Солнечным апрельским утром тёмно-бордовая электричка бодро стучала колёсами по пригородной железной дороге недалеко от Осаки.
Народу в ней более чем хватало. Не до такой степени, как в Токио, где в это время утра пассажиры трамбуются в вагон, как оливки в банку, однако длинные мягкие зелёные сиденья вдоль стен были полностью заняты, и многим приходилось стоять. Впрочем, это не особо огорчало японских школьников, спешащих на первый день учебного года — ещё успеют насидеться за партами.
Те из школьников, что принадлежали к старшим классам и мужскому полу, украдкой бросали взгляды на весьма высокую по японским меркам блондинку с европейским лицом. Вряд ли они могли по достоинству оценить само это лицо с тонкими точёными чертами, подкрашенное в меру ярко и с отменным вкусом — но вот полноценный «третий размер», обтянутый белой блузкой с гербом школы, так и притягивал взгляды парней, мнящих себя героями гаремников.
Увы, ниже блузки для них не было ничего интересного, всего лишь гладкая тёмно-красная юбка до колен. А смотреть выше блузки было опасно — любой несчастный, кому не повезло встретиться взглядом с Беллой, отчётливо различал в её небесно-голубых глазах гроб и белые тапочки, предназначенные юным извращенцам.
Но даже для такого случайного столкновения взглядами им пришлось бы постараться. За три года жизни в Амагасаки, промышленном пригороде Осаки, да в общем-то и раньше в Гамбурге, девушка привыкла не обращать внимания на всяких встречных. Мурлыча себе под нос попсовую песенку из тех, что постоянно крутят по радио, — «ubuge no kotori куда-то, что-то почему-то habataku…» — она лениво скользила взглядом по рекламным объявлениям, не без удовольствия отмечая, что уже понимает более половины иероглифов на них.
Помимо электроники, автомобилей и банковских услуг, тут было много афиш предстоящих концертов в Осаке и Кобэ. Названия айдол-групп ничего не говорили Белле, разве что иногда вызывали лёгкую усмешку странным сочетанием японских и английских словечек. «Morning Musume» — утро по-английски и девушка по-японски. Утренняя девушка — это как? Она что, утром девушка, а вечером мужчина? Нет, конечно, в театре Такарадзука полно девушек, которые вечером превращаются в мужчин, но уж они, с их строгими рамками дозволенного, точно не опустятся до участия в столь попсовом шоу.
На доброй половине афиш она подметила один и тот же логотип — яркого красного чёртика с рогами и хвостом.
Поезд открыл двери на станции Сакасегава, и Белла выскочила из них вместе с небольшой толпой. Здесь были уже другие афиши — постеры того самого театра, где все роли играют женщины.
Толпа рассосалась у остановки автобусов, но сама Белла в такую замечательную погоду предпочитала пройтись пешком, да и ходу ей было немногим более десяти минут. Сначала по тротуарам, затем по узким улочкам мимо слепленных между собой маленьких двухэтажных домиков — точно таких же, как в любом небольшом городке той же Германии; лишь лепестки сакуры, медленно падающие с кустов перед домиками и устилающие дороги, не давали забыть, что находится она в Японии, а точнее — в регионе Кансай, префектуре Хёго, городе Такарадзука.
Когда девушка уже подходила к воротам школы, её вдруг перехватила женщина, одетая в лучших традициях старых шпионских фильмов. Правда, в столь солнечную погоду ее тёмные очки были весьма уместны, но вот длинный черный плащ по той же причине смотрелся пафосно и нелепо.
— Белла Фу-ра-ру-ко-фу-су-ка-сан, председатель студсовета Международной школы? — осведомилась незнакомка по-японски. Белла кивнула. Дама вручила ей небольшой конверт и тут же куда-то делась.
Конверт отправился в сумку — читать письмо было некогда. Если не считать особенностей японского произношения, «шпионка» нашпионила всё абсолютно правильно — Белла Флярковска действительно была председателем студсовета. И это означало, что прямо сейчас, в начале первого дня учебного года, у неё будет очень много дел. Допевая привязавшуюся песенку — «Hey! Hey! Hey START DASH!», — девушка вошла в ворота школы, едва сумев увернуться от влетающего в них мотоцикла.
— Блин! Джейн!
— Сколько можно повторять: Рёко! — по-английски огрызнулась мотоциклистка в чёрно-красной кожаной экипировке, высвобождая из-под шлема иссиня-чёрные распущенные волосы до середины спины и с виду типично японское лицо.
— Сколько можно повторять: ездить надо аккуратнее! Полгода уже в седле! — отозвалась Белла, в точности отзеркалив интонацию.
— Никаких проблем, всё под контролем, — не слишком убедительно возразила Джейн-Рёко, ставя на подножку свой Suzuki GN125, такой же чёрно-красный, как и её одежда. — Ладно, пойду переоденусь, что ли... А у тебя сейчас будет приветственная речь, да? Пополнение, десятый класс?
— Если бы только десятый... У нас же как оно — то приедут, то уедут. Так что даже у меня будут новые одноклассники. Вот тут… — Белла глянула на экран мобильника, — Шинейд Кинселла. Ирландия. Вроде только что приехала, на выпускной год. Вот каким бы ветром?..
— Уж этого добра у нас точно хватает! Ветры бывают разные, обстоятельства тоже, — Плотная фигуристая девица среднего роста в такой же, как у Беллы, новенькой школьной форме, вошедшая в ворота следом за ними, вскинула крупное овальное ненакрашенное лицо от смартфона с гугл-картой и отбросила назад пышные вьющиеся рыжие волосы, чуть более длинные, чем даже у Рёко. — Братец мой сегодня тоже в первый раз выходит на работу. Он в Тэннодзи английский преподаёт.
— Упс, Тэннодзи? Если вы с ним и живёте там же, тебе ж битый час ехать! — встряла Рёко.
— От двери до двери почти полтора, — вздохнула Шинейд, но тут же пожала плечами, довольно широкими для девушки. — Ничего, прорвёмся! Доспать можно и в поезде.
Белла ослепительно улыбнулась.
— Добро пожаловать в Такарадзукскую Международную. Я тут председатель студсовета и думаю, что наша школа вполне оправдает твои надежды.
Отработанная годами «председательская» улыбка не помешала ей подметить про себя недосказанное. Во-первых, в дороге с двумя пересадками не больно-то доспишь. И во-вторых, Тэннодзи — бывший плохой район Осаки, ныне активно развиваемый — отнюдь не то место, где много иностранцев. Поэтому ближайшая к нему международная школа со старшими классами, филиал университета Квансэй Гакуэн — всего минут на десять ближе и при этом заметно дороже.
Правда, те полтора миллиона йен, они же двенадцать тысяч евро, которые стоит год обучения в Такарадзукской международной, тоже не выглядят суммой, которую начинающий преподаватель английского может заработать на образование сестры. Но считать деньги в чужом кармане — глупейшее занятие.
Может, родители так решили? Хотя, с другой стороны, зачем посылать дочь на другой конец Земли, чтобы учиться там всего год?
Сделав мысленную заметку когда-нибудь разобраться, Белла развернулась и направилась ко входу в школу, краем глаза успев заметить, как в ворота вкатываются два велосипеда. На первом из них ехала девочка лет двенадцати, а худощавый невысокий светловолосый парень на втором был знаком Белле — Мориц Мюллер, который значился в списках десятого класса. Раньше он на велосипеде не приезжал. Выходит, его сестра, которую вроде бы зовут Эммой, наконец доросла до возраста, когда они смогли вместе прокатиться на велике по улицам.
Прихватив оба велосипеда цепью к стойке, Мориц несколько неуверенно огляделся. Белла помахала ему рукой и указала на дверь отдельного двухэтажного здания справа от ворот. Кивнув, Мориц коротко бросил по-английски «спасибо» и двинулся к двери каким-то неестественным, чрезмерно чётким шагом, так что Белле невольно вспомнились «злые немцы» из старых фильмов.
Эмма весело убежала в другое, куда более крупное строение. Сама же Белла последовала за Морицем.
= = =
— ...наша международная школа, основанная на европейских и американских принципах, стремится брать лучшее и из японской системы. Именно поэтому десятый, одиннадцатый и двенадцатый классы, старшая школа по японскому счёту, получили свой собственный корпус и свой студенческий совет, который бережно хранит ваши интересы, дорогие мои ученики. Вот уже полтора года его возглавляет…
Речь седого мистера Бадольо, основателя и все пятнадцать лет бессменного директора Такарадзукской Международной Школы, Белла слушала вполуха, на всякий случай карауля около передних дверей. Зал со сценой в одном из торцов, вполне типичный для японских школ, занимал практически весь второй этаж. В первую очередь он считался спортивным, но также вполне подходил для выступлений и прочих мероприятий. В огромном помещении без труда могли разместиться все шестьсот учеников Такарадзукской Международной, от детсада до выпускного класса, и ещё осталось бы место для родителей. Сейчас же тут находились лишь сорок с небольшим учеников старшей школы – им хватало передних рядов, остальные стулья и скамейки никто даже не расставлял, а средние и задние двери зала были заперты.
Разумеется, «всякий случай» не мог не наступить — посередине речи послышался тихий стук в дверь. Белла чуть приоткрыла её и впустила свою одноклассницу Анну Тихомирову. Вид у опоздавшей девушки, и без того худощавой, был откровенно измождённый, а русые тонкие волосы, довольно длинные и убранные в небрежный хвост, выглядели не чёсанными как минимум сутки.
— Прости… — прошептала Анна по-английски с заметным русским акцентом, который всегда усиливался, если она нервничала или уставала. — Там у жеребца в ночь случились колики, пришлось ждать ветеринара. Лошади не в курсе про учебный год, — она виновато улыбнулась.
— Заходи, тихо, — шикнула Белла и заторопилась к сцене, поскольку директор как раз спускался с трибуны — к счастью, не спеша, опираясь на свою трость. Анна же рухнула на крайний стул в ряду, усиленно делая вид, что уже давно тут сидит.
— Японский учебный год начинается в апреле, а не в сентябре, ибо для японцев опадающие лепестки весенней сакуры — символ обновления жизни. Каждую весну сакура вновь и вновь рождает цветы, которые отцветут и опадут. Так и учебный год начнётся и закончится, уступая место новому. Но мы сами, в отличие от лепестков сакуры, останемся, унося с собой то, что сможем взять от каждого цветка, от каждого года. Здесь, в Такарадзукской Международной, мы помним об этом очень хорошо.
Белла говорила на английском, официальном языке обучения в школе, но старалась подбирать простые слова и фразы, чтобы её могли понять ученики из самых разных уголков мира.
— Новичкам в нашей школе, да и тем, кто сейчас переходит в старшие классы, может показаться непривычным наш мягкий подход к некоторым правилам. Но соблюсти множество разных правил мы ещё успеем за школьным порогом. Наша задача здесь — взять всё лучшее, что может дать старшая школа. А задача студенческого совета — сделать, чтобы никому из нас в этом ничто не помешало. Мы — ваши представители, каждый всегда может подойти к нам с любыми вопросами, связанными со школой. Также можно обратиться к любому из постоянных учителей старших классов, то есть миссис Карлсон и мистеру Окада. У старшеклассников в нашей школе своё здание, свои клубы. Сегодня вы сможете познакомиться с ними. Но остальная школа ждёт от нас примера и лидерства...
Свою речь Белла читала уже второй раз, поскольку уже второй учебный год встречала как председатель студсовета. Слова скатывались с языка легко и отчётливо, так что можно было приглядеться к аудитории, отмечая знакомые лица. Кроме Шинейд, новенькими в старшей школе в основном были десятиклассники — например, незнакомая миниатюрная девочка, черноволосая и смуглая, с ярко-синей точкой на лбу.
Когда речь закончилась, председатели клубов встали с мест и прошли к столам, заранее расставленным по обеим сторонам зала. Теперь у новичков был час, чтобы познакомиться с клубами, а заодно друг с другом и с остальными. И только после этого предполагались уроки, которых, как и подобает в первый день, было немного. Серьёзные занятия начнутся завтра.
Белла плюхнулась на случайную скамейку в первом ряду перед опустевшей сценой, глубоко вдохнула и выдохнула, на несколько секунд прикрыв глаза. И лишь после этого наконец извлекла из сумки письмо, которое ей выдала странная дама.
Само собой, оно оказалось на японском. Правда, крупный логотип в верхней части листа был английским — «Love Live!», но содержимое письма было написано иероглифами. Белла знала почти все из них, но не была уверена, что правильно соединяет кандзи в слова и фразы, поэтому нашла глазами Рёко и помахала ей, подзывая.
Джейн Батлер, она же Рёко, участница студенческого совета и японка по матери, привычно склонилась над документом — ей не впервой было работать для Беллы «переводчиком». Сейчас девушка переоделась в школьную форму, почти такую же, как и у остальных, но с одним отличием — тёмно-красная юбка Рёко была не гладкой, а плиссированной, как у типичной японской формы.
— Я что-то не врубаюсь, — протянула Белла. — Вроде бы речь идет о каком-то конкурсе, но «приглашаем»? Музыкальную группу? У нас же нет никакой группы. Разве что музыкальный клуб, но он занимается в основном классикой.
— Тут хитро. И очень, очень необычно, — медленно проговорила полуяпонка. — Написано «приглашаем сформировать». Почему-то они хотят предложить тебе, чтобы школа собрала группу и участвовала в их фестивале школьных айдолов. Ты знаешь, что такое школьные айдолы?
— Не очень-то…
— Ааа, — Рёко хихикнула. — Это нынешний модный виджет. Weird Japanese Thing, то есть Странная Японская Штука. Вот школьный спорт есть везде, так?
— Так…
— А тут примерно так же, но музыкальные айдол-группы. Уже шестой год проводят фестиваль таких групп, причём только девчачьих, такие правила. Считается, что девушкам оно нужнее, а парням и спорта хватает… В общем, в школах создаются группы, которые поют и танцуют. Причём и песни, и даже музыку каждая группа должна сочинять сама. Это покруче, чем у настоящих профессиональных айдолов — им-то композиторов и поэтов агентства обеспечивают.
— Вроде бы непросто, но до жути популярно. Тут вот на их сайте пишут, что таких групп... — Рёко на несколько секунд отвлеклась на телефон, — семь тысяч. А старших школ в Японии… — она снова потыкала пальцами по экрану, — пять тысяч. Всех, включая школы для мальчиков, к которым это вообще не относится. И при этом не в каждой школе есть свои айдолы. Но в некоторых больших школах собирается по две и даже по три группы; кроме того, правила не запрещают участвовать ученицам средних школ, хотя в финал они обычно не проходят. Правда, в том году вроде была одна группа из двух школьниц, старшей и средней — сёстры, кажется, — так они вышли в первую десятку.
— Но международных школ, для иностранцев, там не было?
— В финалах не было, хотя всех групп я не знаю. Погоди, проверю… — теперь Джейн провозилась с телефоном минуты три. — Толком нет. Кто-то когда-то вроде бы регистрировался от некой Y.G. International Academy, но не добрались даже до отборочных.
— И значит, они написали нам. То есть почему-то мне. Думают, что мы стали бы первой международной школой, которая…
— Не почему-то. Во-первых, ты председатель студсовета. В японских школах это ещё важнее, чем у нас. Во-вторых, если кому и хватило бы наглости на такое дело… — Рёко невольно заглянула в глаза Беллы, которую отлично знала уже год — и увидела мелькнувшую там искорку. Ту самую, хорошо знакомую, означающую только одно: «Все в укрытие, сейчас будет старт!» Но тем, кто не знал её как облупленную, Белла пока что показалась бы вполне спокойной.
— Спасибо, родная. Ты явно в курсе всех этих заморочек. А я всё-таки видела этих ваших айдолов только на афишах, ну ещё изредка по телевизору.
— В курсе, не без этого, — Рёко усмехнулась. — И на концерты хожу, и сама на самом деле не отказалась бы. Даже была на двух прослушиваниях. Без толку, конечно — с первого раза мало кому везёт, хотя некоторых уже берут в те же шестнадцать.
— Вот как? А что, если… Хотя стоп, погоди, — Белла встрепенулась, тряхнув водопадом светлых волос. — У нас есть музыкальный клуб. Нужно спросить Терезу, это её территория.
Резко поднявшись со скамьи, Белла направилась на противоположную сторону зала. Рёко последовала за ней.
= = =
За столом, на котором стоял красивый золотистый скрипичный ключ, восседала дама.
То, есть, конечно, на обычном пластиковом стуле сидела ученица одиннадцатого класса Тереза Бернар. Но почему-то было сразу понятно — это не девочка, это дама, и то, что под нею нет дворцового кресла, а то и трона — не более чем недоразумение, как и пластиковая бутылка с водой на столе вместо кубка. Тереза не была типовой красавицей, не красилась, носила большие золотистые металлические очки, а её фигура выглядела крупной даже по европейским меркам, не говоря уже о японских. Но она знала цену себе. И музыке. И таланту. И всё это выражала взглядом — при этом, как положено настоящей королеве, даже доброжелательным.
Когда появились Белла с Рёко, Тереза как раз закончила спокойный разговор с какой-то новенькой десятиклассницей — худенькой девочкой японской внешности с короткой стрижкой «под мальчика», стиль которой казался странно знакомым. А рядом, опираясь на стол, стоял Максим — одноклассник Терезы и тоже очень неплохой музыкант, клавишник и гитарист.
С точки зрения Беллы, Максиму сейчас следовало не стоять, а бегом бежать за той самой новенькой японкой и срочно начинать её клеить. Благо у высокого, поджарого сероглазого брюнета с явно сильными, но не перекачанными плечами и красивыми чёрными усиками имелись все шансы девичье внимание. Однако он никуда не пошёл, вместо этого в двести лохматый раз упёршись глазами в третий размер Беллы.
Надо сказать, что этот бутерброд она уже пробовала есть полгода назад, вскоре после летних каникул. Но пара совместных прогулок по городу не вызвала у неё особого восхищения, и с тех пор полька вежливо, но решительно пресекала попытки одноклассника «куда-нибудь пригласить» её. Вот и сейчас Белла демонстративно проигнорировала его неуместный взгляд, поздоровалась исключительно с Терезой и положила перед ней письмо.
— Айдолы? — той хватило беглого взгляда на листок с кандзи. — Ты приходишь ко мне с попсой, Белла?
— Ну все-таки у вас тут музыкальный клуб…
— Пока клуб возглавляю я, в нём будет исключительно музыка, достойная внимания. Но никому другому я не мешаю. Ты же председатель студсовета, ты проштампуешь хоть пять новых клубов.
— Но тогда и твоё фортепиано…
— На моём фортепиано, — Тереза выделила «моё» преувеличенным нажимом, — никто и никогда не станет играть то, что вежливо называют поп-музыкой. Когда это моё фортепиано, желательно рояль Steinway, будет стоять в моём особняке под Лионом. Но пока что у меня нет ни того, ни другого. А отгонять кого-то от этих дров я не собираюсь.
Дровами Тереза, очевидно, обозвала пианино, стоявшее в зале неподалеку от сцены как минимум все пятнадцать лет существования школы. Причем эпитет «дрова» для данного инструмента был излишне сильным — вызова настройщика раз в полгода ему вполне хватало для звука, который более чем устраивал Беллу. Довольно дорогую клавиатуру-синтезатор, которая жила в музыкальном кабинете, француженка назвала бы каким-нибудь другим словом, поскольку та была сделана из пластика. Так или иначе, по лицу Терезы было понятно, что идея мешать кому-то играть попсу противна ей ничуть не менее, чем сама попса.
Белла коротко вздохнула и вместе с Рёко отошла чуть в сторону.
— Думаешь попробовать? — спросила Рёко, поняв всё без слов.
— Ну… как-то так, да. Петь я на самом деле уже давно хочу. Почему бы не айдолы?
— А я тем более хочу… Вдвоём?
Белла уже собралась ответить, но тут ее взгляд упал на Анну, которая поднялась со стула, вяло мотая головой. Из-под её школьной юбки выглядывали облегающие штаны-бриджи и высокие сапоги. Когда Белла впускала Анну, то в спешке не заметила всего этого, однако нарушения правил тут было явно побольше, чем дозволено даже в их школе. Впрочем, сейчас оно менее всего волновало Беллу.
— Анка, а вот скажи… Хотела бы ты быть айдолом?
— Айдолом? А кто это? — Анна тряхнула головой несколько энергичнее, пытаясь включить недоспавший мозг. — Ой, вспомнила. Ну, не знаю… С чего бы?
— Мы тут думаем, не создать ли школьную группу.
— Хотите, так создавайте, но при чем тут я? Девчонок в школе много…
— Потому что именно ты точно сможешь, — бодрым голосом заверила Белла. — И я готова тебе это показать. Ты как сегодня после школы?
— Никак, совсем никак, — вздохнула девушка. — Грэйт Раннер ведь… тот, из-за кого я застряла на ночь и опоздала. Ветеринар был в десять вечера, но коню нужен уход. Я срываюсь сразу с конца уроков, а если получится, и раньше.
На лице Беллы отразилось отчетливое разочарование.
— Не спеши, — Рёко положила руку ей на плечо. — Давайте в пятницу?
— Нет, — покачала головой Белла, — в пятницу у Анны точно всегда работа. Может, в понедельник после школы, у ворот?
Анна кивнула. Рёко повторила за ней и добавила:
— А сегодня я накидаю тебе ссылок на всякие правила и на видео знаменитых школьных айдолов. В первую очередь, конечно, на «Мьюз» — это уже легенда, именно они сделали таких айдолов по-настоящему популярными. И ещё A-RISE — кажется, они вообще были первыми, кто придумал эту идею.
На том и договорились, и Белла не спеша направилась к дверям. Клубный час понемногу завершался. В задней части зала что-то активно обсуждали баскетболисты, недалеко от сцены председатель литературного клуба радовался двум новичкам — в общем, учебный год начинался, как ему и положено.
Но через пару минут девушке пришлось отвлечься от музыкальных идей на исполнение своих основных обязанностей — перед ней возникла та самая незнакомая японка с подозрительной стрижкой, которая недавно подходила к столу музыкального клуба.
— Эмм… плед-седатель-сан? — уровень ее английского стал очевиден с первого же слова.
— Можно просто Белла-сан, — председатель студсовета тут же перешла на японский, который, как минимум в разговоре, без чтения кандзи, был у неё существенно лучше, чем английский у новенькой. —.Добро пожаловать в Такарадзукскую Международную.
— Спасибо… Меня зовут Томоко, Кадзуми Томоко. Вы говорили, что можно задать любой вопрос?
— Ну да, — кивнула Белла, мысленно ожидая засады. И не зря.
— Как у вас будут преподавать историю бакумацу? Я просто боюсь, что и здесь, как в других школах и особенно в телевизоре, опять романтизируют шинсенгуми и все эти древние порядки…
Белла зависла — в своей речи она имела в виду сильно другие вопросы. Кто такие бакумацу и что такое шинсенгуми? В десятом классе у них действительно была в программе история Японии, но на итоговом зачете Белла сдала её примерно всю, не оставив у себя в голове ничего. Через минуту паузы она догадалась вынуть телефон и погуглить, одновременно лихорадочно вспоминая, чему, собственно, учили её два года назад.
— Так… Если я правильно помню, на весь период бакумацу нам отвели два урока, причём на первом из них обсуждали американскую и русскую экспедиции середины девятнадцатого века, с которых всё это началось. А в конце второго уже пошла речь о реставрации Мэйдзи. Если шинсенгуми и упоминали, то парой фраз. Думаю, потому, что на всю японскую историю отвели где-то три месяца — остальное время им нужно на современную мировую историю.
— Упс… вот как?
— Ну да. На одну только вторую мировую отводят больше месяца. Там же не только тихоокеанский фронт, а Польша, Франция, Финляндия, Северная Африка, Сталинград, Курск, высадка в Нормандии...
Эти вещи Белла помнила существенно лучше, чем то, чем бакуфу отличается от тэнно, а потому на несколько секунд увлеклась, возвращая с процентами столь сложный для неё вопрос. Но вдруг она заметила, что Томоко опустила взгляд и как-то вся подобралась, отступая.
Это было очень знакомо. И пока она на посту, такого в школе быть не должно. Никогда.
— Забей, — оборвав саму себя на полуслове, председатель взглянула новенькой в глаза, положила руку ей на плечо и ободряюще улыбнулась. — Ты ещё узнаешь всё это, и английский тоже подтянешь. Для того сюда и ходят. А если у кого-то будут к тебе претензии, отправляй их ко мне. К председателю студенческого совета. — Белла нарочито отчеканила каждый слог «sei-to-kai-cho». — Ну а что до шинсенгуми, то, если хочешь, устроим тебе доклад. На уроке или после уроков, в качестве факультатива. Ты явно хорошо знаешь, почему они там были неправильные, а людям будет интересно. Может, даже половина учительской придёт послушать. Или… — Белла задумалась на пару секунд. — Можно на фестивале! В последнее воскресенье апреля мы, старшеклассники, делаем фестиваль для всей школы и для родителей. Попробуешь? А если не сможешь на английском, найдём, кого приставить переводчиком.
— Я смогу, — Томоко нерешительно кивнула и чуть улыбнулась. Лёд тронулся. — Думаю, что даже на английском...
— Замечательно! Не стесняйся, пиши мне, как идёт подготовка, и вообще про любые проблемы. Мой номер WhatsApp есть на страничке класса.
Невнятно попрощавшись, Томоко удалилась. Точнее, попыталась удалиться — близ дверей её перехватила Рёко, но новенькая сразу от неё отмахнулась. Однако за этим Белла уже не следила. Внезапно осознав одну важную вещь, она с места сорвалась на бег, вылетела из дверей и скатилась по лестнице, перепрыгивая ступеньки.
Анна обнаружилась там, где и должна была — в обеденном уголке возле учительской, маленьком закутке, где обитали раковина, чайник и микроволновка. Глядя в пространство расфокусированным взглядом, девушка медленно жевала рисовую лапшу.
— Так, быстренько хватай сумку и иди домой, — скомандовала Белла. — С отметками посещаемости я разберусь.
— Но это... ты же сказала... айдолы...
— Вот именно, я хотела бы видеть тебя в айдол-группе. В которую, так уж получилось, положено набирать исключительно живых. А ты, как я понимаю, собралась сидеть под лошадью вторую ночь подряд? И что после этого от тебя останется — несвежий зомби? Поэтому шагом марш домой, и чтобы проспала минимум четыре часа, а потом только скачи на свой ипподром. Я понятно выражаюсь?
С сожалением отставив полупустую пластиковую миску, Анна засобиралась.
В это время телефон Беллы несколько раз коротко завибрировал — Рёко начала кидать первые ссылки. А вместе с ними прилетела новость: похоже, Томоко впервые услышала о театре Такарадзука от самой Рёко, хотя и выглядела аккурат так же, как многочисленные кандидатки в его музыкальную школу — те самые, которых было так много на улицах города какой-то месяц назад.
= = =
Доехав до станции Сонода и взбежав на третий этаж домой, Белла еле заставила себя поесть (хорошо хоть мама оставила в холодильнике борщ, не пришлось возиться с готовкой), а потом засела за семейный компьютер с большим экраном и хорошими колонками. «Раскопки» про школьных айдолов так увлекли ее, что она едва заметила, как вернулись с работы родители — сначала папа, потом и мама.
— Не в музыке дело, Збышек, — ответила мама на том же польском языке. — Белла нашла идею и осваивает ее. Не мешай.
— Откуда ты знаешь, Ирынка? Она успела тебе сказать?
— Ей незачем говорить, — с улыбкой вздохнула мама. — Я просто вижу. Я сама была такая же в девяносто третьем, в Луцке, на Западной Украине. Только у нас не было компьютеров и интернета, и свою идею про Польшу я копала по газетам, по телефону, по странным встречам…
— Ну и как?
— Да вот так, — Ирына неопределённо повела рукой. — Ехали тогда многие, но я ещё и разбиралась в том, что делаю. Через полгода я была уборщицей во Вроцлаве. Потом продавщицей. Потом менеджером оптовой точки уже в Гамбурге, где мы познакомились. Ну и теперь…
— Теперь Япония и производственные цепочки, — улыбнулся Збигнев. — Понимаю. Да, таких карьер, как твоя, ещё поискать. Но при чём тут Белла? У неё-то всё есть.
— Не-а, — покачала головой мама Беллы. — _Всего_ нет даже у миллиардеров, не то что у Беллы. У неё есть больше, да. Но сейчас она нашла что-то своё собственное. Я понятия не имею, что это такое, но уверена, что в этом найденном она станет первой. Она же моя дочь. Пусть ищет дальше, а свою лигу чемпионов ты можешь посмотреть и с телефона. Не стоит становиться между человеком и её мечтой.
= = =
японский мессенджер LINE, примерный аналог WhatsApp
DaTenshi YOHANE: Привет, Томмиган-тян! Каким сиянием встретила моего демона новая школа в сумрачной дали?
KazuTomo: Привет, Ёшико-тян! В школе странно… и, кажется, интересно. А как твоя?
DaTenshi YOHANE: ЙОХАНЭ! А школа, ну
DaTenshi YOHANE: Там сегодня была только церемония открытия, и я, это
