"...А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?"
(Н. Заболоцкий. Некрасивая девочка)
Сосуд или огонь - неважно; обожгись
Нелепой болью, опаляя пальцы.
Так закалялся лист бумаги в темноте.
Позеленела медь старинного распятья.
Рисуй её, рисуй снегами на стекле -
Дорожками воды, тропой галлюцинаций.
Она, как штрих моста, не вспомнит о тебе
И не заговорит на языке каналов -
Русалочий язык, шуршащий о гранит.
Ты думал, что проник в сосуды её власти,
Что капилляры слов доверились тебе -
Биенье спелых нот, пульсация мотива.
Ты думал, что познал бессмысленность молитв.
Как в темноте огонь, трепещет имя розы,
Шипы насквозь проткнут кольцо из жадных рук.
Плетётся лабиринт из тёрна, из шипов
Чернее темноты за островом бумаги,
Чернее, чем себе признаться ты готов;
Чёрт на изнанке черепа не дремлет,
Подкидывая в пламя новых дров.
Дрова горят - а пламя остаётся.
Она сгорит, сгорит опять в тебе -
А может, нет? А может, обойдётся?..
Но только ветер в стылой темноте
Ответит на твои самообманы.
Убийца роз - не трогай, отойди.
Святыни травм, сочащиеся раны
Пусть будут дальше на её груди.
А ночь темна, как вязь татуировок
И лихорадка в грешной голове.
Сосуд под алым пламенем расколот,
Её шипы не по зубам тебе,
Упрямый чёрт. Шипровым ароматом
Растает в горле безысходность фраз.
Сосуд блудницы. Розе непонятно,
Как эти игры приняты у вас -
Тебя и чёрта. Уходи, глотая
Тот аромат, тот нездоровый жар,
Что терпкими волнами накрывает,
Когда чадит страдания угар.
Страдание скрывает имя розы,
Страдание в насмешке над собой.
Кастеты, пистолеты - несерьёзно,
Смешные маски, деревянный бой
С солдатиками в детской у поэта.
До сумерек и судорог хочу.
До сумерек и судорог, до бреда -
И розе, обречённой палачу,
Осталось в жаркой цельности так мало
Сиять - но под стеклянным колпаком
Благоуханье не приносит света,
Горение сжигает ни о чём,
Не для истории - для тщетности историй.
Оставь сосуд и розу пощади,
Проклятья в темноте не разобрать.
И не уснуть от стонущего ветра,
Что лепестки роняет на кровать.
Такси, которое должно было отвезти Алису в переулок Оскара Уайльда, имело номер 666. Водителя звали Адам. Многообещающе. Она улыбнулась, глядя на оптимистичное "Машина прибудет через семь минут" на экране телефона и смакуя горьковато-сладкое облако аромата.
Пахнет миндалём. Вон в той кондитерской с красной вывеской продают чудесное миндальное печенье. А может, дело в миндальных нотках парфюма студентки факультета журналистики, которая торопливо прошла мимо арки её дома десять минут назад. А может - в миндальном сиропе, который добавляет в кофе замкнутый молодой программист, живущий по соседству. Она не знала, в чём именно; хаос ощущений щекотал нервы и рецепторы, голодной кошкой скрёб горло, пробираясь под кожу. Алиса смотрела на снег, падающий томно-меланхоличными хлопьями, на сугробы, мерцающие в свете фонарей. Запахи сложно отделять друг от друга - так же, как мысли и намерения людей.
Всё в Гранд-Вавилоне сложно отделять друг от друга. Котёл, переплавивший всё и всех - миллионы душ, миллионы воль и страданий. Витраж, скрестивший в единой картине все оттенки спектра. Неразборчивая каша криков и шёпотов.
Вдох. Выдох. Миндаль и холод. Она закрыла глаза.
Значит, Адам и 666. Рай и дьявол в одном железно-бензинном флаконе. Забавное совпадение - хотя давно пора не удивляться совпадениям. Раньше она могла бы сказать, что их почему-то стало слишком много; но теперь "слишком" не существует. Теперь вся её жизнь - одно сплошное совпадение, один большой сюжет, где всё подогнано ко всему замыслом невидимого автора-безумца.
Одна большая безысходная охота.
Глядя на прохожих, дышащих облачками пара, на сиротливый силуэт снегоуборочной машины вдали, на неопрятное месиво из грязи и подтаявшего снега на плитах мостовой, на фары машин, ползущих прочь, во мрак, в медлительной змее-пробке, - Алиса чуяла кое-что ещё.
Ржавый запах крови - и запах чернил. Аромат азарта, который ни с чем не спутаешь. Тот момент, когда на краю сознания взбудораженной жилкой бьётся: новое-новое-новое - а что дальше? А вдруг что-то интересное?..
Она знала: сегодня должно быть интересно. Было бы жаль снова разочароваться. Её захватила история, и она отпускала себя, барахтаясь в цветном хаосе, не вдумываясь в то, почему поступает именно так.
Например, до пекарни в переулке Оскара Уайльда не так уж далеко идти - всего минут двенадцать бодрым шагом, даже по этим жутким рыхлым завалам. (Снежная зима в Гранд-Вавилоне - кто бы мог подумать; многие шутят, что это многочисленные русские туристы привезли с собой Сибирь). Она вполне могла бы дойти пешком - но захотелось вызвать такси. Почему-то. Возможно, просто потому, что она давно не вкушала эту старую добрую роскошь - проехаться на такси по ночному городу. Своего рода медитация.
Надо будет обязательно спросить Адама, каково ему работать на автомобиле с таким примечательным номером. Интересно, для кого-нибудь ещё это имеет значение - или набожных совсем не осталось?.. Наверное, разве что для чинных старушек, исправно посещающих церковь по воскресеньям.
Алиса не знала, почему думает о такой чепухе. Смешная сумятица в мыслях; смешная отстранённость от всего, что происходит и произошло. Она вдруг поймала себя на том, что ей и правда хочется смеяться - смеяться, ловя снежные хлопья голыми ладонями, чувствуя, как они тают на тёплой коже.
Голосовое сообщение. Она вздохнула. Всё в Даниэле прекрасно, пока даже слишком, - всё, кроме жажды постоянно отправлять голосовые сообщения, а не писать словами. Сообщения длиной в две-три секунды. Раньше это, пожалуй, злило бы её; а сейчас - было просто забавно наблюдать и чуть досадно каждый раз лезть за наушниками.
- В общем, сударыня, мне жаль это сообщать... Но я, блин, уже на месте! Представляете, какой я еблан?! - (По-актёрски наигранный стон горечи, нервный смех взахлёб, шум на фоне. Улыбаясь, Алиса прикусила губу. В ней кипело жадное предвкушение. Всё-таки он мастерски играет голосом; отточенно, артистично, как фехтовальщик - рапирой. От солидной басовитой церемонности в начале - до истерически-дурашливого рывка вверх в конце. Очень пластичный голос, эмоционально-взвинченная манера говорить. Она давненько не встречала такого мастера в этом; примерно с... Как его звали - Мартин? Мортимер?). - Ох, мне правда чер-ртовски жаль! Вечно я, знаете, вот это вот всё: прихожу-у за тысячу лет, потом жду-у, а человек спешит, нервничает... Ух, не знаю, не знаю, что делать с этой дебильной привычкой!
Неуверенность? Привычка загоняться из-за мелочей? Интересно - и странно. В переписке этого не было заметно. В переписке он, наоборот, казался чересчур уверенным в себе. Иногда до смешного павлиньего самолюбования.
И он явно любит слово "чертовски" - то и дело использует его в письменной речи, комично подчёркивает голосом, когда произносит вслух, рокочет звучным низким "ррр", как оперный певец из девятнадцатого века, со зловещим зубовным скрежетом тянущий арию о мести заклятому врагу или о страсти к неверной красавице.
Впрочем, "чертовски" - конечно, лучше, чем безликое "очень" или грубовато-быдлятские "зашибись", "заебись" и "пиздец". Она давно научилась группировать добычу по словарю; те, кто предпочитал последнюю группу слов, мало её интересовали.
"Звучит по-пиратски", - однажды мягко пошутила Алиса, услышав очередное "чертовски" - кажется, во взволнованном (или якобы взволнованном?..) рассказе о какой-то компьютерной игре, которую прошёл Даниэль. О компьютерных играх он, увы, говорит постоянно. Нерадостно - но ничего; простительный изъян, когда ты паренёк двадцати одного года от роду.
Ничего нерадостного, - шутя сказала себе Алиса. Справедливости ради, он умеет говорить об этом интересно; и жизнь давно доказала ей, что ум никак не связан с количеством прочитанных книг.
Или всё-таки связан?
"А я и есть пират!" - с забавно-торжественным восклицательным знаком заявил тогда Даниэль.
"В смысле, таскаешь бесплатно файлы из Интернета?" - снисходительно улыбнувшись, уточнила Алиса. В тот момент она сидела у Тильды, потягивая травяной чай, и смотрела, как та гадает на жирно поблёскивающих лягушачьих внутренностях. Алиса не знала, зачем: Тильда никогда не уточняла. Может, это был заказ из мэрии - предсказание результатов какого-нибудь международного саммита, связанного с ценами на нефть или разоружением; а может, она просто предсказывала погоду на завтра ради забавы. Хорошо, что Даниэль редко прибегал к унылому и традиционному "Чем занимаешься?" - а то пришлось бы ответить дежурным: "Пью чай с подругой".
"Именно!" - подтвердил Даниэль.
"Ну что ж, какое время, такие и пираты", - вздохнула Алиса.
Даниэль прислал стикер. Незамысловатая реакция, которой он ограничивался часто - но не так часто, как некоторые. Точнее, не настолько часто, чтобы это начало угнетать и наводить на мысли, что он неспособен составить осмысленную фразу. А потом вдруг горделиво сообщил:
"Я готовлю сырники!"
От пиратства к сырникам; впору умилённо захихикать. Он любит такие переходы - и, скорее всего, использует их специально, рассчитывая на растерянность и очарованный смех. На то, что девушка расслабится и станет больше доверять ему - да и как не доверять такому прелестному, чуть незадачливому юному существу?.. Рассудочные псевдоимпровизации манипулятора; привычные, доведённые до автоматизма ходы опытного казановы. Алиса чуяла их за версту. Не ново, очень не ново. Было бы даже скучно, если бы не его шарм. Пока его хочется разгадывать. Впрочем, вряд ли это надолго.
"...Декаданс в жизни? Прости, я, конечно, тот ещё необразованный плебей, но что это значит?"
"Буквально, с французского - "падение". Такое явление или период в культуре, когда рушатся все привычные идеалы, а новых не находится. Моральный релятивизм - когда всё относительно, нет устойчивых ценностей. Упоение грехом - эстетизация смерти, например. Отсутствие высших смыслов. Искусство ради искусства".
"О, понимаю! Познание через саморазрушение. У меня тоже такое было".
"А что именно было, например, если не секрет?"
"Панк-рок, сплошной панк-рок в жизни и сознании! Много насилия, много боли, частая смена партнёров. Не очень люблю вспоминать то время".
Звучало, с одной стороны, внушительно - почему-то казалось, что он знает, о чём говорит; с другой - пафосно и наигранно. От безграмотных двадцатилетних Байронов, познавших жизнь и разочаровавшихся в ней, у Алисы уже давно сводило скулы. Но параллель между панк-роком и декадансом ей понравилась. В тот момент она на секунду задумалась: панк-рок здесь - метафора или буквально? - но решила пока не уточнять.
"Да уж, у кого декаданс, у кого панк-рок, - изобразив сочувствующий вздох, написала она. - Но любой опыт, в том числе травматичный, формирует человека".
Или не-человека.
"Именно! Мне нравятся люди, которые не отрицают этот опыт, а видят в нём часть своего развития... Надеюсь, с тобой можно будет погулять?"
Переход к этому был быстрым и лёгким - они пообщались всего пару вечеров. Опять же - естественный, грамотно подобранный момент; без лишних ухищрений - но он опытен, очень опытен, это очевидно. Для двадцати одного года - даже феноменально опытен в подобных незамысловатых играх. (Конечно, если ему и в самом деле двадцать один. Алисе попадались шестнадцатилетние школьники, ищущие интимных фото или секса и лгущие, что им восемнадцать, - и тридцатисемилетние уставшие от жизни менеджеры, лгущие, что им двадцать два). Все диалоги с Даниэлем текли легко и прозрачно. Он был эмоциональным и ярким, как большая экзотическая птица, цеплял взгляд, обжигал кончики пальцев весёлым пламенем. Он с одинаковой непринуждённостью бросался и на шутливое балагурство, и на серьёзные темы - от Италии Ренессанса и колонизации Америки до форм психотерапии. Всё в нём было игриво, красиво, в меру - не слишком глубоко и не слишком поверхностно, не слишком редкие и не слишком частые сообщения, нейтрально-доброжелательный тон без намёка на флирт. "Я всеядный, - постоянно повторял он. - Интересуюсь всем понемногу - и фильмами, и книгами, и играми, и аниме, и комиксами... Хотя больше всего, конечно, играми. Да, игры - это моя страсть!" С ним действительно будто бы можно было обсудить что угодно - обсудить довольно толково, но без въедливого погружения в суть. Алисе нечасто встречалось такое сочетание; хотелось разобраться, что за этим стоит. Просто одиночество? Какая-то неизжитая боль? Искусно замаскированный манипуляторский паразитизм? Банальный пикап? Да и вообще - зачем такой красоте пользоваться приложениями для знакомств?.. На такую бросаются и в не-интернетной реальности.
А Даниэль не просто красив. Это золотое яблоко в саду Гесперид, драгоценный бриллиант среди стекляшек, изысканный десерт - к облаку сливок и узорам шоколада даже не хочется прикасаться, чтобы не разрушить соблазнительное великолепие. Она не могла упустить такой трофей. Скорее всего, не смогла бы, даже если бы он был непроходимо глуп и не мог выдавить ничего, кроме "Как дела?" и "Чем занимаешься?" Скорее всего, её и тогда терзало бы искушение попробовать.
Крупные, нежные, но резко очерченные черты лица - как у актёра из какого-нибудь меланхолично-нуарного фильма с эстетикой пиджаков, граммофонов и винтажных кофейных столиков. Жёсткий породистый профиль, яркие губы, по-модельному обольстительная линия скул, выправка офицера - и чувственная неформальность тату и пирсинга. Гвоздики в брови, серьга, цепочки, колечки; обычно всё это сорочье сверкание не привлекало Алису - но на фото Даниэля почему-то завораживало. Казалось, что он не привержен всему этому по-настоящему, что может сбросить это в любой момент, как змея - старую кожу.
Фотографий было много - и в его профиле в Badoo, и на странице в Facebook; он явно осознавал свою красоту и не стеснялся ею любоваться. Просто селфи и постановочные фотосессии; нечто мрачно-глубокомысленное - в гранд-вавилонском некрополе, в длинном чёрном пальто, с плечами, присыпанными снегом, - на чёрно-белом фоне застыли могилы и ангелы, скорбно сложившие крылья, а Даниэль, хмурясь, позировал то анфас, то в профиль, похожий на прекрасного духа смерти или возмездия. Потом - нечто откровенное: нагота шелковистой кожи в сочетании грубости и беззащитности, контуры мышц под загадочными письменами татуировок - кнопка на груди, снова кресты, череп, паутина, ещё какие-то знаки, непонятные ей; замо?к из рук, вытянутых за спиной, вывернутые запястья - будто готовые покорно подставиться под верёвку или наручники, - и красноречивая "I Wanna Be Your Slave" MДneskin (тут Алиса вздохнула, вспомнив Котика; интересно, он хоть иногда думает об их летней встрече?..). Пушистые каштановые волосы где-то по-мальчишески растрёпаны, чёлка наползает на глаза (впрочем, это тоже очень продуманная растрёпанность); где-то - уложены гелем (конечно, куда же без этого).
Но дело всё же было не в волосах, не в глазах дикой кошки, мерцающих переливчато и как-то нездорово, не в сияющей улыбке с лукавинкой и не в античном совершенстве юного тела. В Даниэле было что-то ещё - какой-то непонятный надломленный огонь, что-то...
Раньше она сказала бы: особенное. Но теперь - теперь она слишком хорошо знает, что ни в ком нет ничего особенного. По крайней мере, в людях - точно; а она была уверена, что Даниэль - человек. Других видно сразу - даже в пошлых местечках вроде Badoo.
"Для меня неважен возраст, мне часто наоборот нравятся девушки постарше. Они мудрее и знают, чего хотят от жизни", - сообщил Даниэль, когда их разговор шутливо коснулся разницы в возрасте. Сообщил предсказуемо: большинство парней его возраста считает именно так - и даже выражает эту мысль точно такими же словами.
"А меня в последнее время, честно говоря, всё чаще тянет к парням помладше. Видишь, как идеально всё сложилось? - привычно примеряя маску взволнованного смущения, написала Алиса. - Во-первых, они меня больше эстетически цепляют - а для меня это важно, я тот ещё эстет. А во-вторых, в них больше внутренней свободы, живости, какого-то, не знаю, огня... Чего-то, что вдохновляет меня - и чего, увы, часто нет в мужчинах постарше".
Даниэль прислал стикер - очаровательную лисичку, кокетливо обернувшуюся хвостом.
"Я понимаю тебя, правда, понимаю! Я молод, горяч и полон разных странных вещей! Скоро ты в этом убедишься".
"Молод, горяч и полон странных вещей, значит, - смеясь, повторила она. - Звучит заманчиво. Люблю странные вещи".
Выбор места для встречи он полностью переложил на неё - по-детски наивным "А куда бы ты хотела пойти?" Аргументировал это тем, что плохо знает центр, особенно заведения (опять же, необычно: судя по его странице и манере вести диалог, он крайне общительное создание). И ещё - тем, что "не умеет выбирать". Казалось, он волнуется - и это беззащитное волнение тоже противоречило образу уверенного дамского угодника, который уже сложился в голове Алисы. Когда за два часа до встречи он написал, что одевается, она даже слегка растерялась.
"Уже, так рано? Тебе далеко ехать?"
"Нет, просто я же хочу красиво одеться!"
"Ой, да брось. В этом нет необходимости".
"Есть", - безапелляционно заявил Даниэль. Алиса пожала плечами; он явно был слегка зациклен на собственной внешности, и это забавляло её. Ещё через полчаса он добавил:
"Надеюсь, тебе понравится, как я одет!"
"Мне уже страшно, - пошутила Алиса, пытаясь представить его то в байкерской кожанке, то во фраке с длинными фалдами. - Но, в принципе, без разницы, честное слово. И предупреждаю: я одета совершенно обычно. Место там очень демократичное - пекарня с разовой посудой и самообслуживанием. Так что мог бы и не наряжаться".
"Не мог. Как можно не нарядиться, выходя в свет с такой дамой?!"
"Такой старой? Мне ведь уже двадцать семь".
"Такой симпатичной!"
Продуманная милая экспрессия. А теперь, когда он пришёл пораньше, - непонятно, продуманно ли растерянное волнение из-за этого - или всё-таки ему правда не по себе.
Скорее всего, правда не по себе. Есть ощущение, что он часто зацикливается на мелочах.
Адам подъезжал; снег по-прежнему падал плотной пушистой стеной. Вздохнув, Алиса смахнула уведомления о сообщениях - от таксиста, который познакомился с ней в поездке до аэропорта и теперь то затевает с ней псевдофилософские монологи с кучей ошибок, то флиртует и намекающе сообщает, что его девушка дала ему добро на свободные отношения; от музыканта-тромбониста, который несколько лет сидел на мефедроне, - кажется, зовёт её на концерт Вагнера, воодушевлённый первой встречей; от Кэзухиро - переводчика с японского из "Terra Incognita", с которым она периодически обменивалась фотографиями с шибари; от нервно-болтливого студентика, который старательно пытается зацепить её то статьями об архитектуре Гранд-Вавилона, то вульгарно-смешными видео из TikTok; от военного, который заваливает её однообразно топорными "Как дела?" и "Чем занимаешься?"; от веб-дизайнера, который, пытаясь её впечатлить, начал читать её роман и в красках описывал, как "эти прыжки из прошлого в настоящее" вызывают "пожар в его теле", а откровенные сцены побуждают посмотреть "Пятьдесят оттенков серого" (весьма сомнительный комплимент - Алиса долго над ним смеялась)... О, а вот и другой студентик - довольно косноязычный, с синдромом дефицита внимания и парой интересных комплексов. Приглашает на каток.
Потом, всё потом. Сегодня Даниэль важнее.
Белая Хонда с номером 666 наконец подползла к обочине и взгромоздилась на утрамбованный снежный завал - неуклюже, как толстая ворона на ветку. Увидев Алису, водитель - пожилой, с жиденькой седой бородой и крупным носом - вышел и бросился открывать дверь. Они не обязаны это делать - но теперь всегда открывают двери, увидев её. Удобно.
Точнее, иногда удобно, иногда наоборот: долго и неловко. Но Алису всегда тянуло горько смеяться в такие моменты; вот что она получила, став собой нынешней. Великое сокровище - таксисты открывают ей двери, продавцы и официанты пытаются познакомиться.
Красота - что это вообще такое? Чудовище с семью головами и десятью рогами. С чашей, полной скверны блудодейства её.
Когда-то она не считала себя красивой.
- В переулок Оскара Уайльда, правильно, мисс? - пропыхтел Адам, глядя на неё в зеркало заднего вида. Глядя - с нотками восхищённо-голодной жадности. Алиса слишком привыкла к этому взгляду, чтобы его замечать.
Дело ведь не в том, как она выглядит. Даже не в том, как себя ведёт. Дело только в тёмном облаке, окутывающем её; в бездонной воронке, которую не видят люди.
От Адама пахло дешёвым стиральным порошком, по?том и похотью. Она вежливо кивнула.
- Да, пожалуйста.
Он завёл мотор, и мимо поплыли озарённые фонарями фасады Королевского проспекта. В густом жёлтом свете тонули барельефы и балкончики, вывески супермаркетов, кафе и салонов красоты. Откинувшись на спинку сиденья, Алиса достала наушники...
- Ох и снега навалило, мисс, скажите?! Не проехать!
...и убрала их обратно.
- Да уж. Погода странная.
- И пассажиры странные! - Адам коротко хохотнул. - До Вас вёз двух африканцев - с макияжем да в перьях, тьфу, смотреть тошно! Чучела. - (Он вполголоса выругался). - Простите. Вёз в Эдем. А они за поездку платить отказываются, представляете?! Отменили - якобы случайно - и говорят: нет, не будем платить. А я их уже почти довёз! Ну, высадил. Уже слышал про них, они вроде не первый раз таким промышляют.
- Может, они Вас не поняли? - засомневалась Алиса, машинально изобразив сочувствие. Лучше не задумываться о том, что могло двум чёрным трансвеститам понадобиться в таком глухом спальном районе, как Эдем. Ехали работать по заказу? - Языковой барьер...
- Э, нет, всё они поняли! О, да вон они стоят, видите?! Два клоуна!
Действительно - на тротуаре хмуро мёрзли два африканца, одетых во что-то странное и цветастое. Проехав мимо, Адам хмыкнул с удовлетворением победителя.
- А я им уже отзыв отрицательный написал - их теперь вообще никто не возьмёт, шарамыг. И правильно!.. Вот знаете, мисс, я каждый раз, как приезжаю в Гранд-Вавилон на заработки, с какой-нибудь подобной ерундой сталкиваюсь. Не поверите - каждый-каждый раз!
- А Вы не отсюда? - вежливо уточнила Алиса. Даниэль снова записал ей голосовое сообщение. И ещё одно. И ещё. Неужели и правда так нервничает? С чего вдруг?.. Судя по внешности и искусной непринуждённости в диалоге, такие встречи должны случаться у него нередко. Да что там - хоть каждый вечер.
Правда, некоторым людям даже тысяча встреч подряд не поможет расслабиться. Разве сама она раньше не была такой же?
Может, и была; может, нет. Я не помню. Ничего не помню.
- Не-ет! - весело протянул Адам, сворачивая в заснеженное сияние Западного проспекта. - Я издалека, а сюда к сыну в гости приезжаю. Он тут живёт. Айтишник.
- И даже в гостях работаете?
- Так а чего время терять?! Я, знаете, привык работать. Я же военный в отставке, полковник, - вдруг признался он. - Прошёл пару заварух - ну, сами понимаете, каких. Тяжело место найти после такого, никому мы особо не нужны. Сиди, по идее, да сиди дома, проедай пенсию - а я не хочу. Руки-ноги есть, машина есть - так чего бы и не потрудиться?
- Достойно, - оценила она, подбавив в голос восхищённой бархатистой мягкости. Адам просиял. - Номер ещё у Вас такой интересный, конечно...
- Хороший номер! - (Он хмыкнул, останавливаясь у перехода. Дворники остервенело оттирали лобовое стекло от снежных потёков. За белым пуховым занавесом скользил поток пешеходов - девушка с фиолетовыми волосами и накладными эльфийскими ушками, парень с гитарой за спиной, угрюмый бомж, похожий на Иуду с картины Караваджо. Типичная гранд-вавилонская толпа; а за ней - нежно-лиловый фасад с балкончиками, башенками и барельефами в виде ангелов и роз). - Самое то, чтобы отпугивать всяких там, знаете!.. Если ситуация какая-то проблемная - ну, копы или ещё что, - бывало, подъедешь, они увидят номер и сразу ну махать: езжай, езжай побыстрее, людей не расстраивай! Лишь бы спровадить, мне же лучше. А вот в Турции когда работал, например - там всем наплевать.
- Мусульмане, - кивнула Алиса. - Для них 666 не имеет такого значения.
- То-то и оно! Всё от культуры зависит... А Вы, наверное, учитель или журналист, мисс? - (Адам ещё раз жадно взглянул на неё в зеркало). - Манера говорить у Вас больно образованная.
- Переводчик.
- А где работаете?..
Они болтали всю дорогу - Адам явно уже забыл о своих неблагонадёжных пассажирах, Алиса просто купалась в лёгкой сюрреалистичности момента. Сообщения Даниэля были громко-яркими, эмоциональными - даже слишком эмоциональными, будто он репетировал выступление на сцене.
"Э-эх, стоя-ять вот теперь, жда-а-ать... КАК же я всё это не люблю, вот ЗНАЛА бы ты, ЗНАЛА бы!" - трагически восклицал он.
"Глупая привычка! И вот кто меня просил так рано выходить?!" - добавлял пару секунд спустя.
"Я, если что, короче, тут у выхода, где ступени, и... Ох, ну, надеюсь, ты меня найдёшь!"
"А тебе долго ещё?.."
"Слушай, да что за паника? Ничего плохого не случилось. Ты же не на час раньше пришёл, - успокаивающе написала Алиса, всё больше недоумевая. - Я уже почти на месте. Если хочешь, можешь пойти в пекарню и ждать там. Переулок Оскара Уайльда, дом 2".
В ответ Даниэль прислал обречённый стикер - голая кошка-сфинкс плакала, драматично упираясь лапой в стену.
"Чичас потеряюсь!"
Алиса улыбнулась, сражаясь с умилением. Да, это уже немного злит (потому что есть ведь онлайн-карты; да и вообще, где там теряться?..) - но умиления всё же больше.
Пока всё как она и думала - интересная, странная, ценная добыча. Непаханое поле для материнского инстинкта, ко всему прочему.
"Ну, тогда жди. Скоро буду. И зря ты так переживаешь, правда. Разве лучше было бы, если бы я раньше пришла и ждала?"
Мягкая подкалывающая провокация. Но нет - в своей панике Даниэль был непреклонен.
- Нет! Все должны приходить вовремя! - сурово, подчёркнуто низким тембром записал он. Оперный певец распевается; судья готовится зачитать приговор. До чего сильный, выразительный голос. Ему бы выступать на сцене, а не... Где он там работает? Кажется, что-то скучно-офисное.
"Минута в минуту? - смеясь, уточнила Алиса. - Но так не бывает. Мы же не в математической абстракции живём. И люди - не роботы".
- А жаль! - энергично воскликнул Даниэль в ответном голосовом. - Я хотел бы стать роботом. Эмоции и страсти только мешают. Протоколы! Нашим поведением должны управлять про-то-ко-лы - тогда бы не было проблем!
Голос по-лисьи виляет в весёлом балагурстве - но откуда же тогда ощущение, что он вполне всерьёз? Выходя из такси и прощаясь с полковником в отставке, Алиса чувствовала, что ещё больше заинтригована.
Снег вихрился и сверкал перед узкими кокетливыми фасадами - розовым, жёлтым, тёмно-рыжим; разница их оттенков размывалась темнотой и тусклым светом фонарей. Возле метро, как всегда, было шумно. Мальчишка-мигрант трогательно пел что-то, отдалённо напоминающее рождественский псалом, торговали вязаными носками, шалями, сувенирами и горячей выпечкой. Трое пьяниц громко выясняли отношения у круглосуточной забегаловки. Дворник с каменно-невозмутимым лицом сгребал снег лопатой. Идти, перемешивая ногами рыхлую кашу, было сложновато. Алиса вдохнула тяжёлую, густо-жирную смесь образов и запахов. Вон та девушка на ломаном английском рассказывает приятельнице-иностранке, что "that guy behaved... you know, he behaved just like my dad". Краснолицый толстяк хватается за сердце, чувствуя невнятную боль, и с досадой думает, что сегодня хорошо бы обойтись без алкоголя. Усталая женщина-психиатр курит после работы, напитавшись чужой болью, и звонит в салон красоты, чтобы записаться на маникюр.
Истории, истории, невыносимая тяжесть города. С каждым днём она всё острее чувствовала его глубокое нервное дыхание, его надсадный пульс. С каждым днём - с тех пор, как время потеряло смысл.
Новое сообщение, и ещё одно - снова. Не Даниэль; Алиса смахнула уведомления, едва удостоив их взглядом. Один из её "рабов" по переписке. Многие мальчики, сломленные одиночеством или просто влекомые любопытством и банальной похотью, падают в волны Интернета в поисках доминирования от более взрослой дамы. Это давно не было для неё чем-то новым - и давно наскучило. Бесчисленные наследники персонажа, которого она когда-то называла Полем-младшим - и который канул в забвение. Бабочки-однодневки. Всё одно и то же - одни и те же слова, задания и приказы, звонки и фотографии, скучные неумелые встречи (до них доходит редко - мальчикам слишком страшно переходить от виртуальных мечтаний к реальности). Она уже давно не испытывала к таким ситуациям никакого интереса - и развивала их просто фоном, будто включая приглушённую приятно-безликую музыку.
Впрочем, этот мальчик - весьма дисциплинированный раб. Восемнадцатилетний девственник. Для него всё это явно в новинку - он ловит каждое её слово, робко расспрашивает, выполняет задания со щенячьим восторгом и рвением первоклассника. Алиса вздохнула, отключая уведомления из этого мессенджера. Даниэлю не нужно замечать фото голого парня на коленях. Задание предсказуемое, и выполнено правильно - но очень уж топорно, без изюминки, без малейшей игривости в позе, с неподвижным, будто на фото для документов, лицом. Ещё и этот ужасный общажный фон - веник, ведро с тряпкой, стол, обильно присыпанный мусором... И мог бы хоть снять трусы и штаны, а не просто спустить. Никакого эстетического чутья.
- Я настолько незаметный, да? Нет, я, конечно, понимаю, что незаметный - но чтобы настолько!..
Алиса остановилась, улыбаясь. Даниэль шагнул ей навстречу, благоухая элегантно-дразнящим шипровым парфюмом и холодом. Полы его длинного чёрного пальто при ходьбе развевались, как крылья летучей мыши или плащ вампира из старой оперы; пряди каштановой чёлки наползали на глаза - странные, нездорово блестящие глаза дикой кошки. Какого они цвета? В полумраке трудно разобрать. Кажется, что всех цветов сразу, - переливчатый опал. И совершенно кошачьи по форме - томный восточный миндаль, терпкие пряности. Сине-фиолетовый шарф - цвета сумерек - лежит на плечах, щегольски лаская ткань пальто кистями. На руках скромные шерстяные митенки - неожиданно скромные на фоне такого стильного наряда. Сюда бы подошла кожа - или дорогая замша.
Даниэль картинно поклонился, согнув руку в локте, и убрал в карман телефон. В свете фонаря серебром блеснули "гвоздики" в левой брови, серёжка в ухе, начищенный до блеска носок узкого ботинка. Чёрт возьми, даже в том, как эти туго зашнурованные изящные ботинки обхватывают его ноги, есть что-то эротичное. В центре гладкого высокого лба набит крошечный крест, который она почему-то не заметила на фото; перевёрнутый крест - знак чего? Отвержения религии? Протеста? Асоциальности? Сколько мелких продуманных деталей. Витраж, гобелен, актёр на сцене. Чувственно-пухлые яркие губы растянуты в улыбке - напряжённо-вопросительной. Алиса жадно вдыхала его запах; ликование голода уже подсказывало, что она пришла не зря.
- О нет, тебя трудно не заметить. Извини. - (Она с некоторым трудом оторвала взгляд от его лица, изображая растерянное смущение). - Думала, ты ждёшь у выхода из метро - а ты, получается, подошёл ко входу. Идём?
Всё же фото не врали - что-то даже преуменьшили. Сияющее, удивительно красивое лицо. В такой красоте есть что-то жуткое; но что? Лихорадочный блеск глаз? Странная смесь нежности и опасной силы в стройном теле под пальто? Да, реальность, в отличие от вылизанных обработкой фото, грешит мелкими изъянами - пара прыщиков, лёгкая обветренность губ, раскрасневшиеся от холода щёки. Но почему-то так потрясение ещё сильнее.
Проклятье. Прозвучит безумно, но ведь он почти так же красив, как...
Нет.
...как Ноэль.
Или даже больше. Только - совсем другой красотой. Не печальной, как озеро при свете луны, а жгучей и разрушительной. Роза, изъеденная червями; роза, охваченная пламенем.
- Ну-ну, всё с тобой понятно! Прошла мимо меня, значит! - в весёлом возмущении воскликнул Даниэль. Его гибкий голос скользнул из низа вверх - от почти-баса до шутливо-обиженного почти-фальцета. Чуть капризные интонации; жалобы скрипки. - Я тебя даже окликнул - а ты идёшь себе дальше и идёшь!
- Прости, я...
- Я, пока тебя ждал, даже записал сторис, прикинь?! Впервые за сто лет записал! Ну, то есть года за два, не меньше. Аж забыл уже, как они делаются!
- В Instagram записал?
- Нет, в Facebook. - (Они пошли рядом, пробираясь через толпу. Даниэль плыл по рыхлому снегу походкой небрежного франта - широкими энергичными шагами; только трости и цилиндра не хватает. Алиса едва поспевала за ним). - Ну, просто я хожу что-то, хожу вокруг этого метро, а напротив - собор, рынок, вон тот памятник... Чего бы, думаю, и не записать? Гуляю же всё-таки в красивом месте. От собственной, блин, тупой привычки приходить за тысячу лет!..
Он засмеялся - легко и звонко, но как-то нервно. Неужели до сих пор переживает из-за того, что пораньше пришёл? Откуда же эта зацикленность?
- Я, по-моему, вообще никогда не записывала сторис, - призналась Алиса, когда они уже приближались к красно-белой вывеске пекарни, оплетённой рождественскими венками в золотых бантиках и шарах. - А в Instagram меня и вовсе нет.
- Вот-вот, у меня почти то же самое! - взбудораженно подхватил он. - Ну, то есть я там есть, но чисто формально - пользуюсь им чисто как мессенджером. Так и не понял, честно говоря, прикола - чего все им так восхищаются... Ну, и вообще я очень одобряю технологии, я за прогресс и вот это вот всё, но сам в этом плане тот ещё дряхлый дед! Пользуюсь всем этим очень ограниченно.
- То же самое, - кивнула Алиса. - Помню, когда-то даже сенсорный телефон у меня появился на порядок позже, чем у остальных. Я ходила себе и ходила с кнопочным. Просто не видела в этом смысла.
- Вот-вот! Понимаю. - (Даниэль рассмеялся, не замедляя шаг. Смех прозвучал весело, мелодично и вкрадчиво, опаляя солнечным жаром, - но тоже как-то нервно и болезненно, взахлёб. Будто шут тонет, жадно хватая ртом воздух вперемешку с водой - и из последних сил старается потешить публику). - Я штуки вроде сторис делаю прям в исключительных случаях. И посты тоже редко выкладываю - только если фото какие-то очень удачные, с фотосессий, например. Ты же смотрела мою страницу в Facebook, да? Это просто летопись моей жизни, если полистать, серьёзно - полноценная летопись!.. От тех времён, когда я был панком и ходил с ирокезом, до нынешних. Ну, знаешь - "Destro-o-oy everything!.."
Он прохрипел этот бунтарский лозунг в сдавленном выдохе - так, как если бы пел на сцене, беснуясь с электрогитарой, в цепях и коже, - и снова расхохотался, сверкая белыми зубами. Алиса улыбнулась, сражённая тугими цветными волнами его обаяния - взволнованно-текучих ассоциаций, красивой и злой энергии, которой, пожалуй, действительно хватило бы на то, чтобы разрушить всё сущее.
В переписке Даниэль упоминал своё панковское прошлое, но очень вскользь. Она задумалась.
- Страницу смотрела, конечно. Но не очень далеко листала, извини. - (Он цокнул языком, снова шутливо изображая возмущение - будто спрашивая: серьёзно?! Да как можно не изучить в деталях жизнь такого удивительного существа, как я?!). - А что касается постов - не знаю... С одной стороны, это, конечно, хорошо: всё сохраняется - разные ситуации, разные этапы жизни. С другой...
- Да-да, я поэтому ничего и не удаляю! - жарко перебил Даниэль.
- ...с другой - я, например, нечасто делаю посты с собой, со своими фото. Люблю снимать город или других людей, а собственные фотографии - ну, такое... Отчасти поэтому не рвусь в Instagram. Из-за культа самолюбования, который там царит.
- Ну, не знаю, по-моему, регулярно выкладывать свои фоточки - это ещё не самолюбование. Особенно если это такие фоточки-красоточки, как в моём случае! - (Даниэль хмыкнул. Фоточки-красоточки. Интересно, он это в шутку, всерьёз - или всё сразу?). - Вот если человек уже явно на этом зацикливается - тогда да. Хотя опять же - это ведь личное дело каждого. Я всегда говорю так: человек выбирает - раб повинуется!
А кем ты считаешь себя? - подумала Алиса, глядя на пляску снежинок в ночном небе. Кем - вот что важно. Рабом или человеком? И разве раб - уже не человек? А если все люди - рабы?..
- Интересная сентенция, - оценила она вслух. Большего и не нужно: высказаться Даниэлю явно важнее, чем выслушать другого, - сколько бы он ни твердил, что "будет с радостью впитывать от неё информацию" и "хорошо умеет слушать". Он - из тех ярких шумных птиц, которые кричат, не умолкая, и всё сводят к себе; это понятно с первых слов. Гроза, а не тихий благодатный дождик.
И ещё - понятно, почему в сообщениях он ставит восклицательные знаки. Каждая его фраза звучит ярко и возбуждённо - то ли как военная команда, то ли как реплика актёра со сцены.
Актёра. Пока они, болтая о соцсетях и селфи-зависимости, заходили в манящее тепло пекарни, Алису почему-то не покидал этот образ - образ сцены, красно-золотого занавеса.
Или, скорее, зелёно-золотого. Больше подошло бы к его глазам.
- Что будешь? - спросила Алиса, подойдя к витрине, где выстроились искусительные шеренги булочек, круассанов и тортов. Даниэль пожал плечами, едва скользнув по витрине взглядом. В крошечной уютной пекарне словно было слишком мало места для его статной фигуры в пальто; среди заурядных пуховиков, курток и шапок с помпонами он казался чёрным лебедем среди уток.
- Не знаю, выбирай сама... Так вот, по поводу визуального контента - я с тобой и согласен, и не согласен. С одной стороны - да, это, наверное, влияет на то, насколько люди способны воспринимать большие объёмы информации. С другой - разве всё дело не в том, что эти большие объёмы просто больше не нужны? Цифровизация так развилась в последние годы, ритм жизни так изменился, что...
- Извини, то есть вообще никаких предпочтений? Ну там - сладкое, несладкое? - перебила Алиса, специально прерывая поток научно-популярной болтовни Даниэля - и с удовольствием наблюдая, как он растерянно хмурится. - Заказываю то же, что себе?
- Да, если тебе не сложно, пожалуйста! - протараторил он, одним томным рывком стягивая присыпанный снегом шарф. - Я терпеть не могу выбирать, не умею этого, никогда этого не делаю!.. Ну, то есть, если человек хочет куда-то пойти, что-то купить, чем-то заняться, я просто говорю: да, давай. И подстраиваюсь под ситуацию. Ну, либо отказываюсь - и тоже подстраиваюсь... А тебе нравится, как я выгляжу?
- Конечно. Очень, - чуть озадаченная резкостью этого кокетливого перехода, кивнула Алиса. - Не зря же ты так долго собирался... Две булочки с корицей и фисташковым кремом и два латте с миндальным сиропом, пожалуйста!
Сладкое. В этом вечере должно быть много сладкого - ибо трудно представить что-нибудь слаще того, как он расстёгивает пальто своими длинными пальцами, не прекращая по-сорочьи стрекотать.
- Офигенное пальто, правда же?! Оно вообще-то не новое - я его, кажется, нашёл в чьём-то старом шкафу. И... Ох, а как ты думаешь, оно туда влезет? Не слишком длинное?
Даниэль озабоченно покосился на крючок, вбитый в непритязательную кирпичную стену. Расстояние от крючка до пола, действительно, вряд ли было рассчитано на столь аристократически внушительное одеяние.
- Мне кажется, должно влезть, хоть и впритык... Ох, ну а я чувствую себя просто крестьянкой рядом с лордом! - улыбаясь, отметила Алиса - и смахнула пылинку со своего простого голубого джемпера. На самом деле, в большинстве случаев совсем неважно, кто во что одет; но, если сказать это Даниэлю, который явно нездорово сфокусирован на своей одежде и внешности в целом, - он явно начнёт яростно спорить. Может, даже слегка разозлится - а это сейчас ни к чему.
- Как тебе? - обольстительно улыбаясь краешками губ, спросил Даниэль - и повёл ладонью сверху вниз, демонстрируя себя, как картину. Смешной, нарциссический жест - но сражаться с голодом всё сложнее. Какая странная, бьющая по глазам, опасная красота. Она задержала дыхание, представляя, как впивается губами в нежную шелковистую шею под воротничком чёрной рубашки, как снимает с него этот тёмно-серый старомодный пиджак из грубой ткани, этот чёрный бархатный жилет... Теперь Даниэль был похож уже не на актёра, а на модель из ретро-журнала годов восьмидесятых. Или на томно-соблазнительного певца-бунтаря вроде ребят из Depeche Mode в юности.
Наверное, он хорошо поёт.
Чёртова нимфа. Мадонна с грубо набитыми косыми крестами на тыльной стороне ладоней. Забавляясь этими мыслями, Алиса сдержанно ответила:
- Впечатляет. Ты любишь историю, да? Всё такое... винтажное.
- Я обожаю историю! - (Глаза Даниэля блеснули каким-то весёлым намёком - будто он понял, почему она не стала лишний раз заваливать его комплиментами и тешить его эгоцентризм). - Вот этот жилет - британский жилет времён Первой мировой, тогда такие носили. В Гранд-Вавилоне много таких вещей можно купить за бесценок. А ещё очень хочу себе ботфорты - высокие такие, можно даже со шпорами! Они сюда подойдут, скажи же?..
- Заберёшь заказ? - промурлыкала Алиса, стараясь не рассмеяться из-за того, что он даже довольно размытый вопрос об истории свёл к своей внешности и одежде. Казалось бы, диагноз очевиден - запущенная самовлюблённость. Но откуда тогда эта неуверенная жажда одобрения, это постоянное выпрашивание похвалы?
- Ох, точно!.. - (Отчего-то слегка смутившись, Даниэль принёс на столик поднос. Две булочки аппетитно поблёскивали зелёными мантиями из фисташкового крема; на белой пушистой пенке латте, как водится, нарисовали сердечки. Алиса почему-то заранее поняла, что Даниэль не догадается, где взять одноразовые приборы, - поэтому взяла их сама). - Так вот, про ботфорты. Мне тут один человек показал рынок со всякими ценными старыми вещами - на этой станции метро, как же её?.. Забыл! В общем, не суть. И там, знаешь, чего только нет! Цилиндры, котелки, плащи, камзолы - и эти, как их... Ну, в чём раньше чиновники ходили, например?
- Сюртуки? Шинели?
- Да-да, вот! - (Он щёлкнул пальцами, вскинув брови - красивые чёрные брови, аккуратно и нежно очерченные. Алиса впервые всмотрелась в его глаза. Всё же как странно; переливчатость опала. Издали они кажутся то ли зелёными, то ли желтоватыми, как у лисы или кошки; но, если приглядеться, правый - серо-зелёный, хотя на свету отливает тёмно-голубым, как небо перед дождём, а левый - зеленее, темнее. Трава, ядовитое зелье - и с карим пятнышком возле зрачка, с тёмными крапинками, похожими на дурманные маковые зёрна. Причудливая смесь, круговорот оттенков; как это называется - гетерохромия? На фото она не замечала). - И там это всё можно купить за бесценок - два, три евро, представляешь?! Потому что это никому не надо! Мины времён Второй мировой лежат, мушкеты века семнадцатого, рапиры затуплённые - и ничего никому... И трости! - (Голос Даниэля рванулся вверх в приступе страстного желания. Он возбуждённо всплеснул руками, на миг оторвавшись от поедания булочки, уже половину которой уничтожил - быстро и без единого комментария. Алиса ещё не прикасалась к своей булочке, степенно размешивая сироп в кофе - и прикусила губу, чтобы не улыбнуться). - О да, вот трость я хочу, пожалуй, больше всего! Знаешь, из тех, от которых можно отсоединить вот эту рукоятку - ну, набалдашник - и...
- А, трость со шпагой внутри?
- Да, да, со скрытым клинком! Я видел их там целую кучу - с золотым покрытием, с серебряным... И тоже ну о-очень дёшево! Как подкоплю, обязательно возьму себе. С этим пальто она будет шикарно смотреться.
- На "фоточках-красоточках", - хихикнув, сказала Алиса.
- Именно! - (Даниэль важно кивнул, улыбаясь - явно нисколько не обиженный её мягким подколом. А потом - парой жадных атак добил булочку и кофе. Алиса вздохнула. Наверное, стоило отпустить свой материнский инстинкт и накормить его чем-то более внушительным - такого красивого, такого голодного. Желательно - за свой счёт). - Только в здешнем климате мне, конечно, страшновато с ней ходить. Осенью грязь и дожди, зимой эта слякоть дебильная и иногда снег мокрый, все дела...
- Ну, что поделать. Красота требует жертв, - произнесла она, почему-то думая о том, что "человек", показавший ему этот рынок антиквариата, - наверняка девушка. Вокруг него должно быть очень, очень много девушек. В этих обольстительных кошачьих глазах, в журчащих переливах этого голоса так легко потеряться.
Потеряться - а что потом? Обнаружить себя в другой, более тёмной чаще?.. Эта щегольская зацикленность на одежде и "вещная", сведённая к сорочьему материализму любовь к истории, конечно, забавна; но - хочется копнуть глубже.
- Но ты не боишься покупать эту трость с клинком? Ну, то есть - это законно? - уточнила она, аккуратно прерывая очередную волну его ассоциативной болтовни. - Потому что - всё-таки ведь оружие...
- А, да он же затуплённый! - отмахнулся Даниэль. - Просто железка, ты им ничего не сделаешь. Все это, к сожалению, воспринимают как старый хлам... Хотя настоящее историческое холодное оружие мне бы тоже, конечно, хотелось! Меч-двуручник какой-нибудь. Или стилет.
Он ухмыльнулся. Теперь в изгибе его красивых губ было что-то пугающее.
- А ты не хочешь заниматься исторической реконструкцией? - спросила Алиса. - С такой-то любовью к старине.
Почему-то ей захотелось увести разговор от темы оружия - хотя тёмная злая жадность, на миг проступившая в лице Даниэля, лишь усилила её голод. Голод, отражённый в голоде.
Что, если это юное прекрасное существо тоже жаждет крови - только более буквально, чем она? Он писал, что его прошлое полно насилия, что он не любит о нём вспоминать, что с драками и приступами гнева навсегда покончено, - но так ли это?
- Ой, очень хотел бы, конечно! - оживился Даниэль. - Если бы подобралась подходящая компания, обязательно занялся бы. А один я ничего не делаю. - (Значимая фраза. Алиса молча кивнула, поставив мысленную галочку). - И ещё, знаешь, цилиндр хочется - чтобы делать вот так при встрече со знакомыми! - (Хмыкнув, Даниэль склонил голову и игриво приподнял воображаемую шляпу. Тусклые маленькие цифры 1312 над его левой бровью занимали Алису не меньше перевёрнутого креста на лбу - но она твёрдо решила не спрашивать, что это значит. Вопрос, вызывающий тошноту и чувство сведённых скул у любого человека с татуировками). - Я ебанутый, да?
Мягко-мягко, мурча - шёлком по голой коже, до мурашек. Очень кокетливый вопрос.
- Нет, почему же? Я понимаю. В исторической одежде правда есть что-то очаровательное. В викторианской эпохе, например...
- Викторианской, - слегка нахмурившись, повторил Даниэль. Он ведь без образования, - напомнила себе Алиса. То ли только школу закончил, то ли школу и кое-как - колледж. Из университета, кажется, отчислился. С такими темами нужно быть аккуратнее, чтобы его не напугать и не оттолкнуть. - Это же девятнадцатый век, да?
- Да, бо?льшая часть девятнадцатого века. Эпоха королевы Виктории, период расцвета Англии, её владычества на море...
- Да-да-да, промышленная революция, колонии и вот это вот всё, верно? - закивал Даниэль. Пушистые пряди чёлки упали ему на глаза; он зачесал их назад пятернёй - резким, но убийственно стильным движением. Алиса вдруг заметила, что его щёки горят как-то слишком уж ярко, а на лбу поблёскивает испарина. Заболевает?.. - Да, что-то такое мне нравится. Хотя ещё очень нравится восемнадцатый век - одежда времён Великой французской революции, например. Вот эти их шляпы с плюмажами, ботфорты... Я как раз недавно проходил одну игру, где нужно участвовать в этой революции, болтал со всеми ребятами, которые там имели вес - ну, с Робеспьером, Дантоном, Маратом. И офигел от того, как там прорисована каждая деталь одежды, обуви, оружия! - (Кошачьи глаза восхищённо распахнулись - две разноцветных манящих пропасти). - Есть, конечно, стереотип, что игры - это только про развлечение, про экшн. Но на самом деле оттуда очень много ценных знаний об истории можно почерпнуть. Там есть отрывки реальных документов, воссозданы некоторые ситуации - штурм Бастилии, например, или казнь Людовика... Как его номер, не напомнишь? Вечно путаюсь в этих Людовиках!
- Шестнадцатый, - зачарованно наблюдая за его лицом и живыми жестами, подсказала Алиса. Он то загибает пальцы, перечисляя что-то, то с небрежным изяществом взмахивает кистью, то очерчивает воображаемые контуры предметов, то поправляет волосы. Гибкая гибельная пляска пантеры; изысканные изгибы змеи, гипнотизирующей жертву. Но, чёрт возьми, до чего же приятно на него смотреть. - Ещё бы в них не путаться.
- Да-да, вот!.. Ну, и я в основном благодаря играм и начинал интересоваться историей - что-то читать, смотреть. Мне обычно скучно системно что-то изучать - ну, знаешь, от корки до корки, - а вот если по какой-то любимой вселенной, то пожалуйста! Проходил вторую часть Assassin's Creed, например - и начал волей-неволей копать про Италию эпохи Ренессанса. Флоренция, Венеция, вот это вот всё...
- О... - улыбаясь, произнесла Алиса. Даниэль ласково прищурился.
- Ага, я помню, что у тебя особые взаимоотношения с этой темой! Так вот - там ты и видишь все эти узкие итальянские улочки, и с династией Медичи взаимодействуешь, и с династией Борджиа, с Да Винчи... - (Красивые руки Даниэля метались над столом, как белые птицы с чёрными крестами на спинах). - И ещё это всё вписано в реальные исторические события. Главный герой, Эцио Аудиторе - глава ордена ассасинов в Италии. Ну, то есть он там не сразу становится их главой, но тем не менее. А главные враги ассасинов - орден тамплиеров. А ты явно знаешь, как сильно тамплиеры влияли тогда на всю политику!.. Так вот, Эцио мстит за смерть отца и братьев, но...
Замелькал пёстрый узор имён, мест, событий - реальных и выдуманных; Даниэль так вдохновенно пересказывал игру, что Алиса ощутила что-то на грани с умилением. Его лицо стало ещё прекраснее - озарилось изнутри каким-то странным - почти влюблённым? - светом. Ей лишь изредка удавалось вставить какой-нибудь комментарий в его нервно-радостную болтовню - и ни разу не удалось закончить реплику: её неизбежно перебивали. В конце концов, она решила ограничиться кивками, восклицаниями и междометиями - и терпеливо ждала, пока поток ассоциаций Даниэля, который отвлекался на всё новые и новые детали, рисуя в воздухе всё новые и новые кружки, спирали и линии, иссякнет.
- ...А сейчас я прохожу часть Assassin's Creed, которая посвящена фронтиру, - с тем же взбудораженно-детским восторгом прощебетал Даниэль, когда в теме итальянского Ренессанса возникла первая - едва ощутимая - пауза. - Знаешь же, что это?
- Обижаешь! - в шутку обиделась Алиса. - Противостояние индейцев и колонизаторов Америки.
- Да-да! Там герой - ну, один из героев, за кого нужно играть, - сын англичанина и местной женщины, индианки. И фишка в том, что отец у него - тамплиер, даже Магистр ордена тамплиеров. А сам он должен стать ассасином - и, получается, врагом отца. И...
- Какая трагичная история.
- Да, но мне не совсем нравится из-за вот этого банального хода. Ну, знаешь, когда герой - Избранный. - (Даниэль снова нахмурился; гладкий лоб прочертила озабоченная морщинка. Проклятье, да что же значат эти цифры и кресты?.. Его сложно читать, как таинственные старые письма в архивах). - Понятно, что там он Избранный сугубо благодаря происхождению, и никаких суперспособностей у него изначально нет. Но всё равно - могли бы вывернуть и поинтереснее.
- Ну, сюжет-то на чём-то надо основывать. И было бы странно, если бы они оставили такую тему без героя-полукровки. Колониальный дискурс, взаимодействие культур, все дела, - подумав, сказала Алиса. - Когда я в университете изучала литературу об американском фронтире - там что-то подобное было обязательно. Например, у того же Кутзее. Или у Купера.
- Купер, Купер... - (Откинувшись на спинку стула, Даниэль побарабанил пальцами по столу). - Что-то такое вроде помню. Философ?
- Нет, писатель. "Последний из могикан", "Зверобой"... Ну, книги про охотника Натти Бампо. - (Не увидев понимания в его взгляде, Алиса кашлянула). - Извини. Может, ты про какого-то другого Купера подумал - это же распространённая фамилия.
- Да, наверное, - нисколько не смутившись, кивнул Даниэль. Алисе нравилось, что он не стесняется своих скудных познаний в литературе; и вообще - что разница в их уровне образования не подавляет его, не мешает ему легко и непринуждённо вести в разговоре, как в танце. Редкое качество.
- Сюжет, конечно, важен, но мне в любом случае важнее сам процесс, - продолжал он. - Знаешь - бродить по миру, исследовать его, выполнять задания... Охотиться. - (Он хищно улыбнулся, подпирая кончиками пальцев изящный подбородок. И - хрипло, влажно закашлялся, смахивая влагу со лба. Точно заболевает). - Там очень "природная" часть, надо много ходить по лесам и охотиться. Мне в этой серии игр вообще прежде всего нравится, как воссоздан мир - изучать все эти детали, читать документы...
- Понимаю, это по-своему здорово. Сама я, конечно, больше люблю книги и фильмы, но плюс игр - элемент интерактивности. Когда ты сам участвуешь в процессе, - подхватила Алиса. - Помню, в детстве я обожала фэнтезийные игры - квесты, стратегии... Играла в целом немного, но кое-что помню до сих пор. Zanzarah, Neverend, Heroes of Might and Magic...
- О, Heroes - это просто любовь! - простонал Даниэль - так бархатно, что она стиснула зубы от неуместного тягучего жара где-то внутри. - Помню-помню - фракция Природы, фракция Порядка... У тебя какая часть любимая?
- Четвёртая. Ещё в третью и пятую играла, но самая любимая - четвёртая.
- Ну-у! - осуждающе протянул Даниэль и, смеясь, прицелился в неё "пистолетиком" из пальцев. - Бан тебе за такое, поняла? Все настоящие фанаты скажут, что третья - вне конкуренции!
- Может быть, но я начала играть с четвёртой. Это было запечатление, любовь с первого взгляда. Субъективная, - отшутилась она. - Как раз там атмосфера мне дико нравилась - музыка, города, леса все эти... Хотя графика, конечно, по меркам современных игр смешная. Я же старая - в моём детстве ещё не было игр, визуально похожих на фильмы.
- Это ты-то старая?! - (Даниэль пренебрежительно фыркнул, вскинув бровь). - Я играл даже в игры девяностых годов - я тогда вообще дед, получается?.. Но, в принципе, да, так и есть - я давно себя считаю дедом! Или, по крайней мере, во мне есть внутренний дед.
- Ты-то точно не похож на деда, - сказала она, жадно обводя взглядом его черты, его плечи, обтянутые грубой тканью пиджака, ключицы, трогательно торчащие из-под ворота рубашки. Трогательно - и дразняще-вкусно. Даниэль теперь сидел полубоком, забросив ногу на ногу, - и щурился, по-кошачьи изучая её.
- Я взрослее, чем кажусь.
- Не сомневаюсь.
- Почему?
Надо же, неподдельный интерес - и он впервые умолкает сразу после вопроса, не порываясь щебетать дальше. Ожидаемо. Интереснее всего ему слушать о самом себе. Алиса улыбнулась.
- Ты умеешь общаться, умеешь шутить, взвешенно рассуждаешь. У тебя явно есть опыт. Причём ты его не просто собрал, а полноценно пережил и осмыслил. С тобой интереснее, чем обычно бывает с парнями твоего возраста.
- Даже несмотря на то, что я - долбоёб, который не читает книжки, а только играет в игры? - вкрадчиво промурлыкал Даниэль. - И бывший маргинал? Хотя - бывший ли?..
Какое игривое, странное придыхание; голос провокационно виляет, он указывает на кресты у себя на руках. Алиса подобралась, охваченная любопытством.
- Несмотря. Я считаю, что чтение и образование важны, но не они определяют человека полностью. Умным можно быть и без них. Я уже поняла, что интерес к чему-то историческому или культурологическому в тебе пробуждают в основном игры, но...
- Только игры, - категорично перебил Даниэль. - Ну, то есть - игры и люди. Например, когда я проходил часть Assassin's Creed про Древний Египет, я перечитал все египетские мифы. Теперь знаю всё - боги, пирамиды, фараоны, погребальные обряды! - (Он перечислил всё это монотонной скороговоркой, громко, с подчёркнутой шутливой небрежностью, и взмахнул рукой, будто воскликнув: ну что, чернь, думала поймать лорда на такой мелочи?!). - Спрашивай о чём хочешь!
- Не знала, что это такая... тематически разветвлённая серия. Даже Египет включили.
- Ой, ты что?! - Даниэль всплеснул руками. - И Древнюю Грецию уже включили, и пиратов, и что только не! Это одна из моих любимых серий - хотя есть и очень удачные, и очень неудачные части. А насчёт литературы... Вот, например, BioShock! Видишь вот это? - (Сжав кулаки, он рывком вытянул их вперёд - так, что рукава пиджака и рубашки приподнялись. На его запястьях змеились витые "браслеты" - чёрные узоры поверх голубой паутинки вен). - Это оттуда. Я её несколько раз от начала до конца проходил. И только через неё узнал сюжет парочки известных антиутопий. "1984" Оруэлла и ещё одной - автора Айн Рэнд зовут, кажется...
- "Атлант расправил плечи"?
- Да-да, точно! - (Он расцвёл, явно довольный тем, как легко Алиса вписывается в нужные танцевальные па). - Игра, правда, не совсем по книге, а просто включает мотивы оттуда. Как бы переосмысление. Ты же знаешь сюжет, да?
- Очень примерно. Не читала, но много слышала.
- Ох, ну, в общем! Теперь Вам несдобровать, леди Райт!..
Даниэль произнёс её фамилию с шутливой деловитостью - улыбаясь, играя голосом, мастерски изображая официозную сухость этого церемонного обращения. Потом - подобрался, сел поудобнее, прогнувшись в спине; его кошачьи глаза мерцали приятным перевозбуждением, румянец на бледных скулах зарозовел ярче. Карее пятнышко в глазу посверкивало под лампой, как тёмно-золотая бездна; а зрачки - зрачки были чёрной дырой, и Алиса откуда-то знала - дыра может затянуть всё вокруг, поглотить и её, и пекарню, и целый квартал силой тугого вороночного притяжения. От столика за её спиной доносилась бодрая итальянская речь с чеканным северным выговором - Милан? Турин?..; и она уже давно чувствовала, что девушка-итальянка до неприличия пристально пялится на Даниэля. Неудивительно - на него сложно не смотреть. Кажется, что в тесной пекарне, за крошечным столиком, его актёрской харизме мало места; кажется, что его красота, от которой так трудно оторвать взгляд, таит в себе больше сюра и тьмы, чем забавные истории водителя Адама в машине с номером 666.
Почему ей так кажется?.. В конце концов, они просто болтают об истории и компьютерных играх. Вот бы сыграть с ним - только совсем не в квест или стратегию.
- Был, значится, некий идеалист с прекрасной душой - Эндрю Райан, - цокнув языком и забавно растянув смешное просторечное "значится", продолжил Даниэль. - Он решил, что общество насквозь порочно - повсеместная эксплуатация человека человеком, рабство и вот это вот всё. И захотел создать идеальное замкнутое общество. По сути, утопия.
- Ну да. Многие антиутопии начинаются с утопий.
- Да, потому что одно логически продолжает другое! - нисколько не растерявшись, кивнул Даниэль. - Благими намерениями, как говорится, выложена дорога...
- В Гранд-Вавилон.
Он звонко рассмеялся, откинув голову назад. Алиса улыбнулась, чуть польщённая такой реакцией.
- Точно, точно!.. Так вот, этот Эндрю создал, скажем так, почти антипод Гранд-Вавилона - прекрасный, идеальный город. Под водой.
- Вроде Атлантиды? И отсюда "Атлант"?
- Ага, типа того. Это был город для учёных и творцов - писателей, художников, музыкантов... В общем, для интеллигенции. Для кого-то вроде тебя. Для тех, кого Эндрю Райан счёл лучшими представителями человечества. - (Она могла бы благодарно и мягко отшутиться - но голос Даниэля звучал жёстко, почти с презрением; нежные черты будто стали суровее и резче, улыбка исчезла. Да он ведь и правда немного презирает интеллигенцию, - вдруг дошло до Алисы. Презирает меня, и мою рафинированную начитанность, и мою - как ему кажется - далёкость от жизни. Презирает людей, которые выросли на книгах, а не на дворовых драках. Ему кажется, что они хуже знают жизнь. Что они эгоистичнее и слабее). - Город назывался Восторг. И эти прекрасные люди, по его замыслу, должны были создать там, в Восторге, прекрасное общество. Рай, можно сказать. Как он говорил... Сейчас, погоди! - (Он на секунду прикрыл глаза, вспоминая). - "Нет, говорят нам в Вашингтоне, всё принадлежит бедным. Нет, говорят нам в Ватикане, всё принадлежит богу. Нет, говорят нам в Москве, это принадлежит всем. Я отверг эти ответы". Он считал, что художник должен быть свободен - и его творения не должны никем контролироваться, кроме него самого.
- Цель-то благая, - отметила Алиса, невольно думая, как продолжить этот смысловой ряд. "Нет, говорят нам в Гранд-Вавилоне - всё принадлежит дьяволу"? - И ряд интересный: Ватикан и католическая церковь, СССР и социализм... Только вот это действительно кажется утопией. Как такое воплотить? Общество же не может целиком состоять из одних художников да музыкантов.
- Именно! - вскинув брови, воскликнул Даниэль. И снова улыбнулся - обескураживающе светло; ему явно каждый раз доставляло удовольствие, когда она угадывала что-то на пару шагов вперёд. - В том-то была и проблема. Начиналось всё хорошо, даже идеально, но потом пошла всякая фигня - потому что кто, грубо говоря, будет за творцами и учёными чистить унитазы и чинить трубы? Кто им будет продукты добывать?.. Для таких целей стали из внешнего мира, с поверхности, приглашать всякий обслуживающий персонал - чернь, так сказать. И вот она-то и принесла с собой ценности и проблемы этого внешнего мира. Возникли всякие махинации, подставы, чёрный рынок - всё, чего изначально в Восторге не было. И вот в игре показан именно крах этой цивилизации, то, что несостоятельна сама идея о великой идеальной цивилизации, основанной на искусстве, понимаешь? И эти вечные противоречия - что без эксплуатации никуда, что наёмный труд всё равно будет и ещё прочнее пустит корни в такой среде...
- "Машина времени" Уэллса. Там такое разделение, по-моему, доведено до крайности, - сказала Алиса - хоть и не надеялась, что Даниэль читал. Он нахмурился.
- Напомни, о чём там? Это где чувак попадает сначала к лилипутам, потом к великанам и?..
- Нет-нет, это про Гулливера. А в "Машине времени" есть элои и морлоки - прекрасные, изнеженные, вечно юные аристократы и их огрубевшие рабы, живущие под землёй. В принципе, если довести до абсурда такое "идеальное" общество, то...
- Да-да-да! - взбудораженно подавшись вперёд, закивал он. - Поэтому игра даже не столько по мотивам "Атланта", сколько в полемику с ним... Ну, как бы ради других выводов. Но там много всяких прикольных отсылок - например, само имя Эндрю Райана составлено из имени Айн Рэнд. Эта, как её...
- Анаграмма?
- Ага! - хихикнув в лукавом псевдосмущении, он потёр висок. - Пиздец я тупое быдло, да?!
Почему-то даже грубый мат в этих красивых устах звучит не мерзко, а искромётно и весело - и чуть провокационно. Алиса улыбнулась.
- Нет, мне так не кажется... Но идея интересная в этой игре. По-моему, так вообще всегда происходит, когда пытаются некую искусственную абстрактную идею навязать реальности, подтянуть под неё всё. Общество - это всегда очень сложный комплекс факторов, разные социальные группы с разными ценностями и мотивами. И, когда всех под одну гребёнку - получается примерно то, что вышло в СССР. Плановая экономика, которая просто неестественна для жизни, которая не может удовлетворить потребности общества и полноценно развиваться. Тоталитарный режим с жёстким подавлением личности. И при всех плюсах - социальной защищённости, стабильности, мощном военном секторе и так далее - можно ли оправдать всё это мечтами о прекрасном волшебном коммунизме, где все будут равны?
- Да! Да и что вообще такое равенство?! - воскликнул Даниэль. Он слушал её, широко распахнув глаза, приоткрыв губы, почти не моргая - с чем-то вроде восхищения; его лицо теперь словно сияло изнутри. Это уже не похоже на актёрскую игру; что же так зацепило его - грамотная речь? Голос? Лицо - её проклятое лицо, отразившее чернильные муки того, что давно закончилось, наспех слепленное из обманчивой чистоты и правдивой боли?.. - Знаешь, меня именно это всегда выбешивает в рассуждениях всяких мамкиных коммунистов да социалистов. Как оно вообще возможно? Имущественное равенство - утопия и бред, потому что всегда, даже в самом примитивном обществе, выделяется правящая верхушка, всегда есть люди побогаче и победнее! Всегда кто-то выделяется в военном деле, кто-то, не знаю, в охоте, кто-то умом, кто-то внешностью. По хоть каким-нибудь параметрам люди всегда неравны. И какого хрена, простите, мы должны мерить одними мерками человека, который с нуля выстроил свой бизнес - своим умом, самоорганизацией, не знаю, банально способностью "вертеться", пробивным характером, - и простого обывалу, который тупо смотрит YouTube в свободное от офиса время и ничего не делает?!
- Полностью согласна. Когда речь заходит об этом социалистическом "равенстве возможностей", я всегда привожу один пример, - сказала Алиса - улыбаясь, хотя колкое слово "обывала" почему-то то ли зацепило, то ли чуть насмешило её. Интересно, а она в глазах Даниэля - тоже такой обывала? Кто-то без бунтарского прошлого; покорный слуга системы без пирсинга, дредов, ирокеза и тату?.. Если бы он знал, кто она, он бы, конечно, так не думал. Хотя - он ведь не понял бы, даже если бы знал. - У меня есть знакомый писатель, который сейчас преподаёт в колледже. Очень талантливый, достойный, благородный человек. - (На секунду она запнулась. Сложно, всегда сложно говорить о Горацио. Только такие шаблонные слова и приходят на ум. Шум, пустой шум в голове, полузабытые образы - и почему-то сакура). - Он очень много сил вкладывает в эту работу, воспринимает её как какую-то... нравственную миссию, что ли. В чём-то - более человечную, более светлую, чем творчество. И среди его студентов есть ребята с разными проблемами - задержками в развитии и так далее. Он однажды рассказал мне об одной такой девушке. О том, как она выросла и изменилась у него на глазах, начала правильно писать хотя бы некоторые слова, перестала бояться разговаривать. Но... Прости, это, наверное, прозвучит неэтично, но - глаза в кучку, вечно текущие сопли, неспособность выстраивать элементарные логические связи, трудности даже с чтением и письмом. Она в этом не виновата, конечно. Но разве это несчастное существо можно с ним сравнить? Разве они равны - хоть в чём-нибудь?.. Или разве она равна, например, мне - человеку с учёной степенью? Или я - не особенно спортивный человек - равна своим одноклассникам, которые брали золото на соревнованиях по футболу или баскетболу? Всё зависит от угла зрения, и...
- Да, но ты же больше про физическое, врождённое неравенство! - взволнованно перебил Даниэль, ёрзая на стуле. Он уже несколько раз набирал в грудь воздуха, чтобы перебить её; кусал яркие красивые губы, неистово ерошил волосы, поправляя чёлку, и вздыхал. Ему явно физически невыносимо слушать, надолго концентрируя внимание на собеседнике - он больше нацелен говорить сам. Монологичное существо - как и она сама; но, тем не менее, до смешного уверенное в своей диалогичности. "Я хорошо умею слушать"; Алиса едва сдерживала умилённо-грустную улыбку, вспоминая это бахвальство. - А я - про социальное и экономическое. Его по факту тоже не бывает и быть не может. В чьих руках сконцентрированы ресурсы, тот и главнее - всегда так! Поэтому всегда есть эксплуатация человека человеком. Капитализм в этом плане даже честнее - в нём, по крайней мере, используется наёмный труд, а не тотальное подчинение государству! То есть...
- Я тоже так считаю. У человека хотя бы есть мотивация работать. Есть рынок, конкуренция - и всё это функционирует по очень естественным законам, а не по навязанным сверху. Не во имя отвлечённых идей.
- Да-да-да! - глаза Даниэля воинственно сверкнули. - Меня дико бесят люди, которые козыряют постоянно этим: "Свобода, равенство, братство". Что вы, блин, в это вкладываете, ёбаные малолетние максималисты?! Круто, наверное, дурить наивным подросткам голову лозунгами, когда не знаете, как их реализовать! - изменившись в лице, с какой-то злобной весёлостью прошипел он. И тут же очаровательно улыбнулся: - Извини.
- Ничего. Вижу, для тебя это наболевшее.
- Так и есть. - (Даниэль кивнул, чуть мрачнея. Его беспокойные пальцы уже складывали самолётик из мятой салфетки). - Я сам был таким - таким же максималистом. Верил в это утопичное равенство, в тотальное разрушение. В то, что такое равенство возможно только при условии разрушения государства как института. "Destro-oy everything!" - (Он опять прорычал эту фразу протяжным хрипом - будто в микрофон на сцене. Алиса представила, как он рвёт на себе футболку в свете софитов, как швыряет в толпу кожаную куртку с заклёпками - и фанатки ловят её с восторженным визгом). - Но теперь - теперь я другой. Я перерос всё это, понимаешь? - (Изящный, чуть манерный жест - резкая черта, которую он проводит по воздуху. Граница. Рубикон). - Перерос этот максимализм, перерос веру в то, что человек человеку брат. Человек человеку волк! - (Даниэль сжал руку в кулак - так, что костяшки пальцев над грубо набитым крестом побелели. В его лице, сияющем суровой решимостью, в странной ухмылке на грани с гримасой теперь было больше пугающего, чем красивого. Straight Edge, - вдруг вспомнила Алиса, глядя на блёклую черноту креста. Вот что это такое. Затерялось где-то в глубинах памяти; субкультура, отрицающая алкоголь, курение, наркотики, беспорядочные половые связи... Но - странно; он не похож на человека, отрицающего всё это. По крайней мере, последнее - точно). - Кто кого сожрал, тот и сильнее. Нужно и можно брать, пока дают. Раньше я был альтруистом, верил во всё общее - но потом отрёкся и от этого. Потому что меня переубедила жизнь, переубедил опыт! Переубедило то, чего нет у них. Нет - или недостаточно. Я смотрю на них и думаю: дети. Это просто дети! - (Ухмылка исчезла; взгляд Даниэля стал скорбным, почти растерянным. Он покачал головой. Какие выверенные актёрские интонации, какие отточенные жесты... Почему же всё это выглядит так позёрски, так неестественно?). - И неважно, сколько им лет - четырнадцать или сорок. И неважно, на какой они стороне - панки, скины, правые, левые, центристы, либералы...
- Тут понимаю. Я тоже аполитичный человек.
- Я теперь аполитичный человек. Теперь, когда меня тащат в такие споры, я всегда говорю: отстаньте, мне похуй! - он нервно засмеялся. - Потому что все они правы - и все неправы! Это мой выбор - ничего не придерживаться. Человек выбирает, раб повинуется. Я - человек!
- Интересное разграничение, - снова отметила Алиса. Кажется, эта громкая пафосная фраза была на его странице. Как и извечно-мейнстримное "Ничто не истина, всё дозволено" Ницше. И ещё какие-то псевдоглубокомысленные цитаты из игр. Ничего; такой красоте можно простить маленькие слабости. - А разве в каждом не сочетается то и другое? По-моему, каждый может быть и человеком, и рабом. В разных ситуациях.
Ты мог бы стать моим рабом, например. Или я - твоим?.. Хотя какая, в сущности, разница? Так или иначе, игра вышла бы интересная. С несколькими альтернативными концовками - как ты любишь.
- Я вообще не хотел бы быть человеком. Хочу стать роботом! - улыбаясь, твёрдо-низким, чеканным голосом заявил Даниэль - опять непонятно, в шутку или всерьёз. - Как только появится такая возможность, я тут же кибернезируюсь. Это же так круто - иметь не биологические, а техногенные части тела. Быть неуязвимым! Быть идеальным исполнителем задач!..
- Да, помню, ты говорил, - осторожно сказала Алиса, не зная, имеет ли право улыбнуться в ответ. - Протоколы и всё такое.
- Да. Я всегда действую по протоколам. - (Даниэль всё ещё улыбался, но уголок его рта странно дёрнулся, а в лице снова проступило что-то тёмное, тяжёлое. Смесь раздражения, грусти - и огромной, огромной усталости. Он снова закашлялся и, морщась, вытер салфеткой рот). - Только они и держат социум. Только они сохраняют порядок. Анархия, нарушение протоколов - это хаос. Смерть всего. И, когда