Чего-чего, но такой необычайной жестокости Ам-лит никак не ожидал от зятя-тихони. Да, несколько последних лун его старшая дочь вела себя не просто крайне мало похвально - нет, вызывающе неосторожно. На Ам-литовом подворье разве глупцы не ведали о её связи с красивым невольником. И, разумеется, за "доброжелателями" дело не стало. Кто-нибудь, улучив момент, да шепнул отравленное словечко...
И, право же, узнав эту унизительную новость, возьми Нивелин муж сыромятную плётку и в кровь исполосуй развратницу, Ам-лит его бы нисколько не осудил: не потому что главу рода Волка особенно возмущала женская слабость старшенькой - нет, согрешила, будь добра, постарайся, скрой. А если на это не хватило ума или осторожности: не обижайся, коли рубцы надолго изукрасят кожу - вполне заслуженное наказание.
Да, живущей под отчей кровлей нет, обычно, нужды слишком уж осторожничать - давать чрезмерную волю рукам редко осмеливается муж-приёмыш... Правда, случается, обидевшись, навсегда покидает осквернённое ложе - но это, когда его жена изменит со свободным. А грех с невольником - кто же его всерьёз считает изменой? Да, столь непростительно забывшемуся рабу его паскудство, как правило, выходит боком: долго потом приходится зализывать свои увечья и раны. И это - при некотором везении: если его вообще не забивают насмерть.
(Конечно, в этот недобрый день окажись Ам-лит дома, жизни недостойного раба вряд ли бы что-то угрожало: сильные молодые невольники стоят недёшево, и если, отдавшись гневу, за простительный грех всякого обрекать на смерть - можно и разориться. Скорее всего, согрешивший раб отделался бы свирепым, но отнюдь не смертельным бичеванием.)
Впрочем, по-настоящему отца Нивелы возмущала не напрасная, по его разумению, гибель невольника - с кем не случается, не настолько уж скуп Ам-лит - разгневанный муж разошёлся, не доглядел, увлёкшись, наказания раб не вынес, под бичом отдал свою душу Де-раду... увы! Если бы так! В гневе бы - да увлёкшись! Нет! Хладнокровно! Сознательно! И это, к сожалению, ещё не всё. И далеко не худшее из совершённого им.
Казалось бы, узнав об измене жены, в первую очередь поучи её, а после - что сердце скажет: забудь, приласкай, прости, а если не можешь, не прощай, разлюби, уйди - так ведь нет! Ничего подобного! Нивела не дождалась от мужа не то что бы плётки - пустяковой затрещины! С нарочитым безразличием он её вывел на двор и, схватив за локти, привязал спиной к ограде - дабы грешница не пропустила ничего из предстоящего.
Поначалу, пока длинный пастушеский бич, разрывая кожу, впивался лишь в мясо спины и плеч, истязуемый раб молчал: наказанье вполне заслуженное, а чтобы мучительными стонами и рвущимися наружу воплями обожаемой госпоже не причинять лишнего страдания - потерпит, насколько достанет сил.
Нивела вначале тоже - скорее была обиженно удивлена, чем испугана: да, так не полагается, но, в конце концов, разгневанный муж может сначала до бесчувствия наказать невольника, а потом уже обратить внимание на согрешившую жену. Конечно, ни бичом, ни, тем более, прилюдно он её не посмеет сечь в доме отца - хочет или не хочет, но отведёт назад в комнату и возьмёт обычную плётку. Что ж - поделом: ей ни в коем случае не следовало быть столь непростительно неосторожной. Очень даже невредная наука на будущее.
Лишь уязвлённая гордость обиженно роптала при первых ударах бича: по обычаю, как бы ни был разгневан муж, начинать полагалось всё-таки с неё - с изменившей жены. Лишней болью обернулся бы нерастраченный гнев? Опять-таки - поделом! И плётка - не бич, и она не невольница, а старшая дочь Ам-лита! На её нежной коже дольше бы после рубцы горели? Подумаешь! Перетерпела бы! Зато меньше бы досталось любовнику. А уж с тем, что он, стиснув зубы, когда, срывая мясо с плеч и спины, аж до рёбер и до лопаток достаёт беспощадный бич, пытается молча перестрадать - грозящее её коже не шло ни в малейшее сравнение.
Словом, копаясь в своих обидах, Нивела оказалось совершенно не готовой к жуткому, звериному воплю истязуемого раба. Не понимая, в чём дело, женщина посмотрела на подвешенное за руки и немыслимым образом выгнувшееся обнажённое тело любовника - или рабу уже изменили силы? Но бичевания - и не слабые - ей доводилось наблюдать не раз, и старшая дочь Ам-лита знала: так не бывает. Если наказуемый пытается мужественно молчать, то так, по-звериному, он сразу не завопит - даже если его душевные силы на исходе: нет, сначала мучительно застонет, затем, захлёбываясь, перейдёт на рык и только в конце может сорваться в крик. Насколько бы глубоко язвящий конец бича ни впивался в окровавленное мясо спины, плеч, ягодиц и бёдер... Или же?.. Или?..
...наконец Нивела увидела и поняла - Де-рад побери этого изверга! Её отвратительного мужа! Несколько ниже рёбер, туда, где человеческие внутренности защищены лишь кожей да нетолстым слоем мяса, охлестнув тело невольника, глубоко впился бич. И, вторя новому невыносимому воплю, раздался женский - и умоляющий, и предостерегающий - крик: так - по животу и ниже - это уже не наказание, это медленное убийство! А жить или умереть рабу - решать только Ам-литу! Ему - и никому другому!
Но заступничество Нивелы её мужа не только ничуть не смутило, а напротив - лишь раззадорило. Недобро поглядывая на привязанную жену, в каждый следующий удар он стал вкладывать всё больше силы, однако, не теряя головы, старательно прицеливаясь, чтобы нечаянно сразу не убить раба.
К концу затянувшейся казни, Нивела, на своё счастье, впала в странное полу беспамятство: она будто бы всё видела и слышала, но всё видела и слышала будто бы уже и не она - последний, особенно жуткий предсмертный вопль женщину по-настоящему уже не потряс. И страшноватая мысль: если, не внемля рассудку, муж насмерть засёк её любовника, то ведь и с ней, с Нивелой, он может сделать то же - не испугала Ам-литову дочь: настолько безразличным ей сделалось всё. Включая - собственную участь.
Вернувшись, Ам-лит застал свой Дом в полном смятении: две невольницы хлопотали над окровавленным мёртвым телом, подготавливая его к погребальному костру, притихшие детишки попрятались по углам, Сембиния уединилась со старшей дочерью - лишь из расспросов обычно словоохотливых, а теперь сбившихся в молчаливую стайку младших жён, старейшина рода Волка узнал о случившемся. Узнать-то узнал, но... обычно не сомневающийся, сейчас он впал в пренеприятную растерянность: всё совершилось без него, и что ему теперь делать - подсказал бы кто-нибудь из Великих богов!
Расчётливая жестокость зятя отнюдь не чересчур мягкосердечного Ам-лита сбивала с проторенного пути: он сам, никудышный знаток потаённых движений души, плётку пускал в ход не задумываясь - не различая ни жён, ни детей, ни слуг. А зачастую - ни правых, ни виноватых. Да и то: в частых семейных дрязгах, кто начал первым, кто более виноват, кто менее - попробуй, разбери! А при столь многочисленном семействе? Неудивительно, что стоило затеяться мало-мальски громкой сваре - одинаково попадало всем.
Но, не много задумываясь о том: кому и за что - за мерой Ам-лит, обычно, следил неукоснительно. И никого, даже самого дерзкого и никчёмного раба, ещё ни разу не засёк до смерти. А тут...
С Нивелой и сошедшимся с ней невольником старейшине рода Волка дело представлялось до прозрачности ясным: их вина очевидна, наказание определено древними обычаями - всыпав развратникам, чтобы запомнилось надолго! - невольника отослать на дальние пастбища, а грешницу (увы, человеческая плоть похотлива), после её очищения в храме, конечно, простить. В самом деле - не к рабу же ревновать всерьёз?
Ам-литу казалось - дело яснее ясного, а случилось... подишь ты! Случилось несообразно ни с чем...
Пальцем не тронув дочь, муж её сумел довести до тяжёлой болезни! И скрылся! Возвратился, видите ли, к своим любимым стадам! Оставив за собой окровавленный труп и полубезумную Нивелу. И ему, старейшине рода Волка, теперь трудись - распутывай этот гадкий клубочек... С трупом, конечно, сложностей не много: убитый убит, и назло своему паскудному зятю Ам-лит приказал, чтобы тело раба торжественно, словно свободного, предали погребальному костру. Однако с Нивелой - как и чем помочь старшей дочери?
К счастью, предводитель рода Волка вовремя вспомнил о другом своём зяте: главный жрец Ле-ина, искуснейший целитель - если не он, то кто же?
За служителем Лукавого бога отрядив трёх старших мальчиков, Ам-лит невольно задумался о перипетиях человеческих судеб: Бегила, любимица - её не сложившаяся жизнь ещё совсем недавно наполняла горечью сердце Ам-лита. Напротив, с Нивелой казалось всё прочно устроенным: она и при Доме, и с мужем, и Аникаба её не обошла детьми.
Да, если честно, муж Нивеле достался средненький: на ложе жены он приходил не часто - всё больше со стадами, всё мечтая разбогатеть и обзавестись своим хозяйством. Оно вроде бы и не худо... но... надолго покидать молодую жену - ясно же, что чревато... И будь он поумнее, вместо сегодняшнего зверства поблагодарил бы Нивелу за неопасную связь с рабом! А что? А сойдись она со свободным? Да наклони к нему своё сердце? При чём бы остался он? При полутора сотнях правдами и неправдами приобретённых у Ам-лита овец и коз? Но после дикой утренней выходки, очень похоже, при том и останется. Ни своего безмерного оскорбления, ни мук убиваемого любовника Нивела ему не простит...
А поведи себя по-людски? Нивелу бы - хорошенечко плёткой? Невольнику - на спине и на ягодицах кожу с мясом перемешай бичом? Чтобы потом негодяю несколько дней пришлось отлёживаться на брюхе? Не только простила, виновной бы продолжала себя считать! Свою боль от плётки забыла бы уже к вечеру, а высеченный любовник - не то, что убитый: очень скоро лёгкая жалость к нему соединилась бы с изрядной долей презрения. И наступившей ночью, каясь в слезах, умоляла бы о прощении, и, получив его, своего снисходительного повелителя до утра одаривала бы такими ласками... поведи себя Нивелин муж по-людски!
С другой стороны: неустроенная судьба наложницы ветреного мальчишки вдруг до того изменилась - явно не обошлось без Лукавого Ле-ина! Что совсем недавно казалось прочным - пошатнулось до основания; что виделось построенным на песке - утвердилось вдруг на скале. Было о чём задуматься Ам-литу...
Ле-гим-а-тан пожаловал засветло - благо, до Города было не далеко.
Внимательно осмотрев Нивелу, жрец нашёл её состояние не опасным. Да, она испытала сильнейшее потрясение, и скорого выздоровления ждать не стоило, однако - ничего угрожающего. А впрочем: молодость, забота, внимание - быстрое выздоровление тоже возможно. К тому же, удачно прошла маленькая лекарская хитрость: Нивела упорно отказывалась от еды и питья, но от лекарства предложенного старшим жрецом Великого бога, как было отказаться?
И, поначалу внутренне сопротивляясь, а потом охотно, она таки выпила вместительную чашу подогретого вина - с мёдом и сонным зельем. Вторую - уже порядком захмелев - выпила с удовольствием. После третьей - крепко уснула: что, собственно, и требовалось. Лучшее лекарство при её болезни - сон. И, конечно - Бегила. Зная о близости сестёр, Ле-гим-а-тан решился пожертвовать несколькими блаженными ночами с младшей женой - такие, из-за душевных срывов, болезни весьма коварны, и как-то оно обернётся утром... Впрочем, до завтра жрец и сам не собирался возвращаться в Город - был у него разговор к Ам-литу. И очень ответственный.
Слава Великим богам - старейшина рода Волка не мог этого не заметить - с приходом жреца удивительно быстро угомонился растревоженный Дом. А казалось бы, Ле-гим-а-тан не сделал ничего особенного: вином усыпил Нивелу, рядом с ней уложил сестру, успокоил Сембинию, о каких-то пустяках немножечко поболтал с младшими жёнами Ам-лита да чуть-чуть повозился с детишками - и тучи рассеялись, и проглянули тёплые лучики.
Женщины, убаюкав младенцев, наскоро собрали пусть запоздалый, но почётного гостя всё же достойный ужин. Правда, завершился он близко к полночи, ну да после такого недоброго дня - простительно.
Отужинав, по повелению Ам-лита старшие мальчики, жёны, невольники и невольницы разошлись, не задерживаясь, по своим комнаткам и закуткам - старейшина рода Волка легко догадался о желании верховного жреца Лукавого бога переговорить с ним наедине. Однако погребальный плач - Ам-лит почти пожалел о своём капризе, похоронить невольника, как свободного - мешал всякому разговору. А уж о разговоре серьёзном - под причитания, вопли, стоны - нечего было и думать. Благо, стояла тёплая ночь, и, захватив кувшинчик с превосходным вином, мужчины оставили стены и кровлю трапезной.
Снаружи, не приглушённый никакими преградами, плач по покойнику сделался невыносимым - четверо искуснейших в этом деле невольниц старались вовсю - по счастью, подворье Ам-лита было обширным, изгородь позволяла отойти от плакальщиц шагов на семьсот. И здесь, в тишине, под небом, полной луной мягко окрашенным в цвета спокойствия и безмятежности, наконец-то затеялся ответственный разговор.
Ле-гим-а-тан начал с сегодняшнего - с утренней зверской выходки обыкновенно мало заметного мужа Нивелы.
Да, жрец вполне согласился с Ам-литом: в гневе, увлёкшись, почти всякий оскорблённый муж способен насмерть засечь невольника, но хладнокровно и, главное, согрешившую жену заставив следить за казнью - нужна выдающаяся жестокость. И, значит, тщательно скрытая, она всегда гнездилась в Ам-литовом зяте - здесь всё ясно, нет никакой загадки. Но вот почему выплеснулась до времени? Или этот тихоня уже достиг намеченного? Обзавёлся бессчётными стадами? Чтобы смотреть за ними, вырастил уже нескольких сыновей? Приобрёл собственных невольников? Да до той вожделенной поры ему предстояло ждать не меньше двадцати равноденствий!
А рвущуюся наружу жестокость, мог бы выпускать неприметно: отстегай он Нивелу много больней, чем следовало, с невольника хоть от плеч до пят - молодой, вынес бы - бичом обдери всю кожу, кто бы чего сказал? Твёрдым, по-мужски суровым, но справедливым все бы посчитали его. Так ведь нет - сорвался! А почему?
Потому что Ужасная пробудилась полностью!
Всё дело, по мнению Ле-гим-а-тана, было в этом. Ужасная пробудилась - и такие ли, в скором времени, предстоят злодейства! Жестокости, зверства, подлости! Ох - несравнимо тяжкие! А самое скверное - массовые! Когда вполне приличные люди вдруг начнут вытворять такое...
Но - улучив момент, верховный жрец Ле-ина уклонился в нужную сторону - эти рассуждения хоть и интересны, однако далеки от насущного. Ни он и никто другой ничем и никак не способны помешать пробудившейся Грозной Воительнице. Уж коли допустили Старшие боги... Единственное, что ещё в человеческих силах - не дать развязаться всеобщей бойне.
Конечно, дело не завершится стычкой рода Снежного Барса с родом Змеи - к тем и к другим присоединятся многие. Не зря отправленное Повелителем Молний посольство в Священной Долине приняли с холодноватой вежливостью - наотрез отказав в просимом. А ведь после перехода Вин-ваша в род Змеи уже не велось речей о возвращении Лилиэды - говорилось лишь о её ребёнке, о будущем Великом Герое и Мудреце Ту-маг-а-дане. И Повелитель Молний, снаружи вспыхнув праведным гневом, в глубине очень обрадовался: вот она - взлелеянная им Война!
Ле-гим-а-тан понимал вождя - Повелитель Молний уже давно шагал на встречу Большой Войне - но вот Ин-ди-мина... старейшина рода Змеи, каким его знает жрец, не был сторонником крайних мер. Или Му-нат, не видевший в Вин-ваше особенного миролюбца, оказался лучшим прозорливцем, чем он сам?.. Но если даже и так... чтобы умудрённый предводитель рода попал под влияние мальчишки?.. нет, невозможно! Скорее всего, Ин-ди-мин уступил общему решению: если весь род высказался "за", то его глава не мог сказать "против". А как оно случилось в действительности, об этом остаётся только гадать... впрочем - незачем! Всё уже совершилось: посольство вернулось ни с чем - для пожара Большой Войны приготовлена здоровенная вязанка хвороста.
Вина в кувшинчике разве что уполовинилось, а верховный жрец Лукавого бога успел осторожненько перейти к главнейшему. Не от себя и не от своего бога, но как посол могучего рода Водяной Черепахи торжественно обратился к предводителю многославного рода Волка - предложив Ам-литу оборонительный союз: когда-де полыхнёт пожар, и Повелителю Молний вздумается втянуть в него всё Побережье, чтобы их оба рода не опалились. Ибо, соединившись, они окажутся костью не по зубам: из сильных - лишь роды Горной Козы да Свиньи безоговорочно поддержат Повелителя Молний. Но земли Горных Коз далеки от Города, отъединены от него землями трёх родов, и, стало быть, их оборонительному союзу нечего ждать оттуда серьёзной угрозы: главное - род Свиньи. Ведь без его поддержки Повелителю Молний ни за что бы не навязать Побережью свою волю.
К сожалению, Му-нат без следа исчез в Священной Долине - в своём, то есть в роде Свиньи, жрец обладал значительным влиянием. Ведь давным-давно ни кто иной, как он, сумел склонить свой род к союзу со Снежными Барсами - и какому союзу! Прочнейшему! Выдержавшему испытание и совместной борьбой, и, что особенно важно - временем! Чтобы более сорока равноденствий двум равносильным родам шагать рядом, не тесня друг друга - редчайший случай! А вернее, не случай - Му-нат: ибо только его стараниями до сих пор не распался этот невозможный союз! И если бы удалось отыскать жреца, да убедить его шепнуть несколько нужных словечек предводителю своего рода... глядишь бы, и пошатнулся этот союз...
(За недолгое время их сближения Му-нат, увы, не успел сказать Ле-гим-а-тану, что он уже не несколько словечек шепнул, что не малую - после того, как их с Повелителем Молний пути окончательно разошлись - успел проделать работу: союз нерушимым только казался! В действительности - таковым не являясь. К сожалению - не успел сказать: слишком уж на это недолгое время обоим жрецам выпало волнений, забот, трудов.)
Ам-лит с огромным удовольствием слушал речи верховного жреца Лукавого бога - ибо сам давно уже подумывал о союзе с родом Водяной Черепахи. Но, во-первых, это ему представлялось не срочным, а главное, когда слабый обращается к сильному, совсем другое дело, чем когда сильный обратится к слабому: в первом случае в образовавшемся союзе о равенстве нет и помину, во втором - оно очень даже возможно. И, как теперь выяснилось, старейшина рода Волка выжидал не напрасно: не он - сильнейший ему предложил союз.
Вообще-то, предложить этот союз полагалось самому Ди-ги-а-тину, главе рода, ну да, не допустив большой натяжки, Ле-гим-а-тана можно считать равноценной заменой - как-никак, а верховный жрец Великого бога, да и у Водяных Черепах на видном месте. Обязательно, чуть-чуть поторговавшись, надо соглашаться на этот союз.
Однако поторговаться Ам-литу не удалось: со всем обоснованным согласившись сразу, всё хоть немного сомнительное Ле-гим-а-тан полностью отверг, напомнив старейшине рода Волка, что речь идёт не о каких-нибудь выгодах и преимуществах - о жизни и смерти. Поодиночке Повелитель Молний обязательно сумеет втянуть их в братоубийственную бойню. Или Ам-лит и на этот раз надеется отсидеться в своей знаменитой башне? Пусть тогда вспомнит: первоначальным жителям Побережья, когда на них всей массой навалился народ бад-вар, не очень-то помогли подобные башни. Да, такую башню почти невозможно взять приступом - а осадой? Когда нечего станет есть? Или предводитель рода Волка надеется на скорое завершение грядущих битв? Полагает, что, полыхнув, пожар войны не продлится дольше нескольких лун? Пусть не надеется! Стоит вспыхнуть - гореть будет долго! Не менее нескольких равноденствий!
Даже не раздосадованный несостоявшимся торгом - настолько вескими были доводы Ле-гим-а-тана - со всем, из предложенного жрецом, Ам-лит согласился, не потеряв лица. Тем более - что Ле-гим-а-тан принял без возражений несколько его действительно стоящих замечаний. И высказал благодарность главе рода Волка за предложение в это смутное время не одной лишь Бегиле, но и другим жёнам и детям жреца укрыться на его подворье - под надёжной защитой башни. Ибо после зверской утренней выходки мужа Нивелы не осталось никаких сомнений: Война может начаться в любой день. Если кипящая внутри жестокость, вопреки всяким расчётам и выгодам, уже хлещет через края - значит, люди созрели. Для предстоящих битв. Для крови, пожаров, гибели. Для массовых жертвоприношений Ужасной.
Столь резкая перемена во взглядах Ам-лита - ведь наверняка о стоящей у порога войне до этого вот сегодняшнего разговора не очень-то задумывался старейшина рода Волка - в другие времена могла бы удивить Ле-гим-а-тана, но... в другие времена! А не сейчас, когда полностью пробудилась Ужасная!
Сейчас, напротив, за беспечность и недальновидность жрец в первую очередь укорял самого себя: зная несравненно больше Ам-лита, мог бы и раньше позаботиться о семье! Или - забыл? Непростительно забыл, что после бегства Вин-ваша Война приоткрыла дверь? А после бесславного возвращения послов вождя она не у порога - нет, на пороге уже стоит! И во всякий момент медной поступью может войти в Дом! Что же? Выходит, Ам-литу он сумел открыть глаза - сам оставаясь слепцом? И это - когда пожар может полыхнуть не сегодня-завтра!
А дети и женщины? Бегилу и ту без большой охоты он на несколько дней привёл к отцу! Только - из-за Нивелы. Думая лишь о заболевшей. Не о Бегилиной безопасности. А Ринэрия, Элинида? Нет! Сегодняшней ночью ему не придётся спать! Гостеприимством Ам-лита необходимо пользоваться сейчас - не откладывая на завтра! Немедленно возвратиться в Город и ранним утром, до восхода солнца, женщин с детьми привести сюда - под гостеприимный Ам-литов кров. Башня, при всех её недостатках, самая надёжная защита в случае вероломного нападения.
Стремительно мелькнув в голове Ле-гим-а-тана, эти мысли ничуть не помешали важным переговорам. Да и вообще, после согласия Ам-лита на союз, важного почти не осталось: уточнить некоторые подробности, да, призвав в свидетели Старшего бога, обменяться священными клятвами.
Конечно, по заключении столь ответственного союза, следовало закатить торжественный пир, с обеих сторон созвав множество гостей - однако и жрец, и старейшина рода Волка понимали: нельзя. Во-первых: нет времени, а во-вторых - союз-то тайный. Совершенно незачем привлекать к нему внимание посторонних.
Легида, высоко забравшись, сияла во всю, не омрачаемая ни щербинкой, ни облачком - самый подходящий свидетель. И перед её ликом Ам-лит с Ле-гим-а-таном торжественно поклялись в вечном союзе между родами Волка и Водяной Черепахи - за прочностью этой клятвы призвав наблюдать богиню. Затем обменялись заговорёнными амулетами: клятва клятвой, но боги порой медлительны, клятвопреступника не спешат карать - колдовство действует повернее. После чего каждый поторопился заняться своим делом: Ам-лит - изобретением наилучших способов обороны, Ле-гим-а-тан - исходом из Города. Немедленным исходом своих жён и детей - пока не поздно, пока не полыхнул страшный пожар Войны.
* * *
Едва занявшимся утром, Повелитель Молний проснулся в приятнейшем возбуждении, ибо открылось ему во сне: ещё не сегодня, но - завтра! Да - непременно завтра! Его огромная, проделанная в тайне работа наконец-то принесёт плоды. И ведь - дурак дураком! - за малым всё не испортил сам. Страх и ненависть - как они порой ослепляют. Вин-ваш с копьём под лопаткой - избавленье от страха? Да! Но и - не более. Сколько бы ещё пришлось трудиться после этого замечательного события... Вин-ваш в Священно Долине - Война сама шагает навстречу! Уверенно. Неотвратимо. Медной тяжёлой поступью.
Жизнь зачастую куда как хитрее самых хитроумных замыслов. После бегства несносного юнца, после Му-натовой стрелы, пусть с запозданием, но он это понял. Ведь бегство Вин-ваша и Лилиэды открыло прямой путь в Горы посольству с законными - и неприемлемыми! - требованиями. А от возвращения ни с чем городского посольства, словно лавина с гор, всё покатилось само собой. И всё - к долгожданной его Войне. Ведь, если не вникать в мало кому известные тонкости, Город кругом прав: законно потребовав своё и получив оскорбительный отказ, осталось уповать только на силу - разве не так?
Вчерашним вечером со жрецами, собравшимися по его просьбе, именно об этом вдохновенно говорил вождь. И легко убедил большинство из них. (Не случайно, проведав об отлучке Ле-гим-а-тана, Повелитель Молний поспешил созвать это собрание!)
Открыто вождю возразил лишь один Син-гил: да, надо отдать ему должное, уверенно возразил, но... ведь - один! Ле-гим-а-тана-то не было!
И опасения Син-гила - из собравшихся только Повелитель Молний понимал, до чего обоснованные! - что войной между родом Снежного Барса и родом Змеи дело не ограничится, не произвели должного впечатления на увлёкшихся жрецов. Кто-то, возможно, и колебнулся внутренне, но громко верховного жреца Че-ду не поддержал никто. Ле-гим-а-тана-то не было! И с мнением вождя с некоторыми несущественными оговорками согласилось всё Высокое Собрание: род Снежного Барса имеет право требовать у рода Змеи зачатого дочерью Повелителя Молний от Великого бога будущего Героя и Мудреца Ту-маг-а-дана. И не просто требовать, но - в случае отказа - угрожать войной.
После этого не совсем чётко сформулированного решения руки у Повелителя Молний оказались свободными: в какой форме потребовать - осталось за ним. И, стало быть - можно в такой... мужчины из рода Змеи неизбежно схватятся за копья! А можно...
...можно вообще без нового посольства! Приятное утреннее возбуждение - не от этой ли блестящей мысли? То ли ещё во сне, то ли сразу по пробуждении на Повелителя Молний снизошло судьбоносное озарение: триста его наёмников - да какой ещё предводитель рода располагает хоть чем-то подобным?!
Да, если строго, эти наёмники на службе не у него - после достопамятного нападения Лесных Людей, Город постановил создать такой, свободный от прочих обязанностей, боевой отряд. Чтобы от каждого рода по нескольку воинов неотлучно пребывали в Городе - разумеется, в достатке снабжаемые своими родами одеждой, оружием, хлебом, вином и мясом. Так постановили все главы сильнейших родов Побережья - и поначалу действительно было так.
Однако с течением времени смягчалась память о кошмарном набеге - почётная обязанность иным стала казаться обременительной. Да и то: более чем по десятку лучших воинов безболезненно от себя отрывать не мог даже не слабый род. И уже давно - когда Первый друг действительно был другом - Му-нат отыскал прекрасное решение: необязательно для службы отсылать своих людей - если втрое против необходимого будет одежды, оружия, хлеба, вина и мяса - Город вполне обойдётся без их "драгоценных" воинов!
Конечно, не вдруг, не без сопротивления и борьбы эта дерзкая мысль овладела неподатливыми умами - многие из родовых вождей обоснованно опасались, что нанятые за вознагражденье воины в конце концов усилят не Город, а Повелителя Молний. Однако возможность уклониться от обременительной повинности и, казалось бы, резонные соображения: не очень-то, в случай чего, триста отщепенцев придутся ко двору рода Снежного Барса - постепенно успокоили самых осторожных.
И вожди прозевали, как этот действительно поначалу сброд стал грозным боевым отрядом. Тем более - что Повелитель Молний ещё ни разу не использовал наёмников в междоусобных стычках. Разумеется - днём, ну, а ночью... однако, если ночью порой и случались выгодные вождю убийства - всё покрывала тьма. К тому же, ночью случались убийства выгодные не только Повелителю Молний...
И постепенно - луна за луной, равноденствие за равноденствием - триста со своими родами порвавших связи наёмников сделались в руках Повелителя Молний необычайно грозной силой. Целиком отдавший себя ратному делу - о чём родовые вожди пока не знали - стоит трёх или даже четырёх, пусть сильных и отважных, но копьё в руки берущих от случая к случаю, воинов. Да ещё поди, собери этих воинов, и пока они подоспеют к битве... словом, при внезапном нападении сплочённому отряду повелителя Молний не дал бы достойного отпора ни один из родов. Даже - из самых могучих: располагающих многими тысячами пригодных к войне мужчин.
Конечно, удачно подобное вероломство могло сойти раз или два: соседи бы всполошились и, собрав нужные силы, изготовились к битве, но... он, Повелитель Молний, ждать не станет! Пастбища рода Змеи находятся у самого перевала - и? Почему бы и не?..
...а в Городе наверняка не придёт ни в чью голову, что его отряд будет не веским доводом при переговорах, что, если Змей удастся застать врасплох, вообще не будет переговоров - стремительное нападение, короткая битва и немедленное отступление: за перевал, на равнину, на Побережье - к своим.
И Город с возмущением узнает о гнусном нападении на его немногочисленный отряд несметных кровожадных полчищ рода Змеи. А если, паче чаяния, кто-то заподозрит обратное - промолчит: ибо свои не могут быть не правы. Тем более - немного подумав, вождь решился на небольшой риск - не надо ему трёхсот, довольно половины. Зато - наилучших воинов. О чьих достоинствах на Побережье знают очень немногие. А достоверно - один Му-нат. Но, слава Мар-дабу, ненавидимый Первый друг бесследно сгинул в Горах. И, можно надеяться - навсегда.
(Предполагая, что о достоинствах наёмников знает только Му-нат, Повелитель Молний - уже полонённый Ужасной! - ох, как заблуждался: догадывались и Син-гил, и Тай-леби-шад, а достоверно, от самого жреца, знали Ле-гим-а-тан, Ин-ди-мин, Вин-ваш - а от них все, кому надлежало знать. Ещё зимой, поддавшись гневу и нетерпению, Повелитель Молний, на свою беду, сделался не союзником Грозной Воительницы, а Её рабом. Притом, что этой Госпоже безразлично, к кому придёт победа, и придёт ли она вообще к кому-нибудь - у Неё одна забота: пролилось бы побольше крови.)
Увы, это прояснилось значительно позже, пока же, обдумывая предстоящий поход, ослеплённый вождь пребывал в самом радужном настроении. Согласие на переговоры получено им вчера, сто пятьдесят лучших воинов он отберёт сегодня, и уже завтра - да, именно завтра! - конец его тайной, многотрудной работе. Вернее - начало новой. Безусловно - опаснейшей, но, не в пример, приятнейшей. Битвы, победы, подвиги - ратный весёлый труд! Убийства, пожары, кровь - не юнец, понимает - но во имя какой высокой цели! Наконец-то объединить весь народ! И горцев, и горожан! Под единой властью! Под властью будущего Героя и Мудреца Ту-маг-а-дана! Пока - под его! Мудрой и Справедливой! Единственной - достойной Великого народа бад-вар!
День прошёл в радостных хлопотах - Повелителю Молний хотелось самому отобрать воинов, как ни доверяй предводителям, свой глаз, несомненно, надёжнее. Ведь в некоторых случаях молчаливость куда весомее силы и ловкости. А уж в предстоящем-то щепетильном деле... нет, в выпестованном за долгие равноденствия отряде откровенных болтунов быть не могло... однако - молчаливость молчаливости рознь... ночью всадить нож в предателя и дерзким набегом заварить всеобщую Войну - совсем не одно и тоже. После учинённой тобой резни убедительно врать, что не ты напал, что на тебя напали - для этого мало одной молчаливости. Например, Некуар, доживи он до настоящих дней, никак не годился для подобного дела: хотя в битвах стоил не то что пяти - пятнадцати лучших воинов.
И ещё: справедливые требования к роду Змеи большинство старших жрецов одобрить-то одобрило, но если он сразу начнёт показывать зубы, это на Побережье понравится не всем. Не зря Ле-гим-а-тан, проведав о ночном совещании, на рассвете увёл из Города своё семейство. А в течение дня, узнав о необычном (вооружённом) посольстве, его примеру последовал кое-кто ещё. И хуже всего: Биш-мар - немалый человек в роде Свиньи. А уж, целиком рассчитывая на безоговорочную поддержку рода Свиньи, Повелитель Молний ждал от него большего доверия. Конечно, осаждённый Город - не завидное место для женщин и детей, но чем лучше беззащитные поселения? Тын из брёвен, повыше, чем в три человеческих роста, и изгороди из колючих веток - сравнение в чью пользу?
За дневными хлопотами, за суетой эти неприятные, время от времени мелькающие мысли вождь успешно прогонял. Без шума и без вреда для дела он всё равно не мог задержать уходящих, а насущных и неотложных забот хватало и без того. Однако ближе к вечеру, когда тщательно им отобранные воины разошлись на отдых тремя (по пятидесяти человек) отрядами, отгонять назойливые мысли сделалось потруднее. Повелителю Молний вдруг пришло на ум: а Побережье - как же? Когда полыхнёт долгожданная Война, как поведут себя союзные и подвластные роды?
Не то что бы вождь не задумывался об этом раньше - раньше об этом думалось радужней: данники ему представлялись сплошь покорными, союзники - верными до конца. За одним исключением: род Водяной Черепахи - в давней борьбе за власть Повелитель Молний не мог похвастаться значительными победами над этим родом. И в конце концов с Водяными Черепахами установились неопределённые отношения: нечто среднее - между полу союзничеством и полу противоборством. И хотя Повелитель Молний надеялся: когда Горы и Побережье насмерть вцепятся друг в друга, не очень-то получится у этого рода остаться в стороне - Большая Война неизбежно затронет всех - однако понимал: чтобы остаться в вожделенном холодке, предводители Водяных Черепах сделают всё. Поэтому поспешный исход из Города семейства Ле-гим-а-тана ничуть не смутил вождя - верховный жрец Ле-ина по-другому поступить не мог. Но когда вслед за ним потянулись другие, а особенно преданный, думалось, до конца Биш-мар - Повелитель Молний встревожился: с кем с кем, а с родом Свиньи союз представлялся незыблемо прочным.
И не будь вождь безоговорочно полонённым Ужасной, то, уловив опасные колебания, решение он постарался бы отыскать помудрее: если Война накатывает сама, то неловкие шаги ей навстречу - к чему они приведут? К бесчестию? Пораженью? Гибели? Не вернее ли держаться мнения большинства - посольские обязанности не совмещать с разбойничьими? Пусть неприемлемыми, пусть в вызывающе дерзкой форме - но ограничиться только одними требованиями? Да, угрожая войной, но начиная всё-таки не с неё? Не с внезапного нападения на беззащитный род?
Но Душа Изначальной Тьмы уже полностью полонила Повелителя Молний, и блестящее, на его взгляд, решение оказалось совершенно противным разумному: не ограничившись вероломным нападением, учинить всеобщую резню. Не щадя ни детей, ни женщин. Чтобы, воспылав яростью, Горы Побережью ответили тем же. И вот тогда, по мнению вождя, никто не останется в стороне. А чтобы не сгинуть поодиноче, всё Побережье, волей-неволей, объединится под его началом.
Впрочем, не совсем ясно, прошедшей ли зимой или значительно раньше, когда мысль победоносной войной соединить Город со Священной Долиной сделалась навязчиво неотступной, вождь окончательно полонился Ужасной. Можно только заметить: если свободным он не был и раньше, то зимой, вслед за Вин-вашевым бегством и выстрелом Му-ната, поддавшись гневу, попал уже в полное рабство. И волю творил Её. Своей Госпожи. Ужасной.
* * *
Узнав стороной о Лилиэдиной "измене", Вин-ваш почувствовал себя скорее довольным, чем рассерженным. Разве что лёгким облачком ревность скользнула по краю, не омрачив сердца. Во-первых, по его мнению, ревновать всерьёз - было уделом женщин, у мужчин есть занятия поважнее; а во-вторых: во всяком случае - не к Ин-ди-мину. И тем более - не теперь, когда между ним и девочкой глухим забором стала её беременность.
У горцев свои обычаи, и если для старейшины рода Змеи Лилиэда не является нечистой - его дело. Он же, Вин-ваш, придерживаясь городских взглядов, не то что к жене или наложнице из свободных, к невольнице не взойдёт на ложе уже через две луны после зачатия. Да, по мнению большинства городских жрецов, нечистота, приходящая через две луны, таит опасность в основном для женщины, однако существовали и другие мнения - прямо противоположные.
(Если отвлечься, то можно сказать, что в народе бад-вар на нечистоту, приходящую к женщине после зачатья, ещё не сложилось устоявшихся, однозначных взглядов - в отличие, скажем, от нечистоты, ежелунно насылаемой Легидой. Причём - не только во всём народе, но даже и на Побережье. Разумеется - за исключением двух лун перед родами.)
Однако - не сложилось в целом, не выработалось общего мнения, но по отдельности у каждого для самого себя очень даже сложилось. В частности, у Вин-ваша - в непоколебимо твёрдое: на ложе к беременной женщине - ни-ни-ни! Впрочем - лишь для самого себя. Если Ин-ди-мин с Лилиэдой считают по-другому - пожалуйста, их дело. Тем более...
...что ж, как ни крути, а придётся сказать о нимало не украшающем Великого Героя: любовная связь старейшины рода Змеи с его Первой женой оказалась Вин-вашу очень выгодной. Поднимающей не менее, чем на две ступеньки в принявшем их роде. Причём, поднимающей не в видимом, не в утверждённом звании - в сердцах сородичей. Что недавнему чужаку куда как желанней всех внешних отличий и званий. И, без извиняющей хоть немного ревности, было бы непростительной глупостью, сердиться на Лилиэду.
Да, узнав о её "измене", ветреную девчонку плёткой он, разумеется, постегал - чтобы помнила, чьей она всё же является женой. Однако - постегал совсем легонечко: непонятно, наказывая ли, поощряя ли, или же вместе - и то и другое. В общем, получилось весьма двусмысленно: не забывай, мол, о мужниной власти, но и радей о его успехах. Двусмысленность, если к Вин-вашу подойти с общими мерками, с дурным запашком, по правде, но - если с особенными, скроенными лишь для Великих Героев - вполне извинительная. Чем не пожертвует Великий Герой ради спасения своего народа! Ну, а в данном-то случае ни о какой жертве речи вообще не шло: не к Ин-ди-мину же Лилиэду ревновать всерьёз? К седобородому старцу? Что из того, что ласкает её, как женщину? Любит-то всё равно, как дочь! Отеческой - не мужской любовью!
(Конечно, если задуматься глубоко, то, ох, как не просто расставить вехи между отеческим и мужским. Не всегда ли к отеческой любви подмешена толика - и немалая! - мужской? Впрочем, заниматься скрупулёзным размежеванием в народе бад-вар находилось немного охотников - и Вин-ваш никогда не входил в их узкий круг.)
Как бы то ни было, глаза юноши без труда закрылись на Лилиэдино легкомыслие - её женские слабости, растворяясь, таяли в ослепительных преимуществах любовной связи со старейшиной рода. Стремительно уносясь по склонам весенними мутными ручейками. Оставляя обсыхать под солнцем весомые, зримые валуны Вин-вашевых выгод и преимуществ. Уже больше сотни воинов попадало под его руку, самостоятельности в действиях вкушать уже дозволялось полной ложкой, а главное: не приблудным чужаком отныне становился Великий Герой для рода Змеи, нет - своим. Да, по обычаю, после переходных и свадебных обрядов Вин-ваш считался своим, но ведь - считался, не был. Ведь, если на то пошло, не обряды, а только время делают человека по-настоящему своим. Или же...
...сын Повелителя Молний пошёл по этой, по короткой, прямой дороге!
И кто его упрекнёт? Спаситель народа бад-вар не мог себе позволить долгие равноденствия отсиживаться в прохладной тени! Даже - в спокойное время. А уж теперь, когда - после хвостатой гостьи - Большую войну в Священной Долине все не просто ждали, не сомневались в её неотвратимости... в кровавом свете грядущих пожаров и битв замечать некоторые вольности его Первой жены было бы непозволительной роскошью!
Вообще-то, если бы передуманное без слов Вин-ваш захотел облечь в словесные одежды, ему бы хватило нитей, разве, на крохотный передничек. Соткалось бы нечто подобное, например, такому:
"Лилиэдка-то - а?.. во даёт!.. совсем ошалела девка!.. спуталась со стариком... ну, погоди!.. а впрочем... пусть позабавится... а Аникаба?.. а не боится - её дело... и этого старикашки... этого, этого... который - старейшина!.. предводитель рода!.. а он, Великий Герой, всё ещё во Вторых вождях.. нет уж!.. война на носу, а Ин-ди-мин распускает нюни: доченька, доченька... а сам, как стемнеет, к этой доченьке шасть да шасть... ну, ничего - к нечистой дошастается... или горцу - сойдёт?.. ничего подобного!.. меньше, чем на полтораста воинов, он, Спаситель народа бад-вар, теперь не согласится... в одиночку-то - не наспасаешься!"
А возможно, и ещё меньше слов употребил бы Вин-ваш - воину ни к чему слова. Нет, порой без них не обойдёшься - выклянчить, обмануть, отгрызться - но не мысли же разжижать словами? К тому же - не находя нужных? Лишь замутняя мысли! Спотыкаясь то тут, то там! Что ему делать - Великий Герой знает без слов. Без этих ненужных побрякушек. Знает - и делает. Творя волю богов. А высшая воля, как всем известно, людям является не в словесных одеждах. Является... как в темноте Ужасная! Также незримо, молча - и также неотвратимо. В прикрытиях не нуждающейся, ослепительной наготе всезнания. И смертному - лишь покоряться. Как он сам после столь печально закончившегося опыта с Тренилой уже не осмеливается ни в чём перечить Грозной Воительнице. Накрепко-навсегда запомнив и странную смерть Второй наложницы, и насквозь прожигающие огненные бичи. Высшая воля - закон для смертного. А чья она: Старшего бога, Ужасной, Древних Могучих Сил - малозначительные оттенки. Если ему, Вин-вашу, назначено стать Спасителем, то это, несомненно, высшая воля - которой необходимо повиноваться. Не осуждая шалости Лилиэды с Ин-ди-мином, но используя их во благо Людей Огня.
И к утру того дня, когда под видом посольства Повелитель Молний затеял кровавый набег на Священную Долину, его сын успел высоко подняться в роде Змеи.
И судьбоносным утром, подобно отцу, Вин-ваш тоже проснулся в приятном возбуждении. Ощущая, что для Людей Огня наконец-то пришло Великое Утро. Нет, Спаситель народа бад-вар пока ещё ничего не знал о происках Повелителя Молний. То есть - не знал конкретно, не знал о готовящемся набеге, но вызревшую за перевалом угрозу чуял по запаху, как спелый плод.
Ин-ди-мин, похоже, тоже что-то почуял: во всяком случае, этим солнечным утром Вин-ваш с ним договорился легко - не то что луну или две назад. И даже - не то что ещё вчера. Ещё вчера несогласный с приготовлениями к неизбежной межродовой войне - сегодня Ин-ди-мин согласился без колебаний. (Наверняка сегодня и до него дошёл ядовитый запах созревшего на Побережье плода!) А когда вот-вот нападут на тебя - сразу, небось, забудешь все недобрые приметы! Время ли помнить о зимнем смятении - о сулящей неудачи в битвах страшной хвостатой гостье - когда вот-вот нападут на тебя? Нет уж, любой, не помрачённый рассудком, на месте Ин-ди-мина отбросил бы все сомнения и изготовился к бою. И, так поступив, старейшина рода Змеи выполнил свой долг - не более.
В обращённых к нему словах Вин-ваша услышав подтверждение собственных опасений, Ин-ди-мин тут же собрал Малый Совет. "Малый" не по значению - по не многочисленности его участников: сам старейшина рода да трое, вместе с Вин-вашем, Вторых вождей. Ещё один из Вторых, сжигаемый изнутри чёрным огнём, бредил в отдельном шатре, а последний, пятый, позавчера ушёл вместе с Первым вождём в дальний конец долины - к союзному роду Лошади. Тогда Ин-ди-мин об этом заметил вскользь, однако сегодня, в преддверии грядущих битв, разъяснил, что не просто, отдавая дань вежливости, он направил вождей в союзный род - нет, с наиважнейшим поручением: договориться о совместных действиях ввиду близкой войны.
Это признание Ин-ди-мина явилось для Вин-ваша неожиданным и не слишком приятным сюрпризом: по неопытности о поступках других судя по своим, он полагал, что захваченный будничной суетой старейшина рода Змеи не способен как следует оценить надвигающуюся грозу. О её сокрушительной мощи и о времени, когда грянет, знать ничего не знает - нежничая с Лилиэдой и прочими полудевчонками! А оказалось: способен, знает, имеет, может.
За прошедшие луны оказывается не забыл предостережений Му-ната! Помнит, чем за долгие равноденствия сделался в руках Повелителя молний оборонительный городской отряд! Какую страшную силу таят триста наёмников! Триста мужчин - единственным ремеслом избравших войну!
Опасается, может, умеет, хочет - и?
Не зная всей подоплёки и впервые услышав о проделанной оборонной работе, Вин-ваш крайне удивился: значит, он стучал не в глухие двери? И сразу обиделся: выходит - ломился в открытые? Похоже - не очень-то ему доверяет род Змеи? Ему - Великому Герою! Вот и спасай таких! А Лилиэда?.. Связь его жены с Ин-ди-мином ничему, получается, не помогла? Не возвысила его ни на чуть-чуть? Все преимущества и выгоды - в одном лишь его воображении? Презрев опасную нечистоту - это что же? Плутовка тешила свою похоть - и только! Ну, развратница! А он-то, узнав о её женской слабости, распутницу постегал лишь для вида! Бережней, чем дитятю! Сегодня же, взяв новую плётку, всыпать ей до крови! Этой прелестной негоднице!
Приняв такое простое и ни к чему не обязывающее решение, Вин-ваш скоро справился со своей немалой обидой, и в дальнейшем слушал Ин-ди-мина, не отвлекаясь - о его надеждах и опасения, о проделанной оборонной работе - обо всём со вниманием. А сделанного - Великий Герой имел все основания укорить себя за юношескую слепоту - оказалось-таки изрядно. Впрочем, неудивительно: между горцами всегда было в избытке жаждущих схваток и битв с Побережьем. И стоило предводителю рода Змеи чуть-чуть ослабить повод - многие посрывались с привязи.
Ведь всеобщей кровавой бойни до сих пор удавалось избегать лишь благодаря мудрой предусмотрительности некоторых особенно дальновидных жрецов и вождей. И когда Ин-ди-мин, в Священной Долине наиболее влиятельный, а главное, до сих пор наиболее непоколебимый из миротворцев, вызывающе отказав посольству, ступил навстречу Войне, большинство с радостью потянулось за ним. Тут же забыв о зловещей гостье.
А обиды? Пустое, детское! Да, ему, чужаку, до сих пор не очень-то доверяли, но ведь - доверили! О предстоящих битвах Ин-ди-мин с ним сейчас советуется, как со своим! Посвящая в самые тайные замыслы! А Лилиэда? Её шашни со старейшиной рода? Ему они что - в убыток? Не принесли ожидаемых преимуществ и выгод? Подумаешь! Иметь глупость сердиться на слабости людской плоти? Причём - очень оправданные? Вздор! Да, плётка, если умеренно, всякой женщине на пользу - Лилиэдке, при случае, он добавит: однако щадяще - не до крови. И если - а ведь надвигается такое! - останется время для пустяков. А по его утренним ощущениям и по сказанным сейчас словам Ин-ди-мина получается, что отныне время завертится не в пример быстрее - забыв о ничтожных докуках, отныне бы поспевать справляться с громадным и неотложным!
Главное: отныне он не чужак для рода Змеи.
По завершении недолгого совещания, Ин-ди-мин для каждого распределил неотложные дела и обязанности: Вин-вашу с двумястами ему подчинённых воинов выпало идти на перевал - в ночь, не откладывая.
(Да, старейшина рода уже с утра чувствует ядовитый запах, да, гроза может разразиться в любой момент - во что бы то ни стало требуется предупредить любое возможное коварство.)
Вин-вашу - на перевал, в дозор; двум остальным вождям - заняться обороной стойлища: собрать боеспособных мужчин, а женщин (с детьми, стариками, козами) переселить на дальние пастбища; благо, прошла пора ягнения и весенней стрижки - управятся как-нибудь без мужчин.
Сам Ин-ди-мин собрался наведаться к соседям: дабы главу могучего рода Чёрного Орла поторопить с близняшками - им уже и рожать пора, а он всё ещё тянет со свадьбой!
Ладно, если детей от Великого Героя Ин-ди-шарам непременно хочет оставить для своего рода - можно оговорить заранее. Можно - как-никак, рядом! - блюдя в чистоте древние обычаи, и близняшек оставить в родительском шатре, но зачем же тянуть со свадьбой? Да, для надёжного союза одной свадьбы, конечно, маловато - но ведь надо же с чего-то начинать? Глядишь, две, две с половиной сотни воинов по-соседски, не нанеся себе ущерба, да и выделит на первый случай могучий род. А ему, Ин-ди-мину, при вероломном нападении - очень существенная поддержка.
На том и закончили - каждому нашлось место и дело. Вин-ваш, несколько ошеломлённый откровениями главы рода Змеи, немного задержался на совещательной лужайке - чтобы привести в порядок смущённые мысли.
В целом решение, принятое их скромным Советом, его устраивало, обиды - по правде, юношеские - рассосались раньше, но... его Высокое Назначение - с ним-то отныне как? Если Ин-ди-мин, вопреки внешней беспечности, всё предвидел и подготовился к нападению, то... ему, Вин-вашу, подскажите, как стать Спасителем? С его двумя жалкими сотнями!
Ведь даже, если погибнет Первый вождь и Первым, вопреки обычаю, изберут его - Ин-ди-мин никому не отдаст командования! О старейшине рода Змеи, считая его немощным старцем, он до сих пор судил, ох, как превратно! Слабый, видите ли, трусоватый, сластолюбивый старикашка - вздор! Ничего подобного! Да, избегал лезть на рожон, да, уклонялся насколько можно, но когда Война ступил на порог - преобразился на глазах! Из его ста равноденствий много как шестьдесят осталось, а сорока - будто и не бывало! Изумлённым глазам предстал не старец, но зрелый муж!
По счастью, на долгие раздумья у Вин-ваша не было времени: принять под своё начало сто незнакомых воинов, с каждым перемолвиться хотя бы несколькими словами, позаботиться о съестных и прочих нужных припасах - лишь на закате дозорный отряд смог занять перевал.
На позиции и подавно не осталось времени до смущающих мыслей: расставить стражу, выслать разведчиков, устроиться на ночлег, отобрать гонцов для связи со стойбищем - пришлось повозится до глубокой темноты.
А в полночь пришла Ужасная.
За суетой, за хлопотами Вин-ваш ухитрился забыть: сегодняшняя ночь - Её. Хорошо - не дома. Не на ложе с Темириной. Или какой-нибудь другой. В одиночестве. Среди потрескавшихся скал и невысоких кустиков. Под звёздным небом. В самом подходящем окружении для Души Изначальной Тьмы. В Её исконном царстве. И любовные ласки с Нею на этот раз оказались особенно восхитительными. Превосходящими не только все, бывшие под кровлей, но и те первые, на высокогорном лугу - вслед за оборением Зверя. Безоговорочно полонящими, опьяняющими до безумия, утомляющими до самозабвения, но и... наделяющими ясновидческой прозорливостью! Дарующими уму дивную трезвость! Вливающими в тело нездешнюю силу! Несравненные ласки Грозной Воительницы! И сейчас, накануне битвы, Вин-ваш почувствовал: исполненные до краёв суровой нежности. Не расслабляющей, но - дающей силу.
Но и - ещё... помимо... чего поначалу Вин-ваш не осознал, и что впоследствии явилось тем шатающимся камнем, из-за которого чуть было не сорвался обвал всеобщей Войны. Ужасная смогла заронить в Великого Героя смутное ощущение: чем ожесточённей битвы, чем больше крови, тем вернее можно стать Спасителем. Казалось бы, нелепость, но... если бы Вин-вашу было сказано словами! То есть - конкретно, определённо, внятно. Тогда бы для сына Повелителя Молний могла высветиться несообразность полученных откровений: спасти истребивший себя народ, непосильно не только смертному, но даже и Старшему богу.
Увы, волнующая неясность откровения, заманивая за горизонт, полностью скрывала лежащие на пути ловушки. Ужасная заронила в юношу не созревшие мысли, пусть даже не облачённые в словесные одежды, но их семена. Сразу пошедшие в рост, сразу полонившие ум. Однако - неощутимо. Просто - призрак всеобщей бойни перестал смущать Вин-ваша: ему привиделась пусть кровавая, но в целом обычная межродовая свара. Почти - по первоначальному. По пригрезившемуся вслед за убийством Градарга.
А как Душа Изначальной Тьмы, привнеся ничтожное "почти", повернула Вин-вашевы замыслы в нужную для Себя сторону, этого юноша не заметил. Ему всего лишь пришло в голову, что без сокрушительной победы над родом Снежного Барса, никогда не стать Спасителем народа бад-вар. Пока жив Повелитель молний, пока стоит Город - все выигранные сражения ничего не значат: он и без того Великий Герой, и любые воинские подвиги ему не прибавят славы.
Хорошо хоть, вопреки опасному опьянению, от непростительных глупостей Вин-ваша уберегло простое житейское соображение: затей он что-нибудь сверх назначенного - пойдут ли за ним подначальные воины? По его слову - без повеления Ин-ди-мина? Нет! Не пойдут! Как бы иным - и многим! - подобно ему самому, ни хотелось совершить разорительный набег на ненавистный Город. Сейчас не пойдут... а в будущем?