Виктор Соболев прибыл в Благовещенск утренним рейсом, отдельно от супруги. Марина приедет вечером. Пока жена паковала вещи в их квартире, хмурая и сосредоточенная - он подошел к ней, приобнял за тонкие плечи и спросил:
- Мне тебя подождать?
- Сама приеду, - чуть раздраженно ответила Марина. - Хватит меня опекать. Не маленькая уже.
- Ну-ну, - сказал Соболев.
Марина обернулась.
- Не зли меня, Вить, - предупредила она.
- И в мыслях не было.
- С паспортом у меня все в порядке. К тому же я могу с Римкой поехать. На вокзале меня мать с братом встретят... Все нормально будет. Ты же не можешь меня постоянно опекать, Вить. Так не бывает.
Соболев вздохнул и отошел.
В Благовещенске жила мать Марины, Янина Болеславовна - тощая, сухопарая женщина с блекло-рыжими волосами, по происхождению полячка из Гомеля. Соболев видел Янину Болеславовну всего три раза. В первый раз - на помолвке, когда Марина потащила своего избранника в родной Благовещенск знакомиться с родителями. Второй раз - на свадьбе, и
третий раз - в орской больнице, когда туда привезли умирающую Марину. С тещей Виктор особо не разговаривал. Не до того было.
- Как думаешь, Вить, - задумчиво произнесла Марина, разглаживая в пальцах свои черные кружевные трусики, - брать это богатство с собой или нет? Мать против не будет?
Соболев поперхнулся.
- Решай сама, - сказал он, справившись с собой. - Я твою мать плохо знаю.
- Ну Вить! Тебе что, все равно?
"Да", - хотел было ответить он, но потом подумал и сказал:
- Бери. А дальше по обстановке.
- Гм. Соломоново решение, - улыбнулась она.
В Благовещенске они пробудут неделю или две. Соболев прикинул свои шансы. Конечно, прижать Пархоменко к ногтю будет не так-то просто. Но это нужно сделать. Зимин уверен, что Пархоменко виноват в саботаже - и спрашивать надо с него. Конечно, Слободин будет защищать своего ставленника. Но с другой стороны... Если свалить Тараса Пархоменко - то в будущем можно и самого Слободина взять за горло.
Заодно и Марина с матерью повидается.
У нее ведь в Благовещенске и братья есть, и младшая сестра. Соболев невольно задумался - а насколько младшая? Но тут же отогнал эти мысли. Отвратительные мысли.
Ужасные.
Как ему не стыдно.
Соболев сел в рейсовый автобус, курсировавший между Орском и Благовещенском, и стал играть в "Зомби против растений" на планшете. Рядом сидела спокойная толстая женщина, которая читала роман в мягкой обложке и пила овощной сок из пакета. Она не беспокоила Соболева. За окном проплывали желтые пейзажи Поволжья: громадные пшеничные поля, сейчас прореженные комбайнами, свежескошенные участки, где подсыхали, исходя паром, снопы люцерны и клевера, ряд облезлых деревьев в лесополосе и одинокие фермы, белые и красные трактора на заправках, придорожные отели с названиями вроде "Отдохни-ка от дороги!" и гнусные закусочные, где вместо чая подавали какую-то мутную бурду с мякотью, а вместо котлет - нечто, напоминавшее жареное дерьмо.
К обеду они въехали в Благовещенск.
Благовещенск стоял на левом берегу Волги, напротив Зей. Чуть ниже, на Куйбышевском водохранилище - с его абразивными берегами и металлическими водами, работала ГЭС, питавшая током благовещенскую Звезду Сименса. Большой, промышленный, уродливый город, обложенный промзонами, серый от угольной пыли и резинового налета, забитый сотнями свай в землю и вознесенный к небу сотнями клубивших труб - Благовещенск-на-Волге производил неприятное впечатление после уютного Орска. Здания были двух типов: либо сизые параллелепипеды предприятий, либо приземистые одноэтажные коттеджи. Никаких памятников, парков, музеев. Посреди города современным Ортханком торчал громадный офис "Акме-Вымпелком" - как апофеоз дурновкусицы.
Не сводя глаз с офиса, Виктор набрал на телефоне номер Индюкова.
- Это я, - сказал он спокойно. - Я в городе.
- Сейчас поедешь, или в Акме сначала? - без всяких приветствий спросил Индюков.
Он был бандитом, одним из "Слонов" - разветвленной и мощной благовещенской ОПГ, подконтрольной "Акме-Вымпелком". В девяностых Слоны попытались подмять под себя градообразующее предприятие. Приезжали в головной офис, пугали оружием, стреляли в потолок, угрожали Слободину, что убьют его семью. Даже машину его заминировали. Он выжил, впрочем - а вот лидеры Слонов, собравшиеся на даче Володи Хлустова в поселке Безенчук поесть шашлыков и попариться в бане с телками - были найдены разорванными на части. На обшарпанном столе, среди битых бутылок и гроздей кишок, среди гор ливера лежали, аккуратно собранные в кастрюле, девять человеческих сердец. Остальные Слоны намек поняли. Соболев сам видел, как Индюков и прочие - лысые, татуированные люди с плохой осанкой и зверскими лицами - смущенно топтались в приемной Слободина, и как юная секретарша поясняла им, что Михаил Юрьевич пока их принять не может - он занят важными переговорами. Слоны сопели и терпеливо ждали - когда генеральный директор "Акме" снизойдет до них и простит, тогда и можно будет вздохнуть спокойно.
Слободин давно перебрался в Москву. Однако "Акме" по-прежнему использует Слонов как ударную силу. Особенно это актуально сейчас - когда Звезда отключилась.
- Так ты в Акме сейчас поедешь? - спросил Индюков.
- Нет, в Акме потом, как с этими делами закончу, - сказал Соболев. Еще раз напомни адрес.
Индюков продиктовал адрес.
- Это мой загородный дом, - пояснил он. - Там пара моих ребят, я им скажу, чтобы на тебя не кидались. Хотя... По-моему, вы раньше уже работали. Булаев и Иванов - помнишь таких, здоровые такие лбы, прозвище Уткороботы.
Уткороботы.
- Помню, - серьезно сказал Соболев. - Когда с Кемоклидзе терки были, эти двое от ваших приезжали.
- Вот и славно. Я их предупрежу, - сказал Индюков. - Ты с машиной или без?
- Без.
- Тогда вот как поступим. Садись на маршрутку в центре, где памятник Ленину - остановка "Гостиница "Гагарин". Едешь на 102-ой газели. Остановка "Лесопарк". Там идешь в сторону гор метров двести, увидишь, а потом - направо у развилки, и сразу за поворотом моя дача.
- Хорошо, - сказал Соболев.
- Будь на связи, я чуть позже туда подъеду, - сказал Индюков и отключился.
Соболев покачал головой.
Уткороботы.
Странные иногда у этих бандитов прозвища бывают.
Автобус прибыл на вокзал. Соболев спрыгнул с подножки - вещей у него с собой не было - и подошел к таксистам, сидевшим под навесом, среди бутылок с лимонадом и пластиковых стаканчиков. Один из таксистов, кавказец с плохо выбритыми щеками, поднялся навстречу ему. Он улыбался, вытирая руки о линялые джинсы.
- Здорово, брат! Куда тебе? - дружелюбно спросил кавказец.
- Остановка "Лесопарк". Знаешь, где это? - спросил Соболев.
- Конечно, знаю!
- Тогда поехали. Сколько с меня?
Кавказец уставился на Соболева блестящими черными глазами и стал шевелить губами, видимо, подсчитывая.
- Полторы сотни! - наконец сказал он.
- Держи, - сказал Соболев, вытащив из кармана бумажник. На секунду мелькнула озорная мысль дать ему полторы сотни не рублями, а долларами. Но он подавил это желание. Не время сейчас для шуток. В городе рыщут бандиты и их эсперы. Наверняка среди них есть инфестанты. Узнай они о том, что кто-то в городе долларами расплачивается... Нет, риск слишком большой. - Вот, полторы.
- Ага, ага.
Таксист залез в серебристую "десятку", припаркованную на отшибе.
- Устраивайся, брат! - гостеприимно сказал он из салона.
Соболев сел. Десятка покатилась по улицам Благовещенска, аккуратно объезжая рытвины и подпрыгивая на лежачих полицейских. Таксист включил "Авторадио". И под плаксивую песню Градусов Соболев начал расспрашивать таксиста о беспорядках в городе.
- Никаких беспорядков, нет! - заверил его кавказец. - Ты что!
- Я слышал, у вас людей стреляют, - сказал Соболев.
- Нет! Шутят, наверное! Из травмата стреляют - то да, но это так, детские игрушки!
- И убитых нет?
- Нет, брат, нет! У нас тут спокойно. Это всё пидарасы из Акме ситуацию нагнетают. Ты знаешь, сколько они уже денег у государства украли? Поставили за городом вертушку эту, только она не работает нихуя. Деньги-то на нее украли. И так каждый день. Своруют они что-нибудь, а потом на бандитов валят. Мол, беспорядки у нас.
- Понятно, - произнес Соболев. - А что за вертушка?
- Да мельница ветряная, флюгер этот бесполезный, - разгорячился таксист. - Вот скажи мне, зачем нам ветряк, если рядом ГЭСка здоровенная? Но выбили же на него деньги, а оно и понятно - в Москве люди тупые, им сказали: "Нужен ветряк" - а то, что ГЭСка тут есть или нет, москвичи даже и не проверили. И так всегда!
Соболев задумался.
"Ветряная мельница" и "ветряк" - новая электростанция, конечно. Но зачем? Пархоменко о строительстве ветряков не докладывал. Скрыть пытался? Странно.
Ладно, с этим чуть позже разберемся.
- Жарко-то как, - сказал Соболев с безразличным видом, перебив таксиста.
Таксист приуныл. Видимо, ему хотелось продолжить свой обличительный спич.
- Да, жарковато, - буркнул он и стал смотреть на дорогу. - Говорят, скоро дождь будет, даже ливень. По радио передавали.
Кавказец высадил Соболева возле остановки "Лесопарк" и уехал.
На остановке торчал огромный синий щит с надписью:
"Водитель! Мы беззащитны перед тобой!" - и умильные мордочки детей на прикленных снизу фотографиях. Дети переходили дорогу, дети улыбались. У девочек были бантики в волосах, у мальчиков - синие курточки и вихры. У всех были коричневые ранцы, сейчас туго набитые учебниками. Водитель. Мы беззащитны...
Подумать только!
И как таких милашек вообще давят жестокосердые водители?
Соболев некоторое время рассматривал детей, затем вздохнул и стал искать дорогу. Рядом со щитом была развилка с указателями. От нее отходил в сторону Зейских гор проселок. И второй проселок - в сторону Волги.
Соболев выбрал первый и через десять минут вышел к даче Индюкова. Это было большое трехэтажное здание, выстроенное в виде старинного терема, с изразцами и деревянными наличниками, с крыльцом, собранном из грубо вытесанных бревен. Из стрельчатого окна торчала блюдцеобразная антенна "НТВ-плюс". Дачу окружал высокий забор, обтянутый в периметре колючей проволокой. У ворот стоял черный джип с саратовскими номерами.
Соболев нажал на кнопку домофона.
Сначала ничего не происходило, а затем из решетки раздался гулкий, медленный, словно бы заторможенный голос.
- Чего надо? Че хотел?
- Это я, Соболев, - сказал он, особо не удивившись.
- Какой-такой Соболев?
- Из Акме, - ответил он, постучав по решетке домофона. - Леня Индюков должен был вас оповестить. Или он не звонил?
Собеседник смолк, переваривая сказанное.
- Звонил, - наконец неохотно признал он.
- Так впустишь меня? - спросил Соболев.
- Ну так входи. Чего топчешься? Сейчас дверь открою.
За забором завозились, раздался щелчок, затем еще один - то проворачивались в замках рычаги - и из открывшегося проема выглянул огромный татуированный человек в засаленной майке, своей квадратной, словно бы обрубленной макушкой напоминавший неандертальца. Соболев узнал его. Александр Булаев, киллер. В двенадцатом году Булаев стрелял в Кемоклидзе - однако вор в законе, истекая кровью, смог влезть в машину и сбежать, а самому Булаеву пришлось уйти под защиту Акме.
Они пожали друг другу руки. От Булаева сильно пахло сигаретами.
- Он здесь? - осведомился Соболев.
- Да куда он денется, - сказал Булаев, почесываясь. - Посадили его на цепь. Сидит там, не рыпатся.
- Сказал, как его зовут? Почему он это сделал?
- Ты проходи, проходи.
Во дворе разлеглась огромная лохматая собака с купированными ушами. Она приоткрыла один глаз, окинула Соболева равнодушным взглядом и снова заснула.
- Тузик, - с гордостью произнес Булаев. - Человечину жрет за милую душу, даже костей не остается. Мы иногда ему трупы кидаем. За час может человека целиком перемолоть. Ужас какая прожорливая скотина. Хорошо устроился.
- Понятно, - сказал Соболев, изучая спящего Тузика.
- Короче, слушай, - сказал Булаев. - Этот человек говорит, его зовут Сивцов. Сам родом из Беларуси. Из Минска, короче. Имя - Костя, Константин. Расколоть пока не получилось, он только имя свое сказал и замолчал. Я бы ему глаз выдавил, но Леня сказал тебя ждать. Мы пока меры применять не стали. Так че, - сказал Булаев, помедлив, - глаза ему выдавливать будем или как?
- Нет, глаза потом, - сказал Соболев. - Пока просто поговорим.
- Ничего, - сказал Булаев. - Все равно давить придется, зря мы что ли сюда его приволокли. Он просто так говорить не будет - я таких сук знаю.
- Посмотрим.
Они вошли в дом и, не разуваясь, заглянули на кухню.
К белой лакированной батарее был прикован светловолосый молодой человек в джинсах и аддидасовских кедах. Он сидел, подтянув под себя ноги. На нем не было футболки, торс его, хорошо проработанный, худощавый, с рельефной мускулатурой, весь был в свежих кровоподтеках и порезах. От шеи к паху тянулась татуировка в виде перечеркнутого креста. На шее висел оберег в виде железного глаза. Лицо его сразу не понравилось Соболеву - беспокойное, злое и жестокое - с синими кукольными глазами и тонкой прорезью рта. Заметив его внимание, пленник ухмыльнулся.
"Нет, - подумал Соболев с досадой. - Такого ломать долго придется".
На кухне следил за чайником второй Уткоробот, Сергей Иванов. Несмотря на русское имя, он был похож на таджика - маленького роста, смуглый и скуластый, с непропорционально длинными руками, поросшими черным волосом. Иванов сунул сигарету, которую курил, в пожелтевшие от табака зубы и сразу обеими руками пожал ладонь Соболеву.
- Когда приехал? - просипел он.
- Сегодня, - коротко ответил Соболев и присел на корточки рядом с пленником.
Тот не сводил с него своих кукольных глаз.
- Ты Константин Сивцов? - спросил Соболев.
- Канстанцын, - поправил его пленник. - Я же белорус, национальное меньшинство, мое имя можно и правильно произносить. Я как-то думал, а чем белорусы отличаются от вас, русских? Я размышлял долго и серьезно. И знаешь, к какому выводу я пришел?
Голос у Сивцова оказался тонким, он говорил быстро и лихорадочно. Выпалив все это, он уставился на Соболева, ожидая ответа.
- Н знаю, - сказал Соболев, сбитый с толку.
- Белорусы не склонны к рефлексии.
- И что?
- У нас нет "загадочной белорусской души", национально-алкогольного надлома, всей этой дурацкой метафизики, накрученной вокруг предназначения и Третьего Рима. Мы спокойны и конструктивны. Поэтому у нас нет Акме и прочих кровососов - нельзя взгромоздиться на нас, задурив мозги туманными обещаниями могущества. Белорусы уважают реальную силу, пустозвонством нас не впечатлить. Знаешь, чем еще белорусы от русских отличаются?
- Нет.
- У нас есть национальное блюдо - драники, - сказал Сивцов и залился идиотским смехом.
Соболев встал.
Уткороботы понял это по-своему. Иванов снял с плиты дымящийся чайник, а Булаев вынул из кармана небольшой нож-бабочку. Но Соболев просто выдвинул из-за стола стул и сел на него, скрестив руки перед собой.
- Ноги устали, - пояснил он.
- Ты когда-нибудь ел драники? - спросил Сивцов. - Попробуй как-нибудь. Это такие оладьи картофельные. Корочка у них хрустящая, а внутри они очень нежные, с маслом.
- Меня не волнуют драники.
- А меня тошнит от вашей окрошки! - завизжал Сивцов. - Вместо окрошки у нас холодник, это такой суп из картофеля. Знаешь, какой вкусный?
- Ты меня не так понял, - сказал Соболев. - Меня не волнует, белорус ты или русский. Я с тобой в скинхеда играть не собираюсь. Про подстанцию ответь.
Сивцов захлопал кукольными глазами. Какие у него ресницы, невольно подумал Соболев - пушистые и изогнутые, как у пластмассового пупса.
- А, понятно, понятно, - забормотал Сивцов. - Про подстанцию.
- Зачем ты ее взорвал? - Соболев наклонился вперед.
- Чтобы ответить на этот вопрос, я должен раскрыть другой - "как". Как я ее взорвал? Этот вопрос - хороший, я бы сказал. Хорошо, что ты спросил. Слушай. Я взял большой, смачный кусок С-4, размером с кулак, и хорошенько размял. Затем подошел к подстанции. Она стояла на холме, огороженная колючей проволкой. У ворот стоял охранник. Я спросил: "Привет, те большие шары наверху - это же Звезда Сименса?" Он ответил мне: "Нет", с прибавление кое- какого крепкого словца. Я спросил: "Слушай, а если она погаснет - все эти мудаки в городке потеряют силу, так ведь?" Он ответил: "Не знаю", прибавив кое-какого крепкого словца. Уже рассерженный, я спросил: "Может, тебе руку сломать?" Он ответил: "Уходи", скрепивши свой ответ кое-каким крепким словцом. Я сказал: "Ну ладно". Он заявил: "Ты глупец", - ввернувши еще одно непечатное словцо. Я обошел подстанцию кругом и прилепил к забору с обратной стороны хороший шмат С-4. Я радовался, как ребенок. Я двинулся в сторону города хорошей спортивной походкой. Отсчитав примерно пятьсот метров, я выбрал удобное место и вынул из рюкзака пистолет-пулемет Suomi. Он древний и с хорошей боевой родословной, им еще в Советско-финнскую орлята Маннергейма поганых "рюсся" отстреливали. Я лег в траву, взял пистолет-пулемет Suomi в руки, поглядел в прицел и совершил эффективную очередь по С-4, почти не видимому с такого расстояния. Бабах! И он сдетонировал. В стене возникла дырка, большая такая. Я как-то не подумал, что таким маленьким куском С-4 подстанцию не взорвать, конфуз вышел, да. Хорошо хоть, у меня был запасной план.
- И какой же? - устало спросил Соболев.
- Ну я же волшебник! - Сивцов брызнул слюной ему на лицо. - Ахахаха! Вот и догадайся, как я подстанцию взорвал. Ты же у нас умный!
Соболев неспешно утерся и привстал.
- Ты кто такой вообще? - спросил он почти без злобы.
- А сам как думаешь? Я технофашист, - ответил Сивцов. - Я абсолютно свободен от всяческих глупостей. Я веду собственную политику. Я человек - политическая фигура. Я обладаю политическим весом.
- Почему ты взорвал Звезду? Как ты это сделал? Кто тебя послал?
- Давай так. Почему я взорвал Звезду? Потому что таково было мое решение, моя воля, воплощенная в поступке. Я - свободный человек.
Соболев кивнул Уткороботам.
- Сломайте ему палец.
- Погоди! - воскликнул Сивцов. - Ты слышал о таком человеке - Фридрихе Ницше? Он был наш человек, технофашист. Когда он был юн, то поспорил со сверстниками, чтобы сможет взять в руку уголек и продержать его несколько минут. Давай поспорим. Смогу я пережить твои пытки?
- Угу. Поспорим, - вздохнул Соболев.
- Отлично! Смотри - я тебя за язык не тянул.
"И ведь не врет, ублюдок... Наверняка же вытерпит", - подумал Соболев.
Булаев опустился на корточки рядом с прикованным Сивцовым и бережно взял его за ладонь. "Технофашист" только глупо хихикнул.
- Все ломать или один? - спросил Булаев.
- Все ломай, - ответил Соболев.
Второй Уткоробот с интересом наблюдал за происходящим. Булаев вложил свои толстые загрубевшие пальцы в тонкие пальцы "технофашиста", сделав что-то вроде замка. Затем сомкнул кулак. Теперь из его громадной пятерни торчали четыре бледных пальца. Булаев сделал зверское лицо, его бицепсы чудовищно вздулись, словно волосатые шары; а затем он начал выкручивать пальцы Сивцова против часовой стрелки - неспешным, осторожным и при этом неотвратимым движением. Сивцов побледнел. На его лице выступил пот. "Технофашист" дернулся, а затем вновь расхохотался:
- Зиг хайль Благовещенск!
- Заткнись, - прошептал Булаев.
Он завершил движение. Раздался тошнотворный хруст, и пальцы Сивцова, измятые, красные, словно бы пережеванные, судорожно дернулись, а затем Булаев разжал хватку, и рука "технофашиста" брякнулась костяшками на пол.
- Совсем не больно! - закричал Сивцов. - Ой, кровь! Кровь, ахахах!
Он гордо продемонстрировал всем свою искалеченную ладонь: четверо из пяти пальцев были неестественно отогнуты. Сустав среднего не выдержал: кость прорвала кожу и теперь торчала острым осколком. Фаланга болталась на тонком лоскутке кожи.
Булаев с отвращением стряхивал кровь "технофашиста" со своей ладони.
- А чего? - сказал он. - Так даже лучше.
"Лучше ли?"
- Гордишься собой? - спросил Соболев у Сивцова.
- Конечно, - тяжело дыша, ответил террорист. - Вот сила технофашистов!
- Говори, ублюдок.
Сивцов стер пот со лба и широко улыбнулся.
- А чего говорить-то?
- Как ты взорвал подстанцию? Зачем ты это сделал?
- Хорошо-хорошо! - Сивцов словно бы испуганно замахал своей рукой. - И ты только не кипятись, умник. Я же обыкновенный технофашист. Натравил на меня своих головорезов... На мирного человека!
- Знаем мы, какой ты "мирный".
- Абсолютно и совершенно мирный! Технофашизм - он ведь за добро. Ну раз ты настаиваешь... Слушай сюда. Шестнадцать лет назад на город упал метеорит. Приехали агенты ФСБ - стали расследовать дело. Вскрыли они метеорит, а там внутри ангел сидел.
- Какой еще, сука, ангел?! - взревел Булаев, наклоняясь к Сивцову.
Соболев кивнул: "Все нормально", - и бандиты пожали плечами.
А Сивцов устроился поудобнее, подтянул голенастые ноги к груди и заявил:
- Ангел, ангел... Вообще-то их было два. Ангелы-близнецы. Агенты убили одного из них, и с тех пор в Благовещенске происходят странные вещи. А второго ангела ФСБ прибрало к себе. Тут-то город и атаковали силы наших добрых друзей из Лодомерии. Война же шла. Сраные украинцы разбомбили Благовещенск - и одной из бомб накрыло фургон с агентами и с ангелочком заодно. Так ангела и потеряли-то. А в городе построили Звезду Сименса, и в ее основание положили мумифицированный труп ангела - первого, само собой. Ангел... он же ангел. Звезда Сименса использует его как аккумулятор и создает esp-поле. Внутри esp-поля люди приобретают сверхспособности - могут летать, швыряться молниями и превращать мусор в деревья. Ну, вы и сами знаете. Это было открытие века. Волшебство! Но за пределами зоны - никаких чудес; эсперы могут использовать свои супер-способности, только если находятся в esp-поле, в зоне доступа Звезды. Без сигнала Сименса они обыкновенные люди. Все их сраное волшебство происходит от ангела - они просто восприимчивы к сигналу и могут ангельские силы преобразовывать в что-то полезное.
Соболев кивнул.
Любопытно. Он знал, что Звезда Сименса использует энергию метеорита, но вот ангел... Зимин как-то говорил об этом - но в шутку, Соболев даже и не думал, что ангел реален.
- Ну и вот, - миролюбиво продолжил Сивцов, - я зачем Звезду взорвал. Я думаю, что ангел выжил. Второй ангелок. И что он по-прежнему в городе прячется. Я его сердцем чую. Я к таким вещам довольно восприимчив. Но только эта Звезда!... Она заглушала все сигналы. Поэтому я ее взорвал. Так что теперь мне ничто не мешает. Найду ангела, распоряжусь его силой - а вы, наверное, понимаете, что живой ангел гораздо лучше, чем та мумия на подстанции - и уничтожу это поганое государство. Я про Россию. Ахахаха, про Россию-матушку, ее самую.
- А зачем? - спросил Соболев.
- А просто так. Не нравится она мне, хочу алое зарево над Москвой и горы трупов, сложенные вдоль Замоскворечки.
- Понятно. Как найти ангела?
- Ох, чую я его. Сердцем чую, - признался Сивцов.
- Ты понимаешь, что это бред? - спросил Соболев. - Ни один нормальный человек в эту чушь не поверит. Ангелы какие-то. Звезда Сименса работает на энергии метеорита, и все это знают.
- Но ты же мне поверил, - негромко произнес "технофашист".
- Безусловно.
Соболев оперся спиной о стену и обратился к замершему Булаеву:
- Выдави ему глаз.
- Вот так бы сразу, - осклабился Уткоробот.
Иванов встал позади Сивцова и зажал его голову меж своих колен.
- Не дергайся, урод.
- Эй, вы же не серьезно, ребята. Нельзя человеку глаза давить, - рассмеялся Сивцов. - Я - фюрер технофашизма, вы не посмеете.
- Еще как посмеем, - просипел Иванов.
Булаев взял со стола чайную ложку и приблизился к Сивцову. На ложке еще сохранились крупинки сахара. Булаев автоматически облизал ее, затем взял левое веко "технофашиста" двумя пальцами и оттянул; ложку он вставил как раз в устье слезной железы, выдавив оттуда прозрачную каплю. Затем начал проталкивать ложку глубже. Сивцов дернул ногой. Из глаза брызнули слезы напополам с кровью. Булаев орудовал ложкой, щедро вычерпывая из тесной глазницы красно-белую мякоть.
- Ааааааааай! - взвыл "технофашист". - Ая-ая-яй!
"Душераздирающее зрелище", - вздохнул Соболев.
- Все, - выпрямился Булаев.
Он протянул Соболеву красный комочек слизи, совсем непохожий на глаз, с серебристыми ниточками нервов и остатками склеры.
Соболев взял комочек и взвесил в руке.
"Интересно, где здесь зрачок, - подумал он и начал рассматривать глаз на солнце. - Он должен быть синим... Как у пластмассового пупса".
- Но все же, как именно ты взорвал подстанцию? - спросил он у обмякшего Сивцова. - Расскажи, будь добр.
- Я же волшебник, - прохрипел "технофашист".
- Что значит - "волшебник"?
- Инфестант.
Соболев замер. Из красного комочка на него смотрел ярко-синий зрачок, льдисто-холодный, мертвый. Соболев не мог оторвать от него взгляд, и пошевелиться тоже не мог. Мир вокруг пропал, осталась лишь льдистая пустота, заполненная эхом голосов. Соболев стоял в абсолютном мраке, отрезанный от остального мира.
- Инфестант - это тот, кто попирает сапогами Бога, - прошептал ему на ухо Сивцов, возникнув из ниоткуда. - Ты ведь тоже инфестант, верно? Сначала я думал убить тебя, но теперь пощажу. Расскажи этим болванам из "Акме", что пришло время для Благой Вести: Он грядет, и ступит на землю этого города. И каждый из тех, кто прежде хулил его, будет трижды проклят и сожжен в адском пламени - так, что даже пепла не останется.
С этими словами он коснулся холодного лба Соболева и пропал во вспышке света.
Соболев выдохнул. Лед и мрак исчезли. Он снова был в материальном мире, на Земле, в России, в Благовещенске-Волжском. Казалось, словно целая вечность прошла. Черт. Черт!
Он огляделся.
Кухня была разгромлена. Везде лежали осколки посуды, кровавые ошметки, потолок был густо измазан красной слизью. Уткороботы пропали. Первого Соболев обнаружил в мусорном ведре. Отрезанная голова Иванова лежала на горке внутренностей, среди картофельных очистков. Булаев обнаружился в холодильнике. Его лицо было обернуто в целлофан, словно арбуз. Сердце и почки в контейнерах для еды, конечности с обледеневшими пальцами - в морозильнике.
- Черт, - произнес Соболев. - Чееееерт...
Его тошнило.
Он опустился перед мусорным ведром, но снова увидел оскалившееся лицо Иванова, и торопливо метнулся к раковине.
Блевотина шла тяжело, с болезненными всполохами в пищеводе.
Вид собственной рвоты вызвал у него спазм в животе, и Соболев снова согнулся над раковиной.
Инфестант.
Подумать только.
Он с отвращением отер рот и, стараясь не наступать на обломки посуды, вышел из дома. Свежий воздух вызвал у него головокружение. Соболев пошатнулся, но все же не упал. Тузик бешено залаял на него из конуры.
- Цыц, - сказал Соболев беснующейся собаке и отворил калитку.
Инфестант.
Он непослушными пальцами набрал на телефоне номер Зимина.
- Дмитрий Борисович? - спросил Соболев, когда гудки прекратились.
- Ну, - хмуро ответил ему старик из своего московского бункера. Голос был дребезжащий, прерывающийся. - Доехал до Благовещенска?
- Он сказал, что он фюрер.
- Чего-о?
- Фюрер, - лихорадочно пробормотал Соболев. - У нас проблемы, Дмитрий Борисович. Боюсь, что я в этом городе задержусь. А еще разблокируйте мои способности. Они мне понадобятся все, без остатка.
- Так серьезно? - процедил Зимин.
- Да. В городе инфестант. Настоящий. Не такой, как я.
Интонации в голосе Зимина изменились.
- Убил кого-нибудь? - деловито спросил он. - Твой инфестант.
- Двоих или троих.
- Маловато для экстренных мер... Впрочем, хорошо. Вечером пошлем тебе сигнал. Как там Марина?
- Марина...
Марина!
- Ее надо удалить из города, - взмолился Соболев. - Здесь теперь очень, очень опасно.
- Попробуй ее уговорить, - хмыкнул Зимин. - Она же твердо все решила и от своего теперь не отступится. Ладно, Витя, держи меня в курсе всех дел. Вечером отчитаешься.
Он отключился.
Соболев сжал телефон в руке. Инфестант, инфестант... А ему еще вечером встречаться с тещей и сидеть за праздничным столом. Ха! Безумный день, безумное его завершение.
"Янина Болеславовна, - думал он, шагая в сторону остановки. - Тьфу! Такое отчество даже с трудом не выговоришь. Хорошо Марине - она может звать эту старую стерву просто "мамой".