Длинный отполированный дубовый стол был почти пуст, если не считать двух лежащих на краю диктофонов, и его поверхность сияла солнечными бликами. Кабинет, наполовину перегороженный этим столом, тоже казался пустым - в нем порой собирались больше семидесяти человек, но сейчас их было всего двое. Мужчина и женщина, сидевшие друг напротив друга на одном конце стола, рядом с диктофонами.
- Ну что, начинайте, Иван Григорьевич. Что вы хотели бы узнать? - спросила женщина своего собеседника с вежливой улыбкой.
- Если можно, я хотел бы начать с самого далекого прошлого, ваше величество, - ответил мужчина. - Ваша биография будет опубликована к двадцатилетию со дня восстановления монархии, так что логичнее всего будет сначала написать о том, как возникла сама это идея.
Женщина снова чуть заметно улыбнулась, и на ее лице появилось не то мечтательное, не то задумчивое выражение.
- Сама идея реставрации монархии, что называется, носилась в воздухе еще в начале двадцать первого века, - сказала она. - Вы это, не сомневаюсь, знаете. И, видимо, вы имеете в виду: как эта мысль пришла в голову тому, кто от громких слов перешел к последовательным действиям, придумал и разработал план, подобрал команду исполнителей, способных достучаться до людей, до самых разных людей... Вы ведь это хотели сказать?
- Совершенно верно, ваше величество.
- Что ж... - теперь рассказчица, казалось, вспоминала что-то очень далеко, давно оставшееся в прошлом. - Это было много лет назад, еще до моего рождения. В две тысячи сто тридцатом году, во время очередных президентских выборов. Академик Юрий Глебов - точнее, тогда еще профессор Юрий Глебов - проводил разные социологические исследования и во время этих выборов, и во время предыдущих, и видел, что во время каждой кампании обстановка в стране накаляется все сильнее. И в конце концов, он пришел к выводу, что если так будет продолжаться и дальше, то через несколько десятков лет в России либо начнется гражданская война между сторонниками разных кандидатов в президенты, либо вовсе полная анархия. Это подтвердили и многие его коллеги, и они все вместе стали думать, как избежать катастрофы.
- И тогда Юрий Глебов стал продвигать идею реставрации?
- Да, хотя и не сразу. Сперва ему нужно было просто убедить как можно больше людей, что жить так, как в то время жила Россия - нельзя...
* * *
Идея срезать путь через сквер оказалась очень и очень плохой. После долгого сидения в очереди в банке Юрию Глебову хотелось поскорее прийти домой, но стоило ему свернуть в это обычно тихое место, как на него обрушился рев голосов, усиленных мегафонами, и женский визг, который без всяких технических средств с легкостью перекрывал все остальные звуки. Слов, которые выкрикивали собравшиеся там люди, было не разобрать, но можно было не сомневаться: в сквере тоже устроили митинг. Кто бы мог подумать, что желающие пошуметь и попиариться перед телекамерами доберутся даже сюда!
Наверное, Юрию Павловичу стоило развернуться и пойти домой своей обычной дорогой, но там, на проспекте, тоже бушевали митингующие, от которых он, собственно, и решил держаться подальше. Посчитав, что проще уж пройти сквозь сквер, чем возвращаться и терять лишние полчаса, он, опираясь на трость, двинулся в обход перегородившей ему дорогу толпы, делая вид, что пытается отыскать кого-то глазами. Пусть крикуны думают, что он - один из них и просто ищет своих единомышленников, а не пытается поскорее уйти.
- ...потому что только с Теплаковым мы сможем стать по-настоящему цивилизованной страной! - вопил в мегафон какой-то молодой человек в центре толпы. - И если вы не проголосуете за него, если отдадите свой голос его продажным противникам или вообще трусливо отсидитесь завтра дома, вы предадите нашу страну, предадите Россию! У каждого из нас есть право самим выбирать главу государства, самим решать, кто достоин им стать! И поэтому я говорю каждому из вас: ты обязан голосовать за Константина Теплакова, иначе ты предатель!
"Прям железная логика, ни к чему не придраться!" - фыркнул про себя профессор Глебов, пытаясь обойти заполонивших аллею слушателей оратора по газону. Это оказалось не так-то просто, потому что и там стояла куча людей, между которыми ему пришлось протискиваться и которые как раз в этот момент начали громко скандировать:
- Теп-ла-ков! Теп-ла-ков!!!
Юрий тоже выкрикнул пару раз эту фамилию, продолжая притворяться ищущим какого-то конкретного человека. Пара мужчин, мимо которых он проходил, подозрительно скосили на него глаза, но не стали отвлекаться от криков и дали ему пройти. Глебов же радостно ускорил шаг - кажется, ему удавалось благополучно пересечь сквер, и задерживаться в нем не стоило.
Он почти добрался до конца сквера, когда вопли позади него внезапно стали громче. Теперь в них уже нельзя было разобрать ни фамилию кандидата в президенты, ни другие слова - люди просто испуганно завизжали. Юрий Павлович обернулся - и в следующее мгновение его окатил фонтан ледяной воды. Охнув от неожиданности, он шарахнулся в сторону, еще не до конца понимая, что происходит, и другие люди, находившиеся рядом с ним, тоже закричали и принялись метаться из стороны в сторону, натыкаясь друг на друга. Глебова толкнули один раз, другой, он едва не упал и сам начал работать локтями и тростью, выбираясь из внезапно окружившей его со всех сторон толпы и всеми силами стараясь удержать равновесие. Если бы его сбили с ног, ему, возможно, уже не удалось бы подняться - его затоптала бы куча перепуганного народа.
На него еще раз обрушилась струя ледяной воды, и он тоже не удержался от крика, но почти не услышал собственного голоса. Однако кое в чем новые острые ощущения помогли ему - пожилой мужчина так резко рванулся в сторону, стремясь вырваться из-под обжигающе холодного водопада, что ему удалось растолкать попавшихся на пути митингующих и выбраться из толпы. Взмахнув руками и все-таки едва не упав, поскользнувшись на мокром газоне, он поспешно проковылял еще дальше и остановился отдышаться в углу сквера, возле старого дерева. Мимо него с воплями и руганью пробежали несколько человек, а по стволу дерева хлестнула тугая водяная струя, заставив его отшатнуться еще дальше.
- Да чтоб вас всех..! - выругался Глебов, в очередной раз спотыкаясь и чудом не падая в растекающуюся по асфальту рядом с газоном лужу. Он все еще не до конца понимал, что происходит. То есть, в общих чертах все было ясно: полиция и спецназ решили разогнать митингующих водометом. Но с чего вдруг им понадобилось это делать в маленьком сквере, где собралось не так уж много народу и не происходило особых беспорядков? Или беспорядки как раз начались, пока он пробирался сквозь толпу, но на них успели быстро среагировать?
Хотя все это не имело никакого значения. В любом случае надо было поскорее сматываться подальше от сквера, где теперь шла настоящая битва между сторонниками "самого демократичного кандидата в президенты" и "защитниками кровавого режима". "Водопад" прекратился, и не успевшие убежать далеко участники митинга, вооружившись какими-то палками - то ли подобранными с земли, то ли принесенными с собой заранее - накинулись на пытавшихся разогнать их ОМОНовцев. Те, впрочем, уверенно отбивались дубинками, и им уже удалось скрутить и потащить прочь из сквера нескольких особенно рьяных демонстрантов, но за кем останется окончательная победа, пока понять было сложно. Но Юрию Павловичу могло достаться при любом раскладе - или от спецназовцев, принявших его за оппозиционера, или от митинговавших, за то, что не бьется вместе с ними за "правое дело". К тому же, он был весь мокрый и дрожал от холода - если не доберется до теплой квартиры и не переоденется в ближайшее время, простуды не избежать.
К счастью, он уже отбежал от эпицентра борьбы, и к тому же, стоял за деревом, так что на него никто не обращал особого внимания. Был самый удачный момент для того, чтобы слинять, и Глебов уже почти собрался сделать это, когда внезапно увидел, как один из выбирающихся из толпы в его сторону парней нелепо взмахнул руками и рухнул на землю. По нему тут же пробежала пара человек, за которыми гнался ОМОНовец, и один из них, споткнувшись об этого невезучего парня, тоже полетел на газон, хотя в следующую секунду снова вскочил на ноги и помчался дальше. А вот первый упавший так и остался лежать на земле лицом вниз - в первый момент он как будто бы еще пытался пошевелиться, но потом застыл неподвижно.
Проклиная все на свете, в том числе и собственную мягкосердечность, Юрий Павлович бросился обратно в толпу. Он не был уверен, что ему удастся добраться до упавшего человека и что он вообще сможет далеко продвинуться "против течения", но все же попытался это сделать - и к его крайнему удивлению, ему каким-то чудом удалось растолкать несущихся навстречу оппозиционеров и пробиться к самому невезучему из них.
- А ну вставай! - рявкнул Глебов, тщетно стараясь перекричать стоящий вокруг шум, и наклонился к лежащему участнику митинга, после чего схватил его за плечо и рывком дернул вверх. Этот мужчина оказался на удивление тяжелым, и если бы он не начал в тот момент приходить в себя, у профессора вряд ли хватило бы сил вытащить его из беснующейся толпы. Но на этот раз им обоим повезло. Едва не растоптанный своими единомышленниками человек внезапно вздрогнул, дернулся и попытался встать, цепляясь за Глебова. Тот, в свою очередь, тоже схватил его покрепче и начал отступать, сгибаясь под его тяжестью.
На них продолжали наталкиваться другие протестующие, и Юрий машинально отметил про себя, что их как-то слишком много для маленького скверика и что за те пару минут, прошедшие с тех пор, как их начали поливать водой, они все уже давно должны были разбежаться. Но время для того, чтобы разбираться с этой странностью, было не самое подходящее. Их по-прежнему толкали со всех сторон и в любой момент могли сбить с ног, и хотя двигаться прочь из сквера теперь было легче, так как все остальные бежали в ту же сторону, отвлекаться на посторонние мысли не стоило.
К счастью, толпа с каждой минутой рассасывалась, да и струи воды больше не поливали разбегающихся людей, поэтому идти Юрию, даже с цепляющейся за него беспокойной ношей, вскоре стало совсем нетрудно. Он сделал еще один последний рывок, доковылял до конца газона и оказался на узкой асфальтовой полоске тротуара, отделявшей сквер от проезжей части, после чего не без усилия стряхнул с себя вытащенного из толпы мужчину:
- Все, отцепись от меня! Навязался же на мою голову!
- С-спасибо... - прохрипел тот, пошатываясь и с трудом пытаясь удержать равновесие. Глебов даже испугался, как бы он опять не упал, и снова протянул ему руку.
- Сматываемся отсюда, - сказал Юрий Павлович, внезапно почувствовав, что его трясет от холода. Погода в тот день была неплохая, довольно теплая для середины осени - но не для того, кого окатили ледяной водой из шланга.
- Да, пошли, - кивнул все еще шатающийся оппозиционер и нервно огляделся по сторонам.
Мимо них по-прежнему неслись мокрые, испуганно кричащие и матерящиеся люди, и их даже как будто бы становилось все больше. Самым же необычным было то, что особенно громкие крики раздавались где-то вдалеке, в другой части сквера, словно там продолжался бой с ОМОНовцами.
А еще что-то было не так с самим Глебовым. И дело было не только в том, что он насквозь промок, а в чем-то другом... "Стоп, а где трость?!" - спохватился ученый. Видимо, он выронил ее, когда выбирался из толпы во второй раз, хотя понятия не имел, как это могло случиться.
Но теперь о старой любимой трости можно было забыть. Скорее всего, она стала оружием кого-то из митингующих и скрестилась с резиновой дубинкой.
- Давай ко мне, дед, я тут недалеко живу! - предложил вытащенный из толпы мужчина, махая рукой в конец переулка, но профессор быстро замотал головой:
- Мне в другую сторону.
- Да тут близко! Иначе по дороге замерзнешь. А так - с другими нашими познакомишься, - мужчина потянул его за руку, и Юрию не сразу удалось высвободить ее - незнакомец, которому он помог, оказался неожиданно сильным.
- Я - не ваш, и никогда им не буду! - огрызнулся он, отмахиваясь от участника митинга, который, едва услышав эти слова, мгновенно изменился в лице:
- Так ты за Холодникова?! И здесь за нами шпионил?!
- Нет, я ни за кого, я против всех ваших гребаных кандидатов!
- Ах, ты..! - мужчина тут же забыл, что если бы не помощь Глебова, его наверняка затоптала бы толпа, и замахнулся на своего спасителя, но Юрий Павлович не стал дожидаться, когда его "поблагодарят" таким образом, и, увернувшись от удара, быстрым шагом направился в ближайший проезд между домами. Идти без трости с такой скоростью было тяжеловато, но все же возможно, хотя "борцам с режимом", конечно, не составило бы труда догнать его. К счастью, хотя за его спиной по-прежнему слышались крики и топот ног, за ним никто не гнался - обернувшись, профессор увидел, что это просто часть разгоняемой толпы побежала в ту же сторону.
По-прежнему опасаясь, что кто-нибудь все-таки попытается его догнать, Глебов из последних сил заставил себя идти еще чуть-чуть быстрее. Ему надо было добраться до конца двора, в котором он оказался - и дальше уйти от погони будет проще. Его дом был уже совсем близко, и он знал все проезды и проходные дворы в этих кварталах. Но погони, как оказалось, все-таки не было. Шум позади не прекратился, но стал тише, а значит, баталии продолжались в сквере или где-нибудь рядом с ним, не продвигаясь в сторону Юрия. Но он все же не стал сбавлять скорость - идти медленным шагом означало окончательно замерзнуть, а пока он спешил, ему удавалось не слишком сильно чувствовать холод.
Вот только в правом боку все это время - профессор Глебов только теперь осознал это - у него все сильнее разрасталась боль. Он вспомнил, что чувствовал ее и в сквере, когда выбрался из толпы в первый раз и бросился назад, чтобы помочь подняться упавшему человеку, но тогда, полностью сосредоточенный на том, чтобы не упасть самому и поставить на ноги этого дурака, Юрий Павлович не обращал на нее внимания. И когда пытался поскорее убраться от него подальше, ему тоже было не до этого. Зато теперь, когда главная опасность миновала и в крови уже не так сильно кипел адреналин, боль стала резко вспыхивать при каждом вдохе, и в конце концов, Глебову все-таки пришлось замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться, привалившись к стене дома.
"Похоже, мне там ребро сломали, - с мрачным видом подумал он, с усилием отрываясь от стены и заставляя себя идти дальше. - Как минимум, оно треснуло. Но явно только одно, иначе далеко я бы не ушел... Уже неплохо! Вот только как это могло случиться, как они умудрились так сильно меня ударить, я же не заметил ничего! Идиоты..." Тут мысли профессора переключились на участников митингов, для которых он некоторое время подбирал всевозможные изысканные эпитеты, и это немного отвлекло его от боли. Но ненадолго. Вскоре боль вернулась и стала еще сильнее, так что ему пришлось идти совсем медленно, дрожа от вновь охватившего его холода. До дома было уже совсем недалеко, надо было только пройти мимо одного длинного здания - раньше это заняло бы у Глебова несколько минут, но теперь этот путь казался ему долгим и мучительным путешествием.
Он то старался идти быстрее, вздрагивая от порывов так некстати поднявшегося холодного ветра, то, скривившись от усилившейся боли, снова замедлял шаг и начинал еще сильнее мерзнуть. "Надо ускориться, - пытался уговорить себя Юрий Павлович. - Лучше чуть-чуть потерпеть, чем вконец замерзнуть и слечь с простудой". Но стоило ученому перейти на более быстрый шаг, как ему начинало не хватать воздуха, боль в груди вспыхивала с новой силой, и терпеть ее не было никакой возможности. Приходилось снова идти медленнее, с каждой секундой чувствуя, как мокрая одежда отбирает у него последние крохи тепла.
Где-то позади, там, где осталась разбегающаяся толпа и откуда уже не доносились ее крики, как будто бы что-то грохнуло. Звук, впрочем, был очень далекий и глухой, так что Глебов почти не обратил на него внимания. Его в тот момент гораздо больше волновали собственные проблемы.
Как он прошел последние метры до входа в свой подъезд, Юрий почти не запомнил. Зато тот момент, когда он вошел внутрь и встал перед ведущей на второй этаж лестницей, очень четко отложился у него в памяти. Он смотрел на уходящие вверх ступени и понимал, что с трудом сможет подняться по ним. И если бы не мокрая насквозь одежда, заставлявшая его все сильнее трястись от холода, он бы, наверное, плюнул на все, уселся бы на нижнюю ступеньку, скрючился бы на ней и сидел так, стараясь дышать не глубоко, пока на него не наткнулся бы кто-нибудь из соседей. Но терпеть леденящий холод было почти так же тяжело, как боль, поэтому профессор, ругаясь про себя последними словами, все-таки стал карабкаться по лестнице.
В прихожую своей квартиры он ввалился, едва дыша, и ему снова пришлось бороться с желанием улечься на пол и не двигаться. Дома было теплее, чем на лестнице, так что измученный Глебов, возможно, сдался бы и свалился в прихожей, если бы из комнаты внезапно не раздался телефонный звонок. Привычка всегда брать трубку - а вдруг это что-то важное по работе? - оказалась сильнее усталости, и Юрий со стоном потащился к звенящему на журнальном столике телефону.
- Да? - с трудом выдавил он из себя, чувствуя, что говорить ему еще больнее, чем глубоко дышать.
Однако в следующий миг нервный голос в трубке заставил его на время забыть обо всех своих проблемах.
- Юрий Павлович! - завопил этот голос с испугом и, одновременно, облегчением. - Вы живой!
- Вроде да, Сергей Дмитриевич, - отозвался Глебов, падая в кресло рядом со столиком, - хотя на сто процентов не уверен... А что такое?
У него всегда были неплохие отношения с коллегами, их, пожалуй, можно было назвать почти дружескими, но этот звонок от заместителя выглядел странно. Обычно он не имел привычки звонить непосредственному начальству домой и без всякой причины переживать за них...
Видимо, причина все-таки была.
- Вы давно домой пришли? Я вам уже минут двадцать названиваю! - быстро проговорил Сергей.
- Только что пришел, - ответил Юрий. - У нас митинг недалеко от дома был, из-за него долго добирался...
- Слава Богу! Значит, вы раньше успели уйти! - облегчение в голосе заместителя Глебова стало еще более явным.
А вот профессор почувствовал, что, наоборот, начинает раздражаться.
- Да что случилось-то? - спросил он, кривясь от боли.
- Так вы ничего не слышали?! В том сквере, рядом с вашим домом, был взрыв! Туда набежала толпа с соседней улицы, и у кого-то была самодельная бомба - то есть, это пока самая вероятная версия... Короче, включайте новости, там как раз сейчас об этом говорят!
- Да, я гляну... - пробормотал окончательно растерявшийся Юрий Павлович. Его все еще пробирала дрожь, и сперва он собирался погреться в горячем душе, но рассказывать коллеге подробности своих злоключений посчитал лишним.
- Я как увидел в новостях, сразу вспомнил, что вы рядом живете, - добавил его собеседник уже более спокойно, а потом закончил с нервным смешком. - Ну и испугался, что наш соцфак лишится одного из лучших своих спецов!
- Не дождетесь, Сергей Дмитриевич, - усмехнулся в ответ Глебов и, попробовав устроиться поудобнее в кресле, снова скривился от боли. - Но слушайте... Они там что, совсем уже озверели?! Уже не просто агитируют за своих кандидатов, а убивают тех, кто за других?!
- Вас это удивляет? - вздохнул его зам. - Они ж всегда такими были!
- Ну, раньше они только кричали, что сторонников других кандидатов надо убивать, а теперь к делу перешли! Хотя этого и правда следовало ожидать... - Профессор снова заерзал в промокшем кресле, стараясь найти такое положение, чтобы сидеть в нем было не настолько неприятно, и, тихо охнув, сполз с мягкого сиденья на пол.
- Так что ж вы хотите, они развиваются, эволюционируют, - фыркнул Сергей Дмитриевич. - Боюсь, дальше еще хуже будет, на следующих выборах нормальным людям вообще будет страшно из дома выйти.
- Не удивлюсь, если так и случится, - проворчал Глебов и попытался подняться, опираясь свободной рукой о кресло. Вспыхнувшая с новой силой боль в груди заставила его застонать, и он поспешно убрал телефон подальше от своего лица - не хотелось лишний раз беспокоить коллегу.
Безнадежно махнув рукой, в которой был зажат телефон, Юрий Павлович остался полулежать на полу, прислонившись спиной к креслу. Надо было заканчивать разговор - чтобы потом полностью сосредоточиться на главной проблеме: как встать на ноги и добраться до ванной?
- Сергей Дмитриевич, но ведь это же черт знает что такое! Каждые три года по всей стране - чуть ли не военное положение! И они еще добиваются сокращения срока. Программы развития стали фикцией. Правители не думают о перспективе. Польстить избирателю, оболгать конкурентов, натравить их стронников друг на друга. Но ведь это тупик. Решения, дающие эффект в первые год-два, закончились еще в девятнадцатом веке. Попытка продолжить игру накоротке закончилась мировыми войнами. Чтобы выйти из кризиса, власть должна думать на перспективу, работать вдолгую. Составлять и реализовывать планы на десять-двадцать лет, а лучше - на полвека вперед. А что сейчас?.. Но ведь нельзя же так жить! - вырвалось у него, и он снова поморщился. Теперь уже не от боли, а от того, что последняя фраза прозвучала как-то уж слишком жалко и беспомощно.
- Нельзя, кто ж спорит! Но что вы предлагаете? - все тем же мрачным тоном отозвался его собеседник.
- Пока - ничего, - вздохнул Глебов. - Но что-то с этим делать надо... Выход должен быть! И кроме нас, похоже, его искать некому.
Глава 2. Замок из песка
"Даже путь в тысячу ли начинается с первого шага"
(Лао-Цзы)
На лежащих рядом диктофонах мигали крошечные красные огоньки. Голос рассказчицы звучал негромко, а иногда и вовсе приближался к шепоту, журналист, берущий у нее интервью, тоже старался говорить тихо, но чувствительная техника могла записать и более слабые звуки.
- Ваше величество, так значит, идея начать подготовку будущего монарха с ранних лет тоже принадлежала Юрию Глебову?
- Тут сложно сказать, кто высказал ее первым. После того, как профессор Глебов и его единомышленники согласились в главном - что России нужен постоянный правитель, а не меняющиеся каждые три года президенты, которым наплевать на то, что будет после окончания их срока, или, еще хуже, один и тот же президент, который только о том и думает, как бы ему переизбраться еще раз, они стали обсуждать разные нюансы реставрации. В некоторых вопросах у них бывали разногласия, и они далеко не сразу пришли к компромиссам, но в том, что правителя надо обучать с детства, мало кто сомневался. Так что, может быть, первым об этом заговорил не сам Глебов, а кто-то из его помощников, и он согласился с этой мыслью.
- И тогда они решили открыть школу для специально отобранных детей, в будущем государственных деятелей?
- В общем, да, только это тоже было сделано не сразу. Открыть частную школу в те времена было не просто, требовалось пройти много бюрократических процедур, так что к тому времени, когда она, наконец, была открыта - официально считалось, что это лицей для детей с интеллектом выше среднего - мне как раз исполнилось семь лет.
* * *
Стоящий на улице шум пробивался в комнату Юрия Глебова, даже сквозь плотно закрытые пластиковые окна. Крики, усиленные мегафоном, визг, обрывки ругательств, полицейская сирена и снова визг - все эти звуки были давно ему знакомы. Двенадцать лет назад Глебов слышал все то же самое, с той лишь разницей, что тогда он сам находился среди вопящих и несущихся в разные стороны, сметая все на своем пути, людей, а теперь сидел в собственной квартире в полной безопасности. Умнее стал за это время и осторожнее, посмеивался пожилой мужчина про себя. Впрочем, с тех пор многим жителям больших городов стало намного проще работать удаленно, и можно было позволить себе вообще неделями не выходить из дома. Интроверты были в восторге, а в последние дни, во время очередной предвыборной кампании, с ними были солидарны даже самые общительные люди. Многие предпочитали поскучать эти дни и недели в четырех стенах, ожидая, пока улицы хоть немного расчистятся от безумствующих политических активистов - сторонников разных кандидатов в президенты.
"Так жить нельзя", - фразу, которую двенадцать лет назад произнес избитый и разозленный профессор Юрий Глебов, теперь все чаще повторяли на разные лады и его знакомые, и выступающие по телевизору знаменитости. Их, как и Юрия Павловича, спрашивали, что они могут предложить, чтобы жить иначе, но дать на этот вопрос вразумительный ответ - да еще такой, чтобы он устроил всех - никому пока не удавалось.
Хотя люди, которые, как им казалось, знали, что на это ответить, в стране теперь уже были. Но они пока не выступали в телепередачах и вообще не давали интервью. У них хватало других забот.
Глебов покосился на окно, из-за которого донесся чей-то особенно пронзительный вопль, и снова повернулся к экрану своего компьютера. Только что он закончил отвечать на одно из многочисленных писем, пришедших утром на рабочую почту - и за это время в ящике появилось еще пять новых посланий. Причем четыре из них были почти одинаковыми.
"Здравствуйте, уважаемый Юрий Павлович, не могли бы мы обсудить возможность записать в первый класс вашего лицея одного очень одаренного ребенка...", "Уважаемый директор, прошу объяснить причины, по которым мою дочь не взяли в ваше учебное заведение...", "Юра, мы же с тобой вместе учились, я же тебе нравилась, неужели тебе трудно помочь моему мальчику, неужели ты хочешь лишить его нормального будущего?", "Юрий Павлович, доводим до вашего сведения, что тестирование при приеме в первые классы школы нарушает право ребенка на среднее образование..." Глебов, вздыхая, открывал одно письмо за другим и торопливо набивал ответы на них - тоже почти одинаковые. Впрочем, набивать приходилось не так уж много. Большую часть текста составляли заранее подготовленные абзацы, стандартные клише, который Глебов переносил мышкой из открытого сбоку "окна". Гладкие вежливые фразы о том, что открытый им с коллегами лицей при Петербургском университете предназначен не для тех, кто обладает какими-то творческими талантами или другими способностями, а только для детей с особым, нестандартным типом мышления, и поэтому он никак не может принять туда всех желающих. Извинения и советы обратиться в другое учебное заведение с творческим уклоном. Список профильных школ и лицеев для одаренных детей - тоже заготовленный в нескольких вариантах. Объяснения, что проверка типа мышления, которая полагается перед поступлением в их лицей, не является запрещенным для детских учреждений вступительным тестом и что ее можно сравнить с проверкой физических данных при приеме в балетные или цирковые школы...
"Надо было все-таки послушать Дмитрича и набирать несколько первых классов, - грустно подумал Глебов. - В одном учились бы нужные нам дети, в остальных - отпрыски амбициозных родителей, и все были бы счастливы, не было бы этих жалоб... Еще и денег бы удалось собрать с этих родителей!" Но жалеть о том, что уже нельзя изменить, по зрелому размышлению, социолог посчитал глупым. Да и не факт, что такой вариант не принес бы им другие проблемы. Наверняка принес бы! Причем, более крупные. Понадобилось бы больше учителей, а значит, и больше денег на их зарплаты. И далеко не факт, что щедрые взносы богатых родителей смогли бы это компенсировать.
Глебов открыл следующее письмо, но не успел прочитать и пары строчек, как его снова отвлекли крики и еще какой-то шум - на этот раз доносившиеся не с улицы, а со стороны лестничной площадки. Некоторое время мужчина пытался не обращать на это внимания, но шум становился все громче, и вскоре сосредоточиться на работе стало при всем желании невозможно. На лестнице хлопали двери, грохотало что-то еще, и вопили два голоса, мужской и женский - слов через мощную металлическую дверь было не разобрать, но догадаться о том, что они ругаются, было несложно. Юрий Павлович встал из-за стола и направился к двери комнаты, чтобы закрыть ее и сильнее приглушить этот шум, но, подойдя к ней, невольно остановился и прислушался. Женские крики стали еще громче, и Глебову показалось, что он различил в них слово "Убирайся!" - соседи явно из-за чего-то ссорились, а судя по тому, что обычно на его этаже никто не выяснял отношения, этот скандал наверняка тоже был связан с выборами.
Пожав плечами, социолог потянулся к дверной ручке, но тут на лестнице что-то особенно громко загрохотало, и послышался сначала приглушенный мужской вопль, а сразу после него очередные женские визги и причитания. Профессор несколько секунд помедлил, пытаясь уговорить себя, что вмешиваться в семейные разборки соседей - последнее дело и что если он это сделает, то получит отпор от обеих враждующих сторон, но потом все-таки махнул рукой и быстрым шагом вышел в прихожую. Очень уж подозрительными теперь стали звуки этого скандала: было больше похоже, что соседи не только орут друг на друга, но еще и дерутся.
- Хватит шуметь, работать невозможно! - крикнул Глебов, приоткрыв входную дверь на цепочку и выглянув в образовавшуюся щель. Увидеть ему ничего не удалось, зато слышно все стало просто идеально. Где-то справа, скорее всего, на нижних ступеньках лестничного пролета, шла напряженная борьба, сопровождаемая истеричными криками.
- Проголосуешь за Холодникова - можешь домой вообще не приходить! Убирайся!!! - вопила женщина.
- Так пусти меня - я сам туда в жизни больше не вернусь! - огрызался в ответ мужчина. - Слезь с меня нафиг!!!
- Эй, что у вас там творится? - снова подал голос Юрий Павлович. - Сейчас полицию вызову!
Эта угроза была совершенно пустой - все стражи порядка были сейчас задействованы на улицах, чтобы предотвращать драки между агитаторами за разных кандидатов, и приехать усмирять шумных соседей было просто-напросто некому. Сами соседи, скорее всего, тоже это понимали, но в первый момент все же притихли, а потом принялись огрызаться на два голоса:
- Не лезьте в чужие дела! Сами разберемся!
Эти новые вопли тоже сопровождались шумной возней и какими-то болезненными стонами, так что Юрий не выдержал и, наплевав на правила безопасности, откинул цепочку и высунулся из-за распахнутой двери. Зрелище, открывшееся его глазам, было и жалким, и комическим одновременно. Двое молодых жильцов из квартиры напротив, с которыми он был шапочно знаком и которые всегда казались ему прекрасной любящей парой, барахтались на полу перед лифтом, и со стороны не сразу можно было понять, помогают они друг другу встать или, наоборот, мешают. В тот момент, когда Глебов вышел из квартиры, они на время прекратили свои разборки и уставились на него снизу вверх недовольным взглядами.
- Помощь кому-нибудь нужна? - поинтересовался он без особого желания услышать положительный ответ.
- Вали к себе, мы сами разберемся! - истерично взвизгнула соседка. Ей явно не нужны были помощники в "бесспорно правом" деле.
А вот ее мужа появление потенциального союзника заинтересовало.
- Ты за кого голосовать будешь? Холодников или Зернов? - спросил он, безуспешно пытаясь сбросить с себя полную супругу.
- Ни за кого, - отмахнулся от него Юрий Павлович, собираясь вернуться к себе - ничего страшного на площадке, к счастью, не происходило, а вмешиваться в супружеские разборки означало не только непременно получить от каждой из враждующих сторон, но еще и навсегда испортить с ними отношения.
Впрочем, в следующий миг ему стало ясно, что он и так безнадежно их испортил.
- Ну и вали тогда отсюда!!! - рявкнул сосед, после чего, изогнувшись под каким-то невообразимым углом, все-таки спихнул с себя свою подругу жизни. - Из-за таких, как ты, из-за тех, кому все пофигу, в стране все прахом пошло! Вот выберут из-за тебя придурка Зернова - тогда пожалеешь, что дома отсиживался, пока все неравнодушные люди...
- Да заткнись ты! - жена соседа, съехав с него на пол, привалилась к стене возле лифта и теперь неуклюже пыталась встать на ноги. - Зернова не выберут из-за таких, как ты, трусов, которые так его боятся, что готовы три года лизать Холодникову зад! А еще из-за... - она вдруг охнула, не закончив фразу, и плюхнулась обратно на пол с удивленным и даже каким-то ошарашенным видом.
- Это вы перед Зерновым скачете на задних лапках, как собачки! Отлично он вас выдрессировал! - продолжал разоряться ее муж, не замечая, что лицо женщины исказилось от боли.
Зато от Глебова это не укрылось, и он, уже предчувствуя, что не скоро сегодня сможет вернуться к работе, стал торопливо спускаться к лифтовой площадке.
- Что с вами? Ударились? - спросил он соседку, и та скривилась еще сильнее, теперь уже от злости:
- Не подходи, мне от таких, как ты, ничего не нужно!
- Не могла она удариться, она на меня упала - могла вообще меня раздавить! - с мстительной усмешкой прокомментировал ситуацию сосед.
- Заткнись! - супруге, в отличие от него, явно было не до смеха. - Я, кажется, ногу сломала.
- Дайте взглянуть? - Профессор, наконец, спустился на лифтовую площадку и наклонился к женщине, но та снова гневно сверкнула на него глазами:
- Только сунься ко мне - заору на весь подъезд!!!
Юрий не стал акцентировать внимание на том, что она уже давно кричит на всю парадную и что это в любом случае бесполезно - кроме него, никто из соседей не собирался лезть в чужие скандалы. Он протянул женщине руку, надеясь, что она только ушиблась, когда падала с лестницы, и что ей просто надо помочь встать, но она со злостью плюнула в его сторону и попыталась встать на четвереньки, опираясь обеими руками о пол. Однако и эта попытка окончилась неудачей: соседка взвыла от боли и снова опустилась на пол, после чего разразилась изысканной руганью. Ее муж, умудрившийся встать на ноги, цепляясь за перила, отреагировал на это злорадной ухмылкой. А вот Глебов, увидев, как правая нога соседки выгнулась под неестественным углом, окончательно убедился, что ей нужна врачебная помощь, и, развернувшись, еще более поспешно заковылял вверх по ступенькам.
- Сейчас вам "скорую" вызову, телефон только возьму, - бросил он, не оборачиваясь, и его голос гулко разнесся по лестничной клетке. Женщина снова принялась разоряться, убеждая его и, заодно, всех остальных жильцов, затаившихся в своих квартирах, что ей ничего не нужно и что она не примет никакой помощи у своих врагов, но Юрий Павлович решил не отвлекаться на ее монолог. Чем скорее он доберется до телефона и вызовет врача, тем для нее же лучше. К счастью, ближайший пункт "скорой помощи" находился в паре кварталов от дома Глебова, так что в этот дом медики всегда приезжали быстро, и был шанс, что даже сегодня там найдется хотя бы одна свободная бригада. А препираться с соседкой, чтобы она позволила ему самому помочь ей, можно было слишком долго.
Путь по ступенькам наверх дался социологу нелегко. Пройдя в комнату и позвонив в "скорую", он некоторое время сидел в кресле, пытаясь отдышаться и подумывая о том, что больше ничего не должен скандальным соседям и что может не возвращаться к ним на площадку. Тем более, что это все равно будет бесполезным делом - сторонница Николая Зернова не даст ему даже приблизиться к себе, не говоря уже о том, чтобы наложить ей на ногу шину. Не силой же ей помощь оказывать! Да и не справится он с ней, даже несмотря на ее травму. Но сидеть дома и заниматься своими делами, зная, что за дверью лежит человек со сломанной ногой, Юрий в любом случае не мог, так что следующие четверть часа он провел на лестнице, препираясь с соседями и слушая, как они ругаются друг с другом. "Надо было сразу сказать, что я за Зернова, - вздыхал он про себя, - тогда с ней можно было бы найти общий язык. Правда, не факт, что тогда меня ее муженек не спустил бы с лестницы..."
Наконец, в квартире Глебова запищал домофон, и он впустил в подъезд медиков, после чего с чувством выполненного долга захлопнул входную дверь и снова рухнул в кресло. Со стороны стоящего на столе ноутбука донеслось тихое треньканье - в почту упало еще одно письмо, наверняка далеко не первое за то время, пока хозяин квартиры отсутствовал. Социолог с кряхтеньем поднялся на ноги, пересел за стол и заглянул в почтовый ящик, в котором и правда было полно новых сообщений.
- Из-за этих чертовых выборов первое сентября в нашем лицее наступит зимой! - проворчал старик и открыл самое последнее из писем, присланное с домашней почты одного из живущих в Москве сокурсников.
"Юрий, привет! - писал его старый приятель. - Скажи, пожалуйста, могу я порекомендовать твою школу одному своему сотруднику, Александру Глинскому? Его дочь Катя осенью идет в первый класс, и судя по тому, что ты писал о своем проекте, тебе нужны именно такие дети. Ее родители могли бы приехать с ней в Петербург, чтобы она попробовала пройти ваши тесты. Подробнее они тебе о ней сами расскажут".
Сколько подобных писем Глебов уже прочитал, на сколько из них он ответил отказом? Профессор давно сбился со счета. В первый момент он хотел отказать и этому своему знакомому, которого, видимо, атаковали очередные родители "гениального ребенка".
Вот только родители этой неизвестной ему Кати ничего от него не требовали: они готовы были просто попробовать устроить свою дочь в его лицей и не утверждали, что она непременно пройдет тестирование. И рекомендовал эту девочку человек, которого он хорошо знал и мнению которого всегда доверял... Так что попробовать стоило.
Глава 3. Лицей и кошка
"Как это прекрасно - человек,
который желает странного!"
(А. и Б. Стругацкие)
- Не могли бы вы теперь немного рассказать об учебе в лицее Глебова?
- Конечно. Боюсь только вас разочаровать - в общем и целом это была самая обычная учеба, с уроками и переменами, как в любой школе. У нас просто была ускоренная программа по многим предметам, и в первый класс мы пришли, умея читать, писать и набивать текст на компьютере. С пятого класса было особенно много истории и обществознания, с восьмого добавились философия и психология. Про точные и естественные науки учителя, конечно, тоже не забывали. Химия, физика, математика. География и геология - общие основы, плюс стажировка в экспедициях. Русский, литература - в объеме литфака. Практическая политология. Четыре иностранных языка...
- Серьезная нагрузка! Но скажите, ваше величество, неужели вся разница с обычными школами была только в более широкой программе, более интенсивной учебе? Неужели у вашего лицея не было принципиальных отличий от других школ?
- Если речь идет об учебе, то принципиально мы действительно не отличались от других элитных гимназий и лицеев. Но помимо уроков, у нас были еще разные внеклассные занятия, игры, задания, которые надо было выполнять всем вместе и поодиночке. Во время этих занятий учителя, а также сам Юрий Глебов смотрели, кто из нас лучше всех справляется, кто лучше проявляет лидерские качества. Должна, кстати, сказать, что не всегда была в таких делах самой лучшей...
- В это трудно поверить, ваше величество.
- Да нет, не стоит мне льстить. В классе действительно было несколько человек, у которых многое получалось лучше. Но учителя наблюдали за нами и делали выводы о каждом из нас не только по успешно выполненным заданиям, а по нашему поведению в целом. А еще иногда нам устраивали неожиданные испытания на сообразительность и решительность - чтобы посмотреть, умеем ли мы быстро думать и принимать верные решения в сложных ситуациях, в условиях стресса, в ситуации, когда правила меняются от задачи к задаче, когда надо вырабатывать эти правила самостоятельно.
- Не могли бы вы рассказать, в чем заключались эти испытания?
- Вы знаете, это было очень давно, поэтому я уже не помню подробностей. Да и нельзя сказать, что это были такие важные события, чтобы описывать их в моей биографии.
* * *
В тот день Екатерина Глинская шла домой из лицея одна. Почти половину их шестого класса - и в том числе всех трех ее ближайших друзей - оставили после уроков переписывать сочинения, за которые они получили низкие оценки. Это было довольно странно, потому что то сочинение их компания творила коллективно: Ильдар почти все списал у Рины, а сама Рина - у Миши, да и Алевтина, сидевшая впереди нее, несколько раз оборачивалась и заглядывала к Рине в тетрадь. Так что, по-хорошему говоря, поставить двойки учительница литературы должна была им всем, и Глинская так и не поняла, почему для нее было сделано исключение.
Тем не менее, ей и еще нескольким ее одноклассникам было сказано, что они могут идти и не ждать остальных, потому что те будут писать сочинение заново все сорок пять минут. Екатерина была не против прогуляться в это время по окрестностям вокруг школы - не так уж часто у нее появлялась такая возможность. Но друзья сами сказали, чтобы она не ждала их и шла домой, пообещав потом позвонить или написать ей - не иначе, надеялись, что она за это время решит домашку по математике, чтобы потом списать у нее все задачи.
Впрочем, Рина в любом случае могла немного погулять - раз представился такой случай, надо им воспользоваться. Завтра у них вечером спортивные занятия, послезавтра - экскурсия, потом наверняка будут еще какие-нибудь дополнительные уроки, а сегодня вся вторая половина дня была неожиданно свободной. Нет, упускать такой шанс точно нельзя!
Девочка обошла вокруг школы, пересекла расположенную за ней спортивную площадку, где в это время тренировались старшеклассники, и зашагала дальше по улице, ведущей к большому торговому комплексу. Она не собиралась ничего покупать - до конца месяца у нее оставалось совсем немного карманных денег - но в этом здании было тепло, и там можно было просто побродить по этажам, заглядывая в разные магазины. В первую очередь, понятное дело, в книжный - в нем Глинская могла бы пропадать часами, если бы у нее нашлось столько свободного времени. В начале каждого месяца, получив от родителей карманные деньги, она почти всегда покупала что-нибудь из книг, то классику, то какую-нибудь модную и раскрученную вещицу, и прочитывала ее за несколько дней, а потом при каждом удобном случае бегала в книжный магазин и читала что-нибудь еще прямо там, скрываясь от продавцов среди стеллажей. Пару раз сотрудники магазина догадывались, что она делает, и выпроваживали ее на улицу, а однажды молодая продавщица, которая сама стояла между стеллажами, уткнувшись в книгу, понимающе кивнула девочке и сделала вид, что ничего не заметила.
Решено - Рина пойдет в книжный, выберет там что-нибудь интересное и будет читать, пока ее не прогонят. Может быть, опять повезет, и ей разрешат побыть в магазине подольше. А если даже кто-нибудь из продавцов попытается запретить ей читать, можно будет попробовать уговорить их. Ей ведь уже не раз говорили учителя, и даже сам директор, что она хорошо умеет убеждать других в своей правоте. Правда, сама Екатерина не была уверена, что это получится у нее не на уроках ораторского мастерства, а в обычной жизни - но, пожалуй, стоит попробовать.
Загоревшись этой идеей, девочка ускорила шаг. Теперь она даже не знала, чего ей хотелось больше: чтобы работники книжного не стали мешать ей читать или чтобы они, наоборот, решили отобрать у нее книгу и она смогла проявить свои таланты. Думая об этом и проговаривая про себя те фразы, которые она собиралась сказать продавщице, Рина почти не обращала внимания на то, что происходило вокруг, почти не видела идущих ей навстречу прохожих и не слышала шума проносящихся мимо машин.
И этого парня она поначалу не заметила. Точнее, увидела краем глаза какую-то невысокую фигуру, приближавшуюся справа, но придала ей не больше значения, чем всем остальным шедшим по улице людям. Парень завернул на тротуар, по которому шла Глинская, из проезда между домами и зашагал чуть впереди с той же скоростью, что и она. На первый взгляд он ничем не отличался от любого другого человека - и все же что-то заставило Рину отвлечься от своих мыслей и посмотреть на него повнимательнее.
Молодой человек шел, сгорбившись, и как-то подозрительно оглядывался по сторонам. А еще он вроде бы нес что-то довольно тяжелое - со спины не было видно, что, но обе его руки были как-то неестественно вытянуты вперед...
Глинская чуть прибавила шагу. Странный парень, казалось, тоже не обращал ни на что вокруг внимания, но девочка вдруг поняла, что откуда-то точно знает: ей надо посмотреть, что он несет, это должно быть очень важно. Хотя в то же самое время где-то в глубине души у нее появилось и прямо противоположное желание - пойти медленнее, отстать от этого парня посильнее, а потом и вовсе свернуть куда-нибудь, чтобы не попасться ему на глаза. Но первое чувство, говорящее и даже почти кричащее о том, что к незнакомцу надо присмотреться получше, было сильнее.
Со стороны девочка, казалось, продолжала вести себя точно так же, как и до появления подозрительного молодого прохожего. Она по-прежнему смотрела куда-то вперед задумчивым, отсутствующим взглядом и словно бы совсем глубоко погрузилась в собственные мысли. Между тем, расстояние между ней и парнем постепенно сокращалось, и вскоре Глинская уже поравнялась с ним. Еще пару метров она прошла, не глядя на него, потом посмотрела на часы и, словно вспомнив о чем-то, завертела головой, делая вид, что высматривает кого-то знакомого. На какую-то долю секунды ее взгляд скользнул по идущему справа незнакомцу, и она, наконец, увидела, что он нес в руках. Точнее, кого он нес - небольшую рыже-белую кошку.
Одной рукой он держал ее за шкирку, другой - за задние лапы. Так обычно держат кошек, чтобы не дать им царапаться - пару раз Рина видела такое, когда одна ее знакомая несла мыть своего кота. И вроде бы та же знакомая говорила, что таким же манером ее котика приходилось держать на осмотре у ветеринара... И наверное, именно так стоило нести бродячую кошку, если парень только что поймал ее, чтобы взять к себе домой, а она, не понимая своего счастья, пыталась вырваться. То есть, ничего необычного в этой ситуации, возможно, не было - вот только Глинской она все равно показалась более, чем странной.
Кошка не вырывалась и не мяукала, так что вполне можно было подумать, что она знает этого человека и не боится его. А еще она не выглядела бездомной - белые участки ее шкурки были чистыми, не испачканными я уличной пыли, как это всегда бывает у светлых дворовых котов. Может быть, это домашняя зверушка, которая убежала на улицу, а хозяин поймал ее и теперь несет домой? Такое объяснение было, пожалуй, самым логичным. Но Екатерине оно по какой-то непонятной причине не нравилось. Причем с каждым шагом не нравилось все сильнее. Может, потому что человек, который нес кошку, выглядел довольно подозрительно? Хмурый, растрепанный, небритый, с заметно скошенным вправо носом - прямо классическое изображение хулигана... С другой стороны - стоило ли судить человека, которого видишь в первые в жизни, по внешности?
Они дошли до перекрестка, и парень с кошкой повернул направо. Рине надо было идти прямо, и на какой-то миг она обрадовалась, что теперь их пути разойдутся и можно будет не думать больше об этом грубо держащем кошку человеке, а думать только о своих собственных делах. Но в то же самое время в голове у нее вертелась мысль о том, что надо пойти следом за этим незнакомцем и что отмахнуться от увиденного она все равно уже не сможет. А еще где-то совсем далеко в глубине души у нее теплилась непонятно откуда взявшаяся уверенность, что ничего совсем уж плохого этот человек ей не сделает.
И поэтому она чуть помедлила на перекрестке, словно пытаясь вспомнить, в какую сторону ей идти, а потом тоже повернула направо, зашагала следом за парнем с кошкой, снова вырвавшимся вперед, и стала постепенно догонять его. Он же, как и прежде, шел не слишком быстрым шагом, сжимая кошку в руках и глядя куда-то вперед ничего не выражающим взглядом.
Глинская еще немного ускорилась, поравнялась с ним, даже слегка обогнала его... И ей стало ясно, что настал тот момент, когда надо либо все-таки пройти дальше, притворившись, что она не заметила ничего особенного, и постараться выкинуть из головы все подозрения, либо начать действовать.
- Классный кошак! - сказала она, повернувшись к парню и сделав вид, что только теперь заметила, кого он несет. - Ваш?
Прохожий бросил на нее угрюмый взгляд:
- А тебе-то какое дело?
- Ну, так... - на мгновение замялась девочка, все еще не уверенная, что только что возникшая у нее идея сработает. - Если он не ваш... и вам не нужен... Может, отдадите его мне?
Теперь парень уставился на нее во все глаза:
- Чего? С фига ли я должен тебе его отдать?!
Рина приблизилась к нему и, запрокинув голову, заглянула ему в глаза, постаравшись при этом придать своему лицу заговорщицкое выражение:
- Слушайте... Мне он правда очень нужен. Я... я их мучаю, понимаете? Бью, без еды оставляю. У нас гараж во дворе есть, пустой, все думают, что он заперт, а я ключ случайно нашла и теперь запираю там или кошек, или собак маленьких... Это классно так, понимаете?
- Чего?.. - повторил прохожий с совершенно рассеянным видом и остановился, по-прежнему не сводя с девочки ничего не понимающего взгляда. Кошка у него в руках зашевелилась и взмахнула передними лапами, выпустив когти и безуспешно пытаясь достать его.
Глинская, отметив это ее движение, изобразила на лице бурную радость:
- Ой, ну слушайте, какой он сильный-то! Долго будет сопротивляться! Отдайте мне его, а? Пожалуйста!
- Ты... нормальная вообще? - пробормотал парень и быстро зыркнул глазами по сторонам, словно прикидывая, куда бы ему сбежать от этой странной и уже не на шутку пугающей его девочки.
Которая, проигнорировав этот вопрос, принялась еще более горячо уговаривать его расстаться с котом:
- Вы себе другого найдете, тихого и спокойного, зачем вам этот? Он у вас всю квартиру разнесет, обои обдерет, гадить по углам будет. А я его в гараже запру, он там сначала поголодает неделю, слабым станет, а потом...
Узнавать о том, что малолетняя маньячка собирается делать с кошкой дальше, парню, как видно, совершенно не хотелось. Он еще раз, уже не украдкой, огляделся по сторонам и отступил назад, почти готовый сбежать.
И он вполне мог сбежать вместе с кошкой - Рина снова почувствовала, что откуда-то знает это, так что ей пришлось стать еще более настойчивой.
- Ну дайте его мне, дайте! - содрогаясь от ужаса, она подошла еще ближе к незнакомцу и все так же гипнотизируя его взглядом, протянула руки к кошке и обхватила ее пушистое тело под передними лапами.
А потом мягко потянула кошку на себя, и парень разжал руки.
- С-спасибо... - пробормотала Глинская - и рванула с места, прижимая к себе кошку и почти не видя, ни куда бежит, ни гонится ли за ней тот прохожий.
Как оказалось через пару кварталов, побежала девочка назад, к школе, и ей тут же пришло в голову, что самым правильным будет вернуться именно туда. К директору, к Юрию Павловичу. Она не слышала позади ни топота, ни криков, но парень мог побежать за ней не сразу и гнаться сейчас за ней на большом расстоянии, а о том, чтобы обернуться и проверить это, не могло быть и речи. Рине вообще казалось, что она никогда не сможет ни остановиться, ни оглянуться назад, что она так и будет бежать, прижимая к себе вырывающуюся кошку и понятия не имея, что делать дальше. Но когда она увидела знакомые дома, за которыми находился ее лицей, ей стало ясно, что если где-то она сможет остановиться и успокоиться, то только там.
Охранник на входе попытался было задержать ее и даже начал говорить, что в школу нельзя с животными, но девочка завопила на весь вестибюль, что ей срочно надо к директору, и он испуганно шарахнулся в сторону.
- Это его кот, Юрия Павловича, он меня сам попросил принести! - крикнула Глинская, пробегая мимо охранника на лестницу.
В школьных коридорах было тихо - все еще шел шестой урок, с которого Рину и нескольких ее одноклассников, хорошо написавших сочинения, совсем недавно отпустили домой. Девочка не без удивления сообразила, что с тех пор, как она ушла из школы, прошло совсем немного времени, но тут же забыла об этом. Это все не имело для нее никакого значения, ей нужно было только одно - как можно скорее попасть в кабинет директора.
Ее все еще не покидало ощущение, что парень, у которого она отняла кошку, мчится следом за ней, что охранник не сможет помешать ему ворваться в лицей и что только Юрий Глебов способен защитить ее от этого человека.
Глава 4. Еще одна загадка
"Чтобы добраться до источника,
надо плыть против течения"
(Станислав Ежи Лец)
- А как в лицее обстояли дела с физической подготовкой? Я слышал, что после его окончания некоторые одноклассники позже стали вашими телохранителями...
- Да, так и было. Спортивных занятий у нас поначалу было не слишком много - просто потому, что на них в прямом смысле слова не хватало времени. Но позже, ближе к старшим классам, когда для каждого составили индивидуальную программу обучения, некоторым добавили дополнительные уроки физкультуры, записали в спортивные секции - в одну или несколько. Времени на это едва хватало, приходилось экономить на сне и отдыхе, но, к счастью, и мы были молодыми и полными сил... И строго говоря, у этих дополнительных занятий был один большой плюс - на них не нужно было слушать учителя или думать над контрольными, на них можно было поговорить друг с другом. В остальное время мы редко успевали о чем-то поболтать, что-то пообсуждать, а нам очень этого хотелось, у нас постоянно возникали новые интересные темы для разговора.
- Тогда вы и ваши одноклассники еще не знали, к чему вас готовят?
- Нет, хотя кое-кто из нас высказывал предположения, что из нас хотят вырастить для себя смену политики. Эти ребята были не так уж далеки от истины, и, вы будете смеяться, но я тогда считала, что они неправы. Отвечала им, что у политиков есть свои дети и внуки, и к власти они будут готовить их, а не чужих детей, пусть даже и очень умных. И даже говорила, что это и не плохо, потому что власть - это ответственность, а к такой большой ответственности человека нужно готовить с детства. То есть, я почти слово в слово повторяла то, что писал в своих работах академик Глебов, хотя на тот момент еще ни одной из них, конечно, не читала. А учителя и сам академик слышали наши споры и, надо думать, были мной и довольны, и недовольны.
- Когда же вы начали догадываться о том, для чего вас взяли в лицей?
- О том, что нас точно готовят к чему-то важному, я догадалась девятом классе. Правда, не сама, а после разговора с друзьями. Кое-что мне тогда стало ясно, а об остальном я решила напрямую спросить нашего директора.
* * *
Алевтина Офросимова прибежала в раздевалку спортзала в последнюю минуту перед началом назначенных на субботу дополнительных спортивных занятий, запыхавшаяся и какая-то взбудораженная. Быстро кивнув Рине, уже одетой в спортивный костюм, она принялась торопливо переодеваться - сброшенные туфли полетели в одну сторону, портфель - в другую, куртка - в третью.
- Подожди меня, я мигом! - скороговоркой пробормотала она и тут же запуталась в своей обтягивающей водолазке, попытавшись снять ее через голову.
- Давай, жду, - Глинская подняла брошенный на пол портфель и поставила его на топчан. - У тебя что-то случилось?
Ее подруга могла опоздать и время от времени опаздывала по тысяче самых разных причин, но сейчас Екатерина интуитивно чувствовала, что Алька не проспала, и не засиделась в интернете перед выходом из дома, и не зацепилась языком с кем-нибудь из девчонок по пути в спортзал. Слишком уж взвинченный у нее был вид. А еще, внезапно обнаружила Рина, когда Аля, наконец, сбросила водолазку, у нее на обеих руках были разбиты костяшки пальцев. Не очень сильно, но все же достаточно заметно.
- Да так, встретила одного придурка, - отозвалась Офросимова, продолжая одеваться.
- Надеюсь, он хоть жив остался? - хмыкнула Глинская. - А то придется тебе передачки в тюрьму носить, потом побег оттуда устраивать...
- Остался... Что ему сделается? - буркнула Аля. Рина уже не раз слышала от подруги подобные ответы, когда той случалось с кем-нибудь подраться, но сейчас в ее голосе не было обычного в таких случаях торжества. Ее ответ прозвучал, скорее, неуверенно - что вообще бывало с этой девушкой крайне редко.
- Давай рассказывай, - потребовала Глинская, подходя поближе к Алевтине и оглядываясь на дверь раздевалки. С сентября этого года в их классе осталось всего четыре девочки, а на дополнительные физкультурные занятия ходили только они с Алей, но в раздевалку все равно мог забежать кто-нибудь из младших классов. К счастью, пока за дверью все было тихо.
- Да нечего рассказывать, - отмахнулась Аля от Рины. - Я пришла в школу, вижу, до начала еще минут десять, решила, что успею быстренько покурить, спряталась под крыльцом... И только сигарету достала - как туда залез этот урод с собакой! Со щенком, вернее, только большим уже... Стал меня прогонять, а щенок у него был весь замотан веревкой, все лапы связаны... Ну, я и двинула ему в морду! Парню, не щенку, естественно! Понятия не имею, что он с ним делать собирался, но я не стала этого дожидаться! Врезала ему, схватила щенка и стала вылезать из-под крыльца - а он в меня вцепился и назад потянул. Ну, я ему еще раз врезала и ногой пнула, после этого он отвял!
Теперь глаза Алевтины загорелись знакомым Рине азартным огнем, который всегда вспыхивал в них, когда она рассказывала о своих драках. Можно было не сомневаться, что из этой схватки она вышла победителем - вот только Глинская не забыла, что поначалу у ее одноклассницы было довольно мрачное настроение.
- И что дальше? - настороженно спросила Екатерина.
- Да ничего! Хотела убежать вместе со щенком, но из-за школы выбежала какая-то тетка, закричала, что это ее щенок и что тот парень его украл, и забрала его. И сразу с ним убежала, я даже спросить ничего у нее не успела.
- И ты думаешь, что это была не хозяйка щенка, а сообщница того урода из-под крыльца? - догадалась Глинская.
- Ну... так ведь могло быть? - с сомнением отозвалась Аля. - Хотя сам тот псих не за ней побежал, а в другую сторону. Но я не видела, что дальше было - надо было в школу успеть. Хотела нашего охранника позвать, а его нигде не видно...
- А скажи, ты рассмотрела, как этот псих выглядел? - спросила Екатерина, внезапно задумавшись.
Офросимова, наклонившаяся, чтобы завязать шнурки на кроссовках, снова подняла голову и нахмурилась.
- Да не особо... - пробормотала она все так же неуверенно. - Обычно так выглядел, как все гопники... Со щетиной, нос набок свернутый... Нет, больше ничего не помню, под крыльцом темновато было.
- Хм-м... - протянула Рина с еще более задумчивым видом. - Знаешь, вряд ли та тетка была его сообщницей. Зачем ей тогда от вас обоих убегать? Вдвоем они бы с тобой справились. Скорее всего, это и правда была хозяйка щенка.
- Думаешь? Хорошо бы! - Аля снова занялась шнурками, а Глинская нетерпеливо посмотрела на часы:
- Давай быстрее, нас там заждались уже!
- Да сейчас, сейчас...
Алевтина вскочила, и обе девочки бегом бросились в спортзал. Мишка Тришин и Ильдар Махмудов действительно были уже там, но без своих одноклассниц явно не скучали: забравшись на шведскую стенку, парни устроились на ее верхней перекладине и о чем-то болтали. Физкультурника же и вовсе еще нигде не было, и Аля с досадой скривилась: