Предупреждение: глава содержит некоторые спойлеры к постановке "ALL FOR ONE" театра Такарадзука. Впрочем, не критичные. Спектакль можно посмотреть на видео благодаря сообществу Вконтакте https://vk.com/takarazuka_revue.
Белла решительно поднялась с места, так и не съев ничего, кроме половинки апельсина, но, похоже, хотя бы отчасти вернув контакт с реальностью.
– А вот теперь гулять! Пока у нас есть время до самолёта, Акихабара наша! – провозгласила она, окинув свою команду бесшабашно-весёлым, но всё же осмысленным взглядом.
Возражений не имелось, и, закинув чемоданы в хостел, девушки двинулись на прогулку. Сезон дождей ещё не закончился, но с утра выглянуло яркое солнышко, и почти все лужи после ночного ливня уже высохли. Шинейд, до концерта непрерывно следившая за группой, как пастушья собака за овцами, теперь с расслабленной улыбкой пристроилась в хвосте.
«Электрический город», Акихабара
Акиба встретила своих «завоевателей» лабиринтом бетонных и кирпичных улочек, полных разнообразных магазинов, вкусно пахнущих ресторанов, блестящей рекламы... и прочих способов законного разлучения денег с их владельцами. Однако взять с «Амариллиса» было уже нечего – поездка основательно вывернула карманы девушек. Само собой, Рёко немного покрутилась около парочки магазинов с одеждой и тканями, но из чисто спортивного любопытства. Лакшми в это же время минут на пять залипла у витрины с большими наплечными видеокамерами и что-то сфотографировала на телефон. Ну а брошенная вскользь идея отстоять немалую очередь, чтобы попасть в караоке, вызвала лишь минуту общего здорового смеха.
– Смотрите! – встрепенулась вдруг Рёко. – А вот и звери мамминги!
По переулку вразвалочку шествовали несколько гайдзинов всякого пола в джинсах, понтоватых футболках и тёмных очках. Туристы вряд ли точно знали, куда именно идут, однако умудрялись расталкивать окружающих, чтобы поскорее туда добраться. Вскоре их перехватили милые рекламные девочки и стали предлагать им листовки, что-то энергично нахваливая на ломаном английском. Гайдзины развернулись и послушно двинулись в предложенном направлении.
– Вот видишь, это породистые дойные мамминги! – с ухмылкой заметила Шинейд.
Тем временем другие милые девочки в тёмных платьицах и белых фартучках добрались и до «Амариллиса». Листовки у них были ярко-пестрые до ряби в глазах, сквозь которую тем не менее отчетливо читались буквы «MAID CAFÉ».
– Добро пожаловать домой, принцессы! Наверняка сегодня вы видели школьных айдолов! Рады пригласить вас в кафе, где когда-то работала знаменитая Миналински – Котори Минами из группы Мьюз! – бодро, хотя и с сильным акцентом протрещала по-английски одна из девчонок.
– Ммм-да… – скептически хмыкнула Шинейд, глядя на меню с немаленькими ценами за угощение и отдельной ценой на вход.
– Миналински? Если она девушка, то должна быть Миналинска… – немного невпопад удивилась Белла.
– Ещё как видели! Самих себя, например, – отозвалась Рёко по-японски, подмигивая рекламщице.
– Сугой десу! – несколько преувеличенно воскликнула та, широко улыбаясь и подмигивая в ответ, и продолжила на английском: – Для школьных айдолов сегодня скидка пятьдесят процентов на вход и на всё меню! Вы замечательно выступили, порадовали зрителей – а теперь отдохните и позвольте нам порадовать вас! У наших мейдочек есть вкусная еда, игры, рисунки, и самое главное – улыбки! Забудьте о любых проблемах, как настоящие принцессы во дворце!
Анна совсем не была уверена в отсутствии проблем у принцесс во дворце, будь то героиня сказки про Бременских музыкантов или вполне реальная Диана, однако промолчала. Таким образом все пятеро оказались в небольшой очереди к дверце рядом с магазином, где улыбчивые девочки и оставили их с вежливыми извинениями.
Перед девушками стояло ещё человек восемь. Все они были японцами, семеро из них – мужчинами, и, кроме одного степенного дедушки, эти мужчины не отличались ни опрятностью, ни скромностью. Взгляд нескольких пар глаз показался Анне неприятно липким, она слегка прикусила губу, но снова промолчала.
Судя по громким шепоткам, кто-то из парней в очереди был на концерте. Белла, заметив это, одарила их блистательной улыбкой, повернувшись в три четверти – в точности как на сцене. Рёко вздохнула, прикрыв глаза. Лакшми неуверенно помялась и попробовала спрятаться за Беллу.
В конце концов подала голос Шинейд:
– По-моему, нафиг такой график. Мы им не шоу.
– Ну вообще-то мы именно шоу… – негромко, в тон ей, отметила Белла.
– Но не сейчас и не за свои же деньги! – отрезала ирландка.
Парочка парней в очереди опустила глаза, явно поняв беглый английский. Ещё один, решившись, сунулся в сторону Анны с маркером и листовкой всё того же мейд-кафе. Наглеца перехватила Белла, однако тот скорчил умильную рожу, и, к вящему его счастью, полька таки соизволила оставить на листовке беглый абстрактный росчерк. После чего напрочь прекратила его замечать и, помедлив секунду, решительно двинулась прочь. Остальная группа последовала за нею.
– Пожалуй, ты права. При такой-то аудитории блистательным айдолам маловато будет пятьдесят процентов скидки, – усмехнулась Белла. – А на мейд-кафе, как я понимаю, и в Осаке посмотреть можно.
– Это точно, – подтвердила Рёко. – Причём там куда спокойнее. А если уж речь зашла о кафе, у меня есть ещё одна идея. Кажется, даже лучше!
Через несколько минут перед компанией оказалась другая входная дверь. Здесь очереди почти не было – всего два человека.
– Гляньте, какая красота! – указала Рёко на витринные окна рядом с дверью.
Внутри действительно было красиво – яркие, словно анимешные искусственные деревья с толстыми ветвями, под ними — столики. И на деревьях, на ветвях, на столиках — совы, совы, совы! А на двери обнаружилась вывеска, гласящая «Совиный лес».
Девушки с интересом разглядывали «лес» через витрину, переводя взгляд с совы под потолком на сову на столике или на коленях у ребёнка. Через несколько минут официантка в джинсовой рубашке высунулась из двери и поманила их внутрь — те, кто стоял перед ними, уже вошли. Белла подняла руку, все развернулись к двери и…
...и прозвучал голос Анны. Очень тихо, размеренно, как будто бы спокойно:
– Уходим отсюда. Вот прямо сейчас.
Никто из группы никогда раньше не видел на лице Анны такого бешенства – глаза её горели, кулаки сжались. Мгновенно «срисовав» ее состояние, Белла коротко извинилась перед официанткой и быстрым шагом пошла в сторону от кафе; за нею развернулись и остальные.
– Что случилось? – спросила Белла лишь тогда, когда они удалились от кафе на пару кварталов.
– Совы, – глухо отозвалась Анна. – Им там плохо. Некоторые на привязи, некоторые с побитым пером. Те, кого гладят, совсем тоскливые – не по душе им поглажки-обнимашки руками. По-моему, ещё и когти подстрижены… – девушка недобро фыркнула. – Чем дальше я смотрела, тем больше дряни там замечала. Прямо захотелось разнести всё к чертям собачьим… извините.
Белла только вздохнула, но тут снова заговорила Шинейд:
– Да ладно – ну кафе, ну звери или там мейды…. Такое много где есть. А вот в Токио лично я впервые. Давайте просто погуляем, в конце концов! Может, даже выберемся туда, где поменьше народу.
Развернувшись, девушки двинулись «просто гулять», пересекая «электрический город» в обратном направлении. Пёстрые витрины, яркие рекламные плакаты, украшающие стены, и почти столь же яркая толпа – всё это уже сливалось в их глазах в какую-то цветастую мешанину. Но даже из неё выделился огромный экран на особо крупном небоскрёбе, где как раз крутили рекламу школьных айдолов и конкурса Love Live. Анне показалось, что в толпе девчонок перед экраном мелькнула зелёненькая причёска Ёшико.
Вскоре группа уже остановилась на переходе через набережную к мосту, по которому можно было покинуть самые суматошные кварталы.
По набережной, утробно рыча здоровенными моторами – не чета лёгкому мотику Рёко, – ехала колонна мотоциклистов в кожаной экипировке и глухих шлемах. Один из них приветственно вскинул от руля руку в перчатке. Заметив чёрные непослушные волосы, вырванные ветром из-под шлема, Рёко помахала в ответ.
– Микаса, – улыбнулась она, поворачиваясь к подругам. – Мы с ней ночью говорили. Она тоже выступала на концерте.
– Ой, а как называлась её группа? – ни с того ни с сего вскинулась Лакшми.
– Сейчас вспомню… Вроде что-то шахматное.
– CHECK x MATES, – Белла мельком глянула в листок с результатами. – Крутые, у них третье место.
За мостом начался скучный проспект с небоскрёбами. Но Белла, которой были привычны центры мегаполисов, сразу же юркнула в переулок. Здесь было уже куда приятнее – дома стали пониже, магазинчики и кафе вокруг казались менее кричащими и более уютными, а огромные рекламные плакаты и вовсе исчезли. Замедлив шаг, все пятеро не спеша перетекали от одного заковыристого перекрёсточка к другому.
Ресторан «Такемура» в районе Канда (рядом с Акихабарой). В сериале Love Live он называется «Хомура».
Однако деревянный домик с фигурной многоярусной крышей а-ля китайская пагода и бамбуковыми циновками на окнах даже здесь смотрелся несколько неожиданно. Девушкам, подуставшим от бетона, кирпича, шума и яркой рекламы, не требовалось слов – переглянувшись, они вошли в раздвижные двери под вывеской «Такемура» и уселись за столик. В меню этого заведеньица имелись японские сладости и зелёный чай – то, что надо после прогулки. Даже Белла позарилась на банановые моти.
Пока все не спеша смаковали колобки из клейкого риса с начинкой из разнообразных фруктов, а Анна ещё и заказывала коробку с собой про запас, шумная группа девиц за соседним столиком с чем-то прикопалась к официанту. Тот поспешно удрал, и вскоре вышел хозяин – коренастый невысокий японец со слегка морщинистым лицом. Пулёмётная очередь голосов, в которой сложно было понять хоть слово, перенаправилась на него, но через минуту заглохла под суровым взглядом. Дождавшись тишины и вздохнув, дядька в простом светло-сером кимоно произнёс:
– Её здесь нет. И не будет. А где будет, вы не узнаете. Потому что она так решила. Всё понятно?
Хозяин заведения, он же отец Хоноки — из сериала Love Live
После пары ошарашенных кивков хозяин удалился. В наступившей тишине члены «Амариллиса» удивлённо переглянулись, а потом Рёко подмигнула и подала знак рукой – мол, не сейчас.
– Там раньше жила Хонока Косака. Это основательница «Мьюз», самых знаменитых школьных айдолов, – пояснила она чуть позже, когда группа уже шла в сторону хостела. – В этих краях вообще их родина. Не так далеко есть длинная лестница, по которой можно дойти прямо до их школы. А лучше добежать… некоторые айдолы так и делают – на счастье. Есть желающие?
Все как-то очень резко замотали головами.
– Вот и слава ками, – ухмыльнулась Рёко. – Говорят, в самой школе убрали всё, что напоминает о той группе, чтоб никто не ломился внутрь.
«Хонока отсюда убралась с той же целью?» – подумала Анна, но опять и снова ничего не сказала вслух.
= = =
Монорельс, который ведёт в аэропорт Токио Ханэда
Когда все уселись и поезд монорельса тронулся, Лакшми спросила:
– Слушай, Белла, не посмотришь, сколько набрала группа Ёшико? Ну, той, которая подруга Томоко…
Полька снова вынула лист с результатами.
– Так, они назывались как-то на A. «Аквариум», что ли… – тут Анна прыснула, но Белла не обратила на это внимания, шаря глазами по списку. – Да куда же они подевались? Ого… ничего себе! – Белла развернула листок к остальным, указывая пальцем на последнюю строчку:
Aqours – 0
– Но как же так? – Лакшми расширила глаза от удивления. – Там было столько народу, у которого самые разные вкусы – и они не понравились вообще никому? У всех остальных хоть сколько-то голосов…
– Дайте я гляну, – вмешалась Шинейд. – Поможете мне найти их выступление? Вроде бы в сети уже всё выложено, но я с этим шифром пока что не дружу, – под шифром в данном случае понимались иероглифы-кандзи.
Выступление Aqours на концерте в Токио (Love Live Sunshine S1E8 — кратко показанный кадр)
Рёко тут же углубилась в телефон и через десяток секунд вручила его ирландке. Остальные тоже начали коситься на экран, где пели и танцевали, как объявил конферансье, девочки из города Нумадзу, провинция Сидзуока.
– Спели мило, но не более того, – подвела итоги Шинейд, когда ролик закончился. – А с танцем совсем печаль. Движения простые, но это ладно, такие они у половины групп – а тут они ещё и вразнобой. Я ведь не случайно требовала, чтобы вы на досуге много-много раз слушали музыку, под которую мы работаем – в конце концов она стала играть у вас прямо в голове, и ритм ощущался как дыхание. А они явно не наслушивали, просто включали и репетировали под счёт. Но на сцене-то им никто не скажет «раз-два, три-четыре» – вот девчонки и путаются в тактах. Вдобавок у некоторых ноги так напряжены, словно они в чулках, которые так и норовят сползти, и вместо того, чтобы свободно работать всей ногой от бедра, они то и дело сводят коленки, как пони… Кстати, они вроде бы выходили близко к началу?
– Верно, вторыми, – подтвердила Рёко, глянув на телефон. – Потому мы их и не видели – нас как раз звали за сцену из раздевалки.
– А кто тогда был первым?
Парой движений пальцев Рёко вытащила на экран первых – Saint Snow. Тут музыка была уже другой – быстрой, иногда почти грохочущей даже из «квакалки» мобильника. Две девочки очень слаженно танцевали среди мигающих лучей прожекторов.
- Всё понятно. Смотрите, как лихо эти двое пустили пыль в глаза зрителям, вот они и не заметили милашек из Aqours. А те явно ещё и сами слишком впечатлились… Что с результатами у этой парочки?
Белла снова подняла листок, но Рёко ответила быстрее:
– Девятое место. Почти попали в призовые восемь. И в полтора раза обскакали нас по голосам.
– Вполне заслуженно обскакали – нам до их уровня работать и работать. А ещё, кажется, раньше я слышала что-то подобное, и совсем не в Японии… ах да, отец же крутил такое время от времени. Клубная танцевальная музыка из девяностых. Короче, здесь вообще хорошо умеют учиться, и мы не вправе отставать.
= = =
В аэропорту Белла снова была верна себе. Чётким и слаженным вихрем – да, именно так! – она провела всю группу на сдачу багажа и посадку. Остальных уже понемногу начало пошатывать, но лидер группы прекратила бешеное движение, лишь упав на своё место в салоне самолёта.
В момент, когда девушек слегка вдавило в кресла на взлёте, Белла, сидевшая у прохода, обернулась к Анне и проговорила медленно, слегка обескураженно:
– Кажется, я голодная…
Анна молча вынула из своей ручной клади коробку с разноцветными плюшечками-мандзю из «Такемуры». Белла посмотрела на неё с искренней благодарностью, а Шинейд у окна хихикнула.
Содержимое коробочки исчезло минут за пять. После чего Белла, тихонько мурлыча, от души потянулась, и её голова мягко склонилась на плечо Анны.
– Мы – айдолы…– с этими словами, полными незамутнённого счастья, полька мгновенно вырубилась.
Анна же задремала не сразу, и потому успела расслышать, как с другой стороны от неё Шинейд с нехорошей гримасой выдохнула сдавленное «ыыыы».
= = =
В аэропорту Осака-Итами на телефоны всей группы упало сообщение с официального номера школы: завтра, в понедельник, участницам «Амариллиса» разрешалось пропустить занятия.
На следующее утро, попытавшись встать, четверо из пяти девушек обнаружили, что разрешение выдано абсолютно по делу. Исключением была привычная Шинейд, которой с высокой вероятностью хватило бы сил – но она вырубила будильник ещё с вечера.
Во вторник девушки появились в школе, но (снова за исключением Шинейд) вся группа ещё не до конца стряхнула пыль с ушей, и потому ни о какой репетиции в этот день не было и речи. Вспомнив про Морица, которого она обещала довести до занятий группы, Анна отловила паренька и перенесла всё на следующий день.
Слава богу, хотя бы с Авророй не надо было менять никаких договорённостей – она сама назначила перерыв в неделю после выступления. Но разумеется, к Томоко и Терезе, которые никуда не ездили, он не относился.
После уроков Томоко отправилась в музыкальный кабинет первой. Когда она вышла, Тереза уже ожидала на стуле рядом, но до её занятия оставалось ещё пятнадцать минут — пожилой леди требовалась передышка.
— О, привет! Как книжки? — с лёгкой улыбкой спросила француженка.
— Знаешь… — Томоко чуть перевела дыхание, говоря, как обычно, ровно и размеренно. — Замечательно. Столько всего интересного. Я раньше и подумать не могла, насколько одна и та же вещь, физически совсем одна и та же, может быть разной для разных людей.
— Это верно, — согласилась Тереза, — Вот как про айдолов...
— Да что там айдолы! — легко улыбнулась Томоко, усаживаясь на соседний стул. — Очень многие институты и понятия. Высшие и низшие, мужчины и женщины, добро и зло. Всё это получается разным в разных контекстах. Взять хоть тех же девочек в моей прежней школе... Я боялась их — но и они, получается, тоже боялись. Боялись, что что-то сломается в их понятном мирке, в котором кто-то вверху, кто-то внизу, но каждый на своём месте. А я не видела этих мест, не соотносила их самих с этими местами, и потому меня надо было убрать. И выходит, что у них получилось — они остались, а меня рядом с ними нет, и никто не мозолит им глаза.
— Будь осторожнее. Всё хорошо в меру, — Тереза слегка покачала головой. — Когда начинаешь читать постмодернистов, очень легко чрезмерно увлечься. Всё-таки добро и зло — больше, чем особенности контекста, и если кто-то издевается над тобой, это объективно плохо.
— Быть может. Но с другой стороны… представь, что они бы сдержались. Прошли мимо. Поступили бы, как ты говоришь, объективно хорошо. И тогда я так бы и осталась там, где с трудом могла сделать вдох. Не попала бы сюда, не встретила бы тебя. И это было бы для меня плохо.
— Ну, не думаю, что встреча со мной столь уж важна…
— Для кого-то, может, и не была бы столь важна. А для меня получилось так. Тереза, — на этот раз Томоко произнесла её имя очень тщательно и правильно, но после этого перешла на японский, — даи суки да ё, сэмпай.
— Сэмпай? Погоди… это же словечко из той самой японской школы!
— Да. Там от меня его требовали, и потому я не хотела называть так никого, даже Беллу-сан. Но тебя называю, потому что сама так решила.
Француженка лишь тихо присвистнула. А потом встала, сняла очки и положила их в карман. Подойдя к сидящей рядом Томоко, она опустилась на одно колено и аккуратно обняла её. Томоко тут же положила голову ей на плечо, мурлыкая:
— Ты такая замечательно величественная...
Тереза незаметно вздохнула. Надо бы сказать Томоко всю правду… но контекст как-то совсем не подходит, да… К счастью, ещё через минуту из-за двери раздался голос миссис Авроры, и француженка пошла на урок.
Томоко же неспешно двинулась домой, благо до квартирки, которую снимала её семья, было недолго даже пешком. Думая о своём, она вышла из ворот, повернула направо…
– Томоко-тян? – внезапно раздался сзади тихий оклик. Вскинувшись от неожиданности, девочка резко развернулась – и обнаружила Лакшми.
– Откуда ты тут? – слегка удивилась Томоко. – Уроки же давно кончились. Или ждёшь вашей репетиции?
– Нет, я просто сидела тут, смотрела, думала… и не знаю, что делать.
– Смотрела? На что смотрела?
Лакшми коротко махнула рукой в сторону парка через дорогу, у берега. Там под неслышную мелодию в наушниках сосредоточенно танцевала Шинейд. Томоко не могла не отметить чёткие движения и сложные прыжки с поворотами – казалось, что ирландка могла бы перелететь реку вслед за проезжающим по мосту поездом.
Меж тем Лакшми, вздохнув и помедлив, наконец решилась:
– Помоги мне, пожалуйста.
– Э-э… с чем помочь? – осторожно ответила Томоко.
– Посмотри… Вот что у меня получилось в воскресенье.
Лакшми коротко пощёлкала по телефону, затем, смахнув ладонью водяную пыль с основания школьной ограды, присела на него и жестом пригласила Томоко присоединиться.
На цветном экране происходило чёрно-белое действо.
Свет превратил сцену в шахматную доску. По её чёрным и белым клеткам двигались чёрные и белые шахматные фигуры – слон, ладья, конь, две пешки... и королева. Прекрасная Белая Королева, которая пела о радости, надежде и светлом будущем. Остальные фигуры поддерживали её голосом и плавным танцем – и в этом танце точно и изящно перемещались между клетками, ни разу не остановившись на их границе и, кажется, даже соблюдая правила ходов.
А потом, пока остальные фигуры повторяли рефрен, Белая Королева вдруг закружилась, отбросила покров блестящей ткани – и обернулась Чёрной. Казалось, даже её голос изменился, а пела она теперь об ошибках, обманах, неудачах. И о том, что любая игра кончается, когда поставлен мат королю, сколько бы ни оставалось на доске других фигур…
Песня завершилась, но Томоко так и не поняла сути вопроса. Обсуждать айдолов самих по себе она не умела и не особо хотела – однако и Лакшми явно показала ей ролик не ради этого. Тогда что же ей всё-таки нужно?
– Да, вижу. Красиво, – наконец выговорила она ещё осторожнее. – Ты имеешь в виду, что так не можешь? Но вот так сходу никто не сможет настолько хорошо. По-моему, они должны были работать над этим номером дольше, чем вообще существует ваша группа.
– Да, я смотрела, они поют уже третий год. Но не в этом дело. Просто это видео снимала я сама, на телефон. А вот теперь глянь официальное…
Томоко разбиралась в видеозаписи практически так же никак, как в айдолах – но тут с первого взгляда стало понятно, что оператор снимал, лишь бы снялось. Она не смогла бы сказать, что именно он сделал не так – нацелился не с того ракурса, напутал с моментами, когда необходим ближний план, а когда общий? Но той магии шахмат, которая напомнила ей какой-то фильм про Алису в Зазеркалье, в официальной записи попросту не было. Хотя снято было там же, тогда же, да ещё и профессиональной техникой.
– Да, твоё лучше, - честно признала Томоко. – А у тебя вроде есть и нормальная камера, с ней выйдет совсем замечательно. Получается, так делай. А в чём проблема?
– Да в том… - Лакшми прикусила губу. – В том, что наш «Амариллис» никто ТАК не снял. А я не могла, потому что была на сцене! Девчонок на видео я не знаю, хотя, кажется, Рёко знакома с одной из них, но им и без меня хватит славы. А если бы тогда я снимала наших, то точно смогла бы ещё лучше!
– Не хочешь быть на сцене, так не будь, – пожала плечами Томоко. – Никто тебя силой не держит.
– Да при чём тут сила! – разволновалась Лакшми. – Мы же группа! У меня наконец-то стало получаться достойно, и мы вышли во второй тур. Разве я не подведу Беллу, Анну, Рёко, если возьму и всё брошу? Но если я на сцене, то не могу одновременно ещё и снимать их. И это тоже выходит плохо!
– Погоди, погоди…
Лакшми послушно замолчала, и это было очень кстати: перед взглядом Томоко всё вертелось, так что пришлось прикрыть глаза. Ей понадобилось минуты три, чтобы окончательно сложить цельную картину из сбивчивых фраз на английском, понять, что в этой картине не так, и превратить это в вопрос:
