Ленин, проснувшись как-то после бурной ночи, задумал хорошенько отдохнуть, оттянуться по-партийному, с дымом. Кстати, не подумайте чего, ночь была коромыслом не по причине неуемного темперамента вождя, а вовсе по другим причинам. Пока другие спали, Ильич строил планы захвата мира путем интриг и подкупов. И рисовал это на бумаге. Документ после героической болезни и смерти вождя поступил в местный музей, но был подло украден Антантой и вообще буржуями.
Так вот, не хватало Ильичу знатного оттяга. Тут уж ни охота, ни грязи Баден-Бадена, ни черная икра, ни массовые расстрелы врагов революции не помогали. Стало ясно, что нужно что-то свежее, волнующее.
Разбушевался вождь, набуянил на пленуме, нагрубил молчаливому Сталину, поломал балалайку Троцкого. Вот нейдет в голову ничего приятного и лучезарного! Одна кровища да пепелища. Набушевавшись вдоволь, махнул вождь рукой в отчаянии и отправился по седым питерским улицам. Идет, знаете ли, и зубами скрипит. Громко так. Будто кто дрова пилит. А никто ведь не пилит. И люди, главное, встречные оглядываются по сторонам, ищут, где это дрова? У кого появились? Всякому тепла хочется. А дрова есть только у Ленина и партактива. А больше - ни у кого. А звук пилы все слышнее. А люди все любопытнее. А Ленин все злее. А звук все громче. В общем, ужас. От скрипа у Ленина даже два зуба сломались. Так он и пошел дальше щербатым и шепелявым.
Идет, значит, и оставшиеся зубы друг о дружку точит. Скрип, значит, неимоверный. И занесло его в один затрапезный трактир. А там все мило так: люди тихие водку пьют, беседуют, патефон играет. А тут - вождь революции со своим скрипом. Входит, значит, встал посредине и скрипит изо всех партийных сил. И глазами краснющими гневно вращает.
И как-то так само получилось, что скрип стал в такт музыке попадать. Патефон - курлы-курлы, Ленин - скрип-скрип. Патефон - тра-ла-ла, Ленин - опять скрип-скрип. И дело пошло, все завертелось. Люди с мест повставали, ноги всех так в пляс и тащат. И, значит, патефон - тю-тю-тю, Ленин - скрип-скрип, ноги - топ-топ, ладони - хлоп-хлоп, мальчишка-официант лампочки под потолком раскачал, леди на стол полезли, принялись извиваться. По случаю один важный англичанин по делам тогда был в Питере. Ну, и натурально прямо в трактире оказался. И стал зрителем этого неистового зрелища. И до того ему это по сердцу пришлось, что увез английский подданный идею в свою заграницу. И наоткрывал в загнивающем буржуйском мире заведения, которые назвал дискотеками. Сначала, правда, хотел дать им другие названия: топотека, скрипотека, скрипотопка и даже патефоскрипляс. Но остановился отчего-то на невыразительной "дискотеке". И сегодня все думают, что ночные клубы и дискотеки - измышление извращенной буржуйской мысли, но мы-то с вами знаем, что придумал это великий Ленин в период хандры между заседанием политбюро и захватом мира.
Крупская, кстати, Ленина в трактире отыскала. Как чувствовала, что вождя к народу потянет. И метлой его из дискотеки выгнала и погнала домой писать мандаты и слушать ее жалобы на нелегкую женскую долю и нехватку эмансипации в отсталой России. Ленин не очень хотел уходить, но Крупская своей любовью всегда умело ломала железную волю вождя.
Троцкий, помнится, балалайку-то свою склеил. Только она больше ни на что не годилась, звук выходил не тот, будто кашляет кто-то за стенкой. Троцкий отдал ее в музей революции, а себе купил другую, лучше прежней. Вся с переливами, инкрустирована жемчугом и ракушками, а местами и позолотой. Не балалайка, а люксовый автомобиль, право слово. И так Лев Давидович на ней играл! Уж так играл! А только толку все равно вышло мало: в борьбе с контрреволюцией это не помогало, а в консерватории работать Троцкий не хотел: зарплаты маленькие, спецпайка кремлевского нет, даже и дров обычных нет. Тоскливое бытие какое-то, не то, что в политике.