Рагино Анастасия Сергеевна : другие произведения.

Крепость из песка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

Я подарю тебе не просто кое-что, а кое-что из чего-то лучше любого чего-нибудь...
  (Вилли Вонка)
  
  Иногда, ну а если признаться честно, то почти всегда, чтобы отыскать поистине волшебное место нужно всего лишь внимательнее смотреть по сторонам. И себе под ноги.
  Двое, примостившиеся на узкой кромке песка, ноги поставив на скользкие покатые камни, чтобы не намочить обувь в вездесущей речной воде, то и дело вздрагивали, слыша, как по тропинке над их головами проходят взрослые и пробегают дети. На самом деле, что с максимальной степенью уверенности можно было утверждать, никто и не подумал бы спуститься к затерянному в высокой траве пляжу. Для этого следовало заметить узкий, скрытый развесистой крапивой, поворот дорожки, неожиданно уходившей влево. Затем, не упасть с осыпавшихся за долгие годы земляных ступенек, ведших прямиком к реке, что без предварительной осведомлённости о существовании таких ступенек выполнить было совершенно невозможно.
  И вот, наконец, заключительные два метра, на которых пологий, в далёком прошлом более или менее благоустроенный спуск вдруг становился обрывом, преодолеть который человек без спортивной карьеры за спиной уж наверняка не был способен. Если только не знал, куда протянуть руки, чтобы вовремя ухватиться за выпиравшие из земли длинные, хоть и высохшие, но довольно крепкие, древесные корни. Самих деревьев, кстати, поблизости замечено не было, так что следовало предположить, что их срубили владельцы соседних домиков, когда стремились проложить себе дорогу к пляжу. Озаботиться о выкорчёвывании насквозь проевших почву корней они забыли, самим себе же, впрочем, оказав услугу.
  Паша прекрасно помнил, что в незапамятные дни его детства даже старички ухитрялись купаться на этом самом участке берега, а всё благодаря корням и чьей-то безответственной забывчивости.
  Зенитное солнце озолотило неспокойную, мелкой дрожью исходившую от каждого дуновения ветра, речную гладь. Под огненными лучами волосы сидевшей по левую руку от Пашки девушки казались вполне себе рыжими, хоть в действительности ни намёка на этот цвет в тёмно-русой копне не наблюдалось.
  Жарко не было, пускай и на таком солнцепёке, да ещё и в середине июля. Ветерок усиливался, порывы его становились всё более внезапными и бесцеремонными. С северо-востока надвигалась зловещего вида серо-фиолетовая туча в форме то ли слона, то ли носорога. Так или иначе, но из самого брюха этого зверя поминутно вырывались тонкие, все какие-то уродливо изломанные, ярко-голубые, а то и чисто белые, вспышки молний. Они прорезали спёртый душный воздух пока ещё где-то за сотни километров от затерянного пляжного пятачка, но отголоски грома уже угрожающе обещали, что рано или поздно угрюмый небесный зверь доберётся и до этого местечка, смоет его и сотрёт с лица земли на дни и недели, отдав на растерзанье реке.
  Парня и девушку, бок о бок сидевших на песке, проблема надвигавшейся непогоды до сей поры не беспокоила. В порыве неизбывной скуки, они наблюдали за ленивыми, но осторожными передвижениями рыбака, на противоположном берегу вынимавшего из реки сеть. Сеть оказалась пуста, если и застряла в ней парочка рыбёшек, то с такого расстояния их совсем не было видно.
  Девушка жалела рыбака, наивно полагая, что он, судя по одежде и способу рыбалки, живёт неподалёку в деревеньке, а значит рыбалка - едва ли не единственный способ для него достать пропитание. Как будто не существовало даже в самых захудалых деревнях крохотных продовольственных магазинчиков. Однако, девушка, а звали её, кстати, Лизой, не рассматривала иных вариантов кроме того, наиболее удручающего, что пришёл ей в голову первым.
  Пашка глядел на усилия рыбака со снисхождением и некоторой неприязнью. Конечно, и он тоже мог бы предаться жалости, но парень с малых лет был знаком с рыбалкой, и сразу увидел, что место, выбранное мужчиной для сети - не то, время - тоже не то, да и вообще всё не то. И вот теперь, как профессионал, узревший издали неловкого новичка, Пашка, прищурившись, разглядывал согнувшуюся фигурку на том берегу реки.
  До поры до времени мысленное чтение наставлений его развлекало, однако вскоре Лиза осторожно поёрзала, переложив правую, сведённую судорогой ногу на соседний камень, и Пашка тотчас же спохватился, вспомнив о своей спутнице.
  - Скучновато здесь, да? - он сразу понял, что задал немного неправильный вопрос, но было уже поздно, так что юноша зачем-то ответил на него сам: - Знаю, совсем заняться нечем. Уж прости, подразумевалось, что мы просто посидим в красивом месте.
  "Поговорим..." - едва не сорвалось у него с языка. Они действительно болтали о том о сём, когда только добрались до пляжа. Чуть позже темы для разговора стали иссякать, а новые, если и находились, галантно отступали перед наползавшей послеобеденной ленью. Негласно было принято решение посидеть и полюбоваться. Вот только чем?
  Если годы тому назад пляж и являлся самым красивым в округе, то теперь, после того как с каждым годом отбиравшая себе всё большие просторы река дошла почти до самого обрыва, оставив от песчаной косы маленькую площадку с метр шириной, восхититься тут было нечем. По крайней мере, тяга к созерцанию красоты, а конкретно - водомерок, чахлых кувшинок и двух окурков - иссякала в течение первых пяти минут.
  - Да ладно тебе, - отмахнулась Лиза. - Тут довольно неплохо. Спокойно зато. Вспомни, из какого шума и суматохи мы вырвались сюда, чтобы хоть на выходных чуток отдохнуть.
  Она неспешно поднялась, покачнувшись на камне, и оставила Пашку гадать: то ли девушка всего лишь хотела размять ноги, то ли вознамерилась уходить.
  Он уже порывался было спросить, как Лиза взмахнула рукой, задержав над головой раскрытую ладонь, что между ними всегда означало призыв к молчанию и вниманию. Проследив за направлением взгляда девушки, парень догадался, что она заметила что-то либо в воде, либо под ней. Оставалось потерпеть и дождаться, пока она, убедившись в том, что зрение её не обмануло, решит с ним поделиться.
  - Там... - не договорила, поднесла ладонь козырьком к глазам, вгляделась, и только тогда продолжила, - на песке под водой стоит вроде... замок?
  Пашка вздрогнул, буквально сотрясся всем телом, и вставать вслед за Лизой не стал. Он и без того знал теперь, что она видела.
  - Я серьёзно! Не веришь? Иди сюда, - звала девушка, и ему стоило большого труда ухватить её за запястье, усаживая обратно рядом с собой.
  - Я верю, не беспокойся.
  - Так странно... почему его не размыло водой? Впервые подобное вижу... - бормотала Лиза. В конце концов, осознав, что парень молчит, задумчиво уставившись вдаль, она обратила внимание на него. - Ты что-то об этом знаешь?
  - Да так...
  - Расскажи! Точно, это ведь пляж твоего детства, ты упоминал, но я забыла.
  - Есть одна история, - уклончиво отвечал Пашка, отворачиваясь от рентгеновских лучей, исходивших из глаз Лизы. По крайней мере, он их явственно представлял.
  - Рассказывай! А не то обижусь, - в ход пошли безобидные пока угрозы, что сигнализировало о намерении девушки добиваться своего до последнего. - Сам ведь жаловался на скуку, так вперёд, развей её.
  - Скоро гроза.
  - Ничего, детали сократишь. Или сейчас хотя бы начнёшь, а о концовке я у тебя потом выспрошу. Давай! Ну Па-аш...
  - Ты спрашиваешь о... - нет, нечего выкручиваться, он всё равно не знал, как выразить свою мысль иначе, мягче. - Мне не хотелось бы об этом говорить.
  - Почему? Просто замок, - Лиза пожала плечами, вновь бросив взгляд на торчавший под водой шпиль центральной башни. - Что в нём такого?
  - Не люблю историю, с ним связанную.
  - Значит, давай совсем в двух словах, - девушка отчаянно цеплялась за свою просьбу. Точнее, это было уже желание, её воля, а непреклонность Лизы, тесно граничившая с крайней степенью капризности, редко когда позволяла ей отступаться в подобных случаях.
  - В двух не получится.
  - В трёх? Паш!
  Всё, дальнейшее сопротивление стало бесполезным. Павел вздохнул, сдавленно ойкнул, перемещаясь по мокрому камню, чтобы устроиться на нём поудобнее, и заговорил.
  - Жили-были два брата-близнеца...
  - Начало немножко сказочное, - усмехнулась Лиза. - Ой, прости. Всё, больше не перебиваю.
  - Так вот. Жили-были два брата, и звали их Гришка и... ну, скажем, Мишка. А говоря "близнецы" я имею в виду близнецов совсем одинаковых, однояйцевых, таких, что...
  - Даже родители их с трудом различали, - снова не сдержалась девушка. - Точно, извини, теперь ни слова.
  - Ага. Тем более, что ты неправа. Родители их, как раз таки, никогда между собой не путали, потому что различий у этих двоих, если присмотреться, нашлась бы целая уйма. Не во внешности, но в характере и поведении. Оба брата были довольно высокие для своих лет, а в тот год им исполнилось девять, светловолосые и с кучей веснушек.
  Лиза искоса взглянула на лицо Пашки, тоже сплошь усыпанное веснушками, но благоразумно промолчала.
  - Однако, - продолжал он, - в одной и той же одежде они не ходили, как это частенько бывает, и даже разговаривали будто бы разными голосами. Гришка был хитрый, шустрый и вечно сбегал из дома, а потом возвращался поздним вечером, когда на крыльце собиралась настоящая толпа всполошившихся из-за его пропажи взрослых. Мишка же со стороны выглядел тихим, застенчивым, и постоянно читал, либо сидел в гараже у соседей, где они позволяли ему творить что душе угодно. Он мастерил модели самолётов и поездов из всяких деревяшек и ненужных железок или гвоздей. Причём, деревяшки он умел пилить и обстругивать сам, чем очень гордился. А родители, в свою очередь, постоянно переживали, что мальчик себе палец отрежет или ещё чего похуже. Но препятствовать ему, когда он исчезал в гараже, не могли, иначе и второй сын начал бы сбегать, как первый.
  В школе, кстати, лучше учился Мишка, почти все оценки у него были пятёрки, не то что у брата. Но мы об учёбе не говорим, потому что речь идёт о летних каникулах.
  Весь июнь шли дожди, и мальчиков из дома практически не выпускали. Ну а в июле, когда стало потеплее, они повадились каждый день ходить на пляж. Мишка брал туда очередную книгу и читал в теньке, а Гришка выдумывал всякое. Пытался переплыть реку и чуть не утонул, хотел сделать из изогнутых веток дерева качели и в итоге упал в воду, обломав самую толстую ветку. Когда ему становилось скучно, он просил брата построить замок из песка. У него самого получалось плохо, башни вечно рассыпались, хоть он их и пальцем не трогал.
  Сначала Мишка делал замок из одного этажа и двух башен. Затем, поддаваясь уговорам брата, стал добавлять крепостную стену, лепить больше окон и этажей, причём всё это он делал одними руками, без всяких пластмассовых формочек, какими дети обычно пользуются. Получалось ужасно красиво, и стояло довольно долго - те, кто бывал на пляже кроме них, а пляж тогда ещё был широкий и длинных, вон до того поворота реки, обходили замок стороной, чтобы невзначай на него не наступить. Вот только всякий раз, иногда через день, иногда через два, а бывало так, что и всего лишь час спустя, налетал ветер, и волны смывали песочный замок.
  Мишку это только сердило, потому что брат в таких случаях заставлял его всё заново переделывать, а отказать ему мальчик не мог. Даже если у него и хватало смелости обидеться и уйти с пляжа, Гришка объявлял ему бойкот и не разговаривал, устраивал пакости до тех пор, пока они оба не возвращались на берег, и не вставал на песке новый замок, ещё на одну башенку больше прежнего. А потом и его смывало.
  И вот, спустя пару недель, Мишке пришла в голову замечательная идея о том, что можно было бы построить замок не из песка, а из чего-нибудь покрепче, чтобы все капризы природы были ему нипочём. И он набрал недалеко от берега глины, и сделал из неё свою постройку, чем очень удивил брата.
  Целую неделю ещё продержался тот замок, и у Гришки больше не было поводов тревожить Мишку, ведь второй замок ему был не нужен.
  Но прошла гроза, вот примерно такая же сильная как та, что сейчас на нас движется, и от замка осталась одна кучка мокрой глины.
  Мишка не спал всю ночь, размышляя над тем, как сделать такой замок, чтобы он и под грозой не размок. Из дерева? У мальчика, несомненно, получилось бы, но он боялся, что деревянные башенки украдут и растащат другие дети, это ведь не песок, а настоящий игрушечный дворец. Тогда он остановился, как и прежде, на глине, но решил её обжечь. Даже спросил у тех самых соседей, и они пообещали, что помогут ему.
  Мальчик мастерил свой последний замок целых четыре дня, не выходя из гаража. Каждую башню, каждую лестницу или мостик он лепил отдельно, а после с помощью взрослых обжигал их так, что детали замка становились прочными, словно камень.
  На пятый день он торжественно установил замок на пляже, вкопал его в песок и обложил речными камушками, чтобы сильные волны ничего не перевернули и не унесли. Гришка долгие часы сидел у замка, трогал его руками и бормотал в недоумении, как это его брат сумел камень превратить в такую красоту. Потом Мишка объяснил ему, в чём дело, и глупый братец быстро потерял к замку всякий интерес.
  Зато для купавшихся и загоравших на пляже взрослых поделка Мишки стала настоящей достопримечательностью. В то лето было ещё много гроз, особенно в августе, однако замок выстоял. И на следующее лето он остался на месте, и ещё через год. Братья выросли, пляж затопило, и теперь здесь вообще никого не бывает, а он, - Паша кивнул головой на гордо высившуюся под толщей воды покрытую водорослями крепость, - до сих пор как новенький.
  Лиза притихла и задумчиво смотрела на самую высокую башенку, почти достававшую до поверхности тонким шпилем. У руки девушки, опущенной в воду, хороводом кружила стайка мальков, но она их не замечала.
  - Ты не говорил, что у тебя есть брат, - наконец проговорила она.
  - Да, просто... - Пашка осёкся. - Постой, а как ты поняла?
  - Ну знаешь, может это всё и звучит как притча, но я сразу догадалась, о ком в ней речь, - Лиза подняла взгляд на юношу и замерла в растерянности с открытым ртом, словно хотела что-то ещё сказать, но слова приклеились к кончику языка.
  - Мы с ним давно уже не виделись, так что я и не думал о том, что тебе будет интересно, - честно признался парень.
  - И ошибся. Расскажи.
  - Что?
  Сколь многое безвозмездно прощается человеку? От чего в каждом единичном случае зависит ответ на этот вопрос?
  Смотря, что прощать...
  - Дальше. Что случилось, когда вы подросли. Почему теперь не общаетесь, - не вопрос, а приказание, но Пашка всё же попытался вяло с ней поспорить.
  - Это долгая история. Попадём под дождь ещё.
  - Так пойдём домой, по пути будешь говорить. Паш, ну пожалуйста! Я вот тебе много что рассказывала.
  - Ты уверена?
  - Что хочу слушать? Конечно! - она оживлённо закивала. - И имена больше не меняй, раз уж мы оба знаем, кто главные герои.
  - Хорошо, уговорила, - он сдался. - Только ты это, вставай, гром уже совсем близко гремит, ведь правда же промокнем.
  Лиза подскочила и подала ему руку, помогая подняться. Не успела его нога коснуться первой ступеньки, а рука нащупать нижний, выступавший из земли корень, как Пашка начал, точнее продолжил, историю о двух братьях и замке. Замка в ней, впрочем, уже не наблюдалось.
  
  ***
  
  В рассказе Пашки был телефонный звонок. Точнее, целых три звонка, все с интервалом в несколько, а то и больше, лет. Ну, а если ещё точнее, то в перерывах между звонками были ещё звонки... Причём, довольно много. Их он, почему-то, опустил, посчитав не столь важными. Также он немного сократил начало, так сказать, предисловие к звонкам, и конец истории. Первое - потому что в противном случае не хватило бы дня, а то и недели, на подробное описание всех ссор и примирений двух братьев в их далёком детстве. Второе - потому что Пашка искренне полагал себя не готовым пока вдаваться в детали событий, случившихся с братьями уже во взрослой жизни. Лизе это, пожалуй, не слишком-то пришлось по душе, но о ней позже.
  Мечта любого ребёнка, прочитавшего или посмотревшего " Приключения Электроника", а может, всего лишь где-то слышавшего о нём - иметь близнеца, точную свою копию, которая, конечно же, будет во много раз умнее, находчивей, усидчивей, однако, в плане личностных черт будет чуть отставать. Таким образом, мы получаем идеального клона, готового в случае необходимости прийти вместо нерадивого ученика на страшную и неописуемо сложную контрольную, стать любимцем всех учителей, не выдавая секретной тайны: что он на самом деле близнец того, чьим именем подписывает работы. Что же касается прогулок с друзьями, личной жизни, общения с родителями, донельзя гордыми успехами своего чада в стенах школы, то эта часть жизни должна остаться на долю "оригинала", изрядно скрашенная теми бонусами, которые щедро сыплются на его голову в награду за хорошие оценки.
  И вот, по иронии судьбы, Гришка, не читавший, не смотревший и ни разу не слышавший об Электронике, заветную мечту Пашки, не раз бравшего в руки вышеуказанную книгу, исполнил. Для себя. Это он являлся в их паре Серёжей Сыроежкиным, тогда как Пашка, сам того поначалу не осознававший и предлагавший брату помощь исключительно из стремления проявить заботу и завоевать любовь, исполнял обязанности Электроника.
  Кто сядет решать домашнее задание по математике, а кто отправится во двор гонять мяч? Кто выучит все даты к проверочной по истории и напишет парочку шпаргалок с именами правителей? Чьей обязанностью будут еженедельные походы в библиотеку? Кто напишет доклад для презентации на уроке биологии? Диктант по русскому... конечно же, следует проверить постановку запятых, и прямо на уроке, пока не сданы тетради. Кто?
  Вплоть до старших классов разногласий в ответах на данные вопросы у братьев Прилепиных не возникало. Ответ был один, и он не менялся. Родители, следя за успеваемостью сыновей, понимали, в чём соль, почему иногда случается так, что в один день отличник Пашка получает плохую отметку, а Гришка хвастает неожиданно хорошим результатом. И мама, и папа молчали, надеясь на благоразумие одного из сыновей и потеряв всякую надежду повлиять на другого.
  Однако, на последних трёх годах обучения жизнь школьников имеет обыкновение неуловимо изменяться. Тем, кто прежде подпирал на переменах стены в коридорах, вдруг становится заметна значительная разница между популярными и успешными вне напичканных изрисованными партами классов двоечниками и теми, кто на спинках впередистоящих стульев не рисует, а целеустремлённо строчит конспекты строчка за строчкой, ловя каждое слово преподавателей.
  Пашка не успел и глазом моргнуть, как превратился в одинокую и со стороны весьма странную личность, изгоя, к которому обращались за помощью и советом, но присоединиться к шумной компании, идущей на вечеринку или обсуждающей вчерашние события, не звали. Когда он решил, что ситуацию неплохо было бы поменять в свою сторону, было уже поздно. Гришка крепко сидел у брата на шее, и слазить явно не желал, забирая от жизни всё, а Пашке оставляя обёртки из листочков в клетку и в линейку.
  Махнуть рукой и разорвать этот порочный круг твёрдым "нет"? На первый взгляд казалось, задача не из трудных. На практике же ответить брату отказом, да так, чтоб он не посмел возразить, никак не получалось.
  В итоге он нашёл способ всё исправить. Эдакий обходной путь, лишавший его радости ежедневного лицезрения Гришки за соседней партой. Потребовалась тут и помощь родителей, но они, ошарашенные неожиданным решением всех проблем своего более удавшегося сына, поддержали его, едва услышав слово "перевод".
  Не прошло и месяца, как Павел Прилепин стал учиться в другой школе, расположенной едва ли не на другом конце города. Добираться туда приходилось на нескольких автобусах, что отнимало не только всё утро, но и вынуждало вставать раньше обыкновенного, отнимая у организма заслуженные часы отдыха. Пашка не жаловался. Он чувствовал себя много лучше, чем прежде, ведь теперь его окружали люди, действительно хотевшие чем-то заниматься и что-то учить. В маленькой гимназии с уклоном на... пожалуй, любой предмет, какой только ни выбирал себе в профильный старательный ученик, не сталкивались с проблемой отстающих. Их выгоняли, и на освободившиеся места набирали других умников, целая очередь которых сидела на телефонах, ожидая возможности осуществить перевод.
  Пашка принялся за подготовку к экзаменам, Пашка стал перебирать буклеты престижных университетов, и день ото дня стопка учебников на его письменном столе всё росла, пока не разделилась на двое. К конце девятого класса стопок было уже пять, и они подпирали стол со стороны окна, вырастая прямо из пола.
  Гришка ныл и возмущался, но вскоре, казалось бы, свыкся с тем фактом, что хорошистом быть ему больше не светит. Менять что-либо в себе и в своём отношении к учёбе он, конечно же, не стал. Тем более, что в особенных случаях стоило только дождаться вечера, и, бесцеремонно ввалившись в комнату брата, потребовать помощи. По старой памяти, так сказать.
  К счастью для Пашки, такие случаи имели место довольно редко. Один, правда, совсем уж вопиющий, произошёл в конце десятого класса, и даже Гришка в тот день мог лишь подивиться собственной наглости.
  Первый из трёх звонков раздался в мае. Пора экзаменов и пора весны, когда, хочешь не хочешь, а необходимо выбирать между зубрёжкой тонны записанного за год материала и первым дождём, под который так хочется выбежать и, не останавливаясь на ходу, припустить со всех ног в центр города, где кино, кафе, где дворы и заброшенная станция метро.
  Пашка вышел на перемену в огромный светлый, сплошь плиточный и колоннообразный холл, заполненный степенными голосами старшеклассников, звонкими криками малышни и журчанием воды в декоративном фонтане.
  Не будь тогда перемены, парень нипочём не включил бы звук на телефоне, даже в руку бы его не взял, а звонок брата так и остался бы пропущенным, не принеся собой никаких проблем и невзгод. Но что-то подтолкнуло Пашку проверить мобильный на наличие сообщений от мамы, и в тот самый миг, когда тёмный экран осветился мягким голубоватым светом, динамики сотового ожили, выдав радостную трель.
  Голос Гришки звучал взволнованно и даже отчаянно.
  - Здорово. Если я скажу, что ты мне срочно-пресрочно нужен, ты ведь не сбросишь трубку?
  - Ну давай, выкладывай, - вздохнул Павел, прислонясь спиной к ближайшей колонне. Поход в кабинет химии за результатами контрольной отменялся, ведь Гришка явно не управился бы со своим рассказом в две минуты.
  - В общем, у нас тут экзамен... Не готовился я к нему! Потому что эта дура ничего не говорила, и вообще всё было тихо мирно, как вдруг, сегодня... Да ещё и устный зачёт, а принимать будет вовсе не она, а тот хрен из соседней школы, мол он там у них академик или, не знаю, в общем, кто!
  Суть сумбурного, как и всегда, повествования, Пашка уловил, и под ложечкой неприятно заныло.
  - И причём тут я? Экзамен ведь не завтра? За такой короткий срок тебя никто на свете не в состоянии подготовить.
  - Предлагаешь уйти? Или, ещё хуже, явиться сейчас туда самым первым, выпалить ему в лицо, что я тупица и ничего не знаю, хлопнуть дверью и... прощай, итоговая по истории за весь год! Да я её по кусочкам собирал, знаешь, как тяжело тут без тебя?
  - Даже не представляю... - пробормотал Пашка, чуть отнеся телефон ото рта. Собрался с мыслями, и вновь окунулся в омут братцевых проблем: - А что? Диктовать тебе через наушники? Не вариант. Ты повторить то правильно не сможешь.
  - Вот и я так же подумал, - внезапно возликовал Гришка. - Поэтому решил, что беспроигрышным ходом было бы поменяться. Ну, как в старые добрые... Экзамен скоро начнётся, но принимать будут по одному, а я в самом конце очереди, так что часа полтора у тебя в запасе есть.
  - Предлагаешь мне сорваться с уроков и ехать к тебе через весь город, чтобы... - шокирующая правда не сразу открылась Пашке, - чтобы выдать себя за тебя?!
  - Ну а почему нет? Тот идиот меня видел от силу разочек, да и то мельком. Разницы он не почует, а очкастая стрекоза слиняла, отдав нас всех в его руки. Подозревать станет, когда увидит оценки в списке, но разве станут из-за одного меня освобождать кабинет под пересдачу? Не смеши!
  - Я даже темы вашей не знаю, да и вообще, у меня тут...
  - Ты там итак один из лучших, если не самый! А мне на второй год остаться, или пусть даже в одиннадцатом каждый день оставаться на дополнительные часы как-то не хочется!
  - Сам виноват, - огрызнулся Пашка и едва не зажал себе рот, но слова уже вылетели, и обратно забрать их он не мог.
  - Чего?
  - А и серьёзно! Чего мне с тобой церемониться, когда это ты, а не я, целый год дурака валял.
  - Я бы не валял, если б эта стеклоглазая предупредить потрудилась!
  - То, что ты предлагаешь - полное сумасшествие, и я в этом участвовать не хочу.
  - Ну и не хоти, только дома покоя не жди. Ни от меня, ни от папани, когда ему позвонят и расскажут, какой сыночек молодец, что названия сражений и циферки выучить не может.
  - Да что я там скажу? - Пашка сдавал позиции, и это было плохо, но Гришка знал, как загнать его в угол, и, наверное, исход их разговора был предрешён ещё в тот миг, когда братец взялся набирать номер на телефоне. - Какая тема хоть?
  - Средние века... что-то там. Не знаю я!
  - Какие средние? Разве это десятый?
  - Вот у них спрашивай, я не причём! Может, это вроде повторения, может специально такая подстава, чтобы побольше народу сплоховало.
  - Так вы проходили это или нет?
  - У меня интересуешься? - взвился Гришка. - Вот гони сюда, возьми конспект у кого-нибудь в очереди, да сориентируешься. Какая тебе разница, ты всё равно все даты от начала времён во сне повторить можешь!
  - Я тебе не прислуга, не персональный компьютер и не палочка-выручалочка, - вот теперь Пашка был наиболее близок к тому чтобы нажать "отбой". Гришка почуял беду и моментально сменил тактику, не дав рыбке сорваться с крючка. Они оба понимали, кто тут вечная рыбка, но понимание картины не меняло.
  - Проси что пожелаешь. Или проси, не знаю, письменного соглашения, что после сегодняшнего дня я к тебе никогда больше не обращусь, сам всё буду делать. А не сделаю, так искать помощи на стороне, потому что родной брат у меня слишком крутой, чтоб до моего уровня опускаться.
  Вот и чёрт его знает, что это сейчас было: камень в огород или признание превосходства. Пашка сполз по колонне, присаживаясь на корточки. Знакомые и одноклассники, проходившие мимо, с удивлением глядели на него. Отчаяние на лице парня было видно невооружённым глазом.
  Холл постепенно пустел. Без звука звонка, ученики и сами знали, как скоро он будет. Все торопились в классы, а кто - из классов, чтоб не потерять не минуты внезапно появившегося в расписании "окна".
  "Окно" Пашки таким санкционированным не являлось, но тратить его попусту он тоже не мог. Раньше уйдёт, раньше вернётся. В конце концов, в чём Гришка не ошибся, так это в способности брата произвести впечатление на любого учителя с первых же секунд, и получить "пять", "зачёт", неважно, что, и неважно, по какому предмету или теме. Средние века? Да будет так!
  Оборвав Гришку на середине преисполненной наигранной благодарности фразы, парень сбросил вызов и, пошатываясь, словно от подскочившей враз температуры, побрёл к раздевалке. На дворе был май, но обещали дождь, и туманные тучи вовсю поддерживали предсказание синоптиков.
  Стоит ли уточнять, что в журнале в тот день, прямо напроиив фамилии Прилепина, чудом материализовалась наипрекраснейшая, идеальной формы, будто на компьютере напечатанная, хоть на самом деле выводила её человеческая рука, нежданная и негаданная пятёрка?
  Удивительно другое: благодарности Гришки в этот раз хватило надолго. Настолько, что звонки не раздавались больше в течение целого года. Сессии, рефераты, даже какая-то научная работа - со всем парень справлялся сам, так что его брат и думать забыл о давнем договоре "взаимопомощи". Ироничное наименование, учитывая тот факт, что помощь то была односторонняя.
  Так сколькое же всё-таки можно простить?
  Смотря, почему простить...
  Год спустя, очередной звонок всё же раздался, разбудив задремавшего у телевизора Пашку. Он в те дни жил с родителями, ну а Гришка успешно заселился в съёмную квартиру с другом, тем самым окончательно заявив о своей самостоятельности. Денег у мамы с папой он действительно не просил, понемногу зарабатывая на ночных сменах в барах и клубах. Почему во множественном числе? В ответ на этот вопрос Григорий лишь пожимал плечами. Да, его часто увольняли. Но он не был в том виноват. Они сами - выгоняли и всё. Даже не выплатив долю зарплаты, причитающуюся за последнюю неделю работы.
  Пашка наслаждался одиночеством, а этим словом он мог смело именовать пребывание в одной трёхкомнатной квартире с родителями. Они ему не мешали. Совершенно. Ходили где-то на заднем плане, звеня поварёшками и гвоздиками для будущих настенных панно. Изредка интересовались его делами и, выдержав необходимую паузу, так и не дождавшись ответа, на цыпочках крались в свою комнату, прикрывая дверь его спальни.
  Тишина, покой, всевозможные удобства под боком. О чём ещё тут мечтать? Пашка с головой ушёл в программирование, всерьёз подумывал идти доучиваться на магистра, взвешивал возможность совмещения учёбы с работой и склонялся к принятию именно этого варианта. Понятия "личная жизнь", "отдых" и "развлечения" имели место быть в его жизни, конечно же. он читал о них в книгах.
  В реальности столкнуться с данными определениями ему пришлось лишь единожды. В тот день, когда его подняла ото сна звонкая трель рождественской мелодии, несколько лет назад выбранной матерью в качестве наиболее удачного звонка, да так и не изменённая, несмотря на то что она соответствовала обстановке, настроению и ситуации вообще лишь раз в год.
  Пашка спросонья рухнул с дивана бесформенным мешком из покрывала, двух подушек и человеческого тела. Вскоре из кучи тряпья показалась рука, медленно но настойчиво тянувшаяся к журнальному столику, на краю которого покоился сотовый телефон.
  Пальцы поскребли начищенное до блеска стекло, задели вазочку и вчерашнюю газету, паучьими движениями добрались до нужного прибора, который, кстати, продолжал названивать, так словно некто на том конце трубки всерьёз был намерен не отступаться до победного конца.
  "Дело важное", - решил Пашка, и тяжело вздохнул, поборов желание отбросить телефон словно ядовитую змею, едва узнал голос брата.
  - Здорово! Давно не виделись! - вполне себе бодро прозвучало, но не мог же Гришка звонить просто так, без надежды на помощь или выгоду. Он был чересчур эгоистичен для подобного поступка.
  - Да, и правда что, надо будет заглянуть к вам как-нибудь... Но я не поэтому звоню.
  Вот правда и всплыла наружу. Даже продираться сквозь длинные витиеватые фразы с заверениями и обещаниями не пришлось - братец сразу перешёл к делу.
  - Что случилось?
  - Пока ничего, у тебя по крайней мере. Но скоро случится. Вот прямо с минуты на минуту, это я гарантирую. И от тебя требуется только...
  - Погоди-погоди, - перебил Пашка, - требуется, значит?
  - Ну нет! - вспылил его брат. - Я не требую и не приказываю, просто прошу. Поверь, сказать в приоткрытую дверь две фразы тебе будет совсем несложно.
  - Какую дверь?
  - Как какую, твою, конечно!
  - Почему? - Пашка потерял нить разговора. К нему вернулась охота усесться за рабочий стол и открыть начатый полчаса назад проект, а благие намерения пообщаться с блудным братцем сошли на нет, даже не зародившись.
  - У тебя будет кое-какой гость, совсем скоро. Она позвонит в дверь, ну, может, стукнет разок сгоряча. Ты откроешь, только ни за что на свете не впускай её в квартиру, и выслушаешь, что она тебе скажет. Спокойно, не перебивая, говорить она всё равно будет обо мне, а не о тебе. Но примет тебя за меня, и...
  - Стоп. Заново и помедленнее, - Пашка сел-таки за стол, открыл ноутбук и нервно забарабанил пальцами по столешнице. Так и подмывало не переспросить, а бросить трубку и с головой уйти в свои заботы, но опыт, а так же несколько слов из гришкиной, выцепленных растерявшимся от непривычной информации мозгом, подсказывали, что разбираться с его проблемами придётся, как ни крути.
  "Он такой беспомощный. Сейчас, и всегда. Он зависит от меня, в данную секунду, и я имею полное право отказать ему. Тогда, есть такая надежда, он постепенно забудет о необходимости чуть чего бежать к брату под крыло, станет окончательно самостоятелен, хотя он и сейчас себя таковым считает. Неважно. Я держу руку на рукоятке рычага, и никак не могу опустить его вниз. Не получается себя заставить. Почему?"
  Все эти мысли вихрем кружились по комнате Пашки, пока он краем уха вновь слушал рассказ Гриши, не ставший ни чуточки понятнее, зато заметно обогатившийся интонационно. Досказать до конца все инструкции касаемо надлежащего общения с неизвестной гостьей Гришка не успел. Раздался звонок в дверь, и парень, услышавший его эхо даже сквозь хрипящие помехи телефонной связи, то ли икнул, то ли охнул, и замолчал.
  С улицы, где всё это время лил несмолкающий дождь, донёсся зловещий раскат грома, затем сверкнула ещё одна молния, ярче предыдущей, и парень внутренне сжался, готовясь услышать, как задрожат оконные стёкла и завизжат сигнализациями припаркованные во дворе машины. Ситуация напоминала сцену из дешёвого фильма ужасов, и при таком раскладе за дверью следовало ожидать либо убийцу с топором либо маленькую девочку с лицом, завешенным мокрой копной спутанных волос.
  Вторая догадка оказалась чуть ближе к действительности. Едва Пашка повернул защёлку замка, как в прихожую ввалилась девушка на тонких каблуках, будто бы насквозь проткнувших коврик с надписью "Welcome", едва она на него встала. С перевитой в когда-то красивой причёске шишки и распрямившихся от влажности локонов капала вода. Капала она и со светло-фиолетового плаща, и с маленькой лакированной сумочки, и даже с носа незнакомки.
  Глаза девушки метали молнии ничуть не хуже грозовых туч, нависших над городом.
  Пашка в растерянности открыл рот, с тем чтобы спросить имя своей гостьи, но так его и захлопнул, вспомнив наставления брата. Если она принимала его за Гришку, то разумней было бы дождаться, пока девушка сама начнёт говорить. Натужное, вымученное молчание угнетало.
  И уж никак не было ожидаемым то, что вместо приветственных слов в воздух взметнётся подобно молоту Тора розовая сумочка и опишет полукруг, метя прямо в лицо Пашке. Он еле успел увернуться, но орудие подлетело во второй раз - девушка явно не собиралась растрачивать энергию на бессмысленную, с её точки зрения, беседу.
  - Эй, ты чего, стоп... Стоп! - вскричал парень, и незнакомка ошарашено замерла. Не потому что ей вдруг стало его жалко или она догадалась о подмене одного брата другим. Нет, её поразила невероятная наглость, пользуясь которой этот бессердечный парень ещё и смел надеяться избежать наказания за свои поступки.
  - Вот значит как! Теперь будешь строить из себя невиновного! Наплёл мне что-то про отъезд, а сам прячешься у родителей под боком, или что это ещё за квартира такая! Ты... да ты... я даже слов подобрать не могу, какая ты...
  - Я понял, понял, - остановил её Пашка, - но что я сде... Чёрт.
  Он так и знал, что придуманная Гришкой легенда долго не протянет. Сумочка всё-таки попала в цель, и голова парня мотнулась в сторону. На скуле, наверное, расцветал теперь свежий синяк, ведь бог знает, что столь тяжёлое было напихано в эту крохотную вещицу.
  - Он ещё и спрашивает! - распалялась красотка с потёкшим макияжем. - Ты серьёзно такой тупица, или притворяешься? Конечно, притворяешься, потому что, каким бы отсталым ты ни был, нужно окончательно деградировать, чтобы забыть твоё предательство!
  Вот и как прикажете себя вести, оказавшись в подобном положении? Совершенно незнакомая девушка, явно претерпевшая многое в процессе поиска твоей персоны, стоит у тебя дома и бьёт тебя же по лицу, а ты не то что поинтересоваться, за что, даже имени её спросить не можешь, потому что на самом деле перед ней должен стоять не ты вовсе, а твой брат. Причём, она-то убеждена, что дело обстоит именно так, и правдивым рассказом о существовании в природе близнецов её в данный момент не переубедить.
  Стоять на месте и покорно сносить удары. Не самое приятное разрешение конфликта, но Пашка догадывался, что именно этого от него и требовали. Спустя несколько минут выслушивания потока несвязных криков и ругательств он попытался вклиниться снова - с предложением о перемирии. Попытка, что закономерно, увенчалась трагическим провалом и появлением нового синяка на теле парня.
  - Придурок! Я из-за тебя ночами не спала, я так переживала, понять не могла, всё думала: "Что могло с ним случиться?" А ты...
  И так по кругу, по бесконечному кругу. Пашке вдруг вспомнился Данте, читанный ещё в школе, и он проникся чувством солидарности. Вот только парню, в его положении, даже хотелось бы спуститься на следующих круг, лишь бы избавиться от сумятицы, царившей на первом. Его не отпускали. Ещё бы. Девушка, проделавшая такой длинный, по её собственному признанию, путь под дождём и, ко всему прочему, без зонтика, имела полное право выплеснуть накопившиеся у неё эмоции. Жаль, что мучилась она зря и разорялась до хрипоты - тоже. Виновник её злоключений находился за тридевять земель от квартиры родителей и задумчиво похихикивал в полупустой стакан, сидя за барной стойкой.
  Имени бывшей пассии братца Пашка так и не удосужился узнать. Когда той надоело, она от души хлопнула дверью, а затем ещё и с кнопками лифта позабавилась, добивая сумочкой их, вместо оставшегося позади парня.
  На звонок Гришка ответил тотчас же, словно ждал отчёта, покручивая телефон на столе указательным пальцем.
  - Ну, как прошло?
  - Громко. И больно, - отчеканил Павел, потирая ушибленное плечо и рассматривая в зеркало покрывшееся пятнами лицо.
  - Она ушла?
  - Нет, она стоит за мной и слышит каждое твоё слово, - поняв, что брат чуть не повёлся на шутку, Пашка успокоил его: - Да, ушла, конечно же.
  - Вот и ладненько. Не переживай, больше она к тебе не придёт. Не станет жертвовать гордостью.
  - Объяснишь, что у вас с ней произошло?
  - Да так... Я её, как бы это сказать, немного бросил. По-английски.
  Пашка хмыкнул и больше никак не прокомментировал услышанное.
  - В лбом случае, спасибо, братец. И прошу прощения за причинённые неудобства.
  - Точно. Неудобств было много. И будет, - парень поморщился и отвернулся от зеркала.
  - Ну что? Свидимся?
  - Ты мне должен.
  - Понял, не дурак.
  - А она утверждала обратное.
  Гришка на том конце трубки радостно загоготал.
  - Значит, точно свидимся. Там и рассчитаюсь с тобой. Бывай!
  - И тебе всего хорошего.
  Кто-то скажет, что мысленно Пашка наверняка произнёс прямо противоположное пожелание. Любой бы так сделал, тем более, что всё вышеописанное случалось далеко не впервые, и парень прекрасно понимал, что брат не отплатит взаимной помощью никогда. Наоборот, снова попросит сам.
  Так вот, ни единой плохой мысли у Пашки в тот момент не проскользнуло. Одна лишь жалость к себе и некий налёт усталости - в конце концов, звонок прервал его крепкий, каждой секундой важный, сон.
  Зачем было выручать Гришку? Над данным вопросом Павел не задумывался. Он с раннего детства принимал как факт то, что семье приходят на выручку. Всегда. Даже если, протянув руку, рискуют схлопотать, случайный или намеренный, подзатыльник секунду спустя.
  Ведь прощают многое, всё зависит от того, кому прощать...
  Но должны ведь были быть исключения и из этого правила?
  
  ***
  
  - Алло?
  - ...
  - Алло, кто это?
  - ...
  - Кто это? Мне положить трубку, или вы определитесь?
  - Это я.
  - Кто "я"?
  - ...
  - Мне угадывать? По голосу?
  - Да я это, я!
  Из динамика по большей части доносились одни помехи, даже немногословные ответы таинственного звонившего разобрать можно было лишь с огромным трудом. Пашка уже отнёс телефон от уха и держал палец над "сбросом", когда ему наконец довелось услышать имя. Имя, отозвавшееся неприятным зудом где-то в районе солнечного сплетения.
  - Это Гришка. Брат твой, если ты уже успел меня забыть.
  - Нет. Извини. Плохая связь.
  - Ага.
  - Так чего ты звонишь?
  - Всегда кроется какая-то причина? - тот усмехнулся. - Корыстная цель, без наличия которой я не имею права с тобой пообщаться.
  - Значит, решил узнать, как у меня дела?
  - Ну и как они?
  - Хорошо. Даже отлично. Работаю, на машину коплю.
  - Ха, хоть в чём-то я тебя опередил!
  - Правда? Поздравляю.
  Пашка улёгся на спину на диване и уставился в потолок. Двигаться не хотелось, лень было даже языком шевелить. Странно, последний раз они встречались с Гришкой полгода назад, и с тех пор тишина. Она стала привычной, уютной, даже согревала. Отсутствие какого-либо "соскучился" давно не тревожило парня - он воспринимал отдаление от брата как заслуженный отдых. Даже скорее выход на пенсию. Оказалось, нет. И с пенсии обратно к станку могут призвать.
  - Кем работаешь?
  - Устроился в банк. Здесь неплохие карьерные перспективы.
  - Фи, как банально! Это ты то? Я считал, тебя ждёт будущее не иначе как крупного учёного, представлял, как ты будешь получать нобелевскую-шнобелевскую премию, а мать - рыдать в платочек, глядя на новости.
  - Ну вот, не сложилось. А ты как?
  - Вроде бы инженер. Нет, не так. Авиастроитель.
  - ...
  Пришла очередь Пашки молчать в трубку.
  - Удивлён?
  - В хорошем смысле. По специальности пошёл?
  Много лет назад, когда Гришка изъявил желание поступать в вуз на авиастроение, родители покачали головами, а он, Пашка, секундно смерив брата взглядом, уткнулся обратно в свои учебники. Почему и откуда такое пренебрежение? То было скорее недоверие. Недостаточной ответственностью Гришка славился в кругу знакомых и семьи, а вот достаточной усердностью, чтобы после окончания учебного заведения не отправиться искать работу официанта - нет.
  - Так вот вышло, сам не ожидал. Это ты зря, что в хорошем.
  - Почему?
  - Работка то не пыльная, но ты же меня знаешь. Всегда огребу проблем на свою голову.
  - И вот мы добрались до ключевого момента сегодняшнего вечера.
  Пашка даже не ликовал. Произнёс равнодушно, констатируя факт. Как это? Он не поверил в чистые и светлые намерения брата? Что ж, люди встречаются разные. И есть такие, которые редко меняются.
  - Да, угадал, подловил. Признаю. Можешь сбросить, если хочешь, я не обижусь. Не имею никакого права к тебе с этим лезть. Но для начала знай: у меня тут вопрос жизни и смерти.
  - Тоже ничего необычного.
  - То есть, нет?
  - А ты как полагал? Надеялся, я прискочу к тебе как верный пёс по команде?
  - Нет. Я не шучу.
  - Знаю, что не шутишь. Но пора бы тебе научиться разбираться со всем самому. Полезный навык, не находишь?
  - Вот до такой степени тебе на меня плевать?
  Стандартная схема. Она работала ещё несколько лет назад, когда Гришка считался лучшим на всём белом свете игроком на человеческих нервах. Теперь его приёмчики явно устарели.
  - Отвечаю взаимностью.
  - Ну и иди ты к чёрту! Только если мы с тобой сейчас распрощаемся, то через следующие полгода ты меня вряд ли услышишь.
  - Надо же. Ты время посчитал.
  - Я вляпался, братец. Серьёзно и по уши. И никому меня не вытащить, даже тебе.
  - В чём тогда проблема? Зачем я вообще потребовался?
  - Немного... оттянуть конец всей этой истории.
  - Если в финале ты получишь по заслугам и образумишься, то я не на твоей стороне, учти.
  - Отлично! Значит, на том и прощай.
  Тишина. Сколько секунд способен выдержать этот шантажист, чтобы убедиться в том, что его слова оказали требуемый эффект? А сколько протянет Пашка?
  - Насколько плохи твои дела?
  - Если я признаюсь честно, то ты от меня отвернёшься.
  - То есть, я должен помочь тебе вслепую, даже не осознавая, что делаю?
  - Я гарантирую - на тебя моё дерьмо не перекинется.
  - Слушаю. Выслушаю и решу. Только быстро.
  - Да легко. Ты можешь съездить вместо меня в одно место?
  - Смотря зачем.
  - Забрать один предмет. Отдать мне. И жить дальше, забыв о брате-неудачнике ещё на какой-то срок.
  - Пока не понадобится ехать снова?
  - Пока я в кой то веке не сподоблюсь отблагодарить тебя за всё.
  - Что за предмет? Деньги?
  - Угадал.
  - Ты ввязался в криминал? И оттого проблемы?
  - Нет, нет же! Просто забери. Те люди даже спрашивать тебя не станут. Максимум, скажешь им, какая хреновая на улице погода стоит.
  - Не убедил.
  - Я и не стану больше. Но выбора у меня нет. Либо ты, либо мне крышка.
  - Если я притворюсь тобой, то какая разница?
  - Большая! Поверь. Я потом объясню подробнее. Только не вешай трубку.
  - Диктуй адрес.
  "Зачем, идиот, зачем я это делаю?!"
  - Что? Не понял.
  - Адрес, говорю, диктуй.
  Родители, воспитывая нас по меркам хороших людей, не в последнюю очередь учат помогать ближним. Особенно, своей семье. Мол, семья - это святое. Друзей выбирают, а родственников нет. Вот только плюс это, или минус?
  Может, лучше вбить себе в голову несколько иной принцип? Помогать тем, кого уважаешь, кому помощь действительно нужна как воздух, тем, для кого настоящая беда - неслыханная редкость, кто, преодолев её, устремится без оглядки в светлое будущее, заметая прошлые ошибки. А не тем, кто сто тысяч раз наступает на одни и те же грабли. Или, того хуже, буквально бродит по бесконечному полю из грабель всех сортов и размеров, и не видит аналогии. Ударившись о широкие и длинные, такой человек непременно наступит на маленькие, припрятанные в траве, и совершенно невдомёк ему будет, что на самом деле неизменная причина его неурядиц - грабли.
  
  Всю дорогу на метро, а брат уговорил его избрать именно этот вид транспорта, иначе ощущение усилилось бы стократ, Пашка не мог отделаться от мысли, что в жизни такого не бывает. Только в кино мы наблюдаем, как на экране происходят тайные сделки, как передаются из рук в руки, закованные в неизменный чёрный чемоданчик, огромные, и все до последней банкноты нечистые, деньги. Да и то, смотря фильм, легко переключить скрытое реле в сознании и одуматься. Ведь это же актёры! И то, что они с кривлянием изображают на потеху зрителям, не что иное как фантазия кого-то третьего, воплощённая в неуклонных строчках сценария.
  Впрочем, разве не основаны выдумки на действительности? Некоторые, даже настолько, что в титры к фильму создатели смело вставляют строчку о "реальных событиях". Жаль, что мы не осознаём. Жаль, что нам легче потратить весь вечер на поиск сериала, запланированного на этот самый вечер, чем углубиться в гостеприимные дебри всемирной сети и отыскать там обрывки тех новостей, которые не публикуют в бесплатных еженедельниках, щедро разбрасываемых почтальонами в наших подъездах.
  Как-то раз, Пашка хорошо запомнил тот случай, и до сих пор мысленно возвращался к нему с дрожью внутреннего противления и омерзения, ему случилось установить на новенький компьютер один из тех браузеров, которые, вроде как, нелегальны. Зачем? Смеха ради. К тому же, щедро распространяемая реклама о безопасности такой программы для личных данных пользователя, о защите от слежки, которую, на самом то деле, никто не вёл в отношении студента захудалого городка, показались ему вполне убедительными.
  Через каких-нибудь полчаса программу пришлось удалять под корень, и вовсе не из-за вируса или неполадок. Реклама оказалась правдивой, подвели лишь ожидания Пашки. Сотни объявлений, обыденных для открывшегося ему, якобы "глубокого интернета", всплывшие сразу же, на первой странице, ошарашили парня настолько, насколько способен это сделать удар биты по голове.
  В ту ночь ему плохо спалось, и задремалось лишь тогда, когда он окончательно убедил себя в том, что браузер ненастоящий, и, соответственно, всё его содержимое - тоже. Логично, иначе, почему ему было так легко до всего этого безобразия добраться?
  Когда мы задумываемся о преступности и связанных с нею вещах, нам чудится необъятная железобетонная стена между нашими жизнями и "тем миром". Мол, да, где-то они есть, те маньяки и наркоманы, те махинаторы и их исполнители, но нам к ним не подобраться, а значит, и случайной встречи тоже ждать не приходится.
  Вот только на улице столкнуться лицом к лицу можно со всяким. Хоть бы и с президентом, если он решит устроить себе денёк отдыха и развлечений, и начнёт с поездки на пригородной маршрутке, по пути оценивая состояние сидений, квалификацию водителя и в планах готовя будущий законопроект.
  В случае Пашки грань оказалась совсем уж тонкой. Он ехал по адресу, указанному братом, и вот-вот должен был перейти черту, отделявшую его обыденность от будней куда более занимательных. Странно, правда? Черта то оказалась вовсе невидимой...
  
  ***
  
  Четверо мужчин, словно четыре всадника апокалипсиса, сидели за круглым столом, своими тучными фигурами делая его квадратным. Трудно было разобрать, само ли заведение создаёт тяжёлую, мрачную и напряжённую атмосферу вокруг того дальнего столика, или в том вина гостей, его занявших. А может, всё - только Пашкины сомнения, смешанные с изрядной долей переживаний?
  Огибая колонны и уворачиваясь от портьер, щурясь под светильниками, золотистыми нитями свисавшими с потолка и со стен, парень двинулся в дальний угол зала. Как он понял, что именно эти четверо являются назначенной ему встречей?
  Ну, во-первых, в полупустом к позднему вечеру заведении на данный момент находилось совсем немного народу. Две влюблённые парочки, одна из которых, впрочем, уже не выглядела охваченной пламенной страстью, скорее наоборот, один субтильный старичок, пригорюнившийся над большой кружкой тёмного пива, казавшегося совершенно неуместным в данном ресторане. И, наконец, пара уже семейная, оба, и мать и отец, с нескрываемой гордостью наблюдали, как их маленькая дочь, наряженная в раздутое до формы миниатюрного воздушного шара платье, ловкими движениями крохотной вилки выколупывает мидий и креветок из расползшегося по тарелке салата.
  Едва ли вышеперечисленные субъекты могли иметь какие-либо, тем более незаконные, дела с Гришкой.
  Во-вторых, даже если зал оказался бы забит под завязку, настороженно вступивший в него юноша не преминул бы остановить взгляд именно на четвёрке костюмированных джентльменов. Огромные животы и посверкивающие дорогие часы выдавали в них дельцов, а неспешная беседа, сопровождаемая чуть заметными движениями губ и пальцев, прерывалась короткими, явно натянутыми для вида, улыбками.
  Настолько стереотипная картина, что вызвать определённые сомнения способно разве что это самое соответствие сидевших за столом образам, представляемым зрителю массовой культурой. Настоящая мафия, или кем бы ни были эти четверо, не привлекает к себе постороннее внимание. Хотя, откуда Пашке знать, что мафия делает, а что нет? И зачем вообще использовать такое слово - "мафия"? Просто коллеги или давние знакомые, связанные одним делом.
  "И мой брат тоже связан с ними. Честное слово, я не отстану от него, пока он не объяснит, как всё это получилось", - подумал Пашка, уже подойдя к нужному столу.
  - А вот и Григорий! - обернулся к нему один из четвёрки, единственный, чей пиджак так и остался застёгнутым. - Дмитрий Васильевич, мне помнится, только вы до сих пор не имели удовольствия познакомиться с нашим гостем, - обратился он к своему соседу, наверняка самому молодому, потому что только у него на макушке не проглядывала лысина.
  Круглые, навыкат, чуть раскосые, но внимательные глаза вперились в Пашку, будто сканируя его с ног до головы.
  - Да, да, очень рад встрече.
  Перед юношей молча отодвинули стул, и он присел на самый краешек.
  - Добрый вечер, господа, - как же напыщенно и до смешного глупо это прозвучало! - Я хотел бы удостовериться, что с нашим уговором все в норме и забрать...
  - Постойте, - вдруг перебил его третий, и лысеющий и седеющий одновременно, а так же без конца теребивший тонкую дужку спадавших с тонкого носа очков, третий "всадник". Пожалуй, нос его ему же совсем не шёл, чересчур уж изящным он был для столь желеобразного тела и лица. - Куда же вы так спешите? Ведь наш вечер только начался. Мы не обязываем вас посвятить нам всё своё время, но полчаса, как мне думается, изыщет в собственном расписании каждый.
  Пашкино сердце ухнуло в пропасть, в прямом смысле. И пропасть эта завершалась где-то под столом, там, где витые ножки не давали простора человеческим ногам, затянутым в лакированные туфли, но не ставшим от этого меньше.
  - Так, о чём мы с вами беседовали? - поинтересовался Дмитрий Васильевич у четвёртого своего товарища, если допустимо так их называть. Тот был довольно тихим, и даже в разговоре ни одна морщинка на его лице не сглаживалась, как не появлялось и новых. Настоящая резиновая маска, увенчавшая гладенький бежевый костюм. Одна прорезь этой маски служила для передачи звуков, в то время как две другие непрерывно источали холод. Будто льдины, вставленные в дыры черепа, бесцветные и маленькие, злые и угрожающе насупленные глаза.
  - О новых технологиях в самолёте модели...
  - Отлично, - потёр ладони застёгнутый пиджак. - Тогда продолжим, а юноша, как войдёт в курс дела, сможет присоединиться к нашему обсуждению.
  Прежде чем Пашка посмел выговорить и слово, перед ним очутилось распахнутое меню. В душе понадеявшись, что платить станет кто-то из четверых, он наугад ткнул пальцем в страницу, возвращая книгу подошедшей официантке.
  Самолёты, самолёты, самолёты... Сплошная мешанина из аббревиатур хороводом носилась над столом, стремясь проникнуть в уши парня. Когда-то он интересовался этим, но не настолько, чтобы углубиться в изучение материала. Пролистнул пару интернет статей, полежал на диване с позаимствованной у брата книгой, которая, кстати, хрустнула свежим корешком, когда Пашка её открыл.
  - Совершенно новый метод...
  - ...а вместимость!
  - Главное, что... и обеспечивает...
  - Безопасность, особенно... вот их главная задача.
  - Джентльмены, вот вы утверждаете, что...
  - ... но неправда, ведь! Совершенно нецелесообразно оборудовать...
  Едва ли одна десятая всей информации доходила до сознания Пашки. Он держал язык за зубами, боясь произнести и слово. Конечно, учитывая их абсолютное внешнее сходство с братом, никто и не подумал бы заподозрить неладное, но всё же... Четвёрка, судя по всему, сочла молчание гостя за естественную реакцию на волнение. С вопросами они к нему не приставали, только поглядывали искоса, на что Пашка всякий раз отвечал сосредоточенным, вдумчивым кивком.
   На запястье у него тикали часы, слишком вызывающе дешёвые в подобной атмосфере, но не поэтому Пашке хотелось сорвать их с руки и выбросить подальше. Он испытывал сходную ненависть и к часам, принадлежавшим каждому из четверых его собеседников, к часам бродившего по залу официанта... к любым часам, ведь его так и тянуло бросить мимолётных взгляд хоть на один из этих циферблатов. Увидеть положение стрелок и понять, сколько он вытерпел уже, а сколько ему осталось.
  Наконец возвышенная научная беседа начала сбавлять обороты. Парень давно не кивал, даже более того, не таясь смотрел куда-то в сторону, и вот голос застёгнутого пиджака, а имён Пашка так и не запомнил, даже если слышал, вновь привлёк его внимание.
  - Что ж, нашему дорогому гостю, кажется, пришла пора с нами распрощаться.
  Сдержанный жест - протянутая рука. Ещё три лёгких рукопожатия, и Павел поднялся на ноги, потянувшись за бумажником. Его остановили, убедив в ненадобности платить за такую мелочь, как пара блюд для одного со стола четвёрки.
  - Наша последняя задача заключается в том, чтобы позаботиться о вашей забывчивости.
  Пашка недоумённо склонил голову.
  - Николай Сергеевич имеет в виду, что вы забыли взять одну вещь, принадлежащую вам, - подсказал мужчина с очками.
  На удивление лёгкий, хоть и немного габаритный чемоданчик будто бы сам собой очутился на полу рядом со стулом парня. Ручка охолодила ладонь Пашки, словно кожа ядовитой змеи.
  - Это поможет вам успокоить совесть. А она затихнет рано или поздно, уж поверьте, - негромко проговорил всё тот же мужчина, наклоняясь к столу.
  "Не исключено, что схватить настоящую гадюку было бы и безопаснее и приятнее, чем это", - Пашка хотел верить, что не пробормотал мелькнувшую мысль вслух.
  "Всё окончено". Он повторял себе, сидя в вагоне метро, ощущая чужие взгляды на поблескивавшем боками чемоданчике, не в силах отделаться от почудившегося единожды, да так и не спавшего, жжения в руке, распространившегося аж до локтевого сгиба.
  И не только сегодняшний вечер подошёл к концу, но и игры пашкиного брата тоже. Точнее, они были играми, беззлобными и безобидными, когда-то давно, в детстве и в юности. Теперешняя же просьба однозначно вышла за рамки дозволенного. Там, в недрах этого чемодана, лежали деньги. Пачки денег - не отпечатанные на надсадно гудящем принтере декорации к сцене кинофильма. И на каждой банкноте стояла невидимая, что не означает "несуществующая", печать того страшного дела, которое претворилось из планов в жизнь ради кучи цветастых бумажек.
  Пашка понятия не имел, во что именно ввязался его брат. И не желал узнавать, если уж на то пошло. Человеческое терпение не безгранично. Вот и мнившаяся бездонной чаша пашкиного опустела. Раз так, то прекратятся и звонки. Нет, телефон будет звенеть время от времени, как и прежде. Однако отвечать больше никто не будет.
  
  ***
  
  - А дальше? - нетерпеливо спросила Лиза.
  Девушка полулежала на узком диванчике, кое-как втиснувшемся в пространство веранды. Пашка сидел на стуле напротив, переместившись туда, когда девушка решила, что ей недостаточно комфортно делить подушку и подлокотник с кем-то ещё.
  Лиза свесила длинные волосы на пол, с кончиков капала вода, увеличивая лужицу, постепенно впитывавшуюся в доски пола. В широкие окна хлестал дождь, тот самый, под который они двое всё же умудрились, несмотря на крайнюю спешку, попасть по дороге домой.
  - А что ещё?
  - Не строй из себя дурачка! Ты не рассказал главного.
  - Я итак говорю почти без остановок уже второй час, - возмутился Пашка. Безрезультатно, ибо намерение Лизы докопаться до истины было непоколебимо.
  - Неправда. Пойми, это всё равно что включить сериал и посмотреть одну серию. Затем вдруг выключают свет, вычёркивают сериал из программы, и ты понимаешь, что так и не узнаешь, чем всё закончилось, а имена главных героев так и останутся навечно кружиться у тебя в голове.
  - Сериал можно и в интернете досмотреть, - неуверенно возразил парень.
  - Серьёзно? Хочешь, чтобы я узнавала историю твоей жизни оттуда?
  - Ладно, уговорила. Прости. Я только... не хотел распространяться о том, что было дальше.
  - Ты и не распространяешься. А делишься со мной, - последнее слово прозвучало даже немного угрожающе. - Как давно всё это было?
  - Последний раз?
  - Ну не первый же.
  - Года... два назад. Нам тогда исполнилось по двадцать четыре. Значит, точно.
  - И где же пропадает твой брат на протяжении двух лет?
  - Чёрт... - Пашка невольно обхватил колени и до хруста в суставах сплёл пальцы. - Обещай, что не станешь высказывать своё мнение, пока я не договорю. Там... всё сложно.
  Лиза молча опустила подбородок на угол дивана и в ожидании уставилась на него. Упрямая. Но её упрямство ещё никогда не причиняло неудобств. Напротив, помогало сделать верный выбор там, где сам Пашка терялся. За это он её и ценил.
  - В общем, после той встречи я поехал...
  
  ***
  
  ... домой к брату. В квартиру, где ни разу прежде не бывал, да и теперь узнал адрес лишь потому, что Гришка сам его продиктовал. Целью поездки была якобы передача чемодана с деньгами из рук в руки, что холодило Пашке кровь некоей схожестью с работой курьера. На самом деле, он не собирался ничего отдавать до тех пор пока брат не выложит как на духу суть тех махинаций, что принесли ему в итоге такой заработок.
  Район, окружавший станцию, на которой высадился Пашка, не выглядел богатым. Сплошь одинаковые панельные дома-коробки, заброшенные дворики детских площадок с оставленными бродячим собакам пластмассовыми игрушками. Огромные и полупустые мусорные баки и всякая дрянь, наваленная вокруг них. Самое обыкновенное, ничем не примечательное, место в городе. Таких много. Куда как больше, чем новеньких высоток, окружённых железными заборами с кодовым замком.
  В целом, место обнадёживало, ведь если бы Гришка связался с той четвёркой давно, и сегодняшние деньги не являлись бы первым его заработком подобного рода, он с радостью переселился бы в квартиру подороже чем стандартная двух или однокомнатная клетушка.
  Третий подъезд, пятый этаж. Номер сто одиннадцать. Домофон не работал, поэтому Пашке пришлось потоптаться у входа несколько минут, дожидаясь первого входящего или выходящего из дверей жителя.
  Лифт оглушительно громыхал, но хотя бы свет внутри не мигал, так что усталость пересилила предосторожность и боязнь застрять между этажами.
  Гришка открыл сразу, словно весь вечер сидел в коридоре у порога, дожидаясь брата. Вялый, замученный, будто б не спавший пару ночей, хоть волосы на голове и примяты с одной стороны. Недельная небритость, мятая футболка и бегающий взгляд, моментально охвативший всё пространство лестничной площадки, включая самые дальние углы. Что это было? Боязнь слежки? Нежданного визита?
  Так или иначе, Пашку в квартиру впихнули волоком, а после оглушительного хлопка входной двери в прихожей послышался шорох осыпающейся со стен краски, что от пережитого сотрясения стала падать на пол, скрытая поклеенными сверху обоями.
  Чемоданчик-кейс наконец перестал тяготить Пашке руку. Жаль, что не сердце заодно. Брат выпучил глаза, осматривая "добычу" со всех сторон, а затем унёсся вихрем куда-то в комнату, пересчитывать и пересматривать полученные деньги.
  Пашку едва ли устраивал подобный вариант развития событий, но он решил подождать и потерпеть, лишь бы разговаривать с человеком спокойным и внимательным, уже убедившимся, что запретная передача получена без сопутствующих проблем, и с ней всё в порядке.
  Так что, парень отправился туда, где, как он предполагал, находилась кухня, по пути осматриваясь и во всём узнавая знакомые черты. Вроде и немаленькое помещение, трёхкомнатная просторная жилплощадь, было тут и там захламлено так, что пространство сужалось чуть ли не вдвое. Так и тянуло разобрать этот бардак, но такого количества времени у Пашки в запасе не имелось.
  В любом другом доме он ни за что не позволил бы себе хозяйничать: критично осматривать посуду и плиту, поставить кипятиться чайник и бесцеремонно рыться в полках, ища кофе. Однако, то был Гришка, который, в силу того, что порядка сроду не соблюдал, постороннего вмешательства в его личное пространство даже и не заметил бы.
  Когда десять минут спустя кофе был заварен и поставлен на подоконник, остывая там до пригодного к употреблению состояния, а пересчитанные деньги были любовно упакованы обратно в кейс, чьи замки дрожащие руки не сумели защёлкнуть с первого раза, братья встретились за обеденным столом. Гришка на самом деле не заметил наглости Пашки. Или обратил внимание, но попустительски промолчал. Выглядел и вёл себя он странно, так что едва ли ему было дело до того, кто и как пользуется его вещами.
  Сидя вполоборота и вперившись в стенные часы, Гришка избегал по возможности смотреть на брата. Избежать игры в вопрос и ответ ему, впрочем, всё равно не удалось бы, и он это осознавал.
  - Кто были эти четверо, и чем они так, - Павел выделил это слово, - тебе обязаны?
  - Понятия не имею. Знаю, что они важные шишки, знаю их имена. Зато интернет не знает. Словно нет и не было таких. Что наталкивает на мысль об обмане и вымысле. Конечно, не стали бы они называть друг друга настоящими именами в присутствии... - Гриша осёкся.
  - Что ты сделал?
  - Ничего.
  - Слушай, - Пашка вздохнул и положил обе руки на стол, опуская голову. Их неофициальный жест доверия, и вместе с тем отчаяния. - Я могу корить тебя за то, что случилось, но я уже ничего не сделаю. Не помешаю, не остановлю. Пройдёт время, быть может, и я вовсе забуду. Но, согласись, здесь и сейчас я заслуживаю право знать.
  - Да, заслуживаешь. Но я ничего не делал. Делали другие. Или не делали, - Гришка вдруг резко двинул плечами, поворачиваясь к брату. В глазах его будто бы стояли слёзы. - Видишь, я даже тут не осведомлён! Так в чём моя вина?
  - Вот и скажи мне. Потому что, если б её не существовало совсем, я бы не ехал через весь город с чемоданом, полным неизвестно откуда взявшихся денег.
  - Не судят за одно только сказанное слово. Невозможно. Нет такой статьи.
  - Какое слово?
  - Да.
  - Да? - Павел опешил. То ли беседа скатилась в фарс, то ли он столкнулся с чем-то, к пониманию чего никак не был готов.
  - Проверочные расчёты на прочность... Затем инспекция. Перетрясти все бумаги, принять результаты предварительных тестов и испытаний. Ты решаешь. "Нет" - и деталь бракуют, затягивая всё производство, "да" - пускают в оборот, проставляя полученные положительные результаты.
  - Какую... что... деталь?! Ты имеешь в виду, деталь самолёта?
  Обыкновенного лайнера для пассажирских перевозок. Не требующего новейших разработок, лишь надёжности. И вот, из слов Гришки можно было сделать вывод, что...
  - Ты закрыл глаза на брак? Потому что они тебе указали? Позволил собрать самолёт, который повезёт кучу живых людей, заранее запрограммировав его на падение?
  - Неправда. Я лишь сказал "да" в тот день и в том месте, где мне было сказано.
  - Но ты видел, о чём идёт речь! Ты всё понимал! - Пашка больше не смел сидеть на месте. Клокочущая в горле ярость гоняла его из одного конца комнаты в другой. Хотелось перегнуться через стол, схватить за шею сидевшего в прежней позе окаменевшего от собственного страха лживого и лицемерного придурка и...
  Парень не стал. Поздно. Ему следовало выпустить гнев наружу, а после успокоиться и найти наилучший вариант для дальнейших действий. Он ведь не был беспомощен, бессилен. Он мог заявить, мог обвинить, указать. Знать бы только, что, кого и куда.
  - Чёрт, - обжёгшись о горячую кружку, Пашка швырнул её в раковину, слыша, как звенит отломившаяся ручка. Пар выпускался, но медленно, одновременно зарождаясь в груди новой волной. Братец сидел смирно, часто моргая, что помогало сдержать слёзы, но не скрыть их.
  - Какой самолёт? И деталь. Мне плевать, что ты сейчас станешь оправдываться и выгораживать даже не столько себя, сколько тех четверых. До них всё равно докопаются, и это будет венцом справедливости на свете. Но чтобы процесс начался, нужно сделать заявление. Так что выкладывай.
  - Ты подставишь и меня тоже! - со всхлипом закричал Гришка.
  - Как будто ты не заслужил!
  - Нет! Я не думал, что так будет!
  - Ты не думал, что разобьются люди, когда отпускал брак? Когда за это тебе заплатили такую сумму, что умещается только в чемодан?
  - Мог быть и грузовой...
  - Значит, проработав два года, или сколько ты там, на этой работе, поднявшись в должности, закончив, в конце концов, самостоятельно университет, ты совершенно не способен понять, когда инспектируешь грузовой, а когда - пассажирский лайнер? Это шутка?
  - Я не...
  - Заткнись!
  Пауза. Им обоим следовало взять передышку. Пашка смотрел в окно, следя за утекавшим вдаль потоком машин, в это время суток видевшихся всего лишь чередой крохотных огоньков. Поглядел на тёмное небо и задрожал всем телом, когда мигающий огонёк сверкнул и там.
  - Самолёт. Деталь. Рейс. Причина. Выкладывай, - каждое слово как удар битой. Гришка сжался.
  - Не знаю рейса. Одни предположения.
  - Я не с него сказал начать, - равнодушно отрезал Пашка. - Ах, и да. Пускай не настоящие, но имена тех людей. А также всё, что ты случайно о них или от них слышал.
  - Ты догадываешься, что меня ждёт? - умоляющими глазами смотря на брата, полушёпотом спрашивал Гришка. Тому, кто видит его систематически с самого детства, такой взгляд не просто оскомину набьёт, но и станет глубоко отвратителен.
  - Надоело. Выгораживать тебя. А это уже не шутки. И нужно расплачиваться.
  
  ***
  
  Может быть, дело в том, как прощать?.. Ведь злопамятность не искоренишь, но разве можно простить... не полностью?
  - Паш? - отголосок её голоса пробился к нему жалким эхом, будто сквозь непроницаемый стеклянный купол. А внутри - почти что вакуум. Старый добрый трюк со свечкой: что будет, если из-под ёмкости, накрывшей пляшущее на сквозняке робкое пламя выкачать воздух? А что будет, если выкачать воздух сейчас, запирая в пустоте не свечу, но живого человека?
  Всё смешалось, нахлынуло, сбило с толку и порушило старательно возводимую стену отчуждения. Буря эмоций, и ни одна не спасает от стыда. Он проложен под ними непрерывной нитью, как фундамент. А он то, Пашка, наивно полагал, что справится и равнодушным тоном доскажет историю до конца!
  - Да? - он знал, что она терпеть не могла его увёрток. Когда он отворачивался, прятался, закрывался. Ощетинивался, подобно ежу. Лизе такое поведение лишь придавало смелости, пробуждало азарт. Она, как никто другой, умела проламывать чужую скорлупу, выдавливать запрятанные в глубинах души чувства, как гной выдавливают из ноющей раны.
  - Не молчи. Скажи, что дальше.
  - Разве ты сама не догадалась ещё? - если при беседе с близким тебе человеком ты пытаешься сосчитать трещины в полу, то у вас явно не всё в порядке.
  - Я хочу, чтобы ты это произнёс.
  - Я не виноват, - необходимое вступление, без которого совесть превратилась бы в безжалостного кровожадного зверя.
  - В чём?
  - Ну хорошо. Я сдал его! С потрохами, ни разу не пожалев! Я спас десятки жизней, взамен отдав одну, совершенно, притом, никчёмную. Разве это - плохой поступок?
  - И ты никогда не говорил о брате, потому что...
  - Он сидит в тюрьме. Правильно. Но даже если бы он жил где-то по соседству, я бы всё равно не стал вас знакомить. Он не заслужил.
  - Чего? Семьи?
  - А что он сделал для этой семьи?! - взвился Пашка. - Нет, на самом деле, разве это мы ему чем-то обязаны? Неужели, он ещё не всё ему причитавшееся с нас стребовал?
  - Но он ведь... - пока Лиза подбирала слова, парень бесцеремонно вклинился в её речь.
  - Он солгал мне, понимаешь? Это был не первый случай, только прежде дело не заходило так далеко. И знаешь, для чего ему понадобилось поменяться со мной? Он струсил! Боялся так сильно, что его дрожащие руки даже дверь собственной квартиры открыть не могли. Он думал, что, отдав ему деньги, эти четверо придумают новое задание. А Гришка больше не хотел ничего делать. Понадеялся, что я сыграю дурачка, и отвяжутся от него! А даже если не так, то он хотя бы отсидится дома, пока его ничего не подозревающий брат запустит машину смерти. Гражданский самолёт, рейс, скорее всего, в Доминикану. Ты хоть представляешь, что сотворил мой братец?
  - А до этого...
  - Он подделывал другие документы, заключения. Выдавал качественное за брак и наоборот. Но, повторюсь, в первый и единственный раз, его вдруг осенило, что печать не на той бумаге способна произвести теракт.
  - Те люди...
  - Их тоже. Уж не знаю, каким образом на них вышли, я в дело не вникал. Стал первоисточником, моё имя записали в рапорте, на этом всё. Фотографий, кстати, я в новостях так и не нашёл и до сих пор боюсь, что посадить могли не тех, кого должны были.
  - Ясно.
  Пауза. Какой-то сбой, Лиза не задала следующий по смыслу вопрос, не сказала даже "будем надеяться, что тех" или вроде того. Поджала губы и отвела взгляд, в кой то веке перестав гипнотизировать Пашку. Странно, но теперь он почувствовал себя куда более неловко, чем когда девушка буквально допрашивала его, одно за другим вытягивая признания.
  Дождь всё не затихал, создавая ощущение чьего-то присутствия. Будто помимо них в комнате был третий, и вот подошла его очередь подать голос.
  Лиза вся сжалась на своём диване, словно окаменела, и Пашка, повернув голову, на секунду как будто бы увидел слёзы на её лице. Нет, показалось. Она не плакала, но скорбела. Так, не проронив ни звука, он знал, Лиза могла сидеть долгие часы напролёт, и всё вокруг, что не касалось её мыслей, переставало для девушки существовать.
  - О чём ты думаешь? - он не хотел завершать вечер зловещей тишиной, но, как выяснилось пару минут спустя, уж лучше было бы промолчать.
  - О том, какого ему там. Ведь ты не навещал его?
  - С какой стати? Ему ещё года два осталось, выйдет - не посмеет ко мне лезть, - пробурчал Пашка.
  - А представь себя на его месте. Там итак жить несладко, и родственников, друзей, жаждут увидеть все. У кого они есть. У Гриши же сейчас - считай, что не осталось никого.
  - Не уговаривай меня на то, что я твёрдо решил не делать ещё задолго до тебя.
  Удивительно, но девушка не обиделась. Пропустила мимо ушей фразу, которая в обычной ситуации вызвала бы всплеск возмущения ураганной силы.
  - Ты его брат. Самый близкий человек.
  - Неправда. Я ничего о нём не знал с тех пор как мы стали жить раздельно.
  - Не думаю, что за это время он нашёл кого-то, кто заменил бы ему тебя.
  - Имеешь в виду - был бы таким же как я идиотом, спешащим на помощь и не требующим благодарности? Что ж, ты права. Других таких едва ли сыщешь.
  - Ты хоть понимаешь, что говоришь? - вот они и посмотрели друг на друга. Упрямство столкнулось с упрямством. Гроза на улице должна была закончиться, чтобы уступить место иной буре, что первыми своими молниями уже накаляла стены веранды.
  - Я веду себя подобно ему. Ты сказала "представить", так вот: на его месте я бы точно так же сидел в тюрьме в гордом одиночестве, подтирая воспоминания о родных. Он бы не пришёл навестить меня. И я не пойду.
  - Это неправильно, - упрямилась Лиза. Всё ожесточённей становилась гримаса на её лице. Пашка не поддавался уговорам - давненько же подобного не случалось.
  - Какая разница, что правильно, а что нет?!
  - Вы братья. Вы были вместе с самого рождения. И, как ни сопротивляйся, вы любите друг друга, ищете поддержку друг у друга, пускай и проявляются ваши чувства немного странно.
  - Знаешь, - Пашка поднялся со стула, поняв, что настала пора заканчивать спор, - кажется, я ужасный рассказчик. Столько слов с одной лишь целью, а именно она то и не достигнута. Ты не поняла главного, не увидела, какой человек мой брат. Иначе не верила бы сейчас в сказку, выдуманную и рассказываемую теми, у кого в семье всё хорошо.
  - Я не желаю тебе зла! И никогда не желала! - кричала Лиза в спину уходящему парню. - Так неужели нельзя прислушаться, а не воспринимать всё в штыки?!
  Хлопнула дверь, дрогнула висевшая на ней занавеска. Глупые разноцветные бабочки на тонкой ткани зашевелили крыльями, будто внезапно ожили, а затем застыли вновь.
  - Ну и иди ты к чёрту! - выкрикнуто было уже в стену. Впрочем, в старом доме стены тонкие, так что, может Пашка и это услышал.
  
  Или не стоит вдумываться вообще в причины и суть своего "прощения"? Ведь себя не заставишь, и оно не придёт, не поселится в душе по указке. Лучше просто дождаться его и дать это же сделать тому, на кого затаил обиду.
  Над чем тогда размышлять?
  Пожалуй, над тем, что случится... после примирения.
  
  Идея утренней прогулки до берега реки только звучит привлекательно и романтично. На деле же, учитывая то обстоятельство, что вчера здесь прошёл дождь, и за ночь не видевшие солнечного света лужи даже и не подумали высохнуть, приятного в пашкином путешествии было мало. Стоило ему оступиться, шагнуть чуть левее или правее зыбкой тропинки, как нога почти по колено проваливалась в липкую глиняно-песочную яму, потрёпанные дырявые мокасины набирали застоявшуюся там внизу воду, будто ковшом. Штанам тоже пришлось нелегко - высокая трава, покачиваясь от малейшего прикосновения, оставляла на ткани десятки и сотни капелек росы. Впрочем, довольно скоро это перестало его тревожить, так как одежда всё равно превратилась в одну сплошную мокрую тряпку, обёрнутую вокруг тела.
  Ещё несколько лет назад его спасло бы то, что дорогу он знал как свои пять пальцев. Теперь же всё изменилось. Так всегда: места, где ты играл будучи ребёнком уже никогда не явятся перед тобой точной копией сохранившихся о них воспоминаний. Там, где это возможно, расплющится грунтовая насыпь, знакомое дерево окажется спиленным под корень, а тихая полянка, пляж, скрытый от глаз пустырёк, где когда-то висело изображавшее качели колесо, наоборот зарастут, да не простыми сорняками, а будто бы целым тропическим лесом.
  Всё чаще пробираясь наобум и наощупь, Пашка всё-таки отыскал знакомый поворот и приготовился к коварному спуску. Поскользнувшись на первой же покатой ступени, он увидел внизу сжавшуюся в комок фигурку Лизы. Конечно, где же ещё ей теперь быть?
  Девушка не могла не слышать его шагов, но, то ли из-за обиды, то ли ушедшая чересчур глубоко в свои мысли, не вздрогнула и не обернулась. На его запыхавшееся приветствие ответила еле слышным "доброе утро" и подвинулась, освободив место на камне.
  На самом деле, разговор следовало бы начать с чего-то отвлечённого. Послушать и посмотреть, как Лиза станет реагировать на безобидные фразы о погоде, тем самым определив степень её рассерженности. Ведь именно от этого напрямую зависела продолжительность и увлечённость пашкиной самооправдательной речи.
  Всё так, но крылось здесь одно "но". Не зря ведь он мучился целую бессонную ночь, вновь и вновь возвращаясь в размышлениях к сказанному Лизой накануне. Нет, парень пришёл к определённому выводу, чему сам несказанно удивился, и конечной целью его утреннего путешествия были вовсе не жалкие извинения. Он хотел поделиться с девушкой своим решением, и сделать это было необходимо как можно скорее, пока крохотный вредный червячок слабости и страха, дремавший в мозгу, не вынудил Пашку передумать.
  - Зря мы так... то есть я, так вчера с тобой поступил. Ведь, в общем то, ты была права
  - Неужели?! - она отреагировала сразу, непонятно только, почему. В голосе девушки звенели одновременно и возмущение, и неверие. - И ты с такой лёгкостью это признаёшь? Уйди и верни на место моего Пашку.
  - Я не шучу, - возразил он, хоть она последним предложением и не подразумевала шутку, скорее язвительную остроту.
  - Я тоже.
  - Ты была права в том, что родственников не выбирают. Гришка не перестал и не перестанет быть моим братом. К примеру, выбрал ведь я тебя, но его то нет, значит и отрекаться от него мне не...
  - От меня, выходит, можно? - она моментально нашла слабое место в его обороне. - Да и вообще, плохой аргумент. Заезженный. Будь пооригинальней или же бросай выдавливать из себя слова, которые явно тебе не идут.
  - Лиз, не воспринимай всё так...
  - Как? Категорично? А я не верю просто, Паш! Вчера ты достаточно высказался, чтобы я уяснила твою точку зрения, так что сейчас внезапная её перемена выглядит фальшиво и глупо.
  - Я не сразу к этому пришёл. Честно. Я всю ночь не мог уснуть, потому что ты со своей "братской любовью" не давала мне покоя. Но изменило мой взгляд на ситуацию не это даже.
  - А что?
  По меньшей мере, она слушала.
  - Я вдруг подумал, что... это справедливо, когда у каждого есть возможность исправить свои ошибки.
  - Имеешь в виду брата? Сам кричал мне, что он непробиваем, что сколько бы раз ты ни повторял ему одно и то же, он не изменится.
  - Но, согласись, в последний раз дело зашло слишком далеко. Неужели ему всё как с гуся вода? И даже после того что было, он не испугается?
  - Уже испугался. А ты, вместо того чтобы поддержать...
  - Не начинай. Тогда, и тут я по-прежнему считаю себя правым, отпустить его безнаказанным было нельзя. Но теперь, разве мы не квиты?
  - Ах, вот оно как! То есть, у тебя теперь определён некий критерий, согласно которому провинившиеся расплачиваются за свои грехи? Мера стоимости чужих ошибок?
  - Зачем ты всё переиначиваешь?
  - Я не меняю смысл, лишь слова.
  - А я собрался навестить его. Всего то. Никакой меры, никаких грехов.
  - Он решит, что ты простил ему все те поступки. А ты не прощал. Вот я к чему, - Лиза больше не злилась. Она повернулась к Пашке и внимательно глядела ему в глаза, силясь разобраться в нём и в себе, да и вообще во всей истории, связанной с Гришкой. Ну как только чужие проблемы могли настолько её волновать? Странность, которую Пашка прежде ни за кем не замечал, и, что отличительно, не мог отнести к странностям отрицательного характера.
  - Мы с ним могли бы не вспоминать о прошлом. То есть, о плохом прошлом. Зачем, если выяснится, что всё прошло и осталось погребено позади? И если он вдруг решит это обсудить, я сменю тему.
  - С какой целью?
  - Не понял? - переспросил парень.
  - Какая тебе выгода с этого визита? Разве ты на самом деле жаждешь встречи с братом?
  - Я не был уверен. Но, начиная с сегодняшнего утра, всё чаще думаю, что скорее "да", чем "нет". Мы похожи, тут ничего не изменишь. Это как... не видеть собственного отражения в зеркале.
  - Сейчас ты добавишь "кривом зеркале", - усмехнулась Лиза.
  - Возможно. А может, мы оба такие, только кривимся в разных местах, потому что люди разные.
  - Когда это ты успел заделаться философом?
  - Сейчас, - усмехнулся и Пашка. Пристально посмотрев друг на друга, они вдруг заулыбались и одновременно, не сговариваясь, отвернулись к реке.
  Неподалёку от берега, прямо из центра бурлившей над порогами волны течения, выпрыгнула рыбка. Долю мгновения держалась она в воздухе, явно недостаточно, чтобы разглядеть хотя бы её форму. Но обоим показалось, что они видели всё вплоть до переливающихся на солнце радужными зигзагами плавников.
  - Что ты ему скажешь, когда вы увидитесь? Я имею в виду, в первую очередь.
  - Не знаю пока... - задумчиво пробормотал Пашка. - Но одна идейка есть.
  Он видел выдуманную картинку перед глазами так ясно, что не оставалось сомнений - это не тот случай, когда фантазия подолгу задерживается на том, чего никогда не будет. Наоборот - вот так и никак иначе, будет выглядеть встреча братьев со стороны.
  
  Заляпанное стекло лишь усиливает эффект "зеркала". Два отражения замирают в одинаковой позе, локтями оперевшись на узкий стол. На расстоянии одного вдоха тот момент, когда мираж рассеется: правое "отражение" пошевелится первым и сквозь робкую, но искреннюю улыбку вполголоса проговорит:
  - Помнишь, в детстве мы построили крепость из песка? Конечно, потом она стала глиняной, но суть ведь не изменилась. Я был там недавно, на том пляже.
  - Помню, - откликнется "отражение" слева. - И как она? - До сих пор стоит.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"