Сменившись со своего, некогда обременительного, но за последнее время сделавшегося очень желанным поста, Некуар не захотел ни к жрицам храма идти, ни в помещение для наёмников. Ни разговаривать с товарищами, ни принимать пряные ласки пылких служительниц Данны он сейчас не желал.
Богиню открыв в девчонке, Некуар, опьянённый этим открытием, как-то незаметно для себя очутился за городской стеной. Вроде бы и времени для воина всего ничего прошло, и усилий он затратил немного - но вот уже и Священная Роща богини. Алтарь для жертвоприношений. Просто - грубо отесанная, почерневшая от крови, вина и масла огромная каменная плита. Очень древняя. Ещё до того, как народ бад-вар стал на ней приносить жертвы богине, исконные жители Побережья отдавали здесь Ра-да-баду своё мужество. Но как-то одному из старших жрецов Аникабы, когда он отдыхал в прохладной тени, явилась эта богиня и будто бы открыла, что и алтарь и роща должны принадлежать ей. А поскольку немногие из народа бад-вар почитали тогда Ра-да-бада - тоже пришельца - то этот слабосильный бог вынужден был согласиться.
Приблизившись к алтарю, Некуар снял с плеча вместительный, но удобный для переноски - сплюснутый с боков, за горлышко и у дна охваченный ремешком - глиняный кувшин, откупорил его, и в проточенный в камне узенький желобок плеснул немного вина. Остальное - как и положено - выпил. Совершив это малое жертвоприношение, воин обратился к богине, разделившей с ним скромную трапезу:
"О, Великая Аникаба! Воин и раб припадает к стопам твоим. О, Великая из Великих, о, дарующая жизнь, о, посылающая детей: и барсу на вершинах гор, и льву в пустыне, и овце в стаде, и наёмнику, и рабу, и псу, и охотнику, и вождю, и воину! О, Великая Аникаба! О, разделявшая ложе с рабом твоим Некуаром. О, принявшая Лилиэдин образ, и в этом тебя недостойном образе сына зачавшая от твоего раба. Клянусь Священной бородой Че-ду, клянусь Производящей Силой Мар-даба, клянусь Ле-иновой Главной Тайной - не по воле своей раб нерадивый твой не откликнулся до сих пор на зов. О, Великая Аникаба, ты знаешь это. За каждый день промедления он, покаяньем исполненный, приносил тебе малую жертву. Ты знаешь это. И всех, в сражениях им убитых, он отправлял к тебе. Ты знаешь это. О, Великая Аникаба, ждать не могла ты больше - и раб твой виновен в этом. О, Великая Аникаба, ты, не выдержав, пошла по дороге своей сестры, и раб твой виновен в этом. О, Великая Аникаба, прости недостойному твоему рабу дерзость и ослушание, и, как бы безмерна вина ни была его, милость яви свою и гибели народу бад-вар не дай. О, Великая Аникаба! Ты одна можешь упросить Грозного Че-ду за преступление Лилиэды и Некуара не казнить весь народ. Есть ещё девы среди дочерей Повелителя Молний. Так пускай же Великий и Грозный бог ложе разделит с одной из них. И пусть не преступная Лилиэда, пусть от него понесёт достойная. А если Великий и Грозный Че-ду разгневан на всех дочерей Повелителя Молний, пусть поразит их болезнями, смертью - пусть истребит беспощадно всех. И живущих уже, и ещё не рождённых. О, Великая Аникаба! Принять Семя Грозного бога - девы достойные из народа бад-вар найдутся. Ты знаешь это. О, Великая Аникаба! Если Грозный Че-ду разгневан на всех дочерей народа бад-вар, милость его упроси явить: болезнями всех и смертью, упроси его, их не поражать. Пусть ни одна лишь не примет благотворное Семя бога - пусть ни одна не родит Великого Героя и Мудреца Ту-маг-а-дана. Это суровое наказание для народа бад-вар. Ты знаешь это. И неужели для Грозного Че-ду даже такая кара недостаточной показаться может, и за преступление Лилиэды и Некуара захочет он истребить весь народ?! О, Великая Аникаба! Смертный не может судить тебя. Но если праведный гнев Че-ду от народа бад-вар отвратить не захочешь ты, то, сроки когда исполнятся и воин перед тобой предстанет, он скажет:
Зачем, подобно ветреной Легиде, ты образ Лилиэды приняла? Зачем смутила ум и сердце Некуара? Зачем вмешалась в замыслы Че-ду? Пусть слабы женщины. Пусть, если их одолевает жажда, на всё готова каждая из них, чтобы избранник поскорей взошёл на ложе. Их дни не долги. Вянет красота. Седеют волосы. Глаза слезиться начинают. Но ты - бессмертная богиня! Что значат для тебя каких-то тридцать лун?! И ты, подобно ветреной Легиде, вмешалась в замыслы Великого Че-ду?! Богиня! Уподобившись девчонке забыла ты, что легкомыслие богини приносит горькие плоды, что прихоть мимолётная твоя губительной для целого народа оказалась!
Так скажет Некуар, представ перед тобой. О, Великая Аникаба! Есть ещё время. Не поздно пока ещё - ты можешь отвратить от народа бад-вар гибель, ему грозящую. Ты можешь это. Упроси же Великого и Грозного бога свой праведный гнев смягчить. Пусть Лилиэду он истребит преступную, пусть всех истребит дочерей вождя, но пусть в своём праведном гневе не погубит великий народ бад-вар. О, Великая Аникаба, ты женщина и ты знаешь, как смягчить божественный гнев Грозного Че-ду. Так сделай же для этого всё! И безмерная благодарность народа бад-вар будет твоей наградой.
О, Великая Аникаба, твой раб Некуар не находит слов, чтобы за милость, явленную ему, признательность достойно выразить. Ты знаешь это. О, Великая Аникаба, твой раб Некуар с нетерпением ждёт возможности не с дочерью Повелителя Молний - чей облик ты приняла четыре луны назад - разделить наконец-то ложе. Пусть нравилось Некуару делить с Лилиэдой ложе, но ты, Аникаба, знаешь - потому только, что в образе этой девочки воину ты явилась. Ты знаешь это. О, Великая Аникаба, Некуару несравненно приятнее будет ложе с тобой разделить в твоём истинном - светоносном! - облике. Ты знаешь это. О, Великая Аникаба, при первой возможности, ни мгновенья не медля, поторопится Некуар к тебе. Ты знаешь это. О, Великая Аникаба, не напрасно ты позвала своего раба - ибо в объятиях могучего воина тебя ждёт блаженство. Ты знаешь это.
О, Великая Аникаба, о, дарующая жизнь, о, любовью своей сжигающая, возлюбленный твой и раб припадает к стопам твоим. Да не коснётся грязь белоснежных твоих одежд, да не коснётся имени твоего святого чёрная клевета, да ослепнет глаз, отсохнет рука, распухнет язык у всякого, посмевшего не почтить тебя. О, Великая Аникаба, не отвергни слов благодарности и любви недостойного Некуара - верного твоего раба. А если, по неразумению лишь одному его, слова эти слух оскорбили твой, то не суди его строго, ибо мысли его чисты. Ты знаешь это".
Некуар говорил с Аникабой, но видел он не богиню, нет - Лилиэду. Видел её ещё очень юное, очень неловкое, но такое отзывчивое на ласку тело. И мысли воина причудливо перемешались, образ Великой богини будто раздвоился: там, за чертой, которую он скоро переступит, его ждёт Аникаба - во всей своей славе, в величии, торжестве и блеске. Здесь, во дворце Повелителя Молний - преступная испуганная полудевочка: одна, в окружении ненавидящих её сестёр и братьев - беспомощная и беззащитная. Некуару, однако, мнится, что Аникаба в своём настоящем образе - в величие, славе, блеске! - должна походить на согрешившую девочку. Немыслимо, невозможно - да! - и тем не менее с этой невероятностью воину необходимо стерпеться: хлебнувшему хмельной отравы, с привидевшимися химерами ссориться, право, не стоит.
Утром, совсем недавно, воин, потрясённый нечеловеческим Лилиэдиным взглядом, видите ли, открыл, что девчонка стала богиней. Вообще-то - случается. И не сказать - чтобы исключительно редко. Некуар знает: смертным - и даже кое-кому из его знакомых - под видом земной возлюбленной та или иная богиня на ложе вполне по-людски являлась, ловко притворившись человеческой дочерью. И допустить, что на какое-то время Аникаба сделалась Лилиэдой - совсем нетрудно. Однако представить обратное - никак нельзя. Чтобы девочка стала богиней - чушь! Ведь когда воплощается богиня - она девчонкой не делается; в противном же случае, допустив, что девчонка стала богиней, вы должны согласиться с изначальным мировым беззаконием - ведь если для богини возможно многое, то для человеческой дочери такая вольность равна отрицанию всех основ.
И если у вас от этой путаницы голова немножечко сдвинулась набекрень - прекрасно! Значит, без особых усилий вы сможете представить, в каком состоянии была голова у Некуара: как всё путалось и мешалось - в прямо, обычно, мыслящей - его голове. Как близкое становилось далёким, а далёкое - близким. И, что особенно опасно, недоступное - доступным. Ибо в этот, наверно, каверзный момент зародилась-таки у воина незаурядно дерзкая и нечестивая мысль: спасти Лилиэду от очистительного костра. Иначе просто невозможно представить, как этот верный заветам предков, болезненно честный воин мог решиться на гнусный обман Великого бога. Единственное допустив, что девочка и богиня соединились отныне неразделимо, возможно хоть как-то понять возмутительные и в тоже время суетливо неверные последующие шаги Некуара.
Не преступную Лилиэду, не перепуганную девчонку попытается он спасти - нет, спасать он будет богиню. И пусть Аникаба бессмертна, но допустить, чтобы, подобно согрешившей женщине, она поднялась на очистительный костёр, теперь, после своего мнимого открытия, Некуар не мог. Воину виделось: беспощадный жар, обугливший и испепеливший нечистую плоть несчастной дочери Повелителя Молний, неизбежно обожжёт белоснежные одежды богини - и этого пятна Аникабе уже не отмыть. А знание того, что Старшая богиня подобно земной согрешившей женщине прошла через очистительный костёр, способно для Некуара предстоящую близость с ней отравить пронзительной горечью. Он и в объятиях Аникабы, когда они наконец-то встретятся, всё равно не сможет позабыть, как в образе девчонки-преступницы она, умирая, корчилась. И, стало быть, дочь Повелителя Молний спасая от очистительного костра, Некуар тем самым от позора спасёт богиню. Спасёт своё преклонение перед ней и, значит - спасёт любовь. И только ради этого прямой, неподкупно честный воин решился на беспросветно мерзкую ложь. Спасая имя Великой богини, спасая свою любовь, Некуар оступился и, сбившись с шага, попал на неверную дорогу - однако, раз или два споткнувшись, пересилил сомнения и пошёл уже без оглядки, ничем более не смущаясь.
Выбор воина несколько, правда, облегчало то, что, в отличие от Му-ната, ни воля богов, ни действие Тайных Могучих Сил не занимали его трезвый, здоровый ум. Если, поскользнувшись, Великая Аникаба вляпалась в грязную лужу, то с Грозным Че-ду объясняется пусть сама - сама, как умеет, ладит с Изначальными Могучими Силами. Он же поможет её только одним: спасёт Лилиэду здесь. Здесь, в мире людей, сделает всё, чтобы в образе дочери Повелителя Молний Великая богиня не поднялась на позорный костёр.
Но, в отличие от Му-ната, Некуар не знал и не хотел знать о многом насущно важном - опасность ему представлялась весьма далёкой. Пока он здесь, в мире людей, кровожадным Лилиэдиным братьям до девочки ни за что не добраться. А если и доберутся, сумеют, предположим, обмануть его и растерзают-таки ненавистную сестрицу, то такая смерть Лилиэды не могла смутить воина. Возможно - старательно от себя скрывая! - он даже надеялся на гибель дочери Повелителя Молний от рук её хищных братьев. Возможно - конечно, в постыдной тайне - это ему представлялось единственным выходом из беспросветной чащи. Быть съеденной во время ночей Тайной Охоты - участь достойная не только преступной девочки, но и богини, в ней воплотившейся. И слава Аникабы не умалится от этого, но возрастёт.
Нет, Лилиэдина гибель в пору Тайной Охоты ничуть не смущала воина - и более: кто его знает, доживи он до предпраздничных ночей и останься сторожем при девчонке, глядишь и ослабла бы его прославленная повсюду бдительность, глядишь и удалось бы братишкам сожрать сестру. Нет, Некуар опасался только того, что страшная тайна откроется, и дочь Повелителя Молний сгорит гнусной преступницей. И честь Аникабы при этом будет задета, и, воин ещё не осознал, но, вероятно, уже почувствовал: с именем девчонки-преступницы людская память свяжет не постороннее чьё-то, нет, его собственное имя. И навсегда. А такого кошмарного соединения их имён Некуар боялся, пожалуй, больше, чем угасания своей страсти к богине. Пусть пока - неосознанно...
...и ведь нашёптывал, нашёптывал искуситель Де-рад соблазнительно простое решение... и не дрогнула бы, конечно, рука у воина... и от верного удара его удерживало лишь понимание того, что в памяти народа бад-вар он останется убийцей его надежды... а сама Аникаба?.. к роковому удару она отнесётся как?
Скрытен и коварен Де-рад по-змеиному. Насквозь пропитан неземной ядовитой гордыней. И очень возможно, что ему не по душе страсть Великой богини к обыкновенному смертному? Или - вполне житейское - он попросту ревнует? Как знать, решись Некуар на роковой удар, и богиня жутко вознегодует?.. Ведь нож, сразивший Лилиэду, неизбежно заденет и ту, которая воплотилась в девочку. И Аникаба сочтёт, возможно, будто бы смертный - и не торжественно, что ещё можно было бы простить, нет, украдкой! - руку посмел поднять на богиню. И, оскорбясь этой дерзостью, не отвратит ли она от Некуара своё лицо?
Боги не постоянны, боги капризны. И неожиданно вспыхнувшая неземная страсть так же неожиданно может погаснуть. (Для непобедимого воина крайне неприятная мысль - ведь любовью богини он так гордился... так упивался этой любовью...) Нет, Де-раду верить нельзя! Не из добрых - ох, не из добрых! - побуждений полновластный Хозяин Нижнего Мира нашептал это соблазнительно простое решение... увы - невозможен удар ножом... так-таки - невозможен?.. а если удар нанесёт не он? Но кто, кроме её свирепых братьев, посмеет посягнуть на избранную самим Че-ду? Стало быть: не просто на девчонку, одну из многочисленных дочерей вождя, нет - хоть это и смешно, и выспренно, но по сути верно - на бесценное общее достояние народа бад-вар?
Да, неосознанно, в потаённых глубинах у воина пробивалась гнусненькая мысль о возможном похищении Лилиэды в чёрные предпраздничные ночи. Но, к несчастью для него, пробилась она и гадостью взбаламученной разлилась раньше, чем нужно. Увы. Осознавшему тайную жажду, Некуару не без сожаления, но пришлось отвернуться от грязного источника. Не умел он, закрыв глаза, себя опаивать богопротивной ложью. Нет уж, поискать ему придётся чего-нибудь другого. Для Воина из Священной Долины - гордого горца - лжи более чем достаточно. Хоть как пленницу изнасилуй совесть, а не вместить ему больше ни капли! Да прежде бы кто-нибудь посмей намекнуть на возможность такого падения - Некуар бы истребил мерзавца на месте! И надо же! Распалённая похотью Великая богиня разум его затмила так... и?.. тем не менее?.. ложь громоздить на ложь?.. нет! Это ему не по силам... в Священной Долине - в горах - рождённому... путь ему предстоит поискать иной...
Ничего не решив, полагая, что время в запасе есть, Некуар возвратился в Город. Единственное, что воину надумалось по дороге: не откладывая встретиться и переговорить с Вин-вашем - ибо брат Лилиэды мог уже через две луны рассекретить ей страшную тайну. Но объяснение это представлялось воину и тёмным - уж больно скользок предмет разговора - и, главное, не слишком спешным. Оказалось, увы, не так...
...о неожиданном - а беременных, как известно, Легида не отмечает священной нечистотой - затворничестве Лилиэды узнав от Шидимы, Некуар обеспокоился всерьёз: притворство дочери Повелителя Молний пугало, как всё непонятное.
Воин почувствовал: времени - не то что бы там луны - но нет в запасе ни дня! Аникаба больше не может или не хочет ждать! Недостойный жалкий обман надоел богине до отвращения! Да и на самом деле: почти четыре луны ласки своего избранника принимать в образе слабой, испуганной, в любовных играх не изощрённой девочки - унизительно! Некуар хорошо понимал богиню, и как ни хотел, но не мог на неё рассердиться. Зато себя воин ругал самой отвратительной бранью: ему, далеко не мальчишке, оказаться вдруг жалким несмышлёнышем - непростительно! Ведь никаких сомнений: в неожиданном Аникабином нетерпении повинны в первую очередь неумеренно восторженные слова его недавней молитвы! Думать он был обязан - к ней обращаясь так! Такое услышав, не могла не захотеть богиня показаться воину в своём настоящем образе! Во всей своей неземной славе! В величии, красоте и блеске! И можно ли в этом нетерпении хоть чуточку винить Аникабу? При самом огромном отличие от дочерей народа бад-вар, она - тем не менее! - женщина. И, обращаясь к ней, подумать об этом он был обязан! Подумать - заранее. А теперь - что! Теперь поздно! Аникаба больше не хочет ждать! Ругай себя, последними поноси словами - бесполезно. Аникаба больше не хочет ждать...
Растерянный и огорчённый своей глупостью, немного поколебавшись, воин решился на неподготовленный (и потому - опасный) разговор с братом Лилиэды. Правда, в отличие от остальных сыновей Повелителя Молний, Вин-ваш не только не испытывает ненависти к Лилиэде, но благодарен судьбе, избавившей его от печальной участи сестёр и братьев. Судьбе или Великому богу - его с Лилиэдой выбравшему для претворения своих высоких замыслов. Но - и здесь, по мнению Некуара, таилась главная опасность - сгоряча, не подумав, едва лишь услышав об отвратительном преступлении своей непутёвой сестры, мог Вин-ваш совершить что-нибудь крайне неосторожное.
Конечно - нет! Благоразумие юноше изменяло очень редко, но растерявшийся Некуар об этом благоразумии вспомнил с небольшим (едва, правда, роковым не ставшим) опозданием. Вспомнил после тягостного и совсем ненужного разговора с Бегилой; вспомнил после неудачных, по счастью, поисков юноши; вспомнил - сообразив: если разоблачённая Лилиэда сгорит на костре - сгорит вместе с девочкой хранившая её брата избранность. И он, уподобясь всем остальным многочисленным отпрыскам Повелителя Молний, с трепетом будет ждать любого торжественного жертвоприношения. Ибо, как ни отважен Вин-ваш на охоте или в бою, нет в нём того гордого презрения к смерти, которое отличало воинов старых времён, и которое, увы, сделалось редкостью среди народа бад-вар. Нет в нём постоянной готовности к богу, его позвавшему, отправиться с радостью - не откладывая ни на чуть-чуть.
С опозданием, допустив серьёзные ошибки, но ничего непоправимого, по счастью, не совершив, Некуар всё-таки догадался о ненадёжности Вин-вашевой избранности. Пока же, почти вслепую готовясь к опасному разговору, воин зацепился только за то, что Вин-ваш не испытывает любовной страсти к своей сестре. И неразумная ревность им, можно надеяться, не овладеет. Что обнадёживало: ибо в противном случае, ослеплённый ревностью, шагнуть он мог, не желая, в пропасть. Путь гнева - опасный путь; идущий этим путём всегда рискует опасно поскользнуться. А уж ступить на него заранее ослеплённому - хоть ревностью, хоть любовью - погибнуть наверняка. Вин-ваша, по счастью, до сих пор ещё не ослепила ни одна из этих роковых страстей. Единственное, пожалуй, в чём, готовясь к сомнительному разговору, Некуар был уверен.
Слава непобедимого воина притягательна для мальчишек больше всего на свете. Да и не только для мальчишек. С Вин-вашего дня рождения - то прибавляясь, то убывая - тридцать три раза равными становились день и ночь. В трёх, четырёх сражениях взрослеющий львёнок успел показать свои зубы и когти. И, несмотря на это, стоило Некуару снизойти до беседы с ним, как Вин-ваш, подобно восторженному мальчишке, спешил поделиться с воином всем самым сокровенным. (В Священной Долине любой карапуз умеет таиться - но с горожанина что возьмёшь?!) Вот и в недавно, четыре луны назад, случившемся разговоре, коснувшись своего высокого назначения, Вин-ваш неприлично посетовал: не за горами, мол, Великая Ночь, а его к Лилиэде почти ничего не влечёт. И тут же, правда, похвастался: пусть-де Некуар не сомневается, долг он исполнит достойно, мужества не осрамит, и если не от Че-ду, то от него самого - непростительное зубоскальство! - девочка непременно понесёт. Однако лечь с Лилиэдой - для него всё равно, что с первой случайной встречной у ворот Данниного храма. Впрочем, нет: у ворот храма богиня сводит тебя иногда с та-ко-о-о-ой!.. А Лилиэда - что? Лилиэда совсем девчонка! Обладать ею, конечно, большая часть, но удовольствие... он сомневается... весьма сомневается... Ну, а полюбить эту девочку может, разве что, седоволосый водитель стад, да и то - только такой любовью, в которой от отца больше чем от мужчины.
Вполне мальчишеское кощунство: стремление выглядеть взрослым полностью обнажило Вин-вашеву недальновидность - причём, с такой непосредственностью, что небезобидно расхваставшемуся бесстыднику замечания тогда Некуар не сделал. Да ведь и то...
...воин тогда понимал Вин-ваша! Брат Лилиэды даже представить себе не мог, в какой мере его тогда понимал Некуар. Да и как было знать мальчишке, что непобедимый воин разделил ложе с его - оберегаемой для бога! - сестрой, нимало её не любя.
Да, Некуар тогда хорошо понимал Вин-ваша. Ибо не знал - или не хотел знать - что в девочку воплотилась богиня. Не знал... и мучался только тем, что непростительное легкомыслие Великой Аникабы развеяло чёрным дымом последнюю надежду народа бад-вар.
(Конечно - последнюю: трещина, расколовшая суровых горцев, сохранивших в чистоте если не все, то большинство из старинных священных обычаев, и совсем опустившихся, постыдно павших до сделок с богами и прочих мерзостей, на тёплом, гнилом Побережье окончательно разложившихся горожан, расширялась от поколения к поколению. И мог бы её засыпать только зачатый от бога, чаемый всем народом, Великий Герой и Мудрец Ту-маг-а-дан. Мог бы... Если бы не легкомыслие Аникабы...)
И перед ужасным призраком скорой гражданской войны судьба какой-то там Лилиэды - юной, безвинной грешницы - значила меньше, чем свет упавшей звезды. О её жалкой участи, о гибели и позоре воин вовсе тогда не думал. После обоюдного их падения, Некуару и в самом нелепом сне не могло присниться, что скоро, через четыре луны, ему вдруг захочется уберечь дочь Повелителя Молний от грозящего ей костра. Уберечь Лилиэду - спасая своё преклонение перед богиней.
Четыре луны назад Некуар понимал Вин-ваша. И четыре, и две, и одну, и... утром ещё сегодняшним! До ожога от глаз Лилиэды, до внезапной догадки, до излишне восторженной молитвы, до необъяснимой мысли, до странного желания... всё понимал Некуар! Без нехороших сложностей и уж тем более - без лукавства. Преступление для него было - преступлением; обман - обманом; чистое - чистым; должное - должным; чёрное - чёрным... продолжать, очевидно, незачем - всё понимал Некуар прекрасно! А всё-таки - всё ли?
Несколько равноденствий назад, узнав волю Великой богини, зачем он искал чьих-то советов? Хотя бы - и у Му-ната? Да, мудрейшего, спознавшегося когда-то с Легидой, но... обыкновенного, в общем, смертного? Неужели Грозный Че-ду, избравший дочь Повелителя молний, не уберёг бы девчонку сам?! Без ненужной и, как оказалось, губительной помощи предателя Некуара?
Стало быть - нет... Некуар понимал не всё... вернее, когда-то давным-давно живущий в Священной Долине самоуверенный дерзкий мальчик Нек-бед-у-вар понимал, вероятно, всё... умел безошибочно отличать должное от не должного... или - уже тогда?..
...многие горцы, впервые ступив на Побережье, хоть и сохраняют невозмутимость на лицах, бывают достаточно глубоко уязвлены великолепием и богатством Города. Для посторонних - невидимо: отсюда несносное для горожан высокомерие - взаимные насмешки, недоверие и подозрительность. Так это - да; однако, совершив необходимые обмены и не растеряв внешней невозмутимости, гнилое, нечистое Побережье горцы спешат покинуть; так это - да; однако немногие всё-таки остаются. Очень немногие, уязвлённые особенно глубоко - в самое сердце. И, значит, не всё тогда понимал самоуверенный мальчик... что-то, значит, с проторённого пути в сторону его тогда увело? Только - не блеск и богатство Города. К ним он был безразличен. И был - и остался.
Возможно - желание сделаться воином? Воином - и ни кем иным? Скорее всего... в Священной Долине всякий мужчина и воин, и козопас, и охотник. А ходить за стадами своенравному мальчику никогда не нравилось; выслеживать зверя - так, между прочим; с человеком, с достойным противником сойтись в смертельной схватке, это вот - да! Увы, в Священной Долине такое случалось не часто... И когда Повелитель Молний углядел не по возрасту рослого, с ледяными глазами отрока и предложил ему службу в Городе - мальчик не устоял. Сделаться воином, воином и ни кем иным - соблазн оказался неодолимым!
Нет, всего Некуар никогда, очевидно, не понимал. То ли ему чего-то недоставало, то ли, напротив, мешало вредным избытком - с правильным пониманием с отрочества у него не слишком ладилось. Иначе необъяснимо непростительное неповиновение Аникабиному призыву! Ведь всякий из жителей Священной Долины знает с младенчества: если бог тебя удостоил вниманием - откликнуться на его зов необходимо сразу же! Никаких советов у смертных не спрашивая! Пагубных, нечестивых - оскорбительных для позвавшего тебя бога.
Увы, с правильным пониманием у Некуара всегда не ладилось. Ведь вовремя последуй он зову богини - беда обошла бы его народ стороной. Никогда бы не совершилось гнусного преступления. Лилиэда от Великого бога зачала бы и родила Героя и Мудреца Ту-маг-а-дана. И роковую трещину он бы сумел засыпать. И слава бы озарила прежде неясный путь народа бад-вар. Да... озарила бы... когда бы не гнусное преступление... теперь-то - не озарит! Нет, не о славе станет отныне думать народ бад-вар. Ох, не о славе! Трещина, расширяясь, грозит поглотить самоё его имя. Будет ли кто-нибудь всего через несколько поколений помнить ныне великий народ бад-вар? Вот о чём в своё время следовало бы подумать воину. А теперь - что! Время, увы, упущено. Непоправимое совершилось.
А недавняя его молитва? Она Аникабой - как? Услышалась? А если даже услышалась, то сможет ли Великая Богиня отвратить гнев Че-ду? Об этом было бы думать Некуару, но... верного понимания всегда не хватало воину... ох, как не хватало...