Палило солнце, когда Блейз и Дорамун вышли наконец к церкви Распятого Бога. Она оказалась небольшой и неказистой, с известковыми стенами. Крыша была не покатой, а плоской, выложенной соломой и обмазанной сверху глиной. Над деревянной дверью был приколочен крест с двумя перекладинами - знак Распятого Бога. Древесина его сильно ссохлась и растрескалась под жарким солнцем и тропическими дождями, одна из перекладин сдвинулась набок. Огромная пятнистая свинья лежала под сенью стен, вывалив наружу брюхо с разбухшими сосками, возле нее бродили поросята. Монахиня с убранными под капюшон волосами подметала утоптанное пространство перед дверью, периодически прикладывая руку к спине. Заметив Блейза, она выпрямилась и застыла с метлой в руке. На лице ее проступил испуг. Неизвестно, кого старуха испугалась больше - самого Блейза или немого гиганта Дорамуна, маячившего в отдалении.
Блейз не до конца еще изучил, что требуется говорить в таких случаях. Поэтому он повторил то, что обычно делала сестра Луиза - повернувшись лицом к церкви, Блейз низко склонил голову и последовательно коснулся пальцами лица, плеч и солнечного сплетения.
- Воля Твоя, - произнес Блейз, глядя в землю.
После недолгой удивленной паузы монахиня поправила его:
- На всё воля Твоя.
Блейз поднял на нее глаза. Монахиня явно чувствовала себя намного лучше. Даже поза у нее изменилась - из напряженной стала расслабленной, плечи опустилась, уголки рта приподнялись. Даже часть морщинок разгладилась.
Блейз был своим.
Это восхищало и поражало Блейза больше всего: объединяющее начало в церкви. Где бы ты ни был, в каком бы краю ни оказался, всегда можно было положиться на своих единоверцев, и они могли довериться тебе. Всех объединяла вера в единого Бога, и все они были лучиками света, пронзающего тьму неверия. Тьмой неверия был Эамор с его фрателийскими атавизмами, распутными королевами и катакомбами, где обитали чудовища.
Дорамун молча глядел из отдаления.
- Ты пришел к отцу Орфусу? - спросила монахиня.
- Нет, - покачал головой Блейз. - Я ищу свою спутницу, сестру Луизу. Она должна быть здесь. Девушка в черных ризах... такая, с черными волосами.
- Девушка, - подтвердил Блейз. - Красивая. С большой грудью.
Монахиня замялась. Блейз понял, что сказал что-то не то.
- Она сейчас с отцом Орфусом, они беседуют, - наконец произнесла старуха. - Наш отец Орфус давно новостей из мира не получал, с тех пор, как Гильдеррен нам все дороги перерезал. И еды все меньше и меньше в городе... Ему интересно, что происходит на Севере. Это же неправда, что в Лирии война идет?
Блейз помрачнел.
- Правда.
- Там много наших живет, - сказала монахиня и покачала головой.
Блейз понял, что она говорит о его народе, и удивился - он не думал, что жители Эамора считают фрателийцев своими родственниками. Его вдруг нестерпимо потянуло в Лирию. Он знал, что община нуждается в нем. Весть о войне застигла их с Луизой в Рафсанджайе, далеко на Юге, как раз когда шахиншах поднялся со Слонового трона и назвал Блейза своим кровным врагом. С того момента Блейза стали выслеживать по всей Рафсанджайе, его искали в каждом селении, городе, во всех портах, перекрыли все пути, ведущие на Север. Отныне единственный путь в Лирию пролегал по морю, и Блейз с Луизой, с трудом избегнув облавы, вышли в Норвиандор - чтобы здесь сесть на корабль и отплыть на Север. Но и тут была война.
Блейз нахмурился.
- Я войду, - объявил он.
Монахиня отошла в сторону, и Блейз по истертым ступеням поднялся в церковь. За ним устремился и Дорамун. Монахиня попыталась было возразить, но доместик, судя по всему, не собирался оставлять Блейза ни на миг. Выглядел он решительно, даже руки на мечи положил, и глядел с вызовом. Блейз зло сощурился, однако возражать не стал. Он отодвинул истрепанную ткань, закрывавшую дверной проем, и вошел.
Сразу за порогом начинался неф - прямоугольная комната с дощатым полом и низким неровным потолком, уставленная скамьями. Ни нартекса, ни хора не было. Напротив входа стоял алтарь, на которым нависала статуя, изображавшая Меруэм. Свет лился на нее из окна, придавая грубо вытесаному лицу живые и недобрые черты; казалось, оно искажено гневом. В правой стене было две двери - из одной, чуть приоткрытой, доносились голоса. Блейз направился туда. Дорамун немного замешкался. Он глянул в гневное лицо Меруэм и вдруг оскалил зубы в усмешке.
Комната за дверью оказалась маленькой, с еще одним окном. Почти все пространство занимала большая кровать, на которой лежал, накрытый штопаным одеялом, бородатый худой человек - вероятно, отец Орфус. Борода его, спутанная и неопрятная, лежала поверх одеяла. Сложив покрытые алой сыпью руки на груди, он слушал сестру Луизу, не ослабевая внимания. Она рассказывала что-то про Рафсанджайю, когда вошел Блейз.
- Я видела, как они сжигают тех, кто... Блейз! - она улыбнулась ему со стула, но вставать не стала. - Хорошо, что ты выбрался. Святой отец уже рассказал мне, что в местных казематах делают за оскорбление величества.
- Дают деньги, - сказал Блейз. - Вот что там делают.
Следом вошел Дорамун.
При виде его отец Орфус побледнел и стиснул пальцами одеяло.
- Не беспокойтесь, - ответил Блейз на его немой вопрос. - Он лишь сопровождает меня по городу. Поднимайся, Луиза, нам пора. Мы должны спуститься в местные катакомбы. Без тебя я не справлюсь.
- В чем дело? - вежливо спросила Луиза.
Блейз пожал плечами.
- Королева хочет, чтобы я убил ее сестру. Та выглядит как сухопутная рыба ростом с человека и живет в катакомбах. Она дала мне аванс, но я уже потратил его. Если я принесу ей голову принцессы, получу в десять раз больше. На корабль хватит. Мы сможем уплыть из этого чертова города. Поднимайся давай.
Дорамун молча сверлил их глазами.
- Подождите... - слабым голосом произнес отец Орфус. - Катакомбы? Туда нельзя, там обитают чудовища. Я знаю... я знаю, что вы верите в Бога, Блейз, мне очень хотелось поговорить с вами, посмотреть на вас...
Золотуха, подумал Блейз, глядя на его алые щеки и зловещую сыпь на руках. Святой отец очень ослабел и вскоре ослабнет еще больше.
- Я принял веру в единственного истинного Бога, - подтвердил Блейз.
- Да, и это чудо, - хрипло произнес отец Орфус. - Ведь вы, как говорит сестра Луиза, принц Фрателии, самый настоящий... Фрателийцы истые язычники, до мозга костей, самые жестокие и самые нераскаявшиеся... Фрателийцы - те, кто бросили вызов Богу и смогли в черный час одолеть его. Ни один народ не причинил земле больше вреда, чем они... Чем мы.
- Да, - коротко ответил Блейз.
Отец Орфус, видимо, уже забыл о катакомбах. Он приподнялся и сел на кровати, и его неопрятная борода спустилась ему на грудь. Он не сводил глаз с Блейза, что Блейзу особо не нравилось.
Северянин, верующий в Распятого Бога - обычное дело, но фрателиец... Его народ относился к Вере крайне враждебно. Впрочем, Блейза это особо не заботило.
Отец Орфус тем временем продолжал:
- Ведь мы, в Норвиандоре, тоже потомки Старой Империи, пускай и не такие чистые, как вы на Севере, но все же... Многие из нас обратились к Богу. В Гильдеррене, в стране, которую мне по уму следует проклинать, веруют в Истинного Бога. Но здесь в Эаморе... прок-кхлятое язычество... - он зашелся в кашле. - Прошу, воды...
Сестра Луиза подала ему круглую глиняную чашку.
Отец Орфус отпил и немного отдышался, потирая при этом кадык.
- Чаша страданий, - сказал он, глядя на чашку в руках. - Мы все должны испить ее до конца. Даже королева со своими жрецами.
Он глянул Блейзу в глаза.
Блейзу стало не по себе от этого взгляда, но отворачиваться он не стал.
После паузы отец Орфус склонил голову.
- Хорошо, что верите вы, принц, - наконец сказал он. - Не думал, что встречу вас когда-либо. Прошу, разделите со мной трапезу.
Блейз кивнул.
Он редко отказывался от возможности поесть или поспать, тем более что шансы на это ему подворачивались не так часто. В канцелярии им выдали мешки с провизией, однако ее Блейз пока не собирался тратить. Давешняя монахиня принесла им хлеба, бобов в чашке и воды. От бобов пахло чем-то прокисшим.
Блейз кивнул Дорамуну:
- Будешь?
Тот покачал головой.
- Он не будет, - сказал отец Орфус. - Для него все мы - грязные животные, и дом наш как хлев со свиньями. Даже он, будучи рабом, выше нас.
Дорамун оскалился.
Блейз чавкал бобами, глядел на него и пытался понять, что ждет их в катакомбах. Но ничего в голову не приходило.
Поев, Блейз встал и кивком поблагодарил отца Орфуса. За ним поднялась и сестра Луиза, которая свои бобы ела аккуратно и по одному. Один боб прилип к ее щеке, и Блейз без разрешения взял его двумя пальцами и отправил себе в рот.
Сестра Луиза улыбнулась.
Отец Орфус нахмурился, но говорить ничего не стал. Вместо этого он скинул с постели одеяло, не без труда поднялся на ноги и, как был - в одной долгополой рубашке - подошел к Блейзу и благословил его:
- Прошу, сохраните веру в царстве неправедных. Са'корико пранне дешта.
Блейз не знал, что в таких случаях говорить, поэтому пожал плечами:
- Хорошо.
Монахиня провела их до крыльца, поежавшись, когда мимо протиснулся Дорамун.
Когда они вышли из церкви и оказались за углом, сестра Луиза деловито извлекла из-за пазухи тощий мешочек.
- Украла? - спросил Блейз без удивления.
- Там и красть нечего, - сказала Луиза. - Церковных пожертвований мало, это не Лирия и не Камелин. Но хоть что-то.
- Разве это не плохой поступок? - спросил Блейз.
- Плохой, - подтвердила Луиза. - Я совершила грех. В час, когда наши грехи и благодеяния будут взвешивать на огромных весах, этот поступок ляжет на левую чашу. Однако на правой будет лежать спасение мира. Как думаешь - что тяжелее, Блейз?
Блейз почесал щеку и решил, что в таком вопросе ей виднее.
- Пошли, - сказал он ухмыляющемуся Дорамуну. - Веди уже в катакомбы.