Я не любил ничьих советов - просто потому, что по горло нахлебался ими в прошлой жизни, и отныне предпочитал действовать согласно выражению известного киногероя: "Сегодня я сам решаю все свои проблемы". Однако сейчас дело осложнялось тем, что передо мной находились три моих собственных внутренних "я". И каждого из трех Крылатых мало волновали переживания того, кто стоял к ним спиной, всеми силами стараясь не сорваться и не заорать, перекрывая шум улиц Города за окном.
- Ну и долго ты будешь молчать? - довольно хмуро поинтересовался высокий брюнет со шрамом над левой бровью, сидевший с краю стола. - Меня, между прочим, дела ждут...
- И не вас одного - согласно кивнул другой. Я хоть и бессмертный, но не намерен тратить все свое время на то, чтобы сидеть тут, хлестать откровенно дешевый коньяк и ждать, пока наш дорогой Законник соизволит произнести хоть слово!
Третий молчал, ибо не любил вмешиваться в происходящее до поры до времени. Но пристально-холодный взгляд его синих глаз, словно бы подернутых декабрьским льдом, чувствовался даже спиной. Медленно, очень медленно (думаю, если бы меня видел мистер Андерсон, он бы удавился шнурком от ботинка) я повернулся и заговорил:
- Граф... Еще с тех самых пор, как мы познакомились с вами в "Шоколаднице", меня мучает один вопрос: какого хрена, собственно говоря, Вы присвоили себе право вмешиваться в жизнь тех, кто совершенно того не жаждет? Или вас ничему не учит горький опыт истории с яблоком, произошедшей несколько тысяч лет назад?!
Брюнет на секунду изменился в лице, но потом, овладев собой, ровно и спокойно ответил:
- Похоже, что эта история и вас ничему не научила, мой юридически образованный друг. Потому как вы так и не поняли, что ни предсказать, ни понять, ни тем более переубедить женщину невозможно, если она того не пожелает. А буде и пожелает, так все осложнится вдвое прежнего. Так что все вполне закономерно. Вы простились с прошлым - честь вам за это и хвала. Но теперь внутри вас вакуум, который можете заполнить только вы сами. Потому что никто лучше не может знать размер и цвет того куска, который нужен именно вам для завершения пазла, называющегося Счастьем...
Я открыл рот для ответа, но в разговор снова вмешался второй, чья рыжина волос отчаянно контрастировала с бледностью кожи, делая его похожим на чистокровного ирландца (собственно, он таковым и являлся - и именно потому возмущался наличием на столе "Двина" вместо столь милого его сердцу "Tullamore Dew"):
- Дорогой граф, вы собираете пазлы? Признаться, никогда бы не подумал! Впрочем, каждый развлекается как может... Мне вот, например, регулярно аутодафе устраивают, каждый раз притом искренне думая, что со мной покончено навсегда. Хех, как бы не так... I will survive, как пелось в одной из песен молодости нашего многоуважаемого Законника...
- Послушай, Феникс, - чеканя каждое слово, начал я. - Во-первых, перестань тыкать всем собравшимся в нос своим бессмертием: мне его все равно не достичь, поэтому оно меня интересует мало, графу же с Драконом оно просто неинтересно, ибо они и без того устали от жизни...
- Я бы не советовал так уж обобщать, - иронически начал было граф. - Термин "аристократ" не является антонимом термина "гедонист"...
Я довольно резко перебил его:
- Ваше сиятельство, вы известный софист, но давайте оставим ваши схоластические приемчики в покое. И вообще хочу заметить, что на момент, когда вы меня столь аристократично (тут уже я, в свою очередь, с добрым сарказмом улыбнулся, от чего графа слегка передернуло) я беседовал не с вами, а с этим вот другом Майкла Флэтли... Так вот, дорогой сын Эйре: если ты уж прилетел с другими двумя волхвами принести мне дары и советы, то этим и занимайся, а не повествуй о том, сколь долог путь до Типпэрери!
"Друг Майкла Флэтли" обиделся и насупленно замолчал. Зато в разговор вступил третий из обладателей анатомически-летательных частей тела:
- Ты несправедлив, Законник - ни к графу, ни к Фениксу. Каждый из них - это тоже часть тебя, и посему глупо сердиться на себя самого, что в те или иные моменты жизни ты тоже бываешь тем или иным. Вопрос в другом: какую цену ты согласен заплатить за то, чтобы НАС в твоей жизни стало меньше, а ТЕБЯ и еще кого-то - ощутимо больше?..
- А разве я и без того мало заплатил? - резко вскинулся я.
- Мы платим каждый день. Каждый из нас. Не по разу. Или ты думаешь, что твое психическое здоровье, оставшееся в порядке после двух разочарований кряду - само собой таковым остается?! - обычно невозмутимый, сейчас Дракон, казалось, почти насквозь обжигал меня взглядом своих глубоких синих глаз (из-за глубины они казались почти что угольно-черными).
Я промолчал. Возразить было нечего. Они действительно берегли меня. Берегли и... воспитывали. Это граф научил меня вежливости и тактичному отношению к женщинам, а заодно и правилам этикета. Это Феникс со своей ирландской бесшабашностью приучил меня к принципу "ввязался в драку - не смей отступать, пока не победил или не погиб". И это Дракон вбил в мою голову два постулата: "думай прежде чем действовать" и "можно простить боль и зло, причиненные тебе, но никогда нельзя прощать их, если пострадали те, кто тебе дорог". И потому я, Законник, циник и бонвиван, упрямец и наглец, был перед ними не просто в долгу. Я - был... или вернее, сказать, СТАЛ Человеком. А они... они были Хранителями.
Затянувшееся молчание было разорвано телефонным звонком. Граф протянул руку, снимая трубку массивного аппарата:
- Я слушаю... Прелестная, это вы? Конечно, здесь. А где, собственно, ему еще быть, как не дома? Что вы, нет - его никто и пальцем не тронул. Скорее это он нас в хвост и гриву, тсзать... Конечно, передам, прелестная. Через два часа в парке, у "Психеи и Амура". Непременно... и передайте Ее Величеству, что я буду завтра с аудиенцией, если ей не претит мое общество... Прощайте, прелестная!
Повесив трубку, он выжидательно посмотрел на меня. Феникс отсалютовал почти опустошенным уже стаканом. Дракон же лишь пожал плечами:
- Это ТВОЯ жизнь, малыш. Мы в ответе за тебя, но мы не можем дать тебе наших крыльев - слишком дорогой ценой они достались каждому из нас. Тебе нужно отрастить свои... но для этого нужно рисковать и падать, подниматься и смотреть в лицо обжигающему солнцу. И сейчас - очередная попытка. Возможно, согласиться на нее - ошибка. Но НЕ согласиться - преступление. А теперь - ступай.
Я молча повернулся и вышел за дверь, оставив троих Хранителей за неспешной беседой о грядущей премьере в "Гранд-Опера". А в голове бился один вопрос: если все сложится совсем-совсем хорошо, то будут ли они по-прежнему со мной, и не начнут ли события, будучи предоставлены сами себе, течь самостоятельно и совершенно непредсказуемо? Ответа не было...