Сын у Алтаевых пропал давно - почти полтора года назад. Но так - "давно" и "почти" - мог сказать следователь, давно кинувший тонкую папку с "висячкой" на нижнюю полку старого советского шкафа, или бабульки, почти всегда сидящие на скамейке перед подъездом.
Для Тимура и Светланы прошло уже 448 дней с того полудня 19 августа 2001 года, когда Мурка пропал...
"Играл во дворе и не вернулся домой Мурат Алтаев, 1996 г.р.. Был одет в синюю футболку с большой белой надписью "Найк", белые шорты и серые кроссовки. Приметы: рост, примерно, 50 см., худощавый, волосы темные короткие, глаза карие. Особые приметы: небольшой свежий ожог на тыльной стороне кисти левой руки (от утюга). Предположительно, мальчика увел мужчина в черном пальто. Всех, что-либо знающих о местонахождении ребенка, просьба позвонить по указанным ниже телефонам или "02".
Каждое утро Тимур начинал с того, что из окна кухни с высоты четвертого этажа окидывал взглядом обычный алматинский двор - то солнечный, то дождливый, то заснеженный. Даже зимой казалось, что вот-вот увидишь малыша, идущего домой по снегу в белых шортах. "Холодно же ему, холодно", - приходила в голову безумная мысль... Таких мыслей было много, и некоторые из них могли преследовать несколько дней.
Света большую часть времени проводила у телефона и выходила из дома только раз в месяц - в редакцию крупной газеты повторять объявление с маленькой фотографией Мурки. Потом в газете ей стали говорить, что все площади заняты под рекламу, извинялись, обещали повторить объявление через месяц, бесплатно, и даже несколько раз, действительно, повторили. Но однажды позвонил некий замредактора (так он представился) и, попросив к трубке "хозяина", деликатно объяснил Тимуру, что эта "тяжелая и не решаемая пока проблема играет в каком-то роде против популярности газеты, взявшей курс с криминала на позитив". При этом он пообещал и дальше ставить "иногда" объявление, но за эти два с половиной месяца оно так и не вышло. Света в другие газеты не пошла. Она вообще больше из дома не выходила.
А Тимур, глянув утром в окно, выходил на еще спящую улицу и бродил по окрестным дворам. Его уже узнавали дворники и собачники. Один из них, с далматинцем на поводке, даже как-то предложил: "Мужик, понимаю, бегать тебе нельзя, а раз ходишь - возьми щенка, все веселее, дешево отдам". Тимур покачал головой...
Потом он шел на работу. И это был еще один день, наполненный бессмысленной суетой людей, у которых было все. Все, кроме денег. Они этого не понимали, просто бегали за деньгами и все. Только друзья иногда вспоминали, что у Тимки пропал пацан. Обычно это происходило, когда пили "за все хорошее". Кто-нибудь осекался, и все замолкали. Тимур перестал пить с ними - зачем? Он не любил портить настроение людям. А пить в одиночку не мог. Да и не успокаивало это - вообще никак не действовало. Водка только обжигала гортань и стоила столько-то денег.
Он просто работал, а вечером видел жену, сидящую у зеркала. Первое время она сидела у телефона. Потом - в детской, у кроватки. Сейчас у зеркала. Сидит целыми днями, глядя в сторону. Немного ест. Тимур готовил и оставлял Свете на столе. Иногда еду приходилось выбрасывать, иногда в тарелке было заметно вмешательство чайной ложки. Любимой ложки Мурки. Сын всегда определял ее по чрезмерной гнутости (из-за пристрастия к йогуртам, которые он до капли выскребал из стаканчиков). Тимур не раз хотел выправить ее, но детский слоган "моя гнута!" удерживал его.
Сегодня Света поела "гнутой" гречку. Тимур бросил остатки в ведро, ополоснул тарелку и, включив свет в зале, сел на кровать. Было слышно, как у соседей президент говорил об улучшении. Дверь в комнату сына, как всегда, была открыта, и в проеме белел покрывалом угол кровати, под ней желтела долька баскетбольного мяча.
- По поводу пацана, он у нас, - быстро сказал мужской голос, когда Тимур схватил трубку телефона. - Никому ничё и приходи завтра в парк, один, часам к пяти, к чертову колесу, я сам подойду. Еще раз говорю: никому ничё...
Света посмотрела на Тимура. Он понял, что давно не видел ее глаз.
- Завтра, - сказал Тимур.
Она все еще смотрела на него.
- Завтра в пять.
- Мурка, - вдруг произнесла она запретное слово.
- Спать, - сказал Тимур и погасил свет.
Ночью он слушал, как она встает и на цыпочках уходит в детскую, как поправляет там покрывало на кровати и, в который раз, переставляет игрушки.
Утром он не пошел по дворам. Пришел на работу и сидел в своем кабинете, слушая недовольное буханье ведра уборщицы Лены. Сослуживцы собирались словно нехотя. За окном редко сыпал снег пополам с дождем - нелепая алматинская зима. Вызвал шеф: надо срочно ехать в Атырау, в командировку.
- Не могу, - выдавил из себя Тимур и вышел из кабинета, понимая, что до увольнения осталось всего ничего.
В час он был уже в парке. Бродил, стуча ботинками по грязно-ледяным аллеям, каждый раз выводившим его к "чертову колесу" - давно замерзшей махине. Здесь Тимур делал остановку, выкуривал еще одну сигарету, слушая карканье ворон, смотрел на часы и снова делал небольшой круг. За все это время ему встретилось человек пятнадцать, в основном, служащих ушедшего в зимнюю спячку зоопарка, случайных прохожих, сокративших через парк свой путь, и нескольких рабочих, мостивших аллею, а вернее, лениво куривших у черного с красным катка. Заглянул Тимур и в зоопарк - пустынный тихий зимний зоопарк, где мерзли зубры, на льду пруда уныло сидел немногочисленный птичник с подрезанными крыльями, за решетками мертво лежали медведи и нервно бегали из угла в угол волки. Уже выйдя из зоопарка, он услышал протяжный многоголосый звук, царапающий ледяными иглами спину. И вдруг понял, что это кричат животные. Почему-то они кричали все разом, и в этом крике было что-то... тоска или боль? Тимур впервые такое слышал.
- Привет, - буднично сказал куривший у "чертова колеса" парень в темно-синей куртке,
- Где пацан? - выдохнул Тимур.
- С тебя пять штук.
- Сейчас?!
- Завтра, в одиннадцать. Здесь же.
- А он...
- Все будет чики. Только - никому ничё.
- У меня пока нет столько...
Парень не дослушал, развернулся и ушел. Тимур хотел побежать за ним, проследить. Дошел до ближайшей скамейки и осел. На дереве была прибита фанерная "стрелка" с полустершейся надписью "илиция". Закаркала ворона.
- Мне нужно пять тысяч, - сказал Тимур, зайдя к шефу.
- Нет пока на аванс денег, тебе что, в бухгалтерии не сказали?
- Может тогда ребят нанять? Могу. П...лей навешают.
- Не... Там же пацан мой.
- Но ведь нет сейчас у нас такой суммы! А если бы и была, как потом отчитываться? Писать в документах "квартира в залог"? У меня есть баксов пятьсот, могу дать. Мужики еще соберут. В бухгалтерии что-нибудь наскребем... Хотя, конец года, на командировки даже не хватает.
- Не надо мужиков! Это же опасно! Сболтнет кто-нибудь, и завтра полгорода будет знать! Я и так столько... ждал.
- Ладно, Тима, ладно, успокойся. Никому не скажу. Знаешь, зайди завтра с утра - я постараюсь наскрести все, что можно. Может, сам у кого подзайму. А вообще, знаешь! Ты бы потянул время, раз в одиночку хочешь. Чтобы квартиру успеть оформить - я имею в виду, в ломбард бы тебе надо.
- Попробую. Только Егорыч, прошу, никому ничё... тьфу! никому ничего не говори.
Тимур поехал в "микры", к другу. Жанат дал все, что было: 250 баксов и три тысячи тенге. Рвался ехать назавтра вместе, но, получив твердый отказ, задумался, склонившись над бутылкой пива. Зная его характер, Тимур предупредил:
- Не вздумай завтра за мной ходить, Жан. Я не знаю, кто это и сколько их. Один неверный шаг... Даже случайного прохожего они могут принять за сотрудника! Тогда мы Мурку вообще не увидим... - он заплакал.
- Обещаю, Тим. Но если что, звони сразу - уделаем, сук!
Он уже ехал в такси, когда позвонила Света - из ломбарда. Мобильник буквально взорвался ее голосом:
- Говорила тебе, выпиши брата, выпиши! Едь теперь в Омск, бери у него согласие! Ах, горе-то, го-оре...
Утром шеф приехал неожиданно рано, кивнул ошарашенной Лене, вошел в кабинет к Тимуру, молча положил перед ним конверт и вышел. В конверте было две тысячи долларов. Всего набралось две с половиной.
Парень у "чертова колеса" взял деньги и сказал, что позвонит через два дня, когда Тимур соберет остальное. И также деловито и быстро ушел, словно растворился среди черных стволов.
...Мурка пришел сам. Света в прихожей не было, но Тимур увидел его отчетливо: футболочка, шортики, даже темный волдырек на руке, сжимающей грязную лопатку.
- Пивет, пап, - как в ни в чем не бывало сказал сын...
Тимур хотел сказать "привет" и проснулся. Рядом не спала жена. Он протянул руку к ее бедру, и
она, поймав, сжала его пальцы. Прошло уже полмесяца, а похититель не звонил. За это время с квартирными документами они все утрясли - через маклера, и этот же маклер нашел покупателя на квартиру. Пусть чуть ли не в полцены, но главное, продали быстро и вернули две тысячи Егорычу. Жан взять деньги отказался. Жили пока еще здесь - выторговали у нового хозяина две недели (тот согласился легко, обрадованный ценой), чтобы дежурить на телефоне. А Жан присмотрел и "держал" комнату в какой-то приватизированной общаге - за сто баксов в месяц с последующим выкупом.
Долгожданный звонок прозвучал через два дня после истечения оговоренного с новым хозяином срока. В зале уже громоздились его вещи в коробках, и на занесенном накануне грузчиками диване спала его родственница. Всю свою мебель и бытовую технику - все, кроме кроватки сына, одежды и посуды - Тимур и Света распихали по городским комиссионным магазинам. На поздний звонок Тимур выскочил из детской, где они спали на полу, постелив два одеяла.
- Мужик, - сказал знакомый голос. - Все чики. Завтра тащи оставшиеся четыре штуки и у нас все получится.
- Ну и чики. Приходи завтра на то же место в три - один, ты понял: один?
- А сын?
- Я же сказал - значит, все! Получишь пацана, как новенького! Только, ты это... без глупостей, слышь. Никому...
- ...ничё! Я понимаю, никому ничё!
Парень был одет гораздо лучше, чем при первых двух встречах и все порывался угощать дорогим пивом. Тимур мрачно отказывался, но тот не унимался, барским жестом беря бутылку за бутылкой в парковых киосках. Шел какой-то праздник, взрослых и детей вокруг гуляло немало.
- Кончай, Тимоха, - необычайно словоохотливый похититель почти сразу полюбопытствовал, как зовут Тимура. - Сегодня классный день! Ты чо, за пацана своего даже пивка не выпьешь? Давай!
- А где он?
- Пей, давай! Базар потом.
Тимур вливал в себя горькую холодную жидкость и шагал рядом с постоянно оглядывающимся по сторонам и несущим какую-то чушь про "американцы же все равно поймают Бен Ладена, братан", существом. Так они углубились в сторону детской железной дороги и там остановились. Парень прикурил очередную сигарету и спросил:
- А ты часом не палишь меня, братан?
- Не! С чего ты взял?!
- Ладно, тихо. Бабки давай.
- А мальчик где?
- Так дела не делаются. Давай бабки и адрес, завтра щегла к дому подвезут... даже позвоню сразу, чтобы вышли навстречу.
- Точно завтра?
- Ну, или на днях. Проверить-то надо - вдруг ты засаду приготовишь.
- Клянусь, никто не узнает!
- Ну, это ты, а жена стукнет и...
- Не стукнет!..
- Короче, бабки и адрес.
- Земляк, братан, понимаешь, я там уже почти не живу, пару дней от силы протяну и, если ты вдруг позже привезешь...
- Ну, ты даешь, чувак! Бля, ему сына возвращают, а он башли жадит отдавать, да еще адрес не говорит.
- Вот, сотку мою запиши!
- Сам запиши.
- Сюда, в парк, привези и сразу позвони!
- Не учи меня, Тимоха, сам знаю, куда привезу и когда звякну. Ты башляться-то будешь?
Тимур отдал деньги и свою пачку сигарет, на которой замерзшей рукой написал номер мобильника.
- Только не выброси случайно пачку! - взмолился он.
- Не боись, - получив деньги, парень снова повеселел. - Ты это... чо трясешься-то так?! Все будет чики! Считай, что все уже закончилось! Завтра сына привезу!
- Брат, прошу, пожалуйста, только не обмани, а... - у Тимура перехватило дыхание.- У меня жена с ума вот-вот сойдет.
- Да, все по-честному, братан! Не веришь, да?
- Верю! Но... Брат, не убивай нас, скажи, честно пацан у тебя, а? Ведь ты же адрес должен знать.
- Ни хрена себе, я чо, должен помнить, что полгода назад было?!
- Так не полгода же, а больше чем полтора.
- Полтора?! А-а... ну, тем боле!
- Ты... - Тимур побелел и вцепился в рукав парня.
- Эй, ты чо, бредишь что ли? - испуганно отшатнулся тот. - У меня твой пацан, честно говорю! И завтра ты его получишь! Да, никуда я не денусь. Верну и... и мы водяры с тобой треснем, друзьями станем! Чо плохое помнить, да?
Но Тимур все еще держал его за рукав.
- А вон, давай докажу! - парень неожиданно указал на деда, бродившего по аллеям со стареньким полароидом и картонкой на груди с фломастерной надписью "Момент-фото".
Прошло шесть дней. Тимур не выключал мобильник, старательно следя за подзарядкой, и целыми днями шатался возле своего бывшего дома. С темнотой медленным шагом шел через весь город в общагу. В кармане лежал квадратик полароидного снимка: одно лицо красное, странно улыбающееся, второе с какими-то собачьими глазами, оба в обнимку, а сзади темно-зеленая с послезимними рыжеватинками ель. В общаге почти всегда было шумно, в подъезде пахло мочой и стиральным порошком, носились дети и шатались подвыпившие парни. Комната была с хлипкой дверью, батарея почти не грела, и приходилось включать на ночь старую бытовую плитку, на которой днем Света жарила картошку. Она как-то ожила, утеплила моченой бумагой окно, побелила потолок, обновила на Муркиной кроватке постельное белье и что-то шила из тряпок. Когда Тимур заходил, она вздрагивала и некоторое время смотрела куда-то за него, потом молча бралась за шитье.
- Ты... это... Тимоха! Какого хрена меня забыл?! - знакомый, но очень пьяный голос раздался из трубки в два часа ночи, - Все чики, понял! Давай, езжай ко мне!
- Ты где?!
- На даче...
- Где?!
- Короче, езжай на Ремизовку, а я тебя по дороге поведу. Давай... - раздались короткие гудки.
Тимур вскочил, быстро оделся и, бросив жене: "Я скоро, ты только не волнуйся!", - выбежал на улицу. С трудом поймав такси - никто на дачи ехать не хотел, пока один частник не согласился за астрономическую для такого расстояния сумму - помчался по ночному городу. Уже на Аль-Фараби позвонил по определившемуся в мобильнике номеру сотки.
- Долго едешь, чувак! Тебя только за смертью звать! - пьяно злился собеседник, - Ты хоть водки взял, чудо?!
- Ты же не сказал...
- Ни хрена себе! Ему с-сына, понимаешь, вернуть хотят, а он даже поставить не хочет?! Тебе точно пацан нужен, козел?!
- Да!!!
Тимур сделал крюк в магазин (водитель накинул цену) и взял две бутылки водки и коньяк. Машина выскочила на узкую горную дорогу, сжатую с обеих сторон дачными заборами, и, петляя, помчалась по пустой черной ленте асфальта. Впереди никого не было, только сзади тускло чертили фары. Тимур позвонил еще раз и объяснил, где едет.
- Теперь медленно езжай! Сигареты-то хоть взял, тормоз?!
- Да, - соврал Тимур.
После указанной приметы - полуобгоревшего домика за автобусной остановкой - Тимур попросил остановиться и вышел. Дальше требовалось идти пешком. Он расплатился и купил у шофера початую пачку сигарет. Проехавшая мимо машина "скорой помощи" на мгновение осветила его руки, и он увидел, как они трясутся. Держа телефон включенным и слушая отрывистые указания пьяного мужика, он побежал по темному переулку. У открытой настежь калитки остановился и вошел.
Небольшой, но добротный дом с мансардой и балкончиком светился всеми окнами, слышалась громкая музыка. Дверь открыл он - с крутым мобильником у уха, в дорогой, но залитой чем-то липким, спортивке, и глядя на Тимура, весело сказал в трубку:
- А вот и смертушка пришла!
Тимур опустил и выключил свои телефон.
- Да, ты заходи, Тимоха! Че, ты, в натуре, обиделся, что ли? Я ж пошутил. Просто выпить хотелось, скучно одному, бляди сбежали, блин, и филок нема... Ты хоть деньги-то привез?
- Какие деньги?!
- Обычные, зеленые. Я же видишь, какую хату прикупил, шмотки там, видик-шмидик, казино! На тачку вот не хватает...
- Где мой сын?!
- Не ори - не дома, и дома не ори. Короче, с тебя еще две... нет, три штуки. А щегла...
Он не договорил. В открытую дверь вбежала Света. Она оттолкнула Тимура и выставила вперед руку с каким-то предметом.
- Где мой ребенок, сука? - не надорванным, а скорее порванным голосом сказала она.
Тимур увидел, что это ножик, вернее, скальпель, медицинский скальпель.
И Тимур бросился на него! Втроем они катались по комнате, дико крича, что-то опрокидывалось, звенело, какой-то черный рэппер тараторил по-английски...
Когда Тимур на полсекунды пришел в себя, Света еще кричала: "Вяжи его, вяжи!", а он уже затянул последний узел своего ремня на запястьях лежащего ничком человека. Затем они перевернули его на спину и стали вдвоем бить по лицу, мешая друг другу и спрашивая одно: "Где?". Лицо криво улыбалось распухшими кровавыми губами и старалось уклониться от ударов.
- Ах, так! - вскрикнула она и вскочила, вертя головой. - Утюг где, где утюг?!
- Чего? - не понял он.
- Утюг, болван! Утюгом их надо... - и наклонясь, пошла по развороченной комнате, вороша вещи. - В фильмах все показывают... как их там...
Она прибежала с красивым импортным утюгом, радостно хохоча. И, отстранив сидящего на теле мужа, стала давить утюгом на оголившийся живот.
- Дура, он же не включен! - крикнул жене Тимур.
Она опять захохотала и стала бить плашмя и стальным ребром по лбу, носу и зубам. Тогда он с силой оттолкнул ее и, когда она откатилась, наклонился к кровавому месиву и тихо спросил:
- Где?
- Ни... где, - просипело в ответ. - Я шу... тил.
Тут мелькнула ее рука, и нос утюга с хрустом вмялся в висок.
Когда Света, согнувшись и закрыв лицо руками, вышла из дома, Тимур пошарил в кармане спортивки и выгреб несколько стодолларовых бумажек и сложенный вчетверо листок. Развернул его - это был какой-то полицейский документ с фотографией 3х4 убитого и машинописным текстом. Прыгающим сознанием Тимур не сразу смог понять его смысл: такой-то, освобожденный из мест заключения, обязан проживать по такому-то адресу, быть во столько-то дома и являться в такой-то опорный пункт в такие-то дни для...
Он поджег зажигалкой шторы и вышел из дома. Скоро нагнал Свету, бредущую вниз, в город. Приглядевшись, отнял из крепко сжатых пальцев скальпель и бросил в кусты.
- Вернуть надо бы, - чужим голосом сказала она. - В "скорой" украла я. Из судка. Такси твое не дождешься, а мое - только вызови: "03" да сто долларов, куда хочешь свезут. За жигулем твоим.
Она засмеялась, подняв голову к светлеющему небу.
Заведя Свету домой, Тимур вымыл лицо и разбитые исцарапанные руки. Потом поехал по указанному в бумажке адресу. Это был район рощи Баумана. Кривые грязные улочки, стиснутые нищим шанхайчиком старого города, привели его к наполовину открытой, покосившейся калитке, сколоченной из ящичных досок. Двора почти не было: на замусоренном пятачке навзничь лежал старый умывальник, привязанный к деревянному шесту, чуть поодаль стояли шкафчик с грязной раковиной и разломанная собачья будка, над которыми свисала махровая бельевая веревка, непонятно к чему привязанная. Фанерная дверь в полдома... нет, скорей всего, в четверть дома жалко скрипнула, когда Тимур открыл ее и, согнувшись, вошел внутрь. В темноте "предбанника" чернела железная печь, однако тепла не чувствовалось. В единственной маленькой комнате было на удивление светло, пахло бомжатником. Было тесно, хотя всей мебели: железная кровать, столик, два стула, буфет и двухкамфорочная электроплитка. На кровати, застеленной только дырявым красно-полосатым матрасом, лежала молодая женщина со страшным - обтянутый кожей череп - лицом. На ней был грязный китайский спортивный костюм, распахнутый на голой костлявой груди. Она подняла глаза на Тимура и разлепила губы:
- Как вовремя ты... Ты не мент?
Тимур покачал головой.
- Класс... Мужик, ширни меня, а... Я не попадаю...
Тут он заметил, что тощая рука ее обтянута у плеча полотенцем, а в другой руке шприц. Он развернул листок и спросил:
- Ты его знаешь?
- Бля, мент. Ну и утречко, а...
- Он же здесь жил?
- Ага, жил! Да, он, сука, все по зонам мотался, а вернулся - вообще сгинул. Слушай, начальник, вгони, а. Потом я тебе все скажу, на хрен он мне нужен...
- Он сына у меня украл.
- Когда?! Ты че, мужик, в башку ломишься? Он только фигню разную из тачек мог красть, да и на том спалиться. Слышь, давай сделай, а, будь человеком...
- Сейчас. Ты сначала мне скажи, где он полтора года моего сына держит?
- Е...нись, мужик, он всего полгода, как трешку отпыхтел. Ты читать-то умеешь? На твоей мусорской бумажке это все прописано! А-а... все - поняла.
- Что ты поняла?!
- А ты не ори на меня! Вообще ни хрена не скажу.
- Ну, ладно, че ты... я же сына ищу.
- А мне похер, у меня свой вон есть, понял. Давай ширяй или вали отсюда!
Тимур взял шприц и склонился над желтой, исколотой в сплошной синяк на сгибе, рукой.
- Ну, он, как откинулся, с месяц тут валялся... жена я ему... все газеты листал, гад, работу, говорит, искал. А потом засмеялся и ушел. А потом с бабками пришел, весь прикинутый. Эх, хорошо тогда погуляли... А потом он ушел и все, пропал, сука. Ну, давай же...
Тимур воткнул наугад иглу и резко ввел грязно-коричневое содержимое шприца. Женщина закричала:
- Гад, ты что наделал?!
Она оттолкнула его руку и схватилась за торчащий в сгибе шприц, вдруг встала почти на гимнастический мост и, разогнувшись, так шлепнулась о кровать, что пружины гулко заныли. Из сухого рта выступила желтая пена. Постояв немного, Тимур закрыл ей глаза и сделал шаг к выходу... Но вдруг уловил едва заметное движение под кроватью. Присев, он увидел лохматого мальчика лет пяти, одетого в грязную рубашонку, давно малую и ползунки с отрезанными носками. Ребенок, поняв, что обнаружен, заплакал, тычась носом в дальний темный угол, где чернел ворох каких-то тряпок. Тимур вытащил его за ногу. Мальчик, закрыл ладошками худое чумазое лицо и зашелся в тихом плаче.
- Утюг, - пробормотал Тимур, - где утюг?
Он огляделся, потом закурил сигарету и, пару раз затянувшись, ткнул ею в левую руку малыша. Пацан завизжал!
Засунув ребенка под пальто, как котенка, Тимур вышел из калитки и, низко пригнувшись, побежал по просыпающейся улочке. В такси мальчик смотрел на него испуганными глазами, полными больших слез.
Зайдя домой, Тимур отдал его Свете. Она взяла ребенка на руки, и они долго молча смотрели друг на друга. Потом мальчик отвел глаза и, указав пальчиком на Тимура, произнес:
- Дя... фа... Ма, дя, фа, - и показал Свете руку с уже вспухшим шариком ожега.
- Мурка! - Света обняла малыша, и по щеке ее потекла длинная слеза. - Ручку обжег, моя кровиночка, рученьку обжог плохой утюжок... Пойдем, я тебе кашки дам, пойдем... Ой, а молока-то мама-дура не взяла! А ты чего стоишь, как пень?! Видишь, ребенок голодный! Сейчас, моя лапочка, папка наш молочка принесет...
- Па... фа, - снова сказал ребенок, показывая ей руку.
Тимур выскочил на улицу.
Выйдя на улицу Джандосова, он огляделся в поисках ближайшего магазина. Город уже был светел, шумен, полон машин и спешащих людей. Через дорогу на обочине стоял аккуратный столб с большим указателем из блестящего белого металла, на котором черными буквами было написано "Похоронное бюро на ул.Солнечной". Поглядев на него, Тимур улыбнулся.
В основу положены реальные события, происходившие в Алма-Ате в конце 90-х годов