Городские сумасшедшие, из тех, кто стоит с плакатами на улице: против ГМО, меха, убийства животных, политики и хрен знает чего ещё. Мама такая. “Вы умрете, вы будете гореть в аду!” Всклокоченную женщину снимают с забора, она брызжет слюной, лицо красное. Не в силах смотреть на мать, Саша закрывает ролик на ютубе.
Каково было с ней жить? Первые прививки в девятнадцать лет. В церковь: то к католикам, то к баптистам, то по святым местам. Религиозный фанатизм как часть моды — у мамы своя религия: портить жизнь. Саша не звонит правозащитникам, не спешит забирать маму из ментовки: скорее всего, так отпустят — кому нужно её держать? Он привык, она тоже. У всех своя жизнь. Люди не меняются.
И всё таки Саша за ней поехал. Когда позвонили. Это ведь мама, у некоторых никакой нет. В каком-то смысле она даже забавная — до всего есть дело. Мама стояла у порога ментовки и курила, огрызаясь на грязного завсегдатая, судя по всему, знакомого.
— И что на этот раз, мам?
— Киты. Они держат в тюрьме китов.
— Китов?
— Косаток, или белух, точно не знаю.
Про какой-то скандал с морскими млекопитающими Саша слышал, но в случае с мамой всё могло быть иначе.
— Косатки и белухи разве не естественные враги?
— Люди — естественные враги. — Женщина выкинула сигарету. Почему-то ярую противницу загрязнения окружающей среды не волновало, что она сама мусорила, бросая окурок на землю. Или здесь можно? Заметив на лице матери свежий синяк, Саша покосился на работников правопорядка, стоящих на крыльце.
— Это тебя здесь так?
— А нет, это давно. — Мама сплюнула сквозь зубы, заправив клок седеющих, местами выкрашенных в красный волос за ухо. — Ерунда.
— Не ерунда, покажи. — Саша протянул к маме руку, пытаясь рассмотреть лицо, она его оттолкнула.
— Говорю же, ерунда, отстань.
— Опять он?
Ясно как день, что опять.
Как-то мама пришла пьяная в стельку. Сказала, что соскучилась по сынуле и забрела в гости. В руках бутылка. И опять следы побоев на когда-то красивом лице. Кто сейчас пьёт дешёвый портвейн? Мама — алкоголик старой закалки. Что с неё взять? В квартире у Саши хотя бы чисто, тепло и есть закуска.
Они сидели перед телевизором, смотрели очередное шоу. Женщина постучала пустым стаканом по ножке кресла. Саша поднялся с пола и принёс ещё бутылку. Мама о чём-то сосредоточенно думала.
— Саш, ты ж химик. Сделай бомбу и взорви их всех.
Он даже не стал уточнять, кого на этот раз?
— Не смешно, мам. Ты уже взорвала ютуб — тебе не достаточно?
Ни с того ни с сего мама закричала:
— Атомная бомба — нет! Водородная бомба — нет!
— Вы теперь в своей тусе болеете за ЦСКА? Что-то новое.
— Если Бурунову можно, почему мне нельзя? Эту кричалку кто-только не орал. — Она продолжила. — Электронная бомба — нет! Водородная — нет!
— Мам, повторяешься.
— Мы скоро едем на экологический форум.
— Вы и на форум?
— Да, что тебя удивляет? — Женщина наполнила свой стакан, сразу отхлебнув.
— И когда?
— Через два дня… — она прочистила горло и продолжила. — Бомба которая взорвётся! Бомба, которая везде продаётся! Бомба, которую боится народ...
— Так, пора завязывать.
Саша забрал выпивку и выключил телек. Он знал, что мама скоро заснёт.
Прошло дня три, мама позвонила среди ночи:
— Саша, это я. Серёжа, он… он мертв.
— Как это?
— Ну вот так. С ножом в груди.
— Если не шутишь, то… — Саша вскочил, до него дошло. Это не какой-то абстрактный Серёжа, мама говорила про своего сожителя и собутыльника. — Мам, а ты почему дома? Ты ж должна была послезавтра вернуться с вашего ведьминского экологического слёта.
— Там одни идиоты, вернулась раньше. А тут Серёжа. Что мне делать?
Саша перехватил трубку. Голова отказывалась соображать.
— Ты вызвала полицию?
— Нет ещё.
— А что там гремит?
— Собираю бутылки. Тут была пьянка: на столе стаканы, окурки, объедки… Подожди. — На секунду прервав свой монолог звоном стекла, мама продолжила. — Человека три было, не считая Серёжу. Саша, нож тоже выкинуть?
Холодный пот прошиб. Александр поднялся, подошёл к окну и открыл форточку. Подумав, что улучшит этим слышимость для соседей, закрыл обратно и переспросил:
— Какой нож? Орудие убийства?
— Слова-то какие умные. — Из трубки хмыкнули. — Если был воткнут в труп, значит, орудие?
— Мам, ты вообще нормальная? Ты что его вытащила?
После путанных обьяснений матери о попытке оказать первую помощь Саша вдруг вспомнил:
— Мам, а тётя Галя, она завтра должна была цветы полить прийти?
— Откуда ты знаешь?
— Вы при мне разговаривали.
На том конце провода помолчали, видимо, мама задумалась.
— Ну вроде бы она говорила про завтра. Я ещё подумала, как бы они тут с Серёжей пьянку не устроили.
— Так может, и устроили? — Саша сам не знал, зачем сказал это. В поножовщине полную и медлительную тётю Галю вряд ли можно подозревать.
— Мам, соседи тебя видели? Ничего больше не делай, скоро буду.
Саша завёл старую семёрку и поехал, на ходу придумывая план. Мама вляпалась в кровь, перепачкала отпечатками посуду на столе, взяла в руки орудие убийства. И сейчас она наедине с мёртвым собутыльником. Наверняка пьяная. Наверняка никто не будет разбираться.
Когда приехал, увидел мать сидящей на кухне, со стаканом в руке. Саша предположил, что водка из бутылки на столе. Плохи дела. Было частично прибрано. Мусорные пакеты валялись тут же, рядом с трупом Сергея. Мама посмотрела как-то безучастно: её глаза ничего не выражали.
— Что будем делать?
Саша вспомнил про старый ЗиЛ, советский, девятьсот лохматого. Габариты подходящие, если полки вынуть.
— Мам, нам нужно выкинуть холодильник.
— Сейчас? Саш, ты нормальный?
— Нормальный. Серёжу тоже выкинуть. Прибрать здесь всё. И забыть. Бомжа твоего никто искать не будет.
— Ты что, Саша! Как же… Хороший же холодильник. Неубиваемый.
— Неубиваемый это точно. — Саша подошёл к раритету, попробовал сдвинуть. — А в нём веса около центнера, да? Тяжёлая махина.
— Как ты его собрался?
— На жигуле ж багажник есть.
— На крыше что ли?
— Тоже представила себе? Всё нормально, багажник к водосточным желобкам прикреплён, выдержит.
— Наверняка проржавел давно.
— Мам, не нагнетай. Давай прибираться.
Молча прибираться мама не умела. Начала рассуждать, что убийцы до сих пор на свободе. И всем всегда всё сходит с рук из-за людского равнодушия. Она отложила веник и присела.
— Не этому я тебя учила.
— Как я вообще до своих лет дожил, не представляю.
— Как ты с матерью разговариваешь?
— Найди лучше, во что холодильник запаковать.
Самым сложным оказалось втиснуть начавшее коченеть тело Сергея в упомянутый холодильник. Полки сняли, морозилку Саша выбил, но Сергей всё равно не помещался. Мама, сама же предложившая подстелить одеяло, чтобы “Серёже было помягче”, вытащила это самое одеяло без особого сожаления и постаралась уложить бывшего возлюбленного в позу эмбриона.
— Эх, если бы сразу, пока он был тёплый.
— Мам, что-то мне не по себе от твоих комментариев. — Саша вытащил труп обратно на пол, повернул на живот и попытался согнуть ногу Сергея в колене. — Ты лучше помоги мне.
Навалились вдвоём. Что-то хрустнуло. Мама опять откомментировала, что “Серёже уже не больно, и он их простит”, после чего труп мужчины всё-таки был уложен в холодильник. Сверху покидали пакеты с чашками, ложками и стаканами — посудой со стола, которую мама успела прибрать до приезда сына. Саша закрыл дверку, повесил на ручки найденный навесной замок и присел на пол, наблюдая за дальнейшими действиями матери.
Подходящей коробки, чтобы упаковать сам холодильник, не нашлось, и мама обмотала ЗиЛ красными лентами. Украсила “гроб” в последний путь. И откуда у неё ленты? Остались с какой-нибудь очередной инсталляции? Квартира напоминала барахолку. Мама считала себя свободной художницей, Саша считал, что у мамы силлогомания. Пора бы прекратить удивляться.
План был простым. Холодильник Саша давно хотел выбросить. Пора было избавиться от этой рухляди, пока мама не превратила её в очередной “арт-объект”. Мать некстати вспомнила, что соседка хотела этот холодильник купить.
— Забудь. Соседке скажешь, что уже продала.
— За сколько?
— Не знаю, мам, посмотри на авито. Или в пункт приёма какой-нибудь позвони. — Саша взглянул на мать. — Я сам позвоню.
Полностью доверить уборку матери было нельзя. Александр собрал оставшийся мусор и прошёлся по квартире, заглядывая во все углы. Ничего подозрительного не обнаружил, заставил мать вымыть пол. С этим она справилась.
— Саш, тут кровь на дорожках. Чем её, хлоркой?
— Нет, перекись есть? Как думаешь, соседи ж наверняка в курсе про дебош? Ты с ними общаешься?
Мать выжала тряпку и бросила рядом с ведром:
— Почти ни с кем.
— Ну и не надо. Спросят, скажешь — ничего не знаешь. Не твоё дело. А алкаша своего ты выгнала. Пусть катится ко всем чертям. — Саша пнул холодильник.
Мама кивнула, подняла ведро и скрылась в ванной. Саша понадёжнее упаковал мусор и бросил пакеты к выходной двери.
Без помощи было не обойтись. Как не пытались они вместе с матерью поднять такой вес — не получилось.
— Мам, придётся ждать утра. Хотя бы часов шести. Кого из соседей можно поднапрячь?
Саша спросил и понял, что сморозил глупость. С кем Сергей мог бы выпивать накануне? Мог и с кем-то местным. Но сами они не справятся. Придётся положиться на удачу.
— Что ты придумал, Саш?
— Вынесем холодильник. Скажем, поехали сдавать на металл. Погрузим на мою тачку: хорошо, верх я так и не снял. Дадим по сотке.
— И куда мы его повезём днём?
— До гаража. Недалеко. Переждём до ночи, а дальше поедем в лес.
— И?
— Закопаем.
— Саша… — мама присела на старый табурет. — Не нравится мне всё это.
— Знаю. Тётя Галя завтра должна прийти, да? Не забудь ей позвонить. Нечего ей тут делать. Наутро ещё раз посмотрим квартиру, проверим, чтоб нигде не было пятен, следов пьянки.
— Хорошо, милый. — Мама потянулась к телефону.
— Что ты делаешь? Ночь ведь. С утра.
Сон не шёл. И разговоры тоже. Саша знал, маму лучше чем-нибудь занять, поэтому сели смотреть телевизор. Пробежавшись по каналам, мама остановила выбор на богословской передаче. Спорить было бесполезно, на это бы ушло слишком много сил, и Саша только спросил:
— Серьёзно?
— Бог есть любовь, это проверено. — Мама сползла с дивана на пол и вытянула ноги, помассировав колени.
— Кем проверено? — Зачем-то Саша решил прицепиться к фразе, мама невозмутимо ответила:
— Всеми людьми.
— Всеми? А что делать с атеистами?
Мама не успела ответить: богословская передача закончилась, сменившись местными новостями, где показывали очередной митинг на очередной свалке.
— Ну вот опять. Давай я выключу. — Саша потянулся за пультом.
— Нет, подожди. Посмотрим. — Мама перехватила его руку, на экране развернулась картина с горами мусора, по которому бегали дети. Покачав головой и вздохнув, мама продолжила. — Мир сошёл с ума. Одно успокаивает. Это всё закончится. Рано или поздно всё закончится.
— Ты о чём?
— О смерти всего и вся.
Саша даже удивился. Мама любит такие разговоры, но каждый раз подходит к предмету с разных сторон. Любимый бог в её версии будущего апокалипсиса обычно щадит всех несчастных, к коим мама относит и животных, и стариков, и детей.
— Есть такое понятие: тепловая смерть вселенной, состояние максимальной энтропии. Ты про это?
— Вселенная меня мало интересует. — Мама только покачала головой.
— И что тогда есть “Всё и вся”? Знаешь, мам… — Саша тоже сполз на пол, устраиваясь рядом, ему вдруг захотелось поговорить, — если верить в то, что у вселенной есть начало и конец: то есть был Большой взрыв и рано или поздно произойдёт коллапс, тогда ты права. Людей успокаивает мысль, что после их смерти что-то останется. Вселенная останется, и даже не заметит. Эти мысли о вечном... Но у человечества всё равно нет шансов — через четыре миллиарда лет Солнце просто напросто…
— Меня расстраивает, Саша, что ты не веришь в Бога.
— Мам, я верю в теорию Большого взрыва, в сингулярности и в то, что если пространство-время представить в виде сферы, никакой бог не нужен.
— По твоему, твоя мать совсем тупая? Думает, мир стоит на черепахах? Взрыв устроил Бог.
— И что по твоему делал бог до того, как его устроил?
— Готовил ад для тех, кто задаёт такие вопросы.
Саша хотел возразить, но мама его остановила — мельком взглянув в сторону кухни, взяла Сашу за руку.
— Вот бы оно прямо сейчас рвануло.
— Кто оно?
— Солнце.
— Мам, Солнце не взорвётся. Через миллиарды лет оно превратится в планетарную туманность. Учёные это уже давно спрогнозировали.
— Учёные ничерта не знают. Я видела по телевизору, может рвануть в любую секунду.
— Мам, да как хочешь. — Саша поднялся и пошёл на кухню. Решил чем-нибудь себя занять. Чайник, чтоли, поставить. Мама его окликнула:
— А ты сам что не спал, когда я позвонила, милый?
— Играл.
— С кем?
— Без понятия. По сети.
— Во что?
— Мам, тебе зачем? Ты всё равно не поймёшь.
— Ну да, у тебя же мама дура.
— Зря ты вернулась.
Мама кивнула и уставилась в телевизор. Саша почти вышел из комнаты, как вдруг она сказала:
— А хорошо бы, если б оно рвануло. Не пришлось бы завтра возиться с холодильником.
Утром решили пойти к соседям с первого этажа. Жили там два брата. Не то чтобы очень пьющих, по крайней мере, употребляющими зелье вместе с Сергеем в маминой квартире Саша их никогда не видел. Это обнадёживало. Выйдя на площадку, столкнулись с Андреичем, жильцом из квартиры снизу. И к кому он шёл с утра пораньше?
— О, соседушка, так ты дома? Вроде ж ты уезжала?
Мама хотела что-то ответить, Саша её опередил.
— Только что вернулись, — он помахал ключами в руке, — вот, к своей двери подошли, и ты нарисовался. Чё надо, Андрей Андреич?
— Да я… так. А Сергей дома?
Саша хотел было сказать, что они без понятия, но мама перехватила инициативу:
— Плевать я на него хотела. Надеюсь, что нет. Что я, по твоему, слежу за ним? Сказали же тебе, мы только вернулись. Вот, сын с дороги меня встретил, а не этот алкаш. А тебе что надо? Ты не к нам ли шёл? Не до тебя. Я устала.
Андреич несколько опешил от такого маминого напора и отступил обратно к лестнице.
— Не кипятись, соседушка. Не к вам. С приездом. Я пойду, отдыхайте. Хорошим людям с дороги надо отдохнуть.
— Бывай, Андреич. — Саша открыл входную дверь, зашли обратно в квартиру.
— Вот же принесла нелёгкая. Как думаешь, чего это он? — Мама прильнула к дверному глазку. — Не уходит, зараза.
Саша задумался. Андреич частенько выпивал с маминым сожителем. Отстранив мать, посмотрел сам. Сосед в нерешительности стоял посреди площадки, поглядывая на их дверь.
— Может, это он вчера тут, с Сергеем? Они ж любители выпить. Думаешь, Андреич его? — Мама повернула сына к себе. — А чего вернулся с утра?
— Откуда я знаю. Мозги он давно пропил. Услышал шум, решил проверить. Может, стоит ждёт, как ты в ужасе закричишь, найдя труп его собутыльника. — Александр посмотрел на ключи в своей руке. — Мам, а когда ты заходила, дверь была открыта?
— Не помню. Саша, надо в полицию звонить. Посмотри, какая рожа у него испуганная. А если правда он?
— Мама, алё? Какая полиция? Даже если и он. Андреич мог услышать, как ты вчера возвращалась. Мы всю ночь в квартире были, гремели. На посуде твои отпечатки.
— Моя же кухня...
— А на ноже? То что вы скандалили, весь дом подтвердит. Убить его грозилась?
— Было. — Мама кивнула.
— Ну вот. В худшем случае вдвоём сядете, за групповое. Молчи. Ничего он не сделает. На себя не донесёт. На тебя тоже. Нет Сергея и нет. Исчез по счастливому случаю.
— Так убийца же на свободе будет ходить, Саша!
— Если это ещё он. Пока всё что мы имеем — старого алкаша на нашей лестничной площадке. И к счастью, он ночью тебя не видел, или сделал вид. Ушёл он?
Мама ещё раз прильнула к дверному глазку.
— Ушёл. Пойдём.
Соседи снизу согласились помочь, хотя просьба их удивила. Михаил, старший брат, конечно спросил, куда это они решили холодильник тащить с утра пораньше? Саше хотел было соврать, как с мамой и договаривались, что повезут эту рухлядь на металл сдавать, но вопросов потом не оберёшься: что, куда, за сколько? И Александр на ходу придумал, что обещал ещё работающий ЗиЛ приятелю. В разговор вмешалась мама:
— Миш, ну что, поможешь нет? Я заплачу.
Саша догадывался, что шевелиться с утра соседу не хочется, но отказывать его матери он не будет. Маму в этом доме все знают. И не только в этом доме. Не понятно, на руку это сейчас или нет. Михаил ответил:
— Да отчего не помочь? Сейчас разбужу Степана, поможем. Только вот… что его тащить, если он работает, — сосед повернулся к Александру — давай куплю его у тебя, за пятихат, скажем. Договоримся?
— Мы б с радостью, дядя Миша, да уже приятелю пообещал. Неудобно отказать. Там услуга за услугу. — Саша выташил бумажник и достал пятисотенную. — Всё таки тяжёлый он, чёрт. Ещё наверх поднимать, на крышу тачки. Держи, дядя Миша.
Холодильник погрузили. Пожали братьям Михаилу и Степану руки. Мама каждому улыбнулась. Какой бы старой она не была, её улыбка дорогого стоила. Саша всегда так думал. Хотя это ж его мама, тут будешь пристрастен. Вовремя вспомнили про тётю Галю. Мама набрала номер и предупредила, что приезжать не надо. На что в ответ услышала:
— А что так? Неужто вернулась?
— Только вот утром. — Шёпотом подсказал Саша.
— Да только утром сегодня вернулась. Только вот, Галя. Там не заладилось кое-что. Так что поехала назад.
Тётя Галя вроде как шумно вздохнула, насколько можно было судить по звуку из телефонной трубки.
— В квартиру-то уже заходила?
— Галь, а что?
Саша нахмурился, взглянув на мать. У тёти Гали были ключи. Да и выпить та любит. Тётка ответила:
— Да так, ничего. Хорошо, что вернулась и позвонила. А я уже к тебе собиралась. А денёк-то такой хороший. Можно на дачу съездить. Так что если не к тебе, я туда. Привезти чего? Зелени? Серёжу угостишь.
Саша толкнул маму в бок. Та кивнула.
— Поругались мы с Серёжей. Если больше его не увижу, не расстроюсь.
— Когда ж вы успели? Уезжала ведь нормально всё было?
— А откуда ты Галя, знаешь, нормально или нет? Вы виделись что ли с ним без меня?
— Что ты говоришь такое. Чего бы, зачем?
— Знаю я, ты не дура выпить. Как будто не было такого, когда я уезжала?
— Мам, не надо, — Саша осторожно потянул мать за руку, — не перегибай.
Мама кивнула, соглашаясь. Видимо, этим утром она кого угодно готова была подозревать. Неуютно сидеть в машине под трупом, спрятанным в привязанный сверху холодильник. Быстро извинилась перед тёткой и бросила трубку.
— Ма, успокойся. — Саша погладил маму по руке. — Не важно: кто его? Он был плохим человеком, заслужил. Лишь бы только тебя не посадили.
Мама никак не прокомментировала сказанное. Кивнула на дорогу.
— Поехали, Саш.
Как и договаривались, день переждали в гараже. Взяли две лопаты. Выдвинулись ближе к ночи. Ехать пришлось далеко. Но Саша знал, куда можно вывезти такой груз, и где точно не будут искать.
Место выбрал подходящее: рядом ни реки, ни другого водоёма — не размоет. Копать пришлось много, все таки труп отдельно от холодильника легче было бы зарыть, но старый ЗиЛ удержит запах, защитит от диких и бродячих животных. Да тут и не ходит никто. Ну разве что какие ненормальные ягодники-грибники, рискнувшие собрать подножный корм недалеко от города. Ходят ли они с лопатами?
Рыли долго. Но это было полбеды. Из квартиры тяжелый груз вынесли соседи, а сейчас пришлось обходиться самим. О том, чтобы опустить холодильник на ремнях или веревках, не могло быть речи: сил бы не хватило. С крыши жигуля холодильник столкнули, при этом дверка не выдержала и слетела, и труп Сергея со всеми черепками вывалился наружу. Выругавшись, Саша потащил его обратно.
Надо сказать, мама помогала: молча и сосредоточенно. Сергея погрузили в холодильник. Осколки, банки и объедки собрали обратно в пакет и бросили сверху на труп. Саша, как смог, приставил на место дверь. Обернул ЗиЛ теми же ремнями, какими крепил его к крыше машины. Холодильник даже не доволокли, дотолкали до только что вырытой ямы. Пришёл черёд закапывать мамашиного возлюбленного.
Земля была влажной, накануне шёл дождь. Саша понятия не имел, облегчило им это жизнь или затруднило. Ему, как водителю жигулей, точно затруднило. И ругался и молился, пока ехал. Семёрка не подвела. А копать было тяжело. Под слоем дёрна земля хоть и не глубоко, но промокла, став влажной и тяжёлой. Но может зато мягче? Опыта у Саши в таких делах не было, по маме же казалось, она знает, что делает. Забрасывая холодильник с Сергеем землёй, мама вдруг прослезилась:
— Такой человек был хороший, как так? — Она размазала влажную грязь по щекам.
— Мам, ты чего? — Саша остановился, опершись на черенок лопаты. Мать сквозь слёзы продолжила:
— Ведь человек, живой. Был. Мы с ним вместе год. Ведь год.
— Год побоев, пьянок и унижений?
— Не учи мать жить. Много ты знаешь? Он был добрым, не то что твой отец алкоголик.
— Что-то новое. Теперь мой отец — алкоголик. Мне больше нравилось, когда он был лётчиком-испытателем. Потом кем ещё, мам? Капитаном дальнего плавания, полярником?
— Помолчи. — Мама нахмурилась, избегая смотреть в глаза. Не хотелось мучить мать, но настроение было хреновое. Спина и руки болели, начинало рассветать. Саша только сейчас сообразил, что дождь на самом деле сыграл с ним злую шутку: следы протекторов шин остались на дороге и на въезде. Продираясь сквозь заросли, поломали кустарник и подмяли траву. Да и чёрт с ним. Может, они такие вот ненормальные туристы? Или грибники. А на этом месте потом удобно будет разбивать палатку. Сашу передёрнуло — кто-то может приехать сюда с семьёй, с детьми. Да вряд ли. В такую глушь. Мама продолжила:
— Он был порядочным человеком. Хоть и скотиной.
— Трупы, по крайней мере, в лесу не закапывал?
— Он работал на…
— Мам, мы с тобой как-то смотрели фильм про космонавтов, а на следующий день ты придумала историю, что мой отец — большая шишка в Роскосмосе, и познакомились вы на космодроме, куда ты пробралась, чтобы привязать себя к ракете, устроить одиночный пикет. В пять лет я ещё мог в это поверить. Что ты сейчас хочешь сказать? Что отец был лесником, а встретилась ты с ним, заблудившись в чаще?
— Не смей так говорить со мной!
— В чём я всегда был уверен, так это в твоей богатой фантазии. — Саша вытащил лопату из земли и повернулся к “могиле”.
— Сказала, не смей! — Мать, всегда отличавшаяся импульсивностью, его толкнула. Не удержавшись, Саша свалился в яму, на холодильник.
— Сашечка! — Женщина рухнула на живот, вытянув руки. Поняв, что не достаёт, скатилась в яму к сыну. — Саша, вставай, Саша! Прости меня! Прости!
Капли падали на лицо. Влажная земля забилась под футболку, охлаждая кожу. Не хотелось открывать глаза, но вдруг у мамы случится инфаркт?
— Мам, всё нормально. — Саша попробовал подняться, спина заныла. Ещё не хватало. Попробовал ещё раз: да нет, вроде нормально. Ударился, может мышцу потянул. — Не истери, я живой.
— Сашечка, отдохни. Я сама его зарою.
— Да брось. Тут ещё кидать и кидать.
— Ничего. Я привычная. Передохни чуток.
— Привычная?
Мама недовольно посмотрела, Саша решил не развивать мысль. Вылез из ямы, помог выбраться матери. Подавил вздох, по привычке скрывая от мамы все болячки. О передышке нечего было думать, светало. А хотелось убраться из этого леса затемно.
Могилу закопали, разровняли землю, тщательно заложили сверху дёрном, закидали ветками. Уставшие и грязные, сели с машину. Саша прижался лбом к рулю. И куда теперь? Точно не обратно к матери: в вымытую квартиру. Да и к себе в таком виде заявляться не стоит. Его соседи ещё любопытнее. Будто понимая, о чём думает сын, мама предложила:
— Тут у знакомого дача, недалеко.
Саша поднял голову и повернулся к матери.
— Он на месте?
— Нет. Но я знаю, где ключ.
Приехали на дачу к знакомому матери. Увидев старые, скомканные плакаты, валявшиеся на земле и размоченные водой, Саша сразу понял, к какому кругу знакомств принадлежит хозяин дачи. Зашли, помылись в летнем душе, переоделись в какие-то рабочие тряпки: главное, в чистые и сухие. Пока Саша мыл машину, мама нашла из чего приготовить завтрак.
Они сидели, жевали кашу, запивая крепким чаем, и вдруг оба рассмеялись. Усталость, сменившая выброс адреналина, отключила мозг. Что бы ни произошло, даже если их найдут по горячим следам, даже если посадят. Даже если… Закопать в лесу маминого любовника. Взять, вывезти в старом холодильнике на старом жигуле и закопать. Смешно. Посмеялись от души. И забыли об этом. Забыли на долгих три года. Никто не пришёл. Если Сергея и искали, то с мамой Саши его исчезновение никак не связали. А через три года у мамы нашли рак.
Он любил мать. Но болезнь сделала её ещё более невыносимой. Раковая зараза распространялась по её телу слишком быстро, лишая и так не вполне адекватную женщину рассудка. Мама страдала от боли, Саша страдал от осознания того, как мама быстро сгорает.
Запущенный рак, неоперабельный. Она какое-то время скрывала. Не от всех, от Саши. Это у них было общее — скрывать. Лечение, дававшееся бесплатно, не помогало. На то, что слабо помогало — уже не хватало денег. Мать винила всех: врачей, минздрав, политиков. Иногда других пациентов, которым тоже больно, которые заставляют её мучиться рядом с такими же, как она, в очередях. Какие для неё, даже здесь, даже сейчас, являются публикой, с которой она всегда готова поговорить о борьбе, или о Боге, которые быстро её возненавидели.
Саша устал. Мама умирала. Он знал, у неё, помимо желания избавиться от боли было только одно желание — поделиться этой болью со всеми, кого она презирала. Болезнь сплавила всех, против кого она годами выступала, творя свои невообразимые инсталляции, в одно лицо. В лицо монстра, поглощающего землю. Она просила этого монстра взорвать. Саша выполнил её желание. Больше он ничего для неё не смог бы сделать. И он выполнил.
— Убийцы Серёжи на свободе. Это из за него. Из-за него у меня рак. Я виновата. Я покрыла их своим бездействием. Молчанием. Саша, нельзя же было молчать!
Они сидели на крыше девятиэтажки и смотрели на закат. Солнце падало в город, как в яму. Мама сказала бы: в мусорную яму. Но она потратила все силы, вспоминая про своего Серёжу. На закат сил не хватило.
— “Вот бы оно прямо сейчас рвануло”. Помнишь, как ты это сказала? — Саша накрыл плечи мамы пледом, усадив её поудобнее. — Ты всё ещё этого хочешь?
— Я ведь много раз просила об этом у… Бога. Рано или поздно он услышит мои молитвы.
— Бог? Ну, пусть будет бог. — Саша осторожно повернул лицо матери к огненному диску, уходящему за крышу дома. — Смотри.
Взрыв поднял облако пыли, застелив небо. Красиво рвануло. В воздух взвился столп дыма. Спустя секунды совсем ничего не стало видно. Грохот ударил по ушам, прокатился по крышам. Саша взглянул на маму. Она смотрела на взрыв. И была готова поверить во что угодно. Болезнь разъела её мозг, но не сломила волю. Она верила, что прямо сейчас наконец-то умирает Вселенная, что бы это для её воспалённого разума не значило?
Это был запланированный взрыв. Снос старого здания в старом районе. Саша знал, мама уже ничего не различала. Она верила на слово. Верила всему.
— Я давно хотела сказать тебе, Саша. Это я убила Сергея. Зарезала его ножом. Он был той ещё сволочью.
Саша обнял мать и погладил по голове.
— Ты действительно хочешь, чтоб было именно так?
Она смотрела на поднимающийся вверх пепел. Быстро темнело.
— Как жарко. Значит, так себя чувствуешь, когда оно взрывается.