Аннотация: - У меня никого нет, Рая. Я - подкидыш. У меня никого нет, кроме Него, а Он уже знает.
Во имя Бога и Пророка.
Иван Бунин.
Пролог
Абзый просыпался медленно и нехотя, с мучительным усилием выплывая из чёрной бездонной глубины. Он уже очнулся и сознавал, что лежит на диване в собственной комнате на потных влажных простынях, но чёрная бездна сна всё так же облепляла его тело, сковывая движения и сжимая грудь, отчего сердце тяжело ныло, с трудом проталкивая кровь сквозь стиснутые сосуды, и мучительно хотелось вдохнуть поглубже - глубоко-глубоко, расширив грудную клетку и насытив нежным светом прохладного кислорода каждую молекулу крови и мышц, и он всё никак не мог сделать этот глубокий стонущий вдох, который освободил бы грудь и мозг от мучительной тяжести - не настолько большой, чтобы избавить его от жизни, и достаточно серьёзной, чтобы мучить и мучить бесконечной, рвущей сознание невозможностью сделать, наконец, тот сладкий, облегчающий глубокий вдох. Абзый напрягся, стараясь окончательно вырваться из чёрного пространства удушающего сна, всё ещё лежащего на нём мягкой и непроницаемой бесформенной грудой, и начал разлеплять веки, с трудом открывая глаза, и когда он сумел сделать это, на какой-то кошмарный миг ему почудилось, что сон переместился в явь, что липкая тяжёлая бездна, словно битумная смола, уже затопила и поглотила все привычные предметы и весь привычный окружающий мир, все зелёные деревья и всю сверкающую утреннюю росу, и ночные искорки звёзд, ласкающие взор при полёте в просветах среди нежных и тёплых мягких летних облаков - ему почудилось, что всё исчезло в сплошной бесконечной массе, и что даже сам солнечный свет навеки сгинул, погрузившись в облепляющую бесконечную пустоту - пустоту, похожую на трясину - затягивающую и не дающую опоры для крыльев или рук ...
...Абзый хрипло выдохнул с брызгами застоявшейся ночной слюны и раздражённо сел на постели. На хрен, привидится же такое! Комната как комната, никаких непроницаемых бездн. Просто веки слиплись от ночных слёз и заслоняли обзор - отсюда и ощущение бесконечной мглы и липкой субстанции, из которой невозможно выплыть. Ерунда всё это. Выплыть можно откуда угодно, если... если есть ради чего. Он сунул ноги в шлёпанцы и тяжело зашаркал на кухню. Голова болела с правой стороны в районе виска, и тошнота накатывалась волнами при каждом шаге - на хрен, опять приступ гипертонии, мерзость - полнейшее ощущение тяжёлого похмелья и обиды из-за его незаслуженности - одно дело, когда мучаешься с похмелья после серьёзной пьянки, тут уж приходится терпеть и смиренно принимать кару Божью, и совсем другое, если и не пил, и похмелье нате вам пожалуйста со всеми его удовольствиями... Абзый выругался вслух и на мгновение испытал от этого чувство глубокого злобного удовлетворения, впрочем, удовольствие было крохотным и скоротечным, поскольку головная боль и тошнота от его ругательства лишь усилились. Тем не менее, Абзый назло всему миру выругался ещё раз. Теперь надо было собраться с силами, чтобы состряпать утреннюю чашку чаю.
Первый глоток тёрпкого красного чая был изумителен, как всегда, и Абзый с лёгким стоном наслаждения откинулся на спинку стула, когда тииновый огонь прошёлся первой волной по его жилам. Уф, Аллам, наконец-то он мог немного очухаться после ночного кошмара. Абзый вновь вспомнил тяжёлую вязкую пустоту вокруг себя и непроизвольно передёрнулся всем телом.
- Приснится же такое. - громко сообщил он молчаливой пустой квартире и неожиданно ощутил неприятное чувство... как будто эти громко прoизнесённые слова даже не всколыхнули липкую битумную массу, действительно притаившуюся где-то неподалёку, массу, в которой он действительно побывал наяву, а не во сне. Неприятная игла боли и сомнения поселилась и теперь жила в его груди, легонько покачиваясь и пробуравливая стенку сердечной мышцы. "Приснится же такое!" - хотел повторить Абзый ещё громче, но на этот раз промолчал и отхлебнул ещё глоток чаю, напряжённо морща лоб. Разум его уже проснулся, и этот разум успел подсказать ему, что сотрясанием воздуха реальный мир вокруг всё равно не изменишь. Сон был неприятен, но это был не повод для того, чтобы от него просто отмахнуться, тем более, что острое игольчатое сомнение продолжало жить и подвижничать где-то в глубине груди. Абзый отхлебнул чаю ещё раз и невольно сморщился и посмотрел стакан на свет - чай почему-то показался ему невкусным. И это был самый плохой признак. Он означал, что Абзый начал утрачивать человеческие ощущения, и это был самый херовый признак из всего. Значит, вскорости он начнёт терять чувствительность к боли и потребность в еде, Господи, подумал Абзый, неужели опять началось, и как долго продлится трансформация?, и насколько это будет на сей раз тяжело?, и сможет ли он теперь, когда ему под семьдесят по меркам земных лет?, и, ГОСПОДИ, НЕУЖЕЛИ ЭТО ОПЯТЬ НАЧАЛОСЬ? Он вновь вспомнил сон и тяжёлую чёрную пустоту, на которую невозможно было опереться крылом, и вновь невольно содрогнулся.
Он так и сидел с остывшей чашкой в руке и бездумно глядя прямо перед собой, когда ему постучали в дверь, и это был знакомый, нормальный стук - стучали небольшим железным предметом по железной ручке замка, и от этого звук был звонким и мелодичным и в точности выводил условный узор - стучал кто-то свой... кто-то, кому не следовало приходить без дела. Абзый открыл дверь резким движением, словно бросившись в прорубь в тридцатиградусный мороз, и уже в следующий миг понял, что лучше бы он бросился в прорубь в тридцатиградусный мороз, это было бы чревато гораздо, несоизмеримо меньшими неприятностями. Потому что, на хрен, за дверью обнаружился Ральф. Человек, визит которого - предвестие настоящей беды.
- Чё, началось? - нервно спросил Абзый
- Где "здрасте"? - мрачно и со стариковской раздражительностью обрезал его Ральф, в очередной раз демонстрируя понты на тему приличий, которых лет сорок назад нахватался от Риты, на приличиях полностью помешанной, впрочем, сам Ральф явно полагал, что приличия писаны не для него, поскольку он тут же простенько и без затей ломанулся в дом, не дожидаясь приглашения, и... вслед за ним легко пролезла не блистающая ни чистотой, ни зрелостью незнакомая тёлка.
- Ты, кажется, на старости лет заделался педофилом. - кисло прокомментировал сей факт Абзый и с грохотом захлопнул сейфную дверь в квартиру. - Ей хоть четырнадцать-то есть?
- Есть. - холодно огрызнулась соплюшка и несколько замешкалась. - Будет скоро.
- Вот то-то и оно, что будет, хотя и не известно, скоро или нет, а также в этом ли году, или в следующем или вообще чёрт знает когда.
- Не чертыхайся. - недовольно остановил его Ральф. - Святой боец не должен сквернословить, ибо брань отдаёт его во власть дьявола, это первое, чему я научился от Риты. - при упоминании имени Риты голос Ральфа слегка задрожал. - А насчёт девочки - это вообще не то, что ты подумал.
- Ну-у-у-у? - восхитился Абзый. - И чё же я, интересно, подумал?, кто бы просветил меня на сей счёт.
- Ты можешь унять своё возбуждение хоть на миг? - внезапно и со злостью крикнул Ральф.
Абзый внял крику его души и вежливо промолчал, хотя целый рой ядовитых ответов жалящей пчелиной кучей теснился на самом кончике его языка. Ральф отвернулся и начал с независимым видом метаться по комнате из угла в угол. Когда он вышел на сотый круг, Абзый чуть зевнул, культурно прикрывая рот ладошкой. Ральф вздохнул и остановился.
- Херня какая-то. - наконец мрачно выдавил он из себя.
- Я догадался. - глубокомысленно покачал головой Абзый, сразу став похожим на очень постаревшего и жутко похудевшего китайского болванчика. - Иначе я не был бы удостоен сомнительной чести и ещё более сомнительного удовольствия лицезреть у себя в доме столь странную компанию.
Ральф опять отвернулся и возобновил свои хождения из угла в угол. Злобное и испуганное выражение не сходило с его лица, и по этому признаку Абзый понял, что уже - всё. Всё - это началось, это снова здесь, это - вернулось. В следующий момент Ральф остановился настолько резко, что Абзый мельком подивился тому, что у него от рывка не отлетело туловище, оторвавшись от ног.
- У тебя ничего не было? - с мольбой спросил он, словно надеясь, что Абзый купится на умоляющие интонации и утешит его, успокоит, переубедит и отправит домой вместе с этой долбаной малолеткой. И Абзый подумал, что, видит Аллах, он сделал бы это с огромным удовольствием, если бы у него была такая возможность.
- Было. - устало сказал он. - Сон.
- Та-а-ак. - с безнадёжностью в голосе протянул Ральф и опустился в кресло, словно у него подкосились ноги. - Когда же это всё кончится? - с внезапной мукой в голосе произнёс он, и Абзый вдруг со страшной отчётливостью понял, что они оба - дряхлые старики, разумом он знал это и раньше, но сейчас он вдруг ощутил это всей душой и всем телом, и он теперь со всей остротой чувствовал каждую морщинку на своё старом теле и, глядя на дряхлую развалину, сидящую сейчас перед ним, Абзый подумал, что они похожи как близнецы, похожи заострёнными жёсткими чертами лиц, уверенным и неостановимым огнём фанатизма в глазах, и старыми телами, высохшими, словно древние пергаментные заклинания посреди безлюдных раскалённых пустынь.
- Никогда. - ответил он Ральфу на вопрос. - Свет и тьма неразделимы и непобедимы, и именно их постоянная и бесконечная борьба возвышает человеческие души и приближает их к Господу, так что перманентная война со злом - сиречь необходимое условие развития Божьего мира...
Ральф поднял руку, останавливая его речь.
- Ты бы мне ещё таблицу умножения прочитал. - сухо сказал он. - Марксистко-ленинскую диалектику я знаю не хуже тебя, включая закон единства и борьбы противоположностей. Я имел в виду другое - когда же Бог допустит нас к себе?
- Ну... вот... непосредственно.... - улыбнулся Абзый. - Справимся в этот раз и... на покой.
Ральф недовольно покосился на него.
- Тебя с твоими шуточками хоть сейчас куда-нибудь в роман к Франсуазе Саган. - подытожил он кислым голосом. - И затем какая-нибудь героиня высказалась бы наподобие "хуже всего было то, что он находил себя остроумным".
Он несколько мгновений молчал, и Абзый вдруг почувствовал напряжение - было похоже, что Ральф собирается с духом, чтобы сказать ему нечто, а это могло означать лишь одно - Ральф где-то напортачил и теперь должен в этом признаться. Так оно и оказалось.
- Я отдал ей! - выдохнув словно перед броском, сказал наконец Ральф.
Абзый сразу понял и несколько мгновений молчал, пытаясь справиться с приступом ярости, перехлестнувшей ему горло, как драконий хвост.
- Т-т-ты-ы-ы, - наконец начал он низким гулким голосом, почему-то затягивая гласные - ты, старый мудак, ты, вообще, соображаешь или нет?, ТЫ ОТДАЛ АЖДАХУ ЭТОЙ СОПЛЯЧКЕ!!!??? - он кинулся на Ральфа и вслепую бешено замолотил его кулаками куда попало, продолжая бессвязно орать что-то о старческом маразме, которым, как он только что понял, Ральф страдает с юных лет.
- Хватит! - завопил Ральф, с трудом отбиваясь от сморщенных стареньких кулачков. - А если бы я внезапно сдох от старости и аждаха осталась бы без присмотра, что, так было бы лучше? Думаешь, патологоанатомическая бригада занялась бы хранением аждахи и стала бы бродить вокруг неё сорок лет с мечами, как все мы, идиот?
Абзый наконец-то выдохся и тяжело привалился к стене, хватая воздух ртом.
- Нам давно пора было начать подготовку смены. - тоже тяжело дыша, продолжил Ральф. - Нам, старшим, уже по семьдесят, скоро мы начнём умирать, как мухи, а весь этот тупорылый плебс в лучшем случае закинет темницу с аждахой на помойку, где её вскроет случайный бомж, а в худшем - выпустит аждаху на волю ради идейки повластвовать над миром.
Абзый, всё ещё не справившийся с дыханием, устало сделал вялый жест рукой, отметая его аргументы, и именно в этот миг послышался новый голос.
- Угомонились? - недружелюбно спросила девочка. - Вам, старым козлам, только доверять такое дело. И как вы удерживали аждаху столько лет?, да таких придурков любой пацан катанёт за лохов - это вам не чаи по утрам трескать. Так что орите-не-орите, а аждаху я вам не отдам, это ж ё...ся можно - судьба всего человечества в руках горстки свихнувшегося старичья со ржавыми мечами в кладовках. - говоря всё это, она сидела в кресле, небрежно закинув ногу на ногу так, что, при желании, не очень сильно наклонившись и заглянув под мини, можно было вполне подробно изучить анатомическое строение её гениталий.
Абзый в полнейшем обалдении взирал на неё.
- Ка-а-а-ка-а-ая речь!!! - начал он, поворачиваясь в Ральфу, и лишь сейчас заметил, что тот еле сдерживается от смеха, Абзый с возмущением попытался убить его взглядом, и от этого взгляда Ральфа прорвало, он не выдержал и расхохотался.
- Ну, как тебе "соплячка"? - с неподдельным интересом спросил он, вытирая слёзы, когда первый приступ смеха прошёл.
- Ты где эту хренову лолитку надыбал? - расстроенно поинтересовался Абзый, уже поняв, что нарвался и его многолетней репутации записного остряка пришёл конец. Но ответила ему сама девочка.
- Во-первых, сейчас говорят не "надыбал", а "нарыл" или "наковырял". А во-вторых, меня Рая зовут, а не Лолита.
- "Рая, Рая, а я мудак из сарая, вам посылка из Китая, ай-ай-ай, а в посылке три китайца, ой-ой-ой, три китайца красят яйца, ай-ай-ай-ай..." - в расстройстве чувств пробормотал Абзый.
Рая вскочила на ноги одним прыжком.
- К следующему разу, - злобно сказала она, - не сочтите за труд побывать у Расуля Ягудина и ознакомиться с этикетом шизофреников и правилами речевого и моторного возбуждения в присутствии дамы. - И Рая направилась к двери, считая, по видимому, разговор оконченным.
- Ну и молодёжь пошла. - недовольно высказался Абзый в её тонкую спину. - Мы в их возрасте не были такими умными и образованными. - И он мрачно взглянул в сторону Ральфа, который при этих словах буквально присел от хохота.
- Что... съел...? - удерживаясь за стену, чтобы не упасть, хохотал он. - Съел... старый пердун... нарвался...? - он в конце концов перестал цепляться за стену, сполз на пол и продолжил хохотать уже сидя...
Дверь в квартиру взорвалась с коротким хлопком, когда Рая уже выходила в прихожую, и с визгом чиркнула, пролетая, уголком по стенке прямо рядом с её головой, и Рая запоздало дёрнулась в сторону и неловко упала на пол за миг до того, как Ральф, не успев изменить смеющегося выражения лица, стремительно развернулся на полу, одновременно выдёргивая откуда-то из-за спины два не очень больших чёрных пистолета, он выбросил тело из сидячьего положения в стойку на коленях, вытягивая руки с пистолетами вперёд параллельно друг другу со всё так же хохочущим лицом, похожий от этого на какого-то жуткого гротескного клоуна, и зрачки пистолетов одновременно и с огромной скоростью замерцали неяркими красными вспышками, когда толпа народу уже ворвалась было в квартиру, и затылок первого из них расцвел цветком, открывая путь вылетевшей красно-серой полосе головного мозга, и тот, что бежал следом с автоматом наперевес, успел за мгновение до того, как пуля расколола и его череп, удивиться тому, что уже мёртвое тело напарника продолжает сохранять движение, и тут же он тоже умер и тоже некоторое время продолжал бежать среди таких же стремительно превращающихся в мертвецов и так же продолжающих бежать подельников, тут Ральф вдруг прекратил огонь и слегка шевельнул большими пальцами рук, освобождая пустые обоймы, короткая злая очередь ударила из подъезда, но он увидел ее раньше, чем она успела возникнуть, и откатился в сторону, на ходу загоняя в рукоятки новые обоймы, и ещё одна толпа баранов с автоматами ломанулась внутрь, но Абзый уже стремительно бежал от чуланчика с пыльным длинным мечом в руках, и свисающие с гарды клочья паутины развевались от встречного движения воздуха, он выверенным пластичным движением метнулся головой вперёд и вниз, уходя от новой очереди, и двумя взмахами подрубил двух нападающих, и тут же отскочил, выпрямляясь спиной к стене и коротким рывком снёс чью-то выставленную вперёд руку с курносым автоматом, тут же дёрнул клинком вбок, попав кому-то лезвием прямо под кадык, и вновь упал на пол в потоке чужой отворённой крови, уходя от нового веера пуль, и тут вновь коротко и злобно захлопали пистолеты Ральфа, и чужие тела над Абзыем поотлетали в стороны, разбрасываемые ударами пуль...
- Уходим!!! - заорал Ральф, вновь перезаряжая пистолеты. - Их наверняка целый клоповник!!! Через балкон - Абзый, хватай Раю!!!
Он дважды выстрелил во временно опустевший дверной проём, когда Абзый с Раей рванулись через квартиру к балкону, и тоже легко перескочил через комнату и залёг за тумбочкой возле самого окна. В этот момент с будничным деревянным стуком по полу в комнату вкатилась граната, и Ральф замер и затаил дыхание, аккуратно беря её на прицел, он выстрелил в тот же миг, когда граната остановилась на мягком ворсе паласа, и удар пули с визгом вышвырнул гранату обратно в подьёзд, там гулко рвануло, кто-то медленно и угасающе закричал, и клубы белого дыма вплыли в прихожую, потихоньку раcсеиваясь на ходу.
- Ну вот. - сказал Ральф. - Есть пара секунд передышки, так что уходим спокойно и без суеты. Ты, Абзый, возьмёшь Раю. Я вас пока тут прикрою, а потом уйду вслед за вами. - При этих словах Ральф на миг отвёл взгляд и тут же снова взглянул на Абзыя, гордо и прямо.
Абзые молчал и несколько мгновений смотрел Ральфу в глаза.
- Где твой меч-то? - наконец спросил он. - Ты же всегда говорил, что против нечистой силы холодное железо лучше, чем пистолетная пуля.
- Старость. - коротко объяснил Ральф. - Меч стал слишком тяжёл для меня. К тому же это не демоны, а обычные братки, они меня давно доставали, всё требовали отдать им аждаху, и откуда, на хрен, узнали?, потому-то я и отдал аждаху Рае, она тебе расскажет остальное, а теперь бери её и сваливай, и... Абзый, девочка подготовлена, хоть и не до конца, я с ней занимался...
Массивная тень мелькнула в прихожей, и Ральф выстрелил, и голова тени раскололась на бегу, и Ральф тут же выстрелил куда-то за неё, и в дыму на миг стало видно, как пуля отшвырнула назад ещё одного, потом в проём бросились сразу несколько человек один за другим, и Ральф вскинул вторую руку, вновь начиная беглый парный огонь.
- Всё! Время вышло. - коротко крикнул он, вновь перезаряжая пистолеты. - Уходите.
Абзый, пригибаясь, и удерживая в обратном хвате меч, проскользнул через балконную дверь, увлекая за собой Раю, и уже на балконе он вновь услышал грохочущие автоматные очереди и уже знакомые отрывистые хлопки ральфовых пистолетов, и это означало, что у него ещё есть время сосредоточиться - Ральф его прикроет, пока хватит пуль и сил, и Абзый начал взбираться на балконное ограждение. Он выпрямился в полный рост, уже когда стоял на узком ребре решётки, вкруговую - по-птичьи - обхватив его когтями, успевшими появиться на ногах, и медленно перевёл взгляд вниз - под ним расстилалась полупрозрачная белёсая дымка, слегка скрывающая Уфу, и люди в этой дымке с такой высоты казались далёкими и недоступными, как крохотные изгибы каналов на Марсе, которые Абзый видел почему-то только в телескоп - всё было как-то недосуг там побывать, всегда здесь, в Уфе, находились дела поважнее... как сейчас. Абзый перевёл взгляд в небо и начал напрягать мыщцы спины. Интересно, завершилась ли трансформация?, он в горячке спора с этим старым пердуном и его слюнявой малолеткой совсем забыл это проверить, если не завершилась - будет тяжело. Он сутулился плечами и отставил острые углы лопаток на спине так, что они отчётливо проступили сквозь кожу, и начал напрягать спину всё сильней и сильней... и его спина заныла знакомой тягучей болью, когда крылья стали раскрываться, растягивая и деформируя плоть, и затем заныли уже грудные мышцы от усилия, с которым Абзый полностью распахнул крылья и мягким нежным движением прикоснулся стальными перьями к упругому телу воздуха, и он в очередной, мирриадный, наверное, раз, подивился тому, насколько крылья ангела огромны - они превышали размеры его тела раза в два, если не больше, и он в очередной раз подумал, что в этом нет ничего удивительного - чтобы удерживать в воздухе человеческое тело необходима очень большая рабочая плоскость. Он ещё раз слегка повёл крыльями в воздухе, с наслаждением ощущая знакомое тепло воздушного океана, и взглянул в огромные глаза Раи.
- Я не буду, я... нет...нет...нет! - торопливо и сбивчиво, предвосхищая его слова, заговорила она, и Абзый холодно поднял руку, останавливая её речь.
- Во имя Аллаха, всемилостивого и милосердного. - жёстко сказал он. - Где аждаха?
Рая дёрнулась и торопливо вытащила из сумочки древний, как сам мир, фотоаппарат "Зенит". Абзый кивнул.
- Бисмилла-хи-рахман-и-рахим. - вновь начал он. - Давай, девочка, если эти козлы захватят аждаху, человечеству конец. Во имя Аллаха, давай, Рая, ты теперь ведунья, твоё детство кончилось пять секунд назад, ты теперь на настоящей, взрослой войне с сатаной, давай, девочка, ВРЕМЯ ПРИШЛО. - И он протянул к ней руку с балконного ограждения вниз.
Рая с белым заострившимся лицом начала взбираться на решётку, осторожно цепляясь за его руку, она оказалась неожиданно тяжёленькой, несмотря на худобу и детскую угловатость, и, втаскивая её к себе, Абзый пару раз взмахнул крыльями, удерживая равновесие.
- Вот так. - спокойно сказал он. Теперь они стояли на узком ребре ограждения вплотную лицом к лицу, и голубовато-желтая бездна, отделяющая их от города, лежала внизу прозрачной вуалью. - Не смотри вниз, сумочку перекинь через шею, чтобы она не могла соскользнуть... так... теперь следует обхватить меня руками за шею и ногами за талию, ноги у меня за спиной следует сцепить замком... не бойся, девочка, я выдержу. - Он постарался придать голосу уверенность, которой не испытывал, слишком давно он не летал, и ещё дольше не носил на себе людей, и стар он стал, чёрт возьми, ладно хоть трансформация уже полностью завершилась, он это почувствовал, когда раскрывал крылья за спиной, так что теперь ему не нужно ни еды, ни питья...
В квартире вновь загрохотали выстрелы, и Абзый понял, что им пора.
- А как же Ральф? - растерянно спросила Рая, когда Абзый уже начал наклоняться вперёд, максимально растягивая плоскость крыльев, и от этого вопроса тонкая злая боль в левой стороне его груди усилилась.
- Ральфа больше нет. - негромко ответил он. - Он сам нам это только что сказал. Жаль, что толком не смогли попрощаться. - И она тихонько заплакала, прижимаясь лицом к его груди, когда он мягко лёг на крыло, "замком" удерживая её под собой руками, и его грудные и спинные мышцы затрещали от огромного усилия, пытаясь удержать в воздухе сразу двоих, и огромный серый город в бездне под ними качнулся и потом слегка наклонился, когда левое крыло, не выдерживая страшной нагрузки, на миг сократилось, уменьшив плоскость, и Абзый напряг все силы, возвращая его в полный размах, и снова выправил полёт, и по этому эпизоду он понял, что не сможет полететь с таким грузом на себе, слишком уж он дряхл и слабосилен, и поэтому он, даже не пытаясь взмахнуть крыльями, начал осторожно планировать по очень длинной пологой прямой, упрямо удерживая их сдвоенный вес на тугом и гладком полотне воздуха, и Рая всё так же тихонько и неостановимо плакала, не глядя вниз, и от её слёз рубашка намокла у Абзыя на груди, теперь в этом месте стало прохладно, и от этого боль, заливающая его сердце, отступила на один миг, и дала ему передышку, позволившую успеть повернуть плоскости крыльев навстречу воздушному потоку и перемахнуть через острый шпиль на Советской площади, и когда они вновь начали приближаться к земле, перед внутренним взором Абзыя возник Ральф, каким он его узнал сорок лет назад, ещё не старый и всегда с мечом за спиной, и Абзый вспомнил одновременно каждый миг их сорокалетней дружбы и их короткие драки с нечистью, постоянно пытающейся вырваться из нор, и ему захотелось встать где-нибудь в безлюдном месте лицом к равнодушной замшелой стене и тоже тихонько и долго плакать, по-стариковски вытирая кончиками пальцев слезы с дряблых морщинистых щёк...
...Ральф уже вставил в рукоятки пистолетов последние обоймы, когда они снова рванулись внутрь, и он слегка встряхнул плечами, вновь вытягивая руки вперёд и вновь начиная поочерёдно нажимать на спусковые крючки. Страшная сила, летящая из его стволов, отбрасывала нападающих назад и в стороны и оставляла за каждым отлетающим телом кровавый капельный след, и Ральф всё давил и давил на спусковые крючки, привычно удерживая пистолеты, дергающиеся отдачами назад, и новые и новые безмозглые хари снова и снова раскалывались перед ним, словно дерьмовые дешёвые сатанинские вазы, разбрасывая свои гнилые мозги и кусочки коротко подстриженных черепов по стенам и потолку, но они всё лезли и лезли из подъездной мглы, словно из ада, похожие на обезумевших крыс, гасящих собственными телами легкий степной пожар, и когда оба затвора щёлкнули одновременно, и затворные рамы вылетели назад, обнажив тонкие и жалкие онемевшие стальные стволы, Ральф понял, что теперь всё кончилось лично для него, а это означало, что ему теперь нечего бояться и нечего терять, а это в свою очередь значило, что пришло время показать этим выродкам, что есть они и кто есть он, и он сунул правую руку в карман и мягко и аккуратно потянул большим пальцем за кольцо, с интересом изучая на самом себе основополагающие постулаты экзистенциализма - и он даже процитировал вслух довольно громко, с пристальным вниманием глядя в опустевший на мгновение дверной проём: "Я был наедине с собой. Сам всё сделал. Сам себя осудил. И сам могу дать себе отпущение грехов. Я - человек".
- Это Сартр, уроды, учитесь, Жан-Поль Сартр, основоположник экзистенциализма двадцатого века. - успел он с приятной светской улыбкой объяснить вновь рванувшимся в квартиру очередным оболдуям за мгновение до того, как что-то словно ломом ударило его в грудь, и он почувствовал, как это что-то вылетело из его спины, вырвав оттуда кусок костей и мяса вместе с кожей почти одновременно с тем, как он ударился словно ставшей полой - и от этого жутко прохладной - спиной в стену и начал по ней сползать, оставляя на обоях густой кровавый след.
Они с безумной торопливостью проскочили мимо него на балкон, стуча по полу дурацкими огромными моднейшими башмаками, и Ральф подумал, вынимая из кармана руку в зажатой в ней гранатой, в которой уже не было кольца, что он никогда не понимал эту топорную современную моду, он раскрыл руку, отпуская рычаг, и некоторое время держал гранату у уха, с интересом слушая какое-то потрескивание и пощёлкивание в её заживших своей собственной жизнью холодных металлических недрах, и третья секунда как раз истекала, когда с балкона многоголосо заорали: "На хрен!!! Ушли!!! вон они!!! Вован, мочи!!! Попадёшь!!! Давай!!!", и в этот момент Ральф просунул руку в балконную дверь и осторожно, чтобы она не упала с балкона, положил гранату в самое средоточие чужих грязных ног, и медленно уходила и уплывала ещё одна огромная, бесконечная и бездонная секунда, и он даже успел подумать, что граната не фурычит, прежде чем теплый и нежный свет обнял его целиком, поднимая к небу сквозь голубую прохладу летнего дня...
...Взрыв позади, далёкий и еле слышный, чуть не оглушил Абзыя, и какая-то чёрная волна ударила его в сердце, оставив там ледяную расширяющуюся боль, ему захотелось надрывно закричать и заплакать в голос, запрокинув лицо вверх и царапая и разрывая себе щеки уже окончательно сформировавшимися пронзительно острыми когтями с синеватым отливом на лезвиях и остриях, горячее жжение возникло у него в глазах, и он лишь огромным усилием воли остановил уже хлынувшие было слёзы в последней отчаянной попытке сохранить остатки сил и удержаться в воздухе - он не мог сейчас тратить силы на потоки слёз, с ним была Рая, а у неё была аждаха, и Абзый лишь тонко застонал от мучительной боли, раздирающей внутренности где-то всё там же, в левой стороне груди, потом боль словно вспыхнула пламенем, расширяясь по всей грудной клетке, и тонкие ледяные струи рванулись от сердца по сосудам во все стороны его тела, последовательно замораживая и парализуя члены - вот эти струи невыносимого холода уже достигли крыльев, и Абзый в последнем усилии бешено забил крылами, с нежным и мелодичным стальным звуком роняя бритвенно острые перья на пыльный асфальт далеко внизу и из последних сил удерживая чугунное тело в трясущихся руках, руки вспотели от боли и страшного усилия, и тело Раи скользило в мокрых ладонях, и теперь лишь она сама удерживалась на нём, плотно обнимая руками и ногами его бьющееся в надрывных конвульсиях тело, они уже почти падали, и скорость падения начала увеличиваться, и Абзый всё бил и бил крыльями, слыша, как трещат разрывающиеся связки и беззвучно лопаются сосуды в глубине мышц, и ощущая, как чёрные туман беспамятства заливает его всё сильней и сильней, грозя поглотить сознание, и он, сморщив и исказив безумным напряжением стариковское, изрытое глубокими складками лицо, всё бил и бил крыльями, всё стараясь остановить падение, он все рвался и рвался вверх, подальше от всё приближающейся и приближающейся с огромной скоростью массивной и бугристой груди мостовой, вот ему удалось слегка замедлить скорость падения, вот она опять увеличилась, и Абзый напряг последние остатки сознания и сил. Он с хрипом втянул в себя воздух и, начиная его выдыхать, закричал в небо безумным душераздирающим криком, заколотив крыльями, уже вздымающими пыль и мусор с жутко близкого и как будто чёрного асфальта, и эта пыль ударила его в лицо, запорошив глаза и налипая тяжёлым неровным слоем на его потную кожу, и он всё бил и бил крыльями, уже начавшими взвизгивать, задевая стальными кончиками асфальт.
И всё-таки они ударились о мостовую достаточно сильно, и Абзый в последний момент успел повернуться боком, отведя крыло за спину и принял удар на плечо, чтобы не ушибить девочку, от мгновенной вспышки боли чёрный туман на миг погасил сознание, и сквозь этот чёрный туман он глухо, словно сквозь ватное одеяло, услышал визг тормозов и почувствовал, как Рая энергично зашевелилась, вырываясь из его рук, он напряг зрение, превозмогая боль, и сквозь рассеивающийся туман разглядел Раю - она стояла боком к нему на одном колене, и в руке у неё был пистолет чёрного матового металла, настолько громадный, что выглядел чуть ли не больше, чем она сама, она с видимым усилием поднимала ствол, напрягая обе руки, и ещё через миг пистолет в её руках дёрнулся с короткой вспышкой и оглушающим громом, и кто-то в стороне хрипло заорал:
- А-а-а-а-а-, тварь!!! Живьём суку!!! Да брось Толяна на хрен, он сдох, сучка его мочканула!!!
"Сучка-мочканула" - устало подумал Абзый, с мучительным напряжением пытаясь встать, - "ка-а-акой каламбур!", в это момент пистолет Раи дёрнулся и громыхнул два раза подряд, и тут же вокруг Абзыя коротко рвануло воздухом и затем обдало жаром и лишь после этого в уши ударил звук взрыва, с такой силой, что ему показалось, у него раскололась голова, и кто-то наподалёку отчаянно закричал криком невыносимой боли, и Рая кинулась к Абзыю и вцепилась острыми тонкими пальцами ему в плечи, пытаясь поднять с земли. Абзый застонал, вставая на ноги, и чёрный туман боли и вновь подступающего беспамятства вновь тяжёлыми мягкими комьями заклубился у него в голове, Рая проскочила к нему, уже почти вставшему, под правую руку и с коротким криком выпрямила своё хрупкое детское тело, выталкивая Абзыя вверх плечом, и тяжело и сипло задышала, начав волочить на себе куда-то в сторону, и пистолет в её обхватившей его за талию руке неприятно и болезненно давил ему в бок, и именно в этот миг вновь завизжали на асфальте автомобильные покрышки, Рая судорожно дёрнулась, пытаясь развернуться в ту сторону и уже поднимая оружие, но Абзый был слишком тяжёл для неё, а мгновенно сбросить его на землю, как мешок с картошкой, она то ли не смогла, то ли не захотела, и кто-то вспрыгнул на них, опрокидывая вниз, и Рая, уже падая и пытаясь при этом повернуться, чтобы в свою очередь принять удар на себя и не дать ушибиться Абзыю, успела уткнуть ствол пистолета в чужое потное тело, на сей раз выстрел, заглушённый плотью, был еле слышен, и братка со страшной силой отшвырнуло от них назад, но уже кто-то ещё навалился на них сверху, и чьи-то руки начали выкручивать пистолет из руки девочки, ублюдок почувствовал слабую и хрупкую детскую кость под тонкой белой кожей и от этого ощущения на какой-то миг потерял осторожность, и Рая успела вновь повернуть ствол вверх и выстрелить ему в подбородок, его мозг плоским веером разлетелся вокруг, вызвав в Абзые мгновенный приступ тошноты, но тут ещё кто-то ухватил Раю за запястье, и она застонала, пытаясь удержать пистолет в руке, и, не прекращая стонать, яростно вцепилась зубами в чей-то удушливый бок, заслонивший перед ними обоими уже весь мир, и затем оружие, наконец, вырвали из её руки, и в следующий миг множество рук подняли её, оторвав от Абзыя и вызвав в его теле мгновенное ощущение холода, и куда-то понесли, и затем вновь завизжали покрышки, срывая джип с места...
Абзый лежал на мостовой, измазанный пылью и чужой кровью, и пытался отдышаться, по крохотной капле проталкивая в лёгкие кислород - каждая попытка вдохнуть поглубже пронзала острой болью его бок, и он подумал, что у него, наверное, сломаны рёбра, сердце же кричало и кричало растущей тяжёлой болью всё время, уже не останавливаясь. Он несколько мгновений часто и мелко дышал, собираясь с силами, и затем с натужливым хрипом начал переворачиваться лицом вниз, конвульсивно вздрагивая крыльями в пыли, словно издыхающая безголовая курица. Потом он ещё несколько мгновений лежал, упираясь мокрым лбом в мостовую и дыша всё глубже и всё тяжелей и пытаясь осмотреться вокруг. Обзор его был ограничен низкой позицией на земле, и в пределах видимости вокруг не было никого, если не считать пылающего джипа и парочки мертвецов. Никого не было. Ни Раи, ни врагов. Улица перед бывшим обкомом комсомола была пустынной, словно в компьютерной игре, и ужас и отчаяние сжали ледяной рукой его сердце, и боль, всё это время пульсирующая и расширяющаяся в нём, усилилась немножко ещё. "Господи!!!" - подумал Абзый и тяжело упёрся руками в земли, подтягивая правое колено к груди. Он выпрыгнул вверх, оттолкнувшись от асфальта одновременно руками и ногами, и сразу что есть силы ударил крыльями по воздуху, преодолевая гравитацию, боль от этого внезапного безумного усилия была страшной - настолько, что Абзый опять чуть не отключился, и он вновь закричал тонким птичьим криком, вновь отчаянно замолотив крыльями, вздымая ветер и пыль и упрямо поднимая пылающее болью тело всё выше и выше меж тополей.
Он уже был над крышами, когда благословенный восходящий поток воздуха, словно Божий дар, мягко и нежно улёгся тёплым телом под его крылья, поднимая к небу, и Абзый, наконец-то, смог отдышаться, до предела раскрыв крылья и растопырив, словно пальцы, крупные перья на концах, как это делают при парении степные орлы. Он парил, поднимаясь кругами всё выше и выше, осматривая окрестности и молясь, чтобы бандиты не успели исчезнуть из поля зрения, спрятавшись где-нибудь в арке или под навесом - в принципе, вряд ли, подумал Абзый, ведь если они его бросили, не убив, значит, не усматривали в нём никакой опасности, неважно почему - посчитав ли мёртвым, или слишком дряхлым и потому не представляющим для них никакой угрозы, или... может... они просто не увидели его, как это иногда бывает, когда трансформация уже завершилась - не каждому и не всегда дано увидеть карающего ангела, и с этой мыслью Абзый машинально и привычно поправил за спиной меч, хмда-а-а, подумал он, отдирая от пальцев липкую паутину, давненько его святое оружие не покидало тёмную кладовку, и это было замечательно, это означало, что злые силы всё это время оставались прятаться во мгле, как было бы прекрасно, если бы карающему ангелу вообще никогда не приходилось бы браться за меч и, пройдя трансформацию из обычного человека в себя самого, раскрывать за спиной боевые крылья из светлого, тонкого, мелодичного и абсолютно несокрушимого металла с обжигающей, невообразимой, лазерной остротой гибких перьев, вот сейчас мягко шевелящихся в полёте, ловя каждое мельчайшее шевеление воздуха, мда-а-а-а, вот и кончилась тихая стариковская жизнь, а жаль... он увидел несколько удаляющихся по загородной дороге машин именно в миг, когда думал и об этом и сожалел, - машины неслись с огромной скоростью, и Абзый легко разглядел благодаря своему резко обострившемуся после трансформации зрению тёмные и неподвижные, словно солдатики в детских игрушечных автомобилях, фигурки внутри, и он мгновенно просчитал расстояние до врагов, их скорость и собственный скоростной потенциал, и теперь уже словесно сформулировал то, что душе его было ясно с самого начала - не догнать. Он всего лишь ангел, а не реактивный самолёт, и ему так просто не догнать этих козлов - а непростой способ, единственный, который ему оставался, трудоёмок и опасен, и, на хрен, посмотри правде в глаза, старый хер, подумал Абзый, уже решившись и почувствовав от этого лёгкий смертельный холодок в глубине груди, посмотри в глаза правде - тебе уже не выжить после такого экстрима.
Ему снова стало больно, когда он вновь заработал крыльями, поднимаясь в бесконечную высоту, но боль уже словно размягчилась и улеглась в его теле, уютно свернувшись огромной змеёй, и став частью его плоти, так что теперь подъём дался ему легче - он лишь напряжённо стиснул зубы и задышал с частым и тяжёлым тонким свистом, временами срывающимся в стон. Он был уже на уровне облаков, когда небольшая колонна одинаковых джипов стала сворачивать на ублюдочную самарскую трассу и резко увеличила скорость, вспугивая ослепляющим прожекторным светом фар крохотные автомобильчики с крайней левой полосы, и Абзый подумал, что ему следует поспешить, если он всё-таки хочет догнать их хотя бы так.
Он перевернулся в воздухе вниз головой одним резким движением и сразу сложил крылья вдоль туловища, вытянув меченосные кончики к ступням и угловато топорщась сгибами возле самой головы, и он на миг застыл посреди неба, отчего стал похож на висящую вверх ногами громадную летучую мышь, но это впечатление тут же исчезло, когда он коротко взмахнул теперь уже стрельчатыми, как у ласточек и стрижей, крыльями, бросая тело в вертикальный стремительный полёт к земле, словно атакующий ястреб, и рёв вспарываемого воздуха взорвался в его ушах, когда его вытянутое тело стало с огромной скоростью пробуравливать атмосферную плоть, разрываемый воздух всё ревел и ревел, сотрясая его барабанные перепонки, все стремительней и сильнее, по всё увеличивающейся частоте, всё утончаясь и всё обостряясь, становясь всё более режущим, уже почти переходя в высокий невыносимый визг, и визг уже стал ноющим, едва не вызвавшим у Абзыя зубную боль к тому моменту, когда крохотные призрачные дома и деревья внизу, летевшие ему навстречу, выросли и набухли, наливаясь несокрушимой тяжёлой плотью и уже почти окружили его своими массивными телами, и Абзый расправил крылья, ложась на косую плоскость воздуха и переходя в бреющий полёт, рёв воздуха ужался и умягчился, чуть подутих, и перешёл в полушелест-полусвист, протекающий вдоль его щёк, развевая совершенно белые седые волосы, оттягивая их назад с такой силой, что слегка заколола кожа головы, острые вершины деревьев мгновенно промелькнули под ним на расстоянии вытянутой руки, резко блеснули крыши домов и тут же остались позади, жаркая вонь города ударила его в правую щёку, принесённая случайным порывом ветра, монумент дружбы пролетел мимо, едва не зацепив гранёным шпилем его за правое крыло, и тут же ослепляющим отражением солнца заполыхала под ним серая лента Агидели, Абзый молнией проскользнул наискосок над лесомассивом, вновь сверкнула лента реки, на сей раз поуже, и вот опять заблестели под ним крыши Дёмского района, и уже буквально через миг под ним выросла, расширилась и с огромной скоростью заструилась назад тёмная полоса самарского тракта, и почти сразу же в полуметре от Абзыя возник замыкающий джип в арьергарде колонны - Абзый мгновенно пролетел над колонной к головному джипу и упал на его крышу сразу руками и ногами, с лёту вогнав узкие синие когти в металлическую обшивку кузова с такой лёгкостью, как будто это был брезент. Времени для того, чтобы прицелиться и приземлиться на цель мягко и легко уже не оставалось, поэтому он спикировал на крышу на полной скорости, и от удара вновь по всему телу волной прокатилась боль, он на миг замер, пытаясь с ней совладать, и затем приподнялся на коленях и локте левой руки и правой с сокрушительной силой ударил в лобовое стекло. Стекло с шорохом разлетелось мелким стеклянным крошевом, тут же вдавленным внутрь встречным напором воздуха, и джип заюлил по гладкому полотну, уже заваливаясь на бок, и затем вновь стал выправлять движение, из салона нервно и вразнобой ударила вверх прямо сквозь крышу неприцельная автоматная очередь, и тогда Абзый подтянулся поближе к проёму на месте выбитого стекла и, резко всунув в салон руку, всадил когти в грудь водителю на всю глубину и согнул пальцы, в кровавом горячем нутре заводя когти за грудину, он одним рывком выдернул его из-за баранки наружу, словно тряпичную куклу, и как куклу же его мгновенно снесло ветром назад под колёса следующего джипа, и джип под Абзыем начал вновь заваливаться на бок уже окончательно, и Абзый вспорхнул с его крыши, когда тот уже стал переворачиваться, и в полёте с визгом выхватил из ножен меч.
Он сбавил скорость и лёг на левое крыло, разворачиваясь в воздухе к тому месту, где с человеческими воплями и писком покрышек тормозили и шли юзом машины, сталкиваясь боками и задницами, и, прицелившись, быстро и точно спланировал на капот, уже в полёте приподняв рукоять меча к правому уху и направляя клинок по косой линии вниз, он всадил его прямо сквозь тонированное лобовое стекло в неясный силуэт в салоне, и тут же снова сорвался с капота в воздух и разрубил сверху череп самого шустрого из братков, выскочившего наружу первым, и браток неуверенным движением поднял руки в голове, пытаясь подхватить и вновь соединить две её падающие на плечи половинки, Абзый метнулся сверху между двумя джипами вниз, остренько вытянув назад крылья, и на всей скорости снёс голову огромной тени, уже поднимавшей автомат, и тут же, не целясь, ударил мечом в противоположную сторону, с мягким и еле слышным хрустом прорубив следующему бок, тут возник справа ещё один гавнюк, и Абзый качнулся в воздухе, слегка потеряв равновесие, когда дернул к нему правое крыло, пытаясь дотянуться до шеи лезвием крайнего пера, и перо совершенно бесшумно чиркнуло по горлу, оставив тонкий красный разрез, и тут же разрез распахнулся, открывая огромную бездонную рану и оттуда настоящим водопадом ударила пенистая алая кровь, и тогда с тонким мелодичным свистом пролетела над Абзыем первая порция пуль, и в следующий миг воздух вокруг наполнился свинцовым ливнем, каким-то странным противоестественным ливнем, летящим косо снизу вверх в грохоте автоматных очередей, он в последний миг успел заметить двух здоровенных ублюдков, удерживающих перед собой Раю, словно живой щит, и мягко выдохнул, сосредотачиваясь для последнего замаха - промахнуться было нельзя, и он не промахнулся - он метнул меч в того из ублюдков, что был покрупнее, прямо сквозь ливень горячих свинцовых пуль, и почти тут же что-то одновременно ударило его в крыло и в бок, и уже падая на асфальтовое полотно и глядя в глаза ублюдку, которому его меч влетел тяжёлым сверкающим клинком точно под левый сосок, куда Абзый и целился, он почувствовал, как мягко хрустнули его рёбра, пропуская ещё одну пулю в грудь.
Он падал, заваливаясь на раненое крыло, и судорожно и бесполезно молотя оставшимся в целости крылом по воздуху, и чувствовал, как куски горячего металла живут у него в теле, распространяя вокруг себя могильный холод, затем он ударился об асфальт лицом и остался лежать, тяжело дыша и с каждым выдохом сбрызгивая с тонких бледных губ мелкие красные капли в гладкую гудроновую плоскость. Он подумал, что нужно бы регенерироваться, но потом подумал, что лучше потратить остатки сил на победу в бою - теперь у него не оставалось энергетических резервов на оба усилия, теперь приходилось выбирать - регенерация и поражение, или победа и смерть. Господи, как же я стар, подумал Абзый и начал приподниматься на локтях. Он уже не пытался выбрать между двумя возможностями - выбора, вообще-то говоря, не было - ведь Аллах прислал его на землю не для того, чтобы он любой ценой старался выжить, а для того, чтобы он любой ценой преграждал нечисти путь, и теперь он вышел на последний рубеж, и его земной срок кончался именно таким образом, в бою, как всегда мечталось, ещё когда он был ребёнком. Он приподнимался на локтях и кашлял прямо перед собой, и тяжёлый поток тёмной крови заливал его подбородок и крупными каплями падал вниз. Он уже поднял голову и взглянул в стоящих перед ним бандитов, когда прозвучал короткий приказ. В него ударили из всех автоматов одновременно, и он забился под ударами пуль, вырывающих из его тела и разбрасывающих по асфальту кусочки тела и костей, - огонь прекратился, лишь когда опустели рожки у всех, и они опустили автоматы, глядя на неподвижное истерзанное тело перед собой с раскинутыми в стороны крыльями цвета остывающего свинца.
- Вот ссссука!!! - ошеломлённо начал тот, что держал Раю, и она ударила его именно в этот миг - она качнулась вперёд, натягивая в струнку корпус в его руках и клоня голову книзу, и тут же резко распрямилась, со страшной силой ударив его затылком в лицо, и тут же мгновенно подпрыгнула и всей тяжестью всадила специально заточенную по настоянию Ральфа шпильку правой туфли в его ступню, и опёрлась на на эту шпильку всем весом, когда рывком согнула левую ногу в колене, вонзив специально установленную в пятке опять же по настоянию Ральфа шпору-стилет прямо бандиту в мошонку - он ещё не успел закричать, когда она вырвалась из его рук и зигзагами бросилась убегать через кювет, удерживая футляр с аждахой на груди - уроды, они так и не догадались, что аждаха в фотоаппарате.
Они уже кинулись за ней вдогон, когда убитый ангел странно лёгким движением, словно поднятый ветром чудовищной силы, встал на ноги и загородил им путь. Он несколько мгновений стоял перед остолбеневшими бандитами, глядя на них мёртвыми пустыми глазами и роняя с тела вязкие куски уже полусвернувшейся крови, и затем будничным ненавязчивым движением вытянул к ним руку, раскрывая перед их лицами ладонь, и кто-то истерично заорал: "Мочи-и-и-и-и!!!", когда ладонь вдруг вспыхнула нестерпимым, ослепляющим белым светом и из неё выросла молния, узкая, словно клинок меча, и расходящаяся острыми ответвлениями в сторону каждого из братков, и они успели поднять автоматы за мгновение до того, как молния с коротким и сухим электрическим треском ударила сразу во всех, и они все одновременно взорвались и разлетелись в клубы мелкой коричневатой жидкости, оросившей всю площадку, где только что шёл бой, и уже не услышали прокатившегося после этого оглушающего грома, как это и положено после того, как молния вспорола воздух...
Рая стояла посреди поля, прижимая сумочку к груди, и смотрела, как ангел стоит на трассе, сохраняя ту особенную стылую неподвижность, какая свойственна только мертвецам, и какую никогда не удавалось подделать человеку, он стоял посреди безлюдного мира один, и его грязные окровавленные крылья безвольно свисали с его спины и плеч, утопая нижними концами в дорожной пыли, затем лёгкое сияние наполнило его силуэт, и он чуть всколыхнулся, как летний березовый лист от прикосновения тёплого мягкого воздуха, и начал в подниматься к небу, переворачиваясь лицом вверх, словно всплывая из стоячей воды, и крылья тоже распластались на одном уровне с его облегчённо легшим на этот мерцающий свет телом, и ослепительно засверкали стальными перьями, отбрасывая яркие блики на чёрный асфальт, и она побежала обратно, вдруг с мучительной страстью захотев прикоснуться к нему в последний раз, но к тому времени, когда она достигла этого места, он уже был довольно высоко, и даже линии его тела словно исказились в пылающем мареве, обнимающим его, словно вечный покой, и она в отчаянии крикнула вверх, не ожидая услышать ответа:
- Почему ты сразу не бил молнией?
И он вдруг ответил прямо в её голове живым человеческим голосом, который вдруг почему-то стал молодым:
- Молнией не швыряются по пустякам, девочка, она - только для случаев, когда ты исчерпал всё другое.
- Может, у тебя остались родственники? - устало спросила Рая теперь уже нормальным голосом, не крича и зная, что он всё равно её услышит. - Кому сообщить?
И он уже был высоко-высоко, в бездонном золотисто-голубом пространстве и казался маленьким, как чайка, парящая над морем, когда в её голове вновь прозвучал ответ:
- У меня никого нет, Рая. Я - подкидыш. У меня никого нет, кроме Него, а Он уже знает.