Пустота : другие произведения.

Созвездие Скорпиона

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На экране с чуть заметной улыбкой светился Усама Бен Ладен. - Что за хрень... - удивленно произнес Рубинчиков, и подошел к пню. - Ночи доброй говорю! - повторил тем временем Усама. - Здравствуйте, - раздался дрожащий голос Воскресенского, который вслед за приветствием зачем-то еще и поклонился телевизору.
  1.
  
  Очередь еле двигалась. Народ недовольно бурчал, но продолжал стоять, так как деваться было некуда.
   - Да что ж у вас одна касса только работает!? - Не стерпел кто-то. - Издеваетесь что ли?
  Окружающие одобрительно загудели, но как-то неуверенно и мало вразумительно, а потому волна возмущения угасла так же молниеносно, как и возникла. Касса действительно работала только одна. И сидевшая за ней рязанская женщина Зинаида Половинка уже была на грани нервного срыва. Нескончаемый поток покупателей шел уже второй час, и Зинаида всеми силами пыталась сохранить вежливость в общении с согражданами и собственное душевное равновесие. Но как она не старалась, слишком много факторов сплелось в тот день воедино, предопределив, тем самым, ее внутренний минорный настрой: ее бросили одну на амбразуру покупательской очереди, у нее болела голова, а вчера ко всему прочему от Зинаиды ушел мужчина ее жизни, завершив этим актом сказку, в которой она пребывала последние несколько месяцев.
  Случилось это, как, впрочем, обычно и бывает в таких тонких и интимных делах, для бедной женщины неожиданно. С Василием душа в душа она проживала (на его жилплощади) последние пять месяцев. И вот, практически в одночасье, все рухнуло... Познакомились они случайно, но Половинка в случайности не верила, а потому считала их встречу не простым стечением обстоятельств, а самой что ни на есть закономерностью, возможно даже астрального характера. В день судьбоносной встречи Зинаида, собираясь на работу в тесной комнате, которую она делила со своими двумя товарками. По традиции сделав телевизор немного громче в тот момент, когда вкрадчивый голос за кадром объявил, что настало время астрологического прогноза, она прикрикнула на недалеких подружек, не понимающих важности сведений от звезд, а оттого разговаривающих слишком громко, и прильнула к голубому экрану, начав впитывать небесную мудрость. Когда очередь дошла до ее знака, она почувствовала, что сердце ее сжалось от напряжения и даже будто бы перестало биться в груди - такое Половинка испытывала всегда в особо ответственные моменты.
   - Итак, скорпионы, - произнес таинственный голос. - Сегодня судьба готовит вам подарок. Не пропустите самое важное, ибо как говорили древние, "несведущий - слаб!". День будет полон хлопот, а вечер готовит вам встречу.... И кто знает, может эта встреча изменит всю вашу жизнь.
  Сердце в полной груди Зинаиды вновь застучало, но теперь уже ненормально быстро. Она покидала в блестящую сумку, купленную намедни в переходе недалеко от метро Люблино, свой нехитрый скарб и молнией вылетела из квартиры, забыв попрощаться с сожительницами.
  Половинка и сама не знала, что с ней происходит - никогда еще утренние прогнозы астрологов не действовали на нее так воодушевляющее. Верила-то она в них всегда, но где-то в глубине души считала, что все они для каких-то особенных представителей ее знака, а совсем не для нее. Но в тот день все было иначе - непонятного происхождения уверенность завладела скромным кассиром - продавщицей с такой силой, что ей самой становилось страшно от своих смелых мыслей. Она была полностью уверена, что прогноз сбудется.
  Рабочий день пролетел быстро. Она тайком косилась на покупателей, проходивших мимо ее кассы, но внимания не заостряла и даже отшила парочку весьма приличных (с ее точки зрения) мужиков, пытавшихся заигрывать. Было еще слишком рано. Звезды вполне определенно сказали, что все должно произойти вечером, а размениваться на мелочи, да еще в нарушение звездных законов, Половинка вовсе не желала. Ровно в пять вечера она сдала кассу, переоделась и вышла из магазина. На дворе был самый конец августа, выдавшегося на редкость жарким и душным. Зинаида с грустью посмотрела на листву, которая скукожившись неподвижно лежала на асфальтовой дорожке, и вздохнула про себя:
  "Вот и осень уж...".
  Подивившись своей поэтичности, она вновь огляделась по сторонам и застыла в нерешительности. В этот момент ее сознание поразил еще одни поэтический образ, который показался ей настолько мощным, что легкий озноб прошиб ее тело:
  "Вот и я как эта палая листва, увядающая...".
  Решив, что слишком много думать опасно (да и звезды этого не советовали), Зинаида порылась в сумке и, на всякий случай, выкинула в урну сборник кроссвордов, купленный утром на автобусной остановке.
  "Ну его у черту", - решила она про себя.
  Но еще немного подумать ей все-таки пришлось - надо было решать, куда двигаться дальше. Теоретически свою судьбу она вполне могла бы встретить в общественном транспорте, так как ехать до дома ей было больше часа, да при том не только на метро, но и на автобусе. Но, чуть поразмыслив, Половинка пришла к выводу, что знакомство в общественном транспорте было бы слишком банальным ("господи, и что ж за слова-то в голову лезут!"), да ко всему прочему по телевизору сказали, что главное - не пропустить самое важное... Но что же это самое важное?
  Зинаида решила прогуляться. Центр города она не любила, но веление звезд в тот вечер было куда важнее ее любви или не любви к центральной части мегаполиса. Для себя Половинка уже давно сформулировала, что ей куда комфортнее находиться где-нибудь в районе Люблино - люди там были ей понятнее и роднее. И одевались так же. И разговаривали. Короче, были точно такими же, в массе своей, как и она сама - нормальными, как она считала. В центре же она попадала в окружение ей духовно враждебное и непонятное, что вносило смятение в ее простую русскую душу. Витрины шикарных магазинов, дорого одетые люди, смотрящие на нее свысока - все это она ненавидела и презирала. А если быть честной перед собой - то просто боялась. То ли дело Люблино, в которое она попала сразу же, как три года назад переехала в Москву из Рязани. Там было так много людей, похожих на милых ее сердцу простых рязанцев. В Люблино многие любили семечки, мужики пили много пива и водки, а по вечерам гуляли пьяненькие, песни горланили. Да, в Люблино она была почти как дома...
  Зинаида шла по Мясницкой и смотрела себе под ноги, стараясь не поднимать глаз, дабы не испытывать лишний раз ненависти к "зажравшимся москвичам". Она вполне резонно посчитала, что неверный кармический настрой ("нет, сегодня явно со мной что-то не так...") может сбить звездные планы и разбить в пух и прах ее мечты о столь близком личном счастье. Конечно, за прошедшие неполных тридцать лет ее жизни, у Половинки было множество амурных историй, каждая из которых казалась ей самой настоящей и последней. Но заканчивалось все одинаково - замуж никто не звал, а на поверку все женихи оказывались пропойцами и бабниками. Тем не менее, Зинаида свято верила в свою счастливую звезду, да и фамилия ее обязывала ждать и надеяться. С фамилией Половинке, как ей самой казалось, очень даже повезло. Так как все свои мечты Зинаида выстаивала исходя сугубо из личного счастья, то, по ее мнению, лучшей фамилии и желать было нельзя. Мужики любили эту фамилию обыгрывать, обращаясь в особо интимные моменты к ней не иначе как "моя половинка", а самой ей виделось в этой "половинке" глубокое женское предназначение. Пройдя около трети улицы, Зинаида почувствовала голод. Осмотревшись и придя к выводу, что не одно из окружающих ее заведений ей по статусу не подходит, она краем глаза зацепила вывеску "Продукты" и уверенным шагом направилась в сторону магазина. Войдя в узкое и длинное помещение, она протиснулась мимо сгрудившихся у выхода людей, бросив профессиональный взгляд в сторону кассы, и двинулась вглубь, к полкам с молочно-кислыми продуктами. Оглядев ассортимент, Зинаида брезгливо взяла с полки йогурт и принялась изучать его на предмет срока годности. Опытным глазом она сразу же заметила, что упаковка товара оставляет желать лучшего в смысле свежести ее содержимого, но, в то же время, она прекрасно знала, что это может и ровным счетом ничего не значить - мало ли, может на складе просто грязновато. Но здесь она увидела, что черный шрифт, которым было проставлено клеймо срока годности, выглядит не совсем естественно - выбит он был не на том месте, а на нужном месте наблюдалась странная сероватая затертость, свидетельствующая о том, что кто-то не очень умелой рукой стер истинные сроки возможно употребления данного продукта.
   - Вот гады, - тихо выругалась Половинка, но тут же вспомнила, что в ее родном магазине каждый день проделываются те же самые операции.
  Пошарив по полке, она окончательно убедилась, что ни одного свежего йогурта, кефира или на худой конец ряженки ей здесь найти не удастся. Передислоцировавшись к стойке с мучными изделиями, Зинаида выбрала себе булочку с изюмом, и пошла оплачивать товар. У самой кассы она, хоть и будучи работником сферы торговли, попалась на маркетинговую разводку и взяла с полки пачку Дирола - впрочем, он был ей необходим, ведь нельзя же встретить свою судьбу, и испортить все дело плохим запахом изо рта!
  Заплатив, Зинаида вышла на улицу, вскрыла упаковку и жадно впилась зубами в мягкую булку. Изюм сочно лопался под натиском ее челюстей, наполняя рот приятной свежестью. Настроение у Зинаиды поднялось еще на один градус, и она бодро зашагала в сторону Лубянки.
  Дойдя до магазина "Библио-глобус" она замедлила движение, соблазнившись возможностью встретить своего суженного среди книжных полок, но почти тут же отмела этот вариант как неперспективный - сама Зинаида книг не читала и считала, что тратить на это бесполезное занятие время, по меньшей мере, глупо. Жизнь-то одна.
  Миновав магазин, она оказалась перед входом в подземный переход. По правую руку от нее было здание ведомства, одно упоминание о котором внушало Половинке иррациональный страх. Чуть дальше стоял покрытый лесами Детский мир, Остальные объекты Зинаиде опознать не удалось.
   - Девушка, - внезапно раздалось у нее за спиной, после чего чьи-то горячие пальцы взяли ее за локоть.
  На секунду сердце Зинаиды перестало биться, а потом заколотилось с бешенной скоростью, придав лицу Половинке пунцовый оттенок. Она едва ли могла описать все те эмоции, которые испытывала в тот момент. В голове что-то стучало, в ушах гудело, а ноги, казалось, вот-вот откажутся повиноваться и подкосятся. Она обернулась.
  Перед ней стоял хорошо одетый мужчина с черными как смоль волосами, в которых то там, то тут встречались седые пряди.
  "Хорош... до чего ж хорош!", - пронеслась шальная мысль в голове Зинаиды. Мужчина с ее точки зрения и впрямь был замечательным - Зинаида любила таких, с наглыми лицами, самоуверенных - мужиков, одним словом.
  Она стояла как вкопанная, не в силах выдавить из себя ни слова. Мужчина улыбнулся и показал удостоверение. Заглянув на него, Зинаида еле сбалансировала на грани обморока, но, собрав волю в кулак, попыталась придать своему виду беспечность и где-то даже безразличность.
   - Позвольте представиться, - отрекомендовался тем временем незнакомец. - Рубинчиков Сергей Иванович. Федеральная служба безопасности. Я хотел бы с вами поговорить.
   - Со мной? - Половинка дала петуха, отчего вторая волна краски накрыла ее аппетитное тело.
   - Да, Зинаида Михайловна, с вами, - все так же улыбаясь, подтвердил Сергей Иванович Рубинчиков. - Это не займет много времени, поверьте. Всего лишь небольшие формальности.
   - Ладно. - Согласилась Зинаида, так, словно у нее был какой-то выбор.
   - Вот и хорошо. - Рубинчиков ловко подхватил ее под руку и повел в сторону перехода. - Как же, Зинаида Михайловна, право, приятно пройтись с такой красивой женщиной таким прекрасным августовским вечером... Если бы не работа... Впрочем...
  "Ишь, романтичный какой", - на сей раз бледнея, подумала Половинка. - "И что еще за впрочем?".
   Рубинчиков словно прочел ее мысли.
   - Вы не волнуйтесь. Всего несколько вопросов и вы продолжите свое путешествие по вечерней Москве.
   - Хорошо. - Односложно отозвалась Зинаида.
  Вопреки ее догадкам о том, что сейчас они направятся прямиком в знаменитое здание, вынырнув из перехода со стороны Новой площади, они сели в машину.
   - Нам недалеко... - только и сказал чекист.
   - Угу, - кивнула Зинаида, постепенно начиная понимать, что происходит что-то странное. Зачем она могла понадобиться? Может пронюхали про.... Нет, только не это!
  Дело в том, что как и многие и многие сотрудники мелкой розничной торговли, Зинаида Михайловна Половинка была не до конца честна в своих расчетах как с покупателями, так и с налоговыми органами. Нечистоплотность эта происходила отнюдь не из врожденных воровских наклонностей рязанской женщины, а из жизненной необходимости. Не обсчитаешь - не проживешь в Москве. А не будешь помогать начальству обсчитывать государство - вообще без работы останешься. На свою голову (как же она себя за это корила!) перед самым отъездом из Рязани в Москву, Половинка закончила двухнедельные бухгалтерские курсы. С одной стороны, бумажка об образовании весьма помогала ей в столичных условиях - на работу ее брали охотно. Но, как и почти любого дела, была и вторая сторона вопроса: почти сразу же ее привлекали к составлению всевозможных отчетностей и прочих деклараций, в которых заставляли ставить подписи. Конечно, речь не шла о миллионах, но все же кое-какие денежные средства уходили из государственного бюджета посредством Зинаидиной деятельности...
   - Вы бы хоть сказали, в чем дело, - подала она голос. - А-то я растерялась, в машину с вами села, а теперь...
   - А теперь заткнись, - оборвал ее Рубинчиков.- Раз села, то выйдешь из нее только тогда, когда я тебе это разрешу сделать.
  Сказал он это резко и где-то даже грубо. Зинаида окончательно поняла, что попала.
  Постепенно пролетающий за окном пейзаж начинал меняться. Тихий московский центр сменился многополосным проспектом, а потом потянулись спальные районы. Половинка отчетливо начинала осознавать, что везут ее куда-то далеко, и уж точно за пределы Москвы.
  За всю дорогу она не проронила не единого слова. Что-то ей подсказывало, что лучше помалкивать и вопрос никаких больше не задавать.
  
  
  ***
  
  Утро начиналось как обычно не слишком бодро. Он открыл глаза, оглядел комнату и поморщился. Все пространство было залито солнечным светом, отчего пыль в воздухе серебрилась буквально повсюду. Движение, в которое была вложена попытка оторвать голову от подушки, далось с трудом. Секундный приступ тошноты сменился общей слабостью и осознанием тотальной ничтожности своего существования. Он протянул руку и нащупал на полу возле дивана бутылку пива. Подняв ее и увидев, что она наполовину заполнена, он жадно присосался к горлышку и в три глотка поглотил теплую жидкость. Поморщившись от отвращения, он бросил бутылку обессилевшей рукой под диван и снова закрыл глаза. Выждав пару минут, он предпринял вторую попутку возвращения в реальность, которая, казалось, всеми силами пыталась причинить ему боль и страдания.
  Он нащупал пульт и включил телевизор.
   - ...скорпионы. Сегодня судьба готовит вам подарок. Не пропустите самое важное, ибо как говорили древние, "несведущий - слаб!". День будет полон хлопот, а вечер готовит вам встречу.... И кто знает, может эта встреча изменит всю вашу жизнь... - донеслось до его сознания.
   Издав сдавленный смешок, он сел и потряс головой. Телевизор продолжал бухтеть на предмет гороскопа, но он не обращал на прорицания неведомого оракула никакого внимания. Зачем, если этим "оракулом" был он сам?...
  Василий Глыбин, а именно так звали проснувшегося человека, потер глаза, которые отказывались нормально фокусироваться на внешнем мире, и закурил. Звук на телевизоре он отключил вовсе - слушать этот ежеутренний маразм он был не в силах в любом состоянии, хоть в трезвом, хоть в пьяном, хоть, как сейчас, в похмельном. Получив более чем фундаментальное образование философского факультета МГУ, он, в отличие от большинства своих сограждан, прекрасно отдавал себе отчет в виртуальности всего происходящего внутри этого черного ящика.
  Новый день не готовил Василию никаких сюрпризов - это он знал точно. Да и кому, как не ему, писавшего каждодневные астрологические прогнозы для самых разных средств массовой информации, было осознавать всю бессмысленность будущего, которое он сам же формировал в сознании миллионов людей. Но в отличие от него, у них хотя бы была слабая надежда, вера в призрачную мечту, которую сам он утерял навечно. Опустив ноги на пол и забычковав окурок, Василий принял вертикальное положение и обреченно побрел в сторону ванной. Каждое движение давалось ему с трудом. И дело было не в хмельном дурмане - к нему он давным-давно привык - дело было в общем безразличии Василия ко всему происходящему вокруг. Он и сам уже не мог определять для себя момент, когда яркая реальность внезапно превратилась в безысходность бессмысленного существования. Внешне будто бы ничего не изменилось - дом, друзья, работа. Но внутри он чувствовал, что все это лишь ненужный антураж к тому, что принято называть жизнью. Иногда ему казалось, что все дело в его философском образовании, но вспоминая себя во студенчестве, он не мог припомнить, чтобы знания угнетали его и приводили к столь удручающим мыслям о бытие. Напротив, тогда они позволяли видеть мир во всем его многообразии, узнавать его, познавать. И даже самые тоскливые и беспросветные философские учения вызывали у него лишь живой интерес, стремление к опыту осмысления реальности сквозь призму экзистенциальных установок. Потом учеба закончилась, и началась работа. И она не казалась обременительной. Наоборот, он чувствовал себя абсолютно свободным и занимался, как ему казалось, любимым делом, да еще и получал за это деньги. Писать гороскопы он начал еще на последних курсах. Однажды его приятель и одногруппник Вадик Таперман после пар предложил заскочить с ним в редакцию журнала "Хозяюшка", в котором он сам на тот момент трудился, пописывая слезливые истории про покинутых их мужьями домохозяек. Василий согласился, и уже через сорок минут они сидели в маленьком кабинетике в старом особняке на Ордынке. Получилось все совершенно случайно. В кабинет вошел высокий сухощавый мужчина, кинул на стол папку и, глядя пустыми глазами мимо присутствующих, громко сказал:
   - Довольно.
  После этого он начал судорожно открывать один за одним ящики письменного стола, выкидывая из них на стол ручки, карандаши, бумагу, блокноты и просто какой-то мусор, который, к слову, составлял подавляющее большинство. Затем, достав из своего потертого портфеля, который стоял рядом со столом, большой целлофановый пакет, он одним движением руки сгреб в него все содержимое, после чего, все так же глядя мимо предметов и людей, попрощался и вышел.
   - Все. Не выдержал. Уволился, - прокомментировал все произошедшее Вадик, как только дверь за сухопарым истериком с грохотом захлопнулась.
   - Это кто? - Василий все еще находился под впечатлением от увиденного.
   - Астролог. Гороскопы для журнала составлял. Но главный его все-таки уволил. Понимаешь, он, ну, вроде как слишком серьезно к своим гороскопам относился - верил в них. А у нас формат, объемы тоже. Ну, главный его прогнозы по десять страниц резал как мог, а тот в истерику впадал... Теперь небось гороскопы на меня повесят. Неохота...
   Василий, посомневавшись секунду, ответил:
   - А чего неохота? Чего там писать-то?
   - Ну так может ты и попишешь? - оживился Вадик. - Попробуешь? Давай, я сейчас к главному загляну, скажу, что ты к свежему номеру накидаешь.
   - А если не выйдет?
   - Ничего страшного. Этот-то наш чудик сразу на квартал прогнозы составлял, а потом корректировал. Так что, если что, в запасе есть еще на пару недель вперед его наработки.
  Василий в тот же вечер написал гороскоп на следующую неделю, а на следующий день продемонстрировал его Вадику.
   - Ну, отлично! - отреагировал тот. - Думаю, то, что надо.
  Так Василий остался в "Хозяюшке". А потом как-то само собой появились и другие заказы.
  Последние пару лет он писал только для телевидения и крупных изданий. "Хозяюшки" с их копеечными гонорарами остались в прошлом.
  Своим финансовым положением Василий был весьма доволен, да и относительно свободный график работы устраивал его полностью. Пришлось, правда, со временем начать штудировать специальную литературу, так как запросы заказчиков постоянно росли, и банальными фразами было уже не отделаться. Полистывал он периодически и книги по психологии, в которых находил немало для себя интересного, а найденное умело применял при составлении очередного астрологического прогноза. Приходилось следить и за политическими и социально-экономическими изменениями в мире. Василий довольно быстро уяснил, что хороший прогноз строится исключительно на основе понимания психологии тех, кто ждет этот прогноз. И здесь надо было быть действительно тонким психологом. Через пару лет работы он им был и именно за это ему и платили не плохие деньги.
  И вот однажды все изменилось. Вероятно, это накапливалось годами и просто вышло наружу, не в силах больше пребывать в застенках подсознания. Идеалистическая картина мира рухнула. И на поверку мир оказался грязным и серым.
  Когда Василий жаловался на свою тоску друзьям, тому же Вадику Таперману, тот только отмахивался:
   - Да брось ты ныть! Все у тебя отлично!
  Но отличного ничего не было. К тридцати годам его собственная жизнь казалась Василию бессмысленной монотонной рутиной, конца и края которой не было видно.
  Включив воду, Василий подставил палец под слабый напор. Ржавая холодная водица еле текла из крана, а горячая, хотя кран уже и был выкручен до предела, идти даже не собиралась. Подождав с полминуты и окончательно убедившись в бессмысленности своего стояния, Василий закрутил оба крана и пошел на кухню, ставить греть воду.
  Телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Посмотрев на часы на стене и отметив про себя, что еще нет и восьми утра, он с интересом поднял трубку. Звонил Таперман.
   - Василий Алибабаевич, просыпайся! - сходу заорал он. - Все проспишь!
   - Чего ты орешь? Чего я просплю?
   - Как чего? Забыл? Мы ж сегодня ко мне на дачу едем - урожай собирать!
  "Ах ты черт!" - выругался про себя Глыбин, ответив Вадику:
   - Совсем из головы вылетело. Все - собираюсь.
  Поехать на дачу к вадиковой маме, чтобы помочь собрать урожай Василий обещал еще на прошлой неделе, но обещание это вылетело из его головы, еще не успев до конца слететь с губ. Положив трубку, Глыбин решил не дожидаться, пока вода закипит - помылся холодной. Пару раз провел утюгом по футболке, влез в джинсы, вставил ноги в макасины и, прихватив сумку, выскочил из квартиры. Вадик звонил ему уже на подъезде к его дому, а опаздывать и заставлять себя ждать Василий не любил. Из подъезда он вышел как раз в тот момент, когда новенький форд Тапермана подкатил к дому.
   - Здорово, турист! - высунувшись из окна, помахал ему рукой Вадик. - Карета подана!
  Глыбин сел на переднее сиденье, кинул сумку назад, и они тронулись. Вадик тут же включил свой любимый черный джаз, который Василий переносил с трудом, но из вежливости и любви к другу всегда терпел.
   - Готов поработать на благо родины? - Весело спросил Таперман, не отрываясь от дороги. Машину он водил аккуратно. Впрочем, все в этой жизни Вадик Таперман делал исключительно аккуратно. В отличие от Глыбина, после окончания университета он не подался на писательскую ниву, а двинулся в прямо противоположном направлении - то есть в бизнес. Откуда-то нашлись знакомые, которые Вадику очень помогли. Так, по крайней мере, он сам описывал ситуацию. Но верилось в это Василию слабо. По крайней мере, пока они учились, никаких знакомых у Вадика не наблюдалось, тем более таких, которые могли бы так скоро его в буквальном смысле озолотить. Занимался Вадик продажей элитных домов, а, вернее, не продажей, а перепродажей. При этом сначала он их сам покупал, а потом продавал - неплохую разницу он клал себе в карман. Ответа на вопрос, где Вадику удалось добыть первые несколько миллионов долларов на покупку первого дома, Глыбин так у него добиться не удалось. Таперман отшучивался, выкручивался и вообще спешил поскорее перевести разговор в другое русло.
  Но сейчас они ехали не на какую-то роскошную виллу, а в самое обычное садово-огородное товарищество на участок в шесть соток. Участок этот в свое время получила мама Вадика и теперь, несмотря на головокружительные перспективы переселения на гектар земли с английским газоном и чуть ли не личным садовником, ни в какую не хотела покидать политый потом многолетней работы клочок земли.
   - Готов, - вяло отозвался Глыбин. - Мать все никак не поддается?
   - Ну, ты же ее знаешь! - засмеялся Вадик, который в последнее время вообще много смеялся. - Для нее наши шесть соток что-то вроде Святой земли в пределах Российской Федерации. Я тебе не рассказывал? Она когда в начале девяностых в Израиль к родне поехала, так привезла оттуда мешок земли и разбросала его по участку, заявив, что теперь всегда будет чувствовать себя как дома.
   - Да уж... - удивился Василий, подумав про себя, что если бы все евреи бывшего советского союза сделали то же самое, то многим из них не пришло бы в голову эмигрировать на историческую родину. - Она у тебя женщина старой закалки, я бы сказал.
   Вместо ответа Таперман снова разразился каким-то прямо таки захлебывающимся смехом, а, отсмеявшись, надолго затих, сосредоточенно глядя на дорогу.
  Василий был рад этому молчанию. Глядя на жизнерадостного Вадика он еще острее чувствовал пустоту, захватившую его. Мысль о захватившей его пустоте Глыбину понравилась и на какое-то время он занял себя размышлениями на эту тему. Если пустота - ничто, размышлял он, глядя на пролетавшие за окном деревеньки, то как она может что-то захватить? Она может лишь образоваться, вытеснив все остальное. С другой стороны, это вытеснение вполне можно рассматривать и как поглощение. Взять Вселенную. Она постоянно расширяется - так, по крайней мере, говорят ученые, - но в чем она расширяется? И как? Ведь космос - это и есть пустота. Как она может расширяться и захватывать? Или есть граница, между этой черной пустотой и тем, что находится за ее пределами? Нет, что-то здесь не так. Пустота в пустоте?...
  К реальности его вернул все тот же жизнерадостный смех Вадика.
   - Слушай, Глыбин, - закатываясь, гоготал он. - Ты, случаем, крышей не двинулся? Я вот сейчас за тобой краем глаза наблюдал, так ты сидишь, глаза не моргают, смотрят, словно в пустоту. Да и сами пустые какие-то. Ты знаешь, Вася, что если человек долго смотрит и не моргает - это признак ненормальности?
   - Знаю, - с улыбкой ответил Василий, почувствовав легкое беспокойство от сказанного другом. - Но это не мой случай.
   - Уверен? - Таперман подмигнул шоссе.
   - Полностью.
  Они свернули на проселочную дорогу, и машину начало ощутимо трясти. Вадик сбавил скорость, и теперь они еле ползли, поднимая клубы пыли и вызывая недовольство у дачников, вынужденных теснится по обочинам. Наконец, вдали показался дачный поселок. Подъехав к шлагбауму, Таперман вылез из форда и направился к будке, в которой сидел сторож. Василий наблюдал, как уверенной походкой крепко стоящего на этой земле человека его друг достиг цели, постучался и стал ждать, пока сторож откроет. Спившегося вида мужчина показался на свет божий только через минуту. Он виновато заулыбался и принялся объяснять Вадиму, что заснул. Того, впрочем, все это мало интересовало - он пару раз кивнул в ответ и пошел обратно к машине, давая понять, что пора бы уже их пропустить. Шлагбаум поднялся и форд плавно въехал на территорию поселка. Василий бывал на даче у Тапермана много раз, но и много лет назад - когда они еще были студентами. С тех пор, как ему показалось, здесь мало что изменилось. Дачам было не так много лет, так что особо бурной растительности вокруг не наблюдалось - вдоль дорог подросли березы и еще какие-то деревья, которые Глыбин не смог идентифицировать, а за заборами то там, то здесь торчали одинокие яблони. Впрочем, на некоторых участках были и вполне сносные сады.
  Мама Вадика встретила их как всегда радушно, покорила Василия за то, что тот похудел (это она делала каждый раз, когда видела Глыбина), а потом сразу усадила за стол, выставленный прямо на участке и принялась кормить. Перекусив, Таперман с Глыбиным переоделись и начали готовиться к работе. Им предстояло собрать урожай яблок, которые потом мама Вадика использовала для приготовления компотов и варенья. Сам Вадик этого стремления к консервации не понимал, а потому из года в год пытался внушить родительнице мысль, что все можно купить и в магазине. Впрочем, это стало уже просто своеобразным ритуалом: и разговоры, и сбор яблок.
  Подойдя к дереву, Василий задрал голову, оценив масштаб работ, и сорвал первое яблоко.
  
  ***
  
  Человек мира, почетный гражданин Москвы, Барселоны, Квебека и еще десятка городов, обладатель медали ордена "За заслуги" и прочих наград, нумизмат, филантроп и просто страстный собачник Фома Воскресенский сидел в номере отеля и ждал заказ, сделанный по телефону. Он очень хотел есть, так как буквально час назад прилетел с Мыса Доброй Надежды, где участвовал во всемирной акции по защите защитников животных, и ничего не ел уже довольно продолжительное время. Акция на Мысе подразумевала недельную голодовку, в которой Воскресенский принимал самое активное участие, отказываясь от завтраков. Обеды и ужины он, правда, благосклонно принимал, но то было уже не для телекамер. В день отлета, публично презрев завтрак, Фома собрал вещи и в предвкушении сытного обеда на борту лайнера, отбыл в аэропорт. Добравшись до Кейптауна, он было собирался перекусить еще до взлета, но суетившиеся вокруг журналисты не дали ему этого сделать. Воскресенский отчитал сам себя за то, что с дуру ляпнул перед отъездом, будто продолжит голодовку до самого своего отбытия с Африканского континента, дал несколько пространных интервью и, наконец, оказался в зоне регистрации пассажиров. Попав в самолет, человек мира тут же позвал стюардессу и попросил принести поесть. Ответ обескуражил его:
   - Простите сэр, но сегодня обедов на борту не будет.
   - Это как же? - Возмутился обладатель медали ордена. - Заплачено! Да вы знаете, с кем разговариваете?
  - Нет, сэр, - улыбнулась стюардесса. - Но я сейчас вам все объясню. Дело в том, что в связи с эпидемией рыбьего СПИДа в ЮАР на борту лайнеров нашей компании временно приостановлено....
   - Что еще за рыбий СПИД? - насторожился Воскресенский.
   - Ну как же, сэр, - слегка удивилась стюардесса. - Об этом говорят все вокруг. В середине этой недели произошла вспышка заболевания. Эпицентр распространения - Мыс Доброй Надежды.
  Фома побледнел и вопросов больше не задавал. Есть ему тоже перехотелось.
  На третьем часу полета стюардесса поинтересовалась, все ли у него в порядке. Нет, не все, идиотка, захотелось в сердцах закричать ему, но высокий статус и чувство собственного достоинства остановили этот порыв. Вместо этого он недовольно поморщился и отвернулся к иллюминатору. Весь полет Фома прислушивался к своему организму. На здоровье он никогда не жаловался, ибо был крепким сорокалетним мужчиной без вредных привычек. Врожденных недугов у Воскресенского так же не наблюдалось. Но сколько он себя помнил, любые упоминания о возможной близкой смерти пугали его и приводили в смятение. Смерти Воскресенский очень сильно боялся.
  И вот теперь, в самолете, он отчетливо слышал ее тихую поступь. Он стоял на берегу и волны океана омывали его загорелые ноги. Вокруг не было не души, что тревожило, но не более того. Внезапно из воды появилась прекрасная девушка. Она была абсолютно голой и Фома залюбовался ее очертаниями, лишь потом заметив, что перед собой она толкает тележку, на которой стояло мясное блюдо, аромат от которого разносился по всему побережью.
   - Садитесь жрать, пожалуйста! - отчего-то процитировала девушка одного из джентльменов удачи.
   - Спасибо, добрая девушка, - ответил Фома и поклонился, коснувшись лбом воды.
  Он подошел к тележке и принялся прямо руками с безумной скоростью поглощать дары моря - а это были именно они. От наслаждения у почетного гражданина кружилась голова. Наевшись досыта, он оторвал глаза от тарелки и оторопел от ужаса: вместо девушки перед ним стояла сморщенная старуха с гадливой улыбкой на синих губах. В руках она держала небольшой транспарант, точно такой же, какой держал в руках сам Фома во время недавней акции, и на котором было написано "Аnimal Soul", что символизировало единение его как личности с животными и теми, кто животных защищает. Но у старухи на транспаранте была другая надпись. Из-за внезапно яркого солнца, он все щурился и никак не мог прочесть. Тогда старуха вытянула руку и поднесла надпись прямо к его лицу. И он прочел: "Рыбий СПИД". Старуха разразилась смехом, а Воскресенский понял, что только что съел зараженные продукты, и старуха - это сама Смерть. Он закричал от ужаса и проснулся.
  Толстый потный мужчина в соседнем кресле нервически вытирал свой лоб платком, вытаращив покрасневшие от полопавшихся сосудов глаза на Фому.
   - Вы тоже почувствовали? - робко спросил он.
   - Что? - еще не отойдя ото сна, не понял Воскресенский.
   - Что тряхнуло... - почему-то шепотом ответил толстяк, будто слова эти имели магическое значение и будучи произнесенными во весь голос могли привести к непоправимым последствиям.
   - А...нет, извините, - Фома потер глаза и вытянул затекшие руки. Но не успел он еще сполна насладиться приятной ломотой в суставах, как самолет будто провалился сразу на сотню метров вниз.
   - Господи... - чуть не заплакал толстяк, с мольбой глядя на Воскресенского.
   - Да не волнуйтесь вы так, - вспомнив о своем мессианском долге, решил подбодрить несчастного человек мира, который сам летал давно и к подобным мелочам, не смотря на все свои страхи, относился довольно спокойно. - Обычная турбулентность.
  Толстяк благодарно, почти по-собачьи посмотрел на Воскресенского и снова принялся утираться платком, который уже ничего не впитывал, а лишь размазывал липкий пот по его лицу.
  Воскресенский закрыл глаза, но, вспомнив недавний сон, решил, что лучше больше не спасть, а занять себя каким-нибудь интеллектуальным трудом, например, чтением. Развернув газету, первое на что упал его взгляд был огромный заголовок во весь разворот, гласивший "Attack of the Fish AIDS". Почетный гражданин углубился в чтение, выяснив, что заболевание действительно весьма и весьма серьезно, а его пандемия может угрожать всему цивилизованному миру. Пассаж про цивилизованный мир незаметно настроил Воскресенского на философский лад, заставив задуматься на тему опасности рыбьего СПИДа для не цивилизованного мира. Его автор статьи в расчет явно не брал, в чем, по мнению Воскресенского, не было ничего предрассудительного - кто там будет считать эту голь... С другой стороны, рассуждал про себя филантроп, если недооценивать подобные опасности, можно столкнуться с куда более серьезными проблемами - пока приличные люди будут лечиться и всеми силами своей цивилизации будут бороться со страшным недугом, низшие слои будут продолжать вести свой антисанитарный образ жизни, подвергая тем самым опасности нормальных людей. Поразмыслив таким образом, Воскресенский пришел к выводу, что любая "добрая воля" со стороны цивилизованных людей в сторону третьего мира есть не что иное как попытка обезопасить себя, а отнюдь не помочь им. Порадовавшись своей сообразительности и остроте ума, Фома отложил газету и только здесь заметил, что полный гражданин сидит теперь в какой-то странной позе, не отличающейся естественностью и непринужденностью.
   - Товарищ, - слегка толкнул он попутчика в пухлое плечо. - Господин хороший!
  Господин хороший никак не отреагировал - лишь голова его, которая до этого была запрокинута, безвольно упала на грудь, от чего изо рта вылилась струйка черного цвета слюны. Воскресенский остолбенел. Медленно он перевел взгляд на газету, и перечитал нужные строки, рассказывающие о симптомах рыбьего СПИДа. Первым и самым очевидных из них было именно почернение слюны.
  Осторожно поднявшись со своего места, Фома, стараясь не дотрагиваться до потливого заразного соотечественника, вылез в проход и почти побежал в головную часть самолета, где в это время беспечно хохотали стюардессы.
   - Там... - только и смог выдавить он из себя.
  В Москве их встречала бригада врачей, которая первым делом выволокла из самолета внешне бездыханное тело зараженного, а потом позволила и всем остальным покинуть самолет. Но, оказавшись возле трапа самолета, Воскресенский очень быстро понял, что домой его никто отпускать не собирается. В воздухе витало слово "карантин". Всем покинувшим самолет были прямо на взлетной полосе сделаны какие-то уколы, а так же взяты анализы крови. После этого, врачи удалились в свои машины, чтобы вернуться из них через пятнадцать минут с каким-то списком.
   - Товарищи! Товарищи!!! - призвал он к вниманию через мегафон. - Сейчас мы огласим список тех, кто может отправлять домой. Остальным придется пройти дополнительные анализы... Так.. Стрижов, Мотыгина, Абу Джан Барклай...
  Счастливчиков насчиталось около семидесяти человек. Их отделили от всех остальных, быстро погрузили в автобус и увезли прочь. Оставшиеся неуверенно переглядывались, провожая исчезающий за углом здания аэровокзала "Икарус".
   - Мы все инфицированы? - спросила у стоявшего рядом врача надменного вида дама.
   - Нет, но инкубационный период пока продолжается, а в вашей крови наблюдается повышенное содержание фишорходитроната икс восемь, - беспечно отозвался врач.
   - А что это? - продолжила допрос дама.
   - Это элемент, который, в принципе, находится в крови любого, кто недавно ел рыбу, но у вас его многовато...
  Прибывшие из ЮАР снова тоскливо переглянулись меж собой. Тем временем подогнали еще два автобуса и велели всем в них загружаться, сообщив, что на две недели им придется забыть о мирской жизни и провести это время в спецбольнице Института вирусных заболеваний. Услышав об этом, Воскресенский внутренне взбунтовался. Ему, человеку мира, совсем не хотелось ехать ни в какую спецбольницу, да к тому же на следующей неделе у него была запланирована акция в колумбийских джунглях в поддержку партизан из ФАРК, которые уже это участие достойно проплатили.
   - Извините, - Фома отделился от скорбной толпы, - но я вынужден отказаться от госпитализации.
   Врач равнодушно посмотрел на него, но потом выражение лица его изменилось, и легкая улыбка заиграла на уголках его губ. Воскресенский понял, что его узнали. Вообще-то он ждал этого узнавания раньше, но никто не обращал на его засвеченное, в общем-то, в различных эфирах лицо никакого внимания. Народу было не до этого: часть пассажиров переживали духовный катарсис и отрешение от земных мелочей в связи с возможностью выявления у них смертоносного вируса, а часть - наоборот - были настолько ослеплены счастьем чудесного избавления от возможного заражения, что тоже ровным счетом ничего не видели вокруг.
   - Господин Воскресенский, - раболепским голосом обратился к нему врач, - не признал сразу вас. Конечно, для вас будут созданы особые условия. О спецбольнице не может быть и речи. Это для этих вот..
  Он кивнул в сторону кучкующегося народа. Народу эта реплика явно не понравилась, так как тут же раздался его глас:
   - Я бы попросила! - сделала шаг вперед все та же строгая дама, что выясняла до этого особенности состава крови при возможном заражении рыбьим СПИДом.
  - Это я бы вас попросил, - оборвал ее врач, - сделать шаг назад и не распылять инфекцию по аэропорту.
  Сказав это, он бережно подхватил Воскресенского под локоть и повел в сторону машины "Скорой помощи".
   - Фома Мартынович, - лебезя, начал он, - не смотря ни на что, вам все же так же придется посидеть в карантине. Домой вам нельзя - и домашних можете заразить, да и вообще контакты вам сейчас противопоказаны.
  Воскресенский, услыхав о том, что может заразить домочадцев, задумался на секунду об этой заманчивой перспективе, но тут же, кляня себя за страшные помыслы, отогнал эти думы. Из домочадцев у Фомы была только жена Люся, с которой он жил еще с институтской скамьи и которую ненавидел всеми фибрами своей души. Из стройной воздушной девушки за двадцать пять лет совместной жизни она успела превратиться в необъятное существо, требовательное и властное. Заражение ее рыбьи СПИДом было бы спасением для Воскресенского и избавлением от тяжкого груза, особенно если учесть тот факт, что в плотских радостях почетный гражданин себе никогда не отказывал - именно об этом он и подумал в тот момент, когда прозвучало слово "домочадцы".
   - И что же вы предлагаете? - поинтересовался Воскресенский.
   - У нас есть прекрасный лечебный центр в Подмосковье - не отличите от пятизвездочного отеля. Предлагаю вам пожить там.
   - Мне через неделю в Колумбию надо, - сообщил Фома.
   - Очень может быть, что через неделю вы вполне сможете вылететь туда. Все необходимые процедуры вам будут сделаны быстро - за неделю постараемся управиться.
   - А не опасно так сроки карантина сокращать? - Жить Воскресенскому все же очень хотелось. - Остальные-то две недели будут...
   - На то они и остальные, - улыбнулся врач. - А вы у нас один такой. Ну, так вы согласны?
   - Согласен, - махнул рукой Воскресенский. - Везите.
  
  
  
  2.
  
  Машина, визжа тормозами, остановилась возле дома, стоявшего на отшибе какого-то населенного пункта, название которого Зинаида прочитать не успела.
   - Выходи, - прикрикнул на нее Рубинчиков. - Приехали.
  Зинаиды выбралась из машины и огляделась. Место было глухое - ближайший дом находился метрах в ста, да и то еле виднелся за огромным забором. Короче, хоть обкричись - никто не услышит.
   - Пошли, - скомандовал Сергей Иванович. - Давай, заходи в дом. Да хватит уже башкой вертеть!
  Половинка неуверенной походкой двинулась в сторону калитки. Но не успела она протянуть руку, чтобы открыть ее, как огромная черная собака выскочила откуда-то из глубины сада, окружавшего дом, и остановилась в считанных сантиметрах от нее, скаля зубы. Зинаида издала сдавленный вопль и попятилась назад.
   - Чёрный! Место! - снова скомандовал Рубинчиков. - Место я сказал!
  Пес поджал хвост и устало побрел назад.
   - Он не кусается, - с теплом в голосе проворковал тот, что представился сотрудником ФСБ. - Добрый пёс.
  Сообразив, что дал слабину, Рубинчиков снова сдвинул брови и посмотрел на Зинаиду так, что она пришла к мысли, что еще не известно кто из них двоих страшнее: хозяин или его пёс.
  Дом оказался вполне приличным, но только на первый взгляд. Сама Зинаида жила в Рязани в частном секторе, так что ей было с чем сравнивать. Но внутри ей совершенно не понравилось. Мало того, что помещения явно требовали ремонта, так и планировка была не очень, на ее взгляд. Ну, о том что уборки в доме не было лет сто, и говорить не приходилось.
   - Присаживайся, - указал Рубинчик на стул, покрытый толстым слоем пыли. - Разговаривать будем.
  Такой поворот дел Зинаиде понравился, так как где-то в глубине ее сознания уже зрела мысль, что сидевший сейчас напротив нее человек - серийный маньяк или что-то в этом роде.
   - Хорошо, - покладисто согласилась она. - А о чем?
   - О твоей работе.
  С этими словами Рубинчиков медленно вытащил из под пиджака пистолет и с грохотом опустил его на стол.
  Зинаида похолодела.
  - Короче так, Зина с магазина, рассказывай все как есть. Или... - Он покосился на оружие.
   - А ч-чего р-рассказывать-то? - заикаясь от страха спросила Зина.
   - Про Асланчика рассказывай.
  Если до этого Зинаида от страха похолодела, то теперь она явственно ощутила, что не чувствует своего тела вообще - страх вытеснил всё. И надо сказать, что у Половинки были все основания впасть в это состояние...
  Асланчик появился в ее жизни на втором году проживания Половинки в столице нашей родины. На тот момент она трудилась в овощной палатке недалеко от Курского вокзала. Работа ей в целом нравилась, да и овощи с фруктами она всегда любила. Находится среди ящиков с дарами природы ей было крайне приятно: огурчики, помидорчики, картошечка - все напоминало Зинаиде о доме, о тихой улочке на окраине Рязани, где прошло ее безмятежное детство и бурная, полная приключений юность.
  В то утро, когда на горизонте появился Асланчик, Зинаида не ожидала никаких изменений в своей скучно, в общем-то, на тот момент повседневности.
   - Здравствуй, красавица! - Услышала Половинка у себя за спиной как раз в тот момент, когда она бережно раскладывала капусту так, чтобы наиболее выгодные стороны поджухшив кочанов наиболее выигрышно смотрелись со стороны покупателей.
  Половинка обернулась и увидела перед собой невысокого худощавого кавказца с двухнедельной щетиной на впалых щеках и несуразной огромной кепкой на голове. Мужчина смотрел на нее добрыми грустными глазами и улыбался.
   - Здравствуйте, - чуть нахально ответила Зинаида и деловитым движением смахнула с лица прядь волос, выбившуюся из хвоста. - Что пожелаете?
   - Дыньку мне завесь, красавица, - продолжая улыбаться, вежливо попросил незнакомец. - Хорошие у тебя дыньки?
  Говоря это, кавказец не сводил глаз с Зинаидиной груди, которая весьма зазывно выпирала из-под белого халатика. Покраснев от двусмысленности вопроса, Зинаида собралась и приготовилась профессионально отшить наглеца.
   - Хорошие, - холодным тоном ответила она. - Сколько вам?
  Она старалась не смотреть в глаза покупателя. Обычно это действовало безотказно. Видя, что Половинка не реагируют, подвыпившие, как правило, мужики, довольно быстро охладевали и переключались на более отзывчивые объекты. Но здесь номер не прошел. Южанин продолжал как-то смиренно улыбаться, рассматривая Зинаиду с ног до головы.
   - Одну мне завесь, красавица.
  Говорил человек с заметным акцентом.
  Зинаида выбрала дыню, продемонстрировала ее привязчивому покупателю и, дождавшись кивка, означающего согласие, небрежно бросила ее на весы.
   - Двести рублей.
   - Возьми пожалуйста, - протянул деньги кавказец, а потом добавил: - Гордая какая! Как звать-то тебя, лань горная?
  Ланью горной Половинку до этого еще никто никогда не называл, а потому, испытав странное чувство новизны, она, в несвойственной ей задумчивости, назвалась.
   - Красивое имя, - лукаво улыбаясь, сказал мужчина. - Меня Асланом зовут.
   - Очень приятно, - процедила в ответ Половинка, поняв, что дала повод для продолжения беседы. - Вам что-нибудь еще?
   - Ты со всеми дерзкая такая, Зинаида?
  Зинаиде показалось, что это Аслан произнес точь-в-точь как Сталин. По правде сказать, в части истории она была не сильна, но как раз накануне по телевизору показывали передачу про вождя народов, и Сталин в ней разговаривал именно таким голосом - чуть приглушенным, бесцветным. Ассоциация эта Половинке не понравилась. Сталина она не любила, а после передачи так и вовсе возненавидела. Особенно шокировал Зинаиду факт, что оказывается кровавый Иосиф не просто расстреливал миллионы людей, но еще и подпитывался их энергией, а по некоторым данным, и пил их кровь. Телевидению Половинка верила безоговорочно, а тем более, когда передачи вели такие умные люди, как тот солидный мужчина с седой бородой, что рассказывал про проклятого кровопийцу.
   - Товарищ, - рявкнула Половинка. - Вы если брать ничего больше не будете, то ступайте и не задерживайте очередь!
  В этот момент к палатке как раз подошла хрупкая старушка, которая трясущейся рукой протянула Зинаиде двадцать рублей, попросив дать ей на эти деньги яблочек.
   - Бабуля, - покосилась на старушку Половинка, - на эти деньги я тебе и половину яблока дать не могу.
  В глубине души Зинаида ненавидела таких вот старух, которых ей было почему-то совсем не жалко. Не всех, конечно, а исключительно московских. Она была уверена, что деньги у них есть, не то что у рязанских, например.
   Старушка дрожащей рукой начала засовывать деньги в маленький пустой кошелек, опустив глаза.
   - Эх, Зинаида-Зинаида... - сокрушенно покачал головой Аслан, молча наблюдавший эту сцену. - Старость уважать надо.
   Этот комментарий Половинка пропустила мимо ушей. Кавказец ей уже порядком надоел.
   - Постой, мать, - вдруг услышала она и, подняв глаза, увидела, что Аслан останавливает старушку, которая уже успела отойти от овощного торга. Старушка боязливо посмотрела на Аслана, но послушно остановилась и сопровождаемая им под руку, вернулась к прилавку.
   - Килограмм яблок ей дай, - все с той же улыбкой глухо сказал Аслан.
   - Чего? - возмутилась Зинаида. - А заплатишь ты за нее?
   - Не, лань ты моя горная, - усмехнулся Аслан. - Ты за нее заплатишь. Давай, вешай яблоки.
  Оторопев, Зинаида даже не знала что ответить. Не найдя ничего лучше, она перешла к открытой уличной брани и угрозам:
   - А ну пошел вон отсюда, баран чернозадый! Давай, вали! Или я сейчас ребят позову!
  Аслан перестал улыбаться. Он посмотрел на старушку, потом медленно перевел взгляд на Зинаиду и еле слышно прошептал:
   - Твое счастье, что убивать мне тебя жалко - для другого пригодишься. Вешай яблоки и закрывай торговлю. Со мной поедешь.
  Внезапно за спиной Аслана нарисовалось еще несколько господ жаркой южной внешности. Зинаида попыталась набрать номер "крыши", который ей дал хозяин точки азербайджанец Гасан, но женский голос сообщил, что абонент временно не доступен. Не отвечал и номер самого Гасана. Аслан прокомментировал метания Половинки кратко:
   - Зинаида, ты бы не мешала ребятам перед Аллахом за грехи отвечать.
  Асланчик оказался новым хозяином Половинки. После кратких сборов, она села в черный джип и через двадцать минут уже сидела в полуподвальном помещении, которое сами горцы называли офисом. Асланчик вкратце объяснил ей новую систему расчетов, из которой выходило, что получать Половинка будет теперь даже немного больше. Затем последовал сокращенный курс Корана, из которого Зинаида узнала, что является неверной по всем статьям, а ко всему прочему обреченной еще и ввиду того, что Аллах создал ее женщиной. Но, как оказалось, не все так плохо: все можно искупить, став кем-то вроде земной гурии настоящего мусульманина. Выбора у Половинки не было, и с этого дня по первому зову Асланчика она оказывалась все в том же подвале.
  Асланчика и его джигитов завалили через полгода. Зинаида не стала дожидаться смены руководства и покинула трудовую вахту, устремив свои стопы в сетевой универсам, в котором работала и теперь...
   - Так что про него рассказывать-то?... - Половинка затравлено смотрела на Рубинчикова. - Я не знаю ничего...
   - Слушай сюда внимательно, подстилка чеченская, - гневливо изрек Рубинчиков. - В твоих интересах сейчас все рассказать мне. Или я грохну тебя прямо здесь и даже закапывать не буду. Ему тоже есть надо. - Сергей Иванович кивнул в сторону Чёрного, который сидел свесив голову набок и с интересом наблюдал за всем происходящим.
  Перед глазами у Половинки все поплыло, но ощутимая пощечина вернула ее к реальности. И Половинка начала рассказывать. Все, что приходило ей в голову. Все что, она могла выскрести из самых отдаленных уголков своей памяти. Она подробно рассказала о своем знакомстве с Асланчиком, о ночных (по большей части) визитах в офис, описала во всех подробностях всех, кого видела. По сути, сказать ей было совершенно нечего, но Рубинчиков, то и дело перебивая ее, требовал подробностей, требовал, чтобы она вспоминала все, вплоть до отрывков телефонных разговоров, которые она могла случайно услышать.
  Поток сознания, вызванный животным страхом, иссяк примерно через два часа после начала допроса. Рубинчиков сделал какие-то пометки в блокноте и встал с ветхого стула, на котором сидел все это время. Половинка продолжала восседать на допотопном табурете, выкрашенном белой краской и почти облупившемся, боясь сделать лишнее движение.
   - Вставай. - Приказал ей Рубинчиков.
   - В тюрьму меня теперь посадите? - жалобно спросила Зинаида, поднимаясь и чувствуя невероятную легкость в затекших от долгого сидения ногах.
   - В какую тюрьму, идиотка? - ответил Рубинчиков, поглаживая Чёрного.
  Собрав все умственные силы, Половинка сделал вывод, что сидящий перед ней на корточках человек не имеет никакого отношения к той грозной структуре, сотрудником которой он представился. Еще в процессе допроса она заметила темно синие татуировки на пальцах Рубинчикова, выполненные в виде перстней. По опыту проживания на окраине Рязани она прекрасно знала, что они означают и, главное, где и кому их делают. С другой стороны, по опыту работы продавщицей в различных точках розничной торговли, она не менее хорошо знала и то, что наличие подобного рода татуировок иногда совершенно не исключает наличия у их обладателя каких-нибудь погон. Всякое в жизни бывает...
  Они вышли из дома, сели в машину и резко рванули с места, поднимая за собой клубы пыли. На улице уже давно стемнело - часы показывали одиннадцать вечера. Зинаида прикинула, что до города им ехать не меньше двух часов и приготовилась к долгой дороге. Рубинчиков врубил "Шансон" и под любимые мелодии Половинка задремала. Разбудил ее громкий мат Сергея Ивановича.
   - Что случилось? - вскинулась она, протирая глаза.
   - Из-за тебя, сука, машина заглохла, - заорал пуще прежнего Рубинчиков, брызжа Зинаиде слюной в лицо.
   - Почему ж из-за меня? - удивилась продавщица.
   - А из-за кого я поперся в эти ебеня? Вылезай из тачки - толкать будешь.
  Зинаида открыла дверцу и вышла из машины. Прохлада августовской ночи тут же дала о себе знать - по коже Половинки побежали мурашки, пробираясь в самые интимные места. Поежившись, она обошла вокруг машины и встала около двери со стороны водителя.
   - Чего делать-то?
   Вместо ответа Рубинчиков махнул на нее рукой и приложил к уху мобильный телефон. Окна были плотно закрыты, так что расслышать Половинка ничего не могла. Рубинчиков поначалу морщился, но под конец разговора заулыбался. Это Зинаиду немного успокоило.
  Рубинчиков вылез наружу.
   - Там деревня за лесом - переночуем.
   - Это что же, через лес идти? - испуганно спросила Зинаида, косясь на тьму стоящего вдоль дороги леса.
   - Сука тупая, - выпалил вместо ответа Рубинчиков и, подтолкнув Половинку в спину, двинулся в сторону деревьев.
   Если бы Зинаида знала, что в машине Рубинчиков позвонил своему шефу, некоему Мурзе, который нынче контролировал все торговые точки у Курского и подвергся наезду со стороны тейпа мертвого уже Асланчика, и спросил, что ему делать с ней, Половинкой, то вместо того, чтобы послушно идти за Рубинчиковым, она бы со всех ног бросилась в противоположную сторону, в самый густой из всех густых лесов. Так как Мурза, коверкая русские слова, сказал:
   - Убэрай её к такойтэ матэрь....
  По сути, Рубинчиков вел Половинку в лес на расстрел.
  Уголовник пропустил жертву немного вперед, хотя Зинаида всячески упиралась, ссылаясь на то, что ей страшно идти первой. Выждав наиболее удобный момент, Рубинчиков направил на затылок ничего не подозревающей Половинки дуло пистолета и уже собирался нажать курок, как со стороны дороги послышался звук приближающегося автобуса.
   - Твою мать, - выругался он. - Давай, выходи на дорогу. Пикнешь - пристрелю.
  Выйдя на обочину, они действительно увидели автобус, который медленно притормозил прямо перед машиной Рубинчикова, и двери его отворились. Из автобуса вышел человек. Водитель закрыл двери, и автобус так же плавно тронулся с места. Приехавший огляделся, посмотрел на брошенную на обочине машину, и только после этого заметил два силуэта на противоположной стороне дороги.
  
  
  ***
  
  Сбор яблок, а потом и традиционные для посещения дачи Тапремана посиделки затянулись до позднего вечера. Вадик с матерью хором уговаривали Глыбина остаться до утра, но то наотрез отказывался:
   - Спасибо, но не могу. Завтра надо к вечеру уйму материала сдать, а у меня еще толком ничего не готово.
   - Да брось ты, - не унимался Таперман. - Чего там готовить-то? Ты ж свои прогнозы под копирку пишешь. Ну, откопаешь какие-нибудь месячной давности и сдашь - кто вспомнит-то, что месяц назад было? Вот ты хоть помнишь, что "предсказал" себе самому на сегодня?
  Василий поморщился и на секунду поймал себя на мысли о том, что и правда не особо помнит собственный прогноз, но потом какие-то обрывки начали всплывать в его сознании.
   - День будет полон хлопот, а вечер готовит вам встречу.... И кто знает, может эта встреча изменит всю вашу жизнь, - процитировал он.
   - Ну что же - пока все совпадает, - засмеялась мать Тапермана. - День и правда был полон хлопот. Василий, я даже не знаю как вас благодарить за помощь! С меня варенье на зиму!
   - Да ну что вы, - улыбнулся Глыбин. - Я всегда рад, да к тому же люблю я эту вашу старую дачу. Пару месяцев назад были с Вадиком на его ранчо, так...
  Тапреман снова жизнерадостно рассмеялся, перебив его.
  - Это ты, Глыбин от зависти так говоришь! Никогда не поверю, что эти жалкие шесть соток тебе нравятся больше моего гектара! Чего тут делать-то? Искупаться толком негде - на всю округу один пруд, да и тот лужа лужей. А у меня там река, раздолье...
  Таперман закатил глаза, демонстрируя блаженство. Он всегда так делал, когда испытывал истинное наслаждение
  
  
  ***
  
  Воскресенский включил телевизор и принялся переключать каналы, в поисках хоть каких-нибудь развлечений. Часы показывали начало двенадцатого, что предвещало наличие интересных передач в сетке вещания. Фома искренне любил телевидение. И не только потому, что по телевизору периодически показывали его самого. Он действительно считал, что мир телевидения - это целая виртуальная вселенная, живущая какой-то своей жизнью, которая иногда пересекается с жизнью реальной, хотя чаще всего не имеет к ней ровным счетом никакого отношения. Сам Воскресенский был завсегдатаем целого ряда телеканалов, но ниже определенного уровня он себе опускаться не позволял, предпочитая появляться в программах аналитического характера или в рейтинговых ток-шоу. Задержав внимание на двух фильмах, содержание которых показалось ему знакомым, Фома отказался от мысли погружения в иллюзию кино, и снова начал щелкать кнопки пульта. Пробежка по каналам по второму кругу не дала результата - смотреть было решительно нечего. Фому всегда удивляла эта особенность российского телевидения, которое словно специально в субботний вечер отказывала гражданам, возможно, в последней радости в этой жизни. С другой стороны, размышлял Воскресенский, может быть все как раз наоборот - то, что показывают по ТВ и есть именно то, что нужно людям? Однажды, он имел беседу с весьма весомой фигурой с более чем авторитетного во всех отношениях канала, который намекнул, что, де, диалектика эфира в том и заключается, чтобы показывать совсем не то, чего ждет зритель.
   - Дело в том, - загадочно улыбаясь в пушистые усы, сказал он, дружески подхватив Фому под локоть, - что чем больше человек видит в телевизоре лажи, тем больше ему хочется ее смотреть. Понимаешь?
   - Нет. - Честно признался Фома.
   - То-то и оно, - цокнула весомая фигура языком. - То-то и оно, Фома Мартыныч... Я, признаюсь тебе, сам не до конца понимаю, но факт остается фактом. Это своего рода интеллектуальный мазохизм. Я ж тебе не с потолка данные даю. Мы опросы проводим, срезы разные делаем. Так вот они и показывают, что поставь ты в прайм тайм что-нибудь стоящее, все тут же побегут на другой канал программу "Минимум" смотреть. А поставь им трэш полный, так рейтинги зашкаливают. При этом важно то, что чем бессодержательнее программа, там она более популярна! Прикинь, да?
  Фома прикинул и пришел к выводу, что загадка эта имеет отношение к тем пластам национального подсознания, которое скрыто слишком большими завалами многовекового мыслительного процесса, который сам по себе оказался настолько бессодержательным, что результатом его стало полное обесценивание и обессмысливание каких-либо здравых идей. Отказ от интеллектуальной работы стал своего рода смыслом этого нового бессмысленного существования миллионов людей, которые выбирали в качестве пищи для ума бесконечный поток помоев, возводя его в статус информации.
  Фома уже собирался вовсе выключить телевизор, но тут его взору предстала эффектного вида девица, которая, зазывно улыбаясь, предложила зрителям на секунду отложить все свои дела и прослушать гороскоп. Воскресенский гороскопы не любил и никогда в них не верил, но здесь удержаться не смог даже он - по одним ей ведомым причинам девица намеревалась огласить гороскоп на день прошедший. Сделав звук погромче, человек мира понял, наконец, в чем дело - программа называлась "Проверь свой гороскоп" и смысл ее сводился к тому, что зрители должны были сравнить итоги своего дня с тем, что им на этот самый день еще с утра им пророчили звезды.
   - Придумаю же! - вслух удивился Воскресенский и стал дожидаться, когда девица дойдет до его знака.
   - Скорпионы! - торжественно возвестила ведущая. - Звезды говорят, что сегодня судьба готовила вам подарок! Надеюсь, вы не пропустили самое важное, ибо как говорили древние, "несведущий - слаб!". Ваш день был полон хлопот, а вечер готовит вам встречу.... И кто знает, может эта встреча изменит всю вашу жизнь.
  Девица хитро улыбнулась и после короткой паузы добавила:
   - Что же, милые скорпионы, день еще не закончился...
  Фома убрал звук и задумался. Гороскоп действительно полностью совпадал с тем, что с ним произошло за последний день.
   - Несведущий - слаб. - Прошептал Воскресенский и невидящим взором уставился в мерцающий экран, на котором девица уже принялась разыгрывать какие-то призы. - Надо же...
  Фома сам не мог понять, что потрясло его больше - совпадение событий с предсказанием звезд, или эта древняя мудрость, которая сейчас казалась ему самой мудрой из всех. Ту он вспомнил сон, приснившийся ему в самолете, и мистическое чувство окончательно захватило его. Фома поднял телефонную трубку и набрал номер.
   - Алё, Люся? - таинственным шепотком вкрадчиво проговорил он, как только на той стороне провода подняли трубку.
   - Ты где!? - раздалось в ответ, да таким тоном, что Воскресенский мигом вышел из своего оккультного кокона и вернулся к прозаической реальности. Почетный гражданин Барселоны в миг смекнул, что у него совершенно вылетело из головы оповестить жену о своем карантинном положении.
  - Я в больнице, Люсенька, - как можно жалобнее проблеял Фома. - Рыбий СПИД подозревают...
   Известие явно произвело должный эффект. Голос жены человека мира резко изменился в сторону душевной теплоты и искренней заботы.
   - Как ты себя чувствуешь, Фомушка? Где болит?
  Воскресенский улыбнулся, прикрыв на всякий случай трубку рукой, словно опасаясь, что жена увидит эту улыбку, и чуть слышно откликнулся:
   - Все в порядке...болей пока нет... Извини, не могу говорить долго. Нельзя еще. Я завтра позвоню.
  Он плавно опустил трубку на рычаг и выдохнул.
  Взяв в руки пульт, Фома выключил телевизор, решив спуститься вниз и выяснить почему так долго не несут заказанную им еду, а заодно и посидеть в баре, выпить пару тройку рюмочек чего покрепче. Воскресенский принялся переодеваться. Одет он был в махровый халат, так как при въезде на территорию пансионата, его одежду изъяли для дезинфекции, на случай наличия на ней пор смертельного заболевания. Там же, в помещении, которое сам Воскресенский обозначил для себя как медпункт, у него попытались отнять и чемодан с вещами, но этому он категорически воспротивился, заявив, что не может себе позволить ходить вне своего номера в халате. В результате, все вещи из кожаного чемодана были переложены в огромный полиэтиленовый пакет, который вскоре был доставлен в номер. Перед выходом Воскресенский еще раз сходил в душ (в первый раз он побывал там, только войдя в номер), опрыскал себя дорогими духами и начистил до блеска лакированные туфли. В качестве вечернего наряда им был выбран белоснежный костюм, который он купил за безумные деньги перед самым отлетом в ЮАР, с тем прицелом, что в белом будет не так тяжело переносить жару.
  Заперев дверь на ключ, Воскресенский бодро прошел к лифту и пухлым пальцем утопил кнопку вызова, которая тут же зажглась красным огоньком, а шум из шахты возвестил, что процесс запущен, и лифт едет. Наконец раздался долгожданный звоночек, и двери лифта плавно разъехались в разные стороны. Фома вошел в кабину, нажал кнопку первого этажа и начал спуск.
  Внизу, к своему удивлению, он никого не обнаружил. Стойка ресепшна была пуста, а других посетителей санатория вокруг не было вообще. Списав отсутствие людей на поздний час, Фома подошел к небольшому столику, на котором стоял черный телефонный аппарат и набрал номер администратора, который был вывешен там же на стене, прямо над телефоном.
   - Уважаемый, - недовольно обратился он к сонному администратору, когда тот после пятого гудка поднял трубку, - я уже с пол часа жду ужин у себя в номере, но, похоже, про меня просто забыли. Да, и где у вас бар?
  В трубке послышался какой-то шорох и далекий голос, по тону которого было слышно, что он оправдывается, но удается это ему крайне плохо. После того, как дискуссия между администратором и его невидимым (впрочем как и сам администратор) собеседником прекратилась, в трубке раздался болезненный кашель, после которого раздался елейный голос администратора:
   - Уважаемый господин Воскресенский, ваш заказ скоро буде готов. Я приношу вам свои самые искренние извинения, все персонал этот, все персонал... Фома Мартынович, я осмелюсь предложить вам небольшую прогулку по территории - час поздний, но у нас прекрасная иллюминация, итальянские фонарики кругом... Как вы на это смотрите?
   - А ужин когда? - властно поинтересовался Воскресенский.
   - Ну, как раз минут через пятнадцать, - запинаясь отозвался администратор. - Мы с вами пройдемся, если вы, конечно, не против моей кандидатуры, а как вернемся, так и ужин сразу вам в номер поднесут.
   - Ладно. Пойдемте. Жду вас у выхода.
   - Сию минутку!
  В трубке раздались гудки, и не успел Воскресенский положить ее на аппарат, как перед ним появился толстенький маленький господин в блестящем черном смокинге, поверх которого был накинут белый халат. Толстячок вертляво переминаясь с ножки на ножку подошел к Воскресенскому и протянул руку. На ощупь рука оказалась теплой и мягкой.
  - Позвольте представиться: Александр Сергеевич. К вашим услугам.
  Воскресенский молча пожал руку, изобразив некоторую брезгливость на лице, и, глядя мимо Александра Сергеевича, высокомерно поинтересовался:
   - Мы можем идти?
   - Да, да! Конечно, - засуетился администратор. - Пожалуйте!
  С этими словами он первым ринулся к выходу, и услужливо приоткрыл дверь перед Воскресенским, пропуская того вперед.
  "А все-таки я фигура!", - ухмыльнулся про себя человек мира.
  Они оказались на улице. Впереди была длинная аллея, освещенная так, словно на дворе была не ночь, а солнечный день. При этом некоторые огоньки перемигивали разными цветами, отчего вся картина приобретала некоторый сюрреалистический характер. Воскресенский задержался на ступеньках, чтобы полюбоваться зрелищем. Сей факт не ускользнул он цепкого взгляда Александра Сергеевича.
  - Красота, правда?
  - Ничего... - неопределенно ответил Фома, не желая раскрывать душу перед первым встречным.
   - Но это что, - затараторил толстячок, - это что! Сейчас мы с вами немного прогуляемся, я вам покажу наш фонтан. Вот где красота так красота.
  Он ловко сбежал вниз по ступенькам и, оказавшись в свете фонарей, резко изменился в цвете: сочетание огней причудливым образом преобразили цвета его халата, который он, похоже, от волнения и ответственности момента позабыл снять. Из белого он превратился в разноцветный, при этом цвета не статично фиксировались на поверхности, но постоянно мигрировали с места на место, как будто Александр Сергеевич стоит в свете юпитеров в самом центре танцпола.
  И здесь Воскресенский действительно услышал музыку. Правда не дискотечную, а, скорее, классическую. Она лилась со всех сторон, обволакивая и завораживая.
   - Ну как? - Восторженно спросил переливающийся всеми цветами радуги Александр Сергеевич.
   - Ничего... - повторился Воскресенский, вовремя прикусив язык, чтобы не добавить слово "себе".
  Он спустился вниз и вместе с толстячком, который принялся рассказывать, что все дело в плитах, которыми выложена аллея, двинулся вглубь территории.
   - Понимаете, если наступить на одну из плиточек, то начинает звучать музыка. Ну, это как в Петергофе, понимаете? Только там фонтаны бить начинают, а у нас музыка играет! Но фонтан наш, я вам скажу... Впрочем, еще несколько секунд терпения!
  Неожиданно свет фонариков погас, толстячок хлопнул в ладоши и перед Воскресенским из темноты появился огромный фонтан, на подобие того, что он видел на ВДНХ. Администратор словно прочитал его мысли.
   - Ну, прямо "Дружба народов"! Только наш лучше! Во-первых, он больше, а во-вторых - с секретами!
   - С секретами?
   - Да! И все дело опять же в плиточках. Одна зажигает свет, другая запускает воду, третья музыку! Ну как, Фома Мартынович, походите ножками туда сюда! Походите, походите!
  Воскресенский начал методично ступать с плитки на плитку. На десятом шаге ему удалось запустить потоки воды, которые зашумели хлеще Ниагарского водопада, взмываясь на несколько метров вверх и распадаясь причудливыми водяными фигурами. Сделав еще несколько шагов, Фома наткнулся на плитку, включающую музыку.
   - Браво, Фома Мартынович, браво! - захлопал в ладоши Александр Сергеевич.
  Воскресенский глупо улыбнулся и двинулся навстречу администратору, совсем позабыв, на какие именно плитки он наступал. Сначала резко смолкла музыка, потом перестала шуметь вода, а через несколько секунд исчезло освещение. Вокруг воцарилась кромешная тьма.
   - Сейчас-сейчас, господин Воскресенский, сейчас я все включу, - сообщил администратор, и Воскресенский услышал его шаги, которые то приближались, то удалялись.- Сейчас все поправим... Вы пока пройдите на право чуть-чуть.
  Воскресенский, полностью дезориентированный в пространстве, наугад пошел туда, где, по его мнению, было то самое "право", о котором сказал Александр Сергеевич. И вдруг он уткнулся в какие-то деревья.
   - Тут деревья! - крикнул он. - Куда идти-то?
  Ему никто не ответил. Фома решил было пойти в обратном направлении, но снова врезался в ствол. Деревья были повсюду. Позвав еще несколько раз администратора и не дождавшись никакого ответа, он пошел наугад, решив, что рано или поздно выйдет из этого перелеска. Через три или четыре минуты за деревьями показался просвет.
   - Слава богу! - вздохнул почетный гражданин, уже порядком испугавшись. Со счастливой улыбкой на лице он вышел из-за деревьев и оказался на шоссе, на обочине которого стояло три человека, тут же повернувших головы в его сторону.
  
  
  3.
  
  Четверо стояли на обочине дороги и смотрели друг на друга. На лицах их не было удивления - мало ли кого можно встретить ночью на загородном шоссе. Всякое бывает. Смотрели они друг на друга, скорее, с праздным интересом, так, как смотрят случайно встретившиеся люди, например, в лифте. Первым молчание прервал Рубинчиков. Его взгляд с самого начала зафиксировался на Воскресенском, который это явно заметил, а потому старался спрятать глаза, делая вид, что не замечает этого сканирования.
   - Ты кто такой? - с наглецой в голосе поинтересовался Рубинчиков.
   - Простите, - чуть визгливо отозвался Фома, сердце у которого подпрыгнуло от страха так, что он почувствовал его биение где-то в районе горла, - но мы с вами, вроде, не знакомы, и я попросил бы...
   - Завязывай базар, - не дал ему закончить уголовник. - Тачка у тебя есть?
   - Нет у меня никакой тачки! - запротестовал Воскресенский. - Вы, вообще-то, знаете с кем разговариваете, уважаемый?
   - И знать не хочу, - огрызнулся Рубинчиков, продолжив гнуть свою линию: - Что ж ты такой нарядный и без колес в лесу ночью делаешь?
  Воскресенский подумал, что одет он и правда не совсем уместно для пеших ночных прогулок - белый костюм и элегантные черные туфли, отражавшие в тот миг полную луну, отнюдь не способствовали формированию у смотревшего на него странного типа образа грибника, заплутавшего в подмосковном лесу и, наконец, вышедшему на дорогу.
   - Это не ваше дело! - Человек мира смекнул, что если он сейчас даст слабину, то дело может принять неприятный оборот.
   Молчавший до этого момента Глыбин решил вмешаться. Симпатии его целиком и полностью были на стороне господина в белом костюме, так как быдловатый тип с сомнительного вида торговкой не понравились ему с первого взгляда.
   - Простите, что вмешиваюсь, - тактично начал он, - но человек уже сказал, что машины у него нет.
  Рубинчиков зло сверкнул глазами и сделал шаг навстречу Василию.
   - А ты кто такой?
  Глыбин почувствовал алкогольные пары и решил, что, возможно, без драки дело не обойдется. Драться он не любил, да и, если быть до конца откровенным, толком и не умел. В его жизни было до этого пара стычек, которые при желании можно было бы назвать драками, но, по большому счету, это были никакие не драки, а небольшие потасовки, в которых все ограничивалось толканием друг друга в грудь.
  - Меня зовут Василий, - представился Глыбин. - Хотелось бы узнать и ваше имя, прежде чем мы продолжим эту дискуссию.
   - Сергей, - назвался Рубинчиков. - И чё дальше?
   - Да ничего, - пожал плечами Глыбин. - Я думаю, что раз мы все здесь оказались в столь поздний час, то было бы правильнее не ссорится, а всем сообща подумать, как нам скорее добраться до Москвы.
  - Верно! - вклинился Воскресенский и повернул голову в сторону автомобиля. - Вот у вас-то как я вижу машина как раз имеется....
   - Ты автослесарь? - оскалился Рубинчиков?
   - Нет, - опешил почетный гражданин, сроду не державший в руках ничего тяже шариковой ручки.
   - Вот и я тоже так думаю, - подытожил бандит.
  Помолчали.
   - Может, пешком пойдем? - подала голос молчавшая до этого Зинаида. - Чего ж стоять -то просто так?
   - Дело телка говорит, - согласился Рубинчиков, поощрительно глядя на Половинку. - Надо пёхом топать. А там глядишь какую-нибудь тачку поймаем.
  Все снова недоверчиво переглянулись. Идти ночью по пустой дороге было боязно, но и стоять на месте смысла не было. Потоптавшись на месте, компания достаточно синхронно двинулась в сторону столицы. Но пройти им удалось не больше десяти метров. За их спинами раздался мужской кашель. Даже, скорее, не кашель, а такой звук, который говорит о том, что кто-то пытается прочистить горло, перед тем, как что-то сказать. Все замерли, прислушиваясь. Лес продолжал тихо шуметь, то там, то здесь хрустели ветки, а многочисленные птицы вели свои непонятные разговоры. И вдруг, посреди этой природной идиллии раздался голос.
   - Доброй ночи!
  Голос говорил с явным восточным акцентом, выдавая в его обладателе человека южного, возможно даже горца.
  Первым обернулся Рубинчиков, а вслед за ним и все остальные. Перед ними на пне стоял телевизор, из которого на них смотрел человек, которого тут же опознали все, кроме Половинки, которая хорошо разбиралась в представителях отечественного шоу-бизнеса, но ни как не в международных террористах. На экране с чуть заметной улыбкой светился Усама Бен Ладен.
   - Что за хрень... - удивленно произнес Рубинчиков, и подошел к пню.
   - Ночи доброй говорю! - повторил тем временем Усама.
   - Здравствуйте, - раздался дрожащий голос Воскресенского, который вслед за приветствием зачем-то еще и поклонился телевизору.
   - Идиот, - с чувством произнес Рубинчиков, глядя на Фому, который теперь виновато улыбался, зачарованно глядя на экран.
   - Почему ж идиот? - внезапно спросил Бен Ладен. - Культурный человек, сразу видно. Я с вами два раза уже поздоровался, между прочим.
  Все в ступоре смотрели в телевизор.
   - Это как же?.... удивленно прошептала Зинаида. - Как же это он с нами разговаривает?
  Глыбин подошел к телевизору и осмотрел его со всех сторон. Никаких шнуров в него вставлено не было - работал он совершенно автономно. Осмотрел со всех сторон телевизор и Рубинчиков. Руками аппарат трогать никто не решался.
   - На батарейках что ли... - почесал голову Рубинчиков.
   - Сам ты на батарейках, - жеманно захихикал в ответ Усама. - Нет там никаких проводов. И батарее тоже нет. Встаньте-ка так, чтобы я вас всех видел!
  В каком-то полутрансовом состоянии все сгруппировались перед экраном и уставились на Бен Ладена, который обвел всех внимательным взглядом несколько раз, словно удостоверяясь, что перед экраном собрались именно те, кто ему нужен. Несколько раз он останавливал свой взгляд на Воскресенском, который все еще продолжал улыбаться абсолютно идиотской улыбкой, а также довольно пристально разглядел Зинаиду, сконцентрировавшись на ее груди. Снова прокашлявшись, он заговорил:
   - Я думаю, представляться мне не надо?
   - Отчего же, - тут же прервала его Зинаида, щеки который пылали с той секунды, когда она почувствовала интерес человека из телевизора к своим женским достоинствам.
   - Ах, ну да... - ответил Усама и хлопнул себя рукой по лбу. - Меня звать Усама Бен Ладен. Можно просто Усама.
  Половинка захихикала и спрятала взгляд.
   - Смешное имя какое...
   Рубинчиков, которому имя Бен Ладена совсем не казалось смешным, толкнул Половинку локтем в бок, давая ей понять, чтобы она успокоилась.
   - Извините, - промямлила Зинаида, окончательно раскрасневшись.
   - Ничего, - добродушно улыбнулся Усама. - Я все понимаю. Так вот, дороги мои хорошие, после нашего прекрасного знакомства, я думаю, пришло время ответить на некоторые вопросы, которые, я чувствую, у вас есть. Задавайте, пожалуйста!
   - Как же это телевизор без розетки работает? - тут же выпалила Половинка.
   Остальные посмотрели на нее с явным сочувствием, но вслух никто ничего не сказал - взгляд Усамы на теле Половинки заметили и запомнили все. Слово взял Глыбин.
   - Понимая всю абсурдность ситуации, - неуверенно начал он, - я все же спрошу: что это все означает?
   Усама хитро улыбнулся, прищурил глаза и неспешно заговорил:
   - Уважаемый Василий, вы как философ совершенно верно заметили, что ситуация выглядит более чем абсурдно. Я даже не уверен, что вы до конца верите, что все это происходит на самом деле. Но какие могут быть варианты? Коллективная галлюцинация? Вполне допустимо, но разве это меняет дело? Реальность сейчас такова, какой вы все ее воспринимаете. Причины ее изменения в данный момент вторичны. Есть обстоятельства, которые никто из вас в данный момент не в силах изменить, так что давайте воспринимать этот абсурд как нечто нормальное - я вас уверяю, так вам всем будет намного проще. Но это в качестве небольшой преамбулы. Теперь к делу. Вынужден вам сообщить, что ваша встреча отнюдь не является роковой случайностью или следствием нелепого стечения обстоятельств. Вы собраны здесь не то чтобы специально, но вполне осмысленно и преднамеренно...
   - И кем же? - перебил Усаму Рубинчиков.
   - А какая разница, Рубинчик? - Подмигнул ему Бен Ладен. - Кем надо, тем и собраны.
   - Я сразу понял, что вы какой-то уголовник, - брезгливо вставил человек мира. - Надо же, Рубинчик...
   - Заткнись, - гавкнул Рубинчиков в ответ, - или вообще из этого леса не выйдешь.
   Воскресенский притих и с надеждой посмотрел на экран, словно ища там защиты. Но Усама, казалось, не придал этой перепалке никакого значения.
   - Так на чем я остановился? Ах, да... Так вот, исполняя свою скорбную миссию вынужден сказать вам , что то, что господин Глыбин обозначил как абсурд, не закончится ни через минуту, ни через пять. Это с вами, увы, надолго. Так как мне первому из архетипов современного человеческого сознания выпала честь общаться с вами, то на меня выпала нелегкая доля оповещения о самом неприятном.
   - Что ж х..ня такая? - вдруг озлоблено прошипел Рубинчиков. - Что ж за разводка такая лоховская? Чё вы как бараны у этого ящика столпились и слушаете? Не, если я эту суку поймаю, которая так шутит, грохну. А для начала...
  Не договорив, Рубинчиков вытащил из под пиджака пистолет, навел его на телевизор и нажал на курок. Зина взвизгнула, Воскресенский что-то нервно зашептал. Через секунду, все поняли, что телевизор продолжает стоять на своем месте.
   - Промахнулся. - Констатировал Рубинчиков и выстрелил еще раз, с расстояния двух шагов.
  Эффект был тем же - телевизор оставался невредимым на своем месте, а улыбка Усамы лишь стала еще более приторной и загадочной. Рубинчиков озадаченно посмотрел сначала на экран, потом на свой пистолет, а потом и на окружающих. Все лишь пожимали плечами, так как понять никто ничего не мог. Обстановку разрядил смех Бен Ладена.
   - Рубинчик, - хохоча, обратился он к уголовнику, - убери свою пушку и запомни, что здесь твой арсенал работать не будет!
   - А твой будет что ли? - схамил в ответ Рубинчиков.
  Усама резко перестал смеяться и нахмурился.
   - Ты Рубинчик говори, да не заговаривайся, - сказал он, погрозив из телевизора пальцем. - Я, знаешь, такие шутки не очень люблю...
   - А я такие! - парировал уголовный элемент.
   - А это, дорогой мой хороший Рубинчик, совсем не шутка. Ну, да скоро ты и сам все поймешь.
  Сказав это, Усама засуетился, заелозил на месте, а потом обернулся куда-то в сторону пещер, которые были у него за спиной, и страшным голосом закричал что-то на одном ему, да его собеседнику, понятном языке. Прооравшись, террорист номер один снова повернулся лицом к зрителям. Было заметно, что его что-то огорчает.
   - Не могу больше с этими баранами, - он кивнул головой в сторону пещер. - Вчера целый час записывал обращение с угрозами, сегодня в Америку должны были передать, а они пленку просрали! Ну как с такими баранами джихад вести?
  Закончив тираду, Усама уставился на человека мира Воскресенского. Фома часто заморгал, попытался улыбнуться, но, поняв, что это сейчас не совсем уместно, просто вперся взглядом в экран, безвольно ожидая дальнейшего развития событий. Пауза затягивалась. И Воскресенский, преодолев страх, сам не понимая зачем он это делает, спросил:
   - Господин Бен Ладен, а, может, и не надо этот джихад вести?
  Про себя Воскресенский отметил, что, в любом случае, ничего страшного произойти все равно не может, так как мировое зло вещало из телевизора, пусть даже и из такого, который невозможно прострелить. А вот уникальная возможность задать волнующий всю мировую демократическую общественность вопрос самому Усаме вряд ли когда-нибудь еще представится.
   - Мда, Воскресенский... - только и сказал Бен Ладен, немного помолчал, а потом обратился уже ко всем сразу:
   - Итак, господа, мне пора - надо идти переписывать свои угрозы. Да и так я перед вами слишком разоткровенничался, наговорил много... Ладно уж, на последок хотел бы пожелать вам удачи, личного счастья и...
  Договорить он не успел, так как где-то в реальности Усамы раздался оглушительный взрыв, картинка начала рябить и, в конце концов, совсем исчезла. Экран погас.
   - Что это было?... - выдохнул Воскресенский.
   - Усама Бен Ладен по телевизору, - ровным тоном ответил Глыбин.
   - По какому телевизору?... - совсем уже упавшим голосом спросил Фома и попятился задом от пня. Здесь всё заметили и остальные - никакого телевизора на пне не было.
   - П...ц, - подвел итог всеобщему изумлению Рубинчик. - Полный.
  Внезапно откуда-то издалека раздался до боли знакомый шум едущего транспорта. Компания по несчастью дружно повернуло головы в сторону приближающегося рокота, замерев в ожидании. Из-под пригорка сначала показалась крыша, а потом начал вырастать рейсовый автобус.
   - Слава богу, - облегченно вздохнула Зинаида. - Слава богу!
  Она первой рванулась с обочины на дорогу, намереваясь остановить автобус любой ценой. Но жертв не потребовалось - разваливающийся на ходу ПАЗик сбросил скорость и, дергаясь всем кузовом, со скрипом остановился около них. Двери открылись.
  
  
  ***
  
   - Заходим, заходим! Чего встали? - недовольно сказал водитель - мужик лет пятидесяти с типично русским лицом, немного седыми русыми волосами и водянистыми глазами. На голове у него была грязноватая кепка, которую он сдвинул на самый затылок.
  Четверка случайных знакомых топталась у входа в автобус, словно не решаясь войти внутрь.
   - Я, пожалуй, в санаторий пойду обратно, - вдруг заявил Воскресенский, который уже давно мучительно раздумывал, зачем он поддался сиюминутному желанию мифической свободы и покинул элитную клинику.
   - В какой еще санаторий? - практически хором спросили остальные, уставившись на Фому.
   - Из которого я сюда пришел, - ответил почетный гражданин. - Я бы и вас пригласил переночевать, но охрана не пустит. Режим...санаторий-то правительственный - сами понимаете.
  Рубинчик густо сплюнул на землю и, прищурившись, посмотрел на Воскресенского, от чего тому уже в несчетный раз за ночь стало не по себе.
   - То-то я чувствую рожа у тебя такая знакомая, - сказал Рубинчик. - Я все мучался, думал, где ж я тебя видел... Ты Воскресенский?
   - Между прочим Василий, - Фома кивнул в сторону Глыбина, - с самого начала предлагал всем познакомиться. Но вы вместо этого предпочитали меня оскорблять.
  Рубинчик достал пачку, вытащил сигарету, вставил ее себе в рот и, чиркнув зажигалкой, прикурил. Выпустив клубы дыма в вязкий августовский воздух, он с наслаждением сделал еще несколько глубоких затяжек, от чего сигарета истлела практически до самого фильтра. Рубинчик смачно сплюнул себе на ладонь и затушил окурок собственной слюной, растерев его о ладонь. После этого он подошел в плотную к Фоме, оттопырил указательным пальцем карман на его пиджаке и засунул туда бычок, после чего вытер слюняво-пепельную ладонь о белоснежную ткань пиджака Воскресенского и нагло ухмыльнулся, глядя человеку мира прямо в глаза.
   - Это что ж вы творите, милостивый государь? - после небольшой паузы спросил Фома, остолбеневший от такой наглости. - Вы об этом пожалеете! Я вам это лично обещаю! Быдло!
   - Точно. Быдло, - согласился Рубинчик и со всей силы вмазал Воскресенскому кулаком по лицу.
   - Сережа! - вскрикнула Половинка и в очередной раз покраснела с ног до головы, посчитав, что уж слишком откровенно высказала свою симпатию и заботу о Рубинчикове, который, впрочем, в тот момент ни в чем таком не нуждался.
   Воскресенский взвизгнул и повалился на землю, громко запричитав.
   - За что ж ты его так? - лениво поинтересовался водитель автобуса. - Приличный мужик, вроде.
   - Я с этим приличным мужиком в один автобус не сяду, - озлобленно отозвался Рубинчик. - Я из-за этой гниды лишние пять лет отмотал на зоне, если хочешь знать.
   Все настороженно посмотрели на Рубинчикова, а потом на Воскресенского, который все еще валялся в ногах своего мучителя и жалобно всхлипывал. Рубинчиков пнул жертву ногой для острастки и начал рассказывать.
  ....Первый раз Сережа Рубинчиков столкнулся с родной милицией будучи еще учеником восьмого класса советской общеобразовательной школы. На дворе была первая половина восьмидесятых, генсеки менялись как перчатки, а будущее коммунизма казалось все более и более туманным. Рубинчиков, впрочем, мало интересовался политикой, зато проявлял самый живой интерес к финансовой стороне безденежной, в общем-то, школьной юности. Начал он, как водится, с мелочей. Зажимал тех, кто по младше, по углам и ставил перед ними ультиматум, который сводился к банальному "кошелек или жизнь". Несчастные выбирали жизнь и покорно отдавали Сережу мелочь, заботливо положенную в карманы отглаженной школьной формы с букварем на рукаве, родителями.
  Погорел Рубинчиков на жадности. До смерти затерроризировав одного пятиклассника, он не учел фактора внешней силы, который, по его собственному наблюдению, никогда не вмешивался в его уже довольно хорошо поставленное дело. Пятиклассник пожаловался родителям, те пожаловались в милицию. Милиция не заставила себя долго ждать - уже на следующий день строгая женщина форме с погонами старшего лейтенанта появилась на пороге школы и твердой походкой прошла в кабинет директора, куда вскоре был доставлен прямо с урока биологии и сам Рубинчиков.
  Рубинчик был поставлен на учет в детскую комнату милиции. И это предрешило его судьбу. Может, если бы не этот прискорбный факт, то переболев детскими болезнями легкой наживы, Сережа Рубинчиков бы вышел на прямую дорогу доброй и честной жизни, начисто позабыв свои детские глупости. Но постановка на учет придала Рубинчикову статус. Местная шпана уже вечером того же дня, когда милицейская тетка посетила школу, поздравила Рубинчикова и официально пригласила вступить его в свое общество. Поддавшись соблазну власти в дворовых масштабах Сережа согласился. И понеслось...
  В восемнадцать лет, чтобы не сеть в тюрьму за распространение наркоты Рубинчиков срочно ушел в армию, где освоился с молниеносной скоростью, ибо казарменные порядки оказались до боли похожими на дворовые. Два года прошли как в раю. Дембельнувшись, Рубинчиков вернулся в свой родной двор, восстановил поугасшие за два года отсутствия связи и встретил крушение великой страны, как говорят в народе, во всеоружии.
   ***
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"