Под навесом из плотной паромасляной ткани сидела группа наемников из одиннадцати человек - конный разъезд, один из тех, что шли в авангарде армии герцога Редмундского. Языки чадящего костра метались на скрюченных, сырых ветвях. Солдаты жались к нему, стараясь хоть немного просушить одежды или хотя бы согреться. Лошади стояли рядом с навесом и смирно мокли, с укором посматривая на хозяев. Дождь лил без перерыва уже третий день, будто желая затопить весь мир.
Феокрит наблюдал за пляской огня, растирал замёрзшие пальцы и с грустью думал о том, что скоро предстоит вылезать из-под тента и ехать дальше по постылой, коричневой распутице. На лицах остальных солдат читались похожие мысли.
Бассо сидел хмурый как туча: он и так был не в восторге от армейского быта, а когда отряд послали под дождём бродить по окрестностям, совсем сник. Трудности походной жизни иссушили молодого человека, заострили черты его лица, парень ссутулился и отощал, с щёк пропал здоровый румянец. Дорогая одежда давно изорвалась и покрылась слоем грязи, и теперь сын богатого чиновника выглядел таким же жалким, как и остальные наёмники. Мегасфен Морда, кудрявый островитянин Кассий и рыжебородый Трюгге, которые оказались в одной деке с Феокритом, тоже были удручены погодным ненастьем. Мегасфен, прежде не упускавший случая рассказать какую-нибудь армейскую байку, с тех пор, как отряд выехал в разведку, всё больше молчал, а Трюгге время от времени вполголоса поругивался на своём языке. Наёмники мечтали сейчас об одном: забиться в тёплый угол и никогда оттуда не высовываться.
- Мать вашу, ну и погодка, - ворчал Бассо. - Зачем бродим тут? Сейчас бы в палатку, да просохнуть хорошенько. Что за дела, парни? Почему нельзя непогоду переждать? В такой дождь ни один сучий вражеский солдат из тепла носу не высунет. Кого ищем?
- Хорош гундеть, щёголь, - пресёк его Антип. Десятник часто называл Бассо щёголем за богатую одежду, не испытывая ни малейшего почтения к его происхождению. Сам Антип по слухам был выходцем из простолюдинов, даже гражданином не являлся, и уже больше двух лет тянул солдатскую лямку в гарнизоне Нэоса. До гейтара он так и не дослужился, зато был включён в низший офицерский состав.
- Так, служивые, - объявил он, поднимаясь с места, - сейчас идём по этой дороге прямо, потом на следующей развилке - направо. Говорят, недалеко есть замок. Главное - не наткнуться на него. Смотрите в оба. Такая погодка - нихрена не видно. Если что заметите, хоть какую-то подозрительную тень, тут же давайте знать. Мы на территории неприятеля - может случиться всякое. Так что рот не разеваем. И быть наготове. Всё, хорош жопы греть, по коням!
- Ясно, - сказал Мегасфен, - ну по коням, так по коням, - он надел на голову шлем, сверху накинул капюшон плаща и поднялся с места, за ним, кряхтя и кашляя, последовали остальные.
- Что-то мне хреново, - пожаловался молодой наёмник Вард. Как и Бассо с Феокритом он был новичком и впервые оказался на войне.
- Потерпишь, - кинул ему Антип, - или может, обратно к мамкиной титьке отправить? Далековато, правда, ехать придётся. Так что я тут тебе и мамочкой и папочкой буду. Вот только сопли распускать не дам и титьку не получишь. Давай, шевели задницей.
Наёмники засмеялись.
- Держись, парень, - подбодрил Варда Мегасфен. - Промокнуть - это на войне не самое страшное.
Люди снова заулыбались, но как-то неохотно: их всех воротило от льющейся с небес воды, но деваться было некуда.
Феокрит поднялся, почёсываясь: вши под стёганкой от влажной погоды совсем одичали. Его тоже знобило, мучили насморк и кашель - самочувствие, одним словом, было поганое. Постоянный дождь и промокшая насквозь одежда не способствовали крепкому здоровью.
- А копьё за тебя твой командир потащит? - ехидно спросил Антип, увидев, как молодой Вард пошёл к лошади, оставив у костра оружие. Тот под хохот товарищей разразился проклятиями и поспешил обратно. Парень этот был забавный. Старшие, в том числе и Феокрит, нередко посмеивались над его оплошностями, а от Антипа и других офицеров Вард частенько получал нагоняй.
Впрочем, от командиров доставалось всем. Феокриту однажды даже был бит плетьми за то, что уснул на посту. Бассо тоже приходилось несладко: знатное происхождение от тычков и окриков парня не спасало. В армии Нэоса царила дисциплина. Если кто записывался в нэосские наёмники, он тут же становился частью жёсткой иерархии и больше себе не принадлежал. Командир мог делать с подчинённым, что захочет, особенно, если подчинённый - никчёмный временщик. Феокрит был этим очень недоволен. Он приехал за славой и деньгами, а оказался рабом, марионеткой среди сотен таких же безликих и бесправных кусков мяса. Тут только офицер был человеком, да и то не каждый: десятники, которые не из гейтаров, в глазах высших чинов значил едва ли больше, нежели пустое место.
Мегасфен свернул тент и пристроил его к своему седлу, затем солдаты повскакивали на коней и двинулись дальше.
- Боги не перестают на нас гневаться, - произнёс Мегасфен, - может, стоит жертву принести?
- Бог катувелланцев гневаться, - проворчал с сильным акцентом рыжебородый Трюгге. - Мы на его территория. Нехорошо.
- И не только на нас. Армия герцога вся завязла в дорожной жиже. Сколько я служил, никогда такого не было.
- Поменьше языком чеши, и боги не будут гневаться, - кинул, не оборачиваясь, Антип, который ехал во главе отряда.
Феокрит смотрел на капли дождя и думал. И чем больше думал, тем отчётливее понимал, что оказался он не на своём месте.
С тех пор, как Феокрит, расставшись с бандитским ремеслом, завербовался в наёмники, произошло много чего. Два дня спустя сгорел Нэос. Сгорел не весь, помешали крепостные стены, разделявшие город на несколько районов. Сильнее всего пострадала восточная часть, где находилась крепость наёмников, и когда пожар утих, Феокрит имел возможность наблюдать со стены обугленные развалины и бродивших там могильщиков, которые вывозили тела погибших.
Затем была погрузка на корабль, во время которой Феокрит чуть не надорвать спину, затаскивая в трюмы мешки с продовольствием. Несладким оказался и месяц изнурительного пути вдоль побережья, вначале по Беспокойному океану, а потом по Зелёному морю. Качка и морская болезнь высасывали душу и лишали сил, а желудок так и норовил вытолкнуть обратно любой съеденный кусок пищи. От безделья начались драки и поножовщина среди тех, кто ещё мог стоять на ногах, а не валялся пластом в трюмах. Не все добрались до южного берега Катувеллании: человек сто пошли на корм рыбам.
Мучительным оказался и путь к ставке герцога Редмундского, расположенной в двух сотнях миль к северу от берега. Командиры целыми днями беспощадно гнали отряды, отчего начали дохнуть лошади. Феокрит молился на своего Грома, чтобы тот сдюжил, ведь оставшиеся без коней солдаты, не имея возможность вернуться домой, были вынуждены прислуживать в обозе, чего никому не хотелось.
Когда же нэосская конница соединилось с основанными силами, начались дожди, и армия герцога Редмундского увязла в коричневом болоте дорог. Каждая миля теперь давалась с неимоверным трудом, люди и животные стали простужаться.
Феокрит никогда не был на войне, и лишь понаслышке знал, каково это. Он предполагал, что будет трудно, но не догадывался, насколько. Тяготил даже не сам поход, а та безумная пустота и серость, что вымораживали и выскребали все эмоции из промокшего и продрогшего тела. Люди надрывно кашляли и слабели, многие сдавали. Одно дело - болеть дома у натопленного камина, другое - на чужбине, среди раскисших полей, расхлябанных дорог, под дождливой скверной, посланной каким-то недовольным божеством, решившим изничтожить род человеческий. Такова была война. Война с ненастьем, с холодом, с болезнями. Война с лужами и дорогами, которые стали судьбой каждого, кто оказался вплетён в это нелепое шествие в никуда. Ни славы, ни геройства, ни почестей. Феокрит даже не знал, доживёт ли до битвы или протянет ноги в придорожной канаве, скопытившись от простуды или иной хвори.
Но нашлась в этом бессмысленном превозмогании и положительная сторона: трудности сближали людей, сковывая бойцов, впервые увидевшими друг друга пару месяцев назад, чуть ли ни родственными узами. Даже Трюгге, который поначалу был на ножах с Кассием и который искренне полагал, что все южане - жулики и пройдохи, теперь не испытывал злобы ни к Кассию, ни к другим иноплеменникам, вместе со всеми сидел у костра, ел со всеми из одного котла и слушал россказни Мегасфена. Разговорчивостью рыжебородый северянин не отличался, тем более он плохо знал язык, и было сложно понять, что у него на уме. Но враждебности он больше не проявлял.
Копыта лошадей чавкали по склизкой жиже. Дождь стучал по паромасляной ткани плащей и предательски пробирался под одежду. Сквозь сизую пелену измождённой мороси едва просматривались неровные очертания горизонта. По обе стороны дороги бурел лес.
- Ну же, клячи, сдохли что ли? - поторапливал Антип. - Или на прогулку вышли? Поживее, шевелимся.
Десятник не отличался добротой к подчинённым, а дождь сделал его до невозможности раздражительным. Антипа в отряде никогда не поминали хорошим словом, за спиной так и вообще кляли на чём свет стоит. Не лучше солдаты относились и к другим офицерам. Единственный, кто заслуживал редкое скупое одобрения, был капитан Леон, что командовал тетрамерой, в которой служил Феокрит. Это воин имел солидный боевой опыт, и пусть он был из гейтаров, но к временщикам, в отличие от коллег, относился по-человечески, без обычного, свойственного гейтарам, презрения. На подчинённых не орал, расправой за любую оплошность не грозил, да и перед начальством выслужиться не старался.
А другие старались. Леон подчинялся бригадиру Маркусу - вот тот был просто одержим жёсткой дисциплиной и идеей великой армии. Как и остальные командиры, Маркус служил в гейтарах, он отпахал в наёмных войсках лет десять, но в гвардию его не взяли, что, видимо, засело тяжёлой досадой в солдатской душе, и с одной стороны, озлобило, а с другой - заставляло пуще усердствовать перед вышестоящими. Было мало приятного попасться под горячую руку Маркуса - последними словами обзовёт, а то и затрещину даст. Он часто любил выстроить свою бригаду для внезапной проверки, и тогда молодые и неопытные, как правило, получали взбучку за небрежность, да и "старикам" попадало. Одним словом, солдаты его боялись и ненавидели.
Да и не понимали они такой строгости. Наёмники-временщеки были в большинстве своём народ вольный: захотят - наймутся, захотят - поедут по домам. А тут - дисциплина и муштра. Капитан Леон понимал солдат, Маркус и другие офицеры - нет. А потому и не любили они временщиков. И пусть временщики - люди храбрые и лихие, но очень уж независимый характер они имели, трудноуправляемый. Те, кто считали себя настоящими солдатами, таких презирали. Ибо армия - это не бандитский притон, армия - единый организм, все члены которого должны служить общей цели и чётко выполнять свои функции. Именно так рассуждал Маркус, отчитывая подчинённых за небрежность и своеволие, приправляя наставления крепкой бранью и унизительными эпитетами в адрес бойцов.
А над Маркусом стоял друнгарий Ясон - человек грозный и нетерпимый. Придирался он в основном к своим бригадирам и капитанам, оставляя простых солдат на съедение офицерам низшего звена. Но не дай боги было провиниться так, чтобы это дошло до друнгария. Друнгарий не орал и не отчитывал, нравоучения не читал, друнгарий наминал солдатам бока своими здоровенными кулачищами и выбивал зубы. А если он решал наказать плетьми, то назначал не, как обычно, дюжину для острастки, а не менее тридцати. Из тетрамеры, в которой служил Феокрит, к Ясону попал один парень, подравшийся с десятником, так у него после встречи с друнгарием, лицо превратилось в котлету и нос скривился на бок. Вот и приходилось простым наёмникам терпеть любые издевательства своих десятников, дабы не нарваться гнев старших офицеров.
***
Впереди показалась деревня. Посреди поля серели штук десять хижин.
- Остановимся там, - решил Антип, - кто язык местный знает? Ты, Феокрит, вроде кудахчешь по ихнему? Переводить будешь.
Если бы селяне вовремя увидели приближение вооружённого отряда, они убежали бы в поля и леса, но жители слишком поздно заметили опасность. Феокрит наблюдал, как те прятались по домам, запирали двери и закрывали заслонки на окнах.
Антип огляделся, нашёл двор, где имелись стойла, и приказал загнать туда лошадей, оставив сторожить старого наёмника Юстина, у которого на щеке расползся уродливый шрам - след вражеского копья, и во рту отсутствовали почти все зубы. Молодого Варда и северянина Трюгге десятник послал наблюдать за дорогой, а остальных повёл к ближайшему дому.
Удары кулака Антипа сотрясли дверь, и стены задрожали от громогласного: "Открывай, сучье отродье!" Когда испуганный хозяин высунул на улицу нос, десятник оттолкнул мужчину и вошёл внутрь. Наёмники проследовали за ним. Запах дыма с порога бил в нос. В помещении было душно и темно, мерцала лучина, тлели угли в очаге, вокруг царило нагромождение хозяйственного инвентаря и кухонной утвари, в углу расположился насест, и по комнате бегали куры, которые с кудахтаньем бросились прочь от вошедших. Посреди помещения стояли стол и лавки, а рядом - широкая лежанка, одна на всю семью. Пара пацанят, да молодой селянин с глупой физиономией сидели на ней и испуганно таращились на солдат.
В доме было тепло и сухо, и Феокриту показалось, что пристанище это - есть величайшая награда за все тяготы пути.
Солдаты расселись за столом.
- Скажи ему, - обратился к Феокриту десятник, - мы из армии герцога Редмундского, нам и нашим лошадям нужна еда. Если всё сделают, как велю, останутся целы, никого не тронем.
Феокрит перевёл.
Хозяин послушно закивал и отправил парня кормить лошадей, а двух пацанят - в хранилище за продуктами. Сам же принялся суетиться у очага. Феокрит видел, как дрожали руки мужчины и как губы его шевелились в беззвучной молитве.
А Феокриту было хорошо. Он уже не помнил, что значит крыша над головой и огонь в очаге. Тесная, прохудившаяся палатка, где жили одиннадцать человек, давно набила оскомину, а теперь забытые ощущения возвращались приятной расслабленной негой. Ещё сильнее он радовался домашней еде вместо баланды, которую готовил бригадный повар, и когда комната наполнилась запахом мяса и овощей, Феокита разморило. Захотелось скинуть тяжёлую кольчугу и намокшую стёганку, улечься на мягкую соломенную кровать и забыться сновидениями. В этот миг жизнь простого земледельца, который каждый день возвращается с полей в свой тёплый уголок, где его ждали жена и детишки, где на очаге кипела похлёбка, а за стеной в хлеву лениво мычала и блеяла скотина, показалась не такой уж и плохой.
Когда наёмники набили брюхо, десятник снова обратился к Феокриту:
- Спроси, где быбы. В деревне, одни мужики, что ли?
- Нету, ушли, - развёл руками хозяин, - в замок пошли повинность отдавать.
- Чего брешешь? - рявкнул Антип. - Куда спрятал, сучья морда? Говори, а то сам найду.
Поднявшись с места, десятник втащил из ножен меч и вплотную приблизился к напуганному до смерти хозяину:
- Ну?
- Нет, не надо, прошу, - залепетал тот, - умоляю, господин, не трогайте нас!
- Что бормочет? - обернулся к Феокриту Антип.
- Просит не трогать его, - пожал плечами Феокрит, а потом добавил: - Думаю, бабы в амбаре прячутся.
Ему не хотелось, чтобы пролилась кровь этого человека, который предоставил компании, пусть и не по доброй воле, кров и пищу.
- Ты сюда думать что ли приехал? - усмехнулся Антип, - ну если такой умный, так пойди и найди.
Первым делом Феокрит с лучиной в руках осмотрел соседнее помещение. Это был пристроенный к дому длинный сарай, в котором содержались пара овец, свиньи и корова. В дальнем углу находилось хранилище, заставленное бочками и ящиками. Пол был дощатый, и Феокрит сразу смекнул, что под ним вырыт погреб. Люк обнаружился быстро. Феокрит довольно хмыкнул, высморкался и, откинув крышку, поднёс к дыре лучину. Снизу на него смотрели три пары испуганных глаз.
- Выходи, - велел Феокрит, стараясь говорить как можно мягче.
Сидящие внизу не пошевелились.
- Выходи по-хорошему, - повторил он грубее, - а то сам спущусь.
Послышалась возня, и из подвала вылезла полная, с обрюзгшим лицом селянка лет сорока - вероятно, жена хозяина, за ней выбрались две испуганные девушки. Одна была совсем юной, лет двенадцать-тринадцать, друга - постарше. Обе - весьма упитанные. Народ в этих плодородных краях худобой не страдал.
Всех троих Феокрит вытолкал в жилое помещение. Когда мужчины увидели девушек, глаза их загорелись. Столько времени наёмникам приходилось жить в суровой мужской компании, и они так скучали по женской ласке, что при одном виде представительниц прекрасного пола, исходили слюной. Разумеется, при армии имелись прачки, да и шлюхи постоянно таскались за войском, но по сравнению с оравой воинов их было немного, да и услуги их стоили немалых денег. Куртизанки драли в три дорога, и не каждый наёмник желал спускать на них заработанные средства. Вот и получалось, что женским обществом наслаждались по большей части офицеры, а простой солдат, как всегда, оставался не у дел. Ходили, конечно, разговоры, будто некоторые парни предавались утехам друг с другом, но на такое были готовы далеко не все.
Антип подошёл к девушкам и оглядел их с ног до головы, затем схватил старшую и поволок к кровати.
- Прошу, господин, - залепетал хозяин, - не делайте нам зла, мы простые люди, мы не противники вашего герцога.
Полная женщина бросилась было к Антипу, но тот с силой отпихнул её.
- Так, вы потом, - сказал десятник солдатам, - вначале я.
Девушка не сопротивлялась, сознавая безнадёжность борьбы, она казалась послушной куклой в грубых солдатских руках. Десятник спустил свои штаны - многие нэосцы вопреки моде ходили по варварскому обычаю в штанах - и, нагнув девушку, задрал ей платье.
Женщина же схватила младшую девку, забились с ней в угол, будто надеясь спрятаться, и отвернувшись, тихонько подвывала от страха.
- Заткни эту курв, - прикрикнул Антип, не отрываясь от дела, - настроение портит.
Феокрит стоял у входа, сложив руки на груди и молча ненавидя десятника, от происходящего ему становилось мерзко на душе. Другие солдаты сидели за столом, так же бросая злобные взгляды в сторону Антипа. Сколько Феокрит себя помнил, он никогда не насиловал дочерей на глазах родителей. Антип же делал это не только под носом безутешных отца и матери девушки, но и на виду у подчинённых, делал это неспешно, как бы демонстрируя своё превосходство. Феокрита это коробило. Коробили несчастный вид отца семейства и запуганная мать, что была не в силах вымолвить слово, и только беспомощно прижимала к себе дочь, раздражало надменное поведение десятника. Люди наподобие Антипа Феокриту были омерзительны. Такие любили подчеркнуть своё главенство, унижая подчинённых. Такие часто становились преступными главарями или владельцами торговых корпораций. Феокрит ненавидел их, а потому предпочитал держаться подальше, как от наёмной работы, так и от крупных банд, где неизменно приходилось прогибаться под подобного "десятника". Вот и сейчас Антип сношал девушку-селянку, а Феокрит ощущал себя так, будто насилуют его самого.
Закончив дело, десятник натянул штаны и повелительно осмотрел подчинённых:
- Кто желает, давайте, только быстро. Скоро выдвигаемся.
Девушка лежала тихо, боясь пошевелиться, по её щекам катились слёзы.
- Я лучше вот эту возьму, - Кассий встал из-за стола и схватил младшую, оттащив её от матери.
- Почему это ты? - вскочил с места толстый верзила Ферсит. - Почему?
- Действительно, - подхватил Мегасфен. - Тут все равны, почему ты должен первый её сношать? Так не пойдёт.
- И что? - заупрямился Кассий. - Я первый её занял, значит валите лесом. И хватит умничать, Морда.
Завязался спор, наёмники обступили Кассия, который никак не желал выпускать добычу из рук.
- Так подите в другую хату, - возмущался он, - последняя баба на деревне что ли? Тут ещё вона сколько домов!
Феокрит стоял в сторонке и наблюдал, скривив рот в брезгливой усмешке и временами почёсываясь и сморкаясь. Приятели ему сейчас казались жалкими и нелепыми в своих попытках оприходовать бедную деревенскую девочку. Как стадо шакалов, они налетели на нетронутую львом-десятником добычу. У них не было ни капли гордости и самоуважения.
- Баста служивые, - гаркнул Антип. - Нам пора.
- Ты что это, командир? - опешил Кассий. - Я, значит, её первый взял, а они... Я не согласен. Почему...
- Можешь своё несогласие засунуть себе в жопу, - Антип с мечом наготове подошёл к наёмникам. - Распоясались. Тут тебе что, городской совет, что ли, обсуждать твоё несогласие? Я приказал выдвигаться в путь - значит выдвигаемся.
Кассий было хотел возразить, но тут в дверь влетел молодой Вард.
- Дубина стоеросовая - вот кто ты. Ладно, все - по коням. Уходим, быстро, быстро!
Бойцы тут же забыли о разногласиях и бросились на улицу, к лошадям, и вскоре они уже гнали по лужам, беспокойно оглядываясь назад. В деревню въезжал большой отряд. Несколько стрел упали в грязь рядом с копытами лошадей наёмников. Надо было торопиться.
Глава 18 Хадугаст 4
С тупым усердием Хадугаст, кряхтя, сношал в зад молодую простолюдинку, а та спокойно стояла на коленях лицом к стене, опираясь ладонями на мягкую перину, и постанывала в такт его движений. Левой рукой коленопреклонённый держал пассию за шею, правой же кистью, что была перебинтована, старался не шевелить: болели обрубки пальцев.
Теперь из-за травм стало совершенно невозможно держать меч правой рукой - только левой, а ей Хадугаст управлялся гораздо хуже. Ещё одна проблема заключалась в том, что после взятия города Хадугаст не мог больше посещать таверну и бордель, приходилось безвылазно сидеть в замке, опустошая местные запасы вина, и уестествлять служанок и беженок.
Но кое-что в жизни коленопреклонённого изменилось к лучшему. После освобождения из плена Хадугаст настойчиво потребовал, чтобы ему, наконец, предоставили приличные апартаменты вместо опостылевшей "кельи", сэр Тедгар пошёл на уступки, и теперь Хадугаст занимал просторную комнату по соседству, такую же тёмную, зато с камином. Нашёл он и нового кнехта-оруженосца. Один бывалый солдат с изрядно подпорченным вражескими клинками лицом и парой покалеченных пальцев согласился служить коленопреклонённому. Имя его было Вигант, хотя за спиной обычно звали Резаным.
Простолюдинка, с которой в настоящий момент развлекался коленопреклонённый, появилась в замке после взятия города. Красотой она не отличалась, зато обладала крепкой, упругой задницей, и Хадуасту это нравилось. Девушка приходила к нему уже не первый раз, за что получала еду и выпивку, а если могучий воин находился в хорошем расположении духа, ещё и пару медяков в придачу.
Сегодня Хадугаст пребывал в отличном настроении. Забыв на время о пережитых невзгодах и о нависшей угрозе, он предавался страсти. Все его мысли сейчас крутились вокруг соблазнительного женского тела и близящемся пике удовольствия. Вот только достичь его оказалось не суждено.
Со скрипом распахнулась дверь и, безжалостно прервав любовный акт, в комнату влетел сэр Ратухнд, облачённый в броню. Два сопровождавших его наёмника остались снаружи.
- Так, собирайся, сэр Хадугаст, срочное дело, - выпалил он.
- Да будь ты проклят! - Хадугаст отпихнул девку и, усевшись на кровать, здоровой рукой стал натягивать брэ. - Тебя стучаться не учили?
Молодая простолюдинка, ни капли не смутившись, разлеглась на перинах и с интересом наблюдала за мужчинами, но Хадугаст сурово глянул на неё:
- Вали отсюда. Не видишь, у меня - гости. Потом приходи.
Поняв, что сегодня от благородного господина ничего не перепадёт, девушка оделась и, надув губки, удалилась, провожаемая сладострастным взглядом сэра Ратхунда.
- Извини, что прервал важное занятие, - произнёс он с обычным ехидством, которое, впрочем, не смогло скрыть написанную на лице тревогу, - но дело не терпит отлагательства. Тебя приказано сопроводить в Холодную башню.
- Это ещё зачем? - Хадугаст замер в недоумении. - Кем приказано? Что происходит?
- Берхильда велела. И как можно быстрее.
- С чего это?
- Сэр Хадугаст, поторапливайся, мы должны спешить. И надень броню.
- Как скажешь, - могучий воин, кряхтя, натягивал шоссы. С повреждённой рукой делать это было непросто, - так ты объяснишь, что стряслось?
- Ничего хорошего. Утром Берхильда разругалась с Тедгаром и маршалом. А теперь приказала собрать всех воинов, которые остались во внутреннем дворе. Подробности скоро сам узнаешь.
Хадугаст позвал Виганта, дабы тот помог облачиться в тяжёлый пластинчатый доспех. Даже с обеими здоровыми руками надевать его в одиночку было трудновато, сейчас же Хадугаст и вовсе чувствовал себя беспомощны, и это злило.
- И что же она собирается делать? - продолжал он расспрос, пока кнехт подвязывал к его поясу чулки, покрытые мелкими чешуйками, и затягивал ремни панциря.
- Посмотрим. Главное, чтобы не встрял Лаутрат со своими монахами. Он засел в северо-западной башне, с ним - человек двадцать.
- Я гляжу, всё серьёзно.
- Да уж, шутки закончились.
Опоясавшись мечом и поручив кнехту нести свои шлем, щит и копьё, Хадугаст последовал за сэром Ратхундом к Холодной башне. Вход в главную твердыню замка Нортбридж охраняли четыре вооружённых до зубов солдата, несколько наёмников стояли на стенах вокруг.
Собрание проходило, как всегда, в трапезном зале. Графиня сидела на своём обычном месте за главным столом, глядя сверху вниз на окружающих. Светлые волосы её выбивались из-под тёмно-синей бархатной накидки и ниспадали на плечи и грудь, обтянутые тяжёлым парчовым платьем. Хадугаст невольно залюбовался этой статной, величественной женщиной. И хоть Берхильда выглядела уставшей, лицо её хранило абсолютное спокойствие. Железный взор холодных глаз медленно перемещался по залу, держа в повиновении каждого. Рядом с графиней восседал Нитхард. Мальчик был бледен, и его правый зрачок закатился вверх сильнее обычного.
За длинным общим столом лицом ко входу расположились мажордом сэр Хальдер, старший конюх сэр Рохо и дружинник сэр Орро, хромавший на левую ногу - один из тех, кого ранили при нападении на Ардвана в лесу. Вокруг коленопреклонённых столпились кнехты, человек двадцать, все в полном боевом облачении. И сверху, с большого пурпурного полотна, вывешенного над камином, на воинов взирала сказочная хищная птица - символ дома графов Нортбриджских. Тревога тягостного ожидания отражалась на лицах.
- Что произошло, миледи? - спросил Хадугаст, войдя в зал.
- Хорошо, что ты явился, - проговорила Берхильда, - маршал Адро и сэр Тедгар замыслили предательство, и я собираю верных графу воинов, готовых защищать меня и замок от этих своекорыстных людишек, решивших прибрать Нортбридж к рукам. Благодарю всех, кто в сей тяжёлый час не отвернулся от своей истинной госпожи и не встал на сторону мятежников.
- Вон оно, в чём дело, - протянул Хадугаст, - что ж, рад служить, мой меч в твоём распоряжении. Надо наказать тех двоих, раз они посмели пойти на такую подлость.
Хадугаст раскусил игру Берхильды. Намерения её были предельно ясны: графиня претворяла в жизнь свой давний план. Как именно она хотела это сделать в сложившихся обстоятельствах, представлялось с трудом, но Хадугаст был уверен: все ходы Берхильда просчитала наперёд, и сейчас следует поменьше задаваться вопросами.
- Не так всё просто, сэр Хадугаст, - ответила она. - Сэр Тедгар у нас в руках, он взят под стражу в собственных покоях, а вот барон Адро с группой приспешников занял казарму и может оказать нам сопротивление. Апологет-наместник поддержал маршала и заперся в башне, и наш достопочтенный дастур Фравак всё ещё у него в плену.
- И что же делать? - расстроенным голосом проговорил сэр Хальдер. - Враг у ворот, а у нас - раздор? Это просто ужасно!
- Если маршал Адро переступит через свою гордыню и подчинится мне, клянусь, всё закончится миром! - заявила Берхильда. - Так что будем уповать на благоразумие барона. С Лаутратом придётся труднее. Этот фанатик безумен, и в его руках - заложник. Мы должны вызволить дастура, но монахи ни за что не сложат оружие.
- И не говорите, миледи! - поддакнул сэр Хальдер. - Этот Лаутрат - настоящее бедствие для нашего дома. Как долго он будет строить препоны? Не он ли подначил маршала?
- Всякое возможно. Так или иначе, наш долг - не позволить безумцам и гордецам завладеть Нортбриджем.
В зал вбежал наёмник:
- Миледи, сюда направляется барон Адро, с ним десять воинов.
- Что ж, пустите его.
Позвякивая кольчугой и буравя присутствующих тяжелым взглядом из-под густых, нахмуренных бровей, в трапезную твёрдым шагом вошёл маршал. Правой рукой, облачённой в кольчужную варежку, он держал до блеска начищенный горшкообразный шлем, левая же покоилась на навершии меча. За маршалом, гремя железом, ввалился целый отряд. Наткнувшись на враждебные взгляды, Адро остановился и поклонился графине.
- Миледи, я требую объяснений происходящему, - он говорил важно, медленно, взвешивая каждое слово. - По какой причине некоторые воины не участвуют в обороне, и почему сэр Тедгар заперт в покоях? Мне сообщили, будто вы настраиваете людей против меня, командующего армией, и против королевского наместника, который вынужден прятаться в башне. В сложившейся ситуации такое поведение с вашей стороны недопустимо.
- Барон Адро, - голос Берхильды резанул холодным лезвием, - как вы смеете являться перед моими глазами после того, что пытались сделать сегодня утром? Вы с сэром Тедгаром - гнусные заговорщики, пожелавшие лишить власти законную супругу вашего лорда. Враг вот-вот начнёт штурм, а вы сеете смуту! Впрочем, если вы пришли с повинной, если ваше раскаяние искреннее, и вы намерены служить мне и этому дому, как и прежде, верой и правдой, я готова простить вашу глупую опрометчивость.
Маршал и бровью не пошевелил. Невозмутимый как скала он стоял перед графиней, гордо подняв подбородок.
- Миледи, - проговорил он, - я не понимаю, о чём вы ведёте речь. Моё дело - командовать армией, и смею заверить, все мои действия служат в первую очередь нашему общему делу. Кроме того, должен напомнить, что по указу вашего достопочтенного супруга, все важные решения необходимо согласовывать на совете троих. Господь свидетель, я ни на йоту не преступил границы вверенных мне полномочий. А посему мне не ясны ваши намерения и ваши слова.
- Барон, вы кривите душой, - на лице Берхильды не дрогнул ни единый мускул. - Мы все прекрасно знаем, и свидетелями тому являются все эти благородные сэры, что вы пожелали единолично командовать людьми, в том числе наёмниками, за которых я плачу из собственного кошелька, а не из графской казны. И поползновения эти могут быть расценены не иначе, как попытка захватить власть. И это в столь тяжёлые времена!
- Я командую армией, миледи, - в голосе маршала послышались грозные нотки. - Недопустимо, чтобы наёмники, которым вы платите, якобы, из ваших личных сбережений, не подчинялись моим приказами. Что это, как не внесение разлада в войско? У армии не может быть двух командиров, и она не может управляться голосованием. Да и ваше выступление против Лаутрата совершенно возмутительно. Наместник действует от имени короля и имеет законные полномочия, а его люди помогают в обороне. Занимая по отношению к нему враждебную позицию, вы обрекаете нас на участь предателей короны, что ваш муж не одобрил бы ни в коей мере.
- Вы ошибаетесь, барон Адро, - Берхильда теперь обращалась не столько к маршалу, сколько к коленопреклонённым, сидящим в зале. - Никто не вправе говорить за моего мужа, что он одобрил бы, а что - нет. Ваши слова свидетельствуют лишь о желании прибрать к рукам замок, прикрыв подлое предательство отвлечёнными и бессмысленными рассуждениями. Но это не отменяет того факта, барон, что вы вознамерились действовать в обход моего голоса, тогда как ни одно решение - ещё раз это напоминаю - не должно приниматься единолично. Вы защищаете Лаутрата, гнусные планы которого известны одному Всевидящему. Уж не он ли вас подначил, барон? Разве не достаточно того, что этот человек пленил нашего достопочтенного дастура, которого все мы любим и ценим, да ещё и подло захватил угловую башню, убив одного из солдат. Мы давно знаем Лаутрата: этот фанатик неразумно полагает, будто сам Всевидящий напрямую говорит с ним, но от имени Его Лаутрат творит ужасные вещи! Не только от внешних врагов следует защищаться, сэры. Враги внутренние не менее коварны и опасны, а намерения их - не менее жестоки. Барон, я взываю к вашему благоразумию и чести: сделайте правильный выбор, отвергните помыслы о предательстве. Мы на одной стороне, и цели у нас одни, так к чему бессмысленные дрязги? Покайтесь, поклянитесь служить верой и правдой, и я дарую вам и вашим людям прощение.
Коленопреклонённые сверлили барона осуждающими, и в то же время, полными надежд взглядами, как бы желая тем самым склонить его к миру, но Хадугасту не верилось, что маршал уступит.
- Миледи, - сделав небольшую паузу, ответил Адро, - ваши слова не отражают истины. Я обращаюсь к вам с такой же просьбой: пусть ваши люди присоединятся к армии. Заключите мир с Лаутратом, хотя бы до снятия осады. Всех присутствующих я клятвенно уверяю в моей непоколебимой верности графу Ардвану и королю. Я желаю только на одно: защищать сей дом от захватчиков. Каяться я ни в чём не намерен, миледи, ибо нет за мной вины.
- Присоединиться к вашей армии, барон? - язвительно парировала Берхильда, сделав акцент на слове "вашей". - Если продолжите упорствовать, я велю вас схватить, как предателя.
При этих словах воины, пришедшие с маршалом, достали оружие. Обнажили клинки и люди, что были на стороне графини, а коленопреклонённые встали из-за стола, приготовившись к драке. Хадугаст держал меч в левой руке, с досадой думая о том, что не сможет биться в полную силу, если начнётся заваруха.
- Попытайтесь, и дело закончится кровопролитием, - возвысил голос Адро. - В моих глазах ваши поступки неправомерны, а слова - лживы. Я знаю, каковы ваши намерения, миледи: вы уже давно желаете захватить замок и отделиться от короны.
- А вот это, прошу заметить, гнусная клевета, - Берхильда иобралила негодование, - иначе вы обязаны предоставить этим словам веские доказательства. Не ожидала от вас такой низости, барон.
- Как и я - от вас. Что ж, миледи, на этом считаю наш разговор оконченным. Вы сами виноваты в том плачевном положении, в котором сейчас находится войско. Это было моё последнее предупреждение.
Адро развернулся и чеканной поступью вышел из залы, его бойцы последовали за ним.
- Задержите барона, миледи! - потребовал сэр Хальдер. - Нельзя его отсюда выпускать.
- Оставьте, - сказала Берхильда, - прольётся слишком много крови, потери будут велики. Барон прибежит обратно, как только наёмникам станет нечем платить. Казна и значительная часть провианта - у нас.
- Но возле казарм - зернохранилища, - напомнил мажордом, - там же - мельница и пекарня.
- Это всё есть и у нас, сэр Хальдер, не тревожься. А ещё мы имеем выгодное положение на вершине горы и выход к реке, который я велела охранять особенно усердно.
Облегчённо вздохнув, Хадугаст засунул меч в ножны и собрался усесться на лавку, как вдруг Берхильда окликнула его:
- Сэр Хадугаст, у меня к вам поручение. В связи с предательством маршала, войско замка осталась без предводителя. Я назначаю вас новым маршалом и командующим гарнизона. Полагаюсь на ваш боевой опыт и на вашу верность этому дому.
Хадугаст постарался скрыть удивление, и слегка улыбнувшись, произнёс:
- Что ж, миледи, благодарю за оказанную честь, постараюсь оправдать ваше доверие.
Река, извиваясь, бежала вдоль лесистых, кряжистых гор. Берт, Малой и Фалька уже две недели двигались на север, пробираясь по прибрежным скалам, которые горбатыми валунами сползали к самой воде. Уже давно путники не встречали деревень - места тут были дикие, безлюдные.
Так и шли: с одной стороны - река, с другой - горные склоны.
Сегодня утром Берт, только проснувшись, отправился на ближайшую возвышенность, желая осмотреться. По каменистому косогору, поросшему низеньким кустарником, едва держащимся корнями за тонкий слой почвы, взобрался на холм, который уступами обрывалась вниз, к воде. Вдали, на противоположном берегу, Берт заметил деревню, а ещё дальше, в излучине реки - город. Увиденное взволновало молодого охотника: после долгих недель скитаний, наконец, предстояла встреча с людьми, и было не ясно, что от неё ждать. Берт тут же поспешил сообщить новости своим спутникам.
Малой и Фалька сидели у костра: девушка жарила мясо кролика, а паренёк жался ближе к огню, стараясь как можно плотнее запахнуть поношенный плащ. Малой был бледен и постоянно кашлял - уже четвёртый день он чувствовал недомогание. Ненастное лето подрывало здоровье моросящими дождями и холодным ветром, добавляя путникам новых тягот. Лишь недавно солнце снова начало пригревать, и погода после двухнедельной депрессии вернулась в нормальное состояние. Берт тоже простудился: болело горло, а нос постоянно был заложен, но молодой охотник не давал себе послаблений, хоть и склонялся к мысли найти укромное сухое местечко и отдохнуть несколько дней.
Берт присел у огня.
- Я видел город, - сказал он, - милях в десяти отсюда, может, меньше.
- Мы уже вышли из катувелланских земель? - пробормотал Малой осипшим голосом и тут же разразился кашлем.
- Хрен знает, - Берт задумчиво покрутил в руках ветку, сломал ей и бросил в огонь, - надо сходить, разведать.
- Тогда пошли.
- Нет. Ты с Фалькой остаёшься. Это опасно, а тебе нужен покой. Подберёмся поближе, найдём, где вас спрятать, а дальше - я сам.
Малой осуждающе посмотрел на Берта, но возражать не стал: после того спора, когда Берт не разрешил ему вступить в схватку с бандитами, пацан присмирел и больше не посягал на авторитет старшего.
- А что, если с тобой что-то случится? - забеспокоилась Фалька.
- Лучше со мной, чем со всеми, - вздохнул Берт.
Перекусив, они собрали вещи и двинулись вдоль реки. Найденное в бандитском схроне золото отягощало котомки. Его вес уже давно не казался приятным, особенно Малому, которого мучили слабость и ломота в ногах и спине. Не раз молодых людей посещала мысль припрятать где-нибудь добычу, и дальше идти без неё, но сделать это так и не решились.
Заметив на полпути расщелину, из которой вытекал ручей, Берт решил, что тут отличное место для стоянки. Пробравшись через кустарник, компания оказалась возле отвесных скал.
- Ждите меня до завтрашнего полудня, а потом уходите, - велел Берт Малому и Фальке и отправился один в сторону города.
Идти пришлось долго: валуны и заросли преграждали путь, Берт то карабкался по склонам наверх, то аккуратно слезал вниз, стараясь не подвернуть ногу. Солнце уже катилось к горизонту, когда он очутился на старом мощёном тракте, который спускалась серпантином с гор, и по высокому каменному мосту устремлялась к городу на противоположной стороне реки. Берт с любопытством рассматривал местами потрескавшиеся и выщербленные булыжники дорожного покрытия. Прежде он не видел ничего подобного.
Мимо прогрохотала телега, запряжённая быком и гружёная тяжёлыми мешками, на облучке сидел высокий, худой человек в плаще с капюшоном. Берту показалась странной нескладная фигура мужчины, а когда тот обернулся, молодой охотник в ужасе попятился назад: вытянутое лицо возничего с острыми скулами и длинной чёрной бородой было серо, как пепел, а зрачки пылали ярко жёлтым огнём.
Берт много слышал о тёмных, но никогда не видел их в живую. Это они преследовали его по пути в Блэкхилл, это они разорили шахту и сожгли пограничный форт, а теперь один из них находился совсем близко, в паре шагов. Зловещая наружность существа привела парня в ужас: перед ним предстал демон, вырвавшийся из преисподней.
Телега укатила в сторону города, а Берт ещё долго стоял, не решаясь идти дальше. Мысль о том, что в землях этих хозяйничают тёмные, пугала до дрожи в ногах. Пересилив себя, Берт всё же направился к мосту, и успокоился только когда встретил обычных людей, мирно бредущих по своим делам.
Чем ближе он подходил к мосту, тем чаще попадались дома. Срубленные из брёвен избы были довольно длинными, а из крыш их торчали трубы дымоходов - такой конструкции Берт никогда прежде не встречал. Вокруг домов суетилось много народу: бегали дети, мужчины разделывали туши животных, женщины плели корзины или пряли шерсть. Было похоже, что в одном таком жилище обитал целый клан из нескольких семей.
Берт попытался расспросить местных, но прохожие говорили на непонятном наречии. Только одни пожилой мужчина, встреченный на мосту, владел катувелланским и объяснил молодому охотнику, что город сей зовётся Дрёвишем, и он не принадлежит "южным лордам".
- Если хош поесть и переночевать, - сказал старик, - то к банщику обратись, у него - и таверна, и гостевой дом, и даже... хе-хе, нескольких шлюх держит, есть там бабы вполне себе ничего, хотя ... В общем, колтыхай прямо туды - не прогадаешь.
Перейдя мост, Берт оказался у деревянных стен города, с которых равнодушно взирали на прохожих солдаты. Берт имел при себе фальшион и лук с полным колчаном стрел и поначалу опасался, что его остановят, но вооружённые люди тут встречались часто, а потому Берт тоже не вызвал подозрений у стражников.
Одного он спросил, как пройти к гостинице - солдат указал в сторону центральной площади.
Идя по городу, Берт с любопытством рассматривал лавки торговцев и мастеровых. То там, то тут звенели наковальни, пробиваясь сквозь гам голосов, а в нос бил запах помоев, реки которых текли прямо под деревянными настилами на узких улочках, полных народу. Тут всё было в диковинку. Берт видел город только раз в жизни, да и то проездом, когда его везли в темницу, сейчас же он мог не торопиться и хорошенько оглядеться вокруг. От Нортбриджа Дрёвиш отличался сильно: он был меньше, беднее и почти не имел каменных построек, но, не смотря на это, всё равно произвёл впечатление на молодого охотника. Поначалу Берт пугался, замечая среди человеческих лиц серые физиономии с жёлтыми глазами, но скоро привык.
Часть главной площади занимал рынок, а часть - лобное место. За рынком возвышались стены внутренней крепости, за которыми виднелись каменные дома знати. Гостиницу Берт тоже нашёл без труда: длинный двухэтажный дом с пристройками расположился прямо возле рынка и на фоне остальных зданий выделялся своими габаритами. Над входом поскрипывала вывеска, рассказывающая о тех прелестях, которые здесь может найти усталый путник.
Банщик - бородатый человек, напоминающий своими формами пивной бочонок, - был весел и дружелюбен, и сразу вызвал к себе расположение. На почти чистом катувелланском он добродушно поприветствовал молодого охотника, спросил, что тот желает, усадил за стол. Ароматный дым наполнял тёмное помещение, и от запаха баранины, которая жарилась тут же, на вертеле, у Берта потекли слюнки.
Навернув капустный суп и кусок сочащейся жиром баранины с поджаристой коркой, Берт почувствовал, как по телу расползается приятная теплота. Уходить не хотелось, и он принялся расспрашивать хозяина об этом месте.
- Катувелланские земли начинаются в трёх днях пути отсюда, - сказал банщик, присаживаясь напротив, - а тут у нас свободный торговый город. Если тебе надо к великому озеру, то иди до крепости Лауттвара - она в десяти днях пути отсюда. А ты откуда, собственно? Никак беглый? - банщик улыбчиво прищурился.
- Как догадался? - спросил Берт.
- По глазам вижу. Да по повязке на лбу. Клеймо, прячешь, да? Знаешь, сколько я вас перевидал? Вон, мой помощник - из бывших рабов. Бежал от хозяина, а я его к себе пристроил. Тут всё равно, откуда ты: будь хоть каторжник, хоть сам демон из преисподней, главное, чтоб произвол не вздумал чинить - с этим у нас строго. А ты чем намереваешься заняться? Может, умеешь чего?
- Я охотиться могу.
- Вижу. Лук-то у тебя больно хороший, боевой. Ну да ладно, не моё это дело. Скажу тебе так: охотников тут, что сорняков в поле: каждый второй охотой промышляет, а там на севере - и подавно. Сложно устроиться. Хотя, если шкуры дубить умеешь, то может, и пойдут дела. Наши и с катувелланцами торгуют, и с тёмными. Ежели ремеслу обучен, то заработаешь, ежели нет - толку мало. Но, кто знает, глядишь и подмастерьем устроишься у кожевника или горшечника. Город-то, наш, скажу тебе, не велик. Лауттвара поболее будет, там и порт есть - рабов туда свозят. Вот там жизнь кипит - не то, что у нас.
День клонился к вечеру, и Берт решил вернуться к своим и всё рассказать. Город как раз подходил, чтобы три бегых каторжника могли тут обосноваться. Берт развязал котомку и, вытащив оттуда золотую монету, положил на стол. Банщик, присвистнул и с подозрением посмотрел на деньгу, взял, попробовал на зуб и, убедившись, что монета не фальшивая, кинул в кошель.
- Может, ещё, чего надо? - поинтересовался он. - У меня и помыться можно с дороги, и переночевать, и девочки есть. А? Нет, не хочешь? Вообще, коли есть золото, тут, в городе, можно хорошо развернуться. Ты, вроде, парень с головой, я вижу. Наверное, планы есть какие, куда деньги вложить? Если нужно, могу кое-что посоветовать: я тут всех дельцов знаю, с кем надо - сведу. Это... большую сумму-то планируешь в дело пустить?
- В какое дело? - не понял Берт.
-Ну там, мастерскую ли завести или промысел какой организовать. Может, торговый каравана снарядить хочешь? Одному, конечно, потянуть сложно, но вот ежели в долю войти, то попроще будет.
Берт впал в ступор. Вещи, о которых вёл речь банщик, были в новинку деревенскому парню.
- Ещё не знаю, - растерянно произнёс Берт, - надо подумать. Почти триста золотых есть, и кое-какие украшения. Что посоветуешь?
На устах толстяка заиграла лёгкая улыбка, но Берт и значения ей не предал.
- Средства надо вложить по уму, а то просадишь на выпивку и девок. Знаю я вас, молодёжь. Только ты смотри, будь осторожнее: произвола у нас в городе, нет, но обведут вокруг пальца запросто. Не каждому можно доверить такую сумму, понимаешь? Очень удачно, что ты у меня оказался, а то нарвался бы на какого пройдоху - ищи-свищи потом своё золото. Банщик Мёрд плохого не посоветует. У кого угодно спроси - любой подтвердит. Родственник у меня есть - купец, да и вообще, толковый парень. Вот с ним дела вести можно. А хочешь, завтра утром сразу же вас и познакомлю? У меня и переночуй за умеренную плату.
- Меня друзья ждут на том берегу, - сказал Берт, - но спасибо тебе. Завтра приду обязательно.
- Не, не, отказа не принимаю. Ни в коем случае! Друзья твои не убегут, а мотаться туда-сюда на ночь глядя - мало удовольствия. Нечего там делать. Раз уж заявился в гости, так будь уверен, Мёрд о тебе позаботится, доброго путника вон не выставит.
Берта раздирали сомнения. Казалось, нехорошо бросить приятелей в скальной расщелине, а самому дрыхнуть в тепле и уюте, но он так устал от скитаний, что язык не повернулся отказаться добродушному банщику с его заманчивыми речами. Берт успокоил себя тем, что Малой и Фалька до полудня никуда не денутся, и он к ним явится не с пустыми руками, а с готовой идеей, куда вложить деньги.
Мёрд отвёл гостя в отдельную комнату на втором этаже и оставил наедине с собой. Стоило Берту плюхнуться на мягкий тряпичный матрас, как мысли его тут же погрузились в сладкие грёзы о богатстве, которое его ждало в будущем, и о новой жизни. Всё оказалось проще, чем он предполагал. Под успокаивающий аккомпанемент радужных надежд Берт уснул.
***
Сквозь сон грянул грубый окрик: "Подъём". Повинуясь, Берт хотел встать, но вспомнил, что уже давно не на руднике, и надзирателей рядом нет. Однако удар в бок заставил мигом вскочить с кровати. Берт растерянно озирался, а на него со всех сторон глядели грозные лица, казавшиеся зловещими в свете фонаря, который держал ехидно ухмыляющийся банщик.
- Вам чего? - испуганно пробормотал Берт, глядя на Мёрда в надежде, что тот уладит недоразумение.
- Да так, кое-чего хотим узнать, - ответил банщик.
Два здоровенных детины схватили Берта за руки и, как тот был в одной нижней одежде, так его и потащили вниз, в погреб.
- Чего надо? Отпустите! Я ничего не сделал! - испуганно кричал Берт, но на вопли никто не обращал внимания.
Его швырнули на холодный земляной пол.
- Не знаю, не знаю... - покачал головой воинственного вида незнакомец, подпоясанный мечом и одетый в дорогую сатиновую рубаху с узором. - Вот и хотелось бы выяснить. Мой родственник донёс, что ты золотом у нас светишь. Откуда взял столько денег? Не вор ли случаем? Что за друзья у тебя? Сколько их?
Берт соображал с трудом; подумал, если расскажет правду - отпустят. Верно, этот воин и был тем богатым родственником, встречу с которым обещал Мёрд. Банщик тоже спустился вниз и всё так же с ухмылкой смотрел на парня, что отполз к стене и недоумевающее таращился на всех.
- Нашёл, - проговорил Берт, - мы остановились в заброшенной деревне, там увидел, как разбойники прячут сундук. Вот и... взяли. Мы втроём бежали с рудника, друзья меня за городом ждут.
- Хорош сказки рассказывать, - пригрозил богатый незнакомец. - Понимаешь, в чём дело: две недели назад мой человек возвращался с выручкой из Вестмаунта, его по дороге кто-то грабанул, да череп раскроил. А теперь ты такой заявляешься и начинаешь светить золотом. Ну я-то вижу, что не своим трудом заработал. Откуда оно у беглого каторжника?
До Берта начал доходить смысл сказанного, и тут он испугался по-настоящему. Его обвиняли в убийстве и грабеже, и вовсе не собирались отпускать.
- Я правду говорю, - в ужасе пролепетал Берт, - Клянусь Всевидящим! Я никого не убивал. Я даже место могу показать. Это как раз две недели назад случилось. Заброшенная деревня на берегу, там схрон: оружие есть, одежда всякая и вот... деньги были. Я бы не нашёл бы ни за что в жизни, а ночью подсмотрел, как они на лодке приплыли и сундук спрятали. Ну мы и забрали, сколько могли.
- Конечно, покажешь. А вас, выходит, целая банда?
- Да нет же! Мы простые путники, другие даже стрелять не умеют. Один - парнишка пятнадцати лет, вторая - девушка. Мы не бандиты, прошу, поверьте!
- Может, правду говорит? - тихо спросил банщик, отведя в сторону своего родственника. - Дурачина же деревенский. Ну кого он ограбить могёт?
- Чтобы грабить, ума не надо. Думал, с рук сойдёт, вот и припёрся сюда.
- Не-а, - покачал головой Мёрд, - я их насквозь вижу. Этот - трус и бестолочь. Либо всё действительно было, как он рассказывает, либо его послали на разведку, чтобы он тут дурачка корчил. Вот только он все деньги с собой приволок - видать, и правда, бестолочь.
- Ну? - спросил богатый незнакомец. - Веди к своим друзьям.
И тут Берта словно молнией ударило. "Вести к друзьям? - ужаснулся он. - Нет, только не это!" Он понял, что снова подставил своих спутников, и вместо того, чтобы защитить, сдал их с потрохами злодеям, которые и до нитки оберут и неизвестно, что потом с ними сделают. "Какой же я дурак! - досадовал Берт. - Развесил уши и первому встречному всё выложил!"
- Я не поведу вас к ним, - сказал он, твёрдо решив, что не выдаст место стоянки. Завтра в полдень Малой и Фалька уйдут, и с ними всё будет хорошо, а пока... Берт приготовился к самому худшему.
- Не расскажу вам ничего. Я не дам причинить зло моим друзьям.
- Никто ничего им не сделает, я просто заберу своё, - незнакомец упёр руки в бока и давил взглядом молодого человека.
- Не верю! Я ему поверил, - Берт кивнул на Мёрда, - а он вот, что сделал. И ты такой же.
- Ну и баран же ты, это в твоих же интересах, - настаивать незнакомец, - думаешь, я не умею из людей информацию выбивать? Говори по-хорошему.
- Нет, - тихо произнёс Берт. Следовало защитить Фальку и Малого любой ценой. Они ни в чём не виноваты.
И тогда два верзилы схватили Берта под руки, а третий размял кулаки. И началось... Удары сыпались один за другим: по лицу, в живот, в грудь. Берт задыхался и отплёвывался от крови, выл и кричал, а его продолжали мутузить. Время от времени перед взором возникало лицо богатого незнакомца, и один и тот же вопрос звучал в ушах:
?- Где?
Невыносимо жалили каменные кулаки, плыли стены в кровавой пелене, свет фонаря железным заревом бил по глазам. Жгучий ком нервов, в которое превратилось тело, требовал рассказать всё. Но сознание сопротивлялось.
- Упёртый, собака, - произнёс кто-то.
- Да он уже ничего не понимает, - прозвучал другой голос.
- Ладно, пёс с ним, где он говорил, его дружки? На том берегу? Сами найдём. Там горы - мало где спрячешься.
- Нет, не надо... - прошептал Берт, выплёвывая кровавые сгустки вместе с зубами, но сильный удар в голову отправил его в забытье.
***
Когда он открыл глаза, была ночь. С обеих сторон скалы безучастными стенами поднимались к небу, где тусклым огрызком висла луна. Берт лежал на куче из чего-то твёрдого. Он приподнялся, сел и увидел человека, который тенью возник в кромешной тишине ненасытного ущелья.
- Где я? - спросил Берт.
- Там, где должен быть.
- А ты кто?
- Никто.
Голос был знакомый. Ну конечно, опять он! Тот, за кем Берт гнался когда-то по вечному лесу. Гнался всю свою жизнь. Одди стоял перед ним.
- Ты что тут делаешь? - изумился Берт.
- То же, что и ты.
- А я что делаю?
- Существуешь. Пока что...
- Я... Я снова всех подвёл, - произнёс Берт, вспомнив, что произошло.
- Верно, ты это сделал. Опять.
- Я ничтожество, я - дурак, - сокрушался Берт.
- Полное ничтожество.
- Проклятье! Не говори так.
- Я лишь соглашаюсь - говоришь ты.
- Да мало ли что! Когда ты соглашаешься, мне становится только хуже.