Маленький и тесный, курятник был сколочен из оконных рам и старых посеревших досок, снятых с дедовского ЗИЛа-130, и покрыт сверху шифером. В нем пахло куриным пометом, а стоять можно было, лишь пригнувшись, пока на тебя смотрели с полок настороженные куры, а петух, выпятив грудь, прохаживался по непокрытой земле и издавал злобные нетерпеливые звуки. Стараясь не потревожить петуха, Дима Киреев подошел к ближайшей полке, осторожно раздвинул солому и сено в гнезде и подхватил рыжую несушку. Курица оказалась теплой и тяжелой, внутри нее, судя по ощупи, зрело яйцо. "Квок", - сказала курица, когда Дима понес ее домой, держа перед собой. Она не сопротивлялась, лишь глупо вертела головой по сторонам, пока ее лапы свешивались вниз.
Курицу не было жалко.
Дед сидел на кухне, ожидая Диму. Его звали Прокофий Киреев, и к своим годам он почти полностью лишился волос, лишь по краям выпуклой лысины оставались белые завитки. Перед ним лежала "Толстушка", развернутая на странице с наполовину забитым сканвордом. Когда Дима вошел, дед как раз закончил вписывать очередное слово своим острым почерком. Отложив авторучку, он взглядом указал на нож, лежавший рядом с хлебницей.
- Давай.
Внутри что-то екнуло. Положив птицу на клеенку, равномерно покрытую репринтами фруктов в фарфоровых вазах, Дима высвободил правую руку и взял нож. Обыкновенный нож со сколотым кончиком, лезвие плавно сужается от рукоятки. Локтем прижав курицу к столу, Дима преодолел ее сопротивление и пальцами левой руки сильно сжал голову с двух сторон, стараясь давить на бугорки под глазами. Птица дернулась. Дед одобрительно кивнул, и Дима надавил сильнее. Клюв с жалобным хрипом раскрылся, и Дима, примерившись, вогнал внутрь нож. Рука почувствовала слабое сопротивление слизистой. Курица под ним вдруг попыталась освободиться, лапы бешено заскребли по клеенке, но нож уже рассек обе горловые вены и дошел до мозжечка. Из клюва толчками полилась кровь, собираясь под конвульсивно трепыхавшейся курицей горячими липкими лужицами. Отсчитав время, необходимое для смерти, Дима извлек нож, перевернул обмякшую курицу набок, оттянул мокрые перья от груди и с силой провел лезвием по выпуклому зобу, распарывая грудную клетку. Мясо послушно разошлось, ребра пришлось сломать парой ударов. Внутри действительно оказалось яйцо, почти сформированное. Странно, что не разбилось. Но Диму интересовало не оно. Осторожно, стараясь не задеть пальцы об острые края ребер, он извлек куриное сердце - маленькое и красное, треугольной формы, плотное и горячее на ощупь. Взвесил сердце на ладони.
Съел.
На вкус - очень неприятно. Жесткое, жилистое, с горячей железистой кровью внутри, брызнувшей сразу на зубы. Но Дима ел не ради вкуса. Помимо крови, под механическим напором из плоти бурно истекала анима, субстанция живой души, истекала и мгновенно всасывалась его органами. Этим заключительным актом Дима погубил живое существо на всех уровнях бытия. Поглощенная анима хлынула внутрь и дошла до сердца.
Толчок.
Дед сказал что-то, но Дима его не услышал. Что за задание у них сегодня? Да, точно. Сотворить воду из воздуха. Вода - это кислород с водородом. Кислород есть. Остается притянуть водород - из клеенки, из обшарпанных досок, покрывающих пол, из паука-сенокосца под потолком, из микроорганики и тогда... Окровавленный палец вычертил в воздухе невидимую фигуру.
Бац! Встав из-за стола, Прокофий Киреев отвесил внуку болезненную затрещину. Вздрогнув, Дима спохватился и виновато глянул на деда.
Курица, растерзанная ножом и безнадежно мертвая, лежала перед ним на клеенке. Липкими пальцами Дима стянул края раны, затем наклонился, подтащил курицу поближе и вдул частицы анимы в клюв. Жаль, сам он не видел, как это выглядит со стороны. Губами и языком анима ощущалась как поток горячего плотного воздуха. Курица дернула лапой и ожила. Вскоре уже она невозмутимо расхаживала по столу, повинуясь взгляду Димы. По лапам на клеенку стекало желтковое вещество - яйцо лопнуло внутри.
- Кукла во всем идентична оригиналу, - сказал дед. - Даже по поведению и памяти, если мозг не поврежден. Однако она не способна породить жизнь. Это основное правило - анима порождается только анимой, и только естественным путем. Ее невозможно синтезировать, как бы ни пытались московские умники. А кукла - это просто кукла. В ней больше нет души, - дед помолчал. - А теперь приступай. Вода из воздуха.
Дима отнес куклу обратно в курятник. Притихшая курица не реагировала ни на что, даже не дышала. Лишь когда Дима водрузил тяжелую несушку на прежнее место и осторожно снял с нее контроль, курица пробудилась и недоуменно завертела головой. Кто знает, как она себя чувствует? Ощутила ли разницу? Говорят, куклы даже не замечают, как лишились души - живут, не зная, что мертвы. Ведут себя как прежде. Однако власть мага над ними беспредельна - в любой момент он может приказать созданной им кукле что угодно, и та выполнит приказ.
Вернее, попытается выполнить.
Повинуясь глупому желанию проверить это, Дима мысленно велел курице спрыгнуть с полки. Она окаменела под контролем, заскрежетала когтями о фанеру и тут же свалилась сверху, как набитый мешок. Диму напугало это движение, неестественное и механическое, и он решил повременить с экспериментами. "Вернись на полку", - приказал он курице, и она столь же странно подпрыгнула. Оказавшись на полке, курица замерла и мертво уставилась на Диму. Ладно. Пусть ее. Все одно ее скоро отправят в суп. Не думая больше ни о чем, Дима вышел из курятника и чуть не столкнулся с Агнией. Ее лицо почти прижилось и выглядело сейчас естественным.
- А то, что почти год прошёл. Прекрати это, пожалуйста. Я уже идентична твоей сестре. Погляди - различий никаких. А ты до сих пор не можешь мне этого простить. Прячешься, избегаешь меня, тайком ненавидишь. Агния ведь любила тебя, младшего брата, и точно также я. Мне правда такое неприятно.
- Ты не она, - буркнул Дима.
- Да, не она, но осталось немного, - сказала лже-Агния. - Еще неделя, думаю, и я получу не только внешность, но и личность твоей сестры, и стану полным ее продолжением. Это очень трудно, Дима, всё мое тело изломано перестройкой, всё болит. Порой я ночами не сплю от этой дикой боли, душевной, физической. Мне стало бы гораздо легче, если бы ты перестал ненавидеть меня. Хотя бы ты.
Слова были мертвые и искусственные, будто выстроенные по заданному алгоритму, однако голос, к подспудному ужасу Димы, был абсолютно естественный. Точно таким же голосом и с тем же живым выражением разговаривала когда-то сестра. В его обороне мгновенно образовалась трещина. Дима дал слабину. Ему захотелось поверить.
Замешательство заметили. Лже-Агния наклонилась к нему.
- Я помогу. Это легко. Возьми меня за руку.
- Нет! - воскликнул Дима в отчаянии.
Оттолкнув ее, он быстро зашагал к дому. Это больше походило на бегство. Лже-Агния осталась стоять на месте, как оплеванная, на лице ее досада мешалась с искренней болью.
В школе их учила кукла. Дима легко распознавал таких. Вокруг каждого теплокровного видны гало и протуберанцы горящей анимы, однако вокруг учительницы не было ничего, лишь пустое неживое пространство. Кто-то из магов убил ее, вырвал сердце и небрежно высосал аниму, после чего восстановил тело в изначальном виде. Учительница стояла, оперевшись костяшками пальцев о стол, и степенно, снисходительно объясняла им, неучам, материал. Превосходная имитация. Начнешь шуметь, и она сделает тебе замечание. Будешь возражать, и она, кипя возмущением, оттащит тебя к директору, а то и вовсе треснет указкой в сердцах.
Совсем как живая.
Дима подумал, каково это - иметь куклу-человека. Своих кукол у него не было. Разве что куры и прочие домашние птицы, которым дед неизменно умерщвлял на следующий день, чтобы Дима не поддерживал связь слишком долго. Рано пока. Дима еще несовершеннолетний, и Москва хоть и держит его в реестровых списках магов, но выписывать на него лимитов не станет. Нет; пока что - зоофагия под надзором опекуна и изредка карточки, если совсем припрет.
Дима глянул в окно.
Толчок.
Он почувствовал чей-то смутный, отдаленный зов. Будто бы маг, звавший его к себе, находился за тысячи километров от Томска. Например, в Москве. Мать с отцом как раз в командировке, и если это они... Но зачем? Не проще ли позвонить по безлимиту?
Толчок.
В ушах разлился звон, под языком вдруг нацедилась лужица с кислым привкусом меди. Дима поднял руку:
- Можно я в туалет?
Как всегда в таких случаях, кто-то глупо хихикнул.
Как оказалось, источник зова был совсем недалеко. В школьном дворе, как раз у спуска в подвал, где хранились остыревшие книги на макулатуру и сломанная, но так и не отремонтированная мебель, на лестнице с отслаивающимся бетонным покрытием. Там стоял, поджидая Диму, сутулый человек в блеклой одежде неопределенного цвета, с капюшоном, туго натянутым на лицо - виден был лишь подбородок. Завидев его, человек поднял голову.
- Ты кто? - спросил Дима.
- Это я. Агния, - бесстрастно произнес человек.
Дима замер. Сердце его скакнуло, а затем забилось, как сумасшедшее. Но все равно он отступил на шаг и насторожился, готовый сбежать.
- Что у тебя с...
- Не обращай внимания на голос, он такой с тех пор, как я лишилась лица, - прошелестела Агния. - На лицо тоже лучше не смотреть. Оно утратило форму. Безобразно оплыло. Я утратила огромный кусок воспоминаний, связанных с тобой, и с каждым днем теряю их все больше. Но одно я помню точно. Тебя.
Дима не шевельнулся.
- Я думал, тебя убили, - произнес он, тщательно контролируя свой голос.
Говорить, как часто он просыпался в слезах из-за этого, Дима не стал. Всё-таки он был магом, а не человеком. Их общество функционировало по своим, жестким дарвинистским правилам. Магам запрещено было прореживать людей слишком часто; потому вся их жизнь вращалась вокруг "лимитов", цензовых документов с разрешением на прореживание, выписываемых из Москвы и распределяемых среди членов семей. Не принадлежишь к реестровой семье - становишься зоофагом, довольствуешься овцами, свиньями и коровами, но этого мало. А попробуешь убить человека без разрешения - будешь уничтожен. Хорошо, что есть социальный лифт. Любого мага можно вызвать на поединок и отобрать лицо. Вместе с лицом ты отбираешь у него внешность, личность, поведение и членство в семье. Да только у зоофага в бою против реестрового мага, регулярно снабжаемого лимитами и карточками, даже самого слабого, нет шансов никаких.
Но с Агнией вышло. Почему-то с ней вышло.
Дима стоял перед бывшей сестрой и молчал. Он со страхом ждал, что она скажет.
- Дима, ты должен мне помочь, - сказала Агния.
- Я не могу, - его голос дрогнул.
Кого он старался переубедить больше, ее или себя?
- Я слаба, - сказала Агния. - Я вся высохла. В первые дни они не пускали меня даже в город, заставляли скитаться по степи, подальше от людей. Потом надзор продолжился. Таковы правила, я знаю. Они ждали, когда я иссохну и умру. Но я жива. Жива, жива, жива. Пока что жива. Ты знаешь, скоро праздник, годовщина. Еще неделя, и всё, я просто позабуду себя, тебя и растворюсь в мире, как остальные неудачники. Но я не могу, просто не могу так. Я не прощу тварь, что заняла мое место. Я даже имя ее позабыла, и... и пол, а это значит, что почти вся моя личность перетекла по крупинкам ей... Надо действовать. Но я слаба. Мне нужна твоя помощь.
Она взяла Диму за руки и тут же отстранилась, поняв, что совершила ошибку. Ее прикосновение было сухим и нечеловеческим, будто жмешь текучий песок.
Дима невольно отпрянул. По коже прошла дрожь отвращения.
Агния предусмотрительно подняла руки.
- Всё, всё. Перестала. Дима, я знаю, в доме есть карточки на волшебство. Дед хранит их в... в.... - Агния осеклась. - Я знала это. Но утратила знание. Оно у фальшивки. Как жаль. Однако это не меняет сути. Мне нужны карточки и как можно больше. Десятка хватит, больше просить не могу. Мне нужно быть готовой. Помоги мне. Дима.
Дима молча развернулся и ушел.
Он не хотел давать ей ложных надежд, но про себя уже решил, что поможет. Принятое решение наполняло его ужасом. Но он не мог иначе. Невозможно было не помочь. Как бы ни старались маги вытравить из себя всё человеческое, живое, они по-прежнему оставались людьми - глупым и иррациональными созданиями. А это была его сестра.
- Я буду ждать тебя здесь, - прошелестела Агния.
Дома все готовились к празднику. Праздник особенный, в магических семьях такие пусть изредка, но встречаются. Год назад произошло прискорбное: внучка Прокофия Киреева лишилась лица и покинула их - но не навсегда. Ничто не исчезает бесследно. Ее личность, суть осталась в семье, и весь этот год она медленно, по частям прорастала в новом теле, восстанавливая себя из небытия и надстраивая недостающие фрагменты над личностью зоофага, заменившего Агнию.
И вот теперь - случится долгожданное.
Агния вернется к ним.
Пускай и не прежняя, не та биологически; смешливая девушка, читавшая нотации Диме, девочка, которую качал на коленях Прокофий, розовый младенец, блаженно засыпавший на руках их с Димой матери - та канет в небытие, как и все зоофаги; но самая суть Агнии вернется, восстановив себя в новом теле.
Дима шел по дому, стараясь не столкнуться с дедовскими куклами, занятыми уборкой. Некоторые из них постоянно проживали здесь на правах рабов, а вот другие - были уважаемыми членами общества , и дед обычно их не трогал, позволяя имитировать жизнь. Вот только разницы между куклами не было никакой. Стоит деду пожелать, и все они посыплются с вершины небоскреба, как лущеный горох из оболочки. Дима поймал мертвенный взгляд одной из кукол и отвернулся. Очень красивая женщина. Как странно, что такие тоже становятся куклами. И на таких лимиты выписывают.
Из разговора накануне Дима знал, что праздник планируется камерный - лишь близкие члены семьи и кое-кто из друзей - настоящих дедовских друзей, старых, почтенных людоедов. Вот только возникла заминка. Отец с матерью задерживались в Москве. Проходя мимо гостиной, Дима услышал, как дед яростно спорит с матерью по громкой связи.
- Скажи этому придурку, чтобы не выеживался!
- Папа, но я... кто знал... не успеваем... - голос матери из-за помех доносился фрагментарно.
- Планы подождут. Мля, да как можно так! У дочки его переход, а папаша в иных планах сидит и носу не кажет! Я сказал - пускай возвращается. Меня не волнует, как.
- Конечно, папа.... Сережа не хотел... Да, и Диме передашь ведь...
- Всё, я сказал! - рявкнул дед. - На связи.
Заметив Диму, он как-то обмяк и устало сел на диван.
- Поди сюда.
Дима встал перед дедом, внутри замерев, как струна. За годы детства он привык к дедовскому всевидению, и был готов сейчас к любому наказанию за то, что встречался с Агнией.
Но дед ничего не знал. Выходит, и всевидение было ограниченным.
- Хорошие новости, - сказал дед, всё еще красный и отдувающийся после крика. - Мать выбила тебе разрешение. Ты сможешь забрать душу у человека. Уже на днях, я думал. Аккурат перед праздником уложимся.
- Так скоро?!
- Да. Сам не ожидал, что так легко обернемся. Ты рад?
Против воли, Дима ощутил приятное волнение и тяжесть в животе. Убить человека и выжрать аниму? Стать настоящим магом, стать взрослым. Он ужаснулся этим мыслям, но некое чудовище внутри него поежилось в предвкушении и широко зевнуло. А затем он вспомнил Агнию. Решение вдруг оформилось в голове, но от него Диме сразу стало худо.
Он медленно кивнул.
- Рад.
- Хорошо, - дед улыбнулся в ответ и почесал в бороде. - Ступай. Мать скоро приедет.
"Мне надо найти карточки", - деревянно подумал Дима.
Он обошел весь дом и не нашел ничего, похожего на карточки волшебства. В комнате деда, куда он прокрался тайком, карточек на видном месте не было тоже. Карточки представляли собой нормированные пайки магии, сделанные из прессованной анимы. Они всегда были в дефиците. Альтернативой было пожирание человека живьем, "прореживание", но на это требовался лимит из Москвы. Потому количество магов в семье всегда было ограничено. Сколько было потрачено влияния, убеждения, сил и связей на то, чтобы семье позволили родить второго ребенка - в ужас прийти можно. Отчаявшись в поисках, Дима в конце концов был вынужден спуститься обратно в гостиную. Даже сейчас, в преддверии праздника, дед не позволял ему отлынивать от занятий.
Восседая на диване, дед глянул на Диму и сказал:
- Лед из огня. Двадцать минут на это.
В конце занятия к ним присоединилась и лже-Агния. В скромном ситцевом платье, простоволосая, она присела на край дивана и чинно сложила руки на коленях, наблюдая за попытками Димы. Вид ее лица, здорового, реального и живого, сильно отвлекал и злил Диму - он сразу вспоминал робкое прикосновение настоящей Агнии, сухое и безжизненное, как осенние листья. Но даже так: ему нужно было выполнить задание деда на твердую похвалу, чтобы задобрить его и получить нужные сведения. Ему нужны были эти чертовы карточки.
Держа на протянутой ладони почти идеальный кристалл льда, Дима вдруг выпалил:
- Дед, а расскажи про карточки.
Острый взгляд лже-Агнии сразу метнулся к его лицу, но дед, казалось, ничего не заметил:
- Чего это ты?
- Просто разговор с нас с сестрой зашел... недавно, - ответил Дима.
- Карточки - это карточки, - сказал дед, не сочтя тему особо интересной. - Средство экономии, как и лимиты. Их производят в Москве, в Лондоне, в Праге, в других крупных городах, у всех своя юрисдикция... - он небрежно извлек из кармана магическую карточку и поджег; дым испаряющегося волшебства потянулся к потолку. - Гляди.
И повинуясь его желанию, дым вдруг отвердел и превратился в ледяное копье, немедленно вонзившееся в пол. Щепки брызнули во все стороны. Дед перевел взгляд на окно, и копье, вдруг целиком утратив форму, изогнутой струйкой воды излилось наружу.
- У нас есть такие? - осторожно спросил Дима. - Мне бы такие пригодились.
- Нет. Зачем тебе?
- Тренироваться, - сказал Дима.
- Ничего, - дед спрятал полусожженную карточку обратно в карман. - Как человека убьешь, анимы будут полные штаны. Что хочешь, то и делай, но всё - под моим присмотром. Половину учебника пройдем разом... А пока повтори урок.
Лже-Агния молча смотрела, как тренируется насупленный, отчаявшийся Дима, и на лице ее не проступало ничего, кроме вежливого интереса.
Дима зябко поежился.
- Это трудно, понимаешь?
Решение было очевидным, но он все равно сопротивлялся. Да, без карточек единственной для него возможностью помочь Агнии было передать ей аниму от жертвы. Это самый верный способ. Но это будет заметно. Все поймут, что он сделал. В первую очередь - дед.
Все увидят, что он противится решению.
Что он помогает зоофагу.
Кто знает, как его накажут за это. Самое меньшее - вырежут лицо и сделают зоофагом, а место в семье отдадут кому-то из подчиненных. Нет! Дима помотал головой. Нельзя так думать. Агния ему доверилась, а он думает о себе. Но всё равно...
- Я не могу, - повторил он жалобно.
Агния молча кивнула.
С подбородка у нее капала кровь. Она только что убила кота и сожрала его сердце.
Они медленно шли сквозь туман. Услышав о невозможности добыть карточки, Агния понурилась, но с недоверчивой надеждой подняла голову, узнав, что Дима вскоре убьет человека - даже имя было известно, "Семен Шуваев", но им это ничего не сказало. После паузы Агния сообщила Диме, что ей позарез нужна эта энергия. Иначе никак.
- Но ведь дед ждет, что я использую ее, - объяснил Дима, ощущая себя последней дрянью. - Наверняка у него планы.
- Я понимаю, Дима.
Ее предложение повисло в воздухе, как вопрос. Дима чувствовал себя крайне неуютно. Когда из тумана вышли вдруг призрачные сутулые фигуры, мгновенно обступив их обоих и преградив путь, он даже испытал облегчение - появилась возможность отложить неприятный отказ или тяжелейшее согласие.
"О чем я думаю, господи?" - пронеслось в голове Димы, когда Агния встала перед ним, заслонив от фигур руками.
- Нет, - прошелестела она. - Ни за что.
Дима никак не мог взять в толк, о чем это она. Сам он не чувствовал от фигур угрозы. Судя по всему, это были обычные маги-зоофаги, влачившие, подобно Агнии, жалкое существование на задворках города. Некоторые даже двигались рывкам, напоминая череду стоп-кадров, насколько деформировались их тела и восприятие их тел реальностью. Ткни такого пальцем, и он развалится на части. И они... они что, правда думают, что смогут причинить ему вред? Конечно, это мечта для любого зоофага - сожрать душу, а уж душа реестрового мага - просто вершина мечтаний; однако такое абсолютно невозможно по писаным и неписаным законам.
Они и пальцем не смеют его тронуть. Бригады уничтожат их в течении двадцати четырех часов.
Это казалось логичным и абсолютно понятным.
И все его логические построения развалились, как карточный домик, когда один из зоофагов положил ему руку на плечо и рывком развернул к себе. Дима в ужасе замер. Возражение застряло у него в глотке. Сутулый зоофаг стоял над ним, вытянув шею и распахнув нижнюю челюсть, как пеликан. Капюшон был откинут, и Дима видел, что выше носа у зоофага нет ничего - лишь гладкий бледный срез, символизирующий потерю и облика, и разума. Чудовище встряхнуло его, чтобы было удобнее держать, и подтянуло к себе. Непропорционально плоская горизонтальная голова качнулась вперед - но Дима, закричав, оттолкнул тварь руками и высвободился. Сразу подступили еще два зоофага. Кто-то схватил за запястье Агнию и принялся неуклюже выкручивать, но она сама повалила нападавшего и быстро встала к Диме спиной к спине.
- Пошли прочь, вы! - завопил Дима.
Зоофаги никак не отреагировали на это. Тогда Дима поднял с земли булыжник и кинул, попав одному из зоофагов в голову. Тот медленно ощупал ушибленное место и после, будто осознав факт попадания, вдруг скорчился. Другие зоофаги приблизились к нему, привлеченные таким странным поведением. Пользуясь случаем, Агния взяла Диму за руку - в этот раз ее прикосновение было почти твердым - и быстро зашагала прочь, из тумана. Зоофаги остались позади, но Дима все равно постоянно оборачивался с замиранием сердца; ему казалось, что если не делать так, то твари обязательно подкрадутся к нему незамеченными.
Наконец они вышли из тумана.
Дима хотел сказать, что-то, но Агния опередила его.
Она обняла Диму и издавала звук, похожий на плач.
- Я так испугалась за тебя, - голос ее, несмотря на все попытки прорваться, звучал также блекло, но Дима понял всё; и даже интонации, которые она отчаянно хотела, но не могла передать. - Дима, Дима... Ничего не надо. Ничего. Только живи сам.
- Я видела, как ты встречался со своей сестрой, - без обиняков сказала ему лже-Агния тем же вечером. - Зря. Ты мог погибнуть.
Дима молчал. Что еще он мог сделать?
- Это очень опасно, - укорила его лже-Агния. - Безрассудно. Безответственно.
- Да.
- Так и будешь поддакивать мне с кислой рожей? - она недовольно скрестила руки на груди и уставилась на Диму. - Дурак. Знаешь, недавно приходил Витька. Видел его?
- Да.
Витька был женихом Агнии. Он давно добивался брака с ней, всячески подбивая клинья к деду и уговаривая его на благословение. Когда Агния лишилась лица, Витька приуныл и почти перестал у них появляться.Теперь же, когда лже-Агния достигла уровня 95% соответствия, он снова зачастил к ним. На той неделе появлялся, например.
- Тебе он неприятен, да? - проницательно спросила лже-Агния.
- Да.
- И Агнии тоже. Я знаю это, поскольку моя голова полнится ее воспоминаниями. Я могу вспомнить многое. Например, как ты однажды поранился, когда мы катались на велосипедах, а она сказала, что...
- Хорошо, - согласилась она. - В общем, я видела, как ты встречался с сестрой. Вероятно, она хотела подбить тебя на что-то противозаконное. Это ведь связано с твоим испытанием? Ну конечно. Анима от жертвы, чтобы погубить меня. Как же иначе.
Дима не ответил.
- Дима, ты мой брат, - сказала лже-Агния. - Я люблю и переживаю за тебя. Пускай это чувство и навязано мне этим намертво приклеившимся лицом. Теперь оно почти настоящее, а дальше и вовсе будет истинным, однако знаешь, поначалу быть очень трудно. Я боролась с желанием перерезать вас всех во сне. Реестровых магов, эксплуататоров. Я ведь была зоофагом, а вы для меня были наипервейшими врагами... Теперь всё, конечно, совершенно не так. Нежность и забота переполняют мою душу, заставляя совершать глупости. Так странно.
- Как ты победила Агнию? - внезапно спросил Дима.
Сам поединок-то он не видел.
- Скажем так, она была добрая душа. Полная тряпка, - лже-Агния печально усмехнулась, - и пусть это тебя обрадует, ведь скоро я стану такой же не на 95, а на все 100%. Ты наверняка собираешься отдать сестре свою силу, полученную с первой жертвы, но это абсолютная глупость. Дед хочет, чтобы ты потратил ее всю без остатка - на моем праздновании. Так что вот, возьми.
Порывшись в заднем кармане джинс, она после заминки извлекла кучу смятых карточек. Те лоснились от черного покрытия и искрились магией.
- Что это? - спросил Дима, не веря.
- Карточки. Зачем, думаешь, ко мне приходил Витька? - сказала лже-Агния. - Я не хочу, чтобы тебе причинили вред. А теперь бери их. Мне расстаться с Витькой?
Вопрос застал Диму врасплох.
- Нет, - ответил он, быстро и воровато забирая карточки, а лже-Агния сказала:
- Это хорошо. Мне почему-то Витька нравится - несмотря на 95% соответствия.
Жертву Диме привели на рассвете. Это был высокий парень с длинным лицом, абсолютно ему не известный. Его привезли из ближайшего села. Парень стоял перед ним, накачанный чарами и наркотиками и потому не сопротивляющийся. Дима достал нож под одобрительными взглядами деда и недавно приехавшей матери. Отца он так и не увидел. Тот по-прежнему пребывал в иных планах и в Москве.
Дима зря волновался. Навыки, отработанные им на несчастных курицах, пригодились и здесь. Как там было у древнего философа? Человек - двуногое без перьев? Почти не дрогнувшими руками Дима вспорол неподвижной жертве грудь, извлек через пролом обжигающе горячее сердце и надкусил как какой-нибудь субпродукт, от нахлынувшего адреналина даже не почувствовав вкус. Затем отложил сердце в сторону и приступил к работе - стал делать из трупа куклу, не отвлекаясь ни на что. Работал быстро и сосредоточенно, с руками по локоть в крови. Собравшиеся маги обменялись одобрительными сдержанными репликами. Когда кукла была готова, Дима вернулся к сердцу.
Пережевывая жесткие куски плоти, Дима вдруг почувствовал череду толчков, которые никак не хотели прекращаться; он понял, что это - стук его собственного сердца, налившегося немыслимой мощью. В руках пробудились заклятья. Дима ощутил резкое желание уничтожить собравшихся, инстинктивно видя в них соперников, однако сдержался. Когда он стер заклинания и сложил ладони в знак смирения, напряжение рассеялось. Маги стали переговариваться, кто-то рассмеялся, со всех сторон посыпались похвалы. Конечно, они были готовы и к иному исходу. Ведь неофиты непредсказуемы; но Дима им явно понравился.
Довольный, дед похлопал его по плечу и освободил от вечерних занятий.
Весь день Дима провел с куклой.
Он пытался взять куклу под абсолютный контроль. Собирал ею конструктор лего. Посадил за компьютер и играл через нее в шутеры. Делал прочие манипуляции. Кукла подчинялась ему во всем; контроль была такой, будто ступаешь в мягких разношенных тапочках. Настроение из-за кипящей в крови анимы были воздушным. Хотелось действовать. В такой момент казалось, что все проблемы решить возможно, нужно лишь приложить малейшее усилие; и прежнее его решение насчет Агнии казалось единственным верным. А раз так - надо его исполнить. Кукла, когда он снял с нее контроль, рухнула на пол, как марионетка с обрезанными ниточками, а Дима пружинистой походкой спустился по лестнице, борясь с желанием воспарить к потолку и побежать по нему, как по поверхности земли. Любовь к миру переполняла его.
Внизу в гостиной стояла, широко расставив ноги, абсолютно голая лже-Агния, а мать суетилась вокруг нее, с сантиметром в руках проверяя соответствие физических параметров. Дима задержал взгляд на теле лже-Агнии, сейчас ничуть не смущенный. Конечно, она заметила его интерес, но даже и глазом не моргнула, дабы не выдать его. Лишь выше подняла руки, позволяя матери замерить дельтовидные мышцы. Дима ускользнул незамеченным. Когда вприпрыжку бежал по улицам, перед глазами его назойливо висел образ бледного девичьего тела.
Даже когда он отдавал карточки настоящей Агнии.
- Где ты их взял? - спросила она, никак не выказывания удивления.
- Неважно. И вот еще что, - произнес Дима. - Покажи мне свое лицо. Я должен увидеть его перед тем, чтобы сделать то, что должен.
Молча она откинула капюшон.
Дима мучительно долго рассматривал это полуосыпавшееся лицо, ища в нем родные черты; а не находя, выдумывал сам. Затем встал перед сестрой на колени, грубо взял ее руки в свои, сейчас наполненные силой, и начал передачу анимы. Агния попыталась вырваться, но Дима был сильнее сейчас; поток не преврался, стал шире, а затем она и вовсе перестала сопротивляться. Лишь молча и непроницаемо смотрела на Диму, и в глазах ее стояло странное болезненное выражение.
- Скажи, - произнесла она, когда Дима закончил, - ты ведь понимаешь, что натворил?
- Нет, - сказал Дима.
- Ты мой бедный, запутавшийся ребенок, - Агния покачала головой. Голос ее звучал, к усталому ликованию Димы, практически как у лже-Агнии. - Ты будешь долго жалеть о своем решении, и я сейчас не про наказание. Но я попытаюсь, чтобы твой поступок не пропал втуне, Дима, я обещаю. Не знаю только, насколько тебе будет потом больно.
Домой он вернулся опустошенным и немедленно заснул. Сил задумываться над ее словами у него не было.
Праздник состоялся на следующий день.
Это была большая церемония, заполненная многочисленными процедурами, но Дима, по правде, не запомнил их. Мешало плохое самочувствие и ощущение неизбежной беды; кроме того, он все ждал, когда же появится сестра. Случилось это почти в самом конце, когда на парковой лужайке в семейном особняке собрались почти все гости, чтобы выпить и поесть жареного мяса на углях. Среди них сновали куклы с подносами в руках. Дима же сидел, полусогнувшись, на скамейке и меланхолично смотрел на лже-Агнию в белом платье, пытаясь понять, выглядит ли она счастливой или нет.
Умом он понимал всё, а сердцем никак не мог смириться с существованием двух Агний, каждая из которых несла доброту и заботу его сестры. Так не бывает. И, наверное, не было.
Отзвучали последние поздравления, и дед, стоя с микрофоном в петлице, громогласно спросил у собравшихся, кто хочет оспорить право лже-Агнии стать полноправным членом их семьи. После третьего призыва отозвалась настоящая Агния, выйдя из толпы. Казалось, никто не удивился. На лице матери проступило трудночитаемое выражение. Даже дед задумчиво крякнул, но возражать не стал. Лишь только спросил:
- Почти год, да?
- Да, деда, - отозвалась Агния, бросая быстрый взор на фальшивку.
Та не удостоила ее ответным взглядом. Лишь усмехнулась, отыскала в толпе Диму.
Поединок вышел короткий и яростный. Вскоре раздался мучительный крик, перешедший в жалобный, почти нечеловеческий стон - когда Агния, победив, извлекла из-за пояса перочинный нож-бокскаттер и аккуратно срезала с фальшивки свое утраченное год назад лицо. Вернув его на место, Агния прошла мимо гостей, отчего-то крайне довольных, и похлопала Диму по плечу:
- Молодец.
Срезанное лицо, скомканное и мятое, все норовило сползти с ее щек. Сукровица капала на плечи, придавая Агнии страшный отвратительный вид. Дима произнес:
- Не за что, сестра, - иных слов у него не было.
- Это было задумано? Ты помог ей? - спросил дед, теребя бороду. - Молодец, верно. Хорошо, что твоя сестра вернулась к нам. Я едва терпел этого чертова зоофага.
Гости продолжили праздновать и пить, только на этот раз - за чудесное воссоединение семьи. В самом центре праздника возилась мать, специальным клеем и кремами стараясь приладить лицо Агнии к ее отвыкшей от такого плоти. Мать и дочь улыбались. А лже-Агния, всеми забытая, стала отползать прочь. На ней по-прежнему было это белое праздничное платье, сейчас скомканное и окровавленное. Колени испачкались в крови и грязи. Двигаясь, как сомнамбула, Дима понемногу нагнал ее и некоторое время шел подле. Он знал, что поступил правильно, но чувствовал себя просто чудовищно.
- Тебе больно? - зачем-то спросил он.
Фальшивка не ответила, продолжая ползти прочь. Ответа у нее не было. Ответ был очевиден.
Горькое чувство родилось у него в груди и вдруг излилось из пальцев исцеляющими волнами. Дима направил их на лже-Агнию, пытаясь облегчить боль. Но ничего не вышло. Сил не хватало. Поняв это, Дима развернулся и пошел прочь, а клочья рыданий терзали его грудь. Он знал, что вернувшись домой, снимет всяческий контроль с куклы и позволит ей жить самостоятельно; но от этого, конечно, было ничуть не легче.
Даже хуже.