, пока жил при дворе. Сейчас я сам по себе - за эту треклятую войну все люди успели осточертеть мне, - но Император всё ещё мне небезразличен. Если ты, Странник, причинишь ему хоть малейший вред, я заставлю тебя кричать от боли. Я испробую на тебе свои лучшие яды, и ты будешь жить, пока будут сгорать твои внутренности... - он помедлил, пронзительно глядя на Мея. - Или даже не так. Наверное, лучше будет начать с твоего друга. Ваша связь... Боль, которую причинят ему, сведёт тебя с ума, я прав?
   У Мея кровь застыла в жилах, но страх тут же сменила злость. Здесь что, все сговорились с порога желать ему смерти? Тогда он не умрёт назло. Даже если прав Кнеша, даже если в продолжении нет смысла.
   - У меня нет никаких чёрных мыслей в отношении Императора, - сухо ответил он и сел, откинув одеяло. Судя по тому, что он знал, чёрные мысли как раз у Императора в отношении собственного народа. Либо простая глупость, что тоже не исключено. - Я хочу поговорить с ним, ничего больше. Вряд ли это повредит его здоровью... А впрочем, к чему терять время. Если Вы так боитесь, просто дайте нам уйти.
   - Ну уж нет, Странник. Позволь лучше предложить тебе сделку, - он подбросил монетку и ловко поймал её. Сверху, с лестницы за его спиной, послышался шорох и негромкие голоса; Мей уловил вкрадчивые интонации Кнеши и почему-то встревожился.
   - Сделку?
   - Сам я не поеду в Лирд'Алль, сейчас это довольно опасно, - пояснил он. - Мы с Галкой не бедствуем, мои яды покупают и ближе столицы. Но я могу снабдить тебя всем необходимым и указать дорогу, если ты оставишь залог.
   - Залог? - снова и снова непонимающе переспрашивая, Мей чувствовал себя попугаем - об этих пёстрых, не блещущих умом рагнаратских птицах ему рассказывал Кнеша. - Я бы с радостью, но у меня ничего нет, кроме перстня. И я не думаю, что...
   - Я не о перстне. Твой друг, вот моё условие. Он останется здесь, - Отравитель тоже вслушивался в разговор наверху, видимо, пытаясь разобрать слова. - И, как только я услышу, что с Императором что-то не так, он умрёт.
   - Я полагаю, не стоит, - мягко заметил полностью одетый и вполне оправившийся на вид Кнеша, появляясь на лестничном пролёте. Всё бы ничего, но одной рукой он прижимал к себе безропотно замершую Галку, а другой приставлял к её горлу кинжал кову. Мей побледнел не меньше Отравителя. Что делает этот идиот?..
   Он подскочил к Отравителю, в руке у которого непонятно как оказалась тонкая гладкая трубочка, и схватил его за предплечье.
   - Нет, пожалуйста... Сейчас же отпусти её!
   - Со мной всё хорошо, - совершенно спокойно сказала Галка; голос у неё звучал немного надтреснуто, но в целом даже приятно. - Не волнуйся, отец. Господин не тронет меня.
   - Если Вы выполните наши требования, - дополнил Кнеша, твёрдо глядя в глаза Отравителю и не удостаивая вниманием тихо бесившегося Мея, который никогда бы не позволил себе вот так отплатить за спасение и гостеприимство.
   Отравитель опустил чуть дрожащую руку с трубкой и, отшвырнув от себя Мея, шагнул к лестнице.
   - Будьте вы прокляты, оба. Я сделаю всё, только отпусти её.
   - Господин не тронет меня, - повторила Галка; её безмятежный тон в сочетании со слепым взглядом больших глаз наводил на мысли о слабоумии. Мей уже простраивал схему побега, молясь о том, чтобы по крайней мере кончилась метель. И с чего это странное существо так уверено, что Кнеша её не тронет? Это Кнеша-то?
   - Простите нас. Я не знал... - начал он и умолк, подумав, что извинения прозвучат как попытка увильнуть от ответственности. Нечего сваливать вину на Кнешу. Спасибо Узам - всякий грех поделён у них пополам.
   Галка вдруг вздрогнула и вытянула руку, точно в полусне, указывая прямо на Мея. Чёрные космы рассыпались по плечам, делая её похожей на ведьму.
   - Ты на пороге темноты, - почти слово в слово процитировала она своего отца. - Пустыня в твоей душе, и неплодным останется твоё семя.
   Что-то противно сжалось у него внутри после этих слов, и ещё больнее стало смотреть на нож у тощей шеи. Варево в котелке тем временем изошло пеной, и крышка с грохотом покатилась под ноги Отравителю; тот, вполголоса ругаясь, кинулся к очагу. Воспользовавшись этим, Мей взбежал по ступенькам и сам отнял у Кнеши кинжал, а потом отвёл в сторону Галку. Предстоял новый этап переговоров, и почему-то он не был уверен в их успехе...
  
   ГЛАВА VI
   Иногда вечерами Сейхтавис позволяла себе расслабиться - конечно, после того, как расправлялась со своими обязанностями. По крайней мере, так было раньше. Закончив уроки с девочками и отслужив последнюю общую молитву, она любила выходить на какой-нибудь из грубо вытесанных в Храме балконов и смотреть на море. Особенно ей нравилась бурная погода, когда ветер швырял о скалы новые и новые волны, небо темнело, а воздухе разливалась горьковатая свежесть. Поднятая высоко над землёй, защищённая Храмом, Сейхтавис стояла и наблюдала за взрывами брызг, пышной пеной и притихшим накануне шторма Армаллионом. Хорошо было дышать полной грудью и жмуриться, чтобы лучше чувствовать ветер. В такие мгновения ей казалось, что Богиня говорит с ней - или ведёт вечный спор с Бдящим Богом.
   В ясные вечера смотреть было в общем-то не на что, поэтому она прихватывала вощёные таблички, испещрённые рунами, или колоду потрёпанных карт. Их нужно было раскладывать в определённых комбинациях, чтобы получить замысловатый узор - старая головоломка, завезённая, наверное, с юга. Сейхтавис любила такие невинные развлечения; она поняла, что ей необходим непрерывный умственный труд, ещё раньше, чем, например, осознала, что слышит голос Матери или что остаётся дурнушкой среди других послушниц. Она не терпела безделья. Возможно, потому её и избрали Верховной. По крайней мере, больше никаких исключительных качеств она в себе не находила.
   Сегодняшний вечер как раз выдался тихим, и спокойное море стелилось перед жрицей лазурным покрывалом. Она пришла с картами и принялась раскладывать их на бортике балкона. Нужно было многое, слишком многое обдумать.
   За два дня до этого в Храм пришёл человек, приплывший на одном из торговых кораблей. Ничего особенного в нём не было: хилое тело, блёклое, испитое войной пожилое лицо. Ничего, кроме жёлтой нашивки Лирд'Алля на рукаве. Он попросил срочной встречи с Верховной жрицей, и не подумав извиниться за то, что отрывает её от работы (а он отрывал, хотя и от рутинной - Сейхтавис, помнится, высчитывала, сколько денег придётся отдать за партию солонины с учётом нового налога на соль; к слову, счета после её предшественницы остались в совершенном беспорядке, что не могло не возмущать). Человек вошёл и плотно прикрыл за собой дверь; она встала ему навстречу.
   - Госпожа Верховная.
   - Господин посол.
   - Вы получили предупреждение?
   - Да, но не знала, что Император так скоро забеспокоится.
   - Император всегда беспокоится, - холодно отчеканил посланец. Он окинул критическим взглядом почти пустой закуток, где она работала. - И надеется с Вами договориться. О Вас ходит слава мудрой женщины.
   Сейхтавис смиренно сложила руки. Она так недавно заняла этот пост и не привыкла говорить с властью - даже через кого-то третьего. А похвалы её настораживали.
   - Если так - не думаю, что заслужила её.
   - Не скромничайте. Вы бы отказались от встречи, если бы не заботились о будущем.
   Сейхтавис помедлила с ответом, жестом предлагая послу присесть; тот остался стоять. Она опасалась так поспешно вести беседу - это было слишком важно.
   - Ваш ответ готов? - резковато спросил он, переходя прямо к делу.
   - Я не обещала дать ответ, - Сейхтавис твёрдо смотрела ему в лицо. Посол поморщился.
   - Умоляю, не надо этого тумана, этих игр, госпожа Верховная. Вы женщина, но правите Орденом. Позвольте говорить с Вами, как с мужчиной.
   - А разве Император не ведёт со мной игр? - холодно осведомилась она. - До сих пор я не получила никакого знака, никакого подтверждения, что мы можем ему верить. И никаких, кстати, веских доводов. Если угодно, можете так и передать ему: Орден не видит причин разрывать союз с Серым Князем. Я не боюсь признать это.
   Это был смелый, но продуманный ход, и Сейхтавис внутренне замерла, ожидая реакции. Вопреки её ожиданиям, посол улыбнулся и как-то расслабился, приняв более непринуждённое положение - так стоят собеседники на улице, а не государственные мужи за закрытыми дверями Храма. Потом он снял кошель, привязанный к богатому поясу, и, заметив взгляд Сейхтавис, сказал:
   - Не волнуйтесь, это не деньги. Император понимает, с кем имеет дело, - ловкие длинные пальцы сомкнулись на чём-то внутри кошелька. - Вы будете впечатлены, - предупредил он, - тем, как сильны его доводы.
   И правда - увидев это, Сейхтавис не удержалась и ахнула, словно какая-нибудь рыбачка, мужу которой не доплатили за улов. Маленькая вещица из множества извилистых волокон, окружённых мягким золотистым сиянием - любоваться бы без конца этой солнечной, яркой глубиной. Посол держал кусочек на затянутой в перчатку ладони - лёгкий, как пёрышко, и ценный, как гора драгоценностей.
   - Вы знаете, что это, не так ли?
   Сейхтавис благоговейно кивнула. Она была восхищена, но сотни сомнений сразу зароились у неё в голове. Откуда это у Императора? И к чему такая бравада? И чего, в конечном счёте, ему от неё нужно?..
   - Часть Клайда-Трума. Часть Древа трёх миров, - она осенила себя знаком Богини. - Счастлив Император, если обладает таким сокровищем.
   - Счастлив, - серьёзно согласился посол, и кусочек чудесного материала исчез в сжатом кулаке. Сейхтавис ощутила укол разочарования. - И у него есть ещё. Он просил передать: этого достаточно, чтобы исполнить Ваше желание.
   Сейхтавис вздрогнула; под белую ткань одеяния, с цветом которого она ещё не сжилась, точно проник сквозняк. Откуда он знает? Как много он знает?..
   Тут же она вспомнила, что когда-то её цель, её заветную мечту делила и Верховная - другая, покойная ныне. Были времена, когда и она разрывалась между Князем и Императором. А теперь выбора ждут от Сейхтавис. И доводы, что говорить, действительно сильны.
   - Моё желание?.. - она взглянула на него пристальнее, чем раньше. - Кто Вы? Как Ваше имя?
   Улыбка на невыразительном лице стала шире.
   - Неважно. Я всего лишь императорский кравчий.
   - Я Вам не верю.
   - Это неважно, - повторил он. - Важен Ваш ответ. Что мне передать?
   - Что мне нужны подробности. Как связаны моё желание, каким бы оно ни было, и этот кусочек?
   - Император строит механизм, - пояснил он, аккуратно завязывая кошель. - Не сам, конечно, но он нашёл нужного человека... Сложная машина, которая приведёт Вас к тому, к чему Вы так стремитесь. В обмен на сотрудничество против Князя, разумеется. Сделка проста.
   - Кто этот человек?
   - Один волшебник издалека. Его имя Вам ничего не скажет. Так что мне передать?
   Сейхтавис молчала, скрывая растерянность. Всё шло чересчур быстро - быстрее, чем она планировала. Ей хотелось уйти и поразмышлять над этим в одиночестве. Но теперь она никогда не сможет уйти, когда ей захочется.
   - Передайте, что нужно обговорить всё подробнее, - медленно сказала она. - Я передам договор, где предложу свои условия. Его я уже приняла.
   Это тоже было довольно дерзко - но другого выхода она не видела. Необходимо приструнить Императора, равно как и его посланца. Никто в мире не властен над Богиней и её Орденом - негоже им об этом забывать.
   - Хорошо, - кивнул посол. - То есть в общем Вы согласны?
   - Пока - да. Но я уже сказала, что составлю условия.
   - Только быстрее, моё время не терпит. Среди этих условий будет что-то о Сером Князе?
   - Вас это не касается, разве нет? - Сейхтавис сдержала улыбку, сама удивляясь тому, как сухо и строго звучит её голос. - Вы ведь просто кравчий. Ваше дело - доставить ответ.
   Он не стал тогда спорить, только в глазах мелькнул гнев. Вскоре договор был готов, и Сейхтавис, очистив от воска кончик стила, вручила послу табличку. Она была сама не своя от собственной смелости.
   Может быть - и даже наверняка - это было неразумно. Особенно если верны слухи о том, что Серый Князь где-то поблизости. Однако её выдержки не хватало, чтобы побороть искушение. Одна мысль о том, чтобы приблизиться к этому, один намёк - и этого достаточно...
   Сейхтавис раскладывала карты. Ей нравились чёткость и цельность, которую они составляли. Вот лестница, вот лес, а вот шут - он должен быть возле замка... И корабль - к морю, конечно же.
   Она не знала, что Верховная посвящала Императора в их планы. Но уже потом, после ухода посланца, Сейхтавис вспомнила и сопоставила множество её обмолвок, намёков, недоговорок - и поняла, что правитель не блефует. Тот кусочек и есть последнее звено.
   Балкон охватывали тени, с моря доносился непрерывный тихий шум. Оно мерцало переливами цвета, далеко на просторе будто просачиваясь в небо, но сейчас даже эта величавая картина не успокаивала. Сейхтавис положила посох между путником и дорогой, меч - между воином и золотом... Но как связать золото и дерево?.. Видимо, где-то она ошиблась...
   Серый Князь - угроза для Ордена, но у Императора хватит сил защитить их. К тому же в сложившихся обстоятельствах поддержать Императора - значит, по сути, остановить войну. Без неё Князю не на кого будет опереться, кроме остатков собственных сил.
   И драконов.
   Сейхтавис прогнала эту мысль. У них есть чем встретить драконов. Да и ставки слишком высоки. Если Император поможет ей добиться того, о чём она едва смела грезить все эти годы - никто не будет страшен Ордену вовеки веков...
   Она замерла, не донеся до бортика карту с менестрелем, который на рисунке больше напоминал разъевшуюся цаплю. И правда, так ли уж это выгодно Императору, как кажется? С другой стороны, зачем ему лгать? Может быть...
   Додумать ей не дали - изнутри Храма послышались шаги и беседующие голоса. Сейхтавис не хотела ни с кем сталкиваться, поэтому поспешно сгребла карты и отступила в тень, туда, где между бортиком и стеной образовывалась неглубокая ниша. На балкон поднялись две молодых жрицы - в тёмно-синем, как и Ашварас, и примерно её лет. Сейхтавис не помнила их имён, да и обзор оказался не идеальным. Подслушивать она не собиралась, но не слышать было невозможно.
   - ...да вот только это слишком заметно, - закончила фразу одна из девиц; в её крикливых словах слышался ещё не изжитый крестьянский говор. - И она кичится этим, вот что дико.
   Другая презрительно фыркнула.
   - Она всегда такая была, что уж теперь. Самодовольная дрянь. Ей всё сходит с рук.
   - Теперь не сойдёт, - с явным удовольствием протянула первая. - Если старуха узнает, Ашварас конец, ручаюсь.
   Сейхтавис нахмурилась, и рассуждения о предложении Императора несколько побледнели. Ашварас? Старуха? О чём это они?..
   - Не знаю... Она ведь в ней души не чает. Трудно представить.
   - Тем более. Говорю тебе, такого она не простит. Проклянёт её и назовёт развратницей... О, смотри-ка, что это? - девчонка завертела в руках что-то, поднятое с бортика, и Сейхтавис с досадой вздохнула. Одна из её карт.
   - Колесо, - сказала другая, заглянув в рисунок товарке через плечо. - Я слышала, это к переменам...
   - Вечно ты веришь во всякую чушь.
   - Почему чушь? Щучка говорила... Пантезис, я хочу сказать. Всё не могу привыкнуть, мы же с ней из одного рода...
   - Вот её бредни точно слушать не стоит, - покровительственно промолвила первая и небрежным щелчком пальцев отправила карту вниз - кружиться и падать вдоль скалы. - В общем, Ашварас конец, и поделом. Все законы Ордена против неё.
   - Старуха заступится...
   - Заступится?.. Ну что ты за дурочка, в самом деле! У старухи в жилах молоко вместо крови, вот она и думает, что остальные такие же... Ладно, пойдём, а то скоро стемнеет.
   Они ушли, продолжая лениво переговариваться, а Сейхтавис ещё долго стояла в своей нише, как статуя из-под южного резца. В голове у неё выстраивалась новая цепочка, ещё более неприятная и нежеланная. Пожалуй, даже волшебник-механик, назвавшийся кравчим, не задал ей такой сложной задачи, как эти две грубиянки.
  
   ГЛАВА VII
   Мей долго не мог поверить в то, что они ушли от Отравителя живыми и даже относительно здоровыми. Он применил всё своё красноречие, которое в общем-то считал довольно скудным, чтобы убедить хозяина в их мирных намерениях; после выходки Кнеши сделать это было непросто. Мей ужасно озлился на него, и раздражение, ненадолго вытесненное страхом, вернулось, как только он переступил порог большого добротного дома на заснеженной пустоши.
   Неподалёку обнаружилась скованная льдом речушка в пару локтей шириной, а на другом её берегу - маленький перелесок. Они вышли, кутаясь в незамысловатую меховую одежду - хозяйский подарок, - когда уже стоял ясный морозный день (ясный, конечно, по здешним меркам: Мей перестал удивляться тусклому свету). Буря давно утихла, но сугробы успела намести впечатляющие.
   Домашнее тепло, еда и отдых остались позади, а впереди лежала долгая дорога, которую предстояло протопать на своих двоих. Мей ещё раз взглянул на ту карту, что подарил им Отравитель со своими пометками и пояснениями. Карта была странная - не пергамент или бумага, к которым Мей привык, а тяжёлая деревянная табличка, покрытая слоем воска и изрезанная множеством точек, насечек, линий и корявых значков. Они направлялись в Лирд'Алль, выделенный особо, - как Мей понял, что-то вроде зачинающейся столицы. И несколько дней пути им было обеспечено.
   - Нелёгкая выдалась ночь, правда? - как ни в чём не бывало заметил Кнеша. Мей стиснул зубы и решительно зашагал вперёд. - Ты не разговариваешь со мной? - прозвучал вскоре новый издевательский вопрос. Мей только надвинул поглубже тесноватую пушистую шапку: холод всё-таки стоял дикий. - Ну-ну. Господин пророк оскорблён в лучших чувствах. Надо полагать, я снова поступил бесчестно...
   - И ты ещё спрашиваешь!.. - не выдержал Мей, поворачиваясь к нему. Кнеша шёл рядом, беспечно улыбаясь; отчаяние во вьюгу, казалось, было забыто, как и бессонная ночь, - разве что синева под глазами приблизилась к черноте. - Ты угрожал смертью беспомощной женщине. К тому же слепой и той, что тебя выходила! Это немного чересчур, знаешь ли.
   - Неужели?.. Всё так, но ты забываешь одну мелочь: не сделай я этого, нас бы в два счёта отравили.
   - Они не спасли бы нас, если бы хотели убить.
   - Они выжидали, Мей. Этот Отравитель предан Императору не меньше, чем карлики с болота его ненавидят. Неужели ты не понял? Одно неосторожное слово в его адрес - и нам пришёл бы конец.
   Мей сердито вздохнул.
   - Это было глупо и бессмысленно. Я почти договорился с ним, а ты всё испортил.
   - Это было необходимо... Ты правда верил, что мирно договоришься с верзилой-отшельником, который посвятил себя ядам?
   - Пусть даже так - это не оправдание. Галка здесь ни при чём. Низкий поступок.
   Кнеша хмыкнул.
   - Ну извини. Я думал, ты привык к тому, что я не похож на этих... Как ты их называешь - тех, что раньше были в твоём мире? Эти благородные воины, которые спасали женщин и детей от всяких чудовищ и таскали на себе кучу железа...
   - Рыцари.
   - Да, вот именно. И в угоду тебе не собираюсь притворяться. Ты уж прости меня.
   Мей страстно захотел его ударить, но удержался. Вспомнилась оплеуха, которой он накануне пытался привести Кнешу в чувство... Какое, должно быть, дивное было ощущение - жаль, что он не успел оценить.
   - Я тоже не рыцарь, - сказал он, убрал в мешок карту и стал растирать рукавицами немеющие щёки, - но и не подлец, как хотелось бы верить... А ты выставил подлецом и меня заодно. Причём не впервые.
   - Мы в чужом мире, - мягко напомнил Кнеша, - где никакой стабильности, идёт война всех со всеми, и только местным богам известно, где ближайшие человеческие поселения. А ещё здесь лютый мороз и вечные сумерки. Тебе не кажется, что не репутация должна тебя волновать?
   Мей тяжко вздохнул, глотнув ледяного воздуха. Бесполезно было объяснять, что дело не в репутации. Или что слова Галки о неплодном семени подействовали на него, как солнечное затмение.
   Или что ему страшно.
   Мей не любил говорить с Кнешей - их беседы уводили далеко и не приводили ни к чему хорошему; поэтому он долго молчал. Потом всё-таки спросил, почему Галка не сопротивлялась, когда Кнеша схватил её. Тот небрежно пожал плечами.
   - Да кто бы знал. Она же явно не в себе... Мей, растолкуй мне, что конкретно ты намерен делать?
   - О чём ты? Поговорить с Императором...
   - Хорошо, допустим, нам невероятно повезёт и мы живыми доберёмся до этого Лирд'Алля (страшно представить, какое убожество они зовут столицей, ну да ладно). Допустим даже, что нас примут в замке - или где он там живёт. А дальше? Что ты собираешься ему сказать? "Не вступайте в сговор с женщиной в белом, не то наступит конец мира. Ах да, и кову прислали Вам окровавленный ножик"?
   - А у тебя есть другие предложения?.. - снова взвинчиваясь, начал было Мей - но осёкся. На краю серой глади неба, возле горизонта, где громоздились заснеженные холмы, обозначилось чёрное пятнышко. Постепенно оно увеличивалось, странно одинокое, и Мей понял, что оно очень большое для птицы. Очень, очень большое. Хоть крылья и видны. Он остановился, тронул за меховой рукав Кнешу и молча указал на пятно.
   - Птица, - убеждённо сказал Кнеша, потом прищурился, всматриваясь (зрение у него было отменное, и к тому же глаз прекрасного рисовальщика): - Нет. Крылья кожистые, как у нетопыря. И хвост как у ящерицы.
   - Что?! - опешил Мей. Невозможно поверить... Как?!
   - Ну да... И летит не сюда, - с облегчением добавил Кнеша. - Можем идти... Не знаю, что за тварь, но доверия она не внушает, даже если питается травой и букашками. В чём лично я сомневаюсь.
   - Это же дракон, - прошептал Мей, всё ещё не оправившись от давно забытого чувства сладкой жути. - Настоящий дракон... Как в наших старых легендах. Или, по крайней мере, что-то близкое... Понимаешь?
   Кнеша взглянул на него с брезгливым сочувствием - как деревенский голова смотрел бы на местного дурачка.
   - Нет, не понимаю... Сбылась мечта детства?
   - Возможно... - Мей, точно зачарованный, провожал глазами удаляющееся пятно. Даже холод отступил перед таким чудом, и серо-белые скудные краски вокруг теперь мерцали иначе. - Я со многим готов смириться, если здесь есть драконы.
   - Он был чёрный. А ты говорил, что у драконов сверкающая чешуя, переливающаяся кучей цветов, - напомнил Кнеша, явно издеваясь. Однако Мею было плевать на его мнение по этому вопросу.
   - Может, и так, - вздохнул он. - Я ни разу, нигде, никогда во всём Мироздании не встречал кого-нибудь, кто видел бы их...
   - И это к лучшему. Ты отправился бы их искать, нашёл и превратился в аппетитное жаркое. Не слишком героическая смерть для прорицателя... Да и Ниэре бы расстроил. Всё, молчу! - воскликнул он, натолкнувшись на взгляд Мея. У них был безмолвный, но прочный уговор - не упоминать о Нери, а желательно ещё и о Бенедикте. Эти двое добавились к списку вечно ноющих Меевых ран и, как он надеялся, завершили его... Он тряхнул головой, прерывая наваждение; крылатое пятно скрылось за холмами.
   - Пойдём - нам надо успеть. То, что я видел, скоро случится... - "Если ещё не случилось", - закончил он про себя.

***

   Мир Лирд'Алля, Отравителя и кову оставался чужим и холодным, но вскоре в глазах Мея обрёл какую-то дикую, обворожительно-загадочную красоту. Места, где они проходили, были удивительно малонаселёнными и потому просторными - а Мей так отвык от этого в духоте того мира, где жил перед этим. Могучие хвойные деревья, совершенное бездорожье, снега и озёра, покрытые голубоватым льдом - вот что он видел, но понимал, конечно, что этим дело не ограничивается. Среди знакомых ему, вполне заурядных животных попадалась вдруг белка размером со среднюю дворнягу или мохнатое существо, намертво прилипавшее к древесной коре на время сна. Несколько раз им с Кнешей встречались небольшие отряды всадников, вооружённых примерно как древние воители, о которых Мей читал у себя на родине; кони их были вишнёвыми, с жуткими красными глазами. В маленьких деревеньках не было плотной застройки многими домиками, а стояло две-три огромных избы, где жили целым родом - толпой в несколько десятков человек разных поколений. Когда им приходилось ночевать там, Кнеша тайком морщился и бормотал что-то о вони и грязи.
   Грязи, нищеты и запущенности правда было много - собственно, ничего другого в жизни местных людей Мей не заметил. Они были тёмные и угрюмые, привыкшие к холодам, войне и скудной пище, но довольно гостеприимные. Они молились двум своим богам, мужчине и женщине (а кто-то - и не только им, но тайно), чтобы скорее пришло лето и чтобы Император сразил Серого Князя.
   Им не встретилось никого, кто сказал бы хоть слово в защиту Князя; хотя в чьих-то речах, особенно в женских, проскальзывало сочувствие, но в целом его явно считали смутьяном и помехой. Может, в других краях было и не так, но исходя из видимого положения дел Мей вообще не понимал, как Князь до сих пор держится и чего в конечном счёте добивается. Из Кнеши, само собой, не удалось больше вытянуть никаких подробностей насчёт него.
   Два названия местные упоминали с неизменным благоговением - Лирд'Алль (не вся империя, а её столица) и Армаллион, священный остров, где находится Орден Спящей Богини. По просьбам Мея им на разные лады твердили расхожую легенду об этой Богине и рассказывали всевозможные байки о чисто женском Ордене, половине из которых было трудно поверить. Слыша это, Мей всякий раз ощущал тревогу: в мыслях он уже привычно простраивал новые и новые, потаённые связи, и видел, что все нити ведут от той женщины в белом к этому Ордену. Но всё же - всё же сначала им нужно к Императору.
   Занесло их, конечно же, в ту ещё глушь, поскольку время всё тянулось, а заветная точка на восковой карте оставалась далеко. Мей устал и как-то одичал; всё чаще в голову лезли мысли о матери, сестре, Нери - верный признак, что всё неладно; он не хотел признаваться себе в этом, но его грызло одиночество - и ещё осознание того, что в этот раз надежды на успех почти на нуле. Кнеша не ускорял движение и мешал ему думать, но на фоне озлобленности Мей только острее чувствовал болезненную привязанность к нему, которую отдирал от себя уже несколько лет, как приставший к одежде репейник.
   Однажды ночью, терзаясь бессонницей после очередного "приступа" Дара, Мей прокрался на крыльцо родового дома, где они приютились. Открывшийся вид вызвал у него судорожный вздох - настолько это было прекрасно, прекрасно и огромно. Они подошли совсем близко к скалам, которые громоздились теперь под самым носом, занесённые снегом и похожие на затаившихся в темноте великанов. На чёрном небе проглядывали звёзды, и снег чуть серебрился в их робком свете. За краем посёлка начинался всё тот же безлюдный простор, непознанный и неприручённый; Мей отчётливо видел дорожку из звериных следов, уводящую в сторону гор. Сдавленно охнув, он схватился за бок: опять засаднили старые шрамы, которые он получил в схватке с оборотнем в Заповедном лесу. Тоже дурной знак...
   - Не спится? - спросил Кнеша, мягко подходя сзади. Мей кивнул, не оборачиваясь, и невольно напрягся. Кнеша встал рядом, прислонившись к перилам, и тоже уставился в ночь; по лицу у него бродила презрительная улыбка, а щёки, насколько Мей мог заметить, горели, будто в лихорадке. Он даже не накинул на себя ничего мехового и вышел в лёгкой рубахе - крайне не предусмотрительно, учитывая погоду.
   - Ты бы оделся, - сварливо посоветовал Мей. - Нет времени тебя выхаживать.
   - Правда? - Кнеша вопросительно приподнял бровь. - Так торопишься в Лирд'Алль или боишься, что отплачу тебе потом, как этой Галке?
   - Глупость. Я не слепой и не слабее тебя, так что первое.
   - Не слабее, зато неповоротливее...
   - Ну, это мы уже проверяли.
   - Точно.
   Они помолчали. Взгляд Мея скользнул поверх головы Кнеши: прямо над ним, на навесе, торчала мощная намерзь из сосулек. Это ему не понравилось, но он ничего не сказал.
   - Интересно, какие у них тут казни распространены? - задумчиво промолвил Кнеша.
   - Казни?..
   - Ну да. Когда мы заявимся к Императору - нас прикажут четвертовать, повесить или что-то более необычное?.. Ну, знаешь, чан кипящего масла, клетка со львами... - он явно входил в раж. Мей засмеялся, но вышло как-то невесело.
   - Не думаю, что тут есть львы.
   - Плевать. Какие-нибудь другие твари... Вроде той, что мы тогда видели, с крыльями.
   Мей снова промолчал. Подобных они больше не встречали, однако он стал чаще смотреть на небо - понимал, как это нелепо, но продолжал лелеять свою мечту о драконах.
   - У тебя было видение, - резко сказал Кнеша. - Недавно.
   Мей потянулся к зеркалу, чтобы показать ему (уговор есть уговор), - но Кнеша, как ни странно, мотнул головой.
   - Нет. Расскажи мне сам.
   Мей помедлил, собираясь с мыслями. Формулировать видения ему всегда было трудно даже на письме, не то что устно.
   - Снова женщина, но другая... Моложе, - он нахмурился, припоминая подробности. - Скорее всего, из того же Ордена. Я знаю только, что она нарушила клятву... Обет... Безбрачия, возможно. Я видел её сына. Если она родит, он будет важен для всего этого мира. Вот и всё, собственно.
   - Скучно... - разочарованно протянул Кнеша. - Кем бы она ни была, это случится, только если мир не развалится по частям раньше... Хотя пока я не вижу признаков развала. Точнее, их не больше, чем везде.
   - Я тоже не вижу, - согласился Мей, заново очарованный ночным видом. - Но их и не должно быть. Вся суть в том, что это произойдёт резко, когда никто не будет готов. Это слишком несправедливо.
   - Несправедливо?.. - Кнеша хмыкнул. - Ты знаешь моё мнение. Справедливо всё, что происходит. Особенно с людьми - они заслужили это... Ладно, ладно, мы заслужили, так лучше? Все, каждый.
   - Но взгляни только на это место, - Мей повёл рукой вокруг себя - не столько для того, чтобы убедить Кнешу, сколько чтобы не согласиться с ним самому. - Разве оно не прекрасно?
   - Прекрасно, не спорю. Без людей.
   - Хочешь сказать, я опять напрасно вмешиваюсь?
   - Я не знаю, Мей. Твоё дело. Я просто следую за тобой.
   - И всё-таки?..
   - Мне это нравится, Мей, - Кнеша впервые посмотрел прямо на него. - Ты ведь знаешь - просто нравится. Без твоего Дара мне скучно.
   - Жизнь целого мира - это не развлечение, - тихо сказал Мей.
   - Неужели? А что ты предложишь взамен?
   Мей собрался возмутиться, но не успел. Он увидел, как глыба льда над макушкой Кнеши внезапно покрылась сетью трещин и пришла в движение, словно её кто-то расталкивал изнутри. Не особенно размышляя, он пихнул Кнешу плечом, повалил его на неопрятное, местами заледеневшее крыльцо, и они кубарем откатились в сторону. Пока Кнеша, ругаясь, рвался прочь и пытался понять, что происходит, Мей поражённо наблюдал, как сосульки валятся и раскалываются, а из нутра наледи выбирается небольшое полупрозрачное существо, делает два прыжка и мгновенно исчезает в темноте, не давая никакой возможности себя рассмотреть.
   - Ну вот ещё, - заметил Кнеша, отдышавшись. - Слышал я на днях что-то о ледяных духах, но думал, что зря болтают, как всегда...
   - Пошли в дом, - угрюмо предложил Мей.
   Входя обратно, он почему-то был зол, и ещё как. Он опять, в очередной раз спас этого негодяя от чего-то непонятного, и зачем?.. И зачем он здесь, всем чужой, и почему он, действительно, должен помогать - кто его обязал? Почему он вмешивается и есть ли смысл в их походе?
   В их... Навсегда - в их. Проклятые Узы, отобравшие у него свободу. Отобравшие собственную жизнь.
   Мимо рядов храпящих и посапывающих во сне людей он прошёл к своей лежанке, сел на неё, засветил лучинку и постарался отвлечься мыслями об этом духе, но не помогло. Кнеша, оказавшись поблизости, только усугубил его настроение:
   - Так о чём мы там говорили, когда нас перебила эта штука?.. Весьма интересная была беседа, - сказал он шёпотом. Кто-то заворчал и заворочался, но остальные спали крепко, сваленные дневными заботами. Мей бросил на него хмурый взгляд.
   - Не собираюсь продолжать этот разговор.
   - Потому что продолжаешь себе врать. Ты такой же, как я, Мей. В конечном счёте это и для тебя развлечение, каким были и Рагнарат, и Нери. Ты не знаешь, куда деться со своим Даром.
   Мей задыхался от ненависти; она давила грудь, и становилось больно дышать. Схватить бы этого самодовольного выродка и приложить головой об стену.
   Он ясно представил себе, как делает это - и вздрогнул.
   Кнеша растирал окоченевшие плечи и смотрел на него со своей неизменной полуулыбкой, кривившей бледные губы - не то бесстрастной, не то насмешливой. Сколько гордыни, сколько беспринципности.
   Просто животное. Себялюбивое, опасное животное.
   - Я ненавижу тебя, - сказал Мей с отвращением.
   - О да. Поэтому ты только что спас мне жизнь.
   Мей отвернулся, не в силах вынести его взгляд, и порадовался, что поблизости нет оружия.
   - Уже сожалею.
   - Зачем ты это сделал?
   Простота и очевидность этого вопроса ставили в тупик. Мей вздохнул. Мог бы хоть не издеваться напоследок.
   - Я не знаю.
   - Ты бы избавился от Уз Альвеох, - продолжил Кнеша, не слушая его, - а в придачу и от меня, и от кучи проблем здесь, может быть. Сплошные преимущества. Зачем ты сделал это, Мей? Ты ведь такой разумный. Объясни мне, какое основание ты подобрал.
   - Никакого, - Мей посмотрел ему в глаза, принимая вызов. Он не любил этого делать - на дне тёмного взгляда Кнеши всегда плескалось безумие, а бывали редкие моменты, когда оно оказывалось на поверхности. Как сейчас.
   - А другим ты не умеешь лгать, - даже как-то печально сказал наконец Кнеша. - Совсем не умеешь. Я нужен тебе, вот и всё. Я нужен тебе, как твоя тень. Ты же не можешь жить без тени.
   - Ты не тень, - с трудом ответил Мей. Такие беседы злили, смущали его, сбивали с толку - его, взрослого мужчину, прорицателя и Странника по мирам. С какой, собственно, стати? - Нас ничего не связывает, кроме Уз.
   - Ложь.
   - Да, - он согласился с ожесточением. - Пусть ложь. Связывает. Ты доволен?
   - Почти, - к Кнеше вернулся его ироничный прищур.
   - Чего ты от меня хочешь? - почти взмолился Мей; он вскочил - не мог больше усидеть на месте - и принялся мерять шагами свой угол. - Я просто не понимаю. Мы не друзья.
   - Определённо.
   - Мы враги.
   - Спорный вопрос.
   - Кнеша, я не могу выносить твоё присутствие.
   - И отсутствие, - подсказал Кнеша. Его явно забавлял этот разговор.
   - И отсутствие, - сквозь зубы прорычал Мей. Ему очень хотелось отмотать время назад и позволить сосулькам проломить сиятельному мону череп.
   - Ты бы видел себя сейчас.
   - Умолкни.
   - Как угодно.
   Некоторое время действительно стояла тишина; завернувшись в одеяло, Кнеша откинулся на лежанку, закрыл глаза и, казалось, задремал, точно уютно устроившийся кот. Мей, облегчённо вздохнув, пробрался к себе и уже собрался задуть огонёк, когда услышал:
   - Спокойной ночи.
   Мысленно он взмолился о пощаде, потом промычал что-то в ответ и отвернулся к стене.
   - Мей, - донеслось сбоку через некоторое время
   - Да?
   - Спасибо.
   - Пожалуйста, - с заминкой ответил Мей - и ощутил, как с души у него свалился тяжкий груз. Той ночью он уснул так крепко, как уже давно не засыпал.
  
   ГЛАВА VIII
   Утром никто из них не вспомнил о случившемся - по крайней мере, вслух: Мей - потому что не хотел, а Кнеша - вероятно, потому что вообще предпочитал не задерживаться мыслями на чём-то одном. Они продолжили путь, изредка перебрасываясь колкостями, и ещё пару дней всё тянулось в прежнем русле - пока очередной вечер не застиг их на заснеженной пустынной дороге без признаков человеческого жилья. Кнеша предлагал поискать крышу над головой и наотрез отказывался оставаться на улице ночью; Мей не спорил с вескостью его доводов, но уже подволакивал ноги от усталости и хотел остаться. В самый разгар их вялого спора Кнеша вдруг замер и прислушался. Мей тоже умолк, но ничего особенного не расслышал: подвывание спокойного ветра, шорох крыльев ночной птицы, шуршание мелкого камнепада где-то в горах... И всё-таки его тоже что-то настораживало.
   - Я поднимусь, - примиряющее предложил он, указывая на один из пологих холмов чуть справа, - посмотреть, что вокруг. Увижу огонёк - пойдём туда.
   - Я с тобой, - быстро сказал Кнеша, и Мей с трудом удержался от язвительного комментария: видимо, ледяной дух из груды сосулек всё же здорово его припугнул.
   Застревая в снегу и напрягаясь каждой мышцей, они взобрались на холм и оглядели темнеющие окрестности - в общем, примерно те же, что каждый вечер. Однако неподалёку, у самой подошвы невысокой горы, похожей на великанский колпак со снежным помпоном сверху, было заметно какое-то движение. Несколько человеческих фигурок суетились, раскладывали что-то, а кто-то явно раздувал костёр. Мей с Кнешей переглянулись и молча направились в их сторону.
   Пока они добрели до людей, те успели закончить приготовления к привалу, и Мей очень удивился, когда понял, в чём они заключались. Четверо мужчин быстро установили странное сооружение, которое Мей издали принял за дырявую палатку; на деле оно было сделано из костей какого-то исполинского зверя и, видимо, легко складывалось. Поверх каркаса путники натянули шкуру и теперь собирались внутри; над отверстием в "крыше" уже поднимался дым.
   Медлить не было смысла; Мей вздохнул и шагнул внутрь. Картина им представилась странная: вокруг огня, над которым жарился насаженный на вертел упитанный поросёнок, расселись по крайней мере дюжина мужчин и одна женщина, без всякого стеснения кормившая грудью младенца. Каждый из присутствующих заслуживал подробного описания: все они мало походили на обычных земледельцев или рыбаков; Мей, пожалуй, никогда не видел такого разношёрстного сброда. Молча грел руки громила с курчавой бородой почти до бровей - такой огромный, что всем прочим приходилось тесниться, и вдобавок с секирой за спиной; возле него притулился, похихикивая, тщедушный, быстроглазый человечек с ненормально длинными пальцами; с женщиной, обвешанной, кстати, разнообразными побрякушками, вполголоса беседовал самый настоящий кову... Но вошедших первым увидел неприметный по сравнению с другими мужчина, чьё лицо обезобразила короста:
   - Э, ребята, да у нас гости, - объявил он, и разговоры разом смолкли. Мею стало неловко под пристальными и насмешливыми взглядами; он поклонился, как было здесь принято, и поздоровался.
   - Кто будете? - прогудел здоровяк с секирой. Мей уже собрался с духом, чтобы выдать какую-нибудь правдоподобную сказку из их арсенала, но Кнеша опередил его:
   - Бесприютные путники, как и вы, всего-навсего. Можно нам обогреться у вашего костра этой ночью?
   - Да уж, зима нынче лютая, - хмыкнул здоровяк. - Небось, кровушка застывает, господа южане?.. Сразу видно ведь, что не местные.
   - А если не местные, то далеко забрались, - проквакал кову, подозрительно прищурив красные глазки. - К самому хребту Болльдун. Зачем?
   - Ну-ну, ребята, что за допрос на пороге, - укоризненно произнёс мужчина с изуродованным лицом и сделал гостеприимный жест: - Прошу, заходите. Бдящий Бог наказывает тех, кто гонит путников. К тому же мы и сами бродяги.
   - Говори за себя, Нетопырь, - вскинулся вдруг человек с длинной косой, вожделеюще поглядывающий на поросёнка. - Я не бродяга, а изгнанник...
   - Ты не изгнанник, а дезертир, - фыркнула женщина, отнимая от груди задремавшего ребёнка и невозмутимо прикрывая наготу. - Садитесь уже, а то растрещались...
   Мей уселся на шкуру, немного робея, а Кнеша поместился рядом и немедленно заговорил с беглым дружинником так, будто они пару лет были знакомы. Вскоре Нетопырь достал нож, и по этому сигналу все принялись за незамысловатый ужин. Реплики лились непринуждённо, даже слишком, и с расспросами никто больше не лез - об их присутствии словно забыли. Мей мысленно составил с десяток версий о том, что это за необычная компания и особенно откуда в ней взялся кову (как он понял, на своём болоте они живут уединённо и крайне неохотно пересекаются с людьми), когда в шатёр вошёл ещё один человек.
   Точнее, вряд ли человек. По сравнению с ним даже здоровяк с секирой проигрывал в размерах: вошедший пригнулся, чтобы не удариться об одну из костей. Лицо у него было грубое, точно вытесанное из валуна, под небрежно накинутой на плечи шкурой бугрились мышцы, а кожа напоминала поросшую мхом скалу. Но больше всего Мея поразили его глаза: давно ему не встречался такой пронзительный, печальный взгляд, не вязавшийся с обликом. Мужчина прошёл к огню и скинул к ногам Нетопыря убитую горную козу с перетянутыми верёвкой ногами.
   - Тяжко, - гулко пророкотал он. - Еле догнал, - казалось, что слова даются ему с трудом.
   - Прости, что не дождались, Тролль, - кивнул главарь, и Мей не донёс до рта кусок свинины, услышав такое обращение. - Спасибо за добычу. Вокруг тихо?
   - Видел имперский конвой, но далеко к югу, - отозвался Тролль, осторожно умащиваясь рядом с кову. - Досюда они не дойдут.
   - Похож на одного моего раба, Салдиима, - шепнул Кнеша Мею почти одними губами, делая вид, что ищет что-то в вещном мешке. - Но в том не было примесей нелюди...
   - Именно примесей, бедный странник, - с едкой иронией сказал Нетопырь. Кнеша вздрогнул: расслышать его фразу с такого расстояния было практически невозможно. - Бедный странник с собственными рабами - это интересно... А впрочем, всякое случается в нынешние времена. Я уважаю чужие тайны, - усмешка собрала морщинами его изъеденные язвами, впалые щёки; зрелище получилось не из приятных. - Тролль - полукровка, мы просто зовём его так. По слухам, его уважаемый батюшка украл и изнасиловал княжескую дочку из предгорий...
   - Ложь, - угрюмо бросил Тролль; видно было, что он давно устал на это возражать.
   - ...и он каждый раз пытается убедить всех, что их союз заключился по любви, - спокойно закончил Нетопырь. - Наивно, ну да что поделать... Заканчивайте вашу трапезу, не стесняйтесь, дорогие гости. Стерлядь может спеть вам, если угодно.
   Единственная дама с готовностью ощерилась, но Мей вежливо отказался: что-то подсказывало ему, что он не выдержит ещё и пения женщины с рыбьим именем. Общая болтовня возобновилась, и он долго смотрел, как ест Тролль: аккуратно и с чувством собственного достоинства, изредка бросая на окружающих неприязненные взгляды. Мея ужасно заинтересовало это существо, и он чувствовал, что Кнешу тоже одолевает любопытство. Поэтому он обрадовался, когда компания стала готовиться ко сну, а Тролль встал и прошагал прямо к ним. Но обстоятельного разговора не получилось: полукровка просто положил Мею на плечо тяжеленную ладонь размером с тарелку и прошептал скороговоркой:
   - Ни в коем случае не засыпайте. Как Нетопырь уляжется, выходите, - потом развернулся к главарю и объявил: - Я покараулю.
   - Странное рвение, - визгливо протянул длиннопалый человечек. - Весь вечер отлавливать нам еду, потом сторожить треть ночи... Что это ты, Тролль, места себе не находишь?
   - Да просто у таких тварей, как он, сейчас время спаривания! - мерзко заржал бывший дружинник. Мей поморщился от отвращения и обернулся, чтобы хоть что-нибудь сказать, но Тролль уже покинул шатёр.
   Мей лёг, завернулся в шкуру и глазами велел Кнеше сделать то же самое. Как только с места Нетопыря послышался мерный храп, он тихо поднялся и растолкал его.
   - Я не сплю, - шепнул Кнеша, легко поднимаясь, и улыбнулся - той улыбкой, которую Мей особенно не любил; в ней было что-то кощунственное. - Ты заметил каркас этой штуки? - он ткнул пальцем в белевшие в темноте кости. - Никак не связываешь со своим "драконом"?..
   Мей вздрогнул; такая мысль не приходила ему в голову. А действительно, кому ещё эти кости могли принадлежать?..
   - У кого же мы? У тебя есть версии?
   - Только одна, - Кнеша проворно собрал вещи и потянул его к выходу. - Вот сейчас и посмотрим, прав ли я, прорицатель... Твой новый приятель нас дожидается.
   И правда - Тролль нетерпеливо расхаживал снаружи, его громоздкая фигура наводила жуть. Едва Мей и Кнеша приблизились, он бросился к ним и резко спросил:
   - Кто вы? Зачем здесь?
   - Мы бедные путники, - завёл своё Кнеша, - идём по своим делам...
   Тролль с досадой отмахнулся.
   - Мне можете не врать - времени нет для этого. Лучше бы вы в горах или в лесу заночевали, чем здесь.
   - Почему? - спросил Мей.
   - Дурное место. Дурные люди. Останетесь - вас обворуют и убьют.
   - С чего ты взял? У нас и брать-то нечего, - сказал Мей; кольцо Странника он накануне предусмотрительно спрятал.
   - К тому же ты и сам среди них, так с чего же нам тебе верить? - с нажимом добавил Кнеша. Тролль вздохнул.
   - Я не как они. Мне просто некуда больше деться. А Нетопырь... Он страшный человек. И все они, все... Они отщепенцы, понимаете? Изгнанники из родов и кланов. От хорошей жизни сюда не приходят.
   Мей взглянул на шатёр другими глазами. Значит, изгнанники... Насколько он мог судить, в этом мире ужаснее такого наказания невозможно было придумать. Люди жили и работали большими группами, вплотную друг к другу, опасаясь каждого шороха и каждой тени. Остаться одному - это должно было звучать как приговор. И выносили его вряд ли за срезанный кошель или бранное слово.
   - Ну, а ты сам?
   - Я... Разве непонятно? - Тролль потупился. - Кровь сделала дело, большего и не надо... Люди не принимают меня, горный народ тоже. Нетопырь подобрал сиротой, я жизнью ему обязан. Но он не щадит таких, как вы. Ненавидит колдунов.
   - С чего ты взял... - поражённо начал Кнеша.
   - Я могу видеть, - перебил его Тролль. - Это у меня от отца. И я могу помочь вам. Вы ведь в Лирд'Алль идёте?
   - Видеть... - повторил Мей. Наверное, он имел в виду то самое истинное зрение, которым обладала Галка. И много их тут таких, интересно?.. - Мы идём в Лирд'Алль, но ты же и так помог нам... Ты предупредил нас, спасибо. Мы теперь можем просто уйти.
   Тролль помотал головой.
   - Вы не здешние, до Лирд'Алля не дойти без проводника... А лучше меня проводника вы не найдёте. На всех картах - только длинный путь, обходной, а я знаю короче. Вдвое быстрее там будете.
   - Через горы? - скептически уточнил Кнеша.
   - Нет!.. Что я, господин, разве сумасшедший - вести через горы уважаемых людей... - с искренним ужасом Тролль вытаращил глаза и замахал руками. - Отличная дорога, напрямик через лощину Хёвьюн... Мне же тоже надо в Лирд'Алль, так что, если завлеку вас куда, то и сам попадусь.
   - Зачем же тебе в столицу, если люди считают тебя изгоем? - продолжал наступать Кнеша. Идея уходить куда-то среди ночи в сопровождении полутролля его определённо не привлекала. Мей колебался.
   Тролль смутился.
   - А вот это и есть то, к чему мне ваша помощь, - его рокочущий голос дрогнул от волнения. - Я хочу навсегда уйти от Нетопыря. Стать честным, понимаете? Начать... Как это говорится...
   - Новую жизнь, - подсказал Кнеша, сдерживая смех.
   - Да-да, - радостно закивал Тролль, не заметив подвоха. - Вот именно. И тут неподалёку лежит одна вещь, которая мне очень нужна для этого... И без вашей помощи её не достать.
   - То есть это сделка? - уточнил Кнеша.
   - Нет, совсем нет!.. - испуганно воскликнул Тролль - Мей испугался, что он разбудит кого-нибудь в шатре. Видимо, слово "сделка" для него несло смысл чего-то мошеннического, и Мей поспешил его успокоить:
   - То есть мы помогаем тебе достать эту вещь, а ты выводишь нас в Лирд'Алль кратчайшей дорогой, верно?
   - Точно, господин чужеземец... Какая же в этом сделка, всё честно.
   - Тогда веди, - решился Мей, ещё раз оглянувшись на шатёр. Кнеша явно сомневался, но спорить не стал. Тролль ликующе улыбнулся (даже в темноте было видно, какие у него кривые, не отличающиеся чистотой зубы), взвалил на одно плечо вещи Мея, на другое - Кнеши (так, словно они состояли из пуха) и бодро зашагал к горам. "Кровь сделала дело, большего и не надо...", - вспомнились Мею недавние слова, и новая волна тоски охватила его.
  
   ГЛАВА IX
   Белка узнавал, что наступило утро, по холоду. Во-первых, конечно, холодно было в общей спальне для оруженосцев; её вообще не отапливали - берегли дрова, - а старые стены скалились щелями. Поэтому первым его ощущением после крепкого сна была струя ледяного воздуха, забиравшаяся под одеяло; даже духота от дыхания нескольких десятков здоровых парней не спасала - слишком большим было помещение. Во-вторых, иногда Карп, который вставал раньше рассвета, сам приходил будить его - и обычно это было ещё неприятнее...
   Вот и в это утро Белку подбросило на постели от воды, настойчиво полившейся за шиворот. Карп стоял над ним и, как всегда, широко улыбался. Белка отряхнулся и мрачно посмотрел на него - в такие минуты ему хотелось стать раза в полтора больше и сильнее, чтобы дружиннику неповадно было издеваться.
   - Что творится, пострелёныш? - спросил Карп, поднимая кувшин. - Скоро сбор протрубят, а шлем у меня не вычищен, меч не заточен, свежей рубашки нет?.. Так-то ты несёшь свою службу?
   - Какой сбор, Карп? - возмутился Белка, обозревая вытянутую комнату, заставленную двумя рядами узких коек. Почти все их владельцы всё ещё мирно похрапывали, только некоторые кровати пустовали - скорее всего, оруженосцы в дозоре со своими дружинниками. - До него ждать, как до пробуждения Богини...
   - Ну, не знаю насчёт пробуждения Богини, а твоё сегодня запоздало, - назидательно сказал Карп, но в глазах у него дрожали искорки смеха. - Давай-давай, поторапливайся.
   Белка вылез на холод, похрустел затёкшими конечностями, запрыгнул в штаны и куртку. Пребывание в крепости Яргли научило его двум основным вещам - быстро собираться и точно выполнять приказы. Собственно, ничего больше и не требовалось от хорошего оруженосца, и пока он находил свою работу вполне посильной.
   Да что там посильной - она нравилась ему, в первые дни - до беспредельного восторга. Теперь, когда прошло несколько недель и Белка всякого наслушался от воинов Империи, он уже мог предположить, что в самой Яргли нет ничего впечатляющего, но в первый день она поразила его. Крепость находилась в ложбине между двумя лесистыми холмами и состояла из основного здания, трёх сообщающихся башен и хозяйственных построек. Кроме холмов, Яргли защищали стены и высокий мёрзлый вал, так что она казалась неприступной.
   Внутри же была своя жизнь, к которой предстояло привыкнуть. Комендант крепости определил Белку в оруженосцы к целому десятку (оруженосцев не хватало: местные не рвались отдавать на службу Империи своих сыновей, так что это было нормальное соотношение), но Карп, по-свойски пошептавшись с ним, забрал Белку себе в личные помощники. И тот был рад такому исходу: он боялся попасть к Волку или к кому-нибудь похлеще... Впрочем, он так и не познакомился ни с кем "похлеще", и при встрече с Волком его по-прежнему пробирала дрожь, а добитый им дезертир ещё долго являлся в кошмарах.
   О родительском доме вскоре пришлось забыть: дни проходили в прислуживании Карпу, бесконечной беготне по поручениям и тренировках. Оруженосцев заставляли нарезать бегом круги по морозу (Белка был в числе отстающих), обучали обращаться с лошадьми (одна из них Белку невзлюбила особенно и вечно норовила лягнуть) и драться на деревянных палках (синяков становилось всё больше, и сходили они как-то неохотно, но дружинники похваливали Белку за ловкость). Кормили здесь просто, но сытно, и относились хорошо: не только оруженосцы, многие из которых были ещё моложе (каких только обидных прозвищ им не давали), но и некоторые дружинники легко приняли Белку в свою компанию - в основном, конечно, благодаря Карпу и Чибису. Иногда он ужинал вместе с ними, слушая рассказы о битвах и старых временах, и тогда, блаженно замерев у очага, мечтал делать ещё больше, тренироваться ещё усерднее, только чтобы хоть чуть-чуть походить на них. Как бы гордился им отец!..
   Белка, само собой, скучал по отцу и сёстрам (особенно по крошке Синичке), по дядьям и даже по некоторым из братьев, но... Одним из многих достоинств Яргли было отсутствие Выдры и мачехи, а в глазах Белки оно всё-таки перевешивало.
   Народ прибывал ежедневно: войска имперским указом стягивались в Яргли. Заново формировались десятки и сотни, по рукам ходили вощёные таблички со списками (хотя грамотных было мало; Белка поглядывал на них, втайне завидуя), а на ристалищах и в столовой оставалось всё меньше места. Все ждали приказа выступать, но "наверху" (как выражались дружинники и, подражая им, важничавшие оруженосцы) почему-то медлили.
   И ещё - пока не сбылось главное Белкино желание: он не видел хайлира.
   Какие только слухи не ходили о нём и какие только мнения - от злобы до восхищённого преклонения. Кто-то называл этого хайлира великим человеком, который ни в одном бою не потерпел поражения и чуть ли не своими руками добыл Императору победу (которая ещё не наступила, но о которой все говорили как о данности). Другие, наоборот, плевали сквозь зубы, намекали на подличанье при дворе в Лирд'Алле и тайный сговор с Серым Князем - иначе чего бы тянуть?.. Ударили бы, пока слаб, пока не объявился во всеуслышание с новыми силами на своих островах... Карп избегал подобных разговоров, но сам, кажется, придерживался чего-то среднего. А Белку, если тот лез к нему с вопросами, обычно сразу отправлял к местному кузнецу - подковать коня, или за мазью для какой-нибудь своей ссадины, или просто на кухню за ломтём хлеба. При этом поручение неизменно вдруг оказывалось важным и срочным.
   Закончив утренние дела у Карпа, за завтраком Белка раздумывал о том, что его ждёт сегодня. Угрюмый коренастый Лис, которому совсем не шло такое имя, обещал позволить ему взять заострённую палку вместо тупой, и к тому же тяжелее. Если он справится с ней, то взлетит в глазах половины младших оруженосцев, да и кое-кто из старших улыбнётся одобрительно - Белка ведь так недавно в Яргли, а уже делает успехи. Он представил себе их лица, и мечты снова далеко увели его - к тем временам, когда в руке у него будет не палка, а самый настоящий меч, как у Карпа...
   - Ты доел? - осведомился знакомый голос, возвращая Белку к реальности. - Тогда пошли.
   Сначала он решил, что это Карп, но, подняв глаза, увидел Чибиса. Тот стоял, небрежно опираясь локтём о стол и перекинув через плечо подбитый мехом плащ. Житьё в крепости и мирная передышка добавили ему блеску; из троих друзей он один, насколько Белка мог судить, вполне оправился от впечатлений из Балури.
   - Куда?
   - На стрельбище, конечно, - сказал Чибис, будто это само собой разумелось.
   - Стрельбище? - Белка привстал, и сердце у него заколотилось от радости. - Ты будешь учить меня стрелять из лука?
   - Ну, тебе было бы не вредно, - ответил Чибис, великодушно не замечая Белкиного восторга. - Лису кажется, что для меча у тебя слишком слабые руки...
   Последняя фраза несколько омрачила счастье, но Белка не отчаивался. Он уважал и остерегался Лиса, к Карпу успел привязаться, почти как к родичу, а в Чибисе всё ещё видел кумира: никто бы не посмел считать его недостаточно мужественным, однако грязь всего окружающего как-то не липла к нему.
   Поэтому Белка с готовностью последовал за ним, на ходу дожёвывая последнюю ложку каши.
   Стрельбище располагалось на одном из холмов, на одном уровне со стеной, на выровненной площадке, продуваемой всеми ветрами. Вяло поскрипывали воткнутые в землю мишени - раскрашенные срезы старых пней; вокруг них в этот ранний час было ещё пусто. Чибис швырнул на какую-то колоду колчан со стрелами и принялся показывать Белке, как держать лук.
   Вообще, всё это оказалось куда сложнее, чем Белка ожидал. Уже через несколько минут руки у него так устали, что едва поднимались, а он даже ещё толком не натянул тетиву. Стрельбище понемногу заполнялось другими учениками, и некоторые из них, глядя на потуги Белки, откровенно хихикали. Он чувствовал, как горят уши.
   - Да смотри же, - не выдержав, Чибис терпеливо забрал у него лук. - Вот как надо... Просто легче, не напрягайся так...
   Он преобразился: вытянулся в одну стремительную линию, прищурился, целясь... Лёгкий выдох одновременно с неуловимым движением, свист - и вот наконечник уже вонзился в самый центр, и жёлтое оперение дрожит перед глазами. Белка завистливо вздохнул.
   И в ту же секунду зазвучали рога - с разных постов, друг за другом, точно вступая в перекличку. Белка подпрыгнул от неожиданности: он ещё не слышал такого странного, сложного сигнала и сначала был уверен, что это тревога. Серый Князь здесь, его войско под Яргли! Вот почему их не выводили в поход - ждали его удара!.. Всё существо Белки наполнилось ужасом и сладким предвкушением сразу, но Чибис разочаровал его, оставшись совершенно спокойным.
   - Так трубят, когда прибывают важные гости... Пойдём на стену, поглядим.
   Они встали у одного из зубцов, оперевшись о него локтями; отсюда прекрасно просматривался въезд в крепость. Белка видел, как в какую-нибудь пару секунд все смотровые площадки заполнились народом. Все оживлённо глазели на приближавшуюся небольшую процессию, толкали друг друга локтями, переговаривались...
   - Кажется, я понял, - медленно сказал Белка, и Чибис, улыбнувшись, кивнул. Действительно, кого ещё могли ждать вот так?.. - Хайлир.
   - Да, приехал наконец... - Чибис с неоднозначным выражением лица наблюдал за группкой всадников, которую возглавлял один - в богатой мантии имперского жёлтого цвета. - Что и говорить, заждались старика, засиделись мы тут. Скоро можно и в дело... Аккуратнее, парень, а то свалишься.
   Белка и правда чересчур наклонился, пытаясь рассмотреть подробности - благо с местом ему повезло. Он даже заподозрил, что Чибис не случайно привёл его на стрельбище именно этим утром.
   Слово "старик" к хайлиру, в строгом смысле, не подходило совершенно. Это был зрелый, может - чуть пожилой мужчина, не старше Белкиного отца. Пожалуй, он выглядел несколько более полным и обрюзгшим, чем Белка ожидал, и обводил Яргли цепким взглядом как-то уж слишком самодовольно - так должны смотреть Князья, объезжающие свои земли. Посреди внутреннего двора хайлир остановил коня и поднял руку в приветствии; мантия распахнулась, приоткрыв сверкающую, сложного плетения серебристую кольчугу. Ему ответил многоголосый рёв. Чибис почему-то смолчал; Белка, оробев, тоже. Хайлир выкрикнул что-то, но ветер относил его слова в другую сторону; позабыв о барьерах и приличиях, Белка потянул Чибиса за плащ.
   - Да стой смирно, обычные воодушевляющие речи, - зевнул Чибис, отмахиваясь. - Слышали, знаем.
   Белка упрямо, но резонно заявил, что он-то как раз не слышал и не знает, однако кое-что отвлекло его от спора. Продолжая говорить, хайлир величественным взмахом руки подозвал одного из своих сопровождающих; тот подъехал, почтительно поднося ему небольшой деревянный ящик.
   - А вот это уже интересно, - протянул Чибис. - Вчера у нас в десятке поговаривали о каком-то тайном оружии, которое создали в Лирд'Алле для последнего удара по Серому... Правда, говорил это Петух, а он то ещё трепло...
   Тайное оружие?! Белка вытянул шею - и подавился холодным воздухом, когда хайлир достал... шапку. Самую обыкновенную, хотя и дорогую на вид, меховую шапку. Он ожидал чего угодно, но не этого. Покосился вопросительно на Чибиса - а вдруг он сошёл с ума от перевозбуждения и видит шапку вместо какого-нибудь меча или модели осадной машины? - но тот созерцал действо по-прежнему невозмутимо. А хайлир тем временем нацепил шапку поверх шлема и... исчез. Белка протёр глаза - всё так и осталось. Конь стоял с пустым седлом, а там, где только что по его спине стелилась жёлтая мантия, играл прозрачный воздух.
   В крепости воцарилась тишина, и даже Чибиса явно впечатлило. Белка поискал глазами Волка - интересно, а он что подумал об этом?.. Ещё ему вспомнились байки о колдовстве, сплетни о мачехе и её сестре Змейке, которая якшалась с духами и троллями, а потом стала жрицей Спящей Богини... По спине пробежали мурашки. В его сознании никогда не пересекались магия и имперское войско. Было что-то ужасно неправильное в том, что хайлир воспользовался ею.
   Прошло всего несколько мгновений, и их новый вождь снял шапку, снова появившись в седле - целый и невредимый. Он легко и непринуждённо, по собственной воле сотворил чудо. Тишина продержалась ещё пару ударов сердца, а потом Яргли взорвалась восторженными криками, хлопками и топотом; рога завыли вразнобой; люди начали подбрасывать шлемы, хлопать друг друга по плечам - так, будто уже победили. Белка же внезапно понял, что восторг покинул его, и на его место пришло недоумение.
   - Ну, теперь-то он точно у нас вот где! - воодушевлённо воскликнул Чибис, сжимая кулак. - Ты представь только: мы же теперь всемогущи! Даже если этих шапок не так много - небольшой отряд может подобраться хоть ночью, совсем незаметно...
   Ночью? Незаметно? Но разве так воюют?.. Белка не решился спросить и просто отвернулся. Целая толпа хлынула вниз; сотники и десятники выстроились в две линии и салютовали хайлиру обнажёнными мечами, простые воины и оруженосцы протискивались поближе, счастливые от возможности заглянуть ему в лицо, коснуться мантии, придержать стремя, когда он будет спешиваться... А Белку грызло тяжёлое сомнение: некстати он вспомнил дезертира в лесу, рану на его животе... Вернулась забытая тошнота. Разве шапки-невидимки лучше заговорённых мечей? А если нет, чем Империя лучше Серого Князя?..
   Отец учил Белку ничего не принимать на веру - и, кажется, он слишком рано начал от этого отвыкать.
  
  
   ГЛАВА X
   Тролль увёл их в горы, хоть и невысоко, на поиски какого-то зелья, которое, по его твёрдому убеждению, могло навсегда изменить его внешность. Неприметной тропой он выводил их к новым и новым грудам камней, через которые приходилось перебираться, рискуя сломать ноги; до рассвета у Мея несколько раз противно перехватывало дыхание - иногда он оказывался на грани того, чтобы сорваться. Кнеше явно было не лучше, а вот сам Тролль перешагивал с одного валуна на другой и нащупывал ножищами уступы с грацией барса. Он будто не знал усталости, и его нескладная громадная фигура вскоре примелькалась из-за своих изощрённых прыжков.
   Кнеша вполголоса ругался по-рагнаратски, призывая духов тьмы и боли, да и Мей начинал терять терпение, когда Тролль наконец сказал:
   - Здесь.
   Они стояли перед входом в пещеру - чёрной пастью скалы, укромно зияющей в её толще. Мей шагнул ближе, заглянул внутрь и удивился, увидев ряд грубых и несимметричных, почти стёршихся ступеней, ведущих под землю. Льёреми начала выбираться из-за горизонта, и её тусклый свет точно полил чёрные камни разбавленным молоком.
   - И ты предлагаешь нам спуститься? - уточнил Кнеша, ещё не отдышавшись и скептически поглядывая на ступени. - Что там внизу?
   - Ходы, - ответил Тролль, застенчиво ковыряя снег носком ноги. - Много ходов, разных. Всё запутанно, без колдовства не выбраться, но у вас колдовство внутри...
   - Лабиринт? - вывел Мей из его сумбурных объяснений.
   - Да! - обрадовался Тролль. - Вот именно, лабиринт.
   - И где именно твоё зелье?
   - В центре, в самом сердце. Никто не добирался до него, но господа - волшебники, господа смогут... А я отведу их в Лирд'Алль, до последнего своего дня буду им благодарен...
   - То есть сам ты туда не собираешься? - хмыкнул Кнеша - и Тролль бы, наверное, покраснел, если бы это было заметно на его каменной коже. - Спускаешь нас в заколдованную яму, которую неизвестно кто, когда и зачем выкопал, а мы должны тебе верить?
   Бедный Тролль смотрел на него, как провинившийся щенок на хозяина, и, казалось, готов был спуститься вместе с ними. Мей представил себе, сколько места он займёт под землёй и сколько произведёт шума. А если придётся ползти?..
   Да и к тому же - что бы там ни говорил Кнеша, он не мог поверить, что Тролль способен на такое вероломство. Уж слишком это было немыслимо. Да и в чём, собственно, его выгода?..
   - Всё в порядке, мы пойдём, - решил он и с твёрдостью встретил раздражённый взгляд Кнеши. - И, думаю, нам лучше разделиться, как только встретим первый поворот. Так мы быстрее найдём зелье. А в случае опасности... - он красноречиво дотронулся до невидимой метки Уз Альвеох. Им не нужны специальные знаки для такого случая.
   - Не быстрее найдём зелье, а быстрее умрём, - проворчал Кнеша, однако тут же деловито добавил, обращаясь к Троллю: - А вообще здесь можно и до вечера протоптаться... Отдай-ка мне мои вещи, парень - попробую соорудить для нас светильники. Там, должно быть, темнее, чем в твоём неиспорченном сознании.

***

   Насчёт темноты Кнеша оказался прав - она обступала со всех сторон, как только кончалась лестница, и вход, кажется, был единственным источником света. Светильники, зажжённые магией Кнеши (дрожащие голубоватые огоньки в резных фонариках - маленький народ умельцев из дальнего мира подарил им на память), пришлись кстати; Мей брёл и брёл, наблюдая всполохи холодного света на однообразно-тёмных стенах пещеры и считая повороты. Потолок был низким, так что он еле мог разогнуться; теснота давила, только усиливаясь по мере блужданий.
   Едва Мей успел одолеть очередной поворот, как прямо перед ним выросла огненная стена - пламя заполонило весь проход и появилось так близко, что почти опалило ему брови. Мей отшатнулся - и всё исчезло, как сон. Он перевёл дыхание и выбрал другой поворот. Интересно, сколько ещё здесь таких же ловушек - и сколько ещё он не почувствует?
   Шею саднило, и от неё по всему телу разливались волны боли - Узы Альвеох заявляли о себе: Кнеша был слишком далеко. Мей стиснул зубы, стараясь не думать об этом. Ненавистная магия.
   Он шёл всё дальше и дальше, углубляясь в скалу; одинаковые проходы и повороты ветвились и множились, от них рябило в глазах, и невольно он вспоминал бесчисленные зеркала Меи-Зеешни. Но этот лабиринт был другим: сами стены дышали тут мрачной древностью, а тишина оказывалась обманчивой - откуда-то доносились то шорохи, то тихий плеск, а время от времени Мею мерещился смех или голоса, и тогда он на секунду останавливался.
   Однажды этот смех приблизился; явно женский, он звучал мелодично и чуть вкрадчиво - и определённо был ему знаком. Вслед за ним послышались и шаги, разбросанные эхом. Мей замер: не может быть, чтобы здесь был кто-то ещё, просто не может...
   - Здравствуй, Мей, мы так ждали тебя! - воскликнула молодая женщина, показываясь из тени. Это была Риэти эи Тейно.
   Мей ощутил, как волосы зашевелились у него на затылке. Даже огненная ловушка не поразила его так. "Морок", - убеждённо сказал он себе. - "Наваждение".
   Но "морок" преспокойно приблизился своей танцующей походкой и, улыбаясь, положил обе руки - вполне осязаемые, живые, - ему на плечи. На Риэти было одно из тех светлых платьев, которые она так любила, перехваченное вышитым пояском; тёмные кудряшки выбивались из причёски, плясали, касаясь ямочек на щеках. Вообще она выглядела юной девушкой, именно так, как Мей её помнил - почти десять лет назад, когда покинул Город-на-Сини. Почти десять лет, за которые прошла для него целая вечность.
   - Ты совсем не заходишь к нам с Теигом, - пожурила Риэти, кокетливо теребя пальчиками его рукав. - А обещал, между прочим.
   - Кто ты? - Мей схватил её за запястье, подавляя головокружение. - Отвечай! Что тебе нужно?
   - Ай, мне больно! - Риэти вырвала руку и, нахмурившись, погрозила ему. - Каким грубияном ты стал в своих странствиях!..
   - Кто ты? - упрямо повторил Мей. Гэрхо учил его: чтобы одолеть зло, нужно знать его имя. И Кнеша всегда это подтверждал.
   - Ты разве не знаешь? Я Риэти эи Дерро, жена твоего друга... И бывшая твоя невеста, - полушёпотом добавила она, двусмысленно улыбаясь. Мей провёл рукой по лицу. Что же делать с этой нечистью? Кем бы она ни была, она волновала его и сбивала с толку.
   - Ложь. Риэти не способна уйти из своего мира, а мы сейчас в другом.
   - Кто тебе сказал? - Риэти завела руки за спину и взялась за концы пояса.
   - Что ты делаешь? - хрипло спросил Мей, наблюдая за тем, как она деловито скидывает платье.
   - Показываю тебе, в каком мы мире, - невозмутимо отозвалась Риэти, и платье упало к её ногам. Она стояла перед Меем в полумраке пещеры, совершенно обнажённая, и почти слепящую белизну её кожи покрывали очертания берегов, извивы рек, мелкие названия и тщательно прорисованные схемки городских башен... Это был его родной мир - одна из точных карт, перед которыми преклонялся Теиг.
   - Я схожу с ума, - пробормотал Мей, хватаясь за стену; руки у него тряслись, как у больного старика. - Они забрали мой разум...
   Он сам не понимал, о ком говорит: что за "они"? Он не верил ни в богов, ни в духов и мог иметь в виду разве что Цитадели Порядка и Хаоса.
   Риэти снова смеялась, протягивая к нему руки, и смех её переходил в истерический хохот. Всё плыло у Мея перед глазами; он отвернулся к стене, всем телом вжимаясь в холодный камень, а когда снова посмотрел туда - на месте Риэти стояла другая женщина, одетая и даже закутанная в плащ.
   Её-то он точно узнал бы везде и всегда - по одной морщинке на лбу, по усталому красивому лицу и натруженным ладоням. Проседь мелькала в волосах Кейлы, а глаза смотрели, как обычно, внимательно и серьёзно.
   - Мать, - выдохнул Мей, одновременно и чуя колдовство, подлог, и желая поверить. Он хотел уйти, убежать - но какая-то невидимая сила приковала его к земле.
   - Сынок, - как и Риэти, она протянула к нему руки, только вместо соблазна в этом жесте были забота, нежность и неизбывная тоска. - Я скучала по тебе. На кого ты оставил меня?
   Мей сглотнул комок в горле.
   - Тебе ведь хорошо с Атти и Эйтоном.
   - Никто не заменит мне тебя, - возразила она - печально, но без упрёка. - Никто и никогда, сын мой.
   - Мой Дар зовёт меня, я не могу вернуться. Я навлеку на вас беду.
   Мей впервые за последнее время задумался об этом - вернуться домой... С Кнешей? Привести Кнешу в Город-на-Сини? Нет, это даже вообразить смешно и страшно.
   - Лучше бы ты забрал меня с собой.
   - Я не могу, мама.
   Она ведь прекрасно понимает, так зачем мучает?.. Мей ощущал себя беспомощным и виноватым перед ней, и это злило его.
   - Я всегда на войне, даже если не в битве; всегда в дороге и в опасности, и мой враг стал мне... - Мей осёкся; стал кем?.. - Мой враг всегда со мной рядом, - поправился он. - Я не могу втащить тебя в это.
   - Когда-то я сказал ей то же самое, - сказал высокий светловолосый мужчина, выходя из другого угла. Он обнял Кейлу за плечи, а она прижалась к нему и зарделась счастливо, как девочка. - И это было ужасной ошибкой.
   - Мон Бенедикт, - произнёс Мей и подумал: отец. Сердце защемило ещё сильнее при виде их обоих вместе - это становилось невыносимо. - Почему ты не в Рагнарате?
   - Я выполнил свой долг и могу уйти на покой, - со своим строгим достоинством объяснил Бенедикт. - Я дал Рагнарату наследника.
   - Наследника?
   - Да, наследника, - эхом откликнулся негромкий голос у него из-под ног; Мей вздрогнул, наклонился, и где-то в груди у него застрял крик: на земле застыла Нери - живая, настоящая Нери, со своими трогательными ключицами, с непокорной зеленью глаз. Вот только её ноги были залиты кровью. Он с ужасом встал на колени и приподнял её, ощутив жар и металлический, тошнотворный кровавый запах.
   - Нери... Как?.. - только и смог выговорить Мей, целуя её в побледневший лоб. - Как, любимая... Что...
   - Разве ты не видишь? - прошептала Ниэре, силясь улыбнуться; твёрдость воли и прямота, так подкупавшие в ней, и сейчас её не оставили. - Я умираю, родив от твоего отца... Беги, ищи Кнешу, не то Узы сожгут тебя.
   - Нет! - взвыл Мей, забывая всё, припадая к ней, стискивая её до синяков. - Нет, нет, нет!
   - Тихо, Мей, тихо... - услышал он, словно из-за глухой стены. - Тшш... Всё закончилось. Всё хорошо.
   Мей открыл глаза. Он полусидел, опираясь спиной о стену пещеры, а Кнеша присел на корточки рядом и сжимал в руке флакончик с пахучей жидкостью. Он, конечно, давно привык к припадкам Мея в связи с его видениями, но это было что-то совершенно другое. Что-то страшное.
   - Проклятое место, - пересохшими губами сказал Мей. Он ничего не чувствовал, кроме унизительной слабости.
   - Мороки одолели? - понимающе поинтересовался Кнеша, и Мей невольно задумался: а кто тогда приходил к нему? Подставленные вельможи Рагнарата? Замученные рабы? Убитый отец?
   А может быть, тоже Нери?
   Он не стал уточнять. Приподнялся на локтях и осмотрелся, морщась от боли. Они находились в просторном тупике, куда вело сразу несколько ходов; сквозь отверстие в потолке отвесно падал дневной свет - падал как раз на массивный сундук, который от времени и собственной тяжести почти на четверть ушёл в землю. Кнеша поймал взгляд Мей и кивнул.
   - Мы дошли до него одновременно, просто с разных сторон. Кажется, это и есть те сокровища.
   - Как же мы его дотащим? - озадачился Мей. Он был уверен, что даже Троллю не под силу поднять и вынести такую громадину.
   - А зачем нам он целиком? Найдём его зелье, и хватит нам счастья... Скверное место, надо скорее уходить отсюда, - это, впрочем, было ясно и так. Мей встал и взялся за крышку; она не поддавалась. Кнеша попытался помочь, и вдвоём они кое-как, напрягшись до вздувшихся жил, откинули её.
   - Ох, - вырвалось у Кнеши. - Клянусь Хаосом, нам невероятно повезло!..
   Очень редко от него доводилось слышать такую высокую оценку чего-либо, так что Мей тоже заглянул в сундук с любопытством. Чего только там не было! Груда потемневших золотых монет (Мей не встречал здесь такой чеканки) смешивалась с такой же грудой драгоценных камней - прозрачных, как хрусталь, густо-лиловых, красных и жёлтых, синих, пёстрых и в прожилках; странные амулеты, маленькие вощёные таблички, покрытые рунами, и узелковые письмена; ворохи колец, браслетов, цепей толщиной в палец; несколько заткнутых пробками флаконов из чуть запылившегося стекла... А поверх всего этого возлежали ножны с мечом - длинным, настоящим двуручником, явно старой работы. Ножны покрывал затейливый орнамент со знаками Бдящего Бога и Спящей Богини - открытыми и закрытыми глазами. В рукояти светился прекрасно огранённый изумруд.
   Позабыв о меняющем облик зелье, которое предстояло отыскать среди флакончиков, Мей восхищённо смотрел на меч. Просто не хватало воли оторвать взгляда: он был прекрасен и смертоносен одновременно, точно задремавшая змея. Оружие настоящего воина - древнее, сокрытое в полном призраков лабиринте... Мей нерешительно протянул руку и коснулся холодной рукояти. Волна невидимой силы без сопротивления вошла в кончики его пальцев, вкралась в плоть, добралась до плеча... Он покрылся мурашками - пугающее, но невыразимо приятное ощущение.
   Кто же оставил здесь всё это? Когда и зачем? Для какого дружинника или правителя отливали такую красоту?..
   Мей потянул его, и тонкий звук стали порвал подземную тишину. Из ножен показалось лезвие, и он чуть не ослеп - так светозарно оно сияло. Он перехватил рукоять второй ладонью и извлёк меч целиком; его тяжесть тянула вниз (Мей не привык к такому громоздкому оружию, но мог представить, чего стоит точный удар им), но баланс был идеален. По клинку тянулась цепочка непонятных символов - линии тоньше паутинки. Сам не зная зачем, Мей взмахнул мечом, рассекая воздух. Получилось неуклюже; Гэрхо бы, наверное, долго забавлялся, увидев его сейчас. И всё-таки было что-то упоительное в самом чувстве удара, в том, как оружие лежало в руках... Мысли Мея впервые за долгое время обрели ясность, и гадкий, скорбный осадок после встречи с мороками оставил его.
   - Ну что ж... - негромко и непривычно серьёзно произнёс Кнеша; Мей был так поглощён мечом, что почти забыл о его присутствии. - Кажется, и я скоро начну верить в твою пресловутую судьбу.
   - Почему? - Мей вложил меч в ножны, устыдившись своего ребячества. - Ты что-нибудь знаешь об этом?
   - Нет, - Кнеша задумчиво зачерпнул горсть золота, и старые монеты со звоном пробежали меж его пальцев, как пыль. - Но я вижу, что мы здесь не случайно. Точнее, не только ради этого бедолаги с острой нехваткой личного обаяния.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Что ты нашёл наконец своё оружие, Странник. Я всё думал - когда же это произойдёт.
  
   ГЛАВА XI
   День ото дня в Ордене становилось всё тревожнее, хоть все и старательно делали вид, что ничего не происходит. Та же тревога не щадила и душу Сейхтавис. Слухи о Сером Князе постепенно прояснялись: рыбаки и торговцы за ничтожную плату готовы были выяснить всё, вплоть до цвета его обуви и веса солонины в провизии. Одни видели, как он вербовал войска в порту острова Ларрон, другие - как вёл переговоры с капитанами на острове Дьёлле... Он набирался сил - не торопясь, исподволь, как и всегда, проигравший, но не сдавшийся. И подходил всё ближе к Армаллиону. Сейхтавис знала, что ей не избежать встречи с ним, и мысленно готовилась к ней. Знала она и то, что не бывать между ними миру: союз с Императором был заключён, обещанный механизм - привезён на остров в одну из штормовых ночей, и пути назад не осталось. Она объявила нескольким старейшим сёстрам о своём выборе, и они приняли его, ибо поступить иначе не имели права. Решение Верховной - закон, а тем более на пороге войны, в которую Орден при любом исходе будет вовлечён.
   Однако не только Серый Князь заботил Сейхтавис. Другая, потаённая и страшная боль томила её.
   После ненароком подслушанных сплетен двух младших жриц многое встало на свои места - или окончательно запуталось. Невольно задумываясь об Ашварас, тайком наблюдая за ней, Сейхтавис складывала все подозрения, приметы, недобрые знаки, давно скопившиеся в голове, и понимала, что дальше обманывать себя невозможно. Слишком уж очевидными получались выводы. И война шла внутри Сейхтавис - более мучительная, чем та, что ждала впереди. Она была привязана к Ашварас, как к младшей сестре или даже дочери... Нет, слово "привязана" не годилось - блёклое и сухое. Она уважала её, восхищалась ею, видела в ней то, чего была лишена сама. Она нуждалась в ней - в её прямом, неизощрённом уме, в чистоте и молодости.
   А теперь сомневаться не приходилось лишь в молодости - всё остальное летело под откос. И Сейхтавис душила в себе женщину, друга, наставницу, безжалостно вытесняя их Верховной. Так нужно. Так должно. Так её воспитали - и она верила в правильность этого. У неё есть новый, тяжёлый долг; она должна воплощать волю Богини, её карающую длань. Те глупышки сквернословили на её счёт, называли старухой с холодной кровью - пусть так, но они не видели, не могли осмыслить главного. Того, какую мощь и власть она воплощает.
   Того, что никто не избежит наказания.
   Проснувшись однажды пасмурным утром (точнее, ещё на исходе ночи - она давно не умела подолгу спать), Сейхтавис встала на молитву. Опустилась на колени, обернувшись лицом в сторону моря, и закрыла глаза.
   Вдох - выдох. Вот так.
   "Слышишь ли меня, Матерь?.."
   Она подождала, вслушиваясь в тишину; ответа не было. Правильно, ещё рано.
   "Отзовись, о Великая. Твоя дочь, твоя рабыня взывает к тебе. Вразуми меня, помоги не сделать ложного шага".
   ...Ибо туман перед моими глазами и пустота в сердце.
   Сейхтавис отлично помнила, как произносила эти слова впервые. Ей тогда было не больше десяти, и она ещё не привыкла к Храму: днём ходила послушная и безучастная - настолько, что многие наставницы считали её просто отсталой, а ночью тихо плакала, невесть кого умоляя вернуть её домой. Тогда она ещё не стала собой, а была просто Змейкой из глухого селения с материка - испуганной девочкой, которая скучала по маме.
   В тот день её наказали за какую-то пустяковую провинность, оставив без ужина. Не такое уж серьёзное наказание, да и есть ей не особенно хотелось, но обида и унижение терзали сильнее голода. И некрасивая девочка молилась Богине, как умела, - и, хотя та не отозвалась, девочке стало легче. Она не смирилась, но как-то успокоилась.
   Что-то глухое, забытое зашевелилось в Сейхтавис, стиснуло горло; она поднялась, не в силах продолжать. Может быть, это и есть ответ?..
   Сейхтавис методично умылась в тазу, расчесала волосы костяным гребнем, стянула их в тугой аккуратный узел и надела своё белое облачение. Из небольшого зеркала на неё смотрела женщина средних лет - изморённая, бледная, с потухшим и тёмным взглядом. Наверное, было даже что-то привлекательное в разрезе глаз или в линии рта - но и им, конечно, далеко до миндалевидных глаз и точёных, болезненно-ярких губ Ашварас.
   Сейхтавис вздрогнула. Надо же - снова Ашварас, и снова в связи с плотской красотой, которой служительница Богини не должна придавать значения. Нужно положить этому конец.
   Приоткрыв дверь спальни, Сейхтавис трижды хлопнула в ладоши, и через минуту из смежной комнаты подбежала запыхавшаяся послушница - её помощница и личный секретарь. Предупредительность и вечный испуг застыли на её круглощёком веснушчатом личике.
   - Доброе утро, Верховная. Вы сегодня ещё раньше обычного.
   - Да хранит тебя Матерь, Тиритис. Есть что-нибудь срочное?
   - Да, - Тиритис суетливо застучала маленькими табличками, которые принесла с собой. - Счета за последний месяц, которые Вы просили, готовы.
   - Ладно, это успеется. Мне бы хотелось...
   - Ещё я не сказала Вам: вчера на занятии на третьем ярусе лопнул котёл. Прикажете заказать новый в городе?
   - Да-да, только позже. Тиритис, мне нужно...
   - Ах, простите! - помощница всплеснула руками, несколько табличек посыпалось на пол; покраснев, она бросилась на колени, чтобы собрать их, и уронила остальные. Сейхтавис нетерпеливо вздохнула: Тиритис всегда отличалась неуклюжестью, но была услужлива и расторопна. - Верховная, я забыла главное. Несколько девочек из младших учениц проснулись с лихорадкой, и довольно сильной. Прикажете прервать занятия?
   - Нет, конечно. Горячий отвар, отправить в лазарет и отделить от здоровых, я потом сама осмотрю их... Сейчас не до того. Тиритис, позови ко мне сестру Ашварас.
   Тиритис встала, стискивая последние таблички, и изумлённо заморгала.
   - Ашварас? Прямо сейчас?
   - Да, как можно скорее.
   - Но... Она могла ещё даже не встать...
   - Значит, разбуди. Скажи, что это срочно.
   - Да, Верховная, как Вам будет угодно, - протараторила послушница, смущённо пряча глаза; Сейхтавис догадалась, что пересуды об Ашварас и до неё добрались. Дело совсем плохо.
   - Не мне, Тиритис, - из-за окна раздался утренний крик чайки, и Сейхтавис вздрогнула, точно её окликнули. - Скажи, что это воля Великой.
   Взгляд девушки из удивлённого стал испуганным. Такая формулировка от Верховной во все века существования Ордена не предвещала ничего хорошего.
   - Конечно. Я мигом.

***

   - Верховная.
   Сейхтавис прервала молитву во второй раз и заставила себя повернуться. Ашварас стояла на пороге - почтительная, красивая и спокойная, в широком тёплом покрывале.
   - Здравствуй. Мы одни - можешь звать меня сестрой Сейхтавис, как раньше.
   Ашварас чуть улыбнулась.
   - Зачем же? Мне нравится звать Вас так, как Вы того заслуживаете.
   - Заслуживаю ли? - не получив ответа, Сейхтавис отошла к окну; рассеянно провела рукой по пыльному подоконнику. - Ты знаешь о последних событиях?
   - О договоре с Императором? Знаю.
   - Ты против?
   Ашварас пожала плечами.
   - Не мне судить. Наша общая Мать говорит Вашими устами. Выходит, ей так угодно.
   - А известно ли тебе, почему я поступила так? Известна ли цена?
   - Нет, - после заминки сказала Ашварас. - Но, кажется, я догадываюсь. Я знаю только одно условие, которое могло привлечь Вас. И оно наверняка должно нравиться Богине не меньше.
   - Будь со мной откровенна, Ашварас. Мне всегда было дорого твоё мнение.
   - Какой в нём смысл? Разве выбор уже не сделан?
   - Ну и пусть. Я хочу слышать, что ты думаешь. Я, в конце концов, приказываю.
   Ашварас опустила голову, и огненная волна волос закрыла её лицо. Посреди серых стен она походила на факел.
   - Тогда не смею ослушаться. Я думаю, что Вы поступили опрометчиво. Что Император обманет нас, как только победит Серого Князя. Союз с Князем давал нам свободу, а Император мечтает забрать её, строя единый Лирд'Алль. К тому же все знают, что он чтит только Бдящего Бога... Такой человек, как он, не станет молиться спящей женщине, даже бессмертной.
   Каждое слово было правдой, и каждое слово приходило на ум самой Сейхтавис - но не меньше доводов возникало и с другой стороны. К тому же такое явное неприятие Ашварас Императора стало для неё новостью.
   - Спасибо за честность. Но, как ты верно заметила, выбор сделан... Долг вёл меня, а не желание или корысть.
   - Я и не подумала бы иначе, Верховная, - с уважением заверила Ашварас. Сейхтавис вздохнула: пора было переходить в наступление.
   - А тебя всегда ведёт долг?
   - Не понимаю, о чём Вы, - она чуть нахмурилась.
   - Ответь мне так же прямо. Служение Ордену превыше всего для тебя?
   - Вы знаете, что да, - Ашварас насторожилась, как дикая кошка, заслышавшая шорох. Сейхтавис порылась в памяти, припоминая её первое имя... Так и есть - Рысь. - И, по-моему, я не подавала повода в этом сомневаться.
   - До сих пор - нет, - Сейхтавис помолчала, почти наслаждаясь её замешательством, а потом попросила: - Сними покрывало, Ашварас.
   - Верховная?..
   - Ты слышала. Сними его. Тебе ведь душно.
   - Наоборот, меня знобит. Наверное, подхватила лихорадку.
   - Мгновение тебе не повредит. Сними покрывало. Это приказ Богини.
   Ашварас побледнела, и в её взгляде мелькнуло понимание. Потом она медленно потянулась к узлу возле шеи и стащила синюю ткань. Даже складки свободного жреческого одеяния не скрывали заметно округлившегося живота.
   Сейхтавис подняла глаза. Несколько секунд женщины смотрели друг на друга в полной тишине - лишь слышно было, как покрикивают чайки да шумит вдалеке море.
   - Кто отец? - прошептала Сейхтавис. Ашварас молчала. Она повторила вопрос - куда настойчивее.
   Ашварас не отвернулась, не бросилась на колени в раскаянии, не закрыла лицо руками. И глаза её остались сухими. Просто и с достоинством она призналась:
   - Серый Князь.
   И этого было достаточно.

***

   Сейхтавис смутно помнила, что было дальше. Её сознание не было отуманено, она чётко и последовательно делала то, что должна была делать, но что-то внутри будто надломилось и уже не могло срастись.
   Ашварас не сопротивлялась, когда с неё срывали одеяние и обряжали в балахон из мешковины, когда остригали её роскошные волосы, когда проводили все положенные обряды отлучения от Ордена в самых мрачных святилищах на нижних ярусах Храма - отвратительные обряды, которые Сейхтавис хотелось бы никогда не видеть, но при которых она обязана была присутствовать. Ашварас не сказала ни слова и только улыбалась снисходительно, когда наставницы били её по щекам - с усердием, до красных пятен. Она стойко приняла изъеденный плесенью каменный мешок, где ей предписывалось дожидаться суда, - несмотря на то, что там не было даже окон, а старуха-ключница принималась сквернословить и проклинать её всякий раз, как она прекращала молиться.
   Сейхтавис знала всё это - и сносила, сжимая зубы, покоряясь воле Ордена. А Орден отыгрывался на Ашварас со злобной радостью: что младшие жрицы, что старшие всей сворой набросились на любимицу Верховной и любовницу Князя. Прошли времена её превосходства: не спасла её ни красота, ни таланты; она пала так низко, как только может пасть жрица - оскорбила Богиню блудом и носит в себе его нечистое порождение. Значит, вердикт один - не жалеть. Будь жрицы мужчинами, Ашварас бы ничего не спасло от побоев; но Орден был женским, и поэтому в ход пускались более коварные средства, вроде иголок в тюфяке, язвительного смеха и даже плевков. Сейхтавис, как могла, пыталась оградить Ашварас от безобразий, но её власть не простиралась так далеко. Она могла только лично следить за тем, чтобы темницу протапливали на ночь, а ежедневная краюха хлеба с миской рыбной похлёбки поступали туда в пристойном состоянии.
   Весь суд Сейхтавис молилась про себя, сложив руки на коленях, не глядя на Ашварас и вообще редко отрывая глаза от золочёной поверхности круглого стола. Со стороны казалось, что оттенки цвета в опалах - плавные переливы из сиреневого в коралловый, из молочного в жёлтый - занимают её сильнее каверзных допросов. Тирос и Вармиис откровенно развлекались, любуясь унижением Ашварас, её пылающими скулами. Она явно была слаба и даже стояла с трудом, но по-прежнему прямо и гордо. В пару часов все подробности её гибельной связи с Князем были выяснены и разобраны по косточкам, все отступления от устава Ордена - выявлены и зачитаны. Сейхтавис лишь отстранённо кивнула в ответ на приговор и первой покинула зал. Крик пронзительной боли разнёсся по гулким коридорам Храма ей вслед.
   А на следующий день она встретила Ашварас уже с перевязанной культей - часть правой руки по локоть была отрублена. Таков закон Ордена: за подобное преступление бывшая жрица может расплатиться только частью собственной плоти, дабы не навлечь на всех беду. Сейхтавис ощутила дурноту при виде окровавленной повязки и, осенив Ашварас знаком Богини, прошептала:
   - Пусть Матерь вразумит и простит тебя, сестра. Ты останешься на острове, пока не разрешишься... от бремени.
   Ашварас усмехнулась - и что-то страшное было в этой усмешке. Что-то, чего Сейхтавис никогда в ней не замечала.
   - Это не бремя, Верховная. Это моё дитя. Бремя носите Вы, и Вам от него не избавиться.
   Сейхтавис вздрогнула, но совладала с собой.
   - Пелена застилает твои глаза. Молись.
   - Мои? - раздался короткий надтреснутый смешок. - О нет, Верховная. Это Вы слепы - и однажды поймёте, насколько. Молитесь сами за свою проклятую душу.
   Той же ночью Сейхтавис отправилась к морю. Ночь выдалась чудная: звёзды гляделись в воду - так безмятежно, будто ничего не произошло. Будто рука Ашварас была на месте, как и её чистота.
   Будто Верховная себя простила.
   Она спустилась к самой кромке, кромсая щиколотки об острые камни, сквозь холодный ветер. Встала перед морем, достала маленький ритуальный ножик и провела лезвием по ладони - совсем неглубоко. Кровь выступила сразу, и Сейхтавис проводила глазами брызнувшие капли.
   Она слишком давно не делала этого и боялась, что забыла нужные слова. Но они пришли сами - как всегда бывало в нужные моменты.
   Она вздохнула и запела - негромко, гортанно, на древнем тайном наречии, остатки которого веками передавались от старших жриц к младшим. Заклятия лились с уст Сейхтавис, уносясь в море вместе с её кровью, и море входило в её жилы, и она сама становилась морем. И воздух, и небеса, и древние камни, и тысячи тварей на морском дне - она была во всём, она могла посчитать пульс каждой птицы в вышине, уловить, как колышутся жабры каждой рыбы. Её голос набирал силу и казался ниже, уподобляясь рокоту волн; дрожь прокатывалась по телу, глаза закатились. Сейхтавис опустилась на колени, и они пришли.
   Дюжина бледнокожих дев с хвостами, покрытыми серебристой чешуёй, с разных сторон подплывали к туманному берегу. Их волосы шлейфами стелились по воде, а глаза казались сделанными из хрусталя. Десятки крошечных крабов, проворно перебирая ножками, устремились к Сейхтавис по камням. Неподалёку вынырнул, отфыркиваясь, полупрозрачный пузатый старик, чья косматая борода была сплошь из морской пены, и свита разноцветных морских коньков окружала его.
   Сейхтавис пела, не умолкая, а их число росло - море посылало навстречу к жрице своих детей. Рука продолжала кровоточить, причём сильнее, чем прежде. Сейхтавис немного встревожилась - она уже чувствовала, что переборщила и могла ненароком открыть рану, поэтому замолчала.
   - Чего ты хочешь, поющая? - прожурчал старик, потрясая трезубцем. - Ты звала, и мы пришли. Говори же.
   - Мой привет морскому народу и духам, - на том же языке отозвалась Сейхтавис. - Я хочу просить вашей помощи. Сюда идёт враг Ордена, и скоро быть большой битве. Вы защитите остров?
   Несколько водяных гостей сбились в кучку и начали совещание. Шептались они долго - благо торопиться им было некуда. Сейхтавис безропотно ждала, хотя ослабела и не чуяла ног от холода.
   - Ты о Повелителе Драконов? - уточнил наконец старик с трезубцем, и она кивнула. - Если так, то прости - на этот раз мы вам не помощники. Морю не страшно их пламя, но на берег против него мы не выйдем.
   От разочарования Сейхтавис скрипнула зубами, но понимала, что уговоры бесполезны, и только склонила голову.
   - Что ж, будь по-вашему. Против Императора вас тоже не ждать?
   - Нет, поющая. Но за это с нас совет: выжди. Пусть съедят друг друга на твоём острове, а ты останься в стороне и наблюдай.
   Сейхтавис горько усмехнулась. Если бы всё было так просто... Глупый старик.
   - Увы, не получится. Но за совет спасибо... - она встала с колен и осторожно ослабила хватку заклятий. - Тогда я прощаюсь, плывите с миром.
   - Нет, подожди, - вмешалась одна из русалок, и её голос звучал как шумящий вдалеке дождь. - Ведь это не всё, за чем ты пришла.
   - Не всё, не всё, - вторили ей остальные. Сейхтавис смутилась.
   - Верно... Вы снова видите мою душу. Я прошу ещё отпустить мой грех.
   - Какой грех?
   - Я предала свою сестру, нарушившую устав. Я пролила её кровь.
   - Какой устав она нарушила?
   - Наш главный закон. Она носит ребёнка, дитя Повелителя Драконов.
   Это известие вызвало переполох и ропот: морские духи снова пустились в разговоры и перешёптывания, всплёскивали руками, а кто-то просто растёкся прозрачной влагой, влившись обратно в морскую гладь.
   Но Сейхтавис так и не получила своего приговора: ночь вдруг стала темнее, чем раньше. Жрица подняла голову и увидела исполинскую крылатую тень, заслонившую звёзды. А потом небо прочертила рыжая, с синими прожилками, струя огня.
   Серый Князь вернулся.
  
   ГЛАВА XII
   Лирд'Алль Мея не разочаровал, а скорее удивил. И, наверное, это было взаимно. По крайней мере, заинтересованных взглядов он встретил на себе немало - несмотря даже на то, что местные люди были очень терпимы ко всяким диковинкам.
   Но их можно было понять: через литые городские ворота около полудня прошли трое крайне странных мужчин. Два из них выглядели как явные чужеземцы: не носили бород, коротко стригли волосы, одеты были в обноски с чужого плеча, глазели на всё и всех и увлечённо переговаривались вполголоса (а если бы кто-то прислушался, то уловил бы и незнакомый язык). Один из них к тому же нёс за спиной здоровенный, приметный двуручный меч, как-то не соответствующий его сложению, а на запястьях другого, когда он снимал рукавицы, чтобы отогреть дыханием замёрзшие пальцы, можно было рассмотреть вязь причудливых узоров - вроде тех, которыми иногда украшают себя неженки-южане.
   Третий же, пожалуй, даже перебивал впечатление от своих спутников. Он был просто огромен, носил неопрятные шкуры и шарахался от людных улиц, чуть ли не вжимаясь в стены домов. При этом время от времени останавливался в задумчивости и ощупывал собственное лицо, будто не мог привыкнуть к мясистому носу и квадратной челюсти.
   Мея поведение Тролля тоже приводило в замешательство, и иногда он шикал на него: мол, успокойся, ты подозрительно выглядишь. Тролль и правда, видимо, до сих пор не пришёл в себя после того, как вожделенное зелье подействовало (среди других старых флакончиков Кнеша, разбиравшийся в травах, легко отличил его по списку ингредиентов). Так что теперь Тролль уже не был в строгом смысле троллем: выглядел он просто как человек, пусть слишком грузный и с диковатым поведением.
   Увы, им не удалось, как рассчитывал Мей, затеряться в толпе: город оказался куда меньше тех, где он бывал. В котловине, окружённой грядами холмов, которые затем плавно переходили в горы, расположилась неопрятная кучка строений, обнесённая добротной каменной стеной. Большинство домов тоже были каменными, хотя и деревянные попадались; стоял разноязыкий гам и вонь от помоев, зато всюду пестрели ремесленные мастерские и лавки. Обычно это были кузницы (звук кузнечного молота и расплавленный у порога снег от пышущего изнутри жара оповещали об этом), богатые оружейные или уютные гнёздышки ювелиров: Мей уже знал, что в здешних горах добывают редкие драгоценные камни, на которых когда-то и нажилось Жёлтое княжество. Улочки отличались кривизной и неопрятностью, но всё-таки были вымощены шлифованным светло-серым камнем.
   После долгого пути по пустынным местам Мея ошарашили многолюдство и толкотня, так что он был рад укрыться в небольшой харчевне, куда привёл их Тролль, когда-то здесь останавливавшийся. Впрочем, простором и она похвастаться не могла: душный, пропахший копчёным мясом общий зал был битком набит - дружинниками или такими же бродягами, как они сами. Тролль прошёл к стойке и стал объясняться с хозяином, который смотрел на него с прищуром смутного узнавания.
   - Где-то я тебя точно видел, парень, - заключил он наконец, почесав затылок. - А где - хоть убей, не вспомню... Ну да ладно. Что прикажешь?
   - Нам бы обед на троих и комнату, - как можно развязнее ответил Тролль, стараясь не показывать виду, что знаком с трактирщиком. - Да побыстрее - дела срочные.
   - Побыстрее будет подороже, - хозяин ухмыльнулся, покрасовавшись гнилыми зубами. Кнеша принялся с интересом разглядывать стены. - Чем платите?
   - Золотом, - и Тролль положил на стойку заранее приготовленную пару монет из найденного клада. Глаза хозяина алчно сверкнули; он присвистнул.
   - Да вы серьёзные люди, ребята... Только что зажарили козлёнка. Есть ржаные лепёшки и масло. Есть даже вьёнге с пряностями, - прибавил он, понизив голос. - Промочить глотку - держу для особых гостей вроде вас... Хотя, - он с сомнением покосился на Мея с Кнешей. - Твои друзья, глядишь, ещё и свалятся с него... Вы уж простите, господа, за прямоту - мы люди неучёные.
   Кнеша, который был или, по крайней мере, считал себя ценителем изысканных вин, презрительно фыркнул и не удостоил его ответом. Тролль договорился о цене, и они выбрали стол в углу, где потише.
   - И что теперь? - спросил через некоторое время Кнеша, энергично поглощавший козлёнка. - Как нам попасть... вы поняли, к кому?
   - Ну, - смущённо пробасил Тролль, - тут уж я вам не помощник.
   - То есть как же это? Мы тебе, можно сказать, новую жизнь подарили, а ты уже решил нас бросить?
   - Не бросить, господин, что Вы, - Тролль втянул голову в плечи. - Я только о том, что не сумею придумать, как вам это сделать. А помочь там чем, проводить - это всегда пожалуйста, вечный ваш слуга...
   Кнеша задумался. Мею не понравилось выражение его лица.
   - Я собирался просто пойти в его замок. Дорогу нам любой укажет... - осторожно начал он, прожевав кусок упоительно-мягкой лепёшки.
   - О да, а потом тебя просто впустят прямо к Императору, - язвительно перебил Кнеша. - Слышали, знаем... Хотя боюсь, что других возможностей у нас нет. Только вот что: ты, Тролль, останешься здесь с нашими вещами. Будешь охранять их, а особенно - меч Мея.
   - Оставить меч?! - Мей подумал, что ослышался. - С какой стати? Ты же сам повторяешь, что нас никто не встретит с распростёртыми объятиями... Может, надо будет отбиваться...
   - А какой смысл? Хочешь, чтобы мы вдвоём справились с его дружиной, или охраной, или кем там ещё?.. Я ни в коем случае не преуменьшаю твои способности, Мей, но вот тут позволь в них усомниться.
   - И идти безоружными?..
   - Не безоружными, - Кнеша вздохнул. - Положись на меня. У меня есть план.
   - Опять твои планы... - Мей поморщился. - Как с Галкой?
   - Нет, лучше. Он просто не может не сработать: все варианты в нашу пользу. Ну, если нас не убьют на месте, конечно.
   Мей долго смотрел на него, пытаясь разгадать. Разумеется, Кнеша опять что-то скрывает - и, разумеется, сумеет выставить это своей заслугой. Вот только трудно даже предположить, что он может провернуть в таком почти безнадёжном положении...
   Оставить меч. Мей так сросся с ним в последние дни, так привык приучать себя обращаться с ним, его тяжесть за спиной так успокаивала... Оставить меч и идти без него к Императору - к человеку в короне из его видения, к которому они так долго рвались... Мей поёжился от этой мысли. Быть в бою без доспехов - это, наверное, что-то наподобие. Наверное?.. Ему вспомнилась схватка с оборотнем в Рагнарате, пустые глаза Керда аи Нииса...
   Да и, в конце концов, чего ему бояться после нескольких лет походов по мирам с Кнешей?
   - Хорошо, - сказал он наконец. - Только ответственность за всё это отныне на тебе тоже.
   Кнеша довольно улыбнулся.
   - Я никогда не отказывался от ответственности.

***

   Найти обиталище Императора было и вправду легко - оно располагалось прямо в городе и выделялось на фоне остальных зданий, хотя и скорее богатой отделкой, чем впечатляющими размерами или укреплениями. Дворец был небольшим, скромным и явно недавно отстроенным, с коваными воротами и решётками на окнах, четырьмя приземистыми башнями и всего четырьмя этажами. В кладке сочетались разные оттенки камня, но преобладал тёмно-жёлтый - такой же, как на реющих по ветру знамёнах.
   Пожилой привратник, конечно, долго не хотел впускать их, да и стража косилась подозрительно. К удивлению Кнеши, на них не действовали даже щедрые подношения из заветного сундука, и неизвестно, чем бы кончились для них препирательства у ворот, за которыми уже наблюдала толпа зевак, если бы Мей, отчаявшись, не достал неизменно окровавленный нож кову, завёрнутый в тряпицу. Только взглянув на него, привратник выругался, а стражники схватились за мечи. Сверкнула сталь, и Мей, не успев и моргнуть, оказался в кольце из клинков.
   - Так вы ещё и с болотными крысами якшаетесь? Как вы вообще посмели прийти в священный Лирд'Алль?! - громовым голосом воскликнул привратник, поднимая руки к небесам. И тихо добавил: - Шли бы вы лучше отсюда подобру-поздорову, ребята. Вы либо пьяны, либо сумасшедшие.
   - Нам нужно встретиться с Императором, - упрямо повторил Мей, стараясь не думать о том, что они оба безоружны и без кольчуг. - Это вопрос жизни и смерти. А нож - лично от Семерых, мы только послы.
   - Я же говорю - Император сегодня не принимает... А бродяг вроде вас не примет никогда, - привратник подозвал одного из стражников и вручил ему нож, что-то шепнув. Тот кивнул и скрылся за высокими дверями. - Нож передадут, будьте покойны. А теперь идите.
   - Покажи им перстень, Мей, - вдруг вмешался Кнеша. Мей помедлил: он не думал, что его перстень что-то скажет этим людям, точнее - был уверен, что не скажет. Но от нетерпения Кнеши очень настойчиво обожгло шею, и он стянул рукавицу. У привратника вырвался сдавленный вскрик, а мечи с оглушительным лязгом разом вернулись в ножны; Мей изумлённо переводил взгляд с одного лица на другое и везде встречал благоговейный испуг.
   - Я не знал, господин мой, - откашлявшись, сказал привратник и поклонился. - Так бы сразу и говорили, а то - просители, послы... Проходите, скоро о вас доложат.
   Ворота распахнулись для них, и Кнеша ликующе улыбнулся.
   По уютным незамысловатым коридорам замка (если бы Мей не знал, где они, то принял бы это скорее за жилище какого-нибудь важного торговца) их провели в зал, откуда доносились голоса и смех. Мей почему-то никак не ожидал увидеть внутри то, что увидел.
   Император забавлялся петушиным боем с группкой дружинников и просто приближённых. Все были молоды, облачены в прекрасные доспехи и то азартно что-то выкрикивали, то хохотали, тыча пальцами в маленький огороженный вольер прямо посреди зала; брошенный резной трон под жёлтыми занавесями одиноко стоял позади. Стража замерла вдоль стен с отрешёнными лицами; петухи бросались друг на друга, клевались, сбивались в кучу, и летели перья вперемешку с пухом. Видимо, осталось два главных соперника, за которыми наблюдали с наибольшим интересом.
   Мей с Кнешей переглянулись и с поклонами шагнули вперёд.
   - Ваше величество, - с почтительной нежностью сказал привратник, - к Вам гости.
   Император нехотя поднял голову. Он был не старше Мея и хорош собой, как северные герои из местных песен: крепкое, но не громоздкое сложение, превосходная осанка, суровый профиль, яркие голубые глаза. По спине спускалась золотистая воинская коса с вплетённым в неё оберегом. По существу же он ничем не отличался от дружинников вокруг.
   - Я ведь просил меня не беспокоить, - недовольно сказал он, и Мей не понял, чего больше было в этом тоне - укора правителя или каприза подростка. - Не хочу ничего слышать, если это не военные донесения. Что, Серый Князь перешёл в наступление?
   - Нет, Ваше величество, - привратник даже чуть побледнел. - Да спасут нас от этого милосердные боги...
   - Ну-ну, старик, - подбоченившись, благодушно возразил один из дружинников, пока другие делали вид, что всё ещё поглощены петушиной битвой. - Ты говоришь так, будто мы должны его бояться. Да он обречён со своими бездетными бабами вместе!
   Кое-кто хихикнул в ответ на это, но сразу смолк под строгим взглядом Императора.
   - Я уже просил тебя не бахвалиться лишнего, Дрозд, - заметил он. - Пока рано рассуждать о том, кто у нас в руках, а кто нет. И я не потерплю неуважения к Ордену Богини в этих стенах.
   Дрозд покраснел и безропотно поклонился. Император снова повернулся к привратнику:
   - Так, может, в столице бунт? Или новости с Армаллиона?
   - Ни то, ни другое, государь. У этих странников к Вам очень срочное дело. И один из них... - он умолк, красноречиво кивнув на руку Мея. Император посмотрел туда же, но в лице не изменился.
   - И что же такого срочного в их деле, что нужно тревожить меня в неприёмный день? Тот ножик от кову, что мне передали? - он хмыкнул. - Ничего нового не вижу в том, что карлики с болот желают мне смерти. Разве что людей они раньше не присылали.
   - Мы попали к кову случайно, - сказал Мей. Он внимательно изучал Императора, силясь воссоздать образ коронованного человека из своего видения. Да, это определённо был он, только в жизни его не окружал ореол такого величия и грозной мощи - просто человек со знатной кровью, умный и энергичный, властный и избалованный удачей. Мечтающий вершить историю и всерьёз считающий, что в ходе вещей многое зависит лично от него. Мей уже встречал таких, а Кнеша и того больше. - Мы шли прямо к Вам.
   - Окольными же путями вы шли, - прищурился Император, - раз попали в Великую Топь... Но неважно. Говорите, что хотели.
   - Я бы хотел обсудить это наедине, если можно.
   - Ваше величество... - встревоженно начал другой дружинник, но Император отмахнулся.
   - Всё в порядке... Вижу, Вы Странник, а Странникам я доверяю, хоть и знаю всего одного. Но могу ли я верить и Вашему другу?
   - Я ручаюсь за него, - сказал Мей - теперь произносить это было не так тяжело, как раньше. Кнеша отвесил насмешливый полупоклон.
   - Я и сам в своё время правил большой страной, государь, - любезно проговорил он. - Честь не позволит мне покуситься на властителя.
   Мей не стал комментировать эту откровенную ложь и только отвёл глаза. Император ещё поразмыслил, а потом распустил всех, и зал опустел в несколько мгновений. Вольер с петухами тоже быстро убрали - дабы они не мешали важной беседе.
   - Если Вы знаете кого-то из Странников, то знаете, кто мы такие, - начал Мей, переведя дыхание. "Осторожнее", - напомнил он себе. Слишком многое теперь зависело от каждого его слова.
   - Да, - Император расслабленно шагнул к трону и поставил ногу на первую ступень возвышения, задумчиво созерцая его. - Волшебник с таким же перстнем пришёл к моему двору два года назад. Я думал сделать его шутом или фокусником, а в итоге сделал советником. Он очень пригодился мне в нынешней войне.
   - А как его имя? - словно между делом поинтересовался Кнеша, разглядывавший охотничьи трофеи на стенах - чьи-то шкуры, устрашающие головы вепрей, ветвистые оленьи рога. Император хмыкнул.
   - К чему вам это?.. Впрочем, скрывать мне нечего. Доминик.
   Невидимый колокольчик предостерегающе звякнул в голове Мея. Колдун-Странник... Совпадение или новая нить к его видениям?
   - Как именно он помог Вам, если не секрет?
   - Вы пришли сказать мне что-то или допрашивать? - без всякой угрозы, но твёрдо спросил Император, поднимаясь на одну ступень. Мею пришлось приподнять голову, чтобы видеть его лицо. Кнеша отошёл куда-то, будто происходящее его не касалось.
   - Сказать, конечно, но нам нужна и Ваша помощь. Мы пришли предупредить об опасности.
   - Ну и новость... Опасность грозит мне с тех пор, как я появился на свет. С трудом наберётся дюжина человек в этом замке, которым не хотелось бы убить меня. А среди Князей, их родных и друзей таких нет точно. Я уж не говорю о кову и островитянах, - Император сел на трон, немного ссутулившись, и Мей заметил что-то другое за маской его уверенности. Страх. Каждодневный и ставший привычным, как седло любимого коня или комнатные туфли. Страх гнал Императора к новым победам, страх заставлял ломать врагов, толкал преследовать Серого Князя. Вечный страх за собственную жизнь. Мей понимал, каково это. - О какой особенной опасности Вы говорите посреди войны?
   И Мей рассказал ему. Он говорил долго, не слишком вдаваясь в подробности, но объясняя все тёмные места и максимально осторожно выражаясь. Кое-что он выпускал, конечно (например, Императору вовсе не обязательно было знать об их провале у Отравителя, как и о визите в пещеру), но пытался сделать речь достоверной. Когда он умолк, Император какое-то время смотрел на него молча, а потом - засмеялся. Хохотал он долго и заразительно, запрокидывая голову, хватаясь за бока и тщетно стараясь удержаться. Кнеша кашлянул за спиной у Мея и одарил его взглядом в духе "А что я говорил?"
   - Ваше величество... - озадаченно позвал Мей, когда Император, совсем не величественно рухнув на трон, сползал по нему, давясь смехом. Он отмахнулся и вздохнул, приходя в себя.
   - Уф... Замечательная история, Странник. Давно такого не слышал. Вы часом не менестрель заодно?
   Мей подавил возмущение и спокойно уточнил:
   - То есть Вы верите в наш орден, в то, что возможны путешествия по мирам, в магию и драконов Серого Князя...
   - Их я видел своими глазами, - серьёзно прервал Император. - И только сумасшедший после такого не верил бы в них... Я поверю во всё, что угодно, Странник, кроме дара прозревать будущее. Это не дано смертным, это противоречит всему.
   - Это тоже противоречит всему, - подчеркнул Мей, ещё раз показав своё кольцо. - Но это есть. В Мироздании немало вещей, которые кажутся нам невозможными.
   Император с сомнением приподнял кустистую бровь; Мей обернулся к Кнеше, ища поддержки, и тот вмешался, но довольно своеобразно:
   - Значит, Ваше величество, Вы готовы не последовать нашей просьбе?
   - Вашей просьбе? - повторил Император. - Вы о том, что мне нельзя заключать соглашение с "женщиной в белом"? Это же смехотворно. Не знаю толком, кто вы и откуда, но, будь вы хоть самыми могущественными волшебниками на свете, я не смог бы поверить в эту чушь и опираться на неё во время войны. Уж простите.
   "Тёмные, суеверные люди, да? - мстительно вспомнил Мей слова Кнеши о народе Лирд'Алля. - Я тебя уничтожу".
   - Иначе говоря, Вы собираетесь поступить именно так? - напирал Кнеша; Мей не очень понимал - зачем.
   - Разумеется, - снисходительно сказал Император. - Скажу больше - я уже это сделал. Сейхтавис, Верховная жрица Ордена Спящей Богини на Армаллионе, который долго жил под покровительством Князя, недавно вступила со мной в союз. Скорее всего, Странник, Вы видели именно её - если видели, конечно: одеяние Верховной должно быть белым, как морская пена. Так говорят эти ведьмы. Я им не доверяю, но они мне очень нужны. Как только люди узнают, что их любимая Богиня за меня, у Князя останется один выход - сдаться.
   Что-то судорожно и неприятно сжалось у Мея в животе при имени этой женщины, а секунду спустя череп атаковала боль, резкая, как укол шпагой. Он ещё раз вспомнил своё видение. Море, тёмное колдовство, фанатично горящие глаза, белые одежды... Да, он не мог ошибиться.
   Неужели уже всё? Неужели нельзя ничего исправить?
   Он опоздал - билось в голове. Они оба опоздали. Всё кончено. Он стоял перед троном Императора и пытался осмыслить происшедшее. Пытался подобрать слова, чтобы описать пустоту, которая ждала этот живой, большой мир - так мучительно-скоро. Чтобы рассказать о ветре над пустошами, усыпанными пеплом, об огне и крови до этого. О морях, вышедших из берегов, о земле, пропитанной ядом, о чёрном диске Льёреми в багровом небе. О великом голоде, когда люди доедают крыс и начинают плотоядно заглядываться на чужих детей. О всеобщей резне, о жестокостях в городах и деревнях, об обесчещенных женщинах. О пирах воронья над полями битв. Об уродливых тварях, питающихся человечиной.
   Он вспомнил точнее - он чувствовал пробуждение, проснувшееся древнее зло. Богиня на морском дне... Так вот в чём дело. Та женщина мечтает разбудить её - и потому согласилась сблизиться с Императором. А тот готов на всё, лишь бы оставить Серого Князя без союзников, и не видит дальше своей империи.
   - Мей, пойдём, - Кнеша тронул его за предплечье, возвращая к реальности. Мей вздрогнул: они были всё в том же зале, всё те же жёлтые полотнища укрывали трон, и те же впечатляющих размеров рога красовались на стенах. Он стоял там - и знал, как скоро не будет всего этого. И это, несмотря ни на что, приводило в отчаяние; ничего не связывало его с Лирд'Аллем, ничего не держало здесь - но боль от этого знания сводила с ума. - Нам здесь больше нечего делать...
   Император трижды хлопнул в ладоши, и портьеры на трёх стенах, в том числе за троном, бесшумно раздвинулись, пропуская вооружённых дружинников. Они неторопливо окружили Мея и Кнешу, обнажив мечи, и явно ждали указаний. Кнеша посмотрел на Императора, улыбнувшись с горькой укоризной:
   - Нечестная игра, Ваше величество.
   - Я не всегда играю честно, - спокойно ответил Император и кивнул своим воинам. - Вы же понимаете, что теперь я не могу вас отпустить - вы слишком много знаете и хотите помешать моим планам. Мне жаль, но отныне вы мои пленники.
   Просто и прямо. Мей оценил это: редко встретишь правителей, ведущих себя вот так. Интересно, их оставят в живых?..
   - До каких пор? - спросил он.
   - По крайней мере, до конца войны, Странник. Я дам тебе время убедиться, что ты ошибся.
   - Мой Дар не ошибается. Вы дадите себе время умереть, - тихо возразил Мей, и лезвия нескольких мечей дрогнули: наверное, это звучало как угроза, но ему было уже всё равно. - Отпустите нас, и мы постараемся предотвратить то, что должно случиться. Пожалуйста. Богиню нельзя будить: Вы не знаете, что она такое...
   - Знаю лучше, чем вы, чужаки, - по-прежнему без враждебности или высокомерия заметил Император, выпрямившись на троне. - Богиню разбудят, и это моё последнее слово. А моя тюрьма не так страшна великим волшебникам вроде вас, не правда ли?.. Увести их.
   ГЛАВА XIII
   Наверное, Белка мечтал о море с тех пор, как впервые узнал о его существовании. Играя с братьями, он любил представлять себя воином-мореходом, пиратом-островитянином или купцом с юга, перевозящим тюки каких-нибудь княжьих тканей и специй. В его мыслях море всегда было бескрайним и грозным, полным опасностей - бурь и чудовищ, а он боролся с волнами и ветром, рвущим паруса, чуя на губах привкус соли. Иногда его, чудом спасшегося, прибивало к берегу далёкой, никому не ведомой страны или необитаемого острова, и дальше события уже не обязательно связывались с морем напрямую.
   Однако всё оказалось куда более приземлённо: уже на третий день плавания уныло-серая водная гладь, пронзительный ветер вперемешку с мокрым снегом, вечная качка и солонина с сухарями опротивели Белке, и он вдвое сильнее затосковал по родным лесам и речушкам. Кроме того, его деятельность на борту ладьи сводилась обычно всё к тому же "подай-принеси-вымой-почисти": некоторых оруженосцев отобрали в гребцы, но его не взяли, сочтя слишком щуплым. Конечно, были и преимущества: во-первых, Белку почему-то не тронула морская болезнь, и он мог лишь с сочувствием смотреть на тех, чьи лица в первые же часы приобрели нежно-зеленоватый оттенок и кто то и дело с чаячьим стоном перегибался через борт. Во-вторых, на той же ладье плыли Карп и Чибис, приписанные к одному десятку, но они были так заняты на посменной гребле, что он почти не пересекался с ними.
   Ну, и в-третьих: конечно же, Белка впервые в жизни покидал материк - и не просто так, а во имя битвы. Большая часть гарнизона Яргли на следующий же день после прибытия хайлира отправилась в ближайшую гавань, а ещё через пару дней отплыла к Армаллиону, где затаился Серый Князь. Многие были воодушевлены обещанным решающим сражением и ждали конца войны; другие, вымотанные всем этим, просто и не рассуждая выполняли приказ; третьи шли в бой впервые, как Белка и другие младшие оруженосцы, и сходили с ума от скрытого страха и предвкушения. Четвёртые же - а именно Карп, Чибис и Волк - плыли мстить за Балури. Он видел это по их лицам, по безмолвным, серьёзным кивкам друг другу - и думал, что войску Князя не поздоровится.
   Он не знал точную численность этого войска, но хайлир и сотники объявили, что оно в меньшинстве, и не верить было бессмысленно. Говорили, что Князь собрал весь островной сброд - наёмников, изгнанников из кланов, простых рыбаков, - который только согласился его поддерживать; что вооружены они кое-как; что из всех укреплений - частокол вокруг городка, который легко поджечь, да Храм Богини, куда жрицы не пустят мужчин и которому не стать крепостью. Говорили много чего, но почему-то молчали о драконах и магии, хотя именно этот вопрос Белку больше всего тревожил.
   Так или иначе, ладьи неуклонно шли вперёд, разрезая водный простор, как стая упрямых, голодных исполинских уток. Надувались от ветра жёлтые имперские паруса, а вёсла равномерно поднимались и опускались в скрипучих уключинах. Ладей было двенадцать - как раз хватит, чтобы окружить небольшой Армаллион и обречь Князя на поражение.
   Однажды вечером, грызя сухарь, Белка услышал странный звук, который принял вначале то ли за крик незнакомой птицы, то ли за кошачье мяуканье - тонкий, жалобный и протяжно звенящий в воздухе. Потом он сообразил, что никаких птиц, кроме чаек, тут не услышишь, а кошке на ладье взяться уж совсем неоткуда; чуть позже - различил продолжение, плавное созвучие, уходящее наверх и сменявшееся почти всхлипом. Белка вспомнил о русалках, которые заманивают неосторожных путешественников песнями, чтобы утянуть их на дно, и покрылся мурашками. Однако, выглянув из-за мачты, возле которой приютился, он понял, что это всего лишь Чибис, играющий на дудке.
   Он уселся, скрестив ноги и отдыхая после смены, а вокруг него собрался народ, причём никто не смеялся, не травил байки, не дрался и даже не ел - просто удивительно. Слушали, сосредоточенно нахмурившись, как важную сложную речь; кое-кто опустил голову или и вовсе закрыл лицо руками.
   И было от чего. Длинные и тонкие, совершенно не воинские пальцы Чибиса бегали по отверстиям, помогая губам, и в каждом прикосновении было столько нежности - так не дотрагиваются и до детской кожи. Он прикрыл глаза, нащупывая мелодию, и она неслась, обретая чёткость, над ладьёй и всем миром - прямо к темнеющим небесам. Переливы не были ни весёлыми, ни печальными и казались совсем простыми, но говорили обо всём сразу. Белка слышал в них свой дом - тот, первый, сгоревший, - видел мать в живых и отца рядом, видел сестёр и братьев, и поля, и горы, в которых не бывал, и настоящую зелёную траву, которую видел последний раз в далёком детстве, когда эта долгая зима ещё не началась. Он валялся в этой траве под соснами, где нашли пристанище его рыжие тёзки, и смотрел на букашек и муравьёв, живущих собственной жизнью, и слушал пение птиц. И, будучи воином, он знал, что войны уже нет, что никто не умер, как тот дезертир, и что сам он вернулся живым.
   Чибис оборвал игру на последнем звуке - резком и решительном, точно треск рвущегося холста или взмах косы - и Белка вздрогнул, возвращаясь к реальности. Не было никакого лета, травы и сосен; только ночь, море и палуба, открытая всем ветрам.
   - Хорошо... - сказал Волк, стоявший, как оказалось, совсем рядом; Белка не слышал, как он подошёл, и чуть сухарь не выронил. После трепетной мелодии его надтреснутый голос резал слух. - Хорошо он играет, шельма. Правда ведь?
   - Да, - осторожно согласился Белка. - Очень.
   - Совсем молодой ещё, - продолжил Волк, будто не расслышав и как-то странно глядя на Чибиса, который сосредоточенно протирал дудочку лоскутом, - а тоже - столько гнили видел... Всё война, будь она проклята. Вот ты, - он неожиданно ткнул пальцем Белке в грудь и обвинительно уставился на него; Белке в страхе подумалось, уж не приложился ли Волк к фляжке вьёнге. - Ты, небось, рад, что плывёшь на Армаллион? Рвёшься в битву, а? Доблесть свою доказывать?
   - Ну... - протянул Белка, на всякий случай отодвигаясь и ёжась от налетевшего ветра. - Не то чтобы доблесть...
   - Ага, значит, на других поглядеть охота?
   - Ну да... Поучиться, - Белка всё ещё не понимал, откуда в загрубелом лице Волка такое любопытство с зачатками свирепости. - Если я стану дружинником, я ведь должен знать... Разве это плохо?
   Чибис на другом конце палубы поднялся по окрику и направился к вёслам, запахнув плащ - пришла его очередь. Он спрятал свою дудку, смехом ответил на чью-то колкость, подышал в горсть ладоней, пытаясь согреться... Что-то неуловимо-прекрасное покинуло его облик вместе с музыкой, и теперь это был просто Чибис - такой же, как всегда.
   - Да нет, не плохо, - вздохнул Волк, точно потеряв к нему интерес. - Всё верно. Время учиться убивать... На вот, - он запустил руку за пазуху и вытащил что-то тёмное, скомканное. - Держи. Тебе она больше пригодится, а я не хочу руки марать.
   Белка взял вещь и понял, что это шапка - пушистая, соболья, под стать воину вроде Волка. А потом догадался, какая именно - одна из тех, которые раздавали в войске от имени хайлира как тайное оружие Империи. Белке стало жутко, и он не знал, от чего больше - от слов Волка или его внезапного подарка.
   - Мне не положено, - он протянул шапку назад, но Волк лишь досадливо отмахнулся. - Я же только оруженосец, я и биться-то не буду...
   - И слава Бдящему, что не будешь, - сурово оборвал Волк. - Говорят тебе, забирай. Не учили, что старшим не перечат?
   - Но тогда ты останешься без защиты...
   - Уж я как-нибудь разберусь; всю жизнь обходился без сопливой заботы и колдовских штучек, и сейчас ничего не поменялось... Забирай. И, как доплывём, не суйся под клинки и драконье пламя. Держись ближе к Карпу, парень, - Волк развернулся и ушёл к трюму, громыхая сапогами, оставив Белку тонуть пальцами в дорогом меху, а мыслями - в догадках.
   Волк что, считает бесчестьем скрываться за магией шапок? Ищет смерти? Хочет защитить Белку? А может, всё сразу?..
   Белка прижал подарок к груди и огляделся - не видел ли кто. Кажется, нет... Как бы там ни было, надо хорошенько спрятать шапку, не то первый же десятник скормит его рыбам в наказание. И ни за что не поверит, что Волк отдал её сам.

***

   Прибыв на Армаллион, Серый Князь очень быстро разобрался в ситуации - даже быстрее, чем предполагала Сейхтавис. На берегу, возле пышущего жаром, громадного чёрного ящера у них состоялся довольно короткий разговор, и на следующее утро предательница-Верховная без суда была заперта в той самой темнице, где накануне томилась беременная Ашварас.
   Откровенно говоря, Сейхтавис и не протестовала. Она чувствовала себя такой измученной и опустошённой; а точнее - вообще себя не чувствовала. Будто вместе с рукой Ашварас отрубили её душу. Она как бы со стороны, с лёгким недоумением наблюдала за собой, оставшейся за тяжёлой дверью с засовом, за собой, свернувшейся на набитом соломой тюфяке и оставшейся в полном одиночестве. Князь приставил к ней сменявшихся охранников из своей дружины, и они обращались с ней очень почтительно: называли, точно в насмешку, "Верховной" или "госпожой жрицей", рвались исполнить любую мелкую просьбу, спрашивали, не нужно ли чего добавить к и так недурной еде... Впрочем, Сейхтавис почти и не ела - разве что жевала изредка безвкусный хлеб, чтобы хоть чем-то себя занять, да чертила взглядом узоры на каменной стене.
   Равнодушие охватило её, и даже доходившие "сверху" новости почти не занимали. Жрицы, может, и решились бы на восстание, но на стороне Князя была сила, а они всё-таки оставались горсткой женщин. К Сейхтавис, разумеется, не пускали никого из них, поэтому судить о настроениях в Ордене она не могла; но стражники делились сплетнями более охотно, чем одобрил бы Князь. Сейхтавис знала, что Храм и Армаллион готовятся к осаде, что Князь подновляет укрепления и проверяет запасы, что он покрыл берег сторожевыми постами, а в гавани оставил ладьи с частью воинов. Из города выпускали только по особому разрешению, и, несмотря на разумную основательность действий Князя, там, судя по всему, царила паника; один из стражников со смехом рассказывал, что женщины ударяются в рёв и рвут на себе волосы даже при виде рыбацкой лодочки на горизонте - так боятся имперских кораблей.
   Сейхтавис не знала, где Князь держит драконов - в самом Армаллионе или в окрестностях Храма. Они явно наводили ужас на горожан и жриц, а может, и на княжеское войско. Иногда Сейхтавис слышала отдалённый рёв, и тогда ей казалось, что стены содрогаются. Стражники уверяли, что в городе что ни день, то пожары, и власти возмущаются, но, конечно, не в открытую - кто рискнёт пойти против Серого сиятельства?.. А вообще-то "они твари добрые и огнём редко дышат, коли сытые", как уверял один из них. Мясом, как все надеялись, Князь предусмотрительно запасся.
   Сейхтавис больше не гадала, кто победит в этой войне; ей вообще стало трудно сосредоточиться на этом. Она и молиться-то толком не могла, а уж вопросы о Князе и Императоре и вовсе скрылись в тумане. Ашварас, одна Ашварас занимала её - она хотела и не смела спросить о ней, попросить её увидеть. Вина мучила жрицу, грызла изнутри, и она снова и снова теребила порез на руке, не давая ему до конца затянуться - словно лишь это и держало её в мире живых. Богиня отступилась от неё, перестала слышать, она не прощена - это всё, что Сейхтавис знала, и не могла думать, не могла спать. Каждую ночь она металась в каком-то полубреду, и стражники первое время чесали в затылках, не представляя, чем ей помочь; она то бормотала о каком-то жемчужном браслете, то сбивалась на заклятия на чужом языке, то, покрываясь испариной, жаловалась на жар. Сейхтавис мерещилась сестра, лицо которой она едва помнила, и давно умершие родители в далёком северном селении на материке, а ещё - почему-то местная повитуха, грозная, мужеподобная старуха Медведица; в детстве Сейхтавис - тогда ещё Змейка - ужасно боялась её.
   - Надо найти Медведицу, обязательно надо... - твердила Сейхтавис, скребя ногтями по тюфяку, и стражник, смущённо переглядываясь со своим товарищем, осторожно промокал мокрой тряпицей её пылающий лоб. - Она облегчит роды... Тогда ей не будет слишком больно... Ей не должно больше быть больно...
   - Всё будет хорошо, госпожа жрица, - говорил воин, кутая в одеяло дрожащую женщину. - Всех найдём, никому не будет больно...
   - И она простит меня? - жарким шёпотом спрашивала Сейхтавис, распахивая покрасневшие глаза; стражник отшатывался, натолкнувшись на этот безумный взгляд.
   - Обязательно простит, - успокаивающе произносил второй воин. - Поспите, госпожа, Вы больны и устали.
   - Нет, не могу, - и Сейхтавис, обмякнув, откидывалась обратно на тюфяк; судорожно вздымалась от каждого вдоха её узкая грудь, и резко выступали приоткрывшиеся ключицы. - Она не простит меня, никогда не простит... Какой милый крепыш, вы только посмотрите - пухлые щёчки, горластый... Он будет воином, храбрым воином, но не жестоким, не как отец... О Матерь, она никогда не простит меня...
   - Слышь, а это ведь она про княжью девку, - шептал один стражник другому, как только жрица ненадолго погружалась в забытье. - Ну, ту, рыжую, что на сносях...
   - Точно, - мрачно кивал другой. - Не к добру он её при себе держит, ох не к добру...
   И оба сочувственно смотрели на Сейхтавис, на алые пятна, выступавшие на бледном строгом лице. Так проходила каждая ночь, а утром её снова охватывала апатия - и оставалось всё меньше дней до первых боёв на Армаллионе...
  
   ГЛАВА XIV
   Мей в бессильной ярости сжимал железные прутья решётки, больше всего на свете жалея, что не способен расплавить их взглядом или просочиться сквозь них. За спиной у него чадил, потрескивая, факел - он немного разгонял холод и мрак этого тесного каменного мешка. В углу на подстилке лежал Кнеша, по-домашнему закинув ногу на ногу и подложив под затылок руки. Испробовав последний амулет и последнее заклинание против злополучной решётки, Мей не выдержал:
   - Может, попробуешь сделать что-нибудь?
   - Например? - уточнил Кнеша, не шелохнувшись.
   - Придумать, как нам выбраться отсюда!
   - Я тебе уже сказал, что решётку трогать нет смысла, - вздохнув, Кнеша перевернулся на живот. - Ты же видишь, что чары на ней снимет только тот, кто их наложил. Усиленное запирающее заклятие, а автор - этот Доминик, как я полагаю.
   - Будь проклят этот Доминик... Интересно, это ему принадлежит чудесная идея разбудить Богиню?
   - Какая теперь разница. От твоих проклятий сейчас мало толку, Мей. Сядь и подожди.
   Мей сердито уселся на другой конец подстилки - её длина, собственно, равнялась и длине всей камеры, которая явно не была рассчитана на двоих. Окон не наблюдалось, как и других выходов. Они находились в подвале замка, не так далеко от земли - по крайней мере, спускались недолго, - да и сама постройка была не слишком извилистой. Мей был уверен, что легко отыскал бы дорогу наверх, если бы вышел отсюда. Если бы вышел... Они провели здесь, наверное, не больше пары часов, и даже с относительным удобством (по крайней мере, без крыс, плесени, костей и цепей в кровавых пятнах), но ему начинало казаться, что прошли уже сутки. Мысль о том, что беда так близко, а они ничем не могут помочь, приводила в ужас.
   - Чего ждать? - спросил он, вдыхая затхлый воздух. - Нашей казни или конца света?
   - Всего лишь вечера, - терпеливо ответил Кнеша.
   - И что нам даст вечер?
   - Ну, нам как минимум принесут ужин.
   - И ты можешь сейчас думать о еде?!
   Мей одарил Кнешу недобрым взглядом. Ему очень не нравилось выслушивать такие высказывания в замкнутом пространстве - сразу хотелось совершить что-нибудь противозаконное. Хотя, если подумать, даже в этом нет уже никакого риска - они и так в темнице, точно преступники. До чего же нелепо всё получилось, до смешного глупо.
   По шее Мея - там, где стояла печать Альвеох, - от этих раздумий прошёлся предупреждающий приступ боли; по губам Кнеши скользнула усмешка - и тут же скрылась.
   - Речь вовсе не о еде, прорицатель... Включи наконец здравый смысл, - Кнеша понизил голос. - Скорее всего, вечером будет смена караула. Чтобы передать нам ужин, стражнику придётся подойти вплотную к решётке... Понимаешь, о чём я?
   - И что ты собрался сделать - задушить его? Ткнуть в лицо факелом? - Мей пытался хладнокровно просчитать варианты, отодвинув отвращение. Убить невинного человека, чтобы сбежать из тюрьмы - какой подходящий способ спасения мира. - Не забудь, что они все в кольчугах и при оружии, а мы с голыми руками...
   "По твоей милости", - добавил он про себя. Перед его глазами встал меч - тяжесть и острота, сияющее лезвие, изумруд в рукояти... И зачем только он оставил его Троллю?..
   - У нас и ножи-то отобрали, - напомнил Кнеша, угадав ход его мыслей. - Думаешь, этот чурбан-Император не заметил бы твоего двуручника? Бессмысленно было тащить его сюда, а так он в полной сохранности. Больше того - обещаю, что скоро вы встретитесь.
   Кнеша говорил так безмятежно, оттеняя каждое слово своими плавными ораторскими жестами, что раздражение Мея сменилось тревогой: а не свихнулся ли он часом окончательно?.. Но не успел он озвучить своё предположение, как из коридора донеслись тяжёлые шаги. Кнеша улыбнулся с видом победителя и, вскочив, двинулся к решётке.
   - Ну наконец, а то у меня уже живот подвело, - почти ласково пропел он. - У вас принято держать пленников впроголодь, уважаемый воин?
   - Посторонись, - буркнул толстый краснощёкий мужчина с подносом в руках; на подносе расположились две плошки с дымящейся похлёбкой, два солидных куска хлеба и расписной глиняный кувшин. - Разговаривать не положено.
   - Это почему же? - делано удивился Кнеша и задержал руку у шеи - будто бы почесался. Мимолётное и вполне естественное движение, но Мей насторожился.
   - Я солдат Империи, - гордо пророкотал толстяк, стараясь свободной от подноса рукой отвязать от пояса связку ключей. - А вы бунтовщики, хоть и знатные.
   - Э, дяденька, да у вас тут тогда бунтовщик каждый, кто ум сохранил и добра хочет - невесёлая жизнь получается... - Кнеша наклонился к подносу, почти прижавшись к решётке лбом, азартно потянул носом. - Похлёбка рыбная?
   - Рыбная.
   - Да ты бы хоть бородищей не тряс над ней, солдат Империи... - и тут же, даже не договорив фразу, Кнеша резко дунул в крошечную трубочку, словно из ниоткуда взявшуюся у него в руке. Рот стражника раскрылся в беззвучном крике, он захрипел и начал заваливаться назад; Мей сорвался с подстилки и едва успел подхватить поднос - иначе поднялся бы жуткий грохот. Воин опустился на пол, подёргался в судорогах и застыл, закатив глаза; кровь прилила к его лицу, сделав его ещё краснее. В шее у него, пониже ушной мочки, торчала чёрная игла. Мей медленно поднял глаза на Кнешу, не находя слов.
   - Стащил пару штук у Отравителя, - невозмутимо пояснил тот и, присев рядом на корточки, стал возиться с ключами. - Крайне полезная вещь. Не бойся, он жив, но - полный паралич и потеря сознания на некоторое время... Да поставь уже поднос, не собираешься же ты есть эту гадость?..

***

   Кнеше пришлось пустить в ход ещё несколько отравленных игл, пока они пробирались по полупустым коридорам замка, вжимаясь в стены и стараясь потише дышать. Действовали по отработанной схеме: Мей придерживал стражника, вынырнув из-за поворота, чтобы Кнеша мог прицелиться. Естественно, Мей при этом рисковал куда больше: можно быть хоть сотню раз прорицателем, но это не спасёт от здоровяка с мечом или секирой, пусть даже сравнительно неповоротливого. Однако другого выхода не было, да и Кнеша проделывал всё молниеносно и устрашающе хладнокровно.
   Они отсиделись до темноты в какой-то заброшенной нише, набитой хламом, - дождались, пока пройдёт вечерний обход и слуги потушат факелы. Замок окутала темнота и тишина; потянулись сквозняки, застучали лапками мыши, готовясь штурмовать кухню. Туда же направились и Мей с Кнешей, уже приметившие, по какой лестнице сбегают слуги, возвращаясь с пустой посудой. В кухне, как и предположил Кнеша, помимо съестного изобилия обнаружился чёрный вход - неприметная круглая дверца. Кнеша двинулся было прямо к ней, но потом передумал, задержавшись задумчивым взглядом на огромном котле с чем-то, приготовленным на завтра. И, как выяснилось, передумал не зря: Мей, поднеся ладонь к дверной ручке, ощутил лёгкое покалывание и отшатнулся. Прищурился, сосредоточившись на Даре, изучая дверь взглядом глубже обычного... Так и есть - колдовство. Скрытая от посторонних глаз полупрозрачная пелена нежно-золотистого цвета колыхалась перед проёмом и была совершенно непроницаема. Необычайно красивые чары - и настолько же смертоносные.
   - Кем бы ни был этот Доминик, он очень сильный маг, - негромко сказал Мей, любуясь тонкой работой. В отличие от защиты в подземелье, эту завесу снять было можно, но отнюдь не просто. Оголодавший Кнеша, как раз расправлявшийся с куриной ножкой, подошёл и озадаченно хмыкнул:
   - И верно, ни одного просчёта... Надо же - в такой глуши. Ни за что не поверю, что он лично обходит замок на ночь и запечатывает все выходы.
   - Я где-то читал, что можно делать это на расстоянии, - отозвался Мей. - Но не встречал никого такого уровня.
   "Разве что Анну - и то не факт".
   Хотя... Он вспомнил о Нери и о пропасти сил, которые прятались в ней и проснулись после смерти отца - наследие родной земли, нутро Маантраша. Конечно, ничего общего не было между изощрённым, отработанным веками мастерством Анны и её стихийным вдохновением, поднимавшимся, точно лесной пожар, из глубин зелёных глаз, ярче и чище которых не найти, наверное, во всём Мироздании... Иногда Мей жалел, что не чувствует Нери, как Кнешу, но потом обрывал себя: страшно представить, сколько боли и горя причинила бы ей такая связь.
   - Помоги мне, Мей.
   Они с Кнешей встали плечом к плечу; Мей закрыл глаза и дал волю Узам, сплетая своё сознание с чужим. Единая воля - и единый удар. Вместе они нащупали точку, куда требовалось приложить энергию, а слова и жесты пришли сами собой. Ещё чуть-чуть - и ловушка стала таять, пока не исчезла совсем.
   Тёмный задний двор дохнул морозом им в лица. Мей неважно ориентировался в окрестностях, но Кнеша чуял дорогу не хуже гончей на охоте. Городок был почти пуст, а тесная застройка удваивала тень, но почти весь путь до харчевни они просто неслись, захлёбываясь холодным воздухом, - до сих пор казалось чудом, что их бегство пока не замечено.
   Разбуженный трактирщик долго ворчал, но, сквозь дверное окошко признав в ночных гостях тех самых богатеньких постояльцев, смилостивился. Мей буквально взлетел по лестнице и ворвался в их комнатушку, опрокинув в спешке пару кружек, забытых на стойке, и вообще произведя уйму ненужного шума. Тролль почему-то не спал, а возился с вещами, и сразу устремил на Мея полные тревоги глаза:
   - Вы ранены, господин волшебник?
   - Нет, - пропыхтел Мей, счищая снег с сапог. Следом за ним ввалился Кнеша, успевший-таки стащить с императорской кухни мешочек съестного. - Но нам нельзя больше оставаться в Лирд'Алле, Тролль. Прости, мы уходим. Некогда объяснять.
   - Да-да, я знаю, - закивал Тролль, и Мей моментально очутился на скамье с кружкой горячего отвара в руках и приготовленной возле сменой чистого белья - только что от прачки. - Я всё собрал, как просил господин Кнеша. Ваш меч, карта, деньги и камни - всё готово. Я даже лошадей достал, настоящих южных, - зардевшись от гордости, прибавил он. Мей медленно поднял взгляд на Кнешу, безмолвно требуя объяснений. Тот пожал плечами:
   - Ну да, я предполагал, что всё так сложится, поэтому поручил всё Троллю и прихватил иглы... Лучше перестраховаться, чем оказаться в дурацком положении, разве нет?
   Мей вздохнул. По его мнению, он сейчас был в более чем дурацком положении.
   - Кто из нас двоих обладает Даром, интересно?.. Почему ты никогда не посвящаешь меня в свои планы? - спросил он, не очень надеясь на ответ. Кнеша снисходительно улыбнулся:
   - Потому что обожаю лицезреть твоё замешательство... А теперь поторапливайся, если хочешь до рассвета уехать из этой дыры. До ближайшей незамерзающей гавани день пути, и то при загнанных лошадях и без метелей. И до Армаллиона ещё плыть и плыть.
   - Кто тебе сказал?
   Улыбка Кнеши стала сладкой, как любимый сироп леди Таисы.
   - Дочка трактирщика, кто же ещё... Ну так что, ты всё ещё хочешь, чтобы Богиня почивала дальше?

***

   В спешке распрощавшись с Троллем, который упорно отказывался от своей доли сокровищ в знак благодарности, они покинули город через единственные ворота. Их, разумеется, уже закрыли на ночь, но стражники оказались более падкими на золото, чем императорский привратник, и к тому же откровенно туповатыми. Вид же огромных, кровавого цвета коней и двуручника у Мея за спиной и вовсе сразил их наповал.
   Ночь мчалась навстречу в такт хрусту снега под лошадиными копытами, и Мей не заметил, как занялся рассвет. Сквозь тучи стала пробиваться тусклая Льёреми, и, глядя на неё, Мей впервые подумал, что ей, возможно, не так уж долго остаётся гореть. Он сжал ногами бока коня, и тот ускорил галоп, покорный, казалось, одной мысли. Мей никогда не ездил на таком замечательном животном: не врут всё-таки местные жители по поводу южных лошадей.
   Он был голоден, замёрз и обессилел; дрожали руки, сжимавшие поводья, но Мей прикусил щёку изнутри, как когда-то учил его старик Вейр, чтобы не тошнило от запаха краски, и продолжал погонять коня, пока тот не покрылся пеной и не стал сбиваться с шага. Кнеша окликнул его, ругаясь на чём свет стоит, и они устроили вынужденный привал у подножия холма.
   Короткий день уже клонился к вечеру. Мей накормил лошадей и начал разводить костёр, но искра долго не высекалась, и даже крошечная задержка раздражала его. Он уже готов был прибегнуть к магии (хотя обычно принципиально не пользовался ею для мелочей), но тут услышал из-за спины сдавленный возглас Кнеши. Мей схватил лежавший рядом меч (это движение уже стало для него почти инстинктивным), вытянул его из ножен и резко развернулся. Кнеша медленно пятился прочь от бугристого холма; на его лице застыл ужас. Мей недоумённо осмотрелся: ни души вокруг, ничего подозрительного; и всё-таки что-то определённо не так. Он посмотрел вверх - и понял, что именно.
   Холм открыл глаза.
   Именно так: два больших янтарно-жёлтых глаза с кошачьим вертикальным зрачком распахнулись по обе стороны округлого выступа и изучающе - по крайней мере, Мей назвал бы это так - уставились на них. Выступ с хрустом подался вперёд, и Мей увидел, как из толщи камня формируется вытянутая голова ящера с мощной челюстью и узкими раздувавшимися ноздрями. То, что казалось холмом, пришло в движение, и земля под ногами явственно задрожала; существо потянулось, расправляя исполинское тело, расшвыривая снег и мелкие камешки. Обозначились четыре когтистые лапы, длинная, по-лебединому изящно изогнутая шея, сужающийся к концу гибкий хвост, похожий на змеиный, но длиной с небольшой переулок... Освободившись от пыли и мха, засияла чешуя - чёрная и богато блестящая, точно полированный оникс или обсидиан; гребень из жёстких пластин, начинавшийся на лбу, сбегал к кончику хвоста по всему позвоночнику.
   Мей осознал, что уже пару минут стоит с дурацкой восхищённой улыбкой. Сошла она только тогда, когда существо запрокинуло голову и взревело, расправив кожистые, заслонившие полнеба чёрные крылья. Лошади не выдержали и с громким ржанием скрылись. От рёва по горам и долам прокатилось чудовищное эхо, и Мей не сомневался, что это закончится парочкой обвалов и, вполне возможно, смертью какого-нибудь незадачливого путника.
   - Эсалтарре, - сказал Кнеша, с глубоким почтением поднося руку к груди и сгибаясь в поклоне. Немного удивившись, Мей последовал его примеру.
   - Эсалтарре? - переспросил он шёпотом.
   - Что-то вроде "крылатые и бессмертные". Так называют себя драконы, - пояснил Кнеша. Мей не стал спрашивать, откуда он знает.
   "СМЕРТНЫЙ ВЛАДЕЕТ СВЯЩЕННЫМ ЯЗЫКОМ ЦИТАДЕЛЕЙ?" - пророкотало так оглушительно, что Мей зажал уши - но через мгновение понял, что дракон молчит, а голос лишь у него в голове. Ужасный и одновременно чарующий голос; наверное, так блоха слышит человеческую речь.
   - Совсем немного, великий. Буквально парой слов, - Кнеша явно смутился - зрелище крайне непривычное.
   "О ДА, Я ЗНАЮ ТЕБЯ. Я ЧУЮ ТВОЮ СИЛУ, МАГ. НО ТЫ НАПРАВИЛ ЕЁ НА ПРОЛИТИЕ КРОВИ, И ТВОЙ РАЗУМ ИЗУРОДОВАН".
   - Ну... Можно сказать, что я отошёл от этого, - неубедительно отшутился Кнеша.
   "ЛОЖЬ. СМЕРТНЫМ СТОИТ ТОЛЬКО ДАТЬ ВОЛЮ СВОЕЙ ЖЕСТОКОСТИ - И ОНИ НИКОГДА НЕ ОТКАЖУТСЯ ОТ НЕЁ... КАК ТВОЁ ИМЯ, РАЗБУДИВШИЙ МЕНЯ?"
   - Мон Кнеша, сын Ритхи из Рагнарата.
   Мей никогда раньше не слышал, чтобы Кнеша произносил имя своего отца. Это поражало, пожалуй, сильнее его смиренного тона.
   "Я ЕРЛИЕНН СА'АХ НЕЙШ, ОГНЕННЫЙ ВЕТЕР ИЗ ПЛЕМЕНИ СКАЛИСТЫХ. ЧТО ТЕБЕ НУЖНО ЗДЕСЬ, КНЕША, СЫН РИТХИ? ТЫ ЧУЖАК В ЭТОМ МИРЕ".
   - Спросите у моего друга, - хитро перевёл внимание Кнеша, и Мей вздрогнул, ощутив на себе тяжесть изучающего взгляда драконьих глаз.
   "А ВЕДЬ И ПРАВДА, С ТОБОЙ ВСЁ ЕЩЁ ИНТЕРЕСНЕЕ... ДАВНО НЕ ВСТРЕЧАЛ ТАКИХ НЕОБЫЧНЫХ СМЕРТНЫХ, - Ерлиенн по-кошачьи присел на передние лапы и уютно свернулся в громадный клубок, не переставая разглядывать Мея. - ТВОЮ СИЛУ Я ТОЖЕ ЧУЮ, НО ОНА СОВСЕМ ДРУГАЯ. НЕУЖЕЛИ Я НЕ ОШИБАЮСЬ?.."
   - Думаю, что нет, - тихо ответил Мей. Он мог предположить, что за этим последует, и ощутил знакомую тоску.
   "ВИДЯЩИЙ СМЕРТНЫЙ, СМЕРТНЫЙ-ПРОРИЦАТЕЛЬ... - дракон помолчал, задумчиво барабаня по сугробам кончиком каменного хвоста, который теперь оказался в опасной близости от Мея. - Я СЛЫШАЛ О ТВОЁМ ДАРЕ - ТАМ, НАД ЗВЁЗДАМИ, КУДА НЕТ ДОРОГИ ВАМ ПОДОБНЫМ. МНОГО ПЕРЕПЛЕЛОСЬ НИТЕЙ И СОШЛОСЬ ДОРОГ ДЛЯ ТВОЕГО РОЖДЕНИЯ. Я ЖДАЛ, ЧТО КОГДА-НИБУДЬ ВСТРЕЧУ ТЕБЯ".
   - Я тоже ждал, - признался Мей. - Очень ждал, что увижу одного из вас... Эсалтарре. И даже надеяться не смел, что услышу.
   "СЧИТАЛ НАС БЕССЛОВЕСНЫМИ ГОЛОДНЫМИ ТВАРЯМИ, А? - послышался рокот, похожий на звук камнепада, и Мей не сразу догадался, что дракон смеётся. - ЛЮДИ НАХОДЯТ УРОДЛИВЫМ ВСЁ, ЧТО НА НИХ НЕ ПОХОЖЕ... ВОЗМОЖНО, ПОЭТОМУ МОИ СОРОДИЧИ ДАВНО ОСТАВИЛИ ТВОЙ РОДНОЙ МИР... ВСЁ-ТАКИ ЭТО ЗАНЯТНО. ВЕСЬМА ЗАНЯТНО, - Ерлиенн заинтересованно потянул носом. - ТЫ ПАХНЕШЬ ДОЛГОЙ ДОРОГОЙ И ДОЛГОЙ ЖИЗНЬЮ. ОЧЕНЬ ДОЛГОЙ ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА, НО СЕЙЧАС ТЫ ТАК МОЛОД. ТЯЖЕЛО ПРОЗРЕВАТЬ ГРАНЬ, БУДУЧИ ТАКИМ ЮНЫМ".
   - Тяжело, - кратко отозвался Мей; на самом деле он давно не чувствовал себя молодым и вообще как-то не думал о своём возрасте. А уж упоминания его предполагаемой долгой жизни почему-то совсем не приносили радости.
   "МНОГО БОЛИ ВЫПАЛО НА ТВОЮ УЧАСТЬ, - продолжал дракон. - НО МНОГО БУДЕТ И СЛАВЫ... И ЕЩЁ ЭТИ УЗЫ - О ДА, Я ИХ ЧУЮ... СТРАННАЯ, СТРАННАЯ ИСТОРИЯ. СТРАННЫЕ ПЕСНИ О ТЕБЕ СЛОЖАТ. МОИ СОРОДИЧИ ИЗО ВСЕХ ПЛЕМЁН БУДУТ ДЫШАТЬ ПЛАМЕНЕМ В ТВОЮ ЧЕСТЬ, ЕСЛИ ТЫ ВЫЖИВЕШЬ, ПРОРИЦАТЕЛЬ".
   Мей благодарно поклонился.
   - Я не слышал ничего более лестного, - вполне искренне сказал он. Дракон усмехнулся.
   "ДА, ТЯЖЁЛАЯ ЖИЗНЬ, НО ОНА ТОГО СТОИТ. БУДЬ БЛАГОДАРЕН ЗА ТО, ЧТО ПОСЛАНО ТЕБЕ, ИБО ОТ КАЖДОГО УДАРА ТЫ СТАНЕШЬ СИЛЬНЕЕ И МУДРЕЕ, ЕСЛИ НЕ СЛОМАЕШЬСЯ. И ТЬМА НЕ КОСНЁТСЯ ТЕБЯ".
   Мей вздрогнул. "Ты на пороге темноты, - вспомнилось ему. - Пустыня в твоей душе, и неплодным останется твоё семя".
   - Мне говорили... другое.
   "ПОТОМУ ЧТО ВСЕГДА ЕСТЬ ВЫБОР, И ОН ТОЛЬКО ТВОЙ. НЕ ВЕРЬ ЛИШЬ ТЕМ, КТО БУДЕТ УБЕЖДАТЬ В ОБРАТНОМ... НО ЧТО ПРИВЕЛО ТЕБЯ СЮДА, ПРОРИЦАТЕЛЬ? ТВОИ ВИДЕНИЯ?"
   - Да. Лирд'Аллю грозит опасность... Грозит всему миру. Император собирается разбудить Спящую Богиню.
   Дракон прикрыл глаза - как показалось Мею, с выражением скорби.
   "МЫ ЗНАЕМ ЭТО, ПОТОМУ И ПОДДЕРЖИВАЕМ СЕРОГО КНЯЗЯ. ОН, ПРАВДА, ДУМАЕТ, ЧТО ПОВЕЛЕВАЕТ НАМИ, НО НЕ ЗНАЕТ, НАСКОЛЬКО ЭТО НЕЛЕПО ЗВУЧИТ... ЛЮДИ, ДА И ВООБЩЕ ВСЕ ПОДВЕРЖЕННЫЕ ЕСТЕСТВЕННОЙ СМЕРТИ, СКЛОННЫ ПРЕУВЕЛИЧИВАТЬ СВОЮ ВЛАСТЬ. ВПРОЧЕМ, СЕЙЧАС РЕЧЬ НЕ ОБ ЭТОМ. ТЫ ПРАВ, ПРОРИЦАТЕЛЬ, ЭТОТ МИР СЛИШКОМ ХРУПОК И НЕ ВЫДЕРЖИТ ПРОБУЖДЕНИЯ ТОЙ, КОГО ВЫ ЗОВЁТЕ БОГИНЕЙ. ОНА - ДИТЯ ИЗНАЧАЛЬНОЙ ТЬМЫ, КОТОРОЕ ЖАЖДЕТ ЛИШЬ СМЕРТИ ВСЕГО ЖИВОГО".
   - Но почему тогда ей поклоняются столько веков? - вмешался Кнеша. - Почему эти жрицы мечтают её разбудить?
   Ерлиенн перевёл на него зоркий взгляд.
   "ПОТОМУ ЧТО ИСТИНУ ИСКАЗИЛИ В ЛЕГЕНДАХ. БОГИНЯ НИКОГДА НЕ ПРИНОСИЛА СЕБЯ В ЖЕРТВУ, А ВЕЛИКАЯ ВОЙНА КОНЧИЛАСЬ, КОГДА ЕЁ УСЫПИЛИ И ЗАТОЧИЛИ НА МОРСКОМ ДНЕ. ПЕРВЫЕ ЖРИЦЫ БЫЛИ ЕЁ БЕЗУМНЫМИ ПРИСЛУЖНИЦАМИ И МОЛИЛИСЬ ЗЛУ".
   - Так почему бы просто не растолковать им всё это? А заодно Императору?
   Из ноздрей дракона вырвалось облако пара - он насмешливо фыркнул.
   "ЛЮДИ ВЕРЯТ В ПРИВЫЧНОЕ, ПОНЯТНОЕ, ВО ВНУШЁННОЕ С КОЛЫБЕЛИ. СКАЖИ ИМ НЕЧТО ПРОТИВОПОЛОЖНОЕ - И УВИДИШЬ, ЧТО БУДЕТ. ТЕБЕ ЛИ НЕ ЗНАТЬ, МАГ, КАК ЭТО БЕССМЫСЛЕННО".
   - А Доминик? - вспомнил Мей. - Волшебник из Странников, которого нанял Император... Вы говорили с ним?
   "КОНЕЧНО. ОН САМ НЕ ЗНАЛ, ВЕРИТЬ ИЛИ НЕ ВЕРИТЬ, НО В ИТОГЕ ПОСТУПИЛ ТАК, КАК ВЕЛЕЛА АЛЧНОСТЬ, А НЕ РАЗУМ. У НЕГО ПРОГНИВШЕЕ НУТРО".
   - Но что-то ведь можно сделать? - в отчаянии спросил Мей. - Есть хоть какой-то выход или всё зря?
   Ерлиенн помедлил с ответом.
   "ВЫХОД ВСЕГДА ЕСТЬ. БОГИНЮ МОЖЕТ РАЗБУДИТЬ ТОЛЬКО СЛОЖНЫЙ РИТУАЛ С УСТАНОВКОЙ, СДЕЛАННОЙ ИЗ СЕРДЦЕВИНЫ МИРОВОГО ДРЕВА. ДОМИНИК РАЗДОБЫЛ КУСОК КЛАЙДА-ТРУМА С БОЛОТ И ПОСТРОИЛ ТАКУЮ УСТАНОВКУ. МОИ БРАТЬЯ И СЁСТРЫ С АРМАЛЛИОНА ГОВОРЯТ, ЧТО ОНА УЖЕ ТАМ, И НЕ ХВАТАЕТ ТОЛЬКО РЕШАЮЩЕГО ШАГА. НО, ЕСЛИ РАЗРУШИТЬ УСТАНОВКУ И УБЕДИТЬ ВЕРХОВНУЮ ЖРИЦУ ПОРВАТЬ СОЮЗ С ДОМИНИКОМ, ВСЁ БУДЕТ КОНЧЕНО".
   Мей подумал о Клайда-Труме - об этом чудесном доме-дереве, питавшем целый народ, о его золотом величии. Чем можно разрушить такой материал? Простого огня или железа явно недостаточно...
   И тут что-то будто щёлкнуло у Мея внутри, и до него дошло. Мысль казалась такой бредовой, что он не сразу решился поделиться ею - но от дракона её всё равно было невозможно было скрыть.
   - А нет ли какого-то... особенного оружия, может быть? Способного поразить всё, даже сердцевину Древа?
   Кнеша издал невнятный возглас - видимо, ему пришло в голову то же самое. Когда путешествуешь с прорицателем, перестаёшь верить в случайности.
   "А ТЫ СООБРАЖАЕШЬ, - довольно промурлыкал Ерлиенн. - Я СРАЗУ ЗАМЕТИЛ ЕГО, НО РЕШИЛ НЕ ГОВОРИТЬ ТАК СКОРО. ЕСТЬ ДАВНО УТЕРЯННЫЙ ВЕЛИКИЙ МЕЧ, СПРЯТАННЫЙ В ГОРАХ, И ЛЮДИ СЧИТАЮТ ЕГО МЕЧОМ БДЯЩЕГО БОГА. ОН ДОЛГО ЖДАЛ ДОСТОЙНОГО ХОЗЯИНА".
   - Замечательно! - бодро провозгласил Кнеша. - Если войска Императора ещё не на острове, мы наверняка успеем. Мей...
   "ОНИ ТАМ, - перебил Ерлиенн. - ОНИ ТОЛЬКО ЧТО ПРИЧАЛИЛИ".
   - Так зачем Вы нас обнадёжили, Огненный ветер, - устало вздохнул Мей. - Значит, всё было напрасно.
   "ТЫ РАНО ОТЧАИВАЕШЬСЯ, ПРОРИЦАТЕЛЬ... - дракон снова поднялся во весь рост, точно хвастаясь блеском каменной брони. - СЛИШКОМ РАНО ДЛЯ ВОИНА. ТЕБЕ ПРИДЁТСЯ ПОБЫТЬ ВОИНОМ, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ СПАСТИ ЛЮДЕЙ. Я МОГУ ПЕРЕНЕСТИ ВАС ТУДА ПРЯМО СЕЙЧАС - И ВЫ ОКАЖЕТЕСЬ В ГУЩЕ БИТВЫ. РИСКНЁТЕ ЖИЗНЬЮ, НО ПОЛУЧИТЕ ШАНС ВЫПОЛНИТЬ ТО, ЧТО ДОЛЖНЫ. СОГЛАСНЫ?"
   - Так-так-так, погодите... - поспешно проговорил Кнеша. - Гуща битвы, Вы сказали? Думаю, мы должны это обсудить...
   - Мы согласны, - оборвал его Мей, глядя в драконьи глаза. Ерлиенн уважительно склонил голову.
   "ДА БУДЕТ ТАК".
   Мей поднял свой меч и кивнул Кнеше - одним кивком показав, что возражения неуместны. Тот вздохнул и, смирившись, встал рядом. Дракон наклонился к ним и приоткрыл пасть. Мей с невольной дрожью увидел раздвоенный красный язык и устрашающие зубы в три ряда. Всё-таки, что и говорить, необычная форма для столь возвышенного создания...
   "УДАЧИ ТЕБЕ, ПРОРИЦАТЕЛЬ".
   Поблагодарить он не успел - в следующий миг их накрыла волна жара и горячего бело-рыжего света с синими прожилками. Волна колдовского драконьего огня.
  
   ГЛАВА XV
   По сравнению с другими ладьями из флота Императора, пришедшими по иным направлениям, они припоздали - и, причалив на рассвете, увидели, что битва уже началась. Как только ноги Белки коснулись берега Армаллиона, чёткий порядок сменился совершеннейшим месивом, и он окончательно перестал что-либо понимать.
   Белка считался оруженосцем Карпа, но по просьбе Чибиса его оставили с лучниками возле кораблей - подавать стрелы. Дело было простое и ясное, но очень хлопотное: Белка почти непрерывно бегал, наполняя колчаны, и с трудом мог оценить общую обстановку. А обстановка эта оставляла желать лучшего: с одной стороны, имперские воины уже выбили тараном городские ворота и подожгли деревянные укрепления, так что бой давно шёл на улицах Армаллиона, с другой - солдаты Князя оборонялись отчаянно, а в небе парили драконы. Отец всё-таки был неправ, называя их сказкой.
   Да, Белка видел их - они кружили над каменистым островом, точно чудовищных размеров вороны над засеянным полем, и действительно дышали огнём. Собственно, и лучникам полагалось защищать корабли скорее от них, чем от вражеских воинов - хотя и те очень настойчиво пытались поджечь ладьи, когда прорывались через оборону на берегу. На взгляд Белки, это вообще была глупая и обречённая на неудачу затея; он удивлялся, как большинство суден ещё не разрушено, хотя от двух ладей дальше к северу уже остались одни обгоревшие остовы. Видимо, драконам было не до кораблей, пока они поливали пламенем город в тех местах, где скапливались имперцы - и в таком случае даже шапки невидимости были плохой защитой. Что до шапки Волка, то Белка в горячке и беготне сначала совсем забыл о ней, а потом, вспомнив, отдал Чибису - ему, не закрытому от драконов ничем, в отличие от меченосцев в городе, она была явно нужнее.
   Белка никогда, даже в ночном кошмаре, не мог представить, что бой изнутри выглядит именно так - просто мясорубка, хаос и смерть. С позиции отряда лучников и берег, и большая часть города прекрасно просматривались, и он видел то, что творилось там, подробнее, чем хотел. Толпы бегущих куда-то, мечущихся мужчин, истошные вопли десятников и сотников, вспоротые животы, отрубленные конечности, обломки камней, горящие деревяшки - и пламя, пламя, пламя с едким дымом... К тому же полудню прибрежную гальку залило кровью, и по морю остров теперь окаймляла широкая алая полоса. К полудню же Белку перестало выворачивать и трясти при виде обгоревших и изуродованных трупов - какое-то странное отупение овладело им, он не чувствовал уже ни холода, ни тошноты, ни усталости, ни страха. Лишь изредка вспоминал, что где-то там, на этих безумных, полуразрушенных улицах, рубятся Волк и Карп - и неприятно сжималось сердце.
   Хайлир (который, кстати, не приплыл на Армаллион лично и этим окончательно разочаровал Белку) приказывал не брать пленных, да и солдатам было не до горожан, но, слыша доносившиеся то и дело женские крики, Белка не был уверен, что имперцы так уж мирно обращаются с ними. Вообще люди роились в постоянном движении, то собираясь в большие группы, то снова растекаясь по укрытиям, тщетно пытаясь спастись от драконьего огня и от мечей воинов Лирд'Алля, добрая четверть которых скрывалась под волшебными шапками. Над островом стояли чад и гул, будто над кипящим котлом - только в этом котле кипела кровь. Белка в жизни не видел столько крови и столько не прикрытой ничем жестокости. Никакой красоты и никакого героизма не было в скрежете лезвий друг о друга - до высеченных искр, в коротких столкновениях, заканчивавшихся обычно раной в живот или грудь, в ударах из ниоткуда под прикрытием колдовства, в быстром подрезании сухожилий, в стрелах, попадавших то в плечо, то в глаз, то в шею, в истошных криках и красных фонтанах, которые за всем этим следовали. Люди падали на колени и на бок или лицом вниз - и умирали, умирали десятками и сотнями, сразу или долго, истекая кровью, и Белка знал, что это нормально, что таков порядок войны, что он ничем не может помочь им, но разум отказывался принимать это.
   Однажды прямо ему под ноги прикатилась отрубленная голова, и он, содрогнувшись, заставил себя перевернуть её лицом вверх, чтобы убедиться, что черты незнакомы - а потом, не выдержав, прошептал короткую молитву Бдящему Богу, сжав в кулаке оберег дяди Крота. Обращаться к Спящей Богине Белка не решался: всё-таки теперь он был одним из тех, кто осквернял её священную землю.
   Льёреми перешла зенит, а Армаллион всё ещё держался - и, по крайней мере, Храм, высившийся по другую сторону города мрачной скалой, оставался в полном распоряжении Князя. Сам Князь на поле битвы пока не показывался. Белка гадал, почему; глядя на драконов и на то, как мало вреда им причиняют людские стрелы (а точнее, совсем никакого; не зря ведь их, должно быть, зовут каменными), он легко мог вообразить Князя вылетавшим из Храма верхом на ещё большей крылатой громадине и наносящим непоправимый ущерб объедкам их войска. По крайней мере, на его месте Белка поступил бы именно так.
   Пока его одолевали эти мрачные размышления, Чибис не терял время и тратил одну стрелу за другой; к нему Белка, пожалуй, подбегал чаще, чем к другим лучникам. Вот и сейчас он снял шапку, возникнув из пустоты на прежнем месте и, задыхаясь, провёл рукой по вспотевшему лбу, к которому прилипли русые кудри.
   - Воды.
   Белка проворно отстегнул от пояса почти опустевшую фляжку и подал ему. Чибис жадно осушил остатки и протянул пустой колчан.
   - Долго это ещё продлится? - спросил Белка, вкладывая туда пучок длинных невесомых стрел с выкрашенным в жёлтое имперским оперением; у стрел врага оно было, разумеется, серым. Чибис хрипло хохотнул; взгляд у него был немного безумный - почти как у Волка.
   - А что, домой захотелось?.. Продлится, пока не вынудим сдаться эту тварь, - он показал в небо. - Его зверушек мы точно заставили поплясать. Глянь-ка, этот утыкан нашими стрелами, что твой ёж, - ещё один страшный смешок. Белка с сомнением поскрёб в затылке.
   - Ты бы не стоял без шапки так долго.
   Чибис отмахнулся.
   - Я не боюсь - этой птичке тоже нужно время, чтоб подогреть для нас новую порцию... Да и плевал я на эту...
   Конец его фразы исчез в грохоте, и Белка, вздрогнув, развернулся к городу. Увиденное поразило его: целая пристройка Храма, тоже казавшаяся частью скалы, вдруг просто пропала. Он отлично видел её отсюда: у самой земли, совсем близко к морю, похожая на нарост поверх исполинского каменного тела, она скрылась в облаке дыма, и теперь на её месте зияла дыра с неровными краями - как если бы кто-то отхватил кусок. Белка изумлённо заморгал, а Чибис выругался.
   - Началось. Я всё ждал, когда он начнёт, - процедил он.
   - Что начнёт? - не понял Белка. Ему-то казалось, что Князь скорее заканчивал.
   - Когда введёт в игру колдунов, - тут грохот повторился, и до Белки дошло: первый отряд имперцев добрался-таки до Храма, и сейчас они копошились внизу у отвесной стены, устанавливая приставные лестницы; а сверху, из узкой бойницы, прямо на них выкатился большой огненный шар, следом - ещё один... Белка различил даже фигурки женщин в разноцветных одеяниях, которые лили из бойниц и окон горячее масло, воинственно потрясали кулаками и швыряли камни из пращей. Огненные шары возникли и в другой части города - кажется, в районе рынка, где кипела особенно ожесточённая битва. Стоит ли говорить, какие разрушения они оставляли за собой и что происходило с людьми, попадавшими под них. Белка подавил очередной рвотный позыв и в ужасе отвернулся.
   И сразу заметил кое-что ещё, не менее странное: из пролома в Храме выскользнула тонкая фигурка - женщина, наверное, жрица - заметная с такого расстояния только благодаря белому одеянию, которое выделялось на фоне скалы, точно лебяжье перо на чёрной воде. Женщина постояла в нерешительности, оперевшись боком об обломок стены, а потом решительно двинулась в сторону - к узкой тропке, проложенной по одной из морщин-выступов Храма наверх. Почему-то встревожившись, Белка проследил взглядом за тропкой; заканчивалась она высоко, лишь немного ниже вершин Храма, и взбиралась на жутковатого вида утёс, нависший прямо над морем. Белка не мог взять в толк, что там понадобилось этой чудачке - утёс был совершенно пуст, - но она невозмутимо карабкалась вверх, не удостаивая вниманием драконов, огненные шары, стрельбу из Храма и захлестнувшую город резню.
   Белка помотал головой, возвращаясь к действительности. Дракон, в которого, упорно кусая губы, целился Чибис, отлетел к рынку, чтобы присоединиться к своим каменным сородичам и поливать огнём то, что от него осталось. Борьба у стен Храма по-прежнему шла с переменным успехом, и несколько имперцев в панике неслись к морю, пытаясь сбить пламя с подожжённой одежды и скинуть кольчуги.
   Белка дёрнул Чибиса за рукав.
   - Ну, чего тебе ещё?..
   - Смотри, - он указал на женщину. Чибис дёрнул плечом.
   - Лезет и лезет, тебе-то что. Какая-нибудь помешанная - кто их разберёт... - Чибис был непримирим ко всем сторонникам Князя, и даже его шутливая мягкость с женщинами в такие моменты не существовала. Но Белка возразил:
   - А разве белое носит не одна Верховная жрица?
   - Вроде бы так...
   - Так значит, она союзница его величества! - Белка занервничал всерьёз, потому что женщина неуклонно, хоть и медленно, приближалась к утёсу; тропа теперь шла почти отвесно, и она ползла, видимо, выбиваясь из сил. -Помнишь, Волк говорил, что слышал от хайлира, будто Князь держит её в плену за это?
   - Не лезь ты в это, Белка, - поколебавшись, посоветовал Чибис. - Не нашего ума дело. Может, это и не она вовсе... Эй, ты что делаешь?!
   Но Белка уже не слушал: он знаками подозвал ближайшего оруженосца - веснушчатого, лопоухого Шмеля - и вручил ему свою связку стрел.
   - Я мигом, - бросил он, однако Чибис железной хваткой сдавил ему плечо.
   - Совсем свихнулся?! Гляди, что там творится!
   - Но она же в море бросится - это и слепому ясно! Я не могу так, Чибис!..
   - Тоже мне герой!.. Этот треклятый утёс у самого Храма - от тебя костей не останется, пока ты доберёшься!
   - Пусти, я ненадолго, - он резко присел, так что Чибис покачнулся, не успев нагнуться (Белку впервые обрадовала их разница в росте), и побежал к утёсу вдоль берега. Вдогонку ему понеслись проклятия Чибиса - а ещё что-то тяжёлое и мягкое, ударившееся между лопаток. Белка оглянулся - конечно же, шапка-невидимка... Их с Чибисом уже разделила небольшая толпа, да и времени не было, поэтому он только благодарно вздохнул и натянул её.
   Приятное тепло прошлось по нему от макушки до пяток, оставив после себя лёгкое покалывание и сладковатый привкус во рту. Белка поднёс к глазам руку - и не увидел ничего, кроме мокрой гальки и обгорелых деревяшек на земле. И решил, что это их волшебство - не такая уж плохая штука...
   Он рванулся к скале со всей возможной скоростью - он не бегал так даже от Выдры, когда тот бывал особенно зол. В сапогах хлюпала вода, а тяжесть меховой куртки пригибала к земле, но Белка почти летел, упиваясь чувством защищённости: воины и оруженосцы сновали поблизости, но для всех он был пустым местом - для всех, включая драконов Князя... Совсем недалеко раздался крик ужаса, и Белка шарахнулся в сторону - очень вовремя: в паре шагов от него рухнул огненный шар и рассыпался чёрной массой, исходившей жаром; камни под ней зашипели, накрывшись облаком пара.
   Белка провёл рукой по вспотевшему лбу и побежал дальше; вот под ногами та тропка, а впереди мелькает белая ткань... Он понятия не имел, откуда в нём взялась уверенность в том, что жрица собирается спрыгнуть, - он просто почему-то в этом не сомневался, как и в том, что обязан этому помешать, иначе случится что-то ужасное. Он влез на утёс, подтянувшись руками и чуть не уронив шапку, как раз в тот миг, когда женщина подошла к самому краю и замерла, глядя на море. Там стояли имперские ладьи, отсюда похожие на стаю неуклюжих уток. Белое платье женщины трепетало на ветру вместе с длинными, спутанными тёмными космами, стелившимися по напряжённой узкой спине, и Белку кольнул страх: что, если он всё-таки ошибся и она готовится к какому-нибудь обряду, а не замышляет самоубийство?.. Но женщина, склонив голову, оторвала от земли одну ногу...
   - Нет, госпожа!.. - Белка услышал собственный вопль, а мгновение спустя обнаружил себя лежащим на животе и схватившим женщину за руки. Она повисла над бездной - прямо над острыми камнями и водой внизу - и смотрела на Белку с полным непониманием. Шапка съехала, и она его видела - но явно не могла сообразить, как он появился на утёсе.
   "Я же не удержу её", - обречённо подумал Белка - но почему-то удерживал, словно женщина весила не больше тряпичной куклы. Собственно, это было близко к истине - кожа да кости, но всё-таки... Белка сжал её ледяные запястья и, упираясь в землю носками, потянул вверх. Жрица не сопротивлялась, но и не особенно помогала ему - могла бы хоть поставить ногу на какой-нибудь там выступ, глупая баба... Разозлившись, он даже не сразу поймал себя на непочтительной мысли о Верховной. Впрочем, сейчас всё это стало совершенно неважным.
   Он вытащил женщину, и она попыталась встать, но ноги подкосились.
   - Госпожа... - выдавил Белка - и осёкся. С дрожью - от пережитого или от пронизывающего ветра, он не брался судить, - женщина села и притянула колени к груди, напоминая обиженную девочку. По бледным щекам текли слёзы, но она не смахивала их, точно не замечая. Глаза у неё были тёмные - настолько, что не видно зрачка, - и просто огромные, с нездоровым блеском. Белка не знал, что у людей бывают такие глаза.
   Он набросил ей на плечи свою куртку, и она впервые взглянула на него осмысленно - и столько неизбывной скорби было в этом взгляде, что у Белки защемило сердце.
   - Кто ты такой? - глуховатым голосом спросила жрица. Со стороны города раздался драконий рёв, и Белка пожалел, что не сумеет распознать, рёв это боли или торжества. Ему пришло в голову, что они на одном из самых открытых участков - чудная мишень для кого угодно, хоть с суши, хоть с моря. Надо скорее убираться отсюда.
   - Оруженосец из войска Лирд'Алля, госпожа. Здесь опасно, Вам лучше...
   - Как твоё имя? - требовательно перебила она. И на что ей это, тоскливо подумал он. Руки чесались надеть шапку, но это было бы жутко невежливо - заставлять жрицу Богини беседовать с пустотой... Отец бы его не одобрил.
   - Белка, госпожа.
   - Почему ты спас меня?
   Белка задумался. Ему было неловко под взглядом этой женщины - она смотрела так, точно сквозь череп видела все его мысли, а ещё немного напоминала мачеху... Да и вообще вся ситуация отдавала бредом. Но ответить, кроме правды, было нечего, поэтому он так и сказал:
   - Я не знаю.
   - Ты знаешь, кто я? - женщина встала, пошатываясь. Она была выше Белки, с гордой и даже величественной осанкой - хотя измождённая и грязная. - Я была Верховной жрицей Ордена Богини. Твои друзья сейчас сражаются с моими сёстрами. Вы принесли кровь на наш остров и хотите залить ею пол нашего Храма...
   - Но, госпожа, - промямлил поражённый таким напором Белка, - разве Вы не заключили союз с его величеством?..
   - О, не напоминай мне! - воскликнула жрица и, поникнув, с совершенно безумным лицом вцепилась пальцами в волосы. - Как же я ошиблась... Как ошиблась и как наказана... Зачем, зачем ты помешал мне умереть, мальчик? Теперь у меня не хватит мужества - а это было необходимо... Ты не знаешь, каково жить с такой виной, - почти простонала она и снова беззвучно заплакала, пробормотав что-то непонятное - не то "Шаварас", не то "Аштарас"... "Заклинания", - в ужасе подумал Белка и нерешительно коснулся её локтя. Он всегда чувствовал себя беспомощным при виде плачущих женщин, а плачущие ведьмы ему и вовсе до сих пор не попадались...
   - Госпожа, давайте я отведу Вас к нам на корабль... Спрячу в трюме, Вы будете в безопасности. Там Князь не доберётся до Вас. Бой скоро кончится, - ("Только неизвестно, как", - мрачно признал он про себя), - и Вы сможете отплыть на материк с первым попутным ветром... Госпожа...
   Но она не слушала его, спрятав лицо в ладонях и умоляя кого-то далёкого о прощении, обещая воспитать какого-то там ребёнка, если Серый Князь откажется от него... Шум битвы приближался, и Белка, решившись, уже был готов силой увести жрицу отсюда, если понадобится, или, плюнув на всё, вернуться к своим (в конце концов, могла бы и поблагодарить) - однако резкий свист у самого уха помешал ему. Голову швырнуло в сторону от невыносимой боли в виске, а перед глазами заплясали искры...
   "Праща", - успел понять Белка, прежде чем густая и тёплая тьма поглотила его.
  
   ГЛАВА XVI
   Раньше Мей не знал, что драконье пламя способно открывать порталы. Да что там - он был убеждён, что под ним нельзя выжить, не будучи каким-нибудь огненным демоном или не умея выстраивать защитные сооружения из зеркал, которые так любят Отражения.
   Оказалось, что он ошибался: в шквале огня из пасти Ерлиенна было... красиво. Мей понимал, что это звучит безумно, но именно так чувствовал: будто очутился внутри нераскрывшегося жёлто-багряного цветка, по лепесткам которого вились синие и белые прожилки. Его объяли жар и покой, а время точно остановилось; несколько упоительных секунд он был как бы за пределами собственного тела, заворожённый дыханием Эсалтарре, чьё невидимое присутствие ощущалось поблизости, позабыв о мече Бдящего Бога, войне, даже о Кнеше и Даре... Но блаженство до обидного скоро закончилось: портал выплюнул Мея в холод и в самое сердце битвы.
   От тяжести меча он чуть не потерял равновесие, а потом обнаружил, что положение и без того довольно неустойчивое: они оказались на каком-то утёсе - небольшом отростке скалы, зависшем прямо над морем. Внизу ревели волны, но ещё громче были крики и треск огня, которые ветер доносил с запада вместе с тошнотворным запахом горящей плоти. Мей посмотрел туда и остолбенел.
   Всё-таки они опоздали слишком сильно.
   - Да... - протянул Кнеша, созерцая творившееся в портовом городке: трёх каменных драконов, нарезавших круги, точно стая голодных грифов, горящие у берега корабли, залитую кровью и заваленную изрубленными телами гальку... - Выходит, такие путешествия занимают больше времени, чем через обычный портал.
   - Выходит, - машинально откликнулся Мей, облизав пересохшие губы. Он пытался определить, где имперские войска и где защитники Армаллиона, но все отличительные знаки и знамёна настолько обгорели, покрылись грязью или пропитались кровью, что жёлтого не осталось, как и серого. Он шагнул в сторону, чтобы скала не перекрывала часть обзора; в городе было несколько очагов схватки, но, кажется, самый ожесточённый бой кипел чуть за его стенами, у высоких железных ворот, ведущих внутрь этой самой скалы и сейчас наглухо закрытых засовом. Значит, это и есть...
   - Храм Богини, - Кнеша озвучил его мысль. Мей кивнул, и, запустив пятерню в волосы, вдруг понял, что она дрожит. Этого ещё не хватало... Ему не раз доводилось видеть битвы, случалось и самому попадать в переделки, и трусом он вовсе себя не считал, хотя умелым воякой назвать ни за что бы не решился. Однако привыкнуть к этому было выше его сил - к своему стыду, он ужасно завидовал невозмутимости Кнеши.
   - Надо найти, где разместили механизм Доминика, - собравшись с силами, сказал он, и, заведя руку за спину, достал меч. Клинок отозвался приветственным звоном, и Мей, скользнув ладонью по острым граням изумруда в рукояти, ощутил, как к нему возвращается уверенность. - Как ты думаешь...
   - Я могу отвести вас туда, - раздался где-то совсем рядом женский голос.
   Женщина отделилась от скалы, как тень, буквально в паре шагов. Мей удивился, как никто из них сразу не заметил её, и на всякий случай не стал убирать меч.
   - Кто Вы такая? - незнакомка скривила тонкие губы в странной улыбке, и Мей, невольно отметив, что это у неё получается не менее безумно, чем у Кнеши, обратил наконец внимание на её одежду - грязное и потрёпанное, местами порванное, наглухо закрытое одеяние. Белое.
   Он вздрогнул и посмотрел ей в глаза. Очень тёмные, почти чёрные - зрачок едва различим; большие и свирепые, как у хищной птицы. Всего только и красивого на худом немолодом лице, что эти глаза.
   Ошибиться он не мог - женщина из его видения. Мей порылся в памяти и вспомнил, как назвал её Император.
   - Госпожа Сейхтавис?
   - Да, - после небольшой заминки она кивнула. - Но лучше зовите меня Змейкой... Вас только что здесь не было, откуда...
   Её вполне закономерные расспросы прервал чей-то стон. Жрица ахнула и с неожиданной прытью бросилась назад - ближе к скальной толще, где располагался самый защищённый на утёсе пятачок земли, укрытый в тени и густо поросший мхом. Мей лишь теперь заметил, что там что-то шевелится - точнее, конечно, кто-то. Раненый? Этого ещё не хватало... Он смущённо переглянулся с Кнешей, который явно понимал не больше его, всё-таки спрятал меч и приблизился.
   Сейхтавис (или Змейка - мирское имя, которое почему-то предпочитала странная женщина) озабоченно склонилась над застывшим в обмороке хлипким пареньком лет двенадцати-тринадцати. Он был без доспехов, зато с жёлтой нашивкой Лирд'Алля на рукаве; из маленькой, но чрезвычайно опасной раны на виске всё ещё сочилась кровь. Жрица приложила к ней кусок ткани, шепча что-то неразборчивое и поддерживая паренька под затылок бережно, точно сына. Мей был сбит с толку - во-первых, он знал, что жрицы Богини обязаны блюсти безбрачие, а во-вторых - как раненый подросток оказался настолько далеко от своих?
   - Череп повреждён? - спросил он, решив не тратить время на выяснение подробностей. - Чем его ранили?
   Змейка качнула головой.
   - Камнем из пращи. Кажется, кость цела, но задели довольно сильно... Он спас мне жизнь, я не оставлю его вот так, - она беспомощно воззрилась на Мея. - Кто-нибудь из вас может отнести его к кораблям?.. Если вы не люди Князя.
   У Мея сжалось сердце, но тут поспешил вмешаться Кнеша.
   - Госпожа моя, Ваш порыв похвален, но мы вряд ли поможем мальчику, если потащим его вот через это, - он махнул рукой в сторону берега, где лучники продолжали отстреливаться от драконов, а с кораблей к городу спешили последние резервы мечников. - Сами видите, как всё чудесно просматривается, а тут к тому же эти дилетантские огненные шары - не знаю, кто ещё пользуется такими грубыми заклятиями...
   - Князь нанял островных колдунов-самоучек, - рассеянно пояснила Сейхтавис, не сводя глаз с паренька, который всё сильнее бледнел и шарил руками по мху, но в себя не приходил. - Но как же...
   - И, к сожалению, нам не очень-то желательно приближаться к имперским войскам, - перебил Кнеша и мягко дотронулся до плеча жрицы, доверительно улыбаясь - видимо, решил пустить в ход все свои чары. - Оставьте его здесь, госпожа, так его не заметят ни с берега, ни с Храма - камень ведь оттуда пустили?
   - Да, но...
   - Так сейчас им не до того, насколько я могу судить. Взгляните-ка - ещё чуть-чуть, и ворота начнут таранить. Там только успевай поворачиваться... Кстати, как это княжеское войско пропустило их так далеко?
   Запутавшись в чаще его слов, жрица некоторое время молчала, потом выговорила:
   - Шапки... У них есть... - тут глаза у неё расширились, сделавшись ещё больше, и она принялась обследовать землю вокруг паренька. - Шапки невидимости - он ведь тоже пришёл в ней... Она должна быть где-то здесь...
   - Вот эта? - Кнеша поднял и отряхнул добротную меховую шапку; Мей мог бы поклясться, что он давно заметил её и ждал подходящего момента. - Как интересно, никогда не видел ничего подобного...
   - Отдайте, - жрица бесцеремонно, без всякого страха выхватила у него шапку и, перевязав голову пареньку, водрузила её сверху. Мей и моргнуть не успел, как мальчик исчез - пустое место да примятый мох. Что и говорить, очень полезная магия - Император знает, что делает.
   Во всех случаях, кроме Богини.
   - Но ведь так его не найдут свои после боя... - опомнилась Змейка и снова потянулась к шапке, но Кнеша осторожно и твёрдо удержал её.
   - Госпожа моя, если кость цела, он очнётся и сам - если не сможет дойти, то достанет ума позвать на помощь. Если же нет... Иногда жертвы неизбежны. Вы сделали для него всё, что могли. Умоляю, время дорого, а нам очень нужна Ваша помощь.
   - На чьей вы стороне?
   - А Вы?
   Она помолчала.
   - Уже ни на чьей. Князь держал меня в плену за сговор с Императором и Домиником, но сейчас я просто хочу прекратить всё это. Раньше же...
   - Мы знаем, - прервал Мей, и она удивлённо умолкла. - Вы хотели разбудить ту, кому служите. Пожалуйста, выслушайте меня - это очень важно, там гибнут люди, и погибнут ещё многие, если Вы не поймёте... Богиню нельзя будить. Конечно, Вы думаете иначе, Вы думаете, что с её пробуждением наступят новые времена...
   - Они действительно наступят.
   - Да, но не в том смысле, - "Она же фанатичка", - в отчаянии напомнил себе Мей. Как в пару минут убедить фанатика, что дело его жизни было ложью?.. - Ваш мир будет разрушен, просто не выдержит такого перекоса сил...
   - Конечно, не выдержит, - спокойно сказала Змейка. - Я всегда это знала.
   Мей некоторое время таращился на неё без каких-либо дельных мыслей. Да что там - пожалуй, без мыслей вообще.
   Как это возможно? Бывает ли такое?
   - Эмм... То есть Вы знали, что пробуждение Богини приведёт к концу света, и всё-таки добивались этого? - уточнил Кнеша, интерес которого к этой женщине явно возрос в разы после таких слов. Змейка кивнула.
   - Само собой. Это не разглашается, но в Ордене учат не рыбу потрошить... Все, кто способен хоть немного думать, рано или поздно понимают это. Таких, разумеется, единицы, и кто-то из них обычно становится Верховной. Она должна быть посвящённой - таков закон.
   Несколько секунд царило молчание, и из оцепенения Мея вывел только драконий рёв где-то совсем неподалёку. Он вздрогнул и вжался спиной в скалу, вдруг осознав, что против Эсалтарре даже меч Бдящего Бога будет бесполезен.
   - Другими словами, конечная цель Ордена - уничтожение всего живого? - Кнеша продолжал докапываться до истины, и его интерес определённо переходил в восхищение. Его всегда болезненно занимали извращения всякого рода. Мей вздохнул; боги, сколько же времени они потеряли... Такого шанса больше не будет. Сейхтавис должна знать, где лежит это чудовище, но какие силы нужны, чтобы заставить её отвести их туда? Неужели придётся прибегнуть к оружию? Одна мысль об этом была ему отвратительна, но если это единственный способ...
   - Не совсем так, - снисходительно улыбнулась Сейхтавис. - Считается, что пробуждение Богини очистит мир от скверны, истребит всё греховное и ненужное... Но я давно не верю в это. Я была не старше его в день, когда добралась до правды, - она кивнула на место, где минуту назад лежал раненый. - И, сколько себя помню, я искренне хотела этого. Я жаждала смерти, всеобщего небытия. В жизни столько боли - так разве это не высшее счастье, казалось мне? Просто не существовать...
   - А Император знает? - спросил Мей, которого пронзила почти физическая боль от этих признаний. - Или Серый Князь?..
   - Нет, конечно. И внутри Ордена тайна известна лишь избранным, а уж мужчины никогда до неё не допускались. Мужчины живут днём и ясностью, служат Бдящему Богу... Есть старое местное присловье - о том, что вам не понять красоты трёх вещей: покоя, темноты и гниения, - она помолчала, будто перебирая что-то в памяти. - Но я изменила своё мнение, не смотрите на меня так. Иначе не стала бы рассказывать всё это. Случилось... Кое-что, перевернувшее меня. Неважно, что именно. Я отреклась от своего сана. Я хочу, чтобы Праматерь спала вечно.
   У Мея словно гора рухнула с плеч. Он собрался поблагодарить Змейку и скорее отправиться в путь, но Кнеша недоумённо спросил:
   - А как Вы узнали, что можете нам доверять? И что наша цель - не дать Богине проснуться?
   Жрица загадочно улыбнулась и впервые показалась Мею... Не красивой, нет, но какой-то пугающе притягательной. Так, как она, должны выглядеть ведьмы во время обрядов - с этими чёрными космами и подвижными длинными пальцами...
   - Разве может быть союзником Богини тот, кто приходит искать волшебную паутину из древесины Клайда-Трума вот с этим мечом за спиной?..

***

   Дорогу до нужного места они начали, прячась в тени и царившей вокруг суматохе. Кнеша отдал Сейхтавис свой плащ, чтобы она, закутавшись в него, не была так заметна в белом, а Мей старался по возможности не поворачиваться к встречным спиной, чтобы не вызвать подозрений роскошной отделкой ножен и рукоятью меча. Почти бегом спустившись по крутой тропке, жрица привела их к большому неровному пролому у самой земли - в той части, которую можно было бы назвать фундаментом, не располагайся Храм внутри скалы. Зияющая дыра высотой в полтора человеческих роста явно не образовалась сама по себе, о чём красноречиво свидетельствовали лежавшие вокруг обгорелые тела; Мей содрогнулся, наблюдая неестественные, отчаянные позы, в которых людей настигла смерть. Вообще же здесь было довольно безлюдно, ибо сердце боя действительно сместилось к воротам.
   Сейхтавис нырнула в пролом, но потом остановилась и оглянулась, неуверенно глядя на них:
   - Требуется так много сил, чтобы провести в Святилище Праматери постороннего, тем более мужчину... Оттого и Серый Князь до сих пор не попал туда. Это место защищено древней магией. Боюсь, меня не хватит на вас обоих.
   - Так не пойдёт, госпожа моя, - возразил Кнеша, явно сдерживая раздражение. - Жизнь моего друга слишком ценна, чтобы отпускать его в такое место в одиночестве.
   После этой фразы, сказанной вполне серьёзно, Мей на мгновение потерял дар речи. Потом прокашлялся и, решив оставить обсуждение этого до лучших времён и более мирной обстановки, предложил:
   - Мы могли бы разделиться. Если бы ты пока нашёл Серого Князя...
   - Да, это было бы замечательно! - воскликнула Сейхтавис, прямо-таки засветившись изнутри. - Вы отлично подойдёте на роль императорского посла. Вы выглядите и говорите именно так, как нужно; остановите эту глупую бойню!..
   - Я, конечно, польщён, - пробормотал Кнеша, с сомнением глядя в сторону ворот. - Но, во-первых, велика вероятность, что меня поджарят или подстрелят раньше, чем я попаду на переговоры, а во-вторых - где я его найду?..
   - Представьтесь послом и спросите любого княжеского воина, Вам сразу укажут дорогу.
   - Имперцы услышат меня и уличат в обмане.
   - Они ведь простые люди, им невдомёк, кого и зачем присылает командование. Вы можете сказать, что прибыли только что. Прошу Вас...
   - Дельная мысль, - поддержал её Мей. - Попроси по крайней мере приостановить битву, в ней нет ни малейшего смысла. Скажи, что Орден переменил мнение, а Армаллион сохранит нейтралитет... И вообще, по некоторым причинам, - он многозначительно приподнял бровь, намекая на давнее знакомство Кнеши и Князя и ту почти вассальную службу, которую Князь нёс для него, - успех тебе почти обеспечен.
   - Ладно, ладно, - Кнеша поднял руки, сдаваясь под двойным напором. - Я попробую, но ничего не обещаю... В том числе и остаться в живых - так что не удивляйся, если вдруг потеряешь сознание от боли... Простите, госпожа, долго объяснять. Отдайте мне хотя бы мой плащ, чтобы я больше походил на посла и меньше - на бродягу.
   Мей хмыкнул: Кнеша вряд ли напоминал бы бродягу даже в сгнивших лохмотьях и комьях грязи, разве что задался бы такой целью намеренно. Но Сейхтавис вернула ему плащ, став белым пятном в чёрной пасти провала.
   - Идите за мной след в след, - сказала она Мею, - не останавливайтесь и ни в коем случае не оборачивайтесь. Не касайтесь стен, не верьте голосам и видениям, если они доберутся до Вас. Говорите только со мной.
   Она протянула руку к стене, вытащила из скобы факел, и он вспыхнул у неё в руке. Мей напрягся: это не было той магией, к которой привык он и которой обучали Отражения - скорее что-то вроде Силы Нери, когда её источник - где-то вовне. В случае жрицы источником явно была Богиня, и Мею стало не по себе в исходивших от неё потоках волшебства, подспудных и неочевидных. Что, если в последний момент она передумает и решит помешать ему?.. Он отбросил эту мысль и шагнул в пролом вслед за Сейхтавис.
   - Удачи, - пожелал Кнеша, и Мей выдавил улыбку в ответ.

***

   Они долго петляли по тёмным коридорам, спускаясь глубже и глубже в тёмное чрево скалы. Это было очень похоже на путь за зельем для Тролля, только в укрупнённых масштабах: тоннели представляли собой всё-таки прорытые людьми, хоженые помещения. При этом обжитые места вроде подземелья с рядами опустевших зарешёченных темниц, большого холодного погреба, многочисленных лестниц и переходов, которые начинались и заканчивались грубо вырубленными арками, чередовались с заброшенными участками, где гуляли сквозняки, процветала плесень да шарахались от света факела летучие мыши. Сейхтавис уверенно шагала вперёд, и Мей только диву давался, как она запомнила этот сумасшедший маршрут.
   В какой-то момент проходы стали уже, потолки - ещё ниже, и спёртый воздух теперь мешал дышать. Однажды Мей закашлялся, ощутив непривычную боль в груди, и Сейхтавис недовольно дёрнула плечом, призывая к тишине. Но терпеть становилось сложнее по мере спуска. Вскоре меч начал наливаться странной тяжестью - до того, что заныла спина. Ещё через сотню шагов каждый вдох отдавался болью в рёбрах, как если бы Мей сломал парочку, так что он еле поспевал за жрицей, которая явно не испытывала никаких неудобств.
   Когда идти стало совсем невмоготу от звона в ушах, испарины и радужных кругов перед глазами, Мей даже собрался просить о передышке, но тут перед ними выросла покрытая резьбой каменная плита. Сейхтавис остановилась перед ней и обернулась; в дрожащем свете факела её узкое лицо с острыми чертами казалось ещё бледнее.
   - Теперь будет сложно, - предупредила она. - Святилище начнёт сопротивляться Вам.
   Мей задохнулся от такой новости.
   - То есть до сих пор не сопротивлялось?..
   - До сих пор были обычные охранные чары, давление и магия самого Храма. Дальше всё намного сложнее... Помните, что я сказала наверху.
   Сейхтавис с невнятным шёпотом провела ладонью по плите, и Мей лишь сейчас понял, что изображала резьба: неумелые рисунки пыток и казней. Он прикусил губу и дотронулся до зеркальца на поясе, чтобы успокоиться. Однако оно было бессильно здесь - как и любые его способности, кроме Дара.
   Плита, скрежеща, отъехала в сторону, и у Мея вырвался возглас удивления. Вот чего он точно не ожидал...
   Они вступали в очередной тоннель, но совсем другого рода: пол и стены были прозрачны, словно большая трубка из стекла или горного хрусталя, а за ними плескалась синь. Тёмные массы воды, пропускавшие жалкие остатки света Льёреми, со всех сторон окружали небывалый тоннель, сделанный точно стеклодувом-великаном, и Мей не мог оторвать взгляд от поразительного зрелища. Изнутри тоннель освещали мягко сияющие белые сферы; в их отражённом дробящемся свете мимо проплыла медуза, похожая на порванную вуаль. Мей восхищённо проследил за её полётом; тоннель уходил в даль и глубь и заканчивался чем-то тёмным, неразличимым отсюда.
   Кто, как, когда мог сотворить это?! И почему внутри свободно можно дышать?
   Мей был готов задать вопросы вслух, но Сейхтавис приложила палец к губам.
   - Тише, не выделяйте своё присутствие... Вас и так заметят.
   Как выяснилось через пару шагов, она была права. На Мея навалилась такая тяжесть, что колени подогнулись, и он сполна прочувствовал, что находится под толщей воды. Неумолимая Сейхтавис даже не оглянулась и лишь задула ставший ненужным факел. Стиснув зубы от натуги, Мей сделал ещё шаг. И ещё один.
   Уходи.
   Он вздрогнул. Голос, глубокий и звучный, заполнил весь тоннель, но жрица никак на него не отреагировала. Вспомнив её предупреждение, Мей шагнул ещё...
   Уходи, враг.
   Голос определённо принадлежал женщине - и в то же время кому-то больше, чем просто женщина. Он был совершенно равнодушен - так говорили бы камни, обрети они речь, - но в нём проскальзывало змеиное шипение. И Мей понял, кто обращается к нему.
   - Нет, - процедил он.
   Прочь. Или умрёшь.
   Мей застонал от нестерпимой боли во всём теле - так мучительно терзали только Узы Альвеох, и он даже на миг испугался, не случилось ли что-нибудь с Кнешей там, наверху. В глазах потемнело; он рухнул на четвереньки, сражаясь с собственной плотью. Боль жгла, крошила, мешала думать; он уже не видел ни Сейхтавис, ни красоты моря вокруг, зато видел кое-что другое.
   Яркие картинки собственной смерти проносились по его сознанию - хозяйка этого места посылала их, изощрённые, злобные и кровавые.
   Убирайся.
   Мей видел себя распластанным на дыбе, сваренным живьём, порубленным на куски; видел страшные, жутко изобретательные опыты со своим телом. Они больше вызывали омерзение, чем пугали, и Мей разозлился: она всерьёз считает, что может запугать его вот такими примитивными фокусами?..
   - Не уйду, - он поднялся, отгоняя навязчивые мороки, и, шатаясь, побрёл вперёд.
   Уходи, чужак. Уходи сейчас. УХОДИ.
   Это билось в голове беспрестанно, и кто-то явно прощупывал его разум: образы стали другими - теперь Мей видел замученными и убитыми в разных вариантах мать с отцом, Атти, Нери и Кнешу... Он зарычал от гнева и выхватил меч.
   - Не на того напала, тварь. Я видел и не такое!
   Сейхтавис ахнула где-то впереди, прокричала что-то усмиряющее, но Мею было уже наплевать. Богиня издевалась над ним, проникая в новые и новые пласты его памяти, показывая в исковерканном виде самые потаённые страхи, вины и желания.
   Ты проиграешь. Ты просто возгордившееся ничтожество. Не тебе тягаться со мной. Уходи, человечек.
   С последним словом издёвка стала откровенной: так называл его один Гэрхо, и совсем с другой интонацией... Мей сосредоточился и напряг всю волю, сбрасывая её путы, а потом побежал вперёд с поднятым мечом Бдящего Бога. Плавно сужавшееся к концу лезвие сверкало в его руках, будто невиданное жало, а крики Сейхтавис превратились в истошные вопли, и до Мея дошло, почему: стены тоннеля покрылись сетью трещин, реагируя на враждебное оружие.
   Мей понёсся с удвоенной скоростью - и, достигнув того тёмного места, увидел её.
   Она странно выглядела в этом прекрасном месте, ибо воплощала уродливое искажение любых законов красоты, любой гармонии. Глаз Мея с трудом охватывал громадные размеры, путался в сложных формах: клубки темноты, щупальца, клыки, чешуя и обнажённые кости сплетались и вновь расходились, источая холод и могильный мрак. Богиня возлежала на невысоком постаменте и, казалось, жила в единстве с морским дном и подземельями Храма - такая же жестокая, безмолвная, непостижимая. Её землистая грудь равномерно вздымалась и опадала в ритме мелких волн, приливов и отливов, а глаза - несколько десятков, разбросанных по всему телу - были плотно закрыты.
   Но Мей знал, что этот сон хрупок, и знал, что произойдёт, когда он прервётся. Богиню с трёх сторон окружала возведённая подручными Доминика тонкая паутина из того же вещества, что своды Клайда-Трума; потоки волшебства двигались по золотистым отросткам, пульсировали, прорываясь иногда во вспышки, и Мей понял, что сооружение, видимо, только крепнет от битвы наверху, что Богиню питает пролитая кровь...
   - Стены!.. - до него донёсся пронзительный крик жрицы этой самой Богини; обернувшись, Мей увидел Сейхтавис, в панике метавшуюся по тоннелю, который исходил трещинами и лопался; сквозь щели начала просачиваться вода, готовая хлынуть в полную мощь. - Скорее, мы захлебнёмся!..
   - Ну уж нет, - пробормотал Мей... Ерлиенн прав - он должен и будет жить; не для того он шёл сюда, чтобы так глупо погибнуть. Дар обязывает его сражаться за жизнь - свою и чужую, ибо ему дано видеть, а значит - защищать.
   Он лишь теперь понял, насколько не случайна эта встреча с Богиней, с её нелепым и страшным культом. Не менее не случайна, чем с Близнецами, Анной и Кнешей... Дар лучше знал, что ему нужно; Дар снова и снова приводил его на край пропасти, чтобы прорицатель научился ценить красоту Жизни, её боль и всепоглощающий свет, разлившийся по множеству миров...
   Мей поднял меч Бдящего Бога - и перерубил ближайший отросток.
   В короткий удар он вложил всю силу, на которую был способен, - не только рук, но и мысли, и Дара. Он рубил не просто паутину Доминика - он рубил темноту и злобу, ошибки и отчаяние, страдания и грехи. Он рубил свои сомнения и вину неизвестно за что, которая преследовала его с того самого дня, как он узнал о своём Даре, и которую он тщетно пытался искупить, принося пользу людям и не-людям без надежды на благодарность. Рубил тоску по семье и бездомность, и шум чужих Городов, и тоскливую память об отце и Анне, и зеркала Отражений, и величие замка Ниис, и придворные интриги Рагнарата, и бессмысленную смерть чудаковатого профессора Пиарта. Он рубил снова и снова, потому что не все ветки поддались сразу; рубил с остервенением, будто был для этого рождён, рубил, как немой, которому вернули голос. В ушах у него стоял рокочущий смех Ерлиенна и шорох его крыльев; он говорил о полёте и свободе, о выборе, о жизни, полной счастья и смысла - желанной, чудесной, цветущей где-то вдали. И под стуком ударов Мея сотрясалась золотая паутина, а где-то на просторах Мироздания зверь сбрасывал шкуру, становясь человеком, и кентавры хмурились, наблюдая за звёздами, и дриада покидала своё дерево, чтобы плясать при луне. Падали и восставали из праха королевства, возводились и рушились города - а мужчина шёл охотиться и пахать землю, а женщина прижимала к груди заплаканного младенца... И Мей-прорицатель, находясь под толщей воды, знал, что там, наверху, кончилась битва и Льёреми засияла иначе - ибо пробуждение Богини больше не грозило ей. И вздохнул, уверенный, что поступил правильно.
  
   ГЛАВА XVII
   Белка пришёл в себя в длинной комнате с узкими окнами и высоким потолком - она напоминала общую спальню в Яргли, но была значительно уютнее и чище. С десяток кроватей стояли ровным рядом, укрытые (Белка впервые видел такое неслыханное богатство) белыми пологами. Наверное, приближалось утро, потому что комнату наполнял мягкий туманный свет - такой бывает на границе ночи с восходом.
   Ощутив неудобство, Белка коснулся головы и обнаружил плотную повязку. Потом потянулся и зашипел от боли: вся дружина его синяков, царапин и ссадин была обработана какой-то едкой мазью, зато ноги уткнулись в мягкий валик, а тело облегали чистая рубаха и штаны. И то, и другое было явно сшито на широкоплечего здоровяка, но само чувство выстиранной одежды дарило блаженство - Белка толком не испытывал его с домашних времён, с другой жизни.
   - Ну, доброе утро, - негромко сказал Карп, выдвигая из тени стул (Белка сразу узнал его и дёрнулся было навстречу, но потом понял, что слишком слаб). Карп усмехнулся, сверкая синими глазищами, встал сам и обнял его, осторожно потрепав по плечу. Отрывки битвы ярко возникли в Белкиной памяти, и он подавил постыдный всхлип: Карп жив! Жив и даже, кажется, цел!.. Он и не предполагал, что это простое знание может доставлять столько счастья.
   Слава Бдящему, от Карпа не пахло кровью (Белку сейчас наверняка затошнило бы от этого запаха) - только мылом, немного костровым дымом и металлом из-за кольчуги (он был без меча и шлема, но кольчугу не снял). Более того - он определённо расчесал свою окладистую бороду, подумать только... Значит, прошло немало времени. Белка отстранился и тревожно спросил:
   - Кто победил? И где мы? - улыбка сошла с лица Карпа, он снова сел, и Белка лишь теперь заметил концы повязки, видневшиеся из-под его ворота возле ключицы. - Ты ранен?
   - А, ерунда, уже подлатали... Жрицы ведь знают в этом толк, - он обвёл взглядом комнату, и Белка отметил, что ни одна кровать не пустует - все заняты мужчинами и парнями, спящими или исподволь наблюдавшими за их разговором. - Мы в Храме - жрицы взялись выходить раненых, как битва кончилась. Прямо не знаю, что бы мы без них делали, волшебниц...
   - Наших раненых? - озадачился Белка. - Но как же...
   - Да никто не победил, по сути дела, - Карп тяжело вздохнул. - Видел бы ты, что творилось у ворот, та ещё каша... Наши уже тащили от кораблей таран, и одного дракона подстрелили-таки, но тут рога затрубили отступление. Оказалось, Князь запросил переговоров о мире.
   - Так, выходит, победили-то мы...
   - Да подожди, это ещё не всё. Запросил он их, когда ещё кое-что случилось: на море поднялись высоченные волны, одну из ладей раскрошило в щепки, а Льёреми вдруг... Эх, взгляни сам.
   Карп отошёл к окну и раздвинул серые - под цвет каменных стен - занавески. Белка зажмурился - по глазам резануло болью; извернулся так, чтобы видеть окно... И поперхнулся очередным вопросом. Окна выходили на восток, и прямо сейчас вставала Льёреми - и это была не та Льёреми, к которой Белка привык. Она сияла бело-золотистым, ослепительно ярким светом; небо над морем окрасилось десятком оттенков от алого и жёлтого до лилового, и она поднималась над горизонтом, рассыпая новые, освобождённые лучи. У Белки сдавило грудь от восторга.
   - О боги... - выдавил он. - Кто-то разбудил Спящую Богиню? Началась новая эпоха?
   - Ну, насчёт Богини не знаю, - тихо рассмеялся Карп и чуть сдвинул занавески, потому что кто-то из раненых недовольно зашевелился. - Но без колдовства тут явно не обошлось... Никто не понимал, что происходит, да и сейчас не очень понимает, но только Князь прервал битву. Правда, не признал поражение, а потребовал, чтобы переговоры вёл лично его величество. Говорят, он сегодня отплывает сюда, так что пока мы остаёмся на Армаллионе. Лично я хочу помогать восстанавливать город чуть погодя, как подживёт моя царапина - всегда не по нраву мне было воевать в стенах, где полно мирных людей...
   - А тем более штурмовать Храм, который защищают прекрасные женщины, и тратить стрелы на летающих чудищ, - сокрушённо добавил Чибис, входя в приоткрытую дверь. Белка был рад ему даже больше, чем концу боя и рассвету с новой Льёреми: он с первой секунды хотел спросить о его участи у Карпа, но боялся. Чибис, совершенно разоружённый и одетый в красивую вышитую рубаху, приблизился к кровати и присел рядом на корточки. - Как себя чувствуешь, герой? Надо умудриться выжить, схлопотав из пращи по виску... Говорил же я тебе - не лезь, куда не просят.
   - Спасибо за шапку, - чуть смутившись, сказал Белка. - Она мне очень помогла.
   - Да уж, помогла добраться до утёса и проломить черепушку... И чего ты полез спасать ту сумасшедшую?.. Впрочем, отдаю ей должное - она объявилась непонятно откуда вскоре после всей этой кутерьмы с небом и Князем и сообщила, где оставила тебя в шапке. Иначе тебя бы и не разыскали.
   - Так она жива? - Белку почему-то очень взволновала эта новость. Он чувствовал какую-то странную связь с этой женщиной, знал откуда-то, что та их встреча не может быть случайной или последней. - Это ведь и правда была Верховная... Князь не казнил её?
   - Я слышал, что они примирились, но Орден пока расторг оба договора - с Князем и с Императором, сохраняет независимость. И ещё говорят о перевыборах Верховной... Уж не знаю, чем всё это закончится, но переговоры им предстоят долгие.
   - А где Волк? - решился наконец Белка. Ему ответили не сразу: Карп с Чибисом украдкой переглянулись, Чибис кашлянул в кулак. Белка замер - этого было достаточно, чтобы всё понять. Потом Карп проговорил чуть севшим голосом:
   - Нет больше Волка, Белка. Надеюсь, он в небесных чертогах.
   - Он это заслужил, что бы там ни говорили, - мрачно заметил Чибис. - Жаль, не довелось ему увидеть конец войны... А он, по-моему, близко.
   - Как он умер? - прошептал Белка, вспоминая пронзительный ледяной взгляд и натруженные руки в старых шрамах.
   - Он бился ещё отважнее, чем всегда, - негромко сказал Карп, и Белка внезапно осознал, как он всё это время уважал старого друга и был привязан к нему - не только общей присягой. - И упал, только когда совсем истёк кровью... Его изранили колдовскими мечами - тем самыми, помнишь?.. Раны от которых не затягиваются... И я... Мне пришлось... - Карп умолк и отвернулся. Чибис со вздохом покачал головой.
   - Он просил тебя, дружище, не казнись. Уверен, что он был тебе благодарен.
   Они помолчали, потом затосковавший Белка тихонько выговорил:
   - Выходит, мы остаёмся здесь, на острове?
   - Он остаётся, конечно, - Чибис кивнул на Карпа. - Ты - как хочешь, пострелёнок. А с меня хватило... Да, не смотри на меня так - налюбовался я что на войны, что на перемирия за эти годы. Считай трусом, если угодно, но я ухожу из дружины.
   Поражённый Белка вопросительно уставился на Карпа, но того, видимо, сказанное совершенно не удивило - он лишь с неодобрением, однако безо всякого упрёка качнул черноволосой головой.
   - И... куда ты пойдёшь?
   - А, не знаю пока, - Чибис легко вскочил и оправил рубаху, заигравшую весёлым пёстрым узором. - Может, уйду торговать... Скоплю на кусок земли, построю дом, женюсь на хорошенькой девушке, заживу себе припеваючи...
   - Это ты-то? - ухмыльнулся Карп. - Ну-ну...
   - Ну да, ты прав... - Чибис мечтательно улыбнулся в ответ. - Скорее уж пойду в менестрели. Веришь, нет, пострелёнок - давно руки чешутся сделать это. Бродить по материку, играть да песни слагать со сказками - это ли не жизнь?.. Хочешь, пойдём со мной?
   Белка помедлил, чувствуя на себе испытующий взгляд Карпа.
   - Может, и хотел бы, - сказал он, - да не моя это дорога, кажется... Я хочу стать воином, воином Лирд'Алля, чтобы охранять мир.
   - Ты им уже стал, - серьёзно возразил Карп и положил широкую ладонь ему на плечо. - У тебя была возможность отсидеться вдали от битвы, а ты не воспользовался ею. Ты поступил мужественно и спас важного для Императора человека... На месте его величества и хайлиров я хоть завтра посвятил бы тебя в дружинники Лирд'Алля.
   Белка съёжился и спрятал в подушку горящее лицо. Чибис звонко расхохотался, окончательно разбудив тех, кто ещё пытался дремать.
   - Не смущай героя, Карп, - не то зазнается и за один стол с тобой не сядет... А вообще-то ты прав. Помнится, в моей первой битве меня оглушили раньше, чем до меня дошло, что происходит. Белка большой молодец.
   А Белке вдруг вспомнилось, что он видел, лёжа в беспамятстве, в пелене темноты после удара. Там были далёкие звёзды - и будто дорога туда, наверх. Он видел тысячи миров, жавшихся друг к другу и множившихся, подобно пчелиным сотам; видел две сияющих бессмертных крепости, что вели вечную борьбу, не заключая никаких перемирий, а ещё - сердцевину всего этого, полную зеркал, и громадные весы, золотые чаши которых пришли в равновесие... Он почти ничего не понял, но знал, что ему открыли не всё - точно кто-то приподнял покров над великой тайной, которую ещё долго предстояло разгадывать.

***

   Тот же самый рассвет Мей наблюдал с куда более выгодной позиции - с крыши, а точнее - вершины Храма. Мрачную скалу венчала небольшая выровненная площадка, окружённая зубчатым бортиком. Несколько лестниц вели сюда даже с самых нижних ярусов, и, хотя высота была головокружительная, это место явно оставалось востребованным; по крайней мере, поднявшись сюда, Мей спугнул стайку молоденьких не то послушниц, не то жриц (он не разбирался в здешней иерархии), и они торопливо удалились, краснея и хихикая.
   За последние дни Мей так вымотался, что планировал проспать как минимум сутки. По просьбе Кнеши ему предоставили отдельную комнатку в Храме - в ней он и отключился, как только срослись с последним ударом по паутине прозрачные стены тоннеля, а Сейхтавис вывела его из подземелий и, не менее измученная, ушла разговаривать с Серым Князем. Однако выспаться всласть Мею не позволили: один из княжеских дружинников явился за ним на исходе ночи и почтительно сообщил, что кто-то желает видеть "господина волшебника". Мей приготовился к встрече с Князем и долгим объяснениям (единственная надежда была на то, что большую их часть уже взял на себя Кнеша), но за дверью ждала молодая женщина в синем одеянии жрицы - ошеломляюще красивая, но с перемотанной тканью культей вместо одной руки. И беременная.
   Мей уже не удивлялся, встречая людей из своих видений - давно понял, что Дар обрекает на такие встречи. Поэтому невозмутимо пошёл с незнакомкой, которая, немного смущаясь, представилась как Ашварас и по пути на крышу вкратце рассказала ему свою историю. Она говорила просто и откровенно, а в синих глазах с необычным зеленоватым отливом светился живой ум, так что Мей быстро проникся симпатией и сочувствием к ней. Сочувствия Ашварас и правда заслуживала: даже сейчас её положение на Армаллионе, в близости к Ордену и Князю одновременно, было весьма шатким.
   - И что Вы теперь намерены делать? - спросил Мей, когда они подошли к бортику. Его интерес был искренним и заглушил голод, недосып и ужасную головную боль. Ашварас растерянно склонила рыжеволосую голову.
   - Я знаю лишь, что не вернусь в Орден. Всё прочее зависит от действий его сиятельства... и, пожалуй, новой Верховной, кого бы ни выбрали.
   - А если это будет...
   - Сестра Сейхтавис совсем не та, - прервала она, угадав его мысль. - Я видела её вчера, на срочном совете у Князя... Я не буду против, если её восстановят в сане. Она заслужила это и по-прежнему остаётся достойнейшей из всех.
   - То есть Вы простили её? - Мей поразился такой преданности. Ашварас печально улыбнулась, полубессознательным заботливым жестом положив здоровую руку на живот.
   - Она всего лишь делала то, что считала своим долгом. Все могут оступиться.
   - Нужно иметь мудрость, чтобы признавать это, - заметил Мей, думая о Князе и Императоре. Хватит ли у них мудрости, чтобы достойно завершить эту войну?..
   - Она рассказала и о том, что случилось в тайном святилище, - продолжала Ашварас. - О Вашем деянии... Я и искала Вас, чтобы поблагодарить. Это великий подвиг, господин Меидир.
   Мей вздохнул - настала его очередь смущаться. Он всегда терялся в таких случаях: благодарить за благодарность глупо, отрицать свою заслугу бессмысленно, а признавать - значит прослыть высокомерным гордецом.
   Он помолчал, созерцая открывшийся вид. Льёреми наконец-то стала походить на нормальное светило, и рассветное небо по яркости соперничало с одеждой Веттона или цветами острова Феалтах. Дул лёгкий ветер, и перистые облака изредка прикрывали восходящую бело-золотую красавицу, на фоне которой, распугивая чаек, резвились двое драконов, точно беспечные играющие щенки - совсем не вчерашние приносящие гибель монстры. Морская гладь шла небольшой рябью, и было бы трудно найти что-то более прекрасное, если бы не город, стоявший в развалинах, многие из которых ещё дымились. Ужасные следы битвы изуродовали Армаллион, и даже отсюда Мей видел, как местные жители копошатся в обломках домов в поисках родных или ценных вещей, как к Храму подтаскивают новые и новые носилки с ранеными, а жрицы снуют к берегу и обратно с флаконами, мисками, окровавленными повязками... От блестящего императорского флота мало что осталось, и расколоченные, обгоревшие ладьи с порчеными парусами являли собой жалкое зрелище.
   Он покачал головой. Ашварас поняла бы его, будь она Странницей - ведь повсюду, повсюду одно и то же...
   - Меня не за что благодарить. Того чуда, что случилось с Льёреми, я и сам не ждал, и не добивался его. А то, что Богиня осталась Спящей...
   - Вы предотвратили конец мира.
   - Разве? - он кивнул на остров. - В будущем - да, возможно. Но здесь и сейчас я не предотвратил его. Для этих людей. Для вас.
   - Но это было не в Вашей власти! - горячо возразила Ашварас. - Вы могли вообще не вмешиваться, если бы не хотели помочь...
   - Мог? - усмехнувшись, переспросил Мей. - Вы знаете, кто я такой?.. Скорее даже что я такое?
   Впалые щёки Ашварас порозовели, и она отвела взгляд.
   - Я... Да. В общих чертах. Ваш друг объяснил нам с его сиятельством... Но это ничего не меняет.
   - Меняет, княгиня. У каждого есть развилки, где возможен только один путь. Где выбор - видимость. Сейхтавис не могла не осудить Вас, Вы не можете вернуться в Орден... Так же и я не мог не прийти в Лирд'Алль. Богиня приходила ко мне в видениях - и я, честное слово, даже благодарен ей за это. Здесь я многое понял.
   - Вы назвали меня княгиней, - почти испуганно прошептала Ашварас, точно не услышав всего остального. "Женщины..." - снисходительно подумал Мей - и вздрогнул, уловив в этой мысли манеру Кнеши. Нет, нельзя настолько уподобляться ему.
   - Да, потому что и Вас я видел. Супругой Князя и матерью его сына. Вырастите его храбрым и честным - и, может быть, его имя переживёт многие поколения.
   Побледнев, Ашварас коснулась ладонью губ.
   - Не надо, пожалуйста... Даже если Вы видели что-то ещё. Я не хочу знать. Смертным не дано всеведение, и мне хотелось бы, чтобы так было всегда.
   - Мне тоже, - с горечью признался Мей. Потом представил, как он выглядит в её глазах - колдун из другого мира, явившийся с легендарным мечом и к тому же видящий будущее - и, справившись с тоской, попытался улыбнуться как можно мягче. - Как бы там ни было, всё идёт к лучшему... Я уверен, что Император готов на уступки. Если Вы убедите Князя тоже пойти ему навстречу, Ваши страдания кончатся. Да и не только Ваши.
   - Простите, о великий, что прерываю Ваши мудрые поучения... - насмешливо протянул Кнеша, и невидимая печать на шее Мея налилась приятным теплом, радуясь, что он жив. Кнеша откинул кованую крышку люка, выбрался на площадку и, увидев Ашварас, согнулся в изящном поклоне. В руке у него Мей заметил потрёпанный свиток и насторожился. - Доброе утро, госпожа моя, извините, что отвлёк... Не думал, что Вы так рано встанете после вчерашних ужасов.
   Кончики губ Ашварас дрогнули от сдерживаемой улыбки.
   - Орден отучает подолгу нежиться, да и раненым нужна помощь... Я уже ухожу, - она бросила ещё один серьёзный взгляд на Мея. - Ещё раз спасибо Вам, господин Меидир. Надеюсь, мы увидимся.
   - Я тоже надеюсь, - вежливо ответил Мей, почти уверенный в обратном. Ашварас подошла к люку, двигаясь с преувеличенной осторожностью, и Кнеша галантно придержал её за локоть, пока она спускалась. Потом со знакомой ироничной улыбкой воззрился на Мея.
   - Наверное, могу поздравить с очередным приступом везения?
   - Наверное, - сдержанно согласился Мей, гадая, к чему бы это. - Ты искал меня?
   - О, привычка, знаешь ли... - отшутившись, Кнеша прошёлся вдоль бортика, тоже глядя на море, город и новую Льёреми, чьи края горделиво виднелись из-за облаков. Он сменил дорожную одежду на лёгкую чёрную куртку и подбитый мехом плащ, которого не постеснялся бы и сам Князь. Мей ощутил слабый запах эфирных масел - вытяжка из жасмина, горький миндаль, какие-то пряности... - и понял, что Кнеша вновь среди политики и интриг - а значит, в своей стихии. - Странное место для свидания, должен сказать. А тем более с княжеской невестой.
   - Это не свидание, - терпеливо возразил Мей. - Она сама нашла меня...
   - Да ты востребован.
   - Не смешно.
   - Знаю, - Кнеша помолчал, и через печать на шее Мей удивлённо почувствовал его растерянность. Он будто бы собирался что-то сказать и не знал, как начать, - непривычное для Кнеши состояние. - Насколько я понимаю, дракон не соврал? Меч сработал?
   - О да, - Мей внутренне содрогнулся, вспомнив Богиню. Банально, но как же всё-таки хорошо, что она Спящая... - Правда, её святилище отозвалось на него. Я думал, нам не уйти живыми... А с переговорами, значит, тоже всё удалось?
   - Ну ещё бы, - без ложной скромности Кнеша пожал плечами. - Князь не то чтобы рьяно спорил, когда узнал меня и услышал о твоём Даре... Да, мне пришлось сказать, уж извини. Времени как-то не было выдумывать другие аргументы.
   - Всё в порядке, - заверил Мей и с заминкой добавил: - Рад, что с тобой ничего не случилось.
   - О, даже так, ты открыто признаёшь это?.. Встреча с Богиней так повредила твой разум или проповеди ведьмы в белом? - встретив свирепый взгляд Мея, Кнеша засмеялся и поднял обе руки: - Ладно, ладно, я притворюсь, что не слышал... Тем более у меня есть кое-что, что окончательно тебя растрогает, - и протянул Мею свиток. Его перетягивала простая красная лента, а печать была вскрыта. Мей опасливо покосился на Кнешу, но свиток развернул...
   - Я не понимаю, - сказал он, посмотрев на прихотливую чернильную вязь. - Что это и на каком языке?
   - Как? - брови Кнеши в деланном изумлении поползли вверх. - Неужели мона Ниэре не научила тебя читать по-рагнаратски? И все эти годы ты молчал?
   Сердце Мея пропустило удар и глухо заныло. Он уставился на Кнешу, не смея верить своим ушам.
   - Я не понимаю, - севшим голосом повторил он. - Это от неё?.. Как такое возможно?
   Кнеша вздохнул.
   - Да, это от неё, и тебе ли сомневаться в том, что такое возможно, Странник? Не делай такое лицо, нет ничего удивительного в том, что Ниэре умеет писать... Уж прости, что я прочёл, исключительно в целях безопасности. Так тебе пересказать содержание?
   - Да, пожалуйста, - Мей старался сохранять спокойствие, но задыхался, будто его хватала и уносила куда-то лавина или огненная волна. - Что она пишет? С ней всё в порядке?
   - Более чем. Если вкратце, здесь сказано, что Совет подобрал кандидатуру нового рагнара... К сожалению, она не удосужилась уточнить, кого именно, так что я уже голову сломал - из этого стада ослов...
   - Значит, отец больше не правит? - перебил Мей. Кнеша скривился - он всегда не любил говорить о Бенедикте.
   - Да, достойный мон Бенедикт освободился от власти, которая тяготила его, но бремя которой он нёс с честью... Нет, она выразилась куда проще, - насмешливо добавил он. - Но я перевожу на язык, которым писала бы обычная благовоспитанная мона... В общем, по ходатайству Ниэре их брак расторгли, Маантраш по закону перешёл к Бенедикту, но сейчас там живёт она, а он, конечно, остался при дворе - наверное, и дальше восхищать всех своей неподкупной нравственностью... А может, воспитывать сынишек нового рагнара, кто знает... Их брак был только необходимой для государства формальностью, а теперь она ничем не связана. На это она особенно напирает, так что на твоём месте я бы задумался.
   Решив не замечать подколов Кнеши, Мей бережно сжал письмо покрепче, чтобы его не вырвал ветер. Он просто боялся поверить во всё это - это было слишком хорошо для правды. Слишком правильно, слишком желанно. И ни намёка на что-то подобное в его видениях - чем же он заслужил?..
   - И это всё? - жадно спросил он, всматриваясь в незнакомые буквы и как никогда жалея, что не понимает их смысла.
   - Ну, почти... Ещё она пишет, что ждёт тебя, если только ты её помнишь. А, насколько я могу судить, ты помнишь её даже, кхм... Весьма детально, - Кнеша откровенно веселился, но Мей не хотел вступать в перепалку - с ним происходило чудо похлеще драконов и обновлённого неба.
   - Как оно попало к тебе? И как Нери могла найти меня?
   - Полагаю, она действовала через Бенедикта. Он один мог указать ей все или почти все порталы в Рагнарате... По всей видимости, это была попытка наугад наткнуться на тебя в одном из смежных миров. Я бы сказал - обречённая на провал, и тем не менее...
   - То есть несколько посланцев по другим мирам сразу? - задумчиво переспросил Мей, у которого голова шла кругом. - Но кто и когда передал его тебе? Разве на Армаллионе есть портал?
   Кнеша замялся.
   - Нет. Армаллион тут ни при чём... Мне передала его Галка, дочка Отравителя. Раньше... ну, ты понимаешь, когда именно... она была связана со мной, примерно как Серый Князь. Мне было полезно её истинное зрение... Пока ты отходил после метели, она отдала мне письмо и рассказала, что за несколько дней до нас к ним явился незнакомец с таким же перстнем, как у тебя, который и принёс его. Он был тяжело ранен, не прожил и пары часов. Даже умений Отравителя не хватило, чтобы его выходить. Галка знает рагнаратский благодаря мне, поэтому поняла обрывки его бреда в агонии - что-то о видящем будущее человеке, которому письмо предназначается, об опасности, о преследователях... Больше ничего вразумительного. Странная и тёмная история. Они с отцом похоронили его у себя на пустошах, а письмо Галка спрятала...
   Мей медленно выдохнул, сдерживая гнев.
   - И ты молчал всё это время? Носил его с собой и молчал?!
   - Да.
   - Позволь спросить, почему?
   - Потому что ты бы не пошёл к Императору, получив его, - спокойно ответил Кнеша. - Ты сорвался бы с места, как пёс с цепи, когда его позовёт хозяин... А здесь было незаконченное дело. Ты не простил бы себя, если бы пророчество о Богине сбылось.
   Мей хотел было возразить, возмутиться, но осёкся, со стыдом осознав его правоту... Действительно, это единственное, что могло бы отвлечь его тогда. Единственное, что заставило бы отступить от исполнения долга или отсрочить его. Слишком долго он был несчастлив и слишком долго хотел это изменить... Мей в смятении облизал запёкшиеся губы.
   - Значит, твои угрозы Галке...
   - Да, всего лишь спектакль, - прервал Кнеша, и Мей сразу вспомнил их тихие переговоры наверху в доме Отравителя, ещё тогда показавшиеся ему подозрительными. - Но цель была именно та, о которой я говорил. Я на самом деле не доверял её отцу - и это, кажется, взаимно... Но больше всего меня тревожит тот посланец. Кому-то ведь понадобилось убивать его.
   Мей запустил пятерню в волосы, точно надеясь изгнать головную боль. Он долго сковывал свои воспоминания, заталкивая их куда-то на край сознания, в самые сокровенные его уголки - а теперь они прорвались и властно захватывали его. На него пахнуло свежестью лесной чащи и прелой листвой, покоем и горечью расставания... Зарастают ли такие глубокие раны? Мей не знал - и не смел надеяться.
   Но кто, в конце концов, помешает ему проверить?..
   - Кстати, - добавил Кнеша, точно вдруг вспомнив о какой-то мелочи; Мей напрягся, готовясь к чему угодно. - Я тут повстречался с Домиником до того, как попасть к Князю. Что ж, весьма умный и приятный человек. Думаю, в твоих интересах сотрудничать с ним.
   Кнеша сказал это спокойно и даже весело, но Узы давали Мею подсказки о малейшей фальши в его словах. Он недоверчиво хмыкнул и спросил:
   - А если серьёзно?
   Кнеша помрачнел и подошёл к самому краю. Долго смотрел вниз, в сине-серую бездну, и Мей задался вопросом, не борется ли он с головокружением от такой высоты. Какое-то время стояла тишина, и лишь море монотонно шумело, продолжая свои неспешные рассуждения. Потом Кнеша пнул камешек, пустив его меж зубцов, и наконец ответил:
   - Если серьёзно, мы дрались. Я имею в виду - с помощью магии, конечно. Он пытался меня убить, как только увидел. А я пытался его удержать, чтобы он не спустился в святилище Богини. Хорошо, что ты вовремя разрубил установку - он сбежал, когда с небом начали твориться всякие странности... Скорее всего, скрылся через портал или сел на корабль до Лирд'Алля. Уж не знаю, кто он и чего хочет, но он опасен, а особенно для тебя.
   Мей вздохнул. Что ж, это совсем не странно. Пожалуй, даже самое логичное из всего, что случилось в последнее время.
   - Думаешь, он как-то причастен к смерти Странника, который передал письмо Галке?
   - Вряд ли Странника, - уточнил Кнеша. - Истинных Странников не так много, знаешь ли, а в Рагнарате и подавно. Это мог быть любой наёмник, которому кто-то из них доверил своё кольцо... Но в любом случае - да, на совпадение не похоже. Кому-то очень не хотелось, чтобы Ниэре связалась с тобой. Нужно скорее уходить отсюда.
   - Ну, я не то чтобы против, - усмехнулся Мей. - Хочу только сначала заглянуть кое к кому.
   - К Ерлиенну? - догадался Кнеша.
   Мей кивнул.
   - Узнаем, сможет ли он открыть портал в Рагнарат.
   - В Рагнарат? - с вкрадчивой улыбкой промурлыкал Кнеша. - А как же наш договор?.. Что я, вероломный лиходей, не должен туда возвращаться, дабы не нарушить покой невинных?
   - А я и не предлагаю тебе возвращаться, - Мей не менее вкрадчиво улыбнулся в ответ; душа у него разливалась в ликующих трелях, и все опасности, включая загадочного Доминика, казались ерундой, ненужным довеском прошлого. - Думаю, Узы выдержат такой короткий разрыв.
   - Насколько короткий? - занервничал Кнеша. - Учти, для тебя это тоже чревато...
   - Очень короткий, - заверил Мей. - Да и Ерлиенн, надеюсь, подстрахует нас... Я вернусь сразу, как только заберу Нери. И повидаюсь с отцом.
   "Заодно поговорю с ним о Доминике", - пообещал он про себя, прекрасно понимая при этом, что жестокий волшебник с талантом механика - скорее предлог...
   Кнеша смерил его задумчивым взглядом. Мей приготовился выслушать язвительную тираду, но он всего лишь спросил:
   - А ты уверен, что она пойдёт с тобой? Оставит свой дом, чтобы скитаться с прорицателем, чьей смерти хочет половина Мироздания?
   Мей тоже подошёл к краю площадки. Холодный и яркий свет Льёреми, густой, будто молоко, снова раскромсал набежавшие облака, и усыпанное бликами море сверкало, как драконья чешуя. Интересно, бывают ли всё-таки другие драконы, не каменные?.. Ерлиенн упоминал племя Скалистых - а сколько ещё осталось Эсалтарре в разных мирах?
   Мей улыбнулся своим мыслям. Какая приятная рассеянность.
   - Она пойдёт, - сказал он, глядя на утопающий в сиянии горизонт. - Я знаю.
  
   ЭПИЛОГ
   Мей помнил, как однажды (это случилось, когда его уже начали одолевать боли в спине, а косички Нери - по числу лет - стали совсем тонкими, с промелькивающим в зелени серебром) она спросила его:
   - Почему ты так бережёшь их? - указав на рисунки Кнеши, папку с которыми он в очередной раз выкладывал из своего рюкзака. Рисунки были разные, целая кипа, в основном - эскизы и наброски, однако попадались и законченные: здания и лица, виды, насекомые, орнаменты... Иногда Мей вообще не мог понять, что именно изображено: реальность раскалывалась на фрагменты, затем перемешанные прихотливой рукой. К примеру, ворох разрозненных переливов, невесомый штрих клюва, янтарный глаз - и вот уже, кажется, павлин; а может, лишь кажется.
   Он пожал плечами.
   - Почему бы и нет? Это же память.
   - Мей, - мягко сказала Нери, с затаённой болью глядя на него. - Послушай... Он всегда был чужим тебе. Прими это. Всё, чего он хотел, - это приобщиться к твоему Дару.
   Мей помолчал, не желая спорить. А потом произнёс то, что давно стало непреложной истиной - ясной, как свет Льёреми или драконье пламя:
   - Всё, чего он хотел, - это не быть одному.
  
   ...Вот и сейчас те рисунки снова попались ему под руку, когда он разбирал старые бумаги. Мей с грустью и даже какой-то нежностью просмотрел их, чтобы снова спрятать в ящик стола, но внимание его подслеповатых глаз особенно привлёк один. Там было дерево - мощное, цепко уходящее корнями глубоко в землю, а золотой кроной касавшееся небес... Его окружала дымка, утренний туман, создававший впечатление неясности и предчувствия чего-то дразняще близкого. Мей улыбнулся. Кнеша словно знал о его планах, даже когда сам он ещё не имел о них представления.
   Впрочем, именно так и было всегда.
   Закончив с разбором бумаг, Мей встал и доковылял до посоха, прислонённого к стене. Славный посох, из крепкого ясеня - Тоддиар купил его на ярмарке в Городе-под-Соснами, специально для Мея, кажется, прошлой весной. Опираясь о посох, Мей откинул крышку сундука в углу (она долго не давалась ослабевшей руке) и достал главное своё сокровище.
   Старые кожаные ножны с орнаментом из открытых и закрытых глаз. А в них...
   Зажмурившись, он потянул за рукоять и вытащил его. Меч Бдящего Бога, ставший когда-то Мечом Прорицателя. Под этим именем он остался в веках, в летописях и песнях - да и, наверное, в архивах Цитаделей Порядка и Хаоса тоже. Родная тяжесть наполнила ладони, приветливо сверкнул густой зеленью изумруд, испещрённая зазубринами сталь запела свой гимн... Один менестрель из Лирд'Алля по имени Чибис сложил долгое и занудное сказание о битве Мея с Домиником - переврав, разумеется, половину... Но мечу и его описанию уделил достаточно места, за это ему спасибо.
   Мей печально усмехнулся. На самом деле это была не одна битва, а долгое противостояние, одно из многих, одно из самых страшных в его затянувшейся жизни. Оно в итоге унесло и Кнешу. Он не любил об этом вспоминать.
   Бережно вложив меч обратно в ножны, Мей водворил их на законное место у себя за спиной. Должно быть, смешно - немощный старик с посохом и древний двуручник... Ну и пускай.
   Он ещё раз проверил, всё ли взял, и тихо спустился, стараясь не очень стучать посохом о ступени. Тоддиар ночью ушёл к больному, а Айвин и дети ещё не вставали - слишком рано.
   Мей покинул дом в одиночестве - и в одиночестве вышел из ворот Города-на-Сини полчаса спустя. Прохожие с любопытством таращились на него, кое-кто почтительно кланялся. Мей жадно вдыхал ароматы из лавок, вслушивался в ругань торговок на рынке, в цоканье конских копыт... Он надвинул поглубже капюшон плаща, чтобы при встрече с кем-нибудь из городских сановников не быть узнанным. Не хотелось ему сейчас тратить на них силы.
   Вот уже много лет широкая мощёная дорога вела от Города в небольшую рощу, которую народ быстро облюбовал для отдыха. Особенно много бывало здесь влюблённых парочек, причём под вечер с равной вероятностью попасться могли и задиристый подмастерье с румяной дочкой мельника, и молодая леди под вуалью, предпочитавшая старому лорду его обходительного слугу... Впрочем, в такой ранний час рощица пустовала. Стояли первые недели осени, и Мей, сойдя с дороги, утонул ногами в ковре из жёлтых и багряных листьев, многие собратья которых всё ещё красовались на ветках.
   Нащупывая путь посохом, старик вышел на давно облюбованную полянку, где лежал крупный валун. Убедившись в безлюдье окрестностей, Мей снова снял ножны, достал меч и с некоторым усилием поднял его над головой. Лезвие ослепительно сверкнуло в восходящем солнце, и он невольно залюбовался им, как в былые времена.
   А потом, прошептав короткую фразу на языке Отражений, погрузил клинок в камень, который поддался ему, точно мягкое масло, и вонзил туда до самой рукояти.
   - Покойся с миром, - сказал он на другом, иномирном древнем наречии. - Пусть только достойнейший овладеет тобой - и только когда придёт время.
   Он знал, когда придёт время, и знал, кто окажется достойнейшим, - Дар давно показал ему. Он знал, что поступает, как надо.
   Покончив с мечом, Мей почтительно разложил у того же валуна другие свои сокровища - ножны, неприметное потускневшее зеркальце и золотой перстень с чёрным камнем. Нараспев он произнёс нужные слова - и земля с чавканьем поглотила их, тоже готовая дожидаться подходящего мига. Спешить ей было некуда - как и ему.
   Прорицатель отбросил старческий посох, разулся и встал в полный рост, выпрямившись и раскинув руки. Он попрощался мысленно со всеми, кто был ему дорог на просторах Мироздания, и улыбка озарила его лицо, теряясь в морщинах.
   Мей не чувствовал горя - только счастье и бездонный покой. Дар позволял уйти, когда сочтёшь нужным, и он давно выбрал этот день. День, исполненный тихого осеннего света.
   - Я готов, - прошептал он, закрыв глаза. - Я готов, забери меня.
   Его желание было исполнено. С блаженством Мей ощутил, как все недуги покидают его вместе с тяжестью плоти и памяти, как жаждущие прохлады ступни протягиваются к подземным источникам, как кожа твердеет, пропуская под собой животворные зелёные соки... Он успел засмеяться - и смех его замер в узловатых ветвях, умащённых золотом, и на них живо слетелись удивлённые птицы.
   И Мей уже не был Меем.
   Он стоял, шелестя кроной, и вечно тянулся к пронзительно-синему небу, укрывшему Обетованное, точно заботливый купол.
  
  
  
   ? Льер - богиня воды из стихийного пантеона Города-на-Сини, главная покровительница Города (прочие: воплощение огня - Шейиз, земли - Дарекра и ветра - Эакан). Город-на-Сини - один из немногих Городов Обетованного, в которых сохранилось поклонение нескольким богам; в других процветает вера в Прародителя.
   Ти'арг - одно из великих королевств прошлого, павших после череды войн и восстаний за четыре столетия до описываемых событий. Находилось к западу от крупнейшего королевства - Дорелии; остальную часть Обетованного в последние века до падения занимали Альсунг на севере, Кезорре на юго-востоке, степное королевство кочевников на юге, Шайальдэ, и Минши, располагавшееся на архипелаге в Восточном море.
   Феорн - королевство, завоёванное Дорелией; находилось южнее Долины Отражений, к юго-западу от центральных дорелийских территорий.
   "Лисья нора" - старинная настольная игра, когда-то пришедшая ко дворам королей Дорелии из Кезорре.
   Академия - учреждение (в прошлом - также одноимённый город), бывшая столица королевства Ти'арг. Крупнейший центр знаний, место образования всеобщего языка Обетованного.
   Меертон - городок недалеко от Академии. После падения королевства Ти'арг большинство крупных Городов на этих землях пришло в упадок.
   Жители материка и Ближних островов (в том числе Армаллиона) пользуются узелковым письмом наряду с руническим.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

267

  
  
  
Оценка: 9.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"