Аннотация: Шумный базар. Самое сердце Гиярры. Чего только не случается здесь. (немного исправленно)
Шумит великий Арабат. Криков и звона полны его улицы: стучат молотки в кварталах медников и кузнецов, трудятся неустанно трещотки деревянных зубчатых колёс в квартале мельников, заглушая шум заплутавшго в лопастях ветра, смешанным гулом отвечают им районы мастерских. Но выше и громче всех торг. Самые пронзительные крики раздаются тут, смешиваясь с рёвом ослов и верблюдов, прорезаемым на миг благородным ржанием сухоногих вороных скакунов. Шипенье ящеров и трубное пение олифанов тщятся распугать жадных до зрелища покупателей. Хлопают раздуваемыми полами шатры северных варваров, яростных в бою и упорных в торге, да полощутся в воздушных струях бунчуки вождей пустынных племён.
И сами они, устроившись на расшитих кошмах попивают из пиал холодный кумыс или горячий ках, беседуя с неистовыми северянами, что как воду пьют душистое румийское вино. Вот танцовщица подбрасывает и ловит шипастые булавы, волнительно покачивая бёдрами в такт мерной зыби её обильных грудей. Звенят бубенчики на повивающих щиколотки золотых шнурках, и постукивает барабан в руках угольно-чёрного арапа, заглушая жадные вздохи мужей и суровых воительниц из амазонских земель.
Укротитель змей заманивает публику звуками волшебной дудочки и плавнопереливчатым танцем большой змеи, пусть не столь интересным мужскому глазу, но по своему будоражащим. И тут же погонщик, понося жуткой бранью, и грозя всеми карами, нахлёстывает упрямую длинноухую скотину. Зеваки помогают советами, не забывая просаливать их крепким словцом, да нескромными шутками.
Факир важно глотает огонь, подымливая ушами. Струйки всех цветов радуги собираются над серебрящейся чалмой, норовя сложиться в какую-нибудь неприличность под радостный смех публики. Но бдительный огнеборец бестрепетно развеивает непотребство грозным мановением длани. Снуют воришки, выглядывая жертву для своих ловких рук, и степенно шествуют почтенные горожане, раздавая оплеухи попавшимся на горячем мастерам экспоприации. Если конечно патруль стражи не выскочит тут-же из пестрошмумья толпы.
С презрительным равнодушием пробегает взглядом по привычной суете базара прелестная гурия, массирующая расслабленые плечи господина. Искрится огнями чистых цветов драгоценный обруч на белоснежной шейке, скрывая в мельтешении бликов скважину замка.
Одетый во всё чёрное мужчина, не покидая задумчивости, избегнул тычка древком и столкнулся с паланкином, заставив его ощутимо качнуться. Подняв рассеяный взгляд на пассажиров он негромко произнёс:
- Прошу простить меня. Задумался. - и продолжил свой путь.
Левая бровь облечённого властью старца гневно дёрнулась, словно спуская взведёного пружиной охранника. Вскинула короткую стрелу рука, укладывая на маленький, в локоть с третью, роговой лук. Выгнулись дуги плеч. Звякнула, посылая оперённую смерть, тетива.
Неловкий пешеход словно запнулся на мгновение, растерянно смотря на проклюнувшийся из его груди наконечник.
Долгую секунду в наступившем молчании он не двигался.
Но вот губы, только что удивлённо открытые, закаменели белой полосой на потемневшем лице. Скатились по скулам желваки, и чернёная кожа перчатки охватила древко стрелы, выдёргивая её как занозу.
Взвился струящимся крылом тьмы плащ от резкого разворота. Натянулись, скрипнув, тетивы в руках охраны, готовясь бросить клювастые палки. Не успели.
Доспехи из драгоценного булата, многажды зачарованные, покрытые искусной дварфской гравировкой рунами, гудящие от навешаных заказчиком защитных заклинаний, предали. Сотнями почек проросли на внутренней поверхности лат стальные побеги, пробивая поддоспешники, и распускаясь под кожей лилиями лезвий.
Привставший что бы лучше видеть гибель наглеца владелец носилок крутанул замысловато кистью, перебирая пальцами, но покачнулся от неожиданной гримассой боли. Стянутые было что бы сплестись в хитрый узел потоки огненой маны юркими змейками выскользнули из разжавшихся пальцев.
Яркий рубин, мысленым зовом сорваный с тюрбана, упал в морщинистую ладонь. Старческая рука напряглась, собирая остатки сил, но упала.
Упала и маленькая ладонь, выпустив рукоять кинжала, чей кончик, торчащий из укрытой бородой груди, остывающим взором потрясённо озирал умирающий старец. Девичье тело гибко оплело его, на миг, и прекрасные губы невесомо скользяще прошептали что-то в неслышащее уже ухо. Слова остались неслышны даже в наступившем безмолвии, но те счастливцы, что видели обычно бесстрастное лицо прекрасной девы, поняли, сказано было нечто личное и потаёное. Что-то обнажаемое только в особых случаях, как родовое оружие извлекается из ножен не каждый день.
Мгновение кончилось, и рубин просочившийся меж расслабившихся пальцев, да соскользнувший по шёлковой поле халата перевалился за край носилок, задорно блеснув напоследок пойманым в кровавой глубине лучом. Подавшаяся было за ним, перехватить, отрешённо сомкнула веки девушка, прерывая дыхание. На четыре капли вытянулась нить ожидания и сорвалась, сматываясь в клубок действия. Чудесные очи распахнулись, первыми, сделав это на такт раньше глаз всех успевших вознести последнюю хвалу сотворителю зрителей первых рядов.
Затянутые в аспидную кожу пальцы нежно погладили овал рубина. Раз, другой, третий, а потом резко сжались, и облачко искристой пыли невесомыми клубами покинуло ладонь что бы тут же развеяться. Маг повернулся одновременно со щелчком драгоценного ошейника, двумя безжизнеными половинками скатившегося с нежной шейки, собираясь покинуть место скоротечного боя.
Стремительный прыжок массажной девы с носилок и короткий рывок. Замирает, опускаясь на одно колено освобождёная, произнеся в остановившуюся спину:
- Гюзель.
Кивок принятия, и она занимает место за правым плечём своего дакхи.
- Простенько, но со вкусом. Изящно даже, я бы сказал.
- Вы правы, коллега. Сейчас редко встретишь такое искусство. Молодёжь предпочитает строить головоломные комбинации, хитростью а не умом добиваясь результата. Я недавно присутствовал на экзаменах в Асиринской академии, так там соискатели на мага тратили больше сил в поединках, чем почтенный мастер, что привлёк наше внимание своим умением.
- Дражайший, учтите всё же отсутствие у неразумных студентов опыта.
- А даже и так. Общая концепция их тактики совершенно непозволительна. Они тратили уйму энергии на заведомо слабых противников. Учитывая, что существуют мастера способные победить Архимага огня заклинанием с манонаполненостью уровня аспиранта, я нахожу такое положение дел неприемлемым.
- Хм. А добила его всё-таки прекрасная Гюзель. Мда. Как и было сказано когда-то.
- Почтенный Захарм всегда отличался излишней резкостью решений и чувством собственной значимости. А так-же придавал совершенно излишнее внимание пророчествам и предсказаниям. Случившееся есть лишь закономерный итог его ошибок, коллега.
.
Шумит Арабат. Кипит, бурлит, захлёстывая город водами алчности и рассчёта, его торг. Идёт сквозь толпу прекрасная дева, истиная роза песков, озирая горделиво, с лёгким презрением, людское мельтешение. Чёрный плащ, тяжёлый, из прочной чешуйчатой шкуры, накинут на хрупкие плечи, прикрывая их от нескромных взоров. Чуть впереди задумчиво шагает мужчина. Рассеяный чудак, в зловещем угольного цвета камзоле. Мелькает иногда улыбка на лицах простого люда, но чаще уважение в глазах встречных магов. И почтительные кивки обоим путникам.
И снова кричат ушлые торговцы, вознося хвалу своему товару, вплетая в неё искусно благодарность богам и хулу конкурентам. Шумит Арабат.