Здрасьте, я ваша тетя - 2 (с половиной)
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
|
|
|
|
Аннотация:
А вы помните этот великолепный фильм, с Александром Калягиным, Арменом Джигарханяном и компанией? Они так запали в душу автора, что он решил и их увековечить (злые языки утверждают изувечить). Кто любит посмеяться - вперед к новым приключениям Бабса баберлея и семейки Чеснеев.
|
Особняк Чеснеев.
- Мистер Чесней! - звонкий, даже визгливый, женский голос разорвал тишину.
- Мистер Уэйком! - визг на максимально высоком уровне другого и тоже женского голоса.
- Мистер Чесней! - от крика в доме зазвенели стекла.
- Мистер Уэйком! - стекла зазвенели еще больше.
- Мистер Чесней! - кричала известная читателям по предыдущему произведению, как одна из воспитанниц судьи Криггса. Ныне она добилась того, чего хотела и звалась миссис Чесней.
- Мистер Уэйком! - рык разгневанной тигрицы издала вторая бывшая воспитанница, ныне миссис Уэйком.
Последние два крика были слышны даже за пределами дома. Именуемые герои, постаревшие на год, шли по дорожке от ворот дома. Крики заставили их кровь заледенеть в жилах. Оба были разряжены в костюмы джентльменов - фанатов, флаг их любимой команды Арсенал на спинах, цилиндры с эмблемой клуба, футбольные свитера с 99 номерами у обоих. Вдобавок, под глазом у мистера Чеснея красовался огромных размеров синяк, а очки мистера Уэйкома представляли собой жалкое подобие треснувших очков кота Базилио из фильма про Буратино.
- Это все ты виноват! - заорали они друг на друга.
- Мало того, что этот подонок, судья Кригсс со своими уголовниками - фанатами надавал нам по шее, так нас еще и жены застукали! Я же сказал им, что мы едем на рыбалку! - возопил мистер Чесней, поправляя свою изрядно потрепанную, а местами выдранную шевелюру.
- Это все ты виноват! - близоруко сощурившись на молодые дубки, еще раз повторил Чарли Уэйком, ухо которого было таким красным, словно его драли как школьника.
- Я? Да если бы ты со своей рассеянностью не взял билеты в сектор, где сидят фанаты Эвертона, мы бы хорошо провели вечер! - запальчиво отвечал мистер Чесней. - Кто тебя просил орать "ГОЛ-ГОЛ-ГОЛ-ГОЛ-ГОЛ-ГОЛ-ГОЛ!" не оглядевшись по сторонам, как следует!
- А ты вообще заткнись! - обиделся мистер Чарли. Сидишь на моей шее вместе с женой, вернее на шее моей тетушки, донны Розы д'Альвадорес!
- Ты забываешься, Чарли! - вскричал мистер Чесней и заехал кулаком в другое ухо своего друга. - Твоя тетушка замужем за моим папой, так что по закону еще неизвестно, кто на чьей шее сидит!
- Жалко, что твоего отца не кастрировали в плену! - заплакал Чарли. - И вообще, ты говоришь, как судья Криггс! - в его устах это прозвучало, словно его приятель оказался мухой, сидящей на кучке дерьма.
- Вот они где, скоты! - на парадном крыльце появились жены наших героев.
- Грязная вонючая скотина! Сейчас сюда приедет донна Роза с мужем, а ты в таком виде! - немедленно возмутилась миссис Чесней.
- Если через пять минут ты не успеешь привести себя в порядок, пеняй на себя! Свои чеки, Чарли, ты будешь оплачивать сам.
- Но, дорогая! - взмолился несчастный Чарли.
- Никаких но! - отрезала его жена.
- Это и к тебе относится! - вмешалась миссис Чесней, обращаясь к своему благоверному.
- Дорогая! - выдвинув подбородок и пытаясь поправить свои патлы, воззвал к своей супруге Джеки Чесней.
- Я сказала!!! - рык разгневанной тигрицы заставил отшатнуться и несчастного мистера Чеснея.
Оба молодых джентльмена кривоватой походкой направились "приводить себя в порядок" - в гостиную, где располагался мини-бар.
- Брассет! - вскричали Джекки и Чарли.
Бармен, он же дворецкий, Брассет едва не подавился очередной кубинской сигарой из запасов Джекки Чеснея и сэра Френсиса.
- Да, сэр, - отозвался он.
Здесь пахнет моими сигарами! - изумился мистер Чесней, пытаясь в очередной раз поправить свои патлы.
- Это сэр Френсис накурил и ушел, - нашелся Брассет, пряча окурок сигары в кофейник.
- А, тогда это другое дело, - успокоился Джекки.
- Сделай-ка нам крепкий кофе, - вмешался Чарли Уэйком, близоруко щурясь сквозь свои наполовину треснувшие, наполовину расколовшиеся очки.
- Хорошо, сэр! - пообещал Брассет и, захватив кофейник, скрылся из гостиной.
- Здесь где-то была бутылочка шнапса, - мистер Чесней принялся осматривать содержимое мини-бара сразу же, как только дворецкий покинул комнату.
- Но здесь же ничего нет! - воскликнул Чарли.
- сам вижу, - изумлению Джекки и Чарли не было границ. На стеклянных полках, лафетах и причудливых приспособлениях для хранения емкостей для спиртного, красовались многочисленные пустые бутылки. Зеркало в глубине мини-бара усиливало впечатление в несколько раз. - Но еще утром, как минимум пять, нет четыре бутылки были полны. Как болит голова! - мистер Джекки принялся ковырять указательным пальцем в своем правом ухе.
- Это все твой папаша! - взвизгнул Чарли, голова которого гудела не меньше, чем колокол в вечернюю. - Брассет сказал, что он тут накурил, держу пари, штук двадцать сигар и выхлебал весь бар!
- Заткнись! Может это твоя тетя! Папа никогда не пьет больше двух бутылок в день.
- Моя тетя не алкоголик! - сообщил Чарли на повышенных тонах. - А насчет твоего папаши, ты случаем не перепутал бутылки с бочонками? И месяца не прошло с приема в честь миссис Факсли, когда два бочонка анжуйского вина испарились за одну ночь, а твоего папашу нашли на памятнике Карлу I, сидящего позади короля!
- Когда он был вдовцом, он столько не пил! - защищал своего отца Джекки. - Как только женился, так пошло - поехало! Не зря говорят, с кем поведешься, от того и наберешься!
- Не пил? - вскричал Чарли. Конечно, ведь тогда у него не было денег! - продолжал мистер Чарли Уэйком, снимая своим очки. - Если меня кто-нибудь спросит, как спустить состояние коту под хвост, я посоветую ему выйти замуж за твоего папашу!
- Ты - мелочный скупердяй! - сообщил своему другу Джекки. - Где этот Брассет с этим кофе? Тебе бы родиться не Уэйкомом, а Криггсом! Кстати, твоя мамаша, ныне покойная (слава богу!) училась с ним в одном колледже, - сообщил мистер Чесней, выходя из гостиной.
- А ты, ты, - принялся восклицать мистер Чарли. - Я тебе это припомню! - прокричал он ему вслед и направился к себе в комнату переодеваться.
Оставим их ненадолго и опишем, что же произошло за то время, на которое мы оставили наших героев без присмотра. Джекки и Чарли связали свою судьбу с Энни и Бетти, а сэр Френсис Чесней своими россказнями про фиалку и усталого путника, утомил даже такую стерву, как настоящая донна Роза д'Альвадорес. Фальшивая же донна Роза, он же Бабс Баберлей, оказался в кутузке, где к великой радости судьи Криггса на него завели дело. Приложив немало усилий, таких как уступка своим коллегам трех процессов по убийствам, оправдательным вердиктом по делу Джека III Потрошителя, он добился того, что его назначили судьей по процессу над Бабсом. Выказав недюжинную сноровку, судья на основании показаний глухой старухи и слепого нищего, а также кучи сфабрикованных улик, осудил нашего славного толстячка на тридцать семь лет с половиной с последующей принудительной кремацией (вне зависимости от того, жив ли подсудимый или нет), после чего со страшным скандалом ушел в отставку.
Все свое свободное время бывший судья использовал для того, чтобы по мере сил отравлять жизнь обитателям особняка Чеснеев, где и поселились три счастливых парочки. Все обитатели особняка очень живо приняли к сердцу произошедшее с Бабсом Баберлеем. Добросердечная тетушка назначила "своей" дублерше пожизненную пенсию размером в три пенса. Однако благодарность донны Розы на этом не ограничилась. В память о Баберлее, она завела кота, сентиментально назвав того Бабсом. Бедного кота пинали все кому не лень, а он в ответ приловчился гадить в самых неожиданных местах, передушив за год трех породистых щенков, подаренных знакомым генералом сэру Френсису, двух хомячков Брассета и морскую свинку судьи Криггса, с которой тот неосторожно прогуливался близ особняка.
Воспитанница донны Розы, несравненная мисс Элла Дели написала несчастному мистеру Баберлею пятьдесят два письма (по одному в неделю) в которых сообщала ему, что восхищена и растрогана им (Бабсом), но между ними нет ничего общего, поэтому она мисс Дели скоро выходит замуж. Наконец, в пятьдесят втором, она написала, что только что вышла замуж и передает привет вместе с мужем.
Так распорядилась злодейка судьба с нашим героем за год. Вернемся же в особняк Чеснеев.
Брассет накрыл на стол в беседке. Откупорив одну из бутылок, дворецкий приложился как следует, после чего долил в бутылку воды из озера.
Спустя две минуты в беседку вошли донна Роза, сэр Френсис, мистер Уэйком с женой, и мистер Чесней без жены. Его жена появилась на мгновение позже со шпилькой в руках. Догнав своего благоверного, она ткнула ею в него, да так, что он едва не сбил с ног донну Розу, взмахнув руками.
- Мерзавец! - объяснила она свое поведение донне Розе и остальным.
- Дорогая! Взмолился несчастный Джекки, потирая уколотое место. - Что о нас подумают!
- Все равно хуже, чем ты есть не подумают! - визгливым фальцетом ответила она.
Ее поведение было настолько естественным, что миссис Уэйком тоже почувствовала необходимость пошпынять своего благоверного.
- Не сутулься! - ткнула она его в бок. - Не щурься! Тебе звонила какая-то стерва. Что все это значит? Отвечай! - она незаметно для других ударила каблучком по пальцам ног Чарли. От боли он сложился пополам, угодив лицом в салат и, ухитрившись расколоть и новые очки и тарелку.
- Наши дети удивительно милы, не правда ли? - осведомилась донна Роза у своего мужа.
- Да??? - изумился сэр Френсис. - Я человек военный и не знаю слов любезности, но таких "милых" я могу сравнить только со стадом скунсов, вышедших прогуляться после того, как обгадили близлежащие лес.
- Френсис! - возмущенная донна Роза взмахнула вилкой. - Единственным скунсом в нашей округе являешься ты и уж к тебе-то твои слова уж точно подходят!
- Брассет! - принеси графинчик вина. Прости дорогая, но ты несправедлива ко мне. Я старый солдат и не знаю, что такое обида, но поверь мне, что старая пушка стреляет лучше новой, в смысле, не следует судить всех по качествам всяких там донов Педров.
Ответом ему был кофейник и его содержимое, которые его жена обрушила на него.
- Никогда! Никогда дон Педро не пил! - вскричала донна Роза д'Альвадорес - Чесней. - А его пушка по твоей шкале была гораздо старее и лучше стреляла.
- Черт бы тебя побрал, старая стерва и твоего дона Педро тоже, - подумал сэр Френсис, а вслух произнес, - Дорогая, ты слишком жестока к твоему усталому путнику, который на склоне жизненного пути увидел на озаренном солнцем поле нежную, дорогая, фиалку!
- Ты мне так надоел со своей фиалкой, что я приказала выполоть на своих плантациях все фиалки, - отмахнулась от, как всегда, надрызгавшегося с утра мужа донна Роза. - Я собрала вас всех, черт возьми, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие!
В беседке неожиданно стало так тихо, что все услышали как Брассет прикладывается к графинчику с вином.
- Брассет! - вскричал сэр Френсис, чье сердце не выдержало этих душераздирающих звуков.
Дворецкий, прятавшийся в кустах неподалеку от беседки, немедленно подавился и опрокинул на себя содержимое графина (он пил прямо из горлышка). При этом он дернулся, словно его ткнули в зад шилом и, потеряв равновесие, сделал попытку удержаться на ногах, но не получилось. С громким воплем дворецкий полетел в пруд, где, по обыкновению, кот Бабс ловил себе на пропитание любимых золотых рыбок донны Розы. Громкий всплеск и вопли Брассета, однако, ничуть не поколебали истинно британское спокойствие леди и джентльменов, собравшихся пообедать.
- Помогите! - закричал дворецкий, в очередной раз выныривая наружу и прикладываясь к уже порядком разбавленному содержимому графина. При этом он не переставал молотить по воде ногами и свободной рукой.
Брассет! Возмутилась донна Роза. - Если вы не перестанете орать, то я буду вынуждена вас уволить! - и, поморщившись, добавила, - Подождите, пока мы закончим наш разговор.
Брассет так поразился столь явному проявлению истинно британских манер, что тут же замолчал и пошел ко дну.
- Сегодня я получила уведомление от адвокатской конторы "Плотски, Скотски и Глотски" о наличии второго завещания моего бывшего мужа дона Педро. Согласно этим бумагам, второе завещание содержит пункт о возможности перехода всех прав на наследство внебрачному племяннику дона Педро, некоему Попусу Мандатрахулосу, - это здесь так написано, нечего смеяться, - в гневе сверкнула глазами донна Роза, услышав дружный хохот собравшихся. - Я запрещаю вам смеяться! - воскликнула она и тут же, на лицах появились улыбки, сдержать появление которых было так же невозможно, как и сыграть Йорика в спектакле "Гамлет". - Его никчемный брат, как жалко, что его не кастрировали в детстве, согрешил с какой-то гречанкой, прежде чем отправился путешествовать в Южную Америку, так мне рассказывал сам дон Педро. К счастью, то есть я хотела сказать, к сожалению, там он напоролся на "охотников за головами", которые оказали ему максимальный почет и гостеприимство. Его тело сгинуло в дебрях тропических джунглей, а голова угодила на аукцион "Сотбис", где ее и купил дон Педро.
- Это все очень интересно, тетя, что Вы нам рассказываете, но я не понимаю, как это относится к нам, - попытался прервать монолог донны Розы ее племянник, мистер Чарли Уэйком.
- Сейчас узнаете, - зловеще пообещала старшая миссис Чесней, она же донна Роза.
Все со страхом приготовились слушать.
- Если Попус Мандатрахулос не появится к двенадцати часам завтрашнего дня в конторе "Скотски, Плотски и Глотски", все мое состояние, как ранее принадлежавшее дону Педро, переходит в пользу бедных.
- Бедные сиротки! - воскликнул удивленный Джекки Чесней. - Я хотел сказать, богатые выродки, - добавил он, увидев, как все с неодобрением посмотрели на него.
- Если Попус все-таки появится завтра к означенному часу, то все мое состояние также переходит к нему, - продолжала донна Роза.
- Ни хера себе! - воскликнул сэр Френсис. - А как же мое, в смысле наше благосостояние?
Энни и Бетти, как по команде, лишились чувств.
- Какой ужас! вскричал Чарли.
- А где сейчас этот гребаный, в смысле, достопочтенный Мандагребиус? - спросил ошарашенный не меньше других, Джекки Чесней.
- Мандатрахулос! - сверкнула глазами донна Роза. - Говорят, что он сбежал из исправительного детского дома в возрасте десяти лет в поисках папаши, - сообщила она. - С тех пор, о нем никто не слышал, а в детском доме помнят только то, что воровать он начал раньше, чем научился ходить. Перед побегом он прихватил приходскую кассу, при котором находился приют, но это неважно! Нам надо решить, что нам делать! Провести, так сказать, мозговой штурм.
- Да, Брассет, голубчик, принеси нам бараньи мозги! - сразу же нашелся сэр Френсис. - Интересно, куда же подевался Брассет.
- Дорогой сэр Френсис, вам незачем требовать бараньи мозги, их у вас и так с избытком, - съязвила донна Роза.
- Дорогая! Нам ничего не остается делать, кроме как напиться до бесчувствия! Поверьте моему солдатскому опыту! - заявил сэр Френсис.
- Сэр Френсис! - вскричала его жена. - Побойтесь бога! Какой пример вы показываете нашим детям! Я решительно приказываю Вам заткнуться!
- Благодаря своему опыту я выжил в песках Индии и джунглях Сахары! - заявил сэр Френсис, прихлебывая шнапс из своей походной фляжки, - Или наоборот, я точно не помню. Пу-рум! Пурумпумпумпумпум! Пу-рум! Пурумпумпумпумпум! - попытался изобразить военный марш сэр Френсис.
При первых звуках имитируемого военного марша, Энни и Бетти немедленно очнулись.
- Сэр Френсис! - слабым голосом начала Энни.
- У меня ужасно болит голова от вашего марша! - вторила ей Бетти.
- Мне этот марш уже во сне снится! - поддержала их миссис д'Альвадорес - Чесней.
- Посмотрим, что у вас заболит, когда наш особняк продадут за долги, - изрядно захмелевший полковник Чесней был уже не в состоянии учтиво выражаться.
- Ах, мы вышли замуж за нищих! - воскликнула Энни, вновь лишаясь чувств.
- Да прекратите падать в обморок, - жестко приказала донна Роза таким тоном, что ей позавидовал даже сам полковник Чесней.
- Надо выработать решение, а не тонуть в слезах.
- Мне ничего не приходит в голову, - после мучительных раздумий, отражавшихся на его лице в виде идиотских ужимок и миганий, выдавил Чарли.
- Вынужден признаться мне тоже ничего, кроме несчастного случая с адвокатской конторой, в голову не приходит, - отозвался мистер Джекки Чесней.
- О, у меня, как раз есть пушка! - обрадовался полковник Чесней, отрываясь от своей уже пустой фляжки. - Я ее вывез из Индии и тайно закопал в саду.
- Это не выход. К тому же, если бы Вы, мой дорогой муж, умели бы стрелять из пушки, дом судьи Криггса давно был бы разнесен в щепки, - заявила донна Роза, незаметно добавляя в кофе мужа слабительное. Так она пыталась отучить его от пьянства, но задубевший за годы службы желудок ее мужа не поддавался на столь слабое воздействие.
- Значит, у нас нет плана, - со вздохом заявила донна Роза, и принялась закуривать сигару.
Энни и Бетти после этих слов в очередной раз лишились чувств.
- Эврика! - вскричал мистер Джек Чесней. - Мы же еще не спросили совета у Брассета.
- Брассет! - в ужасе все вспомнили о том, что тот свалился в пруд. Разом вскочили и бросились к пруду даже потерявшие сознание Энни и Бетти. Их взорам представилась удивительная картина.
Дворецкий стоял на дне пруда вместе с подносом. На подносе вместе с графинчиком лежали соломки для коктейлей. Через три соединенных между собой соломки, дворецкий и дышал, как заправский агент 007.
Когда его вытащили со дна пруда, то оказалось, что дворецкий мертвецки пьян. С его слов выходило, что он наглотался воды из озера, но его красный нос и цвет воды в графине, говорили об обратном.
- Хотел бы я знать, как он умудрился напиться под водой, - с завистью сказал сэр Френсис.
- Приведите же его в чувство! - вскричала донна Роза, глядя на начавшего горланить какую-то неприличную песенку дворецкого.
- Чарли! - воскликнул мистер Джекки Чесней. Ты же отучился целый год в медицинском колледже, пока тебя не выперли за неуспеваемость! Ты непременно должен знать, как отрезвлять пьяных!
- Да, но я учился на гинеколога, - неосторожно проговорился Чарли и тут же получил пощечину от своей жены.
- Нам похрен, на кого ты учился, приведи Брассета в чувство! - дружно вскричали все присутствующие.
- Мне нужны белый халат, гм, резиновые перчатки, для того чтобы, гм, произвести осмотр, - заявил Чарли.
Услышав, что его собирается осматривать несостоявшийся гинеколог, Брассет мгновенно протрезвел.
- Нет, нет, не надо, - вскричал дворецкий. - Я к Вашим услугам, донна Роза, ик-ик.
Спустя еще три минуты дворецкий, окончательно проикавшись, спросил, обращаясь ко всем:
- Кто-нибудь видел когда-нибудь этого мистера Трахпопулоса или Перетрахулоса, в общем, не важно?
- Разрази меня гром! - вскричал сэр Френсис.
- Если я правильно поняла, то Брассет предлагает выдать кого-либо за потерявшегося Попуса, - задумчиво сказала донна Роза.
- Но кого? - воскликнули Энни и Бетти.
- Да, кого? - спросил Чарли Уэйком.
- Да, дорогая, кого? - вторил им полковник Чесней, потянувшись к единственной не опустошенной до конца бутылке виски. При этом он опрокинул солонку с перцем в бокал с содовой, стоявший перед его сыном. Тот не заметил этого и одним глотком осушил его.
- Кто как не он, самая старая (и облезлая) из присутствующих здесь дам! - закашлявшись, заявил Джекки. - Кто как не этот мошенник, который столь ловко обманул эту старую сволочь, судью Криггса, благодаря которому мы с Чарли поженились, и кто, как не Бабс Баберлей, на которого мы все, гм начихали, может сыграть свою очередную шутку?
- Йез, йез! - с безумным восторгом воскликнул Чарли, пританцовывая на месте, как идиот.
- Но он сидит в тюрьме, а племянник должен появиться завтра! - встревожился сэр Френсис, незаметно доставая из - под стола очередную непочатую бутылочку.
- Брассет! - с важным видом заявил мистер Джек Чесней. - Если сегодня к вечеру мистер Бабс Баберлей не будет иметь честь отужинать у нас, я, в смысле донна Роза, не заплатит тебе жалованье! - он назидательно поднял указательный палец и уткнул его вверх. Сверху, из ветвей, свисавших из-под потолка беседки, прямо на палец упала кучка птичьего кала. Веселая ворона, случайно залетевшая под крышу беседки, облегченно взмахнула крыльями и улетела. - Ах, птичка! - заявил Джекки, пытаясь смахнуть липкую птичью какашку с пальца. Неосторожное движение и кучка летит в лицо донне Розе.
Все ахнули. Сэр Френсис закрыл голову руками и спрятался под стол.
- Джекки! - буквально взрычала его жена. - Что ты себе позволяешь!
- Ах ты мерзавец, недоумок, сын кретина! - вскричала разъяренная донна Роза и принялась подручным средством - зонтиком от солнца выбивать пыль из несчастного мистера Чеснея - младшего. Ее примеру немедленно последовала жена Джекки.
- Брассет! Вы еще здесь? - вскричал мистер Чесней, проносясь мимо. - Я думал, что вы уже копаете подкоп, - с этими словами он пнул дворецкого и побежал дальше, спасаясь от разъяренных женщин.
Брассет учтиво буркнул "Да, сэээр" и поплелся по дорожке, почесывая ушибленное место.
Сэр Френсис со словами "Это надо отметить" выудил из кустов позади беседки очередную припрятанную бутылочку виски.
- Ну что, гинеколог, выпьем? - предложил он покрасневшему, как рак Чарли Уэйкому.
Перенесемся же из прекрасного особняка Чеснеев в тюрьму, где коротает свои дни несчастный Бабс. Обрисуем же, что же из себя представляет исправительно-трудовое учреждение Англии конца двадцатых годов (с точки зрения автора, естественно).
Тюрьма Мурдерхауз располагалась на одном из островов близ побережья, на спорной территории между Англией и Северной Ирландией. Остров был так мал, что вся его территория была занята зданием тюрьмы, воротами и забором вокруг здания. В связи с нехваткой территории, колючая проволока по периметру была обмотана вокруг столбов и пулеметных вышек, стоявших прямо в море, метрах в десяти от берега.
Мрачный подонок и головорез, некий Джон Стингам весело проводил время у окна своей камеры, смачно харкаясь. При этом он страстно хотел попасть в одного из надзирателей, которые превратили свое пребывание в курортный рай и слонялись по тюремному двору в плавках и купальных полотенцах, часами просиживая в шезлонгах. Заключенных же годами томили в их камерах, заставляя летом смотреть на купальный, а зимой на лыжный сезон надзирателей. Заключенных выпускали наружу только весной и осенью, в самую слякоть, для уборки территории. В отместку, зеки проводили свой чемпионат по плевкам на дальность и точность. Первый приз - месяц карцера можно было завоевать, попав в директора тюрьмы. Второй и третий призы составляли две недели и неделя карцера за попадание в старшего надзирателя и часового. Для зеков карцер являлся настоящим раем, поскольку зимой и летом на это время они могли отдохнуть от созерцания ненавистных рож, а весной и осенью давало возможность отлынивать от работы. Единственным неудобством были килограммы звездюлей и неструганые доски кровати, на которых приходилось спать голышом - одежду у чемпионов (обитателей карцера) отнимали. Ко всему прочему, карцер находился в подвале под той частью кабинета директора тюрьмы, в которой находился личный туалет начальника тюрьмы, так что для бедного карцерника с потолка ежедневно (начальник любил поесть и попить) извергались потоки нечистот. Волей-неволей, все это приходилось убирать самому обитателю карцера в небольшое воронкообразное отверстие для слива подобной гадости, располагавшееся под привинченной кроватью. Однако даже то, что нечистоты приходилось убирать железным ломом, не останавливало никого из заключенных, тех же, кто не участвовал в играх, считались стукачами.
Дошло до того, что стукачи, чтобы их не заподозрили, были вынуждены плеваться вместе со всеми заключенными, так что в придачу к тридцати серебренникам за свое иудство, они получали еще по полкило тех самых, что начинаются на "пи..." и заканчиваются на "...лей".
Джон Стингам был многолетним бессменным чемпионом тюрьмы. Его кожа была похожа на дубильную доску, а причинить ему боль было столь же трудно, как и пытаться ограничивать рождаемость китайских кроликов, которые такого насмотрелись в китайских селениях, а что именно, догадайтесь сами. Благодаря своему таланту, Джон Стингам завоевал в тюрьме такой же авторитет, как и у Джека Потрошителя. Ходили слухи, что раньше он был боксером и попал на виселицу за десяток-другой нокаутов со смертельным исходом. Когда же приговор приводили в исполнение, виселица сломалась, а Стингам, воспользовавшись удачным стечением обстоятельств, чуть не разорвал оторопевшего палача пополам голыми руками. Стоит ли говорить, в каком страхе он держал всю тюрьму.
Именно к нему в камеру и посадили мистера Баберлея. Постоянные издевательства над собой в виде вбитых снизу деревянной скамьи гвоздей и спичечно-балалаечной филармонии по утрам, вкупе с ежедневными посылками от судьи Криггса (старая сволочь присылал ему одно и то же - самодельную виселицу с восковой фигуркой) доводили его до сумасшествия. Стингам не оставлял своих шуток ни на минуту, придумывая такие "развлечения" как помочиться в тарелку супа Бабса или замачивания, якобы для стирки, полосатой робы мистера Баберлея в ведерке с парашей. Отдых для Бабса наступал только после очередного чемпионства Стингама по харкательным играм с отбыванием призового срока в карцере. За это время Бабс Баберлей успевал прибраться в камере и подготовить парочку-другую сюрпризов для ненавистного сокамерника. В первый раз Стингам с удивлением увидел газету у порога и решил вытереть об нее ноги, но с негодованием обнаружил, что под газетой коварный Бабс спрятал небольшое (полкило) количество отходов человеческого организма.
- ПАСТЬ ПАРВУ! - заревел он, пытаясь встряхнуть с башмака прилипшую гадость.
- Порву надо кричать через "о"! - назидательно заявил Бабс, спрятавшись под своей кроватью. - И вообще, только идиот не заметил бы кучу какашек, прикрытых газетой. Параша уже полна, а чтобы ты не наступил, я написал на газете "Какашки".
Стингам уже разодрал на себе робу, готовясь расправиться с Бабсом, когда до него дошел смысл слов, сказанных сокамерником.
- Ты это че, правда? - по его щеке прокатилась слеза. - Но я это, читать не умею.
- О, я тебя запросто научу, как пишется "какашка", как пишется "Джон Стингам - король плевков" и другие важные слова, предложил Бабс.
Однако, вскоре Стингам уже забыл то почтение, которое испытывал к Бабсу и вновь начал досаждать ему. Наш герой тоже не остался в ответе и научил его писать фразу "Джон Стингам - кретин", заверив, что тот пишет "Джон Стингам - король". Стингам за месяц исписал этой фразой полтюрьмы, выламывая каждый раз для этого дверь камеры. Его должны были сажать за это в карцер, но начальник тюрьмы так смеялся, что решил его не наказывать.
Бабсу в итоге еще и досталось от Стингама, который в благодарность за обучение обломал спинку кровати об его же спину. В ответ он, встав пораньше, провел оголенный провод из лампочки к ведерку с парашей. Поэтому рано утром вся тюрьма была разбужена диким ревом Стингама, помочившегося на электропарашу. Чемпиона отправили в карцер транзитом через тюремный лазарет, а Бабс получил очередную передышку.
Так прошел год. Стингам и Бабс поочередно сменяли друг друга в лазарете и карцере. Одной из последних шуток Бабса было проведение электричества к железной двери. Надзиратель, Косой Хэнк со странной фамилией Падлус, принялся косить пуще прежнего, и вдобавок начал заикаться. Вбежавшие затем в камеру его коллеги с дубинками не стали разбираться и навешали хороших (ну, тех самых) обоим.
Первым в лазарете проснулся Стингам и, схватив первое, что попалось ему под руку, клизму, стал как-то нехорошо посматривать на Бабса. Тот, недолго думая, отсоединил капельницу к которой был подсоединен Стингам и опустил ее конец в утку, заставив груду мускулов дергаться как эпилептика.
Прибежавшие затем врачи, увидев это, повалились на пол от хохота, держась за животы. Стингам разъярился и принялся харкаться направо и налево, в результате чего стекла очков главврача лазарета украсились смачными плевками, а неосторожно раскрывшему от негодования рот его помощнику и вовсе угодило в самое горло. Бедняга захрипел, схватился руками за шею и, выпучив глаза, задохнулся.
"Смерть хирурга Херомантоуза наступила в результате попадания плевка в другое горло" - гласил протокол вскрытия. Пуще всего возмущался местный следователь, он же местный прокурор, в чьи обязанности входило расследовать преступления, совершенные на территории тюрьмы.
- Как же я докажу судье и двенадцати придуркам, что этот ублюдок Стингам насмерть заплевал доктора Херомантоуза? - вопрошал он, брызгая слюной на главврача, принесшего протокол вскрытия.
- Это ваши трудности, - отрезал тот. - А у меня сейчас другая проблема - где купить растворитель для очистки стекол очков.
После этого обогнать Стингама в первенстве тюрьмы не мог уже никто. Хотя многие сорвиголовы и пытались повторить его подвиг, плюя надзирателям в рот, как только те его открывали, чтобы выругаться или рыгнуть, но насмерть заплевать тюремщика не удавалось никому. Напротив, разъяренные надзиратели забили насмерть пятерых подобных претендентов, создав вокруг них своеобразный ореол мученичества.
Единственный, кто извлек из всего этого пользу, был наш любимый "тетя" - Бабс Баберлей. Он неплохо отдохнул в отсутствие Стингама, которого пытались осудить к виселице, но трижды адвокат без труда отбивал все обвинения, утверждая, "что захлебнуться в плевке это все равно, что утонуть в только что извергнутых экскрементах, накакать же больше, чем ты сам есть невозможно, а следовательно утонуть в нем можно только по собственной инициативе, посему уважаемый прокурор может попытаться провести следственный эксперимент в зале суда или открыть соревнования под девизом "Какай как мы, какай с нами, какай больше нас", до тех пор же, пока не доказано обратное, я буду стоять на своем, а именно, что мой подчиненный чист перед законом как стеклышко на очках главврача после применения растворителя".
Следует ли говорить, что каждый раз он доводил прокурора до стадии белого каления, а присяжных до неудержимого хохота; эту роль автор бы доверил Джиму Кэрри, поскольку адвокат все, что говорил сопровождал всевозможнейшими ужимками, гримасами и непристойными жестами, а именно в части предложения прокурору произвести в зале суда эксперимент собственноручно (в смысле собственнозадно) по утопанию в его же, прокурорских, а потому, наверняка, благоухающих, как иерихонская роза, экскрементах.
Звали этого адвоката очень по-пролетарски - Джон Буль, и он являлся прямым потомком того Джона Буля, которого вздернули на виселице за то, что в Лондоне не осталось ни одного жителя, которого он бы как следует, по полной программе не обругал, включая королевское семейство.
Вернемся же к Бабсу. Постепенно описывая то, как он провел целый год с того момента, как мы с ним расстались, мы подошли к тому моменту, когда перед Брассетом встала страшная, можно сказать неразрешимая проблема - как вытащить Бабса из тюрьмы.
Чтобы решить ее, наш доблестный дворецкий прибег к помощи спорта, а именно - футбола, поскольку узнал из газет, что министр юстиции является, по-совместительству, генеральным менеджером, тренером и президентом Чарльтона - захудалого клуба первого дивизиона Англии (премьер-лиги тогда не было), который за два года руководства довел команду до последнего места в турнирной таблице.
- Сэр, - обратился Брассет к мистеру Чарли Уэйкому. - Мне нужен Ваш идиотский костюм, а также тот, идиотско-рыжий галстук, который Вы надеваете, когда идете в гости. Все это нужно мне для представительности, я направляюсь в министерство юстиции.
- Но я купил костюм у портного Ее Величества, а галстук я привез из самого Оксфорда! - запротестовал Чарли.
- Сымайте! - в ответ заявил Брассет.
- А ну, сымай, гинеколог хренов! - заорал мистер Джекки Чесней, услышав разговор. - Если не снимешь сейчас, потом будешь снимать одежду за деньги!
- Почему? - поправляя очки, еще больше удивился Чарли.
- Потому что мы окажемся на мели и придется тебя трудоустроить в театр мужского стриптиза, - не колеблясь ни секунды, объяснил Джекки.
Мистер Уэйком так поразился услышанному, что безропотно отдал всю свою одежду, оставшись только в трусах цвета лиловых перемен (на лице умирающего от чумы).
Брассет с достоинством облачился в сброшенную одежду, напялил еще и идиотскую шляпу Чарли и, хлопнув дверью, вышел на улицу.
- Чего-то не хватает, - подумал он, глядя на седоватого джентльмена, который деловито торговался с проституткой на углу дома. - Ну, конечно же! - Брассет стукнул себя по лбу, а подойдя поближе, седовласого джентльмена по шее. Тот упал, как мешок с картошкой, а дворецкий подобрал его трость с набалдашником.
- То, что надо! - подумал Брассет, нанося удар набалдашником по голове второго участника торгов - проститутки, оказавшейся при ближайшем рассмотрении накрашенным мужчиной в женском платье.
- Такси! - заорал Брассет, размахивая тростью.
Перед ним немедленно остановился старый рыдван, не разваливавшийся на первый взгляд только потому, что его недавно покрасили.
- В министерство юстиции! - приказал Брассет, залезая в старый рыдван.
Шофер с готовностью вжал педаль газа в пол. Машина затряслась, как суслик в предчувствии случки, пыхнула через выхлопную трубу и понеслась вперед, гремя железом.
Спустя десять минут старый рыдван остановился напротив здания министерства.
- Это была срочная полицейская необходимость! - заявил Брассет, вылезая из машины.
- Чего? Плати давай, а то в морду получишь! - заорал шофер.
- Я не буду платить, - вежливо объяснил Брассет, с силой захлопывая дверцу, после чего рыдван принялся рассыпаться как карточный домик. Один миг и шофер оказался сидящим по колено в металлоломе, который назвать машиной было нельзя даже при внимательном обследовании. - К тому же, нет машины - нет денег! - радостно добавил дворецкий. И, на всякий случай, огрел шофера тростью по голове. - Извините, сэр, - добавил он, делая вид, что заботится о состоянии здоровья шофера, на самом же деле, он весьма профессионально обчищал тому карманы.
- К мистеру Пендлтону! - не допускающим возражений тоном, заявил Брассет.
- Все так говорят, - отозвался констебль, преграждая ему путь.
- У него умерла теща, и если он узнает, что какой-то недоумок не разрешил рассказать ему об этом в тот же час, - многозначительно начал Брассет.
- О, поздравляю вас, это первая хорошая новость за полгода, скажите, что вас без промедления пропустил сержант Чипс, это я. Второй этаж, напротив женского туалета! - напутствовал констебль, взяв под козырек.
Дворецкий с достоинством поднялся наверх и с изумлением уставился на архитектуру, вернее, планировку второго этажа. На этаже было расположено всего два кабинета - дамская комната, только пройдя через которую, можно было попасть в кабинет мистера Пендлтона. Если судить по мизерным размерам дамской уборной и величине здания, то можно было предположить, что кабинет министра юстиции занимал почти весь второй этаж. Немало подивившись этому, Брассет толкнул дверь и вошел внутрь.
И очутился в большом кабинете, размером с футбольное поле, в центре которого восседал сам мистер Пендлтон. Вдалеке виднелись футбольные мячи и ворота с сеткой. На стене висела огромная таблица из черного дерева с результатами матчей команд первого дивизиона Англии, выполненных золотыми буквами. Повсюду были разбросаны скомканные и разорванные газеты с кричащими заголовками "Чарльтон - мудаки", "Президент Чарльтона - ублюдок!", "Министра юстиции в отставку!", "Тренер Чарльтона недостоин тренировать даже сборную Бразилии, за которую играют очень много диких обезьян".
- Грязные недоноски! - воскликнул Пендлтон, отбрасывая от себя очередную газету.
- Совершенно с Вами согласен, сэр! - угодливо заявил Брассет.
- Траханные ублюдки, мать их! Занимаются бумаголожеством вместо того, чтобы писать о моем тренерском мастерстве!
- Я хожу на все матчи Чарльтона и хочу сказать, что целиком поддерживаю Вас в стремлении создать великую команду! - подхалимски сощурив глаза, сказал дворецкий, не прекращая теребить свой, в смысле уэйкомский, галстук.
- Так это Вы? - радостно вскричал Пендлтон и принялся трясти руку Брассета так, словно хотел ее оторвать.
Дворецкий тоже изумленно уставился на министра, но быстро пришел в себя, увидев огромный заголовок в газете, только что отброшенной министром: "На десяти последних матчах Чарльтона средняя посещаемость составила 1 человек!" Брассет быстро вспомнил, что в статье говорилось о каком-то спившемся учителе физкультуры, потерявшем чувство реальности и регулярно посещавшего футбольные матчи.
- Я так мечтал с вами познакомиться! - министр радовался как ребенок.
- Я тоже, - нашелся Брассет. - Но я пришел сюда не только за этим. Не только за этим, хотя я Вас уважаю! Вы знаете, как я Вас уважаю? Нет? Очень хорошо. В то время, когда Чарльтон благодаря судейскому произволу и необъективной прессе прозябает на последнем месте, звезда, я повторяю, ЗВЕЗДА С БОЛЬШОЙ БУКВЫ, сидит в неволе по пустяковому обвинению! Доколе это будет продолжаться? Доколе писаки будут обсирать славное имя Пендлтона?
- Да, да, - распалялся Пендлтон, то и дело подпрыгивая на месте от возбуждения.
- Что мы должны сделать? - вскричал Брассет.
- Да, что мы должны сделать? - вторил ему Пендлтон, размахивая своими кулаками.
- Мы должны потребовать от министра юстиции отпустить Бабса Баберлея и мы потребуем, во имя Чарльтона! - как заклинание, прокричал дворецкий, вытаскивая из кармана свежекупленный шарф с цветами Чарльтона и принялся трясти им, словно шаман свежесодранным скальпом.
- Да, да, да, да! - кричал Пендлтон. - Но секунду, министр это же я! Так не пойдет. Вы не можете просить меня сделать это, - он вдруг успокоился и потух, словно костер на который помочился слон.
- Просить! - фыркнул Брассет. - Я не обычный человек! - и в подтверждение схватил стул и выбросил его в окно. - Я фанат! А мы фанаты не просим! Мы требуем! А кто не с нами, тот против нас, мы ему жопу порвем!
- Да, да, - министр восхищенно смотрел на Брассета и в6новь принялся распаляться. - Мы щас подведем его под амнистию, фальсифицируем кое-какие документы, небольшой подлог, но мне насрать, я тоже фанат! А если плохо сыграет в сегодняшнем матче, я его по ошибке повешу! Будет знать, как плохо играть!
Дворецкому это не понравилось, и он в знак протеста высморкался в занавеску, но благоразумно промолчал.
- Уверяю тебя, братан, - заявил Брассет, - Хуже чем сейчас, все равно не будет! Я могу называть тебя Пендлягой, братан? - доверительно, положив руку министру на плечо, сказал Брассет.
- Если Чарльтон сегодня не проиграет, то ты можешь называть меня стариной Пендли, совершать мелкие и крупные хулиганства, и даже, - его голос дрогнул, - даже парочку раз кого-нибудь изнасиловать! - возбужденно вскричал Пендлтон. - Вот пустой бланк с моей подписью и печатью, - он взмахнул им, словно знаменем. - Но если ты братан, фуфло гонишь, из тюрьмы вовек не выйдешь! - пообещал он.
- Значит так, если сегодня победим, то с нашей "суперзвезды" снимаются все обвинения и он выходит на свободу? - уточнил Брассет, лихорадочно размышляя о том, как выпутаться из этой ситуации.
- Да, да, да, да!!! - закивал Пендлтон. - Ну, поехали за суперзвездой. Я сейчас вызову эскорт и поедем. Это здорово, мы еще никому жопу не рвали, только нам, - сообщил министр юстиции, напяливая на себя фанатский шарф.
Спустя три часа Брассет и Пендлтон уже сходили на берег острова-тюрьмы. Град плевков и ругательств обрушился на них из зарешеченных окон камер. Дворецкий лишний раз порадовался за то, что захватил с собой из приемной министра бесхозный зонтик. Министр с удивлением уставился на струи плевков, стекающих с зонта.
- У меня всего одна просьба, - доверительно зашептал Брассет на ухо Пендлтона после того, как директор тюрьмы собственноручно (собственноязычно) вылизал зонтик министра в его присутствии, после чего отправился в лазарет, залечивать свои синяки и ушибы (дворецкий, одолжив зонтик у министра, одолжил ему на время свою трость с набалдашником).
- Еще хоть один плевок, я тебе эту трость в задницу засуну, - сообщил министр директору тюрьмы напоследок. - Прихвати сюда заключенного Баберлея! - это уже он обратился к заместителю директора.
- Если через три минуты его здесь не будет, - решил вставить словечко Брассет, - Мы со стариной Пендли вот этот зонтик тебе в зад запихнем и откроем!
- Он будет здесь через две минуты с половиной! - затрясся заместитель, побледнев как полотно.
- А ну, бля!! - заорал он, врываясь в караулку. - Чтоб через минуту этот заключенный, - он взмахнул бумажкой, - Был здесь, сфинктеры рваные!
Топот ног надзирателей, выбитые двери в больнице и спустя полторы минуты в комнату буквально впихнули (впинули!) Бабса.
- Все вон!!! - заорал Брассет, освоившись в новой роли. Всех, включая даже Пендлтона, как ветром сдуло.
- Узнаешь? - спросил Брассет.
- Брассет! - вскричал Бабс. - А, его тон стал угрожающим. - Вам опять понадобилась "тетя". - Но я не согласен! Мне настогребло изображать из себя стерву не первой свежести в начале климакса!
- В начале? - удивился дворецкий.
- Все равно, я мужик а не баба! - заявил Бабс.
- А, ну тогда извини, я думал, что тебе надоело здесь сидеть, - снисходительно объяснил Брассет, делая вид, что уходит. - Да, кстати, нам нужен мужик с яйцами, а не то, что ты сказал. Но раз ты против, тебе здесь нравиться, то я умываю руки.
- Стой! - вскричал Бабс. - Я слушаю тебя.
- Тогда так. Для министра юстиции ты суперзвезда английского футбола, сегодня ты играешь за Чарльтон. Если Чарльтон сегодня не проиграет, ты свободен, если нет, извини, министр обещал тебя повесить под соусом судебной ошибки. Нехер, говорит, плохо играть!
- Ты с ума сошел! - схватился за голову Бабс. - Я даже правил не знаю!
- У нас три часа до начала матча, вот тебе сборник правил.
- Да я читал про этот Чарльтон, они же все матчи просрали! - возопил Бабс.
- У нас нет времени на причитания! - наставительно заявил Брассет. - Сегодня на матче будет аншлаг. - Я позвонил донне Розе, в случае победы каждый болельщик получит по стакану виски бесплатно, так что представь, что они с тобой сделают, если ты их обстебаешь на стакан. Зато поддержка будет бешеная! - обрадовал его дворецкий.
- С кем хоть играем? - спросил удрученный толстячок.
- Да, пустяки, это всего лишь Уимблдон, прошлогодний чемпион, - "успокоил" его Брассет. - Идем, нас ждут великие дела!
- Господи, сделай так, чтобы я остался жив! - захныкал было Бабс, но тут же взял себя в руки. - Я вам всем покажу!
За час до начала игры.
В раздевалку Чарльтона бодрым козлиным шагом, вприпрыжку вбежал президент Чарльтона мистер Пендлтон. За ним размеренной походкой дворецкого шествовал Брассет, за ним изрядно похудевший Бабс, вращая в руках тросточку с набалдашником, словно Чарли Чаплин. Находившиеся в раздевалке футболисты немедленно отложили карты, кости и полупустые бутылки с пивом, тупо уставившись на вошедших.
- Познакомьтесь, это ваш новый тренер, - заявил мистер Пендлтон, подпрыгивая на месте от возбуждения и указал на Брассета. - А это наша новая суперзвезда, как там его, - он вопросительно взглянул на Брассета.
- Попус Мандатрахулос, - неожиданно нашелся Брассет.
В раздевалке раздался дружный гогот. Он еще более усилился, когда оскорбленный Бабс сбросил плащ и оказался в спортивной форме - футболке, сквозь которую ясно просматривалась любовь к пиву и трусы до колен.
- Заткнуться!!! - заорал новый главный тренер Брассет. - Я все про вас знаю! Вы все ублюдки и подонки, но вы выиграете сегодня! Посмотрите на себя! Вы - неудачники, ошибка природы. Но сегодня, - Брассет открыл шторы в окне раздевалки, - Сегодня полный стадион болельщиков, которые поверили в вас, в меня, в него, - он ткнул пальцем в "Попуса", - И в нашего президента Пендлтона! - Брассет перевел дух, отхлебнув из своей походной фляжки, которую носил за пазухой. На всю комнату распространился запах коньяка. - И эти болельщики, все до единого, поставили на Чарльтон деньги, последние деньги! Так что я вам не завидую, если десять тысяч разъяренных подонков и головорезов (а мы бесплатно распространили билеты по тюрьмам всей Англии) потеряют из-за вас хоть один пении! Зато если победите, каждый из вас получит премию - бесплатный ужин сегодня вечером плюс почетная грамота министерства юстиции с правом на одноразовое изнасилование, - дружный рев изумленных игроков заставил подскочить на месте президента клуба. - Наш сегодняшний спонсор - донна Роза д'Альвадорес-Чесней установила каждому из вас прибавку к будущей пенсии в целых три пенса! Я в вас верю, в вас верят десять тысяч фанатов и вы сами в себя поверите! А если опять проиграете, каждого из вас посадят в тюрьму на три года, мистер Пендлтон обещает!
Потрясенные до глубины души футболисты слушали Брассета, раскрыв рты.
- Теперь план на игру, - продолжал дворецкий. - В воротах Джонс по кличке Бубль-Гум. В защите четыре брата-близнеца Дрючмана, кто где играет, объяснять бесполезно, все равно никто вас не различит; если же из-за одного забьют гол, то болельщики линчуют всех четверых. В середине поля играют Костолом Гадс, Шутник Сранк и Вонючка Роджер. Впереди Попус, слева Харн, справа Дум.
- А я?
- А мы? - воскликнули остальные игроки.
- А вы семеро, остаетесь в запасе сегодня, вам особое задание. Подойдете к основному составу Уимблдона, повторяю, к основному, а не к таким же как вы неудачникам из запаса, так вот, каждый пнет коваными бутсами, я их специально принес, - тренер вывалил тяжелую обувь на пол, едва не проломив пол, - соперника по коленной чашечке. Каждый должен вывести из строя по игроку, кто с этим не справится, будет лишен зарплаты за этот месяц. Далее, как только мяч окажется у вас, вы сначала пинаете им изо всей силы в пах соперника, и пока тот загибается на газоне, бежите дальше и отдаете пас. Самое главное, мяч доставить до Попуса, а уж он забьет. В защите не гнушайтесь ничем, на полном скаку (в смысле бегу) наступите бутсой на пятку противника, перелом обеспечен. Теперь вратарь. Если пропустишь хоть один гол, после матча привяжем тебя к воротам и будем вбивать в тебя голы! Если в наши ворота назначат пенальти, вот специальный чугунный мяч, покрашенный под кожаный, обязательно подмените. Каждый игрок должен взять на игру по горсти с красным перцем с толченым стеклом и бросить в лицо сопернику, если тот попробует прорваться к нашим воротам.
Тем временем, пока длился этот поучительный для многих тренеров диалог, на трибунах стало шумно. Там и сям раздавались крики.
- Это бьют фанатов Уимблдона, - пояснил Брассет, взглянув в окно. - У мистера Чеснея младшего и мистера Уэйкома есть кое-какие счеты с председателем клуба болельщиков Уимблдона Криггсом.
- Это все замечательно! - воскликнул Пендлтон. - Но что делать с судьей, он же полкоманды удалит.
- А вот приказ о повешении судьи, напечатанный на обратной стороне красной карточки. Необходима лишь подпись министра юстиции!
Пендлтон хрюкнул от восторга и размашисто расписался на красном квадратике.
- А это желтая, - сказал Брассет, демонстрируя желтую картонку. - На ней написано, что по приговору суда судью приговаривают к повешению с последующей конфискацией всего имущества, включая рваные трусы с заплаткой. - Ну вот и все, отнесите форму судье, - деловито сказал Брассет, запихав желтую и красную картонку с подписью министра юстиции в нагрудный карман судейской формы. Пендлтон с готовностью схватил форму и выбежал из раздевалки.
- Ну что, орлы! - вскричал Брассет, оглядевшись вокруг. - Пора порвать кое-кому жопы! - дружный рев поглотил его слова напутствия. Команда выбежала на поле.
Их соперники, уимблдонцы, уже с полчаса пинали мячик, пораженные до глубины души. Все трибуны были заполнены до отказа подозрительными личностями, при первом взгляде на физиономию которых, хотелось бы иметь при себе револьвер. На многих лицах была написана такая ненависть, что хотелось все бросить и бежать без оглядки. В различных секторах виднелись самодельные плакаты и транспаранты с надписями "Чарльтон - короли, Уимблдон - параша!", "Кто болеет за Уимблдон, тот педрила и гондон", "Кто не верит в Чарльтон, тех зарежем и убьем!". Там и сям били одиночных болельщиков уимблдонской команды, привыкших безнаказанно болеть на пустых трибунах и, вследствие этого, неосторожно рассевшихся по всему стадиону.
Появление футболистов Чарльтона несколько успокоило уимблдонцев, но ненадолго, потому что группа запасных игроков Чарльтона подбежала к ним, чтобы крепко пожать руку и пнуть по коленной чашечке кованой бутсой. Некоторые ухитрились сделать это дважды. Кто руки, кто коленную чашечку.
Судья увидев это, немедленно полез за красной карточкой, но предъявив ее одному из наиболее рьяных запасных хозяев, так поразился, что тут же спрятал ее обратно. Спустя пять минут, семерых футболистов основного состава Уимблдона унесли на носилках, их места заняли запасные. Судья тем временем обратился к констеблям и семерых героев засадили в черные воронки. Трибуны взорвались неодобрительным гулом. Кое-где, в знак протеста, болельщиков Уимблдона посадили на флаг, словно на кол. Возникший шум был разорван звуками свеженаписанного гимна футбольного клуба Чарльтона, который визгливым голосом исполнял сам мистер Пендлтон.
(Исполняется на мотив "...и вместо сердца пламенный мотор..."
Мы Чарльтон, мы на последнем месте,
Но никогда в уныние не впадем.
Преодолеем быстро все напасти,
И отымеем сёдня Уимблдон!
Вперед мой клуб, мы на других не ставим,
Хотим голов и мы на все пойдем,
Судью подкупим, соперников отравим,
Шипы на бутсах им внутрь перебьем
А по ночам букмекер страшно воет,