Аннотация: Возникла эта тема, когда вашему автору пришлось столкнуться с работой редакторов при издании своих книг. К сожалению, ничем не регламентировано то, что может сделать редактор с авторским текстом...
Авторы и редакторы: невольное противостояние
Как бодался автор с редактором...
Эта статья - продолжение разговора о редакторской правке, начатого в "Поправьте галстук!..". Пожалуй, ее лучше прочитать вслед на первой.
Возникла же тема, когда вашему автору пришлось столкнуться с работой редакторов при издании своих книг. К сожалению, ничем не регламентировано то, что может сделать редактор с авторским текстом.
Хорошо, если в процессе работы над книгой с автором свяжутся и предложат внести в нее некоторые изменения. Сразу надо оговориться, что по первой (и по второй книге) замечаний было буквально два-три. Поэтому автор уже на второй книге спокойно ждал верстку
Редакторы нужны всем авторам, даже очень самостоятельным, наделенным и даром слова, и грамотностью, - к сожалению, мы не можем расположиться на стуле и тут же отойти, посмотрев на себя со стороны: каково-то мы сидим!
Но взаимоотношения между редактором и автором складываются по-разному, и иной раз непросто. Будем исходить из того, что редактор грамотен и опытен.
Но автор автору - рознь. Один натащил информации из интернета, едва озаботившись тем, чтобы состыковать лоскуты, либо изложил свой художественный замысел и идеи на уровне школьного сочинения, потому что знает мало слов. Хорошо еще, если автор самокритичен и прочно полагается на редактора.
Другой же кропотливо работал над темой или сюжетом, дописывая и переписывая черновики, выносил и вынянчил свою книжечку, так что даже жалко ее отдавать в чужие руки... Но между автором и книгой в ее материальном воплощении всегда стоят редакторы.
Первому автору в основном безразлично, если его "рукопись" изменят, сократят, частью перефразируют, частью перепишут и даже допишут. Редакторы знают: проще и быстрее такой "сырой" материал переделать самим, нежели втолковать автору, какие доработки от него требуются. О мелочах и тонкостях оформления речь вообще не идет.
Второму же автору бывает обидно, когда неплохая и старательно написанная книжка подвергается мелким и необоснованным поправкам, которые скорей можно назвать придирками, но с ними редакторскую работу видно!
Редакторы тоже люди, и им бывает обидно, что их труд не будет замечен и оценен, имена пребудут в неизвестности. Кто читает выходные сведения? А нередко заслуга только редакторов в том, что текст получил удобочитаемый вид и стал книгой.
Вот он, фактор человеческий: прочитал редактор авторский текст, а редактировать там, по большому счету, нечего (бывает!). Как же так? А где же работа редактора? И начинается ловля блох там, где они не водились...
По кропотливости и незаметности редакторский труд сравним с пчелиным и сродни ему. Не все редакторы могут сказать, взяв в руки свежевыпущенную книжку: "И моего хоть капля меду есть" (И. А. Крылов, "Орел и Пчела"). Пчела - Орлу:
"Не отличать ищу свои работы,
Но утешаюсь тем, смотря на наши соты,
Что в них и моего хоть капля меду есть".
Иной раз (приходится признаться в печальном опыте!) речь может пойти и о ложке дегтя...
Если есть два варианта: хороший и хороший - оба лучше! - то зачем огород городить? Предпочтение должно быть отдано авторскому, а не редакторскому.
"...каждый пишет, как он слышит.
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит,так и пишет,
не стараясь угодить..." (Булат Окуджава).
Итак, в нашем вещном мире интеллектуальный труд автора превращается... труд превращается сначала в рукопись (с натяжкой можно признать за таковую электронный вариант!), затем в набранный и сверстанный текст, а затем в книгу, принимая ее вид и образ, как жидкость принимает форму сосуда. На промежуточных этапах "переливания" автор, к сожалению, не может ничего заткнуть пробочкой... Будучи же поставлен перед фактами редакторского вмешательства, он мало что может изменить.
При подготовке в печать второй книги автор, пишущий эти строки, понял, что кое-что на радостях упустил еще в первой. Пожалуй, все это можно посчитать и незначительным, и заметным разве что самому автору, но весьма раздражает в добротной книге отступление от классических издательских канонов.
Казалось бы, проверка и исправление текста редактором послужат только на пользу: выравняется стиль, книга будет легче читаться... Всегда ли это так?
Вот некоторые примеры.
С эпиграфами оказалось проще, чем поправить галстук: их можно расположить в начале главы или части как цитату, и никто не будет издеваться над названиями цитируемых произведений, убирая кавычки и играя со шрифтами.
Но к цитате полагается указание на источник: имя автора и название произведения. Удивительно, но сплошь указана сначала фамилия, а затем имя (инициалы) автора! Например, "Фаллада Ганс, "В нашем доме в далекие времена". Если уж до конца следовать ГОСТу по составлению библиографических описаний, то следовало бы после фамилии поставить запятую. Но эта "ошибка" была ликвидирована еще в первой книге на странице с выходными сведениями, где указано "Райхерт, Галина". Вместо "Галина Райхерт". Однако сведения о редакторах на той же странице начаты, как и принято, с инициалов. Свое имя ближе и роднее?
Даже если буквально следовать "Справочной книге корректора и редактора" под ред. А. Э. Мильчина (здесь и далее ссылки на нее), то надо обратить внимание на п. 22.1.5, который нарушен (а п. 22.1.4 соблюден!).
Имя (не фамилия!) для человека - первый компонент структуры самосознания, часть его сущности. Ценность и приоритет для любого человека - его имя, а не фамилия.
Русский язык как, наверно, никакой другой подчеркивает значимость имени. Достаточно вспомнить о множестве уничижительных и уважительных, уменьшительных и ласкательных форм любого имени! Поэтому недопустимо небрежное к имени отношение.
Написание сначала фамилии, а затем имени (инициалов) - канцелярско-бюрократический стиль, деформирующий стиль литературный. Как официально-документальный он и необходим в официальных текстах (вот оно, библиографическое описание!), юридических документах, списках, перечнях, платежных и бухгалтерских документах - везде, где требуется идентификация и алфавитный учет. В любых прочих текстах принято указывать в первую очередь имя, отчество, а затем уже фамилию.
Такое проявление канцелярита, ускользнувшее от К. Чуковского, вполне объяснимо для бюрократического советсткого государства. Уже в 70-е годы, в привычно застойные времена, подернутые ряской, бюрократическая система распространила свое влияние на все сферы жизни, а в языке отразилась гораздо глубже, нежели может показаться на первый взгляд.
Именно этим влиянием можно объяснить не только появление в 1974 г. "Справочной книги...", но и то, что она приняла не рекомендательный характер (как в ней же самой указано!), а стала обязательной для практических работников. Известно, что в бюрократических государствах "центр тяжести", значимость перемещается с законов на иные нормативные акты, которые призваны быть исключительно подзаконными, а на самом деле представляют собой произвольное толкование законов и их дополнение, иногда прямую замену.
Соблюсти форму ради формы, не задумываясь о сущности, - один из главных принципов деятельности всех звеньев брократического аппарата. За инструкциями, приказами, распоряжениями, постановлениями и, как мы видим, рекомендациями оставалось последнее слово. Именно поэтому "Справочная книга..." приобрела значение закона для издательских работников, и к ней до сих пор относятся трепетно.
В 90-е годы издательская деятельность бурно влилась в коммерческое русло, книг стали выпускать много и разных, редакторского полку прибыло. Книги выходили в каком угодно виде, но читатели им были рады любым после советского книжного голода.
А каким же образом в повседневной жизни, в быту, а впоследствии и в книгоиздании
выдвинулась на первое место фамилия? Разумеется, и она представляет немалую ценность для человека, правда, не личную его ценность, а достояние рода, семьи. Но после октябрьского переворота в России и род, и семья утратили прежнее значение. В новые времена перенос акцента, основного смысла на фамилию с игнорированием имени означал только одно: человек переставал быть личностью и становился человеческой единицей, частью толпы ("коллектива", "класса", армии), впоследствии членом пионерской и комсомольской организации, "рабочего коллектива", колхоза...
Какие уж тут имена - спасибо, фамилию оставили! Однако и без фамилии нельзя, как же учет и контроль? Не успели ввести порядковые номера... "Винтик в машине" - вот какой была социальная роль советского человека.
Язык не обманывает!
Годы военного коммунизма закрепили сложившуюся ситуацию: в армии всегда было принято обращение по фамилии, правда, и чин называли... Далее это обращение проникло в семью! Советская литература 20 - 30 годов и позже донесла до нас немало примеров (например, пьесы В. Катаева). Муж и жена нередко обращались друг к другу по фамилии!
Можно представить, что очень многим людям конструкция "фамилия-имя" безразлична. В конце концов, и огурец кто-то надкусывает с хвостика (в просторечии - с ж...). Но немало и тех, кого коробит от ненужной и неуместной официальщины.