С того момента, когда граф Владимир Вольшанский увидел княгиню Елизавету Ворожееву на рауте у Марианны Пилевской, в нем произошла существенная перемена. Своим появлением княгиня заполнила пустоту в его душе, которая образовалась под влиянием пережитых разочарований и угасших надежд. Она словно была для него тем светом, который был ему необходим, чтобы осмысленно продвигаться по жизни, созерцать окружающий мир и наслаждаться увиденным. До ее появления он словно пребывал в какой-то полутьме. И в этой полутьме он безразлично и машинально следовал по едва заметному жизненному пути, не всматриваясь в очертания окружающих его предметов. Но появилась княгиня Елизавета Ворожеева, и полутьма сменилась светом, жизненный путь стал виден, а окружающий мир - интересен.
В ней было что-то особенное. Что именно он не мог объяснить даже самому себе. Вряд ли найдется объяснение тому, почему иногда едва знакомый и чужой человек становится близким и родным. Он видел ее менее часа, менее часа он общался с ней на какие-то пустые темы, менее часа он провел возле нее в окружении разнаряженного, любопытного и скучного сборища, - это слишком мало, чтобы настолько проникнуться душой пусть даже к очень красивой женщине. И тем не менее он мог с уверенностью утверждать, что княгиня Ворожеева завладела его сердцем и его мыслями.
Со дня его знакомства с ней прошла неделя. И каждый день этой недели он думал о ней. Снова и снова он воспроизводил в памяти краткие и чарующие мгновения: когда его губы впервые прикоснулись к ее руке, когда его взгляд встретился с ее взглядом, когда она в минуту прощания тихо прошептала ему на ухо приятные слова.
Ему безумно хотелось увидеть ее. Но он не знал: как. Он не мог пожаловать к ней с дружеским визитом, поскольку не принадлежал к числу ее друзей или хороших знакомых. Он не мог также отправить ей через посыльного письмо с намерением встретиться, - у него не было повода для встречи, разве что желание увидеть ее. Но отправить едва знакомой даме письмо с просьбой о встрече - было бы дерзко. Оставалось лишь одно - ждать. Ждать, когда судьба вновь сведет их. Но слишком надеяться на судьбу было не в его правилах. Он стал целенаправленно искать с ней встречи. Через своего друга Василия Узорова он разузнал, где вероятнее всего может встретиться с княгиней Ворожеевой. И, наконец, эта встреча состоялась.
Это произошло в Михайловском театре во время премьеры итальянской оперы. Владимир Вольшанский не был большим любителем оперы. Он пришел на эту премьеру только потому, что ее собрался лицезреть почти весь свет столицы, и он надеялся среди многочисленных поклонников оперы или просто любопытствующих разыскать княгиню Ворожееву. Ему не долго пришлось напрягать зрение и бросать взгляды на роскошные ложи. Ложа княгини, по счастливой случайности, находилась почти напротив его ложи.
Его сердце затрепетало от волнения и радости, когда он увидел ее. Она показалась ему еще более прекрасной, чем при первой встрече. Едва ли другая женщина в этом зале могла превзойти ее в элегантности, утонченности и благородстве. Но она была не одна. Рядом с ней находился молодой мужчина, приятная внешность которого притягивала взгляды юных жеманниц. Этот мужчина не уступал ей в элегантности, обаятельности и благородстве. Владимир прочувствовал некоторую досаду и ревность при виде этого молодого мужчины рядом княгиней. Эти чувства еще более обострились, когда он заметил с какой нежностью они обмениваются взглядами и впечатлениями. Ощущение собственного провала охватило Владимира, когда на его глазах этот молодой мужчина заботливо поправил мантилью, соскользнувшую с плеча княгини, а вслед за этим учтиво подал ей выпавший из ее руки веер.
"Что же ты, друг Узоров, уверял меня, будто у нее никого нет? - с досадой подумал Владимир. - Пожалуй, это и есть тот загадочный мужчина, ради которого она решилась на развод с мужем. Однако она слишком смела, если в открытую появляется с ним в обществе, а он слишком дерзок, если на глазах у всех поправляет ее мантилью".
Случайно княгиня Ворожеева повернула голову в сторону его ложи. Он почувствовал на себе очаровательный взгляд дамы его сердца. Под действием этого взгляда все его размышления и предположения о ней и ее молодом спутнике разбежались в разные стороны. Какое-то мгновение она проникновенно и зачарованно смотрела на него, словно его присутствие здесь было чем-то мистическим. Легкий кивок ее головы дал ему понять, что она узнала его, а скользнувшая по ее губам приветственная улыбка - что она рада его видеть. Владимир с искренней радостью ответил на ее кивок и улыбку.
Во время антракта княгиня грациозным жестом и очаровательной улыбкой пригласила его в свою ложу.
- Bonsoir, les comte! - произнесла она, едва он вошел в ее ложу.
- Bonsoir, la madame! - произнес он. - C'est trХs agrИable, que de moi a remarquИ par le signe d'attention la dame si charmante. Je dirais - plus charmant de trouvant ici, si elle non compterait de moi trop hardi.
На щеках Елизаветы заиграл румянец, в глазах засветилась радость, а на губах промелькнула благодарная улыбка.
Владимир пренебрежительно посмотрел на ее спутника. Ему захотелось как-то задеть этого "юного донжуана", как он его окрестил, поставить его в затруднительную ситуацию, а затем своей обходительностью и красноречием взять верх над его молодостью и самоуверенностью. Однако затруднительной ситуации не получилось, также как и не получилось задеть "юного донжуана" при помощи смелого комплимента его даме. Тот был невозмутим и спокоен.
- Граф, позвольте мне представить вам этого обаятельного молодого человека, - сказала Елизавета, жестом указывая на своего спутника. - Мой сын - князь Алексей Дмитриевич Ворожеев.
Князь Ворожеев-младший вежливо поклонился. Владимир с трудом сумел совладать со своими эмоциями и остаться бесстрастным. У него возникло такое чувство, будто он сам поймал себя в сети, которые с такой тщательностью расставлял для несуществующего соперника.
- Его сиятельство граф Владимир Елисеевич Вольшанский, - продолжала Елизавета.
Владимир вежливо поклонился.
"Глупец! Невежда! - пронеслось у него в голове. - Те же глаза цвета сверкающих звезд на ночном небе, что и у матери. Тот же проникновенный взгляд, который словно будоражит тебя изнутри. Их родство очевидно! И как только я мог принять его за кого-то иного, кроме сына княгини?"
- Мы знакомы с графом Вольшанским всего лишь несколько дней, - объяснила княгиня Елизавета сыну, - но он уже успел завоевать мою симпатию. Граф очень интересный человек. Он много путешествовал и много повидал. К тому же он приятный собеседник.
- Весьма польщен вашими похвалами, сударыня, - сказал Владимир.
- И должен вам сказать: заслуженными, - признал Алексис, - поскольку матушка обычно не особенно щедра на похвалы.
- C'est deux fois agrИable, - заметил Владимир. - Но оставим похвалы. С вашего позволения, сударыня, я хотел бы предложить вам и этому обаятельному молодому человеку немного прогуляться по вестибюлю, пока продолжается антракт.
- Avec plaisir, - произнесла Елизавета.
- Nous acceptons votre invitation, - подтвердил Алексис.
Они вышли в вестибюль, заполненный почитателями оперы, которые не без пользы проводили здесь время антракта. Одни из почитателей щеголяли своими нарядами, другие - делились светскими новостями либо впечатлениями от оперы, третьи - пытались уединиться от любопытствующих взоров, насколько это было возможно, и обменяться любовными фразами либо передать тайное послание.
Быстротечное время антракта Елизавета, Алексис и Владимир провели в обычной, ничем не примечательной светской беседе. Впрочем, беседой подобное времяпровождение вряд ли можно было назвать. То и дело им приходилось прерываться, встречая своих знакомых и обмениваясь с ними несколькими приветственными фразами. Из сего следует, что беседы как таковой у них не получилось. Затем они вернулись в свои ложи и продолжили слушать оперу.
После окончания оперы Владимир предложил Елизавете и ее сыну отвезти их до дома в его экипаже. Они с удовольствием согласились. Тем более, что их собственный экипаж был неисправен, к большой удаче для Владимира.
- Как вы находите оперу, граф? - поинтересовалась Елизавета.
- Оперу?
Владимир немного сконфузился, поскольку в то время, когда на сцене происходила опера, был всецело поглощен совершенно посторонними вещами.
- По-моему, весьма скучна, - высказала свое мнение Елизавета. - Вам так не кажется?
- Пожалуй.
- Вынуждена с превеликой грустью признать, что на этот раз итальянская опера не оправдала моих ожиданий. А эта молодая особа, исполнявшая главную партию... Ее голос оставляет желать лучшего. Кроме того, она сфальшивила в некоторых местах. Это возмутительно!
- Матушка очень требовательна во всем, что касается музыки, - объяснил Алексис. - Она сама виртуозно играет на фортепиано. А какой у нее голос! Просто заслушаешься!
- Алексис exagХre, - возразила Елизавета. - В нем говорит сыновняя любовь. А она немного искажает его истинное представление о моих талантах.
- Pas du tout, - возразил Алексис. - И если бы вы, граф, имели удовольствие услышать игру и голос моей матушки, вы бы со мной согласились.
- Надеюсь, мне представится такой случай.
- Непременно, - с очаровательной улыбкой произнесла Елизавета. - Если вы изъявите желание посетить наш дом, то обещаю сыграть для вас, граф.
- С превеликим удовольствием послушаю вас. А я в свою очередь обещаю рассказать вам о том, что так заинтересовало вас при нашей первой встрече.
- Однако мы уже подъехали к нашему особняку, - заметил Алексис.
- Большое спасибо, граф, что предоставили нам свой экипаж, - поблагодарила Елизавета.
- Не стоит благодарить за такую безделицу. Напротив, это я должен благодарить вас за чудесный вечер, проведенный в вашем обществе.
Они распрощались. Владимир проводил их долгим взглядом до главного входа. Когда они скрылись, он дал команду кучеру "Трогай!", и его экипаж помчался дальше.
Около роскошного светлого особняка, отстроенного по проекту Росси, экипаж остановился. Этот особняк принадлежал графу Владимиру Вольшанскому. Владимир с окрыленной легкостью спрыгнул с подножки и подбежал к главному входу. Встретивший его камердинер взял у него цилиндр и трость и между тем сообщил, что в гостиной его ожидает Василий Узоров.
Едва Владимир вошел в гостиную, как Узоров его спросил:
- Ну, как опера? Извини, что не составил тебе компанию. Но у меня, сам знаешь, было очень важное свидание.
- Почему ты мне не сказал, что у нее есть сын? - спросил Владимир.
- У кого - у нее? Какой сын? - не понял Узоров.
- У княгини Ворожеевой, разумеется. Взрослый сын.
- Ах, вот оно что! Да, кажется, у нее есть сын. Но я думал, тебя интересует дама, а не ее чадо.
- Меня интересует все, что касается ее. Как ты мог умолчать о столь важном факте, как сын?
- Но, Вольдемар, ты меня не спрашивал об этом! И потом, наличие детей у замужней дамы, даже если она давно не живет с мужем, вполне естественно. Правда, о ее сыне мне почти ничего неизвестно.
- Он такой взрослый. А она довольно молода для его матери. Они совсем не смотрятся как мать и сын. Когда я увидел их вместе, я было подумал, что они...
- О, не может быть! - с иронией произнес Узоров, догадавшись, что он имеет в виду.
- Может! Я чувствую себя ужасно глупо!
Узоров задорно рассмеялся.
- Вольдемар, неужели ты принял его за любовника? - сказал он. - Ну или, скажем, за возлюбленного, за поклонника, если тебе не по душе это слово. Приревновать к сыну - это немыслимо!
- Откуда я мог знать, что он ее сын? Она так смотрела на него. Было отчего приревновать!
- Надеюсь, они ни о чем не догадались?
- Кажется, нет.
Друзья от души позабавились над этой ситуацией, при этом каждый внес вою лепту замечаний и насмешек. Только тогда Узоров заметил выражение счастья на лице Владимира.
- Что с тобой, Вольдемар? - спросил он. - Ты прямо весь светишься!
- Она подала мне надежду, - просто объяснил тот. - К тому же она почти пригласила меня к себе. Она сказала: "Если вы изъявите желание посетить мой дом..." А это означает, что я могу, не опасаясь ничего, пожаловать к ней с визитом.
Тот ничего не ответил. Но от этого вопроса его лицо сделалось серьезным, немного задумчивым и грустным. Исчезла куда-то веселость.
- Если любил, - продолжал Владимир, - то должен понимать, как много значит для влюбленного человека, когда ему подают надежду.
- Я тебя не узнаю, Вольдемар! - изумился Узоров. - Куда девался тот вечно недовольный, безразличный до всего человек, которого я знал? Впрочем, куда бы он не девался, лучше пусть не возвращается. Такой ты мне больше по душе!
- Такой я и сам себе больше по душе! - с юмором произнес Владимир.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Елизавету разбудил какой-то подозрительный шорох. Она настороженно прислушалась. Шорох исходил из ее кабинета. Кто-то рылся в ее бумагах и вещах. На Алексиса это было непохоже. Из прислуги никто за годы службы не позволял себе ничего подобного. А если даже кто-то и позволил бы, то выбрал бы для шпионажа более удачное время. Оставалось одно - это мог быть посторонний, незаметно пробравшийся в ее дом. От страха и паники в ее голове завертелась беспорядочная вереница вопросов. Что понадобилось этому злоумышленнику в ее кабинете? Как ему удалось незаметно проникнуть в особняк, не разбудив слуг и не потревожив собак? Каким образом он попал в дом: через окно или через двери? Если через двери, то как у него оказались ключи? Может быть, при помощи подкупа и предательства кого-то из слуг? Стало быть, среди ее окружения есть предатели?
Минуту она раздумывала: как ей поступить в создавшейся ситуации. То ли поднять шум, чтобы сюда сбежались все, кто находится в доме; то ли попытаться спугнуть злоумышленника легким шорохом; то ли осторожно достать из секретера спрятанный для крайнего случая пистолет и подкрасться с ним к незваному гостю? Если она поднимет шум, то прежде, чем слуги повылезают из своих теплых постелек и сбегутся в ее покои, - пройдет вечность. За это время может произойти все, что угодно, не исключая того, что злоумышленник от страха и безысходности может наделать много вреда. Если она осторожно спугнет его и заставит уйти, то не узнает, что ему было нужно. Оставался третий вариант. Но он был слишком рискован и смел для Елизаветы. И тем не менее она решилась.
Елизавета встала с постели и накинула на себя пеньюар. Она осторожно зажгла свечу и прикрыла падающий от нее свет ладонью. Но прежде, чем подойти к секретеру и достать оттуда пистолет, она услышала звук падающего предмета и приглушенное ругательство: зараза! Она узнала этот голос, несмотря на то, что он был тихим, и узнала это ругательство, несмотря на то, что оно было неразборчиво. Этот голос и это ругательство принадлежали ее мужу - князю Дмитрию Ворожееву.
- Позвольте полюбопытствовать, почему вы роетесь в моих вещах, сударь? - громко произнесла она.
Он обернулся на ее голос и развел руками, как нашкодивший ребенок.
- Oh! Mon Иpouse chХre, charmante et sИvХre! - насмешливо произнес он и с распростертыми объятиями направился к ней. - Как вы очаровательны в этом прозрачном одеянии при этом тусклом свете мерцающей свечи! Однако этот суровый вид вам не идет: вы теряете в своей женственности. И не хмурьте так брови: от этого появляются морщины. А в таком возрасте, в каком находитесь вы, нужно быть более осмотрительной к своей внешности.
На ехидные и дерзкие замечания своего мужа Елизавета ответила холодным равнодушием. Она лишь презрительно отодвинулась от него на шаг, когда он близко подошел к ней и попытался ее обнять.
- Я задала вам вопрос! - напомнила она. - Извольте на него ответить!
- Почему я роюсь в ваших вещах? - дурашливым тоном произнес Ворожеев. - Ах, действительно, почему же я роюсь в них? Да, собственно, не знаю - почему. А ведь у меня была какая-то определенная цель, когда я проник в дом своей дражайшей супруги и стал искать... Теперь уже не знаю - что, и зачем, вообще, я здесь. Стоило вам появиться, взглянуть на меня таким суровым взглядом, строго заговорить со мной, как я все забыл.
- Сколько я тебя помню, когда ты совершал или собирался совершить какую-нибудь гадость, низость, подлость, ты всегда напускал на себя шутовской вид. Что ты задумал на этот раз? Неужели обокрасть меня?
Елизавета подошла к столу, на котором среди прочих ее вещей находился ларец, где она хранила часть своих драгоценностей. Ларец был небрежно опрокинут. Она подняла его и заглянула во внутрь. Он был пуст.
- Так и есть, - вздохнула она, стараясь уничтожить своего мужа этим презрительным вздохом. - Как низко вы пали, князь Дмитрий Ворожеев! Вы - потомок знатного княжеского рода, а крадете драгоценности словно низкопробный воришка, да к тому же у своей жены, тайно ночью пробравшись к ней в дом!
- Я всего лишь взял то, что и так принадлежит мне, - хладнокровно возразил тот. - Это фамильные драгоценности князей Ворожеевых. Их носила моя матушка. Кстати, здесь далеко не все, и я намерен потребовать остальные.
- Эти драгоценности подарил мне твой отец, - с вызовом произнесла Елизавета. - Они по праву принадлежат мне. И я не намерена ничего тебе отдавать. Мой долг сохранить их и передать по наследству своим детям.
- Своим детям? - переспросил Ворожеев. - Вы сказали во множественном числе? Однако позвольте заметить, моя дорогая Эльза, у вас, как, впрочем, и у меня, только один сын. Не означают ли ваши слова, что вы желаете объединить наше супружеское ложе и завести еще детей? Я был бы очень рад новым наследникам! Хотя я совсем забыл, что вы более неспособны иметь детей. Природа оказалась не очень благосклонна к вашей материнской функции.
- Упрекать в бесплодии, причиной коего стали сложные роды, отвратительно и недостойно любого мужчины, если в нем есть хоть крупица порядочности, чести и благородства. Однако к тебе это не относится. И посему твои упреки и постоянные напоминания о моем бесплодии мне безразличны.
- Какие слова! Но мне они тоже безразличны. Чего я не могу сказать о фамильных драгоценностях. Если рассудить по справедливости, то они должны находиться у меня. Думаю, Алексису они без надобности. А вы, моя дражайшая супруга, собираетесь со мной разводиться. И с вашей стороны просто непорядочно претендовать на них.
- А с твоей стороны порядочно обвешивать этими драгоценностями, которые носила твоя матушка, невесть кого; или сдавать их в ломбард затем, чтобы выручить за них убогую сумму и сразу же ее прокутить?
- Ну, зачем же так приземленно! - брезгливо фыркнул Ворожеев. - Я собираюсь подарить их той, которая займет место княгини Ворожеевой, когда вы его оставите. Не смотрите на меня таким недоброжелательным взглядом, моя дражайшая супруга! Если вы со мной разведетесь, я попытаюсь найти счастье с другой женщиной. Быть может, не столь благородной и умной, как вы, но зато более горячей, страстной и пышущей здоровьем. А самое главное - она подарит мне бурные ночи и много наследников - то на что вы, моя дражайшая супруга, уже давно неспособны.
- Неужели я наконец-то от тебя освобожусь? - холодно произнесла Елизавета, пряча под своей холодностью обиду. - А я-то думала, мне предстоит тяжелая битва!
Ворожеев панибратски похлопал ее по плечу.
- Eh bien, que tu! - ухмыльнулся он. - Разве я могу тебя разочаровать? Я предоставлю тебе такую битву, какой даже не видел сам Бонапарт. Я пущу в ход все средства.
- Зачем? Зачем тебе все это нужно?
- Затем, что тебе это не нужно, - просто объяснил он.
- Глупо было задавать этот вопрос, - с горечью произнесла Елизавета. - Ты всегда все делал вопреки моим желаниям. Все твои поступки и действия сводились в конечном счете к тому, чтобы досадить мне. Тебе доставляло неописуемое удовольствие все то, что было неприятно мне.
- Не могу сказать, чтобы наш брак доставлял мне хоть какое-либо удовольствие, - пренебрежительно произнес он. - Ты разочаровала меня как жена и как мать. Но для меня брак - священен. Мы повенчаны в церкви. Нас соединил Господь. Отречься от этого брака - все равно, что совершить святотатство.
Он произносил эти высокопарные фразы с иронией, смешанной с откровенной издевкой. Он знал, что его утонченные и подковыристые издевательства действовали на нее гораздо больнее, нежели грубые оскорбления. И он не упускал случая, чтобы их применить.
- Шут! Насмешник! Ничтожный и подлый человек! - сквозь зубы прошипела Елизавета, стараясь сдерживать свой порыв ярости. - Как я тебя ненавижу!
- Возможно ли это? - с наигранным возмущением спросил Ворожеев. - Возможно ли ненавидеть отца своего сына? Сына, которого обожаешь! Оскорбляя меня подобными словами, ты оскорбляешь своего сына. Нашего дорогого Алексиса. Ведь он - плоть от плоти моей. Не правда ли, забавно? Твой единственный сын - твоя гордость, твоя радость и смысл твоей жизни, - плоть от плоти моей. Тот, кого ты больше всего любишь, является продолжением и частью того, кого ты больше всего ненавидишь.
- Ты в этом уверен? - непроизвольно вырвалось у Елизаветы.
- В чем именно? В том, что ты любишь Алексиса или в том, что ненавидишь меня? Или, может быть, в том, что Алексис - плоть от плоти моей?
От его последних слов Елизавету передернуло. Ее охватило волнение.
- Так какая же из моих уверенностей должна вызвать у меня сомнение? - настаивал он.
- Вряд ли Алексиса можно назвать твоим продолжением, - несмотря на свое волнение, твердым, спокойным голосом заявила она. - Слава богу, ему не передались от тебя твои отрицательные черты и повадки. Он куда более мое продолжение, нежели твое.
- И тем не менее он мой сын, - с гордостью произнес Ворожеев. - В нем течет моя кровь. Он Ворожеев! Он единственный наследник древнего княжеского рода Ворожеевых!
Елизавета закрыла глаза и поднесла руки к вискам, словно сказанное причиняло ей огромную боль. Ворожеев окинул ее злорадным взглядом.
- Ручаюсь, ты бы все на свете отдала, чтобы это было не так! - ухмыльнулся он. - Ты бы хотела, чтобы его отцом был кто-нибудь другой. Неважно - кто! Лишь бы не я!
- Это верно, - холодно ответила она.
- Но увы! - развел руками он. - Увы, для тебя и, к радости, для меня, я - отец Алексиса.
- Как знать!
- Право, если бы я не был так уверен в твоей высоконравственности и добродетели, подобное восклицание заронило бы в моей душе сомнения.
В этот момент на пороге кабинета показался Алексис. В руке он держал канделябр. Мерцающее пламя свечей освещало его прекрасное, благородное лицо, на котором едва заметны были следы тревоги.
- Матушка, что здесь происходит? - обеспокоенно спросил он. - Я услышал голоса и... Le pХre? Вы здесь? В такой час?
- Mais que tu es ИtonnИ, le fils? - развязным тоном произнес Ворожеев. - Как-никак я нахожусь в спальне своей супруги.
- К моему великому сожалению, эти двери для меня уже давно закрыты, - с напыщенным вздохом произнес Ворожеев. - И мне остается только одно: подобно влюбленному рыцарю, рискуя своей жизнью, пробираться в заветную комнату, дабы лицезреть даму своего сердца. Ты не представляешь, мой дорогой Алексис, как я истосковался по своей супруге и по тебе - своему сыну!
- Однако вам не нужно было приходить сюда ночью, да еще тайно, - с нотками упрека произнес Алексис. - Вы очень напугали матушку. И меня, признаться, тоже. А если бы вас приняли за грабителя? С вами ненароком могли сделать что-нибудь недоброе. Мне страшно об этом подумать!
- Как ты меня растрогал, мой дорогой Алексис! Позволь мне обнять тебя! - Он протянул руки к сыну, однако тот не двинулся с места. - Ну что же ты? Приди в мои объятия, мой дорогой Алексис!
- Простите меня, папа, - с сыновним почтением произнес тот, - но я не могу этого сделать. Я бы с удовольствием вас обнял... если бы ваши проявления чувств ко мне были искренними и не отдавали притворством.
- Стало быть, так! Ну что ж! Поскольку моя супруга и мой сын не оценили по достоинству мои высокие порывы и все жертвы, на которые я пошел, дабы иметь удовольствие видеть их и говорить с ними, то мне ничего не остается сделать, как... - Он гордо выпрямился. - Покинуть этот негостеприимный и суровый дом. Приношу свои извинения за доставленные неудобства: вам, моя дражайшая супруга, и тебе, сын.
Он принялся с притворной вежливостью перед ними раскланиваться.
- Однако, моя дражайшая супруга, между нами остался один неулаженный вопрос, - напомнил Ворожеев. - Алексис, ты не оставишь нас наедине?
Алексис вопрошающим взглядом посмотрел на мать. Она слегка улыбнулась и моргнула глазами, как бы давая ему понять, что он может не беспокоиться за нее. Алексис молча вышел.
- Что тебе нужно? - грубо спросила Елизавета.
- Я насчет драгоценностей, которые принадлежат мне по праву, - нагло заявил Ворожеев.
- Можешь забирать то, что тебе удалось стащить, - надменно произнесла Елизавета.
- Стащить, - поморщился он. - Повторяю: эти драгоценности мои по праву. Однако здесь далеко не все. И я хотел бы получить их в полном объеме.
- Ничего ты не получишь! А коли будешь настаивать, я предам тебя в руки полиции, как вора.
Он рассмеялся.
- Своего собственного мужа? - с ехидством произнес он. - Ты выставишь себя на посмешище.
- Мне нет до этого дела!
- Ну, хорошо! Будем считать, что мы договорились.
- Кстати, наряду с другими драгоценностями, - заявила Елизавета, - ты прихватил одну диадему с аквамарином: мою по праву. Ее подарил мне мой батюшка, когда я была еще ребенком.
- Неужели? - выразил недоумение он и запустил руку в свой карман. - Ах, и в самом деле! Вот она - эта диадема. С удовольствием, ее возвращаю.
Елизавета перехватила диадему.
- А теперь, убирайся! - сдержанно, но с нарастающей внутренней агрессией произнесла она.
- Какое чудное жемчужное ожерелье! - полностью игнорируя ее слова, восторженно произнес Ворожеев, разглядывая один из своих трофеев. - Оно будет прекрасно смотреться на шейке моей очаровательной крошки.
- Убирайся! - повторила она.
Он сделал неуклюжий поклон, словно деревенщина, который случайно оказался в обществе, послал воздушный поцелуй и с победным видом вышел из ее кабинета.
Елизавета вымученно опустилась на стул, словно разбирательство с мужем исчерпало все ее силы. У Ворожеева всегда имелись надежные и верные средства против своей жены - его бесчестность и низость. Ничто так не сражало Елизавету и не делало ее уязвимой, как шутовское поведение ее мужа, его унизительные насмешки и едкие колкости. Даже самые страшные угрозы, но честные и открытые, отступали перед ними. Ворожеев прекрасно знал эту ахиллесову пяту своей жены и при всякой удобной возможности старался на нее наступить. Почти всегда ему удавалось выйти из борьбы, как бы она для него не обернулась - победой или поражением, в хорошем настроении, оставив свою жену подавленной и разбитой.
Комната находилась в беспорядке после того, как в ней поорудовал князь Ворожеев. Вещи и предметы на полках были небрежно разбросаны, содержимое внутренних отделений стола вывалено на поверхность, опрокинут один из стульев и разбита маленькая фарфоровая статуэтка. Было очевидно, что Ворожеев что-то тщательно искал. И предметом его поиска было что-то гораздо более важное, чем несколько драгоценностей. Елизавета поняла это сразу. Она хорошо знала своего мужа. Если бы ему были нужны только драгоценности, он бы мог просто прийти к ней и потребовать их, что, впрочем, он и сделал в конце концов. По всей видимости, он отважился на такой унизительный и порочащий его шаг, чтобы добраться до сейфа, где рассчитывал найти нечто более ценное, важное и значимое. И искал он, по всей видимости, ключи от него.
Нервная дрожь от напряжения, вызванного разбирательством с мужем, слезы от его унижений и обид, злоба от своей беспомощности охватили все существо Елизаветы.
- Когда-нибудь ты ответишь мне за все, Дмитрий Ворожеев, - с ненавистью произнесла она. - За мои слезы! За мои страдания! Придет мой черед, и я буду насмехаться над тобой!
В порыве ярости она скинула со стола все, что ее муж вывалил на него. На шум прибежал Алексис.
- Матушка! Что случилось? - встревоженно воскликнул он, подбежав к ней и взяв ее за руки.
Он ответила нервическими всхлипываниями и рыданиями.
- Успокойтесь, прошу вас! - заботливо произнес он. - Сейчас я позову Анфису. Она сделает вам успокоительный чай из трав. Пойдемте, я помогу вам.
- О, Алексис! - страдальческим голосом произнесла она. - Почему? Почему все так непоправимо и жестоко? Если бы я могла вернуться в свое прошлое и все изменить! Если бы я могла!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Когда-то молодой князь Дмитрий Кириллович Ворожеев считался одним из самых завидных женихов в свете. У него было все, что может пожелать молодой человек двадцати - двадцатипятилетнего возраста: огромное состояние, титул князя, прекрасные внешние данные. Как любой дворянин, он был достаточно образован, манерен и элегантен. Как избалованный высокородный отпрыск, он был дерзок, смел, высокомерен и остер на язык. Он обладал именно таким набором качеств, который позволяет человеку быть с центре внимания. Наряду с этим, он умел, когда ему было нужно, достойно преподнести себя, быть обаятельным, милым и обходительным. Для него не составляло большого труда очаровать женщину, особенно, если она была доверчивой и наивной.
Дмитрий воспитывался в атмосфере изобилия, вседозволенности и распущенности. И это негативно сказалось на формировании его личности. Он рано почувствовал себя господином и рано ощутил свое превосходство, которое давали ему титул и состояние, над теми, кто находился ниже его по социальной лестнице. Он рано потерял мать, а отец лишь изредка принимал участие в воспитании сына. С первых дней своего рождения, а затем детства, отрочества он был предоставлен заботе чужих людей: кормилиц, нянюшек, учителей, гувернанток и гувернеров, происхождение которых было гораздо ниже его собственного. Он считал себя вправе относиться к ним с высокомерием, пренебрегать их советами и грубить им. Ему рано открылась суть окружающей его действительности, которая заключалась в том, что за внешним блеском можно скрыть даже самые грубые и уродливые изъяны. И эту суть он постиг лучше самого хорошего ученика. Он научился хитрить, притворяться и лицемерить. В результате всего этого он вырос невоспитанным, избалованным, лицемерным и испорченным человеком.
Юная княжна Елизавета Шалуева была полным антиподом князя Дмитрия. Кроткая, прелестная, воспитанная в строгих правилах, с детства впитавшая в себя хорошие манеры, она должна была стать для Дмитрия чем-то вроде ангела, который наставит его на путь истинный. Старый князь Ворожеев считал ее идеальной партией для своего сына. Тем более, что происхождение девушки было столь же знатным, сколь их собственное.
Дмитрий никогда не был влюблен в свою нареченную и даже не испытывал к ней чувств, похожих на симпатию или влечение. Ее красота и очарование абсолютно не трогали его. Более того, его тошнило от ее правильности и порядочности, а ее благовоспитанность и чистота раздражали его. Он женился на ней только потому, что такова была воля его отца. По наставлению отца он вынужден был делать все возможное, чтобы понравиться этой "святоше", как он ее в то время называл. Он красиво ухаживал за ней, притворялся влюбленным. И девушка ему верила. Он смеялся над ее доверчивостью, искренностью и честностью. Смеялся многие годы, пока однажды эта девушка сама не посмеялась над ним. Добропорядочная, наивная "святоша" сумела одержать над ним верх, проявив неожиданно для него свой тонкий ум, деловую хватку и внутреннюю силу. Началось все с того, что когда-то давно после смерти своего отца Дмитрий Ворожеев возложил на свою молодую супругу ненавистное ему ведение хозяйства, а закончилось тем, что супруга стала независимой, разъехалась с ним и стала добиваться развода. Всем своим поведением она как бы указывала на его никчемность, демонстрируя перед светом и обществом, что слово супруга для нее пустой звук, что подчиняется она только своим желаниям, и что никто, кроме нее самой, не принимает за нее решения. И тогда он возненавидел ее.
Он часто корил себя за то, что вовремя не распознал в ней эти опасные качества, которые повергли его в зависимость, и ничего не предпринял для того, чтобы защитить себя.
После ночного происшествия в доме Елизаветы, Дмитрий Ворожеев вернулся в свой особняк в скверном расположении духа. Он вытащил из кармана горстку драгоценностей и выложил их на стол. Вот он - утешительный приз за его неудачу!
- Интересно, поверила ли Эльза в эту байку с драгоценностями? - задумчиво произнес он. - Сомнительно, чтобы поверила. Она далеко неглупа и чует все, словно ищейка. Она наверняка догадалась, что не ради этих жалких побрякушек я залез в ее дом. Впрочем, какое мне дело - поверила она или не поверила!
Ворожеев привык жить на широкую ногу и ни в чем себе не отказывать. Ему всегда казалось, что состояние князей Ворожеевых неисчерпаемо. Однако после многих лет неумелого распоряжения и чрезмерных трат он убедился, что это далеко не так.
После смерти отца по завещанию к нему перешла большая часть состояния князей Ворожеевых. Остальное досталось сыну Алексису и супруге Елизавете в равных долях. Безответственный, бездарный и празднолюбивый князь Дмитрий Ворожеев со своей легкой руки прокутил практически все свое состояние. Он пытался подобраться к состоянию своей супруги, однако это ему не удалось. В брачном договоре, который был составлен незадолго до заключения его брака с Елизаветой Шалуевой, предусматривалось раздельное владение имуществом супругов. Это означало, что Ворожеев не имел никакого права ни на собственность Елизаветы, принадлежащую ей до брака, ни на собственность, приобретенную во время брака на ее средства, ни на доходы, полученные от этой собственности. Но такого же права не имела и Елизавета. В свое время ее это очень угнетало. Ей приходилось вести все хозяйственные дела, ломать голову над тем, как лучше распорядиться вырученными средствами, куда выгоднее сделать вложения, а ее супруг беспечно и легко растрачивал все на свои развлечения. И ей ничего не оставалось, как разводить руками от своей беспомощности или молча наблюдать, как совершаются невыгодные и убыточные сделки. Но потом она научилась из подобных бездарных трат своего мужа извлекать определенную пользу для себя. Она перекупала его векселя, заложенные им ценности, погашала некоторые из его долгов. В итоге, имущество Ворожеевых возвращалось, но уже к Елизавете.
Однако в том же брачном договоре, наряду с раздельным владением имущества, было также предусмотрено, что в случае если один супруг разоряется, другой супруг обязан выплачивать ему денежное содержание, обеспечивающее ему достойное его положению в обществе существование. И еще одно условие: если один супруг имеет долги, но не имеет достаточно средств, чтобы расплатиться с ними, за него обязан это сделать другой супруг.
Таким образом, с одной стороны, имущество Елизаветы юридически находилось в безопасности от посягательств мужа, а с другой - на ней были все его расходы и долги. И Ворожеев, с одной стороны, был зависим от своей жены, с другой - свободен с своих тратах.
Однако, как не очевидна была его зависимость от жены, он этого не признавал. Или, во всяком случае, вел себя так, словно этого не признавал. Он по-прежнему неуважительно относился к Елизавете, по-прежнему пускал в ход насмешки, унизительные замечания и оскорбления. Своим отношением он как бы давал ей понять, что если он зависим от нее в средствах, то она зависима от него во всем остальном. Даже траты он совершал так, словно ему по праву были предоставлены средства из специальной казны.
И все же, несмотря на свое поведение, зависимость от жены была ненавистна самолюбивому князю Ворожееву. Но никакого выхода из сложившейся ситуации он не видел. Насмешки, оскорбления и другие подобные приемы, которые он использовал против жены, лишь действовали ей на психику. Но ему было этого мало. Ему необходимо было сломить ее, уничтожить ее, одержать над ней верх. А это было не так-то просто!
Иногда ему казалось, что лучше было бы и впрямь согласиться с разводом, но потребовать за это дорогую цену. Елизавета пошла бы на все, чтобы избавиться от него. Но с другой стороны, уступить ей, пусть даже за дорогую цену, означало бы признать себя побежденным.
Ворожеев бесцельно расхаживал по своему старому особняку, рассыпая повсюду искры злобы. Он не сразу заметил, что за ним наблюдают. Это была молодая девушка лет двадцати пяти, неожиданно и бесшумно появившаяся из комнат для прислуги. И хотя девушка появилась таким образом, она была не из числа прислуги. Это было видно, во-первых, по ее серо-зеленому платью из муара, модному и хорошо сидящему на ее фигуре, а во-вторых, по ее уверенному взгляду, которым она позволяла себе наблюдать за находящимся в гневе и без настроения князем Ворожеевым. Заметив девушку, Ворожеев не рассердился и не возмутился по поводу столь неожиданного вторжения, а, наоборот, расплылся в улыбке.
- Софи! Моя очаровательная крошка! - радостно воскликнул он и с распростертыми объятиями направился ей навстречу. - Ты появилась так неслышно и неожиданно, словно видение! Как ты сюда вошла?
- Через вход для прислуги, - с холодным спокойствием, которое никак не соответствовало его радости, объяснила она. - Там было открыто, и никого из слуг не было. Я взяла на себя смелость войти.
- Увы! Слуги в этом доме - непозволительная роскошь, - с тяжким вздохом произнес Ворожеев. - Старый Мирон, который вечно все забывает, да глупая, как курица, Агафья: вот все, кто у меня остался. Впрочем, и сам дом превратился в опустевшие руины. Пол вышаркан, стены потресканы, все кругом рушится и ломается, половина мебели распродано, - вот что представляет из себя столичный дом князей Ворожеевых! И это все, что у меня осталось от когда-то огромного состояния Ворожеевых. А она живет как царица! С помощью своего адвоката она завладела всем моим состоянием, а мне оставила это жалкое существование. Она обокрала меня, обманула! Ты не представляешь, моя очаровательная крошка, насколько она коварна и расчетлива!
Софи с пренебрежением и недовольством выслушивала, как он выплескивает свое негодование. Ее взгляд был устремлен в пол. Этим она ясно давала ему понять, что подобная тема неприятна и неинтересна ей.
- Но не будем больше об этой злыдне, - произнес Ворожеев, заметив, что Софи не разделяет его негодования. - Перейдем к более приятной теме. Смотри, что у меня для тебя есть!
Он взял жемчужное ожерелье - то самое, которое похитил ночью у Елизаветы, и принялся самодовольно вертеть им перед глазами девушки. Она равнодушно посмотрела на ожерелье и ничего не сказала.
- Что с тобой, моя очаровательная крошка? - полюбопытствовал Ворожеев. - Ты чем-то расстроена? Взгляни! Какая красота! Какой жемчуг! Его носила еще моя матушка!
Он спустил на плечи ее платье, обнажив шею и верхнюю часть груди, и приложил ожерелье. Она ему не препятствовала, но в то же время не проявляла ни восторга, ни оживления.
- Ты словно создана для того, чтобы носить такие вещи! - восхищенно произнес он. - Ты создана для роскоши! Это ты должна носить роскошные наряды, разъезжать в экипажах и отдавать распоряжения прислуге, а не эта злыдня - моя жена. Она не достойна всего этого, потому что она - холодное, коварное чудовище. А ты - владычица моего сердца! Для меня ты - истинная княгиня Ворожеева, а она - мой злой рок, мое падение. Она не успокоится, пока окончательно не уничтожит меня!
Ворожеев ходил кругами вокруг девушки, напоминая коварного и хитрого змия, обвивающегося вокруг своей жертвы и подбивающего ее на страшный поступок. Он, действительно, подбивал ее на страшный поступок. Причем, уже не в первый раз. И этот поступок заключался в том, чтобы избавиться от ненавистной жены. Но если ранее он употреблял слово "избавиться" в неком абстрактном смысле, не вдаваясь в подробности - каким образом это сделать, то теперь ему показалось, что настал самый подходящий момент для этих подробностей.
- Я не допущу, чтобы она уничтожила меня! - воскликнул Ворожеев. - Она сделала уже предостаточно! Хватит! Скорее я сам уничтожу ее!
При этих словах девушка вздрогнула.
- Мы вместе ее уничтожим, - растяжным голосом произнес Ворожеев, пронизывая ее своими глазами.
- Без меня! - возразила Софи.
- Почему же? - удивился он. - Разве мы не единое целое?
- Чтобы в последствии вместе наслаждаться прелестями жизни, нужно вместе к этому стремиться, - заметил он.
- Стремиться! И что вы на меня возложите на сей раз? Соблазнить ее адвоката, а затем переманить на нашу сторону? Напоминаю, что ваша предыдущая идея - сдружиться с вашей женой и войти к ней в доверие - оказалась пустой. Княгиня видит во меня лишь лавочницу и держит дистанцию. Или, может быть, вы нашли новый способ - как скомпрометировать ее?
По мере того, как девушка говорила это, она все более и более распалялась и повышала голос. В ее словах слышался протест и возмущение. Раньше она никогда не позволяла себе в таком тоне говорить с Ворожеевым. Она всегда была кроткой с ним, не перечила ему и немного побаивалась его. Она вела себя с ним примерно так, как маленький человек ведет себя с большим человеком, слабый - с сильным, неуверенный - с могущественным. И хотя они были довольно близки, она продолжала обращаться к нему на "вы".
- На сей раз все будет по-другому, - заверил Ворожеев.
- С меня довольно! Я устала шпионить, устала делать гадости, устала чувствовать себя в идиотской ситуации, устала быть вашей марионеткой!
- На сей раз все будет по-другому, - повторил он.
Ее возмущение привело Ворожеева в замешательство, однако не заставило отступить.
- Глупышка! - пожурил ее Ворожеев, придав своему голосу нежность. - Ну что ты так разнервничалась! Я понимаю, насколько тебе все это неприятно. Но тебе больше не придется делать ничего подобного.
Он усадил ее на диван и с важным видом принялся разглядывать ее.
- Послушай меня, - вполголоса произнес он. - Моя жена очень сильна против меня, и в этом надо отдать ей должное. Я смогу победить ее только... заставив перестать ее существовать. Это довольно сложно. Но в то же время просто. Все зависит от того, какой способ для этого избрать. На мой взгляд, самый надежный, тихий и почти не оставляющий следов, - это подмешать в питье какое-нибудь средство.
- Боже! Что вы такое говорите? - с ужасом произнесла она и отстранилась от него.
- И мне нужна твоя помощь, - продолжал он, не обращая внимания на ее ужас. - Сам я, увы, сделать этого не смогу. На меня сразу же падут подозрения. К тому же со мной она всегда настороже. А тебе сделать это гораздо проще. Ты можешь прийти к ней, якобы для того, чтобы показать прелестные вещицы из своей лавки. А засим незаметно за разговором, чаепитием, если она предложит тебе чаю, или чашечкой кофе, ты помешаешь ей это средство.
- Нет! - воскликнула девушка. - Я никогда на это не пойду!
- Ну, Софи, крошка моя, - ласковым, успокаивающим голосом произнес Ворожеев. - От тебя требуется сущая безделица: незаметно подмешать в питье... потом решим, что именно. Все остальное я беру на себя. Это же так просто!
- Нет! Нет! Я не желаю становиться убийцей!
- Вот ты как заговорила! Что это так вдруг в тебе проснулась совесть? А где же была твоя совесть, когда ты отправила на тот свет свою тетку?
- Что вы такое говорите?
- Ты думаешь, я поверю в то, что она умерла своей смертью?
- Она была очень больна! И вам это известно!
- Но мне также известно, что она умерла именно после того, как ты дала ей какое-то лекарство.
- Я дала ей лишь то, что купила у аптекаря!
- Но ты спокойно могла подмешать в лекарство, купленное у аптекаря, какую-нибудь отраву.
- Я этого не делала!
- Тем более, что тебе досталась ее лавка. А уж как не любила ты свою тетку! Впрочем, ее любить-то было не за что. Она была сварливой скупердяйкой и обращалась с тобой, как с рабыней. Кому, как не тебе была на руку ее смерть?
- Я этого не делала! - взмолилась девушка. - Да, я ее не выносила, но я ее не убивала!
- Все это весьма странно и подозрительно!
- Что вы от меня хотите?
- Тебе это хорошо известно, моя очаровательная крошка!
- Нет! - жалобно молвила девушка.
- Подумай о последствиях! Ты займешь ее место. А я верну себе то, что она у меня украла. Мы будем жить в роскоши и богатстве. Разве тебе не хочется стать княгиней Ворожеевой?
- Я не убивала свою тетку!
- Расскажешь об этим следователю, - хладнокровно произнес Ворожеев. - Только не думаю, что он тебе поверит.
- Вы донесете на меня? Как это подло! Но почему?
- Ты не оставляешь мне другого выбора. Я не прощаю предательства! Либо мы заодно, либо мы по разные стороны.
Софи была в полном смятении, нерешительности и страхе. Взглядом обреченной и молящей о пощаде жертвы она посмотрела в глаза Ворожеева, но, увидев в его глазах непреклонность, сразу же отвела взгляд. Ворожеев с удовольствием наблюдал за ней. Все говорило ему о том, что он почти добился своего: если не уговорами и соблазном, то запугиванием и шантажом.
Он обнял девушку и утешительно похлопал ее по спине. Это было цинично! Но в его стиле.
- Вы ужасный человек, князь, - подавленным голосом произнесла она.
- Да, - коварно усмехнулся тот. - Разве ты этого не знала? И разве не это привлекло тебя во мне?
Она отрицательно покачала головой. Ворожеев крепче ее обнял и принялся расстегивать ее платье: сначала медленно и осторожно, затем быстро и решительно. Очевидно, ему пришла в голову идея: после напряженного и удачного этапа своих действий немного расслабиться.
- Ты не можешь отрицать, что мы без ума друг от друга, - сладким голосом произнес он.
Он властно поцеловал ее в губы. Она подчинилась его поцелую, как побежденный подчиняется победителю. Затем он, словно вампир, впился губами в ее шею. Она беспомощно вздохнула.
- Ты без ума от меня, так же как я от тебя, - самодовольно сказал он.
- Я уже не знаю, - подавленно и разочарованно сказала она.
- Ты без ума от меня. И я тебе сейчас это докажу.
В качестве доказательства он принялся осыпать ее вожделенными поцелуями. Затем он осторожно опрокинул ее на диван и принялся снимать с нее одежду, освобождая себе путь к объекту своей похоти. Девушка механически отвечала на его ласки, подчиняясь скорее привычке, чем желанию.
- Тебе нравится, как я тебя целую, как я глажу твои плечи, твои маленькие грудки, твой прелестный животик... - шептал он, сопровождая свои слова действиями. - Твое тело страстно дрожит при каждом прикосновении моих рук. Ты желаешь меня! И я желаю тебя! Я так желаю тебя!
Он овладел ею прямо в гостиной на диване, на котором несколько минут назад у них происходил спор о способах устранения неугодной жены. Софи чувствовала огромную пустоту, словно из нее выкачали последнюю энергию, которая давала ей возможность противостоять. Она отвернулась от своего любовника и тупо уставилась на обшарпанный паркет. Уже в который раз она задавалась вопросом: почему этот человек имел над ней такую власть? Она твердо была уверена, что не испытывает к нему ни любви, ни страсти и вообще, ничего похожего. Что же тогда снова и снова бросало ее в его объятия?
Софья Немянова или же просто Софи была владелицей дамской лавки, торгующей различными предметами женского туалета. И стала она ее владелицей всего лишь несколько месяцев назад после смерти своей родной тетки по отцовской линии. До этого Софи была одной из работниц, и несмотря на родственные узы, не пользовалась никакими особыми привилегиями.
С князем Дмитрием Ворожеевым Софья Немянова познакомилась полгода назад. Он был старше ее не менее чем на двадцать лет. Своим внешним видом он олицетворял образ поизносившегося ловеласа: редеющая шевелюра, отеки под глазами, красноватый цвет лица и начинающее расплываться тело. О том, что когда-то он был стройным, великолепным блондином, обольстившим немало женщин своими лживыми серыми глазами, можно было только предполагать. Однако не внешностью покорил Ворожеев Софью Немянову. Он покорил ее своим громким именем, своим происхождением, своей обходительностью, своими сладкими и льстивыми речами. Простой лавочнице никогда не дарили красивых букетов и не говорили комплиментов, да еще князья. Подобное обхождение не могло не тронуть сердце девушки. А затем смерть тетки, наследство, козни против княгини Ворожеевой...
Внезапно ее словно осенило. Она вдруг поняла то, что не желала или боялась понимать раньше. Она поняла, что именно вынуждало ее быть с этим человеком, уже давно ставшим ей в тягость. Это был страх. Именно под влиянием страха, а не преданности, не честолюбия и тем более не любви, она делала то, что было ей неприятно, и делала только потому, что этого требовал от нее Ворожеев. И если раньше этот страх находился где-то в подсознании, то теперь он был в полной мере ею осознан.
- А ведь это вы... - испуганно и нерешительно произнесла она. - Вы вполне могли подмешать моей тетушке что-нибудь в лекарство. Вы были там.
- У тебя богатое воображение, - усмехнулся он. - Зачем мне это нужно?
- Не знаю. Но вы на это способны. И потом, вам тоже было выгодно, чтобы мне досталась ее лавка. И, думается мне, это не единственная причина. Это еще и удачный шанс проверить надежность избранного способа, а заодно и потренироваться.
- А ты не так глупа, как я думал, - пришел к выводу Ворожеев, ничуть не смутившись, что его изобличили в преступлении. - Однако это всего лишь твои предположения. Если ты кому-либо о них расскажешь, ты сделаешь хуже только себе. Я буду все отрицать. О нашей связи вряд ли кто знает. И сама посуди: какая выгода может быть у князя Ворожеева от смерти какой-то лавочницы?
- Вы все продумали.
- Что делать! - заметил он. - Когда на кон поставлено все, приходится продумывать тоже все.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Елизавета сидела за роялем в своей гостиной и играла печальную мелодию. Музыка проникла ей в душу и передала свою печаль. Эта печаль отразилась в ее прекрасных глазах. Они сияли каким-то необыкновенным светом. Этот свет и эта музыка создавали вокруг себя чарующую атмосферу духовности, под влияние которой попал бы каждый, кто хоть немного разбирался в прекрасном. И под это влияние не мог не попасть Владимир Вольшанский, который в этот момент сидел в кресле неподалеку от Елизаветы и, затаив дыхание, с чувством преклонения и восхищения слушал ее игру.
После того, как Владимир Вольшанский получил приглашение из уст Елизаветы пожаловать в ее дом, он не замедлил явиться. Елизавета приняла его очень тепло и дружелюбно. Они завели увлекательный разговор, начатый еще во время их знакомства на рауте Марианны Пилевской. Владимир рассказывал ей о своих путешествиях: о странах, в которых он побывал, о нравах и обычаях народов этих стран, об их удивительных и необычайных ритуалах. Чтобы его рассказ был более оживленным, Елизавета вставляла свои лепты: восторженные восклицания, вопросы, измышления. Их разговор сопровождался веселым смехом и нежными взглядами. Все было так чудесно!
Владимир заговорил с Елизаветой о ее музыкальных талантах, которые восхвалял ее сын, и попросил продемонстрировать их. Она с удовольствием согласилась сыграть для него. Едва ее пальцы прикоснулись к клавишам рояля, как зазвучал прекрасный мир звуков. Она первая вошла в этот мир и увлекла за собой его. И пока играла музыка, казалось, они вместе и порознь переживали волнующие и печальные моменты прошлого и настоящего.